Безумный Соболь

Безумный Соболь

1.09.16.

День первый

Я выхожу из автобуса на конечной станции "Большой Утриш" и иду с рюкзаком в темноте. Вижу — стоят музыканты. Скрипка и гитара. Подхожу, знакомлюсь. Парень с гитарой и длинными волосами говорит:
— Слышала в Ростове про Карлсона?
— Нет, но я знаю одного с таким прозвищем, познакомилась здесь… - До меня дошло, что человек, стоявший напротив меня — это и есть тот молчавший с мечом, с которым я познакомилась, когда приехала две недели назад. — Ты не помнишь меня? Я была с Дашей.
— Которая моя жена?
— Нет… помнишь, я еще головой об дерево ебнулась?
— А-а! Настюха! — он меня крепко обнял. — Всё, ты идёшь с нами в лагерь!
Когда ребята отыграли, я, Карлсон, Саня, Пэт и еще четверо хиппарей пошли в лагерь. Я была безумно рада, потому что уже не рассчитывала встретить их там. Наш Гидрострой. Собаки и Ашот. Почему Ашот? Потому что водитель Газели.

По дороге я рассказала ему, как меня чуть не изнасиловали на трассе под Краснодаром, и всё, что произошло в Ростове.
В лагере мужики положили меня в трёхместную палатку, а сами легли спать на улице. С нами были ещё две девушки. Одна — с маленькой собачкой. Ночью она легла в палатку рядом со мной. И затащила туда же своего пса. Я категорично отказалась спать с собакой, и девушка вышла на улицу. Несмотря на наличие спальника и одеяла ночью я замерзла. Всё-таки уже сентябрь. Это чувствовалось и в ветре, и в море, которое сразу охладело. Смотрит ли море на календарь? Мне едва удалось согреться. Для этого пришлось надеть на себя все тёплые вещи, закутаться в спальник и плотно застегнуть тент.

Утриш. День второй.

Проснулась в палатке. На крыше сидит богомол. Позавтракали супом с чечевицей и картошкой. Вместе с Саней испекли хлеб. Вернулась в палатку, села читать Мураками. Не выдержала — он настолько смачно описывал сцены с поглощением пищи и сексом, что невозможно было читать. Это вызывало желание есть и заниматься сексом. И ни то, ни другое было мне недоступно. От этого я чувствовала предательскую досаду. Это было натуральное издевательство — взять именно в это место такую книгу. Все равно что помесить перед глазами голодающего кусок торта под пуленеприбиваемое стекло. Глаза устали, и я снова легла спать. Мне приснился глючный сон.
Хочу позвать маму, но не могу — нет голоса. Думаю: какого черта я делаю в Павлодаре, когда я на Утрише? Хочу проснуться. Ложусь спать и «просыпаюсь» на Утрише в палатке (на самом деле нет). Вечер. Вылезаю из палатки, пишу дневник. Темно. Кричу: «Киньте в меня фонарём кто-нибудь!»
Саня кидает фонарь, но его свет слишком слабый. Приходит мой друг — повар Витя из Иркутска. Говорит, что хочет взять рюкзак Костяного. Я отвечаю: «Можно, я пойду с тобой?» Витя обращается к ребятам: «А кто её из палатки выпустил?»
Я иду по грязи, выхожу на поле. В круг собираются парни и девушки. Все разбиваются на пары и берутся за руки. Я стою сзади и остаюсь без пары. Хочу позвать Витю, но у меня опять нет голоса. Мне страшно. Я зажмуриваюсь и хочу проснуться в этой реальности.
Проснулась вечером. Вышли с Карлсоном на берег. Там парень играл на гитаре, сочиняя фристайл. Это было настолько душераздирающе, талантливо, гениально и эмоционально, что я была уверена — эту песню можно найти в записи. Я пожалела, что телефон разрядился, и я не могу записать эту песню на диктофон.
взрыв души длился около пятнадцати минут. Когда он допел, я начала расспрашивать:
— Кто ты? Как тебя зовут? Как тебя найти?
Меня встретили враждебно:
— Ты что, журналист?
Окружающие сели в плотный круг, оставив меня за его пределами.
Я нашла Карлсона на стоянке «стариков», которая называется «ангар». Расспросила про Костяного. Оказалось, у него здесь была девушка, которая ждала его и, не дождавшись, начала встречаться с другим, а потом и вовсе уехала. Я вернулась к Карлсону, и мы пошли в лагерь спать.

Утриш. Выезд.

Утром не смогла выйти из палатки — на мое лицо чуть не прыгнула огромная псина. Она набросилась на меня с пеной у рта. Ее огромные клыки и красные глаза не могли не внушать страх.
Мы вчера собирались идти на аск утром, но проспали. На постах уже стоят егеря. Саня закатил истерику: денег нет, воды нет, еды нет, сигарет нет. Собрался уезжать. Карлсон его осадил. У меня от крика разрывалась голова, и я пошла гулять. Вернулась со связкой бананов и банкой фасоли. Пока мужики бились в истерике, добыла воды, развела костер. Сварила гречку с фасолью. Мужики только спят и бухают.
Карлсон попытался починить мои часы, отремонтировал гитару, вставив недостающую струну, а порванную струну вставил в иглу и прошил сначала свой рюкзак, потом мои берцы. Глядя на это, я вспомнила, как ко мне относились в Ростове. Мне никто не помогал, мои вещи растащили, а мной пользовались. Когда я просила о помощи, либо смеялись, либо игнорировали.
Сон.
Я попадаю в незнакомый мир. Вокруг — песок, горы, жилые поселения. На рынке встречаю сеью нудистов. В оодной из палаток продают шубы. Иду с мужчиной, его жена и ребенок остаются ждать. Он ведёт меня к трём колодцам, рассказывая подробно про каждый.
Первый — колодец успокоения.
Второй — смирения.
Третий — просвещения.
Мы идём по горному лабиринту. Мужчина прощается со мной. Я встречаю ребенка — мальчик лет пяти. Он хочет пойти на игровую площадку. Спрашиваю у прохожего, как подняться на вершину горы. Он говорит, что надо идти к трём колодцам, спускается в метро, доезжает до станции «просветляющие колодцы» и дальше идет пешком. Я спускаюсь за ним, но оказываюсь в подвале, в магазине. Я выбираю одежду, но не могу ничего купить.

