Ноосфера Шардена

ПАВЛОВ А.Н.

НООСФЕРА  П.Тейяра де Шардена.

   Ближе всего к пониманию духовного содержания ноосферы подошёл, пожалуй, Пьер Тейяр де Шарден. Он родился почти на 20 лет позже   В.И.Вернадского,  1 мая  1881 г.   в  фермерской  семье  в  Оверни (горная страна в центре Франции). Овернь – это, конечно, не Петербург, но, всё же, весьма примечательная область – родина первого историка франков Григория Турского; математика, философа, реформатора церкви, бывшего даже Папой, Герберта Орийякского; математика и философа Блёза Паскаля; Жака Делиля, оказавшего немалое влияние на развитие мировой литературы. Да и сам Пьер, хотя и родился в семье фермеров, по материнской линии являлся прямым потомком родной сестры Вольтера. Это мы всё к тому, что в жизни человека место рождения играет важную роль, да и генетическая канва тоже.
     П. Шарден заканчивает иезуитский коллеж и становится членом ордена  иезуитов. Затем он продолжает образование в иезуитской семинарии и преподаёт физику и химию тоже в иезуитском коллеже, но уже в Каире. Его научные интересы формируются в основном в области естественных наук и, особенно, в  направлении геологии и палеонтологии. В 1920 г. он защищает в Сорбонне докторскую диссертацию по млекопитающим нижнего эоцена Франции и становится профессором кафедры геологии в Католическом университете в Париже. Христианские основы в образовании и воспитании, привязанность к ордену и зависимость от него во многом определили трагичность судьбы П.Шардена как учёного естественника. У него не было того  «иммунитета»  к консерватизму католического образования, которым обладали, скажем, Эрнест Ренан (автор  вольнодумной и столь же знаменитой книги  «Жизнь Иисуса»)  и  Анатоль Франс – также воспитанников католических школ. К слову сказать, и Чарлз Дарвин заканчивал богословский факультет университета, готовясь стать священником.
      Величие этих людей, их вклад в мировую сокровищницу человеческой мысли и духа обязаны внутренней естественной свободе мышления. Эта свобода, по существу, и позволила им стать теми избранными, которые определили главный потенциал сегодняшней ноосферы.

     П. Шардену, может быть больше, чем другим был присущ внутренний конфликт между верой и разумом. Во всяком случае, предписания старших по ордену, он выполнял смиренно, без какого-либо открытого протеста. Запрет преподавать на французском языке заставил его покинуть Францию и по большей части жить и работать в Китае. К счастью, он попал как раз в ту экспедицию, которая открыла синантропа. Но зато с публикацией его научных трудов дело обстояло весьма скверно. Да и сложившаяся при  жизни П. Шардена система запретов на открытое обсуждение его идей, по существу, создавала атмосферу их замалчивания. Орден считал, что в трудах учёного различие между человеком и животным  показано таким, что делает вмешательство бога в генезис человеческой души ненужным. Это был главный грех П.Шардена перед церковью. Для ортодоксальных же материалистов его грех  состоял, наверное, в том, что он, по их мнению, слишком настойчиво обсуждал мир духовный.
     П. Шарден смог вернуться во Францию лишь в 1946 г. С собой он привёз готовую рукопись своего главного труда  «Феномен человека». Но получить разрешение на публикацию оказалось делом безнадёжным. Пытаясь преодолеть запрет, он несколько раз переделывает первый вариант, пытается опубликовать хотя бы фрагменты, посещает Рим, но всё тщетно. Больше того, ему снова запрещают выступать по философским проблемам, а затем даже ездить в Париж. Всё это побудило П.Шардена в 1951 г. принять предложение из США   по руководству археологическими раскопками в Африке. Но он уже мало что сумел сделать.
    Компания замалчивания и неприятия его трудов сделала своё дело – состояние Шардена было тяжёлым. Он умер 10 апреля 1955 г. в Нью-Йорке. Даже посмертная публикация его трудов навлекла на автора новые осуждения, сопровождавшиеся даже изъятием его книг из библиотек семинарий и других католических учреждений. Как пророчество самому себе в его дневнике за год до смерти записаны слова писателя Ж. Бернаноса:  «Все приключения в области духа – это Голгофа».
   
