Мои аджарские воспоминания

Мои   аджарские  воспоминания

Здесь  сутками  варят  бульоны  для  хаши
И  кофе  глотают  из  маленьких  чашек.
Спросите: где  лучшие  в  мире  хинкали?
Добреют  курильщиков  хитрые  лица:
А  где  хачапури  вкусней  вы  едали?
Присядь  и  попробуй — «зачем  торопиться?»!
             ( Танка nl ,    «Батуми»)


         Скажем,  по  поводу  хинкали  могут  быть и  другие  мнения —
уж  где-где,  а  в  Казбеги  и  Сванети  их  готовить  умеют,  в  чем  я  не  раз   убеждался.  А  вот 
по  поводу   «абхазских»  хачапури,  не  говоря  уже  об  «ачме», — тут,  конечно,  свой  приоритет. 
      Вообще-то,  если быть  до  конца  честным,  то  должен  признаться,  что  и  ачму-то   попробовать  в  Батуми  мне  не  пришлось,  потому  что  в   этот  город  в  первый  раз  я  попал  еще  в  студенческие годы  во  время  военных  сборов,  а  так  как  это  совпало  с  периодом  «холерного»   карантина  (если  вы  помните, мы  были  практически  изолированы  в  военной  части— я писал  об  этом  в  «Бил  осен...»),  то  было  не  до  прогулок  и  чревоугодия.
Да  и  в  тех  случаях,  когда,  по  дороге  в  Шуахевский  район  Аджарской  Автономной  республики,  я  попадал  в  Батуми,  времени  у  меня  было  в  обрез — успеть  бы  пересесть  с  поезда  на  автобус,  или,  наоборот,  не  опоздать  на  поезд.
        Шуахевский  район  занимает  несколько  горных  ущелий  и  граничит  с  Турцией.  Для  того,  чтобы  не  местному  жителю  попасть  туда  нужно было  иметь  особый  пропуск,  выдаваемый  «компетентным  органом»,  а  получение  его  в  первый  раз — не  такое  уж  простое  и  быстрое  дело.  Но  Минздрав  это  дело  урегулировал  в  свое  время  и  «допуск»  у  меня  был.
  Хотя  само  село    Шуахеви  расположено  в  67  км  от  Батуми,  дорога  туда  по  горным  петлям  занимала  около  3  часов,  а  автобусы  ходили  редко  и  не  скажу,  что  всегда  регулярно.  Сейчас  село  получило  статус  поселка  городского  типа.  Может,  и  дороги  починили,  и  транспортная  связь  улучшилась, — не  знаю,  но  тогда  обеспечить  оперативную  медпомощь   более  60-ти  деревушек  и  сел,  раскиданных  по  склонам  гор,  да  с  тем    количеством давно  уже  амортизированного   транспорта,  который  был  в  наличии, — это  была  большая  проблема.
        Помню,  как  мы  с  моей  сотрудницей  Додо  Напетваридзе  приехали  туда  в  первый  раз.  А  надо  сказать,  что  Додо  была  девушкой  яркой  и  умной.  И  курить не  стеснялась,  и  выпить  могла  за  столом,  и  спеть,  и  «пару  слов»  сказать, а  уж   за  словами  в  карман  не  лезла!  Говорят,  к  тому  же  неплохо  играла  в  шахматы,  и  даже  сыграла  вничью  с  тогдашней  чемпионкой  мира  Майей  Чибурданидзе,  когда  та  давала  сеанс  одновременной  игры  в  нашем  институте. 
        Так  вот,  пошла   она  знакомиться  с  делами  в  «кардиологии»,  а  я  занялся  проверкой    лечебной  «цепочки»,  начиная  с  приемного  отделения.  Районная  больница  располагалась  в  старом,  давно  забывшем  о  последнем  ремонте  здании. 
        Медперсонал  тоже,  скажем  так,  немолодежный,  «сложившийся».  Смотрят  на  нас,  «молодых»  проверяющих,  косовато.  (А  вообще-то, хоть  я  и  не  выгляжу  солидно,  перевалил  за  30) 
        Что  такое  районная  больница,  слава  богу,  я  тоже   знаю,  хотя,  конечно,  и  сравнивать  нечего  курортный  Цхалтубо  с  горным  Шуахеви,  но  ведь  приходилось  работать  и   во  время  экспедиций  и  командировок   в   не  менее  отдаленных  и  труднодоступных  горных  селениях   других  частей  Грузии.     Поэтому,  при  проверках  я  никогда  не  «качал  права»   и  не  строил  из  себя  «инспектора»,  а  старался  те  недостатки,  или  недочеты,  которые  находил,  по  возможности, конечно,  немедленно  исправлять  на  месте,  или,  по  крайней  мере,  быть  уверенным,  что  замечание  принято  к  сведению  и  недочет  будет  в  определенный  срок  исправлен.  Ну  и,  соответственно,  подобные  вещи  уже  не  вносил  в  итоговый  отчет  в  Министерство.
         На  это  раз  что-то  пошло  не  так.  В  шкафу  неотложной  помощи приемной  не  было  инструментов  для  трахеотомии  и  кислорода. Ни  в  баллоне,  ни  даже  в  резиновых   «подушках»  (в  то  время  еще  пользовались  такими  прорезиненными  камерами  в  виде  подушек).
        Ну,  нету — нету.  Я  добрый — принесите  и  положите  на  место. Так  нет!  Мне  начали  доказывать,  что  в  этом  нет  необходимости,  так  как  в  случае   чего  больного  поведут  прямо  в  хирургический  кабинет,  где  ему  всё  и  сделают.  И  при  этом,  чувствую,  что  за  этим  стоит  «мы  сами знаем — как   и  что  надо  делать… нечего  нас  учить!..»
