Пять хлебов

               

       На автовокзальной площади Мухосранска устроено нечто вроде рынка. Там, где когда-то находилось кафе. Под оставшейся крышей (стены отсутствуют со всех четырех сторон), неизвестно, кем  соорудился дощатый, обращенный на остановки лоток.  Параллельно ему, нижним ярусом идут ящики и иные твердости, на которых можно сидеть.
       Торгуют (нужда перешла в привычку, привычка в манию) неаппетитным носильным барахлом, изношенными предметами быта, подозрительными банками с домашней консервацией, несвежими, изглоданными книгами, ржавыми сантехническими элементами, чем-то, относящимся к электрификации и... Включая удушенную огородную зелень (короткое лето) и поблескивающую льдом мелкую рыбешку (долгая зима). Все типично. С присущей данной типичности сонной, подпираемой надеждой  скукой, создаваемой  транспортным движением бензиновой вонью, безразличием «потенциальных» покупателей. Они же, замученные ожиданием, затаренные в универсаме ездоки. Из Мухосранска в его окрестности.
Изнывают от того, что количество рейсов сокращено до минимума, когда если не успел, то опоздал до завтра. Поэтому народу много - начинают готовиться к штурму автобуса загодя. С надежным запасом в час.
       Сегодня сентябрь. Матово-бессолнечный, но сухой и  не остывший. Сегодня вторник, половина третьего дня. По вторникам, с девяти до часу в детской  поликлинике принимает невропатолог, он же хирург и кто-то еще, способный поставить диагноз и выписать рецепт. Поэтому народу особенно много, и основная его масса - мамки с разновозрастным потомством.
Рядом с   бабой, торгующей чесноком и воблой, перед стоящим за прилавком мужиком, разложившим  детали  мясорубки и некоторое количество сточенных ножей, устроился  дедок. По сравнению с отупевшими от неподвижности угрюмыми  соратниками он светел и легок. Такое впечатление создается благодаря размеру, позе и внешности старичка. Это именно  старичок, а не «старый пердун» на излете. На нем  скрывающая брови  кепочка (стандарт), невнятно-полосатый пиджачок (продолжение стандарта), темные брючки и начищенные, может быть, с подковками ботиночки (его завершение).  Еще имеются белая от седины аккуратная айболитовская бородка и присущая  возрасту телесная сухость. И еще, если приглядываться, морщины, морщинки, пятнышки, проступившая сквозь кожу синева сосудов и вен. И умные приветливые глазки. Почти «лучащиеся».
       Сидит дедуня на чемоданчике (стальные молдинги, заклепки и углы),  поставленном на попа. Раньше с такими чемоданчиками  рабочий класс (был такой) ходил в баню или ездил в командировки. Теперь, чтобы создать достоверность, ими   обычно снабжают главного героя ретро-сериала.
Кажется, что и он – симпатичный позитивный дедок – куда-то едет. Или откуда-то приехал и присел разобраться в обстановке. Но это кажется. Старик разложил квадратный метр чистой холщевой ткани. На ткань (скорее, скатерть), в ее центр установил большую корзину с яблоками. Живописно-натюрмортную, полную «крупных», «румяных», «отборных» плодов. Можно и без кавычек – так и есть. К высокой плетеной ручке корзины крючком приделана картонка с трехъярусной фломастерной надписью от руки: «Яблоки  вкусные. Можно попробовать. Угощайтесь!»
     На переднем крае скатерти, веером обрамляя корзину, разложены книжки. Совершенно одинаковые. Это отлично сохранившийся, сродни чемоданчику, «детгизовский» Маяковский.  «Что такое Хорошо и что такое Плохо?»
Периодически к дедку подходят. Его не избежать. Никак. Потому что,  рассматривать кроме рынка на вокзале нечего,  потому что никакой еды, кроме чипсов в кассовом киоске не продается, потому что автомат с жидкостями (нещадно заряженные  «Кола», «Фанта», «Спрайт») сломался. И потому что, дети...
      - На! – он с улыбкой протягивает «румяное», «крупное» яблоко пускающему слюну ребенку, - Попробуй, какое сочное и сладкое! И вы тоже.
И старик предлагает яблоко смущенной мамаше. И они берут и «пробуют». Да! И сладко, и сочно, и вкусно. Очень вкусно!
      - А сколько стоит килограмм?
      - А нисколько. Берите так.  На сейчас, и на дорожу. Но по совести... Берите, не стесняйтесь!
      Ясный  и приветливый дедкин  взгляд исключает подвох – он действительно просто угощает. И яблоки у него не (интуиция ломает трусливое сомнение) могут быть  отравленными Просто бери и ешь!  Бесплатно! Такие яблоки, и бесплатно! Бесплатно, и такие! Наверно, южные. Таких в Мухосранске не найдешь. И бесплатно!
       Но «по совести».
       Эта фраза действует – берут не много. Одно «на сейчас» и парочку на потом...
       - И книжку возьмите! – дедка кивает на Маяковского, - Бонусом. Деткам, внучкам и самим себе. Берите, берите! Прекрасные картинки, удобная для усвоения рифма. Смелее.
       Чтобы не обидеть доброго чудилку, знающего слово «бонус», берут «Хорошо и Плохо»... И втиснувшись в наконец-то поданный автобус, уезжают... И снова подходят. Уже другие. И берут. Яблоки и поэму.
       За день  сладкой яблочной сочностью накормился также и весь торгующий  рынок – баба с воблой, мужик с мясорубкой, еще один мужик с сервизом и настольной лампой,  старуха с шерстяными носками, тетка, предлагающая старые туфли и резиновые сапоги... И  вокзальный персонал. Включая дворника.  И разминающиеся перекуром шофера. И наглые частники, организовавшие свой жадный парк на асфальтовом пятачке возле  заколоченного сортира...
        А в корзине, яблок как было так, и осталось. Ее плетеная полнота ни на одну фруктовину не умалилась. Живой натюрморт лишь играл разнообразием  положений, ярких  пятен, на пахнущей медом (запахом било при кусании) тонкой кожуры...
        И книжек не становилось меньше...
        Но никто этого не замечал, и заметить не мог. Так как, продолжал заниматься собой. Жуя и размышляя о том, что...
        В восемь двадцать пять ушел последний автобус. На Гребаново. С заездом в Демичево. Разыграв на «камне-ножницах-бумаге» единственного опоздавшего, разъехались частники. Вокзал закрылся до утра.
Параллельно этому пустел рынок. Яблочный дед сидел, наблюдая, как заметно для глаза   надвигаются сумерки, скрывшие его последующее бесшумное исчезновение.
        Куда?