Анапа

Поехали в Анапу. Я и Карлсон утром собрали вещи и пешком пошли на большой Утриш. С тяжелыми рюкзаками. Нам повезло: только вышли за пределы заповедника — на пост вышел егерь. Сделали привал и пошли к Пэту и Сане, которые ждали нас в машине. Они ушли вчера вечером. Расчехлили гитару, добыли немного денег и печеньки, которые добрые люди кинули в чехол. Купили воды и хлеба. Вода стоит 40 рублей за полтора литра. У Сани разрядился автомобильный аккумулятор, и он пошел его заряжать. Не теряя даром время, я прошлась по машинам. Меня ждал успех — молодая пара с камерой Go-pro дали триста рублей. Постояла на шляпе, заработала на мороженое.
Аккумулятор зарядился, и мы вчетвером подошли к машине. Здесь я впервые увидела «Газель» винного цвета марки Соболь. Из кузова доносился знакомый лай. Вставили аккумулятор. Заорала сигнализация. Однако машина не хотела трогаться с места. Прикурили с чужого аккума — мотор глохнет. Спустили машину под гору. Слили бензин у кого-то с помощью шланга и рта Пэта. Выяснили, что залило свечи.
Я чувствую, что вот-вот упаду в обморок: нагрузку сегодня испытала немалую, как физически, так и психологически, и толком ничего не ела. Присесть некуда. В глазах темнеет. Я подумала, что до меня совсем никому нет дела. И заплакала.
Карлсон принялся меня жалеть:
— Тебе надо в медпункт!
— Какой к черту медпункт?
— Может, у тебя опухоль мозга! Тебе нужны таблетки. Саша, у вас есть таблетки, чтоб голова не кружилась?
— Какие таблетки? Мне пожрать надо.
— Но ты же ела вчера!
— Днём. У меня опять был понос, и я не могла ничего есть.
Я села на поребрик. В кармане что-то хрустнуло. Оказалось, это мне заботливо положили телефон в штаны. Экран треснул, и хорошо так. Матрица почернела, залив экран чернилами.
Мужики ушли чанить машину. Я осталась присматривать за вещами и Пэтом, который снял майку и лёг на расстеленую прямо под колесами машины пенку. Устав лежать, мы пошли исследовать заброшки у парковки. Это была старая часовня без крыши и с разрушенными стенами на втором этаже. Пэт бесстрашно залез на второй этаж по железной лестнице и перелез, цепляясь за каркас двери. Я проделала то же, но медленнее и неуклюже. Он слегка толкнул кирпичную стену, и та пошатнулась. Пэт попросил его сфотографировать. Мне удалось вслепую включить камеру на телефоне и сделать снимки. Удовлетворенный фотосессией, парень сразу убежал, оставив меня в недоумении: слезть я уже не могу. Снова началась истерика. Мои нервы напоминали чересчур натянутые струны: чуть тронешь — они или рвутся, или издают дико неприятный звук.
Я позвала его, и он помог мне спуститься. Пошла заряжать телефон. Однако всё оказалось не так просто: в магазинах бесплатно заряжать отказывались. В баре потребовали 50 рублей за час. Встретила знакомого, который за рюмку вина стоимостью 40 рублей договорился со смотрителем туалета. Мы стояли у бара. Он взял стакан вина.
— Друг, не знаешь, где телефон зарядить?
— Скажу, если на пиво добавишь.
— У меня нет денег, я не знаю, как заработать. А ты как зарабатываешь?
— Мошенничеством.
— Воруешь?
— Нет, втираюсь к людям в доверие, а потом выманиваю у них деньги.
Вернулась к Пэту. Мы валялись на парковке, сложив тела на рюкзаки и подставив их солнцу. Пэт пожаловался, что ему нечего носить. Я выудила из рюкзака футболку и отдала ему. Он настойчиво провил меня переслать ему фото. Со сломанного телефона.
— Починю телефон и сразу пришлю!
— Ты забудешь. Все забывают.
Я пошла забирать телефон. Навстречу мне идет Саша, тащит красный рюкзак. Он ввязался помогать туристам, о чем сам пожалел: их рюкзаки оказались неподъемными.
Все пошли к машине. Завестись удалось только поздним вечером.
Карлсон хотел поехать на фестиваль «Возрождение» и звал меня с собой, но передумал, и поехал со всеми в Анапу.
Анапа. Нулевая лагуна.
В разговорах я впервые услышала новое для меня слово — «сквот». Я слышала его всего один раз — в песне группы Alai Oli. Но не знала, что это значит. Мы подъехали к длинному серому забору. Чтобы попасть на сквот, нужно было проползти по-пластунски под забором. Для этого надо было изловчиться. Сквот представлял собой небольшое отдельно стоящее строение из кирпича без дверей, зато с пластиковыми окнами. Одна стена делила большую комнату на две части. Одна комната предназначалась для сна. Ее отличало наличие ковра на полу. Другая — кухня, в которой не было абсолютно ничего. Людей мы не встретили. «Все на аске» — пояснил Карлсон.
Мы вышли. Первый житель сквота, с которым я познакомилась — старый друг Карлсона по кличке Барракуда. Алкаш лет 55-60, очень худой, загорелый, в большой соломенной шляпе и гавайской рубашке. Остальные были «на аске». Мы тоже пошли «аскать».
Карлсон подходил к машинам и весело говорил: «Помогите панкам-путешественникам из Питера пару монет! Мы пропьем, честно! Немного проедим, но больше пропьём!» Это работало. Ладони как по волшебству наполнялись деньгами. Саня привёз с Утриша «спонсора» — когда ребята играли на гитаре, подошел нерусский парень, выпил с ними, поговорил, и поехал. Его взяли с собой только ради того, чтобы он купил еды и водки. На летней веранде KFC Карлсон болтал с Барракудой. Старик подарил ему смартфон fly с треснутым экраном. Карлсон отдал мне мелось, рублей семьдесят.
— Сходи, купи себе ништяков.
