Санкции семейного масштаба

      Федька Вертушкин плохо спал ночью, крутился-вертелся, а сон к нему не шёл. Спал он на печке, печка была его любимым спальным местом, но сегодня что-то некомфортно ему было.  Злой, не выспавшийся, с больной головой, он сполз с печи в семь часов утра и потащился на кухню завтракать.

Жена его Маруся поставила на стол наваристые жирные щи с мясом(Федька без первого на работу не шёл), яичницу на сале и топлёное молоко. Всё было, казалось, как всегда, но что-то, видимо, в голове Фёдора перемкнуло, и он начал придираться к жене по пустякам. Упрекнул, что щи пересолены, сало пригорело, а молоко вообще кислое. Вспомнил старые обиды, и всё выплёскивал на бедную Марусю, не понимающую, что творится с мужем.


- Да что на тебя нашло сегодня? – удивилась Маруся.- Не с той ноги встал, что ли?
      
 Жили они вместе уже пятнадцать лет, всё было тихо и мирно, а тут непонятное что-то началось. Федьку же несло: вспоминал годовой давности оплошки и промахи жены.  Правда, немного смущал половник в руках жены, но остановиться не мог. Самому ему непонятное раздражение и злость овладевали им окончательно. Наконец терпеливой Марусе это надоело, она сняла передник, скомкала его и швырнула в угол, а половник со злостью шваркнула Федьке под ноги и подалась к порогу:
- Всё, надоело! Ухожу к сестре! Живи тут один, как хочешь, если я тебя не устраиваю!

- Нет, не ты уходишь, а я тебя выгоняю!- взвился Федька,- и вообще, я тебе объявляю эти… как их? Санкции, вот!
- Ах, санкции?!- подбоченилась Маруся.- Ну-ну, объявляй давай! А мне твои санкции по х..!
Она схватила чугун со щами и вывернула его в поросячий бачок, туда же отправилась яичница с якобы подгоревшим  салом и «кислое» молоко, а вслед за ними целая буханка хлеба. Озверевший от такой наглости Федька вскочил с места, но Маруся раньше него уже выскользнула за дверь и исчезла.  Бубня себе под нос  и ругаясь последними словами, Фёдор собрался быстро и пошёл на работу.

      Вечером, придя домой, по привычке крикнул:
- Марусь, что поесть дашь?
Не дождавшись ответа, вспомнил: ах, да! Санкции ж! С сожалением заглянул в поросячий бачок, где жирными блёстками плавали утренние наваристые щи. Маруси нигде не было – сдержала слово, ушла. Из шкафа исчезли некоторые её вещи, но самый неприятный сюрприз ожидал Федьку на продуктовых полках и в чулане: там было совсем пусто.

 Исчезли с Марусей все съестные припасы из дома, были пусты ящики с мясом и салом. Всё, что он нашёл в кухне, было пять варёных картофелин и корка хлеба. В печи тоже было пусто и грустно. Пожевав сухой картошки  с корочкой хлеба( не доставать же щи из бачка- аж слёзы навернулись от жалости!), Федька продолжил экскурсию по дому, потом вышел во двор. В хлеву не было коровы Зорьки, но поросёнок и куры были на месте, чему Фёдор обрадовался несказанно. Но радовался он рано: и поросёнка и кур надо было кормить ему самому. И хотя от кур можно было взять яиц, но омрачал эту возможность петух Коля, который клевался и никого не щадил.

 Марусю он ещё как-то уважал, но Фёдора однажды так клюнул в ступню, что тот неделю хромал, а жена  прикладывала к посиневшей и распухшей ноге примочки и мази. Вот и сейчас, едва Фёдор появился на пороге хлева, Коля закокотал сердито  и захлопал крыльями. Пришлось пока мечту о яичнице оставить на потом. Голодный и сердитый Фёдор лёг спать на свою печь рано.

       Утром вскочил, заглянул на кухню: нет, никого нет, тишина. Печь остыла за сутки, в доме было прохладно, да и надо было сварить себе картошки и поросёнку чего-нибудь запарить. Дров с вечера он не наложил, поэтому печка разгораться не хотела, да и дымила страшно, весь дым лез на кухню. Федька, исходя кашлем, разгонял дым полотенцем, пока не сообразил: труба-то не открыта! Трубу открыл, дверь на улицу тоже, чтобы дым вышел. Стал чистить картошку, порезал палец, кровь хлестала ,как из резаного поросёнка. С трудом вычистил несколько картофелин, кинул в чугунок и задвинул в печь.

