AMOR

                Omnia vincit amor( лат.)

Глава 1. Февраль               

                О, февраль, начало всех начал.

Февраль – загадочный месяц. Вроде бы это зимний месяц, последний месяц зимы, месяц, одетый  в белый смокинг…
Но в этом месяце появляется  смутное предчувствие лучшего времени. В нем есть что-то  такое, чему нет названия. Февральская метель разворачивает свои кружевные полотна снежинок, как будто разворачивает рулоны эфемерных надежд…Эти надежды ничем не подкреплены, но они появляются и парят в воздухе, и вы видите, но не глазами, а всем своим существом, что снежинки потеплели, их вьюжный полет напоминает порхание миллионов крылышек маленьких белых бабочек…
Февраль обещает, манит, колдует и околдовывает…
Еще нет никаких признаков перемен, весна в далеких планах и южных странах, но иногда наш северный февраль вдруг улыбнется так, как будто у него припасен  сюрприз для всех живых существ, только он не вправе показать его, может только намекнуть, что сюрприз замечательный…

Сразу после защиты дипломной работы в одном из престижных
физических институтов страны, Инга приехала к своей  бабушке Лёле в деревню, которая располагалась в 250 км к югу от Москвы.
Это была ее двоюродная бабушка, настоящую родную бабушку Инга никогда не видела, потому что та умерла еще до ее рождения.
Смерть родной бабушки была странной, почти мистической. Бабушка, ее звали Мария, шла полем в соседнее село. День был ясный, сияло солнце, по небу плыло одно-единственное облако. Из этого пухлого облака вырвалась молния и ударила прямо в голову идущей.
Люди говорили, что Марию Бог забрал на небо за все перенесенные ею лишения.  Так или иначе, но для Инги существовала только одна бабушка – бабуля Лёля, которую она очень любила.
В глубоком детстве родители оставляли Ингу у Лёли, когда ехали отдыхать в отпуск на юг. Один раз они взяли Ингу с собой, но ей больше нравилось у бабы Лёли.
Инге нравилось ходить в лес за черникой, грибами, купаться в прохладной светлой речке, текущей по золотому песку, нравилось собирать черную смородину в саду, а потом пробовать смородиновое варенье. Бабушка всегда волновалась – удалось или не удалось? По Ингиному получалось, что варенье у бабули всегда удавалось.
Одинокая бабуля Лёля души не чаяла в Инге -  говорила, что Манечка, так она называла Ингу,  – это единственный свет в ее окошке.
Когда Ингу совсем маленькой привезли к Лёле, бабуля стала ворчать:
- Ну, что за имя дали девочке! Ладно бы так собаку назвали, а то так назвали доченьку! Где же это видано – Инга? Что за имя такое? Ироды какие-то!  Ладно, не горюй, моя милая, - говорила бабуля девочке, - я тебя перекрещу. Будет у тебя человеческое, христианское имя – будешь у нас Манечкой, в честь твоей бабушки Марии.
И Лёля отвела девочку в церковь и  перекрестила Ингу в Манечку.
Инге новое имя нравилось. Оно было ласковое, и бабуля произносила его так нежно, что у Инги начинало щипать глаза от подступающих слез.
Так что, когда Инга приезжала в деревню, она превращалась в Маню, и, отзываясь на свое деревенское имя, сбрасывала образ, навеянным своим суровым скандинавским  именем, и становилась светлой и мечтательной  девочкой Манечкой, становилась совсем другой личностью…
В середине вьюжного февраля, в то время, которое можно назвать самой
сердцевиной зимы, устав от больших трудов и волнений, связанных с написанием и защитой диплома, устав от шума и суеты Москвы, от бессонной общаги, где грызут гранит науки будущие физики, бросив все свои дела, Инга села в поезд и приехала на маленькую станцию в 250 км от Москвы. Потом она прошла еще 5 км по  снежной дороге и  постучала в окно знакомого дома любимой бабушки.
Бабуля Лёля очень удивилась и обрадовалась:
- Деточка моя, как же ты  добралась? Ой, замерзла совсем! Разве же это пальто? Оно же на рыбьем меху! Куда твои родители смотрят? Ну, быстро полезай на печку. Как исхудала! Как тебя ветер не унес в поле? - причитала Лёля.
- Сейчас блинов тебе напеку, сметанки принесу, молочка.  А то одни глаза остались от нашей Манечки!

На следующий день утром Инга проснулась от яркого света, бьющего в глаза. За окном весело сияло солнце, и снег радостно искрился, посылая лучики во все стороны. Бабуля подала на печку большую медную кварту молока.
- Пей, донюшка! Спи дальше, чего так рано проснулась?
- Ладно, Лёлечка, спасибо! Какое вкусное молоко! Я еще не все сны досмотрела, очень спать хочется. Буду дальше спать.
В последнее время Инга действительно хронически не высыпалась.
И Инга опять заснула. Ей было тепло, уютно, спокойно. Она чувствовала себя такой, как в детстве – очень хорошей и очень любимой, любимой просто за то, что она есть. Когда Инга окончательно проснулась, солнце уже заходило и слало последние розовые лучи.
- Бабуль, я так долго проспала?
- Долго-недолго, а зимой день короткий.
- Ах, какой чудесный день я проспала! – пожалела Инга, садясь за стол, на котором были горячая картошка, молоко, сметана, творог, огурчики соленые.
-Ух, и проголодалась я, прямо слона бы съела!
- Ну, слона у меня нет, а картошки полный погреб. Да, ты ешь, ешь, а то вон какая худенькая. В чем душа держится?- говорила баба Лёля и смотрела на Ингу жалостливыми глазами.
Инга действительно во время работы над дипломом очень похудела. В технической библиотеке на Кузнецком мосту, куда она ходила читать старые и новые научные статьи по своей теме, мужи от науки принимали ее за балерину и роптали у нее за спиной, что, мол де, уже балерины начали читать техническую литературу.
В детстве и ранней юности Инга занималась балетом. У нее осталась балетная осанка и любовь к балетной прическе – это когда волосы гладко причесаны, разделены прямым пробором, закручены в узел, который заколот на затылке. Инга носила именно такую прическу, чтобы не привлекать к себе внимание своих сокурсников. Она жила в общежитии, где  4 этажа занимали мальчишки и только один этаж девчонки. Распущенные волосы действовали на этих мальчишек как красная тряпка на быка. Все девчонки физического факультета, так или иначе, прятали свои волосы, чтобы не стать объектом сексуального внимания своих « коллег», иногда неожиданно для самих
« коллег».
Пока Инга ела, бабушка критически осмотрела ее.
- Что у тебя за монашеская прическа, Манечка? И одежда монашеская…Ты что, в монашки решила податься?
- Нет, бабуля. Это чтобы не замечали и не приставали. Кроме того, это стильно.
-А что пристают к тебе? И где же твой жених, ты же вроде замуж собиралась за этого…как бишь его? За Кирилла.
- Уже давно не собираюсь!
- А что так?
- Да, не хочется рассказывать. Короче, он поехал в стройотряд, деньги на свадьбу зарабатывать, и там от него девушка одна забеременела.
- Ну, и что, он женился на ней?
- Ни на ком он не женился, потому что он сволочь. Слава Богу, что я за него не вышла.
- А ухаживал он красиво, - мечтательно вздыхает бабушка, и сам он красавец. Помнишь, ты здесь на каникулах была, а он каждый день присылал
телеграммы : Люблю, люблю, люблю…
- Бабуль, пошел он к черту со своими телеграммами. Я о нем ни думать, ни говорить не хочу. Все ругаю себя за то, что плохо разбираюсь в людях. Научи меня разбираться.
- Да как тут научишь? Жизнь проживешь, научишься. Пока ты спала, к нам Михаил Яковлевич приходил молоко брал, звал тебя в гости. Он приехал с целой компанией на лыжах кататься.
- А, Женька приехал?
- Конечно, приехал! Как же это, чтобы он сына не привез. Женька, знаешь, как вымахал, прямо жених. И такой интересный стал. Высокий, стройный, глаза зеленые, волосы светлые. Ну, загляденье, а не парень!
- Бабуль, да ты влюбилась! – смеется Инга, - он всегда был белобрысый и всегда был выше меня, хотя на три года младше…Что-то я не помню, чтобы он был красавцем.
- Да, был просто белобрысым, а теперь стал таким интересным блондином…Ну, красавец, жених, - восхищается бабуля Лёля, - Сходи к ним в гости, сама увидишь. И он всегда в твою сторону поглядывал, - добавляет Лёля.
Инга смеется в ответ.
- Тебя послушать, так, кто только в мою сторону не поглядывал! Михаил Яковлевич  тоже, по твоим словам, на меня поглядывал.
- Так, Михаил Яковлевич для тебя староват, - говорит бабушка.
- Ничего он не староват! Он в хорошем мужском возрасте. У него положение в обществе. Он заслуженный художник! У него мастерская на Таганке. Так что, если уж кто завидный жених, так это он. А Женька твой – студент третьего курса, то есть никто.
- Маня, ты прямо как бабка, все у тебя по полочкам разложено, у кого чего есть, чего нет. Неужто, могла бы пойти за Михаила четвертой женой?
-  Почему бы нет? Он очень славный…и все это предрассудки. Какая разница, какая по счету жена?- возмущается Инга. Ей действительно нравится Михаил Яковлевич.
- Ну, иди уже, а то поздно будет. Да не сиди там долго. Вечером мороз крепчает, а у тебя пальтишко на рыбьем меху, одно название, что зимнее.
- Куда только твои родители смотрят?
- Бабуль, в Москве не нужно теплое пальто, в метро всегда тепло.
- Да ты хоть волосы так не закручивай, если хочешь понравиться Михаилу Яковлевичу, - смеется баба Лёля, глядя на сборы, - и вот шаль возьми оренбургскую. Не смотри, что она кружевная, она теплая и красиво будет, - расхваливает шаль бабуля, забыв, что эту шаль ей дарила Инга.
- Хорошо, шаль возьму, а волосы все-таки уберу в классический пучок. Мне так удобнее, так красиво и строго.
Глава 2. Сережка
         Уже стемнело, когда Инга вышла из дома и пошла вдоль заснеженной улицы. В домах уютно горел золотой свет электричества. Отражения окон на снегу тоже были золотыми. И между этими золотыми квадратами вертелись, поблескивая в воздухе, сверкающие снежинки. Лаяли собаки. Воздух был свежий и вкусный, как арбуз. Инге стало весело, она почувствовала себя невесомой, так как будто она не шла по улице, а летела над ней, как снежинка. Она дошла до самого большого и красивого дома, с резными наличниками, высоким крыльцом, флюгером с петухом. Все окна дома горели веселым огнем, и из трубы в небо поднимался синий дым. Инга взлетела по ступеням на крыльцо, вошла в темные сени, постучала в дверь уже с внутренней стороны.
На этот стук выбежал Михаил Яковлевич, расцеловал ее в обе щеки, стал снимать пальто и радостно суетиться вокруг Инги.
- Инночка, как ты изменилась! Выглядишь такой недоступной и строгой. Совсем взрослая стала, - говорил Михаил Яковлевич, улыбаясь и  поблескивая очками.
Он ввел ее в зал, где за столом сидела веселая компания, и представил, сначала девушек – Таня и Катя, потом мужчину – Виталий.
- Ну, Женьку, ты знаешь, - засмеялся Михаил Яковлевич.
Несмотря на то, что печка жарко топилась, в комнате было прохладно, так что бабушкин платок оказался кстати. Ингу посадили где-то около Виталия и стали ее потчевать, наливать вина, угощать закусками.
Между тем Инга стала разглядывать девушек. Ей всегда хотелось разгадать женские секреты. Обе девушки были гордые, самоуверенные московские барышни. Таня – классическая блондинка с густыми  вьющимися, золотыми в свете лампы  волосами, падающими волнами на плечи, с голубыми глазами, видимо, высокая. Вид у нее был очень гордый и очень девический. Видимо, в ее жизни еще не было ни одного поражения, никто и никогда еще не ранил ее чувства.
Вторая девушка была попроще, вьющиеся каштановые волосы, крупные черты лица. Как водится, подружка красавицы была чем-то вроде рамки и оттеняла ее красоту. Таня почти не заметила Ингиного появления. Через стол она разговаривала с Женей.
- Ах, она приехала сюда ради Жени, - догадалась Инга.
- А эта вторая девушка – пара Виталию, значит, меня позвали для Михаила Яковлевича, как я заказывала! - весело думала про себя Инга,  глядя на Михаила Яковлевича и улыбаясь ему.
Видимо, компания сидела за столом уже давно, и им хотелось какого-то действия.
- Давайте пойдем, покатаемся с горки, - предложил Михаил Яковлевич.
Все засобирались, задвигали стульями. Только Инга оставалась на месте. Ей жутко хотелось спать после выпитого глотка вина.
- Инга, а ты не пойдешь кататься? – удивился Михаил Яковлевич.
- Нет, мне что-то не хочется двигаться. Я здесь посижу, вас подожду,- улыбаясь, отвечала Инга.
Все бросились в прихожую, расхватали куртки, шубки, шапки и вывалились на улицу. Было слышно, как они смеются на улице. К удивлению Инги за столом остался Женька. Они сидели и молчали. Инга потрогала мочку уха и обнаружила, что там нет ее любимой сережки.
- Где же я могла ее потерять? А, это когда Михаил Яковлевич меня расцеловал, бородой подцепил мою сережку, - расстроилась Инга.
- Я сережку золотую, старинную потеряла в прихожей, - пожаловалась она Жене, - поможешь мне найти?
- Вот такую.  Инга указала на оставшуюся сережку.
Женька подошел, наклонился, долго рассматривал сережку, потом сказал:
- Красивая сережка. Ну, и где ты другую сережку потеряла?
- Я думаю, в прихожей, когда Михаил Яковлевич меня расцеловал и задел своей бородой.
- А вот нечего с ним целоваться, - назидательно сказал Женька.
    Они встали из-за стола, пошли в прихожую и стали искать сережку. Ее нигде не было видно, тогда они оба опустились на четвереньки и стали ползать, осматривая  пол. Несколько раз они сталкивались и извинялись друг перед другом. Женька отполз почти в зал и закричал:
- Все, я нашел! Ура!
- Ну, давай ее сюда!
- Сама иди сюда. Я ее тебе надену сам, а за тобой поцелуй!
    Они поднялись с пола, и Инга вытянулась в струнку рядом с молодым человеком. Женька долго возился, оказалось, что вдеть сережку в девичье ушко, не простая задача, особенно, если ты никогда не делал этого раньше.
Женька стоял так  близко от Инги, что она почувствовала, как воздух между ними начал искриться  от высокого электрического напряжения. Инге хотелось отодвинуться от него, как от шкафа, на котором написано: Высокое напряжение, Осторожно, Опасно для жизни, но она стояла, как заколдованная и не могла пошевелиться.  Ей стало жарко, воздух стал каким-то разреженным, так что его стало не хватать…
Наконец, сережка была водружена на место.
- А теперь поцелуй, - засмеялся  Женька в разряженном воздухе.
- Да,  ты заслужил поцелуй! – сказала Инга вмиг обветрившимися, сухими губами. Она приподнялась на цыпочках и прикоснулась губами к Женькиным губам.  Ее губы задержались на его губах на одно мгновение дольше, чем  ей хотелось, на мгновение дольше, чем дружеский поцелуй.  Здесь что-то происходило помимо ее воли…
- Ты не умеешь целоваться, - прошептал Женька.
Он наклонился и поцеловал Ингу долгим, сладким поцелуем, который становился  все горячее,  все слаще, и невозможно было прервать его.
В сенях послышался шум, визг, смех. Женька выпустил Ингу из объятий и с ошарашенным видом пошел встречать вернувшихся в дом гостей. Инга искоса взглянула на него. Лицо у Женьки было как у опьяневшего человека. Инга пошла в зал на вдруг ослабших ватных ногах, села на свое прежнее место и потрясла головой:
- Что это было? Почему у меня перехватило дыхание и голова кружится? Что это со мною? Так целоваться нельзя, так голову потерять недолго, а мне голова нужна.  Надо тихо смыться, чтобы случайно не влюбиться.
        Между тем веселая компания влетела в комнату. Они были румяные, пахли снегом и морозом. Затеяли чай. Инга сидела, опустив голову, не смея посмотреть ни в сторону Женьки, ни в сторону Михаила Яковлевича, ради которого она сюда явилась. Она как будто остолбенела,  смотрела перед собой и ничего не видела. На слова, обращенные к ней, отвечала невпопад, отчего все  присутствующие еще больше развеселились.
- Все, надо домой идти, пора, - решила Инга. Когда стало особенно шумно и весело,  стали разливать чай в  третий раз, она потихоньку выскользнула из-за стола, накинула свое легкое пальтецо и пошла по темной, вьюжной
улице.
К ночи вьюга разыгралась. Снежные вихри вращались в воздухе. Инга уже дошла до большого дерева, которое стояло почти посередине ее пути до дома. Голые ветки дерева блеснули в свете промелькнувшей в прогалину между облаками, луны. Инга почему-то оглянулась назад и увидела Женю. Он бежал в одном свитере. Женька догнал ее, схватил на руки и понес обратно.
- Ты же простудишься, Женька! Куда ты меня несешь?
- Не простужусь! Хотела сбежать? Ты от меня никуда не уйдешь!
- У вас гости, развлекай своих гостей, отпусти меня!
- Ну, и пусть гости! Я тебя ни за что не отпущу!
Женька  зашел в дом со стороны хозяйственного двора, чтобы им не мешали. Он поставил Ингу на ступеньку, и они стали целоваться.
- Пойдем ко мне, - шептал Женька.
- Нельзя, - шепотом отвечала Инга.
- Почему?
- Там эта девушка, Таня. Она приехала из-за тебя?
- Да, наверное. Ну, и что?
- Нельзя оскорблять девушек в их лучших чувствах.
- Нельзя, - шепотом соглашался Женька, - но, я не могу тебя отпустить, не могу и не отпущу.
Заскрипела дверь, ведущая в хозяйственную часть дома, и  забрезжил огонек свечи. На площадку лестницы, ведущей вниз, туда, где стояли, целуясь, Женя с Ингой, вышел Михаил Яковлевич со свечой. Они отодвинулись друг от друга. Это было нелегко.
- А, вот вы где! Я-то думаю, куда вы оба пропали. Женя, твоя девушка волнуется, куда ты делся. Ты это понимаешь? Привез девчонку в глушь и оставил одну. Нехорошо, не по-джентельменски. И что вы здесь делаете?
- Пап, мы разговариваем. У нас важный разговор.
- Даже так, важный разговор в темноте – с досадой произнес Михаил Яковлевич, качая головой, - пожалуйте-ка в дом, ребятки, потом договорите.
Делать нечего, они нехотя пошли за ним.  Инга сняла пальто, повесила его на крайний крючок, вернулась на свое место за столом. Милая девушка Таня удостоила ее внимательным взглядом. Губы Тани подрагивали, видимо, от обиды. Вторая девушка тоже внимательно осмотрела Ингу с ног до головы, но, похоже, ничего сногсшибательного не обнаружила. В ее глазах читалось:
- Ну, надо же! Что он в ней нашел? И посмотреть не на что!
В прихожей Михаил Яковлевич что-то выговаривал и втолковывал  сыну. Женя вошел и сел на свободный стул рядом с Ингой, тут же под столом взял ее за руку и прижался коленом к Ингиному колену. Инга понимала, что ведет себя глупо, что надо отодвинуться от Женьки,  но она не могла отодвинуться от него, отобрать свою руку - это было выше ее сил,  потому что через нее уже побежал электрический ток. Так они посидели в молчании.
Михаил Яковлевич, спасая положение, предложил:
- Давайте сыграем в покер.
- Пап, я не буду, - сказал Женька.
- Будешь, мы же не можем играть вдвоем с Виталием.  Женя, принеси карты!
Девчонки, убирайте посуду!

Все встали из-за стола, задвигали стульями, Женька пошел за картами,  девушки стали убирать посуду. Инга тоже встала, как автоматическая кукла, и  стала  помогать убирать со стола, что-то запихивать в холодильник, что-то ставить в раковину. Таня поинтересовалась у Инги, кто она и чем занимается.
- Я оканчиваю Московский инженерно-физический институт, только вчера защитилась, скоро вручение диплома, - отвечала Инга, - а вы чем занимаетесь?
- Мы с Женей учимся в одной группе в Архитектурном институте. Я будущий архитектор, - ответила Таня с гордостью.
- Хорошая специальность, поэтическая.
- Почему поэтическая? Из-за Андрея Вознесенского?
- Не только. Архитектура – застывшая музыка, а, может быть, застывшая поэзия…  Таня улыбнулась в ответ на тираду.

Мужчины сели играть в карты, через некоторое время Женя увлекся игрой. Так казалось Инге, когда она иногда взглядывала на него. Она тихонько выбралась из-за стола и побежала совсем уже по мраку домой.
 Бабуля ждала ее.
- Машенька, ты почему так поздно? Ты голодная?
- Ужас, какая голодная!
- Они тебя там не накормили, не напоили?
- Нет, они меня не кормили, не поили, я бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, бежала через грабельку, ухватила воды крапельку!
- Ах, ты, коза-дереза! Что ты там делала?
- Ох, бабуль, не спрашивай!
- Что-то ты, как пьяная, Маня? Ты что, там вино пила?
- Пила, - вздыхая, сознается Инга, и не только вино.
- Да, что ж еще?
- Любовный напиток, бабуль.
- Влюбилась в кого?
- Да, ни в кого, просто показалось. Завтра пройдет, - вздыхает Инга.
- А и, правда, утро вечера мудренее. Ложись спать, голубка.

Глава 3. Обжигающе

Проснувшись поздно утром, первым делом, Инга спросила бабушку:
- Лёлечка, а ко мне никто не приходил?
- А кто должен был прийти, касатка?
- Ну, кто-нибудь!
- Никто не приходил. Утром Михаил Яковлевич уехал со всей своей командой, его машина так промчалась, что только снег за ней завился как от метели.
- Они все уехали? - с замиранием сердца спрашивает Инга.
- Откуда я знаю? Наверно, все. А ты хочешь, чтобы этот кто-нибудь остался? Может и остался кто.

Инга вылезла из пуховой постели, умылась, оделась, тщательно причесалась и села у окна с книжкой в руках.
- Если он не уехал, то обязательно придет, а если уехал…не хочу так думать!
Он не мог уехать, после того, что между нами произошло. Хотя, что между нами произошло? Просто мы поцеловались. Разве я раньше ни с кем не целовалась? Хотя, так я ни с кем не целовалась…Он остался и придет, - думала Инга, и ее сердце сжималось от вдруг откуда-то нахлынувшей непрошеной тоски. Ее мечты витали где-то в облаках, и она хотела только одного – опять оказаться в объятиях Женьки, почувствовать его губы на своих губах.
- Странно, что раньше я его почти не замечала, смотрела и не видела. Он такой красивый, и всегда был красивым.  Почему раньше меня это не волновало, а даже злило? Почему я так усердно его не замечала? Почему  не воспринимала его как возможный объект любви? Наверное,  потому, что еще лет в 16 , когда я заметила, как дерзко смотрит на меня этот московский мальчик, я почувствовала что-то похожее на враждебность. У него не было никакого права так смотреть,  – вспоминала Инга.
Уже стемнело, а Инга все сидела у окна с книгой на коленях и глядела на улицу. Бабуля звала ее сначала завтракать, потом обедать, потом ужинать, но Инга отказывалась от еды. Ей казалось, что она может пропустить момент, когда Он  придет. Или он придет, а она кашу ест. Как-то не романтично, не правильно. Бабуля уговаривала:
- Ну, хоть молочка попей, Манюшка! Ты уже все глаза проглядела! Кого ты ждешь?
Инга молчала в ответ. Совсем стемнело, было видно, как вьюга кидает снег в окно и качается рябина. Инга встала со своего стула у окна, села за стол и отпила один глоток молока из кружки. Она думала о том, что же ей теперь делать с этим огнем внутри нее, огнем, который внезапно вспыхнул и больно жег, который не давал ей покоя, застилал все перед глазами, не позволял радоваться солнечному дню, отдыху, деревенской тишине, свободе делать, что хочется.
- Господи, и за что мне такое наказание, такая мука?- сетовала про себя  Инга. За окном завывала метель, качался фонарь, вырывая из тьмы снежные сугробы.
- Ну, кто придет в такую ночь? Еще вчера я была спокойна и счастлива. А сегодня мне просто некуда деваться, мне хочется бежать за ним, но этого нельзя…нельзя…так нельзя.
Из глаз полились слезы, Инга опустила голову на стол. Она так устала от напряженного ожидания, что едва ее голова коснулась столешницы, она тут же заснула.
В окно кто-то постучал, и бабушка пошла открывать. На пороге стоял Женька. Он был заснеженный, но  вид у него был веселый.
- А Инга где? – спросил он у бабы Лели,  улыбаясь.
- Проходи, гостем будешь. Вот она, спящая царевна.
От хлопанья дверей Инга проснулась. Перед ней стоял Женька и сиял смеющимися глазами. От него невозможно было отвести взгляд.
- Как ты здесь очутился?
- Пойдем гулять, я тебе расскажу, - ответил Женька, не отрывая взгляда от Инги, целуя ее глазами.
- Куда гулять в такую метель? У Мани пальтишко холодное! Не пущу! – рассердилась бабуля.
- Бабуля, пусти меня на минуточку! Я быстро вернусь. Ну, Лёлечка, ну, родненькая. Я шаль одену, - стала уговаривать бабушку Инга.
Бабуля вздохнула:
- Ну, разве вас удержишь? Ну, смотри, Женька, не застуди ее.
- Не застужу, я горячий, - засмеялся Женя.
Как только за ними захлопнулась дверь, и они оказались на пустынной улице одни, они бросились друг к другу в объятия, так как будто расставались навек. Между горячими поцелуями Женька шептал:
- Я так соскучился по тебе, я там чуть не умер. Когда мы приехали в Москву, я тут же ринулся на вокзал и  поехал обратно. Так долго ждал поезда, так долго ехал, что чуть не рехнулся.
- Боже мой, как ты добрался? Наверное, дорогу совсем замело?
- Наверное, замело, но я все равно пришел к тебе!  Давай быстро добежим до нашего дома, затопим печку и чего-нибудь съедим. Я такой голодный, как волк. Сегодня у меня во рту маковой росинки не было!
- Я тоже выпила только один глоток молока, - удивлялась Инга,- так мы с тобой умрем от голода!
- Ни за что! Мы не умрем, мы выживем!

Обнявшись, они быстро шли вдоль заснеженной улицы, вдоль уснувших домов. Иногда они останавливались и целовались, им было очень весело. Когда они пришли в дом, то все, что требует времени, получалось мгновенно. Огонь моментально разгорелся, осветив комнату нежным оранжевым светом. Мгновенно разогрелась плита. Мгновенно стало тепло. Они сели напротив печки на полу, застеленным толстым одеялом, достали из холодильника остатки роскоши и стали пировать. Женька принес вино и разлил его в два бокала. Они тихо переговаривались, любуясь огнем. Женя потянулся к Ингиным волосам и вытащил из прически все заколки. Ее длинные блестящие волосы легли мягкой волной на плечи и спину.
- Как красиво, - восхитился Женька, - теперь ты похожа на ангела.
- Это потому, что я и есть бесплотный ангел, - засмеялась Инга.
- Что-то я не заметил, что ты именно бесплотный ангел…
Они сидели и смотрели на огонь, почему-то стараясь не смотреть друг на друга, не соприкасаясь взглядами…Женька не выдержал первым, стоило ему посмотреть на Ингу, на ее губы,  как его накрыла горячая волна, которой невозможно было сопротивляться, его губы потянулись к ее губам, руки обвились вокруг   нее, он тесно прижал ее к себе. Мир обрушился и перед глазами стоял розовый туман, сквозь который ничего нельзя было увидеть, можно было только осязать, чувствовать, целовать. Ее губы отвечали на его поцелуи, и это пьянило сильнее вина.
-  Никогда не целовал ангелов, оказывается, это такой кайф! – старался шутить Женька.
- Напрасно ты их не целовал, только ангелов и стоит целовать.
- Я исправлюсь, я уже исправляюсь!
Женьке хотелось взять ее на руки и унести в спальню, но для этого надо было оторваться от нее, покинуть ее на секунду, а это было невозможно трудно. И все-таки, усилием воли Женя чуть отодвинулся, не прерывая поцелуя, поднял на руки своего  легкого, как пушинка, ангела. В спальне они быстро освободились от мешающей одежды, помогая друг другу. Теперь между ними и их желанием быть как можно ближе ничего не было…
…………………………………………………………………………………….
Утром Инга проснулась от холода и обнаружила, что Женьки в комнате нет. Дрожа, она нашла свою одежду, кстати, аккуратно сложенную, и влезла в нее. Она старалась не думать о том, что произошло, и что происходит.
- Не буду ни о чем думать, потому что, если я задумаюсь, что я делаю, то прямо сейчас уеду в Москву. Я сбегу, я себя знаю. Я всегда спасаюсь бегством.
Когда Инга вышла на крыльцо, то увидела, что Женька рубит дрова, причем одет, только в свитер.
- Привет! Тебе не холодно, Женечка?
- Привет, солнышко. Мне жарко!
- Почему же мне холодно?
- А ты иди и попробуй рубить дрова, тогда поймешь!
- У меня не получится, я больше теоретик, чем экспериментатор.
- Тогда чай поставь, и, вообще, женщина, приготовь завтрак!

Надо сказать, что Инга, даже прожив самостоятельно в общаге 5 лет, совсем не умела готовить потому, что еду считала чем-то второстепенным. Пословицу, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, она считала оскорбительной для мужчин. Она думала:
- Ну, как можно так оскорбительно высказываться о мужчине, носителе духа и разума? Мужчина ведь не животное. Это для домашних животных путь к сердцу действительно лежит через желудок, но высказываться так о мужчинах, да еще думать, как я классно пошутила, просто оскорбительно и глупо.
Инга зашла на кухню.
-Так, яйца есть, молоко есть, - можно сделать омлет. Хлеб то же есть – можно сделать бутерброды с вареньем. Все будет классно!

Когда Женька, румяный, свежий, пахнущий ветром, вошел в дом с охапкой дров и спросил, а чем это так вкусно пахнет, Инга передумала насчет пословицы.
- Все-таки в ней что-то есть от истины! Очень хочется  радовать того, кого любишь.
      После завтрака они решили побегать на лыжах, пока светит солнце. Деревенскую лыжню замело, и Женька прокладывал новый путь по целине. Они въехали в сосновый лес. Лес был сказочный. Высоко над головой на фоне синих небес, в солнечном свете, сияли снежные кроны  сосен. Сосны были похожи на девчонок, выбежавших на заснеженный косогор в белых шапочках из снежинок, чтобы кружиться в солнечном хороводе. Золотились стволы и в сугробах сверкали кристаллики льда. Пронизанный солнечными лучами воздух был пьяняще чист и прозрачен. Казалось, что вдыхая его, ты вдыхаешь солнечный свет и становишься таким же чистым и прозрачным.
Прямо перед Ингой выскочила мышка, коричневая ,с желтыми пятнышками. Инга спрыгнула с лыж и побежала за ней. Догнала и схватила так крепко, что у мышки внутри что-то хрустнуло. Мышь запищала и Инга выпустила ее из рук.
- Я, наверное, что-то сломала внутри этой мыши. Я хотела только посмотреть на нее, я не хотела причинить ей вред, - думала с раскаянием Инга.
Мышка постояла немного на снегу, а потом побежала. У Инги отлегло от сердца.
- Ну, Слава Богу, жива моя милая мышуля.
Подъехал Женька.
- Инга, ты неправильная девчонка! Ты должна была испугаться, завизжать, прыгнуть на пенек, а не ловить мышку.
- Что же буду ее пугаться ? – удивилась Инга, - она маленькая, хрупкая, я по сравнению с ней великан. Я, вообще, мышей не боюсь. Как-то у нас дома завелась мышка, серая, с блестящими черными глазами. Она прибегала на кухню и бегала по столу, если там что-то оставляли.  Я ее поймала, накрыла пол-литровой банкой, а потом унесла в поле и выпустила. После этого мои родные говорила по разным поводам, что Инга мышей ловит. Шутка такая.
- Я же говорю, что ты неправильная девчонка!
- Вот я как раз правильная, все остальные неправильные.
- А разве так бывает, что все люди неправильные, а один человек правильный?
- Конечно, это называется эволюция вида!
- Ладно, - говорит Женька, - по крайней  мере, мы сможем сэкономить на кошке.  Женька некоторое время молчит в задумчивости, а потом добавляет:
- Это когда мы будем жить вместе.
Потом они катались с горки, барахтались в сугробах, лежали на снегу и смотрели, как по небу быстро плывут облака. С прогулки они отправились к бабуле Лёле. Бабуля ничего не спросила у Инги. Она просто поставила на стол блюдо с горячими блинами, как будто ждала их с прогулки.  Бабуля с улыбкой смотрела на них, на то какие они голодные, веселые, румяные, как соприкасаются их плечи, как они переглядываются. Они уже выпили чай и разговаривали с бабушкой, когда вдруг одновременно почувствовали, как давно не были вместе. Это было как удар молнии, горячая волна вдруг накрыла обоих одновременно. Женька замолчал на полуслове, взгляд, обращенный к Инге,  затуманился.
- Нам пора, спасибо, Лёлечка, - вдруг заторопилась Инга.
Они быстро оделись, схватили лыжи и побежали по улице. В сенях лыжи полетели в сторону, они ворвались в дом и упали в поцелуе прямо у порога, потому что было невозможно терпеть раздельное существование более ни одной секунды.  Поцелуй становился все жарче, одежда мешала все больше. Они как в балете, не отрывая взгляда друг от друга , одновременно поднялись, сбросили куртки, шапки, направились в спальню. Женька ловко снял с Инги свитер, вместе с маечкой, надетой под свитер.
Инга стала снимать с него свитер. Как только она приподняла Женькин свитер и обнажилась полоска кожи, на нее нашло какое-то наваждение, и она стала целовать его живот, потом грудь. Раньше у нее никогда не возникало таких желаний, и она никогда так не делала. Рукава свитера никак не снимались, и Женька оказался как бы в плену ее поцелуев.  Когда свитер был, наконец, снят и отброшен, Инга прижалась обнаженной грудью к его груди. Это было так обжигающе, что у нее невольно вырвался стон. Прижимаясь к Женьке, торопясь, неумело, она стала расстегивать ремень на его брюках. У нее это плохо получалось.
- Погоди, я сам, -  шепнул Женька.
Он быстро, рывком снял брюки с себя, а потом осторожно с Инги. Теперь они могли чувствовать друг друга от кончиков пальцев на ногах до макушки. Прикосновение  было обжигающе сладким, мучительно прекрасным, но этого было мало, мучительно мало, как бы в преддверии рая.  И только когда он вошел в нее, накрыл ее своим телом, своим дыханием, слился с ней, Инге стало хорошо. Они вместе поднимались по лестнице наслаждения, все выше и выше к небесам, пока с криком не сорвались в пропасть, и вся лестница рассыпалась на тысячу хрустальных бубенчиков.
- Мы с тобой кончили одновременно, - шептал Женька, - разве так бывает?
- Значит, бывает,- шепотом отвечала Инга. Они лежали и целовались просто так. Инга нежно гладила Женькины грудь, живот, бедра, спину, ниже спины. Ее горячие руки скользили по его нежной, бархатной коже, и она чувствовала, что не может оторвать свои ладони от него, как будто они уже не принадлежали ей, как будто ими управляла уже не она, а что-то большее чем она.
- Ты что, опять меня хочешь? – засмеялся в темноте Женька,- ты, оказывается, ненасытная!
- Я ненасытная? – удивилась Инга, - я холодная, я так думаю.
- Холодная? – смеется Женька, - какая же ты холодная,  если не даешь мне передохнуть? Скажи только честно, ты сейчас опять меня хочешь?
- Я никогда не говорила таких слов!
- Скажи,  что ты чувствуешь! Чего ты хочешь! Только честно!
- Я хочу тебя, - шепчет Инга, - а ты?
- С тех пор как я прикоснулся к тебе, я все время хочу тебя, как ненормальный, прямо сумасшествие какое-то, - отзывается Женька.
Их безумно, непреодолимо тянет друг к другу, они тонут в волне яростной нежности, и все повторяется сначала. Потом они засыпают в объятиях друг друга, улетают в царство Морфея. 
Так пролетают дни, как пролетают птицы над сжатым полем. Как ни удивительно, но их страсть не только не утоляется, но становится еще сильней. Это похоже на то, как ветер  раздувает костер, или как если бы тушили костер, подливая бензину. Они уже начинают привыкать к этому безумству  страсти и учатся управлять им.
Однажды у них происходит такой, возможно, странный разговор. Инга говорит:
- Знаешь, Женечка, у меня в последнее время появилось такое странное желание. Я хочу, чтобы у меня были руки такие же, как у тебя, и ноги такие же, как у тебя, и все другое тоже. Я хочу быть тобой! А ты хочешь быть мною? Только честно скажи.
Женька смеется:
- Нет, конечно. Честно, я не хочу быть тобой, но я хочу быть с тобой, прижать тебя к себе тесно и никогда не отпускать.
- Ну, почему же я хочу? Я ненормальная?
- Просто ты сделана из моего ребра, тебе хочется превратиться в целое, в то, частью чего ты была.
- Ну, да…Ты Адам!
- Я, Адам, а ты моя Ева, искусительница. Все сходится! Вот теперь я начинаю верить в Библию, теперь я понимаю, почему мне все время хочется прижать тебя к себе. Ты же мое ребро!
- Я твое ребро, чтобы придать тебе жесткости, ребро жесткости.
- Согласен, ребра нужны для жесткости конструкции. Но, вообще-то, у тебя
странное желание.
- Ничего не странное. Просто я люблю тебя больше чем себя.
Женька улыбается:
- Когда ты успела так влюбиться? Ты же меня годами не замечала!
- Годами не замечала и вдруг влюбилась в одно мгновение. Это было, как будто в меня ударила молния.
- А я в тебя влюбился давно, еще когда мне было 13 лет. Ты шла по аллее быстро-быстро, почти летела, и загадочно улыбалась. За тобой летели твои волосы, а каблучки твоих лодочек отстукивали такт. Ты бежала на танцы, и я приревновал тебя.
- Смешно, к кому?
- Ко всем!
- Тоже смешно.
- Ты мне все-таки не сказала, когда влюбилась в меня. Прошлым летом?
- Я тебя не видела прошлым летом.
- Ты меня не видела? Странно. Почему же я тебя видел? Ты приезжала в конце августа.
-  Правда, приезжала. Разве ты был здесь?  Но это уже не важно.  Женя, мне кажется, что я всегда была влюблена в тебя, а календарный срок – это  две недели, которые подходят к концу. Мне пора возвращаться в Москву, а еще через две недели уезжать по распределению в обсерваторию на Кавказе.
- Правда? Но ты никуда не поедешь, ни по какому распределению! Я тебя не отпущу! Мы с тобой будем вместе. Уедем отсюда вместе, и в Москве будем жить вместе.
- Замечательная мысль. Только где мы будем жить вместе?
- В нашей квартире, где же еще?
- Женька, ты уверен, что твой отец одобрит эту идею?
- Я не знаю точно, но он любит меня, значит,  поймет. Мы с тобой не можем расстаться! Мы всегда будем вместе.  Ты думаешь, что я соглашусь отдать свое ребро кому-то? Ты поедешь ко мне?
- Поеду, - вздыхает Инга, - я тоже очень хочу быть с тобой, только с тобой.   Но все равно надо будет поехать в обсерваторию и попросить их отпустить меня и отдать мои документы. По закону я должна отработать три года по месту распределения. Государство меня учило, поило, кормило, спать укладывало. Пришло время отдавать долги.
- Ты могла бы отдавать их в Москве. Почему ты согласилась на эту обсерваторию в горах, так далеко от Москвы?
- Могла бы, но там работа интересная, коллектив новый, молодой, климат замечательный. Это Ставропольский край, Зеленчукская обсерватория. Она новая, но уже легендарная. Там очень красиво, там горы, звезды, Галактики, вся Вселенная с тобой на ты. Там работают особенные люди. Я же не знала, что встречу тебя.
- Не уезжай, Инга! Я без тебя умру!
- Я тоже не знаю как теперь жить без тебя… Я тоже без тебя умру, Женечка! Что-то мне тревожно стало. Уже послезавтра поедем в город, а потом через день будет вручение дипломов и всеобщая пьянка.
- Пьянка? Ты известная пьяница! От двух глотков сухого вина пьянеешь и засыпаешь. Тебе тренироваться нужно. Давай откроем бутылку вина?

Глава 4. Смотреть соромно

          Приходит бабушка, приносит горячую картошку в чугунке и теплого молока. Сидит, смотрит, как мы набрасываемся на еду. Мы почему-то все время голодные. Женька выходит на улицу за дровами, а бабуля, уже не в первый раз,  начинает петь свою песню:
- Манечка, вы бы расписались в сельсовете. Вам надо пожениться.
- Бабуля, я тебе уже объясняла, что у меня с собой паспорта нет, только студенческий билет.
- Манечка, надо расписаться. На вас же людям смотреть соромно.
- Ну, почему на нас смотреть соромно?
- Да, вы же все время обнимаетесь и целуетесь. Людям глаза девать некуда!
- Бабуля, это неправда. Мы на людях не целуемся.
- Да, а вчера, когда у меня блины ели, вы не целовались?
Кусок блина откусят и целуются.
- Бабуль, разве так целуются. Это не поцелуи, это так, шалость.
- Ох, дошалитесь! Шило в мешке не утаишь! Все видят, как вы везде милуетесь. Не было бы тебе большего стыда, Манечка. Ведь от таких страстей дети родятся.
- Я таблетки принимаю.
С тех пор как у нас на курсе одна девочка отравилась потому, что была беременной, я благоразумно купила таблетки, на всякий случай.
- Не помогут эти таблетки. Если такая страсть, то ребеночек обязательно родится, а люди позавидуют и разведут вас. Отцу-то ведь это будет как нож по сердцу.
- Почему, бабуля?
- Ты не почемучкай, а слушай бабушку. Распишитесь и делу венец! Если здесь не можешь, то в Москву приедете и распишитесь.
- Мы не успеем. В Москве испытательный срок месяц, а я через две недели должна уехать.
- А ты успей, придумай что-нибудь и успей, не дай разлучить вас.
Входит Женька с охапкой дров. Бабуля не отступает:
- Женя у тебя паспорт с собой?
- С собой.
- Я так думаю, что вам пожениться надо. Завтра пойти в сельсовет и расписаться. Будете мужем и женой. Все честь по чести.
Женька замирает. Видимо, такая мысль не приходила ему в голову.
- Прямо завтра?
- А чего тянуть, сынок? Ведь уедет она в эту Зеленчукскую консерваторию, а там ищи ветра в поле.
- В обсерваторию, - поправляет Инга.
- Инга, у тебя паспорт с собой? - спрашивает Женя.
- Только студенческий билет.
Бабуля вздыхает и осуждающе смотрит на Ингу.
Женька долго молчит, а потом произносит:
- Мы все равно будем вместе. Инга - моя. Я ее никому не отдам.

Через день сосед бабули отвозит нас в санях на станцию к Московскому поезду. Лошадка трусит мелкой рысцой, мы лежим на соломе и смотрим на пробегающие облака. Вот облако похожее на слона, вот хобот, вот пухлый живот, вот хвостик…
В поезде проводник проводит нас в совсем пустое купе. Нам ехать 5 часов. Мы ложимся вместе на одну полку, очень даже хорошо умещаемся и засыпаем до Москвы.

Женька живет на Ленинском проспекте, недалеко от парка Горького. У них большая трехкомнатная квартира, оставшаяся от родителей Михаила Яковлевича. Женя с гордостью говорит, что этот дом проектировал его дед. В квартире кроме Жени, живет его тетка  Маргарита Яковлевна. Она младшая сестра Михаила Яковлевича и тоже архитектор. Обычно Михаил Яковлевич живет в своей мастерской, так что его комната почти всегда закрыта.
  Мы приходим, когда никого из домашних нет дома. Я  захожу в Женину комнату и начинаю ее рассматривать. Здесь стоят макеты зданий, стены увешены Жениными рисунками. Он очень талантливый архитектор в третьем поколении. Я рассматриваю его книги. Вот тяжелый альбом  Антонио Гауди – великого испанского архитектора. Чудо, какое - дома, соборы, похожие на естественные объекты природы. Женя садится рядом со мной на диван.
- Посмотри, как сделана дверь! Как вход в пещеру.
- Никогда не обращал внимания.
- А это что, похожее на коралловый риф? Что-то фантастическое!
- Это Храм святого семейства в Барселоне.
- Изумительно! У меня от восторга дыхания перехватывает!
- А это дом Бальо. Размер окон зависит от высоты этажа.
- О, нет слов, так красиво! Мир кривых поверхностей, как в природе,- восхищаюсь я.
Мы сидим и тихо обсуждаем удивительную архитектуру испанского гения. Вдруг открывается дверь и со словами:
- Евгений, ты, наконец, приехал! Ты почему пропустил занятия?,
в комнату входит его тетка и застывает с открытым ртом. Картина, которая предстает, ее шокирует. Мы сидим очень близко, Женька одной рукой обнимает меня за плечо, моя нога перекинута поверх его ноги, он прижимает меня к себе так, что одна моя рука  оказалась на его бедре, и гладит его, а второй я поддерживаю книгу. Эта картина не для посторонних глаз.
- Стучаться надо, прежде чем зайти, - строго говорит Женя, не меняя позы.
- Извини, я не знала, что у тебя гости, - тихо говорит Маргарита Яковлевна, ретируясь и притворяя дверь.
- Это не гости, это моя жена Инга, и она будет у нас жить,- бросает Женька в спину выбегающей тетке.
Некоторое время мы сидим тихо и листаем альбом Гауди. Я хочу подняться, но Женька удерживает меня. 
- Ну, зачем ты так с ней? - спрашиваю я.
- Пусть привыкает. Лучшая защита – это нападение! Ты не согласна?
- Людям трудно менять что-то в жизни, надо им дать время привыкнуть.
Надо было ее подготовить.
- Ты ее не знаешь. Она могла скандал устроить, а теперь  у нас будет передышка.

День был длинный, поэтому мы пьем чай и ложимся спать. Утром я просыпаюсь от шума. Женька стоит в дверях и не пускает  в комнату своего отца. Михаил Яковлевич все же видит меня в просвете.
- Вот уж не думал, Инга, увидеть вас в постели своего сына! – кричит он.
- Не ожидал от вас такого легкомысленного поведения. Я думал, что вы порядочная девушка!
Женька прерывает его:
- Пап, не надо говорить то, о чем пожалеешь. Инга моя жена и будет жить с нами.
- Сын, ты сошел с ума! Какая у тебя может быть жена? Вы что, успели пожениться? Расписались в сельсовете, не поставив меня в известность?
- Пап, пожалуйста, не кричи, успокойся. Разбудишь Марго.
- Да, Марго, к твоему сведению, всю ночь не спала. Места себе не находила. Как ты можешь быть таким неблагодарным  ослом?

За время  этой разборки я успеваю встать, одеться и стать рядом с Женей.
- Инга, вы мне казались разумным человеком, вы же физик! Неужели вы не понимаете, что он только студент. У него ничего нет! Как за него можно выйти замуж? Как он будет содержать семью? Где и на что вы будете жить?
- Михаил Яковлевич, во-первых, мне ничего не надо, абсолютно ничего! Я люблю Женю, вот и все. Все остальные вопросы мы решим по мере их поступления.
- Замечательно, значит, вы все решите по мере поступления. Марго сказала, что вы поженились. Это правда?
- Она несколько преувеличила.
- Как это понимать? Что значит, она несколько преувеличила? Вы жена этого балбеса или нет?
Я смотрю в глаза Михаилу Яковлевичу и твердо говорю.
- Я жена вашего сына и он не балбес, он очень талантливый человек. Я в него верю. Он очень хороший, он лучше всех.
- Значит расписались! Ловко! Браво, Инга.
- Вы думаете, это очень важно расписались мы или нет?
Михаил Яковлевич смотрит на нас, молчит, а потом говорит:
-  Может и не важно. Вам жить. За все придется отвечать и в первую очередь вам, Инга. Я бы вам не посоветовал поступать так необдуманно. Да уж что теперь говорить.
Женька закрывает дверь перед отцом и обнимает меня и прижимает  к себе.
- Как ты поставила его на место!
- Никуда я его не ставила. Просто твои родные очень любят тебя и переживают, чтобы ты не наделал ошибок. А в ссоре надо быть вежливым.
- Я не знал, что у тебя такая железная выдержка.
- Это не железная, это ядерная выдержка, наша фирменная,  мифистская. Зачем ты сказал Марго, что я твоя жена?
- Потому что ты - моя жена, и они должны это знать. Кстати, ты это подтвердила. Подтвердила?
- Подтвердила! Я не могу опровергать очевидные факты, только они беспокоятся о другом.
- О чем?
- О положении де юре. Де факто они сами видят.
- Инга, не путай меня.  Ты ему сказала, что любишь меня. Любишь?
- Очень. Разве ты это не чувствуешь? Ты чувствуешь мою любовь?
Женька улыбается:
- Я чувствую твою любовь, а ты мою?
- Чувствую, я так счастлива…

Мы слышим, как громко хлопает дверь. Это ушел Михаил Яковлевич
- Женя,  тебе уже пора в институт ехать, а у нас сегодня вручение дипломов. Я приду поздно. 
- Очень поздно?
- Просто поздно. Сегодня последний день, когда мы будем все вместе, весь курс, наша группа.
- Тебя встретить?
- Не надо, Женечка. Только не обижайся. Это последняя страница моей прекрасной мифистской жизни и я должна перевернуть ее сама. Мы все очень трепетно относимся к своему институту, считаем его самым лучшим.
- Ты не хочешь, чтобы я был с тобой на этом вечере?
- Жень, тебя там никто не знает. Там будут только свои. Без подруг и друзей. И тебя не пустят в здание, у нас вуз режимный, понимаешь?
- Начинаю понимать. Оказывается, у тебя есть особенные свои, и я был бы там чужим.
- Да, мы мифиози, - смеюсь я.
- Почему же ты не вышла замуж за одного из мифиози?
- Потому что ты там не учился, - стараюсь свести все к шутке,- они мне просто братья. Братья по разуму.
- Ты им всем сестра? Всем сестричка? Что-то я не верю.
- Да, сестра, и, пожалуйста, не ревнуй меня! Я люблю тебя, только тебя, одного тебя!  Я очень люблю тебя. Послушай, как стучит мое сердце.
Я прижимаю его голову к своей груди. Женька слушает и говорит:
- О, я слышу, как бьется твое сердце! Как здорово!
- Прислушайся, оно все время повторяет твое имя: Жень-ка, Жень-ка.
- Точно! – смеется Женька.

 Женя уходит в институт, а я иду досыпать. Через два часа я выхожу на кухню попить чаю и чего-нибудь съесть на дорожку, уж если я жена.
На кухне у окна курит Маргарита Яковлевна. Видно, что она очень нервничает. Я ставлю на огонь чайник и жду, когда он закипит. Марго не выдерживает, поворачивается ко мне и говорит:
- Девушка! Если вы думаете…
- Меня Инга зовут, - тихо говорю я.
- Я знаю, как вас зовут, но если вы рассчитываете, что пропишитесь в этой квартире, то вы очень ошибаетесь. Я никогда не дам своего согласия. Вы слышите НИКОГДА!
- Я слышу Маргарита Яковлевна. Мне не нужна московская прописка.
Через две недели я уезжаю по распределению за две тысячи километров отсюда.
- Но, ведь этот болван сказал, что вы здесь будете жить!
- Пожалуйста, никогда не называйте так Женю. Он замечательный, он очень умный, талантливый. А насчет жить здесь…Если вы не возражаете, я останусь здесь до отъезда, потому что Женя так хочет.
- Вы не понимаете, что я сейчас чувствую, - говорит Марго.
- Я воспитывала его с пяти лет. Я ухаживала за ним,  учила с ним уроки, водила в художественную школу. Я даже замуж не вышла, потому что все свободное время тратила на него, а он…никого не спрашивая, ни с кем не считаясь,  ни с кем не посоветовавшись, приводит в дом девушку и говорит такие слова…
- Женя очень хорошо воспитан, вы можете гордиться им. А замуж вы и сейчас можете выйти, если захотите. Вы очень красивая.
- Вы смеетесь надо мной? – улыбается Маргарита.
- Нисколько. Вы – красивая, образованная...главное это желание, а точнее – цель.
От моих слов Маргарита смягчается.
- А вы забавная, - говорит она.
- Маргарита Яковлевна, а почему вы воспитывали Евгения, а не его мама. С ней что-то случилось?
- Вы не знаете?
- Не знаю, о ней никто никогда ничего не говорил. Она умерла?
- В каком-то смысле да. А, вообще-то, жива-здорова и живет в Америке. Она так же как я архитектор. Моя бывшая подруга и однокурсница. Это я Мишу с ней познакомила, поэтому я во всем виновата, - вздыхает Марго.
- Так что случилось? Почему она там оказалось?
- Очень просто. До обидного просто. В Москве проходил международный архитектурный симпозиум. Приехал известный американский архитектор. Она в него влюбилась. Развелась с Мишей, бросила сына и укатила с этим Биллом.
- Грустная история, почти неправдоподобная. Редкая женщина способна на такое предательство.
- Откуда вы это можете знать? Вы психолог?
- Нет, я физик. Оканчиваю МИФИ. Специальность – экспериментальная ядерная физика. Еду работать в новую обсерваторию на Кавказе. Она будет самой большой в нашей стране.
- Что вы там будете делать?
- Изучать верхние слои атмосферы, околоземную плазму.
- Это интересно?
- Очень интересно!
Марго уверилась, что я не буду посягать на жилплощадь, но ее гложет любопытство.
- Насколько я понимаю, вы учились, и будете работать среди настоящих мужчин, среди интеллектуалов. Чем это наш Евгений смог увлечь вас?
Я понимаю, что это укол, и он засчитан. Она меня достала.
- Просто он лучше всех, в том числе настоящих интеллектуалов, - тихо говорю я со всей полнотой чувства, так что на глаза мне наворачиваются слезы и капают в чашку с чаем.
- Не нужен мне ни их чай, ни их квартира. Я все заработаю сама, - с досадой думаю я, и выхожу из-за стола, не выпив чаю.
Я ухожу расстроенная, тихо захлопываю за собой дверь, и еду к себе в студгородок.
Глава 5. Время прощаться

Когда я вхожу в свою комнату на втором этаже, то вижу, что девчонки, с которыми я живу в одной комнате,  уже в нарядных платьях и красятся перед зеркалом.
- Ингуля, быстрей одевайся, а то мы как всегда опоздаем, - говорит мне моя подружка Ирочка, так как будто я вышла 5 минут назад и уже вернулась.
Ирочка уже почти одета, почти причесана и у нее уже накрашен один глаз.
Моя вторая подружка Наденька, укладывает в локоны свои чудесные и без того вьющиеся волосы. В эту минуту они такие красивые, такие взволнованные, что я моментально заражаюсь их настроением. К этому дню я сшила специальный наряд - темно-синюю тунику, окантованную по вороту и середине широким золотым кружевным узором и такого же цвета брюки. Только туника из ткани с рельефом, а брюки гладкие. Волосы я крашу хной, так что они у меня тоже темно-золотые. А какие они были изначально, я уже не помню, потому что крашусь хной с 16 лет.
Я тоже крашу ресницы, губы, распускаю волосы и превращаюсь в красавицу, только очень голодную.
- Девчонки, у нас что-нибудь поесть есть?- спрашиваю я.
- Посмотри там, на столе, мы тебе сосиски с кабачковой икрой принесли из буфета.
- Как же вы догадались, что я приеду голодная?
- Очень трудно догадаться, - фыркает Иришка, - ты всегда возвращаешься голодная.
- Ну, все! Сегодня все они сдохнут от нашей неземной красоты!- обобщает наши усилия Ирочка.
- А если не сдохнут? – сомневаюсь я.
- Тогда мы что-нибудь такое придумаем, что все равно им всем крышка!
Ее слова, как я понимаю, относятся конкретно к ее парню Славке, который учится с ней в одной группе. То, что сегодня он сдохнет от Иришиной красоты  я не сомневаюсь. 

И вот, мы бежим через зимний яблоневый сад в главный корпус нашего славного, любимого, адского МИФИ. В актовом зале уже собрался весь наш курс, и он гудит как улей. На сцену выходят наши любимые профессора, нелюбимые, правда, тоже выходят и рассаживаются в первом ряду.
На сцене появляется ректор Кирилов-Угрюмов, в простонародье Кирюша, что сопровождается аплодисментами. Кирюшу у нас любят. При нем наш вуз расширяется, строится, открываются новые научно-исследовательские лаборатории.
У нас в столовой, стараниями Кирюши, всегда стоят бесплатные салаты с морковкой, свеклой, свежей капустой, винегретом, большие блюда с белым хлебом. Когда стипендия кончается, а она быстро кончается, мы переходим на бесплатную диетическую пищу.
В общем, Кирюша не дает своим студентам помереть с голоду ни при каком раскладе, что высоко ценится самими студентами. Выступают профессора, их слушают, но в зале стоит какое-то жужжание голосов и происходит тихое движение. Но, вот на трибуну поднимается ректор, и все затихают. У него густой, сильный голос, так что и микрофона не надо. Все замерли и его слова  попадают прямо в сердце каждого. 
Смысл его речи заключается в том, что он горд выпускниками нашего славного МИФИ. Это они создали ядерный щит страны, он говорит, что он верит в нас, в  новое поколение физиков-ядерщиков, и надеется, что мы будем достойными продолжателями дела предыдущих поколений физиков.  Он наставляет, что мы должны быть честными в своих исследованиях, что для физиков есть только один авторитет – честно поставленный эксперимент. Говорит, что мы должны помнить свою альма-матер, всегда помнить, что все мы одна большая семья, что мы интеллектуальный цвет страны и соль ее земли.  Кирюша говорит то, что мы усвоили с первых шагов  здесь, в нашем институте, то, чем пропитан воздух МИФИ, то, что давно вошло в нашу кровь и наше сознание. Окончание его речи утопает в реве и шуме аплодисментов. Даже удивительно, что всего 100 человек могут поднять такой шум, но мифисты знамениты тем, что они неистовы.
Потом идет вручение дипломов. Кирюша пожимает руку каждому выпускнику, вручает диплом и розовую гвоздику. Но, в конце  концов, все гвоздики оказываются в руках девчонок. Их немного на курсе.
И вот весь наш курс отправляется в центр Москвы в ресторан. Там после первых тостов и утоления первого голода появляются гитары и поются наши любимые песни - Булата Окуджавы, Юрия Визбора, Володи Высоцкого, Новеллы Матвеевой и наши собственные мифистские песни. 
«Вот ты проходишь, лысиной сверкая,
Хотя по паспорту тебе лишь двадцать пять.
И у меня уж шевелюра не густая,
Последний волос начал выпадать.

А мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики.
А мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики.

Копаясь в мощном синхрофазотроне,
Мы открываем адские лучи.
Заряд находим даже на нейтроне,
Плюя на все, что нам сулят врачи.

Ведь мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики.
Но мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики.

И пусть опять трещит тревожно счетчик
Хоть час назад он мелодично пел
Опять курорт, опять путевка в Сочи
Очередная пара сотенок рентген

Ведь мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики.
Но мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики.

Но все равно в Аляске иль в Сибири,
От лучевой болезни  мы помрём.
И чтоб на похоронах наших не грустили,
из-за свинцовой крышки гроба пропоём:

А мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики!
А мы ещё не старики,
Мы инженеры-физики!»

Звенят бокалы, льется вино, позванивают вилки, разговоры становятся все громче и вот уже поют мифистскую застольную.

«Я пью за бетатроны,
За синхрофазотроны,
За плазму, чтоб устойчивой была.
За трефу и за бубну,
За Обнинск и за Дубну,
Куда судьба мифиста занесла.

За автофазировку,
Пучка фокусировку,
За «кому», чтоб не портила пейзаж,
За Паули и кванты,
Инжекторы, дуанты,
И за константу планковскую h.

За скобки Пуассона,
И за эффект Комптона,
За уравнения Максвелла в среде.
За постулаты Бора,
За правило отбора,
За термы и за множитель Ланде!

За старика Эйнштейна,
За Герлаха и Штерна,
И за себя, за то, что я такой.
За наблу и Лапласа,
За ту, что отдалася,
И навсегда смутила мой покой!

Я пью за мультиплеты,
Зачёты и билеты,
За сессию, которая как ад,
За то, над чем трудились
И Векслер, и Курчатов,
За честный благородный термояд»
 
Уже дошли до песни «Наша мама дама треф».
«Наша мама дама треф, дама треф,
Папа - туз бубновый.
Целый день гоняем в «преф», пилим в «преф»
По копейке новой.

Хорошо нас учит ВУЗ, учит ВУЗ
Фишку чуять носом, ой-да.
Поступайте в префсоюз, да в префсоюз,
Превзносите взносы, ой-да.

Пусть старается дурак, да дурак
И квантует поле, ой-да.
Я же сам себе не враг, сам себе Дирак
Веселюсь на воле, ой-да.

А когда сдадим кванты, ох кванты,
И частицы скинем,
Мы напьемся как скоты, ой скоты
И споем в «Берлине» - что

Наша мама дама треф, дама треф,
Папа - туз бубновый.
Целый день гоняем в «преф», пилим в «преф»
По копейке новой.

        Веселье перевалило за середину и уже не хочется ни есть, ни пить, ни петь, хочется двигаться. На эстраде появляется оркестр, и начинаются танцы.
Мальчишки из моей группы не танцуют, поэтому меня начинает приглашать
парень из восьмой группы - физика твердого тела. Внешне он похож на Женьку. Такого же роста, светлые волосы, голубые глаза, открытая улыбка. Его зовут Толик, он москвич. Марго озвучила мои сомнения, то, что я не смела сказать себе. Для жизни мне нужен кто-то близкий по духу. Почему не этот парень? Ведь с ним у меня так много общего. Мы бы понимали друг друга, нам было бы интересно вместе, мне было бы на кого опереться.   
Когда Толик в очередной раз идет к нашему столу, чтобы пригласить меня на танец, инициативу перехватывает парень из нашей группы Володя Ладожский. Он  берет меня за руку и ведет в танцевальный круг, на ходу говорит Толику:
- Приглашай своих девчонок, нечего на наших зариться!
Мне смешно,  потому что я, оказывается не собственная, а принадлежу своей группе. Это забавно.
Володя Ладожский такой классный. Он очень красив – крепкий, с прекрасными вьющимися черными волосами, белозубой улыбкой, янтарными глазами. Он веселый, мужественный, умный, командир стройотряда. Многие девочки по нему сохнут. Я знаю, что нравлюсь ему,  но его тип красоты оставляет меня совершенно равнодушной и тут уж ничего нельзя поделать. Рацио больно ударяется об эмоцио и отлетает в сторону. Какая жалость, что я могу влюбиться в Ладожского!
          Но вот моя группа уходит с вечера, и я иду с ними. Метет метель, мы проходим через Красную площадь. Рядом со мной идет Сережа Бабанов, я напеваю  песню Высоцкого:
Клёны выкрасили город
Колдовским каким-то светом.
Это значит, это скоро
Бабье лето, бабье лето.

Что так быстро тают листья
Ничего мне не понятно...
А я ловлю, как эти листья,
Наши даты, наши даты.

А я кручу напропалую
С самой ветреной из женщин.
А я давно искал такую,
И не больше, и не меньше.

Да только вот ругает мама,
Что меня ночами нету,
что я слишком часто пьяный
Бабьим летом, бабьим летом.

Клёны выкрасили город
Колдовским каким-то светом.
Это омут, ох, это омут
Бабье лето, бабье лето.

Сережа тихо улыбается, смотрит на меня с высоты своего роста. На его ресницы падают снежинки. Сережа – парень из хорошей семьи. Его отец преподает в военной академии.  Мама – учительница математики. Сережа мне симпатизирует. Так почему же Женька? Почему я выбираю мужчину не разумом, а чувством? Я же понимаю, что с парнем из своей среды моя жизнь будет совсем другой, отношение ко мне будет более уважительным потому, что только эти мальчишки могут оценить мой склад ума, мои знания, мою оригинальность, мой талант. Я не пою, не танцую, не рисую, у меня математический талант. Ну, талант это громко сказано, но способности выше среднего. Математический талант способны оценить только математики. Пацаны уважают меня за то, что математические задачи я решала лучше их.
Но может быть я не вызываю ни у кого из них никаких чувств?
- Сереж, а ты женился бы на мне? – спрашиваю я бесцеремонно.
Сережа хмыкает и отвечает:
- А ты не знаешь?  И даже не догадываешься?
- Не знаю,  если бы я знала, то не спрашивала бы.
- Да, - говорит он.
- Что да?
- Это ответ на твой вопрос, - говорит Сережа недовольно, - но ведь ты уезжаешь, и, по-моему, тебе безразлично, что я думаю по этому поводу.
- Ладно, проехали, давай вот эту напоем: «Живописцы окуните ваши кисти в синеву дворов московских и в зарю…»
- Ты легкомысленная, - говорит Сережа.
-  Если бы ты знал насколько я легкомысленная и ветреная, ты бы удивился, - смеюсь я.
Мы бредем через заметенную снегом Москву, расходиться не хочется, но надо. Входим в вестибюль метро, всем на разные ветки. Одногрупник, пацан, который живет в моем корпусе, говорит мне:
- Черкасова поехали, а то опоздаем на последний поезд на Каширку.
- Мне на Ленинский проспект.
- Что ты там забыла? – повисает в воздухе.
Действительно, что я там забыла? Какая же я дура!


       Я приезжаю около часу ночи, когда Женя уже спит. После вечера, проведенного с друзьями, которых я очень люблю, у меня возникает чувство отчуждения и досады, что я здесь, а не в своей комнате, не в своей постели, что я не могу  обсудить прошедший вечер  со своими подругами. Но надо спать, и я ложусь, на краешек кровати не раздеваясь. Сегодня было так много волнений, так много чувств, что я моментально засыпаю. Среди ночи Женя будит меня:
- Инга, проснись! Инга!
Я с трудом открываю глаза:
- Что случилось?
- Это ты мне скажи, что с тобой случилось!
- Ничего не случилось!
- Я же вижу, что что-то случилось.
- Просто грустно было расставаться.
- И поэтому ты легла спать не раздеваясь? Ты мне изменила? - дрожит Женькин голос.
Он наклоняется надо мной, держась на локтях, так что я оказываюсь прямо под ним, и он смотрит мне в глаза. Я чувствую себя окутанной его аурой.
- Ты с ума сошел! Как я могла изменить тебе? Это невозможно!
Женечка, сокровище мое, я же сошла с ума вместе с тобой. Я люблю тебя.
Я хочу только тебя…
    Мои руки помимо моей воли тянутся к его лицу и начинают гладить его. Я вся тянусь к нему, к его губам. Он прикоснулся и все мои сомнения отступают. МИФИ какое-то, друзья, подруги, физика - нет ничего на свете, есть только мой любимый, его запах, его губы,  его гибкое тело. Разве для меня возможен  разумный, рациональный выбор, если  я не хочу ничего на свете, кроме него? С меня сорвана и отброшена в сторону одежда, мне хочется кричать, но нельзя, можно только тихо стонать. Ах, до чего же мне хорошо в его объятиях, лучше не бывает!
Две недели пролетают очень быстро. С Женькой мы видимся только по ночам в постели. Утром он убегает в институт, а я шляюсь по своим делам. Вот мои вещи уже уложены в два рюкзака, в одном книги, в другом барахло.  Мы стоим на платформе перед поездом. Женька целует меня, но в его поцелуях нет прежнего очарования, потому что мы расстаемся, и может быть надолго. Я еду отпроситься с места распределения, и если все получится, то я вернусь, и мы поженимся официально. Женька все не может выпустить меня из объятий, обнимает так, что у меня трещат косточки, как у бедной мышки. Он зацеловал меня до звездочек в глазах, но этим ничего нельзя исправить – я уезжаю и мы расстаемся.
Поезд трогается, перрон с Женькой уезжает в темноту. За окнами улетают в неизвестность  московские огни. Москва долго тянется за окном, но и она, в конце концов, заканчивается.  Я постепенно впадаю в состояние анабиоза. 
Глава 6. Кавказ. Обсерватория

Через  36 часов я выхожу на небольшой станции юга России. На ней написано Невинномысск. Мне еще добираться до Зеленчукской. Хорошо, что меня встречают. На платформе я вижу знакомого пацана Сашу Ушанова, который окончил МИФИ годом раньше меня. Я его знаю по общаге. Он жил в соседней комнате. Год назад на общей кухне он рассказывал мне о  своем распределении в новую Зеленчукскую обсерваторию.
Саша – красивый парень. Он статный, крепкий, с копной светлых волос рыжеватого оттенка  и васильковыми глазами. У него дерзкий рот и немного приплюснутый нос, как у Бельмондо. Он идет мне навстречу и улыбается :
- Привет, Инга! Сколько лет, сколько зим! Целоваться будем? Что, целый тяжеленный рюкзак ума привезла? Как это ты его дотащила?
- Люди помогли, - улыбаюсь в ответ.
- Нам ехать 3 часа по горной дороге, голова не закружится?  Предупреждаю, что не люблю женские штучки, типа: Ах, я себя плохо чувствую, - говорит Саша.
- Не закружится. Поехали. Не трусь, жаловаться не буду.
- Ты пообещала! Маленькая отважная птичка пообещала подняться к самому солнцу!
Мы садимся в  Жигуль, не очень новый, и едем по горной дороге. Красота такая, что у меня захватывает дух, и слезы появляются на глазах. Мы едем в Нижний Архыз, там расположен поселок, где живут сотрудники обсерватории.
Саша привозит меня в лабораторный корпус и ведет к шефу – Виталию Олеговичу Богдановичу. Это он приезжал к нам на распределение и предложил поехать в Зеленчукскую.  Я  сразу с порога излагаю свою просьбу – отпустить меня с места распределения. Виталий Олегович смотрит на меня с изумлением в глазах:
- Как же так? – говорит он, - Мы же с вами договорились! У нас обсчитывать эксперименты некому, а вы хотите уехать. Нет, и еще раз нет. Я не могу вас отпустить, по крайней мере, до следующего выпускника.
- Но, это же целый год! - восклицаю я в отчаянии.
- По закону вы должны отработать три года, и я не намерен нарушать закон, - сухо говорит Виталий Олегович, - идите  и устраивайтесь в гостиницу. Там вам комнату приготовили. Да, не переживайте вы так, вам у нас понравится, - смягчается шеф. – Александр, проводите Черкасову, пожалуйста, и возвращайтесь, работа стоит.
Саша приводит меня в здание, где живут молодые специалисты. Здание новое, опрятное. Моя комната в самом конце коридора. Я захожу и приятно удивляюсь. Обо мне кто-то позаботился. Здесь есть все, что нужно для жизни – стол, стулья, кровать, холодильник, даже настольная лампа. Но большего всего мне нравится, что здесь есть балкон. Из моего окна и  с моего балкона видны горы. Это так красиво, так величественно, что мне уже хочется пожить здесь.
- Мы тебя ждали, а ты…- говорит Саша. Оказывается он еще не ушел.
- Спасибо, я немного отдохну и приду в лабораторию.

Мне все очень нравится - моя новая работа, коллеги, мое жилье, природа, огромное зовущее небо, весь стиль жизни. Мне все подходит, это все мое, то о чем я мечтала, но моя душа осталась с Женькой. Я стараюсь о нем не думать. Иногда это получается. 
Если говорить честно, то я живу в режиме автомата. Встаю утром, любуюсь на горы, иду на работу, остаюсь там до вечера, возвращаюсь, любуюсь на горы, ложусь спать. Мои коллеги еще ходят на ночную вахту в лабораторном корпусе – это называется «наблюдать за звездами». Время телескопа расписано на год вперед. Так что вахта – это праздник. Меня на вахту пока что не берут, я только обсчитываю то, что они меряют.

Вообще, здесь мы живем на берегу звездного океана. Это особенное ощущение. Я чувствую это, хотя моя душа летает где-то далеко  и не собирается возвращаться ко мне. 
Я живу, как муха в анабиозе, не понимая, почему я оказалась здесь, если моя душа осталась с Женькой. Я не знаю, куда девать себя, когда заканчивается рабочий день. Сижу и смотрю на горы.
В профкоме предлагают земельные участки под огород. Я, как многие, беру клочок земли в 5 соток на берегу маленькой речушки, которая впадает в реку Большой Зеленчук. За умеренную плату местные мужики вспахивают его. Теперь после работы у меня есть занятие, я хожу на свой огород. Я сделала грядки, посеяла огурцы, помидоры, зелень. По границе посадила кустики  смородины.
Моя хозяйственная деятельность не осталась без внимания, она предмет шуток нашей лаборатории.  В лаборатории помимо меня работают еще 4 человека. Возглавляет ее Виталий Олегович Богданович. Он старше всех остальных на 10 лет, т.е. на целое поколение. Ему 34 года, он высокий,  с густой темной бородой, ярко-голубыми глазами и чудесной белозубой улыбкой. Он очень живописный. Почти все время проводит в лаборатории. Пишет докторскую диссертацию. Интеллигентен и корректен. Еще в лаборатории работает Саша Ушанов.  Он  младший научный сотрудник и отвечает за измерения. Ему помогает Валера Гершавин. Валера  по профессии радиоинженер, выпускник Морского училища им. Макарова. Как его занесло в обсерваторию, мне неизвестно. Валера – вещь в себе. Он обычно хмур, сосредоточен, молчалив, но выпив, начинает разговоры исключительно на философские темы. И, наконец, еще один инженер, Алексей Бортников. Он отвечает за работу аппаратуры, хотя за ее работу отвечают все, кроме меня.
Я обрабатываю данные, которые получают Саша с Валерой. Я постепенно втягиваюсь в работу, и она начинает мне нравиться. 
Глава 7. Неужели?

У меня появилась пикантная проблема, которую я, по началу, связала со сменой климата. У меня перестали приходить месячные. Что я должна была подумать? Именно это я и подумала! Я  поехала в станицу Зеленчукскую, в местную женскую консультацию. Доктор-казачка посмотрела меня и, умывая руки под краном, сказала:
- Беременность около 11 недель. Замужем?
- Нет.
- Аборт делать будешь? В такой ситуации лучше сделать аборт. Ты еще молодая, успеешь родить.
- Мне надо посоветоваться, - растерялась я.
- Советуйся, только  у тебя времени до конца недели. Дальше будет поздно.
После 12 недель оперируют только по показаниям. Вот тебе направления, сдай все анализы.
- Спасибо, - поблагодарила я.
- Господи, что же мне делать? Мне надо сказать об этом Жене. Мне надо в Москву. Шеф в Москву не отпустит, если не рассказать ему все, а я не могу рассказывать все, - размышляла я в смятении.

Я знала, что один раз в месяц метеорологи отвозят результаты  измерений в Москву. Их самолет летит из маленького аэропорта в 56 км от нашего  научного городка. Утром следующего дня бегу к метеорологам, прошусь в Москву.  Оказывается, что они летят как раз сегодня. Меня берут, но дают на сборы 20 минут.  Поскольку я не знаю, что одеть, то надеваю стройотрядовскую форму, у которой на кармане, на рукаве написано МИФИ.
Эти надписи охраняют меня от злых духов и от неудач. Беру небольшой рюкзак, ссыпаю в него черешню и прибегаю во время.  Через 5 часов я уже в Москве.

После горных вершин, торжественной тишины, зелени буковых рощ, Москва кажется слишком шумной, пыльной, неопрятной. Я отвыкла от масс спешащих людей. Мне некомфортно в Москве. Я еду на Ленинский проспект, к Жениному дому. Стою, смотрю на его окна, собираюсь с силами. Предстоящий разговор не из легких. Вдруг дверь подъезда распахивается и  из него выходит Женя с красивой белокурой девушкой. Я узнаю Таню. Он сажает ее в подъехавшее такси, целует в щеку, машет вслед рукой, и возвращается домой. Меня он не заметил!
Я стою потрясенная. Но мифистка я или где? Мне надо ему сказать про то, что со мной произошло, и я это сделаю. Мне очень трудно подняться к нему в квартиру, но я поднимаюсь и звоню. Дверь открывает Маргарита и кричит вглубь квартиры:
- Женя, к тебе еще гостья. Проходите, Инга. Какая вы загорелая. Вы с дороги?
- Да.
- Садитесь, я вам налью чаю. Вот берите миндальные пирожные, Таня принесла. Рассказывайте как вы там, в вашей обсерватории.
- Что-то она слишком любезна со мной, - отрешенно думаю я.
Появляется Женька,  улыбается, чмокает меня в щеку, как ту…Садится  у стола, не прерывая Маргариту, ведущую со мной светскую беседу.
- Ну, что у вас в науке новенького?- продолжает щебетать Марго.
Я начинаю рассказывать про новый телескоп с 6 метровым зеркалом, про радиотелескоп, про людей, которые работают в обсерватории, про горы, про станицу. Отвечаю на все вопросы Маргариты, пока они не исчерпываются.
Потом говорю:
- Женя, нам надо поговорить.
- Надо так надо, я испаряюсь, - покладисто сообщает Марго.