Я отправилась в супермаркет. Глаза разбегаются: осетинские пироги, которых я никогда не пробовала. Карамельная сгущенка. Взяла пачку печенья за 15 рублей, горький шоколад «Россия», кусок пирога и салат. Добавила сотню из своих денег. Вернулась в кафе. Меня угостили молочным коктейлем. К нам присоединился Боб — парень с бородой, заплетенной в дред. Все вместе пошли на сквот. По дороге встретили Сашу и Пэта со спонсором и большим пакетом.
На сквоте уже ночью развели костер. Зажгли деревянный поддон, на него положили решетку. Пожарили мясо. Пэт переворачивал куски мяса вилкой так элегантно, будто перебирал вешалки в фэшн-бутике. Пока готовилось мясо, присутствующие распили две бутылки водки. Мне наливали четыре раза, хотя я наотрез отказалась. Дважды удалось вылить спирт. Но выпить пришлось прилично — почти полстакана водки, закусывая корейской морковкой. Сквоту дали название «нулевая лагуна».
Барракуда частенько ложил руку мне на коленку. Я думала, что ни за что не останусь спать в сквоте. Здесь все спали кучей — кто в спальнике, кто под одеялом. Девушек не было.
Пришла полненькая девушка в полосатой майке — Алиса. Вчера кто-то из жителей сквота украл у нее телефон. Пэт рад был встретить свою знакомую и обнял ее, хотя она и не сразу его узнала. Анапские бомжи тем же вечером принесли девушке несколько телефонов на выбор. Алиса предложила мне переночевать у нее, и я согласилась. Мы перешли через дорогу и зашли в новостройку. Вошли в квартиру. Дома был ее муж — худой парниша валялся на диване в трусах перед телевизором.
— Здесь ванная, прими душ. Вот полотенце.
— А спать-то где?
— На диване.
— С твоим мужем?
— Да. Не бойся, он тебя не тронет.
Зашла в ванную. Шампуня нет. Вышла в зал. Муж Алисы спросил:
— Чай будешь?
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— Есть будешь?
— Нет.
— Почему?
— Хочу спать.
Живот еще немного болел. Только что я пила водку и ела жареное мясо. Я легла на диван, нащупала одеяло, укрылась. Муж Алисы смотрел ТНТ. Телевизор, занимающий полстены, мерцал. Судя по громкости, на которой он был включен, здесь живут глухие люди. Алиса переключила на круглосуточный канал Дома-2. Всю ночь я не могла уснуть, слушая, как очередной «вася» бьёт и ругает свою «половинку» из-за лайка «вконтакте». Домочадцы же мирно храпели. Уже начало светать. Я нащупала пульт и выключила телевизор. Экран погас. Вздохнув с облегчением, я легла и прикинулась, что сплю. Муж сразу подскочил: «Кто выключил телевизор?!» Я не шевелюсь.
В семь утра мы встали. В гости пришел житель сквота — высокий мужчина с короткими волосами и в толстых очках. Миша. Мы сели на кухне. Алиса вспоминала отвязное прошлое, когда месячный доход пропивали за пару дней, а потом месяц голодали. Алиса снова настойчиво предлагала чай, будто в доме больше ничего нет. Я попросила воды, чтобы запить лекарство.
— Кружку можно?
— Бери.
— Где?
— Ой, у меня одна кружка осталась…
Для мужа и Миши кружки чудесным образом нашлись. Воды нет. Я засыпала порошок в рот и запила родниковой водой, которую принес Миша. Желудок свело. Иду в туалет. Вот засада — бумаги нет!
— Алиса! У тебя есть туалетная бумага? — кричать пришлось трижды.
— Кончилась.
— Газета, книга, журнал, тетрадь есть?
— Нет.
Так я и сидела, пока Миша не принес пачку салфеток. Влажных. Но это лучше, чем ничего.
Алиса советует лекарство, я прошу записать.
— У меня бумажки нет, ручки нет. Чай будешь?
Стало ясно, что кроме пары чайных пакетиков в доме ничего не осталось. Алиса предложила Мише поесть.
— А что есть?
— Суп.
— Не буду.
Но хозяйка достала из холодильника кастрюлю, выскребла со дна склизкую массу, состоящую из макарон и моркови, и поставила в микроволновку.
Голодный бомжующий мужик брезгливо посмотрел на «суп» и даже не притронулся.
Я ждала, когда меня выпустят из этого концлагеря к моим друзьям. Лучше бы я ночевала в палатке. Когда вернулась на сквот, обнаружила, что мои печеньки и шоколадка, которой я рассчитывала позавтракать, были съедены.
Пошла с Саней в ломбард. Узнала, что ремонт телефона стоит три с половиной тысячи. И ждать надо три дня.
Дорогу к ломбарду нашли не сразу. Обратились к прохожим: пожилой паре. Я подхожу:
— Извините, можно спросить…
Старушка цербером набрасывается на меня: — Нельзя! — и ускоряет шаг.
Мы зашли в «фикс прайс». Саня купил две бутылки пива «Лосиный берег», которое мы открыли, присев на лавочку на детской площадке. Я сделала глоток и больше не смогла пить — пиво оказалось настолько противным на вкус, что я без колебаний отдала его Саше.
Далее отправились в KFC, который уже открылся. Я научила Саню фриганить: посадила за стол и через пару минут принесла большое ведро картошки, упаковку острых крыльев, соус и колу. Накормила мужика.
Вечером ребята со сквота притащили с помойки «М-видео» технику: настольную лампу, утюг и машинку для стрижки волос. Карлсон ходил по парковке и очень весело всё это продавал.
— Купите мега-лампу! Всего за триста рублей!
Продали утюг за 150, машинку за 200. Лампу продать так и не удалось.
Купили лекарство от живота для меня, хлеб, паштет, курицу, лук, морковь.
Саша увидел одиноко лежащий банан.
— Давай съедим!
Я знала, что это плохая идея: там стоят камеры. — Охранник ругаться будет.
— Да ничего не будет!
На выходе подошел охранник:
— Заплатите за банан, который съели.
Я взяла еще один банан, взвесила. Десять рублей. Купили. И… унесли с собой. Радуясь, что за съеденный так и не заплатили. Однако банан где-то потеряли.
Пошли снова в KFC, поели ништяков. Отнесли еду на сквот. Позже пришли на уже готовый суп. Поели и сразу легли спать. Поразительно, но сегодня даже не бухали.

