С. П. Шевырёв. О Поэзии Александрийской школы

О Поэзии Александрийской школы
Лекция Адъюнкт-Профессора С.П. Шевырева


Политическая самобытность Греции кончилась еще Херонейскою битвою в 338 году до Р.X. При Александре Великом образование Греческое вместе с его победами стало распространяться по Азии, и все народы древней Азии, кроме Китайцев и Монголов, подверглись его влиянию. По смерти Александра, огромное царство, которое он сметал силою меча и гения и держал в одной могучей руке своей, распалось на множество отдельных царств. Из них-то возвысился скоро Египет и сделался столицею Греческого просвещения и Словесности при Птоломеях. Греция между тем, по слабости царей Македонских, возвратила было свою свободу; но изнеможенная, она не могла долго поддержать ее, и Римляне, призванные Греками в посредничество, скоро сделались их властителями. Взятие Коринфа в 146 году положило конец бытию Греции.
Греция умерла, но Греческое образование и литература не умерли, а перенесены были в новый мip, на новую почву. Азия, Африка и Рим сделались наследниками этих духовных, бессмертных сокровищ Эллады. В Александрии продолжалось еще почти до конца IV века по Р.X. духовное бытие Греции. Александрия исполнила великую мысль своего основателя и долго соединяла в себе весь Европеизм Греции с Азиатскою роскошью.
Здесь, в новых обстоятельствах жизни, Словесность и все образование Греции приняли иной вид. - В Египте уже не было ни светлого неба Эллады, ни прекрасной ее природы, ни этой общественной жизни, исполненной побед, торжеств и бесконечно разнообразных эстетических впечатлений. Могучие властители Египта, Птоломеи, подвигали образование. Словесность оставила свой художественный или общественный характер, какой имела в Греции, а приняла характер ученый. В Александрии, при благотворном содействии правительственной власти, создалась эта огромная ученость древнего мipa. В Афинах ученость была одною из стихий общественной жизни; она ходила по улицам; она беседовала в портиках, на площадях она жила, она была веселым уличным разговором, которого верное изображение мы видим в разговорах Платоновых. - В Александрии, эта ученость образовала свой особенный мiр, совершенно отдельный от жизни. Александрия была Германией древнего мipa: - в ней-то создалась эта строгая, эта важная, эта огромная Наука, и ученость из жизни, с площади Афинской, перешла в стены Университета. Птоломеи, Лагу Сотер и Филадельф, в квартале своей столицы, называемом Врухион, основали и обогатили знаменитый Музеум, этот первый Университет мipa, который составлял часть царского дворца и служил местом жительства всем великим ученым Александрии, где они, нисколько не развлекаясь потребностями жизни, и ущедренные милостию державных покровителей науки, могли свободно предаваться своим ученым занятиям. При этом Музеуме основалась первая знаменитая библиотека мipa, в которой 700.000 томов вмещали всю ученость и все слово Греческого мipa. Кроме этой библиотеки, была еще другая при храме Юпитера Сераписа, к которой позднее присоединена была славная библиотека Пергамская.
