Лебеди несут письмо. Книга 3, часть II

Дурбайло Мария Ангеловна
500 НА ОДНОГО…
«Лебеди несут письмо…». Часть третья.



 

 «Лебеди несут письмо».
Книга 3.
II часть.
Пятьсот на одного…
Айран в условиях проблем семьи.
 Глава 1.
 Пролетели годы счастливой, но трудной и хитросплетённой жизни с Алёной. Родились и выросли дети, у которых, в свою очередь, уже были и свои дети.
Айран вёл коня и вспоминал первые годы жизни с Алёной, в которую был так влюблён, что, даже не подозревая об этом, в душе всё же иногда вспоминал и Сузанну – соученицу в девятом классе. Правда, он это тщательно скрывал от Алёны, потому, что очень не хотел, чтобы опять «полетели сапоги и кушаки на крышу сарая, на розы, на грядки или кучи конского навоза за домом». Уж такая была это ревнивая и любящая жена, которая по-своему оценивала его «старания» понравиться ей.
Конь неожиданно захрапел и остановился. Айран повернулся узнать, что бы это значило. И, к великому удивлению, увидел бегущего за ним младшего внука Косту. Айран ещё больше удивился, когда заметил на лице мальчика печаль и тревогу. Что бы это значило для весёлого и счастливого мальчика…
- Деда, Ата! – подожди, вернись, срочно вернись домой, бабушка.
- Не может быть, мы только что расстались в саду, она была весёлой и здоровой…хотя…в глазах были туманная грусть и печаль.
И вспомнил, как любимая схватилась за сердце и стала что-то искать в кармане платья. И Айран спешно повернул коня и с мальчиком быстро за-шагал к дому. Во дворе он заметил людей и врача в белом, Алёна лежала на кушетке под деревом, сильно бледная и без сознания.
Врач подошёл к Айрану и грустно произнёс: «Всё, друг, всё, отгуляли вы свои деньки, готовься к худшему, ей осталось очень мало дней на этом свете…».
Айран бросился на колени около кушетки и, взяв руку Алёны, зарыдал: «Что же ты, ласточка моя, что же ты вздумала шутить в столь неурочное время… открой глаза, скажи хоть слово…».
С помощью женщин и старшей дочери они перенесли тело в дом и бережно уложили на кровать. Айран поднёс к её носу нашатырный спирт, и Алёна медленно открыла глаза, но уже очень поблекшие и ещё более грустные.
- Айран, собери детей и будь мужественным, я хочу им молвить последнее слово….
- Нет, нет! Не последнее, ты скажи, что хочешь, но не последнее…очнись, очнись.
У уже немолодой Алёны были приступы и раньше, но не перед Айраном. И женщина, ещё очень слабая от приступа удушья, стала эпизод за эпизодом вспоминать, с чего всё началось…
Первое неприятное ощущение и головокружение она испытала тогда, в те далёкие годы, когда она по долгу службы и учёбы находилась в испытательном секретном отделе подготовки совершенно секретно служащих, в котором проходил срок «судимости» Айран. Она должна была преподнести ему таблетки без запаха и вкуса. В такой обстановке только лишь за вопрос или ответ или какое-либо умозаключение о таблетках вслух служащего уводили в неизвестном направлении и его больше никто не видел. Поэтому Алёна делала всё по инструкции старшего надзирателя. Но, видя, как остальные испытуемые молча лежали бездыханными, она поняла, что эти таблетки имеют далеко не жизненное назначение. И, однажды встретив дядю (палеобиолога со степенью «микробиолог»), спросила о таблетке секретного назначения. Дядя суровым и грозным голосом спросил: «Тебе зачем это знать. Делай своё дело молча, а не то и ты…».
На этом разговор завершился, и Алёна решила секретных таблеток Айрану не давать, в крайнем случае, самой проглотить их или спрятать в укромное место.
Дядя же постарался быстрее выписать Айрана с заключением о «пригодности» к сверхтяжёлым условиям несения дальнейшей службы… Однако, Алёна успела к этому времени кое-какие секретные таблетки проглотить вместо Айрана. Он не знал об этом. Прошли годы, они вернулись в селение Турнигёл, где и посадили персиковый сад, воспитали четверых прекрасных детей и дождались внуков и теперь… вот… беда нагрянула неожиданно.
Алёна закрыла глаза, из которых текли горячие слёзы, а они всё текли и текли по щекам… Мысли обуревали её, и, чтобы облегчить мучительные боли в груди, бешеное биение сердца, жгучие волны в ногах, коленях, локтях, она утешала себя только тем, что подарила жизнь своему единственному возлюбленному Айрану. Что было бы с ней, если бы он погиб там, как гибли люди, птицы, животные, которые, не выдержав этих жестоких таблеток, уходили из жизни неизвестными.
Ей стало легче, и она позвала мужа: «Айран, Айран – моя далёкая синяя звезда! Мой любимый, давай вспомним, как мы познакомились! Ты помнишь, как взвалил меня на плечи, и я оказалась в детстве… мне было смешно и тепло, как когда-то на плече отца…
Айран схватил её горячую, посмотрел ей в глаза и шарахнулся: из её глаз текла…кровь. Он быстро поднялся и позвал старшего сына Тудора:
- Сынок, сынок, посмотри, что с ней такое, что это!
- Ата, если бы я и знал, то не сказал бы, хотя…ты лучше сходи к врачу, а то, может быть, потом будет поздно. Кто его знает, что её раздирает изнутри… Коль на вид как будто огонь…
Негромкий стон Алёны возвестил, что конец очень близок, когда Айран легонько отбросил простыню и увидел, что всё тело её покрыто кровавыми волдырями и кое-где уже кровоточащими. Зрелище ужасное и неземное.
Он закрыл лицо руками и вздрогнул, когда врач положил руку ему на плечо.
- Айран, сразу отвези ещё живую Алёну к крематорию, её болезнь очень непроста, и эпидемиолог может не разрешить даже её похоронить как обычную на обычном кладбище.
Сказал и, что-то записав в истории болезни, вызвал машину особой скорой помощи. Санитары в спецодеждах и в масках погрузили тело Алёны в эту мрачную машину, а близким и родным дали адрес, по которому они могут прийти за прахом. В здании крематория были особые затемнённые стены из стекла.
Никто ничего не знал о том, что случилось с этой могучей и красивой женщиной, да и не смогли бы узнать, потому что даже в урну для её праха было засыпано такое вещество, которое навсегда и безвозвратно уничтожило следы палеомикробов – наследственных носителей индивидуальных черт земных обитателей. Эти реликты были извлечены из древних скелетов травоядных великанов с надеждой, что они дадут землянам защиту от смертоносных частиц и бессмертие.
Конечно, Айран об этих реликтах не знал, не знали и его дети, внуки, да и сама Алёна тоже.

Глава 2.
Рождение внука Айрана. Улыбка Айрана младшего.
В эти горькие и трагичные дни в семье Айрана произошло чудо: у средней дочери Сухандар родился сын, имя которому дали также Айран, в честь деда. Так водилось у жителей Турнигёл. Айран ещё находился в глубокой депрессии: вроде бы он жил; ходил по земле; работал в мастерской; заходил в комнату, где находились его любимые вещи вперемешку с вещами и подарками Алёны, но, в то же время он утратил чувство реальности. Вроде бы всё так же лежит, поёт… солнце, звёзды, луна и небо светят… птицы на пруду – лебеди и лебедята, утки и утята, дикие и домашние – кря-кают, плавают и исчезают в толще воды в поисках птичьего корма…всё так, как было при жизни Айрана с Алёной…Но сейчас для него вся эта животрепещущая природная красота, олицетворяющая жизнь, была обесцвечена туманом, прикрыта серым безмолвием и блеклой  траурной меланхолией… Он её не замечал, не видел и не слышал…Даже любимый молодой жеребец не мог вывести Айрана из состояния глубокого уныния, депрессии и оцепенения… Всё его нутро жило безутешным горем и в этот светлый день, и летними ночами. Он старался изо всех сил держать себя в трезвом рассудке, и не ходить по тем тропинкам, садам и виноградникам, не подходить к кустам роз, которых он посадил для неё и только для неё! Он уже и имя её старался не повторять, лишь бы окончательно не потерять смысл жизни и рассудок. Ох, горе, горе… Ну и ладно, ладно, нет её, нет её, но она оставила им свою жизнь – для смуглой и черноволосой Сухандар, для Тудора. Он ведь жив благодаря её любви!
Было утро. И вдруг, сидя на берегу пруда, он услышал её голос. Ну да, этот голос был её, Алёны…Айран, не помня себя, вскочил, чтобы ещё раз услышать голос вернувшейся любимой! А может быть, это был мираж…но голос повторился, и он был земной. Айран сделал шаг в сторону села. И только тут, расстроенный, он заметил Сухандар, которая что-то кричала и махала рукой. Он только сейчас, ещё более огорчённый, чётко расслышал голос дочери, которая и пустилась на него со словами:
- Ну и напугал ты меня! Приди в себя, ты ещё на земле живёшь. Ты отец и дед, а не только вдовец, и никогда не забывай свои обязанности. У тебя есть мы, я, Тудор, Айран – внук твой. И не убивайся зря. Айран посмотрел на дочь и только сейчас заметил поразительное сходство дочери с Алёной.
- Спасибо, Сухандар. Я постараюсь не забывать свои обязанности в семье. Что надо сделать?
- Да вот, посиди с Айраном-младшим, твоим тёзкой, ты сам так захотел… он скучает без тебя, проходи в сад, он там…
Они поднялись на берег и пошли по тропинке домой. Он повернулся посмотреть ещё раз на пруд и вспомнил, что Алёна впервые нашла здесь двух лебедей с письмом от него и навсегда связала свою судьбу с ним, этаким полухозяйственником, но в большей степени – романтиком, вечно любящим её и коня. Может быть, все мужчины этого селения тоже любили коней и жён, но он был звёздным, лунным, солнечным романтиком и вечно выдумывал что-нибудь не свойственное сельскому мужику. И вот дочь ведёт его, как слепого, чтобы он стал и няней-сиделкой для внука. Ну что ж, он мог воспитать жеребёнка, телёнка, ослика настолько умело, что животные часто толпились во дворе в ожидании встречи с любимым «воспитателем». И когда он оказывался среди них, кто-то обязательно начинал жевать его пиджак, фартук, веник, опрокидывать ведро или ещё чем-нибудь нашкодить. Он же ничуть не сердился на шалости «детей» коров и кобыл, и прутиком отгонял их в хлев…
Пришли домой, но под деревом в кроватке Айран-младший уже плакал. Видимо, он проснулся в то время, когда его мать отправилась искать отца.
Айран подошёл к внуку, поднял на руки. Обрадованный мальчик любил деда и при его приближении расставлял руки и со своим детским гуканием бросался Айрану на плечи. Комната наполнялась весёлым шумом, свежим и жизненным существованием нового создания под символом «Я – Айран!». Так вот, этот самый «Я» и вывел окончательно деда из оцепенения из-за горя и траура: смех младшего Айрана, взрывной, с гиканьем типа «Ги, ги, ги!», был очень похож  на весёлый смех Алёны…
Айран сел с внуком за стол и двумя пальцами изобразил «человечка», идущего по дороге. Он умело «шагал» по столу, а Айран-младший ещё больше заражался громким смехом:
- Ты кто? – спрашивал дед «человечка».
- Я – друг Айрана-малыша.
- А ты куда идёшь?
- Я потерял «бжик-бжик»…иду искать его.
- А вот твой «бжик-бжик», смотри, он спрятался у Айрана-младшего. Смотри сюда, он здесь, под распашонкой.
И оба Айрана, громко смеясь, находили «бжик-бжик» и «человечка» под распашонкой младшего…
Сухандар прибежала на шум мужчин и сама невольно становилась участницей игры.
Смех и улыбка Айрана-младшего влили в семью живительную силу, и грустный Айран-старший горько и тоскливо молвил: «Была бы ты, Алёна с нами, что же ты так рано ушла от этого источника счастья и блага?».

Глава 3.
Уход Айрана при угасающем луче солнца.
Радость пришла в этот дом не только от звонкого смеха Айрана-младшего от «бжик-бжик» человечка. Но ведь никто не отменял восход солнца, синеву неба, трели жаворонка над полями. Никто не отменял и радость человека от запаха свежего сена, травы в росе и, конечно же, особого озарения от присутствия женщины… Напрасно Айран всю гамму чувств и радостей земного бытия сосредоточил на светлой личности Алёны. Он думал, долго думал над этой философией жизни, но Алёна всё же оставалась тем немеркнущим символом в его земной жизни, что ничто не могло её превзойти своим сиянием внешности, ума, взгляда на самое, казалось бы, примитивное – выращивание хлеба и надой молока, как это было у ней. И всё же, запах сена и свежей травы, скошенной на летним ранним утром на восходе солнца, были не просто силой, а могучей разрушительной силой мглы, мрака, тоски, одиночества среди людей. Это была и сила полноводной реки, несущей благодать, и желание встретить кого-нибудь, лишь бы улыбнувшегося  тебе человека, и тогда ты себе покажешься уже полным могущества и крепости духа. В таком смятении чувств был и Айран в это раннее утро.



Сухандар спешила на работу. Айран знал, о чём идёт речь. Она работой называла занятие в кустарниках тёрна, где она и ещё несколько женщин собирали ягоды тёрна, кислые и терпкие, сушили и сдавали в местную аптеку. У Айрана это занятие вызывало улыбку и напоминало сбор ягод брусники в далёком Ханты-Мансийске. Тогда их обязывали это делать, а что сейчас? И Айран поинтересовался у Сухандар, зачем она это делает. Оказалось, в доме возросли долги и она этими «заработками» оплачивала их какому-то проходимцу. Тогда Айран решил найти этого «кредитора».
Как только она вышла за ворота, он натянул сюртук и незаметно двинулся за ней. Через некоторое время она остановилась на обочине, и к ней подошёл «кредитор». Айран узнал давнишнего врага семьи – Сергея, уже очень старого и дряхлого. Айран быстро подошёл к ним и громко спросил: «Так это ты «кредитор» Сухандары, моей дочери, которая очень рано овдовела?».
Тот опешил. «Разве я не просил тебя никого не приводить сюда? Как же мне сейчас «получить» от тебя долг» - спросил тот. – А вот так, вот так, негодяй!
И завязались драка и жестокая борьба. Затем, взяв Сухандар за руку, Айран потащил её домой. По дороге отец, с подозрением посмотрев на дочь, спросил: «И давно это он так на обочине дороги собирает у вас дань?».
- Нет, но угрожает расправой над нами, хорошо, что ты последовал за мной.
- Ещё бы! А кто защитит тебя и маленького Айрана? Думаешь, я не догадываюсь, о каком деле он завопил? Я знаю его гадкие намерения, он ещё получит, я не всё отдал ему!
Айран достал денег из кармана и, догнав насильника, швырнул их ему в лицо:
- Ещё раз пристанешь к Сухандар, получишь больше! Пошёл вон, пёс вонючий!..
Семья вернулась домой к плачущему внуку, и возмущённый Айран, сев у корня яблони, заплакал. Сухандар подошла к отцу и стала утешать его: «Нет, нет, не думай, долг небольшой, но надо отдавать. Он жадный и агрессивный, глаз положил на меня, одинокую; посмел бы причинить вреда, я сама задушила бы его. Ты лучше поднимись и сядь к столу, пора завтракать, да и твоего любимца покормить».
Разговор на этом закончился, и Айран решил снова выйти на дорогу, тем более, что золотые лучи солнца уже выглянули из-за туч и как будто отбросили на землю золотые космы, обогревая её лаской  улыбкой. Айран словно купался в этой щедрой небесной золотой синеве. Он собрался на прогулку и через забор крикнул дочери: «Смотри за малышом, я прогуляюсь и скоро вернусь. Не скучай!».
- Смотри, не задумывайся долго под лучами солнца. Скорее возвращайся назад.
Айран восхищённо проглотил последние слова дочери, как будто бы с ним снова заговорила Алёна, и сердце трепетно и нежно забилось, как будто её тёплая забота окутала его, как в молодости. И он ушёл, желая как бы догнать золотые лучи солнца.





Глава 4.
Что принесёт угасающий луч солнца?…
Шёл он под трели вечерних птиц: жаворонка, перепёлки, последних ворон, и откуда-то к ним присоединялись голоса болотных птиц. Видимо, на озере Турнигёл они собирали птенцов к ночлегу. Айран не смог удержаться от радости и восхищения этой дружной гаммой голосов в угасающих лучах солнца. Он любил этой край и легко шёл по полевой дороге. Неожиданно он остановился. Послышались ему чей-то зов, и не только шелест леса, но и топот бегущих ног. Он обернулся и увидел молодую светловолосую женщину. Но это было не видение, а живое воплощение незнакомки, может, запоздалой незнакомки.
Айран заметил, что в последних лучах солнца светлые длинные волосы девушки как-то по-особому светились и сияли звёздами. Но фоне вечернего голубого неба они были особенно привлекательны, но обладательница их была молода и свежа на вид, и Айран с разочарованием вспомнил свой облик в зеркале: ах, какая досада… возраст! Возраст сейчас не только мой друг, но и…и всё же он подождал, пока девушка подойдёт.
Подошла, поздоровалась мило и смело… Айран подумал: «Ей легко и свободно…может говорить и болтать, а мне каково?».
И он не стал себя измельчать возрастом: годы тоже имеют свою прелесть… И первым заговорил: «Куда Вы, на ночь глядя?».
- Я иду на работу, сегодня у меня ночная смена.
- А что за работа в эту пору, да ещё ночная?
- В общем-то, такая вот, для смелых.
- Вы смелая.
- Да других туда не берут… В общем, туда нужен мужчина примерно вашего типа и уровня. Вот моя визитка, позвоните, и мы увидимся…пока!
Она лёгкой походкой тут же скрылась из виду, и Айран снова остался один. Вспомнил улыбку младшего внука и вернулся домой, когда уже последний луч солнца скрылся за холмом у Турнигёла.

