Глава 39. Когда ты ранен в самое сердце

          Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2017/10/30/1019


          «Влюблённый волк – уже не хищник,
          Но дикий зверь, есть дикий зверь.
          Он сам, желая приручиться,
          Хотел стать ласковей, добрей.
          Уткнувшись мордой ей в колени,
          Хотел он только, чтоб всегда
          Его за ухом, по загривку
          Ласкала девичья рука.
          Хотел, безумец, нежной ласки,
          А после рядом с ней уснуть
          И чувствовать её дыханье,
          И пальцы тонкие лизнуть.
          Недолго волчье счастье длилось...».


          Саунд: Two Steps From Hell – Dreams Imaginations.


          Фенрир вернулся в покои принца, обуреваемый тяжёлыми мыслями и нехорошими предчувствиями. Осознав, наконец, что коронацию ему сорвать не удастся, он смирился с неизбежным, полностью потеряв интерес к этому помпезному мероприятию. Памятуя о  предупреждении Фроде, волк попытался привести себя в порядок. Проигнорировав, в очередной раз, водные процедуры, решив, что нет причин маскировать свой собственный запах, Фенрир пальцами пригладил отросшие непослушные волосы и достал из гардеробной парадные доспехи Локи. Обилие застежек, ремней, пуговиц и прочих атрибутов привели его в состояние замешательства и крайнего раздражения. Приглушенно рыча и угрожая при первом же удобном случае изгрызть ненавистный костюм в хлам, с грехом пополам волчонок переоделся, нацепил на голову тяжеленный рогатый шлем и в самом мрачном расположении духа направился в тронный зал, пышно украшенный к торжеству и сиявший во всём блеске своего великолепия.

          До начала коронации оставалось больше часа, и чтобы скоротать время, Фенрир решил посетить пиршественную залу, расположенную по соседству, где между уже накрытыми столами торопливо сновали слуги с подносами. В животе волка предательски заурчало от голода. Отобрав у пробегавшего мимо прислужника миску с аппетитным на вид месивом, он пристроился в укромном углу и стал задумчиво жевать, но тут же бросил это занятие, сплюнув и скривившись – месиво оказалось сладкой тыквенной кашей. Отобрав у другого разносчика ковш с хмельным мёдом, Фенрир сделал большой глоток, чтобы запить послевкусие, но тут же поперхнулся и закашлялся – напиток был очень крепким. Окончательно расстроившись и распугав слуг, предусмотрительно вжимавшихся в стены при виде мрачного принца, волк вышел на широкую открытую террасу, расположенную с южной стороны замка, всю уставленную горшками с фруктовыми деревьями и плодоносящими кустарниками. От нечего делать Фенрир стал мерить террасу шагами, расхаживая туда-сюда, считая со скуки, сколько шагов от одного края до другого, а также, попутно, втихаря обкусывая помидоры. На десятой помидорине этот процесс ему надоел, и Фенрир, повесив голову и ворча самому себе под нос, вернулся в тронный зал, который к тому времени уже был почти до краёв заполнен.

          Сквозь витражные стекла высоких окон лился яркий солнечный свет. С потолка спускались тяжёлые полотнища знамён, украшенные позолотой и кистями, на стенах были развешены щиты с изображениями гербов. Позолоченные колонны с резным узором из переплетающихся лент, выстроились по центру зала, словно часовые. Многочисленные гости в ярких праздничных одеждах, а также главы разных миров спешили засвидетельствовать законное восхождение на трон старшего сына Одина и заключить новый вселенский договор с молодым правителем. Асы, ваны, альвы, цверги – пёстрой толпой сливались в целое море, благо огромное пространство тронного чертога могло вместить несколько тысяч приглашённых. Гости образовали живой коридор, по которому вскоре должен был проследовать наследник престола.

          Один уже восседал на своём троне. Рядом с ним стояла его прекрасная царица Фригг. В две пары глаз они удивлённо уставились на взлохмаченного, небрежно одетого сына со следами засохшего томатного сока под носом. Оно и понятно: младший принц всегда славился своей педантичной аккуратностью. Объясняться с ближайшими родственниками Локи у Фенрира не было ни времени, ни желания, поэтому он просто поджал губы, вскинул брови, округлил глаза и с бесшабашным видом развел руками, мол, «здравствуйте, дорогие родители, а вот и я». Один нахмурился и отвернулся, а Фригг, послав сыну одну из самых своих кротких улыбок, незаметно щёлкнула пальцами, возвращая сыну приличный чистый облик. Она справедливо подозревала, что причиной небрежного внешнего вида и внутреннего раздрая, в котором пребывал её младший сын, является предстоящая коронация брата и следующая за ней помолвка.
 
