Один в ночном городе

Я опять ходил под этими раскидистыми клёнами, сыплющими свой шёпот на волосы, растрёпанные ночным, прелым, носимым в коридорах между бетонными домами ветром.  Я снова вдыхал пряный аромат вечеров, пропитанных дорожной пылью, размокшими и нагретыми за день скамьями и вялыми сочными листьями. Волосками на теле ощущал скрежет их резных кончиков об проржавелые прутья балконов и о стены, за которыми забывшись в простынях, положив голову на подушки спит город, в ожидании рассвета, шумно вдыхая душный воздух спален, испуская феромоны из покрытой потом кожи. Я шагал по ломанным дорожкам с выбитыми ломтями асфальта, припорошёнными пылью вперемешку с березовыми серёжками. Я видел луну, спрятанную взаперти, в стеклянных окнах многоэтажек. Потерянная, она  плоским диском мелькала из окна в окно, из комнаты в комнату, из жизни в жизнь. Я ощущал свет далёких лимонных звёзд, одиноко мерцающих на чёрном небе лета. Я заглядывал в одинокие лица прохожих, тенью проносившихся мимо меня и исчезающих в густом воздухе ночи, пропадая во тьму переулков и подъездов в затихших на ночь домах. Сидел на скамейках, отдирая пальцами потрескавшуюся краску, казавшуюся однотонно серой в темноте ночи, ловил глазами одиноко освещённые окна домов в которых люди сидят в креслах в поисках своих снов и спокойствия. Этажи, кроны деревьев, аромат жасмина, затёртый припаркованными автомобилями, одинокие тёмные дворы, освещенные такими же одинокими лампам над подъездами, слабый ветер, приносящий лишь пот и безумство, блики, провалы, тьма, шаги, далёкий смех, чёрные глазницы окон в бетонных мышеловках, пыль, редкие машины на башенной скорости, ночь, я.
Одинокая река, не приносила холода, упрятала его глубоко внутри себя, ближе к песчаному дну со спящими рыбами в прохладной толще воды. Фонарная рябь на поверхности колыхалась в размер с тихим пульсом, приглушённым августовской ночью. Сзади километры домов, сотни тропинок и дорожек, постепенно втаптываемых ежедневными шагами таких как я людей, приносили шёпот беспокойства. Энергия десятков тысяч снов, тянулась сквозь остывающий город сюда к реке, мягко вливаясь в толщу воды и уносясь куда-то на север, сливаясь с чёрным небом и медленно тающими в нём звёздами. С реки доносился тихий шелест воды о мостовую, похожий на шуршание миллионов мелких осколков стекла, шелест, который убаюкивал и успокаивал. Витрины магазинов на другой стороне мягко светились своим жёлтым электрическим светом, отбрасывая тени от безликих манекенов в дорогих нарядах. Я ждал момента, когда они наконец выйдут из-за витрин, сделают свои тайные шаги в очередную ночь, что бы безлико бродить по дворам и заглядывать в спальни, в окна людей, что бы понять нас. Затаив дыхание, я черпал глазами энергию электрических лампочек, и секунды бесповоротно исчезали в вечности, стираясь навсегда, но манекены не шевелились, оставались запертыми в своём мире, отделённые чёткой стеклянной границей от живых людей. Лишённые сердец они были не заметнее тени, не важнее оттенков пройденных нами дорог, обречённые нести свою пользу, лишь в наше благо.