 Пока варилась картошка, запарил еду для порося, снёс, вылил. Сыпанул зерна курам и решил достать яиц. Надел на голову мотоциклетную каску, на руки- рукавицы и полез в куриные ящики. Петух Коля, увидев такое чудище, оборонял своих курочек, как мог: кричал, подпрыгивал, клевал ненавистные рукавицы и чуть не клюнул Фёдора в глаз, но тот успел вовремя увернуться. С десятком яиц в кармане Фёдор, уставший и оглохший от петушиного крика, слез с насеста. Дома уже обнаружил, что из десятка яиц половина была раздавлена в кармане. Сердито плюнул, вытряхнул скорлупки, остальные яйца разбил на сковородку и запихнул в печь.

       Через полчаса достал сковороду с углями вместо яичницы. Чертыхнувшись, сообразил, что долго жарил. Оставалась надежда на вареную картошку, но время уже поджимало: пора было идти на работу. Взглянув на часы, охнул, махнул рукой и побежал из дому.

       Вечером Фёдора ждал дома ещё один сюрприз: собачий холод в доме, так как труба утром не была закрыта, да ещё сгоревшая в печи картошка. Пришлось затапливать плиту и снова идти к Коле за яйцами. На этот раз собирал их в миску, но в рукавицах всё равно было неудобно, и три штуки всё же раздавил, а одно уронил вниз. Коля долго не мог успокоиться после его ухода. Фёдор кое-как почистил навоз у поросёнка, вылез грязный и облизанный. Но решил не сдаваться!

        Утром зашёл в магазин, чтобы купить чего-нибудь в долг. Продавщица Тайка в долг ему ничего отпускать не желала.
- Знаешь,- сказала она,- наслышана я про твои санкции. Маруся моя подруга, поэтому я полностью на её стороне. Вот будут у тебя деньги – тогда и приходи, покупай, что хочешь, а без денег не дам ничего, и не проси!
- Чтоб ты провалилась!- рявкнул Фёдор и пулей вылетел из магазина под насмешки женщин-покупательниц.

        Попытался занять денег у своего давнего друга Антона Башмакова. Антон, оглядываясь по сторонам, словно американский шпион, тайком вынес ему триста рублей и категорически запретил трепаться об этом кому бы то ни было.
- Наши бабы с ума сошли, все твою Марусю поддерживают, и, не дай Бог, узнают, что я тебе помогаю…
- Друг называется! – обиделся Фёдор.
- Сам виноват!- огрызнулся Антон.- С чего ты эти санкции придумал, ненормальный?

       С «лёгкой» руки Федьки санкции объявило полдеревни к концу недели, а на следующей неделе деревня вообще разделилась на два непримиримых лагеря: мужской и женский. Причём, мужской страдал больше в силу своей несостоятельности в ведении женских хозяйственных дел. Женщины же не страдали вовсе, они объединились и не тужили, многие переселившись к родне в соседнюю деревню или одиноким подругам, оставив мужчин своих наедине с хозяйством.

- Ну что,-злорадно спросил Федька Антона,- ты мне денег пожалел? Пожалел. А я теперь тебе по хозяйству ничего не подскажу, я уже опытный!
Фёдор лукавил: с петухом Колей у него по-прежнему отношения не клеились. Теперь в комплекте с каской и рукавицами шли защитные очки, в которые Коля клевал Фёдора каждое утро или вечер. «Яичная» диета Федьке порядком надоела. Получив зарплату, он накупил консервов, колбасы, и за три дня всё съел. Колбаса быстро кончалась, зарплата – тоже. Со злости Фёдор решил забить кабанчика к Новому году, не голодать же! На забой пригласил друзей по несчастью Антона Башмакова, Кирьяна Посохова и Никиту-печника.

       С утра шла полным ходом подготовка: грели воду в печке, готовили инструмент. И сразу пошло всё не так, как надо: петух Коля летал по хлеву, как оглашенный, кричал, и умудрился клюнуть-таки Антона в щеку. Тот, страшно ругаясь, выскочил наружу, схватил горсть снега и стал прикладывать к лицу.
- Проклятый петушина! Что ж ты сразу мне не сказал, что он сумасшедший! Я больше туда не пойду!

