Вместо предисловия
О пожарных, людях героической профессии, лю-дях, которые и в мирное время всегда на боевом посту, людях, которые рискуют своим здоровьем, а порой и своей жизнью во благо здоровья и жизни других написа-но до обидного мало. А жаль. Они этого не заслужили. Заслужили они как раз другого: чтоб о них писали прозу и стихи, песни и картины, снимали бы о них хорошее ки-но. Пусть даже сочиняют анекдоты, но анекдоты не обидные, пусть рисуют карикатуры, но карикатуры не вульгарные.
Я человек знающий о пожарной охране не пона-слышке, за моими плечами не один год, посвящённый благородному делу борьбы с разбушевавшимся огнём. И мне всегда было очень обидно, что о нашей, не побоюсь сказать это слово – героической профессии говорят очень мало литературным языком. В один прекрасный день я, извините меня, набрался нахальства и решил ис-править это упущение.
Ещё учась в пожарно-техническом училище начал писать стихи. Пусть они были далеко несовершенны, но они были о пожарных, я писал о них так, как чувствовал, писал от сердца.
Прошло более тридцати лет со дня моего прихо-да в профессию и сегодня я предлагаю вашему вниманию то, что было написано за эти годы о людях днём и но-чью, в праздники и будни, в жару и морозы, в любое время года стоящих на первой линии борьбы с огнём – о пожарных.
Пожарным Нижнего Тагила
П О С В Я Щ А Ю
Сколько людей - столько судеб.
Я не знаю, будет ли кому интересно читать то,
что здесь написано, но это - моя жизнь, это –
маленькая крупица из жизни пожарной охраны.
В основу повести легли мои личные воспоминания
и впечатления связанные только с пожарной охраной.
Никакой частной жизни.
* * *
…Я – инвалид! Мысль эта не даёт мне спокойно жить уже третий десяток лет. Нет, руки и ноги у меня на месте, но я – инвалид. Так в своё время заключила авторитетная медицинская комиссия. Од-ним росчерком пера меня перенесли из разряда нормальных, пре-успевающих в своём деле людей в разряд второсортных, непол-ноценных. Пришлёпнули, так сказать, ярлык.
Тогда, в восьмидесятые годы, в мою инвалидность мало кто по-верил, да, пожалуй, не верит и сейчас. Молодой, здоровый парень с офицерскими погонами и вдруг – такое. Ерунда какая-то! Но эта самая «ерунда» стала моей трагедией, надолго, а может быть и навсегда, выбила меня из выбранного жизненного русла. Факты, как известно, вещь упрямая. А факт моей инвалидности был уста-новлен и спорить с врачами БЕС – ПО – ЛЕЗ – НО!
Начиналось же всё не так уж и плохо, хотя и не совсем гладко. Впрочем, всё по порядку…
* * *
…Родился я в очень красивом уральском посёлке со странным названием – Висим. Просто – Ви – сим. И всё. А где и почему ви-сим – история об этом умалчивает. Вообще-то посёлок раньше назывался Висимо-Шайтанск, но постепенно вторая часть назва-ния сама по себе отпала, по-видимому, за ненадобностью. Да и в самом деле, короткое и звучное название «Висим» гораздо удоб-нее и приятнее для произношения и восприятия.
Когда-то в Висиме работал один из небольших демидовских заво-дов, в окрестностях добывалось золото и платина. Был Висим и районным центром, имеющим все подобающие в таких случаях органы власти: милицию, военкомат, даже свою газету. Была и существует поныне в посёлке пожарная часть.
Вот с этой пожарной части и началась моя жизнь в пожарной охране, с ней связаны и мои короткие детские воспоминания. Это сейчас часть находится в кирпичном здании, а раньше «пожарка», как её называют в народе, располагалась в деревянном двухэтаж-ном здании и красовалась в самом центре посёлка, по-соседству с поселковым советом и клубом, занимавшим здание бывшей церк-ви. В памяти о той старой деревянной пожарной части осталось не так много.
Хорошо помню большущий колокол, сохранившийся еще, навер-ное, с демидовских времён и укреплённый на толстом столбе наискосок от ворот пожарной части. Помню пожарные машины, на которых пожарные выезжали не в кабинах, как сейчас, а на специальных скамеечках, укреплённых вдоль автомобиля снару-жи.
О таких машинах среди пожарных ходила байка. Выезжают по-жарные зимой на тушение пожара. А чтоб не холодно ехать было, специально надевали огромные тулупы. И вот, мчится пожарная машина, вдруг на крутом повороте один из пожарных не удержал-ся и упал с машины. А народ увидел и кричит в след пожарной машине: «Эй! Пожарники! У вас тулуп упал!!!». А тулуп вдруг соскочил и бегом припустил за машиной…
Ещё почему-то запомнился большой кожаный диван с неприятным запахом, что красовался в помещении отдыха пожарных и другой, деревянный диванчик с гнутыми металлическими ножками и спинкой.
Я всё время пишу «большой»: большой колокол, большой ди-ван… В этом нет ничего странного, ведь сам-то я тогда был очень маленький…
…А посёлок наш, Висим, известен по всей России и далеко за её пределами как колыбель известного русского писателя Д.Н. Ма-мина-Сибиряка. Все наверно помнят с детства его «Алёнушкины сказки», а в более зрелом возрасте читали и «Приваловские мил-лионы» и «Три конца» и многие другие произведения. Ежегодно Висим посещают сотни туристов из разных стран и городов…
* * *
…Мои детские воспоминания связаны с пожарной охраной не только и не столько потому, что все мальчишки в детстве мечтают стать пожарными. Я, кстати, сначала мечтал стать лётчиком, став немного постарше, решил стать переводчиком. Но какая подго-товка в сельской школе? Конечно же, недостаточная.
Большей степенью воспоминания связаны с пожарной охраной по-тому, что мой отец Михаил Николаевич долгие годы был началь-ником поселковой пожарной части. Разумеется, я – пацан посто-янно крутился среди дядинек-пожарных и пожарных машин.
Как-то разговаривая с мамой об отце, о его работе я вскользь об-молвился, что отец стал открывателем нашей семейной династии пожарных. На что мама рассмеялась.
- Эх, дорогой сынок, это ведь совсем не так. Бабушка твоя, моя мама Мария Сергеевна, лет пятнадцать была «пожарницей» в ста-ром тагильском цирке. Да и муж бабушкиной сестры Яков Прилу-ков ещё на лошадках пожары-то тушить выезжал. А сама баба Нюра в своё время была дежурной на пожарной башне на Лисьей горе. Жаль, ни фотографий, ни документов никаких не осталось с тех времён. Так что начало «пожарной» династии положено за-долго до отца.
Это невольное открытие меня поразило. Я ведь хорошо помню и бабушку Машу, и деда Яшу, но никогда даже не подозревал, что и они в своё время, пускай и давно, поработали в пожарной охране. Жаль, что нет их уже среди нас, много интересного могли бы рас-сказать.
А я, несмотря на услышанное от мамы всё равно главой нашей «пожарной» династии считаю отца, Согрина Михаила Николаеви-ча. Его жизнь достойна отдельного описания, впрочем, как и жизнь любого честного человека. Нет, его именем не называли улиц в посёлке, ему не устанавливали бронзовых бюстов, но в па-мяти людской он жив и поныне, как честный и отзывчивый чело-век, как начальник пожарной охраны посёлка. А ведь умер он в далёком 1967 году…
* * *
…Мы не коренные висимчане. Отец родом из Оренбуржья, а мать из Нижнего Тагила. В Висим судьба забросила их, можно сказать, случайно. В 1954 году после многолетней службы в органах гос-безопасности отец был демобилизован и приехал с женой и двумя маленькими дочерьми работать в село. Работал по своей довоен-ной специальности – комбайнёром, сначала в селе Николо-Павловском, а после в Висиме. Там, в Висиме, жизнь отца резко изменилась: по рекомендации партийных органов он, бывший офицер, возглавил висимскую пожарную команду.
Первое время отец с матерью и двумя моими старшими сестрён-ками снимали углы в частных домах. Сначала возле больницы, за-тем под горой на улице Ленина. Потом, когда отец стал начальни-ком пожарной команды, мы переехали жить на второй этаж дома, где на первом этаже располагалась та самая деревянная «пожарка» о которой уже упоминалось. Я пишу, что переехали – «мы», так как к этому времени там, в Висиме, на свет появился я.
От тех дней в памяти осталось очень мало, был я в то время со-всем маленьким. Чуть ли не с первых дней жизни меня начали дразнить «Юрка-пожарник». Сначала это прозвище казалось мне обидным, а потом просто не стал на него обращать внимания. Но впоследствии жизнь распорядилась так, что слова «пожарный», «пожарная охрана» стали для меня родными, стали смыслом всей моей жизни…
* * *
…До одиннадцати лет детство моё, как и детство всех де-ревенских мальчишек и девчонок протекало безоблачно. Летом не вылезали с реки, купаясь до посинения и ловя рыбу. Зимой – снежные городки, санки, лыжи. Хотя нет, лыжи для нас были рос-кошью, в лучшем случае их могли дать ненадолго в школе.
Ну и, конечно же, посильная помощь по хозяйству: наносить воды и дров, очистить грядки от сорняков, а зимой дорожки от снега, и многое другое.
Отцу, как начальнику пожарной команды, выделили коммуналь-ный дом на углу улиц Советской и 8-го Марта, куда наша семья и переехала в 1961 году. Старую деревянную «пожарку» снесли и, не без участия отца, построили новую, кирпичную.
Я пошёл в школу, у меня появились новые друзья, живущие по соседству: Сашка и Толян Петровы. Толян был немного постарше нас с Сашкой и возился с нами как старший брат. Потом к нам присоединился ещё один Сашка – Колесников, приехавший на проживание к своей бабушке Матрёне и ставший для меня зака-дычным дружком на многие годы.
В пору моего детства жизнь в посёлке кипела ключом. Это сейчас на улицах тишина, а в магазинах очереди за яйцом и сметаной. А тогда по улице и пройти-то было страшновато: то гуси за тобой бегают, то соседский петух норовит клюнуть, то козы или коровы бодучие прохода не дают. Целый день, буквально с раннего утра и до позднего вечера стоял на улицах животный и птичий гвалт. Те-перь об этом только вспоминать осталось, и вспоминать с гру-стью. Ведь благодаря личному хозяйству сельчане жили безбедно, это ни для кого не секрет.
Взять, к примеру, нашу семью. Жили мы вшестером (младший брат Саша родился в 1962 году) на одну зарплату отца, а зарплата эта была – 50 рублей. Маме отец работать не позволял – занимай-ся хозяйством и детьми. Вот на эту «огромную» зарплату мы жи-ли. И жили неплохо, потому что у нас была корова, а это и моло-ко, и сметана, и творог; у нас был поросёнок, а это мясо, колбасы и другие заготовки из мяса, делать которые мама была мастерица; у нас были куры, а это и мясо и яйца; наконец, у нас было два ого-рода, а это всевозможные овощи.
Сейчас зарплата в 50 рублей кажется дикостью, а тогда это было нормальным явлением. В те времена, как и сейчас, в магазинах были полные прилавки, было всё, но купить это «всё» мог далеко не каждый. Да и зачем было нужно сельскому жителю покупать в магазине «сельскую» продукцию, когда дома всё своё и свежее, без каких-то примесей. К тому же, что такое купить, допустим, килограмм колбасы по 2 руб. 20 коп. имея зарплату в 50 руб.? Это ненужная роскошь
Я немного увлёкся описанием сельской жизни, но это необходимо для понимания того, в какой обстановке я рос…
* * *
…О работе отца в пожарной охране я почти ничего не помню. Наверняка были и пожары, в тушении которых он принимал уча-стие. Ведь в должности начальника пожарной команды, а позднее – пожарной части, он проработал без малого двенадцать лет. До самой своей смерти. Конечно, эти годы не могли пройти «без дымка», такое, к сожалению, просто невозможно.
А вот то, что велась профилактика возникновения пожаров, это я знаю точно. И знаю потому, что когда я был председателем проф-союзного комитета Отдела пожарной охраны (уже после моего комиссования) и проверял висимскую пожарную часть, то, совсем случайно, обнаружил запись в одном из служебных журналов, сделанную рукой моего отца: «Проверить хранение дров на ули-цах посёлка, нарушителей привлечь к ответственности». Уму не-постижимо, человека нет уже несколько десятков лет, а запись со-хранилась.
Больше врезалась в память его общественная работа. Был он не-однократно депутатом сельского совета, и командиром народной дружины… Активно участвовал в благоустройстве посёлка. Се-годня уже мало кто помнит, что аллея в центре Висима посажена и руками моего отца, также как и часть деревьев в парке в пойме ре-ки Висимки. Аллея поистине была достопримечательностью по-сёлка: вниз от памятника Д.Н. Мамину-Сибиряку были разбиты клумбы со всевозможными цветами. За цветами постоянно следи-ли и не давали их в обиду. Вдоль дороги высадили боярышник. А в верхней части от памятника сделали пешеходную дорожку и по-садили вдоль неё кусты акации. Но большинство висимчан поче-му-то и тогда и тем более сейчас по этой дорожке не ходили, а «шпарили» прямо по автомобильной дороге.
А новая пожарная часть. Ведь это «детище» отца. Сколько сил и нервов было вложено в её строительство. Собственно новая она была тогда, сейчас здание неоднократно перестроено. Каждый но-вый начальник старался сделать что-то своё, на его взгляд более удобное. Так на том месте, где ранее располагались служебные кабинеты, сейчас оборудованы ремонтно-стояночные боксы, а вместо предполагаемой служебной квартиры сделаны служебные кабинеты. Время неумолимо вносит свои коррективы.
В моей же памяти от этих «пожарок» навсегда остались нехорошо пахнущий кожаный диван, деревянная скамейка на гнутых метал-лических ножках, небольшой биллиард со стальными шариками, да выцветшие, засиженные мухами портреты вождей на стенах. И всё.
Память, память – до чего же ты несовершенна. Как мне сейчас не хватает воспоминаний об отце. Как мало я его узнал за те одинна-дцать детских лет, пока он был рядом. Как мне его не хватало в последующей жизни…
* * *
…В 1967 году после недолгой болезни отец умер. Было ему тогда неполных пятьдесят лет. Что послужило причиной его быстрой смерти ни тогда, ни, тем более, сейчас никто ничего определённо-го сказать не смог и не может. Возможно, сказалась контузия, по-лученная во время войны, возможно характер работы в пожарной охране. Это ведь только легковерные, непосвящённые люди да дурачьё считают, что пожарный только и делает что спит. На са-мом же деле это далеко не так.
Никто не знает когда произойдёт несчастье, произойдёт пожар – это стихийное и неуправляемое бедствие, несущее с собой горе и слёзы для людей. А когда это случится: ночью или днём, в зной-ную жару или в лютый мороз – этого никто не знает. И пожарный должен спешить на помощь попавшим в беду людям, не смотря ни на что, рискуя своим здоровьем, а иногда и своей жизнью. Даже дежурные сутки, прошедшие без пожара, но прошедшие в посто-янном нервном ожидании его, бесспорно, оставляют чёрный след на организме человека.
Я не знаю, отчего умер мой отец, но я прекрасно помню, что неза-долго до его болезни у нас в посёлке горела старая деревянная школа. Школу отстояли, а отец пришёл домой с пожара с сильно забинтованной рукой – распорол её ржавым гвоздём. И мне ка-жется, что умер он именно от этого, от заразы попавшей в рану.
Вскоре после того пожара отец заболел, на лечение его увезли в 4-ю городскую больницу Нижнего Тагила. Раз в два дня мама ез-дила по узкоколейке к отцу в город, автобусы тогда в Висим ещё не ходили. Возила ему чего-нибудь вкусного, домашнего. Одна-жды и я увязался с ней. Но отца в больнице я не узнал, так сильно изменила его болезнь. Через пару месяцев безрезультатного лече-ния отца выписали домой, как все сразу определили – умирать. Иного мнения была мама. Она принялась лечить отца народными средствами и, ко всеобщему удивлению, дело вроде бы пошло на поправку.
Но наступил тот страшный день 21 июня. Ничто не предвещало беды. Отец с утра хорошо покушал. Мама, сестра и я с братом копошились в огороде. Вдруг отец постучал в окно выходящее в огород. Мама побежала домой, а отец уже лежал поперёк кровати и бился в агонии. Вызвали скорую. Однако ещё до приезда врачей отец умер…
Хоронил отца буквально весь посёлок. Люди шли прощаться, несли венки. Но мне запомнилось другое.
Во-первых, мне запомнилась мама, не проронившая за все три дня, пока тело отца находилось дома, ни одной слезинки. Она словно окаменела. Соседки, злые языки, старались вовсю. Какой только чепухи они не несли, каких догадок не строили: отчего это Зина даже и не всплакнула. Но никому в голову не пришло, что все слёзы выплакивались ночью. Никто не знал, как мама любила отца и как она переживала о его кончине. Впоследствии мама так больше и не вышла замуж, хотя предложений было достаточно. Наверно это и есть верность. Верность тому, единственному. А разговоры… Язык-то ведь без костей.
Во-вторых, мне запомнилось, как везли отца до кладбища. Гроб с его телом установили на верх пожарной машины, предварительно сняв всё, что мешало. И так вот везли через весь посёлок. Когда проезжали мимо пожарной части, взвыли сирены пожарных авто-мобилей: висимские пожарные прощались со своим товарищем, со своим начальником. Как это было жутко и печально, такое не за-бывается никогда.
Ну, и третье, что мне запомнилось из того дня и что я вспоминаю даже сегодня с великим стыдом, это моё поведение. День 23 июня 1967 года был жарким – лето в разгаре. Мы с пацанами изнывали на брёвнах у соседского дома. Во двор нашего дома всё шли и шли люди, а мы не знали, чем себя занять. Страха не было, любо-пытство прошло, о будущем не думалось. И вдруг стихийно воз-никло предложение пойти искупаться. Уговаривать никого не пришлось, меня тоже. И мы небольшой ребячьей стайкой убежали на пруд. Накупались вдоволь и обратно. А отца уже вынесли из дома. Кто-то из родственников отвёл меня в сторону, отшлёпал и подтолкнул к гробу:
- Отца хоронят, а он купаться придумал! Иди, прощайся, ведь ни-когда его больше не увидишь…
Сейчас всё это вспоминать и больно и стыдно. А тогда… Что взять с парнишки одиннадцати лет? Что я тогда понимал о жизни? Это сейчас мне, взрослому человеку и самому дважды отцу, так сильно не хватает моего отца. Тогда же об этом пока не думалось.
И ещё одно мне хорошо запомнилось – это помощь сельчан, же-лание хоть чем-то помочь в тяжёлую минуту. Все, кто приходил проститься с отцом, несли с собой какие-то свёртки и пакеты, как потом оказалось, с продуктами. Точно не знаю, может быть это ритуал, обычай такой. Но знаю одно: первое время после смерти отца эти продукты нам очень помогали…
* * *
…Отца не стало. Старшие сёстры к тому времени уже жили само-стоятельно, и мы остались втроём: мама, я и младший братишка, которому ещё не исполнилось и пяти лет. Мама сразу устроилась на работу – ведь как-то надо было жить. К тому же по вечерам она садилась за швейную машинку и вышивала шторы, напевая старые песни и утирая набегавшие слёзы.
Все заботы о домашнем хозяйстве легли на мои мальчишечьи плечи. Но, как ни странно, успевал везде: и с хозяйством упра-виться, и на соседней улице поиграть летом в футбол, а зимой в хоккей. Сколько с этим футболом и хоккеем было изодрано обуви – страшно вспомнить. И, чтоб лишний раз не огорчать маму, я научился самостоятельно ремонтировать драную обувку: подши-вал, подклеивал и – вперёд.
Футбольное поле для себя мы оборудовали сами, прямо под окна-ми нашего дружка Миши Уткина. Сами сходили в лес, вырубили жерди для ворот. Играли в футбол с ранней весны и до поздней осени, до первого снега. Было нас тогда много, хватало на две ко-манды, и были мы все почти одного возраста. Я и сегодня могу многих перечислить по именам: Игорь Ляпцев, Миша Ерохин, Се-режа Персидин, Сережа Ковальчук, Миша и Борис Уткины, Саша Шурыгин, Саша Колесников. Иногда с нами даже играли и дев-чонки, сёстры некоторых наших товарищей.
Хоккейную площадку чаще всего мы расчищали на месте фут-больного поля. Играли без коньков, достать их было тогда слож-но. Поэтому и площадку мы практически не заливали, а просто расчищали от выпавшего снега и утаптывали её валенками.
Сейчас, оглядываясь в те годы, я не могу припомнить ничего плохого. И даже то, что приходилось много заниматься тяжёлым домашним трудом, дало свой плюс: я физически окреп…
* * *
…Со смертью отца не порвалась связь с пожарной охраной. Пер-вое время нашей семье охотно помогали в решении хозяйствен-ных вопросов: привезти сено или дрова. Однажды такая помощь чуть не обернулась трагедией. Мама выписала дрова в соседнем посёлке Висимо-Уткинске, пожарная часть выделила машину для перевозки. Но так как мы с братишкой были ещё малы, за дровами поехала сама мама. И вот ближе к вечеру привозят маму домой с загипсованной рукой и всю в синяках. Оказывается, когда уже возвращались домой с дровами, на горе Липовой машину не удержали тормоза, и она перевернулась. Шофёр не пострадал, он упал на маму, а вот сама она сломала руку в нескольких местах. Боль в сломанной руке беспокоила маму до последних дней её жизни.
И всё-таки связь с пожарной охраной в те годы мне вспоминается с хорошей стороны. Чего только стоят одни новогодние подарки, которые нам вручали ежегодно. Многое забылось, а подарки пом-нятся – много ли нам ребятишкам было надо?
Однажды инструктор пожарной профилактики Евгений Апони-цын, или как мы его все называли, дядя Женя, пригласил меня по-участвовать в соревнованиях по пожарно-прикладному спорту между школами Пригородного района. Мне трудно судить, поче-му он это сделал, из каких побуждений: или из уважения к памяти отца, или ещё почему – не знаю. Но пригласил. Быть может на свой страх и риск, так как ростом я был очень мал, хоть и окреп за последнее время.
После смерти отца я почти не заходил в пожарную часть. И вот, после поступившего приглашения, робко пришёл и устроился в сторонке. Двое ребят бегали, тренировались, лазили по лестнице. Попробовал и я пару упражнений выполнить, вроде получилось. Стал тренироваться.
В конце тренировки ко мне подошёл дядя Женя:
- Слушай, Юра, нам бы ещё человека три-четыре надо. Сможешь найти?
Я сразу вспомнил наших ребят и пообещал с ними переговорить. Без долгих уговоров согласился Сашка Колесников – как он мог бросить меня, своего лучшего друга? Потом мы сагитировали Мишку Ерохина, Володю Протченко, ещё кого-то.
Каким же было моё удивление и радость, когда на соревнованиях в Нижнем Тагиле наша команда, и я в том числе, собрали все при-зы за первые места!
Конечно, соревнования эти несколько отличались от настоящих, были попроще. Но, как говорится, не важен способ – важен ре-зультат. А результат был прекрасный! До районного центра мы добирались на открытой грузовой машине по разбитой грунтовой дороге, асфальт тогда был проложен от города только до посёлка Черноисточинска, т.е. ровно до половины нашего пути.
Празднуя победу, всю обратную дорогу в пятьдесят километров мы ликовали и горланили какие-то песни!
На следующий год всё повторилось – мы опять были первыми! У меня до сих пор хранится ракетка для бадминтона с выжженной надписью «1-е место среди команд ЮДПД. 1970 год».
С Володей Протченко на соревнованиях произошёл небольшой казус, про который и сегодня нельзя вспоминать без улыбки.
