Фаза 3, перекос
— Привет всем!
Несколько ребят посмотрело в мою сторону.
— О! Пришелец! Привет, ты почему не в библиотеке?
— Не вечно же там сидеть.
— Надоело? Правильно, давай к нам — только в оба гляди, чтобы ничего в тебя не прилетело.
— Ладно, ребята, я по другому делу. Кто что знает об аномалиях?
— Да ничего, особенно. Аномальные зоны, с непонятной природой и действием. Разные люди по-разному на них реагируют. Те, кто умеет их использовать — обычно не могут ничего объяснить, говорят, что нужно самому почувствовать. А почему у нас спрашиваешь? Зак тебе больше бы рассказал.
— Мимо проходил — вот и зашёл. Вас мало сегодня, где все?
— В поле, на тренировку вышли — как раз, по аномалиям работать. Там их много после боя. Гриды уже ушли, раньше, чем через пять часов — вряд ли появятся. А здесь, как видишь — никого из кинетиков нет.
— Понятно. Ну, спасибо, скоро, наверное, всех вместе на тренировку погонят, пока.
С полигона я вышел со смешанными чувствами. Зак говорил, что они сами могут создавать аномалии, но люди ушли тренироваться «в поле». Почему? Ещё не всё готово? И когда будет новая волна Гридов? «Не раньше, чем через пять часов» — а потом? Нас снова могут начать осаждать? И как справляться будем, если их придёт намного больше? Странно это. Пребывая в раздумьях, я столкнулся с возвращавшимися из «поля».
— Привет, пришелец. Чего не в библиотеке?
— Да с чего вы все взяли, что я постоянно там нахожусь?
— С того и взяли — ты всегда там сидишь.
Смешок прошёлся по коридору.
— А вы чего так рано вернулись? — Сказал я, уже вслед.
— Незапланированная ситуация, приказ — возврат, — Ответил кто-то.
Вся компания скрылась на внутреннем полигоне. Ладно, узнаю ещё, что за ситуация. Спрошу, сначала, у Зотгара — лишь бы, на месте был. Зот оказался у себя: он лежал на кровати, закинув руки за голову — и смотрел, не мигая, в потолок.
— Зот, ты живой?
Зотгар поднял голову, посмотрев на меня.
— Живой. Заходи, Трэшк.
— Зот, ты видел, что происходило в аномалии, перед нашей телепортацией?
— Видел. Вы стояли, взявшись за руки, а потом исчезли.
— И всё?
— Все. Должно быть что-то ещё? Или думаешь, что я видел, как ты выходил из тела? Так это не по моей части. Я и с аномалиями не особо дружу, и с парапсихологией.
— А Гриды? Что это, вообще, было? Демонстрация силы? Прощупывание почвы?
— Всё вместе, скорее всего. Возможно — присматриваются, где ударить.
— Как быстро они могут вернуться?
— Не знаю. Раньше бы сказал — через сутки.
— А теперь?
— Теперь непонятно, что они уже могут, а что ещё нет. Быстро прогрессируют — освоили невидимость, телепортацию. Раньше у них был только один козырь — генетика. Ну, ещё техника. Сейчас — не знаю.
— И ничего не предполагаешь?
Зот лёг на бок, повернувшись в мою сторону.
— Предполагаю. Но это только догадки, таким не делятся. Понимаешь, почему — или объяснить?
— Догадываюсь.
Зот улыбнулся и снова лёг на спину.
— Зак знает намного больше нас всех — единственное, что я могу тебе сказать. А загадывать на то, что будет, я не хочу — не вижу смысла. В этой жизни у меня осталось только одно — война. Больше — я ничего не умею делать. Зато, когда будет нужно — я сделаю все, что смогу, и никто меня не остановит.
— Мы всегда можем больше.
— Трэшк, с такими беседами — лучше к Заку. Это он — любитель промывать мозги. Хорошо хоть, не навязывается никогда.
— Да, ты прав. С ним, на такие темы, говорить лучше. Ну что ж, спасибо. Пока, Зот.
— Пока.
Да, с Заком говорить лучше… Вот только он слишком умён, чтобы сказать лишнее, вряд ли я узнаю от него хоть что-то новое. Ну да чёрт с ним! Кое-что я уже понял, с остальным тоже разберусь. Учиться можно не только в библиотеке, практику никто не отменял.
—///—
Я вскочил посреди комнаты: одеяло валялось в стороне, Оксана всё так же мирно дремала на диване. Опять другой мир? Кажется, обычных снов мне больше не увидеть. Тогда, где я был? Перемещаться сейчас в Храм я не собирался, мне хотелось просто отдохнуть. Я пошёл на кухню, сделал кофе и уселся за стол. Организм требовал сна, но вот я засыпать не желал. Хватит с меня путешествий на сегодня. Кофе уже остыл, вяло размешивая его, я глупо таращился на стену, иногда поглядывая в окно. Надо что-то с этим делать… Сон морил, я «клевал носом», время от времени отхлёбывая из чашки и медленно моргая — пока не заметил, что уже начало светать. Встав и умывшись холодной водой, я подошел к холодильнику, достал кубик льда и закинул его себе за шиворот. Брр… Противно. А спать, если честно — мало расхотелось. Бросив нерастаявший ещё кубик в раковину, я снова сел за стол, положив голову на сложеные руки. Опомнился я слишком поздно — стоя посреди большого зала. Всё-таки, уснул… Интересно, перемещается только сознание, или тело тоже? Да, мне ещё не раз придётся наведаться в Храм. Хочешь или не хочешь — нужно учиться управлять этим. Серые стены без окон удручали, высокие потолки, хоть и не давали развиться приступу клаустрофобии — придавали всему зловещий вид. Ну, посмотрим, где я, проверим, есть ли у меня тело. Подойдя к одной из стен, я попытался пройти сквозь неё. Ничего. В смысле, наоборот — всё на месте. Я ощущал шершавый и холодный камень, в который упирался всем телом. Жаль, мне нередко хотелось научиться проходить куда угодно. А может, всё-таки — есть способ? Если я могу пройти между миров, почему бы не пройти сквозь стену? Набив несколько шишек, я добился своего: больше для меня не существовало преград. Быстро освоившись, я бегал по пустым коридорам — пока не заметил свет в одной из комнат. Направляясь туда, я думал, что проясню для себя хоть что-то, но, видимо, не суждено. В зале никого не оказалось, только большой стол и несколько панелей-мониторов. Похоже, это центр управления. Или слежения. Или — что-то в этом роде. Зашло два человека, но они будто не заметили меня. Я что, невидимый? Я замер — отойдя, на всякий случай, подальше.
— Трэшк всё бегает, выспрашивает, а к тебе идти, как я понял, не хочет.
— Он ко мне заходил, спрашивал про аномалии — пытается понять, что с ним происходит.
— Мне кажется, он пытается понять не только это.
— В мыслях у него не было ничего другого.
— Серьёзно? А мне показалось, он пытается разобраться, что происходит снаружи.
— Ничего удивительного.
— А то, что ты это даже не заметил? И то, что он, похоже, тебе не доверяет.
— Это нормально.
— Он учится, ты же лучше меня это должен видеть. На что он уже способен? Ты уверен, что не пропустишь нужный момент? Не вырастишь у себя под носом ещё одного контролёра?
— Может быть, ты прав. Я слишком привык читать мысли, не обращая внимания на другие источники. Я проверю его.
— Ты теряешь хватку, Зот.
— Не настолько.
— Думаешь, если он новичок — то от этого менее опасен? Забыл, как начинал сам?
— Помню, а что ты мне предлагаешь? Убирать всех новичков? Тогда лучше сразу сдаться Сину и не брыкаться.
— Я предлагаю тебе быть внимательнее. И хоть иногда заниматься с новами самому — проверяя, что они уже могут, что у них на уме. Иначе ты можешь получить ещё одного Сина — который сожрёт тебя, с потрохами. А может — сразу нескольких.
— Подавятся.
— Да ну? Вспомни-ка, да сравни: сколько времени учился ты, и как быстро прогрессируют эти двое?
— Только один.
— Достаточно и одного. Но если ты недооценишь второго, хуже от этого будет только тебе.
— Ты меня что, учить собрался?
— Нет, конечно. Просто не пойму, что ты делаешь. У тебя под носом растёт опасный психокинетик, который учится всему сам, а другой, потенциал которого ещё неизвестен, ему помогает. И, очень может быть — направляет.
— Зотгар, давай закончим этот разговор, нам ещё нужно отладить всю структуру защиты.
Слушать, и наблюдать за тем, что происходило дальше, я не стал — вышел, отправившись осматривать лабиринты комнат. Большинство помещений пустовало, люди попадались редко. Только в одном, похожем на спортзал — нашлось около десяти человек. Блуждание по бесконечным коридорам быстро надоело, «пора возвращаться» — подумал я. Но сделать этого не получилось: зажмурившись, как обычно — я остался на том же месте, где и стоял. Сколько ни пытался — всё без толку. Врут, что можно проснуться, ущипнув себя: синяк заработать — запросто, а проснуться — нет. Хотя, это ведь не совсем сон. Выйти наружу тоже не получилось, даже способность проходить насквозь не помогла: за последней из стен была только земля. Да, по отсутствию окон можно было догадаться, что я не на поверхности. Это катакомбы. Или бункер… Какая разница? Мне нужно наверх. Я пошел туда, где видел людей — должны же они, когда-нибудь, выходить наружу? Тогда и я с ними выберусь. Или проснусь, раньше… Быстро придя обратно, я начал следить, кто куда ходит, но, безрезультатно проведя за этим занятием полчаса — сел у стены, вытянув ноги вперёд. Интересно, а здесь я могу уснуть? Смешно получилось бы. Я закрыл глаза, ещё раз представив себя дома. На то, что метод сработает, я уже и не надеялся — но вдруг? Услышав шаги, я пересел на корточки. Когда звук стал еще громче — поднялся полностью, непроизвольно затаив дыхание. Вот кто-то вышел из-за угла и пошёл дальше, теперь уже удаляясь. Побежав за ним, надеясь, что хоть он выведет меня наружу, я чуть не крикнул — узнав, «со спины», Валерку. Опередив его на несколько шагов — я убедился, что не ошибся. Он изменился: лицо стало каменным, непроницаемым; взгляд — тяжёлым; вечная задумчивость испарилась.
— Валера!
Он меня не слышал и не видел. Да что ж такое? Почему кто-то меня видит, а кто-то — нет? Я встал перед ним — но он, не замечая меня, шел дальше, а я скользил по полу. Пропустив его через себя, я развернулся, и крикнул ещё раз, вслед:
— Валерка!
Он обернулся, посмотрел сквозь меня — и снова пошел.
— Валерка! Я здесь! Да стой ты!
Он опять обернулся. Я подбежал к нему: схватил за плечи, безуспешно попытавшись тряхнуть.
— Я здесь! Ау! Слышишь? Валерка, я здесь!
Неожиданно, мне удалось сдвинуть его с места. Валерка отпрянул, всматриваясь, как ему, наверное, казалось — в пустоту.
— Серега?
— Я.
— Ты где?
— Здесь, перед тобой.
— Не вижу тебя.
— Зато слышишь. Подожди, может — получится показаться. Ты совсем ничего не видишь?
— Только странное марево и чуть тумана.
— Сейчас. Ты тоже — пробуй увидеть.
— Как?
— Не знаю. У меня ведь получилось, чтобы ты меня услышал.
Почему меня видел тот солдат? Я постарался расслабиться, вспомнить ситуацию. Перед глазами появился белёсый туман, я зажмурился. Когда же открыл глаза, то чуть не начал биться головой об стол: я снова сидел на кухне у себя дома, из ванны доносился шум воды; часы показывали половину девятого утра. Супер! Как вовремя-то всё. Ну, ладно: один раз получилось, сумею и ещё. Я поднялся, пошёл в комнату и бухнулся на диван, уткнувшись взглядом в потолок. Ничего не хочу… Достало уже. Чуть что-то начинает проясняться и получаться, так сразу — чик! Дубиной по башке — и в сторону, разбирайся заново. Ладно, хоть — не с начала.
—///—
Я шел по коридору, судорожно соображая, что делать дальше. Давно уже я не помнил себя в таком взвинченном состоянии: когда не понимаешь, что происходит вокруг, не знаешь, что делать и хочется кого-нибудь прибить. Надо сказать, что «просто ничего не понимал» я уже несколько месяцев, но держался на старых привычках, относительно спокойно переживая подобное. Сейчас — снова сорвался. Бесило всё: своё непонимание, отношение окружающих, подземелье, с его бесконечными коридорами. Даже Дрон (казалось бы, можно только порадоваться!) — он освоился здесь так, будто в летний лагерь, отдохнуть приехал. На секунду я остановился от странного чувства «взгляда в спину», ощущения чужого присутствия. Конечно, позади никого не было. Осмотревшись, я пошёл дальше, но снова остановился, посмотрев назад. Я здесь не один, точно… Отчего-то я был уверен, что рядом есть ещё кто-то: невидимый, но вполне реальный. Я стоял, всматриваясь в глубину коридора, чувствуя движение воздуха, мысленно крича: «Где ты?! Покажись!». Казалось, я начал видеть непонятные очертания, легкий муар или туман, слышать невнятную речь. Либо у меня начали проявляться паранормальные способности, либо я схожу с ума. Хотев было развернуться, чтобы идти дальше, я почувствовал толчок: будто кто-то взял меня за плечи. На мгновение, прямо перед собой я увидел лицо Сергея: он что-то кричал, слов я не слышал — неясные мысли, похожие на голос, возникали в голове, сами по себе. Я пытался их понять — и скорее угадывал, либо придумывал вопросы, на которые отвечал в пустоту. Всё закончилось так же быстро, как и началось — я больше не чувствовал ничего необычного и постепенно приходил в себя. По телу прошёл озноб, кожа покрылась мурашками. Встряхнув головой, хлопнув в ладоши и растерев руки, я быстро пошёл к себе. Что это было? Не знаю. Но эта встреча с неизведанным, странным образом дала мне силы и понимание: теперь я знал, чем займусь. По памяти, детально — я восстановлю все чувства, которые испытывал, когда писал и тестировал программу, когда перемещался сюда, когда мы телепортировались с поля; я найду общее и различия, объединю всё в одну систему — и снова испытаю. Я добьюсь результата — так же, как и всегда добивался. Жаль, что здесь у меня нет ни моих наработок, ни инструментов, но это, возможно, даже к лучшему. Не будет зависимости от прошлого опыта, — который, кстати, здесь может и не работать. На чистом листе — рисовать проще. Зайдя в комнату, я поудобнее расположился на кровати, закрыл глаза и постарался выкинуть все лишние мысли из головы. Несколько минут внутренней тишины — и перед глазами появились знакомые образы: радужные разводы моей программы изменения сознания. Дыхание стало неровным: то глубокий вдох и несколько частых вдохов-выдохов; то несколько порывистых вдохов — словно, хватая недостающий воздух — и один долгий выдох. Когда же всё стабилизировалось — перед глазами повисла темнота. Я моргнул, ещё секунду сидя с опушенными веками. Тьма казалась живой: обволакивающей, входящей, вместе с воздухом, внутрь. Я снова увидел себя со стороны — и тут же открыл глаза, начав оглядываться. Я вышел из тела, и висел сейчас, где-то под потолком. Странно, если у меня нет тела, почему я упёрся в потолок, а не прошёл, насквозь? Или мне необходимо видеть себя? Толку-то тогда, от такой способности. Что я могу делать? Хорошо бы… Не успев додумать, я оказался в зале, где беседовали Зак и Зот.
— И что ты собираешься делать?
— То же, что и всегда — держать оборону.
— И всё? Зак, ты не сможешь делать это вечно.
— С новым генератором — смогу. Не вечно, но, пару месяцев — точно. Скорее всего — полгода.
— А потом?
— Мощность, вырабатываемая сейчас — далеко не предел. За несколько месяцев я построю ещё один генератор — и тогда никто даже близко не подойдёт. А потом, думаю, я окончательно разберусь с аномалиями и смогу создавать их в любом месте, где захочу.
— Здорово. И что? Син так и будет сидеть у себя в кабинете?
— Пускай сидит. Мне он не мешает.
— Ты думаешь, что он ничего нового не сможет? А ты не зарвался, часом?
— Нет. А Син — действительно, не сможет придумать ничего нового, не допустит, чтобы рядом появился кто-то, умнее его.
— Понятно. Удачи, я спать.
— Спокойной ночи.
Зотгар поднялся и вышел, а я остался наблюдать. Да, неважно у них дела идут. Умел бы я читать мысли… Зак сидел в кресле и смотрел в пустоту. Минута, другая — ничего не менялось. Я смотрел на него, пытаясь понять, или, хотя бы, представить, о чём он может думать. Конечно, ничего не выходило. Решив было прекратить этот бессмысленный осмотр и вернуться обратно — я услышал: «Стой!» Зак повернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. «Да, Валерий, я тебе» — слова снова звучали у меня в голове. Или что там у меня сейчас?
— Ты меня видишь?
— Да. И вижу и слышу. И чувствую, что ты на стороне Зотгара — тоже считаешь, что я зарвался.
Если бы я мог, то, наверное, упал бы сейчас. Действительно, Зот был мне более симпатичен, а Зак казался слишком самоуверенным. Но я даже не успел подумать о таком — Зак чувствовал эмоции, которые я сам ещё не осознавал. Его возможности пугали — тем, что не было известно, где у них граница.
— Достоверно — я сам не знаю. Как ты уже должен был понять, способности проявляются и развиваются внезапно.
— А сам я, разве, не влияю?
— Влияешь, но, случайности — везде есть место.
— Раз способности появляются внезапно, значит — и исчезнуть могут так же?
— Вероятно. Но подобного никогда не происходило.
— Неужели вам всё равно, что происходит в государстве Сина?
— Всё равно.
— Но ведь там людям промывают мозги!
— И что? Иначе нельзя — стаду нужен пастух. И для всех лучше, когда пастух этот — привитые принципы поведения, а не надзиратель снаружи. Думаешь, люди там несчастны?
— Да.
— Поверь, несчастных там не больше, чем где-либо ещё. Людям всегда чего-то не хватает. А если их предоставить самим себе — несчастных будет только больше. Промывка мозгов необходима. В первую очередь — им самим.
— То есть, люди не способны к самоорганизации?
— Способны, ещё как. Но их цемент — ненависть, страх, фанатизм. Как правило — мы объединяемся, только ради защиты себя. Или уничтожения других.
— И всё?
— Нет. У каждого может быть ещё много других целей. Скорее всего, так оно и будет. Я назвал лишь основные мотивы.
Я пожевал губы. Вернее, подумал об этом — нельзя ведь дотронуться до того, чего не существует, в привычном понимании? Зак улыбнулся — наверное, снова читал мои мысли. Я же оказался окончательно сбит с толку, и с трудом определялся сейчас: где я, вообще, нахожусь? Там, где осталось мое тело, или там, где мой разум? Что более реально? Что вообще такое — «реальность»? То, что я чувствую, или нечто, лежащее за пределами понимания? Настолько огромное, что сознание, попросту, не способно его вместить. Что происходит? И кто, черт побери, этот Зак!? Что он знает, что может, что собирается делать?
— То есть, люди не способны объединяться ради высоких целей?
— Почему? Разве защита своего дома, себя и своей семьи — низкая цель? Я говорю о том, что люди деструктивны по своей природе, склонны к саморазрушению и самоуничтожению, вот и все. Такими нас создали, эту природу не изменить. Мы полны парадоксов: слишком много хаотичности нам дали — настолько, что даже слаборазвитых индивидов, порой, трудно предсказать. Люди могут объединяться ради того, что ты называешь «высокими целями» — они достаточно развиты для этого. Но масштабность таких объединений — не идёт ни в какое сравнение, с первыми.
— Значит, мы обречены?
— На что? Смерть? Да. Самоуничтожение? Нет, это наиболее вероятный исход. Обреченности, как таковой, не существует. Есть лишь законы мироздания.
— Но ведь есть. А значит, и обречённость — тоже есть.
— Как пожелаешь. Всё лишь в твоей голове — можешь считать себя обреченным, никто не запрещает. Но помни: слишком часто люди видят обречённость там, где её нет — и оправдывают, таким образом, собственное нежелание развиваться. Это ещё один дефект, оставленный нам создателями.
— Кем? Кто нас создал?
— Это спорный вопрос. Как и «зачем?», «когда?». Есть версия, что люди одна из самых древних рас, которая была уничтожена, а затем восстановлена, но с подсаженными изъянами.
— А ещё?
— Есть и такая, по которой мы — молодая раса, созданная в результате эксперимента. Универсальные единицы, пригодные как для работы, так и для войны, почти равные своим создателям, но с заблокированными психическими возможностями, из-за чего большая часть нашего потенциала скрыта в подсознании и неподвластна контролю.
— И какая из них ближе к истине, ты считаешь?
— Предпочитаю не думать об этом. Я знаю одно: внутри меня, в моей основе — сидит зверь. Но, сверх того — у меня есть разум, я могу решать, кем мне быть, в итоге. Будет ли зверь вести меня, куда ему заблагорассудится, или я буду им управлять.
— Приручить зверя?
— Не совсем, скорее — научить. Приручив, забив, усыпив или посадив зверя в клетку — ты лишишь себя силы. Научившись действовать слаженно — обретёшь всю её полноту.
— Так уж и всю? Может только силу своей животной части?
— Вначале — да. Но стоит понять механизм её обуздания — как, один за другим, ты начнешь снимать психические блоки. Пример перед тобой.
— Мне кажется, ты не человек.
— В каком-то смысле — да.
— Так что ты хочешь делать? Отгородиться ото всех — и только набирать силу?
— Нет, ещё наблюдать за Сином.
— Тебе же всё равно?
— Мне всё равно, как Син проводит свою политику, но интересует то, как люди, при этом, себя ведут. Я смог измениться сам, но, заставить измениться других — совершенно иная задача. Не просто промыть мозги, нашпиговав нужной тебе информацией, а запустить процесс изнутри, научив держать свои страсти под контролем и вырвав деструктивность. Если же людям только «открыть глаза», дав свободу — они, скорее всего, снова уничтожат себя.
— И как? Много уже узнал?
— Нет. Пока лишь убедился: Син всё правильно делает.
— Правильно?
— Да. Син создал государство, и, какое бы ни было — оно функционирует, медленно развивается. Не сделай он этого — люди разбились бы на группировки, и даже если бы не стали воевать друг с другом, то вряд ли продолжили развиваться. Топтаться на месте — возможно. Но, скорее — начали бы деградировать.
— А если нет?
— А если — да? Я говорю о наиболее вероятном исходе: людей оставалось слишком мало, чтобы они могли создать что-либо стоящее, не имея, при этом, сильного лидера. Ты знаешь, что за пятнадцать лет — Син увеличил численность населения в пять раз?
— Каким образом?
— Демографическая политика, клонирование, генетические технологии, которые ускоряют физическое развитие. Не будь у людей твёрдого руководства — смогли бы они достичь таких успехов, как думаешь? Тирания, порой, необходима.
Безумие, казалось, заполнило всё моё фантомное тело. Я не мог не согласиться с Заком — всё, что он только что сказал, было мне очень близко. Ведь и сам я — нередко думал о подобном, приходя к похожим выводам. Но, перейти на его сторону — я не мог. Даже не осознавая до конца, что меня удерживает. Может быть, это страх — я не понимал, чего Зак хочет и что способен сделать, но чувствовал, что он не остановится ни перед чем. А сделать он может очень и очень многое.
— Пожалуй, — Зак помолчал пару секунд, и снова посмотрел прямо на меня. — Мне не нужно, чтобы ты переходил на мою сторону, не нужно, чтобы ты верил. Достаточно — не мешать.
