Саня

1
“Убилиии”
Голос ввинчивался в уши, скрежетал по нервам, душил, мучил - пронзительный, утробный, какой-то даже нечеловеческий. Не голос - вой.  Кто так может кричать? Откуда у человека силы берутся, чтоб исторгать из себя подобные звуки?
“Убилиии. Аааа, сыночка убилиии... Не-лю-ди”
 Внизу, перед зданием местного ГИБДД собиралась толпа. Поначалу стояли тихо, буднично. Женщина - худая, измученная, в траурном платке, держала в сухих пальцах фотографию сына. Рядом - старухи, парочка мужиков-работяг да кучка пестро одетой молодежи.  Кто-то знал убитого лично, кто-то пришел из любопытства, а кто-то с вполне определенной целью.
“Дайте нам пройти. Дайте поговорить с начальником. Почему до сих пор не посадили...этого?”
Постепенно напряжение нарастало. Начальник, скрежеща зубами, велел разогнать толпу. Приехали экипажи ППС, охрана.
И тогда женщина заголосила. Старухи вторили ей, будто стая больших прожорливых ворон.
В толпе вспыхнула драка.
“Суки продажные, ублюдки! - заорал кто-то. - Жопы друг другу прикрываете, твари! Мрази! Уроды”
Кого-то уволокли в отдел. Бьющуюся в истерике мать забрала скорая.
Через час все стихло.

2
Саня подскочил на кровати - сердце прыгало, тело покрывал ледяной пот. Клацая зубами, выбрался из-под одеяла, с трудом добрел до кухни. Там, натыкаясь в темноте на углы, нашел графин с водой и принялся жадно пить - просто так, из горла. Подавился, закашлялся. Упал на стул. Рука сама потянулась к смартфону - тот лежал на подоконнике, заряжался.
“Погоня ДПС в Нском районе закончилась трагедией...”
“Водитель, не пожелавший выполнить законное требование сотрудников ДПС, был застрелен при задержании...”
“Похороны Виталия Хабарова. Мать: я никогда не прощу”.
Саня отложил смартфон. Уставился в темень за окном. Где-то глухо лаяла собака.
Он знал, что уже не уснет. Что сон не придет к нему ни через час, ни через три, ни через десять. Бесполезно. Он закусил нижнюю губу и затрясся в беззвучном плаче.
Света вышла на кухню. Бледным призраком стояла, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. Позвала:
- Саааш.
Он дернулся. Стул скрипнул.
- Пойдем спать.
- Не могу.
- Ну, хватит.
Саша пристально посмотрел на жену. Она будто никак не хотела понять. Не могла взять в толк. Или ей было наплевать?
- Ты иди, Свет. Иди, ладно? Тебе вставать рано.
- Давай уедем.
- Нет.
- Давай уедем, или я сойду с ума.
- Иди.
- Света ушла. Саня остался. Темнота за окном медленно светлела.

3
Саня помнил.
Сентябрь. Конец смены. Жара. Они с Михалычем преследуют черный “БМВ”. “БМВ” летит по поселку, поднимая столбы пыли. Ее нелепо ведет - вправо, влево. Изумленные погоней поселковые - ах, как они все любят вечером посидеть на лавочках возле домов со всем детским выводком, - таращатся дикими глазами. Кто-то, наверное, снимает на телефон. Пусть снимает.
“Сейчас еще кого-нибудь собьет”, - смутно думает Саня и орет по громкоговорителю, чтобы водитель прекратил движение. Водитель не прекращает.
Воет, надрывается сирена.
Михалыч вызывает экипажи. Они оба знают - стоит “бэхе” уйти за кладбище и нырнуть в дачный массив - все. Водитель “бэхи” это тоже знает и потому жмет, что есть мочи. “Бэха” старая, но служебной “четырнадцатой” легко даст фору, особенно если идти по прямой.
Саня растерянно смотрит на Михалыча.
- Что там, на Фрунзе, никого что ли?
- Уйдет, - сквозь зубы цедит Михалыч. Калач тертый. На службе этой уже пятнадцать лет, без малого. Водит, как бог, район знает, как свои пять пальцев. В передрягах побывал всяких, потому ему веришь. - По колесам стреляй, Саня.
- А... - Саня открывает рот. К такому морально он, конечно, готов. Оружие применять доводилось, еще в Дагестане. Но Дагестан - это другое ведь совсем.
- Стреляй, говорю, - повторяет Михалыч упрямо. - Чего тупишь?
Саня прокашливается. В самом-то деле, что жалеть урода? Что жалеть тварюгу, которая пять минут назад на полном ходу влетела в припаркованную возле торгового центра “Хонду” и тут же уехала, оставив зажатую в ней визжащую от боли беременную девчонку?
Сомнения пропадают. Саня четко говорит, чтобы водитель остановился, в противном случае, он откроет огонь.
“Бэха” прибавляет скорости. 
Хрипло частит рация.
Саня достает табельный, высовывается из окна, дает два предупредительных в воздух. Не  срабатывает. Саня прицеливается. В глаза летит пыль, колет, набивается в ноздри мелким зловредным крошевом. Он стреляет. Один раз - мимо. Второй - вроде по колесу. “Бэха” летит дальше - терять им уже нечего. Тут целый букет статей.
Откуда-то берется злость. Палец жмет на курок, служебная “четырнадцатая” вдруг подпрыгивает на ухабе. “Бэха” резко виляет и врезается в чей-то дощатый забор.
- Все! - орет Михалыч и жмет на тормоз. - Давай, давай, Санек!
Саня выбрасывает тело из распахнутой двери, подлетает в “Бэхе”, открывает дверь со стороны водителя уже готовясь, желая даже, чтобы этот гондон сказал что-нибудь, оказал сопротивление... чтобы в пыль его, лицом, мордой... “Сука же, вот сука... Ух, сука...”
Но водитель не сопротивляется. Он лежит лицом вниз на коленях у второго - пассажира - а тот - молодой пацан лет 18ти, наверное, - распустив губы, смотрит на Саню безумным взглядом и трясет в воздухе окровавленными ладонями.
- М-м-м... - мычит он на одной ноте. - М-м-м...
А у Сани пропадает дыхание. Пропадает зрение. Пропадает все.
 