Но Женя берет меня за руку и ведет в свою комнату. Как только он прикасается ко мне, через меня начинает бежать ток, и обручи, сжимавшие мое сердце, лопаются и разрушаются. Мы заходим в комнату, и Женька спрашивает:
- Почему ты так одета?
- Потому что я в пути.
- В каком пути?
- Я только что прилетела с метеорологами и сегодня мы летим обратно.
- Сегодня? Сколько у нас времени?- спрашивает Женька, дрожащими руками расстегивая мою курточку.
- Один час 15 минут. Женя, я хочу тебе сказать…
- Потом скажешь, - говорит Женька, закрывая мне рот поцелуем.
- Ну, как ты могла битый час говорить с Марго! Ни за что не прощу тебя, - шепчет Женька, вынимая меня из одежды и прижимая к себе.
- Давай будильник поставим, а то я опоздаю.
- Как я соскучился  по тебе, - шепчет Женька, ты не представляешь! Я чуть с ума не сошел, а ты мне даже не пишешь. Я люблю тебя.

Прикосновение его обнаженного тела обжигает меня, я погружаюсь в горячее розовое облако, в котором мы летим вместе, падаем, а потом опять поднимаемся к небесам.  Для меня исчезает пространство и время, и существует только изначальная материя блаженства, в которой мы пребываем вместе, из которой нас вырывает звук будильника. Звонит будильник, а ведь прошло всего одно мгновение. Потрясенные, мы быстро одеваемся, бежим по улице, спускаемся в метро. Женька ставит меня на ступеньку выше своей, прижимается губами к моему виску и чуть прижимает меня к себе. Я не шевелюсь, ощущая его губы, мне хочется, чтобы это длилось вечно.
Потом мы едем в аэропорт Быково на электричке. Мы сидим рядом, Женя крепко сжимает мою руку, мы соприкасаемся плечами, бедрами. Люди входят, выходят, садятся рядом с нами. В этой суете я не могу сказать ему, то, что хочу сказать, то, что надо сказать.

Практически я уже опаздываю на самолет, мы бежим к служебному входу. У меня есть пропуск, а Женьку не пускают. Он целует меня на прощание, тесно прижимая к себе, но мне надо бежать. Я прыгаю в самолет в последнюю минуту, дверь сразу закрывается, и наш самолет везут на взлетную полосу. Летчики мною недовольны. Мне выговаривают за опоздание, хотя я успела.
На следующий день шеф вызывает меня к себе.
- Почему вы не поставили меня в известность, что летите в Москву?  Вы же были вчера в Москве, так?
- Так. Извините, я не успела.
- Что значит, не успела? Вы обязаны были предупредить меня. Если в следующий раз вам необходимо будет отлучиться по своим важным делам, - иронически говорит шеф, - вы должны будете поставить в известность ваше руководство, то есть меня. Возможно, у меня тоже были срочные поручения в Москве. Вам все понятно?
- Понятно, просто все произошло спонтанно.
- Вот если бы у вас все происходило не спонтанно, то вы могли бы задержаться на какое-то время в Москве.
- О, как я не права, извините меня. Я думала, что вы ни за что не позволите мне отлучиться в Москву.
- Это потому, что я тиран?
- Ну, что вы Виталий Олегович! Вы не тиран но, вы не отпустили меня  обратно в Москву.
- Не отпустил и не отпущу, идите и работайте. Объявляю вам устный выговор.
- Спасибо, Виталий Олегович, - говорю я искренне.

Виталий Олегович качает головой и смеется. Я благодарю его не за выговор, конечно, а за то, что, с его согласия я могла бы задержаться в Москве. Какая же я все-таки глупая, думаю о людях хуже, чем они есть на самом деле.
Поскольку я ничего не выяснила в Москве, кроме того, что Женя меня по-прежнему любит, я решаю оставить все как есть. Пусть все идет, как идет. Я потом что-нибудь классное придумаю. У меня всегда так, я долго думаю над задачей, но решение, которое мне приходит, обычно остроумно и эффективно. По крайней мере, в моем математическом опыте это так.
Женя изредка присылает мне телеграммы. В них всего два слова: «Люблю, Евгений». После каждой такой телеграммы я хожу в эйфории  целую неделю. А потом мне опять нужен допинг в виде двух слов, чтобы мир засиял всеми красками.  Я не решаюсь написать Женька о самом главном в моей жизни. Я боюсь, что он испугается.

Мои дни  проходят, как  при обучении в институте, я всеми силами своего интеллекта стараюсь разобраться в  теме, над которой работает наша группа. Вообще, в обсерватории работают классные специалисты, ученые европейского уровня.  Мне не хватает знаний и опыта, но постепенно контуры  нашей задачи  начинают проясняться.  Это меня радует.
А еще меня радуют мои растения. Меня восхищает, что все посеянное растет. Вечером я прихожу в свой огородик,  вырываю сорняки, что-то рыхлю, что-то поливаю. Я так успокаиваюсь здесь, что чувствую себя почти счастливой. Если бы тоска по Жене не грызла мое сердце, я была бы совершенно счастлива здесь, среди волшебных трав, зеленых гор  и седых горных вершин, на берегу бесконечного, ошеломительного звездного океана.

Я нашла хорошую выкройку в журнале мод, и местная казачка сшила мне широкую малиновую кофту, скрывающую мой чуть округлившийся животик. Стоит август. Блаженный теплый август, месяц моего рождения.  Я принесла в лабораторию сладкий пирог, фрукты, вино, цветы и мы с ребятами хорошо посидели в честь этого события. После нашей маленькой вечеринки шеф попросил зайти к нему в кабинет.  Я иду за шефом и размышляю:
- Вроде я ничего плохого не сделала, не набедокурила, так зачем со мной разговаривать?
Я сажусь на стул, указанный Виталием Олеговичем.  Причем сажусь в анфас, так, чтобы было не видно изменений в моей фигуре. Начало разговора не предвещает ничего хорошего:
- Инга, простите, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но мне важна работа лаборатории. Я отвечаю за эту работу. Пожалуйста, поделитесь со мной своими планами на будущее. Вы собираетесь работать здесь дальше?
- Конечно, собираюсь.
- Хорошо, я спрошу прямо. Вы ждете ребенка? Вы беременны?
- Но это мое личное дело, - смущаюсь я.
- Вы правы, это ваше личное дело, но на вас лежит важная часть нашей общей работы. Я должен знать, до какого времени вы собираетесь работать, что вы собираетесь делать дальше. Когда вы собираетесь в декретный отпуск?
- Я вообще не собираюсь в декретный отпуск.
- А после рождения ребенка, что вы будете делать? Уедете к родителям?
- Я никуда не собираюсь уезжать. Возьму отпуск  на 1 месяц, а после буду работать, как работала.
- Вы имеете право на один год декретного отпуска.
- Я буду работать, потому что мне надо будет на что-то жить.
- Как вы собираетесь работать с грудным ребенком на руках?
- Буду брать работу на дом, - улыбаюсь я.
- Но ведь ребенок будет болеть! Дети всегда болеют.
- Это они на севере болеют, а здесь хороший климат и дети мало болеют. Я интересовалась, -  продолжаю улыбаться я.
- Вы оптимистка, Инга, мне это нравится,- шеф улыбается в ответ.
- Простите, могу я задать еще один деликатный вопрос, - спрашивает Виталий Олегович.
- Спрашивайте, - отважно отвечаю я.
- Ваш супруг собирается принять участие в вашей судьбе?
- Вы же знаете, что у меня нет супруга, - вспыхиваю я от стыда за себя и краснею до корней волос.
- Я имел в виду отца вашего ребенка. Он в Москве?
- В Москве.
- Он в курсе? Вы его проинформировали?
- Нет.
- Вы же летали в Москву и не сказали?
- Я не успела сказать, - отвечаю я и начинаю моргать ресницами, потому что вот-вот из глаз потекут слезы.
Виталий Олегович испытывающе смотрит на меня. Глаза у него безмятежно голубые.  Я вижу, что он сочувствует мне и  даже чувствует долю своей вины. Ведь это он не отпустил меня к Жене в Москву.
- Иногда очень сложно сказать всего два слова, - шепчу я, опуская голову.
- Значит, он не знает…Ну, так напишите ему.
- Я не могу написать. Он в Америке на каникулах.
- Он ваш преподаватель?
- Он студент, так что материально я могу рассчитывать только на себя.
- Если бы я был вашим отцом, я бы вас выдрал, Инга Леонидовна, - в сердцах произносит шеф.
- Вы не можете быть моим отцом, вы старше меня всего на 10 лет, - парирую я.
- А может вам замуж выйти, - начинает решать мою проблему шеф.
- За кого? Как это может быть? - изумляюсь я.
- Ну, как в фильме Шербургские зонтики. Помните мелодию из этого фильма? Мишель ля Гран. Там беременная героиня выходит замуж за миллионера.
- Очень жизненный фильм, Виталий Олегович, - смеюсь я, - но даже, если следовать этому сюжету, то нужно каким-то образом умудриться встретить бесплодного миллионера. Это редкое событие.
- С чего вы взяли, что миллионер бесплодный?
- Из сюжета. Там в салоне машины мужа миллионера, когда ее прежний возлюбленный заправлял машину, сидела только одна девочка. Следовательно, миллионер специально женился на одинокой беременной женщине!
Шеф чешет у себя в затылке и говорит:
- Женщины видят все в особенном свете, не так как мы. Мне бы никогда не пришло в голову, то, что пришло в голову вам. Боюсь, что авторам фильма такая трактовка тоже не приходила в голову.
- И все-таки, Инга, подумайте об этом.
- Я подумаю, у меня время есть.
- Не подводите нас.
Шеф ласково и загадочно смотрит на меня. У меня мелькает мысль, не себя ли он имеет в виду? Ведь он разведен и живет один, а одному здесь, в глуши, не очень-то весело. Я иду домой, вспоминая фильм Шербургские зонтики, и чудесную, нежную мелодию, и то, что влюбленные не разговаривают, а поют. В этом есть правда жизни, хотя и не очевидная. Они поют от не выразимой словами нежности друг к другу. Я это хорошо понимаю.
Глава 8. Август. Исполнение желаний

В конце августа ко мне приезжает Женька. Он не предупредил меня о своем приезде, так что его появление для меня полная неожиданность.
Он приходит вместе с Сашей, который ездил в Невинномысск, встречать одного московского ученого, который давно собирался приехать. Когда они стучат и вместе заходят в мою комнату, я сижу у стола и разбираюсь с результатами последнего эксперимента.  Оторвавшись от цифр, я вдруг вижу Женю, стоящего у порога. Что-то сжимает мое горло, так, что я не могу вымолвить ни слова. Я не могу даже просто сказать привет, не то, что побежать и бросится ему на шею. Поэтому слово привет произносит Женя. Он подходит ко мне, опускается на колени, обнимает меня за бедра и зарывает голову в моих коленях. Его плечи чуть вздрагивают, он плачет, и горячие капли попадают мне на ладони.
- Что случилось, Женечка, солнце мое, - спрашиваю я, гладя его по волосам.
- Что, мой родной?
- Я больше к ней не поеду никогда! Я всю жизнь мечтал увидеть ее, я  в счастливых снах  видел ее, я думал, что она меня любит, а она меня не любит. Она любит только этого Билла.
Я догадываюсь, что речь идет о Жениной матери.
- Ну, с чего ты взял, что она тебя не любит, мой дорогой? Просто у них культура другая. У них принято любить мужа, а дети в семье на втором плане. Это у нас детей любят больше чем супругов, а у них наоборот. Дети только приложение к браку. Дети  уходят из дома в 21 год и  не рассчитывают на родительскую помощь, особенно финансовую.
- Мне было так обидно, так больно. Она бессердечная. Я теперь понимаю, почему отец никогда о ней не вспоминает. Кстати, у меня, оказывается, есть два брата Джой и Малкольм. Один младше меня на 5 лет, а второй на 6 лет. Хорошие пацаны, только странные. Но мама…Я не думал, что она такая холодная и бессердечная. Понимаешь? Я думал, она меня любит, а она…
Женька поднимает голову и окидывает меня взглядом.
Я целую его мокрые любимые глаза. На губах остается соленый вкус.
- Просто прости ее, и не думай о ней больше. Думай о тех, кто тебя любит.
Тут, я имею в виду, конечно, себя. Я его люблю! Очень  люблю.

Женька проводит руками по моему животу, груди  и изумленно спрашивает:
- Инга, ты что, беременна?
- Как видишь, да!
- Это мой ребенок?
- Твой, чей же еще, - смеюсь я, - а, вообще-то, мой.
- И ты мне ничего не сказала? Как ты могла?
- Я приезжала, чтобы сказать тебе, но мне не хватило времени.
- Ты могла сто раз написать мне!
- Не могла…не смогла…
- Ты мне не доверяешь? Ты не веришь в мою любовь?
- Женечка, конечно, я тебе доверяю, я верю тебе, я люблю тебя…просто не хотела грузить проблемами.
Я глажу его по голове, по плечам, лицу, прикасаюсь губами к его губам
Смотрю в его глаза, не могу оторвать взгляда от его сияющих глаз.
Я так счастлива, что он рядом со мной.
Женька мою ласку понимает по-своему.
- А тебе можно? – смеется он.
- А почему нельзя? Думаю можно, только позу надо будет переменить.
- Не вопрос, - отзывается Женька, снимая с меня одежду.
Он поднимает меня на руки и несет на кровать. Несколько секунд смотрит
на меня и говорит:
- Ты и беременная красивая. Я люблю тебя любую, и хочу любую.
Дальше мы уже не можем разговаривать, накатывается волна, сносящая всякую рациональность, накатывается что-то более мощное и древнее чем разум. Разум тихо отступает в тень, давая волю чувствам.
На бракосочетание я зову всю нашу маленькую лабораторию.
На мне платье из легкого, нежного на ощупь, кремового шелка. Мне его сшила та же портниха по той же выкройке. Мы сидим в маленьком ресторанчике в Зеленчукской.  Шеф поднимается и передает мне конверт.
Говорит: - Это наш подарок вам на свадьбу.
Я открываю конверт и вижу, что там лежит ордер на квартиру! Мне очень хочется расцеловать Виталия Олеговича, но, я ограничиваюсь тем,  прикладываю руку к сердцу и посылаю воздушный поцелуй. Шеф смеется и после этой пантомимы поднимает бокал с шампанским:
- Давайте выпьем за семейное счастье сотрудницы нашей лаборатории Инги Черкасовой!
Мальчишки встают, сдвигают бокалы и кричат:
- Гип-гип ура! Ура Черкасовой!
Потом каждый осторожно чокается со мной и Женей.
Все-таки первый тост должен быть за молодых, но мои коллеги, видимо, решили игнорировать моего избранника, не понимая, что этим обижают меня. Через некоторое время Женька замечает: 
- Вот вы пьете за Ингу Черкасову, а она теперь не Черкасова, а Горчакова.
- В штатном расписании она Черкасова, и по диплому Черкасова, - отвечает Виталий Олегович.
Он внимательно и, в тоже время иронически, смотрит на Женю и спрашивает:
- А вы, молодой человек, когда изволите уезжать?
Мы с Женей  еще не обсуждали этот вопрос.  Я боюсь об этом спрашивать. Я понимаю, что он не может остаться со мной.
- А я не уеду, я здесь останусь, - с вызовом отвечает Женька.
- Как же вы останетесь? Никак не возможно! – спорит шеф, – если вас отчислят из института, то осенний призыв и сапоги на два года. Не можете вы здесь остаться.
- Могу! Я перейду на индивидуальный план учебы, вот и все!
- Простите, а какой у вас курс? – небрежно спрашивает Виталий Олегович.
- Четвертый.
- Вот, если бы вы были на пятом, такое было бы возможно, а на четвертом – никак нет! – с удовольствием говорит шеф, проглатывая шпротину.
Я слушаю их дуэль, но не спешу на помощь Женьке. Я уверена, что он сумеет отбиться сам.
- Ректор института – ученик моего деда. Я думаю, что он пойдет мне навстречу. Я остаюсь, - говорит Женя.
-А, так ты – мажор, - вставляет свое слово Сашка, - тебе все можно!
- Останетесь, если мама разрешит, - подтрунивает Виталий Олегович.
- Моей маме наплевать, где я, и что со мной происходит. Она в Америке живет, - с горечью говорит Женька, - так что я останусь с Ингой!
Я очень счастлива в эту минуту, никогда в жизни я не была такой счастливой. Я прямо чувствую, как мой ангел гладит меня по голове, или это Женька гладит меня по голове?
Через час Виталий Олегович с Алексеем уезжают по неотложным делам. С нами остаются Саша и Валера. Валера даже мрачнее чем обычно. Я заметила, что чем больше он пьет, тем мрачнее становится. Они сидят и тихо напиваются под тост:
- Ну, будем!
  Или тост:
-Ну, давай!
 При этом они приподнимают рюмки и поворачиваются в нашу с Женей сторону.
 Через некоторое время Сашка затевает разговор с Женей:
- Вот ты, мажор, думаешь, что сегодня совершаешь благородный поступок, женишься на своей беременной девушке. Думаешь, что тебе надо памятник поставить. А ведь ты не прав. Инге не надо выходить за тебя замуж. У вас в архитектурном институте учится много девчонок, наверное, девушек у вас больше половины. Зачем ты полез в чужой огород? У нас и так девчонок единицы. Они нам самим нужны. Мифистки это штучный товар, не ширпотреб. Зачем тебе мифистка? Ты  ничего не смыслишь  ни в физике, ни в математике. Вот зачем ты на ней женился? Как будто на ней жениться некому!
- Потому что это моя женщина и мой ребенок!
- Это наша мифисткая женщина и ребенок тоже наш!
- Саш, ну, ты полегче, покорректней выражайся, - прошу я, - а то, тебя могут неправильно понять.
- Я имею в  виду, что ты физик и твой ребенок тоже будет физиком. Корректно выражаюсь?- поясняет Саша.
Женька смеется.
- Да, ты не смейся, мажор. Ты же не знаешь, как она тут ходила, как в воду погруженная, без кислорода. Как тень отца Гамлета.  Такая тоненькая, беззащитная, с заплаканными глазами. Я бы сам на ней женился.
Зачем ты приехал? А я, дурак, еще сам привез тебя. По всем нормам морали, тебе надо дать в морду и проучить, как девушек портить. Я тебя научу, как уважать женщин.
У Сашки сжимаются кулаки:
- Пойдем, выйдем, пижон московский!
Я еще по общаге знаю, что у Саши взрывной характер. Кроме того, Сашка из Самары, а там добиваться справедливости кулаками в культурной традиции.
       Я хорошо знаю это, потому что мой отец тоже из Самары. А еще я знаю, что Саша в юности занимался боксом, умеет и любит драться. Мне надо как-то спасать моего художественно одаренного Женьку, который с детства в руках держит только карандаши, кисточки и палитру, хотя он тоже лось…но не дерущийся лось.
Женька с горящим лицом встает, отодвигает стул:
- Ну, пойдем, выйдем!
- Нет, кричу я, никуда он не пойдет!
- Не вмешивайся, женщина, - говорит Валера, - пусть он его проучит.
- Нет, Женя, я не пущу тебя драться!
- Саша, пожалуйста, угомонись, успокойся, не надо за меня заступаться! Меня никто не обижал!
- Я успокоюсь, когда начищу ему морду!
- Саша, я сама во всем виновата!  И он меня не портил!
- Как это не портил? - удивляется Сашка и останавливается.
Чтобы такое оглушительное мне соврать, чтобы Сашка забыл о драке.
- Очень просто. Я еще на втором курсе выходила замуж, а потом развелась.
- Ты врешь! Если бы ты выходила замуж, то это все знали бы. За кого ты выходила?
- За парня из Питера. Вернее он учился в Питере.
- А почему ты не переехала в Питер? – спрашивает Валера. Он заинтересовался, потому что сам учился в Питере и очень любит этот город.
За меня отвечает Сашка:
- Поменять МИФИ на питерский вуз может только сумасшедший, а она нормальная была. Почему он не переехал в Москву?
- Потому что он учился в Военно-морской инженерной академии.
- А зачем ты развелась? – удивляется Валера.
- Потому что это как собака на сене – ни себе, ни людям. Что это за семья, если я в Москве, а он в Питере, да еще курсант военного училища.
- Какая у тебя интересная жизнь, Черкасова. А выглядела такой невинной недотрогой, туши свет. Я думал, тобой только любоваться можно, да и то издалека. И что тебя все в экзотику тянет? Нет бы, выбрала мифиста, - укоряет меня Саша.
- Ну, не скажи, - вклинивается в разговор Валера. У морских курсантов такая красивая форма, черное с золотым, что девчонки не могут устоять. Они от нее балдеют, в такой форме их можно брать голыми руками. А военно-морская инженерная академия – это атомные подлодки. Круто, только опасно очень. Вот тебе с морячками бы подраться, Саш, не то, что с архитектором.
        Моя история производит оглушительное впечатление не только на Сашу, но и на Женю. Он отстраненно смотрит на меня и говорит:
- А почему ты мне ничего не сказала про свое первое замужество? Тоже не успела?
- Женька, я все выдумала, чтобы вы не подрались. Ты что поверил?
- Ты очень подробно все рассказала, как тут не поверить?
- Я все придумала! Вот мой паспорт. Выдан в 16 лет. Смотри, здесь только один штамп, наш с тобой.
- И все-таки он был, этот парень из морской академии.
- Да не было, Женя. Не хватает нам сейчас поссориться из-за того, чего не было. Я никого не любила до тебя. Ты, мой единственный, мой самый-самый лучший, - воркую я…
- Он был!
- Не было, клянусь!
- Ну, ладно, больше не ври так убедительно.
- А ты с Сашкой не дерись. Не видишь, он ищет с кем бы ему подраться. Он же боксер, занимался боксом 7 лет.
- Ну и что? Ты думаешь, он меня сильнее?
- Не сильнее! Я думаю, что умный с боксером драться не станет. Я волнуюсь за тебя, а мне волноваться нельзя. Пообещай не поддаваться на его провокации.
Женька прижимает мою голову к себе:
- Не волнуйся за меня, радость моя, девочка моя.
        Пока мы миримся, Саша с Валерой уже перешли к обсуждению  профессиональных вопросов. Каждая пьянка именно так кончается – мальчишки начинают говорить о работе.
- Надо мерить чаще и с большей точностью, - говорит Валера.
- Да, пойми ты, башка, это случайный процесс, ни твое чаще и точнее не сработают. Надо набирать больше кривых, а потом усреднять.
- Может пусть они на датчиках копятся.
- Ну, если только это эргодический процесс.
Женька слушает их и обращается ко мне:
- Ты понимаешь, о чем они говорят?
- Понимаю, ничего особенного они не говорят – очевидные вещи.
Когда мы возвращаемся домой и остаемся одни, Женька говорит:
- А этот с бородой имеет на тебя виды.
- В определенном смысле имеет. Это он взял меня в свою лабораторию.
- Да, нет, он положил на тебя глаз, а ты тоже хороша. Почему ты ему все время улыбалась? Такое впечатление, что если бы не мое присутствие, ты повисла бы у него шее.
- Женька, а разве ты не понял, какой подарок он нам сделал?
- Какой?
- Ну, вот в конверте!
- Что это? Какой-то клочок бумаги!
- Это же ордер  на квартиру для нас с тобой в новом доме!!!
- Правда?
- Правда! Как же мне было не улыбаться шефу. Это он ордер на квартиру выбил!
- Тоже мне, отец-благодетель нашелся, - все-таки ворчит мой возлюбленный, - Кстати, я понял, почему ты выбрала меня.
- Почему?
- Ваши парни грубые, а я нежный, - улыбается Женя.
Я обнимаю его за шею, прижимаюсь щекой к его щеке.
- Ты самый нежный на свете. Ты такой нежный, что у меня останавливается дыхание. Я сегодня так счастлива, что мне кажется, этого счастья хватит на всю жизнь.
- Не хватит, - вздыхает Женя, - каждый день нужно новое счастье, это как с едой.
Женя уезжает в Москву. Я очень переживаю. Я стараюсь не думать, что он может не вернуться. Я не разрешаю себе так думать. Через 2 недели, выдержав все скандалы со стороны родственников, Женя появляется на пороге моей комнаты. Я так счастлива, что могла бы летать, если бы не мой живот, который как якорь стопорит меня на земле.
Женя привозит краски, кисти, холсты. Он рисует горы. Иногда он часами сидит на балконе и просто смотрит на горы. Я присоединяюсь к нему, когда заканчиваю домашние дела.
Теперь у меня появились домашние дела! Странно, раньше у меня не было никаких домашних дел, которые занимали бы больше 30 минут. А теперь я готовлю. Правда, я не умею готовить, но смело экспериментирую, я же  по диплому экспериментатор. Моя портниха, с которой я подружилась, научила меня готовить плов и борщ. Так что я твердо стала на проторенный путь завоевания мужчины.
Женька обладает удивительным вкусом. Всего пару картин, повешенных в нашей комнате, небольшая перестановка, синие портьеры, и наша комната приобретает какой-то рафинированный вид.
К нашей радости, нам уже можно переезжать в нашу новую квартиру. Тут потомственный архитектор  Горчаков проявляет свои таланты в полной мере. Он перекрашивает стены комнат так, что они как бы раздвигаются. Стены покрашены в разные цвета, но все они теплые, уютные.
Женя развешивает свои картины в гостиной, и они перекликаются с видами из окна, так что кажется, что  у нас отовсюду видно горы, как на открытом воздухе, под небом голубым.
В спальне у нас тоже повешены Женькины горы, только синие, предрассветные. Женя очень талантливый художник. Открывая  глаза, я смотрю на его горы, на переливы синего, голубого, сиреневого, розового цветов, и проникаюсь нежностью ко всему окружающему.  Благодаря Жениным стараниям, у нас очень стильно и уютно.
По вечерам к нам в гости приходят ребята из нашей лаборатории, приводят своих знакомых, так что Женька становится популярен. Он такой открытый, веселый, щедрый,  что наши мальчишки смиряются с его
существованием.
К моему удивлению, Женя устраивается на полставки в отдел архитектуры в станице Зеленчукской. Оказывается, что у них существует такой отдел!  Мы назанимали денег и купили подержанный мотоцикл. Женька теперь настоящий вольный казак на коне.
Утром он уезжает в станицу, после обеда возвращается и садится за свои книги и  проекты. Его письменный стол стоит в гостиной. Постепенно вся комната наполняется его эскизами, рисунками, чертежами. Меня удивляет, что он работает много и упорно. Я думала, что только мифисты способны много и упорно работать.
Наши бархатные ночи полны нежности, нам так хорошо вместе. Мы никак не можем нацеловаться вдоволь, насытится друг другом.

Глава 9. Левушка плюс


Я решаю не рисковать и за 2 недели до родов уйти в декретный отпуск. В последний день, который я наметила как последний рабочий, торопясь на работу я перепрыгиваю через небольшую канавку и чувствую, что что-то горячее течет у меня по ногам.
Женька привез из Москвы книги о беременности и  родах, поэтому я в курсе, что так отходят околоплодные воды. Я врываюсь в лабораторию и вижу там Сашу.
- Саша, - кричу я, - вызывай скорую, я  рожаю.
Сашка пугается и просит:
- Инга, только не рожай здесь! Я не умею принимать роды! Держись! Где твой муж, это он должен ехать с тобой в роддом!

Я знаю, что первые роды длятся долго, поэтому меня смешит его испуганное лицо, хотя мне тоже страшно. Приезжает скорая и Сашка едет со мной в роддом.  Через 12 часов я благополучно рожаю мальчика.
Из роддома, вместе с Женей, меня встречает вся лаборатория. Они меня удочерили!  Они купили кроватку, ванночку, стиральную машинку Малютка. Какие они все-таки замечательные мужики.

        Когда все, наконец, уходят, я чувствую себя очень усталой и просто падаю на кровать. Женька ложится рядом со мной. Я кладу его ладонь себе на грудь, потому что чувствую, что со мной что-то происходит. Я не понимаю что. Моя грудь набухает и  из сосков начинает капать молоко.
- Обалдеть, - говорит Женя, - это что такое творится?
Это пришло молоко! – торжествую я, - надо кормить малыша.
Я встаю, прикладываю малыша к груди, и он начинает жадно сосать.
Боже мой, как все удивительно устроено! Все происходит помимо моей воли и разума.
Я животное! Эта мысль меня несколько огорчает, но мысль, что у меня есть молоко, меня радует. 
Когда я возвращаюсь в постель, Женька спрашивает:
- А можно я попробую твое молоко?
- Пробуй, отвечаю я, - потому что из моих сосков по-прежнему течет молоко.
Женька слизывает капли и сообщает:
• Оно оказывается сладкое! Надо же! Ты вся сладкая и молоко у тебя сладкое.

        Малыша мы называем в честь Жениного прадеда, основателя династии архитекторов Горчаковых  – Львом, Левушкой.
Мы быстро привыкаем к Левушке, как будто он всегда жил с нами.
Левушка вежливый. По ночам он спит, так что мы успеваем высыпаться. Он хорошо кушает, чем радует меня.  К концу 1 месяца он начинает улыбаться. Очень веселый малыш получился.  Через месяц я действительно выхожу на работу, но бегаю каждые 3 часа кормить малыша. Женька мне очень помогает, без него я бы не выжила. Я люблю его все больше и привязываюсь все сильнее.

Когда Женя уезжает на сессию, я понимаю, как много забот он взял на себя.  Мне трудно без него.
- А вдруг он не вернется? - возникает предательская мысль, которую я гоню от себя. Но Женька возвращается – усталый, измотанный  сессией, но все равно веселый и довольный.

В конце мая к нам в гости приезжает Михаил Яковлевич. Он в совершенном восторге от места, где мы живем. Вокруг горы, красота которых не может сравниться ни с чем. Даже море не так прекрасно как эти горы.
Он привез краски и холсты. Вместе с Женей они ходят рисовать с натуры. Михаил Яковлевич с радостью возится с внуком. Левушка уже ползает, кстати, очень быстро. Он такой  любопытный. Все до чего он может дотянуться, он пробует на вкус. Краски тоже. Михаил Яковлевич говорит, что Левушка точная копия Женьки, и если сравнить младенческие фотографии Левы и Жени, то их не отличить, на что, Женя скептически замечает, что все младенцы похожи друг на друга, и лично он их не отличает, за исключением собственного сына, который ни на кого не похож.
Они вместе уезжают в Москву потому, что у Жени начинается весенняя сессия.
Я купила специальный рюкзак и всюду хожу с Левушкой за спиной, как японская женщина. Я и в лабораторию прихожу с Левкой, отдаю свои расчеты и беру новые измерения. Шеф мною доволен, я очень стараюсь не  подводить своих ребят.  Без Женьки мне как-то не по себе, я так сильно привыкла к его присутствию, что без него наша квартира кажется пустой, как будто ангелы улетели вместе с Женькой и оставили меня в одиночестве. Конечно, Левушка со мной, я не одна, но все-таки, чувствую себя очень одинокой и считаю дни до Женькиного приезда.

Он приезжает немного раньше, без телеграммы, но с утра я почувствовала, что Женька приедет именно сегодня потому, что я проснулась в радостном настроении. Я иду его встречать по дороге и действительно встречаю! Женька выбегает из машины, я бросаюсь ему на шею, повисаю на нем. Женька целует меня и спрашивает, а где же Левушка.
- Да вот же он! – говорю и, смеясь, поворачиваюсь спиной. Женя достает сына из рюкзака, берет на руки, обнимает меня другой рукой, я обнимаю его за талию и мы идем домой – такая счастливая молодая семья.

      Мой дорогой архитектор сначала проектирует, а потом строит на нашем участке красивую беседку, а потом строит еще маленький домик в одну комнату. Мы называем его кукольный.  Там есть печка так, что в нем можно не только укрыться, но и согреться в пасмурный холодный день. Мои коллеги окончательно прониклись уважением к моему супругу, он оказался почти такой, как они - с головой и руками.

       Саша теперь встречается с докторшей, которую встретил, когда отвозил меня в роддом. Ее зовут Галина. Мы с ней немного похожи, что является источником  многих шуток и подколов над Сашкой. На эти шутки Сашка только крутит своей золотой головой и говорит:
- Ну, вы  идиоты! Хотя бы Ингу пожалели! Из-за ваших дурацких разговоров ее мужик может бросить. Подумает что, когда он в отъезде, она со мной тут крутит!

     К Виталию Олеговичу  приезжала  бывшая жена с сыном. Его бывшая оказалась совершенно роскошной женщиной, типа теннисистки – высокая, стройная, белокурая, очень уверенная в себе женщина. Вместе они выглядели очень круто, очень красивая пара. Что они могли не поделить? Почему люди расходятся? Они же любили друг друга, когда женились. Что развело их?          После их отъезда шеф стал очень грустным, и перестал улыбаться.

            Вот и наш Валера – тоже разведенный. Он недавно ездил в Питер к своей бывшей семье, вернулся темнее тучи. Он и раньше был  хмурый, а теперь, вообще, ходит с драматическим выражением лица. У нас не лаборатория, а клуб разбитых сердец! Поэтому они так радуются за меня, любят приходить к нам в гости, отогреться сердцем. Сашка даже с Левушкой играет! Я умиляюсь.

        Пацаны учат Женьку играть в преферанс. Это означает, что они признают его за своего.  Это знак признания и доверия!
           И вот Левушке уже 2 года и он бегает за отцом как хвостик. Женя ходит рисовать горы с натуры и берет его с собой. Левка тоже рисует. Вот он сидит на полу, перед ним лист бумаги и фломастеры. Он рисует какие-то линии.
- Лева, что ты рисуешь?- спрашиваю я.
- Гогы, я гисую гогы, как папа.
Левка еще не выговаривает букву Р, а все остальные уже выговаривает хорошо. Он у нас такой красавчик. Я не стригу ему волосы, так что он вполне художественного вида - в локонах до плеч.

       У Евгения появились заказы, он работает над несколькими проектами, так что у нас в семье появились деньги.   
         Иногда он просиживает над проектом ночь напролет. Как мне повезло с мужиком. Он оказался трудолюбивым и целеустремленным. А еще он  такой искренний, светлый, как солнечный день, это не считая того, что Женя  очень красив. Может быть я не объективна …. но он такой красивый, что я не могу на него насмотреться.
         Есть пословица такая: Не по хорошему мил, а по милу хорош.   Женька и  то и другое, два в одном флаконе.
          А еще Женя работает над дипломным проектом – проектирует квартал и какой-то невероятно современный дом. Когда он рисует этот дом, он так хорошо улыбается, что мне хочется узнать, что он при этом думает. Но я не спрашиваю, потому что не успеваю. У меня много хлопот.
           Наконец, Евгений едет в Москву  на защиту диплома.  Я переживаю, но не за его дипломную работу. Я переживаю, что ему не дадут свободное распределение или предложат очень хорошую работу в Москве, и он захочет там остаться… 
Но Женька возвращается – усталый, веселый, прекрасный как бог.
Глава 10. Идиллия

В администрации освобождается место главного архитектора и эту должность предлагают  Евгению. Теперь в местном масштабе он важная персона, от него кое-что зависит. Его знают и уважают в станице. Теперь у него знакомых больше чем у меня. Людям импонирует его честность, открытость, быстрота принятия положительного решения, умение договориться с местным руководством.  Он светлый и все это видят.

Женька возвращается домой в 4 часа ночи, или точнее сказать, в 4 часа утра. Ложится поверх одеяла и начинает дуть на меня. Мне не хочется просыпаться, потому что это самый пик сна, и мне снится что-то хорошее, но я спрашиваю сквозь сон:
- Женя, где ты был?
- В преф играл.
- Проиграл?
- Вот откуда ты знаешь, что я проиграл? Все до последней копейки проиграл, в чистую! Будешь ругаться?
- Буду, только завтра. Хорошо?
- Ладно, доживем до завтра. Может, ты забудешь.
- Не садись с ними играть на деньги, они все равно выиграют, - бормочу я.
- Почему все равно выиграют? Они жульничают?
- Нет! У них богатый опыт.
- Ну, ты же хочешь, чтобы я был как мифист. Хочешь?
- Нет, Женя, не хочу, и не мешай мне спать.
- А я есть хочу.
- У нас ничего нет, ты за продуктами поехал.
- Если не можешь накормить, тогда приласкай меня…
  Я, не хочу просыпаться, поэтому, не поворачиваясь, одной рукой провожу по его волосам.
- Плохо приласкала, - говорит Женька, вздыхая.
Он наклоняется ко мне и целует в висок, щеку, подбородок, шею – всюду, куда может дотянуться, не меняя позы. На меня его губы действуют магнетически, я поворачиваюсь к нему и глажу его лицо, но просыпаться не хочу.
- Уже лучше, - подбадривает меня Женя и легко прикасается губами к моим губам.
Не открывая глаз, я глажу его лицо, шею, рука натыкается на рубашку.
- Ты одетый? - сонно удивляюсь я, - ну ладно…
Я расстегиваю пуговицы рубашки и запускаю свои ладошки под нее, глажу по груди и животу. С Женькой я завожусь с пол-оборота. Я уже вся горю и жажду. Женька хватает мои руки, целует их, срывает с себя рубашку и остальное и скользит под одеяло. Он такой же как я, стоит к нему прикоснуться – загорается, как солома. Прикасается ко мне всем своим атласным телом, прижимает всю к себе,  целует долгим поцелуем, потом начинает двигаться.
О, какое блаженство быть с ним, моим любимым. Лучше этого не может быть ничего.
- Женечка, Женечка, Женечка, люблю тебя, – шепчу его имя как заклинание, как молитву Богу любви, как хвалу Всевышнему! В этом имени для меня сливается вся радость, весь восторг  моей жизни.
- Женяааа! – кричу я…

         Леве уже 3,5 года. Мы сидим в нашем маленьком садике. Женя работает в беседке, которая завалена его бумагами. Я варю вишневое варенье в медном тазу, который стоит на двух кирпичах. Я снимаю пенку с варенья в блюдечко. Левушка сидит рядом, в руках у него чайная ложка, которой он, по идее, должен брать эту пенку. Но он просто лижет блюдце. Вот такую идиллию застает приехавший к нам Михаил Яковлевич. Он приходит к нам на участок со словами:
- Да вы совсем буржуями сделались!
- Нет, мы живем честным трудом, - улыбаясь, отвечаю я, помешивая варенье, - а буржуи присваивают добавочную стоимость!
Михаил Яковлевич целует меня в щеку, подхватывает на руки Левку, идет к беседке, поздороваться с сыном.
Левушка спрашивает:
- Деда, а что ты мне привез?
- Что я привез  Льву Горчакову? Конечно, фломастеры, карандаши, краски, кисти! Это потому, что Лев Горчаков – художник, внук художника!
Я вздыхаю про себя: - Уж лучше бы он машинку купил. У нас и так весь дом завален этим добром – красками да кистями и прочей лабудой.
- У меня есть краски, - говорит, насупившись, Лева.
- А что ты хочешь?
- Я хочу вертолет, чтобы он летал!
- Ну, брат, вертолет в следующий раз.
- Когда следующий раз? – спрашивает практичный Лева.
- Скоро. Хочешь, пойдем к реке?
- Хочу, только мама не разрешает ходить к реке.
- Со мной разрешит! Женя, хватит корпеть над чертежами.
Идем, прогуляемся.
- Мама, нам с Мишей можно идти к реке? - спрашивает дисциплинированный Лева.
Я утвердительно качаю головой.
- Идем, мама отпускает.
Они, взявшись  за руки,  идут к реке. Женька вскакивает и бежит им  вдогонку, успев по дороге наклониться, поцеловать меня в макушку, облизать ложку, которую я держу в руке, заглянуть мне в глаза, сказать вкусно, коснуться сладкими губами моих губ и засмеяться. Я улыбаюсь вслед, потому что Женька – просто фейерверк. 

Как хорошо просто варить вишневое варенье, чувствовать сладкий запах вишен, смешанный с горьким запахом горящих поленьев, смотреть на освещенные солнцем горы, синеющие вдали, слышать отдаленный шум воды и жужжание пчелы, прилетевшей попробовать моего варенья. У меня на душе такое умиротворение, что кажется, ничего не может поколебать его. Кажется, что этот благодатный день будет длиться всегда… Пусть он длиться и длится…
У меня уже готово варенье. Мужики возвращаются с прогулки. Левушку за одну руку держит отец, а за другую дед. Вот она связь времен! Три поколения архитекторов Горчаковых, звенья одной цепи. А кто я в этой схеме? Я, конечно, родила Левку, но могу я ли считаться автором этого шедевра? Будут ли взрослые Горчаковы мне благодарны за рождение сына? Или мужчины не мыслят такими категориями? Они не думают о том, что имеют, а думают о том, чего у них еще нет, и все силы души направляют на достижение новой цели.
По дороге домой я слышу обрывки разговора Михаила Яковлевича с Женей:
- Надо участвовать в больших проектах…Ты не общаешься с коллегами, как ты можешь достичь мастерства? Так и будешь проектировать турбазы?

Дома Михаил Яковлевич решает, что пришла пора для промывания моих мозгов. Он говорит:
- Вам, Инга, здесь очень хорошо. Для вас здесь особая атмосфера. Вы занимаетесь любимым делом, у вас здесь друзья и единомышленники. Вы в тренде.
Здесь очень красиво и то, чем вы занимаетесь тоже очень красиво. А вот представьте на минуту, что вы живете в маленьком заштатном городке, где ваши знания совсем не востребованы, просто никому не  нужны, где никто ничего не слышал ни про экспериментальную физику, ни про астрофизику, где тупо сажают картошку, другие овощи и все, больше никаких занятий и интересов. Вы смогли бы жить в таком месте или вы уехали бы?
- Зачем вы спрашиваете, если знаете ответ, - улыбаюсь я.
- Я спрашиваю, потому что переживаю за сына. У него призвание и талант, который не должен захиреть на мелочах. Он мужчина. Ему необходимо настоящее дело, которого здесь нет. Евгению надо ехать в Москву. Только там есть настоящая работа для него.
- Не волнуйтесь, Михаил Яковлевич, я все понимаю, но разве ему плохо здесь?
- Может быть, ему и не плохо здесь, только ему нельзя здесь оставаться, потому что оставаться здесь, значит остановиться в развитии, перестать расти профессионально.
- Пусть в аспирантуру поступает, я не против.
- Аспирантура – это такое же школярство, как институт. Нужна настоящая работа в хорошей архитектурной мастерской, если он собирается оставаться в профессии.

Глава 11. Время загадывать желания

Теперь я начинаю понимать, что Михаил Яковлевич приехал не просто навестить нас. Меня настораживают его слова, что для меня самое место в Зеленчукской обсерватории, а для Жени нужна Москва.
- Он, что будет уговаривать Женю оставить нас с Левой здесь, а самому уехать? – пронзает меня нелепая мысль, которую я гоню от себя, - неужели Михаил Яковлевич настольно непорядочен?
Мы говорим до глубокой ночи, и все-таки принимается не устраивающее меня решение. Пока что Женя уедет в Москву один, а когда устроится, то заберет нас с Левой.
      У меня возникает какое-то нехорошее чувство, отзывающееся болью внутри меня. Чувство, что как будто меня обманули, завели в ловушку, ранили в сердце, каким-то непонятным, иезуитским  способом, а я не знаю, кому и как мне сопротивляться. Что мне делать?
Я не хочу расставаться с Женей, но я ничего не могу поделать, ему действительно надо начинать карьеру архитектора в Москве, тем более, что это их фамильное дело.  Михаил Яковлевич живет у нас, пока Женя отрабатывает положенные 2 недели со дня подачи заявления об уходе, потом они вместе уезжают.
От Женьки приходят восторженные письма, о том в какую великолепную архитектурную мастерскую его взяли, о том классном проекте, в котором он участвует, о том, какие у него замечательные коллеги…
Он попал в свою среду, в свою архитектурную тусовку.  Жизнь у архитекторов богата на события, она веселая и кипучая. К ним приезжают иностранные коллеги, они спорят о судьбах мировой архитектуры, демонстрируют свои проекты, устраивают выставки, встречи, вечеринки. Женька принадлежит к этой среде по праву рождения и образованию. Это его воздух!  Московский мажор Евгений Горчаков наверстывает упущенное! Я читаю его письма и удивляюсь как он, вообще, так долго жил здесь. Это вам не физик, для которого «только в физике соль, остальное все ноль», а лучшее из развлечений – игра в преф.
Письма приходят все реже, становятся все короче, а потом вообще тишина… Вот пришел день моего рождения. Отмечаю его со своими коллегами. Телеграмма от Женьки приходит  только на следующий день: «Инга, поздравляю с днем рождения! Желаю всего самого лучшего! Евгений»
- ЧТО???  Почему он не написал дорогая? Я не дорога ему? Почему не написал – Люблю? Он больше не любит меня? Я ему не двоюродная тетя, чтобы написать такой тест. Переводя на русский язык, это звучит так: «Инга, я тебя забыл. Я не могу написать дорогая или любимая. Я не могу добавить в конце телеграммы слова – я люблю тебя, потому что…догадайся сама почему».
            Я догадываюсь. Но, мне нельзя догадываться об этом, потому что недавно я посетила женскую консультацию. Я беременна! Срок около 9 недель. 
- Что у меня за планида такая беременеть в самые неподходящие моменты жизни? – думаю я, - наверное, еще не поздно сделать аборт, но я против абортов! Я хватаюсь за спасительную мысль, что прежде чем что-то предпринять, надо посоветоваться с мужем. Хотя, что мне может сказать муж, если он даже в телеграмме не может назвать меня дорогой.  Он мне уже не муж больше? Он разлюбил меня потому, что полюбил другую?
Я чувствую себя, как пойманный в ловушку зверь.  Что мне надо сделать – отгрызть себе лапу? Что мне делать с беременностью? Это важнее, чем вопрос кто кого и почему полюбил или разлюбил.
Посоветоваться мне не с кем, если только с Левой…Я спрашиваю Леву:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был брат или сестричка?
Лева отвечает оптимистично:
- Я хочу брата и сестричку! Ты родишь мне братишку? Ты же можешь, я знаю, мне в детском саду все рассказали.
Я невольно улыбаюсь, думая:
- Леву я была готова родить, хотя была не замужем. А сейчас я замужем, чего мне бояться? Даже, если я разведусь с Женей. Пусть у Левы будет кто-то родной…
Потом я сижу на балконе под звездами. Они здесь огромные. Кажется, можно протянуть руку и сорвать звезду с неба, как яблоко с ветки яблони.
Сейчас время звездопада. Земля проходит через метеорный поток Персеид. Я загадываю желания:
- Я хочу дочку, еще одного сына и чтобы ОН любил меня  и всегда был со мной. Звезды и метеоры обещают мне все исполнить. Падающие звезды прочерчивают небо, так что у меня все сбудется. Умирая, на последнем вздохе, звезды обещают все исполнить. Только загадай желание!
Вряд ли есть связь между исполнением моих желаний и прохождением Земли через пояс метеоритов, но можно помечтать,…может быть, ангелы услышат и исполнят…
           Левушка тоже выходит на балкон и садится рядом со мной,  такой теплый комочек  под боком. Мы вместе смотрим на звездное небо, пока он не засыпает. Я отношу Левушку в кроватку, сижу и смотрю на него… Он мое сокровище, я все сделаю, чтобы он был счастлив.
           Я  чувствую каким-то седьмым чувством, что мне пора прощаться со своей любовью, что моя жизнь входит в зону зимы, где самое главное быть сильной. Надо закрывать свое сердце на замок и одеть его в железный  панцирь, чтобы  не чувствовать боли, чтобы ничего не чувствовать.  Женя встретил другую.  Он забыл нас. Почему я так думаю? А что еще я могу думать, если он уехал почти 3 месяца назад и ничего не пишет. В потоке московской жизни он забыл, что любит нас. Женька сексуальный и он не сможет долго жить один. Это я могу жить одна, как непорочная дева. Мне кажется, что я не смогу быть ни с кем, кроме Жени.
Все дело в воображении. Если бы я смогла представить, что я в постели с кем-то другим, то и в жизни я могла бы быть с кем-то другим. Но я не могу представить никого, кроме Жени. Верность у меня женская, а стиль мышления мужской. У меня мужской подход не только в профессии, но и в обычной жизни. Я усвоила все хорошие и плохие качества «их» ума. Женщины  умеют прощать измену, а я не умею. У меня не получается.
Так было с моим бывшим женихом Кириллом. Когда я узнала, в какую историю он попал, я испытала ментальный шок. Меня поразили его аргументы, объяснения, почему он не отвечает за эту девушку. Я вдруг увидела качества личности, на которые закрывала глаза. Я увидела, что он неразборчив и непорядочен из-за отсутствия твердых принципов. Какие моральные принципы могут быть у человека, который говорит:
- Нахальство – второе счастье.
Не симпатичный кодекс, тут уж, не до чести. Так вот какое у него счастье – обыкновенное нахальство!
До этого случая, я видела только его чудесные голубые глаза, соломенные волосы, красивую фигуру, прямые плечи, сильные руки. Он был самым красивым из наших мальчишек, и я ожидала такого же совершенства от его души…Мои подруги и друзья высказывались о нем очень плохо, говорили, что он Ловелас местного разлива, но я никого не слушала… Я верила тому, что видели мои глаза. Но поступки затмевают внешнее. Они высвечивают внутреннее устройство человека. Как я могла собираться замуж за такого человека?!!  Это же чисто мужское легкомыслие - ориентироваться на внешность! Женщина должна быть мудрее…

          Женю я тоже не выбирала спокойным разумом.  Спокойным разумом я бы никогда его не выбрала! Во-первых, он из другой творческой профессии.
Это означает, что наши интересы не пересекаются, нам будет трудно оценить профессиональные достижения друг друга. Мы не сможем обсуждать и преодолевать вместе трудности профессии. Есть и во-вторых, и в-третьих и для меня и для него.
 Для меня было бы разумнее выйти замуж за коллегу, например, за Сашу или за Богдановича. Меня ждала бы спокойная, размеренная и  интеллектуально интересная жизнь… Кто и когда сделал выбор за меня? Почему у меня просто слетела крыша? Это мои прабабки, которые сидят в генах, сделали этот выбор? Почему я не смогла устоять перед харизмой и обаянием Жени? Я же была такая разумная! Как получилось, что я  бросилась в  этот омут с головой так, как будто жизнь кончается завтра? А она не кончилась завтра! Кто же виноват кроме меня самой, что мой брак оказался ненадежным?  Любой женщине полезно включать голову как раз в таких случаях, когда ее хочется выключить.
И все-таки, я очень любила его, и мы были счастливы… Но если наши отношения так легко разрушить за короткое время, значит, я ошибалась? В чем я ошибалась? В нем? В себе? В окружающих людях? В том, что это была любовь не только с моей стороны? И вообще, насколько хватает мужской любви и преданности? Они же полигамны!
Я не буду жалеть себя, плакать о своем разбитом сердце, потому что оно просто остановилось, как часы, у которых кончилась батарейка. Я не буду  винить его, потому что он действительно виноват.  Но я не хочу устраивать трагедию. Не буду посыпать свою голову пеплом. Это для меня…Я просто отпущу его и все тут.
Скажу:
- Я тебя отпускаю на все четыре стороны,  и ты меня отпусти. Не держи мое сердце на привязи рядом с собой.  Верни мне его, ведь оно тебе больше не нужно. Я забуду тебя, а ты забудь меня. Никогда не попадайся на моем пути.
Я забуду тебя и ты забудь!         
Наверное, я так и сделала бы. Смогла же я вычеркнуть из памяти Кирилла. Имя помню, а что я к нему чувствовала, совсем не помню.  Даже вспоминать неудобно. Но сейчас я не могу отступиться, потому что у меня есть обязательства перед этим живым комочком внутри меня. Мой ребенок должен родиться в браке! Значит, мне придется бороться, придется договариваться, терпеть объяснения, обвинения, всю эту тоскливую банальность. Да, моя гордость уязвлена, но с этим я справлюсь. Как пережить этот тягостный для меня момент расставания, с тем, кого еще не успела разлюбить и забыть?  Как это сделать? Как мне разлюбить его, если он в моей крови?
Выписываю себе рецепт:
Я буду пить валериану – надо успокоиться.
Я буду каждый день бегать 5 км – надо физически уставать.
Я  буду купаться в ледниковом озере…бррр… – надо себя заставлять,
Я буду писать дисер – надо думать о чем-то стоящем.
Я буду читать стихи – надо взлететь над ситуацией.
Я уговариваю себя, что то, что переживаю я  сейчас, пережили миллионы людей, переживали  все поэты. Разделенная, счастливая  любовь не заставит человека написать ни строчки, и только не разделенная высекает искры из души, становящиеся стихами.
Я спокойна, - говорю я себе, - я совершенно спокойна и спокойно приму все, что пошлет мне судьба. Все, что случается, случается к лучшему. Аутогенная тренировка, однако.

Глава 12. Галактики разбегаются


Я не стал посылать Инге телеграмму о приезде, написал Саше, чтобы он встретил меня. Долго не решался идти домой, разговаривал с Сашкой, рассказывал о московской жизни то, что можно было рассказать. Потом все же решился пойти объясниться с Ингой.
Открыл дверь своим ключом, вошел, сказал как обычно:
- Привет!
Инга сидела на полу в легком ситцевом халатике, с растрепанными волосами, струившимися по ее плечам. Перед ней  были разложены ее графики, в которые она всматривалась. Левушка то же сидел на полу подальше от маминых графиков и что-то рисовал фломастерами.  Инга вздрогнула, услышав мой голос, но не повернулась, а Левушка рванулся ко мне, повис на шее, закричал:
- Папа приехал! Папочка! Я так ждал тебя! Почему ты так долго не приезжал?
У меня сжалось сердце от любви к нему.
- Здравствуй, мой родной, здравствуй, сын! Как ты вырос, какой же ты большой стал!  Вот смотри, я тебе подарок привез.
Левушка обнимает меня за шею, не отпускает. Мы вместе открываем коробку и Лева кричит:
- Вертолет! Я сам! Папа, я сам! Я сам !
Мы достаем детали и начинаем прикручивать к корпусу вертолета - колеса, винт. Краем глаза я наблюдаю за Ингой. Она не сделала ни одного движения в мою сторону, не оторвала взгляда от своих чертовых бумаг. Обиделась, а ведь я ей еще ничего не сказал. Может быть, она  плачет и не хочет, чтобы я видел ее слезы?  Как я скажу ей все то, что должен сказать? И зачем я только дал уговорить себя и приехал сюда? Зачем пороть горячку и торопить события? Меня настоящий статус кво устраивал.
Левушка притаскивает мне свои рисунки:
- Папа, посмотри, как я нарисовал звезды!
- Это что, звезды падают?
- Да, мы с мамой сидим и смотрим, как они падают, я нарисовал.
А это мы с мамой в горы ходили, там такие цветы растут. А это речка бурлит.
А это мама гуляет по лугу.
Мне нравятся Левины рисунки. Вот, что значат гены! У него твердая рука, хотя и детская, и он умеет видеть. Ведь самое главное – это умение увидеть, а потом уже мастерство.
- Ну, сын, я тобой горжусь.
- Папа, я хочу кушать!
Мы идем на кухню – там ничего не приготовлено. Без меня Инга не готовит. Как они будут жить без меня? Левка будет бегать вечно голодный?
Я готовлю ужин, кормлю сына. Нет, Левку я здесь не оставлю, заберу его с собой. Что ему здесь делать? Буду сам с ним заниматься, учить рисовать, потом отдам в художественную школу. Как с ней разговаривать? Я же не хочу ее обижать…
Выхожу в гостиную, Инги нет.  Куда она делась? Сбежала?
- Лева, а что сегодня у мамы вахта в обсерватории?
- Папа, я не знаю.
- Лева, расскажи мне как вы живете?
- Хорошо живем! Ходим в садик, на звезды смотрим, только мама  плачет, когда звезды падают.
- Плачет? Почему?
- Она мне не говорит почему, просто смотрит, как звезды падают и плачет.
Наверное, ей их жалко.

        Время идет, а Инги все нет. Она что, ушла в обсерваторию, а Левушку одного на всю ночь оставила?  Вот такая она мать! Надо его забирать с собой!  Инги все нет, я поужинал, уложил Левку, почитал ему сказку о принцессе на горошине. Левка интересовался, все ли  настоящие принцессы чувствуют горошину, если ее подложить, или некоторые не почувствуют? Смешной…
Поздно, ночь, ложусь спать в свою кровать, которая так сладко пахнет Ингой. Прямо дух захватывает! Все-таки у нас такое совпадение в сексе. Если Инга вернется, я  за себя не ручаюсь, потому что уже хочу ее. Она специально ушла, чтобы меня помучить… Я долго не могу заснуть,  ухожу спать на диван, чтобы избавиться от наваждения, но это не помогает. Здесь везде, в каждом предмете, в каждом глотке воздуха  Инга, обнимающая меня, глядящая на меня счастливыми глазами, радующаяся моему приезду, смеющаяся любой моей шутке.
Неужели этого уже никогда не будет в моей жизни?  В первый раз она не обрадовалась моему приезду… Вот где она сейчас? Если сегодня их вахта, то сейчас они все вместе в обсерватории, она сидит рядом с Богдановичем и ловит каждое его слово. Шеф сказал это, шеф сказал то…А ее шеф Богданович только и ждет, когда я уеду. Инга этого может не понимать, но я-то вижу, как он на нее смотрит.
Здесь в горах все кажется другим, чем виделось из Москвы. Все, что в Москве казалось очень важным, значительным, привлекательным  здесь почему-то кажется мизерным, какой-то глупостью, чем-то не настоящим. Все слова отца и Маргариты  о том,  что хорошо для меня, что плохо для меня, не учитывают единственного – чего хочу я.
Мои новые отношения… Как получилось, что я делаю то, что желает она, а не я? Почему я послушал ее? Я же еще не принял окончательного решения. Почему Инга не хочет, чтобы мы объяснились? Что за страусиная тактика, уходить от разговора. Я же честно хочу ей сказать, о том, что со мной случилось. Она не хочет этого слышать? Она надеется, что если ничего не говорить, то все останется по-прежнему? Я и сам бы на это надеялся, если бы знал, что такое возможно. Но, разве она сможет простить меня? Это с ее детской прямолинейностью? Я засыпаю уже на рассвете, совершенно измученный…

Я слышу, как утром приходит Инга, как Лева хнычет, не хочет идти в сад, а она его уговаривает. Просыпаюсь где-то в обед, ее дома нет. Да, что такое! Она не хочет со мной разговаривать?  Ее можно понять, но я специально приехал, чтобы объясниться. Беру этюдник и иду в горы. Как здесь хорошо. После Москвы, кажется, что я на другой планете.  Вечером иду и забираю Леву из садика.
- Лева, не знаешь где мама? – спрашиваю сына, по дороге домой.
- Она в станицу поехала.
- Зачем?
- Папа, ей нужно к какой-то тете.
- Да, Левку ей одной не потянуть. Как она продукты будем таскать на четвертый этаж? Надо Леву забирать.
Мы идем и разговариваем. Лева, очень гордо сообщает мне:
- Мама теперь со мной советуется, потому что я большой.
- О чем она с тобой советуется?
- Спрашивает, кого я хочу – сестренку или братишку?
- Ну, и кого ты хочешь?
- И сестренку, и братишку.
- А почему мама спрашивала, кого ты хочешь?
- Просто спросила. Наверно, хочет кого-нибудь родить.

- Что за странные разговоры с сыном. Она что, беременна? Может все-таки рискнуть забрать семью в Москву? – приходит мне в голову.
Инга является поздно вечером, когда Лева уже накормлен ужином, и мы с ним строим  город из кубиков.
Я спрашиваю:
- Инга, где ты шатаешься всю ночь и весь день?
Она ничего не отвечает. Не разговаривает со мной. Раскладывает на моем столе какие-то таблицы с цифрами, садится на мой стул, смотрит в таблицы и что-то пишет на чистом листе.
- Инга, надо поговорить, - в конце концов, произношу я, - у меня серьезный разговор. Голос у меня предательски дрожит. Как же трудно это сказать!
- Извини, я занята! Мне некогда с тобой разговаривать, - произносит Инга, сидя ко мне спиной и не поворачиваясь.
- Ну, что за детский сад, прячется за своими графиками! – досадую я.
Я опасаюсь, что когда я скажу, она может устроить сцену со слезами, рыданиями, обвинениями и битьем посуды. Я терпеть этого не могу, и самое главное, это может ранить Левушкину психику, поэтому прошу:
- Уложи спать Леву и давай спокойно поговорим. Нам надо поговорить!
       Инга встает, берет Левку на руки. Он уже тяжелый и она с трудом поднимает его, немного прогибаясь под его тяжестью, и идет в спальню укладывать его спать. Левка требует, чтобы ему почитали сказку. Она читает его любимую сказку про обезьяну, попугая, удава и слона, потом поет песенку. Лева все равно не хочет засыпать, не отдает вертолет.

         Как хорошо, как спокойно дома, только слишком тихо…здесь жизнь как будто замерла,  она все время идет по одному и тому же кругу, как в заколдованном царстве, - думаю я….

         Когда Инга выходит из спальни, то видит, что Женька сидит у большого стола, подперев голову рукой, и смотрит в пространство перед собой.  Он в новых стильных шмотках, которые ему идут. Его лицо имеет отрешенное выражение, как будто он не здесь, а в каком-то другом месте, на гладком лбу большими буквами написано:
« У меня другая женщина и мне безразлично, что чувствуешь ты».
- О чем с ним можно разговаривать? – думает Инга. - Он совсем чужой. Лучше всего прогнать его к черту сию же секунду, но прогнать нельзя!
Надо выслушать его, надо проявить выдержку, быть благоразумной и договориться о чем-нибудь полезном.
            В этот момент ей больше всего хочется чем-нибудь огреть его по башке, чтобы сошло это высокомерное, отчужденное выражение его лица. Разве можно говорить с человеком, если у него такое выражение лица?
- Глаза бы мои на тебя не смотрели! Пропади ты пропадом! – отрешенно думает Инга.
Она садиться за дальний от Женьки край стола, поворачиваясь так, чтобы совсем не видеть его.
- Я тебя слушаю, только коротко и по существу, мне некогда с тобой разговаривать, - отчужденно и слегка раздраженно произносит  Инга.
- Коротко и по существу? Тебе некогда говорить со мной. Ты торопишься, – обижается Женька.
- Хорошо, ты сама попросила! – решается он, - если совсем коротко, то нам надо развестись! Только не устраивай сцен! – берет быка за рога  Евгений, произнося самое трудно произносимое.
- Уточни, пожалуйста, кому это нам! Нам с Левой это не нужно, - слишком спокойным голосом произносит Инга.
Женька некоторое время молчит, соображая, почему такая реакция, будут ли слезы, а потом идет в наступление, повторяя слова отца:
-  Ты эгоистка! Ты живешь здесь так, как тебе нравится, а обо мне ты не думаешь!
- А что я о тебе должна думать?
- Я не могу здесь оставаться, здесь я потеряю профессию. Я здесь прозябал.
Я должен жить в Москве, строить небоскребы из стекла и бетона, планировать новые жилые массивы. В Москве сейчас бум строительства. Я должен общаться с коллегами, учиться у них, становиться настоящим мастером. Ты же общаешься с коллегами каждый день! Здесь я погибну.
- Общайся на здоровье со своими коллегами. Я не  против этого. Живи в Москве, строй небоскребы. Причем здесь развод? – тихим голосом говорит Инга.
- Притом, что мне некуда вас взять! Марго не соглашается вас прописать, а без прописки Левку не возьмут в детский сад, а тебя на работу.
- Всегда можно придумать что-нибудь.
- Я не знаю, что можно придумать. По-моему, для тебя лучше всего остаться здесь, в  обсерватории. Это же твое призвание, твоя стихия. Я остаться не могу. Если мы не будем жить вместе, зачем нам обязательства друг перед другом?  Поэтому вполне логичный выход - развод.
- Да, логично, - спокойно произносит Инга, а про себя думает:
 -Боже мой, неужели это происходит со мной? Я думала, что готова к этому разговору. Но я не готова, я умираю от боли!  Хорошо, что внешне я выгляжу спокойной. Но, как же мне больно! Так больно! Мой счастливый, мой особенный мир рушится, рассыпается на острые ранящие меня осколки. Я проваливаюсь в черную пропасть. Что будет со мной и Левой? Как он может так разговаривать со мной? Он говорит  такие ужасные слова, таким равнодушным тоном. Как будто никогда не любил меня. И он умалчивает об истинной причине!  Обманывает меня…В своих мечтах я представляла, как скажу ему о том, что жду ребенка. Но сейчас я не могу обсуждать это с ним, нельзя  говорить, чтобы потом не пожалеть о том, что я могу услышать в ответ, чтобы не возненавидеть его. Я не хочу его ненавидеть…это так глупо.  Надо спасать то, что можно спасти, надо из лимона сделать лимонный сок ...Как его делать, этот чертов лимонный сок? За что зацепиться? Надо что-то отвечать…
- Тебе нужен развод? Мне не нужен развод, но я могу пойти на это на определенных условиях, - тусклым механическим голосом произносит Инга.
- На каких еще условиях?- удивляется Женя.
- Очень просто. Ты прописываешь Левушку в свою московскую квартиру, а я даю тебе развод.
Женька смотрит на Ингу ошарашено, мол, неужели она готова пожертвовать браком с ним ради московской прописки для сына.
- Тебя только московская прописка для Левы интересует и больше ничего?
- Ну, алименты еще.
- Это все твои условия?
- Все.
- Ты можешь сама подать заявление на развод? – спрашивает Женька, - а то здесь меня все знают, мне неудобно.
- Мне тоже неудобно, тебя же все знают.  Предлагаю развестись в Москве. Вы пропишите Леву, я все проверю и подпишу твое заявление на развод.
Женька усмехается:
- Похоже, Марго была права. Все вертится вокруг московской прописки.
Женя с горечью говорит:
- Хорошо, я согласен. Попробую уговорить Марго. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
- Ничего. Мы договорились. Встретимся через месяц. Я тебе напишу, когда мы с Левой приедем, - также, не оборачиваясь, говорит Инга.
- Инга, я очень хочу, чтобы Лева остался со мной. Он мой сын. Ты одна не справишься с его воспитанием.
- Фиг тебе! Лева останется со мной и разговор окончен. До свидания, - произносит Инга, все также не оборачиваясь.
Женя сидит неподвижно.
Чего он ждал? Эмоционального объяснения? Ее слез? Но Ингины слезы стали льдом и поэтому не прольются. Казалось бы, они рядом и могли бы поговорить, но на самом деле они за тысячи километров  друг от друга. Он по-прежнему где-то в Москве, а она здесь, в горах, одна.
- Это все? А теперь уходи, ты мне мешаешь работать. Мне надо статью закончить к завтрашнему утру, - говорит Инга раздраженно, как чужому непонятливому человеку, который надоел.
Женя медлит, ждет чего-то, но Инга уткнулась в свои бумаги, как будто его здесь нет, как будто он пустое место.
- Ну, это уже слишком! Кукла мифисткая! Только в физике соль, остальное все ноль! И то, что мне больно, то, что мы расстаемся – для тебя тоже ноль! Ноль! Ноль! Все, что было между нами, оказывается ноль! – с отчаянием думает Женя, но его внутренний монолог остается не высказанным, потому что нельзя разговаривать с человеком, повернувшимся к тебе спиной.

         Он встает и  выходит за дверь,  опирается на нее спиной с внешней стороны. Оказывается, это так больно, говорить такие ужасные слова, женщине, которую любил. Очень больно рвать связи с близкими людьми. Мы же были  самыми близкими людьми на свете, ближе не бывает.
- Что я делаю? – в отчаянии думает Женя,- я же люблю ее, и Леву люблю…но ту …ту… я тоже люблю, - безнадежно звучит у него где-то внутри.
- Что мне делать? Я запутался. Как же мне плохо! Почему ей не больно? Неужели ей не больно? Сидит, не поднимая глаз, как снежная королева и составляет слово вечность из осколков нашей жизни. Ведет себя так, как будто ее это не касается, как будто я ей безразличен, как будто я чужой.  Ни разу на меня не посмотрела! Не плачет, не умоляет меня остаться с ними, не разрушать семью. Она должна была бороться за свою семью, за меня. Не этого я ожидал от Инги.  Слез ее боялся, а она даже не расстроилась. У нее внутри железка какая-то. Надо же! Кто бы мог подумать, что она так легко пожертвует браком ради московской прописки сына. Не понимаю, она никогда не была корыстной. Да, и какая ей корысть в этой прописке? Глупость какая-то.

         Но ведь я знаю, что она меня любила! Очень любила. Неужели за это время она успела меня разлюбить? Так быстро? Это из-за того, что я изменил ей? Знает откуда-то… Кто мог  сказать ей? Никто… Просто она  почувствовала. Как это может быть? Почувствовала и  я  стал ей безразличен. Так быстро вычеркнула меня из памяти? Но так не бывает! Этого не может быть! Я не хочу, чтобы меня вычеркивали из памяти, я же помню! Она не должна так поступать со мной. У нас же была семья, сын! Это мой сын! Левушка мой. Как жить дальше со всем этим?

   Евгений медленно идет вдоль домов и наталкивается на Сашу.
- Ну, что выгнала тебя Инга? – весело спрашивает Сашка.
- Почему выгнала? С чего ты так решил? Просто я уезжаю, мне в Москву надо, а она здесь остается.
- Да ты же плачешь, Жень, прямо как баба.
Женька поднимает руки к лицу и чувствует, что оно мокрое от слез.
- Пошли ко мне, моя ушла на ночное дежурство в больницу, сейчас выпьем и все  трезво обсудим без баб.
      Они сидят и пьют водку. Вообще-то, Женька непьющий, его быстро развозит. Он хочет все объяснить Саше, но язык почему-то заплетается:
- Тогда, давно, я оставил мою девушку ради Инги. Она архитектор. Вместе учились. Понимаешь, она так же как я архитектор! Она удивительная, такая изысканная, ухоженная, спортивная, красивая, как картинка. Понимаешь, что такое ухоженная женщина? Представь, маникюр, педикюр, кожа без единого волоска. Духи французские и белье тоже французское. Ты когда-нибудь видел дорогое французское белье? Просто что-то сногсшибательное.
- Ты себе бабу, что ли завел в Москве? – изумляется Сашка.
- Она не баба. Она  леди. А Инга сидит в ситцевом халатике и все время что-то считает…звездочет, блин. Женился на звездочете!
- Это ты за этим сюда приехал? Ты что, сказал ей про эту бабу с маникюром?  Зачем? Мало ли удивительных баб  бывает в жизни?
- Она уговорила поехать, поговорить с женой. Говорит, что  любит меня, хочет выйти за меня замуж!
- И ты повелся? Ты же женат! Бедная Инга, - с чувством произносит Саша, - да ты ее мизинца не стоишь, педикюр с маникюром. Плачет она?
- В том-то и дело, что не плачет. Сидит и смотрит на графики свои проклятые. Даже не повернулась ко мне, когда я вошел. Я почти двое суток ехал, а она голову не изволила повернуть.  Ей все равно, что я ухожу. Я думал, она плакать будет, а она не плачет. Это даже хуже, я себя каким-то негодяем почувствовал. Ты всегда говорил, что ей мифист нужен, а не я.
- Мифист был бы в 1000 раз лучше, чем ты, и из-за французских трусов свою бабу с ребенком не бросил бы. Сволочь ты московская! Одно слово - мажордом!
- Ты все упрощенно понимаешь! Все не так. Это твоя Инга увела меня у моей девушки, и я не навсегда ухожу…я вернусь за ней…когда у меня все будет хорошо…только я ей не сказал…
- Жаль я тебе тогда в морду не дал!
- Ну, сейчас дай!
- Не могу, ты мой гость. Гостей не бью - кодекс чести. Ты не поймешь, у москвичей только выгода, а чести нет.
Женька пьянеет все больше и откровенничает:
- Я же не собирался ни на ком жениться, я хотел только поцеловать ее и все. Поцеловал и меня, как молнией пронзило всего насквозь, сознание отключилось. Я же со своей  девушкой тогда был, но ничего не мог с собой поделать. Хочу только одного – прижать ее к себе и никогда не отпускать. От нее оторваться было невозможно. Прямо умопомрачение нашло. Она ушла, я хотел бежать за ней, но отец не пустил меня. Он всю ночь караулил, чтобы я не ушел, а с утра пораньше отвез в Москву. Но я вернулся, ни о чем думать не мог кроме нее. Знаешь, какой у нас с ней секс?
- Ты о ком говоришь, мажор?
- Об Инге, о ком же еще.
- Тогда не рассказывай, я с ней работаю.
- У нас с ней секс космический…Подойдешь к ней, я тебя убью. Я знаю, ты к ней неравнодушен.
- А с этой новой?
- Давай не будем о ней говорить. Она высоко... Большие возможности...  У нее такой папаша, что может меня ногтем раздавить.  А, вообще, она такая же, как моя мать. Бросит меня, и тогда я к Инге вернусь. Она меня любит...она  простит. Я Левку хочу забрать, а она сказала фиг тебе. Грубит мне, раньше не грубила. Как я буду  жить без них? Без Левки? Без Инги?  Она больше не хочет меня, прогоняет, даже говорить не хочет.
Женя плачет пьяными слезами.
- Ой, и дурак же ты, Жеха! Ломаешь жизнь и себе, и Инге. Зачем спрашивается? Большие возможности… Еще неизвестно, что это за возможности, и как они тебе аукнутся… Мне Ингу жалко. Хорошая девчонка. Надо было мне  на ней еще тогда жениться, ну черт с ним, что она была беременна… Ты бы приехал, а я тебе бы в морду дал, и поехал бы ты в свою Москву несолоно хлебавши. И Левка был бы мой.
- Саш, ты за ней тут присмотри, пока… я с той разведусь.
- Ты жениться, что ли собираешься?
- Она собирается…я  женат…на Инге. У меня семья, сын Левка.
- Ой, ты дурак! Первый раз встречаю такого дурака.  Вали к своей бабе во французских трусах.  Инга тебя не простит. Ты ей ни на фиг не нужен. Она выйдет замуж за настоящего мужика, за мифиста. А о тебе не вспомнит, как тебя звали. Будет говорить: Ну, этот…как его…ну такой…не мифист…
- Вы меня со своим МИФИ и мифистами уже достали, - говорит Женя, - Соль земли они! Мифиози! Бандиты вы с большой дороги, а не физики! И замашки у вас бандитские! Чуть что, в драку лезете. Да вы в реальной жизни ничего не смыслите, совсем ничего, только в своих скобках Пуассона. Я когда слышу про эти скобки, мне почему-то хочется всех перестрелять.
- А, уже и ты знаешь про скобки Пуассона! – одобрительно кивает Сашка, - Молодец!  Растешь, брат, а давай споем нашу песню:
- «Я пью за бетатроны,
За синхрофазотроны,
За плазму, чтоб устойчивой была.
За трефу и за бубну,
За Обнинск и за Дубну,
Куда судьба мифиста занесла.

За автофазировку,
Пучка фокусировку,
За «кому», чтоб не портила пейзаж,
За Паули и кванты,
Инжекторы, дуанты,
И за константу планковскую h.», - поет Сашка, - давай пой со мной, Жеха! И давай выпьем  за Планковскую константу, ту, которая без черточки. Гений он этот Планк.
- Не буду пить за какую-то константу, да еще без черточки!
- Не уважаешь Планка? Тогда пойдем, выйдем! Разберемся!
- Драться не буду. Пойду домой. Я спать что-то хочу.
- Тебе домой нельзя, тебя из дому выгнали, как шелудивого пса.
- Меня выгнали? Врешь ты все! Неправда! Не может она меня выгнать из дома. Любит меня…я же знаю, что любит…Разговаривать не хочет, это правда, но все равно любит.  Спать очень хочется. Часок посплю у тебя и домой пойду.
Утром, с тяжелой головой и тяжестью в сердце Евгений уезжает в Москву.