Уже тогда Володя был очень высоким парнем, и когда при пре-одолении стометровой полосы с препятствиями нужно было пры-гать через забор, он сделал это так, как мы делали у себя в посёл-ке: сиганул через полутораметровый забор, даже не задев его но-гами. Судьи, конечно же, хохотали над таким способом, но ре-зультат всё же был засчитан. Да, золотое было время…
* * *
…А вот лето 1971 года вспоминается мне с небольшой долей гру-сти. Дело в том, что за определённые успехи в юношеской добро-вольной пожарной дружине, как её командиру и как сыну бывше-го работника пожарной охраны мне была выделена путёвка в пио-нерский лагерь «Юный пожарный», который в то время находился недалеко от города Асбеста. Но к великому своему стыду и огор-чению, я получил в том году «неуд» по химии и был оставлен для пересдачи. А в лагерь вместо меня поехал мой дружок Сашка Ко-лесников.
Спустя десять лет, когда я был уже офицером пожарной охраны и работал в этом лагере преподавателем пожарных дисциплин, я вдруг обнаружил в списках чемпионов лагеря фамилию Колесни-ков. Не зря, значит, он тогда съездил, оставил о себе память, хотя ни мне, ни кому другому об этом никогда не рассказывал. Как жаль, что Сашка не послушал моего совета и не пошёл учиться в пожарно-техническое училище. Думаю, толковый пожарный мог бы из него получиться. Но ему в жизни было уготовано совсем другое – умереть в относительно молодом возрасте…
* * *
…Примерно с этим периодом (точную дату уже не помню) связа-ны воспоминания о крупном пожаре в Висимском райпромкомби-нате или проще – на лесопилке. Горела она неоднократно, причём выгорала так, что потом станки подолгу стояли под открытым не-бом. Но, как мифическая птица Феникс, восставала из пепла, от-страивалась заново.
В один из жарких летних дней мы втроём – мама, я и брат Саша – ходили на наш второй огород. Ходили просто посмотреть, как и что там растёт. Дорога наша лежала как раз мимо лесопилки. Ко-гда шли на огород – всё было нормально, а когда минут через тридцать возвращались обратно – вся лесопилка была объята пламенем. Вокруг бегает, суетится народ. Подъехали пожарные машины. Все пытаются тушить пожар.
На мой вопрос, можно ли мне пойти к пожарищу, мама ничего не ответила. А молчание – знак согласия. И я припустил что было духу к горящей лесопилке. Там уже крутились мои друзья-сверстники: какой же пожар обходится без ребятни? Мы стали помогать взрослым, чем могли: где-то что-то поднесёшь, где-то что-то поправишь.
Пробегая мимо пожарной машины, я услышал:
- Согрин, чего без дела болтаешься?! Бери вон ствол и поливай стену.
Я и рад стараться. Поливаю, а сам по сторонам поглядываю: видят или нет друзья, что мне доверили. А они увидели и бегом ко мне, помогать. Ну что ж, я человек не жадный. Только вскоре нас про-гнали, нашлись взрослые помощники.
А мы опять «кругами заходили». Там головёшку отбросим, тут огонёк притопчем. Потом вдруг слышим – кричат:
- Тележку, тележку тракторную убирайте! Сейчас загорится!
Рядом метрах в пятнадцати от пожара действительно стояла гру-жённая древесиной тележка и уже немного дымилась. Вот-вот вспыхнет факелом. Несколько взрослых мужиков бросились к те-лежке, но – тяжело, не идёт проклятая. Тогда мы пацаны как му-равьи облепили тележку, намереваясь помочь взрослым. Но то тут, то там стали раздаваться вскрики: «Ой! Ай! Горячо!». Тележ-ка-то от близкого огня так нагрелась, что казалось, плюнь – и за-кипит. Что делать? И тут кто-то крикнул:
- Пацаны! Снимай рубашки и обматывай руки! Не обожжёмся!
Сказано – сделано. И тележка с трудом, с большой натугой, но пошла, пошла и выкатилась за ворота.
- Ну, молодцы, ребятня! Спасибо! – крикнул на бегу какой-то мужчина. – Помогли!
А мы опять к пожарищу. Но там уже наша помощь была не нужна. Постепенно огонь стал сникать, затухать и вскоре исчез совсем.
Мы стояли в сторонке довольные: как никак не зря тут крутились, в чём-то помогли взрослым. А потом, глянув друг на друга, при-нялись хохотать и подшучивать: чумазые были до неузнаваемо-сти.
- Айда на пруд, помоемся, - предложил кто-то.
По дороге разделились, жили-то в разных концах посёлка. На по-сёлок тем временем опустился вечер. В окнах зажигались огни. Пруд же наоборот весь окунулся в темноту. И ни ветерка. Стояла такая тишина, что казалось, будто и пруда-то никакого нет, просто пустое место. Жутковато и идти вроде уже неохота. Но показы-ваться домой такими чумазыми тоже никому не хотелось. И мы небольшой ватагой спустились по крутому берегу на «свой» пло-тик.
Тот, кто никогда не купался ночью, не знает, что это за приятней-шее занятие. Вода – как парное молоко, вылезать из неё не хочет-ся. На спину ляжешь – всё небо в звёздах, а рядом темно и ничего не видно. Такое ощущение, словно летишь среди этих звёзд, ото-двигаешь их руками. И рядом никого.
Для начала мы попрыгали в воду кто в чём был, наивно полагая, что грязь и копоть отстираются сами по себе. Потом, сняв верх-нюю одежду, принялись отмываться сами. А что ночью увидишь? Ночью, говорят, все кошки серы. Наплавались мы, наплескались и домой. Но, вот в чём неудобство ночных купаний, так это в про-хладе на берегу. Пока сидишь в воде – хорошо, а когда вылезешь – не очень. У нас же ещё все наши вещи после «стирки» мокрые были. И не долго думая, припустили мы домой бегом. Чтоб окон-чательно не замёрзнуть.
А дома, не знаю кого как, меня ждала встревоженная и сердитая мама.
- Ночь на дворе, а ты где-то шляешься! Я уж не знаю, что и ду-мать. – Потом, взглянув на меня. – Боже! Да на кого ж ты похож?! Тебя там что, коптили что ли?
- Но, мам, мы же на пожаре были, помогали. Нас даже похвалили.
- Я вот тебя сейчас похвалю! А ну, марш отмываться! Пожарник сраный.
Делать нечего: беру таз, мыло, мочалку и иду отмываться. А по-том – горячие щи, молоко, свойский хлеб. И мамины расспросы:
- Что вы там хоть делали-то? Без вас, поди, и пожар бы не поту-шили?
Но отвечать уже не хочется. Хочется спать.
- Мам, давай я тебе завтра всё расскажу…
А назавтра и рассказывать ничего не нужно. Сарафанное радио всё донесло в мельчайших подробностях…
* * *
…Год 1972. Позади школа. Куда пойти, чем заняться – вечные вопросы для выпускника, если заранее не готовил себя для чего-то определённого. А я, честно говоря, не готовил. Жил себе и жил.
И тут большую роль во всей моей дальнейшей судьбе сыграла моя старшая сестра Людмила. Ещё при жизни отца она начала ра-ботать диспетчером в 12-й военизированной пожарной части Нижнего Тагила. Много она о своей работе нам не рассказывала, всё больше тараторила об офицерах: какие они хорошие, какие красивые. Девчонка, что с неё взять.
Я бывал у Людмилы в гостях в общежитии, был и на работе. Но было это всё мимолётно и никак не отложилось в моём сознании. Ничего конкретного о пожарной охране я тогда не узнал. Так, на уровне экскурсии.
Когда же я окончил школу, сестра вдруг предложила мне:
- Иди в пожарное училище, не пожалеешь. Я чем могу – всегда помогу. Да и профессия эта для нашей семьи вроде как традици-онная, целая династия складывается…
Ну, в училище так в училище. Прошёл медицинскую комиссию, оформил полагающиеся документы, получил направление в Отде-ле пожарной охраны. Узнав, что я собираюсь поступать в пожар-но-техническое училище, поехать со мной изъявил желание мой одноклассник Сергей Отливанов (когда писались эти строки, Сер-гей в звании полковника возглавлял Отряд пожарной охраны в Нижнем Тагиле).
Приехали в Свердловск, кое-как нашли училище. Для нас дере-венских парней это было не совсем легко, но – нашли. Оба сдали вступительные экзамены, параллельно пройдя медицинскую ко-миссию. Всё вроде бы складывалось хорошо. Но вдруг меня вы-зывают ещё на одну медкомиссию и, внимательно осмотрев моё горло, объявляют:
- Извините, у вас гланды. Вам учиться в военном училище нельзя. Езжайте домой, лечитесь. А на следующий год – милости просим.
Обидно, досадно. Тем более что Сергея зачислили на первый курс. Но, что поделаешь – вернулся я домой…
* * *
…Последующий год, который я провёл дома, прошёл незаметно и впустую. На работу я не устроился. Точнее сказать, попытался устроиться в пожарную охрану, но меня не приняли – молодой. Полоса невезения продолжалась.
На домашнем совете постановили: сидеть мне дома, заниматься хозяйством и готовиться к поступлению в училище на следующий год. О лечении горла мама и слышать не хотела. Надо сказать, что после смерти отца она была очень напугана и не очень доверяла медикам. Ей всё казалось, что поскольку отца спасти не смогли, то и нам только навредить могут всякими лечениями и прививками.
Ох, и досталось же маме от местных властей и досужих языков за моё домашнее сидение. Как только её не воспитывали, как ни ру-гали, не обзывали. Каких только домыслов не строили, почему это мама меня, молодого и здорового парня, дома держит и работать не даёт. Плели всякую чушь, вплоть до развратных сплетен. Но мама была тверда: веди хозяйство и готовься к поступлению в училище…
* * *
…В 1973 году, так и не вылечив свои гланды, я снова поехал по-ступать в училище. И всё повторилось: сдал экзамены, прошёл медкомиссию… Всё вроде бы нормально. Даже обстригли меня «под ноль» и выдали бывшее в употреблении обмундирование.
Тут необходимо сказать, что перед поездкой я запасся так называ-емым «рекомендательным письмом». Работник Пригородной ин-спекции ГПН майор Смирнов Александр Павлович был в своё время хорошим другом моего отца. И когда он узнал, что я по-вторно еду поступать в училище, решил мне помочь, написал письмо, содержания которого я не знаю, тогдашнему замполиту училища подполковнику Г.И. Митягину. Письмо я, конечно, от-дал, но, увы и ах…
Спустя несколько дней после сдачи экзаменов меня вдруг вызы-вают на так называемую мандатную комиссию и объявляют:
- Извините, вы у нас учиться не можете. У вас – гланды.
Ну что тут будешь делать. Стою, на глазах от обиды слёзы навер-нулись. Тем более что сам ведь виноват: говорёно было год назад, чтоб эти треклятые гланды удалил, так нет, не послушал.
В общем ситуация критическая. И тут подходит ко мне начальник училища полковник Калина.
- Ну что, - говорит, - очень учиться хочется? Я в личном деле по-смотрел, ты второй раз к нам приехал? Да и семья у тебя, можно сказать, пожарная – целая династия набирается. Как, товарищи комиссия, дадим ему ещё шанс? Глядишь, что-нибудь, да и полу-чится из него, раз такой упорный.
Члены комиссии переглянулись меж собой, а Калина продолжил:
- Сделаем так. Сегодня пятнадцатое сентября, если успеешь до двадцать девятого числа вылечить, наконец, свои гланды, то бу-дешь учиться. Это я тебе как начальник училища обещаю. Ну а не успеешь – тогда извини. Иди, оформляй документы и езжай, ле-чись…
Думаю, не нужно говорить, что на душе у меня повеселело: какая-никакая, а надежда появилась.
Получив проездные документы, с трудом найдя своё потрёпанное пальтишко, я припустил на вокзал. Но и здесь случилась незадача: проездные документы мне выдали на «электричку», а последняя из них в нашем направлении уже ушла. Следующая только утром. Что делать? В кармане ни копейки, в желудке пусто, внешний вид – как будто только что из мест заключения вернулся. Одним сло-вом – положение интересное. Побродив по вокзалу, в конце кон-цов, нашёл себе место на скамеечке и устроился ждать. Попытался спать, но какой сон в чужом городе, да ещё при вокзальном шу-ме. Я ведь в одиночку нигде дальше своего Висима не бывал, а тут – огромный город, море людей… Да и мой несколько экстрава-гантный вид так и притягивал взгляды пассажиров. Что уж они обо мне думали? Наверняка всякую несуразицу. А может быть, всё это мне только казалось. Ночь я кое-как промаялся, а утром с первой «электричкой» уехал в Нижний Тагил…
* * *
…По приезду, первым делом забежал в Отдел пожарной охраны, посоветоваться, что мне дальше делать. Меня направили в поли-клинику УВД, туда, где я два года проходил комиссии перед по-ступлением в училище и где меня признали абсолютно здоровым.
В поликлинике новая задержка – нужного врача не оказалось на месте. Сел дожидаться в коридорчике и, совсем незаметно, уснул. Сказалась и бессонная ночь и нервное напряжение. Очнулся отто-го, что кто-то тормошил меня за плечо.
- Молодой человек, молодой человек, ваш врач пришёл. Молодой человек! Нет, вы посмотрите, как умаялся бедняга, никак в себя прийти не может.
А я, действительно, открыв глаза, смотрел на женщину в белом халате и никак не мог понять: кто я, что я, зачем я здесь оказался и что от меня нужно этой миловидной молодой женщине. Но всё ж таки кое-как я пришёл в себя и поспешил в кабинет. Врач осмот-рела моё горло, выписала какие-то лекарства и велела через де-сять дней приехать на операцию в 1-ю городскую больницу. Я об-радовался: десять дней, это значит, двадцать шестого числа я уже выпишусь из больницы, значит, я успеваю вернуться в училище к назначенному полковником Калиной сроку!
Но, оказывается, рано радовался. Тогда я ещё не знал, что после операции положено ещё как минимум неделю находиться под присмотром врачей. Этого я не знал, и вернувшись в Висим, стал исправно принимать прописанные мне лекарства. Попутно помог маме убрать картошку с огорода.
В назначенный срок был в больнице. Ещё один день был потерян на оформление всяческих документов и сдачу анализов. И только двадцать седьмого сентября меня пригласили в операционную. Описывать саму операцию я не стану, думаю, никому не интерес-ны мои ощущения. А кому интересно – пусть сам попробует. Скажу только одно: по моим прикидкам операция длилась минут пятнадцать, но, когда я вернулся в палату и глянул на часы, оказа-лось, что «мучили» меня больше двух часов.
На следующий день я шёпотом (громко говорить запретили, да и больновато было) спросил, когда меня выпишут и когда я смогу ехать в Свердловск.
- Хм, шустрый какой, - последовал ответ. – Не раньше чем через неделю. Ещё ведь ранки не затянулись.
И тут мне опять стало страшно. Мечта об училище, а тогда это была уже мечта, так вот мечта эта вновь становилась неосуще-ствимой. К двадцать девятому сентября я просто не успевал.
Но всё равно, каждый день я надоедал медикам с одной и той же просьбой – выпишите меня, мне очень надо! Наконец, после оче-редного осмотра, на четвёртый день после операции, меня «выту-рили» из больницы, раз уж очень надо. А было уже первое октяб-ря.
Получив медицинскую справку, я сразу же отправился на вокзал. Оттуда позвонил маме в Висим, сказал, что всё хорошо, что до-мой заезжать не буду, а прямиком поеду в училище – время ис-текло ещё три дня назад…
* * *
…В училище, дежурный офицер, выслушав мои объяснения, про-водил меня до кабинета полковника Калины. Когда, постучав-шись, я вошёл, Калина глянул на меня поверх очков, хмыкнул и велел подождать. Затем по телефону вызвал врача училищной санчасти. Пришедшая через пару минут врач посмотрела приве-зённую мной медицинскую справку о проделанной операции, за-глянула ко мне в рот и со словами: «Всё нормально», - гордо вы-несла из кабинета своё полное тело.
Наступило тягостное молчание. Начальник училища встал из-за стола, прошёлся взад-вперёд по кабинету и в задумчивости оста-новился возле окна. Немного постояв и приняв какое-то решение, резко повернулся и произнёс фразу, запомнившуюся мне на всю жизнь:
- Ну, что, Согрин, с тобой делать? Обещал я тебе, что будешь учиться, так иди и учись.
Я даже подпрыгнул на месте. И, уже по-военному, ватным языком выдавил из себя:
- Есть идти учиться! Разрешите идти?
Калина улыбнулся.
- Куда ж ты пойдёшь? Подожди пока в коридоре.
Я вышел. По коридору проходили офицеры и курсанты. Возле знамени училища стоял постовой. Жизнь шла по строго установ-ленному распорядку.
Минут через пять в кабинет начальника училища вошёл корена-стый майор. Затем пригласили войти меня.
- Вот, Михаил Никандрович, принимай ещё одного воспитанника. – Калина кивнул в мою сторону. – Курсант Согрин Юрий Михай-лович. Потомственный пожарный и очень хочет учиться именно в нашем училище.
На лице майора появилось недовольство.
- Но, товарищ полковник, позвольте. У меня ведь и так всё пере-полнено. Куда ж я его дену?
- Ничего, ничего, куда-нибудь определите. – Калина повернулся ко мне. – А вас, товарищ курсант, прошу любить и жаловать свое-го отца-командира. Это ваш командир дивизиона майор Анисимов Михаил Никандрович. Думаю, познакомиться поближе у вас ещё будет время. Всё, свободны.
И, дав понять, что разговор окончен, начальник училища углу-бился в чтение каких-то бумаг. Майор Анисимов ещё помедлил немного, видимо собираясь спросить что-то, но передумав спро-сил:
- Разрешите идти?!
- Да, да – идите, – прозвучало в ответ, и мы вышли из кабинета.
По училищу шли вначале молча. Потом майор Анисимов спро-сил:
- Ну, и откуда же ты свалился на мою голову, курсант Согрин?
- Из Висима, - ответил я.
- А это ещё что такое?
- Посёлок такой, недалеко от Нижнего Тагила.
- Ага, деревенский значит. Ну, а специальность у тебя какая-нибудь есть? – продолжал расспрашивать майор.
Да нет. Я ведь, можно сказать, после школы. Второй год в учили-ще поступаю, из-за гланд. А вообще-то мы, деревенские, всего понемногу умеем. Жизнь заставляет.
- Ну, раз умеете, вот и будешь ты учиться в хозяйственной группе. Для начала. А там посмотрим. Сейчас придём в дивизион, пой-дёшь к старшине, получишь всё необходимое: обмундирование, постельное бельё и т.д.. Он вкратце объяснит тебе, где и что, чтоб не заблудился. Дальше все действия только с разрешения коман-дира группы сержанта Мирошниченко. И вообще, здесь мамы с папой нет, так что ориентируйся сам…
Я хотел ответить, что папы у меня действительно уже нет, но удержался и, с интересом рассматривая училище, молча двинулся за широкой спиной своего «отца-командира» майора Анисимова.
Так, после стольких мытарств, я стал курсантом Свердловского пожарно-технического училища МВД СССР. Стал курсантом со второго октября 1973 года, тогда как все мои товарищи учёбу начали первого октября, отработав до этого полмесяца в подшеф-ном совхозе им. Свердлова.
С большим трудом, но мечта моя сбылась…
* * *
…Годы учёбы в училище… Сегодня, по прошествии многих лет, кажется, что те два года и девять месяцев пролетели совсем неза-метно, как на одном дыхании. Но сколько в них было «втиснуто» всего на самом деле!
Первое время было тяжело, мы привыкали к жёсткому распоряд-ку, когда всё выполнялось только по команде командиров. При-выкали к постоянному нахождению в стенах училища, когда на окнах первого этажа решётки, а выход в город только по увольни-тельной, которую ещё надо было заслужить. Привыкали к кур-сантскому продовольственному пайку, которого почему-то всё время не хватало, хотя кормили нас совсем неплохо. И ещё много к чему нам приходилось привыкать. Но постепенно, примерно че-рез полгода, всё встало на свои места…
…Зачислили меня, как и сказал майор Анисимов, в девятнадцатую учебную группу четвёртого дивизиона. Группа эта была непро-стая, а так называемая – хозяйственная. Половина ребят в ней имели какие-то гражданские специальности: шофера, электрики… А другая половина были такие же зелёные юнцы как и я, пришед-шие со школьной скамьи.
В любом большом коллективе люди самопроизвольно делятся на группки, компании: у одних совпадают интересы, у других воспо-минания, третьи родом из одного места. Так было и у нас. С пер-вых дней учёбы мы сдружились с Василием Тюковым и всё время обучения сидели с ним за одним учебным столом.
Василий был, как и я, родом из сельской местности, где-то из-под Челябинска. Был он крепкий и рослый, но с телом его никак не вя-зался тоненький голосок, и это постоянно было пищей для шуток.
Сдружились мы с Вадимом Бруком из Каменска-Уральского. Ка-кое-то время он с родителями жил в Нижнем Тагиле и мы иногда в минуты отдыха вспоминали про Тагил. К тому же моя средняя сестра Эмма в то время жила с мужем в Каменске-Уральском, и это тоже порой было предметом наших с Вадимом разговоров.
Все годы учёбы в училище я был в хороших отношениях с наши-ми дивизионными художниками, тремя Вовами: Прокошиным из Челябинска, Макаровым из Нижней Салды и Вагайцевым из Но-восибирска. Это их руками выполнены чеканные панно в вести-бюле училища, а также картины на его этажах (если их не сняли). Они трудились над ними всё время обучения, и получилось это у них очень даже неплохо.
С ребятами-художниками меня сблизила работа над дивизионной стенгазетой. Оформлялась газета всегда на высшем уровне, но са-тира была беззубой из-за слабой текстовки. И как-то я предложил ребятам свою помощь, сказав, что могу немного писать в рифму. Ребят это заинтересовало, и они повели меня к нашему замполиту, старшему лейтенанту Соколовскому. Разговор был короткий.
- Можешь помочь выпускать сатирическую газету?
- Наверное, смогу.
- Давай без «наверное». Если да – то помогай. А материал тебе будет Прокошин давать. Договорились?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
Что я мог ещё ответить? Назвался груздем – полезай в кузов. Ра-бота закипела и, несмотря на мои опасения, мне понравилась. Да и не только мне. Острая карикатура и меткое слово делали своё де-ло. И, что интересно, за всё время обучения ни один курсант, ко-торого «пропесочивали» в стенгазете, не сказал ни одного слова упрёка или обиды. На правду, как известно, обижаются только глупые люди.
О наших сатирических стенгазетах прошёл слух по всему учили-щу, специально приходили из других дивизионов посмотреть на наше «творчество». Однажды меня пригласили в комитет комсо-мола училища. Заместитель секретаря Алексей Калиниченко сразу перешёл к делу.
- Слушай, Согрин, помоги нам. С «Комсомольским прожектором» заклинило. Материала много, а оформить нормально не можем. Художники ребята хорошие, а вот с текстовой частью никак не получается, всё какая-то скукота. Я видел ваши стенгазеты: твои четверостишья – прекрасная вещь, как раз то, что нам надо.
Я внимательно слушал Алексея и уже догадывался, что ему от меня нужно.
- Ну, так что, поможешь?
- Почему бы и нет? Только уговор, материал давайте заранее. Не-много ведь и подумать надо, - улыбнулся я.
- Всё, договорились, - Алексей протянул руку. – А если нужно будет спокойное место, этот кабинет всегда в твоём распоряже-нии. С твоим командиром дивизиона, чтоб отпускал, думаю, дого-воримся.
Так я стал ещё и членом редколлегии училищного «БОКСа», или боевого окна (органа) комсомольской сатиры…
* * *
…Дни летели за днями. Мы познавали основы пожарного дела. И не только его. Перечень дисциплин изучаемых в пожарно-техническом училище довольно обширен, на уровне техникума. Плюс к этому спецдисциплины, напрямую связанные с пожарной охраной: пожарная тактика, пожарная профилактика, пожарно-техническое вооружение и многое другое. Так что нагрузка была приличная. Совсем не случайно среди курсантов ходила такая шутка.
Встретились два друга, курсант пожарно-технического училища и студент политехнического института. Студент, конечно, начал подшучивать, что пожарные, дескать, народ ограниченный и ниче-го не знают. На что курсант ему ответил: «Что такое ЭВМ я тебе скажу, а вот ты мне скажи, что такое ГВП? (генератор высоко-кратной пены)». Студент озабоченно зачесал в затылке. На том и разошлись.
