Петухов и поезда

          Петухов любил поезда.
          И они отвечали ему взаимностью.
          Самолёт – это несерьёзно… Только успел сесть, пристегнуться, перекусить, чем Бог послал (вернее, тем, что принесла стюардесса) и уже надо опять пристёгиваться и нестись вместе с самолётом, сломя голову, вниз, к земле. Не любовь, а так – мимолётное увлечение, флирт и не более того. И стюардессы своим видом только подтверждают этот постулат: холодные, красивые, неприступные. Как и небо, в котором они живут. Эдакая женщина-мечта с картин импрессионистов.
          Другое дело – поезда. Проводницы – женщины земные, с юморком (иначе в этой профессии долго не протянешь), больше похожи на любимых женщин художников эпохи Возрождения.
          В поездах всё по-домашнему: тихо, спокойно, размеренно.
          Зайдёшь не спеша в вагон. Поставишь вещи на полку. Выйдешь обратно на перрон, чтобы покурить. Петухов не любил и раньше курить в душном тамбуре, во время движения поезда, а теперь, после всех этих запретов и грозящих штрафов, и подавно. Можно спокойно дождаться большой остановки и покурить не спеша, наслаждаясь процессом: с чувством, с толком, с расстановкой.
          В последнее время Петухов покупал билеты через Интернет. Можно было выбрать и вагон и место. Он старался всегда брать с цифрой 13. Либо место, либо вагон – без разницы. Это было его любимое число. Если не удавалось его заполучить, то поездка получалась скомканной, не приносила радости, а проходила буднично и по-командировочному. А когда заветные цифры стояли в билете, любая рабочая поездка превращалась в отпускную, со всеми вытекающими: хорошим настроением, удачной командировкой или приятными знакомствами в пути.
          Петухов любил в поезде читать. Желательно, чтобы книга была бумажной. Настоящей. С типографским запахом. Со склеенными страницами. Издания ещё советских времён. Вы спросите, почему советских? Потому что Петухов терпеть не мог ошибки и опечатки в тексте. А в современных книгах – это сплошь и рядом. Не говоря уже про электронные. У Петухова была электронная «читалка». В неё было «закачано» энное количество текстов. Но… не сошлись характерами. Петухов не получал того наслаждения и тактильного кайфа, которым делилась с ним бумажная книга. Точно так же, Петухов не пил в поездах чай из пластмассовых стаканчиков. Он шёл к проводнице и покупал чай у неё. С двумя ложками сахара. С долькой лимона. И, обязательно, в стеклянном стакане с железным подстаканником. Иначе зачем, вообще, пить чай в поезде?
          Ещё Петухов любил слушать своих попутчиков по купе. Он обладал редким по нынешним временам даром – умением выслушать собеседника. Причём, это его, действительно, не напрягало. Наоборот, было интересно и познавательно слушать чужие истории, анализировать, прилаживать их как-то к своей жизни, сравнивать и думать: «А как бы я поступил в такой ситуации?»
          Вот и сейчас, после знакомства и обмена дежурными вопросами, его спутница по купе, распознав в Петухове благодарного слушателя и проникшись к нему за короткое время безграничным доверием после упоминания, что он с женой живёт уже двадцать пять лет, начала свой рассказ.