Глава 13. В пух и прах

Через месяц  Инга с Левушкой приехали, условно говоря,  в Москву. Они остановились в Обнинске у лучшей  Ингиной подруги Ирины.
Обнинск – город физиков. Он расположен в 2, 5 часах езды от Москвы. Ирина работает в институте атомной энергетики. Она дозиметрист и работает с радиоактивными препаратами. У нее  прекрасная семья – замечательно умный муж, тоже ядерный физик и сынишка. У них в семье такое полное взаимопонимание, что даже завидно.
Ночью, когда все уже спят,  подруги долго разговаривают на кухне. Инга  делится своими печалями.
- Самое ужасное, что сейчас я не могу вернуться назад в Зеленчукскую и опять ходить с пузом в статусе незамужней женщины. Мне будет стыдно перед людьми, перед коллегами. Во второй раз я  этого не выдержу, - жалуется Инга.
- Что же можно придумать? Куда же можно деться до рождения ребенка?
   У вас есть стажировки? – спрашивает Ириша.
- Есть, в Пулковской обсерватории, и в Магнитной лаборатории в Троицке.
Они приезжают к нам, а мы может стажироваться у них.
- Вот и прекрасно, возьми стажировку в Троицк, там Надя живет. Она тебе поможет, и я тебе помогу.
- Думаешь так можно? Как я возьму стажировку в Троицк? Надо, чтобы они согласились меня взять.
- А кто там у нас знакомый? Вспоминай!
- Борис Владимиров. Я знаю, что он уже защитился. Гений же! Он за Надей ухаживал. Только зачем ему меня брать?
- Надя попросит, и он тебя возьмет. Не сомневайся, она его уговорит. Старая любовь не ржавеет! Он знает, какая ты талантливая и трудолюбивая. У тебя статьи с собой?
- Ириш, я разводиться приехала, а не на конференцию.
- Пойдешь в Ленинскую библиотеку, найдешь свои статьи и отксеришь.
- А что с Левкой делать?  Отвезти в Челябинск к родителям? Думаю, это их не обрадует. Отец все время на заводе, а мама не любит возиться с детьми. Она у меня геолог, все время занята - то в экспедиции, то обрабатывает привезенные образцы. Кроме того, я не смогу  сказать им, что развожусь. Как представлю, какими осуждающими глазами отец посмотрит на меня, коленки начинают дрожать. У меня суровые родители. Они считают, что, во-первых,  я должна быть успешной, а, во-вторых, всего должна добиваться сама, как они это делали. Не хотелось бы их разочаровывать. Не знаю, что делать….
- Мужику своему отдай пока, ты говорила, что он хотел сына забрать.
- Да, они друг друга любят. Левушка отца просто обожает, ходит за ним по пятам. Подражает ему во всем. Левка за отцом сильно скучает. Все время спрашивает, когда папа приедет. Но я хочу, чтобы Лева был со мной, я без него пропаду.
- Инкин, пусть  он пока у твоего мужика поживет. Потерпи, потом заберешь сына, когда сможешь.
- Страшно отдавать. А если ему там будет плохо?  А если потом они не захотят отдать его мне?
- Почему ему с отцом будет плохо? Женька же хороший отец.
- Женька – хороший отец, он и муж был хороший.  И что из этого следует?
- Из этого следует, что Левушке с ним будет хорошо. Насколько я понимаю,
у них интеллигентная семья. Как это они не захотят вернуть сына матери? Мы наедем на них так, что из них посыплется пух и перья. По всем правилам науки и искусства!

Инга улыбается, представляя, как из Марго сыпется пух и летят перья.
- Ой, даже не знаю, что лучше. Может все-таки в Челябинск его отвезти? Мы уже послезавтра встречаемся. В любом случае, надо Левушку подготовить. Как все это ужасно. В страшном сне не снилось, что со мной произойдет такое… За мной такие классные парни ухаживали!
- Да, но ты всех классных отшила. Ты всегда выбирала  самых отпетых ребят. Ну, чтобы дальше было уже некуда – самых отчаянных,  тех, кто краев не видит. Ты еще за приличного пацана замуж вышла. Не очень, конечно, но когда я вспоминаю этого смутьяна, твоего Дороша, то понимаю, что ты еще легко отделалась. Могла бы передачи по тюрьмам носить, или в психушку ездить.
- Жалко, что его после той весенней заварушки отчислили. Помнишь, как они построились в  4 колонны по факультетам и маршировали по площади, как жгли чучело отличника и как орали: «Долой сессию! Всем стипендию сто рублей! Хотим любви!». Это было просто феерично! А Дорош был во главе этого буйства! Зачинщик. Где он сейчас?
- В андеграунде, а, может быть, образумился.
- Не думаю, он принципиально внесистемный. Пассионарный! У него мышление не стандартное.
- Не стандартное, что не мешало ему быть отпетым хулиганом. Он же дрался!
- А мне нравилось. Он побеждал.
- Вот в этом все дело, что тебе нравилось!
- Я долго по нему тосковала.
- Не преувеличивай, не так уж долго, - смеется Ирочка.
- Точно, - улыбается  Инга, - но больше семестра, а может быть даже двух – это ведь очень долго.

Все заинтересованные в моем разводе лица встречаются на нейтральной территории – в кафе. Михаил Яковлевич, Маргарита Яковлевна, Инга, Левушка сидят за столом. Поодаль, в небрежной позе  сидит шикарный Женя.
 Инга выглядит очень строго и взросло.  Прямой пробор, волосы убраны в классический пучок. Она одета в черный облегающий костюм, только поблескивают золотые молнии на застежках блузы. Инга в очках, металлическая оправа которых тоже поблескивает, когда она поднимает или опускает голову.  Выражение лица у нее решительное и беспощадное, насколько может выразить беспощадность ее лицо.
- Прямо маленькая фурия, черный смерч, сметающий все на своем пути.  Карающего меча ей не хватает, -  скептически думает Женя, искоса поглядывая на Ингу, - зачем она физикой занимается? Могла бы быть актрисой. Придумала, что она молния, и я почти верю…Испепелит!

Инга внимательно читает юридические бумаги, проверяет Левину прописку.
После прочтения улыбается и говорит:
- Ну, что,  Лев Горчаков, поздравляю тебя. Ты теперь москвич и законный наследник. Давай пожму твою мужественную руку.
Все сидящие за столом улыбаются и жмут руку Левке. Маргарита Яковлевна сидит рядом с Ингой. Ей поручена миссия переговорщика. Она достает напечатанное заявление о разводе.
- Вот здесь подписать и здесь, - суетится Марго.
Инга смотрит в бланк и видит, что Женька уже расписался в строках выше, чем указывает Марго.
- У него даже подпись произведение искусства, - с досадой вздыхает про себя Инга.
- Только Лева останется со мной, - говорит со своего стула Евгений.
- Согласна, - отвечает Инга.
- Ну, это уж как суд решит, - с беспокойством вставляет свое слово Михаил Яковлевич.
- Я согласна, Леву я оставляю вам, берегите его, - твердо заявляет Инга, - вот его вещи на первое время.

Она передает Марго маленький рюкзак и что-то пишет на заявлении, но не там, где ей указали. Марго надевает очки и пододвигает к себе бумагу. Там написано – не согласна. Марго вспыхивает и покрывается красными пятнами:
-  Мы же выполнили ваше требование! Это нечестно и вы не можете помешать Евгению развестись с вами!
- Я обязана помешать!  Я беременна! Вот справка из консультации – 14 недель беременности. До исполнения ребенку 1 года суд не имеет права развести нас.
- Это поддельная справка! – взрывается Марго.
- Справка настоящая, я жду ребенка!
Женька вскидывает голову и пораженно смотрит на Ингу, так как будто она ударила его по лицу.
- Ну, так поступите цивилизованно, сделайте аборт, - советует Марго.
- Это вы называете цивилизованно? У вас такое представление о цивилизации? Я не буду убивать своего ребенка, это не обсуждается.
- Так что же, его невесте два года ждать вашего развода? Да еще второй ребенок! – с отчаянием говорит Марго, - это нечестно удерживать мужчину детьми!
- У женатого мужчины не может быть невесты! Только любовница, а любовница не велика птица. Пусть подождет, такая у нее планида. Не вам говорить мне о честности!
У Марго на глазах появляются слезы, которые она не может сдержать.
- Кажется, я попала в Марго, вот почему она хлопочет о разводе. Сочувствует той. Хорошо знает, каково это - быть любовницей женатого мужчины.
Михаил Яковлевич начинает нервно смеяться:
- Это что? Шах и мат в два хода?
-  Ну почему же в два хода? Ходов больше. И это не шахматы!  Извините, мне пора по делам. Я и так тут задержалась, - без улыбки отвечает Инга.
Она целует сына и шепчет ему:
- Левушка, веди себя хорошо. Пока поживешь с папой, а потом я тебя заберу. Я тебя очень люблю. Будь умницей.
Инга быстро уходит, и все смотрят ей в след.
 
Женька сидит и молчит как истукан.
- Женя, ты знал? Ну, что же ты молчишь? Скажи ей, чтобы сделала аборт.
Она должна была с тобой посоветоваться, ты же ее муж! Ты же к ней ездил в Архыз и сказал, что договорился и она не против,  – говорит Марго.
Женька качает головой и усмехается:
- Какой цирк она устроила, просто блеск. Выставила нас какими-то моральными уродами. Левку в нашу квартиру прописала, как будто без ее участия мы бы этого не сделали.  Неужели она действительно ждет ребенка?  Она мне ничего не говорила, когда я приезжал. Любая женщина сказала бы... Ладно, все хорошо! Левушка с нами остался. Хорошо ведь, Левка? – Женя обращается к сыну.
- Хоррошо, - отвечает Лева. Он недавно научился произносить звук Р, - а когда мама придет?
- Как же ты все  это Тане скажешь? – говорит Марго.
- Не знаю как, но придется сказать.
- И о том, что Инга второго ребенка ждет?
- Это еще неизвестно ждет она или не ждет. Может быть, она блефует.
 Они там все преферансисты. Возможно, она так борется за меня. Оригинально!
- Ну, и Инга! – то ли с осуждением, то ли с восхищением говорит Михаил Яковлевич, - выдержка у нее хорошая.
- А если она действительно ждет второго ребенка от тебя? Как ты об этом сообщишь Тане? Что скажет ее отец? Зачем им нужен такой зять? – не унимается Марго.
- Марго, почему тебя волнует, что скажет отец Тани, и совсем не волнует, что скажет отец Инги? – раздраженно спрашивает Евгений.
- А что отец Инги может сделать для тебя? Взять тебя в свой цех чертежником? Или ты пойдешь работать дизайнером танков или что они там производят? И не надо сравнивать возможности Вячеслава Сергеевича и Ингиного отца, мастера цеха, который больше интересуется производственным процессом, чем жизнью дочери.
- Он не мастер, он начальник цеха.
- Да, какая разница, Женя! Твоя Инга - бесприданница. Ее родители ей ничем не помогают. Не знаю о чем они там в своем Омске или  Томске думают!
Но почему она так легко оставила тебе сына? Что она задумала?– продолжает рассуждать Маргарита,- возможно, она собирается замуж и ребенок, которого она ждет, не твой. Да, да. Так было с твоей матерью.
- Ну, это уж слишком, - вспыхивает Женя, - Маргарита, уймись, пожалуйста. Этого не может быть! Просто, ей одной не справиться и она это понимает.
- Ладно, поживем, увидим, - примирительно вздыхает Михаил Яковлевич,-  сейчас я заберу  Левушку с собой, а ты поезжай к Тане, надо ее как-то подготовить к тому, что Лева остается с тобой. Она этого не ждет.

       Он берет Леву за руку, но Левка вырывается и бросается на шею к отцу,
обнимает его, крепко прижимается всем тельцем к Жене:
- Папочка, я хочу с тобой. Я не пойду с Мишей! Давай пойдем домой!
- Ну, вот, - говорит Марго, - что мы теперь с ним будем делать? С кем он останется завтра утром, если всем нужно на работу? Лева, не капризничай, иди с Мишей!
- Я не хочу с Мишей! Я буду с папой. Мама сказала, что я буду с папой, а потом она меня заберет, - говорит Лева и начинает всхлипывать.
- Лев, не плачь, ты же мужчина, мужчины не плачут – старается успокоить сына Женя, вытирая его слезы. – Не плачь, сын, сейчас мы пойдем домой, а завтра будем устраивать тебя в детский сад. Хочешь в новый детский сад?
- Не хочу! Я хочу в свой детский сад. А когда мама придет?- продолжает всхлипывать Левушка.
- Женя, не иди у него на поводу. Это же ребенок, он тебе сядет на шею.
Неужели ты не понимаешь, как Таня ждет тебя? Поезжай к ней! – говорит Марго, - А Инга пусть сделает аборт.
- Что такое аборт? - спрашивает Левушка своим невинным голоском.
По Жениному лицу проходит судорога:
- О, Господи, Марго, замолчи, наконец! Давай я сам решу, куда я пойду, и что буду делать! Пошли, Левка, домой. Ну, хватит слезы лить, как девочка.
Я же не плачу, что мама ушла, и ты не плачь.
- Женя, если ты думаешь, что вы со своим отцом опять все заботы о ребенке сбросите на меня, то вы сильно заблуждаетесь, - говорит Марго.
- Я сам буду заботиться о своем сыне!- злится Женя.
- Ты думаешь это легко? Миша тоже так говорил, когда разводился с твоей матерью. Потом сбросил все заботы на меня.
- Я еще не развелся!- сердится Женя.
- Как не развелся? Ты же с Таней  теперь живешь! Твой развод – простая формальность. Инга сама с тобой разведется, как только ей это станет выгодно. Это точно. Ты ее видел? Провернула прописку сына и помчалась на какую-то встречу. Такая деловая, что ей разговаривать с нами некогда. Фифа! Провинциалка! Обвела всех вокруг пальца!
Глава 14. В Троицке

Как только я выхожу из кафе на улицу, вся моя твердость мгновенно испаряется, и глаза застилают слезы. Мне стоило больших усилий довести дело до задуманного финала. Но я в центре жестокого мегаполиса и не могу дать волю своим слезам. Сажусь на электричку и еду к своей подруге Ирочке в Обнинск.
На следующий день мы вместе поехали  в Троицк к Надежде. 
Наденька – это третья девчонка из нашей комнаты. Она очень красивая - высокая, с роскошными волосами, чудесными серыми глазами, классическими лицом и фигурой, умная, дружелюбная, но ее личная жизнь сложилась неудачно. У нее был роман с мажором из ее группы. Этот парень ко всему прочему оказался хорошим музыкантом, и играл в популярном у нас ВИА. Вот она и влюбилась в него до потери пульса. Когда она забеременела, этот чудесный музыкант сообщил, что еще не готов воспитывать детей и предложил денег на аборт.  Для Нади это был жестокий удар по самооценке и здоровью. Это как ударить топором по корням цветущего дерева. Из веселой, смеющейся девчонки, похожей на богиню Диану, она даже позировала известному скульптору для статуи этой богини, Надежда превратилась в тихую девушку с потухшими глазами. Слава Богу, что время лечит, и все забывается.  Даже смятый цветок, расправляется под солнечным светом, целующим его лепестки. Надя тоже потихоньку приходит в себя, вспоминает, что она Диана. У Нади в Троицке есть хорошие друзья.

         Моя подруга соглашается помочь мне. Через Бориса Владимирова, который всегда был ее другом и поклонником, ведь он плюс ко всему художник, Надежда устраивает мою полугодичную стажировку!  Это чудо! Старая любовь действительно не ржавеет! Оказывается, что все просто, если иметь хороших друзей!

Когда я появляюсь с этой бумагой в кабинете Богдановича, он очень удивляется:
- Зачем вам эта стажировка? Почему вы опять идете в обход начальства? Сначала договариваетесь там, а только потом со мной!  Порядок должен быть обратный! Если вы решили уехать в Москву к мужу, скажите это прямо. Зачем эти китайские хитрости?
- Я развожусь с мужем.
- Не вижу связи между стажировкой в Магнитной лаборатории и вашим разводом. Вы собираетесь полгода судиться?
- Нет, конечно, - улыбаюсь я, - что мне с ним делить, кроме моего разбитого сердца?
- Зачем вам Магнитная лаборатория? Термоядом заинтересовались? Так они ближайшие сто лет термоядерную реакцию не запустят. Они решают эту проблему как техническую, а это фундаментальная проблема.  Это мое личное мнение. Инга, у вас достаточно статей и изобретений, вы могли бы начать готовить свою диссертацию, а вас в термояд потянуло.  Я не подпишу вашу стажировку.
- Виталий Олегович, я не только  развожусь с мужем, я беременна. Мне будет очень тяжело здесь.
- Что? – говорит шеф, -  вы опять беременны? И опять этот ваш, так называемый муж, ничего не знает. Я не понимаю, как это все у вас помещается в голове? Никогда больше не возьму в лабораторию женщину. Ни капли логики в поведении!  Одни эмоции! Зачем вы разводитесь, если ждете ребенка?
- Это он со мной разводится, а не я с ним, - вздыхаю я, - Он не может жить здесь, потому что ему нужен Московский размах, а в Москве я ему не нужна, у него там другая женщина, - рассказываю я, стараясь не заплакать.
Шеф молчит, а потом спрашивает:
- У него другая женщина, а вы хотите сохранить ребенка? Второго ребенка! Вам не кажется это нелогичным?
- Не кажется. Какое мне дело до другой женщины? У меня будет мой собственный ребенок. Это главное, а все остальное детали.
- Это так вы рассуждаете?
- Я так.
- Ох, уж эти женщины, - вздыхает шеф, - Хорошо, я подпишу, езжайте в свой Троицк.  Но как вы собираетесь  работать с двумя маленькими детьми?
- Я Левушку мужу оставила, а с одним ребенком я справлюсь. У меня опыт есть.
- Да? Вот это поступок! Это вы правильно сделали. Вы молодец!  За что такому легкомысленному человеку, как ваш муж, такое счастье?
Я был бы счастлив, если бы моя бывшая оставила мне сына, - задумчиво произносит Виталий Олегович, - но, она ни за что не оставит… даже на месяц не оставит…он ее собственность…
- Вот такая я щедрая женщина. Делаю счастливыми даже бывших мужей!
- Вы, Инга, неизлечимая оптимистка. Я был прав. Все-таки вам надо было идти по Шербургскому сценарию. Не надо возвращаться к тем, кто вами не дорожит.
- По какому еще Шербургскому сценарию?
Шеф напевает мелодию из Шербургских зонтиков и смотрит на меня ярко-голубыми глазами.
- Но, где этот спаситель- миллионер? – думаю я, - главное, не заплакать сейчас.
- Виталий Олегович, не рассказывайте никому обо мне, - прошу я, - это  моя тайна. Я только с вами поделилась, больше ни с кем.
- Хорошо, не буду рассказывать, но ведь это такая тайна, что ее не очень-то сохранишь. Или вы не собираетесь возвращаться?
- Я вернусь. Я очень дорожу своей работой, хотя оплачивается она не очень, чтобы очень.
- А вы хотите, чтобы государство платило вам за вашу любознательность?
- Именно этого я хочу! – улыбаюсь я.
- Вот, что мне в вас нравится, это неиссякаемый оптимизм, - улыбается шеф.
- Вы мне тоже нравитесь, - парирую я, зная, что мне ничего не грозит, потому что завтра я уеду, и вообще, я беременна.

        Когда я приехала в Троицк, стояла золотая осень. Мне выделили комнату в квартире, где жили еще две женщины, сотрудницы Магнитной лаборатории.
Жизнь физиков в Троицке отличалась от жизни в тихом Зеленчукском Академгородке. Троицк расположен в 40 минутах езды от метро Юго-Западная, поэтому сочетает в себе преимущества спокойной загородной жизни и столичных возможностей. Все здесь живее, веселее, энергичнее, разнообразнее.  Можно ездить на выставки, концерты, покупать прекрасные книги в столичных магазинах, и в то же время можно думать о научных проблемах в тишине березового леса. 
        Я опять очень подружилась с Наденькой. Все, как в студенческие годы - мы много гуляем, обсуждаем животрепещущие темы, едим в кафе,  ездим вместе на концерты в консерваторию, в зал им. П.И. Чайковского, ходим в Большой театр, в кино и на выставки... Не хватает только вечеринок с возлияниями и турпоходов.
          Основная тема наших разговоров – о мужчинах и их любви. Даже если мы обсуждаем что-то другое, допустим, последнюю выставку, мы соскальзываем именно на эту тему. Стоит ли придавать так много значения браку, присутствию мужчины в твоей жизни? Насколько это важно в современном мире? Гостевой брак – это лучшая форма сохранения отношений или это все-таки вид предательства?
           Мы рассуждаем о том, как сильно психология женщин отличается от психологии мужчин. Вот уж, действительно, мы существа с разных планет, мужчины с Марса, а женщины с Венеры. У нас разные роли в обществе. Роль мужчины – жизнеобеспечение и война, женщины – продолжение рода, любовь. Единобрачие это поздний продукт исторического развития взаимоотношений мужчины и женщины. Только Новый Завет заявляет о моногамии, как о моральной норме, а такие понятия как любовь и преданность – это уже эпоха Возрождения. Для мужчин быть преданным своей прекрасной даме – это подвиг, потому что инстинкт мужчины – оставить как можно больше потомства. Инстинкт женщины – сохранить потомство.
         Женщина не может быть глупой по определению, потому что ее функция - сохранение рода. Это сложная функция, сложнее, чем жизнеобеспечение. Именно поэтому она не должна быть безрассудной. Она должна следовать не всем своим страстям, а только тем, которые невозможно преодолеть. Слово за слово мы приходим к мысли о женском превосходстве, которая легко опровергается, как только я перешагиваю порог лаборатории.
        В лаборатории поначалу не замечают моего особого положения, но как только я начинаю носить широкие балахоны, Владимиров  прямо спрашивает, уж не беременна ли я. Получив положительный ответ, он тихо ругается, практически про себя, и интересуется, зачем я так поступила с ним.
Я вру, что когда я хотела на стажировку, я еще не знала об этом. Я ношу кольцо, поэтому без зазрения совести отвечаю, что муж с сыном остались в Зеленчукской и  мне уважительно сочувствуют.
         Поскольку употребить меня для чего-либо серьезного, в смысле работы, не представляется возможным, я посещаю все семинары и постепенно, волей-неволей, вникаю в суть проблемы получения термоядерной энергии. Я чувствую себя опять студенткой. Мой стиль жизни студенческий. Ни каких обязанностей кроме посещения семинаров, которые к тому же мне очень интересны. Я как будто вернулась на 5 лет назад, в ту счастливую эпоху, когда я была абсолютно уверена в себе, мое будущее представлялось безмятежно радужным, и сердце мое было просто живым, горячим сердцем, а не куском льда или железа.
        Я очень люблю учиться. Я вникаю в новые математические подходы для описания электромагнитных полей и удержания плазмы. Иногда я посещаю семинар в Курчатовском институте атомной энергии потому, что Магнитная Лаборатория  их филиал. У меня есть такая привилегия, и я ею пользуюсь. 
В отделе плазменных исследований Курчатовского института работают такие блестящие специалисты, как академик Леонтович, проф. Кадомцев и другие, имена которых я знаю из учебников и статей. Там каждый сотрудник – национальное достояние. Я очень счастлива, что могу слушать их. Сначала, увидев женщину в балахоне для беременных у себя на семинаре, они очень удивляются, потом перестают ее замечать. Зато я их замечаю и задаю интересующие меня вопросы, иногда глупые. На все мои вопросы я получаю вдумчивые ответы. Все-таки в наших научных рыцарях есть глубокое уважение к женщине, хотя в большинстве случаев они это отрицают.

          Однажды, возвращаясь из Курчатовского института, мне не захотелось спускаться в метро, и я решила проехаться на троллейбусе и полюбоваться Москвой. Я стояла у заднего стекла троллейбуса, мимо проплывала улица Горького -  дома, вывески, памятник Пушкину. В толпе идущих людей я вдруг увидела Женю, Левушку и высокую, почти с Женю ростом, белокурую девушку рядом с ними. Левушка шел между ними, и они оба держали его за руки. Девушка шла легким спортивным шагом, иногда оборачивалась к Жене и что-то ему говорила. 
У меня прямо дыхание перехватило и потемнело перед глазами. Это мой Левушка! И муж тоже мой!  Почему она идет рядом с ними? Почему она держит за руку моего сына? Почему она спит с моим мужем? Я же люблю их обоих, больше жизни! Слезы затуманили мои глаза, я даже не пыталась вытереть их. Так и проплакала до конечной остановки, а потом брела в тумане до остановки метро.  В Троицке сразу пошла к Наде, сидела и ждала, когда она вернется с работы. Мне нельзя расстраиваться и плакать, это вредно для ребенка, а я плачу.
           Пришла Надя, стала отпаивать меня валерианкой, чаем из мяты, гладить меня по плечам, утешать как ребенка. Я все спрашивала:
- Ну, почему это произошло? Я же так любила его! Его так любить больше никто не будет! Почему он ушел к этой женщине? Чем она лучше меня? Что я сделала неправильно? Почему он разлюбил меня? Я вру всем, что у меня все хорошо!  А у меня все плохо!
- У тебя все хорошо, Ингуля. Ты ждешь ребенка от любимого человека.
Разве может быть что-то лучше?
Я поднимаю глаза на Надю. Это она такое сказала?
- Конечно, может быть! Это когда твой любимый рядом и любит тебя, а не длинную теннисистку.
- Да и черт с ним! Ты же сама говорила, что тебе безразлично, кого он там любит. А еще ты говорила, что измену простить нельзя. Особенно такую измену, когда женщина ждет ребенка. Плюнь на него и разотри. Он не заслуживает не только твоей любви, но даже просто уважения. Он заслуживает презрения!
- Правильно, он заслуживает презрения, - немного успокаиваюсь я, хотя чувствую не презрение, а тоску.
- И на хрена тебе тупой архитектор? Нашла о ком плакать! Я бы никогда даже не взглянула в сторону мужика, который не физик или даже не математик, на крайний случай. Мы же другой породы. Твой бывший мужик  тупо тупой! Забудь о нем, как о кошмарном сне. Пригляди себе кого-нибудь стоящего.
Мне очень смешно, что я могу приглядеть себе кого-нибудь стоящего на пятом месяце беременности.
- Надь, ну ты фантазерка, больше чем я! – улыбаюсь я.
- Ну вот, ты уже хихикаешь.  Знаешь, я слышала, что Зеленчукскую возглавляет  академик Никольский. Заметь, молодой академик.
- Ну, я знаю, что обсерваторию возглавляет академик Никольский. И что?
- Для академика он  вполне молодой. Ему меньше 60 лет.
- Ну, хорошо, Никольский - молодой академик младше 60 лет. И что дальше? В чем мой интерес? – не врубаюсь я.
- Он работал в Пулковской обсерватории, но уехал в Зеленчукскую, потому что развелся с женой. Его бывшая жена  уехала с каким-то богатым немцем в Германию на ПМЖ.
- Откуда такие интимные подробности?
- От лаборанток. Они все знают, потому что за всеми следят.
- Вот, видишь, даже от небожителей академиков жены уходят. Какие неблагодарные твари. Только какая мне от этого польза? – удивляюсь я.
- Не тормози, Инкин. Можно выйти замуж за этого академика. Представляешь, как с ним здорово будет? Просто мечта поэта!
Меня разбирает смех от Надиных фантазий.
- Надя, ты сама подумай, где я и где академик! Меня к нему даже на прием по личным вопросам не запишут. Ладно, Надюха, я тебе его уступаю. Приезжай в Зеленчукскую, я тебя отдам замуж за этого прекрасного академика, буду тебе содействовать,  - шучу я.
Надя тоже улыбается:
- Только обещаешь! А на деле не уступишь! Прошли твои слезы? Нашла о ком плакать! Мужик с воза, бабе легче. Воз-то баба тащит. Муж объелся груш. Все прошло?
- Прошло!- вздыхаю я, - действительно, что это я так расстроилась? Из-за какого-то тупого строителя. Беременные женщины эмоционально неустойчивы. Это я вижу на своем собственном примере. А Левушку я скоро заберу.
- Завтра в зал Чайковского поедем на Пендерецкого. Полетаем, - добавляет позитива Наденька.
        Это я придумала такое развлечение и рассказала подруге. В концертном зале имени Чайковского потолок в виде купола. Когда я слушаю музыку, мысленно я летаю под куполом. Моя душа поднимается и парит над залом и оркестром. Классное впечатление. За это я зал Чайковского люблю больше, чем консерваторию, хотя в консерватории акустика лучше.  И музыку Кшиштофа Пендерецкого я люблю. Его редко исполняют, потому что его музыка авангардистская. Так что, завтра у нас будет маленький праздник для измученной души.
-  Я за Левушкой очень тоскую. Очень хочу его увидеть!  Надь, поедешь со мной, если я договорюсь о встрече? Позвоню Михаилу Яковлевичу, попрошу его, может быть, он сжалится надо мной и привезет Левика.
- Поеду. Договаривайся. Только не в будний день.

Глава 15. И все-таки она вертится

Я звоню Михаилу Яковлевичу и прошу забрать Леву на воскресенье, чтобы я с ним могла погулять, пообщаться. Михаил Яковлевич удивляется, что я все еще в Москве. Он просит приехать к ним  с Марго в субботу  к 12 часам.
Мы с Надей приезжаем немного раньше. Представляю Надю. Марго окидывает меня оценивающим взглядом. Видит, что я одета в балахон, который скрывает мою фигуру. Марго светская женщина, общительная. Предлагает нам чаю, расспрашивает, что там нового в науке. Я ей уже не опасна, так что она вполне любезна со мной.
- Это на вас так благоприятно Москва действует, - делает мне комплимент Марго, - хорошо выглядите,  только, что это за одежда на вас, Инга? Вам свободный покрой нравится?
- Да, я люблю, когда одежда не сковывает моих движений.
- Вам идет. Малиновый цвет вас очень освежает. Правда, правда. А где вы живете сейчас?
- В Троицке, у меня там стажировка в Магнитной лаборатории.
- И что вы там делаете?
- В основном ничего не делаю. Учусь, слушаю умных людей.
- По Левику скучаете?
- Конечно, скучаю. 
- А по Жене скучаете? – не утерпела вставить шпильку Марго.
- Нет, по Жене не скучаю. Мне с ним скучно было.
- Правда? – удивляется Марго, - а мне казалось, что вы его любите.
- Что у нее за манера бередить открытую рану? Казалось бы, воспитанная женщина, а такая беспардонная, хуже последней деревенской  бабы - думаю я, а вслух говорю:
- Маргарита Яковлевна, это вам показалось, -  я с трудом улыбаюсь ,  - того Женю, которого я любила, уже не существует в природе. Увы!  Все течет, все изменяется, и, самое поганое, все портится.  Так что скучать мне не по кому.
       
Надя смущена таким оборотом разговора и старается перевести разговор на музыкальную тему. К счастью, Марго тоже любит классическую  авангардную музыку. Ей есть, что сказать по этому поводу. Я с облегчением вздыхаю, когда приходят Михаил Яковлевич с Левой, и мы идем гулять. 
          
Теперь я встречаюсь с сыном регулярно, только редко.  Раз в две недели Михаил Яковлевич привозит его на Ленинский проспект, куда приезжаю я, иногда с Надей, иногда одна.  Я очень не люблю приезжать и заставать Марго одну, потому что она тут же начинает меня учить жить:
- Вам бы, Инга, надо замуж выйти, чтобы у детей хотя бы отчим был.
Сомневаться в реальности моей беременности уже не приходится.
- Маргарита Яковлевна, вам тоже не мешало бы,  выйти замуж. Приезжайте к нам в Зеленчукскую, у нас есть академик разведенный.
- Да, как интересно!  Может вам самой за него замуж выйти?  Академик старый, ваших детей усыновит. Они будут детьми академика, вы женой академика. Это респектабельно, не то, что женой какого-то мальчишки. Дерзайте, Инга, у вас получится.
- Маргарита Яковлевна, я вам благодарна за совет. Я до этого, ей-богу, не додумалась бы, - улыбаюсь, стараясь не заплакать.
- Ну, за что она меня так ненавидит? Я и Леву им отдала, и ни на что не претендую, а она меня третирует при каждом удобном и неудобном случае, - думаю про себя.
Михаил Яковлевич приводит Левушку. Сын бросается мне на шею:
- Мамочка, где ты так долго была? Почему не приходила?
- Не могла, мой золотой.
- У тебя в животе ребенок?
- Да, ребенок. Твой брат или сестричка. Вот приложи ухо к животу, послушай.
Левушка прикладывает ухо к моему животу.
- Мама, он меня в ухо ударил ногой, - в восторге кричит Лева.
- Это он хотел с тобой познакомиться.
- Он будет со мной драться?
- Не будет, ты старше и сильнее. Он будет тебя уважать!
- Скоро он родится? Я уже устал ждать.
- Через три месяца. Это недолго.

        Надя делится со мной, что Михаил Яковлевич хочет написать ее портрет. Просит приехать к нему в мастерскую.
- Мне поехать? – спрашивает Наденька.
- Не знаю, как  хочешь. Он хороший художник. Напишет твой портрет,
по-моему, это хорошо. Потомки тебя запомнят молодой и красивой.
- Портрет я хочу, но я боюсь, что он будет приставать.
- Надя, насколько я его знаю, он корректный человек, навязываться не будет.
- Ладно, поеду, уговорила.
- А что, станешь моей свекровью. Классно, - смеюсь я, а потом мрачнею.
Оказывается, я забываю, что я развожусь с Женей. Я настолько привыкла говорить всем, что у меня в семье все хорошо, что даже сама поверила в это.  Поверила, что Женя с Левушкой остались в Зеленчукской и ждут меня. 

          Наденька возвращается с сеанса у Михаила Яковлевича с горящими глазами.
- Миша, такой веселый! Он меня все время смешил. Он так остроумно шутит.
- Ты Михаила Яковлевича Мишей называешь?- удивляюсь я, - он же нас лет на 20 старше!
- Да, он меня попросил его по отчеству не называть. Знаешь, я почувствовала, что он даже младше меня. Он как мальчишка. И он такой умный, тонкий и симпатичный, - с задумчивой улыбкой говорит моя подруга.
- Надя, только, ради Бога не влюбляйся в него. Он три раза был официально женат, и еще раз пять неофициально. Это не считая  увлечений. Кстати, у него в студии была какая-нибудь женщина?
- Была какая-то. Чай нам готовила. Простая такая. Может быть, это его сестра.
- Надя, у него одна сестра – Маргарита. Ты ее видела и простой ее не назовешь.
- Может быть это домработница.
- Ты же говорила, что если мужчина не физик, то на него и смотреть не будешь. Забыла? Михаил Яковлевич – не физик. Он художник! Ему нужны стимулы к творчеству! Хочешь быть стимулом? Не увлекайся им как мужчиной.
- Я не увлекаюсь. Просто он мне понравился как человек.
- Ну, и хорошо, что понравился. Только дружеские отношения.
- У меня только и есть, что дружеские отношения.
- Хочешь похлебать моей каши?
- Ингуля, ну, что ты меня лечишь? Я что младше тебя? Я опытная лиса!
- Не попадись в западню, лиса.


          Новый год мы все встречаем у Бориса Владимирова. У него трехкомнатная квартира. В большой комнате накрывается большой стол.  Закуски и выпивка вскладчину, каждый приносит самое лучшее, что смог купить, достать, испечь. За столом собирается большая веселая компания, человек тридцать.
Боря наливает мне шампанское, с другого конца стола кричат:
- Черкасовой не наливать!
- Почему, ей уже можно. Это на первых неделях нельзя, а сейчас ей уже все можно,- наливая вино в бокал, авторитетно говорит Владимиров.
- Она через 15 минут заснет, а мне с ней поговорить надо, - возражает парень из моей бывшей группы.
Где-то минут через двадцать мне неудержимо хочется спать, так на меня действует алкоголь, и я ухожу в другую комнату. Там спит трехлетний сын Владимирова. Я знаю, что его зовут Эдик. Я знаю, что мама Эдика, жена Бориса лежит на сохранении в больнице. Я ложусь рядом, малыш обнимает меня за шею, шепчет мама, и я засыпаю. Сквозь сон я слышу, как звенят бокалы, как спорят ребята, как играет музыка. Мне очень нравится так спать, средь шумного бала. Утром я просыпаюсь, потому что кто-то тянет меня за ухо. Открываю глаза, Борин сын сидит рядом и тянет меня за сережку.
- Что? - спрашиваю я.
- Сияет, - объясняет Эдик.
- А ты будешь со мной спать?
- Буду, - обещаю я.
Входит Боря и говорит:
- Ты кашу манную умеешь варить?
Я смеюсь в ответ.
- Ну, конечно, умею!
- Тогда иди и вари! Ох, уж эти женщины! Зачем ты  обманываешь мужика?
- Какого мужика?
- Эдичку моего. Что за женская манера обещать и не выполнять! Вот пообещала спать с ним. Он расстроится, когда узнает, что ты его обманула.
- А нечего подслушивать наши разговоры.
Я варю кашу и кормлю Эдичку ложкой. Владимиров входит в кухню и говорит:
- А это еще что такое? Эдик у нас ест сам.
- Но, он не хочет сам есть. Он хочет, чтобы я его кормила.
Эдик действительно отбрасывает ложку, когда отец пытается всунуть ее ему в руку.
- Ну, вот! Как легко избаловать мужика! Сын, запомни, все зло от баб, они нас балуют, а потом обманывают.
- Хорошо ты его воспитываешь.
- Ничего, пусть знает с младых ногтей про ваше женское коварство.

       Я готовлю завтрак, и мы с Владимировым завтракаем. Борис говорит мне:
- Что же ты не поехала к мужу встречать Новый год?
- Сутки туда, сутки обратно и сутки дома – слишком большая нагрузка для меня. Пусть он сам сюда приезжает, если хочет меня увидеть.
- А не боишься, что за 6 месяцев одиночества он себе другую бабу найдет?
- Кого он там себе найдет? В Академгородке свободных женщин нет, - оправдываюсь я.
- Казачку местную.
- Нас местные избегают. Говорят, эти яйцеголовые очень странные. Для жизни не годятся.
- Хочешь, подарок на Новый год?  Хочешь, я тебя совсем отпущу в Зеленчукскую? Поезжай, что тебе здесь делать? Будешь рядом с мужем и сыном. Мне твоего мужика жалко. Я тебя здесь прикрою.
- Благодарю тебя, Боря. Хороший ты человек! Только наше местное  начальство не одобрит.
- Где голова у вашего начальства? Послать беременную женщину на полугодичную стажировку. Они там совсем сбрендили.
- Откуда им было знать?
- Надо было сказать.
- Я не знала!
- Ох, и вруша же ты, Черкасова. Тайны какие-то. Не хочешь ехать, оставайся, с тобой веселее! Вообще, твоему мужику повезло, - смеется Боб Владимиров.

Глава 16. Ангел пролетел

Поскольку у меня появилась прорва свободного времени, и мне не хотелось думать о суровой действительности, я стала обдумывать свою будущую диссертацию. Через некоторое время ее контуры начали вырисовываться в моей голове.  Как мне повезло, что я в Москве и могу  пользоваться Ленинской библиотекой! 
           Первая глава любой диссертации включает в себя обзор литературы по решаемой проблеме. Теперь практически каждый день я бываю в библиотеке им.В.И. Ленина, т.е. Ленинке.  Мне здесь очень нравится. Нравятся зеленые лампы, делающие каждое место уединенным, нравится шуршащая страницами тишина, общая атмосфера некоторой таинственности и избранности. Буфет, правда,  там дорогой и очередь длинная.
 У меня здесь появились знакомые, такие же соискатели, как я. Даже в выходные дни  я сначала еду в библиотеку, а уже потом иду с Надей на концерт или выставку.
Через месяц мой обзор готов! Многие неясные для меня моменты я выясняю и уточняю прямо у авторов статей на семинарах.  Я беззастенчиво пользуюсь своим  интересным положением.  Авторы статей отвечают на мои вопросы подробно и терпеливо, так ведут себя со смертельно больным человеком. Да, я беременна, но это временно!

- Как бездарно я тратила свое драгоценное время, - думаю я с вдруг пришедшим отрезвлением, – Зачем мне все это было нужно? Секс этот? Зачем он нужен, если либидо можно перегнать в творчество, как завещал  великий Зигмунд Фрейд? Я потеряла столько времени!

           У меня уже готов черновик  второй главы, когда незаметно приходит время родов. Я благополучно разрешаюсь девочкой.
Из роддома меня забирают Надя и Ирочка с мужем. Ирочка увезла меня с дочкой к себе домой, и почти месяц мы жили у них, пока не окрепли достаточно, чтобы перенести дорогу в Зеленчукскую. Перед отъездом я звоню Михаилу Яковлевичу.
- Ну, как вы там, Инга? Что-то вы перестали звонить. У вас все нормально? – спрашивает Михаил Яковлевич.
- У меня все нормально.
- Скоро рожать?
- Моей девочке уже месяц!
- Какая вы, молодец, Инга! С вами все хорошо? Как назвали дочку?
- Спасибо, все хорошо. Назвала Лизой, в честь моей бабушки Лёли.
- Хорошее имя. Как вы обе себя чувствуете?
- Хорошо, мы здоровы. Михаил Яковлевич, я очень хочу увидеть Левушку. Привезите мне его, ради Бога. Мы скоро уедем. Когда я его в следующий раз увижу?
- Инга, вы в Троицке?
- Нет, я у подруги в Обнинске. Записывайте адрес.

        В ближайшую субботу Михаил Яковлевич  приезжает вместе с Надей и Левой. Я так счастлива, видеть всех их, особенно, сына!
Михаил Яковлевич привозит подарки для меня и для малышки.
Я вижу, что он очень рад рождению Лизы. Он смотрит на нее так восторженно, что мне становится тепло на сердце:
- Моя Лиза нужна не только мне, вот Михаилу Яковлевичу она тоже нужна!
У Михаила Яковлевича такое счастливое выражение лица, как будто  это он отец моего ребенка. На меня он тоже смотрит с лаской в глазах. Он такой милый.
Ирочка говорит:
- А у тебя такой классный свекор! Посмотри, он с моим Димкой уже подружился. Они сидят на кухне  обмывают ножки малышки. У меня такое впечатление, что он будет тебе помогать.
- Да, он классный, только как он будет помогать, если я буду за тысячи километров.
- Материально! Кстати, подай на алименты на своего бывшего.
- Как я подам на алименты, если мы еще не разведены? Надо договариваться с Михаилом Яковлевичем, потому что с «тем» я договариваться не хочу.

        Левка не отходит от Лизонькиной кроватки. Он с ней играет. Лиза хватает его за пальцы,  и он ее  слегка приподнимает в кроватке. Она  цепкая!
- Мама, посмотри какие у нее маленькие пальчики! - умиляется мой сын.
К кроватке подходит Михаил Яковлевич и Лиза ему улыбается.
- Она улыбаться умеет! - кричит Лева, - можно я ее на руках подержу.
- Можно.
Я достаю Лизу из кроватки и вкладываю ее в руки Леве. Он стоит, боится шелохнуться. Через минуту Михаил Яковлевич  забирает малышку и кладет обратно в кроватку.
- Какая она у нас красотка! Берегите ее. Вас тоже надо беречь, Инга.
Вы такая умница. В вас есть настоящее женское начало, вы из тех, которые коней на скаку останавливают, - говорит Михаил Яковлевич,  ласково глядя на меня. 
- Ну, что вы, Михаил Яковлевич! Я никогда не останавливаю коней и в горящую избу не пойду, - смеюсь я, - зачем вы преувеличиваете?
Он тоже смеется:
- Я так счастлив, что теперь у нас есть еще и Лиза!

         Потом мы все вместе ужинаем на кухне в ореоле света от  старого оранжевого абажура.  Мы тихо разговариваем и в воздухе разлито тихое ощущение счастья. Это ангел пролетел, к Лизе прилетал. Она спит, мальчишки  играют, бегают по всей квартире. Я испытываю умиротворение и покой, мне не хочется, чтобы этот вечер кончался. Мне так хорошо в этом незамутненном суетой вечере с моими друзьями.  Мои гости уже не успевают на электричку и остаются ночевать у Ирочки.
Леву я беру к себе в комнату. Заходит Ирочка и спрашивает:
- А Мише с Надей постелить вместе?
- Откуда я знаю? Я уже месяц у тебя живу. Спроси у них! А где ты им хочешь постелить? 
- Ярослава мы к себе заберем, а им его  комнату отдадим.
- Ну, не знаю…Ириша,  не будь сводницей! Они сами разберутся, - улыбаюсь я, - не вмешивайся, а то окажешься виноватой. Надя может спать у меня в комнате на полу. Спроси ее!
Надя приходит ко мне в комнату и жалуется на Ирочку, что та сбивает ее с толку. Она говорит:
- Миша просит меня позировать обнаженной для его картины. Я пока отказываюсь. Я знаю, чем это кончится, а Ирка меня спрашивает, может, нам с Мишей вместе постелить. Я и так об этом думаю…Инга, соглашаться позировать?
- Нет, не соглашайся. Пусть сначала женится на тебе, а потом рисует обнаженную.
- Так вопрос не стоит!
- А ты так поставь. Забыла, чем кончились твои сеансы со скульптором?
Ты не модель, ты серьезный человек. Не разменивайся!

         На следующее утро перед отъездом Михаил Яковлевич сует мне в руку деньги. Я отказываюсь их брать, но он настаивает, говорит:
- Не отказывайтесь, Инга. Вам потребуются деньги на первое время, а потом мой сын будет высылать вам сам.  Он  будет заботиться о дочке. Не сомневайтесь в этом. Может, вы позволите ему приехать сюда?
- Нет, не надо! Я не хочу его видеть…– отвечаю я, стараясь говорить мягко.
- Это не правильно, он же отец малышки! Вам надо пообщаться, хотя бы ради нее,  – настаивает Михаил Яковлевич.
- Я не могу, извините меня, Михаил Яковлевич. Я не хочу и  не могу общаться с этим человеком. Ему нечего сказать мне, - говорю я.
- Вы его теперь называете « этим человеком»?
- Вы о Леве позаботьтесь, пожалуйста. Я его заберу, как только смогу. Левик, хорошо себя веди, ты у меня  умный.
Левик смотрит на меня своими детскими пронзительно голубыми глазами, и я читаю в них просьбу, но я еще не могу забрать его с собой.
- Левушка, я очень люблю тебя. Мне надо немного подрастить Лизу и  сделать большую работу,  и я заберу тебя, - обещаю я со слезами на глазах.
Настал день прощания с моими друзьями. Мы  с малышкой садимся в поезд Москва - Кисловодск и через сутки с небольшим оказываемся в Академгородке Зеленчукской обсерватории.  Вот мы и дома. Лиза  перенесла дорогу спокойно. Умный ребенок. Стоит конец апреля. Здесь уже во всю тепло и радостно. Какие же здесь яркие краски! Просто волшебные. И пейзаж волшебный.  В воздухе стоит аромат цветом и жужжание пчел. Хочется глубоко дышать и жить долго. Господи, как здесь изумительно прекрасно!
Ночью над нашим домом загораются яркие звезды, и Луна выходит на прогулку. Если глядеть на звезды, то все бренное отодвигается в сторону, в голову приходят важные мысли и благодарность к тому, кто все это создал.

Глава 17. Опять в Архызе

В квартире все так, как я оставила, уезжая в Москву  полгода назад, т.е. все разбросано, как будто здесь прошел Мамай.  Опускаю Лизу в кроватку и начинаю уборку после набега татарской конницы.
В письменном столе все еще лежат бумаги Жени. Еще этого не хватало! Сгребаю со стола и из ящиков его бумаги, проекты, иду и жгу их во дворе.  Вид горящих бумаг доставляет мне злое удовлетворение, как будто я сжигаю вражескую деревню. Гори, гори ясно, чтобы не погасло! Пусть прошлое уходит в прошлое и больше не беспокоит меня. Вместе с ними горит моя прошлая любовь к этому человеку, моя ошибка.  Мои дети это не ошибка. Ошибка – моя собачья преданность, когда ты счастлива уже от того, что он ходит рядом, от того, что утром он пьет кофе, которое ты приготовила, от того, что по квартире разбросаны его вещи, которые ты стираешь и готова, чуть ли не целовать их. Ошибка - когда ты столбенеешь, увидев его, подъезжающего к дому на мотоцикле, такого мужественного, в кожаной куртке, почти что в сверкании молний, и от мысли, что ночью этот почти бог будет обнимать тебя, твое сердце начинает трепетать  где-то в области горла. Такой я больше никогда не буду!
            Пусть от былой любви останется только пепел, - колдую я, - а когда останется только пепел, я его развею. А когда не останется даже пепла, я начну свою жизнь с чистого листа, так как будто все это было с кем-то другим, не со мной.
Пепел развеян. Здравствуй,  мой новый чистый лист! Колдовство окончено. Наверное, со стороны мои действия выглядят странновато.
           Возвращаюсь домой, кормлю Лизу. Когда она засыпает, собираю со стен все картины, рисунки. Их тоже надо бы  сжечь, но у меня не поднимается рука. Сейчас отнесу  их в школу, у меня там учительница знакомая. Пусть делают с ними, что хотят.
           Я собираю кисти, краски, палитры, они  пригодятся Левушке, когда он вернется, он же у меня художник. Поэтому засовываю все в один большой пакет и отправляю на антресоли. 
            Так, что у нас в шкафу?  Здесь много Женькиной одежды. Пижон московский!  Ну, эта одежда ему больше не пригодится. Прощайте, ненужные вещи вместе с вашим ненужным хозяином.  Собираю все в большой баул и выношу на помойку. Пусть местные бомжи порадуются. Возвращаюсь с чувством выполненного долга, так возвращаются с войны, проходившей на собственной территории. Мы победили, но все разрушено. В любом случае, жизнь продолжается! Она идет без антракта и перерыва. Надо жить дальше.
            Я мою полы, окна. Любая встретившаяся Женькина вещь улетает в помойное ведро.  Женьку на помойку! Там ему самое место! Не хочу, чтобы хоть что-то напоминало мне об этом человеке. Мне нужно прийти в  полное душевное равновесие, и сохранять свой душевный покой не только потому, что у меня дети, а еще, потому что это я и моя  жизнь.
Все находится в голове и зависит от нашего восприятия.  Как мы думаем, так мы и живем.
Я хочу жить радостно, забыть о бывшем замужестве, как о дурном сне.

На следующий день после приезда я бегу в лабораторию.  Докладываю шефу, что я приехала, что я пишу дисер.
- Инга, вы выйдете на работу? – спрашивает Виталий Олегович.
- Нет, не выйду. Буду писать кирпич. Обзор литературы у меня уже готов, - отвечаю я.
           Кирпичом у нас называют диссертационную работу, потому что в напечатанном виде она похожа на большой кирпич.
- Молодец, - говорит шеф, - Инга, а вы выглядите замечательно. Как ваш малыш?
- Малышка, - поправляю я.
- Поздравляю. Посмотреть на нее можно?
- Можно. Приходите сегодня вечером всей лабораторией, я ужин приготовлю.
Вечером ко мне приходят мои коллеги. Лиза спит в своей кроватке и не мешает нам.
- Инга, где ваш ребенок? Почему не слышно детского крика? Он у вас, вообще, есть? – спрашивает Виталий Олегович.
- Вообще, есть. Вот проснется, и я ее вам покажу.
Лиза просыпается и из спальни  доносится младенческое агуканье.
- Да она у тебя певица, - улыбается Саша, - давай показывай.
Я выношу из спальни Лизу. Прижимаю ее к себе так, что публике видна только ее спинка.
- Инга, ну ты повернись, покажи ее личико.
Поворачиваюсь, Лиза выглядывает у меня из-за плеча.
Сашка вздыхает:
- На отца похожа.
- Ничего не на отца! – возражаю я, - на меня она похожа.
- Инга, ты же не блондинка!
- Все дети рождаются со светлыми голосами!
- Ну, это твои дети рождаются со светлыми волосами, и я даже догадываюсь почему, - говорит Саша.
- Я в детстве тоже была блондинкой, - парирую я.
- Да, ты и сейчас блондинка, только с каштановыми волосами, - смеется Саша.
- Саш, ты сам дурак! -  говорю я.
- Ну, спасибо, хозяюшка на добром слове. У тебя еще спиртное есть?
- Нет, теперь это безалкогольный дом!
- Ты  хочешь, чтобы мы забыли дорогу сюда?
- Приходите со своим!
- Не ласковая ты стала. Не хлебосольная.
- Вот тебе хлеб, вот соль. Почему не хлебосольная?
- Как ты все примитивно понимаешь, - спорит со мной Сашка, - ты метафоры не понимаешь!
Когда мальчишки уходят, я вздыхаю с облегчением.
- Начало моей новой жизни положено. В новом статусе я не вызываю отторжения коллег. Слава тебе, Господи!


          В конце августа, когда Лизе уже исполнилось три месяца к нам неожиданно приезжает Женя.  Привык он приезжать сюда в конце августа?
Он открывает дверь своим ключом и тихо заходит в большую комнату, нашу гостиную. Я сижу за его столом, среди книг, графиков, таблиц, справочников. Я заканчиваю вторую главу. Через раскрытую дверь в спальню мне видна детская кроватка, так что все под контролем.
- Привет, - говорит Женя.
- Привет, - отзываюсь я.
Женька выглядит смущенным. Он говорит:
- Я вам деньги привез.
- Спасибо, нам хватает того, что присылает Михаил Яковлевич.
- Это я вам присылаю.
- Спасибо.
Женька стоит с деньгами в протянутой руке.
- Положи в шкатулку, пожалуйста. Ты знаешь где, - говорю я, не поднимаясь с места.
- Можно я посмотрю на дочку.
- Смотри, только не разбуди.
Лиза раскинула ручки, чмокает во сне и улыбается. Она у меня, вообще, улыбчивая.
- Она такая красивая, - говорит Женя, - почему ты ее Лизой назвала?
- В честь бабушки Лёли.
Я не хочу поддерживать разговор. Сейчас у меня в голове вертятся выводы по второй главе, и мне хочется их записать, пока не улетучились формулировки. Так что я жду, когда Женя уйдет. Но он не уходит. Он ходит по квартире, заглядывает в шкафы, как будто что-то ищет.
- А где мои вещи? - спрашивает Женя.
- Я их выбросила.
- И мой новый костюм выбросила? – изумляется он.
- Я все выбросила, - отвечаю я недовольно, потому что он сбивает меня с мысли.
- А книги, краски, кисти?
- Спрятала на антресоли. Лева подрастет, ему понадобятся, - отвечаю, не поднимая глаз.
- А куда ты дела мои расчеты, проекты?
- Сожгла.
- Ты сожгла мои проекты!?  Инга, черт возьми, да оторвись ты от своих бумаг! Я же больше суток ехал сюда. Неужели нам не о чем поговорить?
Мы еще муж и жена, кстати, по твоей воле!
Я не отрываю взгляда  от своих записей, потому что не хочу смотреть на него.
- Ну, о чем ты хочешь со мной поговорить? Развод ты получишь, когда Лизе исполнится 1 год. Ни на минуту раньше!
- Я не об этом. Ну, ты как живешь? У тебя все хорошо?
- У меня все хорошо, - отвечаю сквозь зубы.
- Ты хотя бы спросила, как Лева.
- Как Лева? – спрашиваю я, вскидывая глаза, и жду ответа.
- С Левкой все хорошо, - вздыхает Женя, - я с ним занимаюсь рисованием. Мы в зоопарк ходим. Я водил его в цирк.
- Левка такой умный, сам научился читать. Марго только немного ему помогла, - улыбается Женя.
Я сижу и молчу. Что я могу сказать? Что я очень скучаю о сыне?  Это ничего не сказать.
Женя спрашивает:
- Можно я останусь у тебя переночевать?
- Оставайся. Белье в шкафу.
- Ты всю ночь будешь работать?
- Нет.
Женька куда-то уходит, а я никак не могу собраться с мыслями и продолжить свою работу. Все формулировки из головы вылетели. Пижон московский!  Мажор, которому все можно. Только и умеет, что сбивать меня с толку.

Женька возвращается очень поздно, судя по грохоту в прихожей, пьяный.  Я лежу не могу уснуть.  Я слышу, как он ложится на диван, диван под ним взвизгивает. Он  встает, идет на кухню, включает кран,  пьет воду, что-то роняет. Открывает холодильник. Там у меня только молоко. Он чертыхается.  Женька не пьет молоко. Опять ложится на диван, вертится.
Я незаметно засыпаю и просыпаюсь, потому что у кровати стоит Женя.
Он говорит:
- Мне там неудобно.
Потом ныряет под одеяло и ложится на свое привычное место. Я по-прежнему не занимаю кровать целиком и сплю на своей половине. Он обнимает меня и начинает целовать. Я не отталкиваю его, только уклоняюсь от поцелуя в губы. Он входит в меня и начинает двигаться во мне, но во мне все молчит. Мое тело не отзывается на его ласки, оно просто покорно сносит, все, что с ним происходит. Еще тяжело дыша, Женя спрашивает:
- Ты больше не любишь меня?
Я не отвечаю, мне очень горько.
Тогда он спрашивает по-другому:
- Ты еще любишь меня? Ты любишь меня? Скажи мне, любишь?
Я ничего не могу с собой поделать, не могу побороть свою обиду  и говорю, то чувствую в этот момент:
- Нет, не люблю.
В этот момент я его почти ненавижу.
Женька встает, одевается и уходит в глухую ночь.

Глава 18. Моя защита

К концу  декретного отпуска моя диссертационная работа готова.
Я отношу ее Виталию Олеговичу. Он мой официальный научный руководитель.  Лиза сидит в рюкзаке у меня за спиной.  Она такая красотка, я ей горжусь. Уже сейчас видно, что вырастет красавицей. Виталий Олегович восхищается мною:
- Как это, Инга, у вас все так ловко получается? Вы и ребенка родили, такую славную девочку, и диссертацию написали. В чем ваш секрет?
Есть секрет?
- Есть! Мне никто не мешал! Вот и весь секрет, - улыбаюсь я, довольная собой.
- Я прочитаю и оставлю свои замечания, - говорит шеф, пролистывая мою работу,- а, вы использовали этот новый математический аппарат. Красивая математика!- восклицает он, дойдя до страниц, которые я писала еще в Троицке, - вам и стажировка пошла на пользу!
- Мне все идет на пользу, - самодовольно отвечаю я.

Через год я защищаю свою работу в Пулковской обсерватории. Лизу я взяла с собой. Ей уже исполнилось 2 года, и она хорошо разговаривает, не коверкая слов. Она тихо просидела всю защиту – гениальный ребенок.
С ней же я являюсь на банкет. Меня все хвалят и поздравляют. Мне очень приятно быть в центре внимания, но Лиза хочет спать, и мы уходим в гостиницу. На следующий день мы уезжаем в Москву. Еще из Питера я позвонила Михаилу Яковлевичу и предупредила, что мы с Лизой приедем навестить их. Я просила его забрать Леву у отца, но, оказалось, что сейчас Лева живет у Михаила Яковлевича.

          Вот знакомый дом, знакомый подъезд, знакомая дверь. Такое впечатление, что я все время хожу по кругу вокруг этого дома. На звонок  дверь открывает Маргарита. Увидев мою нарядную Лизу, она начинает сюсюкать:
- Ой, кто это такой холесенький к нам пришел?
- Я – Лиза Горчакова, - отвечает Лиза, польщенная вниманием красивой тети.
Лиза уже выговаривает все буквы, только букву Р говорит мягко, на английский манер.
- Чудо какое, - умиляется Маргарита, - ты уже все буквы выговариваешь!
Проходи, рассказывай, как живешь. Чаю хотите?
Мы проходим на кухню. Там накрыт чайный стол. Мы садимся за стол, пьем чай. Лиза сидит как взрослая, равноправная, прихлебывает чай и ест пирожное.  Я вытираю ее щеки салфеткой.
- Ну, рассказывай, как жизнь, - обращается к ней Марго.
Лиза начинает честно рассказывать:
- Мама говорит, а все ее слушают. А потом дяденьки ее спрашивают, а она отвечает.  А потом мы пошли, где красиво, и все на маму смотрят и улыбаются, а потом пьют из стаканов и говорят- говорят, а потом едят. Мне это есть нельзя, потому что оно не вкусное и мама не разрешает.
- А потом? – спрашивает Марго.
- Потом мы ехали на поезде, я в окно смотрела. А потом мы на машине ехали.
- О чем она рассказывает? – спрашивает меня Марго.
- Она рассказывает, как я защищалась вчера. Защита была в Питере.
- Хорошо рассказала, умница, - говорит Марго и смотрит на Лизу добрыми глазами.

          Наконец, дверь открывается, и входят Михаил Яковлевич с Левушкой. Левушка уже совсем большой. Ему 6 лет. Он так вырос с того  времени, когда я его видела в последний раз!
Левушка бросается ко мне, обхватывает меня за шею:
- Мамочка! Почему ты так долго не приходила? Мамочка, ты у меня любимая! Не уходи!  Ты самая лучшая!
Он гладит меня по лицу, вытирает катящиеся из моих глаз слезы.
- Лева, ты ведешь себя неприлично, - говорит Марго, - сейчас же слезай с маминых колен! Вот посмотри на это чудо!
Она указывает на Лизу, сидящую за столом.
- Это кто? – удивляется Лева, - это моя сестра?

         Он стаскивает ее со стула, ставит на пол, как куклу, и обходит вокруг нее по кругу. Лиза тоже поворачивается, чтобы быть к нему лицом. Ей очень нравится, что такой большой мальчик уделяет ей внимание.
- Лизонька, это твой брат Лев, - знакомься.
- Как знакомиться, мама?
- Поцелуй его.
Лиза тянет ручки и Левка подхватывает ее и начинает кружить.
- Она красивая, но тяжелая, - делает вывод мой сын.
Михаил Яковлевич стоит со слезами на глазах.
- Эх, Женька не видит их вместе! Какие у него дети замечательные!
- Михаил Яковлевич, а почему Лева живет у вас, а не отца?
- Лева с его женой не ладит.
- Она ударила меня по лицу, - говорит Лева, - она злая! Я не хочу с ней жить!
- А почему жена твоего отца ударила тебя по лицу,- спрашиваю я, и во мне все кипит.
- Она все время в зеркало смотрится. Из ванной выйдет и на себя смотрит.
- Ну и что? Что в этом плохого?
- Я смотрел, смотрел, как она наряжается  и сказал, что моя мама все равно красивее. А еще сказал, что моя мама мне сестренку родила. А она меня ударила. Сказала, что я маленький негодяй.
- Зачем ты ей так сказал? Это не тактично с твоей стороны.
- Детей бить нельзя. Она сама не тактичная. Дура!
- Ух, - выдыхаю я. - Ну, дела!
- А папа что?
- А папы дома не было. Он все время на работе торчит.
- Что значит торчит? Лева, как ты разговариваешь? - возмущаюсь я.
- Это она так говорит, что он на работе торчит, а она за него отдуваться не намерена. Я ее достал. Она так говорит.
- Михаил Яковлевич, почему вы не написали мне, что у Левы конфликт с мачехой? Я бы его давно забрала.
- Инга, зачем Леву забирать в вашу глухомань? Он в этом году пойдет в школу. Сравните деревенскую школу у вас в Академгородке и московскую школу в центре Москвы! Мы его водим в художественную школу, кто там с ним будет рисунком заниматься.
- В нашей, как вы сказали деревенской школе, доктора наук преподают.
А с художественной  школой мы что-нибудь придумаем.
- Что вы можете придумать, если там нет художественной школы!
- Не важно! Леву я забираю.

       Лева все еще сидит у меня на коленях. Я прижимаю его к себе. Мой родной, как же тебе досталось из-за того, что я  испугалась и не взяла тебя с собой. Я боялась, что не справлюсь. Но теперь,  я точно знаю, что справлюсь.
- Михаил Яковлевич, Маргарита Яковлевна я вам очень благодарна за Леву. Я вам всегда буду благодарна. Вы мне очень помогли. Я  бы не справилась без вас. Вы мои родные. Вы можете приезжать к нам в гости в любой момент, когда вам захочется. У нас очень красиво. Я вас буду ждать, но сейчас я забираю моего сына с собой. Со мной ему будет лучше, потому что я очень люблю его.
- Слышишь, Левка, я очень люблю тебя, - говорю я и целую его в макушку.
К нам подходит Лиза и обнимает Леву за ноги, потому что может дотянуться только до его ног.
- Лева мой, - собственнически говорит моя дочка.
У Марго на глазах слезы. Она говорит:
- Инга, не держите на нас зла.
Я смеюсь в ответ.
- Я не сержусь на вас, что вы, Марго. Я знаю, что вы Леву любите.

        Мы уезжаем на следующий день. Михаил Яковлевич провожает нас на вокзал. Он  не хочет уходить до отхода поезда. Дети машут ему из окна на прощанье. Кричат:
- Миша, приезжай к нам!

         На сей раз, мы возвращаемся в Академгородок втроем. 

Глава 19. Ник Ник

С возвращением Левушки моя жизнь не усложняется, как я предполагала, а значительно облегчается.  Утром дети вместе уходят в детский сад, а вечером вместе возвращаются. Из сада Лева ведет Лизу за руку, и она бесконечно горда, что теперь у нее есть защитник и опора. Всех мальчишек из своей  группы она уже запугала своим старшим братом. Так что ее никто не обижает. 

          Лева у нас художник, что тоже является предметом гордости не только Лизы, но и моей. Я достала краски, кисти, карандаши отца и Лева рисует все, что видит вокруг и в книгах.  Он рисует горы, нарисовал большой телескоп, другие телескопы поменьше, нарисовал наш фантастический РАТАН, любит рисовать динозавров. Я читаю детям книжки, и они рисуют то, о чем я читаю. Стены нашей квартиры опять увешаны рисунками. Лиза во всем подражает брату. Она пытается рисовать. Правда, у нее это пока плохо получается. Зато она у нас певица. Поет песенки, которые слышит по радио. Лиза ходит за братом по пятам, так как раньше ходила за мной. У меня появляется свободное время, которого раньше в природе не существовало. Их отец присылает значительные, по нашим меркам, деньги, так что при желании я могла бы не работать. Но я работаю, потому что без своей профессии я никто и звать меня никак.

            Шеф защитил докторскую диссертацию, и наша лаборатория расширяется до сектора. По штатному расписанию у нас появляется отдел обработки данных, и шеф предлагает мне возглавить его. Назначение на эту должность должно быть согласовано с директором обсерватории. Меня вызывают на собеседование к директору обсерватории, нашему академику.
Собираясь на собеседование, я вспоминаю совет Марго и внутренне улыбаюсь. Он и догадываться не может, что на него тут точит когти претендентка на должность начальника отдела. Он такой умный, все знает, а этого не знает. 

            Николай Николаевич - Ник Ник, так зовут нашего главного босса, сидит в огромном кабинете. Он сидит за дальним концом стола, как бы в бесконечности. На таком расстоянии я даже рассмотреть его не могу. Вижу только, что он загорелый, у него высокий лоб  и серебряные волосы.  В нем есть что-то от римского воина. Ну, да, он же классик.

           Из бесконечности, с другого конца стола звучит вопрос:
- Виталий Олегович Богданович рекомендует вас на должность начальника отдела обработки данных. Вы готовы к этой работе?
-Да, конечно, - бодро отвечаю я.
- Инга Леонидовна Горчакова, 33 года, к.ф.-м. наук, автор 19 статей и 4 изобретений, не замужем, двое детей,  - читает академик, лежащее перед ним представление.
Дойдя до двоих детей, академик поднимает глаза и смотрит на молодую женщину, сидящую на другом конце стола.
- Очень милая, - отмечает он про себя, - но двое маленьких детей, да еще без мужа… какой из нее начальник отдела, где требуется постоянная кропотливая работа? Зачем ей такая ответственность? Я бы ее на работу вообще не пустил, если бы…она была моей женой – приходит ему в голову.
- У вас двое маленьких детей? – спрашивает вслух Ник Ник.
- Да, сыну 8 лет, а дочери 4 года. Они не маленькие, они уже самостоятельные, - отвечаю я, понимая, куда он клонит.
- И вы не замужем? – зачем-то спрашивает академик.
- Не замужем, - развожу руками я.
- Как же вы справитесь и с домом и с работой?
- Просто встану на 1 час раньше и все успею, - посылаю улыбку на другой конец стола.
-  Все успеете! А когда вы будете воспитывать детей?
- Я полагаю, что в целом, детей воспитывает среда. Они уже сами меня воспитывают. Учат рисовать. Вы не думайте, что это трудно, с детьми жить весело! У меня сын прекрасно рисует. У него есть очень красивые рисунки нашей обсерватории, главного телескопа, малых телескопов, радиотелескопа.
У него много рисунков. Хотите посмотреть, как дети видят небо и большой телескоп?
- Так сильно хотите быть начальником отдела? - улыбается Ник Ник.
- Если у тебя есть знания, опыт, силы, то почему нет? Очень хочу!
Мне дети не мешают, а только помогают!
Ник Ник молчит и я ловлю свой шанс:
- Можно я завтра принесу вам рисунки моего сына? Посмотрите?
- Приносите, только запишитесь на прием, - почему-то соглашается академик.

         Вечером мы с Левкой роемся в его рисунках и ищем самые красивые, и чтобы там была обсерватория.
- Мама, зачем тебе мои рисунки? - спрашивает Лева.
- Отнесу их директору обсерватории. Если ему понравится, то он меня в должности утвердит, - объясняю сыну.
- А если не понравится?
- Тогда не утвердит! – повышаю  Левину самооценку.
- Если бы я знал, я бы больше старался, - вздыхает мой Левушка.
- А ты всегда старайся, мало ли что!
К нам подходит Лиза, она прижимает к груди листок с рисунком.
- Мама, возьми мой рисунок, я очень старалась.
Смотрю рисунок, там нарисован цветок с множеством лепестков.
- Конечно, возьму, моя дорогая. Очень красиво, - говорю я, целуя ее.
- И что бы я делала без вас? Просто пропала бы! -  повышаю их общую самооценку.

На следующий день вхожу в тот же кабинет и сажусь на тот же стул.
Академик смотрит на меня из своей бесконечности и говорит:
- Инга Леонидовна, садитесь поближе, вот сюда.
Он указывает на стул совсем близко от него. Я сажусь и смотрю на него во все глаза. Теперь я могу рассмотреть его с близкого расстояния. У него ясные глаза стального цвета с голубым отливом, высокий лоб, серебряные волосы обрисовывают голову, в чертах лица действительно есть что-то классическое, только не от воина, а от патриция. От серебра волос или от чего-то другого, над головой светится узкая голубая полоска, как будто его голову обрисовали светящимся голубым фломастером.
- Что это вы на меня так смотрите? -  чуть улыбаясь, говорит академик.
Я вдруг понимаю, что бестактно уставилась на него.
- Извините, Николай Николаевич. Никогда не видела классиков живьем, - говорю я, опуская глаза.
- Ну, и как впечатление? – насмешливо интересуется классик.
- Потрясена!   -  честно говорю я и дерзко встречаюсь с ним взглядом.
Стараясь замять возникшую неловкость, я добавляю:
- Вот рисунки моего сына. Посмотрите, пожалуйста.
И пододвигаю ему Левины рисунки. На первом изображена башня большого телескопа, небо, звезды  над ней, и поток метеоритов, прочерчивающих линии на этом темно-синем небе.
Ник Ник засмотрелся на рисунок.
- Какой точный глаз у вашего сына!
- Точный? Я польщена, мне очень приятно, но что там точного?
- Он точно нарисовал созвездия, даже  удивительно. Сколько ему лет?
- Восемь.
Ник Ник берет следующий рисунок. Там тоже нарисовано звездное небо.
Академик улыбается и говорит:
- По памяти рисовал. Не все точно запомнил.
На следующем рисунке горы.
- Это вид с площадки, где стоит большой телескоп, говорит Ник Ник, - вы водите туда детей?
- Да, мы там гуляем.
- Гуляете? - удивляется Николай Николаевич,
- Там же круто в гору!
- Ничего, мы легко добираемся.
- И ваша маленькая дочка с вами?
- Она даже опережает нас с сыном. Она же легкая, ее к Земле пока совсем не притягивает.
Ник Ник смотрит другие рисунки.
- У вашего сына талант,  он юное дарование, - говорит академик и жестом возвращает мне листы.
- Николай Николаевич, мой сын Лев все это дарит вам, - говорю я и встаю.
- Спасибо, вашему Льву! Какую он хочет награду за это?
- Повесьте его рисунки где-нибудь в лабораторном корпусе. Он будет горд. Художникам кроме признания  почти ничего не нужно, - улыбаюсь я.
- Могу только  в своем кабинете, - отвечает Ник Ник.
- Это даже лучше! Он будет еще больше горд. Благодарю вас, - произношу я.
Я  благодарю академика, но не ухожу, потому что Ник Ник еще ничего не сказал, что он решил со мной.
- А что со мной? – осмеливаюсь спросить я.
- С вами? А что еще вы хотите? – удивляется Николай Николаевич.
Зря он задал этот вопрос, потому что у меня в голове мгновенно вспыхивает ответ:
- Я хочу остаться с вами. Хочу быть с вами! Не хочу разлучаться!
Я смущенно опускаю глаза, чтобы он не прочел мои мысли.
- Я еще вчера подписал приказ о вашем назначении. Вы не знаете?
- Вот теперь знаю. Спасибо.
Я иду через  весь кабинет, оборачиваюсь у дверей и вижу, что Ник Ник смотрит в бумаги, лежащие  у него на столе.
- До свидания, - говорю я, а про себя думаю, - мог бы меня проводить, хотя бы взглядом.

На самом деле академик произвел на меня сильное впечатление, почти благоговейное. Он – идеал ученого. В его взгляде почти нет земного, чело светится силой мысли. Мыслью он едва присутствует на нашей бренной земле. Но, все-таки он человек из плоти и крови. Он мужчина. У него столько статей и книг, что сомневаться в силе его либидо не приходится. Если хоть тысячную долю своего либидо он потратит на меня, с меня будет достаточно. Он мне интересен как ученый, как человек. Я очень хочу попасть в круг людей,  с которыми он общается. 
У него много учеников – аспирантов, соавторов, сотрудников.  Я уже защитилась, так что с аспирантурой я опоздала. Можно было бы пойти к нему в докторантуру, но у него другая тематика, достаточно далекая от того, чем занимаюсь я.  Впрочем, можно почитать его статьи. Возможно, есть точки соприкосновения.

Я начинаю читать его статьи. Его область астрономия, астрофизические методы и приборы, и астрофизика. Ну, астрофизика, еще, куда ни шло. Там есть слово физика, но разбираться придется с самого начала. Случайно узнаю, что Ник Ник ведет семинар по астрофизике для своих аспирантов и сотрудников. Посещать могут все желающие. Я желающая! Поэтому начинаю ходить на его семинар.

Сначала я сажусь так, чтобы меня никто не замечал. Это потому что я практически ничего не понимаю и боюсь, что это заметно. У меня небольшая близорукость, но я не ношу очков.  Это заставляет меня все-таки сесть поближе к доске. Я надеюсь, что Ник Ник не заметит меня, но он замечает. Во время семинара, он останавливается около меня  и спрашивает:
- Что, заинтересовались астрофизикой?
На секунду мой взгляд пересекается с его ясным, насмешливым взглядом.
Я не отвожу взгляда и говорю с чувством:
- Очень!  Очень заинтересовалась!
Ник Ник улыбается и отрицательно качает головой, как будто не одобряет моего интереса. Надеюсь, он понимает, на какой вопрос я ответила. Впрочем,  даже умные мужчины иногда такие недогадливые.
         
Вот, мы с моей подругой Надей рассуждали, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры. Так написано в популярной американской книге по отношениям полов Джона Грея. Нет, это не совсем правильно.
Женщины как раз с планеты Земля, а вот откуда взялись мужчины, в этом Грей, возможно, угадал. Мне иногда кажется, что я старше всех моих коллег лет на 100, как минимум. Мне кажется, что и Ник Ника  я тоже старше, хотя ему около шестидесяти лет. Мне не важно, сколько ему лет, потому что все равно он мальчишка по сравнению со мной.

         Я думаю, что если оценивать меня по общей шкале, невзирая на пол, то я не бог весть какой  сотрудник,  Я не талантливей, чем ребята, работающие со мной. Я такая же, как они по знаниям, умениям, работоспособности.  Я усвоила их приемы. Но я земная, я с Земли! А они с Марса,  они – из другой цивилизации!  Я могу то, чего они в принципе не могут! Я могу рожать детей, а они не могут! Вот так!
             
                На семинаре мне, конечно, хочется задать умный вопрос, чтобы Ник Ник посмотрел на меня изумленно и восхитился:
- Ну, какая же умная женщина!
Но для того, чтобы задать умный вопрос, надо глубоко понимать предмет, а я  его не понимаю. Я начинаю читать книги по астрофизике. Каждую свободную минуту я посвящаю этой науке. Я стараюсь читать труды Ник Ника, но здесь, видимо, надо начинать с самого начала, с его ранних работ.
У меня действительно появляются вопросы, ответы на которые мне нужны, чтобы двигаться дальше.
                После семинара, когда почти все уже убежали, я подхожу к Ник Нику. Он собирает свои записи.
- Николай Николаевич, я хочу спросить вас, - начинаю я, но он меня прерывает:
- На все вопросы я отвечаю на семинаре, а не после семинара.
- Спасибо, буду знать, - говорю я, сердито сверкнув глазами.
Он забирает портфель и уходит.
- Ну, ладно, - думаю я, - ты об этом еще пожалеешь! Настанет время, когда ты раскаешься, в том, что сегодня не уделил мне минуту своего внимания.
Я направляюсь в библиотеку. Беру его ранние работы  и пытаюсь найти логику его рассуждений сама. Я вникаю в ход его мысли, и чем больше понимаю, тем больше восхищаюсь.