Словесность, в этом новом мiре, потеряла характер творческий, как я сказал, а приняла строгий характер науки. Все великие творения Греции, весь этот живой мiр слова, на котором напечатлен был еще свежий след жизни - все это сделалось предметом исследований, разбора, науки. Тогда-то возникла над всеми другими науками, и заняла первый престол, или лучше первую кафедру в музеуме Врухионском, эта обширная наука, объемлющая в себе Историю, Древность, Грамматику, Критику и Эстетику, которой создание принадлежит Александрии древней, а богатое и окончательное развитие в новом мipе - Александрии нового мipa, Германии - эта наука - Филология. Первые знаменитые мужи сего словесно-ученого мipa Александрии суть Филологи. - Зенодот Эфесский, первый смотритель Александрийской библиотеки, основывает первую школу Грамматики и занимается ученым изданием Омирова текста. Аристофан Византийский комментует Омира, Гезиода, Алкея, Пиндара и Аристофана. Он в изданиях своих стал означать на словах ударения, потому что язык Греческий уже начинал портиться и изменяться в произношении. Аристофан таким образом сохранил музыку языка древней Греции, когда он уже онемел в устах ее народа. Аристофан же был и первым критиком. Вкус и язык начинали искажаться. В школах все писатели без разбора приводились в образец. Аристофан, в избежание порчи вкуса и языка, учреждает Канон классических поэтов и писателей вообще, и их произведения предлагает в вечные образцы для изучения и подражания. Так, например, в этот канон принято было пять поэтов эпических, в числе коих Омир и Гезиод, 9 лириков, 6 трагиков, в числе коих Эсхил, Софокл и Эврипид, 6 поэтов древней комедии и проч. Александрийские же поэты составили особые две плеяды. Кажется, видишь, как Аристофан, правитель своей огромной библиотеки, вмещающей все слово древней Греции, назначает места для поэтов и приводит все это богатство древнего мipa в мертвый, ученый порядок библиотеки, и в своем каноне погребает всю живую поэзию Греции, с учеными великолепными почестями. - Аристофану наследовал Аристарх из Самофракии, ученик его, которого имя сделалось синонимом строгого Критика. Этот Аристарх образовал сорок Профессоров или Грамматиков, которые славились по Греции и по Риму. Он написал сам 800 сочинений. Ему-то приписывают окончательную редакцию Омирова текста и приведение Илиады и Одиссеи в тот учено-схоластический вид, в котором оба эти эпоса перешли к Римлянам и к нам, и имели влияние на всю западную эпопею. - Кроме этих знаменитых мужей, в Александрии, славились еще многие другие Грамматики и Критики.
Около Филологии процветали другие науки. История оставила свой исключительно художественный характер и приняла более вид компиляции. География сделала великие успехи, которыми обязана была особенно походам Александровым. Математика и Астрономия равно процветали. - Древние мифы служили также богатым предметом для ученых исследований. Их разделяли на киклы или круги, по содержанию, и объясняли исторически. Ученый Каллимах, Палефат, Аполлодор делали такого рода мифологические сборники или библиотеки мифов, которые служили очень много для Римских поэтов. Эти сборники имели сходство вероятно с подобными сборниками в Индейской Словесности, Пуранами, которые относятся к четвертому ее периоду.
Среди такого ученого безжизненного мipa могла ли процветать Поэзия, которая без жизни всегда сохнет и вянет, как дерево без питательных соков? Разумеется и Поэзия, по этой ученой жизни, должна была неизбежно принять характер дидактический. По известиям, которые дошли до нас об жизни Александрийских поэтов, мы можем видеть, что они все, по большей части, носили ученые звания Грамматиков, Профессоров и Библиотекарей. Так напр. Каллимах, принятый в число эпической плеяды Александрийцев, и от которого остались нам гимны, был Профессор Александрийского музеума и еще более известен своими мифологическими и историческими сборниками, чем поэзиею. Лирик Филетас был учитель сына Птоломеева. Эвфорион из Халкиса был библиотекарем при Антиохе Великом. Аполлоний Родосский, находящийся также в плеяде Александрийских Эпиков, был библиотекарем Александрийской Библиотеки.
Очень немногое дошло до нас от поэтов этого времени; но то, что дошло, равно и имена и содержание произведений, до нас не дошедших, свидетельствуют нам, что Поэзия Греческая в Александрии изнемогала под бременем учености. В этом и главная причина, почему такое малое число произведений сохранилось нам от Александрийской школы. - Целые науки служили предметами для поэм, и тогда-то собственно образовался ложный, дидактический род Поэзии. Арат, из Солиса, написал целую поэму астрономическую о течении звезд. Эта поэма особенно нравилась Римлянам и три раза была переведена на Латинский язык. Даже Цицерон трудился над этим переводом. Отрывки этих переводов дошли до нас. Никандр Колофонский, Медик, Грамматик и Поэт, написал две поэмы на укушения ядовитых животных, на яды разного рода и средства от них избавляться (;;;;;;; и ;’;;;;;;;;;;;). В ней содержатся очень занимательные подробности о медицине того времени: - но какой же тут ожидать Поэзии? Этот же Никандр написал Георгики, до нас не дошедшие, но служившие, как говорят, образцом Виргилию, и Метаморфозы, которые изучал Овидий. - Кроме этих, много было еще других дидактических поэтов, которые воспевали предметы из Натуральной Истории, писали поэмы на Географию, на охоту, на рыбную ловлю, и проч.