Если говорить о нагрузке, то приличной она была не только в по-знавательном плане, но и в моральном и в физическом тоже. С утра вместо физзарядки обязательный мини-кросс возле Ураль-ского политехнического института, чтоб проснулись. Затем зав-трак, самоподготовка, занятия до обеда. После обеда снова само-подготовка. Только вечером, после ужина, немного личного вре-мени. Всё это с учётом армейской дисциплины с неотъемлемыми нарядами, дежурствами на кухне и в учебной пожарной части.
Не знаю, кому как, а мне нравилась такая напряжённая жизнь, хотя иной раз и хотелось послать всё куда подальше.
Заботились и о нашем кругозоре, нашем культурном и духовном воспитании. Над училищем шефствовал Свердловский театр му-зыкальной комедии, артисты которого были нашими частыми гос-тями, а мы, соответственно, всегда были желанными гостями в те-атре. За время учёбы мы неоднократно посещали и оперный и драматический театры, дворец спорта и стадион, и многие другие культурно-зрелищные учреждения. Так что вспомнить есть что и вспомнить с благодарностью к нашим отцам-командирам.
Достаточно сказать, что во время таких культпоходов мне, парню из села, посчастливилось «вживую» увидеть таких звёзд, как Юрий Богатиков, Валерий Ободзинский, Жанна Прохоренко, Ев-гений Шутов, Олег Лундстрем с его оркестром и многих других.
А каких спортсменов видел! Анатолий Фирсов, Борис Михайлов, Владимир Петров, Валерий Харламов… Биатлонист-легенда Александр Тихонов выступал перед нами в училище, а его брат учился на старшем курсе, когда мы учились на первом.
Сегодня я даже с благодарностью вспоминаю, что зачислили меня именно в хозяйственную группу. Мы ничем не отличались от дру-гих по объёму получаемых знаний, но поскольку мы были груп-пой «хозяйственной», то нас часто привлекали на строительство объектов Свердловска. Точнее будет сказать не на строительство в прямом смысле этого слова, а на подсобные работы при строи-тельстве. Исторический сквер, Дворец молодёжи, новая киносту-дия и многое другое строилось и с нашей скромной, посильной помощью.
У нас даже известную шутку на свой лад переделали: «Два кур-санта и лопата заменяют экскаватор».
Ну, а для нас курсантов, такие хозработы были ещё и лишней возможностью выехать за стены училища, побывать в городе без «увольнительной», пообщаться с «живыми» людьми…
* * *
…Учёба шла своим чередом, а мы взрослели и мужали, набира-лись не только ума, но и сил. Да и как было не набраться, если каждый день, как я уже писал, начинался у нас с усиленной заряд-ки, мини-кросса. А вечером перед «отбоем» наш старшина «ка-чал» нам брюшной пресс.
- Так! Ну, что, повеселимся? Одеяла в сторону, ноги поднять под сорок пять градусов и держать! Держать, я сказал!!! Иначе туалет чистить пойдёте!
И мы держали этот самый «уголок». Красные от натуги, до боли в мышцах, но держали. Кому охота на туалетные работы? Но всё равно кто-то не выдерживал и туалет наш постоянно сверкал чи-стотой.
А старшина продолжал:
- Что, устали? Ну, хорошо, ноги опустили и повернулись на жи-вот. Жим лёжа, двадцать пять отжиманий!
И только койки скрипели от наших физических упражнений. А дальше процедура повторялась: кто послабее – в туалет, осталь-ные «качаться». Быть может, по-своему старшина был и прав. Че-рез такие «экзекуции» в нас наверняка вливались новые силы так необходимые в профессии, которую мы выбрали.
В нашей курсантской жизни бывало всякое: марш-броски вокруг озера Шарташ или до стрельбища «Динамо»; тренировки «отбой-подъём», когда на всё про всё давалось всего сорок пять секунд (особенно нас так тренировали на первом курсе, «чтоб учёба ма-линой не казалась»); участие в тушении пожаров, ведь мы всё ж таки были курсантами пожарно-технического училища. О послед-нем немного подробней.
На первом курсе по строгому графику мы всей группой заступали на дежурство в учебную пожарную часть или проще УПЧ. Вот где никогда не страдают от недокомплекта! Полный боевой расчёт и желающих хоть отбавляй. Выезжать приходилось довольно часто, но, в основном, на небольшие пожары. Хоть мы были и будущие пожарные, но в большинстве своём нам ещё не исполнилось во-семнадцать лет, и на это делалась скидка. Понюхать дыма нам да-вали, а жизнью рисковать пока не разрешалось. Однако при туше-нии особо крупных пожаров нужна была рабочая сила (принести-унести), вот тогда и вспоминали о нас.
На первом курсе мне запомнился один очень крупный пожар, в тушении которого мне довелось участвовать. Это пожар в Доме контор.
Произошёл пожар 1 марта 1974 года. Долгое время трагические подробности этого пожара замалчивались впрочем, как и многих других. И трудно сказать, чего в этом замалчивании было больше: заботы о душевном спокойствии народа или боязни «плохо вы-глядеть» в глазах западных недоброжелателей. Просто – такое уж было время.
С развалом Советского союза с многих вещей был снят гриф сек-ретности. И о пожаре в свердловском Доме контор рассказали средства массовой информации. Поэтому я не буду подробно рас-сказывать обо всех перипетиях тушения этого сложного пожара, скажу лишь, что пострадало тогда свыше двадцати человек, семе-ро погибли.
На этом пожаре я впервые воочию, а не на киноэкране увидел, как гибнут люди, как они в панике выпрыгивают из окон и разби-ваются об асфальт, как они сгорают заживо и что от них потом остаётся. На второй день после пожара нас привлекли для разбора руин. Когда наши ребята на бумажном мешке вынесли бесфор-менный, обугленный кусок мяса, я даже не поверил сначала, что при жизни это была дородная пожилая женщина. Огонь не щадит никого и ничего. Жестокая, чудовищная реальность, кстати, одна из составных частей нашей нелёгкой профессии…
* * *
…Следующий момент из курсантской жизни, прочно врезавшийся в память, это участие в военных парадах, в которых ежегодно участвовало наше училище.
Примерно за месяц-полтора до парада формировалась «коробка», т.е. подразделение с определённым количеством военнослужа-щих. И начинались ежедневные, без всяких скидок на погоду, тре-нировки. До обеда мы учились, а после обеда занимались строе-вой подготовкой. Ближе к праздничным дням, а значит и дню про-ведения парада, подгонялась форма: чтобы не было большой раз-ницы в длине шинели, и чтоб одна шинель не отличалась от дру-гой новизной-поношенностью. Выдавались дополнительные пред-меты «военного туалета»: белые перчатки, аксельбанты ( белые витые шёлковые шнуры, пропускаемые под один погон и свисаю-щие на грудь), на сапоги набивались специальные металлические набойки, чтоб чётче слышался удар при ходьбе. Из-за этих набо-ек, мы несколько дней были вынуждены по казарме передвигаться в тапочках, чтобы не поцарапать паркетный пол, покрытый лаком.
Перед самым парадом проводились ночные тренировки. Нас под-нимали посреди ночи и через весь проспект Ленина, от Уральско-го Политехнического Института до площади 1905-го года, мы шли строем под звук барабана. Не знаю, каково было спящим свердловчанам, но нам под барабан идти было легче и веселее.
На площади всегда томительно длилось ожидание: пока все собе-рутся, пока подготовятся. И благо, если погода, вещь на Урале не-предсказуемая, стояла сносная. А ведь нам приходилось стоять и в первую ноябрьскую пургу, и в морозец. Наконец всё готово и мы полностью имитировали прохождение войск на параде. Старались, чтоб всё получилось с первого раза, иначе могли и вернуть для повторного прохождения, а кому это надо. Когда всё заканчива-лось мы, чаще всего бегом и уже без барабана, под утро возвра-щались в училище. Поспим часик другой и на занятия. Конечно, было немного трудно, но, не смотря ни на что, мы все стремились попасть в парадную «коробку».
Мне все три года обучения посчастливилось участвовать в пара-дах. Правда первый год мы только стояли в «оцеплении», рассе-кали колонны демонстрантов на потоки и смотрели за порядком, за тем, чтоб не произошло какое-нибудь антисоветское ЧП. В са-мом же параде мы не проходили, так как погоны одели только ме-сяц назад и мало чего к тому времени умели. А вот в последую-щие годы я уже принимал непосредственное участие в военных парадах.
Ощущения остались незабываемые. Чувство ответственности, чувство локтя – если ошибётся один, то и общее впечатление о подразделении останется неважным. Вся «коробка» как единое целое.
- И-и-и рраз, - и все головы одновременно поворачиваются в сто-рону трибуны. В этот момент совсем неважно, кто на ней стоит, а важно правильно выполнить прохождение. Чёткий шаг, дыхание только через нос – так нас учили отцы-командиры. Кажется, что ты не громко топаешь по булыжной мостовой, а как бы паришь над ней, зажатый по бокам локтями товарищей. И вперёд, вперёд!
- И-и-и рраз, - головы повёрнуты, трибуна осталась позади. Са-мое главное сделано. А мы заканчиваем прохождение и ищем свою училищную машину, сдаём оружие и выстраиваемся цепоч-кой, становясь в традиционное оцепление. Нужно сказать, что пе-ред каждым парадом нас инструктировали и объясняли: поскольку мы являемся сотрудниками органов внутренних дел, то должны бдительно следить за поведением демонстрантов в колоннах, не допускать каких либо выпадов в адрес партии и правительства, предупреждать возможные беспорядки и хулиганские выходки. Нацеливали даже на то, что возможны диверсии, террористиче-ские акты, самосожжения… Но, слава богу, всё проходило нор-мально.
Заканчивалась праздничная демонстрация, и мы возвращались в училище, где нас всегда ждал праздничный обед: или картошки для всех поджарят, или овощей-фруктов нам положат. Да и сладо-сти давали, отмечая нашу работу. А работа была хорошей. Насколько я знаю, на парадах всегда неофициально определялось лучшее прохождение воинского подразделения. И за годы, пока я учился в училище, плохого о нас не сказали ни разу…
* * *
…Шло время. Слегка поредели наши ряды. По различным причи-нам покидали училищные стены наши сокурсники, теперь уже бывшие. Одних отчисляли за плохую учёбу, недоумевая, как только они вступительные экзамены сдавали? У других вдруг здоровье начинало шалить, и было непонятно: или это какие-то старые болезни проявлялись, незамеченные медицинской комис-сией, или же это появлялись новые болезни, спровоцированные армейской дисциплиной. Ведь далеко не всякому по плечу жить по строгому режиму и испытывать при этом приличные физиче-ские и моральные нагрузки.
А кое-кого отчисляли из училища за нарушение дисциплины. Так по глупости «залетел» Миша Мирошниченко, и мы лишились ко-мандира группы. Однажды он пришёл из увольнения с лёгким за-пахом спиртного, это почувствовал дежуривший по училищу офицер и доложил по команде. Мишу долго прорабатывали и, в конце концов, отчислили. Не знаю, возможно, если б его оставили учиться, то пожарная охрана получила бы хорошего специалиста. Ведь до поступления в училище Миша отслужил в армии, работал в пожарной охране. Но, не смотря ни на что, его отчислили. Чтоб другим неповадно было. Так сказать – в воспитательных целях.
Никогда не забуду, как прощался с нами этот уже взрослый, не чета нам молодым, мужчина: на глазах слёзы, руки дрожат от волнения, лицо красное и даже изменилось как-то. Мы всей груп-пой очень переживали отчисление Миши, парень-то был хороший. Но ничего не поделаешь – порядок есть порядок, точнее воинская дисциплина. Зато после окончания первого курса мы нагрянули к нему в гости. Домой на родину он так и не уехал: видно стыдно было, да и поступать в училище на следующий год снова собирал-ся. Но появилась семья, дети, новые заботы и пожарным Миша так и не стал, нашёл себя в другой работе.
Как-то перед самым увольнением меня с офицерской должности, я встретил Мишу в Свердловске. Жил он на ВИЗе, работал на вред-ном производстве, вырабатывая «горячий» стаж. Мы отошли в сторонку, закурили, порасспрашивали, как да что.
- Я ведь сначала сильно переживал, - Миша затянулся дымом си-гареты, - места себе не находил, психовал, в «пожарку» пытался устроиться, поступать в училище снова собирался… А потом, как-то жизнь по-другому пошла. Работаю вот тут…, - он махнул с до-садой рукой. – Правда, радость у меня – квартиру хорошую не-давно получил. Ну а училище… Что теперь-то вспоминать? Ну – сглупил, ну – не получилось. Значит не судьба. Столько уж вре-мени прошло…
Я смотрел на него, и в глазах его была такая грусть, что невольно подумалось: «Нет, Миша, ты до сих пор жалеешь о той минутной слабости, которая резко повернула твою жизнь и пустила её по другому руслу».
Мы постояли ещё немного, выкурили по сигаретке. Поговорили о моих невзгодах, что неподдельно расстроило Мишу. Потом, тепло попрощавшись, разошлись в разные стороны: он – дорабатывать свой «горячий» стаж, а я – бороться за своё существование. Разо-шлись мы, возможно, навсегда. Хотя, кто его знает…
* * *
…А жизнь продолжалась. После летнего отпуска (или каникул) началась напряжённая учёба на втором курсе. Старшина нас «му-чил» уже меньше, но отцы-командиры спуску не давали ни в чём. Бывало, придёт командир дивизиона на вечернюю поверку и начинает кого-нибудь за двойки воспитывать:
- Нет, вы посмотрите на него! Вы, товарищ курсант, для чего сюда приехали? Для того, чтобы учиться! А почему тогда двойки полу-чаете? Не хотите учиться – собирайте манатки и езжайте домой! Мы таких держать не бу - дем! Вам ясно?! Пожарной охране слу-чайные люди не нуж – ны!
Всё это говорилось на высоких тонах, перед строем. И, я думаю, после такой проработки никто не хотел оказаться в роли воспиту-емого ещё раз. А комдив продолжал:
- На первый случай, объявляю вам два наряда вне очереди! А двойку чтоб завтра же исправил!
Или другая картина, как майор Анисимов воспитывал дневальных за плохую уборку казармы. Впрочем, уже не майор, а подполков-ник: очередное воинское звание ему присвоили в конце нашего первого курса. По тем временам человеку, не имеющему высшего образования, звание выше майора присваивалось крайне редко, а нашему комдиву присвоили. Значит, было за что. Так вот, поста-вит подполковник Анисимов дневального по стойке «смирно» и отчитывает:
- Хм, уборка называется! Табаретки расставили, а порядка нету! Пол промыли плохо! Головные уборы лежат неровно! Всё пере-делать!
Да ещё пройдёт и завернёт несколько матрасов, чтоб знали – кро-вать заправлена неаккуратно. Кстати, я не ошибся, когда слово «табаретки» написал через два «А». Комдив именно так и гово-рил: «табаретки». И, в конце концов, это слово прилипло к нему как прозвище. Мы меж собой так и говорили: «Тихо, мужики, Та-баретка идёт! Но это было не обидное, не оскорбительное про-звище, скорее наоборот. Мы не вкладывали в это слово какого-то злого смысла. Ведь ни для кого не секрет, что почти все офицеры училища (как в своё время и школьные учителя) получали от сво-их подопечных какие-то прозвища. Одного звали «Рыбина сухая» за его худощавость, другого звали «Группа газы» за его любимую команду, кого-то звали просто «Смоляк» или «Супрун», от со-кращения фамилий Смоляков и Супруненко. Скорее всего, офице-ры знали или, по крайней мере, догадывались о своих прозвищах, но вида не показывали. Что взять с детей, хотя и великовозраст-ных?
О том, что догадывались, можно судить по одному забавному эпизоду. За одним офицером училища почему-то прочно закрепи-лось прозвище «Зося». Откуда оно к нему прилипло, трудно ска-зать. Но сколько же было хохота в училищном клубе, когда в вы-ходной день там демонстрировался фильм «Зося», а на первом ряду удобно устроился этот самый офицер, дежуривший по учи-лищу. Начинается фильм, идут субтитры и отовсюду послыша-лись свист и улюлюканье. Бедный офицер, в сильной степени смущения, вынужден был срочно покинуть клуб. Ему – беда, а нам – весело.
Но нашего командира дивизиона мы звали «табареткой» любовно. Мы действительно любили его – хороший был мужик и справед-ливый. Я пишу - был, потому что его уже нет среди нас. Он выпу-стил наш курс цветущим, крепким мужчиной, которому под- стать подковы гнуть, а где-то через год вдруг умер от тяжёлой болезни. Я, к великому сожалению, не был на похоронах, просто не знал об этом горе, но ребята рассказывали, что буквально за полгода Ми-хаил Никандрович совсем высох и изменился до неузнаваемости. Жаль, хороший был человек.
Земля ему пухом и низкий поклон от всех его воспитанников…
* * *
…Замполитом в нашем дивизионе был, как я уже упоминал выше, старший лейтенант В.К. Соколовский. Старшим лейтенантом он был на нашем первом курсе, а выпускал нас из училища он уже в звании капитана. Невысокий, коренастый, жизнерадостный чело-век, отличный спортсмен. Кстати, за свой невысокий рост сразу же получивший прозвище «Соколёнок». Соколовский был чело-веком на своём месте. Все наши культпоходы, вся воспитательная работа внутри дивизиона – это его заслуга, и это сказано не для красного словца.
Я уже рассказывал, как он привлёк меня к работе над стенгазетой. И так уж получилось, что всё время моей учёбы в училище, каби-нет замполита был для меня всегда открыт, впрочем, как и для всех других курсантов, но я пишу о своих впечатлениях. Мы и стенгазеты делали в его кабинете, а позднее, когда у нас в дивизи-оне появился драмкружок, и первые наши репетиции проходили тоже там.
Вообще его энергии можно было позавидовать. Он успевал везде, делал, казалось бы, невозможное. Взять хотя бы смотры художе-ственной самодеятельности, мероприятия в то время обязатель-ные. Наш дивизион, единственный в училище, не имел тогда элек-тромузыкальных инструментов. А ведь это было так современно и модно! Как быть? Казалось бы, что наша программа заранее обре-чена на провал. Но наш замполит умудрялся создавать концерт-ные программы не хуже чем у других, а некоторые номера полу-чали даже высшие оценки. К примеру, был у нас курсант Кунак-баев, так он такие вещи выделывал, играя на национальном музы-кальном инструменте курае, все диву давались. Потом выясни-лось, что у себя на родине Кунакбаев был Лауреатом республи-канского конкурса. А Соколовский узнал об этом и привлёк Куна-кбаева в нашу самодеятельность. И того заметили, и стали при-глашать для участия в концертах за пределами училища.. Чья в этом заслуга? Конечно же, нашего замполита – старшего лейте-нанта Соколовского.
* * *
…Я часто перебираю фотографии, привезённые из училища (часть из них, уважаемый читатель, ты видишь в этой книге). Возможно, мне повезло немного больше чем другим. Ведь один из моих дру-зей Володя Прокошин был отличным фотографом и снабжал меня «лишними» для него фотографиями. А я собирал их потихоньку и был этому очень рад. У многих фотографий даже нет дубликатов: Володя постоянно экспериментировал с фотографиями и неудав-шиеся, на его взгляд, фото отдавал мне.
Вот мы на лыжных соревнованиях. И впереди всех наш замполит.
Вот мы на лыжном кроссе. И вместе с нами наш комдив.
Вот мы в парадной «коробке». И рядом с нами наши преподавате-ли.
А это наш драмкружок и его неизменный руководитель с итальян-ской фамилией – Розетти.
На следующей фотографии – мы во время дежурства на кухне. И об этом нужно рассказать поподробнее…
* * *
…В определённое графиком число вся группа заступала в наряд по училищу. Одни несли караульно-постовую службу, т.е. с лич-ным оружием курсанты становились часовыми возле знамени училища, в цокольном этаже, где размещались склады и тир, и на училищном плацу (причём в любую погоду). Кто-то нёс службу при дежурном офицере училища. А добрая половина группы за-ступала на дежурство по кухне. Круг обязанностей здесь был то-же очень широк: чистка овощей, мытьё посуды, мытьё столов и полов в обеденных залах, раздача блюд, завоз продуктов с продо-вольственных баз всего города. На первый взгляд всё очень про-сто. Но ведь необходимо в сжатые сроки, строго по распорядку обслужить чуть ли не тысячу едоков. Потом успеть вымыть и по-суду, и столы, и полы, да так, чтоб жиринки нигде не осталось.
Ну а как мы получали с баз продукты! Это ж надо было видеть. На этот участок работы мы всегда любили ходить с Васькой Тю-ковым. Если назначали, конечно. А то и сами напрашивались. Нам нравилось то, что по городу на машине покататься вдоволь мож-но, пока всё получишь: продукты-то были на разных базах. Да и физической работы мы оба не боялись. Поработать же иной раз приходилось основательно: и мешки потаскать, и ящики поворо-чать, а то и просто – туши мясные.
Представьте себе – нужно получить мясо с холодильника. Ну, мя-со и мясо. Приехал, загрузил и обратно. На деле же всё гораздо сложнее. Приезжаем мы на холодильник, нас заводят в огромную холодильную камеру, по которой свободно ездят автопогрузчики. Туши мяса (полутуши говядины) наложены под самый потолок, а до потолка не меньше десяти метров.
- Вот, ребятки, - ласково говорит кладовщица, - берите мяско из этой пачки, с самого верха, и на весы. Потом в машину. Всё по-нятно?
Чего ж тут не понять, мы понятливые. Только понятия нашего хватает на одну полутушу. Кое-как мы её с верха сняли, кое-как дотащили до весов. И, несмотря на то, что в холодильной камере мороз пробирает, с нас пот градом полил.
- Нет, Юрка, мы так не справимся, - еле дыша, просипел Васька, – надо что-то придумывать. Пойду малую механизацию искать.
Через несколько минут он возвращается с тележкой и металличе-скими крючками.
- Я посмотрел, - говорит, - как в соседней камере делают. Щас и у нас всё получится.
С этими словами он цепляет крючком верхнюю полутушу и она с глухим стуком падает на пол. Я едва успеваю отскочить.
- Давай телегу! – командует Васька.
Вдвоём мы перевернули полутушу на тележку и повезли к весам. Да, на колёсах, это не на животе.
- Смотри-ка, - удивилась кладовщица, - сами догадались или под-сказал кто?
Васька широко и довольно улыбнулся:
- Сами, тётенька, сами.
Вот так вот мы получали мясо с холодильника.
А однажды Васька меня чуть не задавил. В прямом смысле этого слова. Получали мы что-то сыпучее, в мешках. Что именно, сей-час уж и не помню, да это и не важно. Как обычно на машине при-ехали на базу, нам объяснили, с какого склада получать:
- Там транспортёр есть. Один будет в складе на транспортёр гру-зить, а другой в кузове машины принимать.
Сказано – сделано, не впервой. Подогнали машину под транспор-тёр. Васька ушёл в склад, а я остался в кузове. Слышу, Васька снизу кричит:
- Готов?!
- Готов! – отвечаю я ему. И стою, жду.
Транспортёр заработал. Тут нужно немного пояснить: дело в том, что раньше мы везде всё получали в мешках по пятьдесят кило-граммов, тут же мешки оказались по семьдесят пять килограммов. А Васька меня об этом не предупредил и я не ожидал такого веса. Смотрю, показался первый мешок. Я привычно подставляю плечо и… не выдерживаю. Завалился на бок, мешок сверху, за ним вто-рой. Лежу, барахтаюсь, пытаюсь встать – не получается. А с транспортёра уже следующий мешок летит…
- Стой! – кричу что есть мочи. – Стой, олух!
Но Васька из-за работающего мотора меня не слышит, а на меня ещё один мешок кувыркнулся.
- Стой, обормот!!! – завопил я.
Транспортер, наконец, остановился и из склада выскочил испу-ганный Васька.
- Ты чего?!
