Папаха

 В первую же ночь после присяги, у меня увели шапку. В карантине тоже крали, но старшина предупредил, что настоящая служба начнётся в роте. Вот и началась! Вместо пушистой красавицы с голубым отливом, на прикроватной тумбочке лежала облезлая уродина с засаленным нутром.
Шапки крали  у всех салаг, пришедших из карантина и не только шапки, а весь набор вещевого довольствия, кроме портянок. Хотя, это трудно назвать кражей; скорее забирали или даже меняли. Забрали бы и портянки, но за месяц карантинной муштры, они так испохабились, что выглядели хуже стариковских.
На утренней поверке, салаги выделялись обносками разной степени ветхости, зато деды щеголяли в новом обмундировании. Никто не удивлялся и не протестовал. Это была традиция; неписанный закон и железное правило армейской жизни. Ещё в карантине, нас строго предупредили о сохранности военной формы. Хранить её следовали не для себя, а для традиции. Чтобы не позорить армейскую честь и славу. Не будет же дед уходить на дембель в кривых сапогах и дырявой шапке или упаси бог в старом прикиде.
Старики нас заждались. Они деловито обсуждали качество казённой формы напяленной на солобонов, будто перед ними стояли не живые люди, а военторговские манекены. Тут же происходил вещевой обмен и если возникали споры, то только между стариками претендующими на один предмет вожделения. Манекену следовало сохранять приличие, т. е. опустить глаза долу, дабы не тревожить дедов дерзкими взглядами и тем паче, не встревать в их беседу.
Весь обмен был завершён перед отбоем, а я так и остался при своих интересах, главными из которых были шапка и сапоги. Даже не столько сапоги, сколько шапка. Я мог расстаться с сапогами под угрозой увечья и смерти, но за шапку сражался бы до последнего. Из-за головы у меня всегда были неприятности. То есть, с внутренним содержанием, кроме тройки по математике никаких проблем, но размеры! Парикмахеры даже шутили, что с такой головы надо брать двойную цену...
Я никогда не пользовался головными уборами. Грузинский климат позволял обходиться причёской. Но старшина карантина сразу объяснил смысл здешней жизни: "Зачем солдат существует в природе? Чтобы честь отдавать, а как без шапки?" И когда я поднёс ладонь к виску, он возмущённо рявкнул: "К пустой голове руку не прикладывают, - и добавил главный аргумент, - здесь тебе не Грузия, без шапки запросто околеешь".
Шапку для меня разыскали в гарнизонном НЗ. Старшина радостно дул на мех и ворошил его пальцами: "Береги пуще жизни! – сказал он, передавая мне специзделие, - всего одна приходит на весь округ, а головастиков сам знаешь сколько. Вот начальник режима - тоже головастик, получил полковника, но в фуражке ходит. Уши как вареники, а шапка уже не по чину".
При желании, ротный старшина запросто мог разыскать похищенное имущество. Ему стоило лишь обратиться к своей агентуре и шапку бы вычислили даже в дальних гарнизонах. Но этот прыщавый прапор  не шёл ни в какое сравнение с карантинным старшиной. "До дембеля доживёшь, справим тебе шапку" - обнадёжил он меня с гнусной ухмылкой.
Наступил момент, когда только мама могла спасти меня от менингита. Моя мама могла всё на свете и даже более того. Она не могла только идти наперекор принципам. Другие могли спасать своих детей от армейской службы и она закрывала глаза или даже помогала. Но что-то мешало ей  спасти собственное дитя, хотя она дольше всех заседала в комиссии военкомата.
Я обещал старшине блок "мальборо" за отсылку той телеграммы. Всего несколько слов о климате, сигаретах и шапке. Очень дипломатично, чтобы не обидеть военную цензуру. Но мать ухватила самую суть и уже через месяц меня вызвали в штаб для получения бандероли.
- Наверное водка, - мечтательно предположил старшина, - грузины не соображают, как замешать компот или залить в грелку. Так прямо и кладут в посылку этикеткой вверх. Будто пионерлагерь, а не режимная часть, ей богу!