Мои глаза закрылись и я тут же превратился в ветер, неуловимую сущность, вечно свободную, вечно движимую, я полетел над тёплой рекой, едва касаясь ее поверхности, похожей на почти остывшее желе, я огибал одинокие бакены и поднимался на мостовую. Редкие жухлые листья вертелись в моих порывах, обретая в полёте новую короткую жизнь, я гонял пыль, засыпая ее в трещины между тротуарной плиткой, шевелил кончики травы, прелой и не кошенной, взлетал в кроны деревьев, создавая целые симфонии из звуков листьев, которые поразили бы слух каждого, кто высунул бы голову из окна, вслушался бы в эти звуки. Пролетая мимо окон, я видел безликие тела людей, лежащие со скинутыми покрывалами, развалившиеся на мягких кроватях: тяжёлые, потные, уязвимые. Они напоминали мне манекенов из витрин магазинов, обречённых существовать в заключении своих судеб. Я стучал им в окна, скрипел подоконниками, пел натянутыми проводами около их окон, старался их предупредить, старался сказать кучу слов, но они оставались там, в свете полной, холодной луны, плывущей в космосе, связанные снами, окутанные метаморфозами сознания, страха. Я видел почти у каждого из них тени смерти в комнате, одиноко замершие в самых тёмных углах комнат, ожидающие момента, своего времени, что бы выпрыгнуть, сорваться с места и впиться гнилыми длинными, как иглы, острыми зубами в пропитанные снами сердца, настигнуть их в самые беспомощные моменты, и держать мёртвой хваткой, пока последний вздох медленно не покинет тело, взлетая вверх, дополняя аромат ночи, внося нотки запаха, который вдыхают редкие люди, такие же как и я, застигнутые врасплох.

Ноги в разношенных ботинках несут  по пыльным дорогам, вырисовывая зигзаги, огибая деревья. Ночная аллея, сияет тёмным коридором впереди, упорядоченные деревья с белыми полосами похожие на столбы, дающие путь, затягивающие в воронку, созданную людьми из природы. И я внутри, вокруг меня дышит ночь, скрываясь от моего взгляда, прячась в кронах деревьев, наблюдая кислотными огнями фонарей, затерянных в листьях. Одинокие пары, застыли на скамейках в поцелуях, замерев как каменные фигуры, их нечёткие очертания стёртые ночью, медленно испаряются, пока их губы вместе, потные возбуждённые тела с поднятыми волосками растворяются в сумеречном свете мерцающих фонарей. Их руки друг на друге, губы прижаты к губам, горячие языки бешено двигаются во ртах, они похожи на оригинальные едва заметно шевелящиеся стебли по краям аллеи, растущие из покрытой шелухой и мусором земли под скамьями, привязанные каждый к своему месту. Тихой тенью миную их, они слишком увлечены, что бы заметить меня, услышать мои тихие шаги, уловить  силуэт. Одинокий кот перебегает дорогу, послав на меня короткий кошачий взгляд, полный разнообразных путей, тихих отражений подвалов и одиноких крыш в пелене утреннего тумана. Взор жёлтых глаз тут же тухнет, покидая пределы размытого круга фонарного света, исчезая в растворе темноты, навстречу тёмным переулкам в предвкушении шершавых стен и непонятных никому планов на ночь. Аллея остаётся позади и я выныриваю из колодца секретов, шуршания мятой одежды и прикосновений мокрых губ.