Утром прошлись с Ашотом и Пэтом на рынок. Я нашла богомола на табачном киоске и назвала его Косяк. Купили хлеб и молоко. Доехали до Краснодара. В машине Косяк съел упавшую в люк гусеницу — целиком. Забрался на потолок, немного там повисел и улетел.
В Краснодаре весь день аскали на парковке Меги на бензин. Пэт играл на окарине, я ходила рядом с шляпой. Насобирали 50 рублей, и нас выгнал охранник. В ресторане «Икея» выпили кофе по карте на халяву. Добыли там же на подносах с остатками еды котлету, тефтели и целое море картошки фри, от слова free — бесплатная картошка. Её там можно таскать вёдрами.
Саша и Карлсон пошли аскать, затем пошли в Мегу снова — сделать Саше карту «Кукуруза». Перед закрытием Меги мы с Пэтом ещё раз прогнали по кофе, накупили дисков по десять рублей (я выбрала концерт Маргулиса и мультфильмы, нарисованные детьми Колумбии) и поиграли в «Соника» на сенсорном экране.
В двенадцать ночи поехали в Ростов. Я легла на заднее сиденье, второе было занято огромной черной собакой по кличке Мася. Она занимала два сиденья, если не три, и очень обижалась, если кто-то претендовал на ее место. Пэт лежал на полу, свернувшись калачиком, а впереди ехали остальные трое. Я говорю «трое», потому что собака Макса занимает места ровно столько же, сколько и человек.

Ростов

Поставили машину на левом берегу реки. Пэт уехал в Таганрог. Мужики ушли за водой и сим-картой. Я осталась одна в машине, точнее, с двумя огромными собаками. Читала и писала дневник.
Самое ценное, что у меня есть — мои записи, стихи. Мой внутренний мир. Мысли. Нужно было окунуться во внешний мир, чтобы понять, что это — пыль. Мы с Карлсоном идём на «стрит». Я задираю голову и любуюсь небом.
Самолёт летит низко. Так низко, что видно, как он выпускает шасси. Безоблачный чистый холст неба исполосован чёткими линиями. Одни параллельны, другие пересекаются. Некоторые — тонкие и четкие, другие напоминают расплывшуюся от воды тушь.
Я опускаю голову и вижу старую «пятерку», выкрашенную в черный цвет. На капоте нарисован глаз. Прошу друга сфотографировать. Мы идём по большому мосту через Дон. По реке проходит катер. Попутчик спросил:
— Не хочешь себе катер?
— Зачем он мне?
— Я бы покатался по России — мечтательно вздохнул он.
Мы пришли на алко-круг на Пушкинской. Я спросила его:
— Почему у тебя нет паспорта?
— Я его не получал.
— Как так?
— А зачем?
— Как ты тогда служил в армии?
— А как я получал высшее образование? Раньше этому так не придирались.
— А откуда у тебя три жены?
— Я жил с ними гражданским браком.
Карлсон играл на гитаре, я стояла со шляпой. Еле спаслись от ментов. Заработали шестьсот рублей за полтора часа. Взяли каждому по шаурме с сыром за 160 и батарейки для тюнера. Добрый друг подарил мне радужную бандану за 50 р. из «фикс прайса». На оставшиеся деньги купили квас и мороженое, на котором был нарисован снеговик-растаман с дредами и в темных очках, лежащий на пляже.
Забрали Саню и пошли в Ашан. На парковке я аскала с Саней. Заработали двести рублей. Карлсон выделил мне 120 рублей на пиво. Это не считая того, что мы уже выпили три бутылки «Толстака» по 0,5 по дороге. Я пьяная гуляла по Ашану минут сорок, поедая конфеты, чтобы протрезветь — но бесполезно.
Пиво мне не продали — пришлось звать мужиков, которые выглядели более взросло, хотя мы одного возраста. Купила еще еды- салат из морской капусты, корж, сухарики, трубочку и три пирожка — с курицей, рисом и грибами.
Расположившись за магазином, мы пили и болтали о всякой ерунде. Когда шли в сторону лагеря, завернули в магазин «24» и на последние деньги взяли полторашку пива и нарезной батон.
Мы сели на берегу Дона на сцене, которая была разрисована граффити. Мы обсуждали русский панк-рок. Вдоль другого берега шел пароход, из которого орал песни «Сердючки».
Дошли до машины, поели хлеб, на который сверху навалили салат. Я легла спать на заднее сиденье, Саня — на переднее. Карлсон утащил спальник и ушел в лес.