В кабинете начальника штаба был только писарь. Он усердно исполнял свои каллиграфические обязанности и даже высунул язык от усердия, но увидев меня, отложил ручку и повёл в кабинет командира части. У подполковника сидели замполит и начальник штаба. Офицеры так интенсивно вытаращились на мою ничтожную персону, что я действительно подумал про водку, хотя мать никогда не одобряла крепких спиртных напитков.   
- Ждёшь посылку? – сердито спросил командир, не обращая внимания на моё уставное приветствие.
- Жду, - прозвучал мой дерзкий ответ. Я решил обойтись без армейских архаизмов вроде "так точно" и "не могу знать". Воцарилось напряжённое молчание, которое вдруг прервал тенорок замполита. Он обладал настолько солидной фигурой, что солдаты вздрагивали услышав его бабий голос.
 - Ты из себя партизана не строй, - пропел майор, возведя очи к портрету маршала Гречко, - здесь тебе не гестапо. Клещами тянуть не будем. Рассказывай сам; от кого, что и для какой надобности?
- От матери. Шапка и сигареты. Курить, надевать, - отрапортовал я, стараясь не быть многословным.   
 - Хорошо, показывай что мама прислала, - прокаркал начальник штаба, вытаскивая откуда-то из под стола картонную коробку.
Сургучные печати были сломаны и в посылке явно кто-то копался, но я не стал обращать внимание на подобные мелочи. Сверху лежал блок сигарет, который я продемонстрировал присутствующим, а под ними меня ждало горькое разочарование, завёрнутое в папиросную бумагу. Это была папаха из тончайшего каракуля, вовсе не похожая на солдатскую шапку, которую я страстно вожделел. Твёрдо зная, что не суждено носить это меховое изделие, я всё же нахлобучил его на голову и ощутил извращённое удовольствие. Какая-то эйфория окутала мой примороженный череп. Будто шёлковое нутро папахи отодвинуло мрак и тупость армейской жизни.
Офицеры с грохотом выскочили из за стола. На их лице был написан ужас, будто стали свидетелями святотатства. "Немедленно сними", - заорал замполит совсем уже неприличным фальцетом. Все трое потянулись к моей голове, словно я надел корону и узурпировал королевскую власть. Низкорослый начальник штаба опередил всех и в баскетбольном прыжке сдёрнул с меня папаху.
- Ты бы ещё лампасы пришил, - пробурчал он, усаживаясь за стол и почтительно устанавливая перед собой папаху.
- Или генеральские погоны, - поддержал командир части,
- А почему нет? – вступился замполит, с гнусным одесским акцентом, - мама произвела в генералы.
 - В маршалы! – поправил начальник штаба.
- Почему в маршалы, - не понял замполит.
- Папаха то маршальская, - язвительно пояснил начальник штаба, - посмотрите, какая смушка, а шёлк? Как пушинка! Тут не просто новорождённый ягнёнок, а прямо породистую овцу зарезали. Чтобы достать из пуза, вот и каракуль как чистое серебро. 
Командир покашлял и строго взглянул на заместителей, которые тотчас умолкли.
- Мамаша у нас чем занимается? – спросил он, одарив меня отеческой улыбкой. 
- Врачом работает, - ответил я, стараясь не отходить от лаконичного стиля.
- Где раздобыла папаху? - ещё ласковее спросил он и даже склонил колову набок в ожидании ответа.
- В военторге купила, - предположил я.