Глава 20. Эндризон

В  своих ранних работах Ник Ник часто ссылается на книгу американского астрофизика, не переведенную на русский язык. Может все дело в этой книге? В нашей библиотеке ее нет. Я знаю, что у Ник Ника уникальная библиотека по астрофизике и астрономии. Спросить у него?  Спрошу, даже, если он пошлет меня к черту. После очередного семинара подхожу к нему и спрашиваю:
- Николай Николаевич, мне бы очень хотелось прочитать  книгу Эндризона, а в нашей библиотеке ее нет. Может быть,  у вас в вашей личной библиотеке она есть? Вы на нее ссылались раньше.
Ник Ник смотрит на меня насмешливо.
- Естественно, она у меня есть. Только я свои книги на руки не выдаю.
- А если как в читалке? – настаиваю я.
- Ну, приходите ко мне как-нибудь домой, если вам так сильно нужно.
Только она написана на сложном английском языке.
- Я догадалась, что она на английском, - смеюсь я, - а как-нибудь, это когда и во сколько?
Ник Нику тоже смешно, он улыбается:
- Допустим в субботу, после 7 вечера. Вам удобно?
- Удобно. Спасибо, - мило улыбаюсь нашему светочу науки.

         Я, конечно, напросилась, но все равно я – молодец. Я очень хочу войти в близкий круг Ник Ника. Для этого мне придется поработать. Разберусь и пойду к нему в докторантуру.
         
В субботу перебираю свои наряды. Оказывается у меня мало одежды и практически нет нарядной одежды. Евгений присылает нам достаточно денег, я сама неплохо зарабатываю. Куда же деваются деньги, если у меня нет приличного нарядного платья?
Деньги такая тонкая материя, которая просто уплывает из рук, легко просачивается сквозь сжатые в кулак пальцы. Видимо, надо записывать расходы. Как раз этого я не люблю. Мне не нужно ничего экстраординарного. Я хочу, чтобы мне хватало денег на все необходимое, и при этом мне не надо было бы следить за расходами. Чтобы было так – все, действительно нужное мне и моим детям, я могла бы купить, не задумываясь, что потом мне на что-то не хватит. Не так уж много я хочу.

В шкафу я нахожу одно милое, легкое, светлое платье, оставшееся еще с Женькиных времен, и влезаю в него. Так, где мои туфельки?
Обычно я  ношу туфли на небольшом каблуке или плоской подошве, и из всей обуви предпочитаю кроссовки. Для меня самое главное, чтобы было удобно, чтобы  это были такие туфли, в которых можно было бы подпрыгивать или танцевать. Понимаю, что туфли на высоком или очень высоком каблуке выглядят красиво со стороны, добавляют роста, но это так неудобно.  Не люблю высокие каблуки и не ношу их!          
И все-таки я надеваю белые лодочки на шпильке. Вот теперь я выгляжу воздушно. Берегитесь моих шпилек, Николай Николаевич!
         
В 7 часов стою у двери, отделяющей улицу от сада, в котором стоит коттедж Ник Ника. Я волнуюсь, для меня это посещение – особое событие. На звонок из дома выходит  строгая, дородная женщина лет 50, с темными, зализанными вверх волосами, на которых выделяются белые пряди.  Она мне напоминает секретаршу Ник Ника.
- Это у него вкус такой? Суровые строгие женщины в теле в предпенсионном возрасте? – думаю я, - тогда мои шансы невелики.
           Женщина одета в темное платье с белым воротником, на ней белый передник. Такое впечатление, что я попала в хороший дом 19 века.
- Здравствуйте! Николай Николаевич работает в библиотеке, просил проводить вас туда, - говорит женщина.
            Я захожу в большой зал с книжными шкафами. По стенам до потолка поднимаются стеллажи с книгами.
- Сколько же здесь книг, - восхищаюсь я. - Больше чем в нашей библиотеке!
Навстречу мне идет Ник Ник. Он одет в уютный домашний пиджак.
- Приветствую вас, Инга Леонидовна, - любезно говорит он, идемте, покажу, где искать книгу Эндризона. Он показывает на полку высоко под потолком.
- Найдете?
- Найду.

             Ник Ник уходит, а я поднимаюсь по лесенке, которую нахожу у полок. Я быстро нахожу нужную мне книгу, она как бы сама выпрыгивает мне в руки. Не спускаясь с лестницы, начинаю читать. У автора действительно сложный английский, гораздо труднее, чем в современных научных статьях. Я спотыкаюсь на каждом слове, на каждой фразе. Читать это невозможно!
Непонятная терминология и обозначения не стандартные.  Я быстро устаю от этого Эндризона,  и поэтому мое внимание рассеивается.  Решаю почитать что-нибудь легкое, чтобы отдохнуть минут 10.
              В самом углу на стеллаже я замечаю толстую книгу в черном кожаном переплете. Очевидно, что это старинная книга. Разрешения брать любую из его книг, у меня нет. Но я только полистаю вот эту черную книгу, а потом  опять буду читать занудного Эндризона.  Вытаскиваю книгу с риском для жизни, открываю и замираю от восторга.
Это старинная рукописная книга, написанная готическим шрифтом. Настоящая черная оккультная книга! В ней фантастические рисунки и тексты под рисунками. Это книга манипуляций и заклинаний! Так вот почему все алхимики назывались чернокнижниками! Я забываю о времени, о том, где я нахожусь, я погружаюсь в магию, пытаясь отгадать таинственный смысл по картинкам.  Мне так интересно, что я не замечаю, как входит  Ник Ник.
Только после вопроса о том, как мои дела с Эндризоном, я прихожу в себя и отвечаю:
- Сложный английский, к нему надо привыкнуть.
- А что это за книга у вас в руках? -  спрашивает академик.
- Я читаю Черную Книгу заклинаний! Я вызываю дух Альберта Великого! – говорю я страшным голосом и смотрю вниз на Ник Ника.  Он стоит с таким лицом, что сомневаться не приходится - ему это не нравится.
- Николай Николаевич, я сейчас поставлю ее на место, - говорю, как нашкодивший школьник.
           Быстро поднимаюсь на самую верхнюю ступеньку лестницы и слышу, как Ник Ник кричит мне снизу:
- Инга, не надо! Вы, слышите меня, не надо!
Я перегибаюсь и  благополучно возвращаю книгу на место.
- Сейчас же спускайтесь вниз! - командует академик.
Я спускаюсь вниз, он подает мне руку и смотрит на меня со сдержанным гневом:
- Вы же могли упасть и сломать себе шею! Кто бы за это отвечал?
- У меня хорошее чувство равновесия, - беспечно отвечаю я.
- Нет, Инга, так не пойдет! Это вам не цирк! Здесь я за вас отвечаю!
- Извините меня, пожалуйста, Николай Николаевич, - просто Эндризон  написан так сложно, что мне захотелось отдохнуть, чтобы в глазах не рябило,- говорю я, спускаясь с лестницы.
- Спасибо, вы очень любезны, - благодарю Никольского за то, что он подал мне руку и  помог спуститься с лесенки.
- Пожалуйста, - отвечает Ник Ник .
- Можно я еще как-нибудь зайду? Я хочу понять, что там написано у  Эндризона. Мне очень нужно!
- Приходите, - вздыхает Ник Ник, - только без полетов под потолком.
- Может быть, я, вообще, ангел с крылышками? – кокетничаю я.
- Маловероятно, - говорит Ник Ник, - ангелы не читают Черную книгу.  За чтение этой книги вам положено сожжение на костре инквизиции.
Он все еще  держит меня за руку.
- Похоже, мне пора уходить, пока вы еще не окончательно решили меня сжечь, -  шучу я.
Ник Ник отпускает мою руку, улыбается  и говорит:
- Чаю хотите?
- Благодарю вас, мне пора бежать домой, детей укладывать спать.
- Ну что же, бегите. Для женщины дети первый приоритет.


         Я иду домой и ругаю себя за невоспитанность. Возможно, это очень дорогая книга, наверняка, очень дорогая  или он ею дорожит, или еще что-то, а я без спроса взяла ее. Просто свинство с моей стороны. Ребенка за такое я бы поставила в угол. А что мне делать с собой?  В какой угол себя поставить?
Что он обо мне подумает? Точно не обрадуется, что пустил в дом не очень тактичного человека. Но он меня за руку держал, испугался за меня, разрешил еще раз прийти… Значит, я ему не безразлична.  Ник Ник очень сдержанный человек, значит, я тоже должна стать сдержанной, чтобы нравиться ему.

Когда я прихожу в следующий раз и забираюсь на лестницу читать
Эндризона по месту его постоянного пребывания, Ник Ник требует, чтобы я немедленно спустилась.
- Работайте здесь, он указывает на небольшой стол, стоящий рядом с массивным столом.
- Это секретарский стол, - догадываюсь я и, глядя на гору писем, наваленных на большом столе, предлагаю:
- Николай Николаевич, хотите я почту разберу?
- Разберите, а то у меня все времени не хватает. Это почта, направленная мне лично,  там на всех языках мира. Разберетесь?
Я быстро разбираю почту – приглашения на конференции отдельно, авторефераты – отдельно, письма из редакции, благодарности. Показываю все Ник Нику. Он поручает ответить на некоторые письма, а некоторые забирает себе. Я узнаю, что Ник Ник знает пять языков – английский, немецкий, французский, испанский и итальянский. Гений, он и есть гений! Талантлив во всем! Я с удовольствием и даже с гордостью беру на себя обязанности его домашнего секретаря, но основную цель – докторантуру, я не забываю. Я честно читаю этого Эндризона и через некоторое время начинаю понимать общий смысл, хотя не все слова и термины понятны.

            Я заметила, что процесс познания нового похож на процесс проявления фотографии. Сначала появляются какие-то неясные разрозненные точки, потом точки сливаются в линии, постепенно проявляется общая картина, и вот ты уже ясно видишь детали этой  картины. 
Я еще не настолько разобралась в астрофизике, чтобы выбрать направление исследований.  На мои вопросы Ник Ник отвечает неохотно, но иногда смотрит на меня с уважительным удивлением. Я не безнадежна.  Мне кажется, что в доме академика уже привыкли к моим посещениям. Поскольку я немного помогаю Ник Нику с его личной почтой,  то пью его чай с чистой совестью. Обожаю пирожки, которые печет Анна Ильинична. Эта женщина ведет его дом, та самая, что открыла мне дверь в мое первое посещение.
           Она накрывает чайный стол на террасе. С террасы видно небольшой бассейн и теннисный корт. Вокруг дома разбит чудесный  сад, с редкими растениями. Ник Ник пригласил меня выпить чаю с ним.
Мы сидим на террасе, пьем чай и разговариваем.
- Какой у вас чудесный сад, - восхищаюсь я, - С такими экзотическими растениями,  такой ухоженный, вы сами разбили этот сад?
Академик иронически улыбается моей наивной вере, что он все может сам и отвечает:
- Нет, у меня хороший садовник.
- Первый раз встречаю человека, у которого есть садовник! Вы – богатый человек!
-  Здесь все государственное, - сдержанно отвечает Ник Ник, - ставка садовника тоже. Мне принадлежат только книги, да еще пара вещей.
Я смущенно молчу. Я все-таки не тактичная!
- Инга, вы в шахматы играете? – прерывает молчание академик.
- Да, но исключительно с Левой! И он меня уже обыгрывает.
- Хотите, сыграем?
- Спасибо, ни за что!
- Проигрывать не любите?
- Конечно, не люблю! Я же не самоубийца!
- А насколько ходов вперед просчитываете  партию?
- Вы хотите знать все мои секреты?
- Не такой уж это большой секрет, -  смеется Ник Ник, - шагов на пять?
- Спасибо, вы обо мне очень хорошего мнения! – смеюсь я.

Однажды, возвращаясь домой от Никольского, по дороге я встречаю Сашку. В лаборатории я его встречаю каждый день, но на работе не поговоришь на личные темы.
- Привет! Что, за академиком бегаешь? – в лоб спрашивает Сашка.
Отвечаю вопросом на вопрос:
- Привет! А за кем мне еще бегать, за тобой что ли?
- Я не буду возражать! Бегай!
- Зато твоя Галка будет возражать! Галка со скалкой.
-  Это точно, она будет возражать, и скалка у нее тяжелая. Инга, я удивляюсь  тебе, он же тебя в два раза старше!
- И что? Хорошо, что не в два раза младше.
Сашка смеется:
- Это ты напрасно говоришь. В 17 лет самый секс.
- Какой еще секс? Иди к черту!
- Уже забыла, что такое секс?  После Женьки не можешь себе даже любовника завести, не то, что замуж выйти.
- Тебе какое дело, если ты не собираешься быть моим любовником? - вздыхаю я, - не за кого тут замуж выйти или у меня фантазии не хватает.
- Ну да, вокруг одни зеленые крокодилы, выйти замуж не за кого!
Выбери мифиста, ровесника, нормального мужика.
- Где я его возьму нормального мифиста, был один и тот женился, - говорю я, улыбаясь и пристально глядя на Сашку.
- Ты меня имеешь в виду? - хохочет Сашка, - быстрей соображать надо было в свое время.
- Саш, ну в какое время? Мы с тобой все время в противофазе – когда я свободна, ты занят и наоборот.  Вот видишь, нет у меня выбора.
- Ага, нет выбора, нет никого, кроме академика, директора обсерватории. Это все твои амбиции. Зря ты в академические жены намыливаешься.
- Саша, не говори так, сглазишь. Мне не обязательно в жены. Просто мне с ним очень интересно. Он же экстраординарный.
- Ну да, и возможности у него экстраординарные. Я тебя понимаю.
- Все верно, у экстраординарного человека должны быть экстраординарные возможности.
- Да, все у них экстраординарное! И жены у них экстраординарные… дуры. С ума сходят от безделья и с жиру бесятся всю жизнь.
- Откуда ты знаешь, что они бесятся? - спрашиваю я.
- Значит, знаю, - отвечает Сашка, - ты у него со скуки сдохнешь!  Думаешь, он тебе даст работать? Наивная! Дома будешь сидеть, ждать, когда он тебя навестит. А навещать он тебя будет раз в месяц, и то, только в теплое время года.
- Саш, я не понимаю, что ты злишься, как это тебя касается? В любом случае я не буду сидеть дома. Понимаешь, я очень радуюсь, что Ник Нику приятно мое общество. Почему ты не можешь просто за меня порадоваться?
- Ты думаешь, что он просто так ценит твое общество? Стал бы он тратить на тебя свое драгоценное время, если бы  не имел на тебя планы.
- Очень хорошо, если у него на меня есть какие-то планы. Он и на аспирантов много времени тратит, и на сотрудников, и на докторантов.
- Но ты не аспирант, и не докторант.
- Я сотрудник. Я ему помогаю. Я тоже трачу на него время. Может быть, я будущий докторант.
- Угу, сотрудник, только ты ходишь к нему домой. Еще не спишь с ним?
- Тебе какое дело? – сержусь я, - не сплю!
- Ну, вот видишь! Зачем тогда за него замуж выходить? Я имею в виду полноценные отношения.
- Саша,  тебе какая разница? Как мы выяснили, личного интереса у тебя нет. А насчет полноценных отношений, это вопрос еще не выясненный.
- Вот поэтому он и не выясненный. Я тебя предупредил, как своего друга. Кстати,  я  на конференции был в Москве, у Женьки останавливался.
- А это здесь причем? Зачем ты мне это говоришь?
- Может тебе интересно, что он развелся с мегерой.
- Мне без разницы.
- А, он о тебе спрашивал, интересовался, не вышла ли ты замуж.
- Адвокатствуешь? Ну, теперь понятно, почему плохо быть женой академика. Можешь передать, что я вышла замуж…за академика. Саша, а ты, чей друг? Мой или его?
- И твой, и его! Я ваш общий друг! Инга, Женя  просил меня передать тебе, что хочет приехать. Он хочет детей навестить. Дети  не только твои, но его тоже. Просто наладь с ним нормальные человеческие отношения. Он – хороший парень.
- Нет, Саша, я не хочу ничего даже слышать. Пусть родит себе детей, и тогда они будут его. Пожалуйста, больше никогда не говори об этом.
- Что значит, пусть родит?  Общение с Никольским явно идет тебе на пользу.
Ты так поумнела за последнее время.
- Мне все идет на пользу! А ты сам не понимаешь, о чем говоришь.
        У меня остается какое-то неприятное впечатление от разговора. Зачем он так говорит о Никольском?  Я и без него все понимаю, но мне хочется быть с этим человеком. Это в Саше говорит старая обида на семью академика N. Может быть, это даже жажда отомстить всем академикам. У Саши был роман с дочерью академика, которая училась в его группе.  Он был вхож в ее семью, но после какого-то  скандала с ее мамашей, двери в академический дом захлопнулись. Его девчонка даже перевелась на другой факультет, а Сашку чуть не отчислили из института. Вот поэтому он говорит мне глупости, а я слушаю эту ахинею.

Глава 21. Платонические отношения

К Ник Нику приехал друг,  такой же бессмертный как он. Это во Франции академиков называют Бессмертными. Я хорошо понимаю, что это справедливое название для больших ученых потому, что благодаря своим трудам эти люди не умирают для других людей, их имена произносятся с кафедр, упоминаются в статьях, о них написано в учебниках. То, что они открыли, до чего додумались   навсегда остается актуальным для других людей, поэтому они бессмертные. 
Ник Ник  приглашает меня поехать с ними в горы на рыбалку на два дня.
 - Спасибо, - говорю я, - очень жаль, но не могу с вами поехать, мне детей не с кем оставить.
- Возьмите их с собой и поехали, - улыбается Ник Ник.
- Тогда поехали, - свечусь от радости я.

        От свежести горного воздуха, от красоты, простора и красок первозданной природы мои дети просто ошалели. Они бегают по поляне от озера до водопада и обратно, прячутся за водопадом, заглядывают в бездну ледникового озера,  играют в эхо, но тут же  бросаются выполнять распоряжение Ник Ника и собирают хворост для костра. Бессмертные сидят в сторонке и беседуют. Я выступаю в качестве хозяйки, на которой лежит приготовление пищи и прочие хозяйские радости. Мне нравится быть хозяйкой.
На рассвете они уходят на рыбалку и возвращаются с корзиной речной форели. Для меня загадка, каким образом они наловили столько рыбы.

       Умные мужики могут все!!! Мы варим  очень вкусную уху. На свежем воздухе все очень вкусно. Когда мы уже собираемся покинуть поляну, и отправиться в обратный путь Ник Ник говорит мне:
-С детьми действительно весело! Вы правы, Инга.
Он смотрит на меня очень ласково, я улыбаюсь в ответ.

            Обсерватория празднует юбилей. В актовом зале расставлены столы.
Здесь собрался весь коллектив обсерватории. Наш сектор сидит достаточно далеко от начальства, т.к. наше направление не магистральное.
Я сижу рядом с моим шефом Виталием Олеговичем  Богдановичем. Речи, тосты долетают до нас в приглушенном виде. Как обычно, с  возлияниями веселье становится все шумнее. И вот на сцену уже выходят наши барды. Звучат любимые песни.
Вдруг становится тихо. На сцену выходит Ник Ник.
- Неужели он будет петь? – в ужасе думаю я, - ему это не по чину!
Ник Ник берет гитару и приятным баритоном поет песню Булата Окуджавы:
- Не бродяги, не пропойцы, на ветрах пяти морей,
Вы пропойте, вы пропойте, славу женщине моей.
Вы в глаза ее взгляните, как в спасение свое,
Вы сравните, вы сравните, с близким берегом ее.

Мы земных земней, и вовсе к черту сказки о богах,
Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках.

Просто нужно очень верить этим синим маякам,
И тогда нежданный берег из тумана выйдет к нам.

- Ну, прямо, как мальчишка, - недовольно думаю я, потому что опасаюсь, что такое мальчишество может свести Ник Ника с пьедестала.
Богданович, поворачиваясь ко мне, говорит усмехаясь:
- Инга, это он для вас поет, в вашу сторону смотрит.
Мы сидим достаточно далеко, так что в чью сторону смотрит академик Никольский определить можно только по астрономическим датчикам, поэтому я возражаю:
- Как вы определили, в какую  сторону смотрит Ник Ник? Может быть, он на вас смотрит?
- На меня? Это еще почему? - смеется шеф.
- Потому что вы здесь самый красивый и самый умный!
- С этим я согласен, наконец-то вы начали кое-что понимать в астрофизике.
- Я и раньше понимала, только не хотела говорить.
- Вы что, хотите, чтобы я за вас сразился на турнире с вашим академиком?
- Почему бы нет?
- У меня весовая категория не та.
- А вы рискните, - подзадориваю шефа.
- Вы опасная женщина. Инга! На что вы меня толкаете?
- Я очень опасная женщина! Берегитесь, Виталий Олегович!
- Я берегусь!
Из этого шутливого разговора я поняла, что о нас с Ник Ником говорят, бог знает что, а у нас чисто платонические отношения. Вот жалость!

       Академик Никольский берет меня с собой во Францию на международную конференцию. На конференции у него пленарный доклад. После конференции всегда бывает банкет. Поэтому я покупаю себе красивое итальянское платье из тонкого темно-синего льна с широкой юбкой, широким молочно-белым поясом и вырезом лодочкой. Платье типа ретро. Здесь же я покупаю молочно-белые туфли-лодочки и молочно-белые серьги из ракушек в тон поясу. От моих командировочных остаются рожки и ножки, но на пару игрушек для детей хватит.
         Прямо перед банкетом  ко мне в номер заходит Ник Ник. Это удивительно, потому что  раньше он ко мне никогда не заходил. Я уже одета, причесана, накрашена и ловлю его восхищенный взгляд. Никольский протягивает мне лазоревую коробочку, перевязанную белым бантиком, и говорит:
- Инга, вот вам подарок от меня.
Я открываю коробку и вижу, что там лежат серьги - стильные, ослепительные.
- Что это? Это брильянты? – изумляюсь я.
- Брильянты, - с улыбкой подтверждает Ник Ник.
- Но я не могу принять такой дорогой подарок!
- Почему?
- Потому что это слишком дорогой подарок.
- Но я купил их для вас, Инга!  Наденьте эти серьги, пожалуйста!
- У меня уже есть сережки, - упорствую я.
- Но, это пластмассовые сережки! Моя спутница не может идти на банкет в пластмассовых сережках!
- Ваша спутница должна быть в брильянтах? – я не могу удержать насмешливую улыбку.
- Да, конечно, по тому, как вы одеты будут судить о нашей стране.
Я хочу, чтобы вы приняли мой подарок.
- А я могу поцеловать вас в знак благодарности?
Ник Ник улыбается:
- Можете.
Я кладу руки ему на плечи, прижимаюсь щекой к его щеке и шепчу:
- Благодарю вас Николай Николаевич! Никогда в жизни у меня не было таких чудесных сережек. Никто и никогда не делал мне таких роскошных подарков. Он слегка прижимает меня к себе, и я чувствую, что он очень твердый на ощупь, у него железные мускулы. Я целую его в щеку, и он отстраняется от меня.
- Надевайте сережки, и надо поторопиться. Я не люблю опаздывать, - очень спокойно говорит он.
      
              С момента нашего возвращения прошел месяц, и сегодня я опять нарядилась в свое лучшее платье и брильянтовые сережки. У меня предчувствие. Секретарша Ник Ника звонила мне и сказала, что он ждет меня сегодня вечером.
               Когда бы я ни появлялась в доме Никольского, я всегда застаю его за работой. Он трудоголик. Сегодня он тоже работает. Первое, что он просит меня сделать – это, как обычно, разобрать его почту. Разбираю почту. Часть ее я завтра отнесу его секретарю. Я не хочу садиться на стул. Хожу вокруг стола. Я чувствую себя такой легкой, воздушной, что вот-вот улечу.
Я вижу, что Ник Ник смотрит на меня и улыбается.
- Инга, сядьте, пожалуйста, - обращается ко мне Николай Николаевич, - у меня к вам есть предложение.
Он указывает мне на кресло напротив своего кресла.
- Да, я вас внимательно слушаю Николай Николаевич.
Ник Ник молчит, смотрит на меня почему-то вопросительно.
- Деловое предложение? - спрашиваю я.
- В общем, деловое. Как вы смотрите на то, чтобы переехать в этот дом?
Я очень удивляюсь, потому что не понимаю, что он имеет в виду.
Если он мне делает предложение руки и сердца, то он делает его неправильно. Если это что-то другое, то надо уточнить, что именно, он предлагает.
- Вы предлагаете мне переехать сюда, в ваш дом?
- Да!
- С детьми?
- Да, с детьми!
- Это предложение руки и сердца?- интересуюсь я.
- Это предложение, - почему-то хмурится Ник Ник.
-Официальное?
- Как вам будет удобнее. Можно официальное.
Что-то я ничего не понимаю! Он говорит со мною так, как будто сердится на меня или на себя. 
- Мне можно подумать над вашим предложением?
- В вашем распоряжении 1 месяц. Этого времени вам достаточно?
- А если я решу раньше?
- Не торопитесь, важно не сделать ошибку. Вы молоды, красивы, умны, у вас замечательные дети.  Мне пора ехать с ярмарки, а не на ярмарку. Для меня самое главное в жизни моя работа, и я  намного старше вас.
- Но, вы же бессмертный! – возражаю я искренне.
Ник Ник не может не рассмеяться на эту тираду:
- Что вы придумали, Инга!  Какой я бессмертный? Я обычный смертный человек.  Идите и подумайте. Пожалуйста, ничего не выдумайте!
- И что, мне целый месяц не появляться у вас?
- Ну, почему же, приходите, как обычно. А сейчас мне нужно немного поработать.
 Ник Ник уходит, а я сижу и улыбаюсь, не могу поверить, что он сделал мне предложение. Неужели это правда и я буду жить с Ник Ником, часто видеть его, разговаривать с ним ?  Какое это счастье!

       Я не ухожу, я улетаю от Ник Ника. Свое счастливое платье я теперь не снимаю. Хожу в нем и на работу, и к Никольскому.  Уже неделю, как я
« думаю». Я не понимаю, о чем конкретно мне надо думать. Я хочу быть женой академика Никольского, о чем тут думать, если он не против осуществить мою мечту? Жаль, что мы не в таких отношениях, чтобы я могла ему сказать:
- Николай Николаевич, я согласна быть вашей женой, хотя вы  предложили это как-то очень неопределенно. Давайте не будем откладывать на завтра, то, что можно сделать сегодня.  Хотя, может быть, это ему нужно время? Тогда зачем он мне сказал, если сам еще не решил окончательно? И он не сказал мне самого главного. Он не сказал, что любит меня. Почему? Короче, жесть.

Глава 22. Приснилось

Дома никого нет. Женя открывает дверь своим ключом. Он проходит в большую комнату, так называемую, гостиную. На стенах по-прежнему висят
картины, рисунки. Только это не его картины. Наверное, это Левины рисунки и картины. Женя рассматривает все эти художества. Смело рисует Лева. Видна  свежесть восприятия, отсутствие постороннего влияния.

     Вся нижняя часть стены увешена  детскими картинками с цветами. Видимо, это Лизино творчество. Для 4,5 лет очень неплохо. А ведь ее никто не обучает.
Женя заходит в спальню и сердце его сжимается.  Здесь все по-прежнему,  нежно-сиреневый потолок в звездах, бледно-розовые стены, на одной стене на розовом фоне кипень белых цветов сирени, шторы цвета молодых побегов. Та же кровать и та же кроватка. Значит, теперь, здесь спит Лиза. Лева, видимо, спит на диване в гостиной. 

     Женя заходит на кухню. Здесь все то, что он хранит в своей памяти, только появилась новая посудомоечная машина. Женя выходит на балкон, все тот же вид на ослепительно прекрасные горы. Как же здесь красиво!  Он сидит и долго смотрит на горы. В прихожей появляются какие-то звуки, открывается дверь и в квартиру входит Лева.  Он держит за руку Лизу и что-то ей выговаривает.
- А мама разрешила бы, - слышится обрывок разговора.
- А я тебе не разрешаю, - солидно говорит Лева.

Женя встает и идет навстречу детям.
- Папа приехал, - кричит Лева и бросается ему на шею.
- Папочка! Почему ты так долго не приезжал? Я так ждал тебя! Любимый мой! Я так скучал по тебе!
Он повис на отце, и не хочет его отпускать.
- Что ты мне привез? – наконец спрашивает Лева.
- Вот бери эту большую коробку, там подарок для тебя.
- Радиоуправляемый танк! – кричит Лева в полном восторге.
Лиза по-прежнему стоит в дверях гостиной.
- На, Лизонька, это я привез для тебя.
Женя протягивает ей большую красивую куклу.
Лиза не двигается с места  и говорит:
- Мама ничего не разрешает брать у чужих дяденек, и разговаривать не разрешает.
- Лиза, я не чужой, я твой папа. Иди ко мне, - говорит Женя.
- А мама мне сказала, что у меня нет папы.
У Жени от этих слов на глазах проступают слезы.
- Как это может быть, чтобы у девочки не было папы? - говорит он, - у всех есть папы, а у тебя нет?
- Мама сказала, это потому, что всех детей родили, а меня аист принес.
Лева фыркает, он уже знает тайну рождения детей. Он говорит:
- Лиза, это наш папа! Я знаю! Мама тебя обманула!
- Мама никогда не обманывает! – возражает Лиза.
- Лизонька, я сейчас положу куклу и отойду, - уговаривает ее Женя, - а ты ее возьми. Ну, смотри.
Женя опускает куклу на пол и отходит в дальний конец комнаты. Кукла лежит на полу, такая красивая, такая нарядная, с блестящими волосами. Лиза смотрит на нее, не отрывая глаз.
- Она еще говорить умеет. Она говорит мама. Ее надо поставить вертикально, а потом повернуть. Лиза не выдерживает, берет куклу и поворачивает вокруг горизонтальной оси. Кукла нежным голосом произносит:
- Мама.
Лиза прижимает куклу к груди и на всякий случай прячется за Леву так, чтобы Женя не мог ее видеть.  Лева уже прикрутил к танку пушку и начинает его испытания. Танк едет и всюду натыкается на мебель. Женя говорит:
- Левка, здесь места мало. Нужны полевые испытания.
- А полевые испытания в поле? – спрашивает Лева.
- Не обязательно в поле. Можно на дачу пойти. Кстати, где ваша мама?
- Она к Николаю Николаевичу пошла – отвечает Лева, - скоро вернется.
- А Николай Николаевич это кто? – удивляется Евгений.
- Это самый главный академик. У него в кабинете мои картины висят, - с гордостью говорит Левушка.
- А что мама у Николая Николаевича после работы делает?
- Она с ним роман крутит, - из угла говорит Лиза.
- Так нельзя говорить, - строго поправляет ее Лева, - мама Николаю Николаевичу помогает по работе.
- А воспитательница говорит, что наша мама роман крутит!- вставляет свои три копейки Лиза.
- Ну, ладно, потом разберемся, кто чего крутит. Пошли танк испытывать,- говорит Женя.

В это время в квартиру танцующим шагом, легкая, как дуновение летнего ветра, что-то напевая, впархивает Инга. На ней надето дорогое платье, в ушах горят брильянтовые сережки. Она снимает свои туфельки, и, обнаружив в прихожей мужские туфли и куртку на вешалке, веселым голосом кричит:
- А кто у нас в гостях?
Влетает в комнату и застает компанию, ползающую по полу за танком.
- Женя? Что ты здесь делаешь? – удивляется Инга, - Зачем ты приехал?
- Приехал детей навестить.
- О визитах надо предупреждать заранее, тебя Марго не учила этому?
- Извини. Я и сам не знал, что приеду. Просто сел в поезд и приехал.
- Спонтанно. Похоже на тебя.
- Папа, идем на полевые испытания – Лева тормошит отца, - идем.
- Шикарно выглядишь, - говорит Женя.
- Спасибо.
- Брюлики шикарные, случайно не от Тиффани?
- Не знаю. Это подарок.
- Папа, ну идем! – тянет Женю за руку сын.
- Мама, мы идем на дачу на полевые испытания. Идем с нами, - говорит Лева.
- Мама, идем с нами, -  говорит Лиза и берет Ингу за руку, - папа хороший, он не чужой, смотри, какую красивую куклу он мне подарил.
- Ну, вот, детей он уже очаровал. Пробыл с ними час, и он уже не чужой, он хороший, - проносится у Инги в голове.
- Мамочка, ну идем с нами!
- Хорошо, только недолго, - соглашается Инга.

       Они приходят на свой участок. Тут уже поднялся молодой персиковый сад. Молодые персиковые деревья устремляют в небо упругие стволы, завершающиеся пышной полукруглой кроной. На груше еще остались плоды на верхних ветках. В глубине сада стоит беседка, построенная Женей, а в стороне кукольный домик, тоже построенный и украшенный им.
Дети убежали играть в сад, а Женя и Инга сидят в беседке.
Они долго молчат.
- А помнишь, как мы были счастливы тут, - задумчиво произносит Женя, - как сильно любили друг друга, как все время хотели друг друга?
- Женя, я ничего не помню.
- Совсем ничего?
- Совсем ничего, - тихо говорит Инга.
- Ты не помнишь, как хорошо нам было вместе?
- Не помню.
- А я помню. Я помню, как мы были счастливы. Я хочу жить со своей семьей, с тобой и нашими детьми. Я хочу, чтобы вы жили со мной в  Москве.
- А как же твоя барышня? Куда она делась?- иронически спрашивает Инга.
- Я развелся с ней. Она в штаты уехала с одним типом.
- Сочувствую тебе. Трудно пережить, когда тебя бросают?
-  Неприятно, конечно, получать по носу. Но не это важно. Для меня важно, чтобы  ты простила меня. Я ни на одну минуту не забывал о вас.  Я очень люблю вас. Поверь, что моя любовь не прерывалась никогда, ни на одну минуту. Даже в тот момент, когда уходил, я любил тебя. Ты могла остановить меня, но не остановила. Инга, я очень тоскую по тому, что потерял. Не казни меня, я сам себя казню. Прости меня, ты моя единственная, любимая моя. Я знаю, что ты по-прежнему любишь меня. Я чувствую это через все расстояния.
- Нет, Женя, нет, ты ошибаешься,- трясет головой Инга.
- Я буду работать для вас, я буду жить для вас. Я сам куплю тебе и брильянты, и шубы, и машины. Все, что ты захочешь. Поедемте со мной в Москву!
- Нет, Женя, нет!
- Инга, подумай о детях. Их надо учить. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, что Левушка учится в полу сельской школе, что он не занимается в художественной школе. Ты же не хочешь погубить его талант?  Лизу отдадим в балетную студию, в музыкальную школу, в художественную школу, она хорошо рисует. Детей надо учить прекрасному!
- А как же быть с Марго, которая ни за что не пропишет?
- Ну, ты же Левушку прописала, не смотря на это «ни за что», - улыбается Женя, вспомнив баталию с Марго, - ты настоящий боец. Я строю дом в ближнем Подмосковье. Только он еще не готов. Я хотел сначала его достроить, а потом за вами приехать, но вот, не выдержал, приехал. Поедете со мной?
- Нет, не поедем, - отвечает Инга и отрицательно трясет головой.
Из ее уха вылетает брильянтовая сережка и глухо ударяется о пол беседки. Инга ощупывает мочку уха,
- Точно, выронила сережку!
- Левушка, - кричит она вглубь сада, - Левушка, помоги мне!
На крик прибегают оба  ребенка – и Лева, и Лиза.
- Я сережку потеряла, вот такую!
Инга показывает оставшуюся сережку.
- Она где-то на полу. Поищи, пожалуйста!
Левка лезет под стол, туда же отправляется Лиза. Даже Женя ныряет под стол. Они там ползают, задевая Ингу и наступая ей на ноги. Наконец, Левушка победно кричит:
- Я нашел ее, мама!
Он вылезает из-под стола, за ним вылезают Лиза и Женя.
- Давай ее сюда! – говорит Инга.
- Я тебе ее сам надену, - отвечает Левик.
- Мой сын, - думает Женя, узнавая себя в его ответе.
Лева залезает на стол и начинает продевать дужку сережки в отверстие. Она не лезет.
- Мам, у тебя ухо неправильное.
- Ухо у меня правильное, а вот прокололи его неправильно.
- Тебе его прокалывали? – удивляется Лева, - больно было?
- Не больно, но страшно.
- Давай я тебе помогу, - предлагает отец.
- Нет, я сам! Ведь это я ее нашел!

      Женя отстраняет Левины руки и надевает сережку, а потом, все еще держа в руках Ингино ухо, чтобы она не могла отстраниться, легко прикасается губами к ее губам.
- Папа, это не честно, - говорит Лева, - это я нашел сережку, я должен целовать маму, а не ты!
Он забирается на стол, прижимает Ингину голову к себе и целует ее в лоб.
- Нежничаешь, как девчонка, - говорит Женя с упреком.
Левушка смотрит на отца, смущается, спрыгивает со стола и тянет отца за руку:
- Папа, пошли на полевые испытания. Ты обещал.
Женя с детьми уходит в сад, и оттуда доносятся грохот и крики.
Инга немного посидела в одиночестве, улыбаясь чему-то, потом встала и пошла домой готовить ужин. Дома она обнаружила, что на столе в кухне лежат пакеты и пакетики. Это Женя привез из Москвы всякие вкусные вещи… К возвращению Жени с детьми, на кухне накрыт роскошный стол, практически праздничный. Они весело ужинают, дети все время смеются и шалят. Лиза смотрит на отца влюбленными глазами. Женя с Левой собираются на пленер. Лиза спрашивает:
- Папа, а меня ты возьмешь на пленер?
И вся сияет, когда он отвечает:
- Да, моя золотая рыбка!

        После ужина Женя идет укладывать детей спать, а Инга убирает со стола и моет посуду в мойке. Эту посудомоечную не дождешься, будет урчать до утра. Когда она заглядывает в гостиную, то видит, что Женя лежит на разложенном диване и читает детям про Урфина Джюса. Лиза положила головку ему на грудь, Лева обнимает его одной рукой.
- Как они его быстро признали, чувствуют, что родной, - вздыхает Инга.
Она остается на кухне, чтобы не мешать им. Сидит и пьет чай с травками. Она полюбила собирать травы в горах. Женя перестает читать, видимо дети уснули. Инга слышит, как Женя относит Лизу в ее кроватку.
Он входит на кухню и садится напротив.
- Чаю хочешь? - спрашивает Инга.
- Хочу.
Инга наливает чай и ставит чашку напротив Жени.
Ей уже хочется спать, но  где будет ночевать Женя?
Она спрашивает:
А где ты будешь спать?
Женя с вызовом смотрит на нее  и  чуть улыбается уголками губ.
- Нет, это исключено, - говорит Инга.
- Я понял.
- Можешь лечь на балконе. Раньше ты помещался на том диване. Ночи еще не очень холодные. Спальный мешок на антресоли.
- Хорошо, лягу на балконе. Я помню, где спальный мешок. Ты его не выкинула?
- Нет, зачем его выкидывать? Что за намеки?
- Инга, я  ликер привез. Ирландский Бейлис. Очень вкусный.
Пробовала?
- Нет! Настоящий ирландский?
- Настоящий ирландский и сладкий, как ты любишь.
Женька наливает ликер в два больших бокала:
- Ну, давай за то, чтобы  все было хорошо.
- Да, и у тебя и у нас! – говорит Инга, - какой вкусный ликер!
Инга известная сластена. Она очень любит сладкое. Ликер очень сладкий.
- Хочешь, я расскажу, над каким проектом я сейчас работаю?
- Рассказывай, - соглашается Инга, чувствуя, что разговор движется в правильном русле абстрактного трепа, а не выяснения отношений.

       Женя начинает рассказывать о том, как они выиграли какой-то тендер на проектирование комплекса зданий, о том,  как генподрядчик хотел занизить смету, но они отстояли первоначальный вариант, хотя и первоначальный был занижен. Говорит о  какой-то проектной документации. Я ничего этого не понимаю, и мне очень хочется спать, тем более, что он говорит тихим ровным голосом, чтобы не разбудить детей.
Чтобы не заснуть, я время от времени отхлебываю Бейлиса из стакана и вежливо спрашиваю:
- И что было со сметой? Понятно.
Женя время от времени спрашивает:
- Ты меня слушаешь?
Ему почему-то важно, чтобы я слушала всю эту дребедень.
Я хочу быть вежливой, он мне такого наговорил, что надо быть хотя бы вежливой.
- Я тебя слушаю,  так что там было с железобетонными  конструкциями? Что, вообще, может произойти с железобетонными конструкциями? Можешь с этого места поподробнее?
В конце концов, я кладу голову на стол, потому что невозможно хочу спать.
- Извини, я завтра тебя дослушаю.
Я чувствую, как Женя берет меня на руки и несет в спальню. Я обнимаю его за шею и говорю:
- Нет! Даже не думай! Никогда!
- Я понял.
Женя кладет меня на кровать, я отталкиваю его руки, и он уходит. Среди ночи я открываю глаза и вижу Женю. Он лежит рядом,  подпирает голову рукой и смотрит на меня.
- Что, пришел? - говорю я, закрывая глаза. Но и с закрытыми глазами, я тоже вижу Женю.
- Ты мне снишься или это в реале?
- Я тебе снюсь.

     Я все еще не справилась со своим подсознанием и время от времени мне снится Женя, а если мне снится Женя, то обязательно снится секс с ним, подробно, почти как в реальности. Наутро после таких снов я встаю разбитая, у меня болит голова, спина и чувство, какое-то досадное, как после перепития. Я даже лечилась от этих снов. Галина выписывала мне успокоительное. Она говорит, что если я пересплю с кем-нибудь, то, возможно, Женя мне сниться перестанет. Только с кем же я пересплю? Могла бы с Ник Ником, но он что-то не предлагает.
- Снишься? Сейчас скажешь, приласкай меня?
- Снюсь! Приласкай меня, - нежно говорит Женькин голос.
Я глажу его волосы, они у него такие шелковые, нежные. Прямо перецеловала бы каждый волосок. Потом глажу  и целую его лоб, глаза, шею, грудь. У него такая нежная, шелковистая кожа. Я так люблю прикасаться к нему. Я шепчу:
- Ты мой самый сладкий. Ты мой волшебный.  Ты мой любимый. Как давно ты мне не снился. Я так люблю тебя. Очень люблю. С ума по тебе схожу…

Он придвигает меня к себе и  начинает целовать. Во сне все происходит так, как  это бывает в реале, все почти как наяву, и даже лучше чем наяву.
       Утром я просыпаюсь разбитая, с головной болью, и чувство мерзкое.
- Значит, опять приснилось! – вздыхаю я, - все из-за того, что он приехал!
На часах 12 часов дня. Я так проспала? В квартире никого нет. Такого со мной еще никогда не было! Значит, дети уже ушли в школу и сад. Пью чай и собираюсь на работу. Надеваю джинсы, и клетчатую рубашку.
- Что я как дура хожу в этом платье и в этих сережках? Вырядилась, как на выставку, - с досадой думаю я.
Снимаю брюлики, кладу их в бирюзовую коробочку, пусть отдохнут, и ищу свои обычные сережки.
- Ну, так хоть на человека похожа, - удовлетворенно думаю я, увидев в зеркале девушку, в обычной здесь одежде - джинсы +  рубашка.

      На работе я никак не могу сосредоточиться на том, что делаю. Все валится из рук. У меня какой-то мандраж внутри. Едва дождавшись пяти часов, я бегу в детский сад забирать Лизу, но воспитательница говорит, что ее забрал отец где-то часов в 11. Я бегу в школу. Там только нянечка. Она подтверждает, что в 11 за Левой пришел отец и забрал его.
- Как он был одет, - спрашиваю я.
- В штормовке и с рюкзаком.
- Так, все понятно. Он украл моих детей, - думаю я в ужасе, но все-таки надеюсь, что этого не произошло.
Сломя голову, я бегу домой. Дома никого нет. Я бегу на дачу. Там тоже никого нет.
- Может быть, они пошли в горы, может быть, они пошли рисовать на пленере. Вчера что-то говорили про пленер, -  проблескивает надежда.
Я бегу обратно на квартиру. Там никого нет. Не могли же они так долго задержаться в горах… Он увез их…
Я бросаюсь на кровать прямо в кроссовках,  и заливаюсь слезами:
- Как он мог так поступить!  Это мои дети. Я все равно верну их! Завтра же я поеду в Москву!
Слезы льются из моих глаз и бесполезно их вытирать.
Из прихожей слышится какой-то грохот и голоса.
- Ну, вот, я уже с ума схожу! Слышу детские голоса.
В комнату заглядывает Женя.
- А вот и наша мама. Почему ты плачешь?
Он наклоняется надо мной. Я вскакиваю и начинаю колотить его кулаками по груди:
- Ты негодяй! 
Женя хватает меня за руки:
- Что случилось? Почему я негодяй?
Я вырываю свои руки и опять набрасываюсь на него:
- Ты украл моих детей!  Я все равно их верну! Это мои дети!
Женя опять перехватывает мои руки, смотрит на меня и улыбается.
- Я и в Москве тебя найду! Я сегодня же поеду в Москву!
- Хороший план, - смеется Женька.
Он выглядит очень счастливым, его глаза лучатся радостью.
- Негодяй! – с чувством бросаю я.
- А вчера ночью ты меня называла любимый.
- Это был сон, - говорю я. – Во сне все бывает.
- Но, мне приснился такой же сон,  не знаешь почему?
- Не знаю…Откуда ты знаешь, что мне приснилось?

В комнату заходит Лиза и обнимает за ноги меня и Женю.
- Мама, я кушать хочу.
- Ты ужин приготовила? – спрашивает Женя.
- Нет, а где вы были? – спрашиваю я.
- В горы ходили, а ты что подумала?
- Отпусти мои руки.
- А ты драться не будешь?
- Надо было хотя бы записку мне оставить. Пусти меня.
- Ну, как  тебе такое могло прийти в голову?
- Потому что я не знаю, чего от тебя ждать!
- Жди только хорошего, - говорит Женя и отпускает мои руки.

Я смущена, иду готовить ужин на скорую руку. Женя с детьми сидит на полу, они рассматривают рисунки, сделанные на пленере. Женя что-то им объясняет и показывает, что надо исправить. Они быстро ужинают и опять возвращаются к  рисункам.
Дети так устали сегодня, что засыпают без сказки. По крайней мере, я не слышу, чтобы он читал детям. Женя заходит на кухню. Я сижу и  пью успокоительный чай.
- Мне чаю налей.
- Успокоительного? - спрашиваю я.
- Ты успокоительный пьешь?  Правильно. Мне обычного чая, - смеется Женька.

Я наливаю ему обычный чай и добавляю на всякий случай немного успокоительного.
- Что ты мне в чай добавила? – спрашивает Женя.
- Ничего страшного. Это душица и мелисса. Выживешь.
- Вкусно, спасибо.
Я уже успокоилась, слезы высохли, и мне неловко, что я такая  взбалмошная.
Сижу, виновато опустив глаза.
- Ладно, проехали, - говорит Женя.
- Если хочешь, я могу послушать про твои балки, - стараюсь выслужиться я, -рассказывай!
Женька начинает смеяться. Ему жутко смешно.
- Ты еще помнишь про эти балки?
- Ну, я же слушала, пока не заснула. Ты специально меня усыпил? А Бейлис у нас еще есть?
- Нет, ты вчера весь вылакала.
- Я вылакала? А ты его не пил?
- Я помогал, не отказываюсь. Не знаю, что с тобой было бы, если бы я не помогал.


        Мы сидим, смотрим друг на друга и молчим. Мне уютно молчать. У меня не проходит ощущение, что вокруг летают бабочки и щекочут меня своими крылышками. Женя выключает свет, и комната погружается в сумрак.  В темноте можно сказать то, что при свете никогда не скажешь. В окно заглядывает Луна, сначала робко, потом более уверенно протягивает свои голубые лучи. Я вижу, как в лунном свете блестят Женины глаза, отсвечивают голубым золотом волосы.
Женя говорит, приглушая голос:
- Я тосковал о вас, ты и представить не можешь. Вы мне все время снились. Я  чувствовал себя таким одиноким и заброшенным, как в детстве. Как будто меня отвели в детский сад, а забрать забыли. Народу вокруг много, но все заняты собой, никому нет дела до тебя, даже пожаловаться некому.
Ты вспоминала обо мне?
- Нет, не вспоминала, мне было некогда, - честно признаюсь я.
- Сейчас ты говоришь неправду!  Это, чтобы сделать мне больно?
- Я правду говорю. У меня не было ни сил, ни времени на лирические воспоминания. У меня в голове было только, что купить детям, чем накормить, куда отвести, когда забрать и прочая ерунда. И я не разрешала себе вспоминать о тебе…. это сделало бы меня слабой.
- Ты проклинала меня?
- Никогда не проклинала тебя, и никогда не говорила о тебе ничего плохого.
- И не думала ничего плохого?
- Я о тебе вообще  не думала, чтобы не думать плохого.
- Вот так? Но, я тебе снился, да? Приходил во сне?
- Женя, ну зачем об этом говорить?  Мало ли что приснится. Это подсознание. Я над ним не властна.
- Вчера я тебе опять приснился? – нежно говорит Женя. Я вижу, как в лунном свете, в улыбке сверкнули его зубы.
- Да, приснился, а, может быть, и не приснился.
- Ты допускаешь такую мысль? А как же -  нет, никогда?
- Ну, это бывает между бывшими супругами. Это ничего не значит, - говорю я, стараясь быть спокойной. Я же пила успокоительное!
- А я думаю, что значит! Это называется «Все, что вы хотели, но боялись себе признаться в этом».
- Ничего не значит….все равно ты завтра уедешь…
- Послезавтра, но я вернусь за вами.
Мы опять молчим. Луна светит, как бешенная. Я чувствую, я почти вижу, как от Женьки исходит поток корпускул, они похожи на маленькие стрелы, которые пронизывают меня насквозь, но не улетают, а обволакивают меня.
В воздухе возникает электричество. Между нами начинают проскакивать искры.
    Женя поднимается, подходит и прижимает  мою голову к себе. Стрелы обволакивают нас обоих, делая нас одним целым. Он поднимает меня на руки и сладко целует в  губы. Я ничего не могу с собой поделать, я так хочу его, что почти теряю сознание.
- Инга, - шепчет Женя, - ты моя любимая, единственная, радость моя, счастье мое, солнце мое. Я люблю тебя так сильно, что не могу выразить это словами.
В спальне мы стараемся не шуметь. В кроватке сладко спит Лизонька.
Надо сдерживаться, чтобы случайно не разбудить детей.
Женька говорит:
- Инга, это невыносимо! Пойдем в наш трахальный домик!
- Это кукольный домик.
- Нет, трахальный, - смеется Женька.
Тысячу раз мы любили друг друга в этом кукольном домике. Там стояла низкая софа, размером почти во всю комнату, свидетельница наших любовных пиров.
- А как же дети?
- Закроем их на ключ. Они до утра не проснутся, а мы через 2 часа вернемся.
И вот мы идем по дороге, освещенной яростной Луной, в наш сад.
Женя открывает дверь домика и спрашивает:
- А где наш сексодром?
- Я подарила его Саше с Галкой. Они поставили его на даче. Галка говорит, что это жутко сексуальная софа.
- Ты поступила неосмотрительно, нам на ковре будет жестко.
- Там одеяло есть, давай его расстелем.
- Чем мы накроемся? Нам будет холодно. Что ты смеешься?
- Какой ты изнеженный! Покрывалом накроемся!
- Я изнеженный?  Я о тебе думаю!

     Мы опускаемся на импровизированную постель. Между ними действует какая-то жуткая сила притяжения,  не дающая шанса отодвинуться друг от друга хотя бы на миллиметр, оторвать губы, ослабить объятия.
- О, Господи, - вырывается вздох из Жениной груди, - наконец-то   мы  с тобой вместе и наедине!   Секс у нас происходит яростный, как будто прорвалась плотина, и вся накопившаяся масса любовной энергии, захлестывает нас.
- Женечка, я устала, дай мне отдохнуть, - просит Инга.
- Я не могу, я не могу больше сдерживаться, я очень хочу тебя, - шепчет Женя.
Он сжимает Ингу в объятиях так сильно, что у нее трещат косточки. Он целует ее так, как будто хочет выпить  всю ее до дна. Даже утомившись, он не выпускает ее из объятий, кладет поверх  и так крепко прижимает к себе, что Инге не пошевелиться.
- Женечка, отпусти меня, - просит Инга, - дай мне полежать спокойно рядом с тобой. 
Женя разжимает объятие и Инга ложится рядом. У нее болит все тело.
- Женя, ты меня пугаешь. Ты прямо сексуальный маньяк, - шепчет Инга.
- Если бы ты знала, насколько ты не далека от истины! Я даже понял, почему они убивают свои жертвы.
- Почему?
- Потому, что не в силах отпустить их.
- Я читала, что они так кончают.
- Они кончают много раз, а когда уже не могут, убивают, что бы она не ушла.
- Не убивай меня, мой дорогой, я не уйду,.. Никогда не уйду от тебя.
- Обещаешь?  Давай побудем здесь еще немного. Еще один раз.
- Мне уже больно, Женька, пусти меня, хватит.
Но Женя почему-то ничего не слышит…
- Женя, пойдем домой, уже светает…
- Сейчас пойдем. Не хочу тебя отпускать…давай еще раз.
Наконец, они добираются до дома и засыпают мертвым сном.
Звонит будильник. Женя встает и говорит Инге:
- Поспи еще, я сам детей отправлю.
Инга слышит, как он зовет детей завтракать, как шутит с ними, как собирает Леву в школу, Лизу в детский сад, как идет проводить их. Когда захлопывается дверь, Инга идет в ванную комнату и ужасается своему отражению в зеркале. Под глазами у нее черные круги, шея багрово-синего цвета, по всему телу сияют засосы, запястья рук синие.
- Господи, что он со мной сделал?  Все тело болит, и там тоже болит.
Он сейчас вернется, и мы останемся наедине! Надо бежать!

Инга быстро надевает белый свитер, натягивая его на горло, широкую юбку, брюки надеть нельзя, шов будет задевать там, где больно, и стремглав, не завтракая, выбегает из дома.  Она бежит в лабораторный корпус, выбирая окольный путь, чтобы не встретиться с Женей.
На работе еще никого нет. Рано. Пришла только новая лаборантка из местных.
- Инга Леонидовна, вы заболели? Плохо выглядите.
- Сделайте мне чаю, пожалуйста, - просит Инга, и принесите пирожок с творогом из буфета. Будьте так любезны.
- Может вам к доктору пойти, - советует сердобольная лаборантка.
- Ничего, сейчас попью чаю и полегчает.
Инга выпивает аспирин из аптечки, чай, но ей не становится легче.
- Посплю, полчаса, - решает Инга.
Закрывает свой кабинет изнутри и ложится на видавший лучшие времена кожаный потрепанный академический диван.
- И где достают такие древние диваны, обсерватория ведь новая, - думает Инга засыпая.

Сквозь сон она слышит, как кто-то стучит в дверь, как  голос лаборантки объясняет, что Инга Леонидовна  пришла на работу совсем больная. Она слышит, как возмущенный голос Богдановича произносит:
- Черт, знает что! Заболела, пусть идет к врачу, домой идет. Развели тут бардак! Фаворитка!

      Инга просыпается вечером, когда все уже ушли. Все тело болит, как будто его переехал асфальтовый каток. Но, что делать бедной женщине? Надо идти домой, тем более, что дети остались с этим маньяком. Она принимает еще  одну таблетку аспирина, ничего более подходящего в аптечке нет, и тащится домой.
       Дома шум, беготня, хохот – Женька играет с детьми. Инга проходит в спальню и падает в кровать, поверх одеяла, не раздеваясь.
- Вот и мама пришла, - заглядывает в спальню Женя. 
Он веселый, свежий.
- Вампир, - думает Инга и закрывает глаза.
Она слышит, как все уходят на кухню. Женя кормит детей ужином, моет посуду, читает им на ночь про Урфина Джюса, он сам любит эту сказку, укладывает их спать, а потом заходит в спальню.
Спрашивает:
- Может, разденешься?
- Не подходи ко мне, маньяк.
- Сильно я тебя вчера потрепал?
- Сильно. Все болит!
- Везде болит?
- Да, везде болит!
- А может мы осторожно?
- Не прикасайся ко мне!
Женя ложится на кровать, опирается на локоть и смотрит на измученную Ингу.
- Почему ты держишься за горло? Дай я посмотрю, что там.
- Нет, - шипит Инга, - не смей прикасаться ко мне.
- Ну, прости меня, я не хотел сделать тебе больно!
- Не знаю, с какого места истории тебя прощать.
- Я не смог сдержаться. Слишком долго сдерживался.  Слетел с тормозов. Такое накатило, что я не справился с собой. Со мной такого никогда не было.
- Не смей ко мне прикасаться!
- Хорошо, не буду. Давай поговорим.
- Завтра я должен возвращаться в Москву. Надо ехать. Я никого не предупредил на работе. Там объект надо принимать.  Я вернусь за вами через неделю, максимум через 10 дней. Будьте готовы к отъезду.
- У тебя есть жилье,  куда ты сможешь нас забрать?
- Я квартиру сниму.
- Сначала сними, а потом зови нас.
- Я  скоро дом дострою,  пока поживем на съемной квартире,
Знаешь, какой красивый дом я строю? Три этажа, 300 кв. метров.
- Зачем такой большой дом?
- А  мы еще ребенка забацаем. А может, уже забацали, - смеется Женя.
Инга начинает подсчитывать дни своего цикла и понимает, что очень даже может быть, что забацали.
- Потом свадьбу сыграем, у нас же не было свадьбы.
Всех пригласим, пусть порадуются вместе с нами. Ты своих мифиози пригласишь.
- Может сначала свадьбу, а потом забацаем ребенка.
- Это как получится. У нас с тобой наоборот получается, не заметила?
- Я заметила! Думаешь, мне нравится такая последовательность?
- Смешно будет заявление подавать. Горчакова выходит замуж за Горчакова.
Они там удивятся. А еще могут подумать, что мы брат с сестрой.
- А еще они удивятся, что у меня в паспорте штампа о разводе с этим же Горчаковым нет.
- Да? Ты не поставила? Значит, по твоему паспорту я все еще твой муж.
Как же ты меня любишь, счастье мое! А я сомневался, улыбается Женька.
- Может, ты подождешь, когда я сама это скажу?
- Зачем? Я и так знаю!
- Откуда ты это знаешь?
- Ты во сне мне все выболтала, еще в первую ночь.
- И ты поверил? Это же только сон!
- Ты была  очень убедительна. Так целовала меня, как тут не поверить?
Я улыбаюсь воспаленными губами.
- Снимем квартиру в центре города, большую, удобную, с красивой мебелью.
Чтобы у каждого ребенка была своя комната, а у нас была спальня в стороне от их комнат, чтобы ничего не было слышно.
- Чтобы ты мог мучить меня, сколько захочешь?
- Чтобы я мог любить тебя столько, сколько ты захочешь. Ты у меня страстная и нежная.
- Неправда, я сдержанная. Разве такие квартиры сдаются?
- В Москве сдаются. Люди уезжают за рубеж навсегда, а свои квартиры сдают. Я так понял, что ты с академиком не спишь, ревновать тебя к нему не стоит.
- Кто это тебе насплетничал?
- Лиза твоя. В первую минуту мне сообщила, что ты с академиком роман крутишь. Я чуть не заплакал! Я так мечтал о тебе, о наших детях, долго не решался приехать. Приехал и испугался, что опоздал.
А что ты у академика делаешь?
- Тебе же сказали компетентные люди– роман кручу.
- Ну, как твой роман продвигается?
- Хорошо, академик предложил к нему переехать.
- Злишь меня? Хочешь, чтобы я тебя выпорол?
- Можешь считать, что ты меня уже выпорол.
- Ну, я не хотел. Ну, прости меня, моя дорогая.
- Только без рук! Не прикасайся ко мне, у меня все болит.
Инга задремывает, Женька утыкается губами в ее пальчики и тоже засыпает. Утром он отводит Лизу в сад, Леву в школу, возвращается домой.
- Инга,  мне надо уезжать. Ты что не встанешь проводить меня?
- Сейчас, только выйди из спальни.
Инга с трудом поднимается, выходит из спальни, опирается рукой о наличник двери. У нее кружится голова, глаза лихорадочно блестят, под глазами черные круги, губы запеклись.
- Ух, ты! Ты, правда, заболела. Надо идти к врачу.
- Что я ему скажу?
- Правду скажи. Дай я посмотрю.
Он отводит ворот свитера и видит, что горло Инги синего цвета.
- Я идиот! Прости меня. Ты у меня такая хрупкая, оказывается. Это я от любви. Ну, не обижайся. Все пройдет. Я приеду дней через 10, максимум через 2 недели. Я напишу перед приездом.
- Ты говорил, что приедешь через неделю.
- Я хотел бы, но это нереально.  За неделю я ничего не успею.
Он прикасается губами к  воспаленным губам Инги.
- Ты мой израненный ангел любви! Отдыхай, набирайся сил, я скоро приеду за вами. Сходи к врачу обязательно. Мне так хочется стиснуть тебя в объятиях.
- Женя, только не это. Поезжай уже, у меня голова кружится.
- Через 10 дней приеду, у тебя уже все заживет. К врачу иди.
Он медлит, не уходит, опускается на пол, обнимает ее колени, прижимается к ним лицом и замирает. Потом говорит, вздыхая:
- Прости меня. Прощаешь? Ну, хочешь, я никуда не поеду? Останусь с вами?
Хочешь?
- Угу, и тебя уволят за прогулы...
- Хочешь, я с тобой к врачу пойду?
Инга ничего не отвечает, потому что из ее глаз катятся  соленые слезы.
- Иди уже, Женька! Я сама пойду, – наконец говорит Инга отворачиваясь.

Глава 23. И рассеял мрак

Идти на работу в таком растерзанном виде невозможно, поэтому Инга идет на прием к терапевту, тем более, что терапевтом в местной мед сан части работает Сашина жена Галина. Инга сидит в очереди, заходит в кабинет и просит:
- Галка, выпиши мне больничный, я заболела.
Галина внимательно смотрит на нее и говорит:
- Вижу, что заболела. Раздевайся, я тебя посмотрю.
- Не надо меня смотреть, просто выпиши больничный лист.
- Надо посмотреть. Вдруг тебе нужна серьезная медицинская помощь.
- Нет, все нормально. Я отлежусь, и все пройдет.
- Инга, ты плохо выглядишь. Говори честно, я врач. Он что, тебя избил?
- Что ты говоришь? Кто меня избил?
- Женя твой, кто еще.
- Женя? Ты же знаешь Женю, разве он может кого-нибудь избить?
- В аффекте убивают, не то, что избивают.
- В каком аффекте? О чем ты говоришь?
- В станице говорят, что приехал твой муж и поучил тебя как по академикам бегать. Кто-то слышал, как вы ночью кричали.
- Угу, и видели, как он учил меня плеткой.
- Насчет плетки не знаю, а то, как ты прибежала в лабораторный корпус чуть живая, в своем кабинете заперлась, и пока твой муж не уехал, оттуда не вышла, это ваша лаборантка сказала.
- Сплетницы, делать им нечего. Никто меня не бил.
- Тогда дай посмотрю.
- Галка, мне неудобно. Если горло покажу, выпишешь больничный?
- Выпишу, показывай.
- Он тебя душил? - спрашивает доктор.
- Нет, это он меня так целовал, - улыбаюсь я, хотя мне больно улыбаться.
- Везде так целовал?
- Почти так.
Галя начинает смеяться.
- Он тебя затрахал, что ли?
- Именно затрахал, - смеюсь я так, что трескается губа и стекает капля крови, которую я слизываю.
- Я тебе этот диагноз в больничном напишу, только по латыни.
- Напиши мне ОРЗ.
- А внизу болит? – спрашивает Галина, по медицинской специализации она гинеколог.
- Болит.
- На кушетку ложись, я посмотрю.
- Может не надо?
- Воспаление придатков хочешь?
- Не хочу.
- Ладно, все у тебя нормально. Сейчас выпишу тебе свечи, все  до свадьбы заживет. Бодягу  прикладывай к синякам,  а это  легкое противовоспалительное средство. А вот рецепт на антибиотики. Хотя, не пей антибиотики, может быть, ты уже залетела.
- Галь, не каркай, пожалуйста. Мне и так плохо.
- Предохранялись?
- Нет, даже в голову не пришло. Все произошло как-то неожиданно, как снег на голову. Не понимаю, как он решился приехать.
- Чтобы в голову правильная мысль пришла, ее терять не надо!  Это Сашка его привез! Твой  пошел провожать Сашку на вокзал. Они зашли в универсам. Женя купил игрушки детям, а Сашка сказал, что ничего передавать не будет. Тогда твой Женя купил билет, сел в поезд и приехал.
- Они были пьяные что ли?
- Нет, трезвые! Пьяные, конечно.
- Галя, ты меня убила! Какая  же я дура! Это он по пьяни приехал? И зачем ты его называешь моим? Он не мой!
- Да, нет, не по пьяни, не переживай. Саша говорит, что он давно хотел приехать. Все время порывался с ним поехать, но характера не хватало.
- Порывался! Но не приезжал же!
- Инга, не кори себя. У вас любовь. Вам вместе надо жить. Ты же им больна.
- Ну, теперь-то я им больна в буквальном смысле этого слова.
- Иди,  отлеживайся. Вот эти свечи дезинфицирующие, а это для заживления мелких ран.  На ночь ванну прими, один день с йодом,  другой  с календулой. Все обойдется. Через неделю будешь как новая.
Инга идет домой, грустно размышляя:
- Значит, Женька приехал в порыве, необдуманно.  Представляю, как он  удивился, когда проснулся в поезде. Очень на него похоже. Он очень эмоциональный. Если просто вспомнить начало нашего романа – все неожиданно, все вдруг, все сильно как удар молнии и неуправляемо, все «на разрыв аорты».
Дней через 10 от Женьки  пришло письмо. Из существенного там было написано, что приличной квартиры пока найти не удалось, а везти нас в спальный район он не хочет. Жаловался, что много сил и денег уходит на строительство дома. Писал, что Марго считает, что срывать Левушку посреди учебного года не хорошо.
Я опечалилась:
- Что значит – не хорошо срывать Левушку посреди учебного года?  Учебный год только начался. Он что, имеет в виду, что надо подождать до конца учебного года? Почти год?  А что произойдет с ним за этот год, ему самому известно?
Быстро промелькнули две недели, Женька не приехал и даже ничего нового не написал.  Ни одной строчки, ни одного словечка!  В Москве забыл о нас! Месячные, естественно, не пришли. Это может быть просто задержка из-за стрессов, которых мне в последнее время хватает, но я склонна драматизировать ситуацию.
    Пойти к Ник Нику после того, что случилось со мной, я не посмела. Раньше, до приезда Жени,  я  была спокойна и безмятежна. Мне было весело жить со своими детьми. Я была счастлива с ними  и моей любимой работой в обсерватории. Я была счастлива видеть эти горы, дышать этим воздухом, думать о сложном и прекрасном. Я была счастлива, что самый умный, самый прекрасный человек среди всех людей, которые встретились на моем жизненном пути, принял меня и захотел  видеть в своем ближайшем окружении.  Он захотел, чтобы я жила с ним в одном доме. Это много, даже если он не любит меня… А сейчас я  почувствовала себя обманутой, брошенной и одинокой. Все горькие мысли, которые я гнала от себя, нахлынули на меня. Я вспомнила, как я боролась за жизнь Лизы, боясь сказать Жене  хоть одно слово о своей беременности. Я вспомнила, как я плакала от бессилия, увидев моего Левушку, идущего между Женей и той женщиной. Почему она держала моего сына за руку, а не я? Почему она шла рядом с моим мужем?   Теперь бывшим мужем. Как он мог так жестоко поступать со мной?  Неужели я еще раз пройду через этот ад? Опять буду ходить с большим животом и не знать, куда девать глаза от стыда перед людьми?  И как я справлюсь с тремя детьми, без поддержки мужчины?
- Живу, как проклятая. Никто и никогда обо мне не заботился, - думаю я в отчаянии.

      Уже прошел месяц, который Ник Ник давал мне на размышления, но я не могу даже думать о нашем договоре. Ведь я нарушила его по существу. Я могу только вспоминать, какая я была спокойная и веселая до приезда Жени. Как весело было  приходить в дом академика, разговаривать с ним, читать его книги, советоваться, что ответить на очередное письмо, на каком языке.
Ник Ник был очень добр ко мне, но я не заслуживаю  хорошего отношения с его стороны. Я заслуживаю его презрения.
     Когда однажды вечером я выбежала на звонок, распахнула дверь и увидела Ник Ника на пороге своей квартиры, я просто лишилась дара речи.
- Здравствуйте, Инга! Не прогоните гостя?
- Николай Николаевич, проходите, пожалуйста, - улыбаюсь я со слезами на глазах, - Чаю хотите? Садитесь, пожалуйста.
Я усаживаю Ник Ника за большой стол в гостиной.
Он осматривается и говорит:
- У вас уютно. Несите свой чай.
Я одета в свой домашний ситцевый халатик, поэтому говорю:
- Одну минуту, Николай Николаевич, я переоденусь.
- Не надо, вам очень идет  домашняя одежда.
Я бегу на кухню, завариваю душистый чай, разогреваю в микроволновке пирожки, достаю малиновое варенье. Других сладостей в доме нет, в доме живут сладкоежки. Кладу свои лучшие льняные салфетки. Накрываю чайный стол, и сажусь напротив Никольского.
Я смотрю на его серебряную голову, как будто очерченную по контуру светящимся голубым фломастером, на морщинки у глаз, и моя душа радуется и умиляется, что в такой темный для меня час отчаяния ко мне пришел светлый человек, и осветил мой мрак.
- Ну, как вам мой чай? – спрашиваю я.
- Вкусный, вы туда травок добавили?
- Да, мята, чабрец и немного донника желтого.
- Чудесный чай и пирожки вкусные. Вы сами их печете?
Я усмехаюсь про себя. Ну, как мужикам хочется, чтобы женщина и решала, и считала, и при этом еще и пирожки пекла.
- Нет, я в столовой купила.
- Буду знать, что в нашей столовой вкусные пироги, - улыбается Николай Николаевич.
- Я слышал, что вы болели.
- Я уже здорова, спасибо, - отвечаю я, а про себя думаю:
- Неужели эта сплетня уже дошла до ушей Ник Ника?
- Не хорошо молодой женщине с детьми жить одной, - продолжает Николай Николаевич.
- Не хорошо, - бормочу я, еще не понимая, к чему он клонит.
- Ну, вот что, Инга, переезжайте-ка ко мне.
- С детьми? – задаю дурацкий вопрос.
- С детьми.
- Когда?
- Завтра утром, сегодня уже поздно.
- Я не успею собрать вещи так быстро.
- А вы соберите только необходимое, как будто вы едете в отпуск.
- А может не завтра, а позднее?
- А позднее может быть поздно.
- Хорошо, Николай Николаевич.
- Да, и подайте заявление об  увольнении с завтрашнего числа.
- Я не буду работать? Зачем же я столько училась?
- Вы будете работать моей женой. Мне ваше образование как раз подходит, - улыбается Никольский.
- Хорошо, Николай Николаевич,  я все сделаю, как вы говорите. Но я должна вам рассказать…я должна признаться…
 - Потом вы мне все расскажите, у нас будет много времени, а сейчас собирайтесь…
Уходя, он задерживается в прихожей, гладит меня по щеке, смотрит на меня долгим взглядом и у меня на глаза наворачиваются слезы.
- А вот плакать не надо, - говорит академик, - да завтра, Инга.
Ник Ник уходит, а я опускаюсь на пол и меня душат слезы. Что мне делать?
Как мне жить дальше. А вдруг я действительно жду ребенка от Жени. Как я скажу об этом Никольскому? Меня одолевают сомнения, нужно ли мне переезжать к нему. Наплакавшись вдоволь, я решаю сделать так, как решил академик. Ник Ник очень умный, он академик, он знает, что делает.
               На следующее утро я отправляю детей  в школу и сад одних.  Сама быстро собираю вещи. За мной приезжает красивая черная машина и везет в директорский коттедж. По дороге я заезжаю в отдел кадров, подаю заявление об уходе и говорю, что Николай Николаевич просил оформить приказ сегодняшним числом.
       Кадровичка смотрит на меня так, как будто услышала гром среди ясного неба.  Она говорит:
- Я перезвоню его секретарю, что-то я подобных просьб не помню.
- Пожалуйста, перезванивайте! А подобных просьб и быть не могло, - говорю я торжествуя.
Все-таки хорошо быть под крылом сильных мира сего. Но, я боюсь встречи с Ник Ником. Как я посмотрю ему в глаза? Разве я чиста перед ним? То, что я изменила ему физически, не считается, потому что мы не любовники. Более того, если бы мы были любовниками, ничего подобного со мной не произошло бы…Дело в том, что на какой-то момент я совсем забыла о нем,  я изменила ему в своих мыслях…

      Николай Николаевич встречает меня у порога, целует руку. Смотрит весело, ласкает меня взглядом.
- Маруся, проводите Ингу Леонидовну в ее комнату и покажите комнаты детей.  Николай Николаевич отвел нам комнаты в дальней половине дома, о которой я даже не подозревала. Здесь тоже есть гостиная, в которую выходит несколько дверей.  В моей комнате стоит красивая кровать с пологом. Я такого чуда еще никогда не видела.  Кресло, торшер, письменный стол, туалетный столик. Включаю ночник. Вся комната превращается в звездное небо. Какая у него фантазия – трахаться в звездном океане.
         Выхожу в гостиную, и иду смотреть детские комнаты. Там есть все, что нужно детям. Я поражаюсь, что там стоят настоящие детские кроватки и  письменные столы,  у Лизы все поменьше, у Левы побольше.  На столах  разложены альбомы для рисования, краски, кисти, фломастеры, карандаши, ручки, книжки. На Левином столе стопочкой сложены тетрадки.
У Лизы в комнате куклы, игрушки. Я, наверное, сплю, и все это мне снится!
Хотя бы не проснуться. Это прекрасный сон!
Неужели Николай Николаевич  ждал нас, готовил дом для нас, пока меня терзали черные мысли, обида, пока я безутешно плакала на балконе под далекими звездами? Он думал обо мне?  Чем я заслужила такое счастье? Боже мой! Какое это счастье!  Я его не заслуживаю! Что бы со мною не случилось в будущем, я всегда буду благословлять его за эту минуту, когда он пришел в мою жизнь как спаситель.
        Вечером детей привозят из школы, и они  начинают осваиваться на новом месте. Сначала они ведут себя очень тихо, но к концу вечера уже прыгают на кровати под пологом в моей комнате. Это их домик. Приходится их выпроводить и запретить играть там. Это не их территория.
     Мы с детьми постепенно привыкаем к  новому положению, распорядку, окружению.
Утром я завтракаю с Николаем Николаевичем уже после того, как дети уходят в школу, и сад соответственно. Ник Ник одет в шелковый халат  с изысканным рисунком, на концах пояса – кисточки. Он бодр и свеж. Каждое утро он пробегает 5 км и долго плавает в бассейне. У него крепкое тело, мускулы как железные.
     По утрам он так сосредоточен, что я боюсь помешать ходу его мыслей, и говорю только « Доброе утро».
- Доброе, - улыбается Николай Николаевич мне в ответ и гладит меня по щеке.

         Обычно после завтрака он уезжает в обсерваторию. От него зависит труд многих людей, ход их исследований. Иногда он остается дома и работает над книгой или статьей. Его книги изданы на многих языках. Ужинаем мы все вместе, когда Николай Николаевич возвращается домой. За столом весело и шумно. Сначала я боялась, что академику не понравится ужинать с детьми, но заметила, что ему нравится, он с улыбкой смотрит на проделки Левы и Лизы. Он с удовольствием отвечает на их вопросы, иногда неуместные, и совсем не делает им замечания. Замечания делаю я. Воспитываю.
Я думаю о нем так:
- У него мозг как алмазный резец, а тело как сталь, но иногда ему хочется почувствовать, что на свете  есть нежное, мягкое, беззащитное, поэтому он позвал меня с детьми.
     Со мной он держится достаточно отстраненно, держит меня на расстоянии вытянутой руки.  Ну и пусть. Это меня устраивает. Лишь бы не прогонял. Только я не совсем понимаю, зачем он позвал меня в свой дом, почему хочет жениться на мне? Зачем мы ему нужны?  Мог бы просто к нам в гости приходить. Он что, любит меня? Ответа нет, ведь он никогда не говорил таких слов, возможно, даже не думал так, поэтому сделал мне предложение так неловко.