Сон

Снилось, что едем мы с мужиками на машине на концерт. Идем на помойку за продуктовым магазином. Работник магазина выносит огромную связку спелых бананов. Мы съедаем их и заходим внутрь.
Вход в магазин ведет нас в закулисье сцены. Здесь в гримерках сидят актеры и певцы. Я знакомлюсь с Киркоровым. Он обещает покатать меня по городу. Иду дальше. Прохожу цех завода, в котором делают химические препараты. Молодые девушки с синими и розовыми волосами скрупулезно вглядываются в пробирки, жидкость в которых меняет цвет. Я прохожу цех и сажусь на пол напротив диванов. На них сидят красивые девушки. Вижу — на зарядке стоит телефон. Пытаюсь вынести его, но меня замечают, и я убегаю. В меня кидают тряпками. В следующей комнате встречаю парня. Узнаю в нем попсового певца и бью по морде. Бегу дальше, нахожу своих парней, мы садимся в лимузин и уезжаем.
Очнувшись, я не сразу вписалась в реальность.
— Собаки? В каком мы городе?
— В Ростове.
— Но мы же были в Краснодаре!
— Когда?
— Только что.
— Фигасе тебя прёт во сне! — восклицает Карлсон. — Так никаких наркотиков не надо!
— Это ещё что… знал бы ты, как меня в жизни прёт… я только под наркотиками чувствую себя адекватно.
Меня закрыли в машине с двумя собаками. Не могу никуда выйти, даже в туалет. Дверь сломана, и вылезать приходится через передние кресла. Вылезла и побежала в кусты даже не обуваясь. Когда я открыла дверь, собака выбежала. Но вскоре сама вернулась домой. Я закрыла ее и больше не выходила.
Слушаю музыку. Чувствую запах дыма. Горит рюкзак. В машине! Это солнце светит через стекло, которое действует, как линза, так сильно, что поджигает ткань.
Парни пришли в 15.00. Пива не принесли. Принесли кильку и хлеб. Мы пошли играть на набережную. Людей не было, и концерт отменили. Саша пошел в сбербанк. Со мной никто не разговаривает. Вспоминаю, как Костяной рассказывал мне истории своей жизни. Как грабил магазины, угонял машины, брал кредит на 50 тысяч и промотал его за ночь, как бил педерастов, прыгал с пятого этажа и его потом собирали в больнице. И всё это — с позитивом. Его поступки одновременно восхищали меня и шокировали. Я бы записывала его голос на диктофон, слушала бы снова и снова. Написала бы книгу.
Я не верю в революцию. Я верю только в любовь.
Харуки Мураками.
Костяной выходит в интернет, но я даже не могу написать ему. У него нет ни телефона, ни паспорта. Найти его невозможно. Он сильнее, умнее и хитрее многих. Что плохого в том, что он пользуется этим? Я бы и сама не прочь разгромить какой-нибудь торговый центр, но у меня ни силы, ни ума не хватит.
Когда я вижу столб с надписью «С4» в Меге, у меня возникает непреодолимое желание положить туда взрывчатку.
Теперь я должна стать писателем. В голове звучат слова Димы из Лисьей бухты: «Кому нужна девушка-писатель?».
Холодно. Всё, что осталось у меня на память о нём — короткое видео, пара фотографий и ничтожные крупицы уходящих воспоминаний. Я цепляюсь за них, пытаясь собрать воедино. Это всё не стоит и секунды, проведенной с ним вживую, наедине. Я бы вывернула себя наизнанку, чтобы посмотреть хотя бы издалека, как он пьет водку на набережной, подойти и обнять.
Мы с мужиками пошли в Ашан. ПО дороге встретили Доктора, который был очень рад нас видеть. Я спросила:
— Костяного давно видел?
— Они с Белым вчера у меня вписывались.
После этих слов я ощутила, как моё тёплое нежное чувство разрушается. Словно кто-то устроил пожар и я умираю, сгорая изнутри, пожираемая языками пламени. Мне было одновременно радостно — от того, что он здесь, совсем рядом, что он нашелся, и досадно — потому что я вчера могла вписаться у доктора и не сделала этого.
Я попросила Карлсона позвонить Белому. Но тот не смог сказать ничего внятного. Он прикрывал Костяного.
На парковке Меги пошли аскать. Холодно. Я завернулась в одеяло и так и пошла к машинам. Карлсон дал мне свою косуху. В косухе тепло. Насобирали на пиво. В магазине по телевизору показывали какие-то военные действия. Мужики уставились в экран, разинув рты. Я теперь не воспринимаю ничего, что говорят по ТВ. Они показывают одномерную точку зрения. В лучшем случае. В большинстве же новости — это компиляция картинок, на которые можно наговорить всё, что угодно.
Взяли пиво и «Блейзер». В лагере встретили Доктора, который пришел в гости в наш уютный Соболь. Док не любит собак — от них воняет. Рассказывал, как Костяной с Белым пришли все вонючие, грязные, как от них несло… и бабы с ними — у них мандавошки бегают. «Я говорю: тебе приятно всё время чесаться? Она отвечает: я привыкла». Посидели, выпили. Мне хотелось напиться до беспамятства, чтобы прогнать эту сцену, которую я представила и не могла выкинуть из головы. Перед глазами была постель в доме Доктора, Костяной и страшная, грязная девушка-бомж, на которую он меня променял…


