Поменьше читать Агату Кристи

Марина спустилась к морю. Вода была горяча, и ей захотелось искупаться. Оглядевшись, Марина обнаружила, что находится как раз напротив того островка зелени, где они разминались по утрам. Теперь здесь было пусто — ни души. Она повесила одежду на бревно и, медленно переступая по остывшим камням, направилась к воде.

Она плавала долго, пока темнота не сгустилась настолько, что очертания лагеря лишь угадывались. Ночной воздух холодил мокрое тело. С трудом пересиливая дрожь, Марина подбежала к бревну, где оставила одежду, но там и именно на том самом месте сидел человек. В первый момент она испугалась, но уже в следующий узнала в сидящем Володю и настороженно подошла. Тот молча протянул ей одежду. Марина взяла и начала одеваться, время от времени удивлённо на него взглядывая. Володя молчал и смотрел прямо перед собой. Вокруг было совсем тихо, только шумело море.
Казалось, на тысячи километров вокруг нет ни души, и только одни они прихотью судьбы заброшены на этот пустынный берег.

– Ты сегодня весь день в гордом одиночестве, нигде тебя не видно… – начал Володя. – Скучаешь?
– Я? С какой стати?
– А разве трудно найти повод? Была бы причина…

– У меня нет никаких причин, — произнесла она отчуждённо и отвернулась. Но вот странно: он совсем не был лишним, и меньше всего сейчас Марине хотелось бы, чтобы он ушёл. От его большой фигуры в пушистом свитере исходило ощущение спокойной силы и еще веяло чем-то таки знакомым, родным… Вспомнилось: этот же свитер не раз видела на Резникове.

– Значит, волнуешься, — не отставал Володя. Она дёрнула плечом и не отвечала.

– Что – в качестве собеседника я тебя не устраиваю? — с обычной своей насмешливостью спросил он.

– Устраиваешь… как кактус в качестве табуретки.

Володя хмыкнул и вздохнул притворно:

– А я-то дело доброе хотел совершить, мается человек — надо утешить. Кажется, я ещё не заслужил от тебя сегодня таких упрёков.
      
– Это не упрёк, а комплимент, причём, довольно близкий к истине, — продолжала Марина. Она почти не задумывалась. Слова слетали с губ сами, по инерции, а в голове было совсем другое.

– Берегись, Марин, ещё ни одна девушка не решалась так со мной разговаривать!

– Зачем повторять чужие ошибки?

Володя встал, обошёл бревно и остановился у неё за спиной.

– Значит, ты такая смелая? Ничего не боишься? А ты представь — у тебя, должно быть, богатая фантазия: ночью, в горах, в незнакомой и обвалоопасной местности, при недостаточном снаряжении, потому что всё организовано наспех, по-дилетантски…

– О чём ты? — удивилась Марина.

– О том же, о чём и ты… думаешь.

У него был странный, вкрадчивый голос, идущий сверху, из темноты и довольно близко, как будто он слегка склонился к ней. Марина обернулась. Их разделяло только бревно.

– Я ничего не понимаю, — призналась она. – Зачем они будут лазать ночью, ведь соревнования же проводятся днём? И почему ты уверен, что там плохая организация? Разве соревнования…

Володя пристально смотрел на неё. В лице его промелькнуло как бы некоторое недоумение, но тут же разгладилось, и, совершенно неожиданно для Марины, он вдруг негромко, от души, рассмеялся.

– Чего ты? В чём дело? — теребила его Марина, насуплено разглядывая его смеющееся лицо. Она никогда не видела, чтобы Володя так безудержно хохотал — до слёз. Как он был похож на Василия в этот момент!

– Ну, Васька, ну, даёт, — проговорил он, наконец. – У всех — спасаловка, а у него — соревнования. А ты и не знала? Впрочем, меня не очень удивляет.

– Подожди, какая спасаловка? Ты… ты хочешь обмануть меня?

– Да нет же. Конечно, редкий случай, но и гроза вчера была на редкость: повредилась связь, размыло дорогу, сошли оползни, а здесь, в нашем районе, потерялась группа туристов. В грозу попали, куда-то, наверное, забились от страха, сбились с пути. Здесь такое бывает не часто. Никто точно не знает, как действовать. Вот, взяли наших, как профессионалов. Машина утром приезжала. Разве ты ничего не слышала?

Марина невольно отвела глаза от его пытливого взгляда и зябко поёжилась.

– Замёрзла? – спросил Володя. – Эх, ты!

Он быстро снял с себя свой пушистый свитер и завернул в него Марину. Та покорно дала ему проделать эту процедуру. И в эту спокойную доверчивую минуту вдруг, как гром среди ясного неба, грянул его вопрос:

– Ты любишь Ваську?

Сколько может терпеть бедный маленький человек? Она больше не могла. Рыдая, всхлипывая, давясь словами, совершенно неожиданно для себя, она рассказала ему всё.

– Моя подруга Катя — она любит его. Она мне сама сказала об этом перед самым отъездом. Не знаю точно, что там у них было, но Катька — Катька для меня всё. Она самый близкий для меня человек на земле. Я ни за что не хочу, чтобы она… Чтобы у неё из-за меня… Ну, да, наверное, он мне нравится… Так смешно вышло! — и она неожиданно рассмеялась, — Я его раньше совсем не замечала, так, путается что-то под ногами. После её признания я впервые взглянула на него иначе. И чуть не влюбилась сама.

– Чуть не влюбилась? — переспросил Володя, сделав ударение на этом «чуть».

