Небо под ногами

          Москва никогда не была для Петухова чем-то чужим, инородным и пугающим. Несмотря на то, что он всё время жил в городах значительно меньше и медленнее, приезжая в столицу, он всегда сходу попадал в её ритм, сразу научился разбираться в паутине её улиц и переулков, не терялся и не тушевался, когда она подсовывала ему очередную головоломку, думая: «Ну, сейчас-то этот провинциальный выскочка у меня получит!»
          Петухов иногда, даже, подумывал о том, чтобы переехать сюда на ПМЖ. Да-да, он в курсе, что она не резиновая! Но здесь ему всегда было интересно. Даже когда что-то не получалось. Или, наверное, вопреки этому. Раз приехал – нужно сделать то, зачем приехал. Иначе, какой смысл? Сиди себе за тридевять земель на печи, жуй калачи и выходи раз в тридцать три года на запланированный подвиг.
          Он так не может. Петухову всегда интересно браться за что-то новое. И это что-то должно быть сложнее и увлекательней, чем то, чем он занимался до этого. Постоянный вектор вперёд: делаешь вид, что пляшешь пять дней под столичную дудку, а потом отходишь на уже завоёванные позиции и, как большой военачальник, оттуда разглядываешь в подзорную трубу диспозицию и оцениваешь свои шансы на успех. Издалека лучше видно. Особенно с оптикой Carl Zeiss и с немецкой выдержкой и педантичностью.
          Догадайтесь, кто его любимый литературный герой? Правильно, Андрей Иванович Штольц из «Обломова».
          Петухов был последователен и поднимался к своей цели (хоть она и была размытой и нечёткой, потому что находилась высоко в небе, за слоем туч и провинциального тумана) постепенно, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, решая по пути промежуточные задачи и отвечая на вопросы, возникающие по ходу движения.
          Он прекрасно понимал, что литературного таланта Бог ему отвесил немного. Но уже то, что ему что-то перепало свыше из того, что другим неведомо и недоступно, мотивировало Петухова: его стихотворения приобрели те качества, которые позволяли рассчитывать на публикацию в известных литературных журналах; у него начала получатся проза – после написания небольшого романа он почувствовал прилив сил и уверенности, взялся за написание рассказов. Причём, он не ходил и не оббивал пороги «литературных толстяков» – инициаторами публикаций были редакторы этих журналов. И это, тоже, радовало и, даже, немного льстило ему. Любой творческий человек (в той или иной степени) тщеславен: каждый стремится, если не к славе в полном смысле этого слова, то уж к известности, несомненно. Так думал Петухов и считал это правильным и  логичным.
          Вот и в этот приезд в столицу он наметил себе план, от которого не хотел отступать. Сначала – посещение московского слэма, потом – встречи с поэтами в рамках Московского биеннале, в конце – церемония вручения какой-то важной литературной премии. Трудность состояла лишь в том, что все эти мероприятия заканчивались довольно поздно, а Петухов остановился у своего старого друга, который жил сейчас с семьёй в подмосковном звёздном городке. Это двадцать пять километров от МКАДа. В первый вечер после приезда друг его встретил на платформе Бахчиванджи. Они зашли в круглосуточный магазин, взяли выпивку и закуску, а потом долго (как показалось Петухову) шли по какому-то дачному посёлку (друг каждую минуту показывал рукой вправо или влево и говорил, что здесь живёт такой-то космонавт, здесь – вот этот: все фамилии были на слуху и знакомы ещё по учёбе в школе), потом прошли КПП и минут десять шли по дорожкам военного городка, пока, наконец, не пришли к нужному дому.

– Только ты извини, придётся пить на кухне и тихонько – я с женой поругался.

– Не вопрос! Главное – встретились! Лет пятнадцать, поди, не виделись?

– Что-то вроде этого… – пожал плечами друг и открыл дверь подъезда.

***

          Утром, чтобы никого не разбудить, Петухов потихоньку выбрался из кровати и вышел на балкон. Друг жил на тринадцатом этаже и вид с его балкона открывался умопомрачительный: вокруг, куда доставал взгляд, простирался лес (сосны, берёзы, ещё какие-то лиственные деревья, в которых Петухов не особо разбирался). Чуть правее, внутри Звёздного городка, был довольно большой пруд. Левее – за забором, раскинулся дачный посёлок, отвоёвывающий у леса территорию метр за метром. Вернее, углубляющийся в лес, потому что сосны и берёзы были в каждом дворе. Если их и вырубали, то только для того, чтобы расчистить место под постройку, собственно, дачного домика. И всё. Остальное пространство оставалось во власти леса.
          Стоя на балконе, Петухов аккуратно сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, распрямил плечи и почувствовал каждой клеточкой своего организма, что похмелья бояться не стоит – удивительный воздух подмосковных лесов моментально побеждает утреннее недомогание. Надо лишь выйти на балкон и сделать несколько глотков этого свежего целебного бальзама. «Конечно, космонавты – не дураки, знали, где поселиться» – думал Петухов, одеваясь для того, чтобы пройти на кухню и провести некоторую рекогносцировку.
          На кухне никого не было, дверь во вторую комнату была открыта и она была пуста. Петухов позвонил другу.