Ночь вокруг, она окутывает, ослепляет, глушит печаль, обостряет чувства. Я ощущаю себя тем котом, с которым мы встретились взглядом на какую то миллисекунду. Я хочу быть незаметным, хочу быть тенью, мягко ступая на четыре мягкие лапы. Я хочу иметь острое оружие внутри меха на лапах, я мечтаю иметь все жизни этого ночного зверя, странника миллионов путей, скрытого в миловидный образ днём. Внутри меня лишь тихое спокойствие, парящее ощущения пыльцы с лепестков ночных цветов. Огни, краски, шелесты, шорохи, тёмные дома, почти стираемые сознанием, окружают меня. Я слышу звуки, которые доставляют мне почти наркотическое удовлетворение. Впереди дом, огромное дерево растущее много десятков лет, одиноко горящее окно, посылающее жёлтый свет на листья, балкон, женщина. Лёгкий халат еле различимый в темноте, красный огонёк сигареты, заколотые спутанные волосы, плотный дым изо рта, растворяющийся через полметра в темноте ночи. Я замер, встав за стволом, сосредоточившись на ней. Мимо проходит случайный прохожий выдавая себя стуком подошв, руки в карманах, я не заметен для него. Вокруг лишь прелый запах коры, я не выделяюсь, я свой, часть этой ночи. Тихий выдох наверху, чашка в руке, взгляды куда-то вдаль, а может вглубь, медленные глотки, затяжки, паузы, выдохи. Я представляю никотин в ее венах, несущийся в мозг, впитывающийся в клетки, приносящий облегчение, лёгкость, простоту. Он чем то похож на духи, на шлейф аромата, за которым хочется следовать, потеряться в его волнах. Тёмный силуэт почти сливаем с ночью, лишь кайма халата да волосы подсвечены сзади лампами гостиной. Ее мысли, тревоги, соображения, воспоминания летают совсем рядом, на уровне одинокого дерева, дымом сигарет растворяясь в тёплом воздухе. Яркий огненный мотылёк приземляется рядом на асфальт, выбивая тысячи искр. Выдох, последний взгляд на улицу, последний глоток из чашки. Кажется я слышал вздох перед щелчком пластиковой двери. Она ушла. С ней ушла атмосфера этого места, но мой путь продолжается. Мигающий огонь светофора вдалике, перекрёсток, дороги, пути. Я выбираю крайний слева. Дворы, детские площадки, окутанные дымом дневной суеты, отзвуки голосов и смеха, еще звучат в этих местах. Стоит только остановится, стоит только прислушаться, стоит всего лишь закрыть глаза. Я вижу их, десятки детей, снующих по облезшим турникетам и лесенкам, вижу их лица, лишённые забот и познающие только веселье, способные пережить горе в течении десяти минут. Каждый новый день для них другая жизнь, их цели так выполнимы, десятками, сотнями в день. Воздух, огромными глотками, бег огромными шагами, горящие глаза, каждую минуту познающие новый мир. Свет, цвета, маленькие достижения, куча друзей, детские мысли, кажущиеся такими реальными, глубокий крепкий сон каждую ночь. А с утра новая жизнь, ничем не похожая на вчерашнюю. Я открываю глаза и убираю руку от отполированного руками метала, ощущаю тихий прибой ностальгии и некой жалости, накатываемый всё возрастающими волнами в середине груди, мешающий вздохнуть полностью, давящий на сердце. Вдруг загорается свет, ядовитый, слишком яркий. Я закрываю глаза рукой, поднимая взгляд вверх. Через маленькие щёлочки между пальцами вижу стенд рекламы. Я замечаю еще один позади, при входе во двор. Вдруг что-то происходит. Я начинаю чувствовать явное желание уйти отсюда, мне хочется вырваться из цепких лап ночного города, покинуть ночные разноцветные огни, перестать видеть одинокие окна в домах и слышать шуршание сжимаемой в наслаждении одежды. Мне хочется сойти с потрескавшихся дорог, положенных людьми, которых возможно уже нет. Бежать, без оглядки, большими шагами, без мыслей, что бы бетонные коробки по бокам слились в единый поток, несущийся назад. Мне становится душно, я чувствую боль, уныние, безразличие вокруг себя. Оно начинает бесконечным рикошетом отскакивать от таких же бесконечных стен вокруг, запуская вечный двигатель большого города. Я хочу покинуть город, сейчас.

Я бегу неопределённое время, ноги сами несут меня куда-то, фокус в глазах потерян, всё вокруг сливается в одно пятно, принимая неясные размытые очертания, похожие на дорогие краски в грязи. Рот жадно ловит воздух, а сердце снова бешено стучит. Вокруг раздаётся эхо удара ног, отражаемое и преумножаемое стенами, проникающее в открытые окна, во дворы, напоминающее редкую барабанную дробь перед смертной казнью. Со всей силы отталкиваю эту землю от себя ногами, взмывая вверх и вперёд, с каждым касанием всё ускоряясь. Замечая еще больше знаков, приказов, чужих советов на ярких полотнах вокруг, атмосфера испаряется, стирая чувства, которые приносили восторг. Огромные многоэтажки пролетают рядом, спящие, подсматривающие за мной одинокими светящимися глазницами, тела освещенных супермаркетов проползают по сторонам, медлительные и ленивые с набитым товарами и покупателями брюхом, а я всё бегу, гонимый своими терзаниями, бегу в самую глубину ночи в поисках спокойствия. Огни вокруг стали еще более размытыми, похожие на утонувшие в лужах яркие картинки, "Неужели я так быстро разогнался?" - проносится мысль и тут же я понимаю, что это слёзы текут по моему пыльному лицу, покрытому не отмываемым слоем пыли, копоти и лжи. Лжи, каждый день смотрящей на меня с самого утра из экрана телевизора, и из окна яркими уличными рекламами, ловящее меня лукавыми, продуманными лицами людей, впиваясь в лица, грязными ногтями залезая в глазницы и смыкая пальцы внутри. Понимаю, что она путешествует с моими навязанными мечтами и желаниями изо дня в день, каждое утро рождаясь снова.  Каждый день всё это медленно отравляет привкусы одиночества, спокойствия. Мои глаза щипет, а влага течёт по подбородку, разбрызгиваясь на пыльный асфальт, я не могу понять, как ноги продолжают еще нести меня, когда тело почти сдалось. Мне кажется, стоит мне остановится, стены по бокам придут в движение и задавят меня, сомкнутся, выдавив последний вздох и разойдутся назад. А утром дворники подметут мои невзрачные останки и выбросят в ближайшую помойку, а по месту, где я лежал, вновь застучат начищенные до блеска ботинки и лакированные дорогие туфли. Я почти выдохся, во всём теле сотни иголок колют моё нутро изнутри, воздух стал казаться кислотно приторным, а во рту появился явный привкус крови. Последнее что я помнил, эта была тьма и земля под ногами.

