Грустная какая-то любовь получилась

Года два назад я готовил для нашего журнала статью о новых сейсмометрических установках, которые были разработаны и проходили апробацию в геодезической службе. Там я и познакомился с Игорем и Юлей. Игорь был постарше, завсектором и кандидатом наук, но работал уже над докторской, а Юля, кажется, числилась ведущим специалистом. Собственно, с нею мы были знакомы давно, со времён выпуска НГУ одного года. Познакомились мы ещё на студенческих танцульках в 6-й общаге на Пирогова, и одно время я сох по ней, но она ещё на третьем курсе вышла замуж за крутого Эдика. Сначала молодожёнам выделили комнату в общежитии, а как только они оба пришли в геодезическую службу, тут же дали льготную однокомнатную квартиру на Шлюзах.  Юля закончила в своё время аспирантуру, как и положено, сдала кандидатский минимум, но рождение ребёнка помешало ей вовремя защититься, и поэтому она несколько подзастряла на промежуточном этапе, хотя в геодезии её ценили и называли светлой головой, и совсем не потому, что она была настоящей блондинкой. Теперь, когда Эдика и след простыл, Игорь не то в шутку, не то всерьёз называл её женщиной приятной во всех отношениях.

А крутой Эдик несколько лет назад уехал поработать и подзаработать в Новую Зеландию, обещал вернуться в Академгородок с «трёшкой» (трёхкомнатной квартирой) в кармане. У нас здесь, в Академгородке, всегда так: у кого жемчуг мелок, а у кого-то похлёбка жидка, кто в трёхэтажном коттедже на Мальцева  обитает и на комаров жалуется, а для кого-то и в общаге рай. Если при прежней власти у кандидата, допустим, наук был ещё шанс на приличноё жильё, то нынче надо его не просто заработать, что в Академгородке проблематично и не в каждом институте возможно, а привезти из-за рубежа, где, к счастью, наших специалистов ещё по-прежнему ценили и за работу платили неплохо; настолько неплохо, что бывали случаи, когда некоторые геологи возвращались домой миллионерами. Ну, юля Эдика с лёгким сердцем и отпустила, хотя сын Лёшка был ещё совсем спиногрыз, и её диссертация снова откладывалась на неопределённый срок. Ну, да бог с ней, думала она, не в чинах для женщины счастье. А Эдик как уехал, так и с концами, уже по почте развод оформляли. Подруга Светка по этому поводу проскрипела-пошутила, что, мол, какой-то людоедке он там на зубок попался. В Новой Зеландии хорошо, там круглый год тепло, в одном плащике всю жизнь можно проходить, и не о шубе, ни о зимних сапогах не надо заботиться. И Наташа, судя по всему, надолго осталась с сыном в однокомнатной  на Шлюзах.

А Игорь к тому времени тоже холостяком снова стал. И причина тому была, как многие считали, смешная: его Люба, из органической химии, была активной, если так можно выразиться,  прихожанкой храма на Терешковой и почитательницей гения академика Павлова. И когда разразилась спровоцированная известным письмом 10 нынешних академиков дискуссия о якобы клерикализации школы (и чего старики испугались?), и Игорь, тоже активист, но с другой стороны, выступил со статьёй в их поддержку в «Поиске», Люба собрала вещички, подхватила  сынишку и уехала к родителям-биологам в Пущино. Конечно, там к небесам ближе, грустно шутил, оставшись один, Игорь. Причины распада семьи,  скорее всего, были глубже, но так уж звёзды сошлись, что поклонница Павлова выступила против поклонника мракобеса, по-нынешнему, Маркса.

Все знали, конечно, что Игорь и Юля давно регулярно встречаются, что дело шло к созданию новой семьи, и одобряли это.