Глава 5.
Рассказ Сухандары о подруге.
Вернувшись домой, Айран нашёл в огороде дочь и показал ей визитку незнакомки. И сам подумал: «Везёт же мне на незнакомых девушек. Кем могла бы быть эта?».
Пока Сухандар разбиралась с визиткой, Айран вошёл в дом, где спал внук. Великолепная кошка мирно спала рядом, положив пушистую голову на плечо ребёнка. Видимо, она своим мягким мурлыканием убаюкала малыша, и теперь оба мирно спали в его тёплой постели. Айран улыбнулся этой дружбе и сам стал дремотно зевать, ведь было уже вечернее время с его заботами и тревогами.
Неожиданно вошла Сухандар. Она, радостно и счастливо улыбаясь, спросила:
- Кто тебе дал эту визитку? Здесь имя какое-то странное – Сейхун. Кто она?
- Не знаю, Сухандар.
Зевнув, Айран закрыл усталые глаза и тут же уснул.
Сухандар повертела визиткой над лампой, ничего не вспомнив, и вышла к живности.
Во дворе уже было темно, но на небе несколько ярких звёздочек мигали синим светом. Девушка села на завалинке возле дома. Горько ей было вспоминать прошлое, но всё же пришлось. Кое-какие эпизоды восстановились в памяти. Это было давно, когда она проходила практику по археологии в горах Таджикистана. Работа была тяжёлой и опасной. Иногда из долины, где был расположен их лагерь, доносилась маршеобразная речитативная песенка. Позже она узнала, что здесь недалеко штрафной батальон солдат что-то строит, затем разрушает, дескать – не по проекту соорудили. Сухандар маленькой лопаточкой перебирала песок на дне котлована древних стен городища. И каждое утро до неё доносилась песенка-речитатив:
Хунны, хунны, ха-ха!
Сейхун, Сейхун, вай, вай!
Выше мечи, гунны,
Сейхун, Сейхун и хунны!
Сухандар до сих пор так и не поняла смысл песни, но имя «Сейхун-Сейхун» запомнила. И как-то спросила старого проводника:
- Кто такая Сейхун?
- Аа, это тут девочка беспризорная. Сейхун зовут. Она однажды украла буханку хлеба и, в спешке, убегая через мост, упала в реку. Она не утонула, но буханочку такого чёрного и крайне приятного хлеба потеряла в воде. А мимо проходил отряд штрафников. Один солдат помог ей выбраться из воды и отдал ей свой двухдневный запас хлеба и консерву. Солдаты не осудили её, но кто-то из них сочинил про неё песенку. Вот эту песенку и поют солдаты.
Сухандар и не думала, что та девочка и дарительница визитки – одно и то же лицо. На самом же деле тот солдат, освободившись от штрафной службы, нашёл её, женился, привёз в Москву и дал ей возможность получить образование в новом историко-микробиологическом факультете, в котором он и сам был деканом. Сейхун завершила учёбу и получила направление в Центр древних цивилизаций для исследования палеомикробиологических отложений в каменных слоях подзолов. Сам же декан был строго наказан по клевете дворника: якобы он изменял «законной» жене. И снова был направлен в район штрафников. Туда же.
Эту историю Сухандар вспомнила, когда, лёжа на диване, перебирала старые письма с фронта не то деда, не то дяди… Она ещё долго возилась бы с письмами, если бы не телефонный звонок. Она подняла трубку и услышала женский голос:
- Здравствуйте, мне нужна Сухандар, я Сейхун.
- Откуда Вы знаете моё имя?
- Ну как же. Мы учились вместе в Москве на факультете историко-биологических…
- Простите, Вы меня с кем-то путаете.
- Нет, нет, у меня была черноволосая подруга, мы дружили, читали вместе, ходили в кино, пока нас не разлучило распределение. Вспомнили?
- А где Вы сейчас?
- У меня ночная смена на работе. Сегодня я встретила пожилого мужчину, который был очень похож на Вас, и я поняла, что это был Ваш отец.
- Давайте встретимся завтра, мы ждём Вас на обед. Приходите, мой отец Вас встретит.
Айран проснулся. Так вот с кем разговаривала дочь. Оказывается, с этой молодой женщиной Сухандар знакома. Не успел он что-то сообразить, как тёплое сердечное волнение снова охватило всю его сущность. Он разволновался, но холодный рассудок взял верх над страстью: «Она молодая и очень свежая, а я что?..». И Айран, обиженный, отвернулся к стене и долго не мог заснуть…



Глава 6.
«Стамбол» - город жизни.

Абраам Анкирский. План по взятию Константинополя.
«Всё убивало войско христианское,
А царь Стамбола
Совсем был бессилен
К франкам он обратился». -
(Стр. 453).
- Читал Айран в другой комнате, а за столом сидели две молодые великолепно сложенные женщины. Одну звали Сухандар, а другую – Сейхун. Обе молодые и образованные. Поэтому они поочерёдно читали Абраама Анкирского.
Вошёл Айран и очень удивился, что девушку, которую он обещал встретить за селом, увидел здесь, за столом.
Из-за стола вышла Сухандар и спросила:
- Ты куда ходил её встречать? Да вот же она, сидит здесь. Ты её зна-ешь?
- Вроде именно её я вчера встретил на дороге.
- Ну да, это она шла своей необыкновенной походкой – быстрая, как лань, и цокает… Знаешь, мы с ней учились на одном факультете.
- А что вы читаете сейчас?- поинтересовался Айран.
- Мы увлеклись Стамболом. Ты слышал что-нибудь подобное?
- Нет, но очень хотелось бы. А что, есть возможность что-нибудь про-читать или разузнать об этом?
- Ну да! Вот она – знаток Стамбола и его развалин. Сейчас готовится к отъезду на них. Не желаешь ли ты ей помочь?
- А чем? Я ведь не историк и не палеомикробиолог!
- А мы тебя научим всему, было бы желание.
 Айран задумался. Будучи ещё молодым, он любил старые развалины и их историю, но сейчас был во власти комплекса возраста. Вот бы освобо-диться от всего этого. «А вообще я подумаю…» - сказал Айран смущённо и вышел. Женщины так же смущённо переглянулись – а вдруг он согласится ехать с Сейхун. Ладно, Сухандар с маленьким внуком останется дома, но отец может ехать, он свободен. Может быть, даже его настроение изменится.
Поужинав, они сели за стол в комнате-библиотеке. И Сейхун продолжила чтение Абраама Анкирского:
«Мусульмане ликовали и веселились,
Сильно довольные.
Радостную весть сообщали друг другу…».
«Вечный Стамбол, который никогда
В руках турок не был
Теперь в это последнее время его
   Отдали нам.
И всё же христианские народы
Были глубоко опечалены».
(Стр. 456); (см. «Византийский временник…»).
Слушали внимательно и молча, и только сопение маленького Айрана нарушало тишину.
Сухандар, вытирая слёзы, спросила:
- Сейхун, чем же объяснить падение Стамбола.
- Пока не приедем на место раскопок, мы ничего не узнаем. Так что, готовьтесь, Айран, к тяжёлым событиям. Тому, что Вы потеряли Алёну, мы сочувствуем, но то, что творили Кара Кыскыглар в Стамболе, гасит все земные беды. Вы сильный и нам Вы нужны.
Сейхун стала читать дальше:
«Множество вещей было похищено,
Серебро, злато и жемчуг,
Драгоценные камни,
Каких свет не видывал,
Отборные церковные сосуды,
Жемчуга и драгоценные
Евангелия в серебряных обложках
С картинами превосходными».
(Стр. 456).
«Огромное множество книг увезли,
Распылили по всему свету».
Но не только ценности пропали,
«Что касается людей, то в плен увели
И знатных, и простолюдинов,
И множество духовных лиц,-
Не было числа этим людям:
Множество стариков, детей, юношей,
Женщин и девушек».
(Стр. 457).
«Был ты светел, Стимбол,
Наподобие солнца, Стимбол,
Погас ты в зените
От руки неверных, Стимбол,
Был ты источником жизни, Стимбол,
Для жаждущих, Стимбол,
Но иссякла твоя жизненная влага…».
(Стр. 462).

«Победное имя – Византия!
Все племена и народы
Чтили тебя, Византия.
Сегодня ты стала жалкой,
И слёз достойна, Византия.
И повсюду услыхали
О горе твоём, Византия.
Сменилась печалью
Радость твоя, Византия!».
(Стр. 463).

Глава 7.
Плач Айрана на краю пропасти.
Последние слова стиха Абраама Анкирского потрясли Айрана:
«Сегодня ты стала жалкой,
И слёз достойна, Византия.
И повсюду услыхали
О горе твоём, Византия.
Сменилась печалью
Радость твоя, Византия!».
(Стр. 463).
Невидимая струна в душе Айрана зазвенела болью не только за Византию и Стамбол. Она была накалена и личным горем, и потерей любимой.
Он заглянул в комнату внука, увидел цветущее лицо малыша, успокоился немного и вышел во двор, обсаженный розами. Их при жизни посадила Алёна вместе с Тудором и Сухандар. Сейчас Айран при свете луны трогал их нежные лепестки и воспринимал прикосновение к ним как лепет любимой и бесконечную сказку об её нежных ладонях и любящем сердце.
От воспоминаний и услышанного отрывка о гибели Византии у Айрана потекли слёзы. Однако, оказавшись на краю пропасти, он очнулся от грёз и тяжёлых трагичных мыслей. Он присел на край пропасти.
В это время молодые женщины, закончив чтение, также потрясённые, опомнились и заметили отсутствие отца. Первая крикнула Сухандар: «Ата, где ты? Ата, иди к нам!». Ни звука. Но в кроватке зашевелился Айран-младший. Сухандар, обратившись к Сейхун, сказала:
- Одевайся, пойдём его искать.
- Обе?
- Да, он ушёл недалеко.
- Нет, Сухандар, ты оставайся дома с малышом, я пойду одна.
И ушла. Долго никого не было. Сухандар, вытирая слёзы, молвила, глядя на икону: «Не отнимай у меня хотя бы отца!».
Вышла на порог и в лунную ночь понеслась: «Ата, Ата, вернись домой, тебя ждёт Айранчик, вернись…».
Но, увы, ни звука от людей в ночной тиши, только кузнечики чему-то радовались и пиликали в невидимые скрипочки…
Сейхун же, движимая интуицией, направилась к яру, пропасти, где она ещё днём приметила древние отложения ракушечника… Свойственное ей любопытство привело к тёмному «пню», и она подошла к нему поближе. Приближения шагов, свойственных только Сейхун, расслышал Айран. Под их воздействием он вытер слёзы и сказал: «Я здесь, кто там?». Сейхун же прошла мимо, приняв сидящего за пень, или, может, за груду камней при луне. И пошла дальше на курлыканье болотных птиц. «Процокала дальше» - подумал Айран и снова крикнул в лунную ночь: «Я здесь, кто там?».
Сейхун вернулась к «груде камней» и только сейчас распознала в ней сидящего Айрана. Его плечи вздрагивали от рыданий.
Сухандар же задержалась у малыша, потому что он проснулся и, не найдя людей около себя, заревел. Мать подняла ребёнка на руки и показала на пустую кровать, сказав: «Вот видишь, деда пошёл к «гулижи» (т.е. к жеребёнку), а то он «плакал» без деда. Но ты не плачь, дед скоро вернётся».
Сейхун наклонилась к Айрану, стараясь помочь ему встряхнуться и встать. При свете луны длинные волосы Сейхун упали на лицо мужчины, и тот заметил, что они были не только светлыми и блестящими, но ещё и магически притягательными, заманчивыми, волшебно-шаловливыми и по-земному грешными, способными раздробить любую грусть и печаль. «Но и этого мало! - подумал Айран,- они способны даже очень сильного и могу-чего мужчину превратить в неопытного юношу». Он освободился от локонов и спросил её:
- Почему одна пришла? Где Сухандар?
- Она с малышом дома, а Вы скорее поднимитесь и идёмте домой.
«А кому я там нужен?» - подумал Айран и нехотя поднялся, стараясь не кряхтеть, чтобы перед молодой женщиной не показаться дряхлым, беспомощным, никчемным стариком… Однако ловкая и смелая Сейхун одним движением рук выхватила его за талию и опустила на груду камней. Айрану это понравилось, но особенно он не стал восхищаться её смелостью: Алёна была менее смелой, зато значительно более ревнивой – «Вот тебе кушак, вот тебе сапоги, казак лихой…». Вспомнив эти сцены, он громко за-смеялся, вводя Сейхун в смятение.
- Что-то не так? Или я резко опустила на камни?
- Всё по любви и справедливости…
- Тогда идём скорее домой, а то нам надо готовиться в дорогу, завтра едем в институт, а ночью нам ещё надо ознакомиться с планом работы и литературой.
Шли медленно, как бы удлиняя медовый напиток счастья: им было легко и хорошо в эту лунную ночь. Не зря Айран рыдал на краю пропасти, как будто на слезах приплыла золотоволосая фея Сейхун.

Глава 8.
«Дари любовь любящему другу,
Но не дари напрасно любви неучу».
Касия, Византия, ХI в.
Последний вечер в кругу детей.
Айран хотел казаться чуть-чуть весёлым и беззаботным. Но неожиданно в окно кто-то постучал. Стук был не совсем соседским или дружелюбным. И всё же, он решил выйти и узнать, кому вздумалось его беспокоить.
Было бы обидно и неуместно пропустить стук без внимания, поэтому он обратился к Сухандар: «Дочь, что бы это значило? Не к тебе ли за долгом опять?».
Сухандар прервала чтение и ответила: «Стоило ли из-за такого пустяка беспокоить меня среди ночи? Но я всё же выйду».
Вышла. Но на свету она никого не заметила. Уже хотела вернуться обратно, как кто-то зажал ей рот и нос. Сухандар ловким движением ударила не насильника, а пустое ведро у порога, на грохот вышли Айран и Сейхун. Айран набросил на чужака мешок, а женщины скрутили руки и ноги. Поволокли в дом. На свету узнали Сергея, того самого, который вымогал деньги у Сухандар.
Что же произошло с великолепным домом и двором Айрана, что туда мог пролезть любой пришелец или нахал. Дело в том, что в период расцвета персикового сада и величия экономики Айрана, Сергей, будучи его зятем, избил Иванну до такой степени, что пришлось мало-помалу всё продать и подлечить ослабленную Иванну, сестру Айрана. Но, несмотря на огромные расходы, женщина не выжила и вскоре скончалась. А хозяйство Айрана так и не удалось восстановить до первоначального (до избиения Иванны) уровня, и, тем более, получать с него прибыль. Пришлось продать богатому приезжему и дом с высоким забором, конюшню с лошадьми, коров, телят и переехать в скромный деревенский, почти обветшалый домик. Сергей же решил добить и без того пожилого Айрана, завидуя его успехам в молодости. Случай попался очень удобный – овдовевшая Сухандар и пустяковый долг.
Раскрыли связанного пришельца и все узнали перекошенное злобой лицо зятя – мужа покойной Иванны. Первое, что он выкрикнул, - «Верните долг!». Айран был крайне удивлён и озлоблен: ведь он тогда у леса вложил ему последние накопления! «Всё мало?! Мало?!».
В разговор вступили женщины. Сухандар сказала: «Подождём до утра и мы тебе ещё добавим. А сейчас – вон туда, в сарай!».