        Где-то через неделю, когда я немного обвыклась,  ко мне в спальню стучит Николай Николаевич. Он одет в голубую в мелкую полоску, шелковую пижаму, которая ему очень идет, идет к его серебряным волосам.
        Я понимала, что рано или поздно это должно произойти. Я думала об этом. Я очень боялась, что это будет что-то неприятное, может быть, даже оскорбительное для меня. В моей жизни не было мужчин кроме  Евгения. Были отношения до него, но я не помню, что это было. Смогу ли вообще быть с  другим мужчиной?
           Всю неделю я готовила себя к сегодняшнему вечеру, уговаривала себя.   Моя тактика - принимать все как есть. У меня горит ночник – это лампа, дающая карту звездного неба на потолке и стенах комнаты. Николай Николаевич задерживается в дверях, потом подходит к  кровати и ложится рядом со мной, на другой половине кровати. Легко вообразить, что мы летим
среди звезд. Он просто смотрит на меня. Я замираю. Николай Николаевич протягивает руку и проводит по моей щеке, по шее.  Он улыбается. Подхватывает мои волосы и играет с ними. Потом медленно откидывает одеяло, которым я укрыта. Я сплю голая, поэтому я перед ним вся, как на ладони. Он смотрит на меня и говорит:
- Вы красивее, чем любая античная статуя.
- Конечно, я живая, а они каменные, - улыбаюсь я.
Он проводит ладонью по моей щеке, шее , по плечу, боку, талии, бедру. Прикасается ко мне медленно, бережно, как к чему-то драгоценному, почти священному. Я чувствую трепет в его ладонях. Он как будто рисует меня, превращает в реальность… Каким-то  неуловимым движением он приподнимает меня за плечи, и я оказываюсь над ним, парю в воздухе среди звезд. Он  играет со мной, и я невольно начинаю улыбаться, хотя внутри я очень напряжена. Наконец, он поворачивает меня так, что я оказываюсь под ним. Он прикасается ко мне всем телом, и я чувствую, что оно очень жесткое, металлическое. Я не знаю, как буду себя вести, но мое тело не предает меня. Среди звезд я откликаюсь на его ласку и, к своему удивлению, даже кончаю. Оказывается, все проще, чем я думала. Когда он  целует меня в лоб, прежде чем уйти, я шепчу:
- Ники, мне было хорошо с вами!
В ответ он улыбается и гладит меня по щеке. В дверях оборачивается и говорит:
- Инга, надо узаконить наши отношения. Завтра все обсудим.
Все хорошо. Все, что он делает, он делает красиво, просто мне надо привыкнуть к нему, надо, чтобы наши отношения перешли в область обыденности, тогда я перестану бояться его и секса с ним.
       Узаконить наши отношения оказывается непросто. У меня нет ни свидетельства о разводе, ни штампа в паспорте о расторжении брака. Пока посылают запрос в Москву и ждут ответа, я живу в доме Николая Николаевича в неопределенном статусе, но меня это не тревожит.  Меня тревожит другое.
 Я иду на прием к Гале, она по специализации гинеколог, хотя сейчас работает терапевтом. Но Галя говорит, что сейчас слишком маленький срок, чтобы сказать что-то определенное. Надо подождать. Но как мне ждать, ведь я уже сплю с Ник Ником?
         Прблизительно через месяц, приходит подтверждение о моем разводе, а еще через месяц мы с Николаем Николаевичем расписываемся в Краснодарском ЗАГСЕ.
            В Краснодар мы едем с детьми, останавливаемся  в самой лучшей гостинице. На церемонию приезжает друг Ник Ника с супругой. Его друг тоже академик, то есть бессмертный. У нас веселая компания – четверо взрослых и двое детей. Мы празднуем наше торжество в ресторане.  Все очень красиво, по высшему классу. Друг Николая Николаевича привозит мне в подарок прелестную норковую шубку – легкую, летящую, пушистую. Всей компанией мы бродим по магазинам. Никольский накупает мне всяких платьев, кофточек, велюровых пижам, которые я люблю, туфелек, сапожек, сережек. Покупает мне еще одну шубку – песцовую. Она мне понравилась, я долго стояла и смотрела на нее. Ник Ник заметил это купил ее. Дети то же задарены игрушками, одеждой, сладостями. Николай Николаевич любит делать подарки.
              Домой мы возвращаемся довольные и спокойные. Ник Ник балует меня. Он не балует меня своими посещениями, но меня это устраивает. Я больше не хочу страсти, потому что даже слово страсть означает страдание. Говорят же страсти Христовы. Я уже заплатила щедрую дань этому безумству.
         
             Всю домашнюю работу в доме делают две женщины. Анна Ильинична готовит еду, а за чистотой в доме следит Маруся. У нее есть еще некоторые обязанности в доме.  Я по-прежнему разбираю личную почту и  почту на иностранном языке, и у меня появилась еще одна обязанность, я перевожу каталог библиотеки в электронную форму. Николай Николаевич не разрешает мне сидеть за компьютером больше 2 часов, так что у меня появилась масса свободного времени.
           Заметив, что все свое свободное время я провожу с детьми – делаю уроки с Левой,  учу читать и писать Лизу, Николай Николаевич  приглашает учительницу, которая занимается с ними.   Теперь делать мне абсолютно нечего, поэтому я целый день валяюсь на диване с книгой. Здесь, в женской половине дома тоже есть библиотечный зал, где стоят книги по искусству, художественная литература. Здесь же стоит бархатный диван, на котором я и валяюсь.
Последние десять лет я боролась за жизнь моих детей, за мою любовь, стремилась сделать научную карьеру, выживала, как могла,  и я устала. Теперь я в тихой гавани и могу немного отдохнуть. Для меня все беды остались за порогом этого дома. Я наслаждаюсь покоем.
Обычно, вечером в этот зал приходит Лева, и тогда мы часами рассматриваем альбомы классиков  искусства. Лиза тоже приходит и сидит рядом с нами, но она быстро устает от рассматривания картинок и предпочитает воспитывать куклу и петь ей песенки.
Как правило, вечером  перед сном на нашу половину заглядывает Николай Николаевич, правда, ненадолго, не более чем на  20 минут. Он разговаривает с детьми,  рассматривает новые рисунки Левы, который комментирует то, что хотел нарисовать. Мне кажется, что академику доставляет удовольствие общение с детьми. Еще он интересуется, что именно я читаю.
- Что сегодня читает Инга? - спрашивает Николай Николаевич .
Сначала мой романтический выбор  вызывает его несколько ироническую улыбку.   Но вскоре выясняется, что Инга читает исключительно любовные романы, хотя и классические. Заметив очередной роман, он качает головой и говорит:
- Опасное чтение для молодой женщины!  А по профессиональным книгам вы еще не соскучились?
- Но, вы не хотите, чтобы я работала, - возражаю я, - Зачем мне книги по специальности?  С 15 лет я занималась исключительно физикой и математикой. Последнее литературное произведение, которое я прочитала, был роман Евгений Онегин. Теперь я могу наверстать упущенное, тем более, что написано столько прекрасных книг!
- Хорошо,  читайте свои прекрасные книги, - соглашается Ник Ник, - а насчет работы, я считаю, что женщине не следует работать, пока у нее маленькие дети.
- Я согласна с вами, Николай Николаевич, - отвечаю, как покорная жена.
Я уже твердо знаю, что беременна, но не спешу сообщать об этом моему мужу академику. Ведь не менее твердо я знаю, чей это ребенок, хотя льщу себя надеждой, что это, может быть, ребенок академика. Меня мучает вопрос,  почему Ник Ник не поговорил со мной, когда пришел к нам домой? Почему он отмахнулся от моего возможного признания? Что ему сказали о визите моего бывшего мужа? Вот я и читаю романы, чтобы не слышать укоров совести. Пусть все идет, как идет – не буду мешать своей судьбе, она так благосклонна ко мне.
           Уже  2 месяца, как я утвердилась в правах законной жены академика Никольского. От спокойствия я даже начала поправляться. Я становлюсь очень ленивой, с каждым днем все ленивее и ленивее, я почти как кошка. Помурлычу, меня погладят по головке, по спинке, съем чего-нибудь на кухне, возьму книжку  и засну.
        Да, права русская классика, замуж надо выходить за генерала, как Татьяна Ларина. Только не надо трагического пафоса:
« Но я другому отдана и буду век ему верна».
Непонятно, конечно, кем она отдана, это был ее собственный выбор.
А насчет намерения  «и буду век ему верна», - совершенно правильное,  соответствующее  христианской морали, решение. Вот ушла бы она к Онегину, следуя своей страсти, конец истории был бы не лучше, чем у бедной Анны Карениной.  Вся русская классика предупреждает женщин - берегитесь страстей, не отзывайтесь на порывы своего глупого женского сердца. Выбирайте состоявшихся мужчин. Впрочем, не такая уж это большая мудрость – любая продавщица из овощного киоска знает эту максиму.

 Вопрос в том, как противостоять страсти? Как устоять? А может, стоит отдаться страсти, даже зная, что за нее придется расплатиться?
Чем можно пожертвовать ради любви? Пусть проходящей…Пусть эфемерной…но такой желанной, такой заманчивой.
Кажется, что ты идешь в рай, а ты идешь прямиком на крест.
В принципе, за любовь мы расплачиваемся всей своей жизнью, счастьем своей жизни…
К ногам возлюбленного мы возлагаем все, что у нас есть драгоценного – свою любовь, свою личность, веру в себя и людей, веру в благородство и порядочность, наших детей,  свое благополучие, и, если человек не достоин этого, то жизнь распинает нас на кресте…за фатальную ошибку…
Так что, цена любви-страсти очень велика. Женщине надо быть разумной и проницательной уже в молодые годы.
Все-таки, творчество вернее и благодарнее…
Спокойное замужество, дети и творчество, - вот то, что может успокоить душу, вот то, к чему надо стремиться.

Глава 24. Похищение Европы

Вот в эту академическую, почти небесную тишину однажды вторгается Женька. Он всегда выглядел респектабельно, поэтому на его звонок Маруся смело открывает дверь и спрашивает:
- Вам назначено?
Женя проходит в дом и убедительно говорит:
- Нет, не назначено, но у меня срочный разговор к академику Никольскому.
Маруся работает недавно и еще не знает, что отвлекать академика во время работы категорически запрещено и поэтому идет с докладом в кабинет академика.
Николай Николаевич пишет книгу. Он очень не доволен, что его прерывают. Но он вежливый человек, поэтому выходит и спрашивает, чем он обязан  такому визиту.
- Мне надо поговорить с моей женой, - говорит Женя.
У Николая Николаевича брови ползут вверх. Потом он догадывается, что речь идет об Инге.
- Кого вы имеете  виду? – насмешливо спрашивает академик.
- Я имею в  виду мою жену Ингу Горчакову, - дерзко отвечает Женя.
- Но, здесь нет вашей жены, молодой человек,  вы ошиблись, - спокойно говорит Николай Николаевич.
- Она здесь! У меня срочный, очень важный разговор. Мне надо немедленно поговорить с Ингой.
- А вы не опоздали со своим разговором? – начинает раздражаться Ник Ник, он ненавидит выяснения отношений.
- Захочет ли Инга Леонидовна разговаривать с вами?
Когда Женя говорит, что это вопрос жизни или смерти, Николай Николаевич  морщится, как от дурного запаха, машет рукой и, удаляясь, говорит стоящей здесь Марусе:
- Спросите у Инги Леонидовны, может  ли она поговорить с бывшим мужем? 
Он уверен, что его жена, Инга Леонидовна Никольская, достаточно умна, чтобы  вообще не разговаривать с человеком, поступившим с ней бесчестно. Если же она решит  поговорить с ним, то пусть поговорит, беды в этом нет.
Николай Николаевич уходит в кабинет, строго предупредив,  не отвлекать его ни при каких обстоятельствах.
В эту драматическую минуту Инга спокойно лежит на своем уютном бархатном диване, в любимой велюровой пижаме и читает душещипательный роман Томаса Гарди.  Она морщится, когда в захватывающий момент повествования, входит Маруся  и говорит:
- Инга Леонидовна, с вами по срочному делу хочет поговорить молодой человек. Он ждет вас  в гостиной.
- Кто меня ждет в гостиной? - спрашивает Инга с досадой.
Маруся разводит руками, показывая, что она не знает, но добавляет:
- Очень приличный мужчина.
- Кто может нарушить покой  академика, вломившись в его дом? Сашка, конечно же. Больше некому.
Ей не хочется переодеваться. Наверняка, это короткий разговор. Она снимает только сиреневую курточку, одевает пушистый белый свитер, подарок Ник Ника. Смотрится в зеркало. Брюки, конечно пижамные, но и так сойдет.
         Когда Инга входит в комнату и видит Женю, сидящего в кресле, то пугается. Ее первым движением было вернуться назад в библиотеку, но ей становится стыдно своей трусости. У нее сейчас все хорошо, она защищена от любых неожиданностей, ей нечего бояться и убегать.
- Возможно, он хочет договориться, когда он будет встречаться с детьми.
Я должна с ним поговорить, ведь это и его дети тоже, - пролетает в ее голове.
Женька выглядит очень стильно, решительное выражение лица ему идет.
- О, господи, он такой красивый, - с досадой думает Инга, отводя взгляд.
Она садится в кресло, и, подражая манере Ник Ника, говорит:
- Здравствуйте, Евгений Михайлович! Чем могу быть вам полезна?
Женя, как будто, не замечая ее светского тона, мрачно смотрит на нее и говорит:
- Ну, что, ты довольна? Отомстила?
За четыре  месяца, проведенные в доме  Никольского, Инга привыкла к более уважительному обращению, на ты ее зовут только дети.
- Спасибо, я довольна, - Инга не ведется на грубую интонацию, - Вы что-то хотели обсудить? Я вас слушаю.
- Проститутка! Продалась за этот дом, за положение жены академика! - зло бросается Женя, - не могла подождать меня?
- Что?- вскакивает Инга, - Что вы себе позволяете? Я понимаю вашу досаду, но держите себя в руках!  Если у вас есть что-то конструктивное – говорите, иначе я вынуждена буду уйти.
- У меня есть кое-что конструктивное! – говорит Женя, поднимаясь.
Он хватает Ингу за руку и тащит ее к выходу. Она упирается:
- Женя, ты мне руку сломаешь! Куда ты меня тащишь!
- Сейчас увидишь!
Женька тащит ее к выходу на улицу.
- Там холодно, я не хочу! Я не хочу на улицу!
Инга упирается, хватается за все предметы, попадающиеся ей под руки, но Женя сильнее. В прихожей он спрашивает:
- Какое пальто твое?
- Вот эта шубка моя!
Женя срывает с вешалки шубку и вытаскивает Ингу за дверь.
- Женя, ну, хоть сапоги возьми, я в домашних тапочках!
Но Женька бежит и тащит Ингу за собой.
За кустами их ждет  серая, грязная машина. Женя заталкивает Ингу на заднее сидение, садится сам и машина срывается с места.
- Это похищение, мэм, - весело  говорит водитель.
- А, Сашка, я тебя вот только что вспоминала!
Так вы меня похитили!!!  Заголовок газеты – Похищение жены академика Никольского ее бывшим мужем при участии старших и младших научных сотрудников. Она усаживается поудобнее, одевает свою шубку и любуясь, гладит ее серебристый мех.
- Проститутка! – бросает Женя.
- Что? – взвивается Инга и бьет Женьку по губам и щекам. Он хватает ее за руки. Она  извивается, пытаясь вырваться, но Женя крепко держит ее.
- Отпусти меня немедленно! Сию минуту отпусти меня. Это не смешно!
Женя спрашивает:
- Саш, у тебя есть что-нибудь связать ей руки?
- Там есть шарф. Поищи.
- Вы, что, рехнулись? Фильмов насмотрелись тупых?  Пошутили и хватит. Похитители хреновы! Идиоты! Тупицы! Охламоны! Ну, блин, вы ответите! Хулиганье подзаборное. Сарынь поволжская! Пусти меня!- буйствует Инга.
-Узнаю нашу альма-матер. Научили тебя там ругаться? Матом ругаться тоже научилась, чтобы заказывать детали для приборов на языке, привычном для пролетариата? - скалит зубы Сашка.
- Сашка, никогда не думала, что ты будешь помогать этому московскому пижону, мажору. Ты мне больше не брат!
- Какой же он мажор? Такая же техническая  интеллигенция, как мы.
Ты мажоров не видала. Я тебе помогаю, вам обоим помогаю.
- Я тебя просила мне помогать?
- Друзья сами приходят на помощь!
Они подъезжают к какому-то дому. Инга видит, как Галка выводит из подъезда  Леву и Лизу и сажает в другую машину.
- Ах, и Галка в сговоре с вами?! Все сговорились? - изумляется Инга,- Вы и детей похищаете?
- Успокойся, не похищаем, а возвращаем законному отцу, а тебя твоему законному мужику.
Женя выводит Ингу из машины, крепко держа обе ее руки в своей одной, и сажает ее к детям на заднее сиденье. Сам садится впереди.
- Погнали, шеф.
- Ну, прямо, как в боевике, со сменой машины. Насобачились!?
Саша и Галя машут им вслед.
- Счастливо добраться!
- Женя, куда мы едем?- спрашивает Инга.
- Увидишь.
Дети сидят притихшие. Машина мчится по темной  горной дороге. За рулем сидит станичник, которому Женя когда-то помог. Местные жители по-прежнему считают Ингу Жениной женой, поэтому помогают ему. Инге холодно, она забирается с ногами на сидение. Дети прикорнули около нее.
- В Краснодар едем, - понимает Инга.
          Они приезжают в гостиницу, в которой только два месяца назад
Инга была с Николаем Николаевичем. Это лучшая гостиница города. На лобби Женя подходит к администратору и берет номер. У него в руках оказываются свидетельства о рождении детей.
- Это он взял в нашей квартире. Когда мы уезжали, я торопилась и из документов  взяла только свой паспорт, - соображает Инга.
Администратор просматривает документы и спрашивает:
- А где паспорт вашей жены?
- Извините, она его найти не может, но он где-то в чемодане, мы завтра занесем, говорит Женя, подталкивая к  администратору денежную купюру.
- Хорошо, приносите завтра, - улыбается администраторша.
Она окидывает Ингу, одетую в норковую шубу и сиреневые тапочки, подозрительным взглядом.
       Они заходят в роскошный номер. Женька денег не жалеет! Инга проходит в спальню и ложится на кровать прямо в шубе. Дети от усталости валятся на ковер в гостиной. Женя их раздевает и укладывает спать. Он и сам засыпает на ходу. Когда он возвращается в спальню, оказывается, что  Инги там нет!
- Куда она могла деться? Сбежала?!
Сон слетает с него, как пуганая ворона с дерева.
Женя заходит на кухню, выглядывает в коридор, потом замечает, что на вешалке в прихожей висит Ингина шубка. Он с силой ударяет рукой по шубке, как будто это она во всем виновата.
- Надо выкинуть эту дрянь, и купить Инге что-нибудь приличное, куртку какую-нибудь.
Инга выходит из ванной розовая, в белом махровом халате и ложится поверх покрывала.
- А я подумал, что ты сбежала! – со вздохом говорит Женя.
- Ну, уж нет! На сегодня достаточно! Я очень устала, так что  все  приключения  откладываются на завтра!  Завтра сбегу, если надо. Генечка, прими душ и давай будем отдыхать. Я очень устала.
     Когда Женька возвращается, Инга почти уснула, но улыбается сквозь сон, почувствовав, как под Женькиной тяжестью прогибаются пружины матраса. Не открывая глаз, непроизвольно, она поворачивается к нему.
- Измотался я сегодня. Трудное это дело – похищение собственной жены и детей. Такой стресс! Так что сегодня будем спать по-братски.
- Это как? Не прикасаясь, друг к другу? – удивляется Инга, и даже открывает глаза от удивления.
- С ума сошла? – улыбается Женя, - просто обнимемся и будем спать.
Они залазят под одеяло, Инга поворачивается спиной к Женьке и оказывается, что ее тело точно вписывается в ложбинку, образованную его телом с чуть согнутыми ногами.
- Прямо детали из одного набора Лего, - думает Инга.
Женя обнимает ее и кладет руку на живот и вздыхает:
- Господи, хорошо-то как!
Через некоторое время  констатирует факт:
-Ты все-таки залетела тогда.
- Наверно…
- Некоторые годами лечатся, по врачам бегают, очень хотят, но не залетают.
А к тебе стоит прикоснуться, и ты уже залетела.
- Прикосновение было длительным и интенсивным. Может быть, в этом дело?
- Да, я старался, - улыбается в темноте Женя.
- Инга, почему ты пошла к этому академику?
- Ты не поймешь. Давай я тебе завтра объясню.
 - Я и так понимаю! Только я не понимаю, как ты могла подумать, что я не приеду за вами? Ты же беременна от меня! Ты сказала ему?
-  Еще нет…Я думала  рассказать обо все немного позже… Николай Николаевич очень хорошая партия, он очень хороший человек, - тихо добавляет Инга.
- Не говори так, Иник, а то я отдохну немного и задушу тебя. Сейчас двигаться не хочется.  Так хорошо лежим.
- Женя, почему ты не приехал, как обещал? Почему ты перестал писать.Я была в отчаянии.
- Сначала, объект принимали, потом долго квартиру искал и с домом  много работы. Замотался совсем.
- 4,5  месяца искал квартиру?
- Да, но нашел и приехал за вами.
- А ты мог об этом написать?
- Я писал, Левку с днем рождения поздравлял, тебя с Новым годом. Просто ты почту перестала проверять. Инга, ты тоже писать умеешь. Могла бы мне написать. Тебе слабо написать, что ты беременна?
- Я не была уверена и это конфиденциальная информация, касается только меня…
- Замечательно! Вот такая самостоятельная. Решение классное приняла, обдуманное.
- Ты мог еще год квартиру искать, а потом решить, что сначала  ты достроишь дом, а уже потом приедешь…
- Я же пообещал тебе! Ты мне совсем не веришь?
- Я тебе верю, но почему ты не вернулся как обещал?
-  Я сейчас вернулся!
- Почему ты не приезжал 4 года?
-  Ты меня ждала? Я не знал этого, пока Сашка не сказал, что ты ждешь меня. Я чувствовал, что ты меня любишь, но боялся, что это только то, что я хочу… Я пытался вернуться, ты помнишь? Я приезжал, когда Лиза только родилась. Мы еще разведены не были. Как ты со мной обошлась!  Ты сказала, что больше не любишь меня.  Вещи мои выкинула.  Проекты сожгла…
Ты подумала, что если вещи выкинуть, то  и меня получится выкинуть из своей жизни? Получилось? Если бы все было так просто.
- Стоп, погоди! Ты же  жил у этой барышни!
- Ну, и что? Ты еще вчера жила у академика. Ты перестала меня любить?
- Нет, не перестала.
- Вот и я не перестал…
- Женя, я уже ничего не соображаю, давай все остальное завтра..
- Ладно. Знаешь, я в Троицк приезжал, когда Марго сказала, что ты там. Искал твой адрес, но не нашел. Хотел попасть к тебе на работу, но там охрана, забор трехметровый вокруг здания. Просто бродил по улицам, чтобы встретить тебя случайно.
- Правда? Мы с Надей много гуляли, наверное, могли бы встретиться, случайно. Городок маленький, странно, что не встретились.
-  Я тебя видел. Когда я приехал во второй раз и  бродил по улицам,  то остановился у освещенного стеклянного кафе. На улице было уже темно, а из кафе шел свет. Я подошел ближе и увидел, что за столиком, прямо у стеклянной стенки, напротив друг друга сидят две девушки. Одна в синем, с  пышными черными  волосами, а вторая, в пурпурном, с пажеской стрижкой по плечи и волосами, отливавшими золотом.  Они что-то обсуждали. Я остановился и почему-то стал смотреть на них. Я не сразу узнал тебя. Ты была какая-то другая, очень независимая, уверенная в себе, ухоженная, даже холеная. Такой я тебя никогда не знал. Я хотел зайти в кафе, но пока собирался с духом, в кафе зашли два мужика и сели за ваш столик. Один был среднего роста с бородкой, а второй высокий, плотный. Бородатый поцеловал в щеку сначала тебя, а потом девушку в голубом. Высокий просто поздоровался с вами и сел спиной ко мне.
Высокий, видимо, стал рассказывать что-то смешное, потому что ты повернулась к нему и стала смеяться. Потом он сказал что-то такое, что тебя особенно рассмешило. Ты упала лицом на руки, лежащие перед тобой на столе,  и от смеха у тебя стали трястись плечи. Ты подняла смеющееся лицо. От смеха у тебя даже слезы потекли. Слезы оставили черные полоски на щеках. У тебя были накрашены ресницы! Ты же никогда не красила ресницы! Для кого накрасилась? Ты производила впечатление  преуспевающей женщины, у которой все замечательно. Тут я подумал, что ты все придумала про беременность. Но когда все встали, я увидел, что туника прикрывает выступающий живот. Вы вышли на улицу, и бородатый подал тебе руку. Ты шла, опираясь на его руку, и  вы беседовали. Мне так хотелось ему врезать!  Я увидел, что ты  забыла и обо мне, и о Леве, не скучаешь о нас, тебе хорошо с другими людьми. 
- Очень трогательно! Ты, наверное, еще и замерз на улице.
- Я замерз, простудился и заболел.
- Бедный какой. И что бы ты мне сказал, если бы встретил одну?
- Просто прижал бы тебя к себе и не отпускал, и ты все забыла бы. Ты же и тогда любила меня…
- Так просто, без всяких слов? И думаешь, я простила бы тебя?
- Не знаю, сначала  думал, что простила бы. Но, потом я тебя еще раз увидел с бородатым. Я только приехал автобусом из Москвы, а ты в той же компании, которую я видел в кафе, бежала на автобус в Москву. Вы переходили дорогу. Мимо проезжал автомобиль, и бородатый отстранил тебя, загораживая от машины, так что даже прикоснулся рукой к твоему животу. Меня это взбесило. Потом подъехал ваш автобус. Бородатый взял тебя за талию и подсадил, как свою женщину. Ты скользнула по мне взглядом, как по пустому месту. Это называется - я в упор тебя не вижу! Я так понял, что ты за этого бородатого замуж собираешься. Странно, конечно, но вы, вообще, странные люди. Больше я в Троицк не ездил, хотя мне очень хотелось увидеть тебя.
- Женя, я тебя правда не видела. Я не ожидала тебя увидеть. Бородатый  - это Боб Владимиров. Очень популярная личность. Это он взял меня на стажировку. Все считали, что у меня все нормально, что мой муж с  сыном ждут меня дома, а начальство – козлы, послали на стажировку. Я даже сама в это поверила. Боб  мне покровительствовал. В это время его жена лежала на сохранении беременности. Они второго ребенка ждали. Первый сын у них  чуть младше Левы. Так что он ко мне очень проникся. Вообще-то, ему Надя всегда нравилась, девушка в голубом. 
- Ты была веселая и спокойная,  так безмятежно улыбалась…При мне ты так никогда не улыбалась…
- Мне там было хорошо. Как в студенческие годы. Одна обязанность, она же и привилегия – ходить на семинары. И все! Подруга Надя всегда была рядом.
Можно поехать на выставку, в консерваторию.
- У тебя и подруги были. Я думал только друзья.
- Почему были, они и сейчас мои подруги. Будем жить в Москве – будут приезжать к нам в гости, и Боб Владимиров приедет. Он не только хороший физик, но и удивительный художник. Ты с ним подружишься.
-Значит, завтра ты не сбежишь к академику?
- Я подумаю…
- Даже не думай! Я этого не допущу! Лучше убью тебя, чем отпущу к нему.
- Спокойной ночи, Отелло, давай немного отдохнем  сначала…все завтра…
         Они уснули, но даже во сне  их тянуло друг к другу. Когда  под утро
Инга перевернулась на другой бок и прикоснулась обнаженной грудью к его груди, почувствовав, что он здесь, рядом, такой нежный, такой томно сонный, ее губы потянулись к его губам, и он, улыбающимися губами, ответил на поцелуй. Их объятие стало теснее и жарче, они слились в одно целое, стали двигаться как в танце - вверх, вверх, к небесам и невозможно остановиться, пока  не достигнута вершина, а потом они упали вниз и рассыпались на тысячу горящих  колокольчиков, которые остыли и превратились в их тела.  Всю ночь над ними летали и смеялись маленькие веселые ангелы.  Утром они проснулись отдохнувшими, счастливыми, полными жизненных сил и планов.
После веселого завтрака прямо в номере Евгений решил составить план дальнейших действий.
- Итак, какая у нас диспозиция? Что у нас с документами? – спрашивает Женя.
- У меня нет паспорта, документы Лизы в садике, Левины в школе, их медицинские карты в поликлинике, моя трудовая книжка все еще в отделе кадров.
- Ничего, справимся, – говорит Женя, - где твой паспорт? У Никольского?
- Нет, мой паспорт в паспортном столе в станице. Я фамилию поменяла на Никольскую.
Женька вздыхает и говорит с упреком:
- Нашла время менять фамилию! Ладно, я поеду в Зеленчукскую и все улажу.
- Как же ты мой паспорт заберешь? Тебе его не отдадут. Там моя подпись нужна.
- Отдадут. Я сам распишусь не хуже тебя. Пиши заявление о разводе.
- В свободной форме?
- Какой угодно форме! Просто надо подать заявление на развод, пока мы еще здесь!
Евгений сегодня собранный, деловой, уверенный в себе. Одно слово, победитель. Я думаю, что он много может добиться в жизни. Его энергия не железная, а мягкая, светлая, солнечная. 
Он уезжает, а мы остаемся ждать его. У меня в кармане шубки обнаруживаются деньги. Они завалялись там еще с прошлого шопинга с Ник Ником.
Магазины я знаю. Мы перебегаем улицу и покупаем сапожки для меня. У Левки откуда-то взялся этюдник. Наверное, Женя привез. Мы идем искать красивый пейзаж. Левушка рисует, греет дыханьем свои замерзшие пальчики , а  мы с Лизой гуляем неподалеку. Когда мы все замерзаем окончательно, бежим в гостиницу. В гостинице администраторша спрашивает:
- А где же вас паспорт?
- Муж поехал за ним, скоро привезет, - отвечаю я.
Администраторша подозрительно смотрит на меня и  качает головой, мол, какая я разиня.
         Женька возвращается поздно вечером. Он очень устал, устало улыбается, обнимает детей, подходит ко мне.
- Вот, держите свой паспорт, госпожа Никольская.
- Тебе его отдали? Это же чудо!
- За деньги можно купить много разных чудес. Все, я голоден, я устал.
После ужина мы лежим на кровати, я глажу его волосы и спрашиваю:
- Ты у Николая Николаевича был?
- Был.
- Он подписал?
- Нет. Сказал, что сначала должен переговорить с Ингой Леонидовной лично.
Инга закрывает лицо руками, чтобы Женя не видел, как ее лицо заливает пунцовая краска стыда. Сдавленным голосом она говорит:
- Теперь Инга Леонидовна не посмеет с ним разговаривать. Ей будет стыдно взглянуть ему в глаза. Так поступить с ним,  с ее стороны это такое невообразимое  свинство! Она такая негодяйка!
- Почему? Она не виновата. Она же не сама убежала, ее похитили.
- Но, она могла бы сбежать обратно…хотя бы попытаться…ей должно быть очень стыдно…
- Я так не думаю, она вернулась к своему мужу, отцу своих детей…
Кстати, Инга, ты очень натурально упиралась. У меня был момент, когда я подумал, что ты действительно не хочешь ехать со мной, - говорит Женя.
- Это когда я тебя оцарапала?
- И тогда тоже. Мне с самого начала показалось, что ты не очень хочешь ехать со мной. Ты, правда, не хотела ехать со мной?
- Ну, как тебе сказать…
- Скажи, как есть.
- Я была не готова к твоему появлению. Я подумала, что ты забыл о нас и перестала ждать тебя.  Я начала привыкать быть женой академика, ни за что не отвечать, лежать на диване, читать любовные романы. Мне даже по дому не надо было ничего делать. Там прислуга была. Очень удобно.
Женя темнеет лицом  и сдавленным голосом спрашивает:
- А  ночью?
- А ночью я спокойно спала. Одна.
- Одна?
- Одна. Раздельные спальни.
- И что, вы не были вместе?
- Не спрашивай об этом, Женя. Я была его женой.
Женька какое-то время молчит. Пауза затягивается, но потом, справившись с собой, он говорит бодрым голосом:
- Ты все равно бы там со скуки сдохла через полгода. Так что, я тебя спас! Сашка тоже так считает.
- Много понимает твой Сашка. Ты меня украл! Думаешь можно  умереть со скуки с тремя детьми? Знаешь сколько с ними хлопот?  Ты еще пожалеешь, что украл меня, - говорю я с улыбкой.
- Я не пожалею! А если пожалею, отвезу тебя обратно.
- Ничего себе перспектива! А дети?
- Детей оставлю  себе.
- Тогда и меня оставь себе, Женечка. Я так люблю тебя!
Женька поворачивается ко мне, вздыхает и говорит:
- Ладно, уговорила. Иди ко мне. Я соскучился, целый день не прикасался к тебе. Я вижу, как от этих слов начинает вибрировать воздух в комнате и свет фонарей за окном.
- Ты очень соскучился?
- Очень…ты даже не представляешь насколько очень…

AMOR глава 25. Москва


              Москва встречает нас серыми днями без солнца, морозами, снегом, который заметает улицы, заметает все следы – как будто никогда не было ни Зеленчукской, ни горных вершин, не было Николая Николаевича, ничего не было, кроме Жени и наших детей Левушки и Лизы. Мы живем в самом центре Москвы, но у меня ощущение, что мы живем на необитаемом острове. По-крайней мере, для меня это действительно так. 

Я с Лизой сижу дома, Лева ходит в ту же школу, в которую когда-то ходил Женя.  Женя специально искал такую квартиру, чтобы его сын ходил в ту же школу, что и он в детстве и юности. Из школы Леву забирает Марго. Она его кормит, а потом ведет в художественную школу, ту в которую водила Женю. Жизнь повторяется, идет по кругу, но на следующем витке. Левушка с Женей появляются дома вместе только  вечером, и тогда я чувствую полноту бытия, я чувствую, что я счастлива. Целый день мы с Лизой ждем их возвращения.

С утра я готовлю завтрак, кормлю их, и они снова уходят куда-то в темноту и холод, в пустое и безразличное московское пространство, где люди не люди, а функции – консьержка, водитель автобуса, секретарша, продавщица, прохожий. Возможно, я не права, возможно, я ошибаюсь и не понимаю сути,  но я не люблю и не принимаю Москву. Не то, что я не люблю ее здания, улицы, здесь как раз все в порядке. Москва – красивый город. Я не люблю московскую толпу, москвичи вызывают у меня  щемящее чувство досады. Они слишком большие материалисты, зациклены на материальном и своем превосходстве по отношению к другим жителям России, почти как американцы,  и потому, порядочность, честность, искренность, сочувствие  кажутся им смешными и нелепыми предрассудками, хотя, есть счастливые исключения.

    Я  человек из русской провинции, где, на мой взгляд, все честнее, порядочнее, прозрачнее. Где люди более открытые, откровенные, добросердечные. Я не идеализирую провинцию, конечно, везде люди не ангелы, но, в целом, в провинции люди больше живут сердцем и не просчитывают, что именно от тебя можно поиметь, желательно, прямо сейчас. Здесь, в Москве,  люди, в основном, безразличны друг другу, не видят друг друга, проходят мимо, как будто те, другие, не существуют, но создают помеху движению.

     Мегаполис как страшный монстр пожирает своих сыновей и дочерей, а заодно всех, кто попадает сюда. Он пользуется их талантами, силами, мечтами, а потом выбрасывает людей как ненужный шлак. Кому-то удается схватить удачу за загривок, но это редкие люди. В основном, это город людей, чьи мечты о счастье,  любви,  творчестве не сбываются  или сбывают в малой части. В людях нет уважения к другим, а значит, и к себе. Этот город груб и хамоват. У него душа квартирной хозяйки, желающей  содрать двойную оплату. В нем нет покоя и гармонии.   
         Мне уютно, только когда все в сборе, над столом горит оранжевый абажур, мы ужинаем или играем во что-нибудь. Я так люблю их всех, что от полноты чувства у меня наворачиваются слезы.
- Что случилось? - озабоченно спрашивает Женя, - почему ты плачешь?
Я не знаю, что ему ответить, потому, что не могу передать словами то, что я чувствую. Мне не хватает слов, поэтому, смахивая слезинки с ресниц, отвечаю:
- Не обращай внимания, все хорошо. Я очень люблю всех вас, и еще малыша.
Просто очень люблю вас, до слез. Ты такой замечательный.
Женька качает головой, достает свой платок и промокает им мои глаза.
- Ну, все, не плачь, моя девочка. Какая ты стала плакса.
Внешний мир стучится в окна и двери. Внешнему миру все время что-то нужно от нас. Женя настаивает, чтобы я быстро развелась с Николаем Николаевичем, пока еще не родился ребенок. Он находит адвоката, который готов все сделать без моего непосредственного участия, чтобы я никуда не ездила и не встречалась с Никольским. Нас разводят заочно.

Женя мечтал о веселой свадьбе, чтобы можно было пригласить всех родных, друзей, но сейчас это невозможно. Мы решаем пригласить только самых близких – Михаила Яковлевича и Маргариту Яковлевну.
- Давай твоих родителей тоже пригласим, - говорит Женя.
- Это невозможно. Нельзя их приглашать, - отвечаю я.
- Почему? – удивляется Женя.
- Потому что они не знают, что мы разводились. Они живут в счастливом неведении.
- Ты не сказала родителям, что развелась со мной? -  поражается Евгений.
- Не сказала. Я не хотела их огорчать. Помочь мне они все равно не могли. Никто не мог.
- Я понял! Ты знала, что я вернусь к вам!
- Женька, не придумывай! Ничего я не знала…
- Но, если ты знала, то зачем выходила замуж за академика? Хотела отомстить мне, чтобы я почувствовал как это больно!
- Это не я решила выйти замуж за Николая Николаевича, а он решил жениться на женщине с двумя детьми.
- Ты могла ему отказать.
- Одинокие женщины с двумя детьми обычно академикам не отказывают, если они в своем уме. И, вообще, что ты знаешь об одиночестве, - вздыхаю я.
- Об одиночестве я как раз много знаю. Я даже знаю, что такое одиночество вдвоем. Это когда ты вроде не один, но все равно один. Ты  не поймешь, ты никогда не была одна, ты всегда была с детьми.
- Да, ты очень бедный…А еще Марго однажды забыла его из детского сада забрать.
- Да, забыла забрать. Тебя когда-нибудь забывали забрать из детского сада?
- Нет, никогда не забывали! Из детского сада я возвращалась домой самостоятельно. Вот в детский сад меня тащили, а из него я бежала домой сама. Мы недалеко жили.
- Это преимущество маленьких городов.
- Ну, если 600 тысяч населения – это маленький городок, то я с тобой согласна.
- Ну, что ты со мной споришь? Я хочу сказать, что без тебя мне было очень одиноко, - говорит Женька, улыбаясь и обнимая меня.
- Мне тоже без тебя было одиноко. Видишь, я с тобой не спорю.

       Мы с Лизой отправляемся в салон для новобрачных, чтобы купить мне платье к торжеству. Оказывается, я не единственная невеста в положении. В салоне выделен целый стеллаж для таких бедолаг. Я выбираю платье из ослепительно белых кружев. Это элегантное свободное платье до пола, с длинными узкими рукавами, лифом под горло и глубоким декольте на спине. Значит, можно будет собрать волосы в высокую прическу, открыть шею. Японцы считают, что в теле женщины самая красивая линия – это место где линия шеи переходит в линию спины.   Меряю платье, Лиза одобряет.

      Я покупаю всякие милые аксессуары – подвязки, белые чулочки, белое кружевное белье. Для прикола покупаю фату, которая целиком закрывает лицо. Вообще-то, фата - символ девственности невесты. Потом мы идем в детский мир и покупаем для Лизы красивое белое платье с широким розовым поясом.
      В ночь перед торжеством я выгоняю Женьку из спальни. Он идет спать в комнату Левы. Жених не должен видеть невесту до дня свадьбы. Утром, как обычно, кормлю всех завтраком и мы с Лизой идем наряжаться.
Я одеваюсь, крашусь, делаю высокую прическу, недаром я спала на бигуди всю ночь. Последний штрих, одеваю фату. Фата закрывает лицо, так что я выгляжу загадочно.

Когда мы с Лизой появляемся в гостиной, Женя идет нам навстречу. Он поднимает фату, тем самым жестом, из-за которого я ее купила.
- Ой, кто это у нас такой загадочный?  Ах, какая прекрасная незнакомка! Неужели это моя невеста? – смеется Женя.

     Сам он выглядит потрясающе. На нем ослепительно белая рубашка, черный костюм, бордовый галстук бабочка. Такой же бордовый платок выглядывает из верхнего кармана пиджака. Рядом с ним стоит его уменьшенная копия – Левушка в таком же костюме и кис-кисе.  Я смотрю на Женю и думаю, что могла бы век на него смотреть и не насмотрелась бы.
- Дети, требуйте выкуп за невесту! – командую я.
Дети начинают бегать вокруг нас и кричать:
- Выкуп! Выкуп за невесту!
Женя хлопает глазами.
- Какой выкуп?
- Обыкновенный. За невесту положен выкуп, а то тебе ее не отдадут.
- Деньгами, что ли?
- Ну, не водкой же, - смеюсь я.
Женя дает детям по купюре.
- Мало, - кричу я.
- Этого мало! – подхватывают дети.
- Женька дает им еще по купюре.
- Еще! Нужен большой выкуп, - хохочу я.
- Дорогая, на что ты подбиваешь детей? Если я дам им еще денег, то нам не на что будет жить! – возражает Женька.
- А мы у детей займем! – не сдаюсь я.
- Какие жадные дети! И в кого они такие? – говорит Евгений, - ну, все, отдавайте мне мою невесту.
Лиза берет меня за руку и подводит к отцу:
- Вот, папочка, твоя невеста!
В ЗАГС мы едем на роскошном черном лимузине, прокат которого, наверное, стоит кучу денег.
- Как мы доживем до следующей зарплаты? - думаю я.

     В ЗАГСЕ все смотрят на меня с сочувствием и сразу отводят глаза, чтобы не смущать невесту в положении.  Мы с Лизой проходим в комнату невесты. Левушка приносит мне букет невесты. Это букет белых калл. Я смотрю на цветы и вижу, что они потрясающе сексуальны. Калла – это один широкий лепесток, обвивающийся вокруг пестика, похожего на пенис. Если иметь воображение, то круче букета калл, невесте пожелать нечего. Куда там розам, они рядом валялись!  Розы – это сю-сю-сю и больше ничего.

И вот мы входим в зал для регистрации. Женщина, ведущая церемонию, начинает читать по бумажке о том, что сегодня знаменательный день и так далее. Видимо, она знает эту речь наизусть, потому что изредка поднимает глаза, смотрит на нас и продолжает говорить по написанному.
Ее взгляд скользит по беременной невесте. Ей всегда жаль этих кротких, смотрящих в пол, девушек, позволивших соблазнить себя.  Потом она с неприязнью смотрит на  жениха, которого так долго не удавалось уговорить жениться. Потом ее взгляд останавливается на детях. Она переводит взгляд с Левушки на Лизу. Дети похожи на жениха.  Что-то в ее голове не вяжется с версией происходящего, и она замолкает.
- Ага, значит, это его дети. А он так долго морочил женщине голову, сделал ей ребенка и не хотел жениться.  А детей отобрал у предыдущей жены, и на этой жениться не хотел. Ну, и фрукт! А невеста так и сияет, счастлива выше крыши…  Ох, и намучается она с этим красавцем. 
Тут ведущая церемонию замечает, что молчит, спохватывается и начинает читать заключительные абзацы, все равно этого жениха ничему уже не научишь.
- А теперь, обменяйтесь кольцами.
Женька ловко одевает колечко  на мой пальчик. Я долго не могу одеть ему кольцо, мне кажется, что оно ему мало. Женька купил новые дорогие кольца.
- И где он только денег взял, занял, наверное. Как мы отдавать будем? – думаю я.  Именно поэтому кольцо никак не одевается на его палец.
Свое прежнее кольцо я выкинула, увы, в помойное ведро. Когда я ходила беременная Лизой, я носила кольцо. Даже в Академгородок приехала еще с кольцом. А потом в режиме уничтожения памяти о Жене все, что напоминало о нем, выкинула. Уничтожала улики своего заблуждения.
- А теперь распишитесь в книге записей, говорит регистраторша.
Расписываемся. Михаил Яковлевич и Маргарита Яковлевна тоже ставят свои подписи.
- Объявляю вас мужем и женой!
- А теперь поцелуйте друг друга, - говорит ведущая.
Женька легко прикасается ко мне губами и шепчет на ухо:
- Не вздумай здесь целоваться.
Тогда я обнимаю его за шею и сладко целую. Женька тихо смеется:
- Хулиганишь?
- Поздравляю вас с созданием семьи. Теперь близкие могут поздравить вас.
Нас поздравляют  Михаил Яковлевич,  Марго. Лиза обнимает меня за шею, прижимается ко мне, чмокает в щеку:
- Поздравляю, мамочка!
Левушка целует меня в щеку и говорит:
- Мама, ты самая красивая невеста! Я тебя поздравляю!
Я обнимаю его и целую в макушку. Лева уже не позволяет мне всякие нежности. Он взрослый и не девчонка.
Ведущая смотрит на нас и у нее на глазах появляются слезы. Она тронута тем, что «его дети» называют меня мамой.
- Как же она любит этого мужчину, если так любит его детей!  Они приняли ее и называют мамой!  Благослови господи эту женщину и этих детей, - думает регистраторша, - а мужики все-таки, все сволочи. Этот тоже, тянул до последнего.

        Обратно мы опять едем на лимузине, взрослые пьют вино, а я с детьми лимонад. Красивая жизнь нам очень нравится.
- Ну, слава Богу, мы с тобой, наконец-то, поженились, - говорит Евгений.
Дома нас ждет праздничный ужин.  Вчера вечером я приготовила разные салаты, индейку с яблоками. Праздник продолжается!
После ужина мы включаем музыку.
- А теперь танец жениха и невесты – объявляет Лева, как я его учила.
Как со мной танцевать неизвестно, поэтому Женя поворачивает меня спиной к себе, кладет руки на мой живот, и мы танцуем. Так хорошо покачиваться под музыку в Жениных объятиях, но малышу внутри меня это не нравится. Он начинает брыкаться и отталкивать Женины ладони.
Женька говорит:
-Это пацан. Девчонки так брыкаться не могут. Футболистом будет. 
У нас маленькая компания, но нам так хорошо вместе, что даже Маргарита смеется и идет танцевать с Левушкой.

Глава 26. Тёмка

Мне уже тяжело ходить. Мне все время хочется или есть или спать. Я даже к Жене отношусь без прежней экзальтации. Я чувствую себя немного коровой, такой большой и спокойной коровой. Уже миновало 40 недель моей беременности. Лева  и  Лиза родились, даже не дожидаясь 9 месяцев.  Почему этот не хочет рождаться на белый свет? Я перенашиваю ребенка на 2 целых недели. Это в пределах нормы, но все-таки много. Ну, наконец-то он рождается. Это, конечно, мальчик.  Женька говорил, что будет мальчик, обосновывая это так:
- Если вспомнить какой у нас был секс, то родиться может только мальчик!
 Мы очень счастливы. Мне почему-то хочется назвать малыша Артемом. Ни у меня, ни у Жени в роду не было никаких Артемов, но сейчас это модное имя, и мы называет малыша Темой, то есть Артемом. Артем Евгеньевич – сложное имя, но произнести можно.
           Тёма не такой как наши старшие дети, которые спали по ночам, хорошо кушали, росли быстро и незаметно для нас. Тёма по ночам плачет и успокаивается только у меня на руках. Стоит мне положить его в кроватку, как он просыпается и плачет. Я хожу с ним по гостиной и баюкаю его. Женька выходит из спальни и говорит:
- Ну, что, не хочешь спать без мамы? Я тоже не хочу спать без нее. Иди в кроватку, отдавай мне маму.
Тёма внимательно смотрит и молчит, пока слушает Женю, а когда Женя замолкает, начинает плакать:
- Генечка, не пугай его. Я сейчас приду. Сейчас он заснет.
Но малыш не спит, и я почти всю ночь хожу с ним на руках.
Тёма плачет, когда Женя берет его на руки. Леву он тоже не признает. Он успокаивается, когда утром они уходят из дома, и мы остаемся втроем – он, я и Лиза. Лиза помогает мне. Она играет с малышом, показывает ему игрушки, разговаривает с ним. Тёма ей улыбается, тянет ручки, но я не позволяю Лизе брать его на руки. Ей самой только 5 лет.
Пока Лиза играет с малышом, я убираю, стираю, готовлю обед на нас двоих и ужин для всех.  После обеда мы гуляем в маленьком сквере, и Тёма засыпает.  Ближе к вечеру приходит учительница музыки. В квартире, которую Женя снял для нас, есть фортепьяно. Лиза тычет  неумелыми пальчиками в клавиши. Пальцы не слушаются. Когда учительница уходит, мы с Лизой повторяем урок и Лизины пальчики начинают слушаться. Из движения клавиш получается простенькая мелодия к Лизиной радости.
Тёма не мешает нам, он терпеливо ждет, когда мы обратим на него внимание. Когда мы втроем, он вообще не плачет.
- Какой жуткий ревнивец, этот малыш, - думаю я.
Когда возвращаются Женя с Левушкой, я не могу оставить его ни на одну минуту. Я же не хочу, чтобы мои уставшие мальчики слушали детский плач. Поэтому Тёма все время у меня на руках.
- Ну, что ты с ним носишься, - упрекает меня Женя, - положи его в кроватку, ты его совсем разбаловала.
Но сделать это без настойчивого плача малыша никак невозможно.
Женя набрал много работы. По ночам он тоже не спит – что-то считает, рисует, чертит.  Он осунулся, между бровями появились две вертикальные морщинки. Когда Тёма ненадолго засыпает, я подхожу к Жене и целую эти морщинки, чтобы они разгладились, чтобы стереть заботы с его лица.
- Женечка, иди спать. Зачем ты так много работаешь?
Женька поднимает усталые глаза:
- Мне надо кормить всю эту ораву. И на дом тоже нужны деньги.
- Там еще много работы? – спрашиваю я.
- Там еще конь не валялся!
- Ты говорил, что уже валялся, что к сентябрю мы переедем.
- Я не знал, что все деньги будут уходить на эту квартиру.
- Женя, там готов хотя бы один этаж?
- Все три готовы в черновом варианте. На отделку денег нет.
- А давай отделаем только 2 этажа, а третий законсервируем до лучших времен.
- Можно, только все равно денег не хватит. Один пол в гостиной, стоит как хороший автомобиль.
- Дубовый паркет?
- Как ты догадалась?
- По стоимости догадалась. В кухне на полу мрамор?
- Мрамор – улыбается Женька.
- На фига там мрамор, как в мавзолее? Давай в кухне плиткой пол отделаем, а в гостиной постелем ковролин.
- Это на втором этаже ковролин.
- Какого цвета?
- Сиреневого.
- Красиво. Пусть и в гостиной будет ковролин, например, бордовый, на нем пятен не видно.
Женька укоризненно качает головой.
- Ну, уж нет! По проекту паркет, значит, будет паркет.
- Дорогой мой, я видеть не могу, как ты из-за какого-то паркета, не высыпаешься.
Прижимаю к себе его голову, глажу по волосам, мое сердце разрывается от нежности:
- Ты самый лучший, самый умный, самый красивый, самый любимый.
Через некоторое время Женька отстраняется и говорит:
- И все-таки там будет паркет. Как у тебя язык повернулся сказать о бордовом ковролине? Это же безвкусица!
- Бордовый цвет – королевский! Женя, для меня все это не имеет никакого значения!
Женька хмыкает, качает головой и говорит:
- Тогда моя профессия не имеет никакого значения.
- Мой дорогой, не надо так убиваться из-за отделки. Мне подойдет любой дом. Просто, чтобы нам было, где жить – и все.
Сажусь у его ног и кладу голову ему на колени. Чувствую себя собакой, которая не может выразить свою любовь и свой восторг словами, потому что не умеет говорить.  Я обожаю своего мужа. Мне, вообще, ничего не надо – ни паркета, ни трех этажей. Если бы он привел нас в деревянную избу в глухом хуторе и сказал, что мы здесь будем жить, я все равно была бы счастлива, если только вместе с ним.
- Инга, я не могу быть таким апофигистом. Я не понимаю, почему тебе все равно. Это же наш дом!
Переезд в наш дом откладывается. Еще почти год мы живем в Москве.
Квартплату нам повысили, так что все-таки  приходится обойтись плиткой  на кухне и паркетной доской в гостиной. Для Жени это трагические жертвы.
Отделаны только 2 этажа и все же мы переезжаем. Вещи уже собраны, в комнатах кавардак.
Сегодня день рождения Темы. Ему исполняется 1 год. Мы собираемся отпраздновать. Первый год жизни всегда самый трудный и мы его преодолели. Тёма уже ходит сам, играет сам, все понимает, но еще не говорит. Посыльный приносит нам дорогой роскошный букет. Я радуюсь, что Женя так внимателен ко мне и Тёме. Но поставить букет некуда и я задвигаю его в угол.  После праздничного ужина, когда Тёма задувает свечу, правда, с помощью Лизы, я шепчу Женьке:
- Спасибо за цветы, любимый. Они прелестны. Ты такой внимательный.
Женя ничего  не отвечает, но через некоторое время спрашивает:
- Какие цветы?
Я беру его за руку и веду в гостиную, где за стопкой книг стоит роскошный букет. Женя удивленно смотрит на цветы.
- Отец, что ли прислал?- задумчиво говорит он, - Лизе цветов не присылал, Левке не присылал, а Темке прислал. Странно.
- Это мне цветы, - убежденно говорю, - не Тёме и не Лизе, а мне.

Глава 27. Свой дом

Мой день рождения мы празднуем уже в нашем доме. Я пригласила своих подруг, Ирину с мужем и Надю. Надя приехала с Бобом Владимировым. Мы сидим за столом и пьем чай. Дети играют в гостиной.
Раздается звонок в дверь, я открываю, там посыльный с высокой коробкой. Я понимаю, что это сюрприз. Наверное, Женька заказал праздничный торт для меня. Я приношу коробку и ставлю ее в центре стола. Пою туш, снимаю верхнюю крышку и застываю на месте. Там не торт, там какое-то розовое волшебство. Это экибана из цветов сакуры.
Все ошарашено молчат, потому что никогда не видели такой волшебной красоты.
- Это произведение большого мастера, - произносит Владимиров, - ее изобразить на холсте невозможно, если только не гений какой-нибудь…
- Сейчас август, откуда взялась цветущая сакура?- замечает Ирин муж.
- Сейчас в Австралии весна, - задумчиво произносит Владимиров.
- Значит, экибану прислали из Австралии? – удивляюсь я.
- Посмотри, может быть, там есть записка, - подсказывает Ирина.
Но записки там нет.
- Да, Женя, - произносит Владимиров, - какой-то австралиец хочет отбить у тебя жену.
Я смеюсь:
- Смешное предположение, Боря. У меня нет знакомых австралийцев!
- Значит, это незнакомый австралиец.
В столовую забегает Левушка и останавливается, как вкопанный у экибаны.
Долго смотрит и говорит:
- Я это нарисую! Мама, можно я возьму это себе. Я сейчас нарисую эти цветы!
- Вот и гений нашелся! – весело говорю я, - рисуйте, Лев Евгеньевич!
Когда гости уходят, Женя с горечью говорит мне:
- Ты же знаешь, кто прислал цветы на день рождения Артёма и экибану эту.
Это он мне мстит. Он что, хочет сказать, что Артем его сын? Он хочет нас поссорить, а мы не поссоримся. Да?
- Никогда не поссоримся, - говорю я и обнимаю его за шею.
- Пойдем в спальню, пока они рисуют эту экибану. Тысячу лет с тобой не был. Соскучился безумно. Хоть какая-то польза от нее.

       В новом доме нам живется веселее, чем в Москве. Здесь простор, свежий воздух, недалеко лес и речка. Наш дом открыт для друзей. Приезжают мои подруги, друзья, Женины друзья.  Саша Ушанов, приезжая по делам в Москву, всегда останавливается у нас. Вечером они с Женькой напиваются и выясняют отношения между физиками и архитекторами.

      На второй день рождения Артёма нам приносят огромную коробку. Мы открываем ее и видим, что она полна игрушек, смешных картонных книжек для маленьких. Лиза и Лева достают игрушки, книжки и отдают их Тёме. В основном это пирамидки, кубики, змейки, набор Лего.
Но вот очень довольная Лиза достает из коробки кукольную посуду, куклу Барби и набор бижутерии для принцессы. Там диадема, колье, браслет, кольцо и клипсы.
- Мама, мне дед Мороз положил подарок, не все Темке.
На самом дне лежат толстые фолианты по искусству.
- Это мне, - кричит Лева и идет рассматривать драгоценные альбомы.

      С работы возвращается Женя. Он с подарком для Темы. Он купил ему большой пластмассовый автомобиль, на котором можно возить кубики.
Тёма любит строить из кубиков. Когда Женя видит, что Тёма все время занят строительством, его душе становится легче.
- Мой сын, архитектор, - думает Женя.
Женя входит в гостиную и видит, что Тёма сидит среди горы новых кубиков и что-то строит. На появление отца он никак не реагирует. Лиза и Левка бросаются  отцу на шею, а Тёма старательно пристраивает большой кубик на маленький.
- Тёма, смотри, что я тебе купил на день рождения, - говорит Женя и протягивает грузовик.
- Смотри, сюда можно грузить кубики и катать.
Женя берет кубик, кладет его в кузов и катит грузовик по полу.
- Это мои кубики, - заявляет Тёма.
- Низзя катать!
Женя само терпение.
- Но грузовик тоже твой, я тебе его дарю.
Тёма забирает грузовик и начинает его катать.  Женя вздыхает и спрашивает:
- Инга, откуда новые игрушки?
- Посыльный принес.
- От кого?
- Он не сказал от кого.
- Ну, зачем ты взяла эти игрушки? Неужели я не могу заработать на пластмассовые кубики своему сыну?
- Папа, смотри какая я принцесса, - Лиза хвалится диадемой и браслетом.
- Откуда это у тебя?
- Из коробки. Это мне Дед Мороз прислал.
- Лева, а тебе Дед Мороз тоже что-то прислал?
Лева отрывается от рассматривания альбома и приносит его отцу.
- Вот, мне прислали в подарок.
- Так, итальянское искусство эпохи возрождения, 3 тома, на итальянском языке, издано в Италии. Не слабый Дед Мороз, только как он в Италию попал?
 
      Женя не хочет показать детям, что он огорчен, но я вижу, что он расстроился. Когда мы остаемся одни, Женька говорит:
- Почему он преследует нас?  Он хочет всех моих детей и жену в придачу?
- Может быть, это не Никольский прислал подарки? Может быть,  это Саша прислал? Это он приложил руку к тому, что мы вместе.
- Сашка? А итальянские книги по Возрождению тоже Сашка? Ты просто не понимаешь, сколько они стоят! У него столько денег нет.  Инга, я на такое не подписывался. Напиши ему, чтобы оставил нас в покое.
- Там всю почту, даже личную, секретари просматривают. Как я такое напишу академику Никольскому? Я и так отблагодарила его злом за добро. Давай ничего не будем делать. Если не реагировать, то ему надоест, и он о нас забудет.
- Значит, он сделал благодеяние, что взял тебя в жены?
- Евгений, он взял в жены женщину с двумя маленькими детьми, а может быть даже с тремя.
- Ты сказала, «может быть», значит, ты сомневаешься, что Тёма мой?
- Женя, давай не будем ссориться. Тёма твой. Точка.
- Значит, ты была не моя жена, а одинокая женщина с двумя маленькими детьми?
- Женя, что у тебя с памятью? Если бы в то время я была твоей женой, то в моей жизни не появился бы никакой Никольский. Все дело в том, что я была своей собственной, сама отвечала за жизнь и благополучие своих и, между прочим, твоих  детей.
- Значит, это я во всем виноват?
- Нет, во всем виновата я сама. И прошу у тебя прощения.
Прости меня, мой дорогой.
- Ну, вот это ближе к истине. Он мстит мне, ссорит нас. Но мы не поссоримся, правда?
- Правда, - говорю я и обнимаю своего любимого.
- Генечка, я не вижу в этих подарках детям никакой опасности для наших с тобой отношений. Ты же знаешь, что мне никто не нужен, кроме тебя.

И все-таки я боюсь этих подарков и цветов. Я не хочу огорчать Женю, поэтому, когда на мой день рождения цветы приносят днем, я радуюсь, что могу избавиться от них, и Женя ничего не узнает. Я отношу цветы на соседскую помойку и бросаю их в бак для мусора.
- Ух, прямо от сердца отлегло. Сегодня ссориться, не будем.

Однако, вечером приходит соседка и рассказывает, как в своем мусорном баке нашла изысканный букет цветов, чуть помятый, но все равно изумительный.
- Вот посмотрите, что люди выкидывают! Я этот букет на крыльце поставила. Не нести же его в дом после мусорного бака, – показывает на свое крыльцо соседка.
Женя усмехается и говорит:
- Надо тщательнее прятать концы, Инга Леонидовна.
- Я буду стараться, Евгений Михайлович!
- Да уж, будьте так любезны.

     На третий день рождения Темке приходят стеклянные калейдоскопы, детские книги о космосе, микроскоп, красиво переплетенные ноты, детская косметика для Лизы и книги по испанской живописи для Левы. Я  пыталась не принять эту посылку, отправить ее обратно отправителю, но посыльный сказал, что ее невозможно отправить назад, она без обратного адреса.  Дети прибежали и  просили не отправлять обратно их подарки от Деда Мороза, и я сдалась.

На сей раз Женя  реагировал не так остро, он махнул рукой и сказал:
- Ну, к десятому дню рождения ему пришлют большой телескоп! Темка хочешь телескоп на звезды посмотреть?
- Хочу! А еще я ракету хочу!
- Нормальные запросы у ребенка!

     На день рождения Жени к нам приходит вся архитектурная мастерская, где работает Женя. Их человек двадцать. Еще накануне я попросила соседку помочь мне. Мы с ней накрыли стол. Она пообещала мне помогать весь вечер, но в такой веселой компании наша общительная соседка приземлилась за столом, и не спешит мне помогать. Мне неудобно попросить кого-нибудь из гостей помочь мне,  так что горячее я разношу сама и при этом я улыбаюсь, изображаю радушную хозяйку. Ни кому из этих гигантов архитектурной мысли  не приходит в голову помочь мне.

Забегаю в комнату, где играют дети. Темка строит город. Лиза проигрывает Леве в шахматы.  Сажусь с ней рядом и пытаюсь помочь ей, чтобы она не сдавалась, знала, что всегда можно выиграть! Мне так уютно среди моих детей, но нехорошо, когда хозяйка надолго покидает гостей. Это я так думаю.

Выхожу в гостиную. Там танцы. Женя танцует с какой-то высокой блондинкой с ярко накрашенными губами. Она буквально виснет у него на шее. Он смеется, что-то говорит ей. Мне как-то неудобно смотреть на них. Мне стыдно. Я наблюдаю за этим безобразием минуту и ухожу на кухню. Надо его гостей  еще и чаем поить.

Я потратила столько сил и денег на эту вечеринку вовсе не для того, чтобы кто-то вешался на шею моему мужу в моем доме. Меня почти тошнит, потому что все это выглядит как-то неопрятно, как будто я увидела нечто постыдное. В кухню заходит Женька. Он немного пьян и на его шее след от губной помады.
 
- Что к гостям не идешь? Сидишь, ревнуешь меня? – спрашивает он развязно.
- Сижу, ревную.
- Это наша новая сотрудница, она мне на шею вешается, лезет целоваться.
- Я вижу, у тебя на шее след помады.
- Женька достает платок и трет шею.
- Все?
- Угу.
- Инга, ну что ты на меня сердишься? Это же все не серьезно.
Я хочу быть только с тобой. Я тебя люблю. У нас в мастерской все знают, что у меня идеальная семья, что я люблю свою жену. Это новая сотрудница, она еще не в курсе.
- На тебя все новые сотрудницы вешаются?
- Не все, но некоторые пытаются. Я же не могу быть грубым с женщиной на своем дне рождения, и кроме того, меня это забавляет.
- Очень забавно! Когда к нам Сашка приедет, я тоже ради прикола повешусь ему на шею.
- Знаешь, вы и так при встрече чуть не лобызаетесь.
- Чуть, не считается! В следующий раз ты увидишь на его шее след от моей помады.
- Хочешь, чтобы я ревновал? Какая ты глупая! Я же этому не поверю!
Я  раньше тоже тебя ревновал, пока не понял, что у вас принят более высокий  стиль отношений, целомудренный.  Я думал об этом и кое-что понял.
 В средние века науку делали монахи. Вы и сейчас придерживаетесь монашеского устава, хотя не осознаете это. Как тебя занесло в этот монастырь?  Ума не приложу! Я никак не мог поверить, что ты ни с кем из своих друзей не спала. Я поверил, только когда увидел, как ты общаешься с коллегами. Ты свою сексуальность прячешь, как кошка втягивает когти, и становишься просто коллегой. Они даже не замечают, что ты женщина, что тебя надо обнимать и целовать, а не вести умные разговоры.  Ты же излучаешь сексуальность – взгляд, смех, каждый изгиб тела.  Это трудно не заметить. А они не замечают! Ты свой пацан, хоть и девочка!

      Когда ты пришла в наш дом той зимой, ты выпустила когти.  Зашла, томно опустилась на стул, стала смеяться, облизывать губы, бросать взгляды на моего отца, стала искушать его. Старик не выдержал атаки и решил
срезать углы, сразу идти обниматься на горку. Все побежали кататься, а ты осталась. Это было специально, чтобы раздразнить его?  А как ты мне показывала, какую сережку искать. Повернулась, подставила шею, как для поцелуев. У меня даже голова закружилась. А как мы ползали по полу, искали эту сережку, и ты касалась меня, то бедром, то плечом, то попкой, а потом  извинялась, делая невинные глаза. Дразнила меня. Мне хотелось схватить тебя и взять на этом полу сию секунду, но я сдерживался потому, что ты бы напугалась. Ты же просто дразнилась, правда? Я даже подозревал, что ничего ты не теряла, просто решила поиграть со мной, а потом подкинула эту сережку.
Инга улыбается и качает головой.

- Ну, у тебя и воображение! Ты меня переоцениваешь! Почему ты не ушел со всеми?
- Я с тобой остался. Давно хотел остаться с тобой наедине.
- Я заранее знала, что ты останешься?
- Конечно, знала! Ты все знала. Когда я вдевал эту сережку, тоже  знал, что после мы будем целоваться и у меня дрожали руки, я никак не мог справиться. Ты стояла прямо передо мной, и тебе хотелось положить руки мне на плечи, но ты не решалась. Потом  все-таки невесомо положила руки и невесомо коснулась моих губ. Прямо ангел пролетел. Руки с моих плеч не убрала, стояла очень близко, ждала чего-то. От тебя шел горячий поток, я окунулся в него и у меня крышу снесло. Я приник к твоим губам как к источнику жизни. У меня было такое чувство, что я умирал от жажды, и вот, наконец, я нашел источник. Ты – мой источник.

       Женя сидит на столе, вспоминая о  том, как мы встретились, подносит мои руки к губам и целует пальцы. В кухню заглядывает женщина, которая висела у него на шее.
- Евгений Михайлович, а я вас везде ищу. Идемте танцевать.
Женя удивленно поднимает голову и с металлом в голосе говорит:
- Я разговариваю со своей женой. Вы не видите, что я занят!
- Извините, - извиняется борзая барышня и ретируется в зал.
- Инга, я соскучился, давай прямо сейчас пойдем в спальню. Бог с ними со всеми.
- Мы не можем так поступить с твоими гостями. Нам придется немного потерпеть.
- Тогда будь рядом со мной, не уходи никуда. Пойдем, потанцуем. Мы с тобой уже 100 лет не танцевали.

    Мы танцуем, чувствуя, каждое движение друг друга. Я слышу, как бьется его сердце, как пульсирует его кровь по жилам. Я так сильно люблю его, что мне хочется остановить это мгновение, умереть прямо сейчас, чтобы больше в моей жизни ничего не было, только это мгновение и больше ничего, но жизнь продолжается.

Глава 28. Работа не волк

Тёме уже исполнилось три года и мне пора выходить на работу. Но в ближайшей окрестности детский сад отсутствует, как таковой, и мы должны возить Тему в детский сад в Москву. Можно ли придумать что-нибудь более бессмысленное, чем каждый день возить маленького человека из тихого, зеленого Подмосковья  в шумный, пыльный мегаполис?  По-моему, нет, тем более, что Женя не хочет, чтобы я работала.  Я решаю найти себе такую работу, которую я могу выполнять дома, например, расчеты и программы и появляться на работе только, чтобы отдать результаты и обсудить то, что я насчитала.

Я ищу работу на половину ставки. Вскоре выясняется, что никакая высокая квалификация не перекрывает мой существенный недостаток, а именно, наличие трех маленьких детей, которые, возможно, будут болеть. Обзваниваю однокурсников, и вот удача, Володя Ладожский, учившийся со мной в одной группе, делавший со мной лабораторки, готов взять меня с испытательным сроком. Он работает в Институте Космических Исследований (ИКИ), где возглавляет отдел.

Он берет меня на желанные полставки, поручает расчеты, не требующие оперативности. Женя  купил мне чудо – персональный компьютер, так что я могу работать дома и радоваться! Для мобильности мне нужен еще и автомобиль. С этим гораздо труднее, потому что все деньги по-прежнему уходят на дом. Жене надо достраивать бассейн и зимний сад под одним стеклянным куполом. Он вообще перфекционист, поэтому все время что-то меняет в отделке дома.
А времена пришли не легкие. На дворе стоят лютые девяностые.

        К моей радости у нас в доме теперь бывает Володя Ладожский.
Он в студенческие годы всегда был центром всяческой интересной деятельности, а теперь он вообще центральная персона. У него организаторские способности. Очень быстро они с Женей становятся друзьями. Володя умеет быть другом.  К тому же, Володя интересуется архитектурой, так что они часами могут обсуждать архитектурные стили старых и новых городов под пиво или что-нибудь покрепче.  У них появляется какой-то совместный проект. Что Ладожский смыслит в архитектуре? Хотя в течении пяти лет он был командиром строительного отряда. У Ладожского свой оригинальный взгляд на все вещи и события, что восхищает Женьку.
Он меня спрашивает:
- Неужели ты никогда не была влюблена в Володю? Если бы я был женщиной, я бы в него влюбился.
- Хорошо, что ты не женщина! Никогда не была в него влюблена, – улыбаюсь я.
- Странно! Он же потрясающе красив, Голливуд отдыхает. Он сто процентный мужик! Ты не замечала?
- Я знаю, что он красивый. Он еще классный и умный. Но меня  все это не заводит.
- Почему? Я хочу знать почему!
- Я не знаю почему, просто не мой сексуальный тип. Он брюнет, со светло карими глазами. Красиво, но, наверняка, у него щетина жесткая. Ходить все время с расцарапанным лицом меня не прельщает.
- Значит, все-таки думала о нем! Иначе, откуда мысль о его щетине? Предпочитаешь голубоглазых блондинов без щетины? – смеется Женька.
- Я не то, что предпочитаю, я других мужчин не замечаю.
- Это у тебя был такой критерий выбора спутника жизни? Ничего себе!
Я был о тебе лучшего мнения. Оказывается, ты легкомысленная!
- Вовсе нет.  Голубые глаза – это необходимое условие, но не достаточное.
Просто выбор шел на этом множестве.
- Какие  интересные подробности выясняются о тебе! В школе у тебя был парень? Голубоглазый блондин?
- Был, очень красивый пацан. Спортивный. Стригся коротко. Блондин с незабудковыми глазами. Я же тебе объясняю, что других не вижу, просто глаз не останавливается, - говорит Инга, вздыхая.
- Инга, ты так о нем говоришь, как будто до сих пор о нем думаешь. Ты даже, по-моему, облизнулась, когда о нем говорила.
- А ты не спрашивай! Это первая любовь, она не забывается. Я же тебя не спрашиваю.
- А я ничего не скрываю, в отличии от тебя, - улыбается Женя.
- Я первый раз серьезно влюбился в третьем классе, настолько серьезно, что сделал ей предложение.
- Вот это да! Решительный мужик! И что она согласилась?
- Согласилась.
- А дальше что?
- А дальше, на каникулах меня отправили в летний лагерь, и я там влюбился в другую девочку.
- Ты был Дон Жуаном! И что сталось с первой девочкой?
- Ничего с ней не сталось. Я перестал на нее обращать внимание.  Я ходил по коридорам школы и тосковал, потому что, та другая девочка была не из нашей школы.
- Ну, это детская любовь. Так недоразумение. Слабо про первую любовь рассказать.
- Тебе лучше не знать, станешь ревновать.
- Не стану, колись. Все было серьезно? Ромео и Джульетта отдыхают?
- Ну, Ромео там точно был. Мне было 17 лет, а ей двадцать. Она была студенткой. У нас были отношения. Я думал, что это любовь всей моей жизни,  хотел жениться на ней, ребенка хотел. Но мне было только 17 лет, а жениться можно с восемнадцати.
- Боже мой, какие страсти. А зачем тебе ребенок нужен был?
- У меня же нет ни сестры, ни брата. Остается одно – ребенок. Но она меня не дождалась, вышла замуж за своего преподавателя.  Такая у меня была любовная драма. У тебя с твоим парнем были отношения?
- Нет, конечно. Он играл в гандбол. Я ходила на все его игры, а после он провожал меня домой.
- Целовались?
- Ну, как сказать. Как я сейчас понимаю, нет. Просто обнимались. Он целоваться не умел, - смеется Инга.
- Ну, и кавалер у тебя был, - смеется Женя, - ну, а потом, после школы?
- А потом я поступила в институт в Москву, а он в Питер.
- Это тот, о котором ты на первой свадьбе рассказывала? Ты же сказала, что вышла за него замуж.
- Нет, не вышла, но мечтала выйти, - хохочет Инга.
- Инга, как же ты со мной промахнулась! У меня не голубые глаза, а зеленые! Вот смотри, зеленые…
- Ничего я не промахнулась, у тебя рецессивный ген голубой. У всех детей глаза голубые!
- О, добралась до моих рецессивных генов!  Ну, что же, теперь у нас в доме не появится ни  один блондин, чтобы ты не смотрела так мечтательно на стену. Кстати, Сашка подходит под твой критерий?
- Ты цвета различаешь? Сашка рыжий!
- Это ты мне, художнику, говоришь? Он не рыжий, а чуть рыжеватый. Я бы сказал медовый.
- Ну, если он медовый, то подходит, - подзуживаю Женьку, - выгони его, когда он приедет.
- А еще говорят, что мужчины легкомысленные. Смею предположить, что у тебя в рецессивных генах, цвет волос – блонди.
- Да, я до 9 лет была блондинкой. Нордический тип. Раса хозяев жизни. Голубоглазую бестию  Ницше придумал. Большой поэт и философ.
- Ну, вот. Ты еще и расистка, оказывается.
- Я ужасная расистка. Не морочься насчет Ладожского. Можешь спокойно меня отпускать с ним, хоть в кругосветное плаванье. Женя, ты самый прекрасный блондин на свете, с потенциально голубыми глазами.
Женя целует меня в лоб и говорит:
- Вот уж не ожидал, что у интеллектуалов могут быть такие примитивные заскоки. А если серьезно, то может быть, ты переучишься на архитектора?  Будем вместе работать. Не будешь меня ревновать к каждому столбу.
- В целом, к столбам я тебя не ревную, только к некоторым, особо стройным…Женя, у меня есть профессия! Какой из меня архитектор? Я рисовать не умею. И, вообще, это же призвание.
- Считать будешь, у нас много расчетов.
- Что я буду считать?
- Что я тебе скажу, то и будешь считать. Программы напишешь. Какая тебе разница, для каких расчетов программы писать? Я тебе буду разрешать дома оставаться. Будешь работать дома, а  на корпоративах будешь рядом со мной.
- Я и так могу ходить на ваши корпоративы. Женя, ты удивишься, но у меня есть хорошая профессия. Я долго училась, работала по своей специальности, защищалась, я привыкла к своей области исследований, мне это интересно. У меня определенный тип мышления. Если я буду у вас работать, мне придется во всем разобраться с нуля, я по-другому не умею. На это уйдут годы, и я не уверена, что мне будет интересно…
- Жаль, зря отказываешься. Хорошо, когда супруги работают в одной области. Я всегда мечтал, что моя вторая половина будет из моей профессии, будет разделять мои интересы.