          Царица была, пожалуй, единственным существом во дворце, к которому Фенрир испытывал тёплые чувства. Своей грацией, нравом и удивительной красотой нравилась она волчонку. В ауре Фригг не было таких ярких, агрессивных цветов, как у большинства асов. Она вся светилась мягким розовым светом. Фенрир с удовольствием вдохнул легкий, сладковато-терпкий, волнующий аромат, исходивший от царицы, и послал ей одну из самых своих зубастых и обаятельных улыбок, чем снова поверг Фригг в состояние легкого недоумения.


          Заняв место Локи на ступенях неподалеку от его матери, волчонок с деланным равнодушием принялся рассматривать многоголосую пёструю толпу, заполнившую огромный зал. Но это спокойствие было обманчивым. Его яростно мутило от окружающей обстановки. Зверь внутри него насторожённо прислушивался к своему инстинкту, буквально кричащему об опасности. Глаза Фенрира с расширенными зрачками казались огромными и почти чёрными, а взгляд, исполненный мучительной тревоги, устремился поверх голов присутствующих в глубину Валаскьяльва, на тысячу шагов вперед, туда, где в тайной библиотеке происходило что-то очень важное для фамильяра, гораздо важнее коронации пустоголового громилы Тора. Фенрир буквально всем нутром чувствовал – над его принцем сгущается тьма, и сейчас Локи, как никогда раньше, нуждается в нём. Но вместо того чтобы со всех ног бежать на помощь, он вынужден стоять здесь, изнемогая от беспокойства. Эта беспомощность внушала волчонку почти священный ужас.

          Фенрир вздернул подбородок и расправил плечи, мысленно приказав мозгу расслабиться. Он заставлял себя терпеть. Но как надолго хватит сил, не знал, хотя понимал: нужно было быть полным идиотом, чтобы взять и уйти сейчас, в разгар торжества. Его внезапный уход наверняка будет расценен, как оскорбление всех присутствующих и вызовет новый взрыв негодования и недовольства младшим принцем, окончательно испортив его репутацию в глазах асов и многочисленных гостей.

          Трижды затрубили герольды, и глашатай объявил о прибытии ванской делегации. Массивные двери, инкрустированные золотом, широко распахнулись, впуская гордо ступающего Фрейра со свитой. Подойдя к подножию трона, владыка Ванахейма остановился у нижних ступеней и поклонился Всеотцу просто, как равному. На шаг позади него, произнеся слова вежливого приветствия, в глубоком почтительном поклоне склонились Гердт, Сигюн и остальные придворные ваны.

          – Приветствую тебя, Фрейр, мой старый друг! Надеюсь, путешествие было лёгким и не слишком утомительным? – преувеличенно радушно произнёс Один.

          – Благодарю тебя, Всеотец, моя семья привыкла к морским путешествиям, – в тон царю высокопарно ответил Фрейр, – погода благоприятствовала нам, море было спокойным, и благословенный попутный ветер наполнял паруса Скидбладнира от берегов Ванахейма до самого Асгарда.

          – Прекрасная Гердт, принцесса Сигюн, рад видеть вас в добром здравии, – улыбнулся Один женщинам. – Своим присутствием вы озарили этот чертог. Ваша блистательная красота – настоящее украшение нашего праздника.

          После положенных этикетом словесных реверансов, все немного расслабились. Ванская делегация заняла почетное место слева у подножия трона. Один продолжал лучезарно улыбаться, в то время как Фрейр держал себя с ледяной вежливостью и смотрел холодно и свысока. Многие века ван знал всех этих людей лишь врагами, с которыми снова и снова, после кратких передышек, сходились в битвах его сородичи. Врагами, которые держали заложником его отца Ньорда*, якобы в знак мира. Но даже младенец в Ванахейме знал, что случись в мире ванов бунт, голова Ньорда первой покатится с плеч. Фрейр не любил Одина. Не любил Асгард и гордых, чванливых асов, никого в Девяти Мирах не считавших равными себе. Однако же, несмотря на это, решился отдать единственную дочь тому, кого почитал своим врагом и соперником. Он возлагал большие надежды на этот брак и на Сигюн, которая, став царицей Асгарда, смогла бы, наконец, освободить Ньорда и его семью от унизительного положения заложников и вернуть роду ванов ту власть, что принадлежала им по праву первородства*, потому как старше ванов в Девяти Мирах были только звёзды. Фрейр был уверен, что как только отгремит свадебный бал, он приложит все усилия к тому, чтобы с помощью дочери и её не слишком умного и недальновидного супруга укрепить положение Ванахейма в Девяти Мирах, вернув ему былую славу и величие.