Но тут (вот вечно так, не даёт судьба людям счастья!) на горизонте появилась Лера. То есть она и раньше была, и года три назад её притащила из Томска в Академгородок сама Юля. Валерия (полное имя Леры) когда-то вместе с нею окончила Томский университет, правда, другой факультет, Лера была историком, и что-то у неё там жизнь никак не налаживалась. Хомо советикус превалирует в Томске, зло шутила она, у вас, в Новосибирске к Европе поближе! Но это для непосвящённых, на самом же деле нигде, пожалуй, так не нянчились, к примеру, со стариками, как здесь, в Академгородке. Я знаю немало случаев, когда в институтах для социальной поддержки стариков одну ставку делили на четырёх или даже восемь ветеранов науки, и они этому были чрезвычайно рады сразу по нескольким причинам, но это разговор отдельный. И вот оказавшись в Академгородке, Лера, заметно повзрослев и что-то сообразив, стала действовать очень продуманно и целеустремлённо. Юле объясняла: в Томске изначально не в ту струю попала, а знаешь как трудно из этой самой предопределённости выбраться! И тут она стала действовать наверняка: во-первых, каждый год с археологической экспедицией отправлялась куда-нибудь подальше, но у археологов ей тоже сначала не очень везло, -- народ там собрался преимущественно женатый и непьющий, за этим зорко следила жена академика Скрябина, тоже известный археолог. И вот на третье лето она напросилась в экспедицию к геодезистам, мотивируя это смертной тоской у «гробокопателей» и предложив Игорю одну интересную идейку использования геодезической аппаратуры в гуманитарных целях. Народ мало соображал, что здесь туфта, а что действительно новое и полезное, но Лера не прогадала, чутьё у неё было как у змеи: добрый и отзывчивый на «художественное творчество» Игорь запал на неё. К тому же она сконцентрировала (умеют же люди!) все свои скромные познания в относительно новой для неё археологии и тиснула осенью обзорную статейку о междисциплинарных изысканиях геодезистов и археологов, а на зимней научной сессии Сибирского отделения уже выступила с небольшим сообщением в прениях по докладу самого академика Скрябина, и пошёл у неё фарт, каких ещё поискать надо.

Юля только удивлялась подруге: вот даёт – чуть ли ни содокладчик у самого Скрябина! Но и отдавала ей должное: работать Лера, если возникала конкретная цель, умела. И не только работать, про себя думали многие, но такова уж действительность! Доклад Скрябину писала четверть наличного состава института, а выступить с дополнительным сообщением по докладу он поручил именно Лере. Она очень эффектно смотрелась на любой трибуне, и академики не сомневались, что будущее  российской науки выглядит именно так. К весне, не поднимая головы, она уже защитила кандидатскую; окрылённая, ждала утверждения в Москве, и однажды, откровенничая с подругой, сказала ей: если я что-то решу, то обязательно добьюсь!  Юля на это только поёжилась.

Весной Лера уже организовала самостоятельную группу археологов для экспедиции на Алтай и добилась включения в неё трёх геодезистов с аппаратурой для прощупывания микросейсмикой курганов. Игорь был в их числе, потому что Лера убедила его в перспективности совместной работы.

Тут-то вот Юля и начала беспокоиться. Если в прежние лета Игорь, уезжая в экспедиции, не терял связи с ней, звонил при первой же возможности либо из какой-нибудь попутной конторы, либо по мобильнику, если связь позволяла, то в наступившем полевом сезоне он явно чрезмерно увлекался работой, а может быть, и не только работой. Сердце оставленной на полигоне под Новосибирском Юли ныло. И её мало радовало даже безмерное счастье подраставшего Лешки, которому в этом сезоне позволено было жить на лоне природы вместе с матерью.   

Впрочем, два раза за лето они всё же с Игорем встретились. Однажды он приезжал на уазике за недостающей аппаратурой и заскочил на полигон, другой раз – за продуктами, и они тоже увиделись. Расставаясь утром, она заметила, что Игорь выглядит усталым и похудевшим. Ты как? Да, знаешь, всё нормально, но что-то замотался я; зря, наверное, прежнюю тему бросил. Ничего не зря, мне Лерка говорила, что немцы на следующий сезон грант хороший дадут! Наверное, дадут, но чувствую я, что все мы будем работать на Скрябина и немцев. У них свои цели – геополитика, а геодезия там прикладное. Ну да ладно, что тут  загадывать, дело сделано, посмотрим… 

По окончании полевого сезона Юля Игоря уже еле узнала, так изменился он: весь зарос черной бородой, исхудал уже совершенно, и она испуганно всплакнула после их встречи в институте. Тебе надо обязательно на обследование в ЦКБ, сказала она. Чувствую сам, ответил он, вот бабки за сезон вчерне подобью и лягу.   

Но лечь пришлось раньше, чем он «подбил бабки». Уже через несколько дней ему стало плохо прямо на работе, и пришлось вызвать «скорую». На другой день Юля пришла к нему в больницу, а там уже сидит Лерка и говорит ей: ты знаешь, Юля, у него кровь очень плохая, ему нужен особый стол и буквально через каждые полчаса давать чего-нибудь по глоточку. Но ты не беспокойся, иди к Лёшке домой, а я останусь и всё сделаю как надо! И всё то она правильно организовала и предусмотрела, даже новый трикотажик на ней так сидел, что мужчинам её щипать хотелось.