Ворон

Утром я поняла, что мне нельзя пить подобные вещи. Головная боль становилась каждый раз сильнее, и пиво уже не лечит. Надо завязывать с алкоголем.
В машине устроили генеральную уборку: нужно было освободить место для оборудования. Вечером ребята заберут комбики и электрогитары и поедут в Москву.
За несколько минут перед автомобилем выросла куча хлама: коробка дисков, пластинка «Битлз», три пары резиновых сапог, одеяла, шуруповёрт…
Пока мужики мыли машину, я валялась на коврике.
Мы с Карлсоном пошли в город. Задача — заработать две тысячи на бензин и струны. Постояли у рынка полтора часа. Я даже не аскала — просто стояла со шляпой. Собрали 800 рублей.
Мне запомнился один парень в пиджаке. Подходит, открывает бумажник. Там — котлета из тысячных купюр. Он вытягивает сотню и кладёт в шляпу. Ещё сотня падает. Парень уходит, не заметив этого. Я быстро подбегаю и хватаю деньги.
Мы пошли искать место, где можно купить что-нибудь съестное.
— Я хочу мяса!
— Я тоже!
Карлсон купил в киоске два больших осетинских пирога с курицей. Один стоит всего сто рублей. Их мы съели, присев на бордюр в парке Горького.
Я откусываю.
— Как тебе?
— До мяса ещё не дошла.
Пирог был просто огромным. Мужик им объелся, а я насытилась на весь день.
Пошли на Пушкинскую. Нужно собрать ещё 600 рублей. На Пушкинской аск идёт плохо. Людей почти нет. Никаких богатых дамочек с кучей сумок из бутиков. Никаких стильных леди с айфоном в руке. Только нищие рабочие из Таджикистана, студенты, пенсионеры и мамы с колясками. В трениках или растянутых халатах. Изнывающие от жары «джамшуты» кладут плитку. Идут алкаши, бомжи, панки, школьники…
Встретили знакомого. Этого лопоухого парнишу с гитарой я видела на Дон-фесте. На концерте он познакомился с девушкой и через неделю женился на ней.
Тут же подошел ещё один гитарист, который тоже знал Карлсона. Я видела его впервые. Парень 25 лет на вид, в круглых желтых очках, зеленой футболке и рваных джинсах. Сыграли в три гитары.
Карлсон играл грустные песни «ДДТ» и «Сплин», Макса больше тянуло к Нойз-МС, а третий сидел на бордюре и пел регги. Он пел радостно и с удовольствием. Остальные же только зарабатывали деньги и сразу замолкали, когда поток людей кончался.
Когда парень, играющий регги, отыграл, я подошла и познакомилась.
— Как тебя зовут?
— Ворон.
— Куда едешь?
— В Питер.
— Давай поедем вместе?
— Давай.
Макс уезжал в Москву. Попросился к нам в машину. Мы втроем пошли к рынку. Там продолжили играть. Встретили Аню — девушку Захара. Она попросила Макса отсыпать ей ганджи.
— У меня кончилась.
Аня и Макс заменили меня на аске. Сцепившись за руки, эти шестнадцатилетние дети приставали к каждому прохожему.
— Учись, как надо аскать! — говорит мне Макс.
Я слишком стара для этого. Моей энергии не хватает даже на лишние движения и слова. Я хочу пить. Взять из чехла двадцать рублей и дойти до магазина. Но нельзя. Обычно аскеру отдают половину, но я не беру себе ничего. Всё уходит на бензин, струны, еду и пиво. Да и зачем мне деньги, если меня и так бесплатно возят и кормят?
Отыгрались. Аня ушла по своим делам. Мы — в лагерь. У меня наступило истощение и обезвоживание. Когда мы шли по мосту, я психанула и остановилась. Меня выбесило, что никто не откликнулся на мою просьбу купить воды. Я тоже, как выяснилось, всех задолбала, и ребята поехали без меня, выставив мои вещи на улицу.
Солнце уже село. Я побрела по темноте к машине. Саня сказал:
— Вон твой рюкзак, мы поехали. Ты с нами не поедешь. Это общее решение. Впишешься у Доктора.
Было обидно, но я все равно не хотела в ними ехать. Мне надоело однообразие. Хотелось смены обстановки. Автостопа. Дороги. Случая.
Созвонилась с Вороном. Встретились у памятника Пушкину. Я серьёзно запала на этого парня. Он поискал мне вписку, не нашел. Я созвонилась с Доктором и договорилась вписаться у него. С Вороном попрощались, условились встретиться утром. Я пошла пешком — дом Дока находился рядом, у моста.
Доктор весь вечер работал: разбирал документы по трудоустройству молодежи. Жаль мужика: работает сутками, получает восемь тысяч в месяц, еще и на дом работу берет.
Док накормил меня картошкой с колбасой и сыром. К чаю дал кусок торта, который утащил со дня рождения. Я помылась и легла на второй этаж кровати. Хозяин заботился обо мне больше, чем надо. Мне даже стало неудобно. Казалось, это только доставляет ему радость — иметь возможность на старости лет о ком-то заботиться, с кем-то говорить.
Мы немного поговорили. Док спросил, буду ли я смотреть телевизор. Там шел «Орёл и Решка». Я ответила, что хочу спать. Он выключил телевизор.
— Тогда спокойной ночи.
— Спасибо. И тебе доброй ночи.