Меня вернул к жизни шелест. Тихонько, миллиметр за миллиметром глаза раскрылись и уставился на яркие колючие точки. Они мерцали в необъятной тьме, напоминая огоньки далёких свечей. Небо с тысячами звёзд было похоже на огромную вогнутую линзу, устремлённую на меня одного. Я прислушался, да, это явно был шелест листьев колышемых ночным ветром, на душе стало удивительно спокойно, лишь в ногах осталась пружинистая усталость от бега. Я закрыл глаза, мне хотелось лежать так и никогда больше не открывать их, наслаждаясь безмятежностью. Шелест мягко убаюкивал, а твёрдая земля с мягкой травой под телом заботливо поддерживала тело. Ушли все мысли, все тревоги, страхи. Прошла печаль, как будто ее и не было, всё унесло ветром, который бил мне в лицо, пока я бежал. Но тут я понял, что не слышу их. Я резко открыл глаза и приподнялся на локтях, прислушавшись к звукам. Их были десятки: шуршание жуков в траве, тихий писк мышей, скрип стволов деревьев, шелест миллионов листьев над головой, но одного здесь не было. Медленно поднявшись на уставшие ноги, опять закрыл глаза, чтобы как можно чётче улавливать все звуки вокруг и сосредоточился на всём, что окружало. Так, медленно покачиваясь, я простоял несколько минут, а затем медленно открыл глаза. И увидел его.

Среди расступившихся деревьев, через поле, лежало тело города, освещаемое электрическими лампами и неоновыми витринами, окутанное стягивающими, как веревки, проводами и проткнутое столбами. Кое-где, пластырями виднелись рекламные щиты, а по дорогам блохами сновали автомобили. Налетел лёгкий ветер и растрепал уже подсохшие от бега волосы, я глубоко вдохнул запах хвои и ночной влажности леса. Страх окончательно ушёл, уступив место вдруг появившемуся состраданию. Вдали лежал город, и я понял, он не был опасным ненасытным зверем, затягивающим тебя в свои сети, хорошо натренированным и расчётливым. Он всего лишь медленно умирал посреди обступившего его леса, под взглядами ближних сосен, едва освещённых огнями улиц, паром из канализаций он испускал свои последние вздохи. Все страхи и ложь, рождаемая им, была лишь агонией прогнившей железобетонной плоти, кидающей последние рывки на своих суетных жителей. Лицо пронзила улыбка, пришедшая из глубин существа, она была настолько естественной и беспричинной, что я рассмеялся в голос. Смех подхватил ветер и унёс к кронам деревьев. Я полностью расслабился и прошёл между стволами клёнов, осторожно ступая и перешагивая несколько упавших веток. Остановился у обрыва, лёгкое головокружение заставило тело покачнуться, и я сел на сухой ствол. В небе ярко светила почти полная луна, ее свет отбрасывал мою тень и тени деревьев на лесную подстилку. Глубоко вдохнул прохладный лесной воздух, и в лёгких закололо ледяными иголками. Я снова закрыл глаза и прислушался, но так их и не услышал. Я слышал все звуки леса, но все мысли и страхи людей остались там, среди останков электрического тела, каждый день медленно испускающего дух.