Государственный займ

   Небольшой кухонный стол был покрыт цветной клеенкой, она то и скрывала от посторонних глаз выдвижной ящичек. В нем лежала школьная тетрадь в клеточку, огрызок карандаша, кожаное портмоне с мелкими деньгами на ежедневные расходы и перевязанные ленточкой бумаги. Основные сбережения были тщательно замотаны в носовой платок и спрятаны за иконой, висящей в углу. Так себе тайник, но Николай-чудотворец в плане оберега вызывал доверие.


   Дедушка доставал из портмоне три рубля, брал вязаную сетку и уходил в магазин за продуктами. Бабуля этой привилегии была лишена. То ли дедушке нравился сам ритуал похода в магазин с обязательными разговорами о правильности жизни с местными мужичками. То ли не верил в бабушкину покупку самого необходимого – свежего хлеба к ужину. Накупит конфет да халвы, а копейка она ведь рубль бережет!


    Но каждую субботу, в базарный день, дедушка выдавал жене определенную сумму денег, и счастливая бабушка, подхватив плетеную корзинку, шла на рынок. Там покупался творог, сметана к борщу, наливалось домашнее молоко в бидончик, а если был канун праздника, то в корзинку попадало мясо или курица.


   К походу на рынок бабушка тщательно готовилась: долго расчесывала перед зеркалом длинные черные волосы, заплетала тугую косу и укладывала вокруг головы . Если было лето, со шкафа доставалось нарядное крепдешиновое платье и туфли на небольшом устойчивом каблуке.
 
   Стеклянные бусы, переливающиеся ярким перламутром на солнце, предмет моего тайного желания, извлекались из деревянной шкатулки.
В холодные дни, бабуля надевала платье из джерси, плюшевое полупальто, на голову набрасывала пуховый платок. Гордостью бабушки были и новые коричневые боты, красовавшиеся на ногах.


   По приходу с рынка, бабушка начинала суетиться на кухне. Жарились сырники, кипятилось молоко, варился бульон. Дедушка сидел за столом и улыбался, глядя на мое перепачканное в сметане лицо, и подшучивал над быстро исчезающими сырниками.

   Перед праздниками бабушка варила из свиных ножек холодец, ставила тесто на пироги. В семье большой популярностью и любовью пользовались пирожки с калиной и маковый рулет. Дрожжевое тесто подходило в большой глиняной макитре, накрытое чистым полотенцем. Разжигалась печь, сложенная руками деда, перетирался в ступке мак.


   Меня посылали в летнюю кухню за калиной, красные гроздья которой бережно замотанные в марлю, висели на подвесных крючках. За мукой и сахаром для пирогов, бабуля ходила в небольшую кладовую, которую все называли чуланом.
Разделенный на две части, чулан представлял собой продуктовую сокровищницу с одной стороны, с другой - крутую лестницу, ведущую на чердак.


   Я часто забиралась по ней наверх, попадая под крышу. Ходить нужно было осторожно, ступая на деревянные балки - пол под ногами был обыкновенной мазанкой, соломой, смешанной с глиной. Под потолком висели сухие травы: череда, ромашка, календула.

   В углу стояла огромная кастрюля с переложенными бумагой тарелками, служившими хозяевам всего пару раз – на свадьбах дочерей. Там же лежал старый протекающий самовар и брошенные пыльные газеты, перевязанные шпагатом. Было еще много разных мелочей, привлекающих мое детское внимание. Помню, как бабушка, не заметив моего исчезновения, закрыла дверь в каморку на ключ, и я осталась сидеть под крышей до ее прихода. Не испугалась и не скучала, обнаружив старые школьные книги своей сестры.


   На полках чулана, главного хранилища дома, прижимаясь, друг к другу, стояли банки с вареньем и компотом, янтарным подсолнечным маслом. Рядом лежали коробки спичек, пачки и связка свеч. На полу, в большом фанерном ящике, обклеенном спичечными этикетками, хранилась мука. Ящик с мукой подпирал мешок с сахаром. Запасы постоянно пополнялись, и в магазин дедушка ходил за свежим хлебом и папиросами.


   Как то, гуляя по центральной улице нашего района с подружками, я увидела дедулю с такими же, как и он стариками. Они жарко обсуждали какую-то интересную тему, прерывающуюся дедушкиными словами: « …Минуточку!» И я поняла, что покупка хлеба и папирос была только предлогом для похода в магазин, все это купить могла и я, или мама, главной же целью похода за продуктами было общение.


   Однажды, засобиравшись после обеда в магазин, дедушка достал из выдвижного ящичка перевязанную ленточкой пачку бумаг. Взяв одну из них, он направился к двери.
- Дедуля, а деньги? - спросила я. Дедушка внимательно посмотрел на меня и ответил, что это и есть деньги, только в бумагах. Что когда-то давно он дал государству деньги в долг, и что по тем временам отданных денег хватило бы на покупку мебельного гарнитура из карельской березы, а сейчас, обменяв одну из бумажек на купюру в 3 рубля, можно купить не так уж и много. Во всяком случае, не мебельный гарнитур!
   

   Затем прозвучала фраза, запомнившаяся мне на всю жизнь: "Никогда, внученька, не играй с государством в такие игры!" Я не знала, где мой дед видел гарнитур из карельской березки, не совсем понимала, в какие игры мне не надо играть, но в правоту деда поверила сразу. Только спустя время сейчас я смогла предположить, о чем тогда говорил мой мудрый дед.


   В разные годы выпускались облигации государственного займа. Цели у них были разные - на помощь фронту, на восстановление и развитие народного хозяйства.

   Люди покупали и свято верили, что с их помощью смогут в будущем жить в достатке, многие добровольно подписывались на оказание помощи государству.
 С 1946 по 1957 г.г. было выпущено 5 тиражей 20-летних облигаций. Все они имели принудительный характер, хотя официально утверждалось обратное.

   О том, хорошо или плохо поступало государство, не выплачивая полностью свои долги гражданам, которым оно навязывало мусорные облигации, вопрос до сих пор спорный.

   Вот и ходил мой дедушка менять очередную облигацию государственного займа на хлеб, сливочное масло и папиросы, а красивая мебель из карельской березы так и осталась в его мечтах.
***