4
Шоковое состояние. Это Саня слышал по телевизору. Шоковое состояние. Он не знал, что это такое. Думал - можно выпить водки, отоспаться, и все пройдет. Само. Не проходило.
В голове кружилась карусель, губы тряслись, склеивались. Язык не ворочался.
Михалыч отвечал спокойно, внятно, четко. Подробно объяснял, как они начали преследование, повторил их действия - одно за другим. Еще была видеозапись. Показания свидетелей. Много, много всего.
А у Сани звенело в мозгу. “Доследственная проверка”
Погибшему мальчику не было восемнадцати. Он вообще не имел права садиться за руль.
“Саша, ты все сделал правильно. Ты знаешь, кем та девчонка у супермаркета оказалась? Женой судьи Смирнова. Теперь в реанимации, что-то там серьезное”
А у Сани перед глазами стояла другая картина: вот мальчика извлекают из “бэхи”, а у него нет половины лица. Просто нет - и все. Снесло пулей, вышибло глаз, раскрошило скуловую кость. Его товарищ, тот, который сидел рядом на пассажирском сидении, внезапно бледнеет, а потом сгибается в жестоком приступе рвоты.
Саню отправили в отпуск.
Света была счастлива. Сказала - наконец-то. Сказала - поедем к моим родителям, нечего тут сидеть.
Саня хотел задушить ее. А может, повеситься сам. И когда под нажимом губернатора области комитет все-таки возбудил уголовное дело по факту превышения должностных полномочий, ощутил необыкновенное облегчение.

5
В газетах стали появляться какие-то статьи. Интервью с матерью погибшего, с пассажиром. Корявые расследования, историйки, в которых ничего не упоминалось о девушке, получившей тяжелые травмы по вине двух разбушевавшихся пьяных малолеток. Бывшие коллеги, друзья Сани открыто возмущались, звонили ему, поддерживали. “Слушай, не читай ты эту х%ню! Все журналисты - бл%ди продажные. Забей!”
Как-то утром он увидел на асфальте под окном кривую надпись: “Сдохни, тварь!”  На почту и телефон стали приходить сообщения с угрозами.
У Светы случилась истерика.
“Я не могу так больше! Я не могу, слышишь, ты?! Не могу и не хочу!”
Саня безразлично смотрел, как она бегает по комнатам и запихивает в чемодан вещи. Потом ушел на кухню и привычно уставился в окно.
На следующий день он пошел в суд - решался вопрос о мере пресечения. Его адвокат - молодая, неулыбчивая девушка, имени которой он даже не запомнил, - сказала, что дадут домашний арест и то только потому, что дело резонансное. Сане было все равно.
Он вышел на улицу и закурил. К нему подошел судья Смирнов, и Саня поначалу его даже не узнал. Он весь как-то ссутулился, съежился, постарел. В углу рта залегли морщины, на висках явственно выступила седина. Смирнов сжал сигарету зубами и выпустил дым в воздух.
- Слушай, инспектор.
- Бывший.
- Неважно. Ты слушай. Ты правильно себя вел. Если бы ты его не пристрелил, я все равно… сам бы это сделал, ясно?
- Ему было семнадцать всего. Пацан…
- Мой сын новорожденный сейчас в областной больнице. В кювезе. Он весит полтора кило. Жена - в интенсивной терапии. Ей удалили селезенку и левую почку.  Прогнозов никаких не дают. Это сделал пацан. И мог бы сделать еще что-то. Бешеных собак невозможно перевоспитать. Их можно только отстреливать.
Смирнов отшвырнул сигарету и посмотрел Сане в глаза.
- Я тебе помогу. 
- Не надо, - Саня сморщился. Ему хотелось плакать. - Спасибо, но не надо… Я… не хочу так.
И добавил про себя:
“Я сдохнуть хочу”
Но судья Смирнов, кажется, все понял без слов.

