Утки

Вот оглянусь назад. На мой жизненный путь. С позиции молоденького пенсионера.
И что увижу? Не жизнь, а цепь смешных событий. Я сейчас на эту тему порассуждаю. Покопаюсь сам в себе. Немного. Давно пора. Чего там стесняться.
Может, я смешливыми уродился.
Вот картина из детства. Дело было в школе. На каком-то уроке. По истории. В седьмом, помнится, классе.
Читать очень я любил. Буквально – как выучил буквы, так и не вылезал из библиотеки. Читал все подряд. Запоем. Ага.
И тут утром, перед уроками забежал в школьную библиотеку. И взял скоренько наугад « Мертвые души». Николая Гоголя сочинение. Два-три первых урока тайно читал это дело. Ухмылялся. Смешной роман. Ничего не скажешь.
Чего-то там слушал учителей вполуха. Все читал, читал. Не мог начитаться. И вот на каком-то там предпоследнем или последнем уроке дошел до Плюшкина.
Тут вообще потерял над собой контроль. Читаю и смеюсь. Слезы бегут из глаз. Забыл – что я в школе нахожусь. На каком-то уроке и предмете. Смешно больно.
Думаю:
- Ай да Гоголь, ай да сукин сын!
Потом позже я узнаю, что Пушкин про себя нечто подобное говорил. Когда что-то удачное написал.
Само собой, учительница подходит и берет меня врасплох. Поскольку я увлекся чересчур. Оглох. Ничего не вижу и не слышу.
Она берет мою книгу:
- Чего это ты так смеешься? Взахлеб. Со слезами на глазах.
Видит – Гоголь. « Мертвые души».
Говорит:
- Понимаю. Молодец. Даже не стану ругаться. Книга только до конца урока пусть полежит у меня на столе.
После урока едва не погладила меня по голове:
- Читай больше. Может, не вырастешь оболтусом.
И вернула книгу.
Такая замечательная учительница по истории…
Вот – теперь про жизнь. Значит – смешливый я очень. Все плохое как-то во мне долго не живет. Оно перемалывается. Я про него иронически вспоминаю.
Про своих директоров, которые меня в рамки загоняли. Про разногласия с коллегами. Ссоры с женщинами. Неудачи на финансовом фронте. Травмы в спорте…
Пусть, мол, это были прошлые недотепистые события.
Вот так – перемалывается временем.
Самое главное – чтобы я сам там как недотепа выступал. А не как герой с горящими глазами. Не как страдалец.
Я так научилился жить. Ухмыляться над собой. Когда ухмыляешься над собой, то остается такой светлый след от прожитых лет.
Спишите себе эти слова.
Вот делюсь с вами этим опытом. Психотерапевтическим. И, может, мне за это дело дадут статуэтку. И диплом. Какой-нибудь литературно-медицинский. Что-нибудь из области деревенских открытий.
В дальнейшие дебри не полезу. А расскажу что-нибудь смешное.
К примеру – из армейской тоскливой жизни. Там много случаев. С оттенком грусти.
А потом они стали просто сюжетами. Смешными.
Итак – армия. Довелось мне пару лет в сапогах и шинелях бродить. В строю.
Веселого там мало. Ограничение свободы полное. Скука. Время медленно течет. Подъем по команде. И прочее. Вздыхаешь и думаешь:
- И кто это все придумал? Молодые годы тратить. Целых два серых года влачи здесь жалкое существование.
А сейчас – нет. Ничего такого не помнишь. Из воспоминаний – только занимательные случаи. Что случились со мной как с солдатом. Их наберется с десяток, пожалуй.
Один сейчас расскажу. Про один веселый пожар. И его последствия.
Меня в том одна тысяча семьдесят пятом году, в начале службы - определили в пожарное подразделение. И я там два года служил. Пожарным.
Кто думает, что спал – ошибается. Нас всех там всех гоняли как сидоровых коз. Круглый год. От зари до зари.
И мы все там были страшно спортивные. Подтягивались. Кувыркались. Бегали.
А ночью – дежурство. Через сутки.
Отоспались все только после армии.
Одно развлечение было – на пожары выезжать. Отдых для души.
К примеру – горит квартира. Первым делом – спасти жильцов. Выгнать их оттуда. Чтобы не путались под ногами. Потом – тушить в той квартире. Устроить разгром. Но, перво-наперво, заглянуть в холодильник. Может, там бутылка водки стоит. Ну, сунешь ее в карман. В казарме после пожар отметить. Ну, и колбаски прихватишь, сальца…
Это традиция такая. Холодильник обчистить. Не мы ее придумали. Не нам было отменять.
Хозяевам потом все равно не до него, холодильника этого.
Вот на лесных пожарах – труба. Там скучно. Ничего такого нету. На них грязный как черт. И пить хочешь. Жарко улепетывать от огня в тяжелой пожарной брезентовой робе. Когда он идет на тебя стеной…
И вот однажды, помнится, в феврале – вызов. В деревню. Километров за тридцать от нас. Поскольку мы тушили не только воинскую часть, но и помогали соседнему мирному населению по части чего-то там залить водой или пеной.