- Я с тобой согласна, мой дорогой. Общие интересы – это замечательно. Переучивайся на физика или математика. У тебя получится, ты умный, в преф уже научился играть.
- Инга, я же серьезно говорю. Ты легкомысленная блондинка!

Глава 29. Подарки святого Николая


Лиза пошла в первый класс. Теперь Женя каждое утро увозит Леву и Лизу в школу. Они возвращаются  только к ужину. Теперь Марго водит Лизу в музыкальную и художественную школу. Лева ходит везде сам. Ему 11 лет и он у нас самостоятельный.

Мы с Темой остаемся одни на целый день. Я читаю ему книжки, играю в его игры. Когда вечером Лиза возвращается  домой, она играет с Темой в школу. Она учит его читать по букварю. Через некоторое время я с изумлением обнаруживаю, что Тёма читает. Не умело, по слогам, но читает! Какие же они у меня молодцы!  Еще Тёма рисует звезды, спутники, ракеты.
Не очень умело, но понять можно. Он копирует рисунки из книжек, которые прислал Ник Ник.

        На день рождения Темы опять приходят подарки для всех детей. Мне интересно, что Ник Ник  выберет на этот раз. У него, наверняка, есть какая-то система развития ребенка. На этот раз это книги о героях и математика для маленьких.  Это очень хорошие, красивые книжки с картинками. Тёма сидит, разглядывает их и шевелит губами, читает.  Сажусь рядом с ним, и мы читаем вместе.
Когда в очередной раз ко дню рождения Темы приходит ящик с подарками,  на дне коробки обнаруживается эта игровая приставка Dendy.
- Это мне, - кричит Лиза.
- Нет, это мне, возражает Лева и отбирает у нее приставку.
Ему 13 лет и он, как все мальчишки его возраста,  мечтал об игровой приставке.
Тёма сидит спокойно на полу и мастерит что-то из нового набора ЛЕГО и вносит свою лепту:
- Это мне!
- Лиза, перестань драться. Будете играть все вместе, – говорю я.
- Я не хочу вместе, он мне не даст поиграть!
- И мне не даст поиграть, - вторит за ней Тёма.
- Тебе твой крестный другую приставку пришлет! – говорю я, обращаясь к  Тёме. Я нашла, как мне кажется, хорошую отмазку. Я говорю, что подарки присылает Темин крестный.
- Дед Мороз мой крестный? – удивляется Тёма.
- Это не Дед Мороз, это Николай Николаевич! – говорит умный Лева.
- Деда Мороза зовут Николай Николаевич? – спрашивает Тёма.
- Так зовут твоего крестного. Он похож на Деда Мороза, только без усов и бороды.
- Если у Деда Мороза нет усов и бороды, то его зовут Николай Николаевич? – спрашивает Тёма и смотрит синими вопрошающими глазами.
- Тёма, твой крестный не Дед Мороз, а человек. Его зовут Николай Николаевич.
- Он такой же, как все люди?
- Почти что,  как все люди, - тихо отвечаю я.
Мне кажется, что Женя уже не злится из-за этих подарков, раз нам всем  это нравится.

         На десятилетие Темы нам действительно привозят телескоп!
С телескопом прибывает человек, который его монтирует, настраивает и объясняет, как им пользоваться. Он говорит, что для начинающих – это очень хороший телескоп с  диаметром объектива 130 мм, просветленной оптикой, так что  изображения объектов будут контрастные. Советует нам для начала понаблюдать за Луной. Утверждает, что мы сможем увидеть лунный пейзаж - кратеры, горы, равнины, расселины. Мы договариваемся, что  если будет ясное небо, я разбужу Лизу и Тему после полуночи и мы пойдем смотреть на звезды в телескоп. Лева уже не живет с нами, он поступил в Архитектурный институт и живет на Ленинском проспекте с Марго. Дед его  контролирует. Он его любимый внук. Мы празднуем этот день рождения Темы втроем потому, что у Жени срочная работа, у Левы экзамен.

          Женя приехал поздно вечером и, увидев во дворе телескоп, разозлился.
Он с раздражением говорит мне:
- Что, не вынесла душа поэта, прислал-таки телескоп, как я предвидел? Скоро он вам радиотелескоп пришлет. Готовьтесь! Почему ты не посоветовалась со мной, куда поставить это чудо техники? Здесь он будет мешать.
- Тебя дома не было.
- Понятно, что меня дома не было. Почему ты не отправила подарочек обратно?
- Куда обратно? Обратного адреса нет.
- А ты не знаешь куда отправить?
- Не знаю.
- Может, вспомнишь свой последний адрес в Архызе?
Мое терпение не бесконечно!  Я требую, чтобы ты покончила с этими подарками! Придется секретарям Никольского прочитать, что ты не разрешаешь присылать подарки нашим детям. Или мое самолюбие ты не щадишь, а самолюбие академика  - это священная корова?

Женя так разозлился, что не стал ужинать, сразу пошел спать. Что его так задело? Лично мне нравится, что у нас дома будет телескоп, все лучше телевизора. Ночью, после полуночи я встаю, потому что обещала показать детям звезды. Небо чистое, тихо светят звезды. Здесь в Подмосковье они тусклые, не то, что в горах, в Архызе. Ах, какие там были звезды, хоть срывай их и ешь, как яблоки. Надо только подпрыгнуть повыше…

       Я тихо одеваюсь и крадусь на цыпочках, чтобы не разбудить Женю.
- Куда это ты  направилась? – говорит Женя мне в спину.
Эх, я все-таки его разбудила. Жаль.
- Я иду подышать свежим воздухом. Мне здесь душно.
Заодно на звезды посмотрю.
- Соскучилась по звездам?
- Не вижу ничего плохого в том, что посижу у  телескопа. Детям покажу настоящее звездное небо, они такого ни разу не видели.
- Инга, я не разрешаю будить детей. Пусть спят. А сама можешь идти и любоваться, если так сильно соскучилась по своим Зеленчукским друзьям...
-  Извини, Женечка, - говорю я, тихо выхожу из спальни и иду в сад.

       Ну, вот, теперь Женька будет злиться на меня,  целую неделю, не меньше. Мне даже на звезды смотреть расхотелось. Но все же, я сажусь к телескопу и смотрю на Луну. Хороший телескоп, видны Лунные кратеры. Чудо какое!  Господи, как хорошо, как красиво!

       Вот уже более 10 лет я не занимаюсь ничем серьезным из того, что я люблю. Я уже несколько лет работаю на полную ставку в ИКИ, езжу на работу каждый день, но мне поручают только вспомогательные расчеты, у меня нет публикаций. Ладожский работает над докторской, и вся лаборатория пашет на его дисер. На меня он смотрит как на жену своего друга Жехи, и старается не загружать работой. У меня такое впечатление, что он думает, что взял меня на работу, исключительно оказывая  услугу своему другану.
          Я попробую поговорить с ним о теме для меня, но он сам еще не защитился. Так что маловероятно, что он мне что-нибудь пожалует с царского плеча.  Надо искать тему и научного руководителя.  Хорошо бы это был кто-то, кто по статусу не меньше чем член-корреспондент Академии наук. Тогда я быстро защищусь. Мой поезд почти ушел, надо запрыгивать в последний вагон. Если я потеряю профессию, то потеряю себя как личность.

Что меня радует, так это мои дети. Лиза успешно занимается музыкой. Оставлена балетная студия, художественная школа, осталась только музыкальная школа, которую она закончит в этом году. Она собирается поступать в музыкальное училище, а потом в консерваторию. Вот такие у нее планы.
          Лизонька не оставила рисование. Она рисует музыку. Ее рисунки завораживают. Это абстрактные рисунки, но когда смотришь на них, у тебя в голове возникает музыка. У нее на рисунках сочетание разноцветных расширяющихся или сужающихся линий, которые идут параллельно, сближаются, отдаляются, сходятся в одну точку, прерываются. Некоторые пересекаются, становятся штрихами, а некоторые длятся и переходят в другой цвет. Лиза говорит, что по ее картинам можно читать музыкальный текст, как по нотам, с той разницей, что у нее нарисовано звучание симфонического оркестра.  Она хочет стать профессиональным музыкантом. Я боюсь за нее, потому что ничего не знаю о том, как живет музыкальный мир, как он устроен.  Работа музыкантов, так же как физиков, в нашей стране плохо оплачивается. Это я знаю. Счастливое творчество при скудных финансах  вряд ли возможно. Все финансовые надежды нашей семьи связаны с карьерой Жени. Он недавно возглавил мастерскую, в которой долго работал. Сейчас он еще больше устает.

        С утра я отвожу детей в школу сама, даю Женьке поспать. Когда я возвращаюсь, он еще не ушел. Он с чашкой кофе в руках, рассматривает рисунки, приколотые к стене в комнате Темы. Тёма тоже рисует, только, Что он рисует! Он рисует космические станции, рисует как люди высаживаются на Луну, на Марс, рисует звезды.
- Что это нарисовано? - спрашивает Женя, указывая на рисунок.
- Это взрыв сверхновой звезды. Слышал, иногда по радио говорят, что астрономы наблюдают появление сверхновой звезды? На самом деле, это гибель большой массивной звезды. Это взрыв, который видно во всей Галактике. Звезды так прощаются.
Женя задумчиво смотрит на рисунки и говорит:
- Если Тёма и будет архитектором, то архитектором космических станций, а это другая специальность. Откуда все эти сюжеты?
- Тёма фантастику читает. Тёмка будет хорошим математиком. Я вижу у него математические способности.
- Откуда в нашей семье может появиться математик? – нахмурившись, говорит Женя и пристально смотрит на меня.
- Я математик, ты не заметил?
- Ты же, физик!
- Какая разница? Физик должен отлично знать математику, физика говорит на языке математики. Вообще, математика – язык Бога.
- Математика – язык Бога? Что Бог сказал тебе на этом языке?
- Он сказал, как устроена природа. Основные принципы. Физика – древнегреческое слово, означает – природа.
- Физика. Природа. Я вот заметил, что выдающийся физик не зарабатывает себе на шпильки и бензин.
- Ты хочешь, чтобы я больше зарабатывала? А шпильки мне больше не нужны! Я волосы обрезала, не заметил?
Женя осматривает мою короткую стрижку, так как будто заметил  ее только сейчас.
- Ну, зачем ты их обрезала? Мне нравились твои волосы.
- Мне некогда за волосами ухаживать.
- А что ты делаешь? Ты только с Темой своим любимым уроки учишь, а больше ты ничего не делаешь.
            Это несправедливо. Я обижаюсь на его слова, потому что на моих плечах весь большой дом. Уборка, стирка, завтраки, ужины, уроки детей. Правда, дети помогают мне убирать дом, но это капля в море. Даже в саду и то работаю только я. Я люблю ухаживать за растениями. Мне нравится, что они растут, цветут, плодоносят. Дети помогают мне эпизодически. Я хочу, чтобы они тоже полюбили общаться с природой, украшать ее цветами.
- Да, Женя, твои рубашки автоматически стираются после того, как ты их кинул в корзину для белья, а потом они сами гладятся и вешаются в гардероб. Такие умные у тебя рубашки!  Завтраки и ужины  тоже готовятся автоматически. У нас же есть робот, который делает все необходимое на кухне. А я ничего не делаю, просто наслаждаюсь жизнью.
- Я для вас зарабатываю деньги. Не хватало еще, чтобы жена обо мне не заботилась. Я тащу весь этот воз на собственной шее. Я работаю как вол, а у меня до сих пор денег нет, чтобы купол закончить, - грустно говорит Женя, - Скажи мне, куда деваются деньги?  Ты же распоряжаешься финансами. Если бы я жил один, то дом был бы целиком закончен еще 10 лет назад!
Я выхватываю одну фразу, которая режет мое ухо.
- Если бы ты жил один! Ну, и жил бы один в своем доме с куполом. У меня было все хорошо, когда ты не захотел жить один. Если ты хочешь меня обидеть, то дальше можешь не стараться. Я уже на тебя обиделась.
- Да, это ты обиделась? Если бы ты не металась, а просто верила мне, у нас была бы другая жизнь. Кашу, которую ты заварила, я уже 10 лет расхлебываю. И еще неизвестно, когда и чем это кончится.
- Какая у нас была бы жизнь?  Ну, какая? Ни я, ни ты  не можем изменить то, что было. Единственно, что возможно изменить это отношение к прошлому. Что было, то прошло. И забудь.
- Забыть? Легко сказать. А если тебе все время напоминают?
Ты замечаешь собственные обиды, а то, что ты задеваешь мои чувства, ты не понимаешь. Инга, прошу тебя, чтобы я не видел никаких телескопов в ближайшей окрестности к нашему дому!
- Телескоп в чем виноват?
- Телескоп ни в чем! Ты виновата, что до сих пор не поймешь, что я не хочу
никаких напоминаний о твоем предательстве.
- Я никогда тебя не предавала!
- Конечно, никогда. Твое замужество,  в то время когда мы с тобой договорились, что будем жить вместе, не считается.
- Женя, ты много чего мне обещал, а потом оказывалось, это только слова.  Ты обещал приехать и не приехал. Я сделала свой выбор. Ты не можешь упрекать меня. Мы так и будем ходить по замкнутому кругу и ссориться?  Мы же договорились, что простили друг друга.  Ну, что с тобой, Генечка? Почему ты стал такой нервный?
Я ласкаюсь к Жене, но он отталкивает мои руки.
- В собственном доме покоя нет! У меня очень хорошая жена!  Заботливая, кроткая, чуткая, - говорит с сарказмом Женя, - и упрямая, как осел.

           Со стороны  Николая Николаевича это действительно не тактично присылать эти подарки на день рождения Темы. Ясно как божий день, он полагает, что Тёма его сын. Но я знаю, что это не так. Женя тоже знает, что это не так, но вот, начал сомневаться. Если ничего не предпринимать, то Никольский разрушит мой брак. Я не хочу терять своего любимого мужа, не хочу, чтобы он терзался сомнениями.  Надо написать Ник Нику. Можно  передать ему письмо лично в руки через Сашу. У меня в запасе год, я успею.

             Когда Саша Ушанов приезжает в Москву в очередной раз, я осторожно спрашиваю его о Ник Нике.
- Что, через меня привет ему хочешь передать? – ухмыляется Сашка, - опоздала! Никольский покинул наши края.
- А где он сейчас не знаешь?
- Может  быть, он в Пулковской обсерватории, может за рубеж подался, может в Москве.  Зачем он тебе? Хочешь к нему вернуться?
- Саша, ты думай, что ты говоришь!
- Я как раз думаю, зачем Николай Николаевич тебе опять понадобился. С Женькой поссорилась?  Кайся и мирись! Виновата всегда женщина!
- И причем во всем и всегда, - добавляю я, - ты просто гендерный фашист.
- Да, всегда и во всем. Это официальная христианская точка зрения.
- Времен инквизиции, - добавляю я, но Сашку уже понесло в обвинительной речи.
- Сашка, иди к черту со своими претензиями!
- Вот Жене ты никогда так не говоришь, а со мной можно. Это почему?
- Потому что ссориться с мужем себе дороже, а с тобой  даже приятно поругаться, - смеюсь я.
- Со мной ссориться тоже не стоит, я могу тебя муженьку твоему сдать и разрушить твои стратегические планы!
- Все, мир, дружба, жвачка! Ну, какие у меня стратегические планы? Что ты бредишь?

          У Жени настоящий роман с его домом. Он тратит на него время и деньги. Вот и сейчас вместо поездки в Италию, которою мы ждали целый год, заказаны кованые перила для лестниц.  Наш дом постепенно превращается в изысканный палаццо в стиле модерн, каким он и был задуман.

           Если мои дети любили строить дома из кубиков, то Женя любит строить из кирпичей. Вот и сейчас у нас на участке опять начинается какая-то стройка.
- Женя, скажи мне, ради Бога, почему у нас на участке опять какие-то рабочие?  Что они строят?
- Инга, я уже говорил тебе. Это будет гостевой дом.
- Извини, я прослушала. Зачем нам гостевой дом?  У нас в этом доме жить некому. Лева живет в городе и ему там нравится.
- Я строю дом для Марго. Пусть живет рядом с нами. Она меня вырастила, была вместо матери,  помогала нам растить и воспитывать наших  детей. Ты за или против?
- За, конечно. Это очень трогательно и благородно с твоей стороны. Женя, а ты замечательный! Я тобой горжусь и  восхищаюсь! А как ты планируешь распорядиться квартирой на Ленинском, если Марго будет жить здесь.
- У нас дети подрастают, ты не заметила? Там будут жить Лиза и Артем, а Льву я планирую дом построить.
 - Мы с тобой будем жить одни в этом большом доме? – удивляюсь я.
- Да, мы будем жить вдвоем, только ты и я…Мы с тобой никогда не жили только вдвоем. Можно будет целоваться где угодно. Тебе понравится.
- А может, нам еще одного малыша родить?
- Инга, до чего же ты неугомонная. Тебе трех не хватает? Почему ты не хочешь пожить просто для себя?
- Я не понимаю, как это жить для себя? В чем смысл?
- Смысл в покое и комфорте. По выходным мы с тобой будем лениться, целый день смотреть кино, вечером ходить в театр, ходить в гости, к нам будут приезжать гости…
- Я думаю, что малыш вовсе не помешал бы нам лениться, смотреть кино и принимать гостей…с детьми веселее, чем с гостями…
- Не настаивай, дорогая, мы же договорились…

           Где же мне искать Никольского? Как мне написать ему?
След Ник Ника затерялся где-то на планете Земля, а может быть в звездных пространствах, поэтому я так и не смогла написать ему насчет подарков. Теперь я вынуждена пролистывать публикации по астрономии и астрофизике, потому что иногда пишут, где именно выполнена работа. Иногда я натыкаюсь на его работы, но там не указано, где они выполнены. Конечно, я просматриваю их. Какие у него блестящие статьи, какой у него великолепный язык. Мне очень интересно узнавать то, о чем он думает, всегда было интересно.

            Пока я ищу адрес Николая Николаевича, чтобы отказаться от его подарков, они продолжают приходить ко дню рождения Темы, как часы. У Темы уже собралась хорошая библиотека книг по физике, математике, астрономии. Хорошо, что теперь академик присылает только книги, их можно быстро расставить на полки, так что Женя ничего не заметит.

             Лиза начала писать музыку. Она утверждает, что каждый предмет имеет свой голос и свою мелодию. Если собрано несколько предметов вместе, то они могут звучать, как ансамбль, если они в гармонии, а если нет, то  вместе звучат ужасно, как какофония. Она доказывает это на примерах.
Она говорит мне:
- Вот видишь за окном рябину? Посмотри на нее внимательно.
Я смотрю на тонкую рябину, с кружевными листочками, с ягодами, начинающими желтеть. Она выглядит такой беззащитной.
- Вот теперь послушай, как она звучит, - говорит Лиза и наигрывает нежную, щемящую  мелодию.
- А вот теперь дождь пошел.
Лиза играет, закрыв глаза. Я тоже закрываю глаза и вижу, как крупные капли дождя стекают с резных листочков рябины, как водяная пыль клубится вокруг ее кроны, окутывая ее целиком.
- Лиза, ты гений! – восхищаюсь я.
Лиза смеется, ей нравится быть гением.
- А хочешь, я наиграю, то, что я нарисовала вот здесь? Она показывает на один из ее абстрактных рисунков.
Я смотрю на переплетение линий на рисунке, пытаясь услышать мелодию.
- Мама, я могу сыграть только главную тему. Чтобы все сыграть, нужен оркестр.
Лиза тихо играет чистую медленную мелодию, у меня щемит сердце.
Наверное, так звучат звезды, далекие звезды, или звезды звучат яростно?
Вблизи они должны звучать яростно, они только издали тихие и благостные.
Скорее всего, так звучат тихие ангельские души.

         Многим ли может понадобиться такая утонченная музыка в век ширпотреба?  А если она не сможет заработать денег на жизнь сочинением такой элитарной музыкой? Лиза хорошо рисует, у нее хороший вкус. Она может пойти в Архитектурный институт, и стать архитектором, как хочет ее отец. Архитекторы всегда и везде могут заработать себе на жизнь потому, что люди все время что-то строят. Музыканты с их тонкой душевной организацией слишком уязвимы для безбедной жизни на Земле. И все же, у меня язык не поворачивается  посоветовать своей дочке отказаться от своей мечты, от призвания.

         Лиза окончила школу, и ей надо выбирать, куда пойти учиться дальше.
Женя, конечно, настаивает на Архитектурном институте. Действительно, где еще можно учиться? Мы ссоримся. Лиза ходит заплаканная.
- Почему ты удивляешься, что Елизавета хочет быть музыкантом? - говорю я.
Женя перебивает меня:
- Я уже тысячу раз слышал, как ты, беременная Лизой, каждый день бегала в консерваторию со своей подругой. Это не доказывает, что она должна связать свою жизнь с консерваторией и классической музыкой.
- Женя, ты с Левой занимался рисованием и поэтому он пошел по твоим стопам.  С Лизой всегда  занималась я. Если бы ты был внимательнее, то увидел бы, что у Лизы музыкальный талант. Если бы ты хоть раз пошел бы с нами на концерт или в оперу, то даже потому как она слушает, мог бы заметить, что музыка для нее все.
- Да, да, да! Вы ходили на концерты, и поэтому она полюбила музыку. Можно спуститься с эмпиреев на грешную Землю? Надо думать, где она будет работать после окончания консерватории.  Из нее получится хороший архитектор, и работать она будет у меня.
- Женя, пожалуйста, не дави на нее. Пусть выбирает сама. Это ее жизнь.

          Лиза поступает в Московскую консерваторию на композиторский факультет. Практически она приходит домой только ночевать. Теперь я еще больше времени провожу с Тёмой. Я занимаюсь с ним математикой, физикой и астрономией, тем, что я знаю и люблю. Чему еще я могу научить Тему?  Мы занимаемся, и Тёма делает первые успехи на этом поприще. В 13 лет он выигрывает олимпиаду по астрономии по Московской области. В 14 лет один из победителей олимпиады по математике по городу Москва, в 15 лет – один из победителей Всероссийской олимпиады по математике.  Участие в этих олимпиадах – это моя инициатива. Сам Артём не любит публичность. Он интроверт, как все настоящие математики. Женя, конечно, хвалит Тёмку и рад за него, но настоящего контакта у них нет.  Контакт с Тёмой есть у меня и Лизы. С нами он спокойный, искренний  и раскрепощенный.

            Моя Лиза стала совсем взрослой. Она встречается с парнем с пятого курса. Он с дирижерского отделения.  Его зовут Стив. Он из хорошей интеллигентной семьи, но он американец. Конечно, я  не хочу, чтобы моя девочка страдала, когда  этот Стив, после окончания консерватории уедет к себе на родину. Я ее отговариваю от этого парня, как могу, но Лиза не отговаривается. Она убеждает меня, что Стив обязательно останется в России. Она не допускает мысли, что они могут расстаться. Моя Лиза влюбилась.
            Стив у нас теперь частый гость, но  Женя ни разу с ним не пересекся, потому что приезжает домой поздно. Похоже, что Жене пора познакомиться с потенциальным зятем.
- Женя, пожалуйста, завтра приезжай домой пораньше, - прошу я.
- Почему? Зачем я вам понадобился пораньше?
-  Лиза встречается с молодым человеком и, похоже, что у них все серьезно. Тебе пора с ним познакомиться.
- Лизе только девятнадцать лет. Что у нее может быть серьезно?
- Все  может быть очень серьезно. У них отношения. Я думаю, что Лиза скоро выйдет замуж…Сужу по динамике событий.
- Лиза выйдет замуж? – удивляется Женя, - что ты говоришь?
Как это понимать? Это она тебе сказала?
- Намекнула, но это ее тайна…она просила тебе ничего не говорить.
- Понятно, именно поэтому ты тут же все мне рассказала, - улыбается Женя.
Хорошо, завтра приеду пораньше. Из какой семьи ее жених? Чем занимается?
- Он будущий дирижер. Из хорошей семьи. Женя, только не сердись, он из Соединенных Штатов.
- Что? Только этого не хватало! Я против, - сердится Женя, - можешь передать это моей дочери. Я никогда не соглашусь на то, чтобы она жила в чужой стране за тысячи километров от нас.
- Женечка, ты сначала просто познакомься с ним. Обещаешь?
- Я уже пообещал, что ты меня десять раз спрашиваешь?
- Лиза умница.  Я  думаю, что у нее есть право на собственный выбор, - говорю я, - а ты у нас божество, похожее на Зевса…Можешь поразить молнией, если что-то происходит не по твоей воле. Поэтому я прошу тебя, не разбрасывайся молниями. Не сердись, просто поговори с Лизой.
- Хочешь сказать, что я тиран?  Но я точно знаю, что я не тиран. Я очень демократичный. Более того, все, что я делаю, я делаю для семьи. Я тебе еще не говорил, что купил участок в хорошем месте?  Буду строить  дом для Левы.  Я уже проект прикинул. Только он будет спорить со мной. У него, видите ли,  другая концепция дома. Он и в мастерской со мной спорит.
- А Левик знает, что ты купил участок для него?
- Еще не знает. У вас с Лизой свои тайны, а у меня свои. Я ему скажу в день рождения. Это мой подарок.
- Хозяйственный ты мужик! Хороший отец! – восхищаюсь я.
- Да, тебе повезло с мужем, - говорит Женя улыбаясь.
- Действительно, повезло, - думаю я, а вслух говорю:
- А тебе еще больше повезло с женой! Такой ученый кот, как я, редко кому достается.
Женька смеется, обнимает меня за плечи и целует в макушку:
- Ах, ты мой кот ученый! Не стриги волосы больше. Теперь мне уткнуться
не во что.
- Зато ты не наступаешь на мои волосы локтями.
- Не нравится мне, что Лиза собирается замуж за американца. Мне это напоминает историю моей матери. Не хочу, чтобы Лиза жила так далеко от нас.
- Лишь бы ей было хорошо, дорогой. Если она влюбилась, что тут можно поделать? Только принять ее выбор! Вспомни себя. Тебя мог кто-нибудь остановить?
- Меня никто и ничто, - говорит Женя, прижимая меня к себе.
- В следующем году будет 25 лет, как мы вместе.
- Неужели? – удивляется Женя, - кажется, что все это было только вчера.
Свадьбу сыграем серебряную. У нас же не было настоящей свадьбы.
- Почему? У нас была свадьба, даже целых две…Женька, у тебя глаза такие усталые, красные как у кролика…ты слишком много работаешь…Завтра с утра выспись, пусть твои глазоньки отдохнут..
- Ты думаешь так можно? С утра я приеду попозже, а вечером уйду пораньше…а кто работать будет?
- А работать будут твои сотрудники. Ты должен им больше доверять. Всех дел сам не переделаешь, так что завтра спи с чистой совестью.
- Ну, да, волею пославшей мя жены…знаю я как им доверять…

Глава 30. Параллельные линии


            Однажды среди Темкиных книг, я замечаю самую популярную, написанную, как говорят, для широкого круга читателей, книгу Николая Николаевича. Открываю и вижу, что она с автографом. На форзаце  написано: «Дерзайте. Н. Никольский»
Как эта книга попала к Артему?  Я спрашиваю у него:
- Тёма, откуда у тебя эта книжка?
- Академик Никольский подарил.
Мое сердце падает вниз от плохого предчувствия.
- А где ты его видел?
- Помнишь, у меня было первое место на олимпиаде по математике?
Потом собрали победителей всех олимпиад, и нам академик Никольский лекцию прочитал как бонус. Он каждому подарил свою книгу с автографом. Мне он руку пожал.
- Понравилась лекция?
- Понравилась. Он классный! Осенью я буду ходить на его лекции в Государственном Политехническом музее. Он прочитает вводный курс по астрофизике.
- Но, ты там ничего не поймешь! Это для профессионалов, ты еще настоящей математики не знаешь.
- Ничего подобного. Никольский всех пригласил, и я буду ходить.
- Ты же хотел в следующем году готовиться к сдаче экзаменов за школу экстерном. У тебя времени не будет. Надо будет заниматься.
- Нет, мама. На лекции Никольского я буду ходить. Мне интересно.
- Я против. Так и знай. Можешь его книги почитать.
- Я почитаю. Только я все равно буду ходить на его лекции.
- В кого ты такой упрямый?
- Папа говорит, что в тебя.

        Да, странное совпадение. Но, если такое совпадение произошло, значит, надо им воспользоваться. Я пойду и объяснюсь с Николаем Николаевичем. Пусть оставит мою семью в покое.
       Я приезжаю на лекцию Никольского после работы.  Я взволнована из-за предстоящей встречи с Ник Ником. Артем уже в зале. Собралось много народа, интересующегося астрофизикой. На первой лекции всегда бывает много желающих, только до финала лекций доходят единицы.

        Сначала на кафедру выходит молодая девица. Она готовит доску, слайды. Потом выходит Николай Николаевич. Я смотрю на него из темноты зала. Возраст не щадит никого. Он, конечно, сдал. Он уже не железный. Волосы совсем белые. Он немного сутулит свои прежде прямые, гордые плечи, но лекцию читает по-прежнему блестяще.  В перерыве я решаюсь зайти к нему. С замиранием сердца я захожу в комнату, где академик отдыхает. Его помощница бросается мне наперерез:
- Николай Николаевич отдыхает. Сюда нельзя!
Ник Ник останавливает ее жестом, встает и идет мне навстречу. Он целует мою руку, склоняясь белой головой. Его глаза сияют:
- Инга, здравствуйте! Какая радость, что вы зашли ко мне!  Неужели вы пришли на лекцию? – улыбается он.
- Да, Николай Николаевич, я слушала вас. Очень интересно.
- А Артем с вами? – спрашивает академик.
- Да, собственно, это он меня привел сюда. Вы ему свою книжку подарили с автографом.
- Правда? Пусть подойдет ко мне после лекции.
- Как вы Инга? Как поживаете?
- Николай Николаевич, прежде всего, я хочу повиниться перед вами. Я так виновата, простите меня.
- Ну, что вы Инга! Вам не надо просить прощения. Это я должен просить прощения у вас. Ну, да Бог с ними, с этими извинениями.   Как вы? Где вы работаете?
- Я работаю в ИКИ.
- Защитили докторскую диссертацию?
- Нет, не защитила. Даже близко не подошла.
- Почему? Насколько я помню, вы были честолюбивы.
В моих работах разобрались. Разве вам это не пригодилось?
- Пока не пригодилось, - улыбаюсь я.
Я вспоминаю, зачем явилась сюда, вздыхаю и говорю:
- Николай Николаевич, у меня к вам просьба. Я заранее извиняюсь за нее.
Я вам очень благодарна за внимание к моим детям,  за ваши замечательные подарки. Но  мой муж всегда очень нервничает и огорчается, когда приходят ваши подарки.
Я замолкаю, потому что у меня язык не поворачивается сказать ему:
- Не присылайте их больше.
Ник Ник смотрит на меня и говорит:
- Не волнуйтесь, Инга. Я понимаю вас. Вы – хорошая жена и не хотите волновать своего супруга. Я понял вас. Пусть Артем зайдет ко мне после лекции.

         После лекции Артем идет к Николаю Николаевичу, а я остаюсь ждать его в коридоре. Артем не возвращается в течение часа. О чем может разговаривать с академиком так долго мой необщительный Артем? Поразительно! Наконец, дверь открывается, и выходят оживленные Тёма и Ник Ник. Тёма улыбается и держит стопку книг, а Ник Ник приобнимает его за плечи. Увидев меня, одиноко сидящую в темном коридоре, Николай Николаевич восклицает:
- Инга, почему вы сидите здесь одна, в темноте? Почему вы не зашли?
Я не знаю, что отвечать. У меня много причин, чтобы оставаться здесь одной.  Во-первых, у меня стойкое чувство вины перед Николаем Николаевичем, во-вторых, я не хочу мешать их общению Темой, в-третьих, я хочу подумать о своей жизни, о том, что ждет меня в будущем.
- Знаете что, Инга, пожалуй, у меня найдется для вас одна интересная тема. У вас есть, где записать мой телефон?
Никольский диктует мне свой адрес  и телефон. Спрашивает:
- Вы в четверг к 7 часам сможете ко мне приехать?
- Смогу, Николай Николаевич.
- Ну, тогда до встречи, - улыбается Ник Ник, - Артем может приезжать ко мне в любое время. Договорились, Артем?
По дороге домой Тёма спрашивает:
- Это и есть мой крестный отец?
- Да.
- А почему ты никогда о нем не рассказывала?
- Что ты хочешь узнать?
- Откуда ты знаешь Николая Николаевича?
- Я работала в обсерватории, которую он возглавлял, и немного помогала ему.
- По хозяйству?
- Именно, по хозяйству.
- А почему я не помню, что ты работала в обсерватории? В Москве нет обсерватории.
- Потому что тебя еще на свете не было.
- А Лиза и Лев уже были? Они его помнят?
- Да, они уже были. Наверное, помнят. Мы на Кавказе жили. Обсерватория находится в горах. Там очень красиво. Так красиво, что рассказать словами невозможно. Это надо видеть собственными глазами.
- Почему ты ушла из обсерватории?
- Потому что мы переехали в Москву к папе.
- А он в Москве жил?
- Москве.
- Он не жил с нами в горах?
- Тёма, он приезжал к нам.
- А почему ты мне не рассказывала о Николае Николаевиче? Он же такой клевый! С ним так интересно!  Он лучше всех! Я бы никогда не уехал, если бы жил в горах и работал в обсерватории. А почему Николай Николаевич никогда у нас в гостях не бывает, если он мой крестный?
- Отец с ним поссорился.
- Из-за чего? Из-за меня?
- Тёма, может, хватит вопросов?
- Но мне не понятно! Из-за чего отец поссорился с академиком Никольским?
- Мне тоже не все понятно. Я сегодня очень устала. Отстань от меня, пожалуйста…
- Потом расскажешь?
- Нечего мне рассказывать…

          И вот, спустя 15 лет, я опять стою перед дверью особняка академика Никольского. В Зеленчукской его резиденция была респектабельней, но этот дом тоже вполне академический, в сталинском стиле.   На звонок мне открывает Анна Ильинична. Она застывает на пороге.
- Инга Леонидовна! Вот уж не чаяла вас снова увидеть! А вы все такая же красавица!
- Здравствуйте! Какая же я красавица?
- Что же я стала на пороге, - спохватывается Анна Ильинична.
- Проходите, вас ждут. Сегодня Николай Николаевич работает в библиотеке.
Я вхожу в библиотеку. Я помню эти шкафы. Ник Ник идет мне навстречу, обнимает меня за плечи, прижимает мою голову к своей груди. У меня на глаза наворачиваются слезы.
- Простите меня, Николай Николаевич.
- Давно простил.
Мы стоим и молчим.
- Ну, поплакали, и хватит, - говорит Николай Николаевич.
Он слегка отталкивает меня, и я вижу, что у него на глазах тоже сверкают слезинки.
- Давайте, Инга, займемся делом. Я тут посмотрел свои записи. Есть одна тема, которая мне интересна. Она как раз в объеме докторской диссертации.
Я думаю, вы с ней справитесь. С моей помощью, конечно. Садитесь вот сюда. Здесь вам будет удобно.

       Я сажусь на указанное кресло, и мы беседуем. В отличие от прежних лет, Ник Ник охотно отвечает на мои вопросы. Он вводит меня в курс проблемы, но в любом случае я должна все это переосмыслить сама, пропустить через свое сознание, потому что решение не лежит на поверхности. Требуется полное погружение в задачу. Всегда, чтобы получить правильное решение сложной проблемы, надо целиком погрузиться в нее.

        Домой я еду в окрыленном состоянии. У меня есть ТЕМА! Теперь у меня есть над чем думать, к чему стремиться. Есть к чему приложить свои силы и способности, которые бесполезно валялись и ржавели!
Каждый четверг я звоню в дверь особняка академика Никольского. Целую неделю я думаю о том, о чем мы говорили. Я читаю статьи  и разыскиваю книги, которые мне могут пригодиться.  Николай Николаевич выслушивает, до чего я додумалась за неделю, подбадривает меня:
- Пробуйте. Додумывайте до конца, не останавливайтесь на середине, не ограничивайтесь одним методом.
Или говорит:
- Вы идете по боковой дорожке, так вы только в чащу залезете.

Мне приходится много читать. Я пропустила 15 лет научной жизни.
Это очень большой период. Появилось  много новых работ. Я должна знать их. Практически, мне приходится начинать с нуля.

        Артём тоже появляется в доме Николая Николаевича. Иногда он приезжает к нему после уроков в школе.  Я понимаю, что дружба Николая Николаевича с Тёмой, может обойтись очень дорого нашей семье и мне в частности. Я выговариваю Тёме:
- Почему ты едешь не домой, а к Никольскому? У тебя что, своего дома нет? У тебя собственной комнаты нет? Ты мешаешь ему, ты это понимаешь?
- А Николай Николаевич говорит, что очень рад меня видеть. Домой я приезжаю, а там никого нет.  Папа всегда на работе, ты в своем ИКИ, а  если Лиза дома, то она закрывается в своей комнате со Стивом. А здесь меня ждут. Анна Ильинична меня кормит. Она вкусно готовит, лучше тебя.
- Тёма, если папа узнает, что ты бываешь у Николая Николаевича, ему это очень не понравится.
- А если он узнает, что ты бываешь у Николая Николаевича, ему это понравится?
- Нет, не понравится. Смотри, он нас обоих из дому выгонит.
- А кто ему расскажет? Я не расскажу! Расскажешь, из-за чего они поссорились?
- Расскажу, когда ты вырастешь и будешь совсем взрослый.
- Я уже взрослый!
         
Теперь я засиживаюсь в библиотеке допоздна и часто прихожу домой, когда Женя уже вернулся с работы.
- Где тебя носит? – спрашивает муж, едва я появляюсь на пороге, - Я голодный!
- Женя, я же оставила записку, что ужин в холодильнике.
- Я холодный ужин должен есть?
- Женя, видишь вот эту штуку. Это микроволновка. Ставишь сюда блюдо и нажимаешь эту кнопочку. И все разогрето.
- Почему я должен нажимать кнопочку, если у меня есть жена? Темка, кстати, тоже голодный.
- И для Темы та же кнопочка.
- Ты уже несколько вечеров приходишь позже меня. Где ты шляешься?
- Я не шляюсь, я работаю в государственной публичной научно-технической библиотеке.
- Мне слово публичная не нравится. Что-то оно мне напоминает.
- Нормальное слово, означает общественная.
- Если я приду в эту публичную библиотеку, я тебя там застану? Увижу, что ты там сидишь?
- Возможно. Я еще могу быть в Ленинке.
- Здорово придумано. Если тебя нет в Публичной библиотеке, значит, ты в Ленинке, а если тебя в Ленинке нет, значит, ты в Публичной библиотеке, - усмехается Женя.
- Да, я изобретательная, - улыбаюсь в ответ.
- Что ты там делаешь?
- Странный вопрос! Что делают в библиотеках? Я читаю.
- А конкретнее. Давай рассказывай, колись.
- Конкретнее, я готовлю обзор литературы за последние 10 лет по своей тематике.
- Почему не в рабочее время?
- Потому что это моя собственная тема и моя собственная инициатива.
Я начала работать над докторской диссертацией.
- Вот так новость! Зачем тебе эта диссертация?
- Чтобы заработать себе на шпильки и бензин, и вообще, продвинуться по карьерной лестнице и зарабатывать нормально.
- Да? Это такая мотивация? Тогда бросай к черту свой ИКИ и открой  салон модной одежды.
- Меня не интересует модная одежда, и я в ней ничего не понимаю.
- Да. Ты очень консервативна в одежде. Тогда  открой художественный салон. Я тебя буду консультировать. Будешь устраивать выставки, презентации.
- Женя, мы прогорим. Я не умею впаривать товар, и мне это неинтересно.
Я хочу делать то, что умею и люблю.  У меня, можно сказать, талант и я не хочу его зарывать.
- Ты хочешь сказать, что это я зарываю твой, можно сказать, талант?
- Я хочу сказать, что для меня важно написать докторскую диссертацию.
- Насколько лет эта волынка?
- В самом лучшем случае на 4 года, если я буду заниматься только этой работой.
- Я в течение 4 лет должен буду питаться холодными ужинами?
Вы в своем уме, Инга Леонидовна?
- Вот закончу обзор и буду дома работать.
- Сколько времени тебе нужно на обзор?
- Еще месяца два, максимум три.
- Инга, мне не нужны твои деньги. Я достаточно зарабатываю. Мне нужно, чтобы к моему приходу был приготовлен ужин, чтобы в доме пахло выпечкой, чтобы жена, одетая в красивое платье, встречала меня на пороге, чтобы дома было уютно, чтобы я мог отдохнуть от праведных трудов, – говорит Женя и недовольно добавляет:
- Почему в доме беспорядок? Почему здесь валяется мой свитер?
- Куда ты его бросил, там он и валяется. Мне твой свитер не мешает, мне даже нравится, что он здесь валяется.
- А мне не нравится!
- Это дело вкуса.

       Честно говоря, последнее время я запустила дом. Я так увлечена моей новой работой, что у меня не хватает времени на уборку. Кроме того, меня не раздражает, что в гостиной лежат Женины вещи. Более того, мне это действительно нравится. Они как бы обозначают его присутствие. Это у меня осталось еще с тех времен, когда мы жили в Архызе, и он уезжал на сессию в Москву.
- Можно нанять женщину, которая будет приходить один раз в неделю, и убирать дом, – предлагаю я.
- Можно, - соглашается Женя, - можно даже нанять новую жену.
Я смотрю на Женьку и вижу, что он даже не улыбается. Он что, действительно так думает?  Я нанялась ему в жены, и он легко может заменить меня? Ну-ну.
- Хочешь нанять новую жену? Нанимай! Я не возражаю. Только хорошую нанимай, чтобы она стирала, убирала, хорошо готовила, пирожки пекла по воскресеньям, грядки пропалывала, ну и все прочее.
- Ты даже на прочее согласна?
- Если ты согласен, что я могу возразить? Совет, да любовь!
- Ты вот так говоришь?
- Я говорю, что нужно нанять женщину, которая будет убирать дом.
- Тебе некогда! Тебе надо быть или в Ленинке или в Публичке! Или  ты еще в консерваторию можешь заглянуть?
- Да, мне некогда. Я даже в консерваторию редко хожу. Мне нужна помощница по хозяйству.
- А заработать на помощницу должен я!
- Женя, какой ты занудный! Тебе денег не жалко только на этот дом. Все, дорогой, мы все обсудили, мне надо поработать.
- Ну, ты хотя бы ужин разогрей, пока я еще не нанял новую жену.
- Поставь в микроволновку и нажми кнопочку, - говорю я, разворачиваясь в пируете, задевая его развевающейся юбкой.
- Инга, что происходит? Ты юбки начала носить?
- Это тебе нельзя ходить в юбке, а мне можно, - говорю я, взбегая по лестнице.

       Я не хочу ссориться с мужем. Хорошо, я буду приходить домой раньше его и готовить ему ужин. Он же действительно зарабатывает деньги на нашу жизнь. Если я не могу ходить в библиотеку после рабочего времени, значит, надо ходить в рабочее время. Я иногда отпрашиваюсь у моего шефа Володи Ладожского, а иногда просто сбегаю с работы. Вижу, что шеф мною недоволен. Надо бы с ним поговорить, но сейчас некогда. Зато  я все больше погружаюсь в ту проблему, которую предложил Ник Ник. Я уже поняла, как можно решить эту задачку.  Можно писать заявку на грант.

         Каждый четверг я разговариваю с Никольским  по этой работе и для меня это самое интересное время. Я получаю огромное удовольствие от общения с ним. Он вселяет в меня не только уверенность в себе, но и уверенность в том, что я занимаюсь самым нужным, самым ценным в человеческой жизни делом – я творю новое знание. То, что я делаю сейчас - мое  творчество. Из дома Ник Ника я всегда возвращаюсь вдохновленная и окрыленная.

       В очередной четверг спускаюсь по лестнице. В прихожей меня останавливает Женя. Сегодня он приехал домой пораньше.
- Куда это ты намылилась?
Я уже настроилась на другой, более высокий стиль общения, поэтому его слова меня коробят.
- Что за вульгарный тон? Что это за слово « намылилась»? Пожалуйста, будь вежливее со мной.
- Так, - говорит Женя, осматривая меня:
- Ресницы накрашены, на губах блеск, немного пудры, волосы уложены, глаза сияют. Немного духов. Элегантный костюмчик, блузка на пуговичках… А какое белье ты одела? Черное с кружевом?
Он протягивает руку к пуговицам моей блузки.
- Не смей этого делать! – говорю я.
- Любовника завела, изменяешь мне? – рычит Женя. У него такой вид, что сейчас он ударит меня. Я автоматически поднимаю сумочку на уровень груди, чтобы защититься. Но Женя все-таки держит себя в руках, хотя я вижу, что он взбешен.
- Женя, что за глупости ты говоришь? Я еду к научному руководителю. Я же говорила тебе, что начала работать над докторской диссертацией, что мне это очень нужно. Ты забыл?
- Ладожский сказал, что ничего ты не пишешь, и никакого научного руководителя у тебя нет.
- Он не в курсе. Я не обязана обо всем, что касается меня, ему докладывать. Я, вообще, от них уйду, как только откроется финансирование по заявке на грант, которую мы написали.
- Кто это мы?
- Я с научным руководителем. Вернее писала я сама. Под его научным руководством.
Женя кивает головой и саркастически говорит:
- Да-да, конечно. Под чутким руководством…
А в сумочке что? Презервативы? Таблетки?
Он вырывает сумку из моих рук, расстегивает молнию и высыпает все содержимое на пол. Из сумки на пол падают помада, ключи, кошелек, телефон, коробочка с таблетками глицина, компактная пудра, квитанции, чеки, свернутые пополам листы черновиков, папка с введением и набросками 1 ой главы и прочая дребедень.
Женя вылавливает коробку с таблетками.
- Что это?
- Глицин, - вздыхаю я.
- А это что? Любовные письма?
- Увы, все не так романтично. Это черновики. Можешь посмотреть.
- А это что? – говорит Женя, доставая из папки мои записи.
- Это введение и первая глава. Обзор литературы. Посмотри.
- Ты же знаешь, что я в вашей абракадабре ничего не понимаю.
- Введение ты можешь прочитать, там формул нет и написано на русском языке.
Женя читает и говорит:
- Это ты называешь написано на русском языке? Чушь какая-то.
Потом берет телефон и просматривает звонки.
- Так, Надя, Ира, Ладожский, Лиза, Тёма…а кто это Н.? Ты ему звонила сегодня.
- Это научный руководитель.
- Почему Н?
- Потому что Научный!
- Думаешь, отмазалась? Сколько лет твоему Н?
- 80 лет!
- Так я тебе и поверю! – говорит Женя смягчаясь, - и все-таки покажи, в каком ты белье.

Я чувствую, что гроза миновала. Я уже привыкла, что любая наша ссора заканчивается в постели, поэтому говорю:
- Пойдем в спальню, я тебе покажу.

Я становлюсь на колени, ползаю по полу, убирая в сумочку разбросанные вещи, и, косо поглядывая на Женю, вижу, что взгляд его затуманился вожделением.
Беру его за руку и веду наверх, в спальню. Включаю музыку, похожую на начало движения больших чугунных колес паровоза. У меня здесь целая музыкальная подборка. Женя ложится на кровать и смотрит на меня. Я начинаю свой маленький спектакль. Становлюсь к нему спиной и покачиваюсь в такт музыки, потом снимаю пиджак, кручу его над головой и бросаю в Женьку. Он его ловит и кладет себе под голову.  Потом снимаю брюки, раскручиваю их  и тоже бросаю в него. Он ловит брюки и кладет рядом с собой.

Поворачиваюсь лицом к Жене и начинаю медленно расстегивать блузку, покачиваясь, снимаю ее и запускаю в Женьку. Он ловит блузку, берет в рот пуговицу и начинает ее посасывать как конфетку. Отворачиваюсь, снимаю бюстгальтер, раскручиваю и бросаю в него. Женя ловит его, кладет на подушку, и накрывает ладонью. Поворачиваюсь.
- Теперь ты, - командую я.
Женя снимает рубашку и бросает мне. Я зарываюсь в нее лицом. От нее пахнет Женькой и его одеколоном. У меня происходит помрачение рассудка.
Я не могу бросить ее на пол. Я с вожделением надеваю ее на себя, как будто заворачиваюсь в Женю. Завязываю рубашку узлом под грудью.
- Еще!
Женька снимает брюки и бросает их мне. Я ловлю их и начинаю целовать гульфик.
- Горячо, - говорит Евгений.
…………………………………………………………………………..

Когда Женька, наконец, засыпает, я выползаю из спальни.
- Бог мой, на часах уже 9 часов вечера.
Я звоню Николаю Николаевичу, извиняюсь перед ним, говорю, что плохо себя чувствовала. Не позвонила, потому что заснула.
Он говорит мне:
- Тёма еще у меня. Вы приедете за ним или вызвать такси?
- Я приеду, ждите меня.

Когда я приезжаю, Тёма и Ник Ник  гуляют перед домом, ждут меня.
Ник Ник целует мне руку и говорит:
- У вас утомленный вид, Инга. Вам надо выспаться, как следует. Ничего, скоро уйдете из ИКИ, и не надо будет разрываться на 2 темы.

Когда мы приезжаем домой, Женя сидит в столовой и пьет чай.
- Ты все-таки уехала! – с досадой говорит он.
- Я за Тёмой ездила. Он был за городом, у друга, - почти не вру я.
- Артем, где ты так задержался?
Тёма знает, что правду говорить нельзя.
- У меня друг живет в Одинцово. Я не заметил, что уже поздно.
Мы с Тёмой, как 2 заговорщика поднимаемся по лестнице.
- Завтра, сразу после школы домой! – говорю я сердито.

Глава 31. Управлять желаниями


Утром, еще до завтрака мой муж говорит мне:
- Инга, Володя на тебя жалуется. Говорит, что ты с работы сбегаешь, и все делаешь спустя рукава. Завязывай со своей партизанской докторской. Все стоп, я против, чтобы ты этим занималась. Понятно?
- Не понятно! Почему ты против? Каждый человек должен реализовать потенциал, который в нем заложен. Если я чувствую, что я должна заниматься этой творческой работой, значит, я должна ею заниматься.
- Это что, вот эти крючки, которые ты пишешь, творческая работа?
- Да, это творческая работа! Объясни почему ты против ?
-  Я тебе уже сказал, мне нужна жена, которая думает и заботится  о нашем доме и обо мне, о наших детях.  Ты перестала о нас заботиться.  О чем ты только думаешь? Выбирай – твое «творчество» или семья.
- Что за нелепый выбор ты мне предлагаешь? Почему или? Вместо «или», пожалуйста, поставь «и». Если я не справляюсь со всеми своими домашними обязанностями, найми мне помощницу, пожалуйста.
Женя хмыкает и спрашивает:
- Тебе во всех твоих обязанностях помощница нужна?
- Я думаю, это можно обсудить. Почему ты не хочешь, чтобы кто-то убирал у нас в доме?
- Да-да. Сначала убирать, потом готовить, потом спать с твоим мужем.
- Женя, почему ты так говоришь? Зачем ты извращаешь смысл моих  слов?  Все с меня достаточно, я с тобой не разговариваю.
- Прекрасное начало дня! Как здорово с тобой жить! Ты умеешь договориться!  Я не буду завтракать, – злится Женя и уезжает на работу.

           Я иду жаловаться по телефону своей подруге Ирочке:
- Ты понимаешь, у нас что-то ненормальное происходит. Во-первых, Женя не разрешает мне заниматься тем, чем я хочу, а во-вторых, мне не хватает секса.
- Как это не хватает секса? - удивляется моя подруга.
- Обыкновенно не хватает. Вот иногда хочется пить, и пока не напьешься, жаждешь. С этим делом тоже самое.
- А что, Женька уже не того?
- Черт его знает, что с ним происходит!  Раньше у нас была гармония, и не только в сексе, а во всем. А сейчас секс только после скандала, и он все время ко мне придирается.
- Может тебе скандалить чаще?
- Это не выход. Так мы скоро на садо-мазо перейдем. Кроме того, каждый скандал уносит клеточку любви и доверия. Понимаешь, у меня появился избыток либидо. Я не знаю, откуда он взялся, но его нужно сублимировать в дисер, а муж мне говорит, что ему нужна такая дама, которая бы сидела дома и размышляла о том, что ему приготовить на завтрак и ужин, чтобы она для него наряжалась, думала только о нем… И прочее по его желанию.  Я не понимаю, как я  раньше с ним договаривалась.

- Хочешь, скажу, как ты с ним договаривалась? Ты всегда принимала его точку зрения. Да, дорогой – вот так ты договаривалась. Генечка, Генечка, да Генечка. Ты его распустила, а сам он не понимает, что надо прислушиваться к тому, что хочет его жена.
- Раньше мы понимали друг друга, а теперь нет. Я уж молчу, что будет, если он узнает о Никольском.
- Даже не знаю, что тебе сказать. Никольский – звезда на небе. К тому же, ты за ним замужем была. Ты же не просто так за него замуж выходила. Значит, там было что-то особенное, были чувства. К нему очень даже можно приревновать. За это даже убить можно.
- Никольскому 76 лет! Как к нему можно ревновать? К Иисусу  Христу можно ревновать?
- Тоже мне сравнила! Бывает не только физическая связь, бывает духовная близость, - смеется Ириша, - это даже обиднее. Может тебе любовника завести? У тебя там Ладожский под боком.
- Почему вы все думаете, что Ладожский герой-любовник?
- Потому что он мачо.
- Мачо! Ладожский трахается исключительно со своей докторской диссертацией. У него что-то там, в его теории не сходится. На него смотреть страшно. Глаза, несчастные, как у загнанной лошади. Бедный Ладожский, наверное, он икает сейчас, не поймет почему. А это мы моем его кости.
- Володя классный, дался тебе этот Женя, - продолжает Ирочка.
- Как это дался? Он мой муж. У меня такое невинное желание – выполнить исследовательскую работу.  Только и всего. Вчера Женя всю мою сумочку на пол вытряхнул. Искал признаки измены. Не пустил на консультацию с Никольским. Подозревает, что я завела любовника.
- Плохой знак! Знаешь, что это значит?
- Что? – вздыхаю я.
- Если он тебя подозревает, то, возможно, что он сам завел любовницу, поэтому и подозревает. У мужиков логика такая.
- Ну, спасибо, подруга! Успокоила. Можно было бы выяснить это. Но  что я буду делать, если это действительно так?  Разводиться? Тёмке только 15 лет, мне сейчас разводиться нельзя. Вот, года через 3, когда Тёма будет учиться в универе, у меня будут развязаны руки.
Ириша вздыхает на том конце провода:
- Да, это задачка покруче  всяких уравнений.
Инкин, ты там держись. Жизнь сама на что-нибудь вырулит. Надо быть готовой к любым поворотам. И забей ты на этот секс. Зачем он тебе нужен? Пустая трата времени.
- Тебе легко говорить, а у меня избыток женских гормонов .
- Знаешь, что я тебе скажу про избыток гормонов? Я убеждена, что мы сами можем регулировать уровень гормонов в крови с помощью мысли. Каждый человек – это то, что он думает.  Скажешь себе, что тебе не нужен этот гребанный секс, что ты хочешь быть спокойной и не зависеть от физиологии, и не будешь от нее зависеть. Скажи себе, я – человек, я не животное, я управляю собой сама, и твой уровень гормонов придет в норму.
- Ты сама  так пробовала?
- Конечно. Такой парадокс - людьми управляют желания, а надо наоборот - управлять своими желаниями. Простой пример. Ты вбила себе в голову, то есть запрограммировала, что тебе нравятся блондины, и посылаешь, любого брюнета в игнор, хотя, возможно, конкретно этот брюнет в 1000 раз лучше всех блондинов вместе взятых. Например, Ален Делон. Это не ты выбираешь мужчину, это загруженная в твой мозг программа выбирает.
- Мысль, конечно, остроумная, хотя не новая. Ты подсознание не учитываешь, а оно рулит на 90 %, если не на все 100%.
- на 100 % оно рулит у животных, у них разума нет!
- А твой Ладожский палит меня мужу, жалуется, что я неизвестно куда ухожу с работы.
- Это он тебе мстит, подсознательно. Я думаю, что сознательно он не стал бы тебя подставлять.

         От разговора с подругой мне не стало легче. У меня усилилось ощущение, надвигающейся беды. От меня уже мало, что зависит. Я где-то свернула на дорогу, ведущую в тупик. Остается только надеть бронежилет на свою душу, и надеяться на то, что Бог не выдаст, и я  продерусь через колючие кусты жестоких событий, расцарапанная, раненная, но живая. Мне надо выжить! Я нужна своим детям, а особенно Артёму.

Глава 32. Скоро Рождество

Я люблю Рождество. Это время, когда рождается Солнце Нового Года.
Праздновать рождение бога Солнца – языческая традиция.

         Хотя люди ушли от язычества, в завуалированной  форме этот языческий праздник присутствует и в Христианской религии.  Начиная с 25 декабря, прибавляется световой день. До 22 декабря световой день убывает. Три дня Солнце стоит в нерешительности, размышляет, что ему делать дальше. А потом осторожно начинает показываться дольше на 1 минуту. Это в северном полушарии. Вот это и есть Рождество Христово согласно католическому и протестантскому календарю. 

       Русская православная церковь старается откреститься от этого астрономического факта, но 7 января – это 24 декабря по старому стилю, т.е. по календарю, принятому Юлием Цезарем в 45 году до н.э.. Так что,  Рождество, все равно это день рождения Солнца! Я не против того, что этот день считается днем рождения Иисуса Христа. Только такое удивительное совпадение наводит меня на мысль, что Иисус  и есть Солнце! По крайней мере, мне ясно, что Иисус - Солнечный бог.

       Язычники поклонялись природе. Язычить, на  древнерусском языке, значило славить. Они славили природу.  Я тоже преклоняюсь перед природой, но славлю, в первую очередь,  Солнце-Христа. Возникает вопрос, к какой религии я принадлежу? К христианской? Если Христос – солнечный Бог, то мы все его дети, не только люди, но все живые существа на планете Земля, почти все…Некоторые существа извратились и стали паразитами…они погибают от солнечного света.
 
       Я  всегда ощущаю трепет, когда слышу или читаю о древнеегипетском боге солнца Ра. В русском языке так много слов-напоминаний о боге Ра, что, в пору, думать, что первоначально Ра был Богом того народа, от которого мы произошли. Возможно, наши далекие предки,  населявшие  эти земли в  еще доисторические времена поклонялись богу Ра и это нашло отражение в нашем языке.  Радость ( Ра даст), Ура( У Ра), орать( О, Ра!), радуга( Ра дуга), кара ( суд Ра), гора ( идти к Ра), п- Ра-здник, пре-к- Ра- стный…
У меня такое ощущение, что где-то в глубине моего сердца и в дальнем уголке моей памяти, хранится, унаследованный от далеких предков, восторг и трепет перед богом Ра. Как я этому Ра - Да!

       Мистики считают, что в эти три дня, когда световой день не увеличивается и не уменьшается, открываются ворота между Земным  и Горним мирами. В эти три дня могут происходить чудеса. И самое удивительное и прекрасное, что они действительно происходят. Замечательный светлый праздник Рождество – один из моих самых любимых праздников. Я жду его. Я считаю дни. Я покупаю подарки своим близким и радуюсь его приближению. 


      Я запарковала машину у Жениного офиса. Там поблизости есть  большой молл. Я хочу купить Жене красивый джемпер, потом зайти к нему в офис, чтобы он померил и одобрил.  Уже с покупками подхожу к машине и вижу, что Женя выходит из здания с молодой высокой блондинкой, с вьющимися волосами. Я замираю на месте, что-то подобное я уже видела.

   Женя смотрит на спутницу очень нежно, берет ее за руку и они идут по улице. Рука его спутницы в перчатке, а Женина рука обнажена и покраснела от холода, но он, видимо, даже не замечает этого, настолько он поглощен общением со спутницей. В этом есть нечто пронзительное. Они останавливаются. Женя берет ее за подбородок и целует.

- Да, эта картина слишком тяжела для моих глаз. Из них текут слезы. Какая я глупая, что пришла с этим дурацким джемпером…Могла бы давно, по его новому отношению ко мне, обо всем догадаться, но мне не хотелось догадываться. Теперь с этой информацией надо что-то делать. Ее трудно встроить в  спокойную жизнь, в мою семейную жизнь. Надо думать, как мне вести себя.

      Мне нужно время, чтобы принять спокойное, взвешенное решение. Я знаю, что мудрые спокойные женщины  умеют удерживать равновесие, если их устраивает такая семейная жизнь с таким мужчиной, больше чем развод.  Я не буду торопить события. Меня такая жизнь не устраивает, но надо спокойно разобраться, что делать дальше.

Дома я  выпиваю валерьяны, корвалола, принимаю ледяной душ, и сажусь за свои уравнения. Хотя бы они меня не подводят! Я потом подумаю о его измене, пусть эта задача решается в фоновом режиме.

Женя возвращается домой вдребодан пьяный. Как он, вообще, доехал?
С порога сообщает мне:
- Я хочу с тобой поговорить.
- Ты пьян, завтра поговорим, - отвечаю я, потому, что не хочу выяснять отношения прямо сейчас.
Почему-то я спокойна, во мне нет паники, только досада с налетом презрения, но бедное сердце трепещет, как пойманная птичка.
- Я специально напился, чтобы с тобой поговорить. В трезвом виде я тебе такого не скажу.
- Вот и не надо ничего говорить. Наговоришь лишнего, завтра будешь жалеть. Поговорим завтра на трезвую голову.
- А ты что, тоже пьяная?
- Очень пьяная.
Я ухожу в ванную комнату и включаю воду.
Женя стучит в дверь:
- Открой! Я хочу с тобой поговорить!
Я не открываю, и он уходит в спальню, а я иду спать в Левину комнату.

     Утром я убегаю на работу пораньше. Чтобы не столкнуться с Женей.
Вечером сижу допоздна в Теминой комнате, помогаю ему решать тесты по физике. Женя является поздно и, судя по грохоту падающих стульев, опять пьяный.   Я не хочу с ним объясняться! Не буду выяснять отношения!
Запираюсь в Левиной комнате. Я слышу, как Женя поднимается по лестнице, спотыкается, чертыхается, пинает свою бесценную кованую решетку. Стоило строить такую роскошную лестницу, чтобы подниматься по ней безобразно пьяным. Он идет в спальню. Возвращается, стучит в дверь.

- Открой, я знаю, что ты там. Или тебя там нет? Ты там есть или тебя там нет? Скажи! Почему ты не спишь в спальне? Ты должна спать в спальне. Может мне надо с тобой поговорить, а может и не надо говорить? Ты хитришь. Ты избегаешь серьезных разговоров. Ты думаешь, что если ничего не сказать, то все нормально. Ты – трус. Ты – просто трус, вернее трусиха. А я не трус. Я с тобой поговорю. Ты мне ничего не можешь запретить, потому что я свободный человек. А тебе ничего нельзя.  Я пью за бетатроны, за синхрофазотроны…а что это такое? Вот ты мне скажи честно, что это такое. Не скажешь? Я тебя все равно выловлю, зря прячешься.

Глава 33. Помрачение рассудка


Встаю опять пораньше, сижу, пью чай и  читаю любопытную статью по астрофизике. На кухню заходит злой Женя.  Он с большого бодуна. Видно, что у  него болит голова:
- Вчера твоя машина стояла на нашей парковке?
- Доброе утро,  вчера моя машина на вашей парковке не стояла.
- Я видел твою машину.
- Это было позавчера.
- Что ты там делала?
- Подарки покупала.
- Купила?
- Да, купила, только дарить не буду.
- А когда ты там была?
- С 5 до 7 часов вечера, - зачем-то честно признаюсь я.
- Почему ты не зашла ко мне?
-  Не успела, ты уже ушел из офиса.
-  Ты меня видела на улице с… моей сотрудницей?
- Да, я тебя видела с этой  «сотрудницей», и оставь меня в покое, - говорю я, вставая и направляясь к двери.

Женя становится на моем пути и не дает пройти.
- Так не пойдет, надо поговорить. Что ты видела?
- Женя, давай отложим все выяснения на время после праздников. Ты напиваешься каждый день, у тебя уже мозг отравлен продуктами распада алкоголя. Нельзя выяснять отношения в таком состоянии, - говорю я брезгливо.
- Я хочу поговорить. Я устал от вранья, твоего в том числе.
- Что ты можешь мне сказать? Мы с тобой уже разводились. Тебе еще раз хочется? Подумай, что скажут наши дети? Как они это воспримут. Лиза замуж собирается. Тёме надо учиться.
- У детей своя жизнь. Это моя жизнь. Да,  я хочу развестись с тобой, ты сама знаешь почему.
- Я не знаю, почему. Это не важно. Тёме 15 лет, это самый хрупкий возраст. Это может больно ранить его. Не боишься потерять его?
- Ты все время говоришь и думаешь о Тёме, о его покое и никогда не думаешь о моем покое. Ты неблагодарная, нечуткая, ты  эгоистка.
- Хорошо, ты чуткий, благодарный и альтруистический, поэтому отложим этот разговор до совершеннолетия Артёма.
- Отложим на 3 года? Это в твоих силах не дать мне развод? Ты что, опять беременна?  Не рассчитывай на это. Сейчас справки не помогут, помочь могут только деньги, а у тебя их нет!
- Ты думаешь, что если ты решил разводиться, то твоя жена обязательно должна быть беременна? Разве это большая проблема с твоей точки зрения? Разве я не делала абортов от тебя? Сейчас давай будем думать о благополучии Лизы и Тёмы, в первую очередь!

- Почему я всю жизнь должен заботиться о благополучии сына академика  Никольского? Почему я должен жертвовать собой ради него?
- Что ты говоришь? Ты еще не протрезвел? Артём твой сын!
- Мой сын? Он  ни в чем не похож на меня! Он рисует только космос! Он любит математику! Откуда это?
- Я математик и  Артем похож на меня.
- Неправда, ты физик!
- Почему у него на полке стоит книга Никольского с его автографом?  Он встречался с ним? Артёма тянет к нему?
- Артём получил эту книгу за победу в олимпиаде. Его может тянуть к Никольскому, потому что он большой ученый и прекрасный человек.
- Прекрасный? Жалеешь, что ушла от него?
- Да, я жалею.
- Значит, жалеешь. Но хочешь, чтобы  мы жили вместе еще 3 года? Зачем? Ты отлично понимаешь, что за это время все может измениться. Ты таким манером разлучила меня с Таней. Она сломалась за полтора года, которые ты заставила ее ждать. Она измучилась, потому что  не могла получить то, что хотела. Ты родила второго ребенка, не посоветовавшись со мной. Это тоже ударило по Тане. Когда мы с ней поженились,  было уже поздно, ее было не вернуть. Она не дождалась меня.

- Как мне ее жаль! Дочь зам. министра захотела выйти замуж за моего мужа, а я ее тормознула, какая я ужасная интриганка! А Таня не знала, что ты женат?  Что твоя жена беременна?
- Ничего она не знала…
- Ты ей не объяснил? Не смог сказать? Боялся ранить? Меня не жалко было ранить, а ее жалко? Женя, я за тебя не цеплялась. Я от тебя ушла.  Как ты смеешь упрекать меня в том, я сохранила Лизу?  Кто ты после этого? Эта Таня не любила тебя, поэтому ушла.
- Ты меня неправильно поняла. Я не упрекал тебя за Лизу.  Я ее очень люблю, ты была права, что сохранила ее…Но сам метод  - отодвинуть момент принятия решения до изменения ситуации – это твой метод. И я это понял. Ты же тогда все спокойно продумала. Я помню, какой спокойной ты была. Ты говоришь, что она меня не любила. А ты меня любила?   Ты меня ждала? Ты замуж за Никольского вышла! Как же, она жена академика. Тушите свет!

-  К несчастью, любила! Ты забыл, что я ушла от Никольского к тебе? Он не заслуживал такого ужасного поступка с моей стороны. Я ушла, потому что думала, что Артём твой сын. Если бы я думала, что Артём сын Никольского, я никогда бы к тебе не вернулась.

- Неправда, ты всегда хотела быть со мной…Ты хотела, чтобы я вернулся…Я мог вернуться через год, через 2 года, и ты ушла бы со мной…от твоего прекрасного академика.
- Не разделяю твоей уверенности, и не говори за меня. Ты не знаешь, что я думаю и чувствую.
- Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь, - говорит Женя с тенью превосходства, - ты и сейчас просто пытаешься удержать меня, причем достаточно неуклюже.
-  Это не так. Зачем ты сейчас говоришь об этом? Попробуй думать не о себе. Тёма в этом году сдает экзамены. Пусть он сдаст их спокойно. Когда он поступит в университет, все упростится. Дом для него перестанет быть таким важным местом, как сейчас.   Ты должен понимать, что развестись будет не так просто. Будет суд, раздел имущества, полный разрыв отношений. Возможно, ты потеряешь больше, чем приобретешь. Если мы сейчас договоримся, то при разводе я пойду тебе на уступки. Мои условия…

Женя раздраженно перебивает:
- Опять твои условия? Уже все продумала?  Продумала, как обмануть меня? Ты пообещаешь мне и ничего не выполнишь. Мы это уже проходили.
- Я не могла выполнить, то, что, пообещала тебе. Интересы Лизы  были выше любых других интересов. Она должна была родиться в законном браке.
- Зачем обещала? Чьи интересы окажутся выше моих на сей раз?

- Послушай, мое предложение - пока ничего не менять формально,- продолжает Инга, - но фактически ты свободен. Делай, что хочешь. Меня это больше не касается. Ты  абсолютно свободен. Нам надо спокойно прожить вместе до того момента, когда Тёма поступит в университет и потом мы спокойно официально  разведемся.  Давай договоримся не вмешиваться в личную жизнь друг друга. Умоляю тебя, не круши все вокруг себя. Женя, умоляю тебя, дай Тёме доучиться, дай Лизе спокойно выйти замуж.
- Я понял! Тебе же уйти некуда! Не в Сибирь же ехать!
- Тебе тоже уйти некуда! У нас общий дом. Ты ничего не понял!  Если мы разведемся, то где останется Тёма? Дай ему время хотя бы  до экзаменов в этом году. Пожалей его!
- Пусть Тему его отец пожалеет! Ты меня  жалеешь? У меня не 10 жизней, а только одна. А ты, ты, ты… меня совсем не понимаешь, и никогда не понимала. Ты обо мне не заботишься. Ты меня не ценишь. Ты меня не поддерживаешь. Ты обо мне вообще не думаешь. Ты всегда думаешь о чем-то не имеющем никакого отношения к моей жизни. Что у нас общего? Ничего кроме секса! А секс – это ничто!
- У нас общий дом и общие дети. А секс ты можешь иметь с кем угодно, кроме меня. Хотя он действительно ничего не стоит, тут ты прав.
- Значит, секс со мной ничего не стоит? С кем угодно, кроме тебя? Вот так? Что ты несешь? Ты будешь жить в моем доме, и у тебя будет личная жизнь? Наверное, ты сошла с ума! О чем ты говоришь? Какой раздел имущества?  Это мой дом, ты ничего в него не вложила. Твой вклад – нулевой. Ты даже не понимаешь, что это произведение искусства!
-Да, я ничего не понимаю, а тебя зовут Федор Шехтель…
- Как ты можешь сравнивать! Какой Шехтель? Шехтель  это стилизация под готику, а мой дом в  стиле итальянского модерна! Я не позволю его делить! Это все равно как разорвать меня на части - кричит Женя, - я  в него всю душу вложил! Я не позволю тебе… не позволю!

       В последнее время я живу в большом напряжении. Проблемы сыплются на мою бедную голову, и я не знаю, как с ними справиться. Женя жесток со мной. Если бы в прошлом, я могла, хоть на одну секунду представить, что он может быть таким. Значит, я была права, когда в ранней юности я избегала даже смотреть в его сторону. Как же я могла так ошибиться в нем?

       Я поднимаю взгляд и вижу, как зло он смотрит на меня.  Моя голова идет кругом в прямом смысле этого слова, у меня темнеет перед глазами, и я падаю, цепляясь за Женю, загораживающему мне путь.
- Очень натурально в обморок падаешь, - слышу насмешливый Женин голос, - твой актерский талант попусту пропадает, тебе бы публики побольше…

- Мама, мамочка, что с тобой? – вскрикивает Тёма, вбегая на кухню.
Он подбегает ко мне, поднимает, усаживает на стул, садится у моих ног.
- Мама, почему ты не сказала мне, что я сын Николая Николаевича?
- Потому что ты сын вот этого человека.
- Нет, мама, я все слышал! Он отказался от меня. Теперь я понимаю, почему отец всегда меня недолюбливал. Теперь я понимаю, почему он поссорился с Николаем Николаевичем. Мама, не унижайся перед ним. Он этого не заслуживает! Не умоляй его!  Не бойся за меня. Я не хрупкий, я не сломаюсь.

Тёма поворачивается к отцу и говорит:
- Не смей кричать на мою мать! Не смей ее ни в чем обвинять!
Тёма еще не вырос. Он чуть выше меня ростом. Но сейчас мне кажется, что он смотрит на Женю свысока.
Женя не выдерживает:
- Неблагодарный щенок! Ты еще ничего не умеешь, и ничего не можешь! Ты не знаешь, что такое зарабатывать на жизнь и как трудно это дается! Ты живешь в роскошном доме на всем готовом. Ты думаешь, что это достается просто так, по щелчку пальцев?  Это все заработано моим трудом! Ты неблагодарный!

- Я теперь понимаю, почему в этом доме меня любила только мама, да еще Лиза. Ты меня просто терпел! Но больше я не останусь здесь, ни на одну минуту. Мне от тебя ничего не нужно! Все, что я тебе должен, я верну! – бросает Тёма.
Он разворачивается и уходит, я бегу за ним.

- Артем, я отвезу тебя в школу.
- Не надо, мама. Тебе надо отдохнуть, ты переутомилась.
Он идет на остановку автобуса. Я иду рядом с ним.
- Тёма, прости нас обоих.
- Ты ни в чем не виновата, мама.
- Отец наговорил все это сгоряча. Он не такой. Просто все сегодня так плохо сложилось.  Он метил в меня, а попал в тебя.
- Да, он хотел унизить тебя. А ты действительно была женой Николая Николаевича?
- Да, была.
- Почему ты ушла от него?
- Любила твоего отца.
- Больше не называй его моим отцом. Он отказался от меня. Как ты могла уйти от Николая Николаевича! Он никогда так не поступил бы с тобой. Если бы ты знала, как мне надоели ваши ссоры. Он все время не доволен тобой. Зачем ты это терпишь?  Я больше никогда не вернусь в его дом.

- Тёма, ну хоть ты будь реалистом! Где ты будешь жить?
На что ты будешь жить?
- Мне предлагали учиться в физ-мат школе-интернате при МГУ.
У них есть общежитие. Я сегодня же поеду к директору и попрошу меня зачислить.
- Как ты там будешь заниматься?
- Как все, мама.
- Хорошо, попроси, только сейчас середина учебного года.  Вряд ли они смогут пойти тебе навстречу, ты же не из глубокой провинции, ты москвич. То, что ты поссорился с отцом, не основание, чтобы тебя поселили в общежитии.  Приезжай домой, Артем! Как я останусь в этом доме без тебя? Мы что-нибудь придумаем, только нам нужно немного времени, чтобы все уладить, договориться.
Пообещай, что приедешь.
- Хорошо, мама – говорит Тёма и садится в подъехавший автобус.
Я чувствую себя совсем разбитой, но надо ехать на работу, хотя бы потому, что не хочу встречаться с чудовищем, в которое превратился Женя.

Глава 34. Наступят времена почище...


Вечером я возвращаюсь домой. Темы дома нет. Все валится из рук. Иду в его комнату. В комнату заглядывает Лиза. 
- Мама, хочешь послушать мою новую сонатину.
Идем, я тебе сыграю. Стиву очень нравится.
Я улыбаюсь  ее аргументу в пользу сонатины. Стив будет в восторге даже  от
« В лесу родилась елочка», если Лиза скажет, что это ее произведение.
Я так же не объективна, как Стив. Мне очень нравится все, что пишет Лиза. Я ее считаю очень талантливой. Лиза уже сыграла для меня свою сонатину и просто сидит у пианино, перебирая клавиши.
- Мама, мы со Стивом решили пожить вместе.
- Где? В нашем доме?
- Нет, мама. Мы хотим жить отдельно. Снимем квартиру недалеко от консерватории. 
- Ты папе уже сказала?
- Нет, не сказала. Он последнее время расстроенный, какой-то всклокоченный. Сам на себя не похож. Я боюсь, что он рассердится на меня. Вы сегодня с утра опять ссорились. Не ссорься с ним, пожалуйста.
- Если бы это от меня зависело! Лиза, это хорошо, что вы будете жить вместе.
И со свадьбой не затягивайте.
- Стив хочет, чтобы свадьба была  у него на родине, у них дома в Норфолке. Тогда я получу американское гражданство, как его жена.
- Но вы ведь не собираетесь уезжать туда навсегда?
- Не собираемся. Нам в Москве хорошо. Мне везде будет хорошо, если Стив рядом, даже в Антарктиде. Кстати, мы решили поехать в свадебное путешествие в  Исландию. Здорово? Или лучше на Гавайи?
Мы долго говорим с Лизой, я слушаю, как она перебирает клавиши, любуюсь ее милым лицом. Какая она у меня прекрасная. Как я люблю ее. Даже не представляю, как можно было бы жить без нее. А Женя упрекнул меня за то, что я с ним не посоветовалась в свое время. Если бы я с ним советовалась, у нас детей, вообще не было бы.
 