- Чего, чего, - передразнил я его, безуспешно пытаясь выбраться из-под мешков. – Угробить меня решил, что ли?
Васька заглянул в кузов и принялся звонко хохотать.
- Ну, чего ржёшь? – огрызнулся я. – Помоги лучше выбраться. Дышать уж не могу.
Васька быстро залез в кузов и оттащил мешки.
- Так ты чего упал-то? Я ведь тебя спросил: «Готов?», ты ответил, что готов. А сам…
- Сам, сам, - обиженно повторил я. – Предупреждать надо, что вес-то не тот. Я ведь не штангист какой-нибудь. Ведь совсем зада-вить мог.
- Ну, извини. Не подумал.
Вот так вот чуть меня не задавили. Этим самым мешком с сыпу-чим. И всё равно любили мы с Васькой дежурить на складах ПФС, т.е. – продовольственно-фуражной службы. И кладовщицы к нам даже привыкли, были рады, когда мы к ним на дежурство засту-пали. Они нам и полакомиться иногда чем-нибудь позволяли, су-хофруктами, например. А мы и рады стараться: наберём в карман и ходим, жуёмся…
* * *
…Время неумолимо отсчитывало дни. На втором курсе в учебной пожарной части (далее УПЧ) мы стажировались уже в качестве командира отделения. В одно из дежурств мы выехали на тушение пожара в мебельной фирме «Урал»: горел цех по изготовлению мягкой мебели. Штатного начальника караула почему-то не оказа-лось на месте, вместо него выехал стажёр-курсант третьего курса по фамилии Столбов. Стояла зимняя морозная ночь, и мы уже из-далека увидели отблески пламени. На месте пожара работали го-родские пожарные части и штаб пожаротушения. Нам была по-ставлена задача: установить один автомобиль на пожарный гид-рант и подать два ствола «Б» в окна горящего здания. Внутрь – не лезть!! Второй автомобиль в резерв.
Быстро выполнив распоряжение, мы стали поливать в окна, что называется – вслепую. Но что это за работа лить незнамо куда? Столбов куда-то убежал и я не выдержал, скомандовал перво-курсникам:
- Так, мужики, я попробую залезть внутрь. За мной никто не лезет, но возле окна стоять двоим.
И полез в окно. Что это было? Бахвальство, ложное геройство, стремление показать себя перед другими? Не знаю. Честно скажу, ни о чём таком я тогда не думал. Просто делал свою работу. Бы-вали такие моменты и в моей последующей работе: просто ви-дишь, что нужно сделать. И делаешь. А размышления приходят после…
Одним словом залез я на подоконник и, немного поколебавшись, спрыгнул внутрь помещения. Чувствую, куда-то медленно прова-ливаюсь, словно в болоте тону. Внутри стало как-то нехорошо от непривычных ощущений. Но внезапно под ногами стало твёрдо. Пытаюсь ими пошевелить и не могу. Что за чертовщина?! Стал ощупывать вокруг себя руками – что-то мягкое. А что именно ни-как не пойму. Вокруг кромешная темнота и сильно воняет какой-то химией. Потом догадался, снял рукавицу и стал ощупываться голой рукой. Что-то очень знакомое… Тьфу ты, это же поролон. Вот в чём дело: прямо под окном лежал большой штабель поро-лона, а мы, добросовестно поливая в окно, до того пропитали его водой, что он стал походить на какой-то студень. Вот в этот-то «студень» я и попал. Когда разобрался, на душе стало веселее.
- Мужики! – крикнул вверх в окно. – Двое со стволом ко мне! И быстро принесите фонарь из машины, скажите, я велел.
Втроём да ещё с фонарём работать стало легче. Мы «плавали» по грудам мокрого поролона, заливали мелкие очаги горения. До ос-новного же мы, конечно, не добрались, потушили без нас. А нас ещё и отругали, что лезем туда, куда не надо.
Промокшие насквозь, а боёвки у нас тогда были брезентовые, мы выбрались на улицу. И тут от мороза наши боёвки моментально заледенели, превратились в подобие одеяний средневековых ры-царей. К нам уже спешил наш штатный начальник караула, он до-брался до места пожара на резервном автомобиле. Увидев, что с нами произошло, он скомандовал:
- Немедленно в машину и в училище. Отбой уже передали.
Хорошо сказать – немедленно. А попробуй в эту машину ещё за-берись, когда на тебе всё колом стоит. Но, кряхтя, смеясь и помо-гая друг другу, мы всё же забрались в кабину и, дружно стуча зу-бами, поехали обратно. Водитель включил обогреватель, но до второй кабины тепло так и не дошло.
В училище мы вываливались из кабины кто как мог. Раздевали же нас курсанты на пожар не ездившие. Ох, и помучились: вдвоем, а то и втроём расстёгивали наши пожарные пояса, стягивали с нас боёвки и ставили их, в прямом смысле этого слова, оттаивать вдоль стены. Если помните фильм «Джентльмены удачи», то там есть эпизод, когда Косой, выбравшись из бочки с цементом, пы-тался отчистить свои брюки. А они у него стали как деревянные. Вот и наши боёвки были такие же – деревянные ото льда.
Насколько я помню, курсантам, принимавшим участие в тушении этого пожара, начальником училища была объявлена благодар-ность. Это была моя первая благодарность за работу на пожаре. А сколько их ещё будет впереди. И самые дорогие слова благодар-ности это не те, что говорило руководство, а те, что говорили спасённые пострадавшие-погорельцы. Казалось бы, людям и так досталось горя хлебнуть, но они подходили и говорили «Спаси-бо!». В такие минуты отчётливо осознаёшь, что не зря на этом свете свой хлеб кушаешь…
* * *
…Остался позади второй курс, сданы курсовые экзамены. Среди курсантов существовала такая интересная традиция: перед сдачей экзамена на дверях учебной аудитории вывешивался разлинован-ный лист. На этом листе против своей фамилии идя на экзамен, каждый курсант оставлял своё пожелание или жизненное кредо, не знаю, как лучше назвать. А, выходя с экзамена, проставлял свою оценку.
Надписи – пожелания были самые всевозможные, у кого на что хватало фантазии. «С нами Бог», «Может, пронесёт», «Как учил-ся, так и сдам» и многое, многое другое. Что интересно, повторов никогда не было. Ну а я против своей фамилии всегда выводил одно и то же: «Чему быть – того не миновать». Видно по складу характеру я – фаталист. Только слова эти действительно идут со мной по жизни рядом. Как моя тень, как моё жизненное кредо.
После сдачи экзаменов всех нас направили на практику – стажи-ровку в качестве инспектора Государственного пожарного надзо-ра (далее ГПН). Стажировка проходила в сельской местности. Мне повезло, я был откомандирован в Нижний Тагил, в мой род-ной Пригородный район.
Инспекция Государственного пожарного надзора (далее ИГПН) Пригородного района находилась в то время на первом этаже От-дела пожарной охраны. Когда я прибыл к месту стажировки, начальника ИГПН капитана Кононова на месте не оказалось, он находился в длительной командировке. Решать, что со мной де-лать, пришлось оставшемуся инспекторскому составу. Меня сразу предупредили: с Кононовым переговорить обязательно надо, му-жик он сердитый. Но, раз уж его нет, то давай, молодой, занимай-ся работой. Переговоришь после. И посадили меня знакомиться с графиками, административными делами и прочей документацией.
За этим занятием меня и застал мой земляк - висимчанин Анато-лий Подсарайнов, работавший инспектором Пригородной ИГПН. Мы хорошо знали друг друга и едва не стали родственниками: ещё при живом отце Анатолий ухаживал за моей средней сестрой. Но воспротивилась мама, и ухажёрство прекратилось, хотя сест-рой было пролито тогда немало слёз. А с Анатолием позднее мы встречались ещё и в училище, где он учился на заочном отделе-нии.
Увидев меня, Анатолий и удивился и обрадовался одновременно. Старые обиды были давно забыты, впрочем, лично я к этим оби-дам не имел никакого отношения.
- Ты как здесь оказался? – протянул Анатолий руку в приветствии.
- Да вот, на стажировку прибыл. А Кононова вашего нет, не знаю, что и делать, - ответил я.
- Ерунда, мы это всё решим. Я найду его по телефону и обо всём договорюсь. Думаю, тебе удобнее всего будет работать со мной, обслуживать Висимский куст. И к дому поближе, а значит, с жи-льём проблему решаем автоматически. Да и вообще – места зна-комые, работать легче. Договорились?
А мне что? За два года я уже как-то привык к приказам офицеров. Да и расклад такой меня, честно говоря, очень даже устраивал.
- К тому же, - продолжал Анатолий, - я сюда в Тагил приезжаю только раз в неделю, чтобы отчитаться. А остальное время по округе катаюсь, работаю. Вот и ты будешь со мной. А самостоя-тельность – гарантирую.
Потом мы посидели, составили мой план стажировки, прикинули порядок моей работы. И началась почти самостоятельная профи-лактическая деятельность курсанта Согрина в должности инспек-тора ГПН.
Проверял я объекты и в самом Висиме, и в соседних Черноисто-чинске, Висимо-Уткинске, Усть-Утке и других прилегающих к Висиму селениях. Работать нравилось. Нравилось то, что меня, как работника пожарной охраны, все уважали и даже побаивались немного. Нравилось то, что с моей помощью наводился какой-то, пусть не идеальный, но всё же порядок в противопожарном состо-янии объектов. Нравилась и моя самостоятельность, которую мне предоставлял Анатолий. Не обманул.
Он привозил или приводил меня на объект, показывал где, что и кого можно найти, говорил: «Иди, работай», - и удалялся. Я дос-конально проверял объект, выписывал Предписание. Больших проблем не возникало, всё было понятно. Заходишь, например, в коровник: электрические провода на страшных скрутках и концы их оголены, нет ни плафонов на электрических лампочках, ни крышек на распределительных коробках, да и выключатель раз-бит. К тому же нет средств пожаротушения. Нарушения? Конеч-но!! Извольте в таком случае получить Предписание на устране-ние недочётов или Постановление на штраф, либо на приостанов-ку объекта.
Так я перебирался с одного объекта на другой и не заметил, как закончилось время стажировки. Пора было подводить итоги и возвращаться в училище для отчёта по стажировке. Приехавший к тому времени капитан Кононов проверил все составленные мной документы, подумал и поставил мне за стажировку «хорошо».
- Ты не обижайся. На «отлично» я и сам не знаю, - не то шутя, не то серьёзно сказал он мне на прощанье. – А вообще-то давай, по-сле училища возвращайся. Место для тебя найдём.
- Хорошо, вернусь, - ответил я, ещё не зная, что действительно вернусь в Нижний Тагил после окончания училища. Вернусь, но только не в Пригородную ИГПН…
* * *
…Отчитавшись за стажировку, в училище я долго не задержался – сразу в отпуск. На целый месяц домой! Помню, ребята наши спе-циально ездили куда-то отдыхать, проезд-то бесплатный. А я все-гда стремился домой, в свой Висим.
Мама работала швеёй, она у нас всю жизнь шила и вышивала. Братишка уже закончил шесть классов. Весь отпуск ушёл на рабо-ты по хозяйству, в основном на сенокос. Я до сих пор люблю пору сенокоса, а те времена вспоминаются с особым чувством. Дело в том, что если раньше во всех работах главенствовала мама, мне не доверяла серьёзных дел, и я был чаще всего только на подхвате, то теперь за «коренного» стал ходить уже я. Как никак, а почти двадцать лет – мужик. Да и училищная закалка давала о себе знать: подрос, окреп, набрался сил. И сил я не жалел, «пахал» как мог. Даже сенокос в том году мы закончили в рекордные для нас сроки.
Ближе к сентябрю стало как будто чего-то не хватать. Тянуло в училище, к друзьям: за два-то года привыкли друг к другу, а тут уже два месяца не виделись: сначала стажировка, потом отпуск. И последние дни отпуска я провёл в томительном ожидании возвра-щения. Вот ведь как интересно устроен человек: в училище рвешься домой, дома – в училище.
А в училище нас ждали хозяйственно-строительные работы. До начала занятий оставался ещё месяц и нам, хозяйственной группе, нужно было за этот месяц привести в «божеский вид» свою ка-зарму. Работали с охотой, с интересом, попутно постигая новые для себя строительные профессии. Днём работали, а вечером каж-дый день нас отпускали в увольнение. Жили мы сначала в своей группе, перенеся туда кровати, а потом перебрались в красный уголок дивизиона.
Примерно через две недели нас разделили и половину группы пе-ревели на ремонт пола в цокольном этаже училища. Работа пред-стояла огромная: сначала убрать старый бетонированный пол, за-тем уложить «подушку» из щебня, наконец, выполнить новый бе-тонированный пол с мраморной крошкой и орнаментом. И всё это отполировать. Сроки установили жесткие, и работать приходи-лось до седьмого пота.
Сколько тонн мы перетаскали оттуда, потом туда – одному Богу известно. Но пол был сделан вовремя. Помнится, что возле дверей училищного тира я сделал из мраморной крошки какую-то надпись. Какую именно сейчас уж и не помню. А наши последова-тели ходят наверно по этой надписи и думают: что за чудак тут ерундой занимался.
За ударную работу всех нас поощрили: кого премией, кого цен-ным подарком. Мне начальник училища вручил десять (!) рублей. Сейчас, может быть, это кажется смешным: за такую работу – та-кой мизер. Но тогда я был очень горд и доволен. Кстати, на треть-ем курсе курсант получал стипендию пятнадцать рублей (мы же были на полном государственном обеспечении), так что премия почти равнялась моему «месячному окладу»…
* * *
…Учёба на третьем курсе сильно отличалась от учёбы на двух предыдущих. Меньше было семинарских занятий, больше практи-ческих. Да и вообще, мы уже считались «старичками», могли поз-волить себе небольшие вольности. Многие предметы нами были уже пройдены, сданы экзамены и мы знали, какие оценки будут стоять в наших дипломах. По основным же предметам нас ожида-ли государственные экзамены.
Где-то после Нового года нас группами стали водить в швейное ателье на примерку нашей будущей офицерской формы. Во мно-гом третий курс стал для нас курсом прощаний и ожиданий. По-следний раз мы отдежурили в УПЧ, отдежурили уже в качестве стажёра начальника караула. В последний раз мы сходили в наряд по училищу, выполняли все работы, о которых я писал выше.
И чем ближе была весна, тем больше этого «последнего» стано-вилось. Сдано личное оружие. Сдано лишнее обмундирование. Уже весь дивизион сходил в фотографию, где каждый курсант и офицер сфотографировались, а немного позже получили на па-мять общие фотографии.
В апреле месяце мы разъехались на свою последнюю и самую се-рьёзную преддипломную стажировку в должности начальника ка-раула и инспектора Государственного пожарного надзора. На этот раз меня оставили в Свердловске и направили в 19-ю военизиро-ванную пожарную часть, что находится на Уралмаше. В этой ча-сти я бывал и раньше, когда нас направляли на усиление дежур-ных караулов в различные праздничные дни.
Стажировка в основном прошла успешно. Жил я прямо при части, в общежитии на втором этаже. И питался тоже в части. Не знаю как сейчас, а тогда в каждом карауле был свой «штатный» повар, который и обеспечивал питание. А если случались пожары ночью, то по возвращению с пожара промёрзших пожарных всегда ждал горячий чай. Это было очень удобно и приятно. Вот и меня с пер-вого дня поставили на довольствие, плати денежку и кушай на здоровье.
С этим «кушай» у меня произошёл небольшой казус, едва не за-кончившийся для меня отчислением из училища. Дело в том, что уже ближе к окончанию стажировки у меня закончились деньги, не рассчитал немного. А кушать-то хотелось. Несколько дней си-дел на хлебе и воде в прямом смысле этих слов: покупал с утра батон и бутылку газировки. Но долго так продолжаться не могло и я не долго думая в один из выходных дней просто взял и уехал домой, в Висим. Разумеется, предварительно прикинул, что вполне успеваю туда и обратно. И съездил. На транспорте ехал бесплатно, предъявляя свою «красную корочку».
Дома только переночевал и, взяв домашнего сала и немного денег, вернулся в часть. Всё без малейшей заминки. Но надо ж было так случиться, что в моё отсутствие в часть нагрянула проверка из училища.
- Где Согрин?
- Нет его.
- Куда девался?!
- А кто его знает…
Ну, а я уехал и никого не предупредил, знал, что не разрешат.
Вернулся я из своей «командировки», а меня начальник части поджидает. Злющий, весь на нервах. Меня, конечно, отругал, как мог. Но когда узнал о причине моей поездки, вроде бы всё понял. Однако напоследок всё же меня обрадовал:
- Завтра тебе приказано явиться в училище, с объяснениями.
Всю ночь я не спал: ворочался и думал, что меня ожидает? Ведь вполне могли и отчислить. Бывало такое: два с половиной года курсант отучится, едет на последнюю стажировку, хлебнет немно-го свободы и самостоятельности, совершит какой-нибудь просту-пок и за месяц до выпуска его за этот проступок отчисляют из училища. Обидно? А как же! Ведь уже и форма офицерская на не-го пошита и вдруг… Но – сам виноват. Не скрою, я прекрасно по-нимал, что совершил проступок, уехал в «самоволку», и оправ-даться будет очень сложно.
Наутро невыспавшийся, в отвратительном настроении поехал в училище. Надо ли рассказывать, как мне попало?! И нарушитель-то я, и самовольщик и т.д. и т.п. Но всё-таки офицеры в училище тоже люди, смогли разобраться, что к чему и сделать правильные выводы. Простили. И даже взыскания никакого не наложили.
Остаток стажировки я провёл тише воды ниже травы. В итоге за-работал две пятёрки: и за инспектора ГПН, и за начальника кара-ула. Но уже тогда, на стажировке, мне больше понравилась работа начальника караула – боевая работа. В боевой работе есть даже какая-то романтика: летишь по городу на вызов – «мигалки» включены, на перекрёстках визжат сирены и все уступают дорогу, с уважением смотрят вслед – люди спешат к кому-то на помощь. Или взять ночные выезды, когда зарево от пожара бывает видно очень далеко и когда ночную темноту буквально разрывает свет сигнальных «маячков». Именно под впечатлением таких вот ноч-ных выездов в моём блокноте появились строчки:
Свет от сигнальных маяков
Тьму ночи разрывает в клочья.
И восемь крепких мужиков
Сквозь тьму спешат на помощь ночью…
Конечно, это лишь отдалённо напоминает стихи, скорее просто рифмоплётство. Да я, честно говоря, никогда и не претендовал на поэтические лавры. Но суть схвачена верно. Действительно, пер-вая задача пожарной охраны - оказать помощь попавшим в беду людям. А о своих стихах я расскажу немного ниже…
* * *
…Стажировка закончилась и началась пора государственных эк-заменов, последних и решающих экзаменов в училище. Конечно, все мы их немного побаивались, я не был исключением. Но, во-преки волнениям, все экзамены я сдал без проблем и на хорошие оценки.
Теперь – всё! Можно смело сказать – училище позади. Позади учёба, муштра, тревоги. Позади наше мужание и становление. По-зади напряжённые два года и девять месяцев!
Почтовое отделение училища в те дни работало в усиленном ре-жиме: мы старались отослать свои курсантские вещи домой. Ведь нам уже начали выдавать офицерскую форму, и весь её комплект предстояло нести самим, как ручную кладь. А набиралось не так уж и мало: две шинели, два костюма, две пары обуви, рубашки, фуражки, шапки, бельё и прочее, и прочее.
Напоследок обменялись адресами, исписывали целые блокноты. Как я жалею, что мой блокнот потерялся в один из моих переез-дов на новую квартиру, полностью оборвалась связь со всеми ре-бятами. Оставили мы друг другу и свои автографы на общих фо-тографиях, пуская их по кругу в своей учебной группе. Строили массу планов: как отпразднуем свой выпуск, где и когда соберём-ся снова, к кому первому поедем на свадьбу. Но, к сожалению, большинству планов исполниться было не суждено. Пока во вся-ком случае.
Незадолго перед выпуском в училище состоялось распределение, определяли, кому, где предстоит нести дальнейшую службу. Рай-он выбора был обширен, практически вся страна. Каждый выби-рал сам. Кто-то выбрал север, кто-то наоборот юг. Я, недолго по-думав, попросил направить меня в Нижний Тагил, мотивировав свою просьбу тем, что там у меня живёт мама. Живёт одна, без мужа, с малолетним сыном на руках и ей нужна моя помощь. Просьбу мою удовлетворили.
27 июня 1976 года. На плацу во дворе училища построены все ди-визионы . Два дивизиона в парадной офицерской форме. Это наш выпуск. Звучат напутственные слова начальника училища и дру-гих офицеров. С ответными словами благодарности выступили приехавшие родственники и, конечно же, вчерашние курсанты, а нынешние лейтенанты нашего выпуска. Торжественное, радостное и немного грустное событие.
Каждый новоиспечённый офицер прощается со знаменем училища и получает Диплом об окончании Свердловского пожарно-технического училища. В последний раз мы проходим парадным строем по ставшему родным училищному плацу. . И…всё! Учёба осталась позади. Теперь мы вполне и абсолютно самостоятельные люди, офицеры пожарной охраны
Пройдёт день, другой и опустеет наша казарма. Разлетятся по всей стране вчерашние курсанты, но память о днях проведённых здесь не сотрётся никогда.
Где вы теперь мои вчерашние сокурсники? Что из вас получилось в этой жизни? Каких высот вы добились – достигли?..
* * *
…После торжественной церемонии выпуска, попрощавшись со всеми, кто ещё не уехал, я взял объёмистый тюк с новенькой фор-мой и поспешил на вокзал. Не терпелось предстать перед мамой и братишкой в обличии офицера.
До Висима я добрался уже поздно вечером. Родной посёлок встретил кромешной темнотой: только что прошла сильнейшая гроза и, видно из-за аварии на подстанции, в посёлке была отклю-чена электроэнергия.
Каковы же были мои удивление и радость, когда, открыв ворота родного дома, я увидел всю нашу семью в полном сборе. И мама, и братишка, и обе сестры со своими семьями сидели посреди дво-ра за праздничным столом со свечами и ждали меня. И я приехал! Радости и восторгам казалось, не будет конца. Все поздравляли, расспрашивали, рассматривали, просили пройтись по двору. И мои новенькие золотые погоны поблёскивали в свете колыхающе-гося пламени свечей.
Спать улеглись далеко за полночь. А наутро всё возобновилось. Пришлось перемерять всю форму, весь свой офицерский гарде-роб. И снова рассказывать о жизни в училище и о планах на бу-дущее.
Затем мы с мамой прошлись по посёлку: надо же ей было показать сельчанам, какого она сына вырастила. Дошли до центрального магазина. По дороге и туда и обратно останавливались с каждым идущим навстречу, и мама всем рассказывала о своей радости, выслушивала поздравления.
Но постепенно страсти улеглись. Сёстры разъехались. Остались мы опять втроём: мама, я и братишка. Впереди у меня был целый отпуск, целый месяц без «подъёмов» и «отбоев», без тревожного ожидания завтрашнего дня, без занятий и экзаменов. Всё это осталось позади, окончательно и бесповоротно…
* * *
…Через пару недель я решил наведаться в Нижний Тагил, в Отдел пожарной охраны (далее ОПО). Приехал, сдал документы в отдел кадров, выслушал поздравления.
Затем зашёл к начальнику ОПО подполковнику Киму С.И., пред-ставился по случаю назначения на дальнейшее прохождение службы в Нижнем Тагиле.
Ким тепло поговорил со мной. Он хорошо знал нашу семью: пом-нил отца и, оказывается, даже посещал его в больнице, помнил и сестру Людмилу, работавшую несколько лет диспетчером в 12-й СВПЧ (самостоятельная военизированная пожарная часть). Да и у нас это была не первая встреча.
Ещё учась в училище, однажды я присутствовал на занятиях газо-дымозащитников Свердловского гарнизона пожарной охраны. Я в то время находился на стажировке и прибыл на занятия с дежур-ным караулом. А руководил занятиями как раз С.И. Ким, рабо-тавший в то время в штабе пожаротушения г. Свердловска.