 
Разборка, или о чём поведал Сергей.
Взрослая Сухандар не знала историю своей семьи. Мы напомним некоторые сюжеты из истории любви Айрана и Алёны.
Сергей, как выходец из зажиточной семьи, позволял себе много недостойного для человека своего круга. Он делал всё, чтобы привлечь внимание Алёны и «отбить» её у Айрана. Ведь юноша оказался в ссылке в Ханты-Мансийском лагере для особо строптивых по желанию Сергея, по его провокации в Рождественский вечер; много пришлось пережить и Иванне – сестре Айрана. И только благодаря умным и мудрым лебедям Алёна узнала о судьбе Айрана в ссылке. Она, подобно декабристке, устремилась к горячо любому юноше в холодный край и… не ошиблась: нашла она здесь свою судьбу, но, будучи лаборанткой в палеомикробиологическом научно-исследовательском институте, получила сильное отравление химикалиями. Отъезд её к Айрану ещё больше разозлил соперника. Затаив злобу, он только тем и жил, как бы отомстить Айрану. Действительно, прошло много времени, пока Сергей вошёл в доверие членов семьи агронома с таким расчётом, чтобы провалить дело с персиковым садом. Дело шло по правилам до тех пор, пока не возникла необходимость обновить деревья на новые, более плодородные урожайные сорта. Сергей, выкорчевав сад, привёз откуда-то бракованные саженцы дикого персика, дающего мелкие, горькие плоды. Пользуясь неопытностью Тудора, Сергей сумел «сэкономить»  в свой карман всю выручку даже от полузрелых дичек персика с гор и долины Ферганы… Сергей ловко обманывал Айрана во всём, не стесняясь чернить даже светлое имя Алёны.
Айран о многом догадывался, но дерзкие «женские» шуточки Алёны заставляли его молча «лить слёзы» и оберегать семью от хищника. Постепенно дело Айрана, уже старого и больного, рухнуло, и он уже не мог свести концы с концами. А смерть Алёны вообще поставила некогда удалого и крепкого Айрана на «колени» перед нуждой. И каково же было его удивление, когда предатель Сергей ещё и пришёл за долгом.
Было раннее утро. Сухандар возилась Айраном-малышом, присматривала также и за отцом, и за Сейхун. Девушка уже знала, что Сейхун увезёт отца с собой в институт древних цивилизаций. Но предварительно надо было разобраться с Сергеем и его требованием «вернуть долг».
Сухандар обратилась к подруге:
- Ну, где этот «кредитор» нашего дома.
- Я приведу его.
- Смотри, он – коварный хищник, берегись!
- Он не знает, кто я! – Ответила Сейхун. – Не стоит его бояться, но вы-звать на разговор следует, и это сделаю я. Смотри, слушай!
Сейхун подошла к Айрану, у которого уже были слёзы на глазах. Он подумал: «Мало я его дубасил в молодости, и то не смог отлучить от моей семьи и сестры, а что сделает эта хрупкая и весёлая девушка? Хотя, кто её знает…».
Она незаметно пробралась к Сергею-старику в каморку. Тот гордо и надменно обронил:
- А что этой кошке надо? У Айрана не нашлось другого, более ценного «посланника», чем эта худоба и нищенка?!
- Ну, ну, смотри, «пленник», как бы слова твои тебе же боком не вышли. А пока что вставай и идём к хозяину.
- Хозяину?  Это с каких пор он стал «хозяином»? А может, господином величает себя?
Сейхун рывком подняла дряхлого и строптивого старика-Сергея и указала на выход.
          Пришли и стали у дверей. Старый Сергей всё же бросил хищный и нежный взгляд самца на Сухандар. Та не успела прибрать чёрные копны волос, но ухоженное и красивое лицо было очень привлекательным. И старик подумал: «Вот бы её прихватить как оплату за «долг». Уж хорошенькое Айраново отродье!».
Первым заговорил Айран:
- Ну, какой долг я должен тебе вернуть.
Тот нехотя оторвал взгляд от высокой, стройной и красивой Сухандар и, прикидываясь виноватым, спросил:
- Что ты спросил, родственничек.
- О каком долге ты спрашиваешь.
- Айран, хоть ты и прожил большую и трудную жизнь, но ничему она тебя не научила… Ты у меня украл самое ценное и дорогое – Алёну.
- А разве она тебе принадлежала.
- Но не тебе же, Айран! Ты меня запутал тогда с трактором на дороге. Я попал в аварию и надолго выбыл из игры.
- Но зато ты вступил в грязную авантюру с саженцами, плодами персика, специально портил холодильники, задерживал отправку товара, а в семье ты не блистал как муж. О детях и речи не могло быть.
Но дряхлый Сергей почти не слушал Айрана. Он хищным и одновременно нежным взглядом оценивал достоинства Сухандар. Конечно, можно было питать надежду, но уж больно она была похожа на мать и такая же красивая.
Но совсем рядом с Сухандар сидела мудрая Сейхун. Она очень внимательно слушала пожилых мужчин и точно оценивала вес каждого сказанного слова. Картина прояснялась, и девушка выстраивала план контрудара против старого хищника, Сергея-вымогателя. Выслушав ещё несколько реплик с обеих сторон, она поняла, что если взять с собой Айрана, то Сухандар останется на «растерзание» этому хищнику, как некогда осталась сестра Айрана Иванна. Поэтому Сейхун, ни слова не говоря, выставила чемодан, рюкзак и прочие вещи, и сделала вид, будто готовится в дорогу. Ай-ран, увидев это, забеспокоился. Что ему делать, чтобы спасти дочь, внука, себя, в конце концов, от этого негодника и подлеца?! А Сергей даже обрадовался, думая, что беспомощные, по его мнению, дом и семья Айрана, снова, как и в те далёкие времена, окажутся у его ног.
Сейхун же решила быстро и беспощадно атаковать злодея Сергея и сказала как бы для Сухандар:
- Сухандар, я получила депешу о том, чтобы я срочно выехала в Скифию, где обнаружено золото скифов и сарматов. Но мне нужен один мужчина с твёрдым характером, целеустремлённый и молодой.
Сергей встрепенулся. «Золото, золото, вот где золото нашлось. Что это я с этим диким Айраном торгуюсь?».
- Уважаемая доктор наук, возьмите меня на эти раскопки. Там, на месте, Вы увидите, на что я способен…
Решено было твёрдо и бесповоротно: с Сейхун едет Сергей, а не Айран. Сухандар же остаётся дома с малышом.
Конечно, Айран был огорчён: опять он теряет полюбившуюся женщину, но, коль так решили его женщины, значит – так и надо… Но всё же он спросил:
- А долго продлится эта командировка?
И почему-то ответил Сергей:
- Это я буду решать. Ты уже своё отгулял, старый кабан!
Сухандар без слов поняла намерение Сейхун и благодарно прочитала Касию «Дари любовь любящему другу», а Сейхун, подмигнув подруге, завершила стих «Но не дари напрасно любви неучу». Конечно, Сергей ничего не понял из стиха, но спешно вышел на дорогу «голосовать», хотя и точно не знал, в каком направлении они поедут. Успокоился, когда Сейхун показалась во дворе Сухандар в сопровождении отца Сухандар и её самой. Сейхун развернула карту раскопок Климатов. На ней было Черноморское побережье, занятое аварами, турками и гуннами. И на этой же карте Сейхун заметила какое-то странное название тюркоязычных христиан гуннского происхождения. Здесь же расселялись и какие-то кочевые народы Кара Кыскычлар (на самом деле это были турки-сельджуки и турки-османы). На берегу Босфора был расположен Стамбол, торговый город с крепкими и могучими стенами.
Долго размышляла Сейхун: куда бы она могла завлечь злодея Сергея. Она достала мобильный телефон и снова набрала Сухандар.
- Что ты знаешь из истории Стамбола?
Гудки, гудки, гудки в ответ.
 
Глава 9.
Айран снова вернулся в институт древних цивилизаций.
Стамбол – главный источник благоденствия в планах
Кара Кыскычлар.
Наконец телефон ответил. Сухандар приняла звонок, но была с Айраном-младшим на руках и не сразу ответила на вопрос Сейхун.
- Сухандар, что ты знаешь о Стамболе?
- Это более позднее название местечка у бухты моря, примерно там, где расположена Галата в Босфоре.
- А что, было и древнее название этого местечка?
- Да, в I веке н.э. оно называлось Визант, где после распада Западно-римской империи поселились греки Восточной империи, и назвали свою империю Византией во главе с императором Константином. Она вела торговлю с Генуей, Венецией, а позже и с Русью. Через Византию шло распространение христианства и православия.
А что? С чего ты заинтересовалась Стамболом? Историки знают Стамбол, но и Константинополь у них в почёте.
- Где вы сейчас?
- Ждём мой заказ на Стамбол. Я еду с Сергеем туда… Но, если тебе нужны и другие сведения об этом городе, поезжай в Институт древних цивилизаций. – Сказала Сейхун. – Пока, звони, жду.
Сейхун снова развернула карту и отметила на ней несколько мест особо ценных археологических раскопок. Вот здесь подземная цистерна «Ер;batan» («Епябатан»), так назывался бассейн пресной воды, который был сооружён под землёй с выходом на море. Что хотела сказать Сейхун, Сергей не понял, но по всему было видно, что отметка на карте была очень важной. Он затаился в душе и стал ждать ответа от Сейхун.
Наконец подъехал пикап.
- Вот сюда едем, - сказала Сейхун и, раскрыв карту, указала водителю на главную Римскую дорогу на Эдерне. Дорога петляла по вершинам Балкан. От Турнигёл до пункта назначения было довольно далеко, но водитель пообещал проделать весь путь за сутки.
Сутки протекли и показались развалины Великого Акведука - водопровода, который снабжал водой всех и вся на всём своём протяжении от Рима до Аравии…
Уже издали были слышны стук топоров, подгоняющие команды руководителей, брань и матерщина рабочих. И при виде всей панорамы археологических холмов и стапелей, длинных лестниц, тележек, полуобнажённых и загорелых негров, индусов, арабов, турок Сергей смутился, но быстро отряхнулся от страха и стал изучать обстановку.
- А где же золото скифов? – спросил он у Сейхун.
- Так это не здесь. Здесь ведутся другие раскопки другой эпохи.
Она повернулась к Сергею, чтобы объяснить ему суть его работы и провести с ним инструктаж по технике безопасности.
Но того и след простыл. Куда он мог спуститься? Сейхун спустилась вниз, в котлован, и только здесь заметила удаляющуюся фигуру строптивого Сергея. Сейхун стала его звать, требовала остановиться, мол, туда нельзя, там опасно, там подземный бассейн, совсем неисследованный. Но, увы… Мужчина шёл и шёл, не отдавая себе отчёта о том, куда направляется.
А на самом деле подземная цистерна только с виду производила впечатление, что имеет контурные каменные берега. Только подошёл вплотную к воде – почва под ногами и провалилась!
Сейхун подозвала прораба. Объяснила, что случилось. Прораб (грек, инженер по таким сооружениям) ответил:
- Сейхун, цистерна имеет выход к морю, если рабочий умеет плавать, он выйдет в открытое море, там его и подберут.
К сожалению, рабочего никто больше не видел. Все поиски были безуспешны, поэтому о случившемся Сейхун вынуждена была сообщить Сухандар в Турнигёл. Гибель старика ни у кого особого сожаления не вызвала, а Сейхун оформила акт как о случайном происшествии, несмотря на то, что ей действительно было жаль старика. Сухандар вслух произнесла: «Это ему за Иванну и разорённое хозяйство отца, Господи, прости грешную ду-шу раба твоего Сергия. Аминь!».
               
                III Часть.
Глава 1.
Продолжение рассказа
«Айран в институте древних цивилизаций».
Стамбол и хроника подготовки к его штурму.
Айрана отвели в особо засекреченный, а потому и особым образом охраняемый рукописный отдел научной библиотеки в хранилище кассет и иллюстраций арабо-гагаузских и египетских авторов и очевидцев подготовки и штурма Константинополя. Материал был собран от современников, участников и очевидцев штурма и обороны города, а обработан этнографами Института древних цивилизаций в новейшее время.
Айрану определили высокообразованного специалиста по древним цивилизациям, а именно инженера военного дела по штурмовым и оборонительным машинам и схемам фортификационных сооружений.
В ходе предварительной подготовки к работе Айрану было предложено вспомнить, что он знает по военному делу гуннов, эфталитов, Александра Македонского. В особых условиях при помощи психотренинга и внушения Айрана ввели в лёгкий гипнотический сон, в котором он все эти древние этапы увидел воочию, чётко и ясно. Вот перед ним Гюн-Вэй, Ашин; дрессированные орлы, лебеди, гуси, боевые кони… Вот они пере-двигаются с Алтая к Восточной Европе и Византии… На этом изображения исчезли. Ему предложили отдохнуть до утра дома. Утром его опять ждут здесь.
Сухандар не узнала помолодевшего отца после поездки в институт. Айран подошёл к письменному столу и вытащил из ящика записи давно минувших дней. О чём они были. Ашин, Гюн-Вэй, Араслан-кыз, враждебные китайские племена и…учёный китаец по древним военным сооружениям и фортификациям. Зачем они ему? «Мало ли что? Вдруг понадобятся, не случайно я попал в институт по воле и желанию Сейхун» - подумал окрылённый Айран. Он поглядел в сторону Сухандар. Она чем-то расстроена. «Что случилось?» - спросил он.
- Пропал Сергей, я волнуюсь за Сейхун.
Грустный взгляд карих очей отца говорил о многом: Сухандар вспомнила озорную Сейхун, которая привела отца домой в необыкновенно приподнятом настроении, и дочь была очень благодарна за столь высокие духовные порывы в адрес отца. И она молвила:
- Не волнуйся, Сейхун выпутается, там есть и свидетели. Она рассказала мне о самовольном поведении старика.
-Быть по-твоему. Я тоже волнуюсь за Сейхун. Смелая и умная, отличный специалист. Думаю, мы сработаемся.
Наступил следующий день. Айрана снова пригласили туда, к необычным экранам. Юноша выключил свет, и на экране появился Борил – сын Ашина. Все в зале захлопали в ладоши, узнав древнего дядю Айрана по древней дедовской линии: вот он, родной дядя по линии Ашхана (Ащина). Борил гордо сидел на коне и вёл за собой караван соплеменников, братьев и племянников. Мужская линия Ашина оставалась такой же гордой, смелой, крепкой и верной семейным традициям. На этом и этот день завершился, и Айрану разрешили отдых дома.
Следующий день был посвящён Константинополю. Здесь Айран впервые увидел потомков тюрок, которые, следуя заветам и захватническим ка-нонам религии, экономики, военной политики выступили против Босфора, Чёрного и Средиземного морей и обитателей их берегов, в том числе и византийцев.
 
Айран с ужасом следил за всеми действиями на экране агрессивных племён тюрок, и. в конце концов, обессиленный и расстроенный, назвал их «Кара кыскычлар» - чёрные вредные многоножки наподобие скорпионов, проще говоря, чёрные скорпионы.
Он задумался. В руках китайского инженера по военным сооружениям было больше военной инженерии, чем у этих скорпионов, однако они простым людям чинили совсем не военные бесчинства (то скот угоняли, то женщину требовали и пр.), а в мирное время даже выгодно торговали.
Айран сдал материалы дежурному. И тогда ему предложили практическое занятие по теме «Падение Константинополя в 1453 г.». Он должен был воспроизвести всю картину штурма, падения и гибели этого славного города. Взволнованный, он уехал домой, везя пособия, диски, фильмы, литературу, словари и учебники. До возвращения Сейхун оставалось немного времени, и он очень хотел провести описание всего происходящего в Стамбуле (Стамболе)…в её присутствии, поскольку она была специалистом по археологии Стамбула.

Глава 2.
Причины захвата Стамбула иноземными врагами.
Неожиданно, поздно вечером, явилась в запылённой накидке. Только светлые волосы оставались натуральными и привлекательными.
Айран оставил внука на попечение Сухандар. Первое, что спросил образованный Айран:
- А где Сергей? Вы же вместе уехали?
- Сергей поступил так, как велела ему жадная душа: ушёл искать скифское золото и попал в бассейн скифского водохранилища. Мы искали, звали, думали, отзовётся, но, увы – он пропал.
- Надо же! Да ладно, не переживай, найдётся, вернётся сюда. А далеко отсюда эти археологические раскопки?
- Надо ехать мимо Римского акведука, вот сюда по римской дощатой дороге и затем спуститься вот сюда (она указывала на карте значки обозначений мест проведения раскопок).
Удивлённый вниманием Сейхун, Айран стал внимательно её разглядывать. Хороша! Ах, как она хороша и похожа на Алёну в молодости… Однако самой Сейхун было не до романтики.
- Вы чем были заняты в эти дни?
- Идём со мной.
Они зашли в маленькую уютную комнату, служившую библиотекой. На столе было разложено множество пособий, карт, книг, схем, дисков, записей древних авторов.
Сейхун узнала пособия на тему «Завоевание турками Константинополя в 1453 г.». Но Айран не стал рассказывать о сути этих пособий. Робко обняв Сейхун, он сказал:
- Успеем заняться наукой, пойдём, поужинаем, и Вы с дороги отряхнётесь, небось, много пыли было?
- Да ещё как! Даже буря была, подняла пыль и песок.
Девушка попыталась освободиться от руки мужчины, но тот неожиданно крепко обнял её и «утонул» в её густых светлых волосах. Запахло степью, полынью и арабским пахучим кремом для волос.
В дверях неожиданно появилась Сухандар. Картина уединения отца и Сейхун её обрадовала, но она тут же испуганно отпрянула и убежала к себе. Сама и подумала: «А что если, если…отец сделает ей предложение. Прошли ведь все ритуальные траурные дни по матери…».

Однако Айрану вспомнилось задание по Стамбулу… Поужинали и сели за материалы по нему.  Сейхун махнула рукой Айрану, мол, подойди к материалам и начинай работу с техникой. Нам надо тщательно изучить эту тему со всех сторон: причины, результаты, историческое значение обороны и гибели Стамбула. Айран в недоумении посмотрел на Сейхун:
- Какое значение может иметь гибель города?
- Вы не спешите, не забегайте вперёд. Помните, что любое историческое событие всегда имеет значение, дело другое – кому служат результаты события. Мы рассмотрим всё и вся до мелочей. Потом мы оформим мате-риалы, и Вы представите их в ВАК (Высшую аттестационную комиссию) для защиты как научное открытие. Договорились?
У Айрана не было университетского образования, и ему было многое непонятно и неизвестно. С юности он был механизатором, затем пытался заняться садоводством с помощью Сергея, якобы агронома по фруктам… но всё провалилось. Но в Институте древних цивилизаций он уже имел надежду на образование и специальность историка-археолога. Конечно, не без помощи Сейхун и Сухандар…

Общий обзор социально-экономического состояния Византии
 в середине XIV-XV вв.
Прогрессивные историки обратили внимание на особенности завоевания Константинополя 29 мая 1453 года.
Захват этого сильного и крепкого города был не случайным эпизодом в истории Византии. Он был подготовлен всем ходом её исторического развития. Быстрый захват турками владений в Европе (уже при Баязиде, 1389-1402 гг.) можно объяснить следующим образом (См. М. В. Левченко. Завоевание турками Константинополя в 1453 г., стр. 4). Широкий захват земель турками (от Эгейского моря до Дуная, сюда же входили Сербия, Валахия и пр.) привёл к тому, что 1453 год был последним годом существования Византии, некогда сверхмогущественной державой не только в экономическом, социальном, военном и культурном отношениях, но и единоверием, народными промыслами, обработкой шёлка, льна, шерсти, образованием (квадриум образования) и т.д. С ней торговали Венеция, Генуя, Рим, Ватикан и пр. города. И пала она не потому, что особая сила турок способствовала этому, а потому, как отмечает М. В. Левченко, «что она была всё же слаба»… Например, уже к началу XIII в. она переживала экономический упадок. Этому способствовали некоторые отсталые элементы и способы производства в лёгкой и текстильной промышленности (обработка шёлка, окраска особым пурпуром шёлка для двора, путаные правила торговли, наличие рабства в промышленности и т.п.). Жестокая эксплуатация ремесленников, рабов, колонов, сложные правила приобретения мест жительства и торговли и роль христианства в этой системе приводили к тормозу экономики.

Роль западноевропейского рыцарства и IV крестовый поход яко-бы для освобождения гроба господня (1202 – 1204 гг.).

В 1204 году огромный город с превосходной системой укреплений, войсками, многочисленным населением сделался добычей каких-нибудь двух-трёх десятков тысяч крестоносцев. Город не был изнурён продолжительной осадой, не чувствовал недостатка в вооружении и припасах, не было и внутренней борьбы, но всё же он пал. Столица пала от равнодушия народных масс к судьбе столицы, поскольку у них не было поддержки; не ромеи поддержали императора, а пизанцы, т.е. чужие торговцы и ремесленники.
Но прошли годы, и в 1261 году Византийская империя была восстановлена, но она была уже настолько ослаблена, что уже в 1453 году пала под ударами турок.