Мужики смотрели на Антона и видели, как его щека наливается синевой и пухнет. Надо было делать что-то срочно!
-Пойдём со мной!- распорядился Фёдор. Дома он налил Антону полный стакан самогона и дал выпить. Тот хлопнул его до дна. А Фёдор смочил тряпку в том же самогоне и примотал её к щеке Антона платком.
- Лезь на печку и спи! – приказал  он. Нужно было искать замену Антону. Помочь согласился сосед Гришка, тоже попавший под «санкции». Петуха изловили кое-как и запихали под деревянный ящик, чтоб не мешал. Зрелище ещё то было: трое мужиков в крагах и очках гоняются за обезумевшим петухом по всему хлеву! Петух орёт не своим голосом, хлопает крыльями, летает, куры бегут и летят в разные стороны! Запыхавшиеся, все в пуху и в курином помёте, резальщики сели перекурить. Поросёнок мирно хрюкал с своём закутке. Но вот настал и его черёд. Открыли загородку и вошли все вместе.

- Ничего себе!- присвистнул Никита. - Какой кабанюга! Надо было Ваньку с ружьём позвать!
- Сами справимся! – отрезал Гришка. – Давай заходи сзади, а я его спереди подержу!
- Ишь, хитрый какой! А вдруг он меня лягнёт! Иди сам сзади, а я подержу!- огрызнулся Никита.- Раскомандовался тут!
- Он что, конь вам,- «лягнёт»! Как это лягнёт? – Фёдор почесал дюхана по пузу, тот довольно захрюкал.

- Хватай его за ноги, вали на землю!- закричал Гришка и бросился поросю на шею. Тот, от неожиданности, резко отскочил в сторону, и Гришка шмякнулся мордой в пол. И понеслось! Снова три мужика бегали по хлеву, только на этот раз за поросёнком. Наконец бедный свин вырвался из их рук, ломанулся в дверь, и – был таков! От неожиданности мужики даже не заметили, куда он делся: когда они выскочили следом, его уже нигде поблизости не было видно.

- Тьфу, мать твою! – выругался Гришка,- поели печёночки! И где теперь искать?
На него страшно было смотреть: шапка его, лицо и руки были все в навозе. Впрочем, двое других были ничуть не чище.
Фёдор злился:
- Найду его, суку, задушу голыми руками!
- Ты найди сначала!- подначивал Никита.
- А пойдём ко мне, моего зарежем, хоть мяса поедим!- предложил Гришка.
- Нет уж, хватит на сегодня мяса!- усмехнулся Фёдор.
- Да мой смирный! Поменьше твоего будет, да и петуха дурного у меня нет!
- Не, пойдём лучше напьёмся!- предложил Федька, и вся троица побежала умываться горячей водой, приготовленной для мытья туши.

       Разбудили Антона и позвали к столу. Щека его имела вид довольно неприглядный.
- будем без мяса и печёнки!- объявили ему,- сбежал кабанище!
- Как это сбежал?
- А вот так! Тебя ж не было с нами! Если бы был, наверняка бы прирезали!
На стол поставили трёхлитровую банку самогона, буханку хлеба, соль и лук. Гришка ещё принёс квашенной капусты из дому.
      Спустя полчаса все  огорчения и неудачи были позабыты, приключение своё вспоминали со смехом, подшучивая друг над другом. Одно омрачало выходной – пропажа поросёнка, жалко же!

- Куда он мог деться?- недоумевал Антон.- Вы везде смотрели?
- А где мы будем смотреть? Деревня-то большая! Может, прибьётся к кому-нибудь.
Гуляли до полуночи, разошлись довольные.
      Утром с больной головой Фёдор вышел во двор и увидел настежь открытый хлев: вчера они забыли его закрыть. Хорошо, что мороза не было, а то куры перемёрзли бы.

- Коля!- Фёдор хлопнул себя по лбу рукой. Вчера и Колю забыли освободить из-под ящика! Но прежде Федька решил яйца снять, пока никто не мешает. Вошёл в хлев и остолбенел: из поросячьей загородки слышалось мирное похрюкивание! Даже своим глазам сразу не поверил, но в загородке действительно стоял поросёнок и рылся в корыте! От радости Федька даже расцеловал бродягу в нахальное рыло. Задвинул щеколду и помчался за едой для порося. Потом уже собрал яйца и выпустил Колю на волю. Петух взлетел на свою жердочку, громко захлопал крыльями, словно разминаясь от долгого сидения под ящиком, и закукарекал. Курочки тут же пересели поближе к своему кавалеру.

       К обеду вся деревня знала о злополучном происшествии во дворе Фёдора. Дошла весть и до Маруси. Она рассердилась:
- Ах, охламон противный, чуть порося не  загубил! Ну, попляшет он у меня!
Сестра робко вмешалась:
- Марусь, может, ну их, эти санкции! Жалко мужика, пропадает там один, творит что попало!
- Пропадает?! Никто его за язык не тянул, сам захотел! Вот пусть и крутится, как хочет!- сердито сказала Маруся и ушла на работу.

