31. Лёня Хавронский
ЛЁНЯ ХАВРОНСКИЙ
Если собрать вместе, хотя бы часть поступков, что отражают суть этого человека, они могли бы составить целую книгу интереснейшей биографии человека неукротимой энергии, одаренного добротой и любовью к людям. В жизни Лёни было много случаев, которые по прошествии лет превратили его в легендарного человека.
Лёня окончил экономический факультет МАИ в 1968 году, и был оставлен работать при нём в проблемной лаборатории профессора Е.И. Шермана. К тому моменту, Лёня был уже заметная фигура в институте. Его способность притягивать к себе людей, притом пользоваться этим даром честно, без спекуляций, то есть объединять всех и торопить каждого к интересному делу, эта способность была замечена руководством института, и оно постоянно выдвигало Лёню на большие общественные должности.
После двадцатого съезда КПСС зэков, как дешёвой рабочей силы катастрофически не хватало, и каждый год, когда подходило лето начиналась ловкая игра на энтузиазме молодёжи, а кончалась она, как обычно, приказами и разнарядкой из комитетов разных уровней на подъём народного хозяйства с привлечением к этому подъёму студенчества всей страны. Для экономики страны, толку от них было мало, какой там подъём, так, латание дыр, но все-таки. МАИ же всегда был в списке поставщиков крепких парней на стройки коммунизма.
Сразу после защиты диплома Лёню назначили заместителем командира студенческого строительного отряда МАИ - точнее его комиссаром. Должность политическая. Он отвечал за кадры. В них он должен быть уверен, как в самом себе. Поэтому на самую ответственную позицию - завхоза отряда, « Фурманов» назначил «Петьку», точнее «Стёпку», точнее - своего близкого друга, Витю Степанова. Сам Витя, который окончил институт год назад и был оставлен в аспирантуре, называл свою должность не иначе как - заместитель командира по нучно - хозяйственной части, намекая тем самым, как важен аналитический и системный подход в любой деятельности, даже в калькуляции количества гречки на одного работника.
Весь отряд был отправлен в Абакан. Цель работ - строительство инженерной защиты города, попросту говоря, нужно было построить дамбу предохраняющую город от разлива Енисея. Кстати сказать, с работой они справились блестяще - дамба до сих пор служит людям.
Понятно, что под началом Лёни в отряде была организована маленькая концертная бригада. Она развлекала своих в минуты отдыха, а также жителей окружающих поселков. Хотя коллектив был небольшой, но он безоговорочно покорял всех. Как-то среди зрителей оказались начальники Абаканской милиции, которые тоже были под впечатлением и после концерта зашли за кулисы. У наших ребят и в мыслях не было отказать им в просьбе – выступить в Абаканской колонии для несовершеннолетних преступников.
В назначенный день бригада артистов прибыла в колонию. Что здесь не шутки, ребята поняли сразу после проведения соответствующего инструктажа. Вход в колонию был строго по согласованному списку и, чтобы исключить возможные инциденты были выделены сопровождающие из числа колонистов. Каждому члену бригады полагалось по два преступника. Они персонально отвечали за безопасность подопечного артиста во время передвижения по территории колонии.
Начальство колонии хотело придать этой акции и воспитательное значение. Поэтому они просили наших ребят беседовать с сопровождающими, интересоваться их судьбами, не стесняться спросить, что стало причиной их заключения, как они мыслят своё будущее после освобождения, внимательно их слушать, самим что-то рассказать о себе. «Они такие голодные до нормального общения…»
Среди наших были и девчонки. Одной из них Лёня сообщил, что ей повезло, и её будут сопровождать два очень симпатичных парня: «Ты их не бойся. Ребята надёжные. Только не спрашивай их, за что они сидят. У них срока за изнасилования. Больше улыбайся и держись ближе к нам».
К Лёне тоже приставили двоих парней, - командира и комиссара колонии.
Вот она пагуба России - в гражданской, уголовной, политической жизни, в любовных отношениях, везде неистребимая военная терминология, и везде невидимая линия «народного фронта».
Равные в звании с Лёней, телохранители всего-то и отличались от него тем, что были много моложе его и были осуждены за убийство. Срок у каждого десять лет. Комиссар, например, сидел за участие в разбойном нападении и убийство сторожа. Сам он утверждал, что к убийству никакого отношения не имеет.
Интересно, на каких условиях содержали этих двоих мальчиков. Они попали в колонию в возрасте 15-ти лет. Когда они отсидели три года, согласно закону их сразу же, по достижении совершеннолетия, должны были перевести на взрослую зону. Но по договорённости с начальником колонии их не перевели, а оставили работать в колонии на два года в статусе условно осуждённых. А уже по истечении этих двух лет, их должны были освободить по УДО (условно досрочное освобождение).
Выступление маёвцев прошло великолепно. Все просто влюбились в них. Колонисты толпами ходили за артистами и смотрели на них, как на комиссию по освобождению. Один мальчик, на вид которому и девяти не дашь, буквально вцепился в Лёню, и умолял его помочь:
- Я не виноват. Вытащи меня отсюда.
- А за что же ты сидишь?
- Яблоки воровал.
- За кражу яблок сидишь?
- Честно говорю. Вот те крест. Нас было двенадцать друзей. Мы полезли в совхозный сад. Нас поймали. Председатель совхоза оштрафовал всех наших родителей на 50 рублей, а себя не оштрафовал, хотя среди нас был его сын Пашка. Пашка правильный пацан, сказал отцу, что это западло. Тот только на него наорал и велел заткнуться. Мы предупредили председателя, что накажем его. Время прошло и наказали – дом его подожгли. Мы же не знали, что там бабка Пашкина была. В общем, сгорела она. Мы не знали про бабку. Честно, не знали.
Мальчик обнял Лёню:
- Освободи меня.
Лёня, не тот человек, который мог так проникнуться чужой печалью, чтобы потом, сам того не замечая, наобещать невозможное. Но в этот раз не только он, все почувствовали в себе какое-то особое назначение и наверно, переживая за малолеток, успокаивали их как могли. Истории личных, «безвинно осуждённых» охранников, разжалобили и сильно размягчили нежные души артистов, и все они уехали в грустном настроении.
Со временем боль за колонистов утихла, и забылась.