Глава 3.
Последствия падения Константинополя.
Самое ощутимое последствие падения Константинополя было то, что некогда сильный и могущественный город (об этом говорит ряд законов: Морской закон, Земледельческий Закон, Византийская книга Эпарха, Частная Распространённая Эклога и её новеллы и пр.), который диктовал свои условия ремесла и торговли между Западом  Востоком, теперь утратил былое влияние. «Раньше сюда съезжались многочисленные купцы из разных городов Италии, Франции, Испании, Балкан, Добруджи, Малой Азии, Се-верного Причерноморья. Турецкое завоевание разом прекратило эту международную торговлю» - пишет М. В. Левченко (см. М. В. Левченко. Завоевание турками Константинополя 1453 г., стр.6. Византийский временник, т. VIII).
Но, несмотря на тяготы судьбы завоёванного, в Византии сохранились памятники, которые были свидетелями высокой культуры по всем направлениям, в том числе литературы (светской, церковной, юридической, семейно-бытовой, торговой (Византийская Книга Эпарха) и т.д.). Особое значение имели церковная живопись, иконопись, оформление книг иллюстрациями на тему жития святых и т.п. Поэтому культура привлекала греков, грузин, русских, армян, персов, ираноязычных народов, и продолжала поддерживать дипломатические отношения с этими странами.
Особо следует подчеркнуть суть татаро-монгольского влияния на судьбу культуры Руси. И, если бы не животрепещущие силы Византийских церкви и православия, то русским живописи, образованию, духовности было бы ещё труднее, если не сказать, что их постигла бы окончательная гибель (М. В. Левченко).
Но нищавшая Византия в конце XIV в. была уже не в силах обеспечить работой художников, и многие из них были вынуждены уехать на чужбину. Например, Феофан грек уехал в вольный Новгород.
С другой стороны, турецкое феодальное государство заимствовало очень многое у греков, арабов, сербов, но и навязало этим народам свои черты правления в землевладении, земледелии, промышленности, образовании, госаппарате. Народы были для этих властей только «объектом эксплуатации и источником обогащения…» (М. В. Левченко). И не случайно турки задолго до завоевания стали вынашивать планы захватнических войн против Византии.
Начало (предисловие).
Главные наблюдения этих событий описали ряд историков Византии, например Георгий Франдзи – «Хроника» (Большая Хроника). Бытует мнение, что этот историк сам являлся участником обороны и падения Константинополя. Сюда же можно отнести и Нестора Искандера (его «Повесть» о падении Столицы), ярко и выразительно отображены картины борьбы и в «Византийской Истории» Дуки. Его исторический труд состоит из 45 глав, и начинает он свой рассказ с 1341г. н.э., т.е. с момента смерти императора Андроника младшего, и доводит описание до 1462 г., когда султан Мехмед II захватил Матилену и Лесбос, где жил Дука (см. Византийский времен-ник, том VII, раздел «Публикации источников», стр. 385).
 
Основной сюжет.
Часть первая.
Айран сидел в полутёмной комнате и внимательно следил, как угасает последний луч весеннего солнца. Он ждал Сейхун. Она вышла на поле вместе с Сухандар и ещё одним незнакомым молодым человеком. Он гостил у Айрана и вёл переговоры о закладке нового персикового сада. Он претендовал на главного предпринимателя по фруктам, но пока ещё не знал, по каким именно.
Луч угас, как будто бы выполнил свою работу, а сейчас сложил невидимые крылья и направился куда-то вдаль спать…
Айран заскучал без луча-друга и сидел молча, перебирая бумаги и материалы по заданной теме. Неожиданно во дворе послышались голоса женщин, но громче всех звучал голос Сейхун. Айран заволновался, в голо-се ощущалась еле заметная нежность, данная ему женской натурой. Айран заволновался ещё больше, когда шаги девушки процокали к дверям жилья. Он всегда удивлялся этому искусству ходьбы на крепких ногах, которые сеяли искромётные живительные следы с особым отливом цокающих пальцев и всей стопы.
Дверь отворилась, и на пороге появились его женщины в сопровождении незнакомца. Хорошее дело! Доверяй этим журавушкам – вон какого казака прицепили! Но тут же успокоился: гостем занималась Сухандар, а не Сейхун.
Дочь подошла к отцу и сказала: «Вот, я тебе привела помощника, его зовут Петер. Он историк по Балканам». Петер был кареоким, смуглым и коренастым, как все балканские юноши.
Когда женщины ушли на кухню, они познакомились поближе. Петер хотел сказать Айрану, что владеет некоторыми достоверными сведениями о борьбе Константинополя с Каракыскычами – Чёрными Скорпионами. А ведь речь шла о Дуке, Георгии Франдзи, Несторе Искандере.
Петер включил в аппарате привезённую им из Стамбола необыкновенную запись тех давно минувших дней и столетий…
Диктор мягким, приятным бархатным голосом начал свой рассказ от имени очевидцев тех жестоких событий.

Глава 4.
О чём рассказал Нестор «многогрешный»?
Уроженец Литовской Руси, он был взят в качестве живой дани турками и в детстве был обрезан, получил ислам и стал «израда», т.е. изменником по отношению к православию. Западнорусское происхождение не стало препятствием для его участия на стороне турок против греков. Поэтому он себя и называет «многогрешным», много времени проведшим в «ратных хождениях». Он любил «окаянную веру мусульман». Он принимал участие в осаде и штурме Константинополя (Стамбола). Войдя в город, он собрал сведения о том, что происходило в нём во время осады («против безверных»). Осада началась 26 марта и длилась до 29 мая 1453 года, пока защитники города не пали под мечами завоевателей.
Однако для истории этой хроники остались воспоминания участников задолго до начала жестоких боевых действий в городе. Так, из дневника Нестора история узнала о рассказе этого очевидца.
А дело было так. Турок безбожный Магумет султан (историческое лицо – султан Мехмед II по Н. С.) Амуратов сын, был в мире с Цесарем Константином. Мехмед II Амуратов сын был седьмым султаном турок и правил он с 1430 по 1481 гг. Именно ему выпала доля вести переговоры с Цесарем Византии.  Однако Нестор свой рассказ начинает не с осады города. Этот самый Амуратов сын, находясь в мире с Цесарем Константином, отослав императорских посланников, пожелавших вступить с ним в мирные переговоры, внезапно приказал бить по городу из пушек и пищалей, и «иные стенобитные хитрости наряжати» и готовиться к штурму города.  Вначале греки (защитники города) выходили из города биться с турками и препятствовали им готовить приспособления для разрушения стен, для чего на самих стенах были установлены пушки и пищали. В период с 26 марта по 8 апреля (приблизительно) турки днём и ночью вели непрерывный обстрел города. Приблизительно на 14-й день турки, сотворив намаз (молитву), заиграли в зурны, варганы и накры (бубны) – тулумбасы (по Далю). Под крики и сильные звуки тулумбасов (это огромные барабаны) подкатили пушки и пищали ближе к городу и усилили обстрел из ружей, из «луков многочисленных».
Но это была всего лишь подготовка к штурму. Затем с неистовым криком бросились со всех сторон на приступ кто с огнём (факелом), кто с лестницей, кто со «стенобитными хитростями». И оборонявшиеся со стен с криком бросились с ними в борьбу. Зазвонили все церковные колокола, призывавшие жителей на подмогу, а турки начали трубить в бесчисленные зурны и трубы и бить тулумбасы; началась «сеча великая и преужасная».
Картину «сечи великой» воин и перебежчик Нестор передаёт не только с точностью очевидца, но и как художник. От шума стрелявших пушек и пищалей, от колокольного звона и крика дравшихся людей, от трескотни ружей, молний от них, от плача и рыданий жителей, жён, детей казалось, что небо и земля соединились и поколебались. Нельзя было слышать друг друга: вопли, крики, плач и рыдания людей слились с шумом битвы и колоссальным звоном в единый звук, похожий на зловещий, раскатистый гром…
Начались пожары, и от густого дыма не видно было ни войска, ни города, многие задыхались от порохового дыма. И только с наступлением ночи турки отошли, позабыв забрать трупы убитых. И только на второй день (10 апреля) отправил Эмир своих людей собрать трупы и сжечь их, чему греки не препятствовали совсем.
Прошло тридцать дней (23 апреля {Н. С.}) и турки подкатили к городу свои пушки и пищали, и ещё две огромные пушки, ядра одной из которых были величиною до колена, а другой – до пояса. Приступили к обстрелу, направляя главный удар к менее защищённому участку стены. Обороной руководил храбрый генуэзец Зустоней. От выстрела одной большой пушки заколебалась стена, а от удара другой была сбита верхушка в пять саженей, но ночь помешала сделать третий выстрел. Ночью греки сумели заделать повреждения, но с утра огонь из пушки возобновился по повреждённому месту. Ядро пролетело выше стены. Зустоней навёл свою пушку на большую турецкую и метким выстрелом разбил её. Султан рассердился и сказал, что отдаёт город на разграбление. Начался очередной штурм уже и с моря. Трупы падали с обеих сторон как снопы, кровь лилась ручьями по стенам; от воплей и криков людей, от плача и рыданий горожан, от звона колоколов, от блеска огней из ружей казалось, что весь город перевернулся, рвы наполнились трупами и кровью, Галатская гавань стала кровавой… Было убито со стороны греков 5700 человек, а потери турок – 35 тысяч.  Спустя девять дней (3 мая) турки вновь начали обстрел города. Исправили большую пушку и подвезли её к городу, но от первого же выстрела она разлетелась. Тогда султан приказал готовиться к штурму города. Для этого были заготовлены и привезены «туры» непосредственно под стенами горо-да. Тем временем греки взорвали сосуды с порохом там, где стояли «туры» (очевидно, «туры» были частью оборонительной линии – прим. авт.). О «турах» ещё раз… Султан приказал готовиться к штурму, для чего заранее были заготовлены и привезены «туры», установлены на краю рва, вырытого под стенами города. Турки хотели засыпать этот ров землёй и забросать его деревьями и хворостом, чтобы можно было подкатить «туры» непосредственно к стенам (очевидно, «туры» - огромные пушки на колёсах, они тоже являлись частью обороны стен со стороны турок).
Предвидя это, греки взорвали тайные сосуды с порохом, заранее закопанные как раз там, где находились около стен «туры». От страшного шума и грохота горожане убежали от стен, а турки – от города; сверху начали падать на город и турок поднятые на воздух люди и куски деревьев. Во рву накопилось множество турок и горожане забросали их бочками со смолою… Турки опять отступили…
Положение султана ухудшалось по мере падения боеспособности воинов и увеличения потерь. Поэтому он собрал визирей, и они стали обсуждать, что делать дальше. Кто-то предложил идти к грекам с условиями сдачи города. Турки, например, предложили сдать город, а императору удалиться в Морею. Условия греками не были приняты. Осада продолжалась.
Тогда турки 9 мая прикатили громадную пушку и в течение трёх дней бомбили город. Но греки умудрялись ночами вновь заделывать бреши… В ходе анализа этих событий было выявлено несколько моментов, которые греческую оборону в некоторой степени умаляли. Например то, что горожане не вышли на помощь защитникам обороны, что ослабленная Византия уже не могла защитить свои земли и экономику. Однако Нестор Искандер обрисовал совсем не ослабевших защитников стен города, а сильных в физическом и духовном отношении людей. Турки многократно предпринимали атаки при помощи всевозможных хитроумных «стенобитных приспособлений», «туров», огромных пушек, ядра которых доходили «до колен, а у некоторых – до пояса», засыпали рвы деревьями, ветками, камнями, а иногда и своими ослабевшими воинами (о таких действиях пишут Г. Франдзи, Дука).
Была велика организаторская роль и со стороны императора, патриарха, эпарха (главы города), вельмож, простых горожан, например кузнецов, каменщиков, строителей стен и укреплений. Даже девочки-подростки, мальчики и юноши, женщины и молодые домохозяйки под руководством патриарха с иконой святой Девы Марии обходили верхние этажи стен города, с молитвами, плачем и рыданиями умоляли всевышние силы сохранить город и их жизни… Так что Константинополь героически вёл бои, оборонительные и иногда и наступательные атаки с беспощадным героизмом обрушивались на захватчиков. Наконец, как-то утром удалось в стене сделать брешь настолько большую, что «через неё ворвались в город даже конные». Битва закончилась только ночью. Погиб Омар бей (санджак бей) в поединке с Раскавеем, но турки в течение всей ночи били по стенам, препятствуя восстановительным работам. Смелые греки установили свои пушки напротив бреши и заманили турок, и тут же многих истребили. Тогда в дело вступил восточный санджак бей Мустафа. Он обрушился на греков, оттеснив их в город. За ним устремились турки не только пешие, но и конные. Защитники дрались с ними «аки дикие звери»…(Смирнов Н. А., стр. 64).
Глава 5.
Возвращение Борила и Горячей Стрелы в город.
Героям нашего повествования, о которых шла речь в предыдущих главах, удалось вернуться в Геную.
Борил и Анна тяжело пережили разлуку с любимым городом. И Анна каждое утро выходила на возвышенность у моря и наблюдала свой венценосный город в трубу. И…как-то (у моря, но на той стороне) она увидела в обзорной трубе клубы чёрного дыма! Анна поняла, что это пожары в её любимом городе. Быстро спустилась в каюту к Борилу. Протянув трубу, еле дыша, крикнула: «На, посмотри на ту сторону! Выйди и посмотри, что там за клубы дыма?!».
Борил не успел добрить щеку, выскочил на свет из тесной каюты… И ахнул! На той стороне горел Стамбол!
Спустился вниз к Анне. Около неё уже возилась Фекла (Гёк Кушу). Борил быстро выволок женщин на палубу. Сам же на ходу пристегнул джид (малый колчан, вмещающий не более трёх стрел. См. Даль), выхватил с крюка дербень (дерюга, реднина, толстый льняной холст), кинул его Анне и приказал кучеру с дормезом (дорожная карета, в которой можно было лежать): «Сюда, сюда, кучер, перекинь трап!». Фекла и Анна уже ждали на пороге каюты, которая находилась на верхней палубе.
Подъехал кучер, но он не собирался везти женщин в кузове дормеза, а указал на море. К ним приближался монитор (военный боевой корабль, сплошь обитый коваными железными латами). Это был генуэзский корабль в полном вооружении.
Борил вроде бы обрадовался, но судно не приняло от него сигнал бедствия. Тогда он снова обратился к кучеру: «Мон сеньор, отвези нас отсюда, ты видишь, в каком положении моя сеньорита».
Кучер в ответ показал кошелёк и сказал: «Мани, мани, мани, много мани дай!».
Анна вспотела: кошелёк с мони;смами (византийские золотые монеты) остался в её кабинете запертым в ящике стола.
Борил всё понял. В это время кучер подбросил трап к лесенке на борту ботика, и помог женщинам спуститься на берег.
В этот момент из монитора выглянул воин в форме военного моряка. Борил определил в нём доблестного и мужественного великодушного матроса. Борил еле узнал в нём Нестора Искандера. Ведь когда Борил обходил диоцезы с дозором (ревизией), в одном сотрапезнике (общая столовая)  он приметил дородного (рослого) воина из драбанта (охраны) командующего. Сам же командующий был не в этом трапезнике, а в комнате оргий.
Борил был удивлён, что этот воин, будучи ординарцем диоцезного командующего, сидел среди скромных воинов.
Но меткий глаз Борила сразу отметил, что «скромные воины» говорили на понятном ему тюркском языке и у двоих из них на шее висели серебряные крестики: они были завербованы в армию Византии из тюркоязычных селений христиан. Начисто выбритые, скромные, широкоплечие и с натруженными руками, они сеяли силу и излучали светлое добро вокруг себя. Среди них Борил и приметил Нестора – будущего перебежчика на сторону турок – Чёрных Скорпионов.
Сейчас же Борил заметил, что воин-моряк машет ему рукой, дескать, подойди поближе к пирсу на гавани, я буду ждать там.
Борил доверил Анну и Феклу кучеру дормеза, а сам побежал к пирсу, куда медленно подплыл монитор.
Нестор подошёл к Борилу и представился:
- Я – Нестор, лейб при особе санджака (бея и царя Византии), везу депешу вот этим дрогистам (торговцам аптечным товаром). А тебя я запомнил ещё с дозора диоцезов, помнишь? Ты нам тогда всем понравился как командующий союзным войском.
- Нестор, у нас беда: горит Стамбол…
- Да знаю, вот мы вывезли часть семей городских вельмож и их слуг. Остальные остались в горящем городе, а что, ты намерен идти на помощь им?
- Да, но я один ничего не смогу сделать.
- А других нет.
- Есть у меня дружина, но она не здесь.
Зазвонил колокол на палубе, и Борил без разрешения заскочил на неё через перила.