– Проснулся, отпускник? – голос друга был весел и бодр, как будто это не они вчера засиделись за разговорами и воспоминаниями допоздна, и пошли спать уже под утро.

– Слушай, в квартире никого нет.

– Я в курсе. Жена уехала рано утром в Москву, дочь – в школе. Я скоро приду, на работе нужно было решить срочные вопросы, но я уже отпросился, так что жди.

– Так точно, товарищ майор. Есть сидеть и ждать! – ответил Петухов и дал отбой.

          Его опять потянуло на балкон. Он взял из комнаты стул, уселся, достал сигареты, потом передумал и положил их обратно в карман. Петухов сначала наблюдал за тем, как по лесной дороге, вдоль забора военного городка, периодически выныривая из клубов пыли, плыл старенький «Москвич». Потом он с удовольствием смотрел, как большая семья на двух джипах приехала на свой участок с небольшим замком (по другому этот дом с башенками и не назовёшь), и понеслась настоящая «санта-барбара»: из первой машины выпрыгнула собака и пошла наматывать круги вокруг дома, большого бассейна и деревянной пристройки; муж с женой сразу начали ругаться, и их крики были слышны даже на тринадцатом этаже; дети вывалили из багажника надувной бассейн, потом, видя, что родителям не до этого, достали несколько мячей, ракетки для бадминтона, складной зонтик от солнца и подвесные качели. При этом они успели попинать мячи так, что те были разбросаны по всей немаленькой территории. Они поиграли в бадминтон, но неудачно: больше двух-трёх ударов их розыгрыши не длились. После этого они попытались воткнуть возле нераскрытого детского бассейна разноцветный зонт, но, как только они отходили на несколько шагов, он предательски валился на траву. Родители всё это время ругались. Они перестали ругаться только тогда, когда собака, выловленная детьми и брошенная в большой бассейн без воды, начала истерично лаять при попытках оттуда выбраться.
          «Да, явно домашняя собака. Была бы Белка или Стрелка – давно бы выбралась» – эта мысль пришла Петухову в голову одновременно со звонком телефона.

– Одевайся и выходи! Дверь просто захлопни, мы ждём тебя внизу.
Петухов хотел спросить кто это «мы», но не успел – короткие гудки уже вовсю сверлили ухо.

          Возле подъезда стоял друг с каким-то мужиком.

– Знакомься. Это Василич. Космонавт. Два раза был там! – друг многозначительно посмотрел вверх.
 
          «Там – это на небе или у Путина?» – хотел пошутить Петухов, но постеснялся.

– Петухов. Писатель. – Коротко представился он.

          Взгляд космонавта на несколько секунд превратился из скучающего в заинтересованный, но потом, опять, перешёл в дежурный режим.
 
– А как Ваша фамилия? – поинтересовался Петухов у Василича.

          На лице космонавта вспыхнуло недоумение, но, подумав, он всё же ответил:

– Sic transit gloria mundi…

– О, как я вас понимаю насчёт земной славы… – серьёзно сказал Петухов, вовсю улыбаясь внутри себя.

          Они решили пойти и выпить на природе. Так сказал друг.
 
– У меня вечером важное мероприятие. Поэтический слэм.

– Это что за зверь такой? – в глазах космонавта опять забрезжили огоньки интереса.

– Это соревнование между поэтами, которым за три минуты нужно прочесть несколько своих стихов и понравиться зрителям.

– Ты участвуешь? – спросил друг и, получив в ответ от Петухова короткое «нет», продолжил, – Ну и чего тогда переживать?

– Просто делюсь планами на вечер.

– А я предлагаю поделить вот это вот на троих… – заговорщицки прошептал друг, вытаскивая из пакета бутылку коньяка, и резко свернул в какие-то кусты.

          Через несколько метров их троица очутилась на маленькой полянке, не больше трёх-пяти метров диаметром, скрытой от посторонних глаз густой зеленью.

– Намоленое место? – поинтересовался Петухов.

– Ага. «Святое»… – многозначительно улыбаясь, произнёс космонавт.

