Топильня

После поступления в аспирантуру,  меня сразу отправили в колхоз со студентами.  Это была обычная в то время практика,  студентов первых  трех курсов отправляли на месяц в колхозы  помогать собирать урожай (что было логично, поскольку многое из выращенного пропадало на полях).  Студентам такая "практика" также шла на пользу. Они лучше знакомились друг с другом, узнавали "кто есть кто", да и просто весело проводили время.  Но в институте  преподаватели, конечно,  пытались откреститься правдами и неправдами.  Со студентами  как правило выезжали  молодые преподаватели, а  тут  я как раз подвернулся.

Но в том году (1973), отправку в колхоз почему-то задержали ровно на месяц, и вместо сентября, я поехал со студентами уже в середине октября.

Нас отправляли на сборку хмеля,  довольно-таки  далеко от города, километров за 250,  почти на границу с Белоруссией.  Жить надо было в деревне Топильня, рядом с которой находились плантации хмеля...
Студентов было около 100 человек (три группы), и нас, преподавателей,  человек 6, по два человека на группу.  Преподавателей  поселили вместе в одном доме, студентов  расселили по разным домам.
Первое время работа шла хорошо, рядом с полем лес, полный грибов, погода благоприятствовала, и все шло нормально.  Неприятности начались через  неделю.
Погода ухудшилась, начались дожди и холод.  Помыться в деревне негде.  Холодная вода из колодцев, никакой бани.   Особенно страдали от этого девушки, конечно.

Но еще более серьезные проблемы начались с  аллергией на хмель.  Как я потом узнал, хмель опрыскивали какими-то ядохимикатами, и контакт с хмелем  вызывал воспаление рук. У многих началось расстройство желудка, т.к. столовая  находилась в поле.  В этом положении  студенты (и преподаватели) оказались беспомощны, никакой медицинской  помощи, никакой специальной одежды.

Постепенно среди студентов начался ропот.  Многие заболевали также от элементарной простуды.  Отправить заболевших в Киев не было возможности, т.к. нам не предоставляли транспорт.  Закончилось тем, что студенты объявили забастовку и отказались выходить на работу. Забастовочный комитет возглавили несколько студентов, среди них один парень (я забыл его имя, к сожалению),  девушка которого  также заболела.

Отказ студентов выходить на работу было чрезвычайным  происшествием, ничего подобного раньше в студенческой практике не было.
В то время,  с преподавателями посылали одного из «политруков», обычно от кафедр обществоведения или марксизма-ленинизма, дабы поддерживать «боевой дух» и следить за моралью студентов.  На этот раз с нами был некто Попович, с кафедры обществоведения.  После объявления забастовки, он  начал проводить репрессии в отношении студентов.  Преподаватели оставались нейтральными до последнего момента.  Под угрозой выявления зачинщиков и отчисления из института, он собирал оставшихся студентов, строил их и отчитывал  последними словами. Он же обязал студентов выпускать "боевой листок" с коммунистической риторикой,  в котором, обличал, тех, кто не выходит на работу. 

И тут я впервые столкнулся с самоорганизацией студентов.  И важно отметить, что это не были комсомольские вожаки.  Это была небольшая группа,  лидером которой, как я уже говорил, был один студент, выступавший в защиту своей и всех остальных девушек.  Группа пред’явила «политруку» и преподавателям ультиматум.
Он включал в себя несколько пунктов.  Среди которых главными были,

1) Отправить больных в город
2) Отправить девушек в город
3) Предоставить возможность студентам съездить домой помыться.

В противном случае, студенты отказывались выходить на работу.
Разумеется я и еще парочку преподавателей были на стороне студентов.    "Политрук" почувствовал, что за «срыв сельскохозяйственных работ» ему грозят серьезные взыскания со стороны парткома. Поэтому всю ответственность за забастовку он решил переложить на преподавателей.  В его донесении в партийный комитет и  деканат преподаватели выступали как подстрекатели, меня лично он обвинял в том, что я со студентами слушал Голос Америки. (У меня был с собой  транзисторный приемник).

Работы пришлось приостановить, и нас всех вскоре отвезли домой.  Потом началось самое интересное.  Бесконечные партийные проверки, вплоть до обкома.  Я, к счастью, не был в партии, и меня не могли сильно прижать, хотя преподаватели рисковали быть уволенными. Но  спасло нас одно обстоятельство.  Еще в деревне,  мы написали «политруку» объяснение, почему мы не настаиваем на продолжении работ и поддерживаем студентов.  Дело в том, что их вывозили на поле на грузовиках, без специально оборудованных бортов. Это запрещено  правилами дорожного движения.   Эта бумага нас спасла от увольнения.

История  закончилась  довольно неожиданно.   Как я уже говорил, я впервые столкнулся с солидарностью студентов.  Впоследствии,  когда Попович входил в аудиторию, студенты начинали топать ногами,  и он вылетал мгновенно из аудитории.  Ему не давали читать лекции на всем факультете.  После годичного разбирательства, оказалось, что он вообще не имеет  права читать лекции, поскольку у него нет соответствующего диплома.   Его  уволили.  Заодно отчислили и студента, организовавшего забастовку (что было маленькой подлостью деканата).

Я ушел сам из института через несколько лет, после непрекращающихся доносов.