Непридуманное 4

    Когда в детском саду я впервые услышал от воспитательницы Галины Куприяновны стишок Маршака: «Вот какой рассеянный с улицы Бассейной», то понял его как :» Вот какой рассеянный, с улицы бассеянный». То есть, приходя с улицы, рассеянный был ещё бассеянный. При этом «бассеяность « мне представлялась  безобидной комичной суетливостью и неким  либезением.  Иными словами, образ дедушки Ленина,  каким его представляла советская пропаганда  в  фильмах вроде «Ленин в Октябре», и был той самой «бассеяностью». А сам Ульянов прочно ассоциировался  с героем стихотворения Маршака.  Долгое время я не мог без улыбки и умиления смотреть на кривляния актёров изображавших вождя мирового пролетариата.
    Не помню когда и как я  понял свою ошибку, но помню, что в лет 14 начал догадываться, что что-то не так в стране которая своего Бога в каноническом изображении рисует мелким  филистёром, этаким далёким от жизни слащавым мечтателем с пузырями розовых слюней:» А что, товарищ, побьём мы немцев с этим пулемётом?». Или эпизод с письмом из деревни. Крестьяне пишут, что хотели помещиков прогнать, но потом всех перебили. Ильич:» Ну, и правильно! Ха-ха» Как -то никто не хотел думать, что помещики  это не масленичные чучела, но живые люди, старики ,женщины, дети. Перебили и ха-ха. Вот такой добрый дедушка Ленин был у советской власти.         Вернее сказать в 14 лет я думал, что что-то не так не в стране, а в искусстве страны, и мечтал стать актёром или режиссёром, что бы показать величие Ленина.  Только много позже, когда я увидел по телевизору народные празднества или все народные скорби в Северной Корее, я понял, что дело было не в искусстве, а в стране. Не смотря на то, что это было моё детство, моя юность, моя молодость, и много было действительно хорошего, доброго ,было больше духа закона, чем буквы, было больше справедливости, но страна была ужасна. Потому что не было Бога, как независящего от политической конъюнктуры нравственного абсолюта, не было человека, как самостоятельной единицы бытия. Далеко не случайно большевики боролись с религией. Материалистам, кроме труда и жизни человека, нужна была его душа, вся его сущность, до последней лампадки. В идеале страна должна была  представлять собой  пчелиный улей или муравейник, где индивидуальность  вредна, и все должны самозабвенно трудиться на благо муравейника, жертвуя всем, даже самой жизнью,  нещадно атакуя врагов и воспевая пчелиную матку. А враги все, кто не из нашего, самого лучшего в мире, муравейника, а пчелиная матка это сам бог, ум, честь и совесть эпохи, единственный обладатель  бессмертной души, мать и отец народа в одном лице. Это существо выше любой критики, априори гениально, и ты в вечном не оплатном долгу перед ним. Каким бы это двуполое существо ни было: «бассеянный», грозный горец или четырежды герой мира, которому разрешается на левой и правой стороне груди носить все ордена и медали мира, а так же другие блестящие предметы.   Но если у муравьёв и пчёл это инстинкт, то людям надо объяснять политику партии. И если правильно объяснить, то человек,  конечно, поймёт свою полную ничтожность  и будет спасать не душу, а своего командира. И каждая кухарка будет думать по- государственному, то есть не о том, что масла нет, а о борьбе с мировым империализмом. Как говорил Ленин:»Каждая кухарка должна уметь управлять государством.»
    Прошли годы, и сегодня, накануне своего пятидесятилетия, я снова чувствую себя кухаркой, и мне опять настойчиво и целеустремлённо объясняют почему кругом враги. А  вспоминая моё детство, мою юность, мою молодость, я ловлю себя на мысли,  что это некое дежавю. Сменились или обветшали декорации, прибавилось риторики, поменялись актёры, другие имена у героев, открылись церкви и мечети, но суть пьесы осталась неизменна, и опять, и опять «вместо шапки на ходу он надел сковороду». И как комментарий происходящего голос моей воспитательницы Галины Куприяновны: «Побежал он на перрон, влез в отцепленный вагон…А с платформы говорят: --Это город Ленинград!»

  13.11.2017