          Петухов непонимающе посмотрел сначала на Василича, потом на друга.

– Тут в пятидесяти метрах от нас собираются церковь строить.

– Ясно. А космонавты в Бога верят? – Петухов задал вопрос, интересовавший его с самого детства.

– По-разному. Кто-то верит, кто-то нет. Наливай! Сколько можно терпеть уже?

          Друг ловким движением достал из пакета три пластиковых стаканчика, водрузил их на широкий пенёк, по-хозяйски расположившийся посреди поляны, туда же положил небольшую коробку конфет и три яблока.
          «Прям, джентльменский набор, блин» – подумал Петухов, опять внутренне улыбаясь. Друг, как будто заметив это, сказал:

– В сейфе на работе лежало. Мне только коньяк пришлось докупить.

          Василич в нетерпении ёрзал всем телом, давая понять, что такое серьёзное и важное дело нельзя больше откладывать.

– Ну, за мирное небо у нас под ногами! – Василич залпом опрокинул коньяк внутрь, крякнул и занюхал рукавом видавшей виды куртки.

          Бутылку они выпили быстро и, потерявший интерес Василич, сославшись на неотложные дела, растворился в зелёном космосе подмосковного леса.

***

          Вечером Петухов сидел в модном литературном кафе и смотрел финал столичного слэма. Зрелище, прямо скажем, было на любителя. Нет, поэты выступали вполне достойно. Хотя далеко не все дотягивали до того определения, которым их наделил ведущий – «звёзды московских поэтических подмостков». Хуже было другое: Петухов, приученный  к тому, что стихи читают в тишине библиотек, школьных классов и студенческих аудиторий, был шокирован поведением публики. Назвать собравшихся «слушателями» не поворачивался язык. Все вокруг ели, пили, разговаривали друг с другом – в общем, делали всё, только не слушали стихи. И как семеро из них умудрялись что-то расслышать в этом шуме и гаме, и поднять руку с оценкой, Петухов представлял с трудом. Где-то с середины вечера один из «слушателей», через каждые пять минут «восставая» из салата, поднимался и громко кричал в толпу: «Пидарасы!!!» Потом садился, погружал голову обратно в салат и засыпал до следующего приступа то ли гомофобии, то ли восхваления сексуальных меньшинств. Петухов не смог по интонации оратора определить «за» тот или «против».
          Поэтические чтения в рамках биеннале проходили более академично и спокойно, но Петухова огорчил тот факт, что практически не было слушателей. Поэты стайками приходили на мероприятия и читали сами себе. При этом, некоторые из них так вжились в роль литературных столичных звёзд, что не замечали ничего и никого вокруг, как будто у них под ногами не земля, а небо. «Есть только Я между прошлым и будущим!» – перефраз строчки известной песни смело можно было считать их девизом. На вручении премии это впечатление только усилилось: много пафоса, неприкрытая лесть в сторону мэтров, заискивание перед спонсорами, завистливые взгляды в спины поднимавшихся на сцену лауреатов.

***

          За окном купе русская ночь с широкой купеческой душой раскидала по небу пятаки звёзд. Лунный рог был полон янтарного напитка и указывал путь на Кавказ. Проводница уже несколько раз заглядывала к нему, интересовалась, «не желает ли он ещё чего-то?», делая акцент на первой части вопроса, подмигивала и настойчиво намекала на неограниченные возможности железнодорожного сервиса. А Петухова съедала вселенская грусть-тоска, причину возникновения которой он до конца не осознал и не мог объяснить даже сам себе. «Наверное, так звёзды сегодня выстроились…» – зевая и чувствуя, что под перестук колёс поезда, он сейчас уснёт, подумал Петухов.

***

          Через год, по приезду в Москву, Петухов попытался дозвониться другу, но в ответ услышал малоприятное «абонент недоступен». Позвонил ещё нескольким знакомым и узнал, что тот развёлся, сменил место жительства, как они пошутили: «Променял звёзды на жопу мира». А ещё через год, узнав, что Петухов приехал презентовать в столицу свою новую книгу, друг объявился сам, позвонил с нового номера и предложил встретиться.
 
– Знаешь, а я ни о чём не жалею: ни о звёздах на погонах, ни о «Звёздном городке».

– Так ты ушёл и из армии, и из семьи?

– Почувствовал, что перестал любить и жену, и работу… Недавно опять женился. Не поверишь, но новую жену мне нашла дочка. Через Интернет.
 
– Ну и славно. За покорение новых вершин и высот!

          Друг широко улыбнулся, подмигнул Петухову и произнёс в ответ:

– И за мирное небо у нас под ногами!..