Воронеж.

Встала в шесть утра. Доку надо на работу. Вспомнила, что вчера он просил помочь ему снять деньги в банкомате. Он не умеет даже пользоваться простым телефоном. Но мне нужно выезжать на трассу. Позвонила Ворону:
— Спишь?
— Перезвони через пару часиков.
— Я без телефона. Док на работу уходит.
— Ладно, приезжай на остановку.
Ехать нужно до улицы Короленко — там его вписка. Нет бы встретиться у трассы. Мне нужно сменить два автобуса. Каких — неизвестно. Добралась. Увидела автобус с надписью «Короленко». Люди подсказали, где выйти. До нужной остановки не доехали — дошла пешком. Ворона нет. Поймала его, когда заходил в магазин. Узнала по рюкзаку и ботинкам.
Мы доехали до Меги, прошли мост и стали стопить. Уехали по одному. Я села первая в фуру. Водитель ехал в Вологду. Уговаривал меня поехать с ним до Самары. Угостил вином Domaines Arnaud. Я боялась, что вином дело не закончится — опоив меня, он увезёт куда не надо. Но дальнобойщик высадил меня именно там, где я просила. В дорогу дал еще оодну бутылку вина.
Я стояла на трассе и ждала Ворона, попивая вино. Возле меня остановился хиппи-трейлер с питерскими номерами. Из машины высунулась женская рука. Меня звали с собой. Но я должна была дождаться Ворона.
Сижу на отбойнике между заправкой Газпрома и мостом на Волгоград. До Москвы — 999 км. В моей руке — ещё наполовину полная бутылка белого полусладкого.
Ворон приехал. Мы сели. Он достал из рюкзака пиво. Мы пили прямо на дороге. Опустошив бутылки, пошли стопить дальше.
Остановился дальнобой с украинскими номерами.
— Куда едете?
— В Москву!
— Мы тоже!
— Я до Москвы не повезу.
Едем. Попутчик сразу нашел общий язык с водителем.
— Тебя как звать?
— Ворон. Погоняло такое.
— Что значит погоняло?
— Прозвище.
— А, позывной, что ль? А я — Грач.
Они дискутировали на философские, научные, психологические, религиозные темы. Водитель оказался на редкость эрудированным. Мне же ничего не оставалось кроме как завалиться назад и делать вид, что сплю. Слишком заумный разговор быстро мне наскучил. Грач — из Луганска, поэтому много говорили про Донбасс. Ворон рассказал, что как-то придумал свою религию. Обосновал логически — от создания мира до его поддержания в настоящий момент.
«В Таганроге у меня даже было несколько последователей».
Я попыталась определить его социотип. Логик. Следит за внешностью. Хитрый. Любит внимание — экстраверт. Выдумывает миры — интуит. Заметив его проницательность, ловкость и хитринку в глазах, я узнала Джека Лондона. Это — мой дуал.
Сделали перерыв на обед. Грач угостил растворимым кофе. Ворон сгонял в магазин и принёс пачку вафельных трубочек. С голодухи мы быстро их съели. Я пошла в столовую. Посмотреть, что на прилавке, невозможно из-за народа. Спрашиваю:
— У вас суп с мясом?
— Гороховый.
— А салат?
— Овощной.
— Ну, а пирожки с мясом?
— С капустой.
Вернулась в машину ни с чем. Разговор шел о вегетарианцах. Шаблонные фразы, десятки раз прочитанные и услышанные мной, сыпались одна на другую.
Вечером мы остановились попить кофе. Ворон с удовольствием расчехлил гитару и, едва умещаясь с ней в кабине, сыграл «Я солдат» группы «Пятница».
— Во, сразу видно, служил тот, кто написал! У меня прямо перед глазами картинки замелькали!
— Это Сергей Бабкин. У него песни очень разные. Например, вот, его же песня… — Он спел лирическую, что вояке пришлось не по душе. Перебрав в голове все военные песни, которые знал, Ворон сыграл «Враг» Нойза МС.
— Не, этот не служил. Вот первая песня пробирает — комментировал водитель-солдат.
К ночи добрались до Воронежа. Грач высадил нас на объездной. Договорились утром встретиться и ехать дальше. Мы могли и в машине у него переночевать, но у меня была вписка. Ворон дал мне прозвище «Ёжик», и мы сфотографировались под табличкой «ВОРОНЕЖ».
Дошли до заправки, откуда вызвали такси. Таксист ехал через весь город. Хотя я назвала точный адрес и помнила дом, он минут десять кружил вокруг четырёх домов. На счетчике набежало 300 рублей. Я весь аск отдала Карлсону, и у меня было всего 150 рублей. Их все пришлось отдать.
Мой знакомый Виктор — бывший путешественник на пенсии, у которого я останавливалась по дороге на Утриш месяц назад, встретил нас в совсем новом костюме. Наверное, он надевал его по особым случаям. Он заново показал мне, где находятся кухня и спальня, и проводил нас до продуктового магазина.
Супермаркеты здесь закрываются рано — «Магнит» работает до 21.00.
В магазине Ворон дал мне полную свободу выбирать, что захочу. Не веря своему счастью, взяла три куриных бедрышка, овощи, дыню и печенье. Парень взял бутылку вина. На обратном пути он учил меня ориентироваться на местности: «Запоминай — пьяная компания, дом 14, фонарь на стене».
В квартире я занялась готовкой, он мучился с пробкой от вина. Виктор ушел ночевать к жене. Штопора у нас не было. Ворон впихнул пробку внутрь, расковыряв вилкой. Пить было неудобно.
Я хотела приготовить жареную курицу с картошкой, но в отсутствии сковородки пришлось импровизировать и варить суп. Ворон сказал: «горячо, но вкусно». А я думала, что с приправой и в нормальной посуде могло быть и лучше.
Он рассказал мне, как у него на глазах его брат сгорел живьем. После этого он стал странствовать. Мне стало его жаль.
Легли спать. Вино ударило мне в голову. Мне безумно хотелось секса. Он был не против, но мои принципы не позволяли сделать это с парнем, с которым я знакома меньше суток. Такого сильного желания у меня давно не было. Уснуть не могу.