          Саунд: Two Steps From Hell – Lux Aeterna.   


          Когда внезапно раздался громкий звук труб герольдов, призывавший к вниманию, Фенрир вздрогнул от неожиданности и перевёл взгляд на группу богато одетых вельмож, входящих сквозь тяжелые створки золотых дверей тронного зала. Волчонок с любопытством рассматривал гостей из неведомого ему мира. Внешне они мало отличались от тех же асов, разве что были смуглее, да волосы большинства вельмож и придворных дам были тёмными и кудрявыми. Подхваченные драгоценными обручами, они свободно спадали им на плечи. Одежда ванахеймцев была не похожа на ту, что носили асы. Она была легче, живописнее и отличалась простотой и мягкой изысканностью. В то время как асы отдавали предпочтение тяжелому бархату и парче, гости были одеты в шёлковые и кружевные одежды, дополненные красивыми поясами. Камзолы мужчин были расшиты шнурами и украшены искусной вышивкой, а женщины в свободных, развевающихся ярких платьях напоминали стайку экзотических птиц. Даже доспехи ванахеймской стражи поражали своим изяществом и легкостью – они были изготовлены из прочной кожи и украшены затейливыми серебряными узорами, выдававших их эльфийское происхождение. Фенрир подумал, что в таких доспехах сражаться гораздо удобнее: они не будут сковывать движения, в отличие от тяжелой асгардской брони и массивных шлёмов, делающих движения тяжёлыми и неуклюжими.

          Делегацию ванов возглавлял высокий, статный мужчина в нарядном камзоле, с величественной осанкой, достойной короля. Однако всё внимание присутствующих было приковано к двум ослепительно красивым дамам, следовавшим в шаге позади ванского правителя. Фенрир невольно восхитился нездешней царственной красотой старшей из них – золотисто-белокурые волосы, затянутые в тугой узел, из которого не выбивалось ни прядки; колдовские синие глаза; тонкие черты лица; чувственный, волнующий рот и величавая стать буквально приковывали к себе взгляды всех присутствующих мужчин и вызывали зависть женщин. Фенрир почувствовал силу, скрывающуюся под этой горделивой красотой. Аура царицы Ванахейма так сияла и переливалась всеми оттенками синего, холодного, ледяного света, что Фенрир невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то чуть было не задохнулся от накатившей на него волны неведомых ранее ощущений – перед ним склонилась в глубоком реверансе самая красивая из когда-либо виденных им девушек.

          Она была, словно только начавший распускаться бутон, светившийся изнутри мягким, золотистым сиянием. Миниатюрная, в отличие от своей матери, девушка казалась воздушным видением. Её вьющиеся волосы цвета осеннего золота, настолько пышные, что их не могла удержать даже замысловатая прическа, мягким каскадом струились до пояса. Лицо сияло юной красотой. Приподнятые к вискам глаза отливали глубоким синим цветом, и Фенрир тут же утонул в их лазурной глубине. Он не мог отвести взгляд от её тонких рук, изящных запястий, длинных пальцев, что поддерживали сейчас шлейф бледно-золотистого платья, шёлковыми струями очерчивавшего контуры идеального тела; с мягкого изгиба длинной шеи, под бледной кожей которой пульсировала голубая жилка, похожая на тонкую трещинку на чистом мраморе. Девушка произнесла приветствие голосом, от которого у Фенрира в груди словно солнечная птица расправила крылья – это был самый чудесный голос из тех, что довелось услышать волчонку за его короткую жизнь. С первого звука он затронул внутри него какую-то невидимую струну, воскресив в памяти забытые воспоминания, заставив сердце биться часто и тревожно. Это был удивительный голос, нежный и глубокий, вызывающий безотчётное желание слышать его вновь и вновь.
 