Дидактическая поэзия была любимым родом Александрийской школы; но и прочие роды поэзии отзывались уже ученостью и дидактикой. До нас дошла поэма Аполлония Родосского, который был Грамматиком и Антикварием, а именно: поход Аргонавтов (;;;;;;;;;;;), в 4-х песнях. Он воспевает сюжет мифологический, ученый для его времени. Замечательно, что план его поэмы есть более план исторического сочинения, нежели эпопеи. Эпическая поэзия склонялась уже к фальшивому роду поэмы исторической, которую от Александрийцев переняли и образовали Римляне, и передали потом классическому Западу Европы. - В языке эпоса Аполлоний подражал Омиру, но держался преимущественно Ионического наречия. - От лирических поэтов дошли до нас гимны Каллимаха, писанные Ионическим наречием. Они равно исполнены учености. К этому же времени относится сочинение гимнов Орфеевых, которые носят на себе также все тяжелые признаки этой ученой Александрийской поэзии. Гимн Зевесу Клеанта Стоика, исполненный мыслей философских, свидетельствует также о дидактическом направлении Александрийской лирики. Должно сожалеть, что из лирических произведений не дошли до нас элегии Филетаса и Каллимаха, которым, как известно, Проперций подражал в своих элегиях. - К числу лиро-эпических произведений принадлежит дошедший до нас монолог поэта Ликофрона, под названием Александра или Кассандра, в котором эта Троянская пророчица предсказывает Приаму разрушение Илиона и несчастия, постигшие все действующие лица Троянской войны - и потом, начиная от Троянской войны, проходит вкратце всю Историю Греции до самой Монархии Александра Великого. - Это монолог, писанный ямбами и не имеющий никакой цены в отношении поэтическом; но это есть неистощимый рудник мифологических и исторических познаний. - Всякое собственное имя, произносимое Кассандрою, сопровождается множеством чудесных преданий, которые к нему относятся. Здесь такое изобилие учености, что сочинение это заслужило наименование темной поэмы (;; ;;;;;;;;; ;;;;;;), - и оно-то может быть для нас представителем всех поэм Александрийской школы. Кроме того оно отличается изысканностью выражения и метафорами самыми смелыми. - От плеяды Александрийских трагиков ничто не дошло до нас; но трагедия потеряла уже тогда характер религиозного и народного зрелища, а сочинялась в кабинете ученых, для увеселения ученого двора Птоломеев и немногих знатоков поэзии. - Язык, на котором писали по большей части все Александрийские прозаики, был в основании своем Дорическо-Македонское наречие, которое однако старались они приближать к Аттическому. Но поэты продолжали писать на всех наречиях Греции, и каждый держался преимущественно какого-нибудь одного. - Выражение языка переходило очень часто в изысканность. Это было также следствием ученого стремления. Выражение не истекало свободно, как в поэзии древней Греции, а было плодом труда и усилий ума, воспитанного в ученых занятиях, ума холодного, не согретого теплым чувством жизни. - Это выражение, выисканное и украшенное, имело влияние, как мы увидим впоследствии, на Римскую поэзию, которая, можно сказать, воспиталась в школе Александрийской и но-сила всегда на себе следы ученого своего воспитания.
В доказательство того, как упала поэзия в этом веке учености, может послужить анаграмма, изобретенная мудреным Поэтом, Ликофроном. Вкус к побеждению механических трудностей в поэзии еще более распространен Симмиасом Родосским и Досиадесом. Первый изобрел игры стихами, которые состояли в расположении длины стихов таким образом, чтобы, написанные, они представляли форму крыльев, яйца, топора, свирели, жертвенника и проч. Так напр. Досиадес сочинил маленькую поэму под названием ;;;;;, жертвенник, которой стихи так были написаны, что представляли фигурою своею жертвенник. Математики писали математические задачи в стихах. В Анфологии сохранился пример одной подобной задачи, которой сочинение приписывается Архимеду. Вот до какой степени унижения достигла в этом веке поэзия и вот какими пустыми играми она занималась!