Глава 6.
Вестники долетели до Алтая.
От чёрного дыма, криков и рыданий, грохота пушек и пищалей птицы в императорском пруду взмыли вверх, пронзая белоснежными грудками дым пожарищ. Но не всем удалось пробить стену из густого дыма и огня. Лебеди всё же первыми учуяли беду и, подчиняясь трубному гоготанию, вся стая тогда взмыла к небу, и, пробив завесу, взяла курс на старую прародину – Алтай.
Не долетая до озера Лебедь, стая должна была перестроиться так, что-бы вожак был ведущим…
Нестор и Борил со слезами на глазах наблюдали, как раненые птицы помогали своим птенцам держать курс на север. Но неожиданно один из лебедят плюхнулся на палубу. Нестор поднял птенца и передал его Борилу. К птенцу прилетела лебедь-мать и, гогоча, кружилась над ним. Борил схватил крупную, но обожжённую птицу, напоил её и птенца из своей баклажки и попросил у Нестора клочок бумаги. Он начертил несколько значков на арамейском языке, перевязал птенца, привязал бумагу с обожжённым углом под крыло птицы и выпустил. Нестор удивлённо и с надеждой спросил:
- Думаешь, долетит?
- Да, они – наши, алтайские, а там наши птицы.
В это время раскрылись двери нижних кают и первыми вышли матросы, а затем и спасённые (чудом выжившие) женщины, девушки, мужчины, юноши, воины, священники, епископ, легат (посол) и др.
У девушек, некогда красивых, были вырваны волосы на голове вместе с кожей, у некоторых из-под разорванных одежд торчали куски разорванных и окровавленных грудей. Кое у кого на руках еле шевелились головки младенцев, также разбитых и оборванных…
Мужчины только сейчас обратили внимание на лось-порты кораблей. И Борил посмотрел на Нестора вопросительно. Но тот объяснил, что это военные корабли, а не торговые, поэтому их снабжают подложными пушечными портами, чтобы судно казалось со стороны вооружённым орудиями. Ты думаешь, эти полуживые люди добрались бы сюда? Ведь их суда бороздят Галату, окружают Стамбол, выслеживают наши итальянские суда со спасёнными, чтобы ни одна живая душа не смогла уйти от них. Ты ведь понимаешь, что западные державы не простят им гибель «Матери городов» - Стамбола, центра самой удачной торговли.
Наконец рыдания  и плач стали стихать, потому что людей разместили на площади под платанами. Матросы, фельдшеры, врачи стали оказывать помощь раненым и умирающим. А в это время мониторы (военные корабли) всё прибывали и прибывали с ранеными и даже с мёртвыми. Матросы, надев на последних белые саванны, бросали их в море, которое через некоторое время обрело рыже-кровавый цвет…
Борил нашёл кучера и Анну. У ней на коленях лежала раскрытая карта Балкан. Тяжело дыша глядела она на карту Византии… Анна донашивала младенца последние месяцы, поэтому Борил почти крикнул:
- Не отпущу тебя далеко. Вон, посмотри, здесь Болгария, где расположен наш Паристрион.   
-  Что это ещё за Паристрион?
- А то, что нам эту область на Северо-востоке Болгарии за наши боевые заслуги на границах Византии отдали предки Комнинов. Ты в курсе этого дела?
- Так это же мои предки…
- Анна, и мои тоже, просто документы на эту область выкрали Вотаниаты, а может Палеологи, сейчас проблема не в этом…
- Какая разница?! Я еду с Феклой в Паристрион, часть империи Византии.
- Хорошо. Кучер, подойди ближе и внимательно посмотри сюда (он указал на карту). Сейчас мы вот здесь (он указал на точку Эноса). А дальше начинается Фракия, вы едете к Видину у Дуная. Там наши единоплеменники: огузы, тюркоязычные христиане, хазары, печенеги, половцы, кыпчаки (они себя называют куманами, но при любых обстоятельствах подчиняются своим ханам). На Дунае идёт торговля с Русью, народами Алтая, Поволжья, сырдарьинскими тюрками и пр. Фекла знает их языки, понимает их торговые законы. Поэтому Анна и Фекла едет к Видину на Дунае, пересекая почти всю Болгарию…
А я с Нестором вернусь в Стамбол к ордам Чёрных Скорпионов…

Глава 7.
Знако;м ли лебедям Великий шёлковый путь?
Прежде, чем ответить на этот вопрос, мы частично разберёмся с торговлей шёлком, заглядывая вглубь веков.
Н. В. Пигулевская в замечательной работе «Византийская дипломатия и торговля шёлком в V – VII вв.» (См. «Византийский временник», том I (XXVI)) пишет, что «ремесло и торговля в Византии были высоко развиты и претендовали на первое место в мировой торговле не только в Средиземноморье, но и в Передней Азии» (см. вышеназванную работу, стр. 184). «Причём, чего нельзя было достичь оружием, добивались торговлей», вполне справедливо сказано.
Шёлк с древнейших времён производился в Китае и способ его изготовления оберегали как величайшую тайну (стр. 184). В эпоху Римской империи китайский шёлк был известен уже в Средиземноморье. Это была дорогая ткань, которая имела разные названия, например Коноват – род азиатской шёлковой ткани; она шла на фаты, покрывала, а в Византии пользовалась большим спросом и шла на дорогие одежды во дворцах и богатых виллах. Иногда изделия из такой ткани приносили в дар богам, покрывая ими алтари, культовые одеяния священников, о них мечтали для подвенеч-ной одежды невесты, а варвары уносили в качестве дорогой добычи. А к конце V в. н.э. на Ближнем и Среднем Востоке торговля шёлком приобретает особенно большое значение, что и побудило тюрко-османские завоевания уже в середине XIV в. (Стр.185). А Константинополь стал как бы золотым мостом между Востоком и Западом (там же).
Караванный путь из Китая шёл через оазисы Средней Азии, а с I в. н.э. проходил по северной окраине пустыни Лоб-нор, через Лу-Дан, затем через север Турфанского оазиса и, как пишут путешественники, «надолго сохранила положение главной торговой магистрали» (Н. В. Пигулевская, стр.187). Бассейн Тарим привлекал внимание пресной не только торговцев, но и птиц, в частности лебедей, кулик, журавлей, пеликанов, мелкой пташки.
Согдиана открывала дорогу на границы Ирана. Обойти его из Средней Азии можно было только если обогнуть Каспийское море с севера и, переправившись через Кавказский хребет, доехать до Константинополя (стр. 186, Пигулевская).
За караваном торговцев зорко следили не только корсары (пираты), но и вожаки перелётных птиц. Их внимание привлекали звуки колокольчиков на шеях верблюдов, пищевые отходы на обочине дороги, запах свежести с пресных озёр и водоёмов, окрики ведущих мул, благодаря которым хищники боялись нападать на пасущихся пернатых; как правило, вожаки караванов следовали свету далёких крупных звёзд, указывающих путь к Босфору и Чёрному морю, а в целом к шумному базару Константинополя.
Торговцы разгружали товар, а птицы оседали в долинах рек и озёр Византии. Обратно они следовали этими же путями, но уже к лету или весне, как следовали караваны.
Побывав в пожарах и густом дыме в марте 1453 г., птицы, ведомые вожаками, вернулись в родные края, ориентируясь на берега Каспийского моря, а затем и на долины Алтая… Тракт завершался в долине Саян у «турнигёля», т.е. эти места, горы, реки, селения когда-то принадлежал гуннам – тюркоязычным последователям Амина и Гюн-Вэя. А в описываемых датах (март 1453 г.) здесь жили их потомки, которые унаследовали культуру быта, земледелия, охоты, ремесла, борьбы и торговли, обычаи и законы далёких предков. Они также любили птиц на водоёмах (лебедей, журавлей, уток, гусей), поэтому в марте месяце дети и даже замужние женщины встречали гусей и лебедей особым праздником – вязаной и скрученной из особой материи «марта» - своего рода браслета, и дарили друг другу, и подбрасывали вверх, зовя птиц:
Птицы, птицы,
Вот март пришёл
И вас, птицы, нам принёс
Нате вам, птицы,
«Марту» из ниток,
Дайте нам, птицы,
Черешен из веток».
Когда же первые лебеди сели у воды, мальчишки тут же окружили их. Но любоваться ободранными и усталыми птицами не стали: к ним прибли-жались вооружённые воины с ханом во главе…









Глава 8.
Подготовка…
«Друг спасает друга,
И страна страну».
(Касия, Византия. «Византийский временник», том IV.
Е. Э. Липшиц. «К вопросу о светских печенегах
в Византийской культуре IX в., стр.133-147).

Гюнлю хан сразу же оценил случившееся с птицами. До него через торговцев доходили слухи о мартовских событиях в Константинополе, но он не думал, что всё настолько опасно. Однако, когда прочитали донесение Борила, стали думать о том, как лучше подготовиться и вовремя успеть на помощь своим по торговле и вере.
Хан велел собрать всех баштайфа (глав племён) и рассказать о случившемся в богатом Стамболе. Долго не пришлось советоваться: главы боевых соединений крупных орлов сразу сказали: «Мои орланы готовы к вылету, они достаточно дрессированы на крови и дыме. Мы готовы к вылету…».
К вечеру вся бескрайняя долина Турнигёля была покрыта отрядами крупных орланов во главе с вожаками; рядом на конях стояли дрессировщики-охотники. Гюнлю хан стоял на возвышении со штандартом в руке. Ашин хан и Гюн-Вэй вели отряды гуннов во главе с Серым Волком.
Как только Гюнлю поднял меч, всё ожило: птицы с громким криком взмыли к небу и через некоторое время слились с облаками. Отряды обученных орланов направились к Босфору…
В это время в горящем Стамболе Борил в толпе дерущихся людей искал Г. Франдзи. Со слов Нестора Искандера он должен был возглавлять оборону самого императора Константина. Его легион (отряд в сто тысяч воинов) должен был оборонять императорский дом, прислугу, казну, Софийский собор, патриарха, легатов, а затем слиться с лейб-гвардейцами.
А мириады турок (десять тысяч или тьма) воплями, под бой тулумба-сов (огромных барабанов) вихрем напирали на стены и в образовавшиеся бреши в стене города. Их не останавливал даже ложемент под стеной города. Несмотря на бешеное сопротивление доблестных защитников города глубокий ров, прикрытый со стороны неприятеля турами (видимо, щитами) для защиты стрелков, не останавливал напирающих турок.
Мюриды особенно отличались кровавой и огненной силой в своём устремлении вперёд к Софийскому собору. Там их «ждала» добыча. Но им не суждено было испить чашу добычи и грабежа. К обеду над городом появились тучи сил, неизвестных до сих пор грабителям Стамбола. Эти силы настолько накрыли городское небо, что наступила темнота, как ночью. Это были орлы с огромными, почти двухметровыми в размахе, крыльями. Они с громкими гоготаньями и криками были особенно беспощадны к мюридам, так как те были особенно кровожадны, пропахли кровью и дымом, и потому стали жертвами под клювами орланов…
Но их нескончаемый поток всё более и более оттеснял Чёрных Скорпионов к стенам города, к берегу моря, занимая оборону то на стенах города, то в Галате, откуда вывозили раненых и мёртвых горожан в сторону Эноса. Наконец в рядах Скорпионов наступило замешательство.
Борил, Нестор Искандер, Георгий Франдзи и другие приближённые императора закрылись в тронном зале. У них на лицах была тревога: ведь это благодаря отважным птицам получили передышку измождённые воины и защитники.

Глава 9.
Что предложил Солнечный муж городу?
Другим свидетелем падения Стамбола и жестоких боёв и уничтожения мирного населения был Георгий Франдзи.
О нём в истории рассказано больше, чем о других деятелях Византии. Самоё судьбой было определено его участие в этих жестоких событиях. И вот почему…
«По показаниям «Большой хроники», которая состояла из четырёх книг, Франдзи описания начинает с Михайла Палеолога, т.е. с 1258 г. и заканчивает 1477 г., когда Мехмед II организовал неудачный поход против этолийского Навпакта и острова святого Мавра».  Есть предположение, что род Франдзи был одним из знатных в Константинополе. Из его «Хроники» он родился 30 августа 1401 г. в Константинополе, когда столица была блокирована Баязидом. Сложная биография Франдзи определялась и сложными военно-политическим обстоятельствами этого периода. В само;м дворе императора было много неясного в наследовании трона, власти, выполнения законов в первой половине XIV в. (когда Франдзи было 16 с половиной лет, а императору Мануилу 68 с половиной) в качестве спальничего и лич-ного секретаря императора, был определён в покои Мануила и был им с 17 марта 1418 г. по 21 июля 1425 г. (Стр. 386, «Византийский Временник»). В 1429 г. начинается дипломатическая карьера Франдзи, когда деспот Константин назначает его послом к Мураду. Именно к нему он совершил пять путешествий, последняя миссия Франдзи относится к 1455 г., когда Пелопонесский деспот послал Франдзи в поисках военной помощи против Мехмеда II к дону Франциску в Венецию.  Трагически сложилась и семейная жизнь Франдзи.
В апреле-мае 1453 г. Франдзи пережил ужасы осады и попал к туркам со всей своей семьёй в плен. Первого сентября ему удалось выкупиться из плена, и в декабре 1453 г. Франдзи был на службе у Фомы, а ещё через год ему удалось выкупить из плена и жену. К сожалению, его дочь в возрасте 14 лет погибла в гареме, а в декабре 1453 г. сына в возрасте 15 лет Мехмед II задушил лично.
Второго августа, спасаясь от Мехмеда II, Франдзи бежал в Венецию на остров Форфу. Последние годы жизни он провёл в крайней нужде и бедности, и всё же свой исторический труд «Хроника» он закончил.
29 марта 1478 г. ему было 77 лет, вскоре он умер. 
При чтении трудов Дуки и Франдзи перед глазами проходят жуткие картины зверств турецких поработителей: массовая резня в городе, особенно нетрудоспособного населения – женщин, стариков, детей; варварское ограбление города, когда турками были перерыты даже сады, в которых искали клад; когда увели в плен 60 тысяч населения – воинов, ремесленников, строителей, плотников, каменщиков, кузнецов и пр. Горько оплакивали народы Византии гибели Константинополя.
«К вечеру 29 мая, - пишет Дука, - всё в Константинополе стало пустыней: ни человека, ни скота, ни птицы, каркающей или щебечущей внутри города» - и только горы трупов валялись на улицах, так что «в некоторых местах, - рассказывает Франдзи, - вследствие множества трупов даже не видно было земли».  Но картина захвата столицы Византии будет не полной, если не заглянуть в атмосферу, предпринятую Эмиром (султаном Мехмедом II), который в душе называл себя Солнечным мужем ввиду ряда «добродетельных» услуг.
Каков же был этот Солнечный Эмир, который подробно знал качества каждого завоёванного и подчинённого ему воина?
По наблюдениям Дуки, он хорошо изучал всех мастеров военного дела. Об этом говорит ряд описаний историка. Но его интересовали мастера по литью мощных пушек стенобитного профиля.

Глава 10.
Дука. «Византийская история».
Гл. 35-40,42.
Зачем тирану понадобились такие мощные пушки? «Когда прошло лето 1452 г. и началась пора осенняя, тиран, проводя время дома, не давал покоя очам. Но ночью и днём имел думу о городе – как бы взять его, как бы сделаться его господином. А был он в крепости на Босфоре, и строил её с мастерами. И вышел из города один мастер, сооружающий камнемётные пушки, родом венгр, и мастер он был искуснейший! (Стр.388, Дука). Видимо, его талант был оценён не по достоинству его умения. Он вошёл в столицу империи и сообщил приближённым царя о своём таланте. Царь же назначил ему содержание, недостойное его таланта (мизерное содержание для мастера своего редкого ремесла), и он покинул город и бежал к варвару. Тот с любовью встретил его, дал достаточно денег, провианта, и, наконец, дали ему задание: отлить бомбарду, которая будет метать каменные ядра любой величины. «Я точно знаю стены города» - ответил мастер. «Тогда готовь мне бомбарду, - сказал ему заказчик, - а насчёт метания ядер я сам позабочусь».
В те дни мимо Баск-Кесен проходил большой венецианский корабль. Вождь обратился к мастеру: «Приготовь мне бомбарду, потому что капитан не спустил паруса». И гарнизон крепости пустил в него огромное каменное ядро. Оно пробило корабль, он стал тонуть, турки схватили моряков, 30 человек во главе с капитаном. Их связали по рукам и шеям, отвели вождю, и тот приказал их умертвить, а капитана посадили на кол. И все оставлены были без погребения. (Стр.338). Испытание бомбарды прошло успешно, однако вождь (имеется в виду Эмир) ночью и днём, ложась в постель и вставая внутри дворца, думал о том, «какой бы военной хитростью и с помощью каких машин овладеть Константинополем?».
И как-то в одну из ночей послал из дворцовых телохранителей привести Хамил-пашу. Тому передали, что его зовёт вождь. Охваченный дрожью (от испуга), он набрал одно блюдо золота монет. Войдя в спальню вождя, он положил блюдо перед ним. И произошла беседа:
- Ничего своего я не принёс тебе… Но твоя от твоих принёс.
- Ещё нет у меня нужды в твоём, - ответил Эмир. - Лучше я подарю тебе ещё больше, только дай мне город!
Хамил ответил: «Господин, бог, давший тебе в руки весьма большую часть земли ранее, даст тебе и город».
Ещё немного оскорбив Хамила (от слов его кровь стыла в жилах), он отпустил его.
В это время царь отправил послов в Рим, чтобы попросить там помощи, надеясь на унию. Это был выдающийся кардинал Польши. Однако наибольшая же часть делегации – игумены, архимандриты, монахини были против унии и отказались от помощи Рима.
В это время прошёл январь и начался февраль, Магомет приказал перевезти бомбарду к Константинополю. И запрягли 30 упряжек и тащили её позади себя 60 быков, которые были запряжены друг за другом. А с боков бомбарды – по 200 мужчин с каждой стороны. Для страховки они должны были бомбарду уравновешивать, чтобы она не упала или не опрокинулась по дороге. А впереди шли 50 плотников, чтобы готовить деревянные мосты для выравнивания дороги, а с ними ещё 200 рабочих. Прошёл февраль, затем март. Наконец, на расстоянии 5 миль остановили бомбарду, вместе с ней и началось великое вторжение. (Стр.392). Тиран же ещё в начале марта послал во все области ромеев глашатаев с тем, чтобы всех записать в войско, снаряжённое против города Константинополя. Стали стекаться со всех сторон в войско тирана, в том числе и из Паристриона – тюркоязычные христиане. Граждане же просили бога защитить их святую Пятницу великого поста Пасхи. Но Магомет (Мехмед II) всё же осадил город, заняв виноградники горожан.
Царь Константин в Галате в высшей степени заботился о защите горо-да. Но и генуэзцы боялись, что им тоже придёт конец, если город будет взят. Поэтому заблаговременно отправили письмо в Геную о помощи. Из Генуи прислали огромный корабль (видимо, «трёхмачтовое судно» ). На нём находилось 500 тяжеловооружённых моряков. К городу по морю также были стянуты триремами, биремами и около трёхсот лёгких суден. Гавань была заперта цепью к Галате. И ромейские (линейные) корабли стояли не-прерывным рядом внутри.
 