6
Саня смотрел на свою ногу, на браслет. Он подумал, что даже после его смерти браслет все равно будет работать, и никто не узнает, что случилось на самом деле. Никто не станет вытаскивать его из петли и делать искусственное дыхание. Никто его не спасет.
И это прекрасно.
Он много раз видел тех, кто решил свести счеты с жизнью при помощи веревки - зрелище было тошнотворное.
Сизое лицо, выпученные глаза, распухший черный язык. И вонь, потому что посмертно сфинктеры расслабляются.
Тогда Саня думал, какие они дураки.
Теперь это его не волновало.
Саня встал на стул и просунул голову в петлю. Сделал глубокий вдох, оттолкнулся и повис. В ушах зазвенело, кровь прилила к голове, закололо руки. Саня захрипел, задергался. Мир погас.

7
Очень сильно саднило горло - первое горькое чувство. Саня открыл глаза и ничего не увидел. Вокруг было темно, где-то мигала лампочка. Он не сразу понял, что находится в больнице. Хотелось плакать, но слез почему-то не было - только щипало глаза и прыгал острый шарик в глотке.
Подошел медбрат, стал говорить что-то; Саня его не слушал, отворачивался, скрипел зубами. Тело стало свинцовым, мозги тоже. Он не помнил, как тут оказался.
На следующий день пришла адвокатесса. Ее лицо ничего не выражало, но в серых глазах застыло что-то похожее на жалость. Саня изо всех оставшихся сил возненавидел ее.
- Вам назначили экспертизу. 
- Какую еще экспертизу? - Саня хрипел, говорить было тяжело. - В психушку меня…да?
- Не переживайте только.
Саня закрыл глаза. Голос адвокатессы зазвучал глухо, невнятно, словно из-за стекла.
- Еще я позвонила вашим родителям. Они скоро приедут.
- А я просил?
- Я подумала - так будет лучше. Вам сейчас нужна поддержка. Близкие люди...
- Уходите отсюда.
Она ушла. Саня вдруг понял, что у него больше нет сил. Что у него больше вообще ничего нет.