Ага, садимся. Поехали. Это среди ночи было. Забрали своего начальника капитанского звания, он сонный к нам спустился с пятого этажа. Поскольку за пределы части мы не имели права без него выезжать. А внутри – сами с усами. Справлялись. А тут такой порядок. Поскольку мы могли иметь там нежелательные контакты с гражданским населением. Мало ли чего. К примеру – выменять или купить у них самогон. И привезти в воинскую часть. Подорвать там дисциплину…
Значит – мчимся. Торопимся. Только зимний лес мелькает. Сидим серьезные. Сосредоточенные. Вспоминаем – есть ли вода в цистерне. А то опростоволосимся…
Приехали. Видим – горит колхозная ферма. Где проживали сотни уток.
Народ небольшой стайкой толпится. Местные жители. Шушукаются меж собой. Переживают.
Ну, и горит себе с уголочка та длинная ферма. Таким слабым пламенем почему-то. Там дыма было больше, чем огня.
Мы это дело заливаем моментально. Легкий случай. Пустяковый.
Ждем аплодисментов от колхозничков. Но не слышим их.
То местное население непрерывно забегает и выбегает в это потушенное приземистое здание. И таскает оттуда добычу. Им не до нас и не до аплодисментов.
Раззявы утки, которые проживали в этой ферме, все поугорели от дыма. Поголовно. Они задохнулись и отдали богу душу. И лежат сплошным ковром на полу. А колхозники их таскают себе…
Тут мы вспомнили, что мы тоже не лыком шиты. Не у мачехи росли.
Кто-то из нас крикнул:
- Братцы, вперед!
Давай этих угоревших уток тоже таскать. В пожарную машину. Сначала – нашему капитану в какой-то мешок.
После вообще вошли в раж и набили утками все отсеки в той красной машине. Их там много было, отсеков-то. Кто не знает.
Штук двести уток примерно взяли за свои пожарные услуги.
И груженые поехали назад.
С трофеями.
Товарищу капитану пару мешков затащили на пятый этаж.
Хорошие утки. Жирные. Тяжелые.
Он потом три дня к нам не показывался. С супругой уток тех ощипывал. Варил. Консервировал. Вел заготовки. Друзей угощал. С выпивкой, скорее всего.
А нас пустил на самотек. Нашу боевую и политическую подготовку. Сказал:
- Занимайтесь самостоятельно. Взрослые уже дылды.
Поскольку – такое богатство привалило. Утки.
Позвонит утром по телефону. Выслушает доклады. Даст указания. И с супругой к уткам на своем пятом этаже.
Мы тоже все дела служебные забросили. Только в цистерну воды долили, чтобы полная была. Прочие занятия отложили. До лучших времен.
Два дня щипали и потрошили уток. Полторы сотни.
Все ходили в перьях. В пуху. Руки в крови.
Запах стоял в нашем пожарном депо – хоть святых выноси.
Хорошо, что оно на отшибе находилось. И к нам мало кто заходил.
После опалили туши на костре. С соблюдением всех правил пожарной безопасности. Заодно сожгли все перо. И потроха.
Ночью перетаскали это все дело в гарнизонную кухню. Там знакомые повара-солдатики тайно сварили нам уток. В меру посолили, поперчили. Получилось две таких больших бочки уток, которые мы под покровом ночи перевезли и спрятали в пожарной башне. Среди всякого хлама приспособили те бочки по всем правилам армейской маскировки. Конец зимы и ранняя весна, холодильника не надо.
И началась у нас жизнь!
В столовку бросили ходить. Отдохнули от тех харчей. Кто служил и ел те армейские разносолы – тот поймет.
Отломишь себе половину утки. Жуешь не спеша, как аристократ. Кости бросаешь в форточку. В снег.
У всех рожи масляные. Блестят. Руки вытираешь о ветошь.
Тут и капитан объявился. Он раньше стройный был. Скулы выпирали. А тут ничего – поправился. Щеки гладкие. Глаза добрые. Вежливый. И все супруге непрерывно звонит. Мы подслушали – про уток разговоры.
Через неделю вокруг нашего депо птиц прописалось – тьма. Вороны со всей округи слетелись. Сороки. И прочие отряды.
Им кости от уток приглянулись. Что мы в форточки бросали.
Галдеж стоит от зари до зари. Птичьи драки.
Капитан недоумевает:
- Что это происходит? Что это тут у нас за птичий базар?
Стали мы поаккуратнее с косточками. В соседнюю мусорку их. Пусть там грызуны разводятся. Подальше от нас...
Через месяц пришла настоящая весна. Снег растаял. Вокруг белесые косточки обнажились. Которые птицы дочиста обгладали после нас.
Принялись мы те косточки собирать и закапывать скорее. От греха подальше.
А тут у нас как раз утки кончились. Бочки опустели. Слава богу. А то опротивела эта вареная птица.
И наше славное пожарное подразделение дружно строем пошло в столовую возвращать свои желудки к армейской диете.