***

          Света, сколько себя помнит, была принцессой.
          Ей так говорила мамочка. И Света ей верила.
          С детства ей внушали, что она – самая умная, красивая и, вообще, лучше всех и все мальчишки будут валяться у её ног. И постоянно напоминали.
          О том, что она красавица и умница, Света слышала по нескольку раз в день. Её постоянно обнимали, целовали и гладили по голове. Опекали и лелеяли, не допуская нетактичных замечаний в адрес девочки. Старались не выставлять её в смешном положении, чтобы не ранить её достоинство. Давали право выбора в мелочах: спрашивали, что она хочет на ужин, и в каком платье пойдёт в садик.
          Особенно её любил дедушка-генерал. Он не часто мог себе позволить с ней поиграть или поговорить по душам (армейские дела доставали его зачастую и в городской квартире, и на загородной даче), но если им удавалось спрятаться ото всех и побыть вместе, то это были самые счастливые минуты.
          Бабушка, которая ни минуты не работала в своей жизни, следуя за мужем по гарнизонам и частям, привыкла к такому образу жизни, всячески превознося мужа и переложив заботу о семейном благополучии на его плечи. Когда на плечах генеральские погоны – это не сложно. А те времена, когда лейтенантскую зарплату мужа негде и не на что было потратить, потому что в гарнизонном магазинчике ничего толкового не было, бабушка начисто забыла. Или предпочитала просто не вспоминать.
          В общем, Света не заметила, как из маленькой принцессы в розовом чешском платьице она превратилась в куклу. Двадцатилетнюю, взбалмошную, капризную и безответственную. Хотя, и красивую.
           Родственники переусердствовали в выражении своих чувств и вместо воспитанной, благородной девушки они вырастили избалованную и эгоистичную особу, для которой все вокруг – слуги и у которой всегда завышенные требования и полное отсутствие уважения к старшим.
          Всё закончилось тем, что она уехала из города с выпускником военного училища по распределению в Грозный. Проблемы начались сразу. Жить в общежитии, с общей кухней, туалетами и душем – к этому она не привыкла. И привыкать не собиралась. Скандалы в молодой и неокрепшей семье заканчивались одинаково: слезами Светы и уходом мужа к друзьям-лейтенантам. Возвращался он поздно и очень пьяный.
          Через несколько недель такой жизни Света собрала вещи и уехала к родителям. Те, конечно же, простили свою принцессу и устроили на «блатную» работу, в какое-то министерство. Должность была маленькая, работа – «непыльная». В общем, всё как Света и любила.
          Так прошло ещё несколько беззаботных лет. Она уже давно забыла о разводе и мечтала опять выйти замуж, но за «достойного» мужчину, который бы смог её содержать и оплачивать её женские капризы.
          Отец внезапно умер от рака. Дедушка-генерал ушёл в отставку и вскоре, тоже,  умер, так и не вкусив все прелести жизни советского пенсионера. Впрочем, не так долго продержался после этого и Советский союз – распался как карточный домик под напором ветра перемен, подувшего с Запада.
          Бабушка и мать, лишившись привычной материальной поддержки, приуныли и заскучали. Жить, как все, они не хотели, а по-другому в девяностые годы могли жить либо воры и спекулянты, либо чиновники, либо бандиты. Поэтому они уговорили Свету выйти замуж за местного авторитета по кличке «Седой». Это замужество, тоже, оказалось не слишком удачным и длительным, но уже по другой причине. Мужа «завалили» на очередной бандитской разборке. Тут же «нарисовалась» куча кредиторов, которым Седой, якобы, задолжал. Дело запахло керосином.
          На семейном женсовете было решено бежать, «пока не грохнули!»
          Света села в автобус и уехала в Москву. Там устроилась в какую-то фирмочку «купи-продай» и худо-бедно просуществовала так два года. Лихие девяностые подошли к концу. Бандиты стали бизнесменами. И Света решила ещё раз рискнуть и попробовать вытянуть счастливый билет в красивую жизнь – устроилась секретаршей в более крупную, только что созданную компанию, торговавшую недвижимостью в столице. Босс был доволен «своей принцессой» и потихоньку она начала прибирать нити управления компанией в свои руки: ни один контракт не проходил мимо её глаз, документы ни по одной сделке не попадали на стол шефа мимо её рук. Когда ей показалось, что дело сделано, она немного успокоилась и совершила роковую ошибку – забеременела. И, более того, сказала об этом своему лысеющему принцу. Он, естественно, был очень недоволен. В конце концов, её просто выставили за дверь с пухлым конвертом в руках и просьбой «дальше решать свои проблемы самой».
          Проблема с каждой неделей становилась всё очевидней – живот округлялся и рос. Поплакав в пустой съёмной квартире, прикинув на сколько хватит «баксов» из конверта, Света решила рожать. Всё-таки ей уже исполнилось тридцать. Бабушки и мамы рядом не было, отговаривать было некому и она, впервые в жизни, самостоятельно приняла очень важное для себя решение. И, как ни странно, почувствовала себя свободной. Она освободилась от себя прежней. Света менялась сама. И жизнь вокруг неё, тоже, стремительно менялась. Подрастал сын. Взрослела, хоть и после тридцати, Светлана.
          Когда сыну исполнилось шесть лет, она, устав от столичной суеты и беготни, забрала трудовую книжку в бухгалтерии, раздала коллегам по работе свой нехитрый домашний скарб и, купив билет на автобус, поехала обратно – в свой любимый южный город.
          Бабушки и матери она в живых не застала. Зато, нежданно-негаданно, приобрела сестру. Ею оказалась родная тётя. Когда мать умерла, родственники нашли документы, по которым стало понятно, что тётя Вера – никакая не тётя, а её родная сестра, рождённая матерью до брака и записанная, поэтому, на бабушку. Прямо, Санта-Барбара какая-то!
          От продажи дедушкиной квартиры Светлане досталась треть суммы. Но на неё в то время можно было купить только комнату в коммуналке. Что она и сделала. И стала жить в ней с сыном.
          Через несколько лет, как снег на голову, свалился старший брат. Судя по многочисленным наколкам, вернулся он из тюрьмы, а не из северных заработков. Нагло и без спросу поселился у неё в комнате, и жизнь опять стала невыносимой.
          «Видно, не судьба мне в этой жизни иметь свой угол…» – посокрушалась Светлана и, забрав сына, переехала на очередную съёмную квартиру.
          Как-то утром, уходя на работу, она столкнулась нос к носу с мужчиной, который показался ей очень знакомым. И, кажется, заходя в лифт, она услышала вдогон неуверенное «привет…» А, может, и показалось.
          Вечером, готовя ужин, она услышала звонок в дверь, вышла и обомлела. Перед ней стоял её бывший муж – в военной форме и с цветами.

– Ну, здравствуй, соседка…

– Здравствуй, сосед…

          Они проговорили всю ночь. И решили попробовать заново. Наперекор суждению, что «нельзя войти в одну и ту же реку дважды».
          Всё-таки, Гераклит жил две с половиной тысячи лет назад и за это время много воды утекло.

***

          Если бы Петухов прочитал эту историю в книжке или в Интернете, то подумал бы, что это авторский вымысел. Но сидевшая напротив него женщина была мало похожа на писательницу и, тем более, на фантазёрку.
          Светлана вышла поздно вечером в Ростове-на-Дону, а Петухов ещё несколько часов записывал её рассказ в ноутбук под мерное перестукивание колёс с рельсами и усыпляющее покачивание купейного вагона.
          «Жизнь – самый лучший драматург…»  – уже засыпая, подумал Петухов.