      А Федька крутился. Крутился неделю, две, три. И наконец не выдержал, решил выбросить белый флаг. Субботним вечером вымылся в бане, побрился, надушился, приоделся и пошёл  возвращать жену домой. Сестра Маруси увидела Федора в окно и фыркнула от смеха:
- Смотри, смотри, твой-то явился, на крыльце стоит! Нафуфыренный, словно жених!
Сёстры снова сели за стол и продолжили ужин, будто не заметили никого. А Фёдор робко вошёл в дом, снял шапку и поздоровался:
- Вечер добрый вам! Приятного аппетита!

Ему не ответили, будто даже не заметили. Помявшись, Фёдор сел на стул возле порога и стал смотреть, как женщины ужинают. От вида еды пошли судороги в желудке, пытка изобилием еды для него была невыносима. Но он терпел и ждал. Наконец Маруся предложила:
- Может, чаю?
- Да-да, чайку можно! – оживился Фёдор и быстренько сел к столу, пока хозяева не передумали. Схватил кружку с горячим чаем и стал пить, обжигаясь.
- Ну, рассказывай, Федя, как ты наше совместно нажитое хозяйство разбазариваешь? А заодно про продление санкций, как там?
Федька замотал головой: в это время он усердно набивал рот едой, что стояла поблизости. Решил, что поест всё равно, пусть потом выгоняют! Ел он долго и жадно, а Маруся терпеливо ждала ответа на свои вопросы. Они с сестрой зажимали рот рукой, чтобы не рассмеяться.

       Наконец Федька расправился с едой и чаем, откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Никогда так хорошо ему не было! Так сидел он минут пять, потом открыл глаза и произнёс:
- Спасибо, хозяюшки! Никогда так вкусно не ел!
- Ещё бы! – женщины хохотали до слёз. Что их так рассмешило, он так и не понял. Да ему всё равно было, пусть смеются, только бы не выгнали!
- Марусенька, прости меня, дурака! Никогда больше не буду тебя обижать. Прости и возвращайся домой, без тебя пусто и холодно. «И голодно»,- подумал он про себя.
- А как же санкции? –спросила Маруся.
- Да какие санкции? Глупость я спорол, Марусенька! Дурак потому что набитый!
А на ухо Марусе шепнул: « Я так тебя люблю!» Маруся заалела, как маков цвет, сердце оттаяло от таких слов.

       Долго откладывать возвращение не стали, тут же отправились домой. Деревня зажгла огни в домах, но как-то нерадостно, через  один. Это означало, что там действуют дурацкие санкции. А Федька был счастлив, и ему хотелось поделиться своим счастьем с другими. Когда дошли до середины деревни, он сорвал шапку с головы, подбросил её вверх и закричал:
- Ура! Санкции отменяются!
Из домов начали выскакивать люди и, увидев счастливого Федьку рядом с Марусей, неслись кто куда, собирать своих растерянных  половинок.       Через час деревня уже вся переливалась праздничными огоньками окон и кое-где радостными воплями восторга.

         Утром Федька ел знаменитые Марусины щи с мясом и блинчики со сметаной. Его удивляло, где это Маруся прямо с утра продукты нашла, которых не было в доме с вечера. Оказалось всё просто: все запасы стояли  в подполье, куда она их спустила после санкций, когда Фёдор был на работе. Утром сестра её привела Зорьку, и молоко было свежайшее.  Больше всего появлению Маруси, как ни странно, обрадовался Коля. Ему надоело шарахаться от Федьки, и Марусю он подпускал к своим курочкам беспрепятственно. Но яичницы Фёдор пока не хотел, наелся за время санкций. Вся деревня ликовала и гуляла, все были на своих местах и готовились к празднованию Нового года. Забивали кабанчиков, варили, тушили, жарили и звали друг друга в гости.

Такого единения и весёлого праздника давно не было: нарядили большую ёлку на улице и устроили народное гулянье. Выполз на гулянье даже девяностопятилетний дед Топтун, вечный бобыль, которого санкции не коснулись никаким боком. Своё прозвище он получил давно, ещё в молодости, Фёдор думал, что дед был ходок по женской части, а оказалось, что наоборот, топтался и робел перед девками, потому и обозвали Топтуном.

     Санкции, объявленные по глупости, имели и некоторую положительную сторону: к сентябрю население деревни заметно прибавилось. У Маруси и Фёдора родилась двойня. Глядя на всё это, глава местной администрации подумывала уже о том, чтобы спровоцировать нечто подобное в других деревнях…