8
Описать психушку Саня мог бы смутно. Коридоры, двери, медсестры. Очередь за лекарствами. Зарешеченные окна, осмотр подушек, матрацев. Подъем по расписанию. Завтрак, обед, ужин в небьющейся посуде из какого-то особого сплава. Отбой. Сосед по палате - безобидный псих Левушка. Обычно Левушка вел себя тихо, но внезапно посреди ночи мог вскочить с воплем, мало похожим на человеческий. В такие моменты глаза Левушки стекленели, рот изгибался в дугу, по подбородку лились слюни.
Санитар шепнул Сане, что в детстве Левушку сожитель матери переодевал девочкой. Насиловать - не насиловал, но заставлял выполнять всякие развратные действия, отчего у Левушки поехала крыша. В психушке он частый гость.
Саня думал, что, возможно, и его однажды ждет такое же будущее, но почему-то не испугался. С Саней беседовали врачи,задавали вопросы - много всяких вопросов безо всякого, с его точки зрения, смысла. Про семью, про детство, еще про что-то. Саня покорно отвечал.
“Ну, вы по-прежнему хотите с жизнью так сказать… расстаться?”
“Не знаю. Наверное, хочу. Но вряд ли смогу”, - честно признавался он. 
Сам он ни о чем не спрашивал. Глотал таблетки, читал, что приносили (Михалыч, в основном, иногда адвокатесса. Саню изумляло, что она вообще помнила о его существовании, эта красавица с сумеречным взглядом).
Родители позвонили один раз. Мать, религиозная женщина, тих плакала в трубку. “Что же ты сделал, сынок?”
Отец был более практичен. “Ты держись там. Мы на конец ноября билеты взяли, приедем к тебе. Раньше никак”
Его отпустили домой через месяц. 
У подъезда дежурили люди с камерами. Шел прохладный дождь, и какая-то особенно настырная журналистка визгливо, но безо всякого выражения, выкрикивала в воздух вопросы - один за другим. “Вы раскаиваетесь в том, что сделали? Не хотите у матери прощения попросить? Как вы оцениваете свой поступок?”
Саня протиснулся к подъезду. Провожавшие его полицейские молча открыли перед ним дверь.
Потом Саня снова остался один. Принял таблетки, в каком-то мареве слонялся по пустой квартире. Тупо разглядывал табуретку и кусок веревки, привязанный к крюку от люстры. Обвалившуюся штукатурку. Намертво засохшие следы рвоты на полу. “Надо бы прибраться”, - решил Саня вдруг. От этой мысли ему стало легче, будто ему кто-то что-то пообещал. Скоро следствие подойдет к концу, будет суд. Может, его посадят.
В дверь раздался звонок. Саня вышел в прихожую и долго смотрел на дверь, прежде чем открыть. Открыл. На пороге стояла адвокатесса. Как же ее зовут? Кира, кажется? Это плохо, но он не помнил.
- Как вы?
- Нормально.
Саня посторонился, пропуская ее внутрь. В распахнутое окно влетал ветер. Адвокатесса сняла пальто и вопросительно посмотрела на Саню. Он удивился ее глазам - их печальной прохладной красоте. Сказал с запозданием:
- Лучше на кухню. Не разувайтесь.
Она кивнула.
На кухне Саня пошарил по шкафчикам, нашел заварку. Ему нужно было делать что-то, чтобы не думать о ее глазах. А она говорила - спокойным ровным голосом, объясняла в сотый раз какие-то процессуальные детали, утверждала, что закон на его стороне…
Саня сам не знал, что на него нашло. Развернулся, обхватил Киру за плечи, опять посмотрел в глаза, стал целовать - жадно и как-то безнадежно. Она не сопротивлялась. Позволила раздеть себя, сама расстегнула ему молнию на джинсах. Когда они двигались навстречу друг другу, Саня не мог оторваться от ее дымчатых зрачков. В них было какое-то колдовство - даже больше, чем в стройном теле, больше, чем в распахнутых подпухших губах. Потом, когда все закончилось, Саня растерялся почти до обморока.
- Простите… меня…
Кира пожала плечами и ушла в ванную. Вышла уже одетая. Перед тем как уйти совсем, сказала:
- Больше не повториться.

9
Потом он до безумия боялся, что больше не увидит ее. Похожее на помешательство чувство - страх, вина и слепая, радостная надежда. Но он увидел. И смотрел, смотрел, смотрел. Держался, чтобы не упасть. Не помнил, что там говорил следователь. Не различал перед глазами текста. Расписывался машинально. Кира произносила что-то, не меняя тембра голоса. Ее дымчатые зрачки скользили по Сане, будто не видя, но ему было все равно. “Если бы не ты, я бы уже свихнулся”.
Квалификацию ему изменили.
Кира  объяснила - теперь он обвиняется не в превышении должностных полномочий, повлекших тяжкие последствия, а в причинении смерти по неосторожности.
- Это хорошо?
- Это гораздо лучше.
- Все равно, вину же я признал.
- Скорее всего, в особом порядке рассмотреться не получится. Потерпевшая против. Так что, процесс все равно будет громкий. Дело резонансное. Готовьтесь.
Она говорила ему “вы”, будто они были едва знакомы. Будто она не приносила ему книги в психушку, будто никогда не соединялись их тела. Но Саня все равно улыбнулся ей.
- Я понимаю. Я готов.
Он думал о ней, лежа ночью с открытыми глазами в холодной постели и глядя в потолок. Он давно не пил никаких таблеток, потому что уже не чувствовал в них необходимости.
 “Я буду жить, я буду жить”.
Саня подумал, что тогда Кира подарила ему жизнь. И это было странно.