Когда мы прибыли на занятия, лицо руководителя сразу показа-лось мне знакомым. Я долго приглядывался, потом решился по-дойти.
- Здравия желаю, товарищ майор!- а Ким тогда был ещё майором. – Извините, вы меня не узнаёте?
Ким пристально посмотрел на меня:
- Нет, что-то не припомню, товарищ курсант.
- А вы в Нижнем Тагиле не бывали? – продолжал я расспросы.
- Бывал. И не просто бывал, а работал там до того, как сюда пере-вели.
Я обрадовался – значит, не ошибся.
- Так вы наверно и сестру мою знаете, Людмилу? Моя фамилия Согрин.
Ким улыбнулся.
- Так бы сразу и сказал. Согриных-то я прекрасно знаю. И отца помню, он ведь в Висиме начальником пожарной части был? Жаль, что так рано умер, совсем не старый ведь был. Ну и сестру, конечно, помню. Лихая она у вас и поёт хорошо. Главное – гром-ко.
Мы ещё немного поговорили о чём-то, но разговор особо не кле-ился: слишком разное положение мы тогда занимали.
И вот новая встреча. Незадолго до моего приезда Станислава Ивановича повысили в звании и назначили на должность началь-ника Отдела пожарной охраны г. Нижнего Тагила. Был он к тому времени опытным, испытанным огнём, водой и медными трубами офицером пожарной охраны. Об этом говорило и то, что он один из немногих, а в Нижнем Тагиле единственный, был дважды награждён медалью «За отвагу на пожаре» (было и третье пред-ставление к награде, но как-то не сложилось), став при жизни ле-гендарной личностью. И вот под руководством С.И. Кима мне пришлось в дальнейшем проходить службу.
После разговора с начальником ОПО я решил съездить на Вагон-ку, так в просторечии называют Дзержинский район Нижнего Та-гила, в котором находится Уральский вагоностроительный завод. В одной из пожарных частей этого района служил Сергей Отли-ванов, он, как я уже говорил, окончил училище на год раньше ме-ня. И мне почему-то казалось, что и я буду работать там же, где работает Сергей. Сергей обрадовался моему приходу.
- О-о! Земляк! Здорово, проходи. Ты, какими судьбами?
- Да вот, закончил учёбу, теперь присматриваюсь, где дальше служить.
- А чего присматриваться? Просись к нам – не пожалеешь. И весе-лее вместе-то будет.
Потом Сергей рассказал, как он сам здесь устраивался, показал часть, в которой служил. Поговорили об общих знакомых, о доме, о школе. За разговорами не заметили, как прошёл час. Глянув на часы, я заторопился: нужно было успеть на автобус до Висима.
По дороге домой я всё время вспоминал часть, в которой служил Серега – она мне понравилась. Но, служить мне в ней не было суждено: по распоряжению Управления пожарной охраны Сверд-ловской области я был назначен на должность начальника караула в 15-ю военизированную пожарную часть технической службы, что располагалась в одном здании с Отделом пожарной охраны города Нижнего Тагила, в здании, в котором много раньше нахо-дилась котельная. Так началась моя настоящая самостоятельная трудовая деятельность.
* * *
Пожарная часть, в которую меня назначили, концентрировала в себе специальную технику: автолестницу, автомобиль пенного тушения, автомобиль связи и освещения, автомобиль технической помощи, штабной автомобиль и некоторые другие автомобили хо-зяйственного назначения. Выезды на пожары всей этой техники не столь часты (не считая штабного автомобиля) и я, честно говоря, немного загрустил от моего назначения. Не такой я себе представ-лял свою дальнейшую службу, мечтал о боевой работе. А здесь… Будучи начальником караула, я больше занимался хозяйственны-ми работами да следил за исправным несением постовой службы: как никак всё руководство городской пожарной охраны находи-лось здесь и не дай бог, если не будет дневального на входе или случится какая-нибудь промашка в решении хозяйственных во-просов.
Однажды мне крепко досталось от заместителя начальника ОПО подполковника В.Ф. Мещерякова за то, что засорилась канализа-ция в женском туалете.
- Бездельники! Малокровные! (это было его любимое ругатель-ство). Не можете с ерундой справиться! Вы, товарищ лейтенант, если не найдёте способ прочистить канализацию, сами лично, ру-ками будете всё выгребать!
И вся эта ругань происходила при личном составе, при водителях, при моих подчинённых, большинство из которых годились по возрасту мне в отцы. Стыдно и обидно. Я ведь не сантехник, в конце концов.
Но выход был найден. Водитель В.Г. Кубин подошёл ко мне и ободряюще сказал:
- Ты, лейтенант, не раскисай. Чего-нибудь придумаем.
Затем подошёл к внутреннему телефону и попросил оперативного дежурного спуститься вниз. Через пару минут спустился А.С. Зенков.
- Слушай, Степаныч, - обратились водители к капитану (те, кто работал вместе долгое время, могли позволить себе такое вольное обращение друг к другу), - помоги лейтенанту. Канализацию вон забило, а Мещеряков его ни за что оттянул, как будто он виноват. Вызови какую-нибудь пожарную машину, пусть водой под давле-нием пробьют засор.
Зенков покурил с нами, посмеялся и, бросив на ходу:
- Хорошо, сейчас кого-нибудь вызовем, - поднялся к себе на вто-рой этаж.
Вопрос с засорившейся канализацией был решён, но у меня в ду-ше надолго ещё остался неприятный осадок от такого со мной об-ращения.
В карауле, которым я командовал в 15-й ВПЧ т/с, собрались, как я уже сказал, люди в возрасте, повидавшие виды «шоферюги»: Ша-стин, Пантюшев, Подгорный, Кубин. Если бы не их отеческая поддержка, трудно бы мне пришлось входить в жизнь…
* * *
…Прошёл месяц такой моей службы. Мне по прежнему не нрави-лось быть «хозяйственником». Возможно, кому-то и нравилось делать свою карьеру, отсиживаясь за чужими спинами, но только не мне. И я этого не скрывал. Как-то, после очередного заступле-ния на дежурство, меня вызвал к себе подполковник Мещеряков.
- Товарищ лейтенант, нужна ваша помощь. – Разговор вёлся в строго официальном тоне. Мещеряков всегда был «службистом».- В 13-й ВПЧ у нас прорыв – начальник караула попал в больницу, возможно надолго, а заменить его некем. Придётся вам месяцок там поработать, вы же мечтали о боевой работе.
13-я ВПЧ находится в Выйском районе Нижнего Тагила или проще – на Вые. В 1976 году район как раз начинал застраиваться современными домами, но пока ещё преобладал частный сектор. Не было тогда девятиэтажек ни по улице Красноармейской, ни по улице В. Черепанова. Да и пятиэтажные здания стояли только вдоль центральных улиц района.
Пожарная часть находится по-соседству с Высокогорским меха-ническим заводом, заводом не большим, но и не маленьким, бе-рущим своё начало с начала ХХ века. Именно с помощью этого завода и была построена пожарная часть, и началась застройка жилого массива.
Подполковник Мещеряков, сам за рулём юркого ГАЗика, привёз меня в часть и представил её начальнику:
- Вот, Павел Иванович, это лейтенант Согрин Юрий Михайлович, замена твоему Кокорину. Поработает у вас пока тот из больницы не выйдет. Введи его в курс дела, познакомь с личным составом.
Начальник части капитан Кузнецов был крепкий, коренастый мужчина. На первый взгляд он казался немного простоватым и, наверно, в первую очередь из-за этого ему постоянно доставалось от руководства. Не проходило ни одного служебного совещания, чтобы Кузнецова не поднимали и не воспитывали.
Мещеряков ещё немного поговорил с Кузнецовым о делах слу-жебных, потом уехал. После этого Павел Иванович провёл меня по части, показал, где что находится. Часть мне понравилась: не-большая, уютная и к тому же – боевая. То, что я и хотел.
В боевом расчёте стояло три автомобиля: две автоцистерны и один автонасос. Имела часть свою особенность. Дело в том, что под одной крышей здесь находилось практически две пожарных части. Помимо 13-й ВПЧ здесь ещё базировалась 172 Профессио-нальная пожарная часть и одна из автоцистерн и принадлежала как раз этой части. Выезжала ППЧ 172 только на завод, в район не выезжала. Профилактическая группа этой части, состоявшая из инженеров и инструкторов пожарной профилактики, находилась непосредственно на заводе, следила за соблюдением противопо-жарного режима. Руководство обеими частями осуществлял начальник 13-й ВПЧ капитан Кузнецов П.И..
После небольшой ознакомительной «экскурсии» по части меня представили личному составу дежурного караула, познакомили с теми, с кем в дальнейшем мне предстояло нести службу. Вначале в кабинет начальника части пригласили командиров отделений.
Старший сержант Ашаев Александр Фёдорович. Человек, про-шедший войну и имеющий боевые награды. Сразу после войны пришедший работать в пожарную охрану. С первой встречи Аша-ев понравился мне своей деловитостью, аккуратностью и вежли-востью в обращении. Ничего лишнего, никаких вольностей при разговоре с офицерами. Уже позже я узнал, что Александр Федо-рович заядлый шутник, балагур и рыболов. Но вместе с тем он был и прекрасным специалистом своего дела, награждённым ме-далью «За отвагу на пожаре». Личный состав караула его не толь-ко уважал, но и немного побаивался справедливых упрёков в свой адрес. Он никогда не вёл разговоров окольными путями, не гово-рил намёками, наоборот – говорил правду и прямо в лицо, невзи-рая на то, кому он это говорит: своим ли товарищам или руково-дителям. На долгое время Александр Федорович стал моим луч-шим учителем-практиком, моей правой рукой и, не побоюсь этого сказать, моим Другом (именно с большой буквы).
Вторым командиром отделения был сержант Кулигин Степан Аб-рамович. Молчаливый человек небольшого роста он был прямой противоположностью Ашаеву, это я узнал немного позже. Ска-жешь – сделает, не скажешь – просидит, продремлет в кресле. Но работу свою он тоже знал хорошо, ведь в пожарной охране про-работал всего на год меньше чем Ашаев.
Эти два человека в работе как бы дополняли друг друга.
Когда командиры отделений вышли из кабинета начальника, капи-тан Кузнецов сказал мне:
- Держись Ашаева, никогда не подведёт. Он, в принципе, свободно офицера заменить может, да ещё и форы даст. Жаль, образования маловато…
С остальным личным составом меня знакомили в караульном по-мещении. Водители И.Третьяков и А.Арцер, да ещё пожарный Женя Долгов – вот и все люди. Меня несколько озадачило, что ряды караула так редки, но Кузнецов успокоил:
- Часика в три, в четыре ещё студенты подойдут, подрабатывают у нас. В вашем карауле два Саши – Шлык и Гладков. Парни здоро-вые, крепкие, так что не переживай.
- Простите, а Гладков, он никакого отношения к бывшему началь-нику Отдела подполковнику Гладкову не имеет?
- Угадал. Это его сын. Но профессиональным пожарным стать не хочет, учится в политехническом. А у нас только подрабатывает, какие никакие – а всё-таки деньги. Да, кстати, у тебя ведь ещё один пожарный в карауле есть, женщина. Зовут её Воронцова Лю-бовь Михайловна. Она у вас как мать кормящая: сходит за про-дуктами, если нужно – приготовит покушать, опять же за чисто-той следит. Ну и диспетчера в ночное время подменяет. Вот, пока и всё. Ну а дальше, будет возможность – будем принимать свежие силы…
* * *
…Караул меня принял по-доброму. Немного расспросили кто я и откуда, а потом пригласили обедать. Я замялся, но Женя Долгов подтолкнул меня в сторону столовой:
- Брось ты, будешь с нами столоваться. У Сашки Арцера жена на мясокомбинате работает, так что с мясом проблем нет. А я в сво-ём доме живу, овощами снабжаю. У тебя же, как я понял, пока ни-чего своего нет, вот и давай с нами за компанию.
Спорить с такими доводами было трудно. И я согласился. После обеда я попросил Ашаева немного рассказать о людях, с которы-ми придётся работать.
- А что рассказывать, товарищ лейтенант, поработаете – сами всё узнаете. Ну, а если коротко…
Женька – золотые руки, безотказный работяга, какого поискать. На пожарах за троих работает. Но слабоват насчёт спиртного. Дружки его подводят постоянно. А так парень надёжный.
Шофера наши люди сложные, однозначно о них не скажешь. Если Третьяков человек в возрасте в основном тихушник и лодырь, то Арцер – молодой и вспыльчивый, с подмаранным прошлым – су-димость за что-то имел. Но работу свою и тот и другой знают прекрасно.
Степан Абрамович тоже человек тихий, его надо постоянно под-гонять, подталкивать, чтоб на ходу не спал. А когда расшевелишь, то работает как надо.
А вообще, товарищ лейтенант, со временем сами разберетесь, кто есть кто. Только построже старайтесь со всеми быть, а я помогу. Но и палку не перегибайте, мы ведь здесь как одна семья.
Первое дежурство в новой части прошло спокойно, без выездов. Командировка моя затянулась, а потом меня вообще оставили в части: Игорю Кокорину на время запретили боевую работу, так решили врачи. Без начальника же караула боевой части нельзя.
Сейчас я никак не могу вспомнить, на какой пожар я выезжал впервые, я имею в виду уже в 13-й пожарной части. А вот у сменщика моего, Гены Смирнова, помню: он первый раз выезжал на тушение электрического столба.
С Геной мы одновременно закончили наше училище, только он учился в другом дивизионе или, как говорят, на параллельном по-токе. Но в лицо друг друга мы знали хорошо и очень обрадова-лись, когда встретились в части: он работал во втором карауле, а мне предстояло трудиться в первом. Кстати, всё время, пока я был на боевой работе – я работал в первом карауле, в первой дежур-ной смене…
* * *
…Жизнь в части шла своим чередом: занятия, учения, хозяйствен-ные работы и, разумеется, выезды на пожары. И выездов этих бы-ло предостаточно. Редко дежурные сутки проходили спокойно. Район выезда нашей части оказался довольно обширным, да и в другие районы мы выезжали часто.
Если вспоминать наиболее памятные пожары, то в первую очередь вспоминается пожар в материальном складе Уралвагонзавода, или как его называли – в складе-магазине. Работали там больше суток, в сорокаградусный мороз. Сложный был пожар. Я и мои подчи-нённые только в противогазах отработали больше восьми часов каждый: выскочишь из горящего помещения, поменяешь кисло-родный баллон и регенеративный патрон, немного отдохнёшь и обратно. Так уж получилось, что на том пожаре я чуть не погиб, потерялся в дыму. Пошли звеном: я, Женя Долгов и Игорь Коко-рин (он уже вернулся в строй, только работал в другой части). В один из заходов в склад мы шли как обычно: с рукавом и вдоль стены. Я шёл впереди и вдруг почувствовал, что иду один. Поша-рил руками – никого, покричал – тишина. Немного постоял, при-кинул, на сколько кислорода хватит, и пошёл дальше вдоль стены. Сколько я шёл сказать трудно, время в такой обстановке теряет свои строгие рамки. Шёл, на что-то натыкался, за что-то запинал-ся, но упрямо шёл вперёд. Это упрямство меня и спасло. На моё счастье впереди через окно работали стволом пожарные 11-й по-жарной части. Через это окно я и выбрался наружу.
В части после пожара я попытался отчитать Долгова:
- Что ж вы меня бросили?! Разве так делают? А если бы я не вы-шел?
Женька почесал в затылке:
- Да мы шли, шли по рукаву за тобой, а он вдруг закончился. Мы подумали, что ты рукав отсоединил и ушёл от нас, ждать не захо-тел.
Меня поразила лёгкость, с которой Женька обо всём этом расска-зывал.
- Да вы что, ребята! – возмутился я. – Разве так можно?!
Однако, немного поразмыслив, я всё-таки пришёл к выводу, что виноватых возможно и нет. Скорее всего, ребята в сплошном ды-му перепутали рукава и где-то от меня отстали. Когда же рукав закончился, они не найдя меня вернулись обратно в полной уве-ренности, что это я, а не они ушёл самостоятельно. Что ж, бывает. Хорошо хоть все живы остались. Одно меня сильно возмутило: то, что, выйдя из горящего склада, ребята не предприняли никаких действий к моему поиску.
На этом пожаре люди моего караула работали на разных участ-ках. Поэтому после возвращения с пожара, в столовой, в самом тёплом помещении части, долго ещё обсуждались различные мо-менты тушения.
- А я себе каску нашёл, - не выдержал Саша Гладков, - вон какая красивая, оранжевая.
Как же мы хохотали над Сашей, когда на первом же пожаре в подвале его хвалённая, красивая каска от высокой температуры превратилась в бесформенный комок пластмассы. Не предназна-чалась она для работников пожарной охраны, не рассчитана была на высокие температуры. А мы ничего – терпели…
* * *
…Однажды летом в сильную грозу мы выехали на тушение пожа-ра в район выезда соседней части. Горел частный дом. На улице ливень, а дом горит как свечка. На пожар мы прибыли первыми. Доложив по радиостанции о прибытии, я поспешил в разведку. Первая мысль – нет ли людей? Но соседи ничего вразумительного сказать не смогли.
- Бродяга тут жил, так он вроде вон, у соседей пьяный сидит.
Я вернулся к машине. Ребята свою работу знали чётко: уже был подан ствол на тушение от автоцистерны, а автонасос поехал в сторону Тагильского пруда, до которого было метров 150. Авто-насос проехал по узкому проезду между домами, и когда до воды оставалось совсем немного, на скользкой дороге его вдруг пота-щило боком. Водитель, а дежурил старший водитель части Н.А.Шитов, как ни старался, ничего не мог поделать, машина не останавливалась и не выравнивалась. Казалось, ещё мгновение, и эта многотонная громадина нырнёт в воду с крутого берега. Но это мгновение к счастью не наступило: видно наехав на какую-то твердь, машина замерла на самом краю обрыва. Из кабины выско-чил бледный Николай Афанасьевич, глянул на сантиметры остав-шиеся до нырка.
- Вот зараза! - только и сказал он и тут же принялся копошиться у насосного отсека – на пожар была нужна вода.
А ко мне подбежал какой-то мужичок:
- Начальник! Хозяин дома очухался, говорит, что в доме его друг остался.
Ещё не легче! Командую своим ребятам:
- Быстро в противогазы и в дом!
Но Женя Долгов глянул на меня удивлённо:
- Ты что, лейтенант, рехнулся? Крыша вот-вот рухнет. Нет, я не самоубийца! – и отошёл в сторону.
Я посмотрел на дом. Действительно, несмотря на потоки воды, крыша местами горела как факел и в любой момент могла обру-шиться. Приказывать своим подчинённым лезть в это пекло я не имел морального права. Но всё-таки переспросил:
- Так что – не пойдёте?
И не получив ответа сам натянул маску противогаза и залез в ок-но. В доме от дыма ничего не было видно буквально в метре от себя, но температура была ещё сносная – горело-то снаружи. Наощупь я обошёл весь дом и в одной из комнат увидел мужчину лежащего на полу лицом вниз. Точнее сначала запнулся, а потом уж наклонившись, увидел. У меня до сих пор перед глазами стоит эта незабываемая картина: чёрный как негр, закопченный продук-тами горения обнажённый человек, на котором из одежды были одни трусы. Я пошевелил лежащего человека, но и без этого было понятно, что он уже мёртв. От шевеления трусы на его ягодицах рассыпались в прах: то ли от воздействия температуры и дыма, то ли от ветхости, образовав на ягодицах два ровных белых кружоч-ка.
В окно крикнул командир отделения 11-й части Николай Борисов:
- Ну, что там!? Есть кто?
- Есть, «жмурик»!.. – отодвинув маску, крикнул я в ответ.
Затем, выбравшись из дома, вызвал по радиостанции милицию и прокурора и побежал к своим ребятам дотушивать горящий дом. Заниматься погибшим человеком – это была уже не наша работа.
После пожара в части эпизод с отказом лезть в горящий дом ни-кто не вспоминал. Ребятам, наверное, всё же было стыдно за то, что бросили меня в ответственную минуту. Но я их не осуждал тогда и не осуждаю сейчас. Человек волен сам выбирать, какие ему поступки совершать.
А о своих действиях я уже говорил ранее: бывают в жизни такие ситуации, когда просто чувствуешь, что надо сделать. И делаешь. Не из бахвальства, не из геройства какого-то. А просто – надо!..
* * *
…Всякое бывало на пожарах. И руки обжигал до рубцов, следы от
которых видны до сих пор. И балка на меня падала, отключив меня от реальности на несколько секунд. Ощущение очень непри-ятное, но безболезненное. К счастью длилась моя «отключка» со-всем немного, я даже упасть не успел: удар по каске, темнота, по-том свет и реальность. А на плече эта злополучная балка лежит и на меня пристально смотрит работающий рядом Борис Шутов из 2-го караула. Поняв, что всё нормально, он отвернулся и принялся поливать горящие конструкции.
А однажды большой лист шифера чуть голову не срезал, упав с крыши двухэтажного дома буквально в сантиметре от моей ноги и шаркнув по каске. Только после этого сверху послышался голос капитана А. Щербакова: «Поберегись!!».
И током било не однажды, но к счастью всё обходилось. Ну а про то, какой копотью и гадостью приходилось дышать на каждом пожаре, даже и говорить страшно: и пластмассы всевозможные, и всякая прочая химия попадались. После пожара по нескольку ча-сов чернотой отхаркивался. И не только я, а буквально все, кто на пожарах работал и работает.
Доставалось и моим подчинённым. Однажды в посёлке Черно-источинск мы тушили двухэтажное деревянное здание спортивной школы. Горело очень хорошо! Саша Шлык работал со стволом, поливал горящую стену. Внезапно ему попал уголёк под боёвку. Саша отскочил, стал уголёк вытряхивать. И в это время стена, ко-торую он до этого поливал, рухнула. И рухнула как раз на то ме-сто, где до этого Саша стоял. Вот ведь как бывает: получается, что уголёк спас Саше жизнь.
И после всего этого про пожарных говорят, что они лодыри и бездельники. Только и знают, что спят. Эх, люди! Радоваться вам надо, если пожарные спят – значит, у вас всё спокойно и ничего не горит. Разве это сложно понять?..
* * *
…Бывали и курьёзные случаи, о которых сейчас без улыбки и не вспомнишь.
Обычно с наступлением осенних холодов учащались выезды на пожары в подвалах. Лезли в подвалы погреться и бродяги и ре-бятня, курили, подсвечивали открытым огнём и в результате не-осторожности вспыхивали пожары. А работа в подвале – это все-гда сложно: дровяники-сараи понастроены, кому как нравится, сплошные лабиринты. Да и в самих этих сараях люди чего только не хранят, от картошки до банок с горючими жидкостями. Поэто-му, получая сообщение о пожаре в подвале, мы всегда настраива-лись на тяжёлую работу в кромешной темноте, при высоких тем-пературах, с применением дымососов и пенообразователей.
И вот, если говорить о курьёзных случаях, то иногда бывало так. Приезжаем по указанному адресу. Из подвала идёт небольшой дым. Жильцы в панике, никто ведь не знает, что там и как горит. Берём фонарь и идём искать, что там этот дымок пускает. И где-нибудь в самом удалённом, укромном уголке находится какая-то практически прогоревшая кучка мусора или тряпья. Что делать? Прокладывать рукавную линию из-за такой ерунды? Глупая и не-нужная работа. Ведёрком воду таскать по этим лабиринтам тоже никому не хочется. И находилось оптимальное решение пробле-мы:
- Ну-ка, мужики, встали кружком, помочимся…
Всё! Пожар потушен. И мы довольны, что лишнюю работу делать не пришлось, и жители довольны, хотя никто и не подозревает, как этот пожар потушен. Да им это и не важно.
С шутками возвращаемся в часть. Хорошо хоть в то время подоб-ные «пожары» на учёт не брались, иначе долго бы пришлось ло-мать голову инспектору Госпожнадзора, заполняя графы «Силы и средства, задействованные для тушения пожара», «Виды и коли-чество огнетушащих средств».