      Женя опять возвращается домой пьяным. На сей раз, он приезжает на такси. Не решился сесть за руль. С кем и где он так напивается?
Скоро ему придется лечиться от алкоголизма.
Уже поздний вечер. Тёма не вернулся домой. Обзваниваю всех родных, знакомых, друзей. Даже Ирине в Обнинск позвонила. Нигде его нет. Уже поздно, но я звоню Николаю Николаевичу. Трубку берет Анна.
- Анна, к вам Тёма не приходил?
- Нет, не приходил. А что случилось?
- Ой, Аннушка, не спрашивайте. Если коротко, то, он  сильно поссорился с отцом. Сказал, что уходит из дома. И вот не вернулся домой из школы.
Если приедет к вам, пожалуйста, позвоните мне. Я очень переживаю.

        Я  звоню в больницы. Нигде его нет. Я не могу заснуть.  Хожу кругами по гостиной, жду, когда кто-нибудь позвонит и успокоит меня. Часов в шесть утра падаю на диван в гостиной и забываюсь беспокойным сном. В 7 утра звонит Николай Николаевич.

- Здравствуйте, Инга.  Артем приехал к нам полчаса назад. Не беспокойтесь. С ним все в порядке. Анна Ильинична накормила его, он сейчас спит.
- С Тёмой все в порядке? Где он был? Николай Николаевич, я сейчас приеду к вам, если вы не возражаете. Я чуть с ума не сошла этой ночью. Я вам так благодарна! Я не помешаю вам?- говорю я.
- Инга, с ним все в порядке.  Если хотите, приезжайте. Вы мне не помешаете.

Я стою и тру глаза, чтобы окончательно проснуться. Все хорошо, Тёма нашелся. Можно спокойно вздохнуть.
- Что, нашелся твой Тёма? – слышу насмешливый голос с верхней площадки лестницы.
Женя спускается по лестницы и бросает мне:
- Вот, это момент истины. Тёма поехал ни к деду, ни к брату, ни к другу,  он к  Никольскому поехал. Никольский сейчас в Москве? Откуда Артем знает его адрес? Ты с ним общаешься? Собираешься к нему поехать?! Не стесняешься при мне звонить ему?! И ты будешь говорить мне о верности?  Предательница!

- Я тебя никогда не предавала! Не надо упрекать меня в своих грехах. Ты еще пожалеешь и обо мне, и о Тёме! Возможно, он самый талантливый из твоих детей!
- Ты бы лучше говорила из моих детей. Это было бы правильнее.

        Я замолкаю. Мне в голову приходит мысль, что в принципе, Женя не может быть уверен до конца ни в ком из наших детей, потому что  ни одну беременность он не провел со мной от начала до конца, ни с Левой, ни с Лизой, ни с Темой. Я молчу, а потом соглашаюсь с ним:

-  Да, ты прав, правильнее говорить - из моих детей. Все дети мои и только мои! Но ты еще пожалеешь, что отказываешься от Артёма!
- Я его вырастил и воспитал. Но он предпочел быть сыном большого ученого, как ты говоришь…Престижно быть сыном академика.
- По духу он действительно сын академика Никольского. Его воспитали книги, которые подбирал для него Николай Николаевич. Ты на его воспитание времени не тратил. Тебе ведь некогда было, правда? У тебя были заботы повеселее.  Кстати, книги Никольского и меня воспитали.

- Я деньги для вас зарабатывал! Я работал для вас! Ты хоть это можешь оценить? Какие еще заботы повеселее? Ты на что намекаешь?
- Я все могу оценить, твои заботы и твое отношение ко мне, и  требование немедленного развода.

Я надеваю сапоги, пальто, шапку и хочу пойти к машине. Женя останавливает меня.
- Это и есть твоя личная жизнь, в которую я не должен вмешиваться?
Но я вмешаюсь! Ты никуда не поедешь! Я тебе запрещаю ехать к нему!
- Почему? Мне надо увидеть Тёму! Узнать здоров ли он, где он был всю ночь. Захочет ли он вернуться  сюда, в этот дом? Мне надо увидеть сына!
- Я запрещаю тебе ездить к Никольскому, пока ты моя жена.
- Ты не можешь мне запрещать…запрещай своей женщине, а я больше тебе  не жена.
- Ты не слишком торопишься, произнося такие слова?
- Нет. Я считаюсь с фактами, а факты вещь упрямая. Ты же хочешь развода, а это значит, что я уже не жена тебе.
- Я еще ничего не решил!
- Евгений, ты уже решил, сам знаешь, что решил, - говорю я, стараясь быть спокойной.

      Я хочу пройти мимо Жени, но он загораживает мне дорогу. Я, не очень понимая, что я делаю, пытаюсь прорваться, но Женя отшвыривает меня, и я больно ударяюсь об стенку. У него в глазах то ли гнев, то ли похоть. Они похожи по внешним проявлениям – затуманенный взор и учащенное дыхание. Я быстро ухожу наверх и закрываюсь в Левиной комнате.

- Если Темы здесь не будет, то и мне незачем здесь жить, - думаю я.
Женя подходит к запертой двери, пробует ее открыть, но она не открывается. Тогда он стучит.
- Инга, открой. Прежде, чем ты уедешь, я хочу поговорить с тобой. Открой, мы должны поговорить в любом случае. Нельзя все оставлять так. Не будь дурой, открой. Я хочу извиниться. Я был не прав.
Я сижу неподвижно, мне очень хочется спать. В моем сонном мозгу
мелькает:
- На сей раз я не буду дурой, и разговаривать с тобой не стану. Ты перешел все границы. Тёма тебя не простит, ему только 15 лет и мир для него еще черно-белый. Я не хочу его терять, я слишком люблю его. Я знаю, что если ты прикоснешься ко мне, просто обнимешь, может случиться так, что я все забуду, и все прощу тебе. Ты это тоже знаешь. Ты знаешь, как сильно я любила тебя, как много сил вложила в наши отношения, в нашу семью. Возможно, в какой-то момент я потеряла себя, стала придатком  к этому дому, к твоей обыденной жизни. Ты подумал, что я вещь из этого дома.
Тебе понадобилась другая  женщина. Более волнующая…более вдохновляющая…Ну, и ладно…будет тебе новая женщина…Какая здесь холодина...

Женя продолжает стучать:
- Я не хотел!  Инга, открой! Я сожалею. Да, открой же,  черт тебя побери. Почему ты такая упрямая? Мы должны поговорить. Мы же люди!
Мне становится очень холодно и меня начинает бить озноб. Я заворачиваюсь в плед и сворачиваюсь в клубочек на диване.
- Я не уйду, открывай. Почему вчера ты упала в обморок? Ты беременна?

Он молчит некоторое время, ждет ответа, но  поскольку я ничего не отвечаю, продолжает спрашивать:
- Что ты мне сказала про детей? Что ты сказала? Что ты хотела этим сказать? Что Лиза не моя? И Лева тоже не мой? Говори!
Женя так стучит в дверь, что сыплется штукатурка.
- Открой, сейчас же или я выломаю дверь, - угрожает он.
- Не выломаешь, - думаю я, - у нас итальянские двери, ты ими дорожишь.
Жаль, что я не итальянская дверь, мною ты не дорожишь. А напрасно, я лучше двери. Не получается из меня мудрая, терпеливая, всепрощающая жена. Гори оно все синим огнем! Сегодня  же сама подам на развод. Попрошу Ник Ника, чтобы Тёма пожил у него первое время. Сама пока поживу у Ирины. Правда, на работу придется добираться 2 часа, но другого варианта нет. У Нади совсем небольшая квартира и их четверо, к ним можно только на одну ночь. Сниму квартиру в Троицке. Там не так дорого, как в Москве, и ездить на работу ближе…Надо  будет искать дополнительный заработок. Например, физику читать в каком-нибудь вузе. Может быть, наш с Никольским проект получит финансирование. Действительно, я привыкла сидеть на шее мужа, как иждивенка. И жена я оказалась хреновая, и физик хреновый…

Женя перестал стучать в дверь, но я чувствую, что он не ушел.
- Ну, если ты не хочешь разговаривать, если ты не умеешь общаться, то пеняй на себя. Я хотел пойти тебе на встречу, ты себе же хуже делаешь, - говорит он, и я слышу, как он уходит в спальню. Через некоторое время слышится звук захлопывающейся двери. Все, путь свободен.

       Меня трясет лихорадка, зуб на зуб не попадает, но я достаю два чемодана. В один складываю свои вещи – мой любимый халат с ушками на капюшоне  и маленьким хвостиком сзади…какой смешной халатик.. белье…Женя всегда покупал мне белье сам…ему не нравился мой спартанский стиль… засовываю в чемодан первые попавшиеся платья, костюмы, туфли, колготки. В другой чемодан я складываю вещи Темы. Потом собираю все его учебники, тетрадки, укладываю в сумку. Свои книги, записи, ноут бук укладываю в другую сумку. На первое время хватит, а потом будет видно.

Какие тяжелые у меня баулы!  Спускаю их по лестнице. Хорошо, что у нас лестница мраморная…чемоданы едут по ней как с горки…Ой, хотя бы я его драгоценные ступени не поцарапала, Женя рассердится… да и ладно, пусть сердится, я буду уже далеко…С  трудом запихиваю все это в свою машину. Как я устала! Какая жуткая неделя.

      Сажусь отдохнуть на диван в гостиной, собираюсь с силами. Ну, вот и все. Спасибо, тебе, дом, за твой уют, за тишину, за счастливые и несчастные мгновения.  Иногда мне здесь было очень хорошо, но пора уходить. Пора прощаться. Скоро у тебя будет новая хозяйка. Прости, меня, дом, что я оказалась слабее, чем сама о себе думала. 

На столике в прихожей я оставляю ключи. Снимаю с безымянного пальца обручальное кольцо и оставляю его на столе рядом с ключами. Ну, вот и все. Прощай, Женя! Захлопываю дверь и ухожу, не оборачиваясь. По дороге к дому Ник Ника я хочу позвонить Ире, но обнаруживаю, что телефон оставила в Левиной комнате на столе. Ну, что же, так даже лучше. Оборваны все нити, связывавшие меня с прежней жизнью.

Глава 35. Такая тихая жена


Женя едет на работу и думает об утренней ссоре с Ингой. Их семейная жизнь стала невыносимой. Так дальше продолжаться не может.
- Мы дошли до края. Что она сейчас будет делать? Поедет к Никольскому? А дальше что?  В Зеленчукскую с ним поедет? Опять этот академик объявился, - с досадой думает Женя, - это из-за него все разъезжается по швам. Надо Сашке позвонить, разузнать о Никольском.

Он набирает Сашин номер и слышит его характерный смешок:
- Привет, Жеха! Как дела? Чего звонишь?
- Привет Сашка! Сто лет тебе не звонил. Как поживаешь?
- Нормально. Что мне сделается. Говори по существу!
- Саш, а директор вашей обсерватории сейчас в Зеленчукской?
- Наверное, я за ним не слежу.
- Ты номер его телефона знаешь?
- Не знаю, но в справочнике есть. Тебе он зачем сдался?
- Хочу поговорить.
- Женя, у нас директор сменился лет пять тому назад, так что если ты хочешь поговорить с Никольским, то его здесь нет.
- А где он?
- Судя по печатным работам, он в России,- в Москве или Питере. Зачем он тебе нужен?
- Мне кажется, что Инга пишет дисер под его руководством.
- Так хорошо. Значит, напишет и защитится.
- Чего хорошего в том, что она встречается со своим бывшим мужем?
- Ты ревнуешь что ли? - смеется Сашка, - расслабься. Из Никольского песок сыпался еще, когда вы здесь жили. А сейчас и подавно.
- Не разделяю твоего оптимизма. Думаю, что Инга пишет свой дисер через постель.
- Ну, ты сказал! Ты своей жены, оказывается, не знаешь. Не станет она такого делать. Если только по любви, а тогда тебе кранты.

- Мне, вообще, не нравится, что она за докторскую взялась.
- Это ты зря, Женя. Пусть себе пишет, хорошо, когда баба делом занята, не следит, куда ты пошел, что кому сказал, кому улыбнулся. У тебя впереди 5 лет свободы. Она будет жить в параллельной реальности. Мне бы так! Не будет допытывать, что это за длинный волос у тебя на рубашке, почему ты поздно домой явился, куда именно ты на рыбалку едешь. Свобода! Через год два, начнет разъезжать по разным конференциям, вообще, полная свобода. Будет у тебя милая, тихая, незаметная жена.
- А что в этом хорошего? Она уже сейчас домой позже меня приходит, шляется где-то, ужин всегда холодный.
- Ты что, сам разогреть не можешь? Скажи спасибо, что приготовила.
Она не шляется, она в библиотеке обзор пишет.
- А ты откуда знаешь? Звонишь ей за моей спиной?
- Звоню иногда, надо же ее поддерживать, Ингулю нашу.
- Ты адрес или телефон  Никольского знаешь?
- Нет, Женя, я не удостоен такого знания.
- Ладно, привет Галке, пока.

- Все они заодно. Сашка, вроде мой друг, а Ингу оправдывает. Поддерживает он ее…а чего ее поддерживать? Это мне в упрек сказано?  - думает Женя,-
Вчера она в обморок упала. Неужели опять беременна? Как же тихая, незаметная жена. С ней все время как на вулкане! Что за черт, как только надумаю с ней разводиться, она хлоп - опять беременна. У нее идея фикс – родить еще одного ребенка.
       Господи, как ужасно посылать свою женщину на аборт. В последний раз это было два года назад. Она такую древнегреческую трагедию устроила. Очень хотела оставить малыша, говорила, что это ее последний шанс. Еле уговорил ее на аборт, договорился с врачом, оплатил, приезжаю домой - лежит на диване, вся в клубочек свернулась, глаза заплаканные. Спрашиваю, как все прошло. Говорит, что никак, она не смогла, ушла из больницы. Смотрит на меня умоляюще, прямо сердце разрывается, но ничего не просит, знает, что откажу.

Договорился с врачом еще раз. Решил ее поддержать, сам отвез, идем по коридору, только вошли в отделение, она передо мною опускается на колени:
- Женя, давай оставим. Мы же можем это себе позволить. Это мой последний шанс!
В коридоре полно народу, отделение гинекологическое, всем ясно, о чем она меня просит. Все до одной бабы смотрят на меня с ненавистью. Поднимаю ее, говорю, что мы с тобой уже все обсудили, ты согласилась. Не устраивай сцен, стыдно же.  Вроде перестала плакать, идет рядом, довел до двери, и быстро пошел обратно по коридору. Слышу за спиной общий вздох и звук падающего тела. Поворачиваюсь, это Инга в обморок упала прямо перед дверью кабинета.

          Иду обратно, с ней там возятся, приводят в сознание. Поговорил с доктором, он  смотрит сочувственно, мол, бабы они такие. Операция длится всего 15 минут! Подождал ее, отвез домой. Она как кукла неживая, ничего не слышит и не отвечает. Потом на месяц оглохла. Детей слышит, а меня нет. Не притворялась, на самом деле не слышала.

 Ох, Инга! Забеременеть, одновременно с этим от мужа уйти и начать писать дисер – вот это как раз  по ней, самое оно, то, что нужно. Чем хуже, тем лучше. Хотя, может, я  не прав. Что плохого если по нашему дому будет бегать маленькая девочка, вся в светлых кудряшках?

            Женя представляет, как по их дому бегает маленькая веселая девочка с удивленными синими глазками, как она шлепает босыми ножками по лестнице, как она смеется и убегает от него, как подпрыгивают ее  льняные локоны.
Представляет, как он читает ей сказку на ночь, как Инга держит ее на руках, наклоняется над ее кроваткой. Его губы трогает улыбка. Как хорошо все это в воображении, а в реальности будут бессонные ночи, переживания, разбитые коленки, детский сад в 8 утра. Хотя, перед  Ингой можно поставить альтернативу – или малыш и она будет сидеть дома, или ее докторская диссертация.  Ясно, что она выберет ребенка. Женя стоит в пробке и звонит Инге, но она не берет трубку.

- Ну, возьми же трубку! – мысленно просит он, - возьми трубку, глупая женщина!
Когда Инга не отвечает на десятый звонок, Женя звонит Володе Ладожскому.
- Привет, Владимир! Как жизнь?
- Нормально, а ты как?
- Я с Ингой хочу поговорить, она трубку не берет. Можешь ее позвать?
- Не могу, она еще не приехала.
- Володя, когда она приедет, пусть позвонит мне. Это срочно.
- Хорошо, передам.
- Володя, ты не знаешь телефон или адрес академика Никольского?
- Жень, я до академиков пока еще не дорос...Откуда у меня может быть его телефон? Он не из нашего института.
- А откуда он?
- Понятия не имею. Зачем он тебе нужен?
- Значит, нужен.
- Как только Инга приедет, пусть сразу мне перезвонит. Строго скажи ей, ты ее начальник.
- Хорошо скажу. Только она меня может и послать. Скажет, чтобы я не вмешивался в ее личную жизнь.
- Ну, ладно, передай ей, бывай.


        Когда я приезжаю к Никольскому, он выходит навстречу и обнимает меня за плечи. Я утыкаюсь ему в грудь и плачу. Меня душат слезы, я не могу остановить их, и они градом текут по моим щекам. 
Ах, если бы в той прежней жизни Николай Николаевич хотя бы раз так обнял меня и привлек к себе, чтобы я знала, что я любима, я никогда не оставила бы его, и в моей жизни никогда не было бы этой горестной минуты.
Николай Николаевич молчит, просто  гладит меня по волосам и принимает мои слезы. Наконец,  он говорит мне:
- Ну, полноте, Инга. Не плачьте так горько, а то и я заплачу. Вам надо отдохнуть. Ночью не спали?
- Нет, почти не спала. Ждала, когда Тёма позвонит или кто-нибудь позвонит, скажет, где он.
- Больницы обзванивали?
- Конечно, обзванивала.
- Где он был? Он сказал вам, где он был?
- Сказал. Он  был на вокзале, хотел уехать в Зеленчукскую, но его на поезд не посадили.
- Как это ему пришло в голову? Что бы он там делал? Откуда у него деньги на билет? – удивляюсь я.

Николай Николаевич сажает меня в кресло и  задумчиво улыбается:
- Я тоже думаю об этом. Удивительно, что ему захотелось в Зеленчукскую, ведь он там никогда не был. Надо будет летом съездить туда.
- Николай Николаевич, у меня к вам есть просьба. Пусть Тёма пока поживет у вас. У меня такие семейные обстоятельства, что пока мне надо его куда-то пристроить на время.
- Конечно, Инга. Я буду счастлив, если Тёма будет жить в моем доме.
Не беспокойтесь, все будет хорошо. Инга, у вас такой усталый вид. Вам очень нужно отдохнуть, чтобы не заболеть. Анна Ильинична постелет вам в дальней комнате. Не возражаете?
- Николай Николаевич, я не хочу вас стеснять. Благодарю вас. Я сейчас поеду к своей подруге в Обнинск.
-У вас совсем больные глаза. Боюсь, что в таком состоянии вы никуда не доедете. У вас температура, наверное. Померьте.
- Анна, принесите градусник.

Анна Ильинична приносит градусник, и я засовываю его под мышку.
Через 3 минуты отдаю ей. Мне кажется, что все они еле двигаются, и мне очень хочется спать.
Анна смотрит на градусник, качает головой и отдает его Ник Нику, а мне говорит:
- У вас температура 40 градусов.
- Ничего,  это бывает. Я сейчас аспирину выпью и все пройдет. Я поеду.
- Вам надо отдохнуть. Выспитесь и поедете к своей подруге. Идите и отдыхайте. И не надо возражать, - говорит Николай Николаевич.
Я иду в приготовленную мне комнату  и засыпаю крепким сном без сновидений.

Среди суеты рабочего дня Евгению звонит Алина.
- Привет, дорогой! Почему не звонишь мне? Ты помнишь, что сегодня мы идем в Пушкин?
- Извини, Алина, сегодня не получится, я не смогу пойти с тобой.
- Но, ты же обещал, - обижается Алина.- Я уже настроилась на шикарный ресторан. Я платье новое купила. Хочешь посмотреть какое красивое?
- Хочу, но сегодня я занят, извини меня.
- Ну, чем ты занят? Ты мне обещал. Ты свое слово держишь?
- Алина, у меня срочные дела.
- Ну, какие срочные дела? Проект мы сдали. Никаких срочных дел нет, пойдем в Пушкин!  Мы с тобой уже неделю не виделись. Ты не соскучился?
- Соскучился, но я не могу, - начинает раздражаться Женя.
- Ты, что, кого-то встретил? Поэтому меня избегаешь?
- Никого я не встретил, я занят. Пока, малыш.

- Как они умеют выкручивать руки, настаивая на своем, если дать им малейший повод, - думает Женя о женщинах вообще. Чувствуешь себя какой-то скотиной, которая обманывает надежды и ломает кайф. Как будто я им что-то должен. Если я кому и должен, то только своей жене, а она как раз думает, что я ей ничего не должен. Не умеет Инга взять меня за жабры, да и не хочет, наверное. Как-то она по-другому мыслит. Даже не знаю хорошо это или плохо. Для меня хорошо, а для нее…
Вдруг он чувствует, что если он по кому и соскучился, так это по  своей жене. Как хорошо было бы лежать с ней вместе в постели и тихо разговаривать. Он представляет, как скажет ей нежные слова, как просветлеет ее лицо, как она начнет сначала улыбаться, а потом смеяться…потом он будет ласкать ее, пока она не растает в его руках и ее лицо не станет пьяным от страсти…Инга…Ее имя хрустит как льдинка на зубах, оставляя на губах вкус талой воды. Инга…Как хорошо помириться с женой, чтобы жизнь опять стала легкой и сладкой…

Глава 36. Не прощу никогда


Сегодня Женя торопится домой и приезжает пораньше. Но дома никого нет. Тихо. Пусто. Ужин не приготовлен. Из готового к применению в доме только спиртное. Звонит Лиза, говорит, что сегодня останется у Стива, потому что они записывают ее новые пьесы.
- Вот, и Лиза практически упорхнула из родного гнезда. Так рано. Ей всего 19 лет. Зачем выходить замуж в таком возрасте? Это все Инга, это она  разрешила…
- Ну, если есть нечего, буду пить, - решает Женя,- Днем Инга так и не позвонила, придется звонить ей еще раз самому. Мало ей, что я позвонил уже раз тридцать.
Женя набирает ее номер и слышит телефонную трель на втором этаже.
- Так вот почему она весь день не отвечала! Телефон дома забыла, растеряшка, - веселеет Женя, - но, куда она все-таки делась?

Женя решает еще раз позвонить Ладожскому.
- Володя, извини, что я тебя беспокою.
- Да, ничего, беспокой на здоровье.
- Инга сегодня была на работе?
- Не была и не звонила. Она заболела?
- Я не знаю. Дома ее нет. Телефон у Левы в комнате лежит, забыла его.
- Жень, я так думаю, что твоя жена сбежала с заезжим гусаром, - подтрунивает Володя, - а я тебя предупреждал.
- Думаешь, сбежала?
- Уверен!
- Так мне радоваться или огорчаться? Ты бы расстроился, если бы твоя жена сбежала?
- Я бы расстроился. Даже если бы твоя жена сбежала, и то я бы расстроился. Хорошие жены на дорогах не валяются. Тут воспитываешь ее всю жизнь, воспитываешь, время тратишь, а она, тобой воспитанная, другому достанется. Обидно.
- Значит, ты думаешь, что она ушла от меня?- сердится Женя.
- Жень, ну, что ты сердишься. Ничего я не думаю. Вы поссорились что ли?
- Поссорились. Я что-то вымотался так к концу года, весь на нервах.
- Подругам ее позвони, наверняка, она у кого-нибудь из них отсиживается от твоего гнева. Она же хрупкая,  хоть и с характером.  Жену беречь надо.
- Ладно, позвоню сейчас. Спасибо, Володя.
- Не за что. Звони, если что.

Женя решает, что если Инга и поехала к подруге, то, скорее всего в Обнинск к Ирине. Он набирает Ирин номер.
- Ирочка, привет! Как жизнь молодая?
- Привет, Женя! Жизнь бьет ключом, и, как известно, все по голове.
- Как супруг?
- Слава совсем от рук отбился. Не слушается меня. Опять согласился в Чернобыль поехать, как будто он мало доз схватил. Надо добавить. Говорю, откажись. Ему, видите ли, неудобно людям отказывать. Просто зла не хватает. Еще я его застукала за тем, что он работал с источником излучения  без респиратора!  Не жалеет себя совсем. Ну, как так можно!  Я же за него переживаю.

- Ириш, а Инга тебе звонила?
- Звонила, на тебя жаловалась.
- А что она говорила? На что жаловалась?
- Жень, честно сказать, я на Ингино терпение поражаюсь. Ей давно надо присвоить звание героини России.
- За что?
- За мужество, проявленное на семейном фронте! Если бы мой муж каждый день являлся после 11 часов вечера и в пьяном состоянии, я бы его давно выгнала из дома или убила бы.
- Понятно. Не может она меня из моего дома выгнать.
- Почему не может? Может! Помнишь, как в сказке лисичка зайчика из его дома выгнала.
- Но я не зайчик, а она не лисичка. Меньше сказки надо читать. Ириша, она тебе сегодня звонила?
- Сегодня нет. А почему спрашиваешь?
- Просто в кои веки вернулся домой во время, а жены дома нет. Так что неизвестно, где она сама вечера проводит.
- Чтобы было известно, надо домой пораньше приходить и все контролировать. Я не удивлюсь, если она от тебя сбежала.
- Добрая ты, Ира. Не знаешь, может она у Нади?
- Надя с мужем на конференцию в Лондон поехала. Детей родителям сбагрили.
- А может еще у кого-нибудь?
- Может быть.
- А ты телефон Никольского не знаешь?
- Не знаю, он своих телефонов не раздает. Академики тишину и покой любят.
- Может, адрес его знаешь?
- Жень, я тебя поняла. Я не знаю ни адреса, ни  телефона Никольского.
- Ир, помоги мне. Мы с Ингой сегодня утром сильно поссорились. Она собралась ехать к Никольскому.
- Она тебе сама сказала, что едет к Николаю Николаевичу? – удивляется Ирина.
- Сама сказала. Позавчера мы тоже ссорились, а Тема вмешался. Он услышал, как я упрекал Ингу за Никольского. Я сгоряча сказал, что Тема его сын. Темка нагрубил мне и из школы домой не вернулся. Как выяснилось утром следующего дня,  он к академику поехал!  Бред какой-то. Она тоже хотела к нему ехать. Я ее, естественно, пустить не мог, оттолкнул легонько, а она ударилась обо что-то. Я не хотел такого, так получилось. Я извинялся. Я хотел помириться, а она закрылась в комнате.  Вечером приехал домой, ни Темы, ни Инги дома нет. Где они?  Мне телефон или адрес Никольского нужен.
- И что же ты можешь сказать академику, если они у него?
- Просто поговорю с женой и сыном, он здесь ни при чем.
- Женя, извини, что я говорю это тебе, но ты ее измучил. Инга всегда была веселая, легкая, а теперь все время грустная.  Мне непонятно, почему ты так не бережно относишься к ней? Ты ее совсем не щадишь, не щадишь ее чувства! Если ты разлюбил, просто разведитесь. Не унижай ее.

- Она не хочет разводиться со мной. Сказала, что не даст мне развод. Только через суд с разделом имущества.
- Значит, уже сказал ей о разводе…Посмотри, она свои вещи забрала? Если забрала, значит, ушла.
- Как я посмотрю?
- Шкаф открой! Там все на месте?
- Ну, открыл. Откуда я знаю, что здесь на месте? Тут шмоток полный гардероб.
- Книги посмотри!
- Книги на месте.
- На ее столе посмотри.
- Чистый стол.
- А ноут где?
- Нет ноута.
- Ее записи лежат на столе?
- Ничего нет. Ты хочешь сказать, что она взяла свой ноут бук, записи и ушла? – саркастически говорит Женя, - ушла от мужа голая с одним ноутом. Какие вы романтики!
- Именно так получается. Ушла с одним ноутом. Да, ты не переживай, даст она тебе развод. Приведешь в дом молодуху. Заживешь.

- Ир, зачем  ты так? Думаешь, я бессердечный? Думаешь, мне было бы не жаль потерять ее? Я ради Инги Москву оставил, в станице на Кавказе жил, в глуши. Потом забрал ее с детьми в Москву.
До них я жил легко, свободно, деньги были, а тут семья с тремя маленькими детьми. Инга не работала. Я ночами над проектами сидел, как проклятый. Я все для семьи делал, дом для них построил, а она, как волк, все в лес смотрит, - жалуется Женя.
- В какой лес она смотрит? Жень, ты здоров?
- В тот же, что и ты. Все время читает какие-то журналы с непонятными крючками, не видит ничего, не ходит никуда, всегда занята непонятно чем. Носит джинсы, да клетчатые рубашки, в крайнем случае, деловой костюм. Даже  дома так ходит. У нее полный шкаф одежды, я ей сам покупаю. Если бы я за ней не следил, она вообще, до сих пор ходила бы в стройотрядовской курточке. Докторская ей нужна, академик ей нужен, а еще четвертый ребенок. Она не умеет жить как нормальные люди.

- Ну, и что? Я тоже хожу в джинсах и рубашке. Платья одеваю по  праздникам. Для дома халат.  Это повод для развода? Врешь ты все, Женя, темнишь. Разве ты  не знаешь, что человека надо принимать таким как он есть, тем более близкого человека? Инга исследователь. У нее природа такая. В этом смысле она волк, который все равно будет скучать по лесу.

- В первую очередь, она должна быть женщиной. У нас в мастерской тоже работают женщины. Они работают, но одеваются  как женщины, во все изящное, легкое, модное, летящее. Живут романами, любовью, интересами своих любимых. Понимают, что мужчина создан для творчества, а женщина должна создать ему условия, что она должна радовать его каждую минуту. Почему я должен жить с исследователем?  Я хочу жить с женщиной!
- Женя, ты там пьешь что ли?
- Пью. Что мне еще делать?
- Ты так сопьешься. Значит, для тебя Инга не женщина, потому что одевается  не в шелковые платья, а в деловой костюм и не живет романами с коллегами?  Вот, если бы она крутила романы на работе, ты бы был внимательнее к ней? Так что ли? Это твой идеал? Ты сам послушай, что ты говоришь! Правильно она сделала, что ушла от тебя. Ей, вообще, не надо было к тебе возвращаться.  Я помню ваш первый развод! Как ты можешь!

Ира бросила трубку:
- Ну, и идиот этот Женя. Зачем он ей? Он ногтя Ингиного не стоит. Как она могла вернуться к этому надутому пижону? Все внешнее. Одна оболочка, а по сути  - «я московский пустой бамбук». Зачем она к нему вернулась? Ушла от академика! Где она сейчас? Почему не позвонила мне? Может в аварию попала? Он ее ударил. Пусть невольно, все равно ударил! Какой негодяй! Бедная Инга.

- Да, они все за одно, - думает Женя.- Осуждают меня. Радуются, что, возможно, Инга ушла от меня. Все как один радуются. Конечно, они исследователи…А мы прожигатели жизни? Они не понимают, что надо создавать прекрасное. Надо думать о людях, о новой среде для жизни. Что хорошего они создали? Атомные станции? Бомбы атомные? Этим они гордятся?

-Ах, Слава опять поедет в  Чернобыль, я за него переживаю, - он мысленно передразнивает Ирину, - Да вы же сами его создали - этот Чернобыль. Вот и одеваются под стать своим занятиям – стиль милитари. Монахи чертовы. Почему она так разозлилась на меня? Надо будет запретить Инге с ней общаться. Расстроила меня. Как же мне хреново. Надо Борису позвонить.

Женя звонит своему другу Борису Полевщикову.
- Привет, Боря! Можешь приехать ко мне?
- Когда? Сегодня? Что случилось?
- Да вот, с утра с женой поссорился, разругался вдрызг, приехал домой, а ее дома нет.
- С утра надо сексом заниматься, тогда ссориться будет некогда и незачем.
Мирись теперь.
- Помиришься с ней! Она уже неделю спит в другой комнате. На ночь запирается от меня. Как я с ней помирюсь?
- Ну, купи ей подарок, цветы купи.
- Она на подарки странно реагирует. Удивляется, зачем я деньги потратил. Как я подарю ей цветы? Она во всем перечит мне, спит отдельно, а я ей цветы буду дарить? Чепуха какая-то.
- Она тебя застукала что ли с кем-то?
- Нет. Просто увидела меня на улице с Алинкой и приревновала.
- Так  что ты там с Алиной на улице такого делал, что жена теперь с тобой спать не хочет? – смеется Боря.
- Боря, я приличный человек. Просто шел рядом, возможно взял ее под руку. Я себе ничего лишнего не позволяю, тем более на улице. Не знаю, что она себе вообразила. Звонил ее друзьям, они все как сговорились. Говорят, что она от меня ушла, а ее лучшая подруга сказала, что ей не надо было ко мне возвращаться.
- Ты же вроде хотел с ней разводиться. Может оно и к лучшему. Сама ушла, сама виновата.
- Хотеть – это одно, а сделать – это совсем другое.  Я не могу сейчас с ней развестись и не хочу.  Это очень трудно разводиться. Я не готов к этому.

- Женя, ты на нее давно жалуешься. Вроде она задурила, не готовит, не убирает, докторскую какую-то пишет.
- Пусть пишет, если ей так хочется. Надо ей помощницу нанять, она давно просит.  Она беременна. Ох, я дурак! Я даже знаю к кому она поехала. К академику этому, который никак от нас не отстанет. Мне нужен его адрес. Я поеду и заберу ее и сына домой. Боря, помоги найти его адрес.

- А как ты собираешься забрать ее у академика? А если она не захочет ехать с тобой?
- Я не собираюсь ее спрашивать! Сгребу в охапку и привезу домой. Пусть будет дома.
- Женя, ты, что с ума сошел? Только без рукоприкладства. Ничего пока не предпринимай. Давай, подъезжай сюда. Мы тут с заказчиками сидим в Арагви. Через час они отчалят, и мы с тобой все обсудим. Не нервничай и не дергайся. Вернется к тебе твоя драгоценная Инга. Никуда она от тебя не денется. От любимых не уходят.

Женя идет в прихожую, надевает пальто, его взгляд скользит по столику, стоящему в углу. На столике поблескивают ключи и Ингино обручальное кольцо, красивое, тяжелое,  выбранное им с такой любовью.

- Она сняла  обручальное кольцо? Оставила ключи от дома и свой телефон? Инга ушла от меня? Совсем ушла, обрывая все связи? Почему-то становится трудно дышать, горло сжимает спазм, так что не вдохнуть, не выдохнуть. Как больно! Инга, что же ты делаешь со мной?  Что ты сделала! Нет, этого не может быть. Она не хотела разводиться. Она хотела остаться со мной на любых условиях, ее единственное пожелание было  сохранить семью, хотя бы формально.
Не может быть, чтобы она опять ушла к Никольскому. К академику ушла! Академик ей нужен! Она изменила мне! На сей раз я ее не прощу! Никогда не прощу! Пусть убирается на все четыре стороны! Плакать о ней не стану!

Глава 37. Возвращение к истокам

Я просыпаюсь и не понимаю где я, потом вспоминаю, что со мной произошло что-то ужасное, но что не помню. Я в аварию попала? Вроде нет. Да, не весело, голова болит, во всем теле слабость.
Я не знаю, сколько я проспала – час, два, сутки, или больше.
Я встаю и смотрюсь в зеркало. Нет, я не была в аварии. Только бледная какая-то. На стуле около кровати лежит розовый домашний костюм, а около стула стоят розовые тапочки. Надеваю эту одежду потому, что другой одежды нет. Выхожу в гостиную. Там Николай Николаевич и Артем наряжают елку. Пахнет еловой хвоей. Запах хвои перемешивается с запахом апельсинов.

То, что я вижу похоже на сон. Это сон! Во сне можно не стесняться. Я беру апельсин, чищу его и съедаю. Вкусно! Корки подбрасываю над головой и смотрю, как они падают. Тёма фыркает.  Николай Николаевич и Тёма смотрят на меня и улыбаются. 
Я спрашиваю:
- Сегодня Новый Год?
- Сегодня Рождество, - отвечает Ник Ник. - Сейчас нарядим елку и в церковь пойдем. А когда вернемся, будет ужинать. Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, спасибо. Только мне не понятно, где я.
- Вы дома, - говорит Ник Ник.
- А Лиза где?
- Лиза у Стива теперь живет. Ты же ее благословила, - говорит Тёма.
- Точно, - вспоминаю я, - а все-таки жаль, что ее дома нет.
Я сижу и тру глаза. Входит Анна Ильинична и говорит:
- Инга Леонидовна, вы кушать хотите?
- Нет, спасибо. Я вот апельсин съела, вы не рассердитесь?

Все смотрят на меня и улыбаются. Что со мной не так?  Анна  выносит мне  какой-то незнакомый брючный костюм, белую кружевную оренбургскую шаль и песцовую шубу.  Где-то я видела эту шаль, и эту шубу.
- Мне это надеть? – спрашиваю я.
Анна Ильинична странно смотрит на меня и отвечает:
- Конечно, надеть. Идемте, я вам помогу переодеться.

     Я возвращаюсь в гостиную. Все одеваются в прихожей. Николай Николаевич помогает мне надеть шубу. Мы идем по сказочной аллее, засаженной вековыми елеями. На ветках лежит снег, переливающийся в свете фонарей. Здесь неправдоподобно, невероятно красиво, прямо как в кино. Это точно сон! Воздух свежий, морозный, хочется им дышать и дышать. От свежего воздуха мои ноги перестают быть ватными.

Николай Николаевич с Темой идут впереди, а мы с Анной позади. Мы приходим в небольшую уютную церковь. С Николаем Николаевичем все здороваются.  Мужчины за руку, а женщинам он вежливо кивает головой. Я становлюсь рядом с Темой, и мне кажется, что все смотрят только на меня и на него. Николай Николаевич приносит свечи, отдает мне, и говорит:
- Поставьте и помолитесь.
Я зажигаю свечи, от других горящих свечей  и ставлю в большой круглый подсвечник.  Молюсь:
- Отце наш еси на небеси…
На хорах начинают петь что-то очень красивое. Мне хочется стать на колени перед иконой, но все стоят, значит и мне надо стоять. Мне здесь очень хорошо, только очень жарко. Николай Николаевич спрашивает:
- Инга, вам не жарко?
-Очень жарко.
- Тогда снимите шубу, я вам помогу.
Я снимаю шубу, и он держит ее в руках. Через некоторое время он говорит:
- Вам хватит на сегодня. Идемте домой.

Я послушно  иду к дверям, он помогает мне надеть шубу, и мы возвращаемся домой. Это что, теперь я здесь живу? С Николаем Николаевичем и Тёмой?
Все садятся за стол, уставленный всякими блюдами, посередине аппетитная индейка, но я не хочу есть. Я хочу пить.
- Я ничего не буду есть, - говорю я Анне Ильиничне, - У вас попить что-нибудь есть?

Николай Николаевич наливает мне стакан воды, я жадно выпиваю ее и чувствую, что очень устала и невозможно хочу спать.
- Можно я пойду спать, - спрашиваю Николая Николаевича, потому что мне ясно, что даже во сне  он главный.
- Конечно, идите и отдыхайте, - отвечает Ник Ник с улыбкой.
- А где моя норковая шубка? – спрашиваю я  его, - песцовая очень жаркая.
- Поищем, - говорит Ник Ник.

Анна Ильинична встает из-за стола и идет провожать меня в комнату, где разобрана постель. 
- Ничего, температура уже спала, скоро совсем здоровая будете, - говорит она, накрывая меня одеялом. - Надо же,  оказывается, я болела.
Я открываю глаза, потому что надо мной склонился доктор. Я вижу, как блестят стекла его очков. Он говорит:
- Глаза открыла. Молодец.
Я закрываю глаза. Потому что мне больно смотреть.
- Она все какую-то бабу Лёлю зовет. Просит взять ее с собой, - говорит голос Анны Ильиничны.
- Бредит. Температура высокая. У нее хрипы в легких справа. Воспаление легких.
- Это она в церкви простыла. Продуло ее. Она и так слабая была, а тут продуло.
- Госпитализировать будем? - спрашивает доктор.
- Не надо, я не хочу, - шепчу я.
- Не хочет в больницу, - говорит Анна Ильинична.
- Можно ее дома оставить? - говорит голос Николая Николаевича.
- Ей надо антибиотики колоть 4 раза в день. У вас кто-нибудь сможет это сделать.
- Я медсестра, - говорит Анна, - буду колоть.
- Сейчас еще раз послушаю ее со спины, - говорит доктор. Он поворачивает Ингу, и видим кровавую лужицу под ней.
- Ее надо срочно госпитализировать, у нее маточное кровотечение, вызывайте скорую, - командует доктор.

          Я открываю глаза и вижу, что я в больнице. Темно, светит только синяя ночная лампа. В воздухе застоялый больничный запах - смесь остатков запаха хлорки и больничной еды.  Все-таки я попала в аварию. Только я не помню, как это случилось. Но я была одна, это я точно помню, значит, с детьми все в порядке. Это хорошо. Ничего, я выкарабкаюсь. Я живучая как десять кошек. Я снова проваливаюсь в сон.

         В следующий раз я открываю глаза и вижу Ник Ника. Его рука прикасается к моему лбу. Он улыбается глазами и тихо спрашивает меня:
- Как вы себя чувствуете, Инга?
- Хорошо.
Он качает головой и говорит:
- Вот и хорошо, вы - молодец.  Вы чего-нибудь хотите?
- Я домой хочу. Заберите меня домой.
- Сейчас поговорю с доктором, если можно, то заберу вас домой. Вы на поправку идете. Вы такая умница, Инга.

        Я проболела  почти 2 месяца. Сейчас начало марта. Я уже гуляю. Сижу во дворе на плетеном кресле, вся закутанная в шубы. Ноги мне закрывает жаркая песцовая шуба.  Анна Ильинична поправляет эту шубу и шепотом говорит:
- Ваш муж приезжал…
Я удивленно поворачиваюсь к ней:
- Разве Николай Николаевич куда-то уезжал?
Анна  смущенно отводит глаза. Я еще  раз спрашиваю:
- Николай Николаевич уехал? Где он?
- Он поехал на кафедру. Скоро вернется.
- А Тёма в школе?
- Тёма теперь дома учится. В школу ездит раз в неделю. Тесты сдает, контрольные пишет. Они сегодня вместе поехали в Москву. Все, Инга Леонидовна, идемте в дом. Вам больше 15 минут пока гулять нельзя.
- Скажите мне, когда они вернутся. Сегодня я хочу поужинать вместе с ними.
- Конечно,  скажу, не беспокойтесь. Отдыхайте.

       Я иду на поправку. Николай Николаевич и Тёма ходят со мной гулять. Мы гуляем по волшебному вековому еловому лесу. Я кормлю орехами белок. Одна белка укусила меня за палец, так что брызнула кровь. Тёма  завязывает мне палец платком и говорит:
- Мама, ты как маленькая. Тебя одну оставить на 5 минут нельзя.
- Она случайно, - оправдываю белку, хотя мне больно.
- Николай Николаевич предупреждал, что их нельзя кормить с рук. Почему ты его не слушаешь?
- Я его слушаю! Такая белка красивая, общительная. Она случайно.

      Опять все дни напролет я читаю художественную литературу. Что мне еще делать? Теперь это женские детективные романы.
Если они есть в библиотеке Ник Ника, значит, он их одобрил!  Николай Николаевич с улыбкой смотрит на пестрые обложки, спрашивает:
- Интересно?
- Очень интересно. Скоро  я тоже напишу детектив.
- Зачем вам писать детектив? Вы можете написать что-нибудь более полезное.
- Что, например?
- То, что начали писать. Но всему свое время, скоро окрепнете и возьметесь за работу.

     Однажды Ник Ник возвращается из института очень веселым и сообщает:
- Инга, пришло финансирование на ваш грант. Пора приниматься за работу.
- Надо увольняться из ИКИ?
- Конечно.
- Хорошо,  в понедельник поеду к ним, - говорю я, стараясь отсрочить время, когда мне придется столкнуться с тем, что было до моего появления в этом доме.
- Я думаю, что вам неплохо было бы почитать лекции студентам. Я дам вам курс, по вашей теме. Возьмете себе дипломников, аспирантов. Согласны?
- Согласна. Начинать готовить лекции?
Николай Николаевич смеется:
- Инга,  мне очень нравится, что у вас сохранился студенческий энтузиазм.
- В вас тоже сохранился студенческий энтузиазм.

      Сегодня среда, до понедельника еще почти неделя. Значит, у меня есть время, чтобы обдумать, как я буду жить дальше.
Понедельник наступает слишком быстро и мне надо ехать в ИКИ. Я стою перед вешалкой в прихожей в нерешительности, потому что сегодня мне придется столкнуться с суровой действительностью, а я еще не готова.  На вешалке висит моя новая норковая шубка, в которой я гуляю. Откуда у меня эта шубка? Это Николай Николаевич купил мне, когда я спросила о шубке. Все это время он заботился обо мне. Пока я была больна, мое пребывание в доме Никольского было оправдано его милосердием. Но сейчас я здорова. Мне надо искать квартиру и уезжать из этого дома. Нам с Тёмой надо будет жить самостоятельно на мою небольшую зарплату. Раньше я  всю свою зарплату тратила на книги и бензин, а теперь ее должно хватать на все нужды. Как я справлюсь?   Хотя,  справлялась же я в Зеленчукской и сейчас справлюсь.

Из библиотеки выходит Николай Николаевич.
- О чем вы задумались, Инга?
-  У меня много проблем. Даже не знаю, с чего начинать,-  говорю я грустно.
- Едете в ИКИ? – спрашивает он.
- Да, надо ехать, отовсюду уходить, - грустно говорю я.
Николай Николаевич внимательно смотрит на меня и говорит:
- Инга, дорогая моя,  я очень хочу, чтобы вы не уезжали отсюда. Оставайтесь столько, сколько вам будет нужно. Просто живите здесь.  Для меня ваше присутствие – большая радость, если не сказать больше. Вы  с Темой мои самые близкие люди. Я очень люблю и вас, и Артёма. Это ваш дом. Не надо никуда уходить!

          У меня на глаза наворачиваются слезы, которые я не могу сдержать.
Николай Николаевич обнимает меня за плечи, и я утыкаюсь хлюпающим носом ему в грудь.
- Ну, Инга! Да что же вы все время плачете? Не плачьте, а то я подумаю, что вы плакса. Вы же никогда не плакали, а  теперь у вас глаза все время на мокром месте. Я никому не дам вас в обиду. Все  у вас будет хорошо.
Ну, все. В таком виде никуда нельзя ехать. Завтра поедете. Идемте пить чай. У меня интересная мысль появилась. Рассказать?
- Рассказать, - улыбаюсь сквозь слезы я.


        На следующий день я еду увольняться из ИКИ. Отдаю свой больничный лист и подаю заявление об уходе Володе Ладожскому. Он должен его завизировать. Володя читает заявление и спрашивает:
- Почему уходишь от нас?
- Мне надоело быть на подхвате.
- Почему от мужа ушла?
Я смотрю на него удивленно.
- Почему ушла? Все наоборот. Я вернулась к мужу. Он меня принял.
- Сегодня?
- Почему сегодня? Я давно вернулась, - улыбаюсь я.
- Я вчера был у вас, что-то я тебя не видел.
- Вчера ты у нас не был, - продолжаю улыбаться я, - ты у нас, вообще, никогда не был. Но, я обещаю, что когда-нибудь приглашу тебя.
Володя вытаращивает свои янтарные глаза и смотрит на меня, как на тронувшуюся умом.
- А где ты работать собираешься, если это не секрет?
- Не секрет,  у  мужа на кафедре. Сейчас начинается грант по моей теме. Пока буду работать только по гранту, а со следующего семестра  еще и лекции буду читать.
- У мужа на кафедре? Это ты про кого говоришь? Про Никольского?
- А про кого же еще?
- Так это правда, что в Зеленчукской ты жила с ним. Я слышал, но думал, что это сплетня.
- Что значит жила? Я его жена.
- Ты была его женой?
- Почему была? Я и сейчас его жена.
- Инга, ты с Женей еще не развелась.
- Это тут при чем? Какое это имеет значение? Разведусь, если еще не развелась! Браки совершаются на небесах.
- А разводы?  - спрашивает Володя, улыбаясь.
- А разводы совершаются в аду!
- Вот это да! Я всегда завидовал вам. Вы  с Женей были такой красивой парой, и такие счастливые. У вас дом роскошный, изысканный.
-  Нашел чему завидовать, – морщусь я, - все не так, как кажется со стороны. Володя, не начинай  про Женю. Не хочу говорить о нем. Мы с ним слишком разные. Не подходим друг другу. Как он сказал, у нас не было ничего общего, кроме секса, а секс – это ничто. Я думала, что у нас семья, дети, а оказалось, что у нас был только общий секс. А секс – ничего не стоит.
Вот и Александр Сергеевич подтверждает:
«В одну телегу впрячь не можно
Коня и трепетную лань.
Забылся я неосторожно:
Теперь плачу безумствам дань...»
- Ты, конечно, трепетная лань? – улыбается Ладожский.
- Ну, не конь же!  Конь, он больше по кобылам…а тут лань…ничего не получится.
- Говоришь, секс это ничто. Это, смотря с кем, - задумчиво говорит Ладожский и продолжает, - это он в пылу ссоры так сказал…А ты не поинтересуешься, как он  все это переживает?
- Переживет как-нибудь, не маленький. Он обычно алкоголем лечится.
- Он чуть не умер, почти до чертиков допился без тебя. Если бы не Лиза, ты была бы уже вдовой. Его еле откачали.
- Володя,  не надо об этом. И как я могу быть его вдовой, если я ему больше не жена?
- Ну, да, извини, ты жена академика Никольского, - улыбается Володя, - Инга, спустись на землю. Желаемое и действительное не всегда совпадают.
- Не хочу на землю. Не надо меня стаскивать с моего облака. Ты сомневаешься насчет Никольского?
- Не сомневаюсь. Женька плакал, что ты к академику ушла. Только я не верю, что все это серьезно. Это же только для того, чтобы он почувствовал, что может потерять  тебя. Ты же…ты вернешься к нему…
- Ты не понимаешь, о чем говоришь. Для тебя, может быть, все это не серьезно, а для меня очень серьезно. Я никогда не вернусь к нему. Все, Володя, не надо об этом,  прощай!  О положительном отзыве от Николая Николаевича  даже не мечтай. Я напишу тебе отрицательный отзыв.
- Я-то, в чем провинился?
- Зачем ты Женьке сказал, что я не дисер пишу, а просто где-то и с кем-то гуляю?
- Я так никогда не говорил. Я сказал, что ты все время куда-то уходишь с работы. Разве я был не прав? Вот сейчас все выяснилось - с кем и где ты гуляла.
- Пожалуйста, выбирай выражения. Что еще за термины – гуляла… Ничего себе прогулки на стороне! Ты еще скажи, что я на работе флиртовала с тобой, например.
Мне становится смешно. Оказывается, что это я во всем виновата! Володя меня обвиняет!
- Володя, ты был не прав по отношению ко мне, и сейчас ты не прав. Я начала работать над диссертацией под руководством Николая Николаевича. Это была огромная удача для меня. В этом ничего не было личного, никакой подоплеки, второго дна. Какой ты завистник, ты настоящий Яго.
- Ты  сама сказала, что ты  жена Никольского! Разве это невинно?
- Володя, 4 месяца назад все было по-другому. Ладно, спасибо тебе за все. Вот теперь я действительно стану женой Никольского, а то бы так и мучилась с твоим друганом. Даже не знаю, чтобы я делала, если бы ни участие  Николая Николаевича. Оставалось только под поезд, как бедная Анна Каренина или в пруд… Все, привет семье. Отзыв тебе напишу разгромный. Я твою работу знаю и подводные камни тоже. Чао.


      Из ИКИ я отправляюсь в суд и подаю заявление о разводе. Узнаю, кто из адвокатов лучше всех защищает интересы женщин при разводе, и обращаюсь  к этому адвокату. Это, конечно, женщина. Мне нравится ее образ, корректной по форме и беспощадной по содержанию, ненавистницы разводящихся мужиков. Я поручаю ей вести мое дело. Я в суде не появлюсь. С меня разбирательств достаточно.

      Хотя свое хождение по мукам я еще не закончила. Что это я наплела Володе, что я жена Никольского. С чего я это взяла?  У меня просто помрачение рассудка.  То, что Николай Николаевич заботился обо мне и Тёме, пока я болела, для него естественно. Он же порядочный человек. Потом, он думает, что Тёма его сын.  А я так не думаю. Необходимо с ним объясниться. Что будет после этого объяснения, я боюсь себе представить.

Я долго не решаюсь поговорить об этом с Николаем Николаевичем. Хочу хотя бы немного оттянуть момент отрезвления. Можно было бы просто промолчать, но моя совесть и  уважение к Николаю Николаевичу не позволяют мне промолчать.  Наконец, я набираюсь мужества. От этого разговора зависит очень многое в моей жизни и в жизни Артёма. Я должна все сказать Никольскому.
       Утром, сразу после завтрака я прошу Ник Ника  задержаться и поговорить со мной.
- Да, Инга. У вас встревоженный вид. Что случилось?
- Николай Николаевич, мне трудно будет сказать вам, то, что я собираюсь сказать. Но я не могу врать вам, я не могу допустить, чтобы вы находились  в заблуждении. Я должна была сказать вам это еще тогда в Архызе, но я не была уверена, я боялась вас огорчить, я еще не знала, к чему приведет мое молчание.
Я собираюсь с духом и продолжаю:
- В общем, когда вы дали мне месяц на размышления, неожиданно приехал мой бывший муж.  У нас с ним была близость. Я думаю, что Артём его сын. Можно сделать генетическую экспертизу.
Николай Николаевич долго молчит, закрыв глаза, а потом отвечает.
- Артём мой сын. Я это знаю без генетической экспертизы. Он похож на меня. Я узнаю в нем себя. Вы не знали меня в моей молодости, поэтому не можете судить об этом. Он любит все, что любил я. У него даже привычки, такие же как у меня. Я никогда не откажусь от него, и ни при каких обстоятельствах. Вы думаете, что мы с ним случайно встретились среди тысяч людей? Даже имя, которое вы дали ему не случайно.
Скажите, почему вы его назвали Артемом?

- Это было модное имя и мне захотелось назвать малыша Артемом. Ласковое имя – Тёма, Тёмочка. Мне очень понравилось это имя.
- Это имя моего деда, Инга. Моего отца звали  Николай Артемович! Это фамильное имя Никольских, так же как имя Николай.
- Николай Николаевич, я так виновата перед вами. Если можете, простите меня, - говорю я, и опять на мои глаза накатываются слезы.
- Да что же такое! Опять вы плачете! Инга, дорогая моя, не винитесь передо мною. Это я виноват перед вами. Я должен был  жениться на вас сразу, как только вы пришли ко мне с рисунками сына и стали смотреть на меня влюбленными глазами. Или тогда, когда вы пришли в мой дом. Это я струсил. Я не мог поверить, что такая молодая и прекрасная женщина может всерьез увлечься мною. Не моей должностью, не моим званием, а мною. Я не хотел быть старым ослом, но от природы никуда не денешься, если уж ты осел, то  ты осел. Это я должен был бороться за вас, защитить вас и сына! 
 
- Что вы говорите! Вы всегда были лучше всех, - от возмущения у меня даже слезы перестают литься.
- Я  сильно обжегся и боялся заводить семью.  Но глядя на вас, мне захотелось семью и детей.  Я слишком долго колебался и откладывал окончательное решение.  Чего я ждал? В тот вечер, когда я пришел за вами, я знал все, о том, что произошло с вами. Но я не хотел этого знать, поэтому не стал откровенно говорить с вами. И хватит об этом. Я не сомневаюсь, что  Артем мой сын.  Никогда не сомневался. Вы тоже не сомневайтесь. Инга, хватит посыпать голову пеплом. Вы очень нужны мне. Как воздух.

Николай Николаевич говорит с такой уверенностью, что я тоже начинаю верить. Я вообще, всегда верила каждому его слову. Правда, это были слова, относящиеся к отвлеченным материям, а не к живой ткани моей жизни.
Николай Николаевич подает мне платок и говорит:
- Обещайте мне больше не плакать!
- Я больше не буду, -  говорю я, и слезы опять подступают к горлу.
Слава богу, что к Ник Нику приехал его аспирант.  Они вместе уходят в библиотеку. Сейчас еще поплачу в последний раз, пока он не видит, а потом  и мне надо приниматься за работу. С этого дня я больше ни о чем не думаю, кроме моей работы!

          Почти все мои книги, вещи, остались в прежней жизни, в доме, где я больше никогда не буду жить. В основном я ношу вещи, которые мне купил Ник Ник 15 лет тому назад. Некоторые из них смотрятся как настоящее ретро. Я очень удивилась, когда узнала, что их не выкинули даже при переезде в Москву.  Когда мне стало легче после болезни,  Анна Ильинична сказала, что я могу надеть что-нибудь из моей гардеробной.
- Моей гардеробной? - изумилась я.
- Да, я сохранила все ваши вещи – платья, костюмы, пижамы, белье. Даже сапожки, туфельки и тапочки. Николай Николаевич не велел их выбрасывать. Все ждал, что вы вернетесь, - говорит она доверительным шепотом.
Надо же, а я жила и ничего не знала о том, что Николай Николаевич ждет, что я вернусь, я даже не догадывалась. Он  любил меня? За что?
Почему никогда не говорил мне об этом?


       Мое любимое время года зима. Зимой мне хорошо, я чувствую себя бодрой и упругой. Я люблю снег, морозец, зимнее солнце. Я люблю бегать на лыжах, люблю сидеть у огня, когда за окнами завывает метель. Зимой мне легко работается, и в голову приходят умные спокойные мысли. Моя диссертационная работа идет хорошо. Ник Ник доволен мной.

Ник Ник – жаворонок. Он встает рано, еще до рассвета.  Работает, а потом отправляется в лес бегать на лыжах. Каждое утро он пробегает 10 километров. Потом растирается снегом. У него всегда хорошее настроение.

Я сова, поэтому иногда катаюсь на лыжах ночью. Здесь,  в лесу, вокруг поселка проложена освещенная лыжная трасса. Ночью в лесу особенно красиво и торжественно, но сердце иногда замирает от звуков, доносящихся из леса.  Иногда я вижу, или это мне только кажется, что я вижу, зеленые огоньки, светящиеся из темноты. Конечно, это волки пришли полюбоваться на возможную добычу. Сердце уходит в пятки, и я мчусь быстрее. Правда, люди говорят, что волков здесь уже лет 100 не видели, а я их иногда вижу…                По воскресеньям мы с Тёмой едем кататься  на горки на берегу Москва реки. Это Тёма любит кататься по горкам, а я не хочу отпускать его одного.

Мне очень нравится жить в доме академика. Мне нравится это торжественное академическое спокойствие, всегда уважительное отношение  ко всем людям, попадающим в круг общения,  спокойная  уверенность в себе, умение парить над действительностью на крыльях знаний и интеллекта. Я думаю, что нет ни одной проблемы, которую Николай Николаевич не мог бы разрешить, будь то научная или житейская проблема. Он обладает уверенностью, что все будет так, как он задумал. Это его естественное состояние.  Я такой уверенностью никогда не обладала. Я всегда была как былинка на ветру. Я чувствую себя былинкой, которая попадала в область тени от большого дерева, защищающего ее от злого северного ветра.

       Николай Николаевич занимается с Артемом физикой и математикой. Это меня приводит в  восхищение. Иногда я потихоньку, стараясь не мешать им, захожу в комнату и слушаю, о чем они говорят. Ник Ник обсуждает с Темой  сложные темы. Я сама заслушиваюсь. Я очень люблю учиться.  У меня натура ученика, а не учителя. Вечером у камина они играют в шахматы. Тёма, конечно, проигрывает, но это пока что.  Иногда они сидят и разбирают шахматные этюды, а я читаю очередной детектив. Ник Ник обязательно заглядывает в мою книгу, прочитывает несколько строк на раскрытой странице и удивляется:
- Это интересно? – с недоумением спрашивает он.
- Еще как! – говорю я, - не пытайтесь понять, это написано для женщин.
Николай Николаевич смеется: - Загадочные существа эти женщины и очень кровожадные.

        Я беспокоюсь о Лизе и звоню ей каждый день.  Когда я не вернулась домой, она  изменила свои планы о совместной жизни со Стивом. Моя Лиза осталась дома с отцом. Она решила не оставлять его одного. А Стив, в свою очередь, настоял, чтобы их свадьба прошла в доме его родителей.

Лиза уже оформила заявку на визу невесты и сейчас ждет вызова в посольство.  Они собираются уезжать в этом месяце. Я пообещала, что обязательно приеду на их свадьбу.  Леве я тоже звоню, но он принял сторону отца, поэтому  мне трудно с ним разговаривать. Кроме того, Лева каждый раз простит, чтобы я помирилась с отцом и вернулась домой. Я его хорошо понимаю, а он меня совсем не понимает.

        Сегодня Лиза улетает в Нью-Йорк. Мы с Темой идем проводить ее в аэропорт. Мы стоим в кружке и разговариваем – Лиза, Стив, Лева со своей девушкой, Артем и я. Посередине стоят чемоданы. Такое ощущение, что у меня заложило уши от шума и нереальности происходящего. Моя Лиза улетает из страны. Теперь нельзя будет подойти и обнять ее, побаловать ее вкусным завтраком, послушать, как ее пальчики перебирают клавиши,  погладить ее по светлой голове, выслушать все ее новости и тайны. 

Слезы стоят близко-близко, но я не разрешаю им пролиться, не надо расстраивать мою девочку. Я вижу, что и она готова заплакать. Вдруг разговор прерывается на полуслове, и дети смотрят куда-то в сторону. Я тоже поворачиваюсь и вижу Женю. Он пришел со своей пассией. Я поворачиваюсь в тот момент, когда он освобождает свою руку, от ее руки, держащей его «под ручку». Он что-то говорит ей и направляется к нам. Я вижу, что всем стало неудобно, а Лиза  огорчилась. Мы с Артемом быстро прощаемся с Лизой и Стивом. Прощаюсь с  Левой и его девушкой Зоей.  Женя подходит и говорит:
- Привет!
Я ничего не отвечаю, беру за руку Артёма и мы уходим.

- Все-таки, какой он идиот, этот Женя! Не обязательно было портить наши последние минуты перед расставанием с Лизой. Зачем он притащил эту девицу?  Оставил бы ее в машине. Не понимает, что мы семья? Что мы родные, а она чужой человек, формально ставший причиной нашего семейного несчастья? Как я могла быть женой этого человека? Как я могла любить его? Не понимаю.

         Мой бракоразводный процесс никак не сдвигается с места, он  буксует... По закону половина движимого и недвижимого имущества принадлежит мне. Женя  категорически не согласен с таким разделом имущества. Он официальный владелец и дома, и земли. Его адвокат доказывает, что я не работала, что все строилось на  деньги супруга, подтверждая это счетами из банка. Доказывает, что даже когда я работала, то зарабатывала в 10 раз меньше супруга, что тоже подтверждается документами. Самое ужасное, что Женя желает проведения генетической экспертизы для Тёмы.  Если Тёма не его сын, то это будет аргумент для уменьшения моей доли в имуществе.
 
Когда Тёма был маленький, можно было бы сделать это сто раз, но мы любили друг друга, и Жене это было не важно. А сейчас у нас такие отношения, хуже которых  не бывает, теперь можно проводить генетическую экспертизу.  Хуже уже не будет. Но это подлость. Я не позволю вмешивать моего 15 летнего сына в эти разборки полетов, потому что результат может очень разочаровать всех …
В первую очередь я думаю об Артёме и Николае Николаевиче.  Моя адвокатша стоит на смерть, но у противной, во всех отношениях противной, стороны есть козыри и нужно искать компромисс.

        Уже прошло полгода, как мы живем в доме Ник Ника. В один пасмурный, дождливый  день в дверь дома академика Никольского звонит приличный с виду человек. Ему открывает Аннушка, и застывает в дверях, не пропуская непрошеного гостя в дом.
- Мне надо поговорить с Ингой Леонидовной, - говорит Женя.
Анна Ильинична захлопывает дверь и приходит ко мне в комнату.
- Инга Леонидовна, там пришел ваш бывший муж, хочет поговорить.
- Аннушка, будьте так любезны, скажите ему, что я не буду с ним говорить.
Пусть разговаривает с адвокатом.
Анна передает мои слова и закрывает дверь. Я слышу, что Женя опять звонит в дверь. Я не хочу, чтобы  кто-то, тем более он, побеспокоил Николая Николаевича. Поэтому я одеваюсь, подхожу к Анне, стоящей у дверей.
- Ну, если человек так хочет поговорить, то надо поговорить, - успокаиваю я себя, но не двигаюсь с места, потому что не хочу его видеть.

На шум выходит Николай Николаевич и спрашивает:
- Что у вас тут происходит?
- Ничего, все нормально, - отвечаю я.
Мне стыдно, что здесь, в приличном доме, из-за меня происходит скандал.
- Кто это так звонит, и почему вы не открываете? - интересуется Николай Николаевич.
- Это этот Ирод пришел поговорить, - отвечает Аннушка.
- Николай Николаевич, вы не беспокойтесь, - тороплюсь я, - я сейчас с ним поговорю.
- Однажды вы уже поговорили, - с упреком говорит Ник Ник.
- Леди, идите, пожалуйста, по своим делам.
Мы с Анной уходим на кухню. Я переживаю, что Ник Ник рассердится на меня, из-за этого визита.
        Никольский открывает дверь. Женя, не ожидавший увидеть академика,  отступает на несколько ступенек вниз.
- Я хочу поговорить со своей женой, - говорит Женя.
- В моем доме нет и не может быть вашей жены, - отвечает Николай Николаевич.
- Мне надо поговорить о разделе имущества.
- Разговаривайте с адвокатом.
- Ее адвокат ничего не понимает. Я хочу поговорить с Ингой лично. Это несправедливо.
- Инга Леонидовна не будет разговаривать с вами.
- Почему? Она должна меня выслушать.
- Нет, не должна! Пожалуйста, не беспокойте нас больше.
- Это вы мне говорите, чтобы я вас не беспокоил? –  с отчаянием говорит Женя, отступая по дождь,- Вы украли у меня жену и сына, и я не должен вас беспокоить?

Я сижу и переживаю, что Николай Николаевич стоит на сквозняке, он же может простудиться.
- Я у вас ничего не крал. Моя жена и мой сын вернулись домой, - отвечает академик на обвинения.
Идет дождь, Женя стоит без головного убора. По его лицу катятся то ли капли дождя, то ли слезы.

Академик, глядя на представшую его глазам картину,  смягчается и  говорит:
- Евгений Михайлович, приведите ваши аргументы в пользу того, что вы считаете справедливым разделом,  и отдайте адвокату. Инга Леонидовна рассмотрит их. Она честный и порядочный человек, она не станет претендовать на большее, чем ей принадлежит по праву. Пожалуйста, не приходите сюда больше.
Ник Ник закрывает дверь, а я иду ему навстречу, обнимаю и говорю с упреком:
- Ники, почему вы не набросили куртку. Здесь же дует! Вы можете простудиться! И вам нервничать нельзя. Совсем себя не бережете!
- Что со мной может случиться? Я  же бессмертный, вы сами говорили, - улыбается Николай Николаевич.
- Да, вы бессмертный, но для этого вы должны себя беречь!
- Я вас берегу, - вздыхает Николай Николаевич и слегка отталкивает меня:
- Инга, зачем вы что-то делите с этим человеком? Вы сомневаетесь, что я могу обеспечить свою семью?
- Я хочу справедливости, только и всего. Я не хочу быть бедной родственницей. В этой собственности есть моя доля, и я ее получу!
Николай Николаевич смеется:
- Я не знал, что вы прямо Жанна Д' Арк! Законный трон законному королю!
Я тоже улыбаюсь:
- Сейчас говорят: Только бизнес, ничего личного!
- Ах, вот как сейчас говорят!

Ник Ник отправляется в библиотеку, а я иду на кухню. Анна говорит мне:
- Инга Леонидовна, он не уходит, так и стоит под дождем.
- Ничего, постоит и уйдет, у него терпения стоять под дождем надолго не хватит.

       У Лизы назначена дата свадьбы. Она прислала приглашения мне и Артему, и мы получили американские визы. Мы улетаем на 2 недели. Билеты на самолет уже куплены. Артем весь в предвкушении этой волнующей поездки. Он уже наметил, что он хочет посмотреть после Лизиной свадьбы, когда молодожены уедут в свадебное путешествие. Для него поездка в США то же, что в детстве посещение магазина игрушек в день зарплаты родителей.

Я уже собрала чемоданы. Сегодня я бродила по магазинам, покупала последние русские подарки для родственников Стива. Дома меня встречает встревоженная Анна.
- Инга Леонидовна, Николай Николаевич вернулся с собрания академии наук совсем больной. Он отдыхает в своей комнате.
Я стучусь и захожу в спальню Николая Николаевича. Он лежит на кровати. Он очень бледен.
- Что с вами, Ники? Как вы себя чувствуете?
- Ничего страшного, полежу немного, и мне станет лучше,- отвечает Ник Ник, - Не беспокойтесь, занимайтесь своими делами. Готовьтесь к поездке.
- Ники, у вас боль в области сердца? Пожалуйста,  не шутите такими вещами.
Вы приняли нитроглицерин?
- Да, принял.
- Надо еще принять таблетку аспирина, и на всякий случай корвалол и валидол.
- Анна, вызывайте скорую, - кричу я в коридор.

     Даю лекарства, сажусь рядом с кроватью и кладу свою руку на область сердца Ник Ника. Я вижу, что ему очень плохо.
Через сорок минут приезжает скорая. Они говорят, что у Ник Ника гипертонический криз.  Делают ему укол, выписывают лекарства, понижающие артериальное давление. Ник Ник засыпает, а я сижу рядом с его кроватью.  В комнату заглядывает Артем.
- Мама, что с Николаем Николаевичем?
- Гипертонический криз. Это когда внезапно сильно повышается давление.
Это опасно. Тёма, я  не могу  лететь на Лизину свадьбу, веселиться там, зная, что Николай Николаевич болен. Я останусь с ним.
- Мама, я так мечтал об этой поездке. Это Лизина свадьба. Она огорчится, если мы не приедем.
- Я сейчас позвоню ей, она поймет. Ты, если хочешь, лети сам. Лиза тебя там встретит.
- Нет, мама, я не полечу без тебя. Я останусь с вами. Вдруг потребуется моя помощь.
- Молодец, Тёмка. Нельзя близких людей бросать в болезни. А билеты можно поменять на более поздний срок. Самое главное сейчас, чтобы Николаю Николаевичу стало лучше.

    Всю ночь я сижу рядом, у  постели Ник Ника. Наш утренний самолет в Нью-Йорк улетает без нас, но это не важно.
Когда Николай Николаевич просыпается и видит меня, дремлющую в кресле, он спрашивает:
- Инга, почему вы здесь? Почему вы не в аэропорту?
- Потому, что я никуда  не полечу! Я останусь с вами.
- Что за интерес сидеть здесь со мной, если вы можете веселиться на свадьбе своей дочери в Нью-Йорке?
- Свадьба в Нью-Йорке – это, конечно, замечательно. Но мне интереснее сидеть здесь с вами! Давайте я вам померяю давление.
- Это вы так хотите меня лечить?  - спрашивает Ник Ник, слабо улыбаясь,
- Когда я был маленький, я думал, что когда человеку ставят градусник, то это лечение и от этой процедуры больной вылечивается .
- Правильно! – говорю я, - но, я не так хочу вас лечить. У меня руки лечебные.
Я кладу одну руку ему на грудь, а вторую подсовываю под затылок, и Николай Николаевич закрывает глаза. Через некоторое время спрашиваю:
- Что вы чувствуете? Вам лучше?
- Мне замечательно, - улыбается Ник Ник, - у вас чудесные горячие руки.
- Я  всегда так детей лечила.
- От чего вы их лечили?
- От всего!
- Вы уже опоздали на самолет?
- Давным-давно.
- Артем улетел без вас?
- Артем никуда не полетел. Остался с нами. Сидит за компьютером.
Николай Николаевич улыбается и говорит:
- Мне уже лучше. Я сейчас встану. Приготовьте мне чаю.
- Нет, Николай Николаевич. Вот доктор разрешит вам вставать, тогда встанете, а сейчас вам надо отдыхать. Я сейчас принесу вам чаю.
Николай Николаевич улыбается и спрашивает:
- Нравится в сиделку играть?
- С вами мне все нравится! Разве вы еще не поняли этого? Мне хорошо только с вами.

Глава 38. Все наполам!