Но во время всеобщего упадка Поэзии Греческой был однако один уголок, где она еще сохранила живое бытие свое, т.е. была дружна с жизнию и ею одушевляла свои песни. Это явление было, правда, явлением более местным, случайным. Этот счастливый уголок, куда убежала поэзия от суровой Александрийской учености и где отдыхала она еще на песнях, которых природа была внушительницей, этот счастливый уголок была Сицилия, страна, в которой издревле процветали земледелие и скотоводство, страна, любимая Церерою и Паном, родина многих грациозных преданий о Церере и Прозерпине, об Алфее и Аретузе, преданий, которых источником была самая природа этой страны. Блаженная жизнь пастухов Сицилии существовала на самом деле. Весь этот мip пастушеский, мiр спокойный, тихий, - которого первый герой есть славный Дафнис, первый пастух Сицилии, пасший богатое стадо у подножия Этны, полубог, усовершенствователь пастушеских песень, - весь этот мiр кажется нам теперь ложью, пустым вымыслом поэтов, тем более, что так часто снимали с него фальшивые копии, копии разрумяненные, лишенные всякой истины. Но этот мiр на самом деле существовал в Сицилии. Это объясняется ее местностью. Там пастушеская жизнь имела свои поэтические предания и образовала свой род поэзии. Из этой-то пастушеской жизни произошли вуколики или идиллии (;;;;;;;;), которыми особенно славился Феокрит, родившийся в Сиракузах, живший несколько в Александрии при Птоломее II Филадельфе, но еще более в Сицилии, своей родине, при Гиероне II Сиракузском. От него осталось нам 30 идиллий, писанных на дорическом наречии. Споры пастухов о песнях, предания о славном пастухе Дафнисе, песни о смерти его, жалобы пастухов на несчастия любви, чары и волхвования любовниц, праздники жатвы и некоторые грациозные мифы: вот что входит в пастушеско-сельский мiр Феокрита. Но при этом нельзя не заметить у него какой-то роскоши искусства, не совсем-то свойственной этому простому мiру. Видно, что Феокрит жил при пышных дворах Александрии и Сиракуз - и впечатления простого мiра пастухов, куда он переносился в своей родной Сицилии, смешивались со впечатлениями блеска и художественной роскоши дворов Греческих. Видно также, что поэт наблюдал изящные произведения резца ваятелей, победивших все утонченности своего искусства. Влияние этого изучения очень заметно в изящной, роскошно убранной поэзии Феокрита. - Его Фавны и пастухи совершенно ясно представляются воображению, когда видим их мраморные модели в залах Ватикана. Недаром этот род поэзии носит название идиллии (;;;;;;;;;), т.е. маленького образа, картинки. В самом деле их можно бы назвать поэтическими барельефами, которые видим мы на древних мраморных вазах, или на жертвенниках, или на гробницах. Некоторые из этих идиллий написаны в драматической форме, и в них ученые Критики находят остаток этих драматических представлений, которые известны были в древности под именем Мимов и которых изобретателем называется Софрон, также Сицилианец. Современниками Феокрита были последователи его: Вион и ученик его Мосх, которые однако ниже стоят Феокрита. Их предметы уже более мифологические, судя по тому, что дошло до нас. Они любят еще подробнее вдаваться в описания, чем Феокрит, и пластическое поэзии у них берет верх над драматическою стихиею, которая оживляет идиллию Феокрита. Вион особенно славен своею погребальною песнею Адонису. - Странна участь этой Греческой поэзии, которая, от развалин сокрушенной Греции, переходит в мрачную, ученую, мертвую Александрию, и не нашедши здесь себе пристанища, убегает в счастливый уголок Сицилии, к полям и стадам ее, в мiр пастухов, и там, после своего великолепного поприща на пышных играх и театрах Афинских, доживает век свой смиренною отшельницей, ограничив весь мiр свой, прежде обнимавший всю жизнь человеческую, тесным владением пастуха. - Кто бы, кажется, узнал эту славную Поэзию Греческую, эту богиню величавую, как Юнона, премудрую, как Минерва, прекрасную, как Киприда, в простом скромном виде Сицилианской пастушки? - Но и тут однако, в смиренном сельском наряде, узнаёшь эту богиню по грации ее движений, по прелести ее слова, по светлости души, которой она до конца не изменила, и наконец по этой пластической красоте выражения, которую она довела до крайней степени совершенства.