Глава 11.
Тогда ромеи (граждане города) вступали в бой с турками, иногда от-ступали, иногда захватывали пленных, но это не приносило ромеям пользы, потому что «один ромей был против двадцати турок». Спасения не было ромеям. Со стороны царя ромеев им был дан один совет: ромеи должны держаться стен и на передовых укреплениях. Одни при помощи метательных копьев; другие – посредством стрел; третьи же при помощи свинцовых ядер, выпускаемых при помощи пороха по пять или по десять разом, вели-чиной с черноморский (грецкий) орех и обладающих большой пробивной силой. Такое ядро пробивало тело в латах. Но турки научились пользоваться и этим тоже, видимо, потому, что в армии ромеев полностью отсутствовала тайна оружия и ядер, даже принцип взрывного действия пороха им удалось раскрыть. Но тиран претендовал на большее, поэтому к стенам города были стянуты свыше 400 тысяч воинов. Сам же тиран находился в Адрианополе, поэтом к нему отправили послов, возвещая о прибытии отборных воинов со всей ромеи. Галата же хотя и обещала ромеям помочь в битвах, на самом деле делала только вид, что они являются друзьями, союзниками и помощниками ромеев.
И если историки говорят, что население не помогало вонам ромеев, то суть дела скрывалась совсем не в этом. Царь (император) был всегда среди жителей города, он нанял в Генуе пять больших кораблей, четыре из которых были готовы подплыть к берегу ромеев, а на оставшемся царь вёз хлеб для жителей. Однако он задержался ни Хиосе.
Когда же в апреле надо было поднять якоря, северный ветер загородил им дорогу. Наступили дни великой печали для жителей и экипажей. Но северный ветер ослабел и подул южный, корабли вышли из Хиоса. На берегу стояли жители и ждали их. Но ждал их и тиран. Когда они показались, тиран тотчас же, как дикий дракон, набросился на свои триремы и приказал выйти в море, чтобы потопить ромейские суда. Море, покрытое тремястами турецкими судами и пятью гигантскими генуэзскими кораблями, преврати-лось как бы в сушу. Моряки дрались, как орлы крылатые; как молнии низвергали снаряды метательные машины и разбивали неприятельские корабельные снасти, и страх немалый сделался у турок. Тиран же на коне (!) устремился в море, чтобы достичь своих кораблей. За ним последовало и войско в доспехах. В это время задул ветер, надулись паруса и генуэзские суда сквозь строй турецких кораблей устремились в гавань Золотой Рог. Сила натиска этих пяти кораблей была настолько высокой, что они могли пустить ко дну все турецкие суда, а их было триста! Разгневанный тиран не знал морскую науку и только каркал на своих. Он приказал флоту отойти в Диплокионий, а начальника флота велел растянуть на земле четырьмя прислужниками. И тиран нанёс ему около ста ударов золотой палкой. На конце её была головка весом 500 фунтов специально для наказаний. Корабли же пришли в гавань, и жители опустили цепь, дали им дорогу. А в гавани уже были царские (ромейские) корабли. Так обстояли дела на море. На суше же тиран поставил преогромный бомбард напротив стены близ ворот святого Романа. И взял бомбардир прицел, но сбоку имел ещё две сооружённые бомбарды, а ядра к ним имели по 50 фунтов веса, но посылал бомбардир снаряд сначала на малой, а затем на большой. И услышали жители ужасный треск, от которого онемели, а затем стали кричать: «Господи, помилуй!». Но бомбардир знал секрет орудия для того, чтобы оно не рассыпалось после выстрела. Оказалось, что после выстрела орудие раскалывалось, когда воздух проникал в образовавшиеся пустоты и углубления металла. Кипящие испарения селитры и серы выталкивали снаряд, и бомбардир (канонир) обильно смазывал её маслом, после чего не так сильно звучали выстрелы, пока не завершилось разрушение города. Но бывало и такое, когда прикрывали войлоком из толстой шерсти, но обычно он давал трещину. Но как-то поблизости оказался посол Янка. Именно он дал роковой совет канониру, как легко свалить могучую стену: «Направь пушку после выстрела в другую часть стены, отступив от места попадания первого снаряда ну, саженей на пять-шесть, и тогда, ориентируясь по первому, запускай второй снаряд и, наконец, бросай третий так, чтобы три снаряда находились в фигуре треугольника, и тогда эта часть стены упадёт на землю сама». Канонир так и поступил – так и вышло. Ян же был в дружбе с Магометом, и прибыл он по случаю разрыва письменного соглашения о союзе против ромеев. Посол Янка явно желал поражения ромеев и гибели Византии. После трёх выстрелов по совету Янки стали обрушиваться стены и турки увидели тех, кто был за ними.
Но за жизнь и победу ромеев боролся Иоанн Джустиниани со всеми, кто был ему подчинён. И с дворцовыми воинами он сражался храбро, а вместе с ними и группа вооружённых храбрецов из Галаты. И они показали любовь к городу.

Глава 12.
Храбрость свою они показали не только с мечом в руке, но и безбоязненно проводили время на равнине турецкого лагеря и в изобилии давали тирану всё необходимое («Византийский временник», том VII, стр.397). Тайно же они помогали ромеям, а днём сражались с турками, а ночью к ним на смену приходили другие, а те проводили время в своих домах. Венецианцы тоже сражались против турок. Великий Дука с пятьюстами вооружёнными воинами обходили весь город, воодушевляя повсюду воинов, проверяя караулы и подсчитывая погибших. Но тиран, доверяя своим гадателям, не предпринимал подлинного штурма. Царь же, видя обрушившуюся стену и столь сильные и бесчисленные войска и флот, пришёл в отчаяние, утратил всякую надежду. Но через послов просил тирана, чтобы тот наложил какую захочет ежегодную дань и т.п., только чтобы убрался отсюда и дал мир. Тиран ответил: «Невозможно, чтобы я удалился: или я возьму город, или город возьмёт меня – живым или мёртвым. Если же ты хочешь удалиться из него, то после заключения мира я даю тебе Пелопоннес, а братьям дам другие города и области. Если же ты откажешь мне мирно получить, то я войду в него с боем и вместе вас с вельможами поражу мечом, а народ отдам на разграбление всему войску». Сказав это, добавил: «Расстанемся мирно и будем друзьями». Царь же подумал: «Куда я переселю своих ромеев, чтобы не быть оплёванным, не поносили нас, ромеев, да к тому же не только христиане, но и сами турки, евреи, персы и другие народы нас возненавидят после этого?».
Тогда Лонг Джустиниани задумал следующее: ночью приблизиться к неприятельским биремам и сжечь их! И поместив на ней самых испытан-ных воинов и всевозможное вооружение, стали ждать своего часа. Но генуэзцы Галаты сообщили об этом туркам. А те всю ночь не спали и, приготовив пушки, ждали бирему Лонга. Среди ночи бирема приблизилась к турецким судам. И те открыли огонь по лодкам Лонга. Все они ушли под воду. Турки же подняли победный вой. Все жители Галаты стали звать на помощь. Но турки на этом не остановились. Близ ворот Галаты стоял купеческий корабль, гружённый товаром; турки выпустили и в него огромный камень, который разорвал корпус судна надвое. И судно пошло на морское дно.
И этот дар был воздаянием жителям Галаты за их предательство-«дружбу».  А жители Галаты в тот же день отправились к турецким вельможам как к друзьям со словами: «Мы вас предупредили о приближении триремы, за которой плыли бы 80 сильнейших кораблей ромеев». Но они не знали, что жителям Галаты тиран готовил убийство защитников города путём переправы через искусственный мост над залив.
В это время ромеи настаивали назначить день штурма стен города, однако тиран юлил и всё время уклонялся от точного ответа царю.
Наконец, в воскресенье, 27 мая тиран повелел начать общий штурм стен. Это был день всех святых, а с наступлением ночи тиран продолжал штурм и не давал покоя всю ночь, до утра. 80 судов ромеи разместили от Ксилопорты до Платеи, а войско до Золотых Ворот. Сам тиран верхом на коне руководил войсками и верными рабами. И началась схватка великая… Защитники города сражались с рабами тирана. Свыше десяти тысяч воинов дрались, как львы, позади конные – 100 тысяч, а то и больше, и от царя ещё 50 тысяч воинов. На палубах судов – ещё больше. Защитники города разделились. Джустиниан был на стенах, на валу, с ним был и царь (император), а с ним, в свою очередь, 3 тысячи латинян (из Генуи), ромеи-горожане, великий дука с пятьюстами воинами против моря; а укрепления от Ксилопорты до Красивых Ворот насчитывали свыше пятисот метальщиков и стрелков. В каждом стенном зубце стоял один стрелок или метатель дротиков  и камней.
Турки же несли бесчисленные лестницы высотой со стену. Они привезли их на судах и триремах. Тиран, стоя сзади, гнал войска железной палкой, гнал своих стрелков к стенам, когда подлизываясь, когда угрожая…
Защитники города мужественно противоборствовали, насколько хватало сил. Иоанн Джустиниани здесь имел поддержку и со стороны царя в военных доспехах. С ними были их войска. Но в темноте пуля пробила руку Иоанну, и он сказал царю (императору): «Стой здесь, я же пойду до корабля и после перевязки скоро вернусь». Царь, увидев, что Иоанн удаляется, оробел, как и те, которые были с ним. Однако, сколько было сил, сражались!
Турки же стали приставлять к стене лестницы, однако препятствие было сильным: на них сверху бросали камни, так что вскоре турки остановились. Ромеи же были поставлены вместе с царём в боевой порядок. Особенно упорно защищали они проём в стене, чтобы не открылся вход в город. Но турки всё же кое-где поднялись и стали сшибать стрелков с ног. Те падали вниз, рассечённые мечами. Турки ворвались в город, а царь об этом не знал. Турок было 20 на одного ромея. В рядах ромеев началась паника, а затем и бегство. Царь бегство воинов воспринял как трагедию, так как он был покинут всеми. Он оказался в окружении турок. Один из них ударил его по лицу, но и тот получил ответ. Но, к сожалению, другой турок нанёс царю смертельный удар, и он упал на землю. Умертвив царя, его покинули. Турки вошли в город без потерь. И убивали всех: и бегущих, и вышедших им навстречу. Они убили около двух тысяч воинов-ромеев, и всё же турки боялись, что внутри города их будет около пятидесяти тысяч. Этот народ (турки) за золото продадут отца родного. Они ворвались в монастырь великого Предтечи, разрубили икону на 4 части, и каждый взял себе часть, вместе с украшениями, а также похитили драгоценные сосуды монастыря.
Вошли в дом протостратора уже 29 мая и выволокли оттуда юношей и девушек. Удивительно, что в домах городских властей ещё не знали о падении города и спрашивали бегущих мимо защитников «Что случилось?». «Неприятель внутри стен» - следовал ответ.
Чаша гнева господня приблизилась к их дому. И тогда все женщины, мужчины, монахи, монахини побежали в Великую церковь, неся на руках своих детей, покинув свои дома.
Авторы описываемых событий винят не несговорчивых ромеев, которые не согласились на унию (объединение) с западной (очевидно католической) церковью, из-за чего горожане и получили божье наказание в лице турок. Это отголосок жителей Галаты, которые не раз предавали Константинополь.

Глава 13.
О турках же, как о безбожниках, очевидцы (Дука, Г. Франдзи, Нестор Искандер и др.) красочно описывают не просто их бездуховный внутренний мир, а ещё и как жадных и алчных стяжателей… Турки, разбегаясь во все стороны (а ведь улицы столицы были покрыты мраморными плитами), убивая и захватывая в плен, пришли наконец к храму. Ворота были ещё заперты (было раннее утро), и турки взломали их топорами. Вооружённые мечами, ворвались внутрь и увидели бесчисленную толпу горожан. Каждый стал хватать и вязать своего пленника, а там не было возражающих. Почему? Бытует мнение, что византийцы были не просто набожными, а ещё и суеверными. Турок они считали посланцами бога, которые были призваны наказать непокорных ромеев (мнение жителей Галаты) так же, как когда-то жители Иерусалима были наказаны воинами с севера под командованием Навуходоносора. Но Константинополь, со всех сторон окружённый выходцами из Венеции, Генуи, различными народами ислама и других религий, был центром торговли, культуры, медицины, шёлка и высоких по тем временам технологий производства хлеба, вина, сыра, медицины и хорошего вооружения армии. Так что же помешало столице выстоять? Географы и историки Рима отмечают, что жители, помимо набожности, были разбалованы светскими развлечениями: мирной и любовной поэзией, постоянными интригами двора императоров, казнокрадство, увлечение гаданием по звёздам, полётам птиц и пр. Создаётся впечатление, будто светское общество витало в облаках радушия, райского видения бесконечности роскоши и богатства. А в это же время почти под стенами Столицы росли, расширялись, укреплялись султанаты: Османская империя, Конийский султанат, поднимал голову Кайсери и пр. Да и европейские государства не оставляли планов завоевания Византии путём крестоносных походов рыцарей.
Поэтому Эмир (Мехмед II) почти безнаказанно предлагал царю ромеев обмен столицы на Пелопоннес и прочие области.
Грянула беда неожиданно. В Великой церкви каждый турок выбирал себе добычу покрупнее, не обращая внимания на вопли, плач детей, крики матерей. Все были подобны овцам… Если турок видел красивую монахиню, более приятной наружности, то спешил её связать, поскольку на её светлые локоны уже зарится более сильный и коварный во стократ соперник! Крики, плач, рыдания и кровопролитие непокорных… Причины за-хвата монахинь, локон, также и обнажившееся груди, сосцы, поднятые от горя руки, мольбы о пощаде. Связывали рабыню с госпожой, господина с рабом, архимандрита с привратником (сторожем), нежных юношей с девами. А эти девы не успели увидеть солнце (видимо, гимназистки), даже родители, едва увидели их, влачились за грабителями, а если оказывали сопротивление, то их тут же убивали или избивали до крови. В то время грабители спешили отвести их скорее в безопасное место на сохранение, возвратившись за новой жертвой, а затем повторить… Мужчин связывали верёвками, а женщин платками. И из храма выходили бесконечные ряды, на-подобие стад овец, женщин и всех, кто был связан. Не пожалели святых икон, посуды, одежды святой трапезы, лампад; одни портили, других забирали; сосуды священные, даже вещества, приготовленные для елея; бесчинствовали и особые отряды мусульман – мюриды.
Согласно христианским верованиям в тот страшный день гибели города праздновалась и восхвалялась память преподобной мученицы Феодосии. Совершилось всенародное празднество, а с вечера многие мужчины и женщины проводили ночь у гробницы преподобной. Ещё больше пришло народу рано утром, когда наступил день, отправились на поклонение преподобной. Но неожиданно попали к туркам.
В это время толпы грабителей шли от ворот Харса и Святого Романа со стороны дворца. А на море у берега шла битва кораблей, защитники стен не давали судам пристать к ней. Ромеи бросали камни на грабящих город и, увидев, как ромеи убивают грабителей, те усилили натиск. Ромеи были сильнее турок, но те издали дикий крик, и ромеи, увидев турок внутри города и воскликнув «Горе мне!», стали падать со стены, ибо не было больше сил бодрствовать. Тогда и те, что дрались на кораблях, увидев турок, поняли, что город взят, быстро приставили к стенам лестницы и вошли внутрь.
Великий дука, оставив Царские Ворота, отступил к дому своему, как и немногие. Началась паника, и все рассеялись, но немногим удалось найти своё жилище, все были взяты в плен. Но не меньше горя было и у тех, кто достиг жилья. Они увидели, что нет в их жилищах ни жён, ни детей, ни ве-щей, и сами начали стенать и плакать, как тут же оказывались связанными; иные же, приходя домой, заставали жён и детей в руках турок… Стариков же и старух, которые находились в доме и не могли его покинуть из-за болезни или старости, убивали тут же. Младенцев, недавно рождённых, бросали на улицы.
 
Великий дука, увидев, что жена, дочери и сыновья заперлись в башне и препятствуют туркам войти, сам был схвачен ими. Но ему удалось подсунуть им достаточно серебра, как будто он выкупил своих. И действительно, со всем своим семейством он сохранился. Со стороны турок даже конюхи и пекари грабили и уносили всё из домов.
А Иоганн Джустиниани получил известие от своих о смерти царя в го-роде. Тогда он обратился к трубачам и глашатаям, чтобы те собрали его спутников по плаванию. И остальные корабли стали готовиться, но без капитанов, так как те попали в плен к туркам. На берегу же гавани кричали мужчины, женщины, монахи и монахини, просили тех, кто был на кораблях взять их с собой. Корабли тирана сторожили выход в море, да и то благодаря тому, что они были загружены награбленным. Иоганн мог только хитростью выйти в море. И латиняне, улучив безопасный момент, вышли в открытое море. Тиран же скрипел зубами. И было много таких, которые, стремясь спастись от тирана, бросали дома и вещи, а сокровища кидали в море. Заган же (визирь тирана) кричал: «Не бегите, вы – друзья тирана, вспомните о своих деяниях против ромеев! Не провоцируйте вождя на гнев!». Сказав это, Заган стал препятствовать франкам покинуть Галату. Кое-кто убежал, кое-кто взял ключи от Галаты, чтобы передать их тирану. Моряки же от кораблей, оставив капитанов в плену, убежали, подняв паруса. Но многие корабли остались в гавани беспризорными. Турки обнаружили тех, кого не взяли на борт корабли и загнали их в палатки, как скот в хлева, а некоторые поступили в триремы венецианцев и спаслись.