10
Суд прошел как-то на удивление спокойно. Саня даже сам не заметил, как все закончилось. Накануне пришел Михалыч - усталый, привычно-ворчливый. Рассказал, как идут дела на службе. Выпил чаю, с удивлением разглядывая Саню.
- Что?
- Ничего. Изменился ты как-то.
- Немного в себя пришел.
- Ну и правильно. Тебе еще жить да жить. А Светка чего? На развод подала?
Саня кивнул.
- Да и хер с ней, - резюмировал Михалыч. - А ты главное помни, что все пережить можно.
- Не все, Михалыч.
- Но ты же пережил.
- Не пережил бы, если бы не… - Саня не договорил, осекся, вспомнив. - Это трудно, Михалыч. Знать, что ты убийца.
- Ты не убийца. Никто так не считает, кроме упоротых этих… Все пацаны на твоей стороне. Ты, главное, больше глупостей таких не делай.
- Не буду.
В зал допустили журналистов. Саня дал показания под прицелом камер. Спокойно слушал, что говорят свидетели, потерпевшая - высушенная непоправимым горем мать. Сказал последнее слово. “Вину признаю полностью, в содеянном раскаиваюсь”. И смотрел на Киру. Когда суд оглашал приговор - два года условно с испытательным сроком три года и амбулаторным наблюдением у врача-психиатра - она мимолетно улыбнулась Сане одними глазами, а он вздрогнул, ощутив этот взгляд, как прикосновение.
На выходе из зала судебного заседания на них набросились журналисты. “Вы считаете приговор справедливым?”
Кира дежурно улыбалась, качала головой: “Никаких комментариев”. 
На мгновение толпа прижала ее к Сане, и он почувствовал аромат, исходящей от ее волос. В груди что-то сжималось, стискивалось, какая-то светлая боль. Он внезапно осознал, что если она сейчас исчезнет из его жизни - все потеряет смысл. И это будет самым страшным наказанием - страшнее любого строгого режима, страшнее психушки, страшнее смерти.
Саня испугался.
- Можно я тебе позвоню?
Она помолчала. Потом едва заметно покачала головой и сжала губы.
Саня задохнулся. Ощущение - словно из груди одним движением выдрали легкие. С мясом.
И мир погас во второй раз.

11
Была почти ночь, когда Саня добрел до подъезда. Ноги заплетались, перед глазами плыла темная муть. Где он был после суда? Что делал? Он не помнил. Не хотел помнить.
Саня запустил руку в карман и достал ключ, удивляясь тому, что не потерял его. Поднял голову. Остановился.
Фонари не горели, но он явственно различил темную фигуру женщины у подъезда. Она поднялась с лавочки и сделала два шага вперед.
- Вот, все жду тебя и жду.
Саня смотрел на нее с облегчением. Женщина приблизилась к нему вплотную. Волосы ее скрывал черный платок, плечи безвольно поникли под тяжелым мокрым пальто. В правой руке женщина сжимала что-то.
- Доволен?
- Нет.
- Ты убийца. Ты убил моего сына. Ему было семнадцать лет, - женщина говорила тихим свистящим шепотом, будто ей не хватало воздуха. - Знаешь, когда его хоронили, пришлось гроб закрывать. Лица не было. Не отреставрировали лицо.
- Я не знаю, что сказать.
Женщина фыркнула и закашлялась.
- Уже все на суде сказал.
- Ваш сын чуть не убил беременную девушку.
- Но не убил же.
- Он мог… и других людей тоже. 
- Но не сделал.
- Не успел потому что, - Саня удивлялся себе. Он не собирался оправдываться. И не хотел. - Он должен был остановиться.
- А ты не должен был сносить ему череп. Он был хорошим мальчиком. А теперь его нет. И меня нет. Это не я тут стою. Понимаешь?
- Да.
- Нет, не понимаешь.
- Я все понимаю. Меня тоже нет.
Саня присмотрелся и кивнул на руку женщины.
- Убить меня хотите?
- Хочу, - спокойно кивнула она и опустила взгляд на нож.
- Давайте, - Саня расстегнул пальто и ткнул пальцем в живот. - Можете сюда бить, здесь печень. Или сюда. Тут сердце. Главное - под ребра. А то толку не будет.
Женщина молча смотрела на него. В глазах ее мелькнуло сомнение.
- Вы не раздумывайте только, - продолжал Саня, - а то не решитесь. А я вам спасибо скажу.
- Почему?
- Жить не могу. Убить себя - второй раз смелости не хватит. Давайте.
Женщина скривила лицо, но не заплакала. Швырнула нож куда-то в палисадник. И бесшумно пошла прочь. Саня стоял в расстегнутом пальто и тоскливо смотрел ей вслед. Потом медленно, будто старик, поднялся к подъезду и зашел внутрь. Его встретила темнота и тишина, и Саня вдруг с ужасом подумал, что отныне для него она всегда будет такой - всеобъемлющей. Пока он не знал, что с ней делать, что делать с собой и потому продолжал шагать по ступенькам - вверх и вверх, до боли сжимая в кулаке ключ от дома.