Зак встал и направился к выходу, он уже вышел из комнаты, когда в голове снова раздались его слова: «Захочешь присоединиться — буду рад, будешь мешать — раздавлю». Я закрыл глаза и «отключился» на миг — представив, как меня втягивает обратно в тело. Казалось, всё происходило физически ощутимо — до звона в ушах. Не без труда поднявшись с холодного пола коридора (всё тело затекло) — я ещё минуту стоял неподвижно, привыкая к темноте. Сориентировавшись, наконец, я пошёл к себе в комнату — всё ещё не веря в происходящее, слегка надеясь, что мне всё приснилось. Стараясь выбросить все мысли из головы, я шагал — немного прихрамывая, как вдруг снова услышал: «Валерка!». Вздрогнув, я остановился и обернулся, увидев уже знакомый муар.
— Серега?
— Я.
Словно из тумана я начал выхватывать знакомые очертания. Видел ли я их на самом деле — или образы, снова, строились только у меня в голове? Медленно осознавая, что сейчас не могу верить даже себе, я надавил на один глаз, попытавшись убедиться, что действительно вижу то, что передо мной. Картинка раздвоилась. Значит, правда? Должно быть так. Но сейчас и этот, надёжный, как казалось, тест — не внушал большого доверия. Сергей подошёл и взял меня за плечи, посмотрев в глаза. Прикосновение ощущалось вполне реальным, а вот сам Серега — виделся мне полупрозрачным. Это забавно: через его голову проглядывался коридор позади. Вяло улыбнувшись, я закрыл глаза, помотал головой. Тело стало ватным. Казалось, ещё немного — и я потеряю сознание. Серега меня тряхнул, дал пощёчину — это чуть-чуть отрезвило. Оттолкнув его, я отступил на пару шагов назад — сразу же стало легче. Серега снова подошёл.
— Валерка, это ты? Живой? Что с тобой?
— Не подходи! — Я снова отступил. — Живой, пока ещё.
— Что с тобой?
— Не знаю. Перестройка организма. Или сознания. Всего сразу.
— В смысле?
— Только что — я выходил из тела. Перевариваю, теперь, случившиеся.
— И как?
— Никак. Пока ничего не понял, буду осваивать.
— Ты знаешь, где Дрон?
— Здесь. Он пришел позже, но освоился намного лучше меня. Такое уже творит…
— Что?
— Камни ворочает, силовые поля ставит. Он телекинетик, причем сильный. Я не знаю, что он ещё может и чему научится, но говорят — у него огромный потенциал.
— А у тебя? И кто говорит?
— У меня — не знаю. Свою способность я открыл только сегодня. А говорит… Как бы объяснить… Считай, местный начальник. Он тоже сильный телекинетик. И телепат, в придачу. И ещё — неизвестно кто.
— Здесь что, у всех способности?
— Не у всех, но у многих. И много аномалий — похожих на ту, которая была у нас, на пустыре. Ты через неё сюда попал?
— Нет.
— А как? У тебя тоже открылась какая-то способность?
— Открылась. Помнишь, я рассказывал про свой необычный сон?
— Помню.
— Так вот, ты был прав. Оказалось, что это не совсем сон.
— И?
— И теперь я могу переходить из одного мира в другой.
— Когда спишь?
— Уже нет. Не понял пока, как же именно я это делаю, но что-то уже получается.
— Непонятно, что именно переходит между мирами: твоё тело, или только проекция. Я вижу тебя полупрозрачным и чувствую прикосновение, но ты вытягиваешь силы. Когда ты меня схватил — я чуть в обморок не упал.
— Да? А в первый раз — ты ничего не почувствовал?
— Когда? А, понял. Почувствовал, но совсем слабо. Скорее всего, ты тогда слишком мало проявился в этом мире — и не мог ничего сделать.
— Может быть… Как бы понять, что делать дальше? Меня, честно говоря, немного достало то, что я перемещаюсь не всегда по своей воле.
— Учиться управлять своими силами, что же ещё. Методом проб и ошибок, по-другому — никак.
— В одном из миров, есть такое место — Храм. Знания там приходят сами собой, нужно только научиться их доставать. Но что-то мне там не нравится…
— Что? Разберись! Глупо отказываться от такой возможности — просто потому, что «не нравится». Может, выдумываешь на пустом месте. Как там — в этом, «другом мире»?
— Непонятно, как и везде. Там случилась глобальная война: государств не осталось — есть только города. Там есть люди, пришельцы, полуроботы. И роботы, которых не отличить от людей.
— Здесь тоже была война. Гражданская, как я понял. И, до сих пор ещё — идёт. Здесь есть государство «ГРИД», которое построило общество с тоталитарным контролем. А есть мы — те, до кого они ещё не добрались.
— Вы воюете с целым государством?
— Фактически — это один город.
— И больше ничего нет?
— Не знаю — я так и не нашел в библиотеке ничего внятного, на эту тему.
— Понятно. Ты хочешь вернуться домой?
— Хочу. И не хочу, одновременно. И здесь и там — я лишний. Но сейчас у меня появилось, над чем работать. Дрон, скорее всего, останется.
— Почему?
— Он здесь как рыба в воде.
— Где он, кстати? Пойдём к нему.
— Пошли. Только постарайся сделать так, чтобы тебя не видели. Можешь ведь?
— Попробую.
—///—
Дрон спал, когда мы зашли.
— Первый раз вижу его спящим, здесь — я уж думал, он разучился это делать.
— Ты так о нём рассказывал, будто он суперменом стал.
— Как есть — так и рассказывал.
Дрон открыл глаза и поднял голову, посмотрев сначала на меня, потом на Серёгу. Ни следа усталости — будто и не спал только что. И наверняка — слышал нас. Серёга подошёл ближе.
— Привет, Дрон! Видишь меня?
— Нет. Но слышу.
— Совсем не видишь?
— Плохо, неясно. Подожди.
Дрон сел, потянул шею, помял виски, встал, снова потянулся и опять сел. «Всё-таки спал» — подумал я — «не разучился, пока ещё».
— Теперь вижу. Привет, Серега. Дрон подошёл и протянул руку.
— К нему лучше не прикасаться, он выкачивает силы.
Проигнорировав мой совет, Дрон взял Серёгу за руку и на секунду переменился в лице — будто окаменел. Слегка пошатнувшись, он отпустил руку.
— Да, ты прав.
— Тоже почувствовал? Я чуть в обморок не упал.
— Не настолько, но чувствуется.
— Уж простите, как могу, — Серёга снова заговорил. — Пока вы тут обживались, я с ума сходил, думая, где вас искать.
— С ума мы все посходили. Причём давно. Чего стоите, кстати? Рассаживайтесь.
— Куда?
Дрон отвёл взгляд в сторону, лицо его снова «окаменело». В комнате появились два кресла.
— Сюда.
Мы расселись, я снова поймал себя на зависти. Обидно: Дрону всё давалось слишком легко. Мысленно, я врезал себе по морде: не хватало ещё — всерьёз начать так думать. «Не смей себя жалеть! Это мерзкое чувство съедает и душу, и волю — делая тебя, действительно, никчёмным». Откуда эта фраза? Однажды я так крепко вбил её себе в голову, что теперь уже не понимал: то ли выдумал её сам, то ли прочитал где-то.
— Растёшь! А что ещё можешь?
— Не знаю. Я постоянно узнаю новое о себе.
— Ты собираешься возвращаться, или останешься здесь?
— Собираюсь. Попозже…
— Когда? Скоро война начнется.
При мысли о войне я заерзал в кресле: в своем желании оставаться здесь — я был уверен далеко не так, как Дрон. Мне хотелось уйти и остаться — одновременно.
— Представляешь, чему я могу научиться — с таким стимулом?
— Нет. Я не знаю даже, что ты можешь сейчас. Кстати, как ты собрался возвращаться? Я вот, хоть и многое уже узнал, но, как перейти в другой мир — ещё не понял.
— Сергей нам поможет, так ведь?
— Чем? Я сам не знаю, как это делаю.
— Узнаешь. Тебе это, все равно, легче. Ты никогда не пробовал захватить что-нибудь с собой из другого мира?
— Один раз я переместил человека. И себя, вместе с ним. Туда и обратно.
— Так почему молчал? Попробуй переместить меня.
— Я ведь даже не знаю — целиком перемещаюсь, или частично. А ты не можешь ко мне прикасаться.
— Я могу, это Валера не может.
— Разве? Я же видел, что на тебя — тоже влияю.
— Не так сильно. Немного времени, и я подстроюсь.
— Ты — подстроишься? Я глупо хихикнул, и, тут же — внутренне осёкся.
— Да, а что смешного?
— Помнится, ты говорил, что никогда и ни под кого подстраиваться не будешь.
— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. И о чем говорил тогда — тоже знаешь. Но цепляешься к словам. Серьёзно, Валера — я тебя не узнаю. Мелкий ты, какой-то, стал, что ли…
— Нервный я стал, нервный… А может и мелкий. Со стороны виднее.
— Так, стоп, — Сергей помутнел, став менее заметным. — Ты это, Валерка, брось. Самобичевания здесь не нужно устраивать. У всех нервы, всем думать надо — как и куда дальше выбираться.
— И не собирался.
— И не надо. Дрон, в общем-то, дело говорит — нужно будет постараться перенести кого-нибудь из вас, потренироваться. И я большему научусь, и он, и ты.
— Может, прямо сейчас начнём?
— Я «за». А ты, Дрон?
— Я тоже, не против.
Серега с Дроном встали и взялись за руки, глядя в глаза друг другу. Со стороны — это выглядело забавным. Особенно — их «серьёзные» лица. Первое, что приходило на ум: «парочка» прощается. Если бы Серега и Дрон не были мне знакомы, и не выгляди сейчас Серега как призрак, который то появляется, то исчезает в никуда, я бы так и подумал, наверное. Минут через пять — Дрон начал пропадать из виду, как и Серега. Это уже интереснее: быть может, им действительно удастся переход? Все ведь может быть. Жаль, я так и не понимаю, что дальше: начнется ли открытая война, или будут продолжаться локальные конфликты, стычки. Что задумал Зак, и почему Син не пытается нас уничтожить? То, что он в силах сделать это — я уверен. Кучка повстанцев, которых, едва ли, сотня — не может противостоять целому государству. Даже если оно — размером с город. Здесь далеко не все обладают сверхспособностями, больше половины — «пушечное мясо», никак не спецы. А ГРИДы — ребята не слабые. К тому же — намного превышают нас числом. Есть то, чего не я не знаю — что хочет узнать, или заполучить, Син. Нужно ли мне знать — что? Возможно. Но первое, что необходимо — выжить. А потом уже — все остальное. Поможет ли мне выжить знание того, что будет дальше, или наоборот? Вопрос спорный. Лучше уж заняться тем, что удается. А ещё, неплохо бы научиться ставить силовые поля, как Дрон. И, всем вместе — постараться освоить переход. Уже около минуты я находился в комнате один. Удалось? Или только невидимость? Сдержав желание спросить — вслух позвав Серегу или Дрона — я вышел из комнаты.
—///—
Холод пробежал по рукам, Серега смотрел мне в глаза. На несколько секунд, я, кажется, потерял сознание, или впал в транс. Комната вокруг поблекла и посерела, стала размытой, вскоре я перестал её замечать. Холода уже не чувствовалось, ладони будто примерзли и онемели — разжать их, все еще, не удавалось. Мысли тоже остановились: я не просто не мог двигаться, я не хотел. Появилось знакомое чувство: будто меня окунули в густой, вязкий кисель. Серега пропал, а я, как пустая, но тяжелая болванка — плавал в океане чего-то вязкого, теплого, пахнущего… Ванилью? Бред… Надо, надо возвращаться… Как? Надо… Меня «выдернули», окатив холодной водой. Очнулся я на каменном полу. Капли скатывались с волос, падая вниз, громко стуча по каменному полу; я приподнялся на одной руке, вытерев лицо второй, свободной. Серега стоял рядом.
— Где мы?
— В Храме.
— Полотенце есть?
— Нет, зачем?
— Сам водой окатывает — и спрашивает, ещё…
Я поднялся и осмотрелся. Какой же это Храм? Просто пустой ангар. Только неестественно светлый. Провёл рукой по волосам — они чудесным образом стали сухими. На полу — никаких капель… Что за чёрт? Мне что — почудилось? Грудь сдавило, сердце бешено колотилось — не так уж просто, оказалось, путешествовать между мирами. Неизвестно откуда, к нам вышел человек.
— Здравствуй, Сергей. Ты привел друга?
— Здравствуй, Ив. Да, это Дрон. Помоги ему освоиться, пожалуйста.
Тот, кого Серёга назвал «Ив», подошёл ко мне. Странно, но первое, на что я обратил внимание — его тонкие и очень длинные пальцы. У людей, я, пожалуй, никогда не встречал подобных. Это должны были быть руки фокусника, ну, или — пианиста, утончённой натуры. Они совершенно не вязались с его внешностью: он был крепко сбитым, коренастым мужчиной — не амбал, но и, явно, не дохляк.
— Приветствую тебя, Дрон. Меня зовут Ив Макс, я помогаю вновь прибывшим освоиться в нашем мире; ты можешь задать мне любые вопросы — и я отвечу.
Голос был неестественно чист — недостижимо, для человека. Я постепенно приходил в себя и начинал ощущать что-то, похожее на большую аномалию неподалёку. Дышать стало легче, грудь больше не сдавливало.
— Где я? Сергей сказал, что это Храм.
— Многие так называют это место, вскоре ты сам поймёшь, почему. Наиболее близкое, хоть и неверное объяснение — здесь возможны чудеса.
— А в других местах они невозможны?
— Они возможны везде. Но здесь им легче произойти. Да и то, что вы называете чудом — не есть осуществлённая невозможность, это всего лишь непознанная закономерность. Но, ты ведь, кажется, и сам так считаешь?
— Да. Вы тоже читаете мысли?
— Я могу это делать, но сейчас мне достаточно посмотреть, откуда ты пришёл. Ведь ты и Сергей — из одного мира, не так ли?
— Да.
— Я вижу, что в твоих руках сила, которую ты ещё не понял: опасная, почти неподконтрольная тебе и рвущаяся наружу.
— То есть, как? Как сила может рваться наружу — сама?
— Через твоё подсознание. Сейчас, например — ты очень хочешь понять, что происходит вокруг. Я, как вы любите выражаться, «буквально вижу» её щупальца, которые проникают повсюду — хоть ты этого не замечаешь.
— И что?
— Ничего. Вскоре ты начнешь понимать, где находишься, и то, что всё можно сделать намного легче. Не ломиться сквозь стену — а пройти через дверь.
— Я и так это понимаю.
— Не сомневаюсь.
— Так почему же…
В такие моменты говорят: «в голове что-то щёлкнуло». Действительно: я будто искал выключатель в тёмной комнате, и, найдя, наконец — «зажёг свет». Я понял, что это никакой не Храм, а, скорее, просто огромная библиотека. Всё это место — большая аномалия, которая находится везде. И нигде, одновременно… Справочная, перевалочный пункт, между мирами — в котором можно получить ответ, на любой вопрос. Стоит только понять, как спросить. Понял я и фразу Ив Макса о подсознании: я настолько сильно пытался вникнуть, разобраться в происходящем, что «проламывал стены», вместо того чтобы спокойно найти вход. Но как искать — когда ничего не видишь? Особенно, когда стен нет. А есть только непонимание, границы собственного восприятия. Остаётся либо смириться, либо перебирать — искать выключатель, в тёмной комнате… Я вложил в поиск слишком много силы: в этом и была опасность. Попадись мне что-то непонятное, я смог бы разобрать это на элементарные частицы. Но здесь — ничего нет… И я, и Серега, и Макс — растворены сейчас, в «великом ничто». То, что я вижу — «мгновенная картина», которая приобретает очертания, едва об этом подумаю. Не исключено, что каждый видит Храм по-разному.
— Ты близок к истине, Дрон. Однако сейчас Храм полностью проявлен в этом мире. И вполне материален, в привычном смысле.
— Тогда как понять то, что я увидел?
— Возможность. Ты всё верно понял, но не учёл того, что не только ты делаешь Храм реальным, а ещё очень и очень много других разумов.
— По вере да воздастся?
— Грубое сравнение, но суть верна.
— Когда мы появились, мне показалось, что меня окатили водой. Что это было?
— Очевидно, Сергей. Так он привел тебя в чувство — хоть и не понял, не заметил, что сделал. Подсознание — я уже говорил.
— Что это за мир?
— Задай вопрос — получишь ответ. Ты ведь уже понял, как это происходит.
— Ты не человек?
— Да. А, твое настоящее имя, на самом деле — не «Дрон».
— Как же, тогда?
— Ты знаешь ответ. Вернее, можешь узнать сам.
— Да, спасибо… Я понял.
— У тебя ещё остались вопросы?
— Нет.
— Тогда я вас покину. До встречи, Сергей.
— И тебе, до встречи… Ив, — чуть помедлил Дрон.
— До свидания! — сказали мы, в один голос.
Ив ушёл. Чуть позже я понял, что совершенно не помню, как это произошло. Он будто растворился, но я не заметил момент, когда именно.
— У тебя есть другое имя?
Я сбросил оцепенение, слегка встряхнув головой.
— Да, мать рассказывала. Но его не знаю даже я.
— Можешь узнать?
— Могу. Но не хочу. Попробуй сам, если интересно.
— Я уже попробовал — не выходит.
— Значит и не надо.
— Что ты видел?
— Я узнал, что представляет собой это место.
— Что?
— Библиотеку, рассеянную по всем мирам.
— То есть?
— Эта область, пространство — существует во всех мирах. Храм может быть везде и нигде — одновременно; может проявить себя в любом из миров. И здесь, действительно — возможны чудеса: я не чувствую предела своим силам.
— Обычно чувствуешь?
— Да. Обычно — я, приблизительно, знаю, на что способен.
— А теперь не знаешь? Так с чего ты взял — что можешь всё?
— Чувствую.
— Чувства могут обманывать. Если ты чего-то не видишь — не значит, что этого нет. Возможно — ты просто ослеп.
— Возможно.
Дрон выглядел задумчиво — настолько, что напоминал мне Валеру: так же смотрел в пустоту, и едва заметно шевелил губами. Он изменился: теперь уже не такой вспыльчивый, как раньше; непривычно рассудительный. Даже речь преобразилась — став более спокойной, почти без слов-паразитов. Странно было наблюдать такую метаморфозу. Особенно сейчас, когда обстановку никак не назовёшь спокойной. Храм умиротворяет, это правда. Но точно так же Дрон вёл себя и там, в этих странных катакомбах. Люди не меняются — они лишь меняют своё поведение, оставляя суть на месте, я твёрдо усвоил эту истину ещё давно. Как же тогда объяснить происходящее? Кто мы, на самом деле? Где та сердцевина, на которую наслаиваются воспитание и привычки? И как далеко могут зайти перемены? Или… Всё снова не так, как казалось, а я верил в то, чего нет?
—///—
Я вышел наверх и отправился к ближайшей аномалии, о которой знал. Внутри всё кипело — и мысли и эмоции, сложно было сосредоточиться на чём-то конкретном. Злоба на себя, на мир, на всё происходящее — усиливалась, с каждой секундой. Как давно я не испытывал подобного… Казалось, я научился держать себя в руках. Казалось. Как обычно: всё только казалось… Я думал, что это правильно. Но — верно ли это теперь? Нужно и можно ли быть мирным там, где идёт война? Где каждую минуту тебе грозит смерть? Я всегда боялся сорваться: знал, что лучше управлять, чем сдерживать. Я боялся себя: зная, что, при желании — могу наломать дров. Мог… Здесь у меня не осталось ничего, что было в том мире; всему нужно обучаться заново, и я пока ничего из себя не представляю. Там — мне были нужны инструменты; здесь — есть возможность обходиться без них, здесь другие законы. Так почему же — я всё ещё боюсь? Слишком долго… Да. Я слишком долго сдерживал себя. Хватит. Вот и аномалия — проверим, что я могу. Я встал прямо, поставив ноги чуть шире плеч и раскинув руки. Ничего… Почему я ничего не чувствую? Я посмотрел вверх, в пурпурное небо. Грязно-серые облака медленно ползли, безразличные, ко всему. Что я сделал не так? Почему — снова всё с нуля? Почему???
— Ну, что тебе ещё надо?! Вот он я! Смотри, если ты есть! Что! Тебе! Надо!?
Я кричал несколько минут, ничего не замечая вокруг; смотрел в небо, пока на лицо не начали падать капли дождя. Я закрыл глаза. Дождь… Когда-то я любил тебя. Не знаю, почему. Не знаю — почему ты мне разонравился… И отчего я снова радуюсь, когда твои капли падают с небес на землю. Гроза… Стихия… Сила. Я один. Мне — всё равно. Нет границ, нет авторитетов. Я ничтожен, но свободен. И лучше умереть, чем снова загнать себя в клетку. Казалось, я вернулся в прошлое, когда ещё ничего умел и не знал, когда думал, что передо мной открыт весь мир. Так и было. Но я перестал верить, и всё стало иначе. Реальность, фантазии… Слова. Никто не может всего. Но никто и не делает всего, что может. Стало холодно. Стихия… Как бы не хорохорился — ты всего лишь человек. Я опустил голову, вытерев лицо ладонью — и ощутил чужое присутствие. Резко развернувшись туда, где, как мне показалось, кто-то есть — я снова «вышел из тела». Ненадолго, всего на секунду, но успел увидеть все окрестности и находившегося неподалёку Грида. Меня ещё не заметили. Оказавшись на земле, я опять впал в ступор. Способности проявляли себя неожиданно, хоть и в нужный момент. Давали бы ещё понимание того, что делать. Бежать? Заметит. Бой? Что я могу сделать — без оружия? Если и могу, то не умею, пока что. Прятаться негде… Меня обнаружили, когда я ещё и шага не сделал с того места, где минуту назад стоял и, как идиот, кричал в небо. Да, идиот — это неизлечимо…
— Стоять! Руки на голову! Ты пойдешь со мной.
— А почему бы тебе сразу меня не убить?
Грид подошёл ближе: ничего не говоря, что-то переключил на своей винтовке и нажал на спуск… Я оказался в десяти шагах у него за спиной. Не понимая, что делаю, вместо того, чтобы бежать — я бросился вперед: дернул Грида за ноги, прыгнул сверху, изо всех сил ударил по голове… Шлем треснул. Поднявшись, я перевернул Грида и безуспешно попытался снять расколотый шлем. Убил? Как такое возможно? Хотя, телепортация и выход из тела — тоже «невозможны». Знать бы, как управлять этим. Похоже, способности у меня проявляются только тогда, когда я сильно нервничаю. Классика, прям. Я забрал винтовку, зашвырнув её подальше (всё равно, у меня бы не получилось её использовать), и вытащил нож из ножен на поясе Грида. Может, тоже выкинуть? Боец из меня никакой, много ли от него будет пользы? Скорее — сам себя порежу, чем кого-то… Грид зашевелился: у меня по спине пробежали мурашки, рука судорожно сжала рукоять. Как бы то ни было — двадцатипятисантиметровый тесак в руках давал призрачную иллюзию силы. Пусть и без оружия — Грид не превратится в беззащитного котёнка, а я не намерен сдаваться «просто так». Солдат поднялся на удивление проворно, будто ни в чём не бывало — посмотрел на меня и спокойно сказал:
— Опусти нож. Ты не сможешь пробить им мою броню.
Меня разбивала предательская дрожь — но я постарался, так же спокойно, ответить:
— Я расколол твой шлем голыми руками. С чего ты взял, что я не вскрою тебя как консервную банку?
— Это невозможно.
— Хочешь проверить?
Грид твёрдо шагнул вперёд, будто собирался меня раздавить. Рука сильнее впилась в нож, а я, что есть мочи, рявкнул:
— Стоять!
Грид замер. Он стоял в неестественной позе — будто ожидая следующей команды. Вспомнилась детская игра «Море волнуется», и, невольно — стало смешно. Я обошел Грида со всех сторон. Может, они и вправду — роботы? Или у меня такая способность? Интересно, она на всех действует? Я отошёл подальше и сказал:
— Отомри.
Грид сдвинулся с места, заканчивая шаг, и снова остановился — теперь уже сам. Покрутив головой и найдя меня — опять двинулся вперед.