После Абакана - стены родного МАИ. И как положено, руководство строительного отряда отчиталось перед ректором института Иваном Филипповичем Образцовым о результатах своей работы. Доложился и Лёня Хавронский. Он рассказал, что среди различных благодарностей в адрес маёвцев, есть одна очень интересная грамота от Абаканской колонии:
- «Обязательно покажи её мне».
На следующий день Лёня принёс ректору грамоту:
ПОЧЁТНАЯ ГРАМОТА
АБАКАНСКАЯ КОЛОНИЯ ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ПРЕСТУПНИКОВ
Награждает
Московский ордена Ленина Авиационный Институт
имени Серго Орджоникидзе
за хорошее выступление «Агитбригады МАИ» перед контингентом нашей колонии.
Начальник Абаканской колонии __________
Восторгам ректора не было предела: « Зэки меня ещё не награждали. Всякое было, но зэки…»
Иван Филиппович повесил эту грамоту в один ряд с грамотами от Горкома Партии, от Горкома Профсоюза, от Совета Министров, от ЦК КПСС. Абсолютно не сомневаюсь, что наличие в этой гирлянде, идеологического пробела, не прошло незамеченным специальными ребятами. Накопление таких мелких ошибок, как эта грамота, покровительство сатирикам из «Телевизора», да и другие «грешки», стали причиной отказа И.Ф. Образцову в присуждении звания «Героя Социалистического Труда» к его юбилею.
Прошёл год. Август. В приёмную комиссию подают свои заявления, с просьбой зачислить их в институт, два абитуриента. К заявлениям они приложили полный комплект документов, только там вместо паспорта справки об освобождении. Как вы догадались, это были командир и комиссар из Абаканской колонии. В приёмной комиссии над ними посмеивались, открыто не говорили почему, и только гоняли от одного стола к другому. Ребята простые, понять не могли , почему документы не принимают и всё время, как припев в песне, повторяли : «Как же так? А нам Лёня сказал, приезжайте поступать в МАИ. Как же так? А нам Лёня сказал…», - «Какой Лёня?», - «Как какой? Хавронский. Он у вас здесь большой начальник…»
Пошли выяснять к председателю приёмной комиссии. Тот не поленился, и нашёл того кто знает, кто такой Хавронский.
И надо же было так случиться, что в этот момент из Шушенского, где работал строительный отряд МАИ, в руководстве которого были те же люди, что и в прошлом году в Абакане, так вот из Шушенского в Москву приехал Лёня Хавронский. Его сразу вызвали к ректору. Иван Филиппович на этот раз был строг:
- Ты что там творишь? Мне доложили, что ты уже сам начал студентов набирать.
- Иван Филиппович, поясните, что случилось?
Когда разобрались, ректор смягчился:
- Ты пойми, институт режимный. Я не все национальности-то могу принять. Ты понимаешь, о чём я? А тут ещё хуже, справки об освобождении.
- Куда уж хуже?
- Не умничай.
- Иван Филиппович, Вы такой великий человек. Сейчас Вы можете решить судьбу двух парней, когда-то оступившихся. Раз они приехали сюда, значит они не конченные. Понимаю, я не прав. Из жалости пообещал лишнее. Честно сказать, не думал что так обернётся… Но в жизни ребят такой сильной поддержки, как Вы, у них уже никогда не будет. Это их счастливый случай. Они не должны уехать ни с чем. Я за них головой ручаюсь. Не в МАИ, да хоть куда-нибудь. Иван Филиппович помогите им. А то я грамоту заберу.
- Шантажируешь?!.
В том и была мощь И.Ф. Образцова - он тут же позвонил ректору Московского Технологического Института Лёгкой Промышленности и обо всём с ним договорился, но прежде рассказал ему, какие у него самонадеянные сотрудники. Тот обещал помочь, а в конце попросил, как следует вздуть этого сотрудника.
Иван Филиппович поблагодарил:
- … А на этот счёт не беспокойся… Обязательно… Так вздую...
И уже к Лёне:
- Слышал. Чтоб это было последний раз. Завтра с пацанами сначала к ректору. А пока устрой их в наше общежитие.
Велик был И.Ф. Образцов, но и Хавронский на высоте.
Как же ребята тепло, не скрывая слёз, прощались с Лёней, когда через пять лет, они успешно закончили МТИЛП и, по распределению, разъехались на работу в разные города. Они ещё долгие годы переписывались, пока из-за переездов на другие квартиры, не потерялся Лёнин след, но уверен, что до сих пор эти ребята рассказывают своим детям о человеке, который помог им повернуть их судьбу и добрым словом вспоминают Лёню Хавронского.
1969 год, следующий год после Абакана. И снова маёвский строительный отряд около 300 человек отправляется возводить дамбы, класть дороги, строить брусовые дома, и тому подобное, но на этот раз в Шушенское, и снова во главе командир – Володя Александров, комиссар - Лёня Хавронский, завхоз - Витя Степанов.
До приезда всего отряда в Шушенское, под началом Хавронского, для подготовки мест размещения каждой бригады, выехала группа в 30 человек, так называемые «квартирьеры».
Всё шло своим чередом. Как вдруг, на третий день, в штаб отряда звонок из Дивногорска, из управления внутренних дел, и требуют к телефону комиссара строительного отряда МАИ. Разговор был простой:
- Мы просим Вас принять, так сказать на перевоспитание, нескольких ребят.
- Несовершеннолетних преступников, что ли?
- Да, нет. Какие они преступники. Так по мелочам. Но на учёте в детской комнате милиции состоят. В общем, у нас такая практика – приезжающие студенты, всегда берут к себе трудных ребят на работу.
- Я, как комиссар отряда, в принципе не против, но этот вопрос может решить только командир. Так что сначала поговорите с ним.
От Красноярска до Шушенского строительный отряд добирался на пароходе по Енисею. «Квартирьеры» встречали его на пристани. Только завидев Лёню, вместо приветствия командир разразился семиэтажным матом. Дело в том, что в Дивногорске, на пароход, подсадили шестерых подростков, пять мальчиков и одну девочку. Передавая детей командиру, милиционеры так и сказали:
- С Вашим комиссаром всё согласовано. А это - дела на каждого. Распишитесь, пожалуйста, в получении.