Еще был один род Поэзии, который нашел счастливых возделывателей во время ее упадка. Этот род поэзии едва заметен своею малостью, особливо между огромных дидактических поэм Александрийской школы. Своим мелким видом он свидетельствует также, как истощился рудник поэзии. Своим духом он обнаруживает дидактическое современное ему направление; но своею формою и грациею обличает явное родство с лучшими произведениями Греческой Поэзии. Вы узнали Греческую эпиграмму, этот чуть видный цветок в благоуханных и тенистых садах ее; сначала вы едва его заметите; но вглядевшись в него, вы по его форме узнаёте изящную его родину, и жизнь Греции, которой он есть также выражение. - Греция была покрыта множеством изящных памятников искусства; целые века ее художественной жизни были тут, в этих памятниках; не было места в Греции, которое не ознаменовано б было храмом, жертвенником, статуей, славною гробницей, знаменитым событием. Греция представляла великолепное, художественное кладбище дел и воспоминаний. Все эти памятники украшались поэтическими надписями. Природным свойством Греков было все одушевлять, всему давать живое слово: так и все эти памятники говорили прекрасными стихами. Не только в общественной, но и в домашней жизни, Греки любили такого рода поэтические заметки, всегда одушевленные какою-нибудь грациозною мыслию. Вот происхождение эпиграммы в первоначальном ее Греческом значении. Вся Греция была ими усеяна, как неувядающими цветами. Между бесконечным их изобилием сияли эпиграммы великих Поэтов Греции и даже Философов, потому что в Греции всякой был отчасти и поэтом. Этот род эпиграммы процветал и позднее, как я сказал, во время Александрийской школы. К сему-то самому позднейшему и последнему периоду Греческой Поэзии относится и собрание этих эпиграмм или надписей. Сначала Александрийские Филологи делали эти собрания с целью более ученою и собирали исключительно надписи с общественных памятников Греции, для сохранения всех монументальных преданий ее Истории. Так например, Полемон Периэгет сделал подобное собрание под названием: о надписях по городам (;;;; ;;; ;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;;;;). Примеру Полемона последовали и другие. Но потом Поэты, которые сами с успехом возделывали этот род, стали собирать все эти надписи, не столько с ученою историческою целью, сколько с поэтическою, руководствуясь вкусом при этом выборе. Первый собиратель такого рода был Мелеагр из Гадары, от которого осталось 130 эпиграмм. Он дал своему собранию изящное название Венца (;;;;;;;) и поместил в нем лучшие отрывки 46 поэтов. Эти собрания назывались также Анфологиями или собраниями цветов. Мелеагр жил за один век до Р.X. Он имел многих последователей: Филиппа Фессалоникского, жившего в веке Р. X., Агафия из Мирины (в VI по Р.X.) и Константина Кефаласа (в X веке по Р.X.). Собрание Кефаласа и собрание Монаха Максима Планудия, жившего в XIV веке, дошли до нас и составляют вместе Греческую Анфологию, которую мы имеем.
Нельзя было совершить достойнее тризну по Греческой Поэзии, как увенчать бледное, мертвое чело этой первой красавицы изо всех поэзий мipa, венцом из ее же цветов и усыпать великолепный прах ее, всегда свежий, и в смерти прекрасный, этими благоухающими цветами. Так, увенчанная рукою Мелеагра Гадарского, Поэзия Греческая, в пышном уборе цветов, сошла в могилу.