          Фенрир замер в ошеломлении, словно обратившись в статую. Ему вдруг показалось, что ноги его приросли к полу. Чуткие ноздри тонкого носа затрепетали, впитывая незнакомый дурманящий запах, исходящий от девушки. Кровь в его жилах вскипела, словно в неё плеснули расплавленного железа, и понеслась по венам. Сознание разом покинуло голову, оставив после себя лишь радужный полумрак. Глаза расширились, рот приоткрылся. Но вдруг сквозь гул крови в ушах, сквозь грохот собственного сердца он услышал голос Одина, приветствовавшего стоящих перед ним женщин, и осознание того, кем именно является эта юная красавица, острой, шероховатой занозой вонзилось в сердце. Это же была Сигюн – принцесса Ванахейма, невеста Тора и та самая девушка, ради которой Локи, очертя голову, бросился в свою безумную авантюру. Фенрир почувствовал, что ему стало трудно дышать, и он судорожно сглотнул, чтобы смочить пересохшее вдруг горло. Сердце гулко застучало под броней, и чтобы облегчить свои мучения, он рванул ворот костюма так, что ткань затрещала, расходясь по швам. Но в следующую минуту он уже полностью взял себя в руки и склонил голову в учтивом приветствии, глядя на Сигюн сверху вниз, внимательно, остро, сжав руки в кулаки, чтобы унять невольную дрожь.

          *   *   *
 
          Ещё только переступив порог тронного зала, Сигюн издали заметила стоявшего на возвышении, затянутого, по обыкновению, в чёрно-зелёный костюм Локи, который, казалось, был полностью погружён в свои мысли. Взгляд его поверхностно скользил по присутствующим в зале, ни на ком, впрочем, не задерживаясь. На плотно сжатых губах не было и тени улыбки.

          Принцесса шла вдоль выстроившихся рядами асгардийских воинов вслед за своим отцом, чувствуя, как горят её щеки, не ощущая земли под ногами, словно ступая по зыбкой поверхности. Наконец, процессия достигла подножия тронной лестницы. Там Фрейр произнес несколько приветственных слов, и Сигюн, не смея смотреть на Всеотца, поклонилась, сделав глубокий реверанс. Поборов волнение, она, наконец, найдя в себе силы, снизу вверх осторожно взглянула на застывшего на ступенях принца, стараясь разглядеть выражение его лица, и чуть не покачнулась. Локи стоял перед ней недвижимый, замерший немой статуей, смотрел на неё во все глаза и мечтательно улыбался. Улыбкой, от которой у принцессы буквально подкосились ноги. Вне всяких сомнений, это был все тот же Локи, которого она хорошо знала, и в то же время точно бы и не он. Его угольно-чёрные волосы, всегда аккуратно уложенные, отросли и в беспорядке спадали на плечи неопрятными прядями из-под рогатого шлема. Лицо было очень бледным, почти белым, так говорят ещё – мертвенно бледным, словно он много дней не видел света. Но самое главное – его глаза. Они были другими. И дело было не в синих тенях, залегших под ними и придававших принцу какой-то зловещий вид, не в неестественно ярко-зелёном их цвете. Древние и юные одновременно, невероятно глубокие, они смотрели на девушку немигающим взглядом, в котором царил хаос, и полыхало изумрудное сияние, а зрачок стал таким узким, что казался вертикальным. В них было что-то животное, что одновременно и привлекало, и отталкивало. Отчего-то Сигюн захотелось отступить назад. Не то чтобы она испугалась этого нового Локи, но почувствовала себя под его взглядом крайне неуютно.

          – Прекрасная Гердт, принцесса Сигюн, рад видеть вас в добром здравии. Асгард ждал вас!
      
          Стоило прозвучать этим словам, как в то же мгновение лицо принца изменилось. Улыбка потухла, словно туча наползла на солнце. Глаза, минуту назад сиявшие ярче изумрудов, стали тусклыми, потеряв свой блеск, потемнели, став, словно два омута, затянутых болотной тиной – такими же глубокими и беспросветными. Ресницы опустились, добавив тени, и теперь нельзя было ничего разобрать в этих колодцах души. Лицо напряглось и исказилось, словно от боли. Локи сделал шаг назад, посмотрев на девушку с выражением загнанного в угол зверя. Но через секунду, словно сделав над собой усилие, церемонно поклонился, в последний раз странно взглянул на неё и отвёл глаза. Плечи его поникли, как под тягостным грузом.


          Саунд: Two Steps From Hell – Dreams Collide.


          Фрейр задержал долгий взгляд на младшем сыне Одина, и маска отрешённого спокойствия, которую ван старательно сохранял с момента прибытия на Радужный мост, сползла с его лица, судорогой исказив красивые тонкие черты. Рот его презрительно искривился, и мужчина, насторожившись, замер на месте, вглядываясь в лицо застывшего, натянутого, как струна, страшно побледневшего Локи, не сводящего потемневших глаз с его дочери. А затем перевёл взгляд на Сигюн, которая, в свою очередь, смотрела на принца, не отрываясь, нисколько не обращая внимания на окружающих, на снова и снова окликающую её мать.