— Стой!
Грид остановился.
— Иди!
Шаг вперёд.
— Стой!
Остановился.
— Иди!
Ещё шаг.
— Стой!
Всё верно: я, каким-то образом, взял его под контроль. Неизвестно, как именно, неизвестно почему, но я могу приказывать чужому разуму. А ведь Зак говорил, что Гриды почти не поддаются психическому влиянию…
— Кто ты, что делаешь здесь?
— Виктор Разряд, пятьсот седьмой, вооружённые силы ГРИД, провожу регулярный обход местности.
Имя у него — вполне человеческое, а вот фамилия… Впрочем, она не лишена смысла. Наоборот: странно то, что в чужом мире — встречаются имена из нашего. Или, мне только слышится наиболее привычный вариант? Я как-то позабыл о своём первом знакомстве с языком — когда непонятные и бессмысленные буквы превращались в известные мне слова.
— Зачем?
— Для выявления и устранения потенциальных угроз.
— Ты человек?
— Да.
— Почему ты подчиняешься ГРИД?
— Долг каждого гражданина Республики рабочих идеалов — соблюдение установленных норм и порядков. Я призван помогать гражданам и защищать от всего, способного повредить идеалам ГРИД.
Человек… Робот ты, с промытыми мозгами.
— Я ничем не угрожал вашему государству, зачем ты хотел увести меня с собой?
— Ты нарушил границы.
— А почему ты мне об этом не сказал? Я бы ушёл.
— Я действовал согласно инструкции. После допроса — тебе предложили бы стать гражданином Республики.
— А если бы я не захотел?
— Зависит от результатов допроса.
— Граждане Республики свободны в выражении личности?
— Да, в соответствие провозглашённым идеалам.
— А если я привержен другим идеалам? Которые отличаются от ваших?
— Твои идеалы будет рассматривать Верховный совет.
— Что будет, если они посчитают их противоречащими вашим?
— Тебя убедят в необходимости изменения.
— Что будет, если не получится меня убедить?
— Это невозможно, сила убеждения Верховного совета действует на всех.
— Нет ничего невозможного.
— Ты заблуждаешься.
— Недавно ты говорил, что твою броню невозможно пробить. Проверь свой шлем, он расколот.
Солдат легко снял шлем и осмотрел его. Рыжие волосы, голубые глаза, бледная кожа, потрескавшиеся губы… Выглядит как человек. Разговаривает — как робот. Что нужно сделать, чтобы так изменить психику? Не я ведь заставляю его говорить так, будто он читает мне строчки из учебника? Или я? Помню, как сам долго привыкал не выражаться «казённо». Но, всё равно ещё — нет-нет, да и проскочит фраза, в которой есть смысл, но нет жизни. Только сухой, раздутый канцеляризм.
— Убедился?
— Да.
— Всё ещё считаешь невозможным его разрушение?
— Я говорил, что ты не сможешь пробить мою броню этим ножом — металл, из которого он изготовлен, недостаточно прочен.
— Тогда, как мне удалось это?
— Не знаю, мало информации. Это подтверждает опасность, и то, что ты можешь являться потенциальной угрозой Государства рабочих идеалов.
Всё же, он не всегда говорил одинаково: называя ГРИД то «Республикой», то «Государством рабочих идеалов». Что-то от человека в нём осталось. Шальная мысль пронеслась в голове: что, если попробовать снять с него внушение? Или, дело ещё и в генетике?
— Что ты будешь делать, если Республика исчезнет?
— Исчезну вместе с ней.
— А если не получится?
— Невозможно. Республика может погибнуть только в результате войны. Я солдат и буду сражаться до последнего.
Мне показалось, или в голосе Грида появились эмоции? Даже мимика стала живее, появился слабый румянец, блеск в глазах.
— В войне могут быть выжившие. Что, если одним из таких станешь ты?
— Долг каждого — соответствовать идеалам Республики. Если я выживу, то продолжу служить им — и распространять эти идеалы настолько широко, насколько будет возможным.
Уже интереснее. Система самовосстанавливается. Он не стал бы себя убивать — как я подумал вначале. Это и радует — значит, Син оставил своим солдатам хоть немного воли, и пугает — возможно, всё намного сложнее.
— Но другим могут быть чужды твои идеалы — что тогда?
— Я буду стоять на своём.
Ну что ж, раз так — попробуем «клин клином». Если я могу его контролировать, значит — и внушить, смогу. Наверное…
— Ты сам — волен выбирать свои идеалы, никто не вправе — устанавливать закон, для твоей души. Повтори.
— Ты сам волен выбирать свои идеалы, никто не вправе устанавливать закон для твоей души.
— А теперь — ещё раз, то же самое. Только замени «ты» на «я» и «твоей» на «моей».
— Я сам волен выбирать свои идеалы, никто не вправе устанавливать закон для моей души.
— Повторяй, пока я тебя не остановлю.
Грид начал повторять только что сказанное — механически, без какого-либо намёка на эмоции. Зачем я это делаю? Всё равно, свободным он не будет — это только ещё одна программа, которую я закладываю ему в мозг. Может, лучше внушить, что теперь он подчиняется мне? Зак прав: нельзя давать людям свободу — они, попросту, себя уничтожат, когда возникнет множество противоречивых интересов, загонят себя в ловушку страстей. Все жаждут свободы — не понимая, что она такой же призрак, как и желание «жить вечно». А вечен — только Абсолют. Только он и свободен. У всего остального есть границы — неважно, насколько великие. Но мне, отчего-то, хотелось дать ему, хотя бы, призрачное стремление. А ещё — я постарался «вырвать» из его состояния всю агрессивность, которая была сейчас. Не способность злиться — а память, о его нападении на меня. И заодно — «инструкцию» о том, как поступать с «нарушителями».
— Достаточно, ты можешь быть свободен. Иди домой, если хочешь.
Грид встал как вкопанный, потёр рукой лоб.
— Я на посту.
— Тогда — делай, что должен.
— Я не помню, что делать.
— Сколько ещё человек на посту?
— Ещё пять.
— Спроси у них.
— Где моя винтовка?
— Не знаю, ищи сам. Те, другие — могут появиться здесь?
— Нет, этот район патрулирую только я.
Странно, всего один… Впрочем, и пять, то есть, шесть человек — маловато будет. Видимо, Сину не так уж важны границы его владений. Хотя… Я вспомнил, как солдаты Грид выныривали из пустоты. Если они умеют телепортироваться — то достаточно одного сигнала, чтобы здесь была вся армия.
— Тогда найди оружие и продолжай патрулировать.
— Спасибо.
— Не за что, будь здоров!
Я похлопал Грида по плечу — мне было смешно и немного жалко его. Как он назвал себя? Кажется, Виктор. Может, вернуть всё как было? Приказать замереть на несколько минут — и уйти? Нет, не для того — я выворачивал, сейчас, ему мозги.
— Виктор, ты должен отвести меня к себе, в вашу часть.
— Зачем?
— У меня есть важная информация для Верховного совета.
— Хорошо.
—///—
— Ну как? Всё понял?
— Всё, что мог.
Я взмахнул рукой, и мы оказались на пустыре — том самом, с которого всё началось. Вдалеке виднелся город.
— Ты что, перенёс нас обратно?
— Мы всё ещё в Храме, не замечаешь?
— Нет. То есть, Храм и пустырь — одно место?
— Они связаны. При необходимости, Храм может появиться в любом месте — но здесь это сделать легче всего.
— Ещё один переход?
— Можно и так сказать.
Мы снова стояли в Храме.
— Так ты просто создал иллюзию?
— Да. Вспомнил и нарисовал. Хочешь город посмотреть?
— Там есть что-то интересное?
— В общем, нет.
— Тогда обратно.
— Сам не разобрался ещё?
— Нет. Кое-что смутно вырисовывается, но этого мало.
— Так можешь попробовать.
— Нет, давай ты. Мне нужно переварить всё, что узнал.
— Ну, держись тогда.
Дорога обратно показалась мне легче — да и Дрон выглядел лучше, по сравнению с первым разом. Мы перенеслись в ту же комнату, из которой ушли, Валерки не было.
— Сейчас у тебя лучше получилось.
— Я заметил.
— А заметил, что ты больше не прозрачный?
Я осмотрел себя, прошёлся, потрогал стену, мебель. Когда я появился здесь в первый раз — то, как призрак, не мог ни к чему прикоснуться, сейчас же всё стало осязаемым. Перенёсся полностью? Интересно, кто, или что — осталось у меня на кухне… И осталось ли. Я представил, как меня забирают и везут в больницу, чтобы «откачать», или как я растворяюсь в воздухе, на глазах у Оксаны… Знакомое чувство тревоги начинало сверлить сознание, не давая сосредоточиться.
— Не заметил, теперь вижу. Мне пора домой.
— Бывай.
Я замер и закрыл глаза. Домой. Домой, быстро! Моргнув, я увидел, что всё ещё нахожусь в катакомбах. Беспокойство нарастало, вот-вот обещая превратиться в панику — я стиснул зубы и сильнее зажмурился.
— Не выходит? Может, силы не хватает? Давай подтолкну.
Дрон положил мне руку на плечо — от неожиданности я подпрыгнул, чуть не упав с табуретки. Я снова сидел за столом своей кухни. Медленно поднявшись, я открыл холодильник и достал бутылку воды. Последние слова Дрона вспоминались как обрывки сна, но остальное я помнил хорошо. Интересно, я когда-нибудь привыкну к этим переходам — и научусь, наконец, нормально перемещаться? Без мысли: «А, получится?». Сегодня вышло, завтра нет. Хорошо, хоть, Дрон помог. Понимаю теперь, почему он сам не хотел пробовать. Он не понимает, как это делать. И не рискует. А я и не понимал никогда, всё «на авось». Странно только: отчего Дрон стал таким рассудительным? Появилось, что терять? Так у него только способности появились. Или нет? Из ванной — по-прежнему, доносился шум воды. Приоткрыв дверь, я заглянул внутрь — и тут же получил «заряд» пены, в лицо. Сдёрнув полотенце с крючка, я закрыл дверь. Бесят такие «шутки»… Обычно я отвечаю, но сейчас не до того. Сколько я провёл в отключке? Складывается впечатление, что «там» и «здесь» время идет по-разному. Или — неосознанно, я возвращаюсь примерно в тот же момент, когда «ухожу» из одного мира в другой. Интересная была бы особенность — не пропускать ни одного важного, для тебя, события. Я развалился в кресле и закрыл глаза. Когда же я нормально отосплюсь… А не буду проваливаться неведомо куда, с риском не вернуться. Вышла Оксана: в халате, с растрёпанной, ещё мокрой, головой. Вот, что мне нравилось — так это то, что она никогда не накручивала себе «тюрбан» из полотенца. Сушила волосы феном, тщательно промокнув, прежде. Оксана улыбалась, напевая знакомую мелодию, и вообще — казалась «свежей», неомрачённой ничем, ничуть не уставшей. Чего, наверное, нельзя сказать обо мне: я чувствовал себя как выжатый лимон.
— Ты что, уснул? Я же тебе кричала.
— Не слышал. Зачем звала?
— Шампунь нужно было достать, с дальней полки — забыла с собой взять. Пришлось так из ванны вылезать, мокрой. Иначе не дотянуться.
— Прости, я действительно заснул. С лёгким паром!
— Спасибо.
— Оксана, что ты помнишь?
— В смысле?
— Как прошел сегодняшний день?
— Нормально. Встала, поела, ушла по делам, вернулась, тебя не было, вспомнила кое-что, пошла обратно. На лестнице — встретилась с тобой. Ты опять пристал ко мне с какой-то ерундой: мол, где была и т.д. Потом мы пошли по моим делам, ты меня не отпустил. Помирились по дороге, вернулись. Я пошла в ванную, а ты здесь остался. Вроде так. Кстати, а ты точно здесь сидел? — Оксана ухватила меня за шею и села на колени. — А то, до меня допытываешься, а сам пропадаешь, неизвестно где.
— Точно, точно.
Я перехватил ноги Оксаны, усадив её поудобнее. Перемены были разительны: всё напряжение, между нами — куда-то ушло, Оксана ничего не помнила. Действительно не помнит? Расспрашивать о подробностях я не хотел — опасаясь, что это приведёт к новому конфликту. Если она не помнит — её будет раздражать мой интерес, а если помнит… Тоже, ничего хорошего. Рано или поздно всё выяснится, а я теперь знаю, чем всё закончится. Вернее, догадываюсь. И это меня вполне устраивает. Как ни странно, Оксана лучшая из тех, кого я знал, несмотря на всё недопонимание между нами. Не человек — вот в чём дело. Не из этого мира… Только поэтому я и мог с ней общаться: других — не понимал, ещё больше. Удивительно: столько разных, непохожих характеров, столько нюансов… Но одинаковая суть: тебя пытаются подмять под себя, сделав «удобным» и «нормальным» — в своём понимании. Ты либо подчиняешься — либо подчиняешь. «Равных» нет, что бы там ни говорили. В группе не может быть двух лидеров — это закон. Вечный парадокс: люди слишком слабы, чтобы выносить одиночество, но слишком эгоистичны, чтобы быть вместе. Потому и распадаются «семьи», которые едва успели появиться. А те, что остались, договорились называть постоянную войну, меж собой — «притиркой» и «семейными отношениями». Всё это настолько привычно, что считается нормой. Даже необходимостью. Конечно, в противостоянии человек развивается… Только о каком, к чёрту, «священном союзе» — может идти речь?
— О чём задумался?
Оксана погладила меня по щеке. Как странно… Совсем недавно — всё было кончено. И вдруг — началось снова. Будто перезагрузили зависший компьютер. Невольно, в памяти воскресали старые чувства, ощущения. Уже не те, но похожие. Мурашки от прикосновения, детская робость… Только теперь, скорее — от желания всё рассказать. Понимания, что в этом нет смысла.
— Так, ни о чём. Просто устал.
— Отчего?
— От всего, ты же меня знаешь. Находит, временами…
— Знаю.
Оксана прижалась ко мне, и, зевнув, закрыла глаза.
— Я люблю тебя.
— А я тебя — нет.
Надо же… «А я тебя — нет» — даже эта фраза вернулась. Оксана всегда произносила её, словно шутя. Скорее всего, так оно и было — она шутила. И даже не подозревала, что говорит правду. Эмотиконы не принадлежат себе — они живут, четко выполняя миссию. Почти как люди, но не так — им дано меньше воли. Их эмоции — способ понимать и менять других, а наши — способ оправдания звериной натуры. То, что мы называем любовью — не более чем её отголосок. И нам всегда мало… Так любят люди. А эмотиконы?
— Оксана, как у тебя дела с братом?
— Нормально, давно его не видела.
— Скучаешь?
— Немного, а что?
— Так, ничего…
А эмотиконы — любят безусловно: всех и никого. Они могут обижаться, но когда обид накопится слишком много — «обнуляются»: забывают всё, приходят к началу и продолжают свою миссию. Я вздохнул. Жаль её… Она, наверное, счастливее многих из нас, но — всё равно, жаль. Отчего-то, я воспринимал свою догадку как истину. Видимо, сказывается легкое получение информации в Храме: заставляет думать, что всё, приходящее в голову — правда. Опасная иллюзия — к ней легко привыкнуть. Всё может оказаться куда сложнее.
—///—
Чем дальше мы уходили, тем больше я узнавал местность вокруг — именно этой дорогой мы шли, когда я только угодил в этот мир. Похоже, туда же и направляемся. И, может быть — меня ведёт тот же самый Грид.
— Эльдар! Я ещё одного привел.
— Зачем сюда? Вёл бы его прямиком в отстойник.
— Говорит, что у него есть важная информация для Верховного совета.
— Что? Ты с ума сошёл? Откуда он, вообще, знает про Совет? Сюда его, быстро!
По спине пробежал холодок: а вдруг, не получится? Внутренне подобравшись, я шагнул в комнату.
— Я здесь.
Эльдар меня узнал — это было ясно по его ошарашенной физиономии. Очевидно, что встретить меня здесь, снова — он не ожидал. Всё же, это не биороботы, как показалось вначале — подумал я — эмоции у них, явно, в наличии. Разговаривая громко и живо минуту назад — теперь, резко изменив тон и делая большие паузы между словами, Эльдар выдавил из себя:
— Как ты здесь оказался?
Такая реакция, поначалу, сбила с толку меня самого — складывалось впечатление, что он испугался. Но я, едва ли, мог так его напугать.
— Пришёл.
Эльдар вскочил и крикнул:
— Вяжи его! Ты что, ориентировок не помнишь?!
Я вздрогнул, но, тотчас опомнившись — резко сказал:
— Всем оставаться на месте!
Эльдар замер, едва шевеля губами. Он ещё не был под моим контролем — я только начал отчётливо чувствовать его состояние, мысли — он был в ступоре, не понимая, что происходит. Виктор стоял рядом и не двигался: к своему удивлению — я без слов мог отдавать ему приказы. Осознав эту возможность, я, уже спокойнее, произнёс:
— Он под моим контролем, Эльдар — ты ведь об этом, сейчас, думаешь? Ты знаешь, что бежать некуда: поднять тревогу невозможно, связь ещё не успели восстановить.
По крупицам я вырывал мысли из его мозга, очищая память и внушая необходимое. К сожалению — понять, о чем именно он думает, я не мог. Но хорошо чувствовал состояние и эмоции, «ауру». Я продавливал ментальный барьер постепенно: вспоминая, как делал это с Виктором, находя отличия и не переставая удивляться тому, что мне открывалось. Я начинал видеть чужими глазами, чувствовать других людей в здании. Все Гриды связаны: неясной, пока, связью — но уже отчётливо ощущаемой мною. Я будто попал в большой организм, став его частью. Это было удивительно, непонятно, интересно и страшно: мне не верилось, что подобная способность может появиться просто так, ниоткуда. Силы проявлялись настолько стремительно, что я начал сомневаться в реальности происходящего. Может, я снова в одной из тех комнат, где Гриды держат заключённых? Лежу и брежу. Я снова вздрогнул: кто-то похлопал меня по плечу.
— Привет, Виктор. Что стоишь? У тебя уже пять минут как увольнение началось.
— Да, просто задержался, с Эльдаром поболтать.
— Не нужно дежурного отвлекать, иди.
— Всё, ухожу.
Я, а вернее, Виктор — вышел и встал за дверью. От себя же я «отводил глаза», оставаясь незаметным. Подсознание подкидывало сюрпризы: я вроде бы контролировал ситуацию, но мало на что влиял осознанно — действовал по наитию.
— Эльдар, привет. Ты чего сидишь, как статуя?
Рон (я уже знал имя вошедшего) шагнул вперёд, чуть не столкнувшись со мной.
— Эльдар, с тобой что? Слышишь меня?
Увы, я не мог заставить Эльдара вымолвить хотя бы слово: видимо, чтобы установить полный контроль — требовалось ещё время. Поминая черта, я проявил себя.
— Он спит.
Рон повернулся на мой голос. Вид у него был, мягко говоря, устрашающий: почти в два раза выше и шире меня; красные прожилки в глазах; лицо, испещрённое множеством мелких, и парой крупных, шрамов. Кроме того — я прекрасно чувствовал его настрой: лёгкое замешательство и готовность «раздавить любого». К счастью, у меня получалось «отводить глаза», даже когда это чудище смотрело в мою сторону.
— Кто это сказал?
— Я, — Отозвался Виктор.
Рон повернулся в его сторону. Я, буквально, кожей ощущал безумие, которое охватывает этого громилу, чувствовал его внутреннюю дрожь и страх, мгновенно преобразующийся в ярость. Страх? У него?! Внешне — Рон был совершенно спокоен. Может быть, это и есть то самое «психопрограммирование»? Один из сильнейших инстинктов преобразуют, пуская в нужное русло. Незаметно, даже для самого «носителя». Умно, что сказать…
— Ты! Почему ещё не ушел?
— Не хочу.
— То есть — как? Что с Эльдаром?
— Спит.
— С открытыми глазами?
— Закрытыми.
— Я только что видел!
— Посмотри ещё раз.
Рон оглянулся, я сразу же попытался «уложить» его, с помощью Виктора. Удар, который, наверное, размозжил бы голову обычного человека — не очень-то повредил громилу: тот развернулся и вцепился Виктору в горло. А я судорожно пытался проломить его защиту, чтобы ослабить хватку. И, снова неожиданно — поднялся Эльдар, выстрелив Рону в голову. Верзила обмяк и осел на пол. Чёрт побери, да кто же ими управляет? Я, моё подсознание, или что-то ещё? Пока всё складывается в мою пользу, но как долго это будет продолжаться? Я не могу понять, как получаю контроль! Если и удается — то всегда по-разному. С Виктором получилось легко, с Эльдаром — чуть сложнее, защиту Рона я не смог пробить. Или, попросту, не могу контролировать слишком много? Логично ведь… Нужно уходить, но куда? На кой чёрт я, вообще, сюда потащился… Казалось, неплохая идея: «забраться в «логово врага» и найти его слабое место». Нашёл… Даже, слишком много. Только смысла — никакого. Что с того, что со мной два полузомби, которых уничтожат, едва всё вскроется. Я могу отвести глаза одного–двух. А десятка? Или больше? Почему мне так не хочется возвращаться на базу? Интуиция? Или меня самого «ведут», куда надо — непрерывно наблюдая? Слабо осознавая, что делаю — я сорвался с места и побежал. Ноги несли сами — я сворачивал туда, куда казалось нужным, не задумываясь. Виктор и Эльдар остались на месте, я «вышел на свет», через несколько минут.
—///—
Уже неделю я не видел снов. Целых семь дней — не проваливался, неведомо куда, почти не вспоминал о Храме, других мирах, Дроне и Валерке. После того, как Оксана всё забыла, я сам будто вернулся в прошлое и просто жил, не задумываясь о том, что будет дальше. Всё заканчивается. Я подскочил с постели, тяжело дыша. Нащупал рукой телефон, посмотрел на часы. Половина второго ночи. Оксана спала рядом. Хоть она — не приснилась… Если только, именно это — не сон. Скоро я окончательно потеряю способность различать сон, явь, и свои перелёты между мирами. Холодно… Я достал второе одеяло и, накинув его на плечи, пошёл на кухню. Налив в кружку горячего чая, я сел и укутался. Началось… Или нет? Ничего конкретного из сна я не помню.
— Ты почему не спишь?
Я вздрогнул, повернув голову: в дверях стояла Оксана и смотрела на меня тревожным взглядом. Я громко втянул в себя чай, собираясь с мыслями, думая, что ответить. Казалось, стало ещё холоднее.
— Не спится.
Наверное, голос у меня дрожал — Оксана подошла и положила ладонь ко мне на лоб.
— У тебя жар.
— Серьёзно? А я думал, наоборот.
— И предбредовое состояние — шутки глупые.
— Какие есть. Оксана, а ты — почему не спишь? Это я тебя разбудил?
— Да. И ещё — какая-то чушь снилась.
— Это ведь только сон, ты сама так говорила. Сниться может что угодно… Кстати, не помнишь — что? Не было там такого: Храма, или большого зала?
— Не помню. Может, были. А тебе зачем?
— Просто интересно. Мне тоже иногда снятся странные сны.
— С большими залами?
— И с залами, и без. Давно хотел тебе рассказать. Всё, как-то, «к слову не приходилось».
— Что рассказать?
— Что всё всегда не совсем так, как мы видим.
— А, ты об этом… Ладно — расскажешь потом. Я спать.
— Нет, Оксана, подожди. Пожалуйста… — Я снова с шумом отпил из кружки, — Это касается тебя. Твоей памяти.
— А что — моя память?
— Ты хорошо помнишь последнюю неделю? И то, что было до неё?
— Отлично.
— Что происходило в эти дни?
— Ничего интересного: дом-работа-дом. Рутина.
— А говоришь — хорошо. Попробуй вспомнить в деталях. Хотя бы один день.
— Хватит нести бред — иди, лучше, спать! И, на, — Оксана пошарила рукой на полке, где мы обычно оставляли болеутоляющее с жаропонижающим, достала коробку и поставила её на стол. — Выпей таблетку. Утром поговорим.
Я молчал, осторожно отпивая чай — так, чтобы больше не шуметь. Утром так утром… Оно, и вправду, лучше — с утра. Оксана ушла, я остался сидеть — думая о том, что происходит, как правильнее об этом рассказать. Очень хотелось не говорить ничего, снова пустив всё на самотёк. Но эта политика, с недавних пор — начала вызывать у меня отвращение, я старательно отгонял такие мысли. Может, снова показать ей храм? Он, явно — как-то влияет, на всех. В прошлый раз — она уснула. Случайно? Думаю, нет. Парк? Именно там она начала странно себя вести, оттуда она вернулась, потеряв часть памяти. Зато, в самом парке, кажется — вспомнила что-то важное. Да, сначала туда. Чай уже остыл: я оставил недопитую кружку на столе и пошел в спальню. Дрожь утихла — сам не заметил, как. Будто и не бывало. К таблеткам, оставленным Оксаной — я не притронулся, хоть и помнил о них. Хорошо знакомое чувство незавершенности — снова начало зудеть в мозгу. Я осторожно улегся на постель. Что я опять забыл? Что…?
—///—
Тонкий луч пробивался сквозь завалы камней и земли. Так вот ты какой — свет, в конце тоннеля. С досады — захотелось удариться лбом об эту, внезапно выросшую стену. Даже мысль появилась: «а, вдруг — пробью?». Может, я теперь и сквозь предметы проходить могу? Я прикоснулся ладонью к завалам. Нет, не получится… Похоже, раньше здесь была лестница. Вход подорвали. Или — случилось землетрясение… Я начинал думать о чём угодно, только не о выходе. Казалось, мозг сводило судорогой. Тихий шорох заставил вздрогнуть не хуже взрыва, я мгновенно повернулся на звук, но, конечно — ничего не увидел. Судорожно выдохнув, я опустился на землю. Спокойно, соберись. Тебя уже ищут. И обязательно найдут — если оставаться на месте. Спокойно… Я закрыл глаза, представив себя в пустоте. Вокруг темнота, но вот появляется свет. Его всё больше, он проникает всюду, уничтожая тень… Что-то быстро промелькнуло мимо меня, я подскочил на месте и начал оглядываться. Всё нормально… Мысли, более-менее, успокоились. Я пристально посмотрел туда, откуда шёл свет — и «повис на луче», выйдя из тела. Было забавно: луч казался вполне вещественным. Снаружи ничего необычного, примерно то, что и ожидал: старый вход, полуразрушенное здание; немного подальше — дом, из которого, вероятно, я только что сбежал; несколько корпусов неизвестного назначения… Вот дорога, по которой мы шли. А вот город, которого я не видел, по пути сюда. Почти мгновенно преодолев расстояние, разделявшее базу Гридов и город, я опустился на крышу одного из домов. Почему всё так похоже… Почти как у нас. Только улицы пустые. И дома повыше. Но в остальном — тот же бетон, те же коробки. Конечно, если придираться к деталям — можно найти различия: всё слишком серое, дороги идеальные — ни ям, ни трещин. Есть странность: я не замечал колодцев. Не могут же они обходиться без канализации? О! Первый человек. Обычная одежда — снова, совсем как у нас: джинсы, или нечто, очень похожее на них; что-то вроде кед; футболка. Встретишь такого на улице — и тут же забудешь. Человек вышел из одного здания — и почти сразу скрылся в другом. Интересно, «Республика ГРИД» — это один город, или есть еще? Я поднялся повыше — чтобы охватить взглядом как можно больше территории. Вот город, а вот здесь должна быть наша база. Я хорошо помню аномалию, неподалёку от неё — именно там завязалась бойня, в которой у меня проявились способности. Сверху — аномалия напоминала воронку или размытый глаз. Немного жутковато — особенно, если вспомнить, что там, недавно, происходило. Километров двадцать… Или около того. Как же близко мы расположены! Можно добраться пешком, если возникнет необходимость. Кажется, раньше город был намного больше: иногда, посреди пустого поля, взгляд выхватывал остатки руин. Только сейчас всерьёз задумался: неужели, они одни? И этот город, с кучкой повстанцев рядом — единственная жизнь на планете? Неужели… Мысли оборвались — я начал падать. До земли не долетел: в какой-то момент я «нырнул» в другое измерение, и, очутившись в молочно-белой пустоте, завис в воздухе. Смешно раскинув руки, я болтался в невесомости, не в силах пошевелиться. Переведя дух, я закрыл глаза — и, тут же, падение возобновилось. Ни шевелиться, ни, даже, кричать — я больше не мог. Тяжелый удар в спину — и темнота…
—///—
Сон не приходил, я перевернулся на спину и уставился в потолок. Иногда, я мог так пролежать до утра, но чаще, всё же — засыпал, незаметно для себя. Я закрыл глаза, снова попытавшись выкинуть все мысли из головы. Проснулся оттого, что Оксана хлопала меня по щекам.
— Да проснись ты!
Я открыл глаза и поднял голову, перехватив Оксанину руку.
— Всё, всё, не сплю. Что случилось?
— Дверь не открывается.
— Какая дверь?
— Какая-какая — входная, в квартиру!
Я поднялся и сел, тряхнул головой, взъерошив волосы свободной рукой, только сейчас отпустив Оксану.
— То есть, как?
— Не знаю! Иди, посмотри.
Я снова помотал головой, и, теперь уже сам, дал себе пощёчину: после ночного бдения — просыпалось тяжелее обычного. Ещё полминуты я сидел с закрытыми глазами, пытаясь прийти в себя. Голова немного кружилась, резко поднявшись — я, пошатываясь, пошел к двери. Черт знает что, как она может не открываться? Руки трясутся так, будто пил вчера; по коже побежали мурашки. Внезапно, меня начало знобить: словно вокруг резко похолодало — градусов, этак, на двадцать. Ключ — действительно, не поворачивался. Я присел и бессмысленно уставился на замочную скважину. Голова гудела, я с трудом проталкивал мысли в нужную сторону, и, не придумав ничего лучше — пошел за зубилом с кувалдой, собираясь выдолбить стену около язычка замка. Минут десять ушло на то, чтобы вспомнить: зубила у меня нет — потерял, в прошлом году; осталась только кувалдочка, на пару килограмм. Ящик с инструментами стоял около кровати; чертыхнувшись, я грохнулся на спину, закрыв лицо ладонями. Думай, вспоминай! Давай! Я вспомнил. Но, вскочив от внезапной мысли — тут же сел обратно, морщась и растирая ногу. Как всегда, запнулся о ножку кровати. В голове слегка прояснилось — я вспомнил, что уже сталкивался с этой неисправностью. И, странное дело — озноб прошёл. Подобная ситуация уже случалась: ключ-дубликат не поворачивался, а оригинальный — нормально открывал. Стянув со стула штаны и достав свой ключ, я встал, и, прихрамывая, пошёл проверять догадку. Ключ послушно повернулся, я облегченно вздохнул, закрывая дверь. Оксана сидела на кухне, я подошёл и положил ключ на стол.
— Всё нормально. Просто нужно смазать замок.
— Сделаешь?
— Да. Сейчас, только, смазку найду. Ты торопишься?
— Уже нет.
— Хорошо, тогда я в магазин.
Смазка… Старый баллончик давно закончился, а купить новый — всё никак «не доходили руки». Порывшись в ящике стола, я нашёл мягкий карандаш — которым, последнее время, только так и пользовался: чтобы «чинить» замок. «Зачертив» ключ со всех сторон, я засыпал графитовую крошку в замочную скважину. С небольшим усилием, дубликат повернулся. Поработает ещё. Я быстро оделся и пошёл в магазин. На выходе из подъезда, меня чуть не сбил соседский мальчишка, — Егор, кажется. — Я отскочил в сторону.
— Аккуратнее будь! — крикнул я вдогонку.
Ну, носятся… Стоп! Егор уже оканчивает школу, а этот — максимум, во втором классе. Снова кто-то подселился? Несколько квартир в нашем подъезде сдавалось — соседи, периодически, менялись. Хорошо хоть, нечасто. Я помню Егора, примерно, с этого же возраста… Но, странно: как я мог так обознаться? Мне вспомнился курьёзный случай — когда я проснулся с совершенно чётким ощущением: «не хочу идти в школу!», а через несколько секунд понял, что школа давно закончена… Невольно начав улыбаться, я стал вспоминать другие смешные моменты — чуть не угодив под машину, из-за этого. Визг тормозов — и, слышный даже через закрытые окна, крик: «Олень!». Я вернулся к реальности, осмотревшись вокруг. Быстро перейдя дорогу — я остановился на другом краю, машина сорвалась с места. Нет, ну не урод ли!? Это же пешеходный переход! Или, если светофора, камер нет — всё равно? Интересно, кто это? Я посмотрел вслед — номер резко приблизился. От неожиданности, я часто заморгал. Чертовщина… Что со мной происходит, с утра? «Пешеход! Погибая на зебре, знай — ты был прав!» — вспомнилась «бородатая» уже фраза. Шутки шутками, а ведь сейчас — именно такая ситуация. И номер ведь, не запомнил…
— Парень, подожди!
Я повернулся на голос. Пашка Черенькин — не сразу, но я его узнал — спешно подходил ко мне. Следом шли ещё двое.
— Оксану знаешь?
— Допустим, какую Оксану?
— Да не допустим, а знаешь, или нет. Оксана Завьялова — знаешь такую?
— Допустим, а что такое?
Я даже не заметил, как пропустил удар в челюсть… И вот уже — двое держат меня сзади, за руки, а я стою и отплевываюсь.
— Ты дурак, что ли? Тебя спрашивают — да или нет? А ты — «допустим», «допустим».
— А ты кто такой?
— Тебе мало что ли? В общем — Оксане скажешь, чтобы домой возвращалась. А дружку своему, Бесу, передай: найду — кишки выпущу. Понял?
Перед глазами всё «плыло», я снова начинал видеть как во сне. Мир стремительно терял чёткость; звуки, казалось — доносились откуда-то издалека; тело сделалось — будто не моё. Подняв голову, я посмотрел в глаза Пашке Черному, попытавшись изобразить на деревянном лице ухмылку. Ответить я так и не успел: невесть откуда взявшийся свист — заполнил собой все сознание, вытеснив последние мысли.
—///—
Я открыл глаза. Знакомая картина… Молочно-белая, пустая палата. Значит, меня нашли — как раз тогда, когда я не контролировал, что происходило в этом, чёртовом подземелье. Как выбираться будем? Подождём — пока, кто-нибудь, придёт? Я закинул руки наверх, и потянулся, зевая. А может — просто отдохнуть? Мне вдруг стало безразлично происходящее. С чего бы? Усталость, или внешнее воздействие? Я ведь знаю теперь: всё вокруг — только иллюзия. Койки, на самом деле, не пустые — но каждый, скорее всего, видит примерно одну и ту же, картину. Неважно — догадывается он об иллюзорности, которая его окружает, или нет. Всё равно — он не в состоянии договориться ни с кем. Бунт, восстание, да и почти любое сопротивление — исключены. Всё очень верно и чётко устроено. Быть может, даже — каждому здесь, могут устроить свой, «персональный ад»… Кто знает этих псиоников? Опять же: в прошлый раз — нас куда-то перевозили. Значит — здесь они могут не всё. Если я именно там, где предполагаю… Как я понял, люди здесь — всё равно, что расходный материал. Что, конкретно, они с ними делают — непонятно. Догадываюсь только, что, скорее всего — личность уничтожается. Может, солдат штампуют. А может… Нда. Нет, это слишком. Но ведь, и правда — я не заметил в округе ферм. И вообще — ничего подобного. Что если… Я зажмурился — начав старательно, в деталях, вспоминать момент, когда меня уводили отсюда. Любую систему можно взломать, было бы время и умение. И, если уж они навели этот морок, значит и я — смогу. Взломаю этот, сделаю свой. Посмотрим, тогда — кто кого. Мурашки пробежали по спине, застучало и заломило в висках, я открыл глаза. Воздух будто бы дрожал, кажется, стало темнее. Перед носом повисла едва заметная рябь, похожая на «белый шум» с экрана старого телевизора. Либо — получается; либо — я схожу с ума… Свет погас и загорелся снова, а, затем — начал мерцать, всё чаще и чаще. В висках снова заломило, по телу прошёлся спазм. Меня выгнуло дугой — казалось, чуть не переломив пополам. Свет становился всё ярче, но я не мог закрыть глаза, кожа горела, воздух стал густым и тягучим. У меня больше не было тела: только всепоглощающая боль и воспаленное сознание, которое не желало отключаться. Всё закончилось так же внезапно, как и началось: неясно, в какой момент — я понял, что лежу на кровати, ровно так же, как и в первый раз. Я посмотрел на руки, потрогал лицо. Никаких ожогов. Что это было? Защитная система? Испытание, эксперимент? Я поднялся и свободно дошёл до угла комнаты, походил кругами. Действительно, пустая. Но это ведь — нелогично… У меня только одно объяснение: всё вокруг — мираж. И то, что происходило недавно — существовало только у меня в сознании. Или, что там от меня осталось? Кто-то позади — коснулся моего плеча: я вздрогнул и отпрянул, повернувшись.
— Зак?! Как ты здесь… Почему ты?
— А кого бы ты хотел видеть? Сина? Скорее всего, он даже не узнает о тебе. Ты понимаешь, куда вляпался? Где находишься?
— Нет, только догадываюсь. Что-то вроде перевалочного пункта, перед лабораторией.
— Лабораторией? — Зак сдержанно засмеялся. — А, впрочем — почти угадал. Когда-то — пункты очистки были лабораториями.
— А сейчас?
— Сейчас они больше напоминают газовые камеры. Но, вместо физической смерти — уничтожение личности.
— Таким способом они производят своих солдат?
— Солдат, рабочих. Всех. Разница только в глубине очистки. Гражданское население проходит некоторое подобие инициации: минимальное вмешательство в психику, браслет идентификации; никакого зондирования. Солдат готовят намного тщательнее: отбирают по физическим и психическим способностям, распределяют по специализациям. После чего «программируют», создавая новую личность.
— Как отсюда выбраться?
— Как ты и предполагал — взломав защиту. Думаешь, как я тебя нашёл? Именно по твоей попытке сбежать. Обычному человеку это сделать невозможно, но у тебя — может получиться.
— Я даже сделать ничего не успел, меня всего скрутило.
— И что? Подождешь, пока тебя сотрут? Тебе повезло, что Син купировал у всех психовосприимчивость, твоя попытка прошла для них незаметно — слившись с чужими потугами. Он настолько верит в свою систему, что тебя сейчас даже не охраняют.
— То есть, ты предлагаешь пробовать ещё? Пока не получится?
— Именно так. Я тебе помогу, насколько возможно. Запомни: всё вокруг — обман; только четко осознавая цель, двигаясь к ней, несмотря ни на что — ты добьешься своего.
— Легко сказать.
— Конечно. Но сейчас — только ты сам сможешь вытащить себя. Так что не ной.
Я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Всё нереально; все — только кажется; я смогу… Огонь мгновенно охватил меня: полыхнул в спину и начал растекаться по всему телу; суставы заломило — выкручивая, с новой силой. Зак не обманул — в этот раз, действительно, было немного легче. Может быть — он как-то подпитывал меня, может внушение. В бреду, я, как мантру, повторял: «всё нереально». Боль представлялась как нечто вещественное: я отодвигал её, разрывал — пытаясь заглянуть «за»… Не помню деталей произошедшего. Но я снова обнаружил себя, лежащим на кровати. В комнате висели густые сумерки, свет проникал откуда-то издалека. Я поднялся и огляделся. В темноте сложнее разобрать окружение, но, можно увидеть, что ближние койки пустые. Всё получилось? Или снова иллюзия? Что, если за мной наблюдают? Как за крысой в лабиринте. Изучают и развлекаются — подкидывая все новые испытания. Как разобрать — где реальность, а где обман? Так можно окончательно свихнуться… Я пошёл на свет — отгоняя мысли о мотыльке, свече, и крысе в лабиринте.
—///—
Немыслимая круговерть неслась перед глазами, свист «накрыл с головой». И куда теперь? Я почти привык к тому, что меня неожиданно бросает из одного измерения, в другое, но чтобы так… Кажется, что кто-то хочет добавить спецэффектов и зрелищности. Интересно, как всё это выглядит со стороны? Я исчез, упал в обморок? Самое интересное, что в итоге — всё заканчивается, более-менее, хорошо. Волей-неволей — начинаешь задумываться, что за тобой наблюдают. И руководят происходящим. Мог я полгода назад представить, что всё будет так? Да никогда! Почему же, так долго… Если бы я чувствовал движение воздуха — всё было бы логичнее. Чёрное пятно вдалеке, быстро приближается… Меня подбросило. Я сидел в темноте, тяжело дыша. Встав с кресла, я, не задумываясь, нашел выключатель. Свет резанул по глазам, я тут же отключил его, «переваривая» увиденное. Это моя комната, а на постели — лежу я сам. Что бы это могло значить? Либо мне всё снится, либо — я попал в альтернативное измерение. Или… Черт, да… Тут ещё много вариантов возможно. Я достал телефон, чтобы узнать время. Одиннадцать утра. Нда, явное расхождение. Я аккуратно, стараясь не шуметь, поискал телефон на тумбочке. Половина третьего ночи. Это больше похоже на правду. А что, если… Я открыл календарь — и закусил губу, чтоб не выругаться. Третье марта. Выходит, я в прошлом. Как раз полгода — ведь сейчас должен быть сентябрь. Спасибо, незримый вседержитель — ты исполняешь все мои желания. Смешно. Особенно, в этой ситуации. Что ж ты, только — так поздно? Я помню: примерно в это же время — я хотел очутиться в прошлом. Вернуться назад, исправить ошибки… Начать по-новому. Кто из нас, хоть раз в жизни, не думал об этом? Но почему сейчас? Когда я не хочу ничего менять? Кому это нужно? Мне? Ему? Я, наискось, поднял глаза вверх. Оксана… Интересно, где ты. До твоего приезда — ещё три месяца. А мне что делать? Нужно пробовать возвращаться, да. Я поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. Назад, обратно… Туда, где я должен быть. Дыхание перехватило на несколько секунд, свиста в этот раз не было. Наоборот — наступила, прямо-таки, «гробовая», пугающая тишина. Я открыл глаза. Комната, кажется, не изменилась — за исключением того, что ночь сменилась днём, и вокруг стало светло, а кровать уже пустовала. Я подошёл к окну, выглянув на улицу. Ярко светило солнце, полуголые деревья выпускали листья, местами лежал снег. Не то время — ещё весна… Надеясь найти телефон, я подошёл ближе к кровати. Ничего… Взгляд уцепился за фотографии, лежавшие на тумбе. Взяв фото в руки, чтобы рассмотреть поближе — я сел на смятое одеяло (похоже, привычки у «другого меня» такие же — кровать он не заправляет). Валерка, Дрон… В дверь позвонили — я подошёл и посмотрел в глазок. Дрон?! Я открыл дверь.
— Привет, Серёга. Я посижу пока у тебя?
— Да, заходи… Привет. Каким ветром?
— Да у нас, по всему институту, света нет. Говорят — часа на два ещё. Ты когда постричься успел?
— Ты же… — я провёл рукой по волосам. — Позавчера постригся.
— Так лучше. Не то, что твои патлы до плеч.
— Серьезно?
«Имперский марш» нас прервал — у Дрона зазвонил телефон.
— Что? Включили уже? Ладно, давай. Спасибо.
— Извиняй за набег, Серёга. Пойду обратно.
— Пока, счастливо.
Я закрыл дверь и пошёл досматривать фотографии.
—///—
Серёга стал другим: в чём-то — более открытым; в чём-то — наоборот. Может, кажется? Ведь, с недавних пор — всё вокруг поменялось. И я, скорее всего, тоже. Я пошёл к себе в комнату. Интересно, где Валера? Он остался здесь, когда Серега переместил нас. Меня начало клонить в сон — настолько сильно, что не могу теперь точно вспомнить, как добрался до кровати. Проснулся я от громкого разговора, доносившегося из главного зала. Зот что-то втолковывал Заку. Прислушавшись, я, к своему удивлению, почти ничего не услышал. Оторвавшись от кровати, я отправился в зал. Голова немного гудела, всё ещё хотелось спать, но, зевая в очередной раз, я ощутил, словно бы, оплеуху, от которой вся сонливость пропала — и пошел быстрее. Вот уже и Зота слышно… Действительно, говорит он негромко — я не мог проснуться от такого.
— Зак, ты серьёзно? Тебе острых ощущений не хватает?
Я зашёл в зал, Зак, до этого молчавший, повернулся в мою сторону.
— Привет, путешественник. Долго ты.
Зот, бросив на меня мимолётный взгляд, сказал: «Позже договорим» — и вышел из комнаты.
— Почему «долго»?
— Долго восстанавливаешься. Нелегко даются переходы?
— Нормально. Это ты меня разбудил?
— Конечно. Интересный у вас знакомый: раньше я о таком только слышал, сам никогда не наблюдал.
— И что в нём интересного?
— Он призрак. Вернее, так их называют — «призраки». Иногда — «странники». Те, которые перемещаются между мирами, но не могут цельно существовать, ни в одном.
— То есть, как — не могут? В нашем мире — он вполне обычный человек.
— Думаю, ты не всё о нём знаешь, от него веет холодом междумирья. Призраки — полумифические существа. Считается, что они могут проявлять себя только частично. Возможно, что я ошибаюсь, а, скорее — недостаточно знаю. О призраках совсем мало информации. Как видишь, само их существование подвергалось сомнению.
— Обычный человек, со своими странностями. У тебя их ещё больше — никогда не знаешь, чего ожидать.
— Спасибо за комплимент. «Обычных» — здесь нет. Мы все со странностями, выше нормы, иначе не стоял бы ты, сейчас, передо мной. Возможно, в вашем мире он проявлял себя наиболее сильно. По одной из теорий — призраками становятся не сразу, этому всегда что-то предшествует. Вероятно, должна быть какая-то закономерность, предрасположенность «потенциального призрака» — но они неизвестны.
— Интересно… Так зачем ты меня разбудил?
— Ты спал почти сутки — пора уже.
— А серьезно?
— Трэшк отправился в вольное плавание и угодил в переплёт.
— Где он?
— Не знаю точно. Он в одном из пунктов очистки ГРИД — это такие места, где Син лепит из людей послушных ему марионеток. Мне удалось его найти, похоже, даже — что вместе мы взломали защиту, и он освободился от пелёнок, в которые его завернули. Но, выберется ли дальше сам — неизвестно.
— Что значит — пелёнок?
— То и значит. Всех, кто попадает в пункты очистки — вначале держат, грубо говоря, под гипнозом. Грубо, потому что пси-воздействие — это не совсем гипноз. Это, скорее, прямая трансляция образов прямо в мозг, от которой почти невозможно освободится самому. Так людей подготавливают к очистке, не давая, одновременно, сбежать.
— И ты помог ему выйти из этого гипноза?
— Да, вероятнее всего. Но ментальная связь прервалась — не могу сказать, почему именно. Он резко начал прогрессировать — намного быстрее тебя, понимаешь?
— Нет.
— Я, в общем-то, тоже. Вы двое, даже трое — головоломки, которые я так и не разобрал. Он долго себя не проявлял, но внезапно — скакнул в развитии. Он телепат. В перспективе — более сильный, чем я. И он мне не доверяет.
— Ты хочешь, чтобы я его нашёл?
— Попробуй. Вы как-то связаны — разве ты никогда не ощущал?
— Нет.
— А, всё ж, попробуй. Возможно, он сам тебя найдет. Не буду мешать, — Зак вышел.
Я сел, прикрыв веки. Не буду мешать… Тебе не обязательно находиться в комнате, чтобы мешать. Как жить рядом с теми, кто читает твои мысли? Понимаю недоверие Валерки. Я проспал самое важное — его превращение. Не нужно быть телепатом — чтобы заметить, каким нервным он стал в последние недели. Копил, копил — и сорвался. Как мне его искать? Я не телепат. Совсем. Крикнуть мысленно: «Эй, ау, ты меня слышишь»? Только если так… Валерка, Валерка…
— Что?
Я чуть не подпрыгнул: дернулся и заморгал, завертел головой.
— Что? Говори. Вслух — необязательно.
— Валерка, ты? — Я снова закрыл глаза.
— Я. Что, не верится? Понимаю, я сам бы не верил — тем более, когда Зот рядом.
— Ты где?
— В городе у ГРИДов. Здесь всё очень интересно устроено, мне даже нравится, чем-то.
— Как ты? Всё нормально?
— Нормально, меня не видят. Тут на улицах почти нет народа, так что — могу оставаться незаметным.
— Это правда, что ты стал телепатом? Как Зак?
— Не знаю, я только осваиваюсь. Наверное, правда — он в этом деле опытнее.
— Он нас не слышит?
— Тоже не знаю. Я постарался сделать так, чтобы не слышал. Но понятия не имею, правильно ли.
— Что дальше собираешься делать?
— Похожу, осмотрюсь — здесь интересно. Воплощённая антиутопия: все под контролем, везде порядок.
— Когда обратно? Тебе помощь нужна?
— Не знаю, ещё многое хочется проверить. Спасибо за предложение, но ты вряд ли мне поможешь — в город не попадёшь, просто так. Да этого и не нужно. Если хочешь помочь — постарайся понять, чего хочет Зак.
— Спросил бы, что полегче. Никому неизвестно, что у него на уме. Даже с Зотом — какой-то неявный конфликт из-за этого, кажется.
— Не кажется — скорее всего. Пойми, чего хочет человек — считай, наполовину он у тебя в руках. Даже больше. Знаю, сказать легко — сделать сложнее. Но надо. Разберись, сначала, с собой — тоже полезно. Ты ведь ещё не знаешь точно, на что способен.
— Постараюсь.
— Вот и хорошо. А о себе я ещё напомню. Не беспокойся.
Я медленно переваривал произошедшее. День ото дня веселее: Серёга объявился, Валерка оперился… Кто он теперь? Мне одного Зака хватает. Снова чувствую себя ничего не понимающим болванчиком. Наверное, прав Валерка — надо, прежде, разобраться в себе. Раньше мне было просто интересно: проверял себя и не думал, что дальше. Упоение силой, кажущаяся неуязвимость… Какой с них толк, если в голову к тебе могут забраться — и незаметно управлять? Нужно точно определить, к чему ты идёшь, куда хочешь добраться. Открыв глаза, я пошёл к выходу.
—///—
Зак забеспокоился. Я поймал себя на том, что не без гордости — думаю об этом. Иногда я чувствовал себя почти всемогущим. И это здорово подстегивало эго. «Изучить систему «от и до», понять, как она работает». «Смогу понять — смогу контролировать». Эти мысли «жгли подкорку», вытесняя остальные. Ошибка дорого обойдётся… Но, черт возьми, когда еще выпадет такая возможность!? Сделать что-то настоящее, а не только копаться на помойке цивилизации, тщетно пытаясь её облагородить, по сути же — просто выжить! Можно и нужно выживать, пока ты слаб. Но, когда можешь больше — нужно жить. Разменивать силу на мелочи — значит быть недостойным её. Мне критически не хватает информации, и пока не ясно, как её добыть. Если только… Я начал высматривать редких прохожих. Проникая в мысли каждого — по кусочкам, я собирал свое представление о происходящем. Я черпал знания, я чувствовал их эмоции. Страх, презрение… Но — иногда радость, даже счастье. Чаще — люди боялись всего: и самого государства, и, как ни парадоксально — того, что оно исчезнет. Презирали надзор, боялись власти — и потери защиты, одновременно. Интереснее всего было с теми, кого всё устраивало: невозможно понять — собственные мысли вертелись у них в голове, или над ними поработали мозгоправы. Впрочем, необязательно «жестко» копаться в мозгах. Пропаганда здесь работала «на ура», и, очень может быть — кто-то всецело принимал её, уверившись в совершенстве устройства. Изредка — попадались влюблённые. С такими почти бесполезно разбираться, их я, чаще всего, пропускал. Заметил только общую тенденцию к подмене большинства подобных, «стихийных» чувств — на «более понятные», витальные потребности. В помещения я поначалу опасался заглядывать — сомневался в своей способности всегда быть скрытным. Но, проголодавшись, зашёл в один из магазинов — и тут же поплатился. Блокировать видеокамеры я не мог — конечно же, меня заметили, через несколько минут на меня началась охота. Я быстро ушел из города — ни полиция, ни солдаты не смогли меня остановить. Он оставил смешанные чувства: отвращение к происходящему, но некоторое уважение к тому, кто смог создать подобное. А ещё — сожаление о его ошибках и косности. Система болела пороками своего создателя: боязнью перемен, неизвестности, и, как следствие, бюрократизмом. Они, в буквальном смысле, сжирали её изнутри. Да, обычный человек никогда не смог бы уйти из города — через полчаса «на ушах» стояла вся полиция и, частично, военные. Но я ушёл тем же путём, что и попал сюда. Слишком медленно они разбирались, кого им ловить, слишком поздно это поняли — и ввели запрет на выход всех, даже военных. Я проскочил наружу вместе с солдатами, уже через пятнадцать или двадцать минут после того, как подняли тревогу. Страх породил бюрократию, бюрократия — нежелание действовать без «официального приказа» и новую волну страха. Теперь уже — за «вольные действия». И хоть система давно была избавлена от бумажной волокиты — в электронной форме, она тормозила её не намного хуже. Зак был прав: Син, скорее всего, даже не узнал о моей поимке в первый раз — почти никого не заботило, кто лежит у них в коллекторе, в очереди на переработку. Инцидент с взломом системы сочли за ошибку. Те же, кто сомневался — предпочли умолчать. Я уходил, сожалея о том, что ещё мало всего посмотрел, и, немного о том, что этой «райской» жизни — скоро придет конец.
—///—
Я взял стопку фотографий и снова начал их просматривать: Валерка, Дрон, Валерка… А вот и я — действительно, с длинными волосами. Смешно выгляжу. Но ведь вчера… Я посмотрел на потолок — постаравшись вспомнить, что видел ночью. Где я сейчас? Параллельная реальность? Комната очень сильно напоминала мою, но теперь я заметил, что обои отличаются рисунком — хоть и похожи. Люстра на потолке другая, сам потолок окрашен, а не заклеен плиткой, как у меня. На кухне обнаружился календарь (который, кстати, я так и не приобрёл) и холодильник «не моей» марки. Если верить календарю — сейчас тот же год, какой и должен быть. Но, увы, больше он рассказать не может. Глубокий вдох, медленный выдох, задержать дыхание. Резкий вдох, снова задержать. Выдох — и глубокий вдох… Несколько раз. Странно, почему мне не хочется там находиться? Я закрыл глаза.
— Здравствуй, Сергей.
— Здравствуй, Ив, — ответил я, открыв глаза.
— Ты давно не заходил.
— Разве к храму применимо понятие времени?
— Конечно. Это понятие применимо ко всему, но к разным явлениям и объектам оно применяется по-разному.
— Понятно…
— Ты, кажется — чем-то расстроен?
— Нет, просто уже нашёл то, что искал. Вернее — понял, где нужно искать.
— Поздравляю тебя. Помни, что всегда можешь вернуться.
— Спасибо.
Я вышел из храма — казалось, спиной ощущая взгляд, Ива Макса. Неужели — он, действительно, робот? Я оглянулся — и «передёрнулся», от увиденного. На доли секунды, мне привиделся мой, почти уже забытый, сон — из тех, что начали мне сниться, когда всё начиналось. Желтые глаза, полураскрытая пасть-вход. Не хватает только дымка изнутри. Похожий сюжет можно увидеть в каком-нибудь фильме. В прошлый раз я именно так и объяснял себе — когда проснулся от увиденного, в холодном поту. Я тряхнул головой из стороны в сторону, морок пропал. Что-то не так с этим храмом, что-то — не складывается. Задумавшись, я прошёл полкилометра, или около того. Остановившись, я «скачком» шагнул в парк, проверив спонтанную идею. Забавно получилось: подпрыгнул в одном месте, приземлился в другом. Присев на скамью, я стал ждать. Лодер появился минут через двадцать. «Немного не угадал» — подумал я, с небольшим сожалением.
— Привет, Лодер.
— Здравствуй, Сергей. У тебя ко мне разговор?
— Да. Ты ведь потому и пришел?
— Да.
— Я… — Помявшись, я неожиданно понял, что не знаю, с чего начать, какой задать вопрос, как его сформулировать. Но Лодер продолжил сам.
— Всё ещё не можешь полностью разобраться в происходящем.
— Да.
— Полностью — и не разберёшься. Но, вижу, ты делаешь успехи, — Лодер внимательно рассматривал меня, не отрывая взгляда. — И уже не Спящий.
— Кто?
— Спящий. Я называл тебя так — не помнишь? В общем, сейчас неважно — теперь ты полноценный проходимец. Не в обиду — это только устоявшееся выражение. Проходимцами у нас называют таких как ты — переходящих из мира в мир.
— Я понял. Что значит — «полноценный»? Я больше не сплю? Перемещаюсь полностью?
— Почти. На самом деле — полностью ты переместиться не можешь.
— А как тогда?
— Ты больше не привязан ни к одному миру — поэтому можешь очутиться в каждом. Но, в то же время, не можешь полностью проявить себя ни в одном из них. В некоторых ты будешь казаться настоящим, как говорится: «из плоти и крови». А в других тебя нельзя будет ни пощупать, ни увидеть.
Я отвернулся в сторону, пытаясь осмыслить услышанное. Я не мог… Не мог ни представить, ни понять. Только откуда-то из глубин сознания, приходила мысль: «Лодер прав».
— То есть, мне нет места ни в одном из миров?
— Наоборот. Теперь — для тебя оно есть везде. Хотя, действительно — по-своему, ты прав. Ты ведь, наверняка — чувствовал окружающий мир чуждым? Будто ты родился не на той планете, не в том месте, не в то время?
— Да. Но я думал — все когда-нибудь чувствуют подобное.
— Многие. Но не все. И совсем уж немного, кто — становится проходимцем. В хорошем смысле.
— А спящими?
— Спящие — это те, кто балансирует. Этот период проходит быстро — человек либо становится проходимцем, либо возвращается в обычное состояние. Строго говоря, Спящих больше. Но вероятность встречи с ними много ниже, так как это нестабильное состояние. Как понимаешь — большинство возвращается обратно, забывая о произошедшем.
— Вот оно как, — я глупо смотрел в пустоту, медленно свыкаясь с мыслью, что теперь меня ждёт что-то совершенно иное, отличное от всего, что знал. Ничего не вернется. А если и вернётся — уже не то, что прежде.
— А я думал — что застрял между мирами. Хотел спросить совета. Знаешь, с Храмом что-то не так. Не пойму пока, что — но это точно.
— И поэтому ты позвал меня. Ну, конечно — ты начинаешь больше узнавать и понимаешь, что вопросов становится только больше. Ты сомневаешься в правдивости знаний, полученных в Храме — так?
— Да, наверное.
— Так, я вижу. Как ты думаешь, что такое Храм? Место, где мысли и знания приходят сами собой?
— Да.
— А откуда они берутся — видимо, не задумывался?
— Нет, только…
— Задумывался — только, неосознанно. Вначале, думаю — ты воспринимал храм, как нечто сверхъестественное, истину в последней инстанции. А потом начал понимать, что, на самом деле — это не совсем так.
Я сидел и слушал, ковыряя землю палочкой, что попалась под руку. Голос Лодера отдалился — звучал то тише то громче, всё отошло на второй план. На смену беспокойству — пришла мягкая волна равнодушия. Я лежал в воде, на спине, медленно покачиваясь — и смотрел в небо… Лодер затих, я повернулся к нему.
— Спасибо.
— Не за что. Просто помни, что храм — всего лишь библиотека. Огромная, во многих случаях — очень полезная. Но даже там нет ответов на все вопросы. Некоторые — умышленно скрывают.
— Есть. Я благодарю за то, что выслушал, за то, что рассказал сам. Не сухие факты и напутствия — а просто рассказал. Кстати, зачем ты усыпил меня в прошлый раз?
— Проверял свои силы, извини. Тебе ничего не угрожало, заверяю.
— Ладно, я не злюсь. Увидимся ещё, наверное. Пока.
— Пока.
Я встал со скамьи и поднялся в нашем парке — том самом, где мы познакомились с Оксаной.
—///—
Камень разлетелся в пыль. Я подбросил ещё один — его постигла та же участь. Не выходит. Не получалось у меня уничтожать без следа. Я присел на корточки, переводя дыхание. Подобрав с земли очередной камень, я начал сжимать его в ладони, иногда подбрасывая. Материала для экспериментов предостаточно — в этом месте из земли выходила горная порода — торопиться некуда. Надеюсь… Чего-чего, а камней здесь много. Скальник медленно рассыпался, оставляя вокруг себя напоминания самой разной величины — от песка, до больших валунов. В один из таких я и запустил камень, который держал в руке. Булыжник будто бы «влетел» внутрь валуна. Что за… Показалось? Аномалии в другой стороне, здесь ничего не чувствую. Или, вижу не всё? Неподалёку находились две аномалии: одна «классическая», гравитационная — дробящая и сжимающая всё, что в неё попадет; другая — «своенравная», нестабильно проявлявшая себя, каким-то образом влияющая на время. Эти две аномалии я отчётливо ощущал. Я подхватил камень поменьше, прищурился и бросил — примерно в то же место, что и первый. Камень глухо отскочил и упал на землю. «Пробрасывая» себе дорогу, я осторожно подошел к валуну. Ни осмотр, ни прощупывание — ясности не добавили, что немного злило. Ладонь сама собой сжалась — и я ударил, чуть не уронив обломок породы себе на ногу. Я ударил еще. И еще. И снова… Увлёкшись, несколько минут я выбивал куски камня из валуна — силовое поле надёжно защищало пальцы рук. Выдохнувшись, я остановился и, тяжело дыша, уперся лбом в ещё целую часть. Детский сад… Сколько еще мне дробить эти камни? Надоело биться головой о стену и учиться «по наитию». Я ничего не понимаю, какого чёрта? Зачем я, вообще, это делаю? В надежде, что вдруг — найду что-то ценное, важное? Да с какой стати? Вдруг… Скользкая политика. Я снова присел, опираясь спиной о камень. Скользкая, но иногда единственная… Либо ты пробиваешь стену лбом, учась на своих ошибках, либо ищешь двери и проходы, оставленные другими. Не всегда лбы выигрывают — чаще разбиваются. Но и не обязательно — пробивать своим… Черт, снова потянуло на пустые философствования. Последнее время, сам себя не узнаю. Чужих лбов здесь нет, у меня — только свой. Посильнее придвинувшись спиной к валуну — я «провалился» внутрь, и тут же вскочил, ощупав камень позади. Ничего, твёрдый. Вот тебе и задачка, разбирайся. Поймёшь — молодец, не поймешь… Что ж — научишься обходиться тем, что имеешь. Приложив ладонь к породе, я начал медленно давить, сосредоточившись на ощущениях. Пульсация на кончиках пальцев, лёгкое покалывание… Ничего нового. Треск сверху — от скальника откололся кусок и рухнул вниз, подняв облако пыли. Если бы рука не провалилась, как только я отвлёкся на шум, наверное — так бы и сидел, упираясь. Ситуация поменялась: теперь я, чертыхаясь, безуспешно тянул застрявшую руку обратно. Стоп, что-то я делаю не так — я остановился, перестав бессмысленно дергаться назад. Вряд ли я был причиной обрушения — тут время и погода поработали. Но что-то случилось именно в этот момент. Сбитый лоб саднило, кровь барабанила в висках, отдаваясь болью, казалось, во всей голове — я здорово «приложился», падая. Спокойно, нужно… От пыли засвербело в носу — я чихнул. Рука вышла сама собой, без усилий. Отскочив назад и прочихавшись — я посмотрел на злополучный валун и расшиб его вдребезги. Может, не моё это — управлять структурой материи? Давить силой — вот это по мне: всё понятно, без заморочек. Глупо, кажется. Да только и на такую глупость — не каждый способен. Но, всё же… Я подобрал осколок и оставил висеть в воздухе. Всё же не хочется. Отойдя немного назад — я сосредоточился, и, не отрывая взгляда, начал нагревать. Стало жарко — в прямом и переносном смысле — от напряжения и от раскалённой поверхности камня, который медленно терял свою твёрдость. Через какое-то время, я держал в руках почти идеальную, каменную сферу, одновременно радуясь удачной попытке и сдерживая неприязнь от мыслей, что всё это интересно, но не нужно, что я сейчас упускаю что-то очень важное… Говоря самому себе: «это только начало», я бросил сферу вверх, мгновенно распылив её в облако тончайшей пыли, которую тут же поджёг и спрессовал заново — теперь уже, в куб. Стало немного понятно, почему мне не удавалось проходить насквозь: всё случалось в моменты, когда это не было мне необходимо, когда я не задумывался. Получается неявный контроль: странная и опасная штука, чему только что был пример. Представить только: идёшь себе спокойно, и вдруг — раз! Проваливаешься по колено в землю. Как только я об этом подумал — почувствовал, как ноги начали вязнуть. Выскочив из земли на подушку из силового поля и отряхнув ботинки, я спустился обратно. Вот, ещё одно подтверждение. Потоптавшись, несколько раз подпрыгнув на месте, я пошёл обратно на базу. Да, от некоторых способностей — я лучше бы отказался. Тем более — зачем они, если появилась неплохая альтернатива. Теперь и спать страшно — а «вдруг»? Снова вдруг…
—///—
Отойдя на несколько километров от города, я остановился — задумавшись, куда же двигаться дальше. Переждать здесь, пока все утихнет, или вернуться на базу? Вернуться — кажется самым правильным. Но отчего-то, нет никакого желания снова оказаться под землёй. Хватит с меня катакомб — и тех и других. ГРИД, на поверку, оказался колоссом на глиняных ногах: посей смуту — и он сожрет сам себя, прежде чем опомнится. Син слишком уверен в своей непобедимости. Потому, наверное, он и позволял повстанцам находиться у себя «под боком»: не уничтожал, но всегда держал в поле зрения. Как только Зак запустил генератор — попытался забрать технологию, да не тут-то было. Всё же, надо возвращаться на базу — узнаю, что нового. Определившись с направлением, я пошёл в нужную сторону. Как жаль, что передвигаться физически — слишком медленно: подумал я, перейдя на бег, вспомнив опыт внетелесных путешествий. До меня донеслось эхо от энергетического возмущения. Аномалия? Возможно… Но, слишком уж чисто — аномалии фонят иначе. Я остановился и на мгновение «вылетел» из тела, заглянув вперёд на несколько километров. Стало понятно, что за всплеск я почувствовал — Дрон развлекался, круша местные скалы. Пора бы ему научиться чему-то более серьезному. Хотя, он явно прибавил в силе. На базу я вернулся глубокой ночью — автоматика послушно пропустила меня. Не сразу разобравшись, что прошёл через вход, которым никогда ещё не пользовался — с легким недоумением, я блуждал по пустым коридорам. «Вынырнув» из тела и оглядевшись — я понял, что зашёл с другой стороны подземелья. Видимо, подсознательно не желая возвращаться — нашел вход в заброшенную часть. Что ж — думаю, переночевать можно и здесь. Это лучше, чем под открытым небом. Завтра — поищу проход в обитаемую часть. Найдя «индивидуальную комнату» я лёг на кровать. Спать хотелось жутко, но едва я закрывал глаза — словно какая-то сила заставляла их открыть. Беспокойство становилось всё отчетливее, мысль — «здесь небезопасно», всё яснее. В полусне, почти как в бреду, я поднялся, чтобы найти переход в другое крыло. Я вышел из комнаты, автоматически включилось освещение, которое сейчас только ослепляло. Чтобы осмотреться — уже непроизвольно, я выскользнул из тела. Как оказалось, вовремя — меня отбросило и прижало к стене. Он был один: Анк — тот самый, который помогал нам при первых атаках Гридов, о котором Зак не хотел ничего рассказывать.
— Что ты здесь делаешь?
Не придумав ничего лучше, я «вселился» в Анка, попытавшись взять его под контроль. Всё тело, вернее то, что сейчас казалось телом — настоящее Анк сразу отпустил — начало сжимать. Никогда бы не подумал, что в этом состоянии можно чувствовать такое. Анк не собирался сдаваться — и пытался выдавить меня изнутри. Наверное, это ему удалось бы — не пройди я недавнюю «школу» в лабораториях Сина.
— Живу я здесь!
— Прочь из моей головы! — Анк дал пощёчину сам себе и начал царапать лицо. — Прочь!
Я начал чувствовать его боль на себе — значит, всё правильно — Анк уступал. Медленно захватывая каждую клетку, лишая подвижности, я судорожно соображал, что же делать дальше. Я не могу вернуться в родное тело — Анк размажет меня по стене, в буквальном смысле. Оставаться в чужом — нет желания. Я посмотрел на «новые» руки, затем — на себя, «старого». Неожиданно, рука дёрнулась и начала мотаться из стороны в сторону, снова ударив меня по лицу. Анк всё ещё сопротивлялся — непонятно, как ему это удаётся. К удивлению своему, я не мог прочесть ни одной мысли, не мог ничего узнать о нём. Каким-то образом — он закрылся, отдав мне контроль над телом, но не над разумом. Может быть, усыпляет бдительность? Всё слишком просто, слишком… По словам Зака, Анк один из сильнейших психокинетиков. Или, сила в одной области — совсем не означает усиления других? Возможно… Я поднялся, прошёлся взад-вперед, снова осмотрелся. Что я могу, в этом теле? Есть ли у меня его способности? Я зашёл в комнату, и попытался поднять кружку со стола, не прикасаясь к ней руками. Не выходит — даже не шевельнулась. Возможно, ещё не научился. А скорее всего — не могу использовать способности, не захватив разума. Что же… Я отступил назад, и, разогнавшись, изо всех сил ударился головой о стену — одновременно выскользнув из тела. Анк лежал, не шевелясь, я вернулся в обычное состояние. Нащупать пульс не удалось. Что ж, может быть — ты и в этот раз обманешь смерть. Нужно срочно уходить.
—///—
Я посмотрел по сторонам — похоже, не промахнулся — и быстро пошел к выходу из парка. Мир бесконечно расширился — и схлопнулся, за мгновение. По большому счёту, сейчас я хотел только одного: найти Оксану и убедиться в том, что она в порядке, рассказать ей обо всём. А лучше — показать. Да, показать и освободить её от ненужной миссии. Наверное, это глупо — применять к ней человеческие мерки. И всё же: она одна из немногих, кем я действительно дорожил, у кого хотелось бы попросить прощения за то, что когда-то сделал. Или наоборот, бездействовал — как я думал, только себе во вред. Кого мог бы назвать «Человеком» — но, увы, уже не могу. Нет, конечно — никто не запрещает. Но птица не станет рыбой, оттого что её по-другому назвали. Оксана не человек — и хоть я не могу относиться к ней иначе, это не изменит её природы. А впрочем, сейчас мне неизвестно даже, кто я сам. Может быть, эти мысли — последнее, что осталось от человека. Поди-ка разбери, какая теперь у меня природа. И кем становится эмотикон, живя в изначально чуждом ему облике? Шагая «на автомате», я не заметил, как добрался до дома. Вот и подъезд. Я внимательно разглядывал всё вокруг, выискивая различия: страх попасть «не туда» — зудел на границе сознания и подсознания. Дома слишком чисто… На пустом столе, обычно заваленном у меня всяким хламом разной нужности, одиноко белеет листок, я беру его в руки: глаза впиваются в буквы, узнавая знакомый почерк, но будто не могу, не желаю читать — чувствуя, опасаясь, что он не расскажет ничего радостного. «Сережа, я…» Взгляд обрывается — вперед по строкам, в стороны, на стены, на пол. «…уехала, когда вернусь…» И снова: вперед, в стороны; на буквах пелена; весь листок — размытое пятно. Я сажусь в кресло, закрывая глаза. Я не я. Чужой здесь, и жизнь — чужая. Вскакиваю, начиная искать везде зацепки, доказательства. Нет, это мой мир. Вернее тот, откуда я пришёл. Это именно мой дом! Который стал чужим… Который и раньше казался пустым, но опустел лишь сейчас. Я возвращаюсь и снова беру листок.
"Сережа, я уехала в другой город, когда вернусь — не знаю. До тебя не дозвонилась — телефон недоступен. Извини, что так. Пока. Оксана".
Я смял листок — крепко, до боли сжав кулак и остолбенев, сидя так минуту или две. Наконец, откинувшись на спинку кресла, я разжал руку. Вот и всё. Конец! У тебя новая миссия. Только сейчас становятся понятны неожиданные, чаще всего, появления, и почти такие же неожиданные исчезновения. Ты появлялась в моей жизни тогда, когда в этом была необходимость. Ты снова забудешь — и вспомнишь кого-то другого. Ты никогда не будешь свободна, но никогда о том не узнаешь — всё ужасно просто. Ужасно. И просто… Жаль. Видимо, иначе нельзя. Я могу попытаться тебя найти, могу рассказать и показать правду. Только какой от неё толк, если ты обо всём забудешь. А если и не забудешь — сможешь ли жить прежней жизнью? Которую навязал незримый… Рок. Мне здесь больше нечего делать — я закрыл глаза и провалился в забытье.
—///—
Голова гудела. Помню, как пришел вчера и упал на постель, весь вымотанный, дальше ничего. Что такого я вчера сделал? Почти всё — как обычно. Нового немного, не перенапрягался особо, возвращался нормально. Я перевернулся на спину, моргая и «разлепляя» глаза. Хм… Ведь правда — я почувствовал себя усталым только в самом конце. Так… Нужно снова зайти в библиотеку. В прошлый раз — в основном, попадались архивы новейшей истории, которые не объясняли ничего, что я хотел бы знать. Местами интересно — но не то. Не моё это, видимо — шевелить мозгами. Вся сила в руки ушла. Валерка говорил, что я не безнадёжен. Оптимистичный реалист… Умом я никогда не блистал, многого — как не понимал, так и не понимаю. Я не испытываю комплекса неполноценности в присутствии более умных людей — вот и всё. И уж тем более — не исхожу на говно, насмехаясь над их недостатками и косяками. Зануд, понятное дело, никто не любит — я тоже. Но, занудство и ум — разные вещи. Все-таки, почему так болит голова? Я поднялся — боль выстрелила в затылок — и тут же сел, потирая виски. Что-то я… Слова в голове взорвались маленькой бомбой, я подпрыгнул.
— Проснулся… Привет… Дрон, у меня к тебе дело…
— Тише, ты что, — Я сказал это вслух, всё ещё держась за голову. — Валерка, не пугай так, — уже мысленно.
Боль начала уходить.
— Извини. Голова больше не болит? Похоже, я вчера, непроизвольно — скинул боль на ближайшего.
— Кого? Так это из-за тебя? Ну ты… А что, вообще… Как?
— Долго объяснять. Сейчас не болит? Я постарался убрать всё, что смог почувствовать.
— Нормально, — Я размял шею, хрустнув позвонками. — Что за дело?
— Ты был когда-нибудь в заброшенной части базы?
— А у неё есть такие? Нет, не был, не знал. Ты разве — мысли не читаешь? Зачем тебе?
— Читать получается не всегда. Ты помнишь Анка?
— Это тот, с медальоном, который шел с нами — а потом исчез?
— Да, тот самый, «почти бессмертный». Он сейчас в заброшенном крыле, возможно мёртвый. А возможно — живой.
— И зачем мне это знать?
— Тебе не интересно? Не настораживает то, что Зак — всё время недоговаривает?
— Обычная скрытность.
— Может быть. А не приходило в голову, что мы для него — лишь инструменты достижения одному ему ведомых целей?
— Загнул… Приходило. Пусть думает что хочет — я не стану ничьим инструментом, меня не заставить.
— А с чего ты взял, что он будет заставлять? Если понадобится — он найдёт способ убедить тебя.
— Всё равно. Я не стану больше делать того, чего не хочу. Никогда.
— Не зарекайся. Ладно, я предупредил. К слову, об Анке: Зак наверняка знал о его местонахождении — но почему-то скрывал. Будь повнимательнее — я к вам больше не вернусь, без большой нужды.
— Где обоснуешься?
— Найду. Думаю, скоро случится что-то масштабное.
— Ты о войне?
— Война уже идёт. Пока — с небольшими стычками. Кто-то или что-то — вскоре должно запустить её «на полную», почти уверен.
— Насколько?
— Восемьдесят восемь процентов.
— Почему восемьдесят восемь?
— Нравится цифра. Дрон, дальше говорить бессмысленно. Будь внимательнее и осторожнее, я все сказал. Возможно, скоро тебе нужно будет выбирать, какую сторону ты займёшь.
— Ты параноишь.
— Пока.
В голове «щёлкнуло» — снова выстрелив болью, эхом пронесшейся по всему телу. Я упал на спину, оставив ноги на полу. Валерка, конечно, чудной, но — стоит прислушаться. Плохо то, что я совершенно не понимаю, что делать. Я рывком поднялся, встал с кровати и упал на кулаки, начав отжиматься. Новых мыслей это не добавило, зато успокоило рой мелких мыслишек, крутившихся в голове. «Будь внимательнее» — очень «размытый» совет, нельзя ведь следить за всем одновременно. Но попробовать можно, начав с себя. Я пошёл в библиотеку, по пути заглянув в спортзал. «Помучил» перекладину, брусья и несколько тренажёров — отметив, как сильно «сдал» без постоянных упражнений и первую странность: совершенно пустой спортзал. Второй поход в библиотеку оказался намного интереснее — я нашёл подборку исследований о природе аномалий и сверхспособностей, об их взаимосвязи и влиянии друг на друга. По большей части — наблюдения. Гипотез немного — и они не кажутся чем-то недоступным, наталкивая на интересные мысли. Я начал понимать, чего мне не хватает, вблизи каких аномалий стоит тренировать ту или иную способность, и уже наметил, куда пойду в следующий раз, чтобы проверить теорию — как все мониторы в библиотеке разом погасли. Через полминуты загорелось аварийное освещение — все немногочисленные посетители начали выходить. Валерка говорил, что такое нередко случалось. Интересно, при нехватке энергии — они всегда, первым делом, отключают библиотеку?
—///—
Я оборвал связь. Отчасти, я понимаю Дрона. Он, сам того не понимая, боится неизвестности, оставаясь в знакомой остановке, которую пока что считает приемлемой, возможно — дружелюбной. В чём-то он прав: часто, я слишком заморачиваюсь со своими подозрениями, привычка никому и ничему не доверять — хороша, только пока не перерастает в паранойю. У метаморфоз психики есть подлая особенность: их замечаешь только тогда, когда они уже «пустили корни» и стали частью тебя. Посмотри сейчас на меня — идиот идиотом, метаюсь из стороны в сторону. Снова нужно уходить, но куда — понятия не имею. К Гридам — рано; здесь — небезопасно; на основной базе — тем более. Похоже, дорога только одна: вглубь, исследовать подземный город. Мысленно, я посмотрел в сторону Анка — он всё ещё лежал, не шевелясь. Я не чувствовал его ни живым ни мёртвым — это нервировало. Может быть, я вообще не могу различать жизнь и смерть? Мысли ведь — не у всех могу прочесть. Всё, что творится вокруг — похоже на чей-то эксперимент: тебе дают силу и наблюдают за тем, как ты будешь себя вести. Всё кажется случайным, но, чем дальше — тем больше замечаешь, будто всё создано по единому, пусть и невероятно сложному лекалу. То же самое мне казалось и в прошлой жизни, здесь — ощущение усилилось. Может быть, все ещё сложнее, а может проще: выдаёшь желаемое за действительное — пытаясь объяснить то, что понять не в состоянии. Мрачные, тёмные коридоры, тусклый свет включается сам по себе. Получается, не такие уж и заброшенные эти катакомбы? Наверное, просто автоматика… Но навязчивое чувство, что за тобой наблюдают — всё сильнее. Безысходность, беспомощность и неизвестность — будто попал в свой кошмарный сон. Что, если я всё ещё в «центре очистки» ГРИД? Я остановился, прислушался. Лучше бы — шёл дальше: повисшая тишина добавила беспокойства. В горле пересохло — я кашлянул и вздрогнул от раздавшегося эха. Сердце бешено забилось, в висках застучало. Нет, тут не может быть такого эха, слишком громко… Осторожно шагнув дальше — я снова остановился и резко обернулся. Другой конец коридора уже не видно — свет там погас. Я задержал дыхание — в горле застрял комок, медленно начав опускаться и сдавливая грудь. Шумно выдохнув, я снова вздрогнул и резко развернулся в сторону — показалось, рядом проскочила тень. Ноги наливались тяжестью — я стоял, тяжело дыша, открыв рот и оглядываясь по сторонам. Опомнившись, я медленно двинулся дальше — останавливаясь и прислушиваясь через каждые несколько шагов. Всё только кажется, все иллюзия, всё… Спокойно. Тонкий, едва уловимый писк — как игла в мозгу… Неожиданно ощутив его, я пошел быстрее: то ускоряясь, переходя на бег; то останавливаясь и снова срываясь с места. Я слышал писк всё отчетливее — он становился сильнее, «обретал лицо», начав изменять тональность и прибавив к себе низкий гул. Я бежал, уже не помня себя: страх перерождался в ярость, тусклый свет редких ламп стал ярче, иногда начиная слепить — что злило еще сильнее, заставляя ускоряться ещё и еще, словно в конце меня ожидало нечто…
—///—
Основной зал оказался пустым, аварийное освещение горело и здесь. Похоже, случилось что-то серьёзное. Я быстро пошёл в центр управления, в переходах повис сумрак. Один раз я свернул не в ту сторону, но вовремя заметил и сориентировался. Редкие лампы иногда гасли полностью, пару раз я сильно споткнулся, и теперь шел «по стеночке», чертыхаясь. Услышав голос Зака — я быстрее пошёл на звук, свет снова включился.
— Они знали куда бить, понимаешь?
— Откуда? Из воспоминаний Трэшка? Он же не знал координат.
— Он видел генератор — менталисту может быть достаточно образа, чтобы снова найти место, а что Гриды выкопали из его подсознания, нам неизвестно. Я не знаю даже — где он сейчас, удалось ли ему сбежать. Дрон, заходи, — Зак повернулся. — Не маячь в проходе.
В комнате стояло трое — Зак, Зот и Анк. Наверное, Зак заметил моё удивление — пристально посмотрев, он отвернулся к пульту, продолжая говорить стоя ко мне спиной:
— Дрон, расскажи, пожалуйста, подробнее, сам. Сейчас нет ни желания, ни времени копаться у тебя в голове, доставая информацию. Что с Трэшком, где он? Я вижу, что он разговаривал с тобой недавно.
Блефует? Вряд ли. Как моё удивление присутствию Анка можно связать с Валеркой, не читая мыслей?
— Он в заброшенном крыле, всё в порядке. Тебе — действительно, не доверяет.
— Каком крыле? Их много.
— Не знаю. Говорил, что видел там Анка, возможно — мертвого.
— Что?! — Первый раз я видел Зака вышедшим из себя. — Самоуверенный идиот, он в западном отсеке!
— Что это значит?
— А то, что Трэшк, сейчас, скорее всего, мертв сам, — сказал Анк. — В западном отсеке очень сильное пси-поле, наведенное как с нашей стороны, так и со стороны Сина.
— А почему он видел там тебя?
— Иллюзия, он мог увидеть что угодно. Мог вернуться домой, мог попасть в ад или в рай — поле там хаотично и не несет конкретной информации.
— Западный отсек соединяет нас с Гридами? Тогда почему они нападали снаружи?
— Потому что идти там не имеет смысла, — в разговор вступил Зот. — Нужна серьезная защита, переходы в нашу часть взорваны и закрыты силовым полем. Чтобы пробиться там — им нужно такое оборудование, которое будет крайне сложно протащить, и ещё сложнее использовать в закрытом пространстве. Телепортироваться они не могут: слишком сильная напряжённость пси — а в момент перехода ни одна защита не работает.
— Но каким образом он попал туда?
— Хоть переходы взорваны, но входы в отсек остались открытыми, — снова говорил Зак. — Возможно, поле местами слабее и, всё-таки, внутрь можно попасть. Большинство — сошло бы с ума, далеко от входа. Но внезапное раскрытие твоего друга — заставляет задуматься.
— О чём?
— Если будучи в западном отсеке, он связался с тобой — то он совершил невозможное, как я считал, до сегодняшнего дня. Ещё один вариант — северо-западный блок. Обычные люди — наоборот, не почувствовали бы там никакого серьёзного воздействия, а он вполне мог. Но блок расположен намного дальше, маловероятно, что он, возвращаясь от Гридов — попал туда.
— Я больше верю во вторую версию — сказал Зот.
— Надеюсь, ты прав. Анк, а ты как считаешь?
— Не знаю, — Анк пожал плечами. — Северо-западный блок притягивает к себе, мимо него трудно пройти спокойно и он лежит на дороге к западному отсеку. Правда, тогда он должен был идти не напрямую от города, а из северной пустоши. Кстати говоря: блок и западное крыло связаны под землей, пройти между ними можно свободно.
Сверху до нас докатилось эхо от взрыва, лампы моргнули. Зак, барабаня по пульту, багровел и раздавался вширь.
— Что случилось? — я шагнул вперёд, Зот остановил меня, положив руку на плечо.
— Они уничтожают западный отсек, прорываясь сверху.
— Зачем?
— Не спрашивай его сейчас ни о чём, — Зот отвёл меня в сторону. — Не стоит.
— Ты знаешь?
— Похоже, они прокладывают дорогу к первому генератору. С нашей стороны его закрывает силовое поле, жилые и технические отсеки, с их — только силовое и пси-поле. Пробиться изнутри маловероятно, а снаружи — вполне возможно, хоть и требует огромнейших затрат.
— Но как они вывели из строя генератор?
— Выждали, когда силовое поле слабее всего — пока перезаряжаются накопители. На определённых частотах, в узкой точке — поле можно пробить.
— И что? Если поле можно пробить — постепенно, они могли бы уничтожить всё и просто так.
— Могли. Но им этого не нужно. Зак прекрасно знал, что ходит по краю, находясь у них под носом. Точечным ударом они вывели генератор из строя, но не уничтожили, его легко восстановить — это только вопрос времени. Не сразу, конечно — но они разберутся, рано или поздно; даже Зак это допускает, хоть и говорит, что без него у них ничего не получится. Зак просчитался, создав генератор в слабозащищённой области — где удобнее и быстрее, а не надёжнее.
— То есть, не попади Трэшк к Гридам — всё было бы в порядке?
— Наверное. Зак ничего не делает просто так: если и рискует, то обдуманно.
— Нет!
Я подскочил на месте, от крика-рычания Зака. Он снова менялся — «втягивался» и становился похожим на человека.
— Ты всё правильно говоришь, Зот — они пробивают дорогу. Захватив первый генератор энергии, они смогут захватить генератор пси, захватив его — они захватят всё. Собираемся все в главном и тренировочных залах, ты поведешь молодняк; Дрон, остальные — пойдут со мной. Анк, тебя не держу. Но, пожалуйста — помоги Зотгару.
Меньше чем за десять минут невеликое население наших убежищ поднялось на поверхность и двинулось к северной пустоши, через полчаса до нас докатилась волна взрыва.
— Самоуничтожение? Почему на нас не нападали?
— Псионный взрыв, мой подарок Сину. Они бросили все силы на прорыв — остаётся надеяться, взрыв вывел из строя большую часть.
— Могли остаться живые?
— Обязательно остались. Взрыв, в привычном понимании, был небольшим. Точно уничтожены индуктор поля и генератор пси, скорее всего — их не получится восстановить. Но основное оборудование цело.
— А как быть нам?
— Поворачиваем обратно.
—///—
Отключив сигнал будильника, я перевернулся и продолжил досыпать. Как же достало, сегодня же, вроде, выходной… Я зарылся головой в подушку, собираясь подремать, ещё минут десять, но опомнившись — открыл глаза и резко поднялся. Какой сегодня день, где я? Комната моя, постель тоже. Но ведь — всё должно быть по-другому! Я подбежал к окну. Солнце заливало неправдоподобно чистый двор, трава казалась даже слишком зелёной, а люди — улыбчивыми, радостными. Где я опять? Я моргнул и оказался на пустыре. Хоть он остался… Всё те же деревья: то причудливо выгнутые, то небольшие, то огромные. Но непривычное буйство красок и яркое солнце вокруг. Воплощённая мечта о вечном лете… За несколько минут я побывал в разных частях города — перемещение давалось неожиданно легко. Похоже, другие меня не замечают: я мог появиться в людном месте, но ни разу никто не подал виду, что случилось что-то необычное. Либо здесь в порядке вещей — то, что люди возникают из воздуха и исчезают в никуда. Я «прыгнул» еще несколько раз и остановился в парке, расположившись на траве в тени деревьев. Давно так не сидел… Похоже, меня забросило в «мир мечты»: никто не мешает, всё удаётся, жизнь бьёт ключом; всё идёт, как должно идти. Действительно, иногда я задумывался о подобном, понимая невозможность такого хода событий. А теперь вот — сижу и думаю, что вскоре это наскучит. Порыв холодного ветра заставил подняться с земли, небо быстро затягивало тучами. Начал моросить дождь (вот Валерка бы сейчас порадовался!), через минуту перешедший в ливень.
— А вот это уже не смешно!
Я будто обратился к невидимому режиссёру происходящего действа, посмотрел наверх и невольно отметил, что даже тучи выглядят по-особенному: насыщенные, словно живые, а небо, проглядывающее между ними — чистая лазурь, которую редко заметишь в городе. Дождь прекратился через несколько минут, только мокрая земля и капли на листве, переливающиеся в солнечных лучах, остались напоминанием. А радуга где? А нет радуги! Я мысленно спросил и ответил сам себе. Намёк, что не бывает ничего идеального. Я не считал этот мир настоящим, но не хотел уходить. Для меня эта искусственная, придуманная действительность — реальнее всего остального. Потому что её я «принимаю душой». Снова подул ветер — погода, откликнувшись на настроение, сделалась пасмурной. Незаметно для себя, я снова пришёл на пустырь. Он стал больше похож на тот, что я помнил: «мрачновато-задумчивый», хранящий ведомые только ему секреты; дышащий спокойствием и вечностью, живущий своей жизнью. Пора навестить друзей. Мир изменялся на глазах: кристально-чистый воздух становился тяжёлым и мутноватым, дымка заволокла горизонт, а небо окрасилось алым, идеально четкие очертания домов сменились размытым пейзажем. Серые стены города-крепости вдалеке, и чуть заметное мерцание, похожее на низкий купол, немного ближе. Странное умиротворение… Яркая вспышка — я мгновенно приблизился. Купол силового поля стал заметнее: он искрился и потрескивал, наползая на воронку в земле, словно заглатывая. Немного в стороне я заметил группу людей, идущих по направлению ко мне — и прыгнул вперёд. Дрона я увидел сразу, а вот Валеру нигде не смог найти. Меня не замечали, только один крупный, коренастый, похожий на боксёра-тяжеловеса, словно заметив что-то — уставился прямо на меня, но, чуть дернув головой, отвернулся. Немногие шли спокойно, большинство суетливо переглядывалось, «рвано» шагая и перебрасываясь неполными фразами. Я сопроводил всех до их подземной базы и увязался за Дроном. Похоже, здесь начиналась война, о которой говорил Валера. Я коснулся Дрона, когда мы зашли к нему в комнату, проявив себя.
— Привет, где Валерка?
Дрон вздрогнул и отскочил, развернувшись ко мне.
— Серёга, ты с ума сошёл? Зачем так подкрадываться? Я же так и прибить могу!
— Не получится. Не знаешь, где Валера?
— Ушёл и не вернулся, давно ещё. Надеюсь, живой.
— Есть сомнения?
— Есть.
— У вас началась война?
— Да, похоже. Последнее, что Валерка сказал — скоро случится что-то масштабное. Видел, сколько Гридов снаружи?
— Там только воронка от взрыва, какие Гриды? Чужие войска?
— Да, как ты мог их не видеть? Там же их — не меньше сотни.
— Там никого нет, только следы взрыва. Что, кстати, взорвалось?
— Генератор пси-поля. Даже не так: Зак сказал о псионном взрыве, о том, что уничтожен индуктор, и то, что генератор пси, скорее всего, не удастся восстановить.
— Что делал этот генератор? Как-то влиял на психику?
— Да, наводил иллюзии, насколько я понял.
— И что тогда мог дать его взрыв? Внушить всем, что они умерли?
— Не знаю. Я понятия не имею, как работает эта штука.
— Почему решил, что Валерка мёртв?
— Когда рвануло — он мог быть в западном отсеке. Плюс ко всему — там постоянное, мощное пси-поле.
— Опять поле? Что оно делает? Сводит с ума? Ты задумываешься над тем, что тебе рассказывают, или всё принимаешь на веру?
— Задумываюсь.
— Ну-ну. А складывается впечатление — что нет. Хотя, возможно ты и прав, в чём-то. Наверху нет ни одного солдата, но ты говоришь, что их там не меньше сотни. Занятно, правда?
— То есть, ты хочешь сказать, что мне и всем остальным — это кажется?
— Я только предполагаю и разбираюсь в том, как здесь всё устроено. Что из себя представляет западный отсек?
— Западный отсек, как понял — это подземный тоннель между нами и Гридами, а пси-генератор — расположен в его начале.
— Валерка говорил что-нибудь ещё?
— Да, быть внимательнее.
— А вот это — дельный совет. Пока. Я постараюсь его найти.
—///—
Интересно, меня так и будут учить все, кому не лень? Я вышел из комнаты, чтобы найти Зака. Стоит, конечно, задуматься над тем, о чём рассказал Серёга, но — один голос против полусотни… Валерка любил повторять: «большинство всегда ошибается». Мол, большинством, толпой — руководят инстинкты, а не разум. Логично, конечно, но — с чего бы инстинктам, обязательно, ошибаться? Тут возможен любой вариант. И всё-таки, происходящее очень странно: на нас никто не нападал, дали свободно эвакуироваться — будто не замечали. Зот говорил, что из-за сильного пси-поля — никто не видит дальше тридцати метров. Поэтому мы видели всё, а нас не замечали. Неправдоподобное объяснение, как кажется. Бросили все силы на прорыв… Бред. К чему рисковать всем? Самое странное — никто будто и не замечает этой нестыковки. Зак сидел в комнате отдыха и смотрел немигающим взглядом, непонятно куда.
— Я думал, ты в центре управления.
— Нечем больше управлять.
— Большинство оборудования, ведь, в порядке?
— Оборудование — да, люди — нет.
— Где Анк?
— Хотел бы я знать… Ушёл.
— Зак, я не могу понять, что происходит, что-то не вяжется.
Зак посмотрел на меня с небольшим удивлением, протянул руку и коснулся виска.
— Ты понимаешь. Твой мозг им не удалось перестроить, это хорошо.
— Да что происходит?
— Нас сделали. Красиво и подло. А всё потому, что я, идиот, слишком доверял одному… субъекту и был слишком уверен в том, что чужие мысли для меня — как открытая книга.
— Анк как-то замешан?
— Скорее всего. Сейчас я ни в чём не уверен. Как когда-то, в молодости: под подозрением все.
— Так что случилось?
— Нас выманили, всех, ну или почти всех моих людей — лишили разума, теперь они могут выполнять только самые примитивные действия. Я взорвал свой пси генератор и остался без важной части защиты, у меня нет людей, чтобы всё починить, а в одиночку — ремонт займет слишком много времени. Да и смысла в нём нет — защищать некого.
— Как лишили?
— Вероятно, мобильные пси-генераторы. Особо мощные — о таких я раньше не знал. Син, может, и не придумал ничего нового, но очень хорошо модернизировал старое. Черт побери, какой же я идиот… Проколоться так глупо, на пустом месте. Анк каким-то образом воздействовал на приборы, изменив их показания, а я ничего не заметил, на поверхности в дело вступили переносные генераторы: мы видели то, что должны были видеть и думали так, как вдолбили в наши головы, даже я поддался. Сейчас, под землёй — у нас естественная защита, но, к большей части, разум уже не вернется, восстановятся немногие.
— То есть, мы проиграли?
Зак снова на меня посмотрел — то ли с удивлением, то ли со снисхождением или надменностью.
— Никто не проиграл, пока может играть. Я даже не вернулся к началу — когда у меня не было ничего. У меня есть база, напичканная таким оборудованием, о котором, когда-то, и мечтать не мог; у меня есть опыт, которого нет ни у кого больше; и, надеюсь, остался кто-то из людей. Тебя я не держу — можешь идти куда захочешь.
— Я остаюсь.
— Тогда за мной.
—///—
Внутри город оказался не таким внушительным, как снаружи: никаких тебе, футуристического вида домов; никакого «величия и силы». Обычные бетонные коробки — напоминающие ангары, склады и хозблоки, а не жилые дома. Будто кто-то, без капли фантазии — решил поиграть в кубики, выстроив их ровными рядами. Пустые, чистые улицы — можно было бы решить, что город заброшен и жители покинули его, оставив во власти автоматики, которая поддерживала порядок. Но, я чувствовал присутствие даже не сотен — тысяч живых людей. Изредка, один-два человека всё же показывались снаружи, тут же скрываясь из виду. Чтобы лучше всё рассмотреть, я поднялся над крышами. Этот мир — действительно, влияет на способности: раньше я не чувствовал других людей вокруг себя, да и летать не умел. Хотя, возможно — просто не задумывался. Теперь я уже не совсем человек — и есть время подумать, но всё получается само собой. Даже немного обидно — всё стало таким простым. Из-за разной высоты — при взгляде сверху, здания образовывали странный узор, напоминавший… В глаза бросилась деталь, сильно выделяющаяся на общем фоне: группа солдат, будто разрывая идеальный порядок — шла в центр, к самому высокому из зданий. Любой, кто в это время появлялся на улице, присоединялся к ней. Дойдя до цели — группа успела увеличиться вдвое и беспрепятственно вошла внутрь. Оказавшись внутри вместе с ними — я впервые пожалел о своей способности мгновенно перемещаться: боль сотнями игл прошила всё тело, будто пытаясь перекроить заново, но лишив способности что-либо делать. Я понял, что на верном пути — пока изворачивался и приспосабливался к «новым ощущениям, на короткое время заставивших снова почувствовать себя вполне живым. Необъяснимо, я чувствовал присутствие безумия, казалось, растворённого в воздухе — прочитав по этому шлейфу от воспалённого и бунтующего разума всё, что стоило знать. Ужас и ярость, страх и желание контролировать всё, что несёт угрозу — затаённые инстинкты, вырвавшиеся на свободу. Это было бы смешным, не прими дело такой оборот: след, ко всему прочему, нёс в себе отпечаток огромной силы — и размытый образ того, кто его оставил. Скрепя сердце, я рванул вперед, вдогонку.
—///—
Я прошёл сквозь закрытые двери, словно не заметив их, не придавая никакого значения, свет резанул по глазам — и тут же отступил. Один темный коридор — сменился лабиринтами хорошо освещённых коридорчиков поменьше, комнат, лабораторий и «складов». В них, еще живые люди были уложены рядами — как заготовки, один над другим, будто ожидая чего-то. Похоже, меня никто не видел. Я прорывался вперед, ничего не замечая, но невольно замедлялся около таких «комнат-хранилищ» — пока не забежал в самую большую из них. Тела лежали везде, куда только мог достать взгляд, во все стороны и в высоту — как в ячейках гигантского улья. В зал зашли несколько человек — я сразу же увидел всё вокруг их глазами, почувствовал чужие мысли, моментально читая намерения и желания. Узнав где выход и подчинив их себе, я направил всех по нужному мне направлению. Охрана, преградившая было дорогу, чтобы помешать выйти — присоединилась к нам. По пути я собрал ещё несколько человек — поняв, наконец, куда попал, выйдя наружу в компании солдат, учёных, лаборантов, техников и ещё неизвестно кого. Я шел в центр города, в самое сердце ГРИД — присоединяя к себе всех, кто встречался на пути. Странная тень мелькнула сверху — непроизвольно отмахнувшись, как от комара, я вошёл внутрь, остановился, посмотрел вокруг. И это всё? Я ожидал большего. Син, где бы ты ни был — я тебя найду. Кто не спрятался — я не виноват, не обессудьте.
Грузовой лифт вместил всех, мы быстро поднимались на самый верх. С каждым этажом что-то неуловимо изменялось: я больше никого не чувствовал — кроме тех, что успели присоединиться ко мне. Похоже, что кроме нас — здесь, действительно, никого. Как же так… Я обхватил голову руками, медленно восстанавливая картину произошедшего. Лифт остановился, я вышел последним — потирая виски и оглядываясь. Окружение вокруг начинало меняться — мир тускнел, но становился немного четче, заново рисуя очертания. Я осознал, наконец, что нахожусь вне тела, но, как я попал сюда — не мог вспомнить. Судорожно озираясь, я силился понять, что происходит. Разные люди вокруг, несколько солдат… Держатся так, словно пришли сюда все вместе, а теперь чего-то ждут. Чего? Воспоминание пришло неожиданно — как порыв ветра, сорвавший рекламный шит и бросивший его тебе в лицо. Поняв, где нахожусь, кто вокруг, как все здесь очутились — я начал распутывать клубок сумбурных образов, надеясь иногда, что всё окажется сном. Пол под ногами задрожал, послышался треск. Кто-то бросился вниз, к выходу, кто-то — побежал к лифту. Проскочив несколько перекрытий насквозь, я остановился — сообразив, что бегство бессмысленно. Здание сложилось как карточный домик, похоронив под своими обломками всех, кто в нём находился. Такое ощущение, что меня ждали… Но немного просчитались. Кто же управляет всем? На несколько километров вокруг — ни одной живой души, будто все население спешно эвакуировали. Я нашёл те места, где бродил, попав сюда в первый раз — они тоже оказались пустынны. Хотелось бы свежим взглядом осмотреть «склад тел» — чтобы убедиться, так ли всё на самом деле, как я вспомнил. Но что-то, совсем, пока, не хочется — терять своё собственное, которое лежит сейчас где-то в подземелье. Скорее вернуться в нормальное состояние, а потом уже думать, что да как. Я мгновенно нашел «себя» — как оказалось, совсем рядом. Непроглядная, в обычном состоянии, темнота — не была сейчас проблемой, но я чувствовал постороннее воздействие, даже сейчас оно сбивало с толку. Нечто, похожее на какофонию из громкой музыки и промышленного шума. Сложно представить, что я чувствовал в обычном состоянии — едва ли я выдержу такой жёсткий прессинг разнородной псевдоинформации, если снова вернусь в тело. Даже зная уже, что меня сводит с ума. Перспектива остаться, этаким, «духом» — не радовала, хоть и давала огромные преимущества во многом. Я «прыгнул» на базу, и тотчас почувствовал отголоски знакомых ощущений — таких же, какие испытывал, когда пытался сбежать из центра обработки ГРИД: безумие, смешанное с болью. Изредка — «вспыхивали огоньки» здоровых мыслей, сразу же пропадавшие среди шумной несуразицы. Я слабо чувствовал Дрона и нашёл его не без труда: лежащего на спине, с открытыми глазами, впавшего в оцепенение — будто он пытался не просто заснуть, а «законсервировать» себя, затормозив все процессы.
— Иди сюда.
Я обернулся, не сразу поняв, кто мог меня позвать, только со второго раза — «прыгнув, на голос».
— Здравствуй, Трэшк.
— Привет, Зак. Что здесь случилось?
— Акт идиотизма, приведший к печальным последствиям, подробности тебе не слишком помогут. Знаю, что ты мне не доверяешь, это нормально — я тоже не склонен верить, кому бы то ни было. И всё же спрошу: что ты узнал о городе Сина?
— Мне кажется, что никакого города больше не существует.
— То есть, как?
— В нём не осталось населения. Я помню всё как сон, но и в первый раз я не заметил бурной жизни: люди, которых встречал, напоминали немногочисленный обслуживающий персонал.
— Что он обслуживал?
— Не знаю, эта мысль пришла мне в голову только сейчас. Во второй раз я не нашёл никого живого в окрестностях — зато увидел залы забитые людьми, которые лежали там, как на складе.
— Это пункт очистки, — Зак не спрашивал, он утверждал. — Ты видел его. Что ты узнал?
— Только то, что таких, «бывших людей», там очень много. Сейчас, кажется — весь город находится там.
Зот ни капли не изменился в лице, но заговорил тише, словно неуверенно, размышляя.
— Син решил превратить в солдат всех, если это потребуется — переведя население в искусственную кому, чтобы иметь весь материал под рукой и избежать, пусть маловероятных, но возможных волнений. Это в его стиле, он всегда основательно подходил к делу.
— Мне кажется, Сина тоже уже нет. Я не чувствовал там ни одного значительно развитого разума.
— Он умеет маскироваться. Ты ведь наверняка замечал что-то необычное, неуловимое — будто следящее за тобой?
— Да, что-то похожее.
— Син — гений, в некотором роде. Скрытность и контроль — его конёк, даже в генетике он преуспел меньше.
— Там всё так логично, продуманно… Будто городом руководит не человек, а машина.
— Тебе показалось.
— Может быть. Мне вообще — сложно поверить в реальность происходящего там, за стенами. Кажется, существует только склад заготовок, завод по производству, немного тех, кто обслуживает этот завод и армия ГРИД. И всё существует само по себе. Если кто-то и управляет, удалённо — то его не вычислить.
— Знаешь, ты сейчас нарисовал портрет Сина — буквально, воплощение его образа мысли: простота, надёжность, управление.
— Хорошо, но зачем тебе это, что ты собрался делать? Атаковать? Как и кого? А главное — зачем?
— Нанести визит вежливости. Видишь ли, он заигрался — лишил разума всех моих людей.
— Черт побери, да вы оба безумцы! Для вас люди — только инструменты! Вы…
— А разве ты — не считаешь так же? Что все по-разному используют друг друга, что каждый имеет только то, что заслуживает — и сам решает, кем ему быть? Часто неосознанно, да. Но САМ!
— Да! Только не так! Невозможно решать всё всегда и везде. Да! Каждый, в подавляющем большинстве случаев, имеет то, что заслуживает, но только потому, что большинство не осознаёт своей силы и ничего не делает ради перемен. Большинство — слишком трусливо, чтобы брать на себя ответственность за свои идеи, и оттого живёт «как все», с оглядкой, на других. Но, всё же — способно неумело размышлять. Нет равных: кто-то умнее, кто-то сильнее, а у кого-то — изначально, всех возможностей больше. Решение не может быть неосознанным, иначе — это всего лишь склонность к тому или иному типу действий.
— Идеалист… Я тоже этим грешил в молодости. Ты прав: утверждение «Каждый имеет только то, что заслуживает» — всего лишь уловка. И более всего, для себя самого — чтобы избавиться от оправданий и жалости, которые убьют тебя сразу, как ты попадёшь в открытый мир, не знающий таких понятий. Есть только один закон: выживает сильнейший. Он действует везде — даже там, где жалость, сострадание, взаимопонимание и другие психические реакции высокого уровня — не пустой звук. Только сила там принимает иные формы. Так что, для своей же пользы: лучше принять на себя ответственность за всё происходящее как аксиому, нежели постоянно вспоминать о вероятности случайных событий — она намного меньше, чем кажется. Не стоит о ней забывать, но брать в расчёт можно только тогда, когда достаточно силён для этого.
— Не нужно быть сильным, для того чтобы быть человеком.
— Конечно, если готов умереть. Либо, если настолько слаб, что противиться — и вправду, бесполезно. Ты сам прекрасно это понимаешь: ты просто обязан быть сильным. В том смысле, что, обеспечить выживание — первичная задача. Мёртвые годятся, разве что, на корм.
— И ты делаешь это, чтобы выжить… Хорошо, предположим — договориться невозможно. Как ты собираешься нанести свой «визит», если у нас не осталось людей?
— Нас? Ты намерен ко мне присоединиться?
— Нет, поучаствовать. Мне, если ты не заметил, нужна помощь — я хочу вернуть своё тело.
— Ты хочешь знать, как отключить, или блокировать пси-поле со стороны Сина, понимаю. А ты осознаешь, что сейчас — почти неуязвим? А умерев, будучи во плоти — ты умрёшь, как обычный человек? Ты можешь существовать, даже если твою оболочку уничтожат. Ограниченное количество времени, но можешь — пока не найдёшь новую и не запитаешься от неё.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Впрочем, тебе решать — верить или нет. Я, так и быть — помогу. Но, теперь уж — услуга за услугу.
— И что тебе нужно?
— Твои способности: ты можешь контактировать с чужим разумом, вероятно также — брать его под контроль.
— Разве ты этого не можешь?
— Могу, но не так. Тебе не с чем сравнивать — я знаю, о чём говорю. То, как ты выбрался из пункта очистки Гридов, впечатляет. Я ведь почти не помогал тогда, знаешь? Чуть направил — и всё. Дальше — ты сам обрубил связь. А судя по тому, что я знаю и вижу сейчас — ты не понимаешь, какой силой можешь овладеть.
— Так что ты хочешь? Создать армию зомби?
— Конечно, нет, — Зак сделал паузу. — Намного лучше — армию марионеток. Ты возглавишь основную часть, я возьму поменьше.
— Не боишься? Что потом я обращусь против тебя же?
— Нет, тебе это ни к чему. Ты ведь — идейный. Действовать нужно быстро, пока Син не поднял всех: перехватим управление — он останется отрезан от всего и уйдёт сам.
— Натянутое объяснение. И план неподробный. Син когда-нибудь вернётся. Слишком уж просто…
— А незачем усложнять. Пускай возвращается — мне будет, чем его встретить. Поможешь мне — я помогу тебе, всё честно. Можешь хоть осуждать, хоть презирать наши, как выразился, «игры» — это ничего не изменит. Хочешь повлиять на ход истории — присоединяйся к ней. Друг, враг — не столь важно. Правда, не советую становиться моим врагом.
— Я ничего не говорил про игры.
— Да, извини уж — это я прочёл в твоих мыслях, слишком яро ты относишься к некоторым явлениям.
— Серьёзно? А я думал, наоборот.
— Забудь. Ты проиграешь, пока так сильно презираешь тех, кто мыслит иначе. Ты проиграешь, пока презираешь самого себя — за то, что ты часть всего, что ненавидишь. Крайности — потому так и называются: они доводят до края, за которым обрыв. За восхождением следует падение, за обожанием — ненависть. Но никто ещё не добился подлинного величия, если одна из крайностей преобладала, если её не сдерживали другие. Чаще — сгорали на пике славы. Людям, на самом деле, не дано достичь максимального развития в двух противоположных направлениях — слишком коротка жизнь. Но ты уже не человек! Ты можешь больше — и погубишь себя так.
— Разве я даю волю ненависти? Разве презрение ослабляет? Если уж на то пошло — то это моя игра, в которой тебе нет места.
— Да, ты прав. Слишком часто я видел подобное… Слишком хорошо помню себя, таким как ты. Чужие ошибки не учат. Слишком много презрения, не видать уважения… Ты — как я, я — в тебе, ты — моё отражение. Тот же шаг, тот же взгляд, те же мыследвижения. И тебя, как меня, ждёт в конце поражение…
— Ты что, бредишь? — Застывшим взглядом Зак смотрел в пустоту, нашёптывая стишок. Наверное, я не услышал бы его, будь сейчас в теле человека.
— Да. Обидно видеть, как дети повторяют твои ошибки. Нелогично, потому что ты мне — никто. Но, всё равно — хотел предостеречь. Ты умеешь себя сдерживать — это хорошо. Ты понимаешь, что нельзя слепо доверяться одной страсти. Но ты не умеешь ни управлять собой, ни взращивать то, что есть в тебе. Зверь либо вырвется из клетки — либо зачахнет. Другого не дано.
— А ты научился? Управлять?
— Управлять — да, взращивать — нет. Теперь уже мне не нужно ни того, ни другого. Я не хочу больше менять мир. Мне достаточно жить, как хочется. Ты же, я вижу — ещё не потух.
— Сколько пафоса… Ладно, пойдем пробовать. Расскажешь подробнее, что придумал.
—///—
Стены тряслись, дом рушился. След быстро оборвался — я остановился, пытаясь найти хоть небольшую зацепку. Ещё несколько минут я блуждал, в почти уже пустом пространстве. Здание оставило после себя только руины и большое облако пыли, так ничего и не найдя — я повернул на «подземную базу». Странный мирок… Он что-то мне напоминает — как забытое ощущение из детства, или сон. От этой мысли меня передернуло. Сон… Совсем недавно я боялся заснуть, потому что не знал, что меня ждёт «по ту сторону», пока сон и явь не слились в одно. Я не стал «прыгать», а двигался медленно, «погрузившись в себя», «рассматривая, но не видя» красный, пустынный пейзаж. Кажется, когда-то я представлял себе Марс таким… Действительно, ведь совсем забыл уже — не до того. Сначала ты жадно смотришь на всё вокруг, пытаешься понять, разобраться или хотя бы представить, как всё устроено. А потом, раз — и тебя, наконец-то, возвращают с небес на землю, даже не замечаешь, как. Я вырвался из вязких мыслей, почувствовав знакомую энергетику, тут же переместившись к источнику. Бесплотный Валерка и тот самый увалень, что смотрел на меня, когда проходил мимо — после вспышки, которую Дрон назвал псионным взрывом. Они беседовали, как ни в чем не бывало — будто здесь не творится, чёрт знает что.
— А где Дрон?
Я обратился только к Валере, не проявляя себя в обычном, «твёрдом мире», но оба повернулись в мою сторону.
— Вот и твой друг-призрак, — верзила чуть склонился ко мне. — Что расскажешь?
— Валерка, ты хоть представь нас друг другу.
— Знакомьтесь, — Валерка развёл руки и кивком головы обозначил каждого: Зак, Сергей.
— Будем знакомы, — Большой человек, с неподходящим именем, снова повернулся к Валере. — Дрон скоро будет, тогда и пойдём — все вместе.
Этот Зак — будто не замечал ничего вокруг. Или специально — игнорировал меня. Не сказать, чтобы мне это не нравилось — скорее, вызвало некоторое любопытство. И, совсем слабо: нечто среднее, между обидой и презрением.
— Я не игнорирую — я рассказываю Валерию то, что не успел до того, как ты вошёл. И ты сам хочешь остаться незамеченным, не так ли? — Зак говорил, не оборачиваясь. Секунду спустя — я понял, что он вообще не говорил ничего, а передавал мысли напрямую. Запросто так, между делом. — Кстати: Валерий здесь называет себя Трэшком, так что ты невольно выдал его секрет, бесцеремонно ворвавшись к нам.
— Заглядывать в чужие мысли — тоже бесцеремонно.
— Да. Теперь, значит — мы квиты.
Я отошёл немного в сторону и стал ждать. Дрон и вправду появился минут через пять: с немного «ошалевшим» видом — будто его разбудили посреди ночи. Кажется, меня и Валерку он не замечал — потому что сразу обратился к Заку и ни разу не задержал взгляда на нас.
— Чувствую себя паршиво, после твоей прочистки.
— Она никогда не даётся легко. Но чтобы принять новое, тебе нужно освободиться от старого — хотя бы забыть, на время. Иначе ты будешь раскрывать свой потенциал слишком долго. Сергей, не хочешь поздороваться с другом? Он тебя не видит.
Я, чуть помявшись и собираясь с мыслями — вспоминая, как в прошлый раз проявлял себя, показался. Вид у Дрона — стал ещё более ошалелым.
— Серёга? Я думал, ты уже не появишься.
— Почему?
— Не знаю, просто казалось…
Дрон отвернулся, посмотрев вниз и помотав головой из стороны в сторону.
— Ты сейчас не помнишь большую часть своего прошлого, некоторые воспоминания искажены. Ничего страшного — придёшь в норму, через некоторое время, — Зак шагнул к Валерке. — Кстати, Трэшк тоже здесь — но его ты, сейчас, не сможешь увидеть.
Я молча подошёл к Валерке, внимательно посмотрел на него, потом закрыл глаза, попытавшись «нарисовать» образ перед внутренним взором, а когда получилось — перенёс его в «реальность», привязав к Валерке, как маску.
— Может.
— Дрон, Валерка и Зак с интересом разглядывали фантом, Дрон даже попытался его пощупать — но рука прошла насквозь.
— Ты немного сильнее, чем я предполагал, — Зак отступил назад. — Теперь о деле. План у меня простой: я и Трэшк возьмём на себя управление людьми, которые у меня остались. Их разум ослаблен, и потому не составит больших проблем взять всех под контроль. К сожалению, многие погибли — именно из-за того, что пытались не поддаваться, но сил не хватило. Зотгар в их числе. Однако и те, что остались — это лучше, чем ничего. Дрон будет нас прикрывать — сейчас я передам ему всё, что знаю сам, он сразу же проверит свои новые знания и опробует возможности, после выдвигаемся. Если Сергей пожелает участвовать — ему мы тоже придумаем роль, надеюсь, в таком случае, он продемонстрирует нам, на что способен.
— Я не знаю, на что способен.
— Воля твоя, нет времени на то чтобы тебя переубеждать и анализировать — тогда, хотя бы, не мешай.
— А какие знания ты мне передашь?
— Телекинез и управление материей, её состоянием; всё, что знаю об аномалиях и их использовании. Это то, что ты, скорее всего, сможешь применить. Я могу передать тебе знания о телепатии, если хочешь — но только потом, когда переваришь первую порцию, иначе они могут помешать. К тому же, наверняка, тебе будет намного сложнее использовать их: к телепатии ты не склонен.
— И сколько времени я буду всё это «переваривать»?
— Не беспокойся, в текущем состоянии — меньше суток. Трэшк сможет взять под контроль больше людей, чем я, зато я смогу пробудить психический потенциал своих подопечных. Поэтому отберу тех, у кого он самый высокий, лучших их худших, так сказать. Думаю, Трэшк тоже смог бы так, но сейчас нам катастрофически не хватает времени на освоение. Его сила в массовости — он будет способен управлять целой армией. Не сейчас, правда, но даже тетерь — в этом он превосходит меня.
— То есть, я беру на себя «простых солдат», а ты — «элиту».
— «Элита» — слишком громко, не настолько они хороши. Но, с натяжкой, можно и так сказать.
— А как Дрон будет нас прикрывать?
— Щитами — это он точно сможет. Больше — выяснится только после проверки. Так, хватит хороводы водить! — Зак положил руки на плечи к Дрону, — Он дернулся и тут же замер, «ожив» только когда Зак убрал руки. — Всё, теперь идём проверять.
— Куда? — Разом сказали я и Валера, Дрон молчал.
— Окажем последнюю честь товарищам.
---
— А ты уверен, что именно здесь?
— Уверен. Так ты быстрее научишься управлять огнем — и поджигать и гасить.