Принимать досье, Александров отказался:
- Раз договорённости с комиссаром, то он приедет к Вам и всё оформит.
Как бы то ни было, а «учётные» ребята прибыли вместе со всеми и надо было решать, что с ними делать. Тут же по прибытии в Шушенское состоялось экстренное заседание штаба строительного отряда. Было решено развести подростков и распределить их по разным бригадам. Поскольку никому из ребят не было ещё и четырнадцати, для них также установили свои нормативы по объёмам работ, по их сложности и по продолжительности рабочего дня.
Но если с мальчиками всё было как-то ясно, то с девочкой проблемы обозначились сразу. Азира была дьявольски красива. 300 пар горящих глаз прицелились в неё ещё на пароходе. Обилие золотых украшений и уже далеко не детские формы никак не выдавали, что Азира несовершеннолетняя. Комиссар на сборе отряда объявил, почему в отряде подростки, кто они и как должно к ним относиться – без всяких скидок, как равным себе, а относительно Азиры добавил: «…Если за кем из вас замечу что, даже если только намёк - сразу отправляю в Москву с соответствующими последствиями…»
В тот же вечер Лёня провёл с каждым подопечным из Дивногорска основательную беседу, каждого отвёл в прикреплённую бригаду, а больше всего разговор продлился с красавицей Азирой и начался он необычно:
- Всё Лёня. Ты мне нравишься. Больше никого не ищи. Ты теперь принадлежишь только мне.
- Азира, солнце моё, сколько тебе лет?
- Ах, ты об этом. Ладно, подождём. Шестнадцать мне исполниться как раз через две недели.
- Скажи, пожалуйста, откуда у тебя столько золотых украшений?
- А-а-а, это мой мальчик. У него родители умерли и оставили ему большое наследство. Всё что на мне - это он подарил.
- Давай, лапочка, мы с тобой так поступим. Что бы чего не стряслось, мы с тобой всё это золото положим ко мне в сейф, составим список и спрячем. А опись обязательно подпишем.
Азира сразу же согласилась, так и сделали.
Узнав про её таланты, Лёня определил девочку в концертную бригаду. Она танцевала, пела, играла в миниатюрах, она стала звездой, она была счастлива.
Мальчики в бригадах работали на совесть, все просто гордились ими. Сами же они вообще не верили, что им заплатят за их работу, ведь их направили сюда менты, как на исправительные работы. Они несколько раз приходили к Лёне и переспрашивали насчёт оплаты. Забегая чуть вперёд, скажу, что за усердие всем ребятам поставили коэффициент единицу, то есть все они получили деньги, как полноценные бойцы стройотряда, все кроме одного.
Примерно, дней через десять от приезда в Шушенское, в бригаде дорожников стали пропадать личные вещи - карманные деньги, часы наручные. Воришку вычислили быстро, им оказался один из пяти. Сначала, его хотели наказать свои же пацаны из Дивногорска. Но его в бригаде простили, и дали шанс. Всё по Макаренко. Парень работал так как никто. Но чтобы он до конца прочувствовал свою вину, при расчёте ему поставили коэффициент 0,7 и он ничуть не обиделся, понял – сам себя наказал: « Всё по справедливости».
Вскоре из отделения милиции, где были на учёте дивногорские ребята, по почте на имя Леонида Хавронского, пришли их личные дела те, что отказался брать командир. По содержанию, дела не очень отличались друг от друга - побег из дома, бродяжничество, мелкие хищения и тому подобное, и везде неблагополучные семьи.
Прошло не более двух недель, как в расположение строительного отряда приехала, навестить свою дочь, мать Азиры. После встречи с дочкой, она пришла к Лёне и начала с душераздирающего рассказа о том, что её дочь замешана в краже драгоценностей и все золотые украшения, что были на ней, ворованные. Единственный способ спасти её от суда - это немедленный возврат краденного:
- Отдай мне всё, и я всё сдам в милицию.
Лёня, выслушал довольно длинный и очень убедительный рассказ, и отдал маме все украшения.
Мама Азиры была также прелестна, как её дочь. Надо признать за чудо, что Лёня не совсем потерял голову от её восточного обаяния, на короткий миг сохранил хладнокровие и в этот миг передачу золота оформил распиской.
Мама Азиры была также проста в нравах, как её дочь. После всех формальностей с драгоценностями:
- Ты мне понравился. Сегодня я сплю с тобой.
По отряду прошёл слух, что комиссара надо спасать. Свой неуспех у Лёни мамаша компенсировала, утешившись в объятиях одного дамбыстроителя, после чего через пару дней, потихоньку свинтила с дочкиным золотом.
Буквально след в след за мамой, в Шушенское приехали два милиционера и следователь, и немедля к комиссару. Они очень расстроились от услышанного, и впали в отчаяние, когда сличили опись украденного и мамину расписку:
- Боже! Что же Вы натворили. Сколько Вы нам работы задали.
А когда они узнали, что здесь ещё случались кражи, милиционеры приняли решение – забрать всё «своё добро» обратно. Больших усилий стоило Лёне убедить, оставить ребят до окончания студенческого лета, он даже написал письменное заявление, что берёт на себя ответственность за любые их проступки и гарантирует вернуть детей в руки родителей, и передать девочку милиционерам, когда пароход с отрядом, на обратном пути, сделает остановку в Дивногорске.
Своё слово Лёня сдержал - родители получили своих ребят. За сценой передачи всеобщей любимицы в руки милиционерам наблюдал весь отряд. Равнодушных не было. Трагедийность момента трудно описать. От слёз поднялся уровень Енисея.
Азиру признали виновной, осудили на четыре года.
Январь 1970 года. В МАИ приходит письмо. На конверте такое количество штампов, что с трудом можно было прочитать:
« Директору Московского Авиационного Института для Хавронского».
Прочитав письмо, Иван Филиппович сказал: « Этот Хавронский точно подведёт меня под монастырь», и велел передать письмо декану пятого факультета - Сергею Арамовичу Саркисян. Тот в свою очередь передаёт его профессору, руководителю проблемной лаборатории, в которой работал Лёня,- Ефиму Исааковичу Шерману. После того как все, включая Лёню, ознакомились с содержанием письма, на кафедре состоялось тайное заседание тройки, на котором решался вопрос, что делать дальше.