Глава 14.
Оргия.
«…Это безумный, неистовый пир, пьянство, разврат;
Но есть и другой смысл: жертвоприношение, ночное богослужение».
В. И. Даль. Толковый Словарь русского языка.
ЭКСМО, М., 2012 г. Стр.437.
Очевидцы описывают не только штурм стен столицы, но и поведение захватчиков в городе. Причём, судя по всему, они спешили свои грязные, жестокие дела до восьмого часа дня, начиная от первого часа (захвата) го-рода.
Наконец, тиран без подозрения и страха вступил внутрь города со своими визирями и сатрапами. Подъехали к Великой церкви, и он сошёл с коня, вошёл внутрь и остановился от восхищения открывшимся зрелищем. В глаза ему бросился турок, который ломал мрамор. На вопрос тирана, почему он это делает, тот ответил: «Ради веры!». Он имел в виду, что христианской вере пришёл конец, поэтому все памятники этой веры следует рушить. Тиран же рассудил иначе: « Хватит с вас сокровищ и пленных, здания же принадлежат мне!». Говорят, что так он как бы выразил стыд за содеянное. Того турка-воина, полумёртвого, выбросили вон. На алтарь поднялся его священнослужитель (имам) пробормотал молитву, весьма дерзостную. Он вышел из церкви и велел принести дуку и он сказал: «Вон сколько вреда принесли, сколько смерти». А дука ответил: «Господи, не имели такой возможности сдать тебе город. Наоборот, некоторые из твоих поддерживали царя». Тиран понял, что речь идёт о Халил-паше. Тиран снова сказал: «Скажи мне правду, не бежал ли царь с кораблями?».  «Нет, я не знаю, я был в Царских воротах. Но твои пошли на царя в атаку, ворвались в Харсийские ворота».
В это время к ним подошли два молодых человека. Один из них сказал: «Господин. Я убил его. И оставил его, покинул мёртвым, убежал, стремясь скорее войти в город, чтобы грабить».
Тогда тиран послал их обоих найти тело царя (императора). Они же быстро пошли, нашли тело императора, отрубили ему голову. Принесли тирану. Тиран же спросил великого дуки:
- Действительно ли это его голова?
- Его, господин. Смотрели и другие, и все признали императора. Тогда приколотили её к колонне на площади Священного дворца, и стояла она там до вечера.
После этого, ободрав её и набив содранную коже мякиной, послал всем туркам. Дука же спрятался в башне с Орхоном. Там он сдался франкам. Но, переодевшись в одежды монаха, покинул пределы города. И турецкие моряки, взяв его и связав, бросили внутрь корабля вместе с другими пленными. Один из турок сказал капитану:
- Я могу выдать тебе Орхана и великого дуку. Орхану отрубили голову, дуку отвели живым к вождю. Великому дуке он приказал сесть и, ободрив его, приказал, чтобы в лагерях и кораблях были разысканы его дети и жена.
Их нашли и привели к нему. И он сказал дуке: «Он ушёл от тирана, получив благословение. Но он выдал имена благородных вельмож». На следующий день тиран пришёл к дуке. Тот вышел ему навстречу, стал приветствовать, а тиран вошёл в дом. Жена дуки была больна и лежала в по-стели, тогда этот волк приблизился к ней: «Радуйся, о матерь! Не скорби по поводу случившегося! Я дам тебе ещё больше, чем ты потеряла…». И он вышел и объехал город. Здесь всё было пустынно: ни человека, ни скота, ни птицы, щебечущей внутри города. Многие турки были убиты друг другом. Один тянул от другого награбленное, сильный опустошал слабого. А 30 мая они снова вошли в город и стали собирать остатки добычи. В одном из дворцов устроили пирушку. Тиран, залившись вином и опьянев, приказал явиться начальнику евнухов:
- Сходи в дом великого дуки и скажи ему: «Вождь повелевает, чтобы ты прислал на пир своего младшего сына!».
Так сказал, ибо мальчик, которому шёл четырнадцатый год, был красив. Отец мальчика (дука) изменился смертельно в лице и сказал евнуху: «Не в нашем обычае собственными руками отдавать своего дитяти, чтобы он был осквернён им. Лучше бы он прислал мне палача». И палач, вернувшись, всё это рассказал тирану. Но перед этим начальник сказал:
- Лучше отдай мальчика, чтобы не воспламенять гнев тирана.
- Если хочешь, возьми его и уйди, но никогда не будет того, чтобы я отдал сына по своей воле.
Всё это евнух передал тирану. Тогда тиран разгневался и сказал евнуху: «Возьми с собой палача и приведи мне мальчика. А палач пусть приведёт дуку и сыновей.
Пришли они, и дука обнял жену и детей, и отправился с палачом вместе с сыном своим и зятем Кантакузином к тирану. Придя, он представил мальчика вождю; остальным стоявшим в воротах дворца тиран приказал отсечь мечом головы. Тогда, отведя их в сторону от дворца, палач объявил им решение. Сын дуки, услышав о казни, стал плакать, но его отец мужественно и твёрдо укреплял молодых людей словами «Детки, вы видели вчера все наши потери в один день. Богатство наше неисчерпаемо, а город наш велик, и все христиане во всех странах Византии погибли, лишились богатства, славы, чести, политической самостоятельности. В веках нас будут по-носить и презирать до тех пор, пока не придёт смерть… Может лучше сей-час погибнуть, чем всё это иметь потом». И сыновья стали готовы к смерти.
И говорит палачу: «Сделай то, что приказано тебе, казни прежде юно-шей!». Палач казнил юношей. А сам дука попросил передышку, чтобы со-вершить молитву. А тела его детей ещё трепетали…
Тот отпустил и, войдя, помолился… И на улице он ещё раз помолился, и была отсечена его голова.
Взяв головы всех, палач пришёл на пиршество, показав головы кровожадному зверю. Тела же оставил на месте казни обнажёнными и не погребёнными. Подобным же образом, послав палача, тиран умертвил и всех тех благородных и придворных сановников, которых он выкупил. Из жён же и детей их выбрал он для себя красивых девушек и прекрасных мальчиков и передал их начальнику евнухов, чтобы тот оберегал их. Остальных же пленных передал другим, чтобы заботились о них, пока те не будут приведены в его Вавилон – Адрианополь. А город хоть и был в палатках, но был пустынным, мёртвым, опустевшим, беззвучным, разрушенным.
А что стало с кораблями? Он отпустил их в свои края. Но они глубоко, даже ниже ватерлинии, погружались в воду, неся груз.
Ценная одежда; сосуды серебряные, медные, оловянные; многотомные книги; пленные и священники, миряне, отшельники, монахи; а в палатках лагеря были пленные. И среди варваров было столько постыдного и безобразного, что христианину стыдно было на всё это смотреть: один - одетый в первосвященнический саккос; другой опоясался золотой эпитракильей, тянущей связанных друг за другом собак; иные вместо толстых плащей одеты в златотканые плащаницы с вышитыми изображениями агнцев. Другие сидели на пирушках и ели из стоявших перед ними дискосов с различными плодами и пили несмешанное неразбавленное вино из священных потиров. Все же книги, количество которых превосходило всякое мыслимые число, погрузив на повозки, рассеяли повсюду на Восток и на Запад. За одну номисму продавалось 10 книг различных авторов и жанров, например Аристотеля, Платона и пр. Евангелия с бесчисленными украшениями, с которых содрали золото и серебро, одни продали, другие повыбрасывали. Все иконы предали огню, поджаривая на этом огне мясо.
Бесчинства не обошли стороной и стены храмов, церквей, домов богатых вельмож и императорских дворцов.
Собрав каменщиков и войска, тиран приказал всё разрушить и бросить на землю стены Галаты, но оставить в целостности стены у моря. Каменщикам также было приказано восстановить обрушившиеся стены города. Затем были составлены списки на пять тысяч семей из областей Востока и Запада и повелел им до сентября поселиться всем домом в городе. Переселенческая политика имела свою цель.

Глава 15.
Взгляд Георгия Франдзи в труде
«Большая хроника» на оборону города.
Книга III, глава 3, стр.410-429.
Эмир Мехмед стал думать и взвешивать свои военные силы и их возможности по сравнению с силами его предков. Речь шла о покорении столицы Византии Константинополя.
Свои мудрость и силу он измерял потенциальной возможностью взятия этого могучего и цветущего города. И хвастливо заявлял: «Если я покорю этот город, потому что они, часто пытаясь овладеть этим солидным городом, ничего не достигали».
А он же не только взял, но и, опустошив, разрушил, правда, стены со стороны моря он восстановил. Разумеется, не ради эстетики архитектуры города, а как оборонительное сооружение. Глубочайший безбожник и жесточайший изувер, уже в марте 1453 г. он тщательно оценивал и взвешивал свои военные силы, оружие, транспорт (наземный конный и пеший, морской), даже связь через депеши и прочие слагаемые военной кампании. И сделал всё для того, чтобы взять и разрушить «мать городов - Константинополь». Однако его коварство и вероломство проявились в том, что в ию-не месяце того же года он построил башни и направил из них огромное войско против тех, кто жил за их пределами, т.е. вне городской черты. А в башни поместил свой гарнизон. Уже 28 августа он напал на валы города, а 1 сентября направился в Адрианополь. Чтобы отвлечь царя (императора) от военных действий, он отправил двоих сыновей (Ахутама и Амара) на Пелопоннес с большим войском. И тогда он (Эмир), начав войну, ввёл в неё деспотов, дружественных царю, т.е. императору с целью отвлечь их от царя и чтобы он остался без военной помощи.
С наступлением весны Эмир привёл в боевую готовность флот, стенобитные машины, метательные рычаги, в общем, всё, что было им заготовлено. Затем послал вперёд Харатег пашу, и тот обложил город Константинополь. И паша взял многих христиан в плен. У этих людей было много орудий, но они прятались в башнях, откуда их и взяли в плен. Некоторые из осадных орудий были так велики, что любое из них могли тянуть как минимум 50 пар волов или более двух тысяч человек. А 2 апреля прибыл и Эмир с бесчисленным множеством конного и пешего войска. И стал он с противоположной стороны ворот святого Романа. Были и другие войска от моря до моря, а Эмир окружил себя рвом, валом и деревянными брёвнами. Вне вала кругом стояли янычары, в тот же день к морским берегам города прибыл и флот Эмира. Имелись как триремы, так и быстроходные суда (примерно 30), и моноремы в количестве 130 штук, и окружили они город на все 18 миль. Тогда царь приказал поднять в устье залива тяжёлую железную цепь и закрыть город судами. За цепью царь также установил ко-рабли, какие были у него на всякий «пожарный» случай. Корабли же были из Лигурии (3 штуки), Иверии (1) и из Галии 3 штуки. Случайно здесь оказались и торговые суда из Кидонии, не военные, но хорошо приспособленные для охраны и торговой службы.
Неприятель орудовал огромными бомбардами. В результате их действий было разрушено много прекрасных домов близ стен. Метательные бомбы – огромные каменные ядра – привели весь город в смятение, из-за шума и грохота люди гибли, а башни содрогались. В стрельбу вступали также и лучники с огромными луками и стрелами, поражавшими защитников на стенах. Поэтому кровь со стен стекала небольшими ручьями. Схватки, стычки, драки продолжались круглые сутки.
Но город не сдавался, доблестные защитники стен продолжали держать оборону. Эти акты мужества ещё больше разжигали ненависть неприятеля. Пытаясь прорвать оборону крепких стен, турки, желая заполнить рвы для того, чтоб легче было штурмовать город и пройти через стены, особенно упорно стрелялись и схватывались с ромеями. С этой целью во рвы бросали всевозможный подручный материал: землю, стволы деревьев, собственные палатки. Но были и такие моменты, когда вследствие большого скопления людей создавалась невиданная теснота, и они падали в ров, а идущие позади безжалостно и безрассудно бросали на них сучья, брёвна, землю и тем самым ещё живых закапывали, а по ним устремлялись к стенам. Однако, более сильным, которые сталкивали в ров слабых, не удавалось спастись от града камней, летящих со стен города. И всё турки тащили свои боевые бомбарды, которые в сражении наводили ужас. Даже в этом аду ромеи засыпали пробоины в стене и преграждали путь неприятелю. В ход шли ветки, брёвна, камни, земля, разного рода обломки. Башни вновь восстанавливали. Эмир же рассчитывал на тайные подземные ходы как на военную хитрость. О таких подкопах в военном деле было известно давно. И, надеясь на успех, Эмир приказал копать под землёй ходы и лабиринты. В это же время некий германец Иоанн, знаток землеройных и пороховых дел, стал думать о том, как сделать подкоп встречным туркам, причём использовать порох как убийственное оружие. И действительно, он вырыл встречный подкоп и искусно заполнил его порохом. Турки же радостно продвигались по каналу подкопа, когда Иоанн бросил в порох запал. Многих сжёг заживо, а канал превратил в прах. А старые мастера говорили, что и раньше делали подкопы под стенами, но у них (у врагов) ничего не получалось: под стенами почва каменистая и неудобная.
Эмир же не остановился и приказал построить громаднейшую осадную машину, имевшую множество ведущих колёс. Она была широкой и высокой. Внутри и снаружи он покрыл её многочисленными тройными воловьими и коровьими шкурами. Сверху она имела башню и прикрытия, а также поднимаемые вверх и опускаемые вниз сходни с таким расчётом, что тем, кто находился внутри, защитники не могли бы причинить вреда. Такое грандиозное, доселе небывалое инженерное сооружение туркам удалось создать благодаря многочисленным одарёнными талантами пленным рабам. Часть её снаружи была открыта для того для обеспечения входа и выхода экипажа. Имелись три широких двери на ров. Здесь же были брёвна, инструменты, материалы для военных нужд, земля для того, чтобы по мере надобности сбрасывать её в ров и по ней же спускаться в него. Были и лестницы, у которых были деревянные ступеньки на канатных основах. Здесь же находилось и множество других осадных машин. Были спроектированы и построены и другие платформы на колёсах, имевшие в своих арсеналах множество пушек, стрелявших как поочерёдно, так и одновременно.
И длилась битва целый «божий» день… Навалив всякого материала, турки сделали себе широкую дорогу к стене. Но ромеи даже эту дорогу преградили туркам, часто сбрасывая их с лестниц. Подвигам не было счёта, каждый ромей проявил себя как отважный герой! Благодаря своему мужеству они не единожды отгоняли турок прочь от стен города. Битва шла до часу ночи… Наконец все устали настолько, что не могли даже стоять на ногах, и обе стороны приостановились.

Глава 16.
Фемы присылают помощь городу.
Нависшая угроза гибели столицы Византии Константинополя вызвала тревогу по всей империи. Фемы стали высылать помощь. Так, три мигурийских корабля, взяв с Хиоса груз и дождавшись попутного ветра, направились в направлении Константинополя. По дороге им встретился ещё один корабль, царский, идущий с хлебом из Сицилии. И ночью оказались близ города. А утром их увидали дозорные корабли Эмира. И остальные корабли Эмира, с радостью играя на бубнах и роговых трубах, устремились к этим четырём судам, надеясь завладеть ими. Начался бой, а Эмир в это время надменно следил за ним. Но с царского корабля поднялся шквал стрел и камней, пушки стреляли интенсивно, осыпая турок градом стрел.
Оборонительная тактика императора (царя ромеев).
Но когда корабли подошли очень близко друг к другу, моряки с царского корабля при помощи горшков, наполненных жидким огнём, а также с помощью камней и этих горшков, прогнали их далеко, причинив им значительные потери. И в этом бою отличился капитан царского корабля по имени Флантанел. Он рычал как лев и дрался как лев, показывая пример подчинённым. Сражение становилось всё горячее, многие турецкие корабли затонули. На некоторое время турки стали бояться ромейских кораблей. В результате битвы было уничтожено свыше 12 тысяч агарян (возможно турок), а у ромеев не было ни одного убитого! Эмир же был разозлён на начальника флота так, что хотел было посадить его на кол. А что было дальше? Некоторые из архонтов, членов двора, упросили Эмира не делать этого, и он оставил капитана в живых, а имущество отдал янычарам. И снова Эмир был опозорен, он был похож на пса, грызущего свой хвост. Он стонал и топал ногами… Он дважды, даже трижды обрушивал стены Константинополя той огромной бомбардой и живой силой, а ромеи тотчас же восстанавливали их, и они так и не смогли взять 4 царских корабля. Царь же на военном совете архонтов и диоцезных командующих разработали несложный, но весьма значимый план обороны города.
Суть оборонительной тактики императора.
После жесточайших поражений Эмир решил перехитрить ромеев. С помощью перекидного моста (на брёвнах и бочках) он перенёс один трирем внутрь гавани, и его люди стали бить стены города с внутренней стороны.
Царь и весь город впали в уныние ввиду того, что они были малочисленны. Тогда состоялся военный совет, и собрались ромеи, смелые, отважные, горячо любившие свой город. Совет постановил, чтобы каждый из ромеев, итальянцев, армян и представителей других народностей отправился туда, куда вновь будет приказано идти сражаться с неприятелем. Боевой дух горожан поддерживали грозные звуки многочисленных массивных колоколов. Кстати, колокола в Константинополе играли не только религиозную обрядовую роль, а прежде всего стратегическую. Врага первыми замечали монахи-звонари. И на этот раз мощный набат и возвестил городу об опасности, нависшей над ним.
Прежде всего венецианцу было приказано защищать стены, ибо Иероним Минот был храбрым и преданным царю. Он обязан был охранять дворцы и всё тамошнее; Каталонскому консулу Петру Гуману было поручено охранять участки Буколеона, а Якову Кантарину сторожить участки внешних стен гавани, лигурийцу Мануилу с двумя сотнями стрелков и пращников – стеречь участок Золотых Ворот, где вражья машина (бомбарда), покрытая шкурами, стояла прямо напротив. Именно она била здесь. Родным братьям Павлу, Антонию и Троиму было доверено охранять Мириандр, здесь было особенно опасно. Днём и ночью пешие и конные толпы турок здесь дрались отчаянно и свирепо, пытаясь проникнуть в город, но каждый раз они отступали с уроном. Ромеи их уничтожали сотнями. При этом часть их лестниц ромеи перетащили, а оставшуюся часть разрушили. Но, к сожалению, подвиги братьев были достойны хвалы и славы посмертно…
Особая слава причисляется Феофилу Палеологу, опытному воину с эллинским образованием. Как математику и стратегу ему было поручено сторожить Силиврийские ворота города. Наилучшим образом отличился и Иоанн Джустиниани. Верховный главнокомандующий, которому доверяли любое дело, на которого сам полагался сам император ввиду его благородства, мужества и отваги, он с четырьмястами итальянскими и ромейскими воинами обязан был сторожить участок около ворот святого Романа, где турки вели боёв больше, чем в любом другом месте. Огромную осадную машину (бомбарду) они установили именно здесь, да и сам Эмир находился в шатре здесь же. Феодору из Кариста – воинственному стрелку, отлично знающему военное дело вместе с Иоанном Джустинианом, который хорошо знал военные машины, было поручено сторожить участок Калигарийских ворот.
Иерониму и Леонарду было поручено стеречь участок Деревянных Ворот.
Русскому кардиналу было поручено сторожить участок Кинега до участка Святого Дмитрия, а великому дуке Луке Нотара – участок Петрия до участка Святого Феодосия. А на участках Красивых Ворот были моряки, капитаны, кормчие, корабль которых прибыл с Крита.
Особую опасность представляла башня у пролива, поэтому наблюдать за ней было поручено капитану венецианских трирем Гавриилу.
Тривизану с 50-ю воинами доверили защищать у пролива башню, охраняющую вход в гавань. Она находилась напротив царских ворот. Причём, он как пастырь, а не наёмник прекрасно защищал этот участок.
Капитану купеческих трирем Антонио было поручено защищать их и корабли, которые стояли уже внутри за цепью. Эти корабли были хорошо приспособлены для военного дела. Кроме того, эти моряки трубами, барабанами и криками наводили ужас на турок и часто, доведённые до отчаяния, ввязывались в бой. Перестрелка между ними не прекращалась ни на один день. А это изматывало не меньше, чем бои.
В дело обороны города вступали и многочисленные жители. Они были распределены для охраны улиц, площадей, музеев и библиотек. Они мужественно делали всё возможное, чтобы защитить родной город.
В дело охраны и борьбы были включены монахи, священники, клирики, в общем, всё духовенство также было распределено в разных местах по всей окружности города.