          Вану очень не понравилось то, что он увидел во взглядах, которыми обменялись Локи и Сигюн. «Похоже, я недооценил мальчишку», – подумал он. Одного этого Фрейру было достаточно, чтобы возненавидеть его всей душой, как никого и никогда прежде.

          *   *   *

          Снова затрубили фанфары, и зал буквально взорвался от приветственных криков и здравиц в честь появившегося в дверях любимца Асгарда, наследника золотого трона – бога грома Тора. Старший сын Одина выбросил вверх руку в приветственном жесте с зажатым в кулаке Мьёльниром, и крики стали ещё громче. Сияя белозубой улыбкой, Тор подошёл к подножию трона и преклонил колено, опираясь на молот.

          Встречая наследника, Один поднялся с трона, величественно оглядел собравшихся гостей единственным глазом, задержав долгий взгляд на склонившемся сыне, и под сводами тронного зала загремел его сильный, могучий голос, обращённый ко всем и к каждому:

          – От начала времён в бесконечности возвышается могучий Иггдрасиль, соединяющий ветвями все Девять Миров, столь разные, столь непохожие друг на друга, но все, как один, горящие блеском неувядающей славы своих народов. Подобно тому, как на ветви Великого Ясеня ложится задача объединения наших миров в единое целое, так и на плечи Правителя Девяти Миров ложится тяжёлое бремя заботы о благополучии и процветании своих подданных как в своём государстве, так и в самых отдалённых, находящихся на самых нижних ветвях Мирового древа. Мир, процветание и справедливость в каждом из них – вот та главенствующая задача, которую ставит Царь в основу своего правления. Долгое время я был вашим правителем, но пришла пора передать эту тяжкую ношу в надёжные руки моего первенца, моего старшего сына Тора.

          Притихший было зал вновь взорвался приветственными криками, в которых нельзя было разобрать отдельных слов, а только единый клич, восславлявший Тора Одинсона. Царь поднял руку, призывая всех к тишине, и, медленно спустившись по ступеням к коленопреклоненному Тору, положив руку ему на плечо, обратился со словами:

          – Клянёшься ли ты, мой сын, править Девятью Мирами справедливо и храбро? Клянёшься ли охранять в них мир и покой, действуя только во благо народов, откинув корыстные амбиции?

          – Клянусь! – взволнованным голосом ответил Тор, с надеждой глядя в глаза отцу.

          – В таком случае, я, Один Всеотец, нарекаю тебя Владыкой...

          Один остановился, не закончив фразу, взгляд его единственного глаза устремился поверх головы сына вглубь зала. Царь словно прислушивался к чему-то, что было ведомо только ему одному.
 
          – Измена! Ледяные великаны в хранилище! – словно гром среди ясного неба, прозвучал грозный голос царя, и Гунгнир с грохотом, от которого задрожали стены, опустился на мраморную ступень.

          В зале повисла напряжённая тишина, длившаяся всего несколько секунд. А затем началась паника. Тор, вскочив на ноги и подхватив свой молот, бросился в хранилище. Фенрир, сперва слегка растерявшийся, сорвал с головы надоевший рогатый шлем, побежал вслед за громовержцем. Следом за сыновьями быстрым шагом, словно скинув с плеч пару тысяч лет, поспешил Один, на ходу отдавая распоряжения страже.

          Испуганная Сигюн прижалась к матери, лицо её резко побледнело, глаза распахнулись, становясь почти бесцветными, стеклянными от ужаса. Глядя, как в толпе гостей быстро растворилась фигура Локи, и не до конца отдавая себе отчет в том, что произошло, она ощутила, как её охватывает страх – осознанный, липкий и, вероятно, небеспричинный.

          – Уходим отсюда. Быстро! – Фрейр подтолкнул обеих женщин вперёд, в сторону бокового выхода для прислуги.


          ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА

       * Ньорд – скандинавский бог моря и ветров, покровитель мореплавателей и рыбаков. После ужасной войны, что долгое время вели асы и ваны, Ньорд вместе со своими детьми, близнецами Фрейей и Фрейром, отправился жить в Асгард в качестве заложников, для сохранения мира между двумя народами.
        «У ванов в жилище
         Рожден и в залог
         Отдан был асам...».
        (Старшая Эдда. Речи Вафтрудниро. Перевод А. Корсуна).

       * По праву первородства – согласно текстам Старшей и Младшей Эдды, ваны старше асов, и в так называемой первой войне они одерживали верх, пока мудрый Один не решился на перемирие (подробнее об этом эпизоде можно узнать из песни «Прорицание Вёльвы», входящей в состав Старшей Эдды).



Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/11/28/1302