Но бывали и очень сложные пожары в подвалах. Ещё в самом начале моей работы в 13-й пожарной части, мне довелось участ-вовать в тушении такого пожара в пятиэтажке по Липовому трак-ту.
К моменту нашего прибытия огонь уже набрал приличную силу. Из подвала валил густой чёрный дым, подъезды дома были силь-но задымлены, из окон и с балконов кричали люди – просили о помощи. Короче, классическая картина сильного пожара.
Мы разделились: я со звеном газодымозащитников включились в противогазы, и ушли на разведку в подвал, остальные, под руко-водством Ашаева, занялись эвакуацией людей из опасной зоны.
Картина пожара в подвале стала ясна сразу, как только мы туда спустились. Горело всё! Все деревянные сараюшки и то, что в них находилось, превратилось в одно бушующее пламя. Стояла нестерпимая жара! Вода из пожарных стволов моментально пре-вращалась в пар, ещё сильнее усугубляя и без того сложную об-становку. В довершение ко всему где-то в середине в одной из сараюшек начались непонятные хлопки, сопровождающиеся уси-лением горения. Впоследствии выяснилось, что один из жильцов, готовясь к ремонту, хранил в подвале банки с краской.
Чувствуя, что нам одним быстро с огнём не справиться, я дал ко-манду на выход. Когда мы выбрались из подвала, у подъезда уже стояли машины 11-й СВПЧ, и готовилось звено газодымозащит-ников нам на смену. Это Ашаев сориентировался в обстановке и вызвал подмогу. И вызвал, надо сказать, вовремя.
Подъехали работники Отдела пожарной охраны, оперативный де-журный по городу. Одним словом – начальство. А я, честно гово-ря, никогда не любил работать при большом скоплении началь-ства. В таких случаях обычно начиналась неразбериха: один кри-чит – иди туда, другой – иди сюда, третий кричит – делай то, чет-вёртый – делай это. В общем, все себя мнят этакими Наполеонами местного масштаба. И зачастую никакой согласованности. Первое время на таких пожарах до того выматывался – руки ноги дрожа-ли. Потом уже, когда набрался немного опыта, стал меньше при-слушиваться к распоряжениям всех начальников одновременно. Есть самый СТАРШИЙ, его слово – ЗАКОН! А остальным гово-рил «Есть!», и… делал по-своему.
С прибытием помощи работа пошла веселее и быстрее. Готовили пенную атаку, работал дымосос, сформировали ещё одно звено газодымозащитников. А это было большое дело: одни поработа-ли, стало невмоготу – замена, идут другие, потом третьи. Там гля-дишь – и ты отдохнул, пришёл в себя. И снова вперёд, в подвал, в эту преисподнюю.
…На том пожаре мне запомнился Володя Шпынёв. Он почему-то приехал в парадной форме, в белой рубашке. А парень он был бо-евой, всегда лез в самое пекло. И на том пожаре тоже не сидел в стороне, не однажды ходил со звеном в горящий подвал. Надо было видеть его расстроенное лицо, когда после пожара его белая рубашка превратилась в чёрную от грязи, гари и копоти…
Дали пену. Огонь ещё посопротивлялся какое-то время, но посте-пенно сдался, угас. Потом мы ещё долго лазали по подвалу, зали-вали оставшиеся небольшие очаги. Но пожар был потушен!
О том, как горело, можно судить хотя бы по тому, что на первом этаже сгорели полы. А ведь горело то в подвале! На том пожаре было спасено 62 человека, Ашаев специально считал. Одних вы-водили через подъезд, других спасали по приставным лестницам. Не пострадал никто! Наиболее отличившиеся при тушении пожа-ра были отмечены денежными премиями, и я в их числе. Пусть эти премии были не такие уж и большие, но сам факт того, что твою работу отметили – приятен.
Кстати, мне до сих пор непонятна система представления к прави-тельственным наградам. Очень часто награды получают почему-то не те, кто их достоин, а те, кто «стоял за углом». Вот и в том случае, когда число спасённых людей исчислялось десятками, особо отличившихся наградили только деньгами. Впрочем, и за это спасибо. Но я всегда был мнения, что работу, а тем более ге-роическую работу, надо поощрять. И считаю, что человек, ска-завший о пожарных: «Они работают не за награды. Спасать лю-дей, рискуя своей жизнью – это их работа!», сказал это не поду-мав. Ведь пожарный – он тоже живой человек, и у него есть семья, есть дети. И, коли уж, он рискует своей головой, то должен иметь за это и моральную и материальную компенсацию…
* * *
…Шло время. Помимо своей основной работы мне, как молодому специалисту, как комсомольцу, приходилось много заниматься общественной работой. Был я секретарём комсомольской органи-зации, членом Совета Ленинской комнаты в 13-й части, редакто-ром стенной печати, участвовал в художественной самодеятель-ности и многое другое.
Работать было интересно. И не потому, что беспредельно, безза-ветно верил в какие-то идеалы ( хотя и это было, в нас ведь это с материнским молоком вводить начинали, а дальше – больше), нет, просто было интересно заниматься с людьми. Это сейчас в наше тревожное и не всем понятное время, молодые ребята либо инерт-ны, безразличны до невозможности, либо наоборот – до предела деловые. Но деловые лишь себе в угоду. А как живут остальные, как живёт общество – мало кого волнует.
Мы же жили немного по-другому. Интересно было проводить ка-кие-то комсомольские мероприятия, собрания, смотры, соревно-вания. Мы могли на собрании пристыдить и строго спросить со своего товарища за какой-то проступок. И это помогало.
А как действовала наша стенная печать, наши сатирические газе-ты! Лучше всякого взыскания: кому же захочется, чтобы карика-тура или басенка «посвящённые» его проступку, красовались в стенгазете по нескольку недель? Сейчас всё это немного подзабы-то, а жаль. Жаль, что не проводятся больше рейды «Комсомоль-ского прожектора, в результате которых на всеобщее обозрение выставлялись хамство, разгильдяйство, нецензурщина, неопрят-ность, так расцветшие сейчас.
Жаль, что совсем поредели ряды участников художественной са-модеятельности. А ведь какие у нас были программы! И песни, и танцы, и стихи, и другие жанры эстрады и народного творчества. Где это всё? Да и тематика у нас раньше была своя – пожарная.
Мы сами писали стихи и песни, сами их исполняли. Наши про-граммы всегда хорошо продумывались и представляли сбаланси-рованное единое целое. И принимались они на «бис». А сейчас? То программа «чисто народная», с ложками и трещётками, где нет и слова о пожарной охране, или же это программа из двух-трёх номеров, больше походящая на выступление далеко не лучшей агитбригады. И никакой пропаганды своей профессии, никакого собственного стиля. Всё куда-то исчезло. Не стало заинтересо-ванных людей, таких, какими были в своё время супруги Коляди-ны или начальник ОПО С.И. Ким. Жаль и ещё раз жаль! Конечно, если исходить из того, что не важен способ, важен результат, то ничего не изменилось. Есть и призовые места, и грамоты с подар-ками. Но, кто же будет рассказывать о нашей профессии, кто за неё доброе словечко замолвит? Почему не стало никакой пропа-ганды? Почему о других профессиях, о самых разных, и говорят, и поют, и фильмы показывают, а профессия «пожарный» оказа-лась в опале? Разве не обидно? И разве не от самих пожарных в первую очередь должна исходить подобная пропаганда, уважи-тельное восхваление своей профессии? Старая истина гласит: сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Может быть, здесь она как раз к месту?
Как ни странно, но я доволен тем, что успел пожить в те «застой-ные» времена. Кому-то может быть они, и были «застойные», а мы жили энергичной жизнью. Есть хоть что вспомнить. А что бу-дет вспоминать нынешнее поколение? Впрочем, найдут и они, что вспомнить…
* * *
…А моя жизнь в пожарной охране продолжалась. Примерно через год моей работы в 13 пожарной части сильно изменились ряды нашего караула. Потерял водительское удостоверение и не захо-тел больше работать водителем Илья Третьяков. Его перевели в другой караул на должность пожарного.
Уволили за невыход на работу водителя Арцера. В один прекрас-ный момент он начал пить и, как следствие, прогуливать. Долго мы пытались как-то вразумить его, наставить на путь истинный, но всё было бесполезно. А в таком состоянии, какой из него водитель на боевой машине? Да и личные наши отношения как-то испорти-лись: не понравилось ему, что его воспитывают. Стал он замкну-тым, злобным, и практически неуправляемым. Однажды даже по-обещал, что меня вместе со всем отделением и пожарной машиной в карьер спустит. Сам выпрыгнет, а нас в карьер. Но, слава богу, не успел этого сделать – уволили.
Так караул лишился двух водителей одновременно. Одну замену нашли: на автонасос сел старший водитель части Николай Афана-сьевич Шитов. Работяга мужик, спокойный и исполнительный. А вот на первый ход, на автоцистерну водителя
найти не могли. И тогда начальник части придумал временный ва-риант. Один из студентов работающих в части Саша Каныгин имел удостоверение водителя 2-го класса и какое-то время рабо-тал на грузовой машине. Узнав об этом, капитан Кузнецов перевёл Каныгина в наш караул. Николай Афанасьевич обучил его в «по-жарном» порядке, но Сашка оказался смышлёным, всё схватывал на лету. Через неделю его уже поставили на боевое дежурство. Интересно дежурили: с утра на одной машине, после обеда на двух. Длилась такая карусель месяца два. И только потом у нас появился постоянный водитель на первом ходу.
Железков Александр Никитич – интереснейший человек. Он раньше работал в пожарной охране, и даже именно в этой пожар-ной части. Но за дорожно-транспортное происшествие, перевер-нул пожарную машину на перекрёстке и сбежал, его не то уволи-ли, не то сам уволился. Был он в то время очень неравнодушен к спиртному. И вот – второй заход, вторая попытка.
В первое же дежурство Железкова потеряли. После долгих поис-ков его нашли вдрызг пьяного лежащего под пожарной машиной. А дальше… Я не знаю, какой уговор был у Железкова с началь-ником части, но после продолжительной беседы один на один в кабинете, он внезапно исчез. Никто этого даже и не заметил, слишком мало он проработал в свой второй приход. Но где-то че-рез месяц или полтора Железков вернулся, и вернулся, словно за-ново рождённый. Пьяным, даже чуть-чуть, его больше никто ни-когда не видел. А Александр Никитич постепенно пошёл «в го-ру». Стал лучшим водителем части, потом гарнизона. А когда Н.А. Шитов ушёл на заслуженный отдых, Железков заслуженно занял его должность, стал старшим водителем части. За годы службы он получил множество всевозможных поощрений и был всегда безотказным и надёжным работником. Вот ведь как бывает в жизни.
После «чудесного» возвращения, Александра Никитича назначили водителем к нам в караул, посадили его на первый ход. И пока мы работали вместе, мы работали душа в душу, понимая друг друга с полуслова. Это очень помогало в работе, когда счёт идёт бук-вально на секунды.
Пришли к нам в караул и ещё новые люди. Старший пожарный Матин Михаил Иванович: спортсмен, певец и балагур. Его к нам перевели из другого караула, якобы на перевоспитание. И тоже проблемы со спиртным. Пришёл новый студент, Витя Южанинов. А немного погодя на второй ход приняли водителем Ивана Хали-люлова, освободив тем самым от дежурств Н.А. Шитова. В это же время из 2-го караула к нам перевели Германа Смирнова, и тоже на перевоспитание. Мы даже смеяться начали, что у нас ИТК-1, т.е. Исправительно-Трудовой Караул №1.
Но, несмотря на все свои нарушения и «подмоченную» репута-цию, на пожарах все нарушители, как и новички, работали отлич-но, пожаловаться я ни на кого не мог. А дисциплина… Бывало всякое: и выпить умудрялись на дежурстве, и нагрубить могли спьяну, и даже с ножом на меня однажды бросались. Трудновато насчёт этого приходилось. Я ведь был молодой совсем, зелёный, а они – люди, повидавшие в жизни всякого и немало. Иной раз до слёз обидно бывало от своего бессилия что-либо сделать со свои-ми подчинёнными. И всегда на помощь приходил Ашаев. Его, как я уже говорил, уважали и побаивались. Прикрикнет, пристыдит, и смотришь, люди вроде бы поняли, успокаиваются.
Но в целом жили мы дружно. Никогда не забывали поздравить именинников, посетить заболевших. А если дежурство выпадало на праздничные дни, старались сварганить вкусный стол, но без спиртного.
Один раз, правда, я дал добро на спиртное. Но не во время боево-го дежурства, а на поддежуривании. Не то в майские, не то в но-ябрьские праздники нас на автоцистерне направили дежурить на время прохождения праздничной демонстрации. Машина наша стояла на территории столярного цеха за заводом им. Куйбышева. Сидели, маялись, устали все после дежурных суток. Когда же по окончании демонстрации нам по радиостанции передали команду возвращаться в часть, стихийно возникло предложение – скинуть-ся. Поскольку мы свою работу выполнили, а день был всё-таки праздничный, я не возражал. Скинулись, тут же съездили в мага-зин на старую Гальянку купили вина (название какое-то с осенью связанное). Тогда вина этого можно было купить без проблем и сколько хочешь, о «сухом законе» ещё не додумались. В общем купили и, практически без закуски, тут же это вино и оприходова-ли. Не могу сказать, как себя чувствовали мужики, для них это дело было привычное, но меня развезло основательно. Как мы до-брались до части – понятия не имею, не помню… Помню только спросил водителя:
- Вань, доедем?
На что получил спокойный ответ:
- Какой разговор, запросто. Мы потихоньку, кружными путями…
И всё. Дорогу я уже не помню.
В части Ашаев вытащил меня из кабины, встряхнул хорошенечко, вывел за ворота и со словами:
- Свой дом видишь? Вот и иди домой, чтоб тебя никто тут не ви-дел. А мы сами здесь справимся, - подтолкнул в спину.
До дому я дошёл. Упал, не раздеваясь, уже в дверях и проспал до вечера.
Придя через день на дежурство, я долго расспрашивал Ашаева, как и что. Но он на всё отвечал:
- Да всё нормально, товарищ лейтенант, не беспокойтесь.
Зато начальник части был иного мнения и устроил мне приличный разнос. Но не за то, что пьяные напились, этого он по всей вероят-ности и не знал, а за то, что ворота гаража машиной побили и ма-шину помяли.
Я выслушал, и к мужикам. Было такое, спрашиваю? Они в голос – не было! Кому верить?.. Так до сих пор и не знаю, чья это была работа: нашего караула, или кто под шумок на нас свои огрехи списал? Но разбитые ворота и помятая машина, тем не менее, так и «повисли» на нашем карауле.
Это был единственный случай, когда я позволил пьянку да ещё и сам в ней принимал участие. Пусть не на боевом дежурстве, но всё же. С тех пор зарёкся: на работе – ни грамма. После работы – пожалуйста, никому не запрещено, хотя меру знать необходимо. Даже сейчас, когда писал про тот случай, стало стыдно за свою оплошность. Но так оно всё и было на самом деле, без утаек, без прикрас. Так мы жили и работали…
* * *
…Осенью 1978 года мы получили ещё одно пополнение. После
неудачного поступления в пожарно-техническое училище, к нам в караул пришёл Миша Быстров. Совсем молодой парнишка, как и я когда-то, когда и меня в первый раз не приняли в училище.
Был он скромный, угловатый и какой-то немного неуклюжий. Ро-дом новичок оказался из посёлка Висимо-Уткинска, почти мой земляк. Парень, Мишка, оказался смышленый и «курс молодого бойца» усвоил быстро и успешно. Однако из-за своей молодости с первого дня стал объектом для подшучиваний.
Но шутили всегда по доброму: то ствол пожарный ему под по-душку положат, то кирпич в сумку сунут, а он его только дома в Висимо-Уткинске обнаружит. Но и Мишка, когда немного пооб-вык, в долгу не оставался. Бывало вечером, когда ложились спать, такой грохот в караульном помещении поднимался, что не знаешь, что и подумать. А это оказывается Мишка возьмёт и у всех кре-сел-кроватей ножки не в ту сторону повернёт. Вот и падают все по очереди, а Мишка лежит, похохатывает.
Однажды, когда мы ремонтировали крышу пожарного депо, раз-дался сигнал тревоги. Все спустились вниз, быстро убрали лест-ницу и впопыхах не заметили, что Мишка-то ещё на крыше. И пришлось ему бедолаге с крыши прыгать. Прошло много лет. Мишка уже давно не Мишка, а Михаил Юрьевич, подполковник пожарной охраны (правда, уже на пенсии). Когда же мы иногда встречаемся, он до сих пор показывает мне шрамы на своих ладо-нях, и говорит, что это из-за меня он тогда прыгая с крыши, руки поранил. Говорит, а сам улыбается…
* * *
…В 1979 году были увеличены штаты штаба пожаротушения, а если быть точным, то штаб создавался практически вновь. Были введены должности начальника штаба, его заместителей, началь-ников тыла.
Меня, после собеседования с начальником ОПО подполковником Кимом, назначили на должность начальника тыла 1-й дежурной смены (караула) штаба пожаротушения. Работа новая, незнакомая, но – боевая. А это мне подходило. Также в «тылы» был переведён и Гена Смирнов (во 2-ю смену), а в 3-й смене стал работать Толя Давыдкин, работавший до этого начальником караула в 11-й СВПЧ. Он был немного старше нас с Геной, да и поопытней. Даже был награждён медалью «За боевые заслуги», редкой для работ-ников пожарной охраны.
Со своим караулом я попрощался очень тепло. Было грустно рас-ставаться, но успокаивало то, что и в штабе пожаротушения я оставался в 1-м карауле, а значит и встречаться со «своими» людьми на пожарах всё равно буду.
- Оставались бы, товарищ лейтенант, - сказал мне при прощании Ашаев, - ведь пожалеете потом.
Но мне нужно было «расти» по службе. Не всю же жизнь сидеть в начальниках караула. Однако слова Александра Федоровича что – пожалею, не остались простым звуком. Впоследствии я действи-тельно пожалел, что покинул 13-ю часть. Останься я тогда в кара-уле, возможно, вся моя дальнейшая жизнь сложилась бы иначе. Но, кто знает, что его в этой жизни поджидает…
* * *
…Работа в штабе захватила целиком. Начинать практически с ну-ля на новом месте всегда интересно. Если раньше я выезжал на пожары преимущественно в своём Выйском районе, то теперь приходилось «кататься» по всему городу. А на крупные пожары выезжали и в Пригородный район.
Людей, с которыми мне пришлось работать на новом месте, я к тому времени знал уже хорошо. Почти три года совместной рабо-ты на тушении пожаров – это что-то значит! Мой прямой началь-ник, старший нашей группы, получивший к тому времени звание майора – Зенков Анатолий Степанович. Рослый весельчак, про ка-ких говорят – душа компании. Где бы он ни появился, везде сыпа-лись шутки и анекдоты, раздавался дружный смех. Вместе с тем и работник он был прекрасный, не стоял на пожарах в стороне, не пережидал опасность, а всегда шёл в первых рядах на борьбу с огнём.
На ЦППС (центральном пункте пожарной связи) работали две опытные женщины, когда-то начинавшие свой путь в пожарной охране с должности рядового бойца-пожарного: Вера Петровна Кубина и Лидия Николаевна Богренц. Добрые, отзывчивые, ду-шевные женщины, вместе с тем опытные, хладнокровные и вы-держанные работники. Их голоса я знал прекрасно – переговари-вались по радиостанции во время выездов на пожары. Не однажды они меня, «зелёного лейтенантика», воспитывали, учили уму ра-зуму, давали необходимые советы и одёргивали, если я терял са-мообладание. И вот теперь нам предстояла работать бок о бок.
И ещё один член нашей оперативной группы – водитель штабного автомобиля Зыков Василий Иванович. Спокойный, невозмутимый человек и тоже не без чувства юмора.
Заезжает, например, Василий Иванович в гараж, глушит мотор и обязательно скажет:
- Распряги, пускай покакает.
Или вот такой случай. Как-то в сильный гололёд мы выехали на пожар на старую Гальянку. Когда проезжали мимо Горсовета, наш штабной УАЗик потерял управление на повороте и несколько раз повернулся на скользкой дороге. Когда же наехав на что-то твёрдое он остановился, оказалось, что повёрнуты мы в противо-положном направлении от нужного – ехали на Гальянку, а теперь едем обратно в город. Реакция Василия Ивановича была момен-тальной:
- От этого долбаного гололёда даже город перевернулся…
Группа у нас подобралась очень удачно, мы легко ориентирова-лись в городе. Майор Зенков жил на Вагонке*, да и вообще давно был на оперативной работе. Василий Иванович был с Тагил-строя*. А для меня два с лишним года проведённые на Вые* тоже не прошли даром – знал каждую улицу и переулок, каждый гид-рант и водоём. Кстати, работа начальника тыла и подразумевала в себе в первую очередь обеспечение водой и другими средствами пожаротушения. Так что знание расположения водоисточников (пока хотя бы и в отдельно взятом районе) очень пригодилось…
* Вагонка. Тагилстрой, Выя – просторечное название районов Н. Тагила (авт.)
* * *
…Что наиболее запомнилось из того времени? Это новогодняя ночь с 1978 на 1979 год. Стояли очень сильные, под пятьдесят градусов морозы. Наша смена отдежурила 30 декабря, и отдежу-рили довольно удачно. После смены поздравили друг друга с наступающим Новым годом и разъехались по домам.
Когда я утром шёл по городу, то всё вокруг было в инее и в мо-розном тумане. Очень красиво и как-то по новогоднему. Но очень холодно. Дома я хорошо отоспался в предвкушении новогоднего торжества. Часов в девять вечера в дверь громко постучали: на пороге появился посыльный из 13-й ВПЧ.
- Что случилось? – спрашиваю его.
- Не знаю, товарищ лейтенант. Срочно вызывают в Отдел. Маши-на у подъезда.
- Вы что, ждать будете? – удивился я.
- Так точно, Велено доставить прямо на место.
Я стоял в недоумении – что же случилось? И вдруг вспомнил, как утром на пересменке начальник Отдела воспитывал нас и погро-зился на новогоднюю ночь устроить учения по гражданской обо-роне. Вот, наверное, и проводит в жизнь своё обещание.
- Подождите пару минут, я сейчас оденусь, - сказал я посыльному.
Посыльный вышел. Я неспеша оделся. Настроение, конечно же, было испорчено основательно. Выпил чаю и, сказав жене, что скоро буду, спустился к машине. В машине ещё раз переспросил, что за причина вызова? Но никто не знал. Однако до Отдела по-жарной охраны мы мчались с сиреной и включенными сигнальны-ми маячками. Так было приказано, и это меня немного озадачило.
Город готовился встретить новый год. Повсюду сияла иллюмина-ция, возле новогодних ёлок у ДК «Юбилейного» и на Театральной площади играла музыка. На Театральной площади в 18 – 00 про-шла церемония открытия ёлки и что самое интересное, несмотря на сильнейший мороз, нашлись смельчаки, желающие принять участие в этом мероприятии. Правда, было таковых не так много, но были. Людям, рождённым на Урале и мороз нипочём.
В Отделе уже собралась часть офицеров, постепенно прибывали остальные.
- Мужики, в чём дело? Объясните? – спросил я.
- Да мы и сами ничего толком не знаем.
В это время из динамика громкоговорящей связи прозвучало:
- Всему начальствующему составу срочно собраться в клубе!
За столом на сцене в клубе уже сидел начальник Отдела подпол-ковник Ким. Было заметно, что он чем-то сильно озабочен.
- Всем здравствуйте! Извините, что оторвали вас от семей и ново-годних хлопот.