       И  тут  я  вспомнил  медицинские  «учения»  в  Туапсе,  которые  в  50-х  годах   устраивались   раза  два  в  год.  Папа  тогда  работал  хирургом,  а  потом  зав.хирургическим  отделением,  поэтому  нагрузка  ложилась,  в  основном,  на  него  и  его отделение.  Помню,  что  он  занимался  с  медсестрами   и  др. персоналом,  а  потом,  совместно  с  военкоматом,  проводилось  «полевое»   больничное  учение,  которое  проходило,  обычно,  на  большой  поляне  между  зданием  больницы  и  берегом  моря,  где,  на  территории  порта,  располагался  «ближний  пляж» (собственно  говоря,  все  жители  тогда  купались  на  этом  пляже,  или  на  рядом  расположенном  стадионе — вода  в  порту  была  такая,  что   в  ней  плавали  морские  коньки,  не  говоря  о  рыбе!)
        Так  вот,  на  этой  поляне  были  и  кусты,  и  полузаросшие, оставшиеся  не  засыпанными,  воронки,  и  даже  небольшая  речка,  с  непочтительным  общеупотребляемым  называнием «Г-ка»,  которую  долгое  время  переходили   по  камням,  уложенным  на  дно,  пока  не  построили  бревенчатый  мостик  (потом  речку  упрячут  в  трубу,  а  со  временем  и  закатают  под  асфальт,  а  на  месте  поляны  сейчас  красивая  набережная  с  клумбами  и  газонами).
        На  поляне  разворачивались  военные  палатки,  в  которых  обустраивали   военно-полевой   медпункт,  «операционную»    и  пр.  Из  зрителей,  а  их  всегда  собиралось  много,  благо  место  людное, отбирали  желающих  на  роли  «раненых».  Так  как  я  был  маленький  и  легкий,  то  меня  брали  с  удовольствием,  укладывали  в  какую-нибудь  заросшую  воронку,  или  под  какой-нибудь  куст,  прикрепляли  бирку  с    обозначением  «ранения»,  а  потом,  иногда  добираясь  ползком, «находили»,  «оказывали»  первую  помощь — перебинтовывали,  или накладывали  специальные  проволочные  «шины»  (а  иногда  использовали  и  подручный  материал — какую-нибудь  доску,  или  палку),  несли  на  носилках,  или  ползком  на  себе  вытаскивали  в  медпункт.  Естественно,  что  все  этапы  хронометрировались. 
Победителей  поощряли,  отбирали  на  районные  соревнования, а  может,  и  на  краевые — не  знаю.  Знаю  только,  что  потом  у  папы  в  кабинете  стены  были  увешаны  красивыми  грамотами.
      Итак,  вспомнил  я,  как  изображал  в  детстве  раненого  и  сказал  особо  рьяно  выступающей  медсестре  приёмной,   что  сейчас  я  являюсь  задыхающимся  ребенком,  которого  доставили  в  больницу.
    И  демонстративно  засек  время,  записав  его  в  блокнот.
     Прошу  провести  меня  в  тот  кабинет.  Привели.  Кабинет  закрыт,  никого  в  нем  нет.  Начинают  выяснять,  кто  сегодня  дежурит,  у  кого  могут  быть  ключи.  Я  записываю  время.
      Тут   они  поняли,  что  я  уже  не  шучу,  заметались... Через  10  мин.  пришел  хирург,  еще  позже  нашли  санитарку,  которая  открыла  дверь. Набор  для  трахеотомии  был  в  кабинете,  но  когда  его  стерилизовали в  последний  раз   понять  из  бессистемных   записей  в  журнале  стерилизаций   было  невозможно.   Кислорода  не  было   и  здесь!   
Опять  начинают  мне  доказывать,  что  ничего  страшного  в  этом нет,  при  необходимости  можно  и  ржавым  ножом  оперировать,  а   кислород — там,  наверху,  стоит  в  больших  баллонах  и   в  случае  чего  его   всегда  можно  быстро  оттуда   принести  в  подушке. 
       Снова  засекаю  время.  «А  кто  принесет  кислород?» —  Указывают  на  санитарку.  А  та  сама  пенсионного  возраста  и  еле  двигается. Потом  вызвалась  принести  медсестра  помоложе.  Конечно,  на  том  баллоне,  о  котором  они говорили,   не  было  специального  крана  с  манометром.  Не  сразу  нашли  и  специальный  ключ  от   баллона,  чтобы  выпустить  кислород.  Пытаясь  быстрее  наполнить  подушку,  медсестра,  как  видно,  слишком  отвинтила  гайку  и   сильной  струей  кислорода   не  то  разорвало  подушку,  не  то  вырвало  ее  из  рук  медсестры,  от  чего,  конечно,  ей  самой  стало  плохо  и  теперь  сотрудники   бросились  ее  отпаивать...
        Короче  говоря,  половина  содержимого  баллона    просто  ушла  в  воздух,  а  «свою»,  заполненную  кислородом  подушку,  я  получил  из  рук    уже   другой   женщины  только  где-то  через  полчаса. 
Ясно,  что  ни  один  задыхающийся  больной  своевременной  помощи  здесь  не  получил  бы.