Точность текста письма из Узбекской детской колонии, процентов на девяносто:
« Здравствуй, дорогой Лёня! Мне дали четыре года. Год я уже отсидела. У меня всё хорошо. Но здесь никто не верит, что в строительном отряде мне поставили коэффициент 1,0. Я здесь работаю. Ты не волнуйся, я тебя не подведу. Как выйду обязательно найду тебя. Мы встретимся и вспомним, всё что было. Крепко тебя обнимаю. Твоя Азира».
Одной армянской головы, полторы еврейской, и половина русской, для решения сложной восточной проблемы оказалось мало, и заседание перенесли, так ничего и не решив.
Прошла неделя. Вдруг Хавронского срочно вызывают к Е.И. Шерману. «Садись и читай». На столе лежал лист бумаги с текстом письма в колонию:
«Здравствуй дорогая Азира! Очень обрадовался твоему письму. Рад, что ты держишься молодцом. И ещё, тем кто сомневается, покажи это письмо. Я, как комиссар строительного отряда МАИ, подтверждаю, что ты работала и участвовала в выступлениях нашей агитбригады, ты получила зарплату на равных с остальными, и в расчетах трудодней твой коэффициент был - 1,0. Уверен, что и в теперешней твоей работе ты меня не подведешь.
К сожалению, меня сейчас переводят на другую работу. Эта организация - режимное предприятие, и чтобы дать тебе его адрес я должен просить разрешения у начальства и написать объяснение, для какой цели мне этот адрес нужен. Я думаю, ты меня понимаешь. Как представится возможность, сразу сообщу.
Всего тебе доброго,
Комиссар ССО МАИ 1969 года - Леонид Хавронский».
Прочитав письмо, Лёня тут же его подписал.
Жизнь подбрасывала моему другу ещё много сложностей, но он, при каждом удобном случае, сам был не прочь создать их другим. Здесь имеется в виду, его жизнерадостность и неугомонное желание разными способами веселить окружающих, в том числе и розыгрышами.
В должности заместителя генерального директора завода «МИКРОН», в Зеленограде, Лёня, с группой специалистов, был командирован в Америку. Возглавлял эту делегацию генеральный директор - Геннадий Яковлевич Красников. Цель поездки - переговоры, с руководством фирмы «American Saynamid Compani» - производителем лекарственных препаратов, о перспективах создания на «Микроне» фармацевтического производства. Дело в том, что изготовление лекарств и производство микросхем схожи в том, что они требуют стерильных помещений. Наличие на «Микроне», так называемых «чистых комнат» и привлекло американских специалистов. Этой командировке предшествовали встречи в Москве с представителями «Ледерле», среди которых, конечно же, были наши бывшие соотечественники. Они-то собственно и организовали визит.
Америка. После проведения официальных переговоров - свободное время. Куда? Не в музей же, конечно по магазинам. В сопровождении выпускника второго медицинского института в Москве, бывшего врача педиатра, а ныне сотрудника фирмы «Ледерле» - Дмитрия Щиглика, все отправились в еврейские кварталы Бруклина, на Брайтон Бич. Здесь подешевле, чем на Бродвее, да и объясняться с продавцами легче на русском, чем на пальцах.
Интересы у москвичей были разные и что бы ни слоняться толпой, все разошлись кто куда, но предварительно договорились о встрече через пару часов в определённом месте.
В одном магазинчике, который принадлежал еврейской семье, выходцам из Украины, Лёня мгновенно нашёл общий язык с продавщицами. Две очаровательные девочки заходились от смеха от Лёниных шуток и рассказов. Они влюбились в него с первого взгляда и делали ему невероятные скидки. Когда коммерческая часть подошла к концу, у Лёни созрел сценарий маленького розыгрыша своих, и он попросил девочек подыграть ему. Они согласились.
Через два часа, как и договаривались, группа собралась вместе. Стали обмениваться впечатлениями, конечно, интересоваться, кто что купил, и главное по какой цене. Леня показал свои покупки и называл цены настолько ничтожные, что никто не поверил: «Да меня здесь, почти все знают. Они так радовались встрече, что всё давали даром». Время было и по ходу к метро, все решили сделать еще короткий шопинг и заглянуть ещё в пару магазинов. Вдруг, как только группа вошла в один из них, раздались радостные крики двух молоденьких продавщиц:
- Боже мой, кого мы видим! Бэлочка, смотри, это же дядя Лёня.
- Какая радость, какой нам подарок. Дядя Леня какими судьбами Вы здесь?
Восторгам и объятиям не было конца. Трудно описать состояние членов российской делегации , кротко стоящих в углу. Как бедные родственники они наблюдали за происходящим.
Не обращая внимания, на остальных девчонки продолжали свою игру.
- Нет. В это нельзя поверить. Как сейчас обрадуется наш папа. Мила, зови его скорее.
- Лёня, ты его не узнаешь, он немного постарел.
- Главное, что бы он меня узнал.
Из дверей кладовки вышел папа, широко раскинул руки и, бегая глазками по лицам командировочных, закричал:
- Вэйз мир, Лёня. Дорогой ты наш гость. Наконец и ты вернулся на историческую родину. Как тебе удалось вырваться из их лап?.
Девочки хорошо отрепетировали с папой его роль, но плохо описали Лёнину внешность, и он неожиданно повернулся к Миле и шёпотом, скривив рот, спросил:
- И кто из них Лёня?
Группа, так искренне принявшая радость встречи, в момент поняла, что они здесь на аренде у Хавронского, в его очередном моноспектакле, и как участники, и как наивные зрители. От тумаков друзей, Лёню спасло общее веселье.
Раньше намёком было отмечено, что в деловой части переговоров участвовали наши бывшие соотечественники, и здесь мне хотелось бы чуть рассказать о них. С Димой Щигликом вы уже знакомы, а второй человек, который с легкой руки Димы собственно и стал главным идеологом сотрудничества американских и российских специалистов, это - Яша Глузман.
