Будем жить

Когда я поступила в институт, началась совсем другая жизнь, закрутилось всё, завертелось. К бабушке приезжала только чтобы картошки взять да варений-солений. И одежду поменять - зимнюю оставить, весеннюю забрать...

Бабуля моя не сетовала, что редко приезжаю. Горевала только, когда я пустые банки назад не привозила. В то время стеклотара была на вес золота. И она периодически строжилась, что не даст больше варенья, если банки не верну. И мне приходилось периодически преодолевать непростой путь на трамвае, поезде и автобусе, таща не только сумку с вещами, но ещё одну - гремящую, словно бутылки сдавать везу.

Однажды я заглянула к бабе Нюре не по графику: не на каникулах, не к смене времени года. Просто утром встала и решила, что надо к бабушке съездить. Приехала вечером, стучусь, никто не открывает. Подёргала, а дверь открыта. Странно...
Бабушка лежала в своей дальней комнатке. В хате было прохладно. Заболела? Очень тихонько, почти шёпотом, она сказала, что не болеет:

- Отболела я, Ирка. Умирать меня выписали...

Что-то с почками случилось, загремела Анна Григорьевна в местную больницу. Лечение закончилось тем, что кровь с мочой пошла. И пациентку быстренько-быстренько отправили домой.

- Приглядывают Петро с Устиньей. Кушать приносят, печку топят... Вот тебе кушать нету, не встану я...

Мне стало ещё холодней. Я растопила печь, нашла кочан капусты и пару яиц. Нашинковала салат, яйца сварила всмятку, чай вскипятила. Бабуля с трудом улыбнулась, даже нет, чуть шевельнула губами:

- Ой, никогда не верила, что ты сготовить можешь. Кушай сама, я только кашки могу. И не хочется мне...

Я не стала возвращаться в кухню, села на диван в зале, чтобы в дверной проём видеть бабушку и начала жевать капусту. Вкуса не чувствовала. Боялась вилкой громыхнуть о тарелку, чтобы не нарушить тишину, в которой было слышно бабушкино дыхание. И думала: а если я усну, а она умрёт? Нельзя спать, наверное...

- Не обижает тебя Петька? - спросила я. Бабушка с его женой не дружила, жадной её считала. И говорила, что она настраивает Петра против неё.

- Да что уж теперь. Приглядывают и то спасибо... Ты сядь ближе, я тебе своё завещание скажу. Только запомни хорошенько...

- Даже слушать не буду! Не надо тебе умирать! Почему Петька не забрал тебя к себе, чтобы рядом быть? Почему нет никого, кто бы присматривал? Давай я останусь и помогу выздороветь? - я возмущалась громко, искренне и со слезами. Я представит себе не могла, что бабушку, как и папу... закопают в землю и отметят место крестом.

- Сядь и слушай, а то помру и никто знать не будет. Внучек у меня шесть. Каждой от меня по подушке - сама перья собирала, сама шила. Ковры. Кто какой подарил, тот и забирает. Все подарки пусть каждый свои заберёт. Одежду вы мою себе не возьмёте, пусть подружка-соседка раздаст старикам. Что не возьмут - в печке спалите.

Я молчала и плакала. Бабушка затихла, отдохнула и продолжила:

- Устя не просто так за мной ухаживает. Она требует шубу мою беличью и перину. Ну, и отдайте ей чего хочет. Деньги есть у меня на сберкнижке. Поровну всем четырём детЯм моим. И хату продайте - всем поровну деньги. Петро хочет себе забрать - пусть остальным деньги отдаст и забирает. Скажешь - бабушка так сказала!

- А то они мне поверят, ба?!. Они ж меня тут и не видели. Скажут, придумала...

- Тебе поверят. А ты чего себе хочешь забрать?

- Я ничего не хочу. Я хочу, чтобы ты жила, бабушка, - твёрдо сказала я.

- А на память обо мне надо взять что-то. Кофту возьми оранжевую, я знаю, она тебе нравится. Большевата, но можно в горячей воде подержать, она сядет. Натуральная индийская шерсть...

-Давай спать, бабушка, - я не могла больше это слушать.

Постелила себе на диване в зале. Чтобы слышать и видеть, подойти быстро, если позовёт. Не выходя из дома, покурила в печку. Нарушила строгий бабушкин запрет - в доме никто никогда не курил. Даже папа, который дома нещадно дымил папиросы «Беломор» днём и ночью. Легла и...

В кровавых сполохах и искрах мечущихся языков вдруг появилось чёрное пятно, пустота, дыра, которая приближалась и расширялась. Ещё секунда и эта бездна поглотит меня! Я закричала, но только воздух вышел из моих лёгких, звука не было. Нога начала соскальзывать, а там, внизу, зашевелилось чудовище из фильмов ужасов. Вий? Хуже! Оно жгло меня глазами и разевало пасть. И вдруг резко кинулось вверх ко мне!

Сначала я кинула в него подушку. И тут же - ох, бабушкино наследство пропало... Как стыдно! А вокруг разрастался серый туман. Он уплотнялся и приближался ко мне, сужая круг. Резко выхватив из-под дивана кочергу (откуда взялась тут?), я начала раскручиваться огораживая вокруг себя круг. Я свистела и шипела, я пыталась звать на помощь, голоса не было. Грудь сдавливало, дышать становилось трудней и трудней. Вдруг кто-то зажал мне ноздри, и едва успела сделать вдох ртом, как и его заткнули - залив в рот свинец...

Я металась, толкалась в стены, расшвыривала стулья. Вокруг извивались и старались закрутить меня и задушить какие-то змеи и черви огромных размеров. Простынёй удалось поймать красного осьминогообразного зверя, но он прожёг в ткани дыру и выскользнул, расцарапав мою левую руку когтями.

Кровь фонтаном начала выливаться из меня. А я ловила её в хрустальную вазу и выливала в рану. Красиво как - кровь в хрустале... взгляд остановился, всё вокруг замерло, и только кровь качалась в вазе, бликуя в гранях хрусталя... Умираю? Так быстро? Оглянулась вокруг. Чудище слизывало мою кровь с пола и урчало. А одноглазая туманность медленно перекатываясь ползла в бабушкину спальню.
 
- Не дам! Меня жрите! - я резко проснулась от собственного голоса.
 
Я кричала во сне. Щёлкнула выключателем. Одеяло и подушка валялись на полу, простыня скрутилась в жгут. Стул с одеждой и будильником упал. Что это было? А бабушка? Почему молчит? Я подпрыгнула и босиком подскочила к высокой бабушкиной кровати. Свет из зала освещал край подушки, на которой с улыбкой на губах спала бабушка. Она дышала. Щёки порозовели, словно ей было жарко. И она не проснулась, когда я поправила её седые волосы. Но она точно дышала!

Дальше я ничего не помню. Спала. Встретила Петьку с едой. Растопила печь. Помыла полы в доме. Бабушка молчала, смотрела на меня и улыбалась. А потом сказала своим прежним полументорским тоном:

- Лезь в погреб, слева смородиновое варенье достань. Мне наколоти сиропа. И себе банку возьми. И чего ещё найдёшь вкусного - бери. Да мне оставь тожа, зиму надо пережить как-то...

То есть, мы с бабушкой ночью её смерть выгнали. И она таки выздоровела.