Нобелевская премия

          Петухов шёл с работы уставший и задёрганный. Новая бухгалтерша требовала какие-то отчёты по клиентской базе, которых никто отродясь не делал в их фирме. Постоянный клиент сбросил счёт на семь страниц, обработка которого заняла несколько часов: согласования с отделом закупки, переговоры с производителями  по срокам поставки, написание служебных записок вышестоящему начальству о разрешении продаж по ценам, ниже прайсовых. И всё это коту под хвост, потому что после обеда клиент позвонил и отказался, не особо внятно объяснив причину: мол, никто не виноват, так иногда бывает, у застройщика резко поменялись планы и он в этом товаре сейчас не нуждается. Ещё несколько часов пришлось потратить на отмену всех согласований, проделанных до обеда. В общем, рабочий день не задался и Петухов надеялся, что хоть дома он отдохнёт душой и телом.
          Он позвонил в домофон, подождал три дежурных звонка, для верности прослушал ещё два, но никто не открывал. Никто – это, в смысле, жена. Потому что сын был в армии, а их кот не достиг ещё такого уровня развития, чтобы снимать трубку домофона и нажимать кнопку «Open». Кот обладал обычным для домашних питомцев набором: ходил в лоток, но иногда из каких-то своих побуждений метил определённые места их общей с ним жилплощади; умел громко мяукать, сидя перед балконной дверью и просясь на прогулку; мог красиво, по-домашнему урчать, когда тёрся вокруг них с женой, лежащих на диване; много и добросовестно спал, свернувшись калачиком; облизывал своим неимоверно шершавым языком им руки, когда хотел выказать высшую степень своей расположенности к хозяевам. Хотя, глядя на его наглую чёрную усатую морду, становилось понятно, что хозяином – единственным и неповторимым – он считал именно себя, а никак не примерял эту роль на Петухова с женой.
          Петухов порылся в сумке, где лежала пустая пластмассовая баклажка для обедов, нащупал пузырёк «Нафтизина», шариковую ручку и только потом связку ключей с брелоком для открывания домофона. На первом этаже было темно и пахло тряпками, которыми моют отхожие места, а не подъезды многоквартирных домов. Оба лифта стояли на последнем этаже и пришлось переминаться с ноги на ногу, ожидая, когда же можно будет доехать до своего этажа, открыть дверь квартиры, повесить сумку на вешалку в прихожей и, не снимая куртку и обувь, добежать до туалета, наконец-то выдохнув и одарив мир широкой улыбкой блаженного освобождения.
          Кот, обычно встречающий всех домочадцев возле двери, спокойно дрых на широкой спинке кресла и даже глазом не моргнул, пока Петухов не вышел из туалета. Лениво и с показным равнодушием зевнул, перевернулся на другой бок и продолжил спать, как ни в чём не бывало.
          Петухов понял, что сегодня явно не его день и, смирившись с этим, побрёл на кухню готовить ужин. Он вспомнил, что жена предупредила о том, что задержится на работе и что нужно купить пельмени и сметану. «Нет, в магазин я не пойду! Что-то же должно быть в доме съедобного?» – подумал Петухов, открывая дверцу холодильника и тут же отскакивая от него, как от прокажённого. В это время с верхней полки, красиво переворачиваясь и забрызгивая всю кухню красным, вываливается кастрюля с остатками борща и с диким грохотом падает на пол, гремя отскочившей крышкой.
          Из-за угла коридора высовывается недоумевающая морда кота. «Твою дивизию!» – в сердцах бросает в пространство Петухов и начинает наводить порядок на кухне. Через полчаса, голодный и злой, он вываливает в кипящую воду магазинные пельмени, фонтан брызг поднимается над кастрюлей и несколько капель попадают Петухову на руку. Их кот давно не слышал таких воплей, вперемешку с матами, поэтому ещё раз внимательно и осторожно высунулся из-за угла, оценил ситуацию как критическую, и быстро шмыгнул обратно в спальню.
Взгляд Петухова скользнул по кухне и остановился на баре, где среди пузатых бутылок шампанских вин сиротливо, но гордо стояла в строю стеклянная пол-литровая фляга с коньяком. «Вот оно – спасение…» – понял Петухов и аккуратно, чтобы ничего не разбить, достал сначала коньяк, а потом и бокал с полки над раковиной…
          «А теперь новости культуры. Сегодня, 10 октября 20… года, стало известно имя лауреата наивысшей награды в области мировой литературы – Нобелевской премии. Нам очень приятно, что им стал писатель из российской глубинки, который не фигурировал в списках букмекеров на первых местах, но его литературный труд был оценён нобелевским комитетом с формулировкой «мастеру современного короткого рассказа». К сожалению, нам известна только фамилия лауреата, потому что он, как и Виктор Пелевин, не любит себя афишировать. Фамилия очень простая и очень русская – Петухов…»
          «Почему это я не люблю афишировать себя?» – с негодованием подумал Петухов и тут только до него начало доходить всё сказанное по телевизору. Он заметался по кухне, обдумывая в чём поехать на награждение в Стокгольм, какую приготовить нобелевскую речь, как, наконец, отпроситься у начальства  –  ведь он только в августе был в отпуске…
 
–  Петухов, ты что это спишь за столом на кухне? Фу, да ты надрался, как сапожник!

          Жена тормошила офигевшего Петухова за плечо, а он беспомощно моргал заплаканными глазами и не мог понять: это слёзы от обиды за так и неполученную Нобелевскую премию или от счастья, что жена вернулась и он сможет, наконец-таки, поужинать.