  Глава 17.
«Если освободит Бог город,
Вчетверо возвращу ему» -
Сказал император.
На следующем состоявшемся военном совете было принято дерзкое решение: ввести в гавань триремы, а построенный турками мост каким-нибудь образом сжечь. Император одобрил план и венецианец предложил: «Иаков Кок – способный к действиям, поэтому именно ему было доверено осуществить этот план». Приготовил он три весьма быстроходные и лёгкие ладьи, посадил в них греков (ромеев) и итальянцев, 40 смелых, отважных и мужественных моряков; тщательно объяснил им, что надо делать. Дал им снаряжения с греческим огнём и ночью они должны были выйти и переправиться к Галате, подойти берегом до турецких трирем и осуществить задуманный план. Но злая судьба помешала этому. Вначале всё шло по плану, но на мосту оставили бомбы с греческим огнём и двух молодых людей, чтобы они ждали остальных воинов. Но нашёлся такой предатель, который выдал тайну плана. Турки же имели бдительную стражу и ночных дозорных. Они одну ладью сразу пустили на дно, а людей (ромеев) поодиночке переловили. Всех юношей уже утром перебили, а пожар на мосту по-тушили. В ответ на эту неудачу и предательство царь приказал перебить 260 пленных турок на стене. Гибель сорока смелых юношей в городе подняла страстные споры относительно Иакова Кока венецианцами и лигурийцами. Тщетно искали виноватых в гибели юношей, но на помощь при-шёл сам император, который сказал: «Прошу вас, братья, живите в мире! Довольно с вас и внешней войны. И ради милосердия божия не затевайте войны между собой!».
Так император примирил их всех. Эмир же обрадовался и решил окончательно рассорить венецианцев и лигурийцев. Так ему легче было бы сокрушить силу и мощь императора. Он использовал конфликт не только этих народов, у него была и своя особая тактика сокрушения врага. С этой целью он использовал метод «отхода от решительного боя». Он стрелял только издали, но при этом день и ночь бил по стенам города из пушек. А что горожане? Они, будучи не очень опытными в военном деле, такую тактику Эмира восприняли как передышку, что сражения нет, и не будет. В то же время, будучи очень усталыми и измождёнными, они оставили свои места и разошлись по домам. Турки же, воспользовавшись моментом, в некоторых свободных местах стащили вниз корзины, наполненные землёй, которые служили щитом для защитников стен. Димархи тотчас же поставили другие. Царь сильно бранил сбежавших защитников, а те отвечали, что их жёнам и детям нечего есть и пить. Царь же распорядился выделить из запасов продовольствия провизию для тех, которые были отстранены от обороны.
А война с каждым днём становилась всё тяжелее потому, что ежедневно к неприятелям подходили из Азии всё новые войска, а у ромеев силы таяли.
В самом городе начались мятежи и бунты, антиправительственные митинги, оскорбления и ругательства лились в адрес царя. Те, кто их произносил, не боялись ни его, ни Бога. Вдруг стало ясно, что в адрес царя выразились пословицей «Когда кто счастлив, все люди ему друзья; если же впадёт в беду, и сам родитель не будет ему другом».
Наконец, 24 мая пошёл слух, что Эмир хочет попасть 29 мая и дать решительный бой и сражение городу.
Все военачальники, в их числе и Иоанн Джустиниан, стали готовиться к отражению врага. Тысячами способов всю ночь восстанавливали стены и бреши в них. Джустиниан обратился к Нотару (дуке), чтобы тот отделил ему несколько стенобитных машин. Тот выделять технику отказал, и между ними началась ссора. Но император и на этот раз примирил защитников города. Однако в течение всех дней обороны Джустиниани настолько храбро и умело защищал город и отражал натиск врага, что за ним укрепи-лось имя защитника и спасателя города. Однако его авторитет недолго оставался таким, вскоре его славу сокрушила его же трусость.
Далее турки продолжали стоять у стен, но однажды появилось знамение: на небе вдруг засветился луч. Все подумали, что это бог карает город, но он появился и на следующий день. Тогда ромеи подумали, что бог помогает им. В турецком же стане Халил паша стал уговаривать Эмира снять осаду и удалиться подальше. Но появился Заган-паша, который всегда завидовал Али-паше. Он настойчиво посоветовал Эмиру «Драться дальше с радостью». Заган-паша решил чем-нибудь насолить Али и посоветовал зорко следить за Галатой, и Заган решил дать совет царю ромеев: «Пусть стража неусыпно охраняет город». А дело было уже 27 мая вечером. А в понедельник вечером, 28 мая, при заходе солнца, после того, как турки поели (после поста), Эмир обратился к народу и сказал: «Дети мои! Вы в высшей степени любимы богом. Чтобы к утру вы сделали своё достойное дело с помощью лестниц, как птицы взлетите на стены. А если кто-то и будет убит, то он вместе с девушками и детьми «будет отдыхать среди зелени и цветов…». И три дня весь город будет вашим…».
Речь завершилась выкриком «Алла, алла, Мухаммед ресул, алла!», т.е. «Бог богов и Мухаммед – пророк божий». Мы, ромеи, узнали, что Эмир подготовил на завтра с суши и моря насколько возможно широко штурм города.
А нечестивых было великое множество и…кажется, на каждого из нас действительно приходилось по 500 и больше воинов, и мы стали уповать на помощь бога!
И приказал царь, чтобы нереи, архиереи, монахи, женщины и дети со святыми иконами обходили стены города со слезами, взвывая «Господи, помилуй!», а в час боя мужественно противостоять неприятелю…

Глава 18.
Император – оплот христианства. Вечер перед штурмом.
28 мая император уже знал, что штурм стен начнётся с первых петухов…
Константин был человеком, горячо и искренне любящим столицу, и делал всё, чтобы отстоять её от неприятеля. С этой целью он произнёс речь перед патриотами. «Горестный вечер понедельника» послужил напутствием для защитников и молитвой для христиан перед боем. Император, будучи оплотом христианства, напоминал о священном долге каждого:
«Вы, благороднейшие орхонты, димархи и военачальники, отважные соратники мои и весь верный, достопочтенный народ! Пришёл час, когда враг веры нашей хочет и домогается всем свои искусством и машинами сжать нас ещё больше с суши и моря, и великой схваткой как змея проглотить нас. Поэтому прошу вас, чтобы вы стояли против врага веры нашей храбро и мужественно. Вручаю вам блистательный и преславный город, царицу городов и «отечество наше».
Четыре случая нам даны свыше. Во всех этих случаях все мы сообща обязаны предпочесть смерть жизни ради веры нашей и благочестия; ради отчества – смерть; ради царя, помазанника господня; ради близких и друзей наших – смерть!
Мы обязаны во всех этих четырёх случаях соблюдать этот порядок. Христос даровал нам жизнь собственной кровью. Сегодня уже 57 дней прошло с того момента, как безбожный тиран унижает и топчет нашу землю. И всё же он терпит неудачу с машинами и войском, милость Христа на нашей стороне, поэтому он часто отступает, этот безбожный Эмир. Поэтому нам удаётся и стены восстанавливать. Слава божья непобедима. Они на колесницах, на лошадях, на своём численном превосходстве (500 недругов на одного ромея), но зато они – не христиане. Поэтому мы надеемся на имя господа бога и спасителя нашего, и лишь затем – на руки наши и на мужество, а это тоже божественная сила! В час опасности, 29 мая, пуст все делают своё дело, не отступая, ибо полетят в нас бесчисленные, как песок морской, камни, стрелы, дротики.
В схватке и в бою хорошенько прикрывайте головы своими щитами, рука же, в которой меч – оружие, пусть будет крепкой. Шлемы, панцири, железные латы вполне крепки и будут вам полезны, враги же наши их не имеют. Кроме того, вы будете прикрыты стенами, враги же наши будут открыты, с трудом будут продвигаться неуклюжими лестницами. Поэтому готовьтесь и будьте готовы, крепки и мужественны. Пусть против бессловесных животных, какими являются враги наши, обратятся в бегство раньше, чем начнут бой с нами. Путь же против них же будут направлены щиты, мечи, луки и копья, действуйте так, как будто вы охотитесь на бессловесных животных и даже хуже. Поля наши, сады, скотные дворы они уже опустошили. Эмир – враг нашей веры, он расторг мирный договор, нарушил клятвы, построил военные башни, ежедневно вредит нам, перебил и взял в плен братьев христиан наших, а дружбу с нами нарушил, завёл дружбу с обитателями Галаты.
Наш город – цветущая полевая роза, именно этот город подчинил себе когда-то Понт, Армению, Персию, Пафлагонию, амазонок, Каппадокию и многие другие народы. Теперь нечестивец хочет всё это подчинить себе и на царицу городов наложить ярмо. Лжепророк его звезда, вы, воины, не давайте себя в рабство! Прошу вас всех, прикройте этот город!».
Затем он обратился к венецианцам, лигурийцам и другим единоверцам, называя их братьями, возлюбленными Христом богом. Последние слова императора были полны сил, доблести, света Христа и призыва «…Будьте готовы к утру. Силой и доблестью, дарованными вам от бога при содействии святой Троицы сделаем так, чтобы враги ушли отсюда с позором и уроном».
И каждый из начальников и димархов возвратился на своё место, а многие просили друг у друга примирения и со слезами на глазах обнимали друг друга, не думая даже о своих детях, не заботясь о супругах, имуществе, а помышляя о смерти, о защите отечества. И каждый возвратился на указанное ему место, а император в доспехах пришёл в храм Софии и со слезами на глазах помолился и причастился. То же самое проделали многие из них в ту ночь. Затем, придя во дворец и немного подождав, он просил у всех прощения. В эту минуту разразились плач и вопли, как будто бы людей покидал родной отец!
Если бы человек был сделан из дерева или камня, то и тогда он смог бы не заплакать! Ведь утром он погибнет в бою, великий император и последний в Византии.






Глава 19.
Оргия после победы.
Талион, содрогнись и отомсти по твоему закону за всё!
Итак, неприятели завладели всем городом во вторник в два с полови-ной часа дня 29 мая 1453 г. (6961 г.) И тех, кто умолял о пощаде, турки подвергали ограблению и брали в плен, а тех, кто сопротивлялся и противостоял им, убивали. В некоторых местах, вследствие множества трупов, вовсе не было видно земли. И можно было видеть необыкновенное зрелище: стенание, плач и обращение в рабство бесчисленных знатных женщин, девушек и посвящённых богу монахинь, безжалостно, несмотря на их вопли, влекомых турками за косы и кудри головы; крик и плач детей; разграбленные храмы. Обо всём прочем, что приводит в ужас и что слышалось, кто может рассказать? Можно было видеть, что божественную кровь и тело Христово турки выливали и сбрасывали на землю, а драгоценные сосуды из-под них похищали, разбивали или целыми совали за пазуху. То же самое они проделывали и с драгоценными украшениями. Святые иконы с золотом, серебром и драгоценными каменьями турки топтали ногами, вырывали из них украшения, делали из них кровати и столы. Священническими одеждами и одеяниями – шёлковыми и златоткаными – они покрывали коней, а иные на них ели. Драгоценные жемчуга из святых рек с мощами они вырывали, а святые останки попирали ногами.
Премудр суд твой, о боже! Христе-царь, господин над нами, накажи! И пусть приведёт в исполнение свой справедливейший закон для всего человечества, независимо от цвета кожи, волос, вероисповедания!
А пока перед глазами пленных христиан турки ели и пили на запретных святилищах, а также на их жертвенниках и трапезниках; и приводили в исполнение свои развратные намерения и похоти с женщинами, девицами и мальчиками. Кто оплакивал бы тебя, храм святой Софии?! Всюду было всяческое зло, и голова наша болела от всего этого.
В жилищах плач, сетования на горькую судьбу; на перекрёстках вопли, в храмах слёзы, повсюду стоны мужчин и стенания женщин; турки всех хватают и тащат в рабство, разлучают и насилуют. Сведены на нет добро, почёт, богатство и т.п.
Эмиру этого мало! Ему нужны также император и другие лица.
Страх перед дерзким и непобедимым императором заставил Эмира искать мёртвого императора всей тщательностью. Причём, в уме он не держал ничего другого, кроме как желания узнать, жив ли царь или умер. Некоторые, вернувшись с поисков, говорили Эмиру, что царь бежал, другие утверждали, что царь скрывается в городе, третьи полагали, что во время сражения царь погиб. И послал он некоторых туда…где кучами лежали трупы христиан и нечестивцев. Очень много голов убитых они обмыли водой, чтобы распознать, не императорская ли это случайно. И не смогли бы они узнать её, если бы не нашли бездыханный труп императора, который узнали по царским сапогам, по обуви, на которой, как это принято у императоров, были изображены красками золотые орлы. И, узнав об этом, Эмир стал весьма весел и радостен. По его приказу находившиеся там христиане похоронили царское тело с императорскими почестями, а мученику было 49 лет, 3 месяца и 20 дней…
Глава 20.
Анна знакомится с Паристрионом
 (см. карту Болгария под Византийским господством
 1018-1185 гг.).
Но Эмир стал жёстким и безжалостным. И, помимо императорской смерти, ему захотелось ещё большей жестокости. С этой целью он приказал умертвить и пленных христиан в мечети, женщин вместе с детьми и вообще всех нетрудоспособных: стариков, старух, инвалидов, больных, грудных детей…
А в это время Анна, Фекла, Горячая стрела и их сопровождающие оказались в Паристрионе, но ни Анна, ни Борил, который боролся на стене с османами не увидели прекрасное зрелище приземления полчищ орланов-спасителей горожан. Однако очевидцы хотя и были в горьких слезах, но зорко наблюдали действия крупных орланов 28 мая. Птицы, увидевшие страшные опустошительные выстрелы крупных бомбард, ружей, пищалей совершенно оглохших защитников города, сначала стали определять, кто и где главный зачинщик разрушений и гибели людей.
Вожаки птиц облетели все стены и заметили, что главные смертоносные силы были пешие, конники, носители длинных и неуклюжих лестниц. С них и начали… Чёрные скорпионы под громкие звуки огромных и также неуклюжих барабанов сотнями штурмовали стены. Туда и направились смелые орланы не одной сотней и тьмой. Днём стало темно, и птицы устремились своей мощью на барабанщиков, зурнистов, трубачей и долбали их ряды до тех пор, пока страшные звуки совсем не стихли. Штурмующие это приняли как знамение неба и бога… Но на смену растерянности при-шёл бой птиц с живой силой врага: они безжалостно клевали наступающих на стены, не разбирая ни глаз, ни голов, ни тела, ни людей, ни их командиров. А со стен их добивали камнями защитники позиций по всему  их периметру.
Наступила долгожданная передышка для защитников, под стенами ещё валялись недобитые чёрные скорпионы, неловко отмахиваясь от злых орланов. Но вот затрубила труба-сигнал к отбою, и птицы мгновенно вы-строились в боевые ряды и полетели в сторону впереди летящих белокрылых лебедей. Вся пернатая армия направилась в сторону Алтая…
Эти вести дошли и до ушей Анны, Феклы, Горячей Стрелы. Они уселись вокруг Анны и, слушая рассказ вестника из Константинополя о боевых птицах, радостно и восхищённо хлопали в ладоши. Но недолго им пришлось восхищаться подвигом птиц. Неожиданно по римской дороге появились пленные из Константинополя. Среди них были и молодые воины из столичного гарнизона. Анна, Фекла и др. подбежали к толпе изнурённых защитников, и первым вопросом Анны был: «А как там?... Вы не видели Борила? Он ведь контролировал ваши гарнизоны до осман!?».
Смущённый воин ответил ей:
- Нет, Борила не знаем, а вот Искандер Нестор и его друзья идут поза-ди нас, спросите и у них тоже…
Анна ещё не знала о том, что Борил пал смертью храбрых при защите церкви 12 апостолов. Наступившие последние дни обороны столицы принесли много горя горожанам, а храбрый и смелый последний император Византии Константин XI Палеолог был убит также неприятельским мечом.
Последняя оргия победителя была отмечена необычайно жестоким актом. Он велел найти живым или мёртвым тело императора, смыть кровь с лица и набить голову (уже мёртвого императора) соломой и показать её по всем селениям Византии… Именно эта жестокость и дополнила оргии победителя. Головы не только императора, но и других защитников стен столицы возили почти по всем селениям Византии…и даже за её пределами…
Анна, опираясь на крепкие руки Феклы, пересела от римской дороги чуть дальше, чтобы не слышать стоны и плач уже не военных, а мирных людей. Среди такой толпы везли в грязных арбах женщин с грудными детьми из очень знатных семей, после этой процессии показалась улюлюкающая толпа янычар. Они на месте несли голову императора, нескольких воинов, среди которых Анна узнала и голову Борила… Она потеряла сознание, но Фекла удержала её и мгновенно сняла все знаки императорской принадлежности рода Комниных.

Глава 21.
Айран вступает в брак… с Сейхун.
Айран вернулся из института окрылённый и помолодевший. Дело в том, что, увидев древних своих предков и близких родственников, он получил огромную дозу чистой и благодатной энергии для души и тела. Был принят в члены общества любителей Византии, а также награждён орденом Святой Анны и 12 апостолов, получил степень учёного Константина XI Палеолога, а также диплом историка Анны Комниной… С таким успехом он вернулся в своё селение. А через некоторое время вернулась и экспедиция Сейхун из раскопок стен Константинополя.
Сухандар тщательно подготовилась к встрече гостей. Она знала, что среди них будет и Петер, но не знала, что по пути он заехал к себе домой в Видин и захватил с собой и мать, чтобы познакомить с невестой и её семьёй: отцом, сыном и Сейхун. Петер гордился всей этой группой любимых и дорогих людей, особенно восхищался улыбкой Айрана-младшего. Мать Петера восхитилась этой семьёй и долго не решалась спросить, а где же жена хозяина дома.
В столовой гости уже ждали Сухандар и Петера. Сейхун же переодевалась в отдельной комнате и невольно взглянула на рампу с портретом Алёны. Девушка смутилась, и ей показалось, что она более скромна внешне, чем Алёна.
И всё же они подали заявление в ЗАГС. Петер же не мог не восхищаться смуглой и длинноволосой Сухандар, в которой отразились черты лица, огонь в глазах, сияние волос, стан и необыкновенно нежные руки и слова. Она произносила их как бы сначала окуная в медовый напиток, затем грела в душе и взывала к слушателям тёплым бархатным тоном. Это качество произношения ей преподала мать, которая некоторое время была диктором телевидения и радио… Таким образом как Айран, так и Петер были вознаграждены любимыми женщинами за свой труд, терпение, верность семье и любви….

ЭПИЛОГ.
Защитники стен Константинополя.
(См. труд «Из большой хроники» Георгия Франдзи; стр. 416-417).
Византийский временник.
Турки стали основательно готовиться к штурму города. Царь же, увидев эти приготовления, тоже стал просчитывать свои силы. Собрал совет военачальников, димархов и других отважных людей (итальянцев, ромеев) и отдали им приказ отправляться туда, где нужнее всего. Главное – защищать стены и сражаться с неприятелем до конца…