Юля волоком потащила домой ноги, никогда ей не было так тяжело. И назавтра, и послезавтра, и когда Игоря перевели уже в онкологию, и стало ясно, что саркома молниеносно сжирает его, Лера ловко от всех забот отстранила Юлю и дневала и ночевала у постели больного.

Юлю уже не трясло, как прежде, она почти безучастно наблюдала этот последний странный роман Игоря со своей прежней подругой. Машинально таскала на работу ноги, почти безучастно отвела счастливого Лёшку в первый класс. Только когда однажды Лера при встрече доверительным голосом сказала ей, что как ей, Лере, кажется, она сумела сделать эти последние дни Игоря счастливыми, Юля тихо сказала – да? Я очень рада за тебя. А Лерка её ещё упрекнула: ну как ты можешь, Юль, ещё думать о чём-то в такие дни! И пошла Юля домой с твёрдым намерением больше ни с Леркой, ни с Игорем не видеться.

Но пришлось, события развивались стремительно. Через несколько дней ей снова позвонила Лера и, рыдая, сказала, что никто не хочет (сволочи! коммунисты недорезанные!) быть свидетелем на церемонии бракосочетания прямо в больнице: они с Игорем женятся, брак, правда, ты можешь не волноваться, как бы фиктивный, ну ты сама понимаешь, это нужно для того, чтобы мне квартиру Игорь мог завещать, а я половину стоимости её обещала его сыну отдать. Хотя они там, в Пущине, неплохо устроились, но полтора миллиона рано или поздно парню пригодятся.

Юля согласилась, раз Игорю так надо, то чего уж… К тому же у самой у неё не то что полутора миллионов не было, но и пятнадцати тысяч свободных. Эх, Игорь-Игорь… А Лерка поразила её ещё раз: церемония бракосочетания была организована по полной программе и даже сверх того, со священником. Как это воинствующий вчерашний атеист сегодня согласился на венчание, похожее на отпевание, знала только его новая жена. Игорь уже ни стоять, ни сидеть не мог, батюшка не стал церемониться с венцами и свечками, прочёл молитвы, перекрестил, Лера поцеловала Игоря. Выпили шампанского. Священник ушёл. Вошли дама из загса и дама-нотариус, оформили регистрацию, потом сразу завещание. Всё чётко, по-деловому, по-научному, горько подумала про себя Юля.

Вечером ей позвонила Светка: и тебе ничегошеньки не жаль? И квартира на Морском этой б-ди достанется? Да разве в квартире дело, вяло возразила Юля. А в чём? Ох, оставь меня…

Когда Игорь умер, неизвестно почему Лера организовала -- видимо, всё-таки для пущей важности – кремацию у чёрта на куличках в Новосибирске. Лера изображала безутешную вдову, но сама аж светилась от примитивной радости, счастье не спрячешь, оно распирало её изнутри, и всем было противно. Я едва не рассмеялся, когда вдова, рыдая, в последний раз кинулась на пластмассовый гроб, прежде чем он исчез в адском чреве крематория.

Я был на своей машине и пригласил с собой ехать обратно Наташу. Она странно глянула на меня и села. Мы возвращались домой по Гусинке, и я предложил Наташе: давай не поедем на общий обед, а зайдём здесь, в городе, в одно кафе, я знаю. Наташа кивнула. С некоторых пор я чувствовал, что во мне кроме меня самого кто-то сидит. Сидит и ведёт со мной непрерывный диалог. Вот и сейчас он мне сказал: куй железо, пока горячо, ты ещё даже ни разу не женился, а у тебя хорошая квартира на Ильича от родителей осталась! Я возражал: ну как же так, она ж ещё и башмаков не то что не износила, но даже не сняла, в которых за гробом шла! А внутренний голос настаивал: вспомни не Гамлета, а Ричарда III, женщины странные существа только на первый взгляд, они лучше нас понимают, что такое любовь. А любовь это не вздохи на скамейке, а спаренные бабочки весной на лугу, стрекозы на болоте, рыбки в пруду. Грубо! Зато правда! Ну и что же мне делать? А ты всё правильно задумал, только не сознаёшься себе: вези её в кафе, потом домой. Прямо сегодня? Именно сегодня, когда она как восковая свеча, чуть пригрей и наклонится туда, куда нужно...

Всё произошло так, как подсказал мне внутренний голос. А ты сможешь подождать, пока я по-настоящему полюблю тебя? -- спросила потом Наташа. Я буду ждать хоть вечность! – ответил я совершенно искренне, но немного с грустью.