- Врёшь, - не выдержал начальник штаба, - папаху не купишь. Сапоги, ремни, даже погоны. Пожалуйста! Но папаха, это не кирза с портянками. Здесь тайный смысл и особый знак. Мечта! Для офицеров и прапорщиков, а солдат может весь срок прослужить и не увидеть папахи. Судьба! Эту вещь не продают, а только по разнарядке генштаба! В советской армии у всего есть смысл. Те же сапоги, а у всех разные. У прапорщика уже яловые, а у офицеры – хром. Но по двадцать восемь рублей пара. Генеральские, уже по шестьдесят пять рублей и не достанешь. Почему спрашивается? Такой же фасон, но другая кожа и шил особый мастер. Во всём традиция! Вот солдатскую шинель не меняют аж с 1813 года. Мы по всему миру в ней прошли, всех победили, а ты нас за дураков считаешь. Если бы хоть простая папаха. Дескать, грузины как-то учудили или у полковника украли, а тут новая и маршальская!
Начальник штаба с таким жаром говорил об интендантских тайнах, что даже офицеры заслушались. Я тем временем осязал на дне посылки предмет явно бутылочной формы. Щупать дальше не имело смысла, офицеры, конечно же, знали содержание посылки. Я демонстративно поставил бутылку на стол и у меня в буквальном смысле слюнки потекли. Старшина ошибся в своих предсказаниях, это была не водка, а ткемали. Однако, явление острой приправы не отвлекло офицеров от интендантской темы.
- Давай, рассказывай, - продолжил замполит, - откуда мамаша взяла папаху и главное, зачем? Она думает, ты у нас в маршалах ходишь или как? Только без этих грузинских штучек... Не пытайся врать, здесь не проходит.
Я тем временем, успел откупорить бутылку и нахально глотнул из горлышка добрую порцию целебного вещества. Офицеры остолбенели, но я ничего не мог с собой поделать. Организм истосковался по витаминам после двух месяцев пустого солдатского корма.
- Ну и как, - поинтересовался замполит, - не печёт?
- Никак нет! - ответил я, глотая слюну, - как лекарство после солдатской столовой.
- Не нравится солдатская пища? – вдруг обиделся начальник штаба.
Внезапно, я пожелел этих людей, обречённых на тусклую гарнизонную жизнь с офицерским пайком и котловым довольствием. "Щи да каша пища наша, - продекламировал я суворовскую мудрость, - но их тоже приготовить надо, а здесь просто портят продукты."
Неожиданно командир встал на мою сторону: "Правильно говорит грузин, не пища а помои, - он строго смотрел на своих заместителей, - набрали туда уродов, только жрать и спать."
- И срать! – весело срифмовал замполит.
- Хорошо, - согласился начальник штаба, - предположим, тебя назначат. Справишься? Что сделаешь в первую очередь?
- Харчо, - ни капли не задумываясь ответил я.
- Когда-нибудь сам варил или просто харчо любишь? В смысле пожрать? – поинтересовался командир. Это ведь не пшенная каша, а ресторанное блюдо. Откуда взять продукты?
- Я с детства на кухне. Сам готовил. Мать с раннего утра до позднего вечера, на трёх работах. Поневоле пришлось и неплохо получалось. Все были довольны. А продукты есть, только не надо портить. Говядина и рис есть. Сухая алыча в компоте плавает, а зелень гниёт на складе. Хорошо бы грецкие орехи, но не обязательно.
- Обойдутся без орехов, – командир хлопнул ладонью по столу, - Пиши приказ! На кухню с испытательным сроком. Справится, дадим сержанта и должность, а нет – семь суток на гауптвахте. Согласен?
- Так точно, - отрапортовал я в точном соответствии с уставом, - разрешите идти?
- Погоди, - опомнился командир, - тебя не за тем звали. Что будем делать с папахой?
- Отдайте начальнику режима, чтобы уши не пухли, а я обойдусь. Надену поварский колпак. Там жар костей не ломит... 
- Наутро, на прикроватной тумбочке лежала шапка. Та самая, которую украли, а вечером весь офицерский состав дегустировал моё блюдо. Сам полковник почтил церемонию своим присутствием, но хлебал харчо не снимая папахи. Только он не попросил добавки, но под конец облизал ложку и велел привести автора.
Так я обрёл малопочтённую профессию и знатную кличку, которая хорошо известна в высших кулинарных сферах.