Мне звонит Левка:
- Мам, у меня к тебе серьезный разговор.
- Хорошо, серьезный, так серьезный. Приезжай к нам.
- Не могу, отец на меня обидится, если узнает. Давай встретимся на нейтральной территории.
Мы встречаемся в кафе, ближайшем к нашему дому. Наш разговор начинается с того, что Лева, как обычно, просит меня помириться с отцом.
- Мама, помирись с отцом. Вы же так хорошо жили. Зачем тебе этот Никольский? Разве тебе было плохо с папой? Отец тебя любит, и ты его любишь. Не разводитесь!
- Много ты понимаешь, кто кого любит. Сейчас это уже невозможно, Лева. Я не могу с ним помириться.
- Ну, почему? Я очень хочу, чтобы вы были вместе. И Лиза тоже хочет.
- Не будем об этом говорить.  Невозможно помириться. А вот Артем не хочет, чтобы мы помирились! Давай о деле.
- Почему ты слушаешь Артема? Он еще ничего не понимает. Артем так говорит, потому что с отцом поссорился, а ты его слушаешь.
- Давай о деле.
- Хорошо, давай о деле. Мама, ты знаешь, как отец дорожит своим домом. Столько сил и средств он в него вложил. Это его детище, от идеи до воплощения. Там каждая деталь продумана. Каждый поворот, каждая ступенька  лестницы. Ты, правда, хочешь, чтобы он продал дом? Тебе не жалко отца?
- При чем здесь жалко или не жалко...Он захотел развод. Будет ему развод по всем юридическим правилам. При разводе не только разрываются прежние связи, но и собственность делится. Он должен был это знать. Если он не хочет продавать дом – пусть не продает. Это его компетенция. Пусть выплатит мою долю деньгами.
- А где он деньги возьмет, чтобы выплатить тебе половину стоимости?
Ты представляешь, сколько стоит папин дом? Сейчас он строит дом для меня. Все деньги уходят туда.
- Каким образом меня может касаться, где он возьмет деньги? Предлагаешь мне пожалеть его и отказаться от своей доли? Лева, это было бы очень глупо с моей стороны. Поверь мне. Это не в твоих интересах тоже.
- Я этого не предлагаю, но я знаю, что сейчас у отца таких денег нет. Единственное, что он может предложить – это дом, который он построил для Маргариты. Дом готов, только без окончательной отделки. Внизу там кухня, гостиная, а наверху 3 спальни.
- Хорошо, я пойду ему навстречу. Я помогу сохранить его любимый  палаццо. Я согласна на Маргаритин домик, но с простым условием, что мы с  Артемом сможем там спокойно и независимо жить. Должно быть проведено межевание. Должен быть выделен участок около этого дома для парковки, небольшого дворика с  местом под пару клумб. Дом должен быть готов быть под ключ и должна быть построена отдельная дорога для подъезда.
- Ты собираешься там жить? - удивляется Левушка.
- Это возможно. Если нам с Темой будет негде жить, мы будем жить в Маргаритином доме.
- Зачем тебе это? Ведь рядом будет жить отец …с этой пассией.
- Меня это не касается, пусть живет хоть с пассией, хоть с чертом лысым.
Долго он там жить не будет.
- Почему? А где он будет жить?
- Лева, хочешь откровенно? Я думаю, что теперь отец не удержит свой палаццо. Через несколько лет он его по любому продаст.
- Почему?
- Потому, что…Я ее видела мельком, но мне ясно, что оно свою молодость за просто так, без брачного договора, не отдаст.
- Он на ней не женится! Зачем ему на ней жениться? Это же глупо, да еще с брачным договором!
- Когда бог хочет наказать, он лишает разума. Если бы в планы твоего отца не входило новое супружество, он не стал бы требовать развода.
Лева, неужели ты этого не понимаешь? Это же элементарно.
Твой отец не сможет жить один. Он привык жить в семье, чтобы за ним ухаживали, чтобы была атмосфера любви, доверия, прочности, поэтому он на ней обязательно женится. Он думает о людях лучше, чем они есть на самом деле, потому что судит по себе. Он  как раз человек искренних чувств. Он  привык к тому, что его любят и все ему прощают, он думает, что это  и есть нормальный порядок жизни. Как это может быть, чтобы его, такого замечательного, не любили до потери пульса?  Я думаю, что в свое время из-за этого он вернулся к нам.
Он неправильно думает о  жизни, о семье, о себе, обо мне, поэтому, я полагаю, что его ждут разочарования. Возможно, я ошибаюсь. Я вовсе не хочу быть правой.
- Мама, эта девица училась со мной на одном курсе. Кстати, я ей нравился. Она за мной пыталась завязать отношения, но к тому времени я уже влюбился в Зою. Кроме того, она мне напоминала Таню, которую я не могу вспоминать без содроганья.
Я и эту  деваху очень не люблю, но если ты хочешь, я могу отбить ее у отца. Хочешь?  Это для меня легко, - браво говорит Лева, - мы же работаем вместе. Будет какой-нибудь корпоратив…
- О, Лева, какие глупые мысли посещают твою умную голову! Нашей семье только этого не хватало! Ты сам только что говорил, что отец строит для тебя дом. Отец тебя очень любит. Ты готов испортить отношения с ним и с Зоей?
- Зою я предупрежу. Мама, это ради тебя! Эта  девка исчезнет из жизни отца. Он увидит, кто она на самом деле, увидит, что ей нельзя доверять. Она не искренняя,  расчетливая и неверная.  Хочешь, кто-то из моих друзей ее уведет?
- Ничего он не увидит. Виноват окажешься ты, даже если это будет всего лишь твой друг, потому что он влюбился в эту девушку. Он ей все простит, он объяснит себе, что все вокруг негодяи, а она белая голубка.
Он и в Таню был влюблен. Он влюбчивый. Возможно, он всю жизнь тосковал об этой Тане, мечтал о том, как был бы счастлив с ней…И вот, наконец, его мечта соткалась из небесного эфира и стала прямо перед ним, и взглянула ему прямо в глаза…его незабываемая Таня, такая же юная и волшебная как двадцать лет тому назад…
- Мама, ну, что ты придумываешь? Ты идеализируешь его отношения с Таней. Я не думаю, что он так уж был влюблен в нее.
- Возможно, но твой отец женился на мне, потому, что я была беременна тобой. Я думаю, что он счел это своим долгом. Так что не думай, что он непорядочный человек. Он очень порядочный. Он жил с нами, пока ты был совсем маленький, но, наверное, в душе мечтал о другой жизни, о другой женщине. Ведь душе не прикажешь. Он возвращался к нам из Москвы. Каждое его возвращение было как чудо, на которое я не надеялась…Потом появилась Таня, и он не вернулся, забыл о нас. 
- Мама, ты зря так думаешь. Я же жил с ними, когда ты оставила меня у отца.
Она нехороший человек. Она эгоистка и истеричка.
- Лева, не всегда мы любим хороших людей, в этом вся проблема.
- Но они плохо жили!
- Ты был слишком мал, чтобы судить, как они жили.
- Мам, я все это помню! С утра отец отвозил меня в детский сад на троллейбусе и ехал на работу. Он всегда был трудоголиком, поэтому задерживался на работе допоздна. Таня забирала меня из сада и привозила к себе домой на машине, оставляла одного в этой ее квартире в Сокольниках,
а сама куда-то уезжала.
Я был маленький, сидел один в чужом доме  и рисовал. Отец накупил мне всего, что нужно для рисования – карандаши, краски, фломастеры, бумагу, картон… Я думаю, что она к своим родителям уезжала. Возвращалась прямо перед приездом отца. Привозила всякую еду. Она сама не умела готовить. Если отец приезжал до девяти вечера, то мы вместе ужинали, а если  позже, то она отправляла меня спать без ужина.
- О, Господи! Лева,  прости меня. Как я могла тебя оставить с отцом! Я просто сошла с ума от страха. Я очень боялась, что не смогу выжить одна с детьми. Прости меня, Левушка. Если бы я могла представить, что отец не понимает, что сына надо оберегать и защищать, я никогда бы так не поступила.
- Мам, я не виню тебя. В детстве я обожал отца, я  очень хотел жить с ним. Сначала, я даже эту Таню принял. Хотел с ней подружиться.  Думал, что она такая же как ты. Но они часто ругались, и я стал ее бояться. Когда родилась Лиза, мы с дедом приезжали к вам Обнинск. Помнишь? Отец и дед очень попросили меня ничего не говорить об этом Тане. Я долго крепился, но гордость меня распирала, и я сказал ей. Ты не представляешь, что было потом. Она так кричала на отца, она его ударила. Он сидел с опущенными плечами, что-то говорил ей, успокаивал. Она была как фурия. Разбила что-то. Я испугался и спрятался в своей комнате под кроватью.
- О, Господи, Лева! Ты никогда мне об этом не рассказывал. Какая я была идиотка! Как я могла оставить тебя с ним и этой Таней? Я думала, что ты живешь спокойно и счастливо в обеспеченной, интеллигентной семье. Ты же никогда не жаловался, когда мы встречались. Помнишь, тебя дед в парк приводил?
- Помню, ты с Надей приезжала. Я в нее был влюблен. Она была такая красивая.
- Что же ты не признался? Надо было сказать! У тебя был шанс!  – улыбаюсь я и продолжаю свою мысль:
- Может быть,  они жили не очень хорошо, но это Таня рассталась с ним, а не он с ней. Понимаешь?  Она его бросила. Он приехал к нам только через два года после официального развода с ней. Он приехал на 3 дня и уехал. Он мог о нас, вообще, не вспомнить…
- Так, ты думаешь, что отец тебя не любил?
- А что еще я могу думать? Он вернулся просто потому, что в семье жить веселее. Опять же, вы его дети. Это я его любила.
- Поэтому ты не хочешь к нему возвращаться?
- Лева, ну сам подумай, зачем возвращаться к отношениям, которые не устраивают ни его, ни меня?
- А я думаю, что он тебя  всегда любил и сейчас любит. Вспомни, как мы хорошо жили, и в Зеленчукской, и здесь в Москве до недавнего времени, пока не появилась эта  девица.
Мам, я думаю, что  Таня не смогла  жить с отцом, потому что все время чувствовала, что он любит тебя, а не ее. Поэтому она все время злилась и меня невзлюбила.
- Думать можно все, что угодно. Надо считаться с фактами. У любимой не требуют развода, ради брака с другой женщиной, не оставляют ее беременной, не отвергают ее детей. Любимую оберегают и жалеют. Теперь я это точно знаю. У меня нет оснований считать, что твой отец меня любил или любит. Мы жили вместе потому, что я этого хотела. Но больше я не хочу. Если бы он с Тёмой не поссорился и фактически отказался от него, мы бы прожили под одной крышей еще три года, а потом все равно развелись бы.
- Мама, ты ошибаешься. Отец очень переживает из-за вашего разрыва. Я же вижу. Он выглядит так, как будто у него все время зубная боль. А с Тёмой он не прав.
- То, как он выглядит, ничего не доказывает. Может, он так сильно за свой дом переживает. Левушка, хватит об этом. Мне совсем не хочется об этом говорить. Станешь взрослее, все поймешь сам.
Лева скептически улыбается. Он думает, что в свои 24 достиг уровня мудрости и понимает абсолютно все.
- И все-таки он тебя любит.
- Очень любит, но собирается жениться на другой. Лева, все это уже не имеет никакого значения.
- Почему не имеет значения?
- Потому что это уже не важно. Довольно об этом. Как видишь, я  иду навстречу твоему отцу. У меня скромные и разумные пожелания.
- Не  знаю, отец не захочет выделять участок около дома Марго, потому что тогда стоимость палаццо упадет чуть  не в половину. Понимаешь?
- Понимаю. Но, он же не собирается продавать свой палаццо! Какая разница сколько этот дом будет стоить? Если ему не подойдут мои условия, то будем делить все по справедливости -  участок пополам, палаццо пополам и Маргаритин дом тоже пополам. Половина Маргаритиного дома мне достанется в любом случае. Пусть все будет справедливо!
- Так не получится. У него адвокаты зубастые. Мам, я понимаю, что ты предлагаешь нормальные условия. Попробую его убедить. Это все, что ты хочешь?
- Нет, не все. В том доме остались мои вещи. Выкини все на помойку, все кроме книг. Я попрошу тебя перевезти все мои книги к Ник Нику. Все остальное надо вынести на помойку.
- Мама, у тебя же там большой шкаф хорошей одежды. Неужели все выбросить на помойку? Лучше тогда раздать эту одежду.
- Хорошо! Можно раздать. Может соседкам что-то подойдет, из платья, из обуви. Можно в  церковь отвести. Еще, у меня  в спальне есть шкатулка с моими золотыми украшениями. Забери это себе для  твоей будущей жены. Левушка, я не хочу, чтобы в этом доме оставалась хоть одна моя вещь. Ничего не оставляй! Сделаешь это для меня? Обещаешь?
- Хорошо, мама. Я все сделаю, как ты хочешь, но мне так жалко, что вы разводитесь… Не разводитесь, вы же потом опять сойдетесь. Вы же не сможете жить друг без друга..
- Мы уже сходились…видишь, что из этого получилось… как в песне… Помнишь, я песню украинскую пела, ее бабушка Лёля любила?
Цвіте терен, цвіте терен,
А цвіт опадає.
Хто в любові не знається,
Той горя не знає.
………………..
Очі мої, очі мої,
Що ви наробили?
Кого люди обминали,
Того полюбили.

Лева, ты просто не понимаешь, что твои родители такие же люди, как все прочие. Ты их идеализируешь.
 
             Я возвращаюсь в спокойный дом академика. После разговора с Левой, на душе скребут кошки, противно так скребут. Неприятно все это делить, говорить об этом, думать об этом. Если бы я была ангелом, я просто ушла и никогда  не оборачивалась назад. Хорошо ангелам, но, я не ангел, я живу на земле. Нужен ли мне этот Маргаритин дом? Возможно нет...Что мне на самом деле нужно?
Мне нужен покой, солнечный день, космические миры и чистый лист бумаги... Зачем я  борюсь? Хочу наказать Женю? Вообще-то хочу. Его давно надо было наказать. Ник Нику, наверное, тоже не понравится, что я проявляю твердость в таком меркантильном вопросе. Но как жить на Земле без твердого характера?
Странно ожидать от меня мягкости в предложенной ситуации. Тем более что моя профессия не из деликатных. Я  почти всю жизнь занимаюсь космическими технологиями.  Если кто-то не понимает что это такое, то объясняю, это технологии, связанные с космической обороной нашей страны. И не только в текущий момент, но и в будущий… Я по своей природе защитница, поэтому, себя я тоже должна уметь защищать.
Только рядом с Николаем Николаевичем я могу безнаказанно ощущать себя слабой, мягкой и женственной. За это я его еще больше люблю и ценю.

Глава 39. Тысячу лет спустя


Ко мне стучится моя секретарша:
- Инга Леонидовна, к вам пришел посетитель по личному вопросу.
- По личному вопросу пусть подходит в среду после 17 часов.
Секретарша уходит, а потом возвращается:
- Инга Леонидовна, у него срочное дело. Он говорит, что вы его знаете – его фамилия Горчаков, зовут Евгений Михайлович.
- Хорошо, пригласите его Тамара.
Когда  в служебный кабинет И.Л. Никольской входит Евгений Михайлович Горчаков, она читает какой-то документ, лежащий перед ней на столе.  В первую минуту Евгений Михайлович думает, что он ошибся, пришел куда-то не туда. На Инге Леонидовне одеты большие дымчатые очки, закрывающие пол-лица и делающие ее похожей на сову.
- Здравствуйте, Евгений Михайлович. Проходите, присаживайтесь, - любезно говорит ученая сова голосом Инги.
- Здравствуйте.
- С чем пожаловали? - говорит сова, улыбаясь, и снимает очки.
- Слава Богу, это все-таки Инга, - думает Евгений Михайлович.
- Вот сюда присаживайтесь – указывает на дальний стул Инга.
- Ну, рассказывайте! Давно вы вернулись в родные пенаты?
- 2 месяца назад, - улыбается в ответ Евгений Михайлович, - разве Лев тебе не говорил?
Инга игнорирует вопрос, она его не слышит и продолжает спрашивать с любезным видом.

- Надолго приехали?
- Думаю, что навсегда.
- Навсегда? Что так? В Америке плохо живется? Индейцев притесняют?
- Живется там хорошо, только  меня ностальгия заела. Не хочу я  там жить. Скучно мне там, смертельно скучно. 
- Думаете, что у нас весело? Хотя, может быть и веселее, чем в США, приключений больше, душевнее. Люди у нас теплее.
- Хорошо выглядишь, почти не изменилась, не считая очков. Я тебя сначала не узнал.
- Спасибо Евгений Михайлович за комплимент. Вы тоже замечательно выглядите, даже не поседели.
- Я поседел, просто на моих волосах это не очень заметно на первый взгляд.
- Чем собираетесь заниматься?
- Думаю, буду работать в Левиной мастерской.
- Неужели пойдете под его начало? Разве это правильно? У вас и международный опыт есть. Вы должны быть руководителем, а не он.
- Ну, что делать? Это же его мастерская, поладим как-нибудь.
- Можно открыть новую мастерскую – Горчаков и сын, как это в США делается, а не сын Горчаков и его отец.
- Вашими устами, да мед пить, - говорит Евгений Михайлович, усмехаясь.
- Так какое у вас ко мне дело? – продолжает отрешенно любезно улыбаться Инга Леонидовна, - чем могу,  помогу. Излагайте, пожалуйста.
Евгений Михайлович смотрит на свои руки, молчит, ему явно неудобно.
- Не хочется говорить в служебном кабинете. Может быть, мы посидим в кафе?
- Тамара, - зовет секретаршу Инга Леонидовна, - посмотрите, что у меня с расписанием.
- Через полчаса к вам придет Илья Борисович, а потом аспирант.
- Замечательно, значит, у меня есть полчаса свободного времени. Пойдемте, кофе попьем.

Они сидят в студенческом кафе напротив друг друга, пьют кофе и молчат.
Инга Леонидовна поглядывает на часы.
- Евгений Михайлович, мне скоро надо будет уходить. Говорите, я вас внимательно слушаю.
- Не хочется разговор комкать.
- Длинный разговор? О чем?
- Длинный. О детях хотел поговорить, и, вообще, о жизни.
- А что с детьми не так?
- Все так, но разве ты не хочешь узнать, как живет Лиза?
- Хочу, конечно, но я с ней по скайпу каждый день общаюсь.
- По скайпу все не скажешь. Как Артем?
- Он докторскую диссертацию защитил недавно, - говорит Инга Леонидовна и вся расцветает от искренней улыбки.
- По физике?
- Нет, по  топологии. Это ветвь математики. Его пригласили в Брауновский университет читать лекции. Подписал контракт на 5 лет.
- Молодец! Какой он молодец. Ему еще 30 нет, а он уже доктор наук.
Скоро уезжает?
- Да, к началу следующего учебного года, - сразу темнеет Инга Леонидовна.
- Он собирается в США остаться? – спрашивает Евгений Михайлович.
- Не думаю. Зачем ему там оставаться? Он математик, ему оборудование не нужно, как, например, биологам, биофизикам.
- Можно я к вам с Артёмом в гости приеду?
Инга Леонидовна смотрит прямо перед собой в пустое пространство, как будто подсчитывает что-то.
- Приезжайте как-нибудь.
Она достает из сумочки карточку.
- Вот вам моя визитка. Позвоните. Извините, мне сейчас надо идти. До свидания, Евгений Михайлович. Приятно было встретиться.
- До свидания, Инга.
Евгений Михайлович смотрит ей вслед и думает:
- Инга почти такая же стройная, как была.  Даже выше ростом стала…или это она стала носить туфли на каблуках. Разговаривает с такого расстояния,  будто она на Луне, а я тут на грешной Земле. Неприступная. Вдова академика Никольского. Евгений Михайлович вздыхает и смотрит на визитную карточку.

Никольская Инга Леонидовна
Доктор физико-математических наук,
Профессор,
Заведующий кафедрой
Е-mal:
Телефон:

-Н-да, профессор. Всегда хотела быть доктором ф.-м. наук, - думает Евгений Михайлович, - добилась своего. Всегда была честолюбивая. Даже когда сидела на полу со своими графиками в драном, ситцевом халате.
Где же та Инга, на которой я дважды женился по большой любви, и каждый раз, в этот момент она была уже глубоко беременной от меня. Она так сильно изменилась? Не может человек так измениться! Не верю! Так не бывает.

Вскоре Евгений Михайлович  звонит Инге:
- Здравствуй, Инга. Как дела? Сегодня суббота, я хотел бы приехать навестить вас с Темой. Не можешь сегодня? Занята. А завтра? Хорошо, приеду завтра после 6 вечера. Спасибо, я знаю, как доехать. До завтра.

        В воскресенье ближе к вечеру раздается звонок в дверь академического дома. Анна Ильинична идет открывать дверь, но захлопывает ее и возвращается в гостиную.
- Инга Леонидовна, там Ирод этот приехал…с цветами.
- С цветами? – удивляется Инга, - ладно, пусть проходит, сейчас разберемся.
- Здравствуйте, Евгений Михайлович. Спасибо, за букет, но давайте сразу договоримся, - ни цветов, ни воспоминаний. Только деловые отношения, - вежливо, но строго говорит Инга Леонидовна без улыбки. При этом глаза у нее строгие.
- Может лучше дружеские отношения? – усмехается Евгений Михайлович. 

Чувствуется, что ему здесь  неловко, неудобно.
- Извините, я не знал, что вам нельзя дарить цветы, но ехать в чужой дом с пустыми руками  неудобно. Надо было купить вина или торт?
- Благодарю вас, ничего не надо покупать. И прошу вас, больше никаких цветов, договорились? – спокойно говорит Инга Леонидовна, опуская глаза.
Инга Леонидовна  не смотрит на  Евгения Михайловича, потому что ей хочется взять этот букет и отхлестать им дарителя по щекам, но она вежливо спрашивает:
- Чаю хотите?
- Да, пить очень хочется. Жажда какая-то. Инга Леонидовна, а вы всегда в деловом костюме ходите?
- Нет, только когда у нас посторонние люди.
Они сидят и пьют чай под классическую музыку, звучащую из больших колонок.
- Пирожки очень вкусные. Вы их сами печете? – спрашивает Евгений Михайлович.
- Нет. Это Анна Ильинична печет. Она вкусно готовит.
- А где Артём? Он дома?
- Артём работает. Наверху у него кабинет.

        В дверь звонят, и Анна впускает в дом раскрасневшуюся от быстрой ходьбы милую девушку. От нее веет очарованием юности. У нее темные вьющиеся волосы, блестящие ореховые глаза, очень белая кожа и нежный румянец на щеках. Девушка чем-то похожа на цветущую вишню.
- Добрый вечер, - здоровается девушка, походит и целует Ингу Леонидовну в щеку. - Инга Леонидовна, я пойду, поработаю на компьютере в библиотеке. Столько бумаг после защиты надо заполнить, надо почти еще одну диссертацию написать. Скажите Артему, что я в библиотеке.
- Хорошо, Лера, скажу, - говорит Инга Леонидовна.
- Кто это? Темина невеста?
- Вы угадали. Невеста,  его бывшая аспирантка.
- У Артёма есть аспиранты?
- У Артёма есть аспиранты. Он у нас нарасхват.
Через некоторое время сверху по ступеням спускается Артем. Он высокого роста, хорошо сложен. У него каштановые волосы и лазоревые глаза как у Инги. Он похож на Ингу.
- Мама, Лера пришла? -  спрашивает Артем, спускаясь по лестнице и весело пристукивая каблуками по ступенькам.
- В библиотеке, ждет тебя. Формы заполняет.

Артем доходит до накрытого стола, останавливается и растерянно смотрит на Евгения Михайловича.
- Здравствуй, пап. Рад тебя видеть, - говорит Артем, поворачивается и уходит в библиотеку. Оттуда слышится хохот и звук падающих стульев.
- У них скоро свадьба, - поясняет Инга, - потом вместе уедут в этот Брауновский университет, лига плюща.
- Ух, ты! Лига плюща! А Лера тоже математик?
- Да.
- Хорошо, когда у супругов одна профессия, - задумчиво говорит Евгений Михайлович.

Из библиотеки выходят Артем с Лерой. Он ведет ее за руку.
- Мам, мы пойдем, погуляем, подышим свежим воздухом, а то я что-то засиделся.
Артем останавливается около Евгения Михайловича.
- Евгений Михайлович, мы с моей невестой приглашаем вас на нашу свадьбу. Придете?
Евгений Михайлович встает.
- С радостью приду, Артём! Поздравляю вас.
- Спасибо. Мама расскажет, когда, куда и во сколько приходить. Хорошо, мам?
- Хорошо, Тёма, - отвечает Инга и смотрит на Тему сияющими любящими глазами.
- Раньше она на меня так смотрела, - думает Евгений Михайлович, - помню этот взгляд.

Когда Тёма с невестой уходят, Инга говорит:
- У нас будет скромная свадьба. Только самые близкие. Артем не любит шумные компании. Он не очень общительный. Будут Лерины родители, Лева с семьей, Темин друг с девушкой и я. Если хотите, присоединяйтесь.
- Я с радостью присоединюсь. Откуда эта Лера? Из академической среды?
- Нет. Она из маленького городка на Волге. Родители – совсем простые люди, даже без высшего образования, но порядочные люди. Хорошая семья. У девочки математический талант. Она, вообще, большая умница. Откуда что берется? И генетика ни при чем! Процент одаренных детей не зависит от семьи, в которой они родились. Просто ребенок, рожденный в академической семье, имеет больше шансов на академическую карьеру. Только и всего.
- Я в вашей визитке прочитал, что ты профессор. Правда, профессор?
Инга Леонидовна тихо улыбается:
- Вы думаете, я соврала в своей визитной карточке? Я читаю лекции, значит, профессор. Никаких чудес!
- Лева сказал, что по субботам привозит сюда своих детей.
- Он так сказал? Поскромничал. Он сплавляет мне своих детей  на субботу- воскресенье. Сегодня они ушли пораньше. Лева повез их в цирк.
- Я был бы рад, если бы он сплавлял их мне. Можно я приеду сюда в следующую субботу. Я давно их не видел.
- Что ж, приезжайте, - вздыхает Инга Леонидовна.
- Кстати, где вы сейчас живете?
- Как обычно, на Ленинском проспекте, с Маргаритой. Только раньше она обо мне заботилась, а теперь я о ней забочусь. Ей 84 года, но она держится молодцом.
- Надо же, Маргарите 84 года. Это хорошо, что вы о ней заботитесь. На том свете зачтется.
- О своем палаццо жалеете? - не удерживается от колкости Инга Леонидовна.
- Что о нем жалеть? Я о другом жалею.
- Я тоже о многом жалею. Люди совершают ошибки, а потом жалеют об этом, но исправить уже ничего нельзя, - говорит Инга Леонидовна задумчиво.
Она не уточняет, о чем именно она жалеет. В свою очередь Евгений Михайлович не спрашивает ее, о чем она жалеет, только глаза его становятся очень грустными.

          Когда Евгений Михайлович уходит,  Анна Ильинична начинает ворчать:
- Зачем вы, Инга Леонидовна, этого Ирода в дом пускаете? От него одни напасти! Вот что он вытворит, вы и сами не знаете. Он же бандит. Негоже ему здесь бывать.
- Анечка, не преувеличивайте! Он не бандит и он нам не чужой! У меня с ним дети общие и внуки общие.  И сделать с этим ничего нельзя, надо с этим считаться.
- Да, как же так? Ведь Артём Николаевич не его сын!
- Может и не его, - говорит Инга Леонидовна в задумчивости, - в любом случае, он заботился об Артёме до 15 лет, воспитывал, обеспечивал.
- Только до 15 лет!
- С рождения и до 15 лет, это много.
- Как будто Николай Николаевич не заботился бы о нем сам? Он бы обо всех ваших детях позаботился. Царствие ему небесное!
-  История не имеет сослагательного наклонения, как и история всего человечества, так и любого человека.  Так что Евгений Михайлович иногда  будет здесь бывать. Не сердитесь, Анна.
- Зря, Инга Леонидовна. Он плохой человек и опасный. Ведь опять вас соблазнит и увезет куда-нибудь. Он же за этим сюда явился.
- Ох, Анна! Что за фантазии! Не смешите меня, ради Бога. Мы уже не в том возрасте, когда соблазняют и соблазняются.
- Вы еще молодые, - говорит Анна, которая старше Инги на 10 лет, - даже я еще молодая.

     Евгений Михайлович едет домой и грустно размышляет о своем визите к Инге:
- Как она на меня смотрит, как будто я пустое место. Ни каких эмоций не испытывает. Как будто я  нарисован мелом на стекле. В дом пустила, конечно, из-за детей. Чтобы они видели, какая она всепрощающая и милосердная. Всегда все делала и делает для детей, из-за детей. Любит их и блюдет их интересы. И к академику, наверное, ушла в Тёминых интересах. Артём сам академиком станет когда-нибудь. Сказала, что я посторонний посетитель. Кольнула. А я не посторонний, и не посетитель!
         Вся закована в железные латы, не подступиться. Забыла меня. Неужели правда забыла? Разве это возможно? Нет, это невозможно.  Она – вторая половина меня, моя женщина. Из-за нее у меня не сложилось ни с одной другой. Она ушла, а ее любовь осталась в моей крови. Я был отравлен ее любовью. Мне всегда казалось, что она где-то тихо ждет меня, любит и ждет. Что стоит мне  вернуться, обнять ее, прижать к себе, и сразу все устроится,  не надо будет ничего объяснять, выдумывать, выстраивать, подстраиваться, терпеть… Можно будет просто любить и жить в любви. Почему я раньше не понимал этого?
          В любом случае  Инга сделана из моего ребра, моя Ева... Удивительно, мое ребро -  профессор, доктор физмат наук. Кем же тогда должен быть я, если моя Ева профессор? Ну, да академиком, наверное… А я не совсем не академик. 
          Но ведь мне совершенно не нужен, ни профессор, ни доктор наук…Мне  нужна моя прежняя нежная Инга. Она была единственной женщиной на свете, которая верила в меня больше, чем я сам в себя верил . Любила меня, больше чем я сам любил себя, ведь я знаю свои слабые стороны, а она их не замечала…просто любила меня…
           Я был счастлив с ней, и не знал, что таким, безусловно счастливым, я могу быть только с ней… Мне казалось, что  можно встретить другую любовь, но, оказалось, что для меня на свете нет другой любви. Бог не припас. Оказалось, что она единственная.
Сколько же женщин было в моей жизни после развода с Ингой!
На этой Алине зачем-то женился. Вцепилась в меня когтями и зубами. Пока не вырвала из меня кусок моей плоти, не успокоилась. Мой любимый дом поделила пополам! Никакие адвокаты не помогли. Брачный договор. Как я мог его подписать?
      Если бы в тот несчастный день Инга не уехала  к Никольскому, я бы все сделал так, как она хотела. Я был готов это сделать. Ведь все так и было,  я жил для своей семьи. А он, этот благородный академик, все время был недалеко от нас, наблюдал, ждал, когда я ошибусь. И я ошибся…Я  тоскую о моей первой и единственной любви, об Инге тоскую...И никакая перемена мест мне не помогла. И другие женщины не помогли. В Штатах женщины, вообще, какие-то ненормальные, или это мне так не везло…

             Теперь каждую субботу Евгений Михайлович приезжает в дом Инги и играет с Машей, десяти лет, и Мишей 7 лет. Это Левины дети.
Они всегда бурно радуются его приезду. Вешаются ему на шею, кричат:
- Ура! Дедушка приехал!
- Вот, - огорченно думает Евгений Михайлович, - еще недавно был деточкой, а теперь уже стал дедушкой. Неужели я дедушка? Почему я этого не чувствую? Я себя чувствую молодым. Несправедливо быстро летит время.

         Дети его обожают. Он играет с ними, учит рисовать, клеить макеты,  гуляет в лесу, гоняет в футбол, играет в компьютерные игры. Видно, что он сам любит играть с детьми,  наверное, потому, что остался большим ребенком. У Инги теплеет сердце, когда она видит, как Евгений любит детей, Марию и Мишу, и как они любят его в ответ. Она смотрит уже не сквозь него, а на него.
- Все-таки он хороший, у него любящее сердце и дети это чувствуют, - думает она, глядя на веселую компанию, клеящую макеты домов. Дети его всегда любили. И внуки любят. Женя умеет найти общий язык с детьми, т.е. с будущим. 

          Между тем, в планах Евгений  Михайловича стоит задача завоевания любви и доверия не только детей, но и Инги, которая  по-прежнему закрыта от него, избегает ситуаций, когда они могли бы  поговорить свободно, без свидетелей, тет-а-тет.
- Может пригласить ее в театр? – размышляет Евгений Михайлович
- Инга любит музыку, оперу. Но больше всего она любит балет.
- Я помню, какие счастливые они с Лизой возвращались  после балетных спектаклей в Большом театре. С ними еще ходила ее подруга Надежда. Потом, после каждого похода на балет, Инга еще неделю загадочно улыбалась чему-то внутри себя. Я каждый раз немного злился и думал, что она в кого-то там влюбилась. 
- Куплю билеты на балет.  Она соблазнится, - решает Евгений Михайлович.
Он  звонит Инге:
- Привет, Инга. Это я. Купил билеты в Большой театр на балет. Пойдешь?
- Евгений Михайлович, вы же не любите балет! Зачем вам идти туда?
- Я не люблю балет? Я люблю его больше футбола!
- Но, вы и футбол не любите! Спасибо за предложение, но я не пойду с вами на балет.
- Куда мне девать билеты? Ну, хотите, идите со своей Наденькой, если считаете меня плохой компанией.
- Спасибо, Евгений Михайлович. Я считаю вас подходящей компанией для похода на выставку. Дорогие билеты?
- Бесплатные.
- Так не бывает!
- Представьте, бывает!
- А как мы их у вас заберем.
- Я подъеду к театру, к началу спектакля.
- Хорошо, договорились.

          Евгений Михайлович ждет появления Инги в сквере у театра. Может быть, Инга все-таки приедет одна? Но нет, вот, они идут вдвоем с подругой от станции метро. Надя традиционно в голубом пальто. Всю жизнь носит голубой цвет. Инга в короткой норковой шубке. Обе приехали на метро, значит, в антракте будут пить шампанское. Выглядят оживленно, идут, щебечут. Радуются, что идут смотреть балет в Большом театре.
- Здравствуй, Женя, - говорит Наденька, - сто лет тебя не видела! Где ты сейчас? Как ты? Хорошо выглядишь, такой же красавчик.
Надя смотрит ласково, радостно улыбается.
- Хоть она не ломается, - думает Женя, улыбаясь в ответ.
- Привет, Надежда! Очень рад тебя видеть. А ты все такая же прекрасная дама в голубом! – говорит Женя, обмениваясь с ней имитацией поцелуев в обе щеки.
- Надя, пойдем быстрее, а то опоздаем к началу, - торопит ее Инга.
- Здравствуйте! Билеты у вас, Евгений Михайлович? Мы вам очень благодарны. Спасибо! – говорит Инга Леонидовна скороговоркой, стараюсь уйти
 быстрее.
- Всегда к вашим услугам,- отвечает Евгений Михайлович, все еще улыбаясь.
Подруги уходят, а Евгений Михайлович остается у входа в театр и ходит кругами по скверу.
- Ей будет далеко и неудобно добираться домой. Пожалуй, я могу отвезти ее, - решает он.

       Он подходит к театру еще раз к окончанию спектакля. Люди уже выходят, и он опасается,  что Инга с подругой уже ушли, но замечает их в толпе. Инга что-то рассказывает, размахивая руками, смеется.
- Она что, и лекции так читает? – внутренне улыбаясь, думает Евгений Михайлович.
Он видит, что они остановились и Инга прижимает руки к сердцу, потом делает жест, как будто вырывает сердце и бросает его в толпу и продолжает что-то рассказывать.
- Забавно. Она не безнадежна, - думает Евгений Михайлович, - Похоже, она осталась такой же девчонкой, как была, только скрывает это. Но все же иногда она бывает сама собой…
Он подходит к подругам. Надя говорит, радостно улыбаясь:
- Женя! Надо же, то годами не видимся, а то две встречи за один вечер.
- Да, шел тут мимо, вас увидел.
- А мы с Ингой решили, что в следующей жизни займемся балетом.
- Да? По-моему, не очень хорошая профессия. Зря вы так решили. А как же только в физике соль?
- Все-таки надо заниматься чем-то прекрасным – балетом, музыкой, живописью.  А ты, Женя, в следующей жизни кем хочешь быть?
- В следующей жизни я буду архитектором. Там меня и ищите.
Инга не участвует в разговоре, она долго роется в своей сумочке. Наконец,  извлекает свои огромные очки и надевает их.
- Ага, защитилась, спряталась за очками, - думает Евгений, а вслух говорит:
- Как вам идут эти очки, Инга Леонидовна!
- Они мало кому нравятся, а, по-моему, мне исключительно идет.
- Об этом я и говорю, - Евгений улыбается тому, что Инга поняла его мысль.
- Я могу довезти вас домой, если уж мы так неожиданно встретились.
- Спасибо, Евгений Михайлович, мы сами хорошо доедем, тем более что нам в разные стороны. До свидания, за билеты еще раз спасибо, - говорит Инга, уводя за рукав свою подругу.
Они уходят, а Евгений Михайлович медленно идет к машине и улыбается.
- Все-таки я ее поймал. Она не деревянная и не ледяная. Просто прячется ото всех, а от меня в первую очередь.
 
         Следующий раз, вне Ингиного дома, они встречаются на выставке Левы. Сегодня открытие его выставки и фуршет.
         Инга приезжает к открытию. Она в новом платье, из темно-синего струящегося шелка, с открытыми плечами, волосы красиво уложены, глаза сияют. Еще издали она видит Леву и Евгения Михайловича. Они оба очень красивые. Левка в свободном свитере, с копной светлых волос смотрится очень артистично.  Евгений Михайлович выглядит безупречно. На нем черный смокинг, галстук бабочка, белоснежная рубашка, элегантные брюки с блестящей полосой по вертикальному шву.
- Да, красивый мужчина. Как раз в моем вкусе, - думает Инга, подходя к ним,
- влюбилась бы, если бы не была с ним хорошо знакома.
- Привет! Лева, почему ты  не в смокинге? Тебе очень пошло бы.
- Здравствуй, мама. Какая ты сегодня красивая! Это новое платье?
- Да, новое. Специально для открытия твоей выставки купила. Почему ты не в смокинге? По-моему, это было бы уместно.
- Я в другом образе. Не буржуазном. Свободный художник, еще не признанный гений не должен ходить в смокинге. А то ничего не продастся. Идите с отцом, посмотрите мою выставку.

       Мы идем и любуемся Левиными картинами. Какой Левка талантливый! Какая радость, что он сумел организовать  свою выставку. У Левы плюс ко всему есть организационный талант. Я думаю, что организационный талант – самый главный, самый ценимый в обществе талант. Этот талант - залог успеха в любой деятельности.

Евгений Михайлович держит в руке бокал с вином. Он смотрит на меня сверху вниз и все время улыбается.
- Выпьешь? – спрашивает он.
- Нет, я за рулем.
- Я тоже за рулем, - говорит Евгений Михайлович, - взяв второй бокал вина.
- Тебе объективно нравится Левина живопись? – спрашиваю я.
- Субъективно! Мне даже его первые детские каракули нравились. Помнишь, там в Архызе? А сейчас он мастер. У него своеобразная манера письма. Его будут узнавать по этой манере  и по своеобразию ощущений от его картин. Он – очень смелый и самобытный. Самое главное – увидеть красоту, гармонию и передать так, чтобы зритель  почувствовал то же восхищение, тот же восторг, который чувствует художник. По-моему, Льву это удается.
- Вот посмотри, - говорит Евгений Михайлович и разворачивает меня, прикасаясь к плечу, - его горы ни с чем не перепутаешь. Это не просто горы – это уникальный Кавказ.
Мы идем вместе, с нами здороваются Левины друзья и знакомые.  Подходит Левина жена Зоя.
- Как вам? Нравится? Что вы думаете о выставке?  – волнуется она.
- Мне очень нравится. Замечательная выставка. Лично я не сомневаюсь, что наш Лева - гениальный, - говорю я с улыбкой.
- Его картины производят сильное впечатление,- подтверждает Евгений Михайлович.

         Она быстро уходит к другим гостям, и мы опять остаемся наедине.
Евгений Михайлович берет меня под руку и берет еще один бокал вина.
- Евгений Михайлович, вы твердо решили напиться на открытии Левиной выставки? Вам не кажется, что это не очень хорошая мысль?
- Просто я вынужден пить за двоих. Ты же не пьешь, - с улыбкой говорит Женя, разворачиваясь ко мне всем корпусом.
Я бросаю на него яростный взгляд.
Евгений Михайлович поправляется:
- Я хотел сказать, вы же не пьете! А напрасно! Иногда надо расслабляться.
Я натянуто улыбаюсь, освобождаясь от его руки:
- Извините, Евгений Михайлович, я покину вас, мне надо с Левой переговорить.
Я подхожу к кружку, в котором стоит Левушка. Слушаю их. Они беседуют о чем-то мне не очень понятном, о своем профессиональном.
- Лева, мне все очень понравилось. Ты мой гениальный сын! Но сейчас мне пора домой. У меня завтра с утра лекции. Я еще приду сюда. Попозже, но на этой неделе.
- Так уж и гениальный! - смеется Лева. - Хорошо, мама, приходи попозже. А где отец? Где ты оставила его?
- Любуется на твои картины.

Я одеваюсь и иду к машине. Евгений Михайлович догоняет меня.
- Инга, подвези меня, пожалуйста. Я в таком состоянии не могу сесть за руль, а ты, как обычно, трезвая.
- Хорошо, садитесь. Конечно, подвезу вас.
Везу Евгения Михайловича на его Ленинский проспект. Заезжаю в знакомый двор. Вот этот дом, вокруг которого я  ходила двадцать лет.
- Может, зайдешь? – спрашивает Евгений Михайлович.
- Зачем? – удивляюсь я такому  предложению.
- Ты давно у нас не была. Марго навестишь.  Она про тебя спрашивала недавно. Спросила, а где живет твоя жена, Евгений?  Отвечаю ей - в Подмосковье. А она говорит - знаешь, Евгений, я подумаю, может быть, я все-таки пропишу ее у нас в квартире. Она хорошая девочка. Так что, лед тронулся.
- Смешно. Только, может быть, она не меня собралась прописать?
- А кого? Это у тебя московской прописки не было. И она только тебя помнит. Когда ты Маргариту видела последний раз?
- Последний раз я ее видела на похоронах твоего отца.
- Давно.
- Я и тебя последний раз видела на его похоронах.
- Меня ты в последний раз видела в эту субботу.
Я тебя тоже видел на похоронах отца…. Ты стояла в черном кружевном платке рядом с детьми, такая печальная. Потом подошла и обняла меня. Но вы с Артемом быстро ушли, не остались на поминки. Почему ты не пошла помянуть моего отца? Он  всегда любил тебя.
- Я расстроилась и плохо себя чувствовала.
- А, может быть, ты боялась и боишься остаться со мной наедине.
- Не боюсь. Мы же наедине.

         Женя поворачивается и наклоняется ко мне. Я выставляю вперед ладошки, и его губы упираются в мою ладонь. Какие у него горячие губы.
- Нет!  - говорю я, - Мы же договорились, не вспоминать прошлое. Еще неизвестно, что я вспомню. Я, например, долгое время, хотела тебя убить.
- Как ты могла меня убить? – беспечно улыбается Евгений.
- Из пушки. Контрольный выстрел в голову. У меня денег на пушку не было, а когда появились, я уже расхотела.
- Я тоже хотел тебя задушить.
- И долго ты хотел?
- Я и сейчас хочу, - говорит Евгений и поворачивается ко мне.
- Считайте, что я испугалась. До свиданья. В следующую субботу не приходите к нам.
- Ну, и ладно, не приду! Думаешь, мне доставляет удовольствие приходить в этот дом? -  с вызовом говорит Евгений Михайлович и выходит из машины.
Пока дверца еще не закрылась, он успевает сказать:
- Я в воскресенье приду, -  и с силой захлопывает дверь.
Я не уезжаю, смотрю, как он пересекает двор. Утыкаюсь лицом в руль.
- С чего я решила, что железобетонно забыла его? Неужели я не поумнела за последние тридцать лет? Неужели жизнь ничему меня не научила? Наступать на одни и те же грабли в третий раз, это уже верх идиотизма. Только этого мне не хватало. Права была Анна, нельзя было его в дом пускать, даже если он трижды отец моих детей. Он опасный для меня человек. Его, действительно надо избегать. В моем доме меня оберегает дух Николая Николаевича, а здесь я беззащитна. Не хочу опять попасть в этот круг.
            Не хочу…хотя по-настоящему счастлива, счастлива со всей полнотой жизни, счастлива, как щенок, впервые бегающий по теплым летним лужам, я была только с ним…и несчастна тоже с ним…Завожу мотор и уезжаю со смущенным сердцем.

      Артем с женой уже уехали в США, в свой Брауновский Университет.
На дворе стоит заплаканная осень. Деревья сбросили часть листвы и стоят прозрачные. Ночью подмораживает. Скоро на землю опустится долгая белая зима. Безмолвная, но, звенящая в ушах от тишины, зима. Мне даже поговорить будет не с кем. Тёма далеко, Лиза далеко, Лева всегда занят. Как одиноко.
Звонит Евгений Михайлович:
- Инга Леонидовна, я в эти выходные к вам не смогу приехать. Пусть дети меня не ждут. Я еду в Завидово. Надо посмотреть, что там с домом. После смерти отца ни разу там не был. Все времени не хватает.
- Я тоже там не была уже 5 лет. Очень хочу на могилку к бабушке Лёле сходить.
- Так в чем дело стало? Поехали за компанию. Все будет веселее и вам, и мне. Я билеты куплю. Когда вы еще выберетесь в Завидово?
- А как же дети?
- Пусть с родителями побудут. Это им полезно. Решайтесь! Сегодня или никогда.
- Я подумаю. А во сколько поезд?
- В 5 утра. Приедем утром, все успеем. Может быть, в тот же день в Москву вернемся.
- Если там не ночевать, то я поеду.

Глава 40. Omnia vincit amor


       Инга привыкла экономить время, поэтому приходит за 5 минут до отправки поезда. Евгений Михайлович ждет ее на перроне.
- Привет! Уже подумал, что не придешь. Ух, я уже замерз, вас ожидая.
- Извините, я всегда точно прихожу. Я бы позвонила, если бы раздумала ехать.
Проводник проводит их в пустое купе.
- Зачем вы взяли билеты в купейный вагон? Это же дорого, - говорит Инга.
- Не дороже денег. Здесь нам никто мешать не будет, можно будет отдохнуть и даже выспаться за 5 часов пути.
- Это верно, - говорит Инга.
Она стелет на подушку платок, укладывается, накрывается курткой и тут же засыпает.
- Какая соня, - думает Евгений, - спит себе, как дитя, во сне у нее лицо становится совсем детским. Она выглядит такой трогательной, слабой, беззащитной. Обманчивое впечатление.

Он лежит на своей полке с открытыми глазами. Мимо пролетает черная пустота.
- Все, как в моей жизни. Мимо пролетает черная пустота, в которой ничего и никого нет. Остаешься только ты и женщина, сотворенная  из твоего ребра. А еще  ваши взрослые дети, которые живут своей собственной самостоятельной жизнью.  Вот мы остались вдвоем, только я и Инга. Почему мы не вместе?
Она спит, и ей безразлично, что я рядом с ней, стоит только протянуть руку. Хотя бы поговорила со мной. Такое впечатление, что между нами глухая стена, через которую не проникает ни свет, ни звук.
Хотя тогда в машине, она сказала, что хотела убить меня – практически призналась в любви.  От люблю до убью - один шаг, и от убью до люблю то же. Когда я вижу ее в том доме, доме академика, где она радушная хозяйка, мне действительно хочется задушить ее.
        Неужели она не понимает, что мучает меня? Простить меня не может…или что-то еще? Я же простил ее…А она меня нет… Совсем меня измучила. Она же все понимает. Мучительница первая моя. Но я готов даже на такое общение, потому что рядом с ней я чувствую, что живу своей жизнью. Мне с ней тепло , от нее все равно идет любовь, как бы она это не скрывала. Это похоже на то, как если окна закрыть ставнями, но через щели бьет свет и ты понимаешь,  что там вне твоей комнаты светит солнце...

      Они выходят на станции холодным солнечным утром. Солнце отражается в осенних  лужах, покрытых тонким ледком. Сырой ветер продувает штормовку. Холодно, намного холоднее, чем в Москве. По пути в Завидово их подхватывает попутка.

Инга выходит у дома бабушки Лёли.
Немного помедлив, Евгений Михайлович тоже выходит из машины. Инга старается открыть заржавевший замок. У нее ничего не получается.
- Что, помочь? – небрежно спрашивает Евгений Михайлович.
- Нравится смотреть, как женщина мучается с замком? – спрашивает Инга Леонидовна.
- Очень нравится! Люблю смотреть, как ты мучаешься. Ладно, давай помогу.
У него в руках замок легко открывается.
Инга стоит в нерешительности на крыльце. Дом выглядит каким-то заброшенным, подозрительным, смотрит на мир тусклыми окнами.
- Летом здесь было веселее. А сейчас у меня такое впечатление, что здесь  поселились призраки.
- Боишься в дом заходить?  Ладно, давай зайдем вместе, - великодушно предлагает Евгений Михайлович.
Они заходят в дом, вдыхают сырой воздух. В доме холодно, сыро, пустынно.
- У тебя здесь дрова есть?
- Были, когда я в последний раз приезжала.
Инга идет в сени, там лежат 3 полена.
- Я сейчас электрическую печку включу.
Выясняется, что дом отключили от электричества.
- Ну, что за люди! Зачем надо было отрубать электричество? И главное сегодня суббота, все закрыто. Ничего, Евгений Михайлович, идите по своим делам. Нам надо успеть вернуться в Москву сегодня вечером. Я здесь разберусь сама. Сначала на могилу бабушки Лёли  схожу, а потом разберусь. У соседей дров попрошу, натоплю. У бабы Лёли такой запас свечей был, что до сих пор хватает. Так что свет у меня будет.
- Инга, может, я с тобой на кладбище схожу?
- Ну, что вы, Евгений Михайлович, не надо, спасибо. У вас своих дел хватает. Я к вам зайду на обратной дороге.
- Договорились. Заходите.

       У Евгения Михайловича  действительно дел по горло. Выясняется, что крыша требует срочного ремонта. Кое-где с нее сдуло шифер. Крышу надо срочно латать. Евгений заходит в дом. Там всюду лежит пыль, углы затканы паутиной. Здесь не убирали сто лет! Он затапливает печку и уходит
вербовать мужиков на починку крыши.
      По дороге на кладбище Инга проходит знакомый дом. Он как будто стал меньше ростом,  выглядит заброшенным, как дом бабушки, но из трубы вьется веселый синенький дымок. Наверное, там тепло, думает замерзшая Инга.
Она приходит к бабушкиной могилке и достает из рюкзака венок из искусственных цветов, который она привезла из Москвы. Достает 2 рюмки, одну себе, вторую ставит на могилку. Наливает водки себе и бабушке. Бабушкину рюмку накрывает куском черного хлеба, а свою  выпивает. Садится на потемневшую от времени скамейку и думает о бабе Лёле,  о том, что бабуля сказала бы ей, как она пожалела бы ее.
      Инга улыбается, вспоминая, как бабушка Лёля восхищалась Женькой, как уговаривала ее расписаться с ним в сельсовете и стать его законной женой.
- Ох, бабуля, какая разница, законная, незаконная. Печать в паспорте никого удержать не может. Чтобы быть вместе, надо любить друг друга. Все остальное ерунда. Вот видишь, как у нас с ним все нескладно получилось? Не надо мне было в тот вечер никуда иди. Что ж ты меня отпустила? Ладно, я все это давно пережила. Только он опять ходит около меня. Но как ему можно поверить? Что скажешь, моя родная?
      Последние красные листы осины лепечут что-то на ветру. Инга слушает этот лепет, старается угадать ответ. Ей кажется, что она слышит слово «верь».
- Верить, после всего, что было? Все равно верить? Ты к нему слишком хорошо относилась, Лёля. Ты всегда хотела, чтобы мы с ним были вместе. Помнишь, как мы вместе приезжали и Левушку к тебе привозили? Как Левик бегал по тропинке, и над травами были видны только его белые вихры. Как будто бабочки порхают… Травы такие высокие стояли. Хорошо здесь у тебя. Всегда было хорошо. Родная, я здесь на белом свете еще немного погуляю и приду к тебе, жди меня Лёлечка, - думает Инга.

На обратном пути она заходит в дом Евгения Михайловича и ужасается царящему там хаосу.
- Инга, помоги мне с уборкой дома! Пригласи соседок, - кричит ей с крыши Евгений Михайлович.
- Хорошо,  помогу!- соглашается Инга.
Она приглашает соседских бабушек. Бабули приходят и возмущаются:
- Да здесь, милка, лет 10 не убирались. Ишь, грязищу какую  развели! Пылища, паутина и та черная!
Пока они греют воду, обметают стены,  пока моют окна, пол, день кончается. Короток осенний денек, даже солнечный.
Хорошо еще, что в этом доме есть электричество. Михаил Яковлевич в селе считался более важной персоной, чем баба Лёля, поэтому ему электричество не вырубили.
Инга очень замерзла на кладбище, поэтому затопила все печки в доме. Пока она помогала убираться, было еще не очень холодно, но, когда они с бабулями сели отдохнуть опять замерзла. 

Евгений Михайлович возвращается в дом, работать на улице уже нельзя, потому что стемнело. Первое, что он спрашивает бабок:
- Вы печки протопили?
- Топится, милок. Да разве такую махину быстро натопишь? Тут всю ночь надо топить, чтобы не замерзнуть. Хотите, идите ко мне ночевать, у меня тепло, - предлагает баба Поля, соседка справа.
- Мы не собираемся ночевать! Мы сегодня в Москву вернемся, - говорит Инга.
- Эва, вернетесь! До утра уже поездов не будет, - возражает баба Поля, - у нас теперь отсюда вечером никуда не доберешься. Невыгодно, говорят, поезда зря гонять.
- Сейчас еще дров принесу, - говорит Евгений Михайлович, - через час у нас самих тепло  будет. Спасибо, баба Поля. Как вы хорошо все прибрали. Просто красота. Совсем другое дело. Можно жить и не тужить.
- Инга,  мы сегодня крышу не закончили, надо будет завтра еще поработать. Нельзя крышу так оставлять, иначе дом пропадет. Сегодня уехать, никак не получится. Придется здесь переночевать.
Инга бросает укоризненный взгляд на Евгения Михайловича, вздыхает и качается головой.
- Не огорчайся. Одну ночь переживем как-нибудь. Завтра уедем. Ну, куда нам торопиться? Дети по лавкам не плачут, - примирительно замечает Евгений Михайлович.

         Соседки принесли им на ужин хлеба, молока, домашний творог, сметану, картошку в чугунке, соленых огурчиков и грибов. Принесли все самое лучшее, что было у них. Щедрые русские женщины.
Инга дает бабулям деньги.
- Да, что ты, деточка, - отказываются бабки, - это ж какие большие деньги ты нам даешь! Тысчи! Не жалко тебе?
- Берите, берите, пока я не передумала, - говорит Инга с улыбкой, - приглашаем вас, поужинайте вместе с нами.
- Спасибо, доченька, мы пойдем. Ужинайте, ваше дело молодое, вам всю ночь не спать, а нам отдыхать пора.
- На что это намекают бабки? – думает Евгений и улыбается, - ай, да бабки! Зрят в корень!
Он видит, что Инга отвернулась и тоже смеется, у нее от смеха чуть подрагивают плечи. Ну, вот, что тут смешного?

           Они вместе ужинают. Все такое вкусное, свежее. Вкуснее, чем в самом дорогом ресторане. Наверное, это от свежего воздуха, от физической работы и от того, что все это естественное, выросшее в задумчивой тишине русской глубинки, без модных затей ГМО и прочей генной инженерии...
- Я пойду домой, - говорит Инга, вздохнув.
- Куда ты пойдешь, на ночь глядя? В нетопленный, неприбранный дом с приведениями? Здесь через час будет тепло, и комнат здесь предостаточно. Оставайся, Инга.

     В 10 вечера отключают свет. Остается только свет и тепло из печки.
Я собираю все одеяла, которые обнаружил в доме и стелю их у печки. В доме пока холодно, а у печки теплее. Сегодня у меня был длинный день, и я очень устал. Я вижу, что Инга тоже устала. Она сидит сонная. Я заворачиваюсь в одеяло и ложусь так, чтобы мне был виден огонь. Быстро засыпаю, но просыпаюсь от холода.
- Инга, где ты? Тебе холодно? Ты замерзла? – спрашиваю темноту, освещенную тусклым красным огнем тлеющих углей.
- Очень холодно. Наверное, завтра заболею, - отвечает голос Инги.
- Давай накроемся двумя одеялами, твоим и моим, - предлагаю я.
- Иди сюда, ну не съем же я тебя. Заболеешь, а у тебя лекции.
Видимо, это весомый аргумент, потому что Инга накрывает меня сверху своим одеялом и ныряет под мое одеяло. Я обнимаю ее, и сразу становится тепло. Нам так тепло, уютно, так спокойно лежать, обнявшись, что мы задремываем. Инга такая уютная, такая теплая. Она мне под подбородок. Когда я обнимаю ее, она вся умещается в моих объятиях, от кончиков пальцев на ногах до макушки. Хорошо-то как!
Я просыпаюсь от того, что мне на руки капает что-то горячее.
- Инга, ты что, плачешь? – спрашиваю я.
- Нет,- отвечает Инга, - я не знаю, почему из моих глаз льются слезы.
- Это твое сердце оттаивает, - высказываю догадку я.
Она так близко, у меня в объятиях. Я целую ее глаза, и на моих губах остается соленый вкус ее слез. Я  хочу осушить поцелуями все ее слезы и уже не могу остановиться. Мои пальцы расстегивают пуговицы на ее ста одежках.
- Женя, не надо. Мы же договаривались.
- Ну, почему не надо? Надо, очень надо, - шепчу я.
Это все, что я могу сказать в свое оправдание. Достаю ее из всех одежек, Целую в губы.
- Господи, как же это сладко! Как я истомился по ней, по ее губам, по ее  объятиям.
Ее губы отвечают на мои поцелуи. Инга помогает мне снять свитер и как всегда запутывает меня в рукавах. Смеется, прижимается ко мне.
- Господи, какое это счастье быть со своей женщиной! Как я люблю ее!
Я сжимаю Ингу в объятиях все крепче, не могу оторвать губ от ее тела, лечу вместе с ней к облакам. Я слышу, как в экстазе она шепчет мое имя:
Женя! Женечка! Люблю тебя! Женяааа!!!

        Мы отдыхаем после любви.  Ее голова лежит у меня на груди, она прижимается всем телом к моему боку.  Одной  рукой она  перебирает мои волосы, а другой обнимает за плечо. Ее нога перекинута через мою ногу. Мне так хорошо от этого прикосновения, как не было никогда в жизни.
-Я больше никогда и никуда не отпущу тебя, моя родная. Мы с тобой никогда не расстанемся. До самой смерти!
Инга поднимает голову и спрашивает:
- А после смерти?
Я прижимаю ее голову к своей груди и говорю:
- Никогда не расстанемся! Никуда тебя не отпущу.
- И мы умрем в один день? – спрашивает Инга.
- Да, и умрем в один день. Только зачем об этом думать сейчас?  У нас еще есть время, чтобы любить друг друга.
- Хорошо, что еще есть время.
- Жить будем у меня  на Ленинском проспекте.  Я тебя в тот дом больше не пущу. Отсюда сразу поедем ко мне.
- Можно жить в Маргаритином доме, – замечает Инга.
- Чтобы я каждый день смотрел на свой палаццо, и думал, о том, какой же  я был дурак? Я не настолько мазохист. 
-  Можешь так не думать. Можешь мысленно сделать палаццо невидимым. Будешь новый дом строить?
- Буду строить. Построю прекрасную виллу. Назову твоим именем. Будет называться вилла Мария.
- Почему Мария?
- Потому что твое настоящее имя – Мария, а в миру тебя зовут Ингой.
- И вилла Мария уплывет в теплое море, - говорит Инга, закрывая глаза.
Мы лежим очень уютно. Тепло как на лугу в летний день. Мне очень хочется любить ее снова, но я боюсь побеспокоить мою любимую. Она лежит с закрытыми глазами, дремлет. Я так долго сдерживал себя. Сейчас сжатая пружина распрямляется.
- Инга, дай мне руку. Я опять хочу тебя.
Я опускаю ее руку вниз.
Инга смеется и говорит:
- Женька, ты что, виагры нажрался?
- Как я мог нажраться виагры? А если бы ты мне отказала, чтобы я тогда делал, - смеюсь я.
- Не знаю. Ты, наверное, знал, что все будет именно так.
- Я не знал, но я надеялся. Я боялся, что ты вообще не оттаешь. Но ты оттаяла. Ты была как мамонтенок в вечной мерзлоте. Но ты ожила, вернулась ко мне, любимая моя. Инга, я так люблю тебя. Мне без тебя ничего не нужно. А ты любишь меня?
Инга молчит, а потом тихо шепчет:
- Я не знаю.
- Не знаешь или не хочешь знать?
- Не хочу знать. Ты говорил, что между нами только секс.  Вот и пусть между нами будет только секс.
- Будешь вспоминать все глупости, которые я сказал?
Между нами любовь, счастье мое. Люди не могут иначе выразить любовь, кроме как через секс. Я очень люблю тебя. Не хочу жить без тебя. Без тебя мне пусто и одиноко. Без тебя я даже успешным архитектором не могу быть. И ты меня любишь, ангел мой.
- Женя, может быть, ты подождешь, когда я сама тебе об этом скажу?
- Говори! Скажи, я же не железный, мне больно, что ты медлишь и колеблешься.  Ты любишь меня?
- Женька, это только слова.
Инга отодвигается, приподнимается на локте, гладит мое лицо и говорит:
- Разве слова что-то значат?
- Значат, слово это нить между мирами. Тем и этим.
- Тогда тем более...не надо завязывать этот бантик.
Я тоже приподнимаюсь на локте и смотрю на нее.
- Почему не хочешь сказать мне эти слова? Ты не веришь в мою любовь? Не веришь? Это потому, что ты еще не совсем оттаяла. Я отогрею тебя, и ты поверишь. У нас все будет хорошо. Обещаю тебе, родная моя, любимая моя.
Я привлекаю ее к себе, целую ее милые родные глаза.
- Ой, что это колется? - говорит Инга,  и отодвигается от меня.
- Это твоя сережка,  - говорю я, единственное украшение, которое осталось в нашем доме, после того,  как Лева устроил погром по твоему распоряжению. Лежала в твоей шкатулке. Та самая сережка. Хранил ее и вот уже четыре года ношу на цепочке. Давай я ее тебе надену.
На самом деле, еще я храню наши кольца. Я знаю, что однажды Инга опять оденет и будет носить мое кольцо, моя жена Инга.

- Ты носишь мою сережку на цепочке вместо крестика?
- Нет, ты не угадала.
- Зачем ты  хочешь надеть мне эту сережку?
- Так надо, не сопротивляйся!
Я держу Ингу за мочку уха, долго вдеваю сережку, никак не могу протиснуть дужку в отверстие в мочке, сережка не слушается и ускользает из моих рук, как живая.
- Женя, какой ты красивый - шепчет Инга, обнимая меня,  - что же это со мною происходит? Это колдовство?
- Конечно, колдовство!
Я догадался, что эта сережка - волшебная, и осталась она в шкатулке не случайно. От этого знания  меня пробирает дрожь. Я дрожу, и  мои пальцы тоже дрожат. Никак не справлюсь с такой простой задачей, но, наконец, сережка на месте. А это значит, что Инга опять будет моей, и только моей,  и будет любить меня всегда.
- А теперь поцелуй меня. Я заслужил твой поцелуй!
Инга прикасается губами к моим губам, я перехватываю инициативу и сладко целую ее долгим поцелуем. Через нас проходит неумолимая сверкающая молния, и накатывается такая волна страсти и нежности, как в первый раз, как в юности, только еще желаннее и дороже. Мы улетаем вместе в небо и парим там. И не разомкнуть объятия, и не оторвать губ.

          Инга открывает глаза и видит, что уже утро. Женя возится у печки. Он веселый, бодрый, выглядит помолодевшим лет на двадцать.
- Ну, что проснулась, радость моя? Выспалась? – с улыбкой спрашивает он, - Посмотри, какой день замечательный. Мороз и солнце. Только снега нет.
День действительно замечательный, через окна в комнату  льются снопы света, по стенам бегают солнечные зайчики от сосулек, в которые превратились ветки деревьев под ледяным дождем.
- Я выспалась замечательно. Сейчас завтрак приготовлю. Только вылезать из-под одеяла страшно. Здесь же холодрыга жуткая.
- Вылезай! Не бойся, я с тобой. Через час будет тепло.
- Женя, отвернись, пожалуйста, я оденусь.
Женька качает головой, мол, как будто я тебя не видел, но все-таки отворачивается.  Инга быстро влезает в свои джинсы и свитер и идет готовить завтрак, а Женя отправляется  разговаривать с мужиками, которые пришли помогать ему с крышей.  Потом они с Ингой завтракают, разговаривают о мелочах, но с их уст не сходят улыбка, как будто прерванная жизнь опять побежала по правильному руслу. Она была как вывихнутый сустав, а сейчас этот сустав встал на свое естественное место, и стало удобно и спокойно.
После завтрака Инга моет посуду, Женя подходит сзади и обнимает ее.
- Женя, не мешай мне. Иди, чини крышу, там тебя заждались.
- А может к черту эту крышу? Пусть они идут по домам, а мы тут обниматься будем.
- Нет, крыша в данный момент важнее. Мы в четыре часа должны будем уехать. В поезде будем обниматься.
- Ты хочешь в поезде? – смеется Женька, - ты продвинулась в своих сексуальных фантазиях.
- Продвинулась, не сомневайся. Иди уже. А то опять здесь ночевать останемся, - смеется Инга.
- А тебе не понравилось?
- Понравилось. Женя, мы потом это обсудим…Иди.

В поезде их проводят в купе, где уже едут два парня.
- А свободного купе нет? - спрашивает проводника Женя.
- Нет, все заполнено. В воскресенье все в Москву возвращаются.
Они берут белье, и Инга стелет сначала для Жени, потом для себя.
- Отдыхай, ты же устал.
Женя ложится на полку, а Инга садится рядом, прижимаясь к нему боком.
- Только сейчас, когда лег, понял, как я устал, - говорит Женя.
-  В Москве ко мне поедем?
- Женя, не хочу к вам на Ленинский ехать. Там Маргарита, опять начнет меня третировать. Знаешь, что она мне сказала на похоронах твоего отца?
- Что она тебе сказала?
- Сказала мне: Милочка, что же вы совсем не следите за своим мужем? Он таких девок домой приводит, что смотреть страшно.
Женька смеется:
- Вот старая карга! Это она специально так сказала, чтобы тебя расстроить. У нее склероз, она не помнит, что мы развелись. Продолжает считать, что мы с тобой женаты. Я же тебе говорил, что недавно она решила тебя прописать к нам в квартиру. Оцени, она к тебе смягчилась.
- Оценила. Но все-таки поеду домой.
- Мы так не договаривались. Ты же понимаешь, что я не могу  поехать с тобой в тот дом. Я там не смею посмотреть на тебя, не то, что прикоснуться.
Что же мы будем делать?
-  Будем жить раздельно, и ты будешь за мной ухаживать. Приходить на свиданья с цветами. Будем ходить в рестораны, на выставки.
- А встречаться где?
- Будем тайно встречаться в Маргаритином домике.
- Как-то ты сейчас очень легко сказала про Маргаритин домик.  Ты там со своим любовником встречаешься?
- Ты мой любовник, - шепчет Инга.
- Вот так, а я в свое время так легко согласился отдать тебе этот домик. Думал, ты хочешь жить рядом, и мы как-нибудь помиримся, а ты замуж вышла. Знал бы я, как ты его будешь использовать, никогда бы не согласился.
- Женя, я его сдавала. Но вот уже три месяца он стоит пустой. Жильцы свой дом построили и переехали. А вообще, ты, конечно, святой, поэтому имеешь право требовать такой же непорочности от меня.
- Ну, не святой. Ничего я не требую. Только, хочу тебе сказать, что я уже четыре года живу один. Когда на похоронах отца увидел тебя, понял, что мне никого на свете, кроме тебя, не нужно. Хочу, чтобы ты вернулась ко мне.
- Женя, не торопи меня, пожалуйста. Давай сейчас поспим. До Москвы еще 4 часа ехать.
- Я не тороплю тебя. Только не рассчитывай, что я буду твоим любовником.
- Почему? Слово любовник от слова любовь. Что тебе не нравится?
- Мне больше нравится слово жена, оно от слова жизнь.
- Женя, это филологическое открытие! Поздравляю тебя.
- Спасибо. Сама не даешь мне заснуть. Болтаешь.

       Вот они стоят на привокзальной площади. Надо прощаться. Женя еще раз просит:
- Инга, дорогая моя, поедем ко мне. Неужели сейчас ты оставишь меня одного?
- Женя, я не могу к тебе поехать. У меня завтра с утра лекции. Посмотри, как я одета? Я так на лекции пойду? Завтра ученый совет. Мне надо домой ехать.
Женька качает головой, думает:
- Какая же она стала беспощадная. Думает о завтрашних лекциях, о каком-то ученом совете.  Любовника завела, наверное. Деловая.
А вслух говорит:
- Ну, давай я тебя хотя бы до дома довезу. Пошли на стоянку.
- Разве ты не устал?
- Я уже отдохнул, - улыбается Евгений, - мы с вами вместе спали, вы не помните? Только это было не то, что вы мне обещали.
- Ладно, довези, если хочешь. Только перестань наезжать на меня. Ничего я тебе не обещала.
- Очень даже обещала.
Когда они доезжают до академического поселка, Женя останавливает машину и говорит:
- Я тебя не отпущу. Я не могу сейчас остаться один. Инга, ты сейчас уйдешь, и станет так пусто, что дышать станет нечем. Я задохнусь. Я не отпущу тебя, я не могу этого сделать.
Он поворачивается, зарывается лицом в ее волосы, и говорит:
- Неужели ты не видишь, что я твой, я весь твой, до последней жилки, до последней капли крови. Не прогоняй меня. Не будь жестокой.
Он ищет ее губы и накрывает их поцелуем.
- Не надо, Женя. Пожалуйста, не надо. Целоваться в машине мы точно не будем.
- А где же нам еще целоваться? У нас нет общего дома.
- Женя, ну давай завтра встретимся после работы.
- Завтра ты пойдешь в свой институт, пообщаешься там с коллегами, посидишь на ученом совете и к вечеру опять станешь деревянной. Улетишь на Луну  и будешь с недоумением смотреть на меня оттуда. И что мне тогда делать?
- Ну, давай встретимся в четверг в доме Маргариты. В шесть часов. Тебя устраивает? 
- Нет, не устраивает!
- Почему не устраивает? Я тебе свиданье назначаю! Любовное.
- Я не доживу до этого свиданья. Если ты сейчас уйдешь, у меня сердце остановится. Я умру, и ты будешь в этом виновата.
- Хорошо, не надо умирать. Я сейчас переоденусь, и мы поедем к тебе, только сначала здесь поужинаем.
- Я не пойду в этот дом.
- Женя, мы просто поужинаем и поедем к тебе на Ленинский проспект. Будет так, как ты хочешь. Анна ужин приготовила. Мне с утра даже удобней будет добираться до работы от тебя. Только я не знаю, что сказать Анне Ильиничне.
- Вот это как раз просто. Скажешь, что уезжаешь в командировку. Срочно.
- Ну да, врать ты умеешь, - со вздохом произносит Инга.
- А ты хотела, чтобы я к моему возрасту  не научился врать? – смеется Женя. – Ладно, я тоже проголодался. Пойдем, поужинаем, раз уж она приготовила ужин.
- Только Женька, надень, пожалуйста, темные очки.
- Зачем? Будет впечатление, что у меня фингал под глазом.
- У тебя глаза так блестят, что она сразу обо всем догадается.
- А по твоим глазам она не догадается?
- Я свои очки тоже надену. Я же их специально ношу, чтобы было не видно, что я думаю и что я чувствую.
- Я давно догадался, зачем ты их носишь, - говорит Женя с улыбкой.
- Ну, пошли, веди себя прилично.
- Я веду себя приличней некуда уже почти полгода. Толку никакого.

         Они заходят в дом. Анна уже накрыла все для ужина.
Уже за чаем заходит разговор об архитектуре Нью-Йорка.
Когда Евгений Михайлович говорит об архитектурных шедеврах этого города, выражение лица у него становится просветленным,  почти молитвенным.
- Когда я первый раз приехал в Нью-Йорк, я бродил по городу, как заколдованный. Конечно, я все это знал по книгам, видел по интернету, но увидеть эти здания  в реальности было для меня большим потрясением.  Вся моя московская спесь разом слетела.  Ты же была в Нью-Йорке. Что тебе там больше всего понравилось?
- Мне, вообще, Нью-Йорк нравится. Богатый город. В воздухе стоит запах больших денег, кажется, что вокруг этих небоскребов летают доллары.
Стеклянное чудо - зеленый, переливающийся в солнечном свете  небоскреб Херста, великолепные Импаэр билдинг, Банк Америки на шестой авеню, Линкольн-центр, что еще…Крайслер билдинг – совершенно потрясающее здание. А еще небоскребы с волной, бегущей по ним.
- Это просто впечатление такое, это застывшая волна. Архитектор Френк Гери, - улыбается Женя, - я его тоже люблю.
- А еще модерновое здание университета Купера.
- Да, тебе нравится? Там архитекторов готовят. Моих конкурентов. Между прочим, это один из пяти бесплатных университетом США. Туда берут самых талантливых и даже платят им стипендию за то, что они учатся. Это исключение из правил, во всех остальных университетах образование платное.
- А что скажете о  Колумбийском университете? – спрашивает Инга.
- Колумбийский университет – классика. Библиотека Лоу – великолепное здание, а напротив библиотека Батлера,– мечтательно говорит Евгений.
- А мне больше всего запомнился один новый храм украинской православной церкви в пригороде. Николая Николаевича  пригласили прочитать курс лекций в Колумбийском Университете.  Мы жили в кампусе на Манхеттене, и я через весь город ездила к Лизе. Они снимали дом в пригороде, вы помните этот дом, Евгений Михайлович?
- Я помню, - вздыхает Евгений. Ему не нравится, что Инга так легко упоминает о Никольском.
- Ну, так вот, я добиралась  до Лизиного дома  сначала на подземке, а потом ехала на автобусе. Каждый раз, когда я проезжала мимо этого православного храма, я не могла оторвать от него глаз, потому что там была удивительная чистота линий.
Этот храм - пятиглавый собор, в стиле модерн, ослепительно белый, очень стройный, летящий. Удивительная, совершенная линия апсиды. Мысленно я всегда проводила по ней пальцем.
Очень чистая линия православного купола,  но эта линия, как бы освобождена от тяжести. Она как бы условная. Я не знаю, как это достигается. Это удивительно. Почему-то, когда я смотрела на собор, мне всегда вспоминалась березовая роща в Поленове, помнишь, мы с детьми туда ездили?
Женя улыбаясь, кивает головой, и Инга продолжает:
- Купола собора серебряные и под ярким нью-йоркским небом они выглядят  нежно голубыми, как небеса.
       Однажды я ехала, когда с побережья пришел туман. Эти купола растворялись в тумане и переходили прямо в небо. Выглядело так, что  в вышине, возникая ниоткуда, прямо в небе светились золотые кресты.
Мне очень хотелось посетить этот храм, посмотреть, какой он внутри. Однажды я попросила, чтобы остановили автобус, и пошла туда.
Внутри собор оказался еще лучше, чем снаружи. Он был весь залит солнечным светом, который шел через окна в барабанах куполов. В этой церкви было непривычно много света. Светло, как в раю.
В этом свете золотились иконы, мигали огоньки свечей,  пахло ладаном. Я испытала такую радость, такое благоговение, как будто действительно увидела уголок рая. Мне очень  не хотелось оттуда уходить. Мне было так хорошо, и было такое чувство, что я дома, на родине, а не в шумном Нью-Йорке, что кто-то гладит меня по голове легкою рукою.
Я поняла, что хотя церковь украинская, строил ее какой-то очень светлый русский человек. Я в эту церковь влюбилась.
- Как романтично. А в архитектора вы случайно не влюбились, Инга Леонидовна? - спрашивает Женя с улыбкой.
- Некоторые женщины действительно влюбляются в талант, в интеллект. Эту церковь строил гений, поэтому я, конечно, влюбилась в него, правда, заочно, - улыбаясь в ответ, произносит Инга.
- Это правда? А если встретишься с ним очно, признаешься в любви? – спрашивает Женя, снимая черные очки, и серьезно глядя на Ингу.
- Что? - выдыхает Инга. Она медленно снимает свои дымчатые очки и смотрит на него  округлившимися от удивления лазоревыми глазами.
Их взгляды пересекаются, и, преодолевая черное пространство, разделяющее их, летят навстречу друг другу.
- Это ваш проект?- спрашивает Инга, опуская глаза. 
- Ты всегда и везде выбираешь меня, - думает Женя, а вслух произносит, улыбаясь:
- Мой проект, наша мастерская разрабатывала...
Инга закрывает лицо руками,  потом опять надевает свои ужасные очки.
- Евгений Михайлович, я не знала, что это вы автор этого шедевра.
Я сказала лишнее.
- Ничего, мне было приятно. Вы очень тонко чувствуете архитектуру, - говорит Женя, закусывая губу, чтобы не рассмеяться, - возможно, это потому, что вы были замужем за архитектором.
- Не вижу связи. У меня врожденное чувство гармонии, - говорит Инга, тоже сдерживая улыбку.
- У кого вы работали, чья это мастерская? – спрашивает она.
- Моих сводных братьев и отчасти моя. Фирма досталась братьям  по наследству от их отца, а моя мать отдала мне свои 30 %.
- Вроде, у них нет традиции, дарить детям что-либо из собственности еще при жизни родителей.
- У них нет, а у нас есть. Моя мать живет в художественной общине. Говорит, что ей ничего не нужно.
- А где располагается фирма территориально?- спрашивает Инга, чтобы не молчать, чтобы в их разговоре не образовалась многозначительная пауза.
- В Трентоне, - улыбаясь, отвечает Женя, - есть городок такой, не очень далеко от Нью-Йорка.
- Инга Леонидовна, так вы опоздаете на поезд. Вам надо поторопиться. Вы забыли, что едете в командировку? -  весело напоминает Евгений.
- Спасибо, я помню. Я быстро соберусь. Подождите меня, пожалуйста.
- В какую командировку? Вроде она никуда не собиралась, – недовольно спрашивает Анна Ильинична.
- В срочную. Инга Леонидовна попросила меня отвезти ее на вокзал. Она очень торопится. Я любезно согласился проводить ее.
- Любезный какой, - ворчит Анна Ильинична, - ирод...

       Они едут по темному шоссе. Небо очистилось, и светят далекие звезды.
В машине играет тихая музыка, или это только кажется, что играет музыка, а на самом деле это тихо поет дорога и пролетающие столбы...а, может быть, это мелодия жизни, что не затихая звучит в сердце..
-Значит, я, по-твоему, гений? - спрашивает Женя.
-Значит, по-моему, ты гений, – отзывается Инга, поворачивается  к нему  и гладит по щеке, - только ты очень колючий, небритый гений.
- Как ты относишься к небритым гениям? - спрашивает Женя.
- Предпочитаю бритых…
- Ах, вот как! Ну, берегитесь, Инга Леонидовна!
- Я берегусь, Женечка, берегусь…