Яков Ефимович Глузман - родился в 1947 году, в Черновцах, на Украине. После школы учился в разных ВУЗах. Диплом по вирусологии защитил в МГУ. В 1970 году его жена Рита с родителями Яши эмигрировала из СССР. Жена выехала будучи беременной, и в Израиле родила сына. Самому Яши выезд из Союза был запрещен - тогда он участвовал в секретных разработках. Рита периодически организовывала кампании протеста, выступила даже на слушаниях Конгресса США. Время шло, и через несколько лет Яше разрешили выехать. В Израиле, в Институте им. Вейцмана он защитил докторскую диссертацию. В 1977 году, по приглашению директора лаборатории количественной биологии, лауреата Нобелевской премии по физиологии и медицине Джеймса Уотсона, Яша переезжает в Америку. Добродушный, открытый и бесхитростный, одержимый только научной работой, Яша стал всеобщим любимцем в лаборатории, а Джеймс Уотсон, который тоже не мог нарадоваться на своего ученика, ему единственному он разрешил приходить на работу без галстука.
Дима Щиглик привлек Яшу к переговорам уже после десятка встреч наших и американских представителей. Яша внес в намечаемое сотрудничество совершенно новое начало, в котором главенствовала по-настоящему научная, а не коммерческая основа. Все шло к тому, что вот-вот будет заключено большое соглашение. С обеих намечались огромные вложения. Без преувеличения можно сказать - Зеленоград тогда вырвался бы на передовую в отношениях между Россией и Америкой, и в производстве антираковых препаратов. Для организационной работы в этом направлении в сентябре 1995 года на «Микроне» было создано специальное подразделение во главе с Леней Хавронским. Он позвал нас - меня и Витю Степанова, работать к себе. К тому времени мы имели небольшой опыт работы с зарубежными кампаниями. И пусть неуверенно, но все шло нормально, то есть как обычно в нашей бюрократической неразберихе. Шло нормально до 8-го апреля 1996 года, до того момента, когда к вечеру нам позвонили из московского представительства кампании «American Saynamid Compani». Секретарь представительства попросила меня, срочно разыскать Дмитрия Щиглика, и передать ему, что бы он немедленно связался с центральным офисом в Америке. В это время Дима и Леня были на приеме у генерального директора « Микрона » - Г. Я. Красникова. Через некоторое время мы узнаем, случилась немыслимое - 6-го апреля в Америке убили Яшу Глузмана. Дима Щиглик сразу же вылетел в Израиль, поддержать родителей.
Такое невозможно придумать. Яшу убили его жена Рита и ее брат. Корысть содеянного была очевидна - жизнь Яши была застрахована на крупную сумму и в случаи его гибели она получила бы все причитающиеся по страховке деньги. Убийство было совершено зверски, топором, затем тело несчастного Яши распилили на 66 частей и разложили в небольшие пластиковые пакеты для мусора, от которых они избавлялись в разных местах, часть они топили в реке. Полицейский заподозрил брата в особом правонарушении, в Америке запрещено выбрасывать домашние отходы и мусор. За вывоз своего мусора надо платить, вот многие и экономят, распихивают его по маленьким пакетам, и затем выбрасывают в общественные урны в парках, на вокзалах, на улицах. После задержания, полицейские ужаснулись содержимому пакетов. Риту и его брата осудили пожизненно. Она отбывает наказание в женском тюремном медицинском центре Карсвелл в Техасе. Эта психушка находится на базе резервистов ВВС Форт-Уорт. Периметр тюрьмы очень живописен, можно любоваться белками и красивыми пейзажами, общаться с «интересными людьми» и укреплять свое здоровье на спортивных тренажерах. Ах, Америка - мечта «брата-2».
Через некоторое время, в нашей печати, в газете «Известия» от 24 апреля 1996 года появилась статья В.Надеина - «Талантливый микробиолог стал жертвой алчной жены». Леня долго переживал гибель Яши Глузмана, ведь они очень подружились. Вот так, краем, через нас прошла эта трагедия. И неизвестно, как повернулась бы наша жизнь, если бы не этот кошмар. С уходом Яши планы по развитию фармацевтического производства в Зеленограде резко изменились. Фактически осталась одна коммерческая линия.
Мой друг, Саша Ходоровский, когда прочел этот отрезок об убийстве, поморщился и настаивал его удалить: «И ты туда же. Мало тебе этой чернухи- расчленёнки каждый день по телевизору?…». Но потом согласился со мной: « Во- первых, это был поворотный момент в нашем бизнесе, а второе - нельзя всё время говорить о евреях, только как о производителях призеров музыкальных конкурсов и лауреатов нобелевских премий, евреи - народ, который болен теми же болезнями, что и любой другой, и как говорил Владимир Жиботинский: « Позвольте и нам (евреям) иметь своих мерзавцев».
Сила поэзии (хорошей поэзии) - в ее умении одной строкой сказать то, на что у прозаика (даже хорошего прозаика) ушло бы полкниги. Среди друзей Лёни Хавронского есть и поэты и прозаики, и все они вместо длинных славословий в его адрес, подпишутся под одной фразой: - Леня – единица измерения порядочности и достоинства, и все мы знаем, если человек относится с неприязнью к Лёне – это плохой человек. Подтверждение тому – следующий эпизод.
1982 год. Осенний вечер. Сотрудники НИИМЭ и завода «Микрон» расходятся после рабочего дня. При выходе из проходной, к Лёне подошёл начальник кристального производства, член партийного комитета – Игорь Олегович Шурчок, с которым он был в очень близких отношениях (заметим, в будущем Шурчок стал министром промышленной политики в правительстве Черномырдина):
- Леонид Александрович, поздравляю тебя с созданием и руководством на нашем предприятии еврейского подразделения.
- Не понял. Что за подразделение? И какая у меня там ставка?
- Насчет зарплаты не знаю, но вчера на парткоме Нестеров (Юрий Прокопович Нестеров - заместитель директора по кадрам и режиму) выступил с серьезным сообщением: « Довожу до вашего сведения. Леонид Александрович Хавронский довольно предвзято назначает ставки молодым специалистам, что приходят к нам после института. Он делит их на две категории, и НАШИМ даёт 125 рублей, а СВОИМ 145 рублей. Этот факт нельзя оставить без внимания »… Даже вопросов не возникло. Он так все преподнес, что читалось однозначно - Хавронский приплачивает евреям.