Утром спросили Виктора, как выехать из города. Грач был готов везти нас до Москвы. Он ждал до десяти часов на стоянке в деревне Галкино — это 30 км от города. Мы вышли в 8 утра. Виктор проводил нас на остановку и посадил на автобус. На остановке «памятник» нужно было пересесть на междугородний автобус, но они все проходили мимо. Тогда мы прошли до следующей остановки и сели на пригородный «пазик». Вышли на развязке. Стопим до Галкино. Уже половина одиннадцатого.
— Ну всё, Грач уже уехал.
Прошли вперёд. Видим табличку «Галкино». Встали на остановке. Стоим час. Со стороны города выходит парень с «пальмой» на голове. Знакомый Ворона с Утриша. Сыроед. Угостил финиками, но я отказалась. Пальмодрищ и Ворон сели на бордюр, оставив меня стопить. Я злилась, потому что ревновала его — мне хотелось самой говорить с ним и проводить с ним время, или чтобы меня тоже пригласили, но этого не произошло. Остановила Камаз. Посадили «пальму». Подхожу к Ворону.
— Я боялась, что ты меня кинешь и уедешь с другом.
— Ну что ты, мы же договорились, что едем до Питера.
Он обнял меня, а я прижалась к нему и вымочила всю его майку слезами.
В 12.00. зашли в придорожное кафе. Туда меня потянул Ворон — потому что есть вай-фай. Мы сели за столик. Официантка несла поднос с остатками еды на кухню. Мой голодный взгляд пригвоздился к подносу: почти нетронутый салат и половина котлеты — пиршество. Я подошла к ней и попросила отдать эту еду нам. Девушка ушла на кухню и через несколько минут принесла две тарелки борща. Правда, он стоил 45 рублей и был без мяса. Насытиться не получилось. Но желудок радовался, что переваривает что-то кроме собственного сока.
Поблагодарив ресторан, мы вернулисьь на трассу. Прошли дальше. Постояли 30 минут на заправке. Просились во все машины — безуспешно. Прошли еще немного — до стоянки фур. Но здесь было пусто. Один водитель, и то нас не взял.
14.00. Стоим под палящим солнцем уже пять часов. Остановилась легковушка. Окно приоткрывается. В машине два узбека и скромная, незаметная девушка на заднем сидении. Садимся. Узбеки хотели подвезти нас немного и высадить, хотя им надо было в Москву. Водителя звали Мухаммед, его товарища — Мамыр. Говорили они только на узбекском. Мамыр переводил на русский. Девушка молчала.
Ворон включил свое обаяние, достал гитару и затянул грустную песню.
— А у тебя повеселее ничего нет? Я усну сейчас! — негодовал водитель.
У музыканта в репертуаре как раз была песня про гастарбайтеров «Гимн понаехавших провинциалов». Ритмичная веселая музыка попала в десятку. Гости из Азии были довольны.
Я сказала, что немного знаю казахский. Узбеки узнали, что я родилась в мае, и стали сватать за Мамыра — ведь его имя означает «май».
Проехав 300 км, водитель спросил меня, где «бургер-шаурма». Остановились у кафе с необычным колоритом: в поле стоит печь, на ней изображено мифическое существо, жарящее шашлык. Узбеки вошли внутрь и пытали продавцов, выясняя, что такое «люля-кебаб». Поняли только тогда, когда им вынесли блюдо.
Впятером мы сели за стол. Мухаммед налил всем сок. Нас угостили кебабом — каждому по одному. Если азиаты начали тебе помогать, их не остановишь… Мы не просили есть и пить (а мне вообще не хотелось, у меня живот болел), но отказаться нельзя.
Поблагодарили за угощение, поехали дальше. Ворон всю дорогу ехал молча, скрестив руки на груди. Вечером разлегся на заднем сидении, положив голову ко мне на колени. Я запустила руку в гущу его мягких волос.
Когда подъехали к Москве, уже стемнело. Узбекам надо было в поселок «Шатура». Здесь начался спектакль «навигатор и гастарбайтер». Мохаммед никак не мог понять, что говорит ему русская девушка-робот. После «поверните налево» ехал направо. Было и так, что навигатор заставлял сворачивать там, где поворотом и не пахло.
Через два часа были в Шатуре. Высадили девушку с чемоданом и поехали в магазин за продуктами.
Узбеки вернулись с батоном и колбасой. Взяли у Ворона нож. Нас тоже угостили, хотя есть по-прежнему не хотелось.
— Кушать будешь? — спросил Мохаммед.
— Нет — ответил Ворон. — Мы сыты.
Но они не хотели слушать. Водитель дал нам по большому куску колбасы. Сжевав угощение, мы перелезли в багажник, и легли на рюкзаки.
Холодно. Изо рта идет пар. Из-под дверей дует. Ноги мерзнут даже в ботинках.

Маша

В пять утра мы поехали в другую часть подмосковья — посёлок Дедовск. Обернув еще раз всю Москву по кольцу, высадили Мамыра. Мы с Вороном вышