Удачное замужество

Начальник железнодорожной станции Виктор Петрович овдовел. Похороны, поминки, девятый день прошли в хлопотах, воплях Надиной родни. И лишь к сороковинам он вроде как опомнился и осознал всю громадность своего горя. Дом за эти дни посуровел, и дело даже не в том, что по-прежнему на зеркалах болтались черные тряпки, никто не делал уборки и не раскрывал штор. Просто дети вели себя не как при Наде – не шалили, не ссорились, и даже разговаривали тихо, потерянно. Как будто черная беда всех накрыла и придавила к земле.
Еще день вдовец сидел, замкнувшись, обдумывая, как вытащить свое пришибленное семейство к жизни и, наконец, отправился на работу. Полдня прошли в суете, накопилось дел за время его вынужденного горького отпуска! А ближе к вечеру отправился в будочку стрелочниц. Поговорил с дежурившей молодой женщиной, хмурясь от ее жалостных взглядов, и неожиданно спросил: «Пойдешь за меня, Катя? У меня – четверо…» Катя, помолчав минуту, сказала: «Да ведь и я с дитём… Дочка у меня». «Знаю... Все мы тут на виду. Ну, и как решаешь?..»
Так она пришла в дом, хлопотливая, безотказная. Против Нади – не такая красавица, не шибко грамотная, но с детьми сошлась быстро. Может, как раз потому, что не было в ней заискивания, попыток строить из себя хозяйку или мать. – Одна беспредельная доброта, понимание детского горя… Мужа, робея, по-прежнему звала Виктором Петровичем, откликаясь на каждое приветливое и доброе слово смущенной светлой улыбкой. Но…Сама себе не призналась бы, что из бабского сострадания сразу прониклась к нему ласковой и безоговорочной любовью. Он же был доволен, что угадал в ней отзывчивое сердце. Конечно, обоим было не до ухаживаний: хлопот – полон рот, успевай, поворачивайся! Но совместная жизнь делает свое дело. Постепенно и он оттаял, после работы спешил домой, даже начал пошучивать, затеял какие-то пристройки к дому – вроде террасы. Что ж удивляться тому, что через год с небольшим Катя родила сына. И ведь чудное дело – работа, колготня, а Катерина прямо цветет! Соседки, перемывая косточки, только головой качали: «Удачно, видать, Катька замуж вышла, ишь, лётает, ровно ей шестнадцать!»
А еще через год Виктор Петрович умер. На похоронах Катя даже не выла, просто раскачивалась на табуретке из стороны в сторону, держа на руках маленького Витьку. Глядя на нее, безмолвной стайкой стояли у гроба еще пятеро – все девчонки…
Похоронили начальника за счет конторы, еще сколько-то выписали от профсоюза помощи. Но шесть ртов – сама седьмая!.. Даже раздумывать не приходилось – и Катя пошла опять на станцию, в стрелочницы. Ей посочувствовали и оформили кроме того мыть контору и вокзал. Старшим девочкам Катя сказала: «Дом – на вас, я – в заработчиках. Трудно нам будет, да видно так Бог судил. В школу мне ходить недосуг, сами старайтесь и малым помогайте. Завтра все на огород, без него не прокормимся».
Не мастерица была речи говорить, да в такую минуту мозги хорошо работают: дети ее поняли. На всей улице не было семьи дружнее, чем эта… Хотя пришлось им пережить еще не одну неприятность. Ходили на дом учителя, забегали соседки, и у каждой невольно срывалось: «Катя, да сдай ты их в детдом, эка тягость, где тебе поднять?!» Терпела, отмахивалась, но как-то вывела двух соседок из дома во двор со словами: «Что значит – сдай? Это вам порожняя поллитровка что ли? Видеть вас всех не хочу!» Так и повелось: взрослых в этом доме почти не бывало, зато ребята с улицы толклись у Черницких весь день. Мамка-то чуть ли не всегда на работе!
Как-то профком решил выделить Кате путевку в Крым, дети самостоятельные, побудут одни, пусть баба передохнет! Катя, стоя в дверях, выслушала председателя и тихо ответила: «Какой мне курорт… И одеть в люди нечего. Не ровня я этим…курортницам».
Помолчала, отмахнулась от попыток председателя возразить и неожиданно для себя продолжила: «Мне и мать говорила: не по себе, девка, дерево гнешь. Как будто без нее я этого не понимала. За детей я шла – им и кстати пришлась…» И опять помолчала. Да вдруг, светлея лицом от неожиданно прорезавшейся улыбки, призналась чужому человеку: «А полюбил меня Виктор Петрович, ох как полюбил, какие слова мне говорил… Никто сроду такого счастья не испытывал, как я в эти два года. Мне с высоты этой никогда не упасть, хоть небо на землю рухни!.. Никакая работа не в тягость, никаких страхов не боюсь. Не надо мне и жалости вашей, пустое это все… Вы бы лучше путевки в пионерлагерь присудили, девчонки обрадуются, да и я передохну». На том и порешили.
...Зимой неожиданно объявился старший сын Виктора Петровича, он уж самостоятельным был на момент смерти матери. А к отцу на похороны не приезжал – простить не мог, что тот так скоро женился. Пришел вроде как проведать сестер, скривил губы на подбежавшего маленького Витьку. Катя хлопотала у стола, угощая молодого инженера, девчонки шумно делили ленточки, косыночки – подарки брата. Катиной Светке подарка не было. От ужина гость отказался, Кате только и сказал; «Ну что, выгадала ты от своего замужества, счастлива? Ну, давай, ликуй дальше». Катя прямо обмерла.
Он ушел, справившись со своей задачей, но на душе свербило: хотелось справедливости, а получилось, что сволочь ты, Славка, распоследняя…

Опубликовано в сборнике рассказов
«Испытание на прочность», Москва – 2019,
ISBN 978-5-5321-0792-2