Здесь надо ненадолго прервать их беседу, и кое-что пояснить. На заводе существовало очень крупное подразделение - отдел главного технолога (ОГТ), в составе которого было много групп. Одной из них руководил Павел Исаакович Гольдман. В своё время он окончил Московский полиграфический институт, и был там личностью легендарной и всеми любимой. Маленького роста, полненький, но для студенток Паша превращался в голливудского красавца, и они сходили с ума от него, как только он садился за рояль. Блестящий музыкант, виртуоз, он довольно большой период аккомпанировал на концертных выступлениях самому Марку Бернесу.
Так вот, как-то приходит Паша Гольдман к Лёне с просьбой: - «Помоги. Сын мой Гриша оканчивает « Институт стали и сплавов», и специализируется на конструктора-технолога. Перспектив устроиться на работу никаких. Везде отказ. Хочу попробовать пристроить его к нам, а с чего начать не знаю. Прошмыгнуть мимо Нестерова невозможно, сам знаешь, как он относится к «инородцам». На что Леня ответил: « Да, в лоб его не взять... А может именно в лоб? Приди к нему, без всяких предисловий прямо так и скажи: - «Юрий Прокопович, Вы единственный кто можете мне помочь». Паша, ради сына, на три минуты, можно полюбить любую сволочь. И приди к нему, как к отцу родному, иначе не победишь»
Паша сделал все, как сказал Леня и так растрогал падкого на лесть гэбэшника, что тот забыл про еврейское происхождение просителя и дал разрешение направить в Институт запрос на распределение Гриши в Зеленоград, на завод «Микрон».
Гриша тут же после защиты диплома стал оформляться на работу - пошел по всем инстанциям заполнять приемную записку в ОГТ, но не в ту группу, которой руководил его отец Паша Гольдман, а в конструкторско - инструментальную, которую возглавлял Семен Михайлович Левин. Начальником же ОГТ был Вадим Михайлович Огранович. Ну, это так, к слову, что бы вам было легче понять ход мыслей наблюдателя за режимом. А круг этих мыслей замыкался на Хавронском, поскольку во время обхода при заполнении приемной записки, Гриша пришёл именно к заместителю начальника отдела труда и зарплаты, курирующему завод - Леониду Александровичу Хавронскому, который и назначил ему низшую ставку -145 рублей, меньше он просто не мог. По штатному расписанию вилка для инженеров- конструкторов была 145-155 рублей. ..
…Вернемся в проходную. После поздравления от Олега Шурчкова, Леня прямиком направился в партком. Благо для партийных руководителей день был не нормирован, и они любили задерживаться после рабочего дня, имитируя своё рвение в делах общегосударственной важности. Лёня уверенно вошел в кабинет первого секретаря парткома…
Дальнейшие события развивались стремительно, и втянуто в них было много людей. Первоначально, на подробное описание у меня ушло около двадцати страниц. Для небольшой главы это тяжеловато, тем более, что и действующих лиц там было более тридцати. Потому сжимаю рассказ.
После довольно короткого и жесткого разговора Лёня вышел от секретаря парткома, оставив на его столе взрывное устройство - заявление следующего содержания: « В юбилейный год шестидесятилетия образования СССР, прошу Вас исключить меня из рядов КПСС по национальному мотиву».
Мне думается, что в этот момент точного плана действий своей защиты у Лёни не было. Но одно он четко понимал- это заявление тихо спустить на тормоза не удастся, а его тротиловый эквивалент оценим потом, по числу жертв, втянутых в конфликт. И здесь Леня не ошибся - наутро рвануло. Началось с того, что его вызвал к себе генеральный директор (тогда им был Саркисян или Саркисов, не помню точно). Состоялся долгий и тяжелейший разговор. На следующий день было проведено экстренное собрание партийного комитета. Заседание состояло из двух отделений. Первое с участием и выступленим Лёни. Второе прошло в закрытом режиме, без него. После трех дней напряженных говорений произошло маленькое чудо - начальнику по режиму Нестерову обьявили выговор, правда, без занесения в учётную карточку.
Кстати сказать, сразу и не припомню случая, что бы в советское время член КПСС сам подал заявление о выходе из партии в знак протеста против её национальной политики. За различного рода протесты выгоняли, и часто, но чтобы сам. Такая выходка могла обойтись смельчаку очень дорого - маячило пожизненное преследование, а при «хорошем раскладе» просто упекли бы. Найти повод - за ними не заржавело бы. Что бы ввязаться в драку с аппаратчиками , иметь одной уверенности в своей правоте было мало. Лёня не знал, что победит, он скорее чувствовал это. Но он знал другое - пропустить удар сегодня - значит, завтра затопчут, а вот этого он допустить уже не мог.
Но Лёня четко представлял себе, что здесь ничьей быть не может и работать дальше при Нестерове он уже не будет. За первой удачей неизвестно как всё обернется. И сразу после парткома, вдогонку первому заявлению, Лёня подал еще одно заявление. На этот раз, заявление об увольнении по собственному желанию в связи с проявлением открытого антисемитизма со стороны некоторых руководителей завода. Утром следующего дня директор завода подписал Лёнино заявление об увольнении.
Слух о случившемся быстро разбежался, и разделил сотрудников завода, скорее на команды болельщиков , чем на сочувствующих, но была и группа поддержки. Абсурдность претензий к Хавронскому ни у кого не вызывала сомнений и на всё дальнейшее они смотрели как на спортивное соревнование. Директора других предприятий уже были в курсе, некоторые из них даже предлагали Лёне перейти к ним на работу. Маленькие города – это большие коммунальные квартиры: все про всех всё знают.
Но тут вот ещё какая штука. Заявление о выходе из партии Леонида Хавронского и партийный выговор Юрию Нестерову должны были быть утверждены в Зеленоградском Райкоме Партии. И когда огонь скандала докатился до первого секретаря Горкома Партии, тот понял: «Пожар нешуточный. Гасить его нужно в самом начале, пока он не стал виден там - в Москве. Иначе не сносить головы всем». И «Первый» срочно вызывал к себе Л.А.Хавронского: «Забери заявление о выходе из партии». Леня категорически отказался.