На миг задумавшись и удивившись самой себе — «кому и почему я всё это рассказываю?» –  Марина ответила твёрдо:

– Да, чуть. У меня с этим – вот! — и она показала ему свой маленький твёрдо сжатый кулачок. – Если я не хочу влюбиться, вот я и не влюблюсь… – Володя на миг прикрыл ладонью лицо, пряча улыбку. – Конечно, если б не это препятствие, если б не Катя… — она снова задумалась и опять рассмеялась — истерически, не умея остановиться. Сквозь этот смех он едва смог разобрать её слова:

– Если б не Катя… я б… никогда… не обратила на него внимания… Вот я… влипла!

«Да, влипла ты гораздо больше, чем сама думаешь», — констатировал про себя Володя, с некоторым беспокойством наблюдая за её стремительными переходами от слёз к смеху и обратно.

– Всё, хватит, успокойся! – он неожиданно легко и властно хлопнул её по щекам, а затем легко, дружески обнял. От него струился почти осязаемо такой мощный поток силы, тепла и покоя, что Марина с удивлением почувствовала, что буря, бушевавшая в ней уже столько времени, улеглась, и в душе воцарилась желанная тишина. Её как будто укрыли тёплым ватным одеялом от всех бед и тревог внешнего мира. Его рука лежала у неё на плечах совершенно естественно, точно там ей и было место. Марина внимательно осмотрела эту руку – не крупную, правильную, точно выточенную талантливым резчиком, влюблённым в мужскую красоту, затем его спокойное лицо, по которому не только она, но и более искушенный человек не догадался бы в ту минуту, чего стоит ему это спокойствие, — и опять хихикнула.

– Ну, что ещё? – спросил он как можно мягче, чтобы не вспугнуть это непостижимое, доверчиво прижавшееся к нему существо. В этот момент он ощущал себя хирургом, которому предстояло, выбрав нужный момент, одним движением пересечь пульсирующий нерв.

– Если б мне кто-нибудь сказал ещё вчера, что мы будем вот так с тобой сидеть в обнимочку и это… так будет хорошо… – Володя хмыкнул, снова скрывая от неё свою улыбку, – … я бы ни за что не поверила.

– То ли ещё будет, – спокойно произнёс он.

– Да? – только и спросила она, глубоко, освобождено вздыхая.

Какое-то время они молчали, только Володя обнял её уже двумя руками и переместил к себе на грудь. Так ей было удобнее, спокойней и теплее. Только мимоходом, погружённая в свои медленные мысли, она подумала: «Как сильно стучит твоё сердце!»

– Володя, – сказала она немного погодя, – ведь ты ему друг. Помоги мне, как-нибудь объясни ему всё, только Катьку не выдавай!.. Пускай они потом сами разбираются.

Володя молчал, усмехаясь в темноте её наивности: объясни влюблённому Василию, что он не должен любить. Нет уж, объяснениями тут ничего не добьешься.

– Нет, – произнёс он твёрдо, подводя итог своим размышлениям. – Объяснять тут нечего. Есть другой простой способ.

– Да? А какой? – не без интереса спросила она, одновременно чувствуя странное: ей неудержимо хочется спать прямо здесь и сейчас. Нелепая эта поза, совершенно не подходящая для сна в любое другое время, сейчас казалась ей самой подходящей для засыпания. Более того, она чувствовала, как будто так было всегда — таким привычным и удобным местом оказалась для неё эта его широкая грудь.

– Другой мужчина.

– Мг… – отозвалась она сонно.

– Например, я…

Некоторое время спустя он поднял её сонное расслабленное тело на руки и понёс к лагерю.

Казалось, лагерь спал, но, занося спящую Марину в свою палатку, Володя был уверен, что их обязательно увидят в темноте чьи-нибудь зоркие глаза. И он не ошибся.

– С ума сойти! Лен, скажи! – звучал в темноте палатки возмущённый шёпот Тани Трошкиной. – Сегодня с одним, завтра – с другим. И при всём честном народе! Это как называется?

Лена молчала. Она помнила ночной уговор с Мариной, но поскольку Василий уехал с утра со всеми остальными, она почувствовала себя свободной от всех обязанностей, хотя поведение Марины ей и не нравилось: бродит целый день одна, как потерянная, ни с кем не говорит, ничего не ест. Впрочем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Марина – особый человек, творческий. Да и Сергей много чего о ней рассказывал. А у таких людей, как известно, свои причуды. Но когда с наступлением темноты Марина не вернулась в лагерь, бдительные подруги отправились её разыскивать. И нашли — в объятиях у Володи! Лена почувствовала себя немного виноватой, но тут же подумала: её просили быть рядом на случай «нападения» Василия, а тут — совсем другой случай. Так что обе кумушки ретировались в палатку и там дожидались, чем дело кончится. И чем же?

– Висит, как тряпка! – не сдержала возмущения Таня, наблюдая за возвращением «героев», – смотреть противно!

Но Лена, как всегда, оказалась прозорливее подруги.

– Она спит.

– Спит?! — Татьяна вытаращила глаза. – А разве так можно… спать?

– Ну, ей, наверное, можно.

– Ленка, ты чего-то темнишь! – подозрительно покосилась на подругу Таня. – Думаешь, я не видела, как вы тут ночью ползали туда-сюда, просто спать очень хотелось. Тоже мне — секретницы!.. Слушай, Лен, — зашептала она тут же возбуждённо, — а что если этот тип, Володька, дал ей какую-нибудь таблетку? Он же врач! У него наверняка в кармане всегда есть что-нибудь такое…

Лена задумалась, а потом махнула рукой с улыбкой:

– Да ну тебя, Татьяна! Надо поменьше Агату Кристи читать.

отрывок из романа "С точки зрения..."