— Ну, ладно…
Я потёр ладони, задержал дыхание, замерев на секунду, затем, резко выдохнув — вскинул руки и поджег трупы, которые только что стаскал в спортзал, проверяя силу телекинетических способностей. Зал наполнился отвратительным запахом и дымом. Зак открыл крышу, его голос звучал у меня в голове: «Убирай дым!»; «Повышай температуру сверху и морозь снизу!»; «Идиот! Ты так сам себя поджаришь»; «Делай, что говорю!». Через полчаса всё закончилось. Не сказать, что я был в восторге — скорее в ярости, перемешанной с гордостью и чувством удовлетворения. Меньше чем за два часа я научился тому, чего не освоил за несколько предыдущих месяцев. Теперь я мог не просто перемещать камешки: я уже двигал по несколько предметов намного тяжелее себя, за один раз; я научился не только нагревать, но и замораживать. Всё получалось быстрее, легче, веселее. В зал зашёл Зак.
— Молодец, Дрон. А теперь — защищайся!
— Что?
Зак не ответил: силовой волной сбил меня с ног, впечатав в стену; поднял еще метра на четыре вверх, слегка раскрутил и отпустил. Я закрылся в «мягкий щит», «спружинил» и встал на ноги — не осознавая, что делаю, рефлекторно. Второй удар я отвёл в сторону — стена пошла трещинами. Отвлёкшись, чуть не пропустил третий. Зак не частил, давал секунду передышки между атаками, но вкладывал очень уж много силы — так мне казалось, пока он не ускорился, и не начал оставлять в стенах глубокие выбоины.
— Ты долго будешь прыгать?! Контратакуй!
Зак потемнел, «раздулся», кожа его пошла буграми. Казалось, ещё немного — и начнёт дышать огнём.
— Я давлю только силой, заметь! А ты можешь использовать что угодно.
Ещё и мысли читает, между делом… Я «поднырнул» под очередную атаку и откинул Зака назад, потеряв из виду. Пытаясь разглядеть его в пыли, я получил удар в грудь, который выбил меня наружу. Хорошо хоть — не через стену, а через открытую крышу.
— Неплохо, но отвлекаться нельзя!
В голову мне летел обломок стены — я отпрыгнул на несколько метров в сторону, снова не понимая, как это получилось.
— Бегство не спасёт!
Зак, похоже, забавлялся: из камней, связанных силовым полем — он создал нечто похожее на хлыст, обхаживая им меня, то справа то слева, постепенно приближаясь. Я ухватил конец «хлыста» и дернул на себя, но вместо того, чтобы вытянуть Зака — полетел вперёд сам. Зак закрутил меня в воздухе и отбросил метров на двести в сторону, но сам за мной не последовал. В голове снова зазвучали слова: «Думай Дрон, хватит бить «в лоб»». Я поднялся с земли, отряхнулся, и, создав силовую оболочку вокруг себя, начал разгоняться, разогревая воздух. В то, что недавно было нашим спортзалом — я ударил плазменным болидом, устроив небольшое землетрясение.
— Я же говорил тебе, не бей в лоб! — Зак выскочил из клубов пепла и пыли почти сразу.
— Я и не собирался.
Закрыв его в силовой кокон, я начал сжимать, что есть мочи — так мы боролись около минуты, пока Зак не начал уступать. Я ослабил хватку — и тут же был отброшен назад: вспоров кокон, Зак выбрался и швырнул в меня часть ещё уцелевшей стены. Я не уклонился — распылил и поджёг обломок прямо в воздухе, отправив горящее облако в ответ, оно схлопнулось и упало кучкой пепла, не долетев до цели. Зак замахнулся и остановился, опустив руку. Валерка с Серегой и ещё около десятка человек, замерев, смотрели на нас с «безопасного расстояния». «Ребята, вы чего?» — это говорил Валерка. «Совсем крыша поехала» — добавил Серёга, то ли спрашивая, то ли утверждая.
— Да, увлёкся, — Зак помедлил. — Пойдём к ребятам. Законсервируем отсек и выступаем.
Он уже выглядел как человек и говорил вслух — слегка устало, растягивая слова.
— Может, отдохнём?
— Нет времени.
---
Мы вошли в город, не встретив сопротивления: Дрон пробил брешь в стене; Зак, со своим «отрядом зомби» — как я его прозвал — расширил пробоину. Валера пока не делал ничего, кроме как держал ровный строй, который так и норовил превратиться из правильного прямоугольника в бесформенную толпу. Вот же, нашёл развлечение… В темноте город ещё больше казался мёртвым, даже — чуть зловещим: добавилось разрушенных, полностью и частично, зданий. Интересно, а как видят город «они» — лишённые разума люди, которыми сейчас руководят, словно марионетками? Видят ли вообще, или идут «на ощупь», куда укажут? А может, у них перед глазами совершенно другая картина? Скажем — вечер, или день. Возможно внушить что угодно… Все так долго рассказывали о каком-то Сине, но, кажется, гонялись за призраком. «Призрак — это ты» — прозвучало в голове. «Спасибо за напоминание», — Ответил я Заку. — «Но как ты объяснишь происходящее?» Зак промолчал. Мы медленно шли вглубь, Валера вел нас, как выразился сам, к «складу людей» — но отчего-то не мог вспомнить, где его найти. Несколько человек упало — Зак тут же закрыл нас в щит, Валерка исчез. На некоторых крышах вспыхнули огни. Не освещение, именно пламя. Это орудовал Дрон — выжигая снайперов, в буквальном смысле.
— Ты что, сделал это специально? — Зак не сразу ответил, я добавил: «Зак?»
— Да. Они сделали лучшее, на что были способны в нынешнем состоянии — заставили противника показаться.
— Всего несколько снайперов — что хорошего в этом обмене?
— Ценность боевых единиц. И я узнал кое-что ещё.
— Что это ловушка?
Воздух вокруг «потёк», солдаты появлялись из ниоткуда, обступая нас плотным кольцом, но не атакуя. Валерка снова показался — он тоже перестроил всех своих людей в кольцо, выстроив живую стену вокруг.
— Нет, ловушка и так была очевидна, — кожа Зака резко потемнела, он стал выше и шире. — Я нашёл предателя.
Из окружения отделился один — он быстро приближался, и остановился в нескольких метрах от щита. Губы его не шевелились, но я слышал все, что он говорил. Странно, для чего подходить, если используется телепатия? Глупо…
— Ты как обиженная женщина — громкие заявления безо всякого обоснования и логики. Предатель тот, кто думает, будто ему обязаны. Он предает сам себя — своими иллюзиями и ложными надеждами, из-за которых перестаёт развиваться. Мне не нужна твоя смерть — но ты вынудишь прикончить тебя, если не пойдёшь на сотрудничество.
— Это Син?
— Это Анк! — ответил Валера. — Но в чужом облике.
— И твоя тоже, Трэшк-Валера, ты мог бы многого достичь.
— Не боишься? Я ведь не на твоей стороне. И я сильнее.
— Только потенциально. В переходе ты сражался не со мной, а с проекцией — не понял? Ты ещё слишком мал, чтобы победить меня сейчас, когда же накопишь достаточно опыта и сил — поймешь, что я прав. Син оказался слишком труслив и протянул недолго, но его идея была верна — люди не способны жить вместе, не убивая друг друга, незачем давать им возможность делать это бесконтрольно. Каждый из вас понимает это на подсознательном уровне. Никто не хочет быть рабом — и потому противится, но мало кто замечает, что другого не дано: каждый — раб кого-то или чего-то, самого себя, в первую очередь. Так зачем это ненужное звено? Освободить всех от личного рабства привычек, дав единую цель — это ли не благо?
— Ты первый в очереди! — зарычал Зак, отшвырнув на десяток метров этого случайного солдата, который исполнял ненужную роль переговорщика. — Нигде не спрячешься!
Первая линия окружения поднялась в воздух и, немного разойдясь в стороны, упала на остальных. По нам открыли стрельбу, мы ответили: пули беспрепятственно проходили наружу — щит «работал в одну сторону» и, пока что, безупречно сдерживал атаку. Дрон заморозил «внутренний слой» окружавших нас, создав еще одну стену, а снаружи — наоборот, создал кольцо огня. Запахло палёным пластиком и органикой, но, странное дело — горящие солдаты продолжали стрелять, взобравшись на своих окоченевших собратьев, некоторые бросали гранаты. Гриды сгорали заживо, но продолжали бессмысленный штурм. Вдруг, ночь превратилась в день — сумерки рассеялись. Свет оказался страшнее — в красках показав всё, что творилось вокруг. Я посмотрел наверх: «Солнце падало» — огромный горящий шар нёсся прямо к нам на головы. Нет. Только не… Я «выпал» из хода времени, не сразу поняв, что произошло. Пламя, заполонив собой все, начав растекаться по земле, остановилось и застыло. Обойдя эту немую сцену вокруг, пытаясь найти хоть кого-нибудь, я вошёл внутрь — и даже тогда не сразу нашёл людей, так плотно огонь обступил всех. Застывший ад… Неужели, ничего не изменить?
— Изменить можно что угодно, но не всегда и не каждому.
Я узнал голос — все мысли мгновенно улетучились — и бросился по направлению к нему.
— Оксана?!
Она смотрела на меня: всё так же, слегка улыбаясь — то ли со смехом, то ли с упрёком; каштановые волосы спадали на плечи и грудь, прикрывая надпись на футболке, оставив только буквы «UK» (а я-то думал — куда она делась!?), даже веснушки, казалось, смеялись. Но взгляд… Непроницаем. Через секунду передо мной стояла другая: высокая, худощавая, с белыми волосами; с лицом, больше походившим на маску — слишком идеальным. Столь же идеальны были фигура и платье, сидящее так, будто оно часть её самой. Неизменными остались только глаза и улыбка.
— Кто ты?
— Не всё ли равно?
— Нет. Почему я вначале видел не тебя?
— Ты видел мое воплощение, скорее всего.
— Ты Зинк?
— Гел. Таким ты слышал имя моей расы, так ведь? Нас с Зинк ошибочно считают братьями, на самом деле — они наше продолжение, воплощение эмоциональной составляющей. Они, скорее, дети: наша защита, олицетворение слабости и силы.
— Защита от кого? Или — чего?
— От самих себя, от желающих нам навредить. Если сравнивать на понятном тебе уровне, Зинк — наша душа, стихийная, хаотичная составляющая. Мы же — рассудок.
— Ты хочешь сказать, что вы отделяете от себя эмоции, создавая из них других людей?
— Слишком упрощённое представление. Но, можешь считать так — если иначе не получается. Когда-то давно, когда мы только начали разделение, это было так. Сейчас всё иначе: мы рождаемся парами, отдельно друг от друга, но, в то же время — крепко связанные.
— То есть, я видел твою душу… Как тебя зовут? И зачем ты здесь?
— Поговорить. На твоём языке не произнести моего имени, можешь называть Оксаной.
— Нет, ты не она.
— Тогда… Эни. Да, так будет ближе всего по звучанию.
— Хорошо. О чём ты хотела поговорить? Разве высшим до нас есть дело?
— Высшим? Ты не путаешь меня с Эльфами из ваших сказок?
На мгновение её уши вытянулись вверх и заострились: я моргнул, иллюзия пропала.
— Нет, извини. Наверное, это было грубо. Я совсем не понимаю, чем мог вызвать интерес у тебя.
— Ты ещё человек — по образу мыслей. А почти болезненная тяга к объяснению происходящего — характерна для любого молодого и развивающегося ума.
— Давай без этого? Я думал, что такие поучительные высказывания — тоже характерны лишь для ещё слишком молодых, только начинающих познавать. Или я неправильно составил представление о тебе?
— Конечно. Любое представление неполно, а значит — ошибочно.
— Софистика. Чем я тебя заинтересовал? Ты так и не ответила.
— Поведением, мыслями, отношениями с Оксаной. Она, всё же, почти часть меня — я могу чувствовать её настроение и эмоции.
— Тебе нравится подглядывать? Я разочарован.
— Не стоит переносить на нас ваши пороки — мы давно прошли этап эмоциональной нестабильности и намного четче видим картину мира.
— Тогда ты должна бы читать меня, как открытую книгу — я ведь не прячусь.
— Серьезно? Ты и вправду так считаешь? Тогда ты сейчас лжёшь не только мне, но и себе. Я намного лучше осознаю происходящее, но чужая душа — всё равно, потёмки, после определённой границы. Отвечая же — ты всегда немного открываешь себя.
— Очень занимательно. И что ты узнала? Что я задёрганный, погружённый в себя, мечущийся в поисках своего места… Кто?
— Успокойся, — я вздрогнул, когда она коснулась меня. — Мне просто интересно. Не ищи во всём скрытый смысл.
Я убрал её руку со своего плеча.
— Смысл я давно не ищу. Мне интересен мотив.
— Это одно и то же. Моё объяснение тебя не устроит — ты же не веришь в простой интерес. Тем более, как ты выразился — у «высших». А он есть. Есть даже нечто, похожее на зависть и тоску — по чувствам и эмоциям, которые мы больше не в состоянии испытать.
— То есть, ты хочешь сказать, что какие-то эмоции у вас остались? И чтобы я в это поверил?
— Необязательно, чтобы ты верил. Мне интересны твои эмоции и реакции — даже не ты сам, как мог бы сейчас думать. Или желать, — она посмотрела чуть пристальнее. — Угадала? Вижу, да.
— Ты слишком высоко себя оцениваешь.
— Возможно, возможно… Но я получила, что хотела.
Последнее слово раздалось, будто из пустоты, — Эни побледнела и растворилась, оставив платье, которое упало на землю и «растаяло» за пару секунд, оставив еле заметный след. А ты с юмором… Почему только — совсем не оставила? Вдруг я фетишист? Новая реакция, новая эмоция — интереснее бы получилось. Незачем призраку вещи. «Получила, что хотела» — что? Непонятно. Впрочем… Я ведь, кажется, тоже кое-что получил. Я «запустил время» — огонь мгновенно меня охватил и пошёл дальше, по земле. Валерка меня окликнул:
— Серёга! Помоги!
Он стоял рядом с Дроном, держа его за руку — оба были закрыты щитом, который почти вплотную к ним приблизился. Почему я не нашёл их, когда время не двигалось?
— Как? Я ведь не могу делиться энергией! Наоборот, я её забираю!
— А ты — дай!
Легко сказать. Долго им так не продержаться… Да что ж такое! Я посмотрел наверх, но не увидел ничего, кроме пламени. Неужели ничего нельзя… Хлынул дождь, вокруг Дрона и Валеры закружился вихрь, отодвигающий огонь в стороны. Пламя неохотно угасало. Дрон был без сознания, Валерка — в оцепенении. А где этот… Зак? Оборотень-психокинетик, с комплексом «правильного человека». Огонь выжег все — не оставив даже пепла. А может, это я смёл — своим ураганом. Людей — ни тех, что шли с нами, ни тех, кто нас окружал, не осталось, но, недалеко от Валерки и Дрона, лежало обгоревшее тело, которое я, сначала, принял за комья оплавленной земли. Зак не справился — не хватило сил. Дрон зашевелился, я подлетел к нему, сделав так, чтобы он меня увидел, коснулся Валерки — он вздрогнул и упал, но тоже начал ворочаться.
— Дрон, видишь меня? Живой?
Дрон ощупал и осмотрел себя.
— Живой. Вроде бы. Где Валерка?
— Здесь — сказал я. И, мгновение спустя: Вроде бы…
— То есть?
— Понимай, как хочешь. Лучше, пошли отсюда — чем быстрее, тем лучше. С Валеркой ничего не случится.
— Почему?
— Потому что, — Валерка пришёл в сознание и «проявился». — Пошли скорей.
Дрон медленно поднялся — будто опасаясь «развалиться в процессе», нетвёрдо встав на ноги.
— Куда?
— Подальше отсюда.
Я перенёс нас километров на пятнадцать севернее — все базы скрылись из виду, резко похолодало. Вдалеке виднелся снег. Дрон всё ещё восстанавливался, Валера уже пришел в норму. Хотя, какая тут норма…
— Валера, как ты мог в это ввязаться? Я могу понять Дрона — когда умерла мать, он отрешился от всего, только здесь найдя смысл. Глупый, может быть, но понятный. А ты? Пошёл за компанию? Хотел вернуть тело? Зачем?
— Не тело, — душу. Я понимал, что оболочка моя, скорее всего, умерла. Но, знаешь, сам я умер ещё раньше — когда решил, что мне нигде нет места, что мир обойдётся без меня.
— А разве это не так?
— Так. Но ведь это ещё более бессмысленно, чем «жить как все».
— Серьёзно?
— Да. За всю жизнь я не сделал ничего стоящего — ничего, чем мог бы гордиться сам.
— И подумал: «Так хоть умру достойно»?
Валера молчал.
— Я хочу вам кое-что показать.
Я посмотрел наверх — небо здесь было плотно затянуто облаками, через которые едва-едва пробивался красноватый свет.
— Нет ничего, что стоило бы жизни… И смерти — тоже.
Мы стояли в «Парке пяти». Дрон с интересом завертел головой, Валера тоже стал осматриваться.
— Видите эти статуи? Никого не напоминают?
— Зотгар, — Дрон вгляделся. — И Зак, с другой стороны.
— Я знаю еще одного — Валерка указал взглядом — Анк, он стоит рядом с Заком.
— Кто они? И где мы?
— Не знаю, пока. Они пришли из этого мира, его называют «Мик».
— Миг? — Удивлённо переспросил Дрон.
— «Мик» — «к» на конце. Странное название, согласен. Но, это только для нас. Кстати, Землю здесь называют «Брик».
— Кто называет?
— Те, кто знает о других мирах. А тот лягушатник, из которого я вас вытащил — называли «Транк».
— Почему лягушатник? — Спросил Валера.
— И почему называли? — Добавил Дрон.
— Возможно, ещё будут называть. Зависит от того, захотят ли создатели продолжать свою возню.
— Хватит говорить загадками! — Дрон пнул одну из статуй. — Расскажи подробнее.
— Кажется, я начинаю понимать… — Валерка перенёсся на скамью, человеческие привычки ещё давали о себе знать. — Мы были в иллюзорном мире? Что-то вроде эксперимента?
— И да, и нет. Любой мир иллюзорен — реальными его делают наши мысли, и, как бы избито не звучало — вера. Чем больше людей верит во что-то — тем более «реальным» становится мир, тем сильнее он начинает выделяться из надмира. Представьте условный многогранник — хаос, изначальный мир, с бесконечным количеством граней.
— Тогда это не многогранник, а сфера, — заметил Валера.
— Да, но это не важно — всё равно, на самом деле, ничего подобного нет, это условное описание. Так вот, каждый из миров, который уже достаточно выделился и обрисовался — прикрепляется к одной из граней, но есть такие, которые вращаются вокруг, или колеблются рядом. Вы были в одном из таких, «колеблющихся». Здесь, вероятно, у Дрона будет меньше сил: возможно, они вообще пропадут навсегда или восстановятся позже.
— Да? — Дрон сорвал пучок травы, подбросил и закрутил небольшой вихрь. — Всё на месте.
— Поздравляю. Так вот: тот мир, в котором вы были, создали несколько человек. По сути — он воплощение их мировоззрения и мироощущения. А вы — чужие в чужих фантазиях, которые, тем не менее, немного пересекались с вашими собственными.
— Но я читал их историю!
— И что? У мира та история, которая должна бы быть, по замыслу создателей.
— То есть, то, что происходило — бред, в башке какого-то шизофреника? — Дрон присвистнул.
— Не «какого-то», а многих. Этот мир находился между тем, что мы считаем реальностью и сном. Скорее всего, он и создавался не совсем осознанно — во сне, или, скажем, при работе над каким-нибудь проектом, воплощением идеи, разом захватившей многих. Тот, кто создал этот мирок — возможно, даже не знает, что он сделал.
— Половина его создателей умерла, — Валерка сидел, осунувшись. — Но он продолжил существовать.
— Сейчас достаточно и одного. А сколько из создателей умерли — можно только предполагать. Да, Зак, Зотгар и Анк, вероятно, были одни из них — и только. Строго говоря, никто и не умирает сразу — мы существуем на многих уровнях и продолжаем функционировать, даже когда разрушены на одном из них. Другое дело, что сознание — в том виде, каком мы привыкли его понимать, совершенно по-разному проявляет себя на разных уровнях, «личность» как таковая, может существовать и на одном, и на нескольких. Думаю, понятно: она не может быть одинаковой везде.
— Так вот, почему ты такой стал, — Валерка посмотрел на меня, повернувшись.
— Какой?
— Занудный.
— Может быть. Ты тоже изменился.
— Мне просто всё надоело.
— А почему — только сейчас?
— Глупый вопрос.
— Назови умный. Ты либо поймёшь, осознаешь своё нынешнее состояние, что ты из себя представляешь, и к чему ведут твои поступки, мысли, либо примкнёшь к Безликим — и то и другое ни плохо, ни хорошо.
— Безликие? Ещё одна раса? — Дрон, до этого занятый изучением окружающей обстановки, проявил интерес к нашему разговору.
— Это общее название таких вот, «уставших» — я кивнул в сторону Валеры — переставших стремиться к какому-либо развитию.
— Разве это не плохо?
— Нет. Упрощённо говоря, Безликие — это тело, движитель, плоть. Океан, бессознательного, если угодно. Они скрывают в себе потенциал, сами того не ведая.
— Потенциал чего?
— Всего. Всего, что ты считаешь «хорошим» или «плохим», любого проявления. Крупицы сознания, обнаружив себя, выталкиваются наружу — только так они могут развиваться дальше. Они могут просто оставаться на плаву, могут расти, могут снова раствориться, а могут — пойти ко дну.
— Красиво говоришь, непонятно. Получается, что те, кого вытеснили — не нужны вовсе, жить будут и без них.
— Будут. А скучно не станет?
— Не знаю. Как тогда быть с теми, кто живёт внутри? Рыбами там, китами..?
— Дрон, это только метафора! Условность, которая позволяет быстрее понять, возможно, отражает суть — но не характеризует всю картину! Более того — искажает, а в чём-то, возможно, лжёт.
— Тогда для чего ты её привел?
— Человеческая привычка. Да и чужое восприятие — тоже, всегда несовершенно, каждый понимает по-своему. И неизвестно, что исказит больше: то, как кто-то понял нечто, незнакомое ранее, или как увидел, пусть не совсем верную — но уже знакомую и понятную картину. Впрочем, про рыб ты хорошо заметил — есть над чем подумать…
— Так что нам теперь делать? — Валера поднялся. — А? Скажи, умник.
— Ты что, разучился думать сам? Не знаешь, куда себя направить и ждёшь указаний? Тогда тебе и правда — в Безликие. Я не хочу управлять теми, кого считал друзьями.
— Теперь не считаешь?
— Похоже, что ты перестал считать.
— Так, девочки! Разбежались! — Дрон снова «вклинился» в разговор. — Серега, расскажи, лучше, об этом месте, побольше: что тут, как.
— Место как место. Смешанный мир: люди, инопланетяне, киборги. Честно говоря, я так и не разобрался в нём.
— А что тогда делал? — Снова спросил Валера.
— Это первый мир, в который меня занесло, здесь есть место, в котором знания приходят к тебе сами.
— Как это?
— Вот так. Его называют храмом — Дрон уже побывал в нём. На деле — это огромное хранилище информации, «библиотека» без книг, которая транслирует ответы прямо тебе в голову.
— Ответы на любые вопросы?
— Нет, только на те, которые ты способен сформулировать. Вернее даже: ответ соответствует формулировке — он может быть неверным. Храм не выдаст тебе информацию, или исказит её, если сочтёт нужным.
— Это ты там узнал?
— Нет, об этом я узнал позднее, когда стал таким, — я демонстративно развёл руки. — Сейчас я получаю информацию отовсюду. Давайте-ка переместимся, — Мир на мгновение поблек и снова заиграл красками. — Знакомо?
— Мы дома? — Валера с удивлением огляделся. — Точно?
— Дома. Это мой дом, персональный. Добро пожаловать, — мы перенеслись ко мне в комнату. — Располагайтесь. Тут будет удобнее, никто не помешает. Пока, во всяком случае.
— Где мы? — Валерка уселся.
— Сейчас, попробую объяснить.
Я «выключил свет за окном», «нарисовав» звёздное небо.
— Мир не такой, каким мы привыкли его считать…
Свидетельство о публикации №217111200417