По залу как ветер прошёл лёгкий шумок. Ким продолжил:
- Сбор этот вызван чрезвычайными обстоятельствами. Горит Бе-лоярская атомная электростанция. Горит уже долго, пожар очень серьёзный. Туда собраны силы из Свердловска и ближайших рай-онов. Приказано быть в полной боевой готовности и нам. Техника уже готовится. Вы все должны подготовить свою боевую одежду и противогазы. В случае необходимости выедут наиболее подго-товленные, то есть оперативные работники. Остальным нести службу в городе. Никому никуда не отлучаться! – Ким говорил короткими, жёсткими фразами. - Ещё раз повторяю - пожар очень и очень серьёзный. Вы все люди грамотные и прекрасно можете представить его последствия при худшем из вариантов развития… Кроме того у нас на новой Гальянке произошла серьёзная авария – разморожено отопление в новых девятиэтажках. А это значит, что десятки семей в такой мороз остались без тепла. Оперативная группа штаба пожаротушения находится там, также как и руково-дители служб города. Вот такой нам предстоит новогодний празд-ник. Вопросы есть? Если нет – свободны. Идите, готовьтесь.
Мы расходились в тревожной тишине. И только в коридоре нача-ли строить догадки, одну интереснее другой.
Сегодня, когда мы имеем горький, страшный, трагический опыт Чернобыля, можно уверенно сказать – пожар на Белоярской АЭС был словно «генеральной репетицией» этой трагедии. И только благодаря героизму и профессиональной подготовленности наших пожарных, катастрофа не приняла огромных масштабов, не про-изошло того, что мы имели потом, через семь лет в Чернобыле.
А тогда, мы быстро собрали своё снаряжение, проверили и заря-дили новыми баллонами противогазы, всё загрузили в автобус. Начались томительные минуты ожидания, тревожные минуты в полной неизвестности. Действительно, «весёленький» намечался Новый год…
* * *
…Поскольку домой в ближайшее время уехать вряд ли предпола-галось, все потихоньку начали устраиваться на ночлег. Но где-то в двенадцатом часу по громкоговорящей вдруг объявили:
- Авария на металлургическом комбинате! Рухнуло покрытие крупносортного цеха! Резервная группа штаба – на выезд!
А я как раз был в резервной группе. Выехало нас человек пять, но кто именно – уже не помню. Зенков вроде бы был, и майор Юри-нов.
Пока мы мчались до места вызова, всё время напряжённо слушали радиостанцию. Но сообщений о пожаре с места обрушения не по-ступало. Прибыли в цех. От пыли почти ничего не видно. И надо же было так случиться: только мы шагнули в цех, как откуда-то раздался громкий бой курантов – наступил последний день ухо-дящего 1978 года.
Мы нашли администрацию. Пожара действительно не было. И люди не пострадали. Ну, а остальное – это уже забота других ор-ганов. Пройдя ещё раз по цеху, и осмотрев развалины (рухнуло два пролёта кровли), мы вернулись в Отдел.
И опять потянулись минуты ожидания. Почти трое суток мы сиде-ли безвылазно в Отделе в полной боевой готовности. На обед – все вместе, с радиостанцией. Спать – кто где устроится. Остальное время в штабе пожаротушения. Всех угнетала неизвестность, со-общений не поступало никаких. Так за заботами незаметно для всех наступил новый 1979 год.
Наконец через трое суток нашему ожиданию наступил конец – «Отбой!». Справились без нас. О подробностях пожара на Белояр-ской АЭС долго ничего не было известно. Всё упорно замалчива-лось – такое уж было время. И только в одном из номеров журна-ла «Пожарное дело» за 1990 год была приведена подробная статья о том тяжёлом пожаре. Но людская молва доносила кое-что до нас и раньше. Во всяком случае, всем нам было понятно, что вы-сокие правительственные награды просто так не раздают. А тут давали. Значит, было за что…
* * *
…Вскоре А.С. Зенков перешёл на новую работу. Старшим в нашей группе назначили Анатолия Давыдкина. Я немного говорил о нём – это настоящий «тушила». А такой эпитет дают далеко не всем работникам пожарной охраны, даже напрямую связанным с боевой работой. По телосложению Толя был высоким и жили-стым. Отличный спортсмен. Не гнушался никакой работы. Мы с ним почти ровесники и как-то сразу нашли общий язык. Даже на «шабашку» однажды вместе ходили – ремонтировали забор в му-зее.
Сколько у нас было совместных выездов на пожары?! Сколько горя людского мы повидали?! Это трудно представить нормаль-ному человеку. Когда я работал начальником караула, первое время старался вести своеобразную статистику: сколько спасли людей, сколько не успели. Но работая в штабе пожаротушения я быстро сбился со всех этих подсчётов. Да и как тут не сбиться?!
Была, например, у нас с Толей чёрная полоса, когда руководители стали поглядывать на нас искоса. Подряд за трое наших дежурных суток на пожарах погибает девять человек. А в других сменах – тишина. Какое-то роковое стечение обстоятельств.
Первое дежурство. Пожар на Смычке. В жилом вагончике строи-тельно-монтажного поезда погибают пожилая женщина, мужчина и двое детей. Дело было осенью, на улице уже подмораживало, вот хозяева вагончика и решили подогреться с помощью электри-ческой плитки. Бабушка уложила внуков спать и сама прилегла. А плитку оставила включённой. Поздно вечером пришёл отец се-мейства, причём в сильной степени опьянения. Когда раздевался, по-видимому, какую-то вещь своего гардероба бросил на раска-лённую плитку. Пожар!!! Вагончик сгорает до колёс вместе со своими обитателями. В живых осталась одна мать, которая в мо-мент пожара находилась на работе.
Затем мы двое суток отдыхаем. Второе дежурство. Пожар в селе Большая Лая. В своём доме погибают от пожара двое мужчин и одна женщина. Останки всех троих нашли после пожара прова-лившимися в подполье. Причина пожара – пьянка.
Отдыхаем двое суток – третье дежурство. Пожар в квартире на Красном Камне*. В дыму пожара задыхаются хозяин и хозяйка, переехавшие в эту квартиру днём раньше. Решили отметить в уз-ком кругу новоселье. Курение в нетрезвом виде, пожар, гибель.
Какие тут к чёрту подсчёты! Насмотришься на всё это, аж сердце щемит. И ладно, если в огне погибают пропойцы, хотя и они тоже люди, и их жалко, но они сами себе такую страшную смерть нахо-дят. А если погибают детишки? Погибают не по своей вине, а по вине этих самых пропойц? Представьте, приезжаешь на пожар, а под полусгоревшей детской кроваткой лежит обугленный детский трупик с протянутыми в мольбе ручонками. И это не фантазия ав-тора, это – реальность. Видеть такую реальность, когда гибнут не-винные и беспомощные создания – всегда больно и жутко. Жутко по самой сути. Такого не должно быть! Никогда!!
Даже чтоб рассказывать об этом, надо иметь каменное сердце. А нам приходилось не только видеть всё это, не только рассказывать об увиденном, но и выносить останки обгоревших людей из сго-ревших помещений. Такова ещё одна из сторон нашей нелёгкой работы…
* Красный Камень – просторечное название района Н. Тагила (авт.)
* * *
…На одном из пожаров мы вынесли из квартиры мужчину, не по-дававшего признаков жизни. Старший пожарный 15-й ВПЧ Нико-лай Славянский минут десять делал этому мужчине искусственное дыхание, делал по всем правилам по способу «Рот в рот» и делал до тех пор, пока не приехала «Скорая». Медики глянули на муж-чину, совершили над ним какие-то манипуляции и с улыбкой го-ворят Николаю:
- Что ж ты его целуешь-то? Он ведь с полчаса уже как мёртвый. Зря стараешься и кости ему ломаешь.
И смех и горе одновременно.
В какие только ситуации мы не попадали с Толей Давыдкиным. Как-то возвращались мы из 13-й ВПЧ, куда ездили с проверкой. Проезжая через мост с Красного Камня к ДК Строителей мы уви-дели, что под насыпью факелом горят какие-то деревянные строе-ния. Запрашиваем по радиостанции:
-Что за пожар?! Кто выехал на тушение?!
Нам отвечают:
- Вызова никакого не было, но машины высылаем. Встречайте.
А ехать от ближайшей пожарной части минут 8 – 10. Что делать? Не считая водителя, нас двое. Машина – оперативный УАЗик. Средств пожаротушения – никаких! Но ведь что-то делать-то нужно, не стоять же в сторонке как наблюдатели.
И мы с толей вдвоём, вооружившись пожарными топориками, по-лезли разбирать горящие здания (как потом оказалось, базу како-го-то пищеторга). Ругаемся, отплёвываемся, крутимся от жары как волчки, но помаленьку отковыриваем горящие досочки обшивки. Так вот ударно и работали, пока не подъехали пожарные маши-ны…
…Примерно такая же ситуация сложилась и при пожаре на це-ментном заводе. Мы проверяли части по охране металлургическо-го комбината. Когда переезжали из 36 ВПЧ в 37-ю, проезжая за железнодорожным вокзалом мы вдруг увидели огромное зарево. Запрашиваем ЦППС – что случилось?
- Сообщений о пожаре не поступало, - отвечают нам.
- Как же не было, когда зарево в полнеба?! Срочно свяжитесь с частями комбината, может быть они в курсе!
Через минуту из динамика радиостанции слышим:
- Части комбината ничего не знают. Сообщений о пожаре не было. Но мы выслали их технику примерно по вашим координатам.
А мы уже выехали на Вагонский тракт и прекрасно видели, где и что горит.
- Срочно! На цементный завод! – крикнул Толя в трубку радио-станции. – Мы на месте! Объявляйте второй номер!!
Огонь уже набрал силу, разбушевался. Горела галерея и деревян-ные бункеры, в которых хранился цемент. Выскакивая из машины, Толя крикнул:
- Юрка, давай гидранты ищи! А я попробую кого-нибудь из об-слуги найти, узнаю, что к чему!
Я побежал обратно по дороге по которой мы только что приеха-ли: в свете фар на въезде мелькнула красная пирамидка пожарного гидранта. «Далековато, но воды понадобится много. Придётся ма-гистральную линию тянуть», - пронеслось в голове на бегу.
Начали прибывать пожарные подразделения. Одну машину 11-й СВПЧ сразу же установили на гидрант, но он оказался неисправ-ным. Оставалась небольшая надежда на воду в автоцистернах, но это ненадолго и я это прекрасно понимал. Нужно было искать другой гидрант, только где? Никто этого не знал. Но ведь должен же он где-то быть! Послал людей на поиски, запросил помощи по радиостанции у диспетчеров. А тут как раз подъехал начальник ОПО подполковник Ким (он не пропускал ни одного крупного пожара).
- Согрин! Почему воды мало?! Ты начальник тыла или нет?
- Товарищ подполковник, гидрант неисправен. Ищем другой.
- Чей район выезда?! Завтра чтоб рапорт у меня на столе лежал! Ни расположения гидрантов не знают, ни, тем более, того, что они здесь неисправны! Это ведь ваша прямая обязанность следить за исправностью водоисточников! Или я ошибаюсь?
- Никак нет, не ошибаетесь…
Сильно бы мне ещё наверно попало, но подбежал начальник кара-ула 11-й СВПЧ старший лейтенант Чубиков.
- Гидрант нашли, насос установили, воду дали, - выпалил он ско-роговоркой. – Разрешите идти?
- Идите, - недовольно бросил ему Ким. И мне: - А с вашей рабо-той завтра разберёмся.
Надо ли говорить, что на следующий день «на орехи» досталось всем. Ким бывал очень строг. Но я не обиделся на проработку. Как-то привык: если за дело ругают – не обижаться. А здесь за де-ло. Конечно, это явная недоработка, моя, как начальника тыла, в первую очередь. А в пожарной охране даже небольшие недора-ботки могут принести большую беду…
* * *
…В моей памяти остался один забавный случай, связанный с фа-милией Ким. Проверяла как-то наш гарнизон пожарной охраны высокая московская комиссия, возглавлял которую полковник Ро-гов. Был Рогов личностью легендарной и вместе с тем был он се-рьёзен и строг.
Во время работы комиссии в нашем городе, проживал полковник Рогов в гостинице «Тагил», что находится в районе вокзалов. И надо ж было так случиться, что именно в это время и именно напротив гостиницы (чуть наискосок) загорелся двухэтажный де-ревянный жилой дом.
Мы как раз работали в подвале под магазином «Берёзка» (по ул. Пархоменко), когда получили новое сообщение. Давыдкин остал-ся на подвале, а я с машиной 13 ВПЧ помчался на этот злополуч-ный пожар. По дороге повысил номер вызова (так как часть тех-ники была занята на тушении подвала), вызвал отделения с метал-лургического комбината и с Уралвагонзавода. А в одной из частей УВЗ работал в то время пожарным однофамилец нашего началь-ника Отдела рядовой Ким (впоследствии тоже ставший офице-ром).
Дом горел как факел. Мы с нескольких сторон подали на тушение водяные стволы, благо рядом оказался пожарный гидрант с хоро-шим давлением и недостатка воды мы не ощущали. Всё шло нор-мально и своим чередом. И тут появился полковник Рогов. В гражданской одежде, разрумянившийся, с мокрыми волосами – он, по-видимому, только что принимал ванну. Встав в сторонке, Рогов внимательно наблюдал за нашей работой.
А работа кипела. С чердака кто-то громко крикнул:
- Ким, так твою мать! Неси рукава скорее!!
Вполне обычные на пожарах разговоры (во всяком случае, для нас). Рогов посмотрел ещё немного и ни слова не сказав, ушёл. Пожар мы, конечно же, потушили.
На следующий день при пересменке в штабе пожаротушения при-сутствовал и полковник Рогов. Сделав кое- какие замечания он припомнил и вчерашний пожар.
- Сработали, в общем хорошо. Грамотно. У меня только одно за-мечание: зачем же начальника Отдела пожарной охраны, своего прямого начальника по-матушке посылать? Думаю, что это ни к чему, он этого не заслужил. А в остальном – хорошо, молодцы.
Мы стояли в недоумении. Во-первых, услышать похвалу из уст полковника Рогова никто и не надеялся. А во-вторых, подполков-ник Ким на том пожаре вообще не был, занимался другими дела-ми.
Потом уже, после пересменки, до нас дошло: Ким-то – другой, Вагонский. Не знаю, объяснил ли этот нюанс кто-нибудь полков-нику Рогову, или он так и уехал к себе в Москву в полном неведе-нии по-поводу Кимов…
* * *
…Почему-то врезался в память такой случай, когда мне пришлось столкнуться с людской жадностью, мелочностью, с людской глу-постью, наконец. Вообще–то, сам по себе этот случай даже не стоит того, чтоб о нём вспоминали, но я всё-таки расскажу, что произошло.
А произошло следующее. В одно из наших дежурств поступил сигнал о пожаре в бане-сауне огнеупорного производства НТМК. Мы выехали. На месте пожара уже были подразделения 12-й и 36-й частей. Сам по себе пожар казался незначительным, но тушение его осложнялось очень высокой температурой в помещении: кто-то из рабочих включил электропечь (регулятора температуры ра-зумеется не было) и вдобавок к этому открыли вентили горячей воды, которая была просто кипятком. Не знаю, как люди собира-лись мыться в этой жаровне, но мы в боевой одежде, в противога-зах не могли там выдержать и минуты – вылетали из парилки, как пробки из шампанского. А там внутри горит. Чтоб нормально ра-ботать, нужно было во что бы то ни стало снизить температуру, а для этого перекрыть горячую воду, а точнее кипяток. Один заход, другой - никак не можем дойти до вентилей. Жжёт! Измучались все, ошпарились.
И тут подходят к нам два франтоватых мужчин.
- Мужики, мы там, на столе часы забыли, не вынесете? – попросил один из них.
- Да вы что, не видите, что творится?
- Ну, мужики, пожалуйста. Что вам стоит?
Я натянул маску противогаза, заскочил в предбанник. Нащупав и схватив со столика часы – пулей обратно.
- На, держи свои будильники.
А мужчины не уходят.
Слушай, командир, там ещё сумка осталась, вытащи и её.
Я уже начал злиться. И так ничего не получалось, а тут ещё эти типчики привязались.
- Ни черта с твоей сумкой не сделается. Завтра заберёшь.
А мужичок этот стоит и гундосит:
- Ну, командир, ну, пожалуйста…
Того и гляди – заплачет. Опять натягиваю маску и за сумкой. Вы-нес.
- Теперь-то всё? – спрашиваю. – Теперь отвяжешься?
Он порылся в своей сумке, отошёл к товарищам и у них что-то спросил. Потом опять подошёл ко мне и говорит (зараза):
- Слушай, там ещё полотенце осталось, на вешалке висит…
Я его даже слушать не стал, пошёл и вынес полотенце. Лишь бы отвязаться от него. А он до того обрадовался, словно я ему мешок с деньгами вынес, а не грязное полотенце. Вот ведь какие тупые и мелочные люди бывают. Потом ещё и анекдоты про пожарных сочиняют. На себя бы посмотрели!
После того, как вынес полотенце, я сразу же отошёл в сторону. Не дай бог вспомнит, что ещё и трусы там забыл…
А пожарные в это время священнодействовали над командиром отделения 12-й СВПЧ Тодуа: надели на него вторую телогрейку, поверх резиновой маски противогаза натянули два шерстяных подкасника, замотали чем-то шею – всё для того, чтоб избежать ожогов. И вот это «чучело» пошло в парилку. Но все приготовле-ния оказались напрасными: пластмассовые «барашки» вентилей от высокой температуры просто-напросто расплавились. Перекрыть кипяток прямо в парилке стало невозможно.
К этому времени на пожар прибыл начальник ОПО подполковник Ким. Выслушав доклад Давыдкина, он сам прошёл по помеще-нию, конечно, где это было возможно. Потом, выйдя со слезящи-мися от дыма глазами, он отдал распоряжение – искать задвижку вне бани. Должна быть такая.
Казалось бы - элементарная вещь, но в запарке как-то никто даже об этом и не подумал. После недолгих поисков задвижку нашли и кипяток перекрыли. Вскоре потушили и пожар: оказалось, что го-рел электродвигатель на парилке.
Я ещё раз повторю, что пожар был не сложный. И рассказал я о нём только для того, чтобы показать, насколько население отно-сится к работникам пожарной охраны высокомерно и равнодуш-но. Это мол ваша работа тушить и спасать, вот и работайте… А мы и работаем! Невзирая ни на что, рискуя потерять своё здоровье или даже жизнь…
* * *
…Ушибы, царапины, порезы, обгоревшие волосы, незначительные ожоги – это почти обычные вещи среди пожарных. Но бывает и посерьёзнее, пострашнее.
На одном из пожаров получили сильные ожоги сразу трое пожар-ных из 11-й СВПЧ. И пожар-то вроде был рядовой – горел част-ный гараж. А вот надо же… Мы, оперативная группа штаба пожа-ротушения, даже выезжать на него не собирались – были уверены, что пожарные справятся сами. Но внезапно из динамика радио-станции послышалось:
- «Скорую»! Срочно вышлите «скорую»! Много обгоревших!..
Вот тебе и незначительный пожар. Мы с Анатолием сразу в ма-шину и к месту «ЧП». А вызвать «скорую» - это обязанность дис-петчеров. Они свою работу знают.
Приезжаем на пожар. Возле гаража стоят начальник караула Чубиков, командир отделения Вербак и студент-пожарный Гаёв. У всех с лица и рук клочьями свисает кожа. Мы к ним:
- Что случилось?
- Да ворота гаража только открыли, - начал объяснять Чубиков, - а там бочка пластмассовая с бензином ка-ак рванёт! Ни позже, ни раньше. Вот нас всех и зацепило.
Пока Давыдкин выслушивал остальные объяснения, я запросил по радиостанции:
- Где «скорая»?!
- Говорят, свободных машин нет…
«Скорая помощь»! Одно название только. Подбегаю к Анатолию, объясняю. Немного подумав, принимаем решение:
- Раненные, быстро в штабную машину! И в больницу! Борисов, принимай командование караулом!
После осмотра в больнице, нам объяснили:
- Чубикова и Гаёва выпустим через пару дней. У них ожоги не та-кие сильные, да и организмы у обоих молодые – скорее справятся с болячками. А вот Вербаку придётся полечиться, ему больше до-сталось. Но, особых опасений нет.
На этом пожаре меня поразило одно обстоятельство. Начальника караула Чубикова мы постоянно ругали за нарушение техники безопасности – он очень редко надевал каску на пожарах, а рабо-тал в своей офицерской, видавшей всякое фуражке. А здесь, на пожаре в гараже, Чубиков, работавший опять же в фуражке, по-страдал меньше всех. У Вербака же каска (настоящая пластмассо-вая пожарная каска последней модели), расплавилась, сжалась в бесформенный комок. И пострадал он больше всех. Парадокс? Не думаю. Скорее всего несовершенство боевой одежды пожарных. Впрочем, это ни для кого не секрет. Даже обыкновенный прорези-ненный костюм шахтёра и то гораздо удобнее, практичнее и без-опаснее чем «боёвки» пожарных. Мне могут возразить, что он может загореть. Но, во-первых, на пожаре роба пожарного посто-янно мокрая и возможность её возгорания практически равна ну-лю, а во-вторых, попробуйте поджечь настоящую «пожарную» робу и увидите, что горит она нисколько не хуже шахтёрской. За-то шахтёрская меньше пропускает воду и гораздо мягче и легче. Это я знаю из собственного опыта, из собственных ощущений…
* * *
…Я снова перебираю фотографии. Их много. И именно ими я ста-раюсь проиллюстрировать то, что рассказываю. Есть среди них и фотографии, рассказывающие о моей боевой работе.
Вот мой караул: Ашаев, Кулигин, Халилюлов, Смирнов, Быстров – занимаются проверкой и испытанием пожарных рукавов.
Вот они же на пожарно-тактических учениях, проводят боевое развёртывание на гостиницу «Тагил».
А это я в противогазе, но узнать меня всё же можно: через стёкла очков виден мой нос с горбинкой.
На следующей фотографии – я молодой лейтенант в день 60-летия Советской пожарной охраны на сцене ДК Железнодорожников им. Горького принимаю Наказ ветеранов из рук бывшего начальника ОПО Полупикова.
А вот стою на сцене Кукольного театра и читаю свои стихи на смотре художественной самодеятельности среди госучреждений.
Много и одиночных фотографий: Зенков, Кокорин, Цыпушкин, Смирнов и другие. Много их, фотографий.
Каждый раз, когда открываю альбомы, немного грустно становит-ся на душе. Ведь в этих кадрах запечатлена моя жизнь, жизнь обыкновенного работника пожарной охраны, жизнь, хоть и не со-всем удачно сложившаяся в пожарной охране, но отданная ей без остатка…
* * *
…Ранее я уже упоминал, что немного пишу стихи. Пишу больше для себя, не для широкой публики. Да и стихами-то мои творения можно пока называть с натяжкой. Есть и удачные, на мой взгляд, а есть и не совсем. Не скрою, было время, когда очень хотелось чтобы мои стихи читали и другие. Посылал их в газеты, в журна-лы, но напечатали только однажды, да и то не без помощи Райко-ма ВЛКСМ – стихи были посвящены ветеранам комсомола и хо-рошо вписывались в тематическую страничку.
А потом на меня словно ушат холодной воды вылили и остудили надолго мой поэтический запал. Случилось следующее.
Попробовал я сходить в литературное объединение при газете «Тагильский рабочий» - себя показать, других послушать, чего-то умного для себя приобрести. Но хорошего из этой затеи ничего не получилось. Консультацию я правда получил: один из признанных тагильских поэтов долго перечитывал мои стихи, после чего дол-го мне объяснял, где что плохо написано. Мы поспорили по по-воду тех или иных приёмов. Я слушал умного дядю и мало спорил с ним. Но он вдруг заявил:
- Нельзя писать про брезент – серый. Он не может быть серым! Пиши, какой хочешь: голубой, розовый, но только не серый! Ни-что не может быть серым.
После этих слов у меня пропало всякое желание и спорить, и учиться правильно писать стихи. Я молча собрал свои листочки и ушёл.
С тех пор я больше не пытался пробиться в люди с помощью сво-их стихов. Хотя писать не перестал. Писал для друзей, знакомых, для стенгазет, различные поздравления. Ну и для себя писал, для души.