    В. И. Вернадский написал о ноосфере немало, но, всё же, у него нет на эту тему такого крупного и последовательного исследования, как у П.Шардена. П.Шарден вводит понятие «Универсум», которое объединяет внешнюю и внутреннюю сторону вещей, не только материю, но и дух, и на этом понятии строит всю историю феномена человека. Он подробно рассматривает преджизнь, появление жизни, возникновение мысли и, наконец, сверхжизнь как завершающий этап развития Земли. Универсум П.Шардена имеет начало – точку альфа и вершину – центр омега. Весь процесс развития универсума строится на ясном и простом тезисе:   
«Ничто в мире не может вдруг объявиться в конце, после ряда совершаемых эволюцией переходов (хотя бы и самых резких), если оно незаметно не присутствовало в начале».
     Иначе говоря, из ничего может быть только ничего. Он показывает как после металлической барисферы, силикатной литосферы, гидросферы и атмосферы на Земле намечаются очертания особой оболочки – зоны полимеризации, в которой  «плавают освещаемые солнечными лучами вода, аммиак, углекислота». В этой, вначале примитивной, плёнке концентрируется «внутреннее Земли». Что П.Шарден имеет в виду?: 
«Этим выражением ... я обозначаю  «психическую»  сторону той порции космической ткани, которая с самого начала оказалась ограниченной скромными размерами молодой Земли. В этом обособившемся лоскуте звёздного вещества, как и везде в универсуме, внешняя сторона вещей неизбежно сопровождается соответствующим внутренним миром.  ... с самого начала в земной материи была замкнута некоторая масса элементарного сознания».  Точнее  и проще сказать трудно. Поэтому я и воспользовался цитатой. Кстати, заметим, как хорошо согласуется эта мысль с тем, что диктует принцип П. Кюри?
 
   Внешнее и внутреннее устройство как явление целостного – вот та нить Ариадны, которую постоянно держит в руках П.Шарден. Морфологические особенности эволюции скрывают развитие сознания. Внутреннее прячется за внешним. Парадокс человека как раз и состоит в том, что в ряду антропоидов, мало выделяясь анатомически, он оказался резко обособленным по своей психики. Таким образом, можно говорить, что к вершине биологического ряда подошли многие, но последний принципиальный шаг удалось сделать только  Homo sapiens. Именно на его долю выпал тот квант энергии и вещества космоса, который формы психики поднял до уровня разума.

     П. Шарден показывает, что любая зоологическая группа окружает себя определённой психологической оболочкой в виде тех или иных инстинктов. И человек здесь не является исключением. Человеческая фила (ветвь) внутри своей оболочки обладает чрезвычайной силой слияния, которая, в конечном счёте, создаёт конвергенцию духа, определяющую неизбежность центра омега как конца филы и высшего её достижения.
     Ноосферу П. Шарден называет то  «мыслящим пластом»  вне биосферы и над ней, то сам ноогенез рассматривает как развитие духа. Он пишет, что с появлением человека ...  «Земля  «меняет кожу»» ... и, даже ...  «Более того, обретает душу».
   Таким образом, в соответствии с теорией П. Шардена ноосфера появляется как высшая форма психики, как оболочка разума. Но в ней присутствует и духовная составляющая. Именно она и определяет развитие ноосферы, именно она и должна привести её к центру омега как миру духовному.
 
   Разум приведёт нас в духовный мир. Это финиш, им и завершится ноосфера. Таким образом, своё спасение человек должен видеть не в разуме, а в собственном духе, в тех духовных началах, которые заложены и развиваются в ноосфере.

    Некая общность с идеями божественного материализма  у П.Шардена, навряд ли, случайна. Биографы отмечают, что ещё со времени работы в Каире его интерес к Востоку и восточной культуре был неизменен и всегда ощутим в его деятельности. Не исключено, что и В.И.Вернадский, работай он в иной социально-политической  атмосфере и  будь помоложе, пришёл бы к пониманию развития ноосферы до мира духовного. Во всяком случае, в  письме к Б.Л.Личкову (Москва, 15 ноября 1936 г.), он писал: 
– « ... индийская философия, как живая и большая – возрождающаяся в связи с влиянием точного знания, интереснее западной для науки». .