       Как  видно,  кто-то  сообщил  о  моем  «зверстве»  главврачу  и  он  появился  на  горизонте.
      Если  вы  помните,  мой  папа  довольно  долго  был  главврачом,  и  я  помню,  что  он  никогда  не  вмешивался  в  работу  комиссий  и   не  давил  авторитетом.  Поэтому  когда  кто-то  обратился  к  главному  с   претензией  на  мои  методы  проверки,  я  опередил  его,  сказав,  что  сперва  закончу  свои  дела,  а  потом  уже  в  его  кабинете  обсудим  все  вопросы  в  рабочем  порядке.  Возразить  главному  было  нечего,  поэтому  я  начал  «чесать»  уже  терапию.  Прошелся  по  оформлению историй  болезней,  записям  консультаций, журналам  стерилизаций  и  пр.  Сравнил  соответствие  назначений  выставленным  диагнозам...
       В  итоге,  я  положил  перед  главврачом  такой  список,   что  при  «разборе  полётов»  я,  в  основном,  молчал,  а  главный,  завхоз  и   заведующие  выясняли — почему  что  не  так  и  как  это  исправить. 
По-моему,  такого  бурного  и  делового  совещания  «по  существу»  у  них  никогда  не  было. 
        Пока  суть  да  дело,  день  пошел  к  вечеру,  а  во  рту,  после  утреннего  завтрака  в  поезде, — ни   крошки.  Главный  предложил  пойти  «куда-нибудь»  пообедать,  но  оказалось,  что  Додо  еще  не  вернулась  из  соседней  деревни,  куда  ее  взяли  на  консультацию,  а  без  нее  идти  мне  не  хотелось. Тем  более,  зная,  что  этот  процесс  затянется,  было  ясно,  что  потом  никакого  «рабочего»  настроя  уже  не  будет.  Поэтому  я   предложил  никуда  не  ходить,  а  перекусить  чем-нибудь  на  месте. Вот  тогда  я  поел  настоящие  аджарские  хачапури  (было,  конечно,  и  кое-что  другое,  но  ачмы  не  было  точно!)

       За  это  время   сотрудники  стащили  в  приемную  исправный  кислородный  баллон  и  привязали  к  нему  его  ключ,  заполнили  «подушки»  (кстати,  оказалось,  что  некоторые  из  них  негодные),  стерилизовали  инструментарий,  навели  чистоту  в   туалетах...
      В  общем,  развили  бурную  деятельность  под  личным  контролем  главврача.  Да  и  понятное  дело — запросто  могли  все  загреметь  на  заседание  Коллегии  Минздрава.

      Ну,  конечно,  в  отчете  я  отметил  кое-какие  недостатки  (те,  без  которых, в  общем-то,  работы  практически  и  не  бывает),  указал,  что   исправлено,  а  для   чего  дан  тот  или  иной срок. 
     Додо,  рассказывая  потом  на  работе  о  нашей  поездке,  говорила,  что  не  ожидала  от  меня  такой  требовательности.
      А  не  надо  спорить  из  упрямства  и  испытывать  чужое  терпение!

О.С.  Через  месяц  после  этой  поездки  меня  повторно  послали  в  Шуахеви  и  поручили  кураторство  терапевтической  службы  района.
11. 11. 2017 г.