Мне всегда нравилось писать о своей работе, о тех ощущениях, которые доводилось испытывать. Тем более что о пожарных пи-шут так мало. Однажды на репетиции художественной самодея-тельности (я пел тогда в хоре), наш танцор Володя Колядин пред-ложил мне: -- - Попробуй читать свои стихи со сцены, тематика у тебя – лучше не придумаешь.
Я сначала отказывался, но потом решил рикнуть и прочитать на смотре стихи, написанные ещё в училище. Начиналось стихотво-рение так:
Тревога! Стучат сапоги.
Спускные распахнуты люки.
Привычным движеньем руки
Накинуты куртка и брюки.
Схватив пояса на ходу,
За доли минуты в кабину.
И вновь на чужую беду
Две красные мчатся машины…
Как ни странно, жюри смотра оценило моё выступление хорошо. Более того, руководитель нашего эстрадного оркестра Валерий Скороходов предложил положить на музыку несколько моих сти-хотворений. Решили попробовать: получится – хорошо, не полу-чится – не велика потеря. Но – получилось! И на следующий год исполнялось уже несколько песен на мои стихи и музыку Скоро-ходова. Жюри и городского и областного конкурсов очень высоко оценило нашу работу. На протяжении нескольких лет на смотрах и концертах коллектива самодеятельности ОПО Нижнего Тагила неизменно звучали мои стихи и песни написанные на мои стихи.
С большим стихотворением «Рассказ старого пожарного» я стал Лауреатом областного конкурса МВД.
Я могу сказать вам точно:
Понапрасну говорят,
Что пожарник днём и ночью,
Двадцать пять часов подряд
Может спать не просыпаясь.
Это, братцы, всё не так!
И сейчас я постараюсь
Опровергнуть этот факт…
Лауреатский диплом с этого конкурса до сих пор занимает самое почётное место среди множества других дипломов и грамот, по-лученных за моё «стихосложение». А слова, которыми заканчива-ется стихотворение, это и есть смысл всей моей жизни:
…Я люблю свою работу!
Счастлив я, когда меня
Называет где-то кто-то
Просто: «Труженик огня».
Для меня было большой неожиданностью, когда на том памятном конкурсе ко мне подошёл один из членов жюри поэт Лев Соро-кин, поэт, которого знает вся страна.
- А у вас неплохо получается, - сказал он с улыбкой, - ещё немно-го подработать и совсем хорошо будет. Вы подумайте над этим. А писать, если это от сердца, от души, никогда не бросайте. Даже если не добьётесь большого успеха – пишите, это нужно вам са-мому.
Настроение у меня тогда было отличное. Не каждому, даже ма-ститым тагильским поэтам, доводилось услышать одобрительные слова из уст признанного профессионального поэта.
И я пишу. То меньше, то больше. То хуже, то лучше. Стихов, написанных за это время, хватило бы на несколько сборничков. Но выпустить удалось пока только один, да и то «самиздатом»…
* * *
…Наступила осень 1980 года. Служба шла своим чередом: сутки дежурим, двое суток дома. Работы хватало и боевой и обществен-ной. Я к этому времени уже получил очередную звёздочку, оче-редное звание – старший лейтенант, побывал как начальник тыла в Воронеже на курсах повышения квалификации. Всё вроде бы складывалось хорошо. Но беда уже стояла у порога.
Однажды мой сменщик Гена Смирнов попросил подежурить за него. Я согласился, особенного в этом не было ничего. Мы и раньше подменяли друг друга когда появлялась необходимость. Отдежурил я двое суток подряд, разумеется устал. После развода в штабе пожаротушения собирался уже домой, но меня вызвал к себе тогдашний заместитель начальника ОПО майор Юринов. Мещеряков к тому времени как участник войны получил звание полковника и уволился на заслуженный отдых.
- Нужно ехать на овощную базу, - строго сказал Юринов, - посы-лать некого, так что поедешь ты.
- Товарищ майор, я ведь двое суток подряд отдежурил, - возразил я.
- Ничего, молодой – выдюжишь.
Пришлось ехать. Целый день выгружал вагоны с луком. И тяжело и пыльно. Вымотался основательно. Только к вечеру добрался до дома. А на следующий день, немного отоспавшись снова на служ-бу, уже в свою смену. Отдохнуть так толком и не довелось. Хо-рошо хоть днём пожаров не было. Но всё равно, обычной повсе-дневной работы хватало.
Вечером, часов в одиннадцать, мы пошли с Толей отдохнуть. Наступил тот момент, с которого вся моя дальнейшая жизнь стала походить на испорченный будильник: то нормально идёт, то оста-новится, то вдруг зазвенит невпопад.
Ночью со мной случился какой-то приступ, я потерял сознание. Сам я ничего не помню. О случившемся мне потом рассказывали Толя Давыдкин и наши женщины-диспетчеры, Вера Петровна и Лидия Николаевна.
- Заснули вроде бы нормально. А потом ты как-то замычал во сне и с кровати упал, - рассказывал Толя. – Я соскочил, ничего понять не могу. Свет включил, смотрю – а ты на полу лежишь, весь напрягся и не дышишь. Ох, и напугался же я. Крикнул женщин. Они тоже сначала перепугались, но быстро догадались – вызвали «скорую». Вера Петровна присела возле тебя, гладит по голове: «Юра, Юра, что с тобой?» А ты как неживой. Только минуты че-рез три стал в себя приходить. Задышал ровно, порозовел. Сел на кровать, а самого качает, как с глубокого похмелья. Мы с тобой разговариваем, а ты смотришь на нас совершенно тупым взглядом и молчишь. Никого не узнаёшь. Потом приехала «скорая», сдела-ли какие-то уколы. Велели утром сразу же идти к врачам, на об-следование.
Остаток ночи прошёл спокойно. Утром я встал с тяжёлой головой. Глянул в зеркало – кошмар: лоб разбит, глаз кровью залит. Видно об кровать сильно ударился, когда падал.
В штаб на развод я конечно не пошёл. Толя сам докладывал Юри-нову о ночном происшествии. После развода Юринов зашёл в нашу комнату отдыха. А была она тогда крохотная, только-только две кровати и тумбочка входили. Окна нет. До нашего прихода на работу в Штаб пожаротушения и стены этого закутка были со-вершенно голыми. Мы сами проявили инициативу: повесили пару репродукций известных картин, несколько фотографий из журна-лов. И Юринов не нашёл ничего другого, как придраться именно к этим фотографиям:
- Вот, понаклеили тут картинок, насмотритесь, а потом в обморо-ки падаете. Убрать всё немедленно!
Глупо и обидно. При чём тут картинки? Лучше бы вспомнил, что отдохнуть мне перед дежурством нисколько не дал.
С дежурства я сразу же пошёл в санчасть УВД. Меня долго осматривали, прослушивали, но ничего не обнаружили, никаких отклонений. Констатировали – переутомление. И отпустили до-мой. Даже без больничного.
Прошло месяца полтора - два и ночное происшествие стало забы-ваться. Я также дежурил в своей смене в штабе пожаротушения, также выезжал на пожары. Казалось, что всё случившееся со мной лишь единичный срыв организма. Но однажды всё повторилось. И опять ночью. Видно что-то в организме всё-таки надломилось, произошёл какой-то сбой.
Тут уж врачи заинтересовались моей персоной всерьёз. Полтора месяца безвылазно я провёл в больничных стенах, поменяв за это время три больницы. Что со мной только не делали, как только не обследовали: и просвечивали, и продували, и промывали, и на различных аппаратах проверяли, прежде чем пришли к какому-то мнению и поставили диагноз. Хотя диагноз этот всё-таки спорный и многим врачам непонятный, не все с ним согласны.
Как бы то ни было, боевую работу мне запретили однозначно. Встал вопрос вообще о моём увольнении из пожарной охраны. Что делать? Как жить дальше? Рушилось всё, о чём мечтал, чем жил последние годы. В огромном смятении пошёл на приём к начальнику ОПО.
- Да, задал ты нам задачку, - задумчиво проговорил подполковник Ким. – Что и делать с тобой не знаю. Ведь здоровый с виду па-рень…
- Я и сам не знаю, что со мной. И врачи, похоже, тоже толком не понимают. Но прошу – помогите. Разрешите служить дальше. От вашего слова много зависит.
Ким посидел ещё какое-то время, подумал.
- Давай-ка в санчасть съездим. Там ещё поговорим.
В санчасти мы сразу же прошли в кабинет главного врача Х.Э. Клепфера. После короткого разговора, он внимательно прочитал мою медицинскую карту, вызвал невропатолога. И вот эти три че-ловека – Ким, Клепфер и врач Андрюшкевич – решали мою даль-нейшую судьбу. Решали долго. Наконец Клепфер объявил:
- Боевую работу запрещаю категорически. Начальник Отдела по-жарной охраны просит за тебя, чтоб оставили в органах. Честно говоря, мне не дано такого права. Но – рискнём. Я и Станислав Иванович берём ответственность на себя, о чём оба расписываем-ся в твоей медицинской карте. Работу, я думаю, тебе подыщут. А вам, - это он невропатологу, - необходимо взять больного под строгий контроль.
Судьба моя была решена. Во всяком случае, на ближайшее время. А та медицинская карта с подписями Кима и Клепфера, хранится у меня до сих пор…
* * *
…Вернувшись в Отдел, мы зашли в отдел кадров.
- Владимир Федотович, - обратился Ким к капитану Курышову, - надо куда-то Согрина инспектором пристроить. Есть место?
- Думаю, в 13-ю часть можно, - ответил Курышов.
Так я снова оказался в 13 ВПЧ. Как говорится – пошёл на второй заход. А на моё место в штаб пожаротушения был назначен Юра Чикаров работавший до этого в 11-й СВПЧ начальником караула. Он был немного старше меня и никто не мог предположить, что буквально через несколько месяцев после назначения на новую должность Юра трагически погибнет от несчастного случая при строительстве новой пожарно-технической выставки. Невольно закрадывалась мысль, что место начальника тыла в первом карау-ле роковое…
* * *
…Итак, я вернулся в 13-ю ВПЧ. Но вернулся уже в новом для се-бя качестве – инспектором Государственного пожарного надзора. Я никогда не любил бумажной работы, но по стечению обстоя-тельств пришлось заниматься именно ею.
За время моего отсутствия в части произошли большие изменения среди личного состава. Начальником части стал старший лейте-нант Колядин Владимир Анатольевич, хорошо знакомый мне по совместным занятиям в самодеятельности. Появился и новый за-меститель начальника – Алексей Дермугин, тоже старший лейте-нант (прежний заместитель В. Цыпушкин уехал в Москву на учё-бу). Да и вообще, так уж получилось, что в то время в части все офицеры были в звании старший лейтенант.
В инспекции нас было шесть человек: старший инспектор, два ин-спектора и три младших инспектора. Все мы хорошо знали друг друга: работали-то вместе, поэтому и встречались по тем или иным поводам неоднократно. Ведь за плечами у меня к тому вре-мени было уже пять лет службы в Нижнетагильском гарнизоне пожарной охраны.
О работе инспектора писать трудно. Нет в ней героики, особо за-поминающихся моментов, как в боевой работе. Некоторое одно-образие, монотонность, каждый лень одно и то же: бумаги, бума-ги… Правда были в этой работе и некоторые плюсы. Один из них это то, что работать приходилось с людьми и чаще всего не с про-стыми людьми, а с людьми облечёнными властью, с руководите-лями.
Примерно через полгода меня стали узнавать на улице, здоровать-ся. Проходит мимо человек: «Здравствуйте, Юрий Михайлович!». Ответишь ему: «Здравствуйте!», а потом идёшь и думаешь – с кем же это поздоровался? Общаться-то приходилось очень со многи-ми, сразу всех и не упомнишь.
День за днём шла моя инспекторская работа. Обследования объек-тов, расследование пожаров, работа с документацией, предписа-ния, протоколы, акты и прочее. Всё это требовало большой само-отдачи и больших знаний. Ещё когда я учился в пожарно-техническом училище, нас учили, что инспектор должен быть специалистом широкого профиля. Теперь я на деле убедился в правоте этих слов. Нужно было быть постоянно готовым ответить на любой вопрос, самый каверзный, из любой области человече-ской деятельности. Не было у нас какой-то узкой специализации, когда один инспектор занимается, например, объектами торговли, а другой объектами промышленности. Нет, у нас за каждым были закреплены самые различные объекты.
А то, что требуется на фабрике, уже не подходит в магазине или школе. Кроме, конечно, основных, режимных требований и поло-жений. Поэтому, чтобы не попасть впросак, приходилось посто-янно готовиться, изучать специальную литературу (все эти знания очень пригодилось потом, когда я работал в пожарной инспекции Высокогорского механического завода).
Первое время было тяжело привыкнуть к новому «амплуа», но постепенно втянулся. Однако по боевой работе скучал постоянно. Однажды даже рискнул, согласился подежурить за отсутствующе-го начальника караула. Но хорошего из этого ничего не получи-лось. Только начальник части получил нагоняй от начальника ОПО за то, что разрешил мне боевую работу. Больше меня к де-журству не допускали…
* * *
…Запомнились мне из того периода наши «мальчишники», когда мы, офицеры, собирались после работы и отмечали или чей-то День рождения, или какое-то другое торжество. Собирались мы обычно в новой однокомнатной квартире начальника части. Он тогда только что развёлся, поэтому из мебели у него был один ди-ван и ящик вместо стола. Да ещё половичок на полу. И всё.
Мы сами доставали продукты, сами всё готовили. А потом за праздничным «столом» шутки, разговоры, воспоминания. Всё проходило очень по-доброму и никогда не переходило в баналь-ную пьянку. Как это всё было давно…
* * *
…Прошло два с лишним года моей инспекторской деятельности. Очередное звание (а «капитана» я должен был получить ещё в 1982 году) мне, конечно же, задержали – должность не позволяла. «Потолок».
В конце 1983 года мне вновь предложили перейти на работу в От-дел пожарной охраны, инженером в отделение ГПН. И я опять со-гласился. Второй круг замкнулся.
Работа инженера мало чем отличалась от работы инспектора. Только круг обязанностей был гораздо обширнее. Но я толком так и не успел войти в курс дела.
Весной 1984 года меня вызвали в отдел кадров ОПО. Капитан Ку-рышов сидел серьёзный, пряча от меня взгляд.
- Разговор у нас будет неприятный. Для тебя в особенности.
Я внутренне подобрался, хотя уже по тону Курышова догадывал-ся, о чём пойдёт речь.
- Был звонок из Свердловска, - продолжал Курышов, - они там очень удивились, узнав, что ты ещё работаешь. Приказано немед-ленно готовить документы на твоё увольнение. Ким в курсе. Из-вини, ничего поделать не можем.
Вот оно. Случилось то, чего я так боялся последние годы работы. Какие-то силы противились моей работе в ОПО. В горле появился какой-то ком, в голове зашумело.
- Ну что же, увольнение так увольнение, - выдавил я из себя. – Ра-но или поздно этого следовало ожидать.
Я встал, подошёл к двери.
- Когда сдавать дела?
- Ты подожди, - Курышов тоже встал, - приказа ещё нет, когда будет неизвестно. Пока работай. Всякое ведь бывает, может оста-вят.
- Да уж, какая тут работа, - махнул я рукой и вышел.
Спустившись вниз, выкурил пару сигарет. Надо ли говорить, как погано было на душе, как было обидно. До слёз обидно. В голове роились соответствующие думы: «Всё, конец. С профессией по-жарного, похоже, покончено. Что будет дальше одному богу из-вестно…».
Побродив по Отделу, решил ещё раз зайти к начальнику. Но Ким не стал долго со мной говорить.
- Извини, Юра, ничем больше помочь не могу. Мне и так за тебя выговор обещали объявить…
Вот так. На одной чаше весов – выговор, на другой – судьба че-ловека. И выговор, похоже, сильно перетягивает.
Я решил не сдаваться: стал писать письма в Свердловск, в Моск-ву, в Министерство внутренних дел. Приводил примеры больных и увечных офицеров, которым разрешали продолжать службу. Однако ответ отовсюду был один: «С вашим заболеванием даль-нейшая служба в органах МВД не представляется возможной». Подпись, печать. Ни одного хотя бы мало-мальски обнадёживаю-щего ответа. Без рук, без ног значит можно, а с больной головой – нельзя. Руки у меня опустились. Я понял, что всё бесполезно, ра-ботать дальше мне не разрешат.
Я продолжал исправно ходить на работу, выполнял небольшие поручения. Только форму носить перестал, сам себя считал уже уволенным, или как правильней сказать – «комиссованным».
Прошёл месяц, второй. Приказа об увольнении не было. Прошло ещё два месяца и однажды в ноябре меня остановил подполковник Ким.
- Послушай, Согрин, а ты почему на работе не в форме ходишь?
- Так всё равно же увольняют.
- Ну, увольняют или нет – пока неизвестно. Приказа-то нет. А раз нет приказа, изволь на работу ходить в форме. Мне тут анархисты не нужны. Понятно?
- Так точно!
На следующий день я одел форму. И опять затеплилась надежда – а вдруг оставят. Но после обеда меня вызвал к себе начальник От-дела.
- Товарищ старший лейтенант, получен приказ о вашем увольне-нии по состоянию здоровья, - сухо объявил Ким. – Сдавайте дела. За подробностями зайдите в отдел кадров, там всё объяснят.
- Товарищ полковник, - а Ким уже получил звание полковника, - где же мне теперь работать, как жить?
- Единственное, что могу предложить, это должность инструктора в профгруппе на ВМЗ. Пойдёшь?
- А зарплата?
- В районе ста рублей.
- И всё? Но у меня же семья, второй ребёнок вот-вот родится. Чем я их кормить то буду?
- Больше ничего предложить не могу. Если эта работа не устраи-вает, иди на гражданку, может быть там, что-то для себя найдёшь. Всё, свободен.
Да, теперь я действительно свободен… Увольнялся я недолго. Через пару дней мне на руки впервые в жизни выдали мою трудо-вую книжку. А в ней одна единственная запись: «Принят на служ-бу в ноябре 1973 года, уволен – в ноябре 1984 года». В графе взысканий – прочерк, в графе поощрений – более тридцати запи-сей.
В день, когда я получил трудовую книжку, в клубе ОПО прово-дилось служебное совещание. В коридоре ко мне подошёл майор Шишкин:
- Зайди-ка в клуб на пару минут.
- Зачем? – не понял я.
- Зайди, там увидишь.
Я зашёл. На сцену поднялся майор Шишкин и объявил всем при-сутствующим, что пришёл приказ о моём увольнении. Сказал не-сколько тёплых, напутственных слов. Потом от коллектива ОПО подарил мне настольные часы, за всё так сказать, хорошее.
Я тоже попытался что-то сказать в ответ, но ничего не получилось – в горле стоял комок…
* * *
…При увольнении в отделе кадров мне дали направление на ВТЭК, для определения группы инвалидности. Врачи долго изу-чали мою историю болезни, и в конце концов, определили мне 3-ю группу инвалидности. И что интересно, в справке об инвалидно-сти было записано: «Может работать по основной специальности в условиях кабинета. Без ночных дежурств, работы у движущихся механизмов, на высотах и при высокой температуре». Получа-лось, если верить врачам, а не верить им не было оснований, я мог работать тем же инспектором. Но!!! Есть Приказ – значит рабо-тать мне нельзя! Другим можно, а мне нельзя. Другим, это тем, кто тоже имеет целые «букеты» различных заболеваний, с кото-рыми, если верить Приказу, близко к пожарной охране подходить нельзя. Однако они работают, а мне нельзя. Всё это наводит на нехорошие размышления… Но, так уж устроен этот мир: что нельзя одним, то вполне можно другим.
Может сложиться впечатление, что всё это я пишу из-за обиды. Нет, обиды уже давно нет, всё перегорело. Это просто рассужде-ния, сопоставление фактов. Что же касается обид… Да, когда меня уволили, а я чувствовал, что могу работать дальше, вот тогда бы-ло очень обидно. Чувствовал, что это несправедливо, но доказать так никому и не сумел. Я тогда, после увольнения, года три в ОПО не заходил. В 13-ю забегал, родная всё же…
* * *
…Какое-то время после увольнения я находился в трансе, даже из дома не выходил (моё счастье, что я совершенно равнодушен к спиртному, иначе спился бы наверно). Но жизнь продолжалась, надо было искать работу. Ох, и набегался же я в её поисках. Обо-шёл десять мест и везде получил отказ: то специальность моя не устраивает (а она у меня одна – пожарный техник), то инвалид-ность моя сильно смущает…
Только в одиннадцатом месте мне относительно повезло, приняли на должность инженера-технолога в Росторгмонтаж. Я понятия не имел, что это за работа такая, но меня успокоил тогдашний глав-ный инженер Ю. Исаков:
- Ничего, по ходу дела научишься. Было бы желание.
Должен отметить, что тогдашнее руководство Росторгмонтажа отнеслось с человечностью и пониманием к моей проблеме. В от-личие от многих других. И я стал работать «на гражданке», по со-вершенно незнакомой мне специальности. Но здесь речь не об этом.
С первых дней работы в Росторгмонтаже мне как специалисту по-ручили плотно заниматься вопросами пожарной безопасности, из-брали командиром добровольной пожарной дружины. Так что и здесь моя связь с пожарной охраной не прервалась. С помощью дружинников и благодаря собственному опыту мы привели в надлежащее состояние всё пожарно-техническое вооружение: пе-ренавязали пожарные рукава, смазали пожарные стволы, переза-рядили огнетушители. Приобрели также новые плакаты. А одна-жды летом, когда загорелся тополиный пух возле материального склада, мы самостоятельно, до прибытия пожарных, его потуши-ли, чем спасли и здание склада, и материальные ценности, нахо-дившиеся в нём.
Начальник караула 13-й ВПЧ Максим Бессонов, увидев меня,
расхохотался:
- Привет, Михалыч! Ты зачем нас вызвал, когда сам прекрасно со всем справился?!
- А для подстраховки, - рассмеялся я в ответ.
- Ну, тогда – конечно…
Мы немного поговорили с Максимом и пожарными, после чего подразделения 13-й части уехали, так и не размотав свои рукава. А зачем? Всё было уже сделано до их прибытия – пожар ликвиди-рован…
…Максим умер от инфаркта, едва переступив порог в сорок лет, успев до этого дважды побывать в командировке в Чечне…
* * *
…Так в трудах и заботах прошло четыре года. Сменилось руко-водство Росторгмонтажа, а у нового хозяина, как известно, новые порядки, новые люди. После долгих споров мне пришлось уво-литься: никогда не умел плясать под чужую дудочку, тем более унижаться.
Снова встал вопрос – куда пойти работать. Ткнулся в пару мест – то же самое, что и четыре года назад: инвалидность, специаль-ность. Решил попросить помощи в 13-й ВПЧ. Позвонил начальни-ку, а им уже был капитан Дермугин.
- Давай на завод, - предложил Алексей, - у меня там как раз место освобождается. Зарплата, правда, маленькая, но что-нибудь при-думаем. А работу ты знаешь…
Я, недолго подумав, согласился: маленькая зарплата плюс малень-кая пенсия по инвалидности получалась зарплата среднего инже-нера.
И вот в ноябре (опять в ноябре!) 1988 года я снова вернулся в по-жарную охрану. Вернулся в совершенно другом качестве: не с офицерскими погонами на плечах, а с «кубарями» в петлицах; не работником военизированной пожарной охраны, а инженером по-жарной профилактики Профессиональной пожарной части № 172 по охране Высокогорского механического завода. Начался мой третий круг, третий заход в 13-ю ВПЧ (а ППЧ 172, если помните, базировалась в 13-й ВПЧ). Как тут не вспомнить Бога, который любит Троицу, как не вспомнить судьбу.
На этом, пожалуй, можно пока поставить точку. Ибо работа в но-вом качестве, в профессиональной, а затем в ведомственной по-жарной охране – это особый рассказ. Об этом нужно писать от-дельно.
А пока – всё!
1991 – 92, 2001, 2007 годы
Нижний Тагил
Моя судьба автобиографическая повесть
© Copyright: Юрий Согрин 2, 2017
Свидетельство о публикации №217111501089
Свидетельство о публикации №217111501089
Рецензии