Бортник

    БОРТНИК

За все времена борьбы с природой, человек приручил только некоторых зверей. С тех пор, никто из них не возвратился на волю. Все попытки возобновить дикую жизнь кончались плачевно. Только двум видам удаётся существовать в параллельных мирах. Это маленькие друзья человека; пчела и гусеница шелкопряда.
Китайцы готовят из гусениц любопытнейшие вещи. Но об этом как-нибудь в другой раз. Пчелиный продукт вкуснее и полезнее для здоровья. Особенно, если это мёд диких пчёл, добытый из старых дупел и пней. А ежели это нектар альпийских лугов, сохранённый в скальных расщелинах, то стоит ехать сотни километров и рисковать жизнью на горных тропинках.
Когда-то бортничество было вполне достойным занятием. Из этого ремесла вышли первые пчеловоды. Но профессия накладывает свой отпечаток. Большую часть жизни эти люди проводили в лесу или в горах. Приходилось рисковать жизнью, а иногда даже сражаться с хозяином леса за добычу. Это был нелюдимый народ со странностями, очень себе на уме, а порой даже не в своём уме.
Нам попался именно такой редкий тип с не менее редким именем Харитон. Он мог составить себе карьеру, как модель для парикмахерских чемпионатов. Только глаза выглядывали из его густой растительности. Харитон не подал руки при встрече и ни разу не встретился с нами взглядом. Такое редко случается в Грузии, где внешним приличиям придают особое значение. Однако с самого начала он проявил особую услужливость и чуть ли не бегом бросался выполнять каждую просьбу. Эдакий шустрый громила в полтора центнера весом. Впрочем, проводник из деревни заранее предупредил нас о странностях и это воспринималось, как  дополнительная экзотика.
Только к полудню мы добрались до места. Это было подножье известняковой скалы, невидимая вершина которой упиралась в небо. Харитон достал из мешка принадлежности своего ремесла и молча полез вверх. Всё его альпинистское снаряжение заключалось в драных кедах и бельевой верёвке, а полотняный мешок и сванский нож предназначались для добычи.
Сначала вверху слышался шум возни, а потом всё затихло. Через какое-то время посыпались камни и вдруг, без всякого предупреждения, рухнула такая глыба, что прихлопнула бы нас без следа, окажись мы на её пути. Когда треск и грохот затих внизу, мы пришли в себя и стали звать Харитона, но ответом было молчание. Стало ясно, что он совершил экстренный спуск вместе с камнем и теперь вместо мёда придётся тащить в деревню его приплюснутый трупик.
Когда мы уже решили двинуться вниз по оставленной глыбой просеке, сверху раздался подозрительный шум. Мы среагировали быстрее тренированных альпинистов и так мгновенно упаковались в каменной нише, что стали частью скалы и всего горного кряжа. Легче было выковырять дикий улей из узкой расщелины, чем нас из спасительной ниши.   
Шум и шелест слышались всё ближе. Опять посыпались мелкие камни и наконец, полный мешок привязанный к верёвке, мягко опустился на тропу под скалой. Вскоре показался и сам Харитон с огромным оранжевым грибом за пазухой. Оказывается, так выглядят дикие соты. В культурном улье, пчёлы вынуждены заполнять квадратные рамки, а в природе существует только круглая форма и её фрагменты.
Впервые за весь день Харитон улыбался. Он отправлял себе в рот солидные куски сотов, но ничего не выплёвывал. Стало быть, глотал мёд вместе с воском. Мы последовали его примеру и убедились, что для подобного фокуса не требуется особой сноровки. Воск оказался съедобным не менее самого мёда.
Пришло время отпраздновать успех экспедиции. Для этой цели была припасена бутыль настоящей сантели. Так величают в Грузии медовую водку. Она присутствует в каждой семье, как лекарство. Это не та медовуха, которую потребляют северные народы. Там в обычную брагу добавляют чуть мёда и этим заглушают сивушный дух.
Сантели делается из всего пчелиного набора, который остаётся после откачки мёда. А кроме остатков воска и мёда из улья выскабливают много другого добра. Всё пчелиное богатство, кроме самого улья идёт в ход. От прополиса и погибших пчёл, до маточного молочка и цветочной пыльцы.
Водка получается чище ангельской слезы, но с таким густым ароматом, что после одной рюмки перехватывает дыхание. Будто хватил чистого спирта, хотя крепость напитка в два раза меньше законных сорока градусов. Пьянеть от медовой водки считается таким же баловством, как упиваться шампанским. Ведь это мощное целебное средство, к тому же достаточно дорогое. Наибольшее, что себе позволяют в хороших семьях, это первая рюмка перед торжественным застольем.
Нам предстояло нарушить все правила хорошего тона. Ведь из всего многообразия грузинской кухни у нас присутствовал лишь сотовый мёд. Зато было соблюдено главное требование застолья. Было четверо мужчин и значит, имелось законное право выбрать тамаду и провозгласить набор обязательных тостов. Нас горожан, мало привлекала подобная перспектива. Однако, Нугзар у которого мы гостили, был профессиональным тамадой. Он не мог пропустить такой возможности блеснуть талантом.
Одно дело заурядное застолье с дежурным сациви и форелью на вертеле и совсем другой колер – сантели с сотами в альпийской зоне Большого Кавказа. Таким послужным списком можно перебить спесь у любых конкурентов.
Нугзар достал из рюкзака пару лавашей и тугую плетёнку сулгуни и сей аргумент преодолел последние возражения. Затем жестом фокусника извлёк четыре водочных рожка и этим прекратил все сомнения. Осталось разыскать стол. Негоже достойным людям сидеть на земле и подбирать еду с пола подобно басурманам. Но Харитон успел решить и этот вопрос. К нашим услугам был пень от вековой ели, спиленной каким-то любителем природы. Недалеко от него журчал кристальный ручей.
Кроме других скрытых талантов, Харитон таил в себе и кельнерскую жилку. Он живописно разложил нехитрые запасы и принялся прислуживать за столом. В этом не было ничего странного. Грузины вполне обходятся без женской помощи, если есть что поставить на стол. Но Харитон продолжал вести себя, как официант и никак не хотел садиться. Мы попытались силой усадить его рядом, но он вдруг открыл свой немой рот и явственно произнёс: «Оставьте меня в покое. Я пойду к ручью».
Нас охватил столбняк. Мы действительно считали его глухонемым и даже пару раз достаточно громко прошлись по его адресу.
- Оставьте его в покое, - повторил Нугзар, - он с нами не сядет. Это я виноват, надо было сказать раньше. Думал, ради гостей он придёт в себя.
Теперь мы онемели и пытались изобразить недоумение на языке жестов.
Нугзар отнёс Харитону лаваш с сыром. Пропало настроение произносить тосты, но тамада всё же сказал несколько слов.
- Дай нам бог долгих лет жизни, а ему, - он указал на ручей, - душевного здоровья. Вам - спасибо. Впервые заговорил с чужими. Это давно случилось. Был пацаном, но сидел семь лет. За изнасилование. На самом деле даже похищения не было. Сбежала с ним по любви и согласию. Она дочь большого человека, а он деревенщина. Так и выдали замуж за кого надо, в целости и сохранности. А его в Сибирь и ни одного грузина во всей зоне. С такой статьёй, а защитить некому. Другие возвращаются и опять становятся людьми, а он сломался. Считает себя недостойным…
Мы разлили водку, спустились к ручью и пожелали Харитону здоровья. Он чесал бороду, но так и не поднял на нас взгляд.