Авторитет Хавронского был настолько велик, что вопрос о его выходе из партии и увольнении с работы задел всех. Уговаривать его остаться, сначало пришла группа из двенадцати человек - начальников различных подразделений. Потом приехал бывший директор «Микрона» - Иосиф Абрамович Розенблит. О Иосифе Абрамовиче мне еще предстоит рассказать в главке о двоюродном брате моей мамы - Натане Мишуровском, потому здесь только справочно. И.А. Розенблит был в своё время директором завода «Микрон» и , если бы сейчас составлялся список выдающихся людей города Зеленограда , внесших значительный вклад в развитие микроэлектроники страны, безусловно его имя стояло бы не на последнем месте. После ухода с должности директора на пенсию, он продолжал работать, но уже занимался созданием социальных объектов для сотрудников НИИМЭ и завода «Микрон». И, наконец, человек, который как мне кажется, поставил точку в деле Хавронского – это Камиль Ахмедович Валиев - доктор технических наук, профессор, академик, основатель и первый генеральный директор обьединения НИИМЭ и завода «Микрон». Это Валиев, узнав о конфликте на «Микроне», позвонил его директору. Валиев был категоричен: « Такого не должно быть. И вообще запомни - Хавронский мой ставленник. Если ты его уволишь, считай, что ты пошел против меня, объявил мне войну».
Опуская, интереснейшие моменты и мелкие детали, которые, на мой взгляд, собственно и раскрашивают интригу любых событий для слушателя, но слишком раздувают страницы - итог: Лёня остался, а Нестерова, в это трудно поверить, через некоторое время сняли с должности начальника по кадрам и режиму (в народе - «начальник по прижиму»). На его место поставили молодого и энергичного, который, как мне думается , был поумнее и порядочнее, хотя тоже не питал к « инородцам» больших симпатий, зато понимал - до тех пор пока ни дадут команду «фас», надо держаться в рамках. Вот так бодался Лёня с КГБ.
В сумятице жизни постоянно каждому из нас приходиться делать выбор - большой ли, малый, трудный и не очень, и никогда мы не задумываемся, насколько этот выбор может повлиять на нашу судьбу в целом. У меня частенько, в наблюдениях за людьми, возникал вопрос: «Какую черту я бы отщипнул от этого человека и поселил в себе?». Так вот от Лени, мне хотелось бы привить себе - умение, и даже не умение (умению учат, а этому научиться нельзя), а чутьё делать правильный выбор независимо от масштаба событий. Он не ранжирует их, для него важны любые события. В бою с Нестеровым, он вёл себя так же, как и в любых менее значимых обстоятельствах - основательно и честно. Он победил, хотя зло в лице Юрия Прокопьевича, ещё долго делало Лёне и другим много пакостей. Так ведется, если от рождения ты обручен с пороками, мучаться тебе с ними и мучить других до скончания века, а проще говоря - горбатого могила исправит.
Как точно заметил мой любимый племяш Вова Гурфинкель: «Антисемит - это не тот, кто не любит евреев, это человек, который никого не любит». Ненависть к людям у юдофоба всегда «удачно» ложится на его собственные неудачи в жизни. «Возлюби ближнего своего, как самого себя» - пусть с ранних лет, ребенок будет обделен в обучении прописным заветам, но, если среда, в которой он формируется, не будет внушать ему выборочную любовь к окружающим, он вырастит без кривых представлений о нравах.
Глава города Зеленограда, префект - Алексей Ищук, наш ровесник и тоже выпускник МАИ, очень хорошо знал Леню, и когда его заместительница, ответственная за молодежную политику - Наталья Свиридова взялась за возрождение Зеленоградского КВНа, он порекомендовал ей привлечь Хавронского к этому делу. Лёня, конечно, и меня пристегнул сюда. В течение пяти лет мы были в жюри игр.
«КВНщики шестидесятых…» - так нас представлял зрителям прекрасный ведущий - Дима Бададанов. В конце каждой игры он, как и в КВНах на центральном телевидении, давал слово членам жюри. Так получилось, что у меня удались несколько заключительных замечаний и на последней, финальной игре, Дима обратился к залу с вопросом: « Кому из членов жюри мы предоставим последнее слово?» и зал ответил. Далее цитата из статьи - «КВН-99: П.А.С. В ХХ1 ВЕК», помещенной в окружной газете Зеленограда «СОРОК ОДИН» от 8 апреля 1999 года: « Шлёмыч!.. Шлёмыч!.. - скандировала публика, когда встал вопрос, кто будет единолично озвучивать мнение жюри, и Б. РОЗЕНБЛАТТУ пришлось отдуваться за весь высокий ареопаг ».
Национальная ненависть воспитывается легко и успешно, на неё не нужны никакие затраты, не надо тратиться на КВНы, на общественные программы по воспитанию молодежи и тому подобное. Повтори пару раз по телевизору : « Это чурки во всём виноваты. Все беды от них. Понаехали тут», и назначь: «Завтра в три, на Тверской заставе » - соберутся тысячи и пойдут громить всех без разбору. А вот публику, скандировавшую «Шлёмыч», на заставу просто так уже не выманишь. Старшеклассникам и студентам зеленоградских ВУЗов, не было дела до моего происхождения, уверен, с таким же успехом они скандировали бы, Вартаняну, Гогоберидзе или Ахмадову, если бы кто-то из них приглянулся им больше. Ребята, скандировавшие «Шлёмыч», пусть это и прозвучит очень пафосно, они и есть надежда России.
Не скрою, тот вечер был один из самых радостных в моей жизни, это была моя минута славы. Мой школьный учитель - Щеглов Евгений Сергеевич, через несколько лет после окончания школы, на вечере встречи, сказал мне: « Я очень уважаю тебя за то, что ты никогда не стеснялся своего отчества ». Дожить до того момента, когда ваше отчество звучит не отчеством, а символом чего-то хорошего, дожить до такого – должно быть мечтой любого нормального человека. Жаль только, что теперь окружающие знают меня больше, как азартного преферансиста, и уже нечем поддержать ту минуту.
В рассказах о моих друзьях, обязательно, хотя и не подробно, обязательно упоминаются их родные. Делается это затем, что бы и они, если они вдруг прочтут о своем замечательном родственники эти незатейливые воспоминания, что бы и они чувствовали свою сопричастность к тому времени, и тем людям о которых мы говорим. Лёнины родители - честные, скромные трудяги, как и тысячи других советских людей, они пережили все тяготы сталинского времени, не уронив чести и достоинства. Александр Моисеевич Хавронский (механик цеха на заводе «Авангард») и Клавдия Константиновна Владимирова ( экономист) вырастили своих детей трудолюбивыми, добродушными и жизнерадостными. А было у них четверо: три сына - Валя, Леня, Юра и дочка Женя. Теперь представьте, какой радостью наполняются души всех, когда вместе собираются: Валины дочки Света и Таня , и внучки Ксения и Сашенька, а кроме Сашеньки у Тани в семье еще трое детдомовских ребят - Маша, Алеша и Максим; Ленины дети - Костя со своими детьми Анрюшей и Настей, и Катя со своим сыном Димой; у Юры двое детей Сережа и старшая Наташа, у которой свои Танечка и Максим; Женя как и ее братья не обделена, создатель подарил ей троих - Иру, Сережу и Клавочку, у которых соответственно Петя и Леша, Анечка, Димочка и Ульяна. И все они души не чают в своем любимом и до сих пор неистощимым на разные ребячества - «Линочке», «Линки», «Дяди Лины».
Коль скоро мы перечислили всех Лёниных родственников, грех будет не сказать о его самом близком человеке, о его жене - Марине Константиновне Хавронской ( урожденной Егуновой). В Марине сочетается несочетаемое - характер «железной леди» с детской непосредственностью, мудрость раввина с наивностью и простосердечием. Многие ее высказывания и замечания стали достоянием республики. Лёня, не редактируя , раздает их всем своим знакомым, а те несут их в народ. Друзья, из числа писателей-сатириков, не гнушаются вставлять ее выражения в свои выступления. Марина, как все женщины, дома, ведёт хозяйство и воспитательную работу мужа, видя в нем причину многих бытовых неудач, иногда пилит его почем зря. Например, Лёня спокойно сидит на кухне, пьет чай и молча, читает газету, а Марина тем временем что-то готовит и вдруг она роняет на пол чашку. Леня поверх газеты: «Ну что, дорогая Марина Константиновна ? Чем же я сегодня провинился?», - Марина, глядя на черепки: « Сидишь тут. Молчишь под руку». У меня к ней за годы нашего знакомства тоже накопились претензии , в форме упущенной выгоды - по ее вине не сыграно много «прулей», так она называет наши собрания на преферанс.
Отмечу еще одну черту Марины - ее бескомпромиссность. Если она приняла решение бороться с несправедливостью, остановить ее уже не могут ни чины, ни должности. Она знает цель и всегда идет к ней уверенно. При чем часто борется не за себя, а за родных, за друзей, за сослуживцев.
Твердость характера и строгость в быту наверно передались ей по наследству от мамы, Валентина Дмитриевна была женщина крепкая духом, а слепая вера людям, наверно перешла от отца - Константина Ивановича Егунова, ученого, генерала, талантливого организатора - руководителя маркшейдерских работ при строительстве московского метрополитена еще в тридцатые годы. Пишут, что он погиб , став жертвой нелепой аварии. Но сама Марина не сомневается, что его убили - ведь он был один из немногих, кто досконально знал, куда идут тоннели, секретные коммуникации и ответвления всей московской подземки. Со свидетелями всегда морока, лучше, когда их нет.
Поездка на дачу, без машины, большое мучение - троллейбус, метро, электричка, автобус и под конец полчаса пешком. При хорошем раскладе это около трёх часов. И намного больше, если после электрички не сможешь влезть в первый автобус, следующего ждать до морковкина заговенья. Нервы сдают - берёшь такси или голосуешь попутку.
В этот раз у меня всё шло по самому плохому варианту. Приехал в «Поварово». Такси нет. Попутки все мимо. Простоял на обочине минут сорок, пока ни подхватил меня дедок на «Запорожце».
Сразу втянулись в разговор. За дорогу, а езды всего-то десять километров, рассказали друг другу свои биографии, правда, сначала прокляли разбитый асфальт, безумную жару, удушающие дымы от пожаров, тут водитель похвастал: «…а я от пожара застрахован. У меня в углу Купина Неопалимая. Пять лет назад соседский дом горел, думал всё, а меня не зацепило…».
Где-то в середине пути, дед спросил:
- Вы на «Микроне» работаете?
- Нет.
- А как в «Викторию» попали? Кооператив-то от завода.
- Да, от завода. У меня там друг работает, Лёня Хавронский. Он там замдиректора. Попросил помочь дорогу для кооператива сделать. Помог. Ясное дело не один. За это нам участки дали.
- Понятно.
По ходу, отметили безумное подорожание продуктов, тут же послали несколько матерных телеграмм в адрес правительства, ещё - слегка о собаках, о мерзостях и вранье в телевизоре, о детях, не желающих ничего: «…горбатишься, а им бы только гулять…», но закончили не грустно - о чудной природе в здешних местах.
Незаметно, за разговорами, доехали. Спрашиваю:
- Сколько с меня?
- Ничего. Ведь Вы друг Хавронского.
Вот так, по человеческим душам, дотронувшимся до этого человека, разливается его неподдельная любовь к людям и доброта, и чудным образом находят в них отклик. В этот раз Лёня сэкономил мне рублей 300. Обаяние, неожиданное слово, остроумие и не сходящая с лица улыбка, превратили Лёню в своеобразный обруч, так необходимый для разваливающейся бочки. Он очень легко объединяет вокруг себя самых разных людей. Как он умеет превратить каждого из них в самого близкого своего друга непонятно. Этот секрет, мне знающего его больше пятьдесяти лет, так и не открылся.
А сколько людей гадили в его карман, а потом шли к нему же за помощью. И что поразительно, не обманывались, получали её, и всё бескорыстно, с открытым сердцем, а потом они спокойно снова ему гадили.
Лёня никогда не был верующим, скорее суеверен, но заветные слова - «Блаженны нищие духом», слова эти целиком приложимы к нему.
Считайте, что и Вы прожили свою жизнь не зря, если Вашим именем можно рассчитаться в такси, а если нельзя - торопитесь изменить свой взгляд на мир, а главное - на себя в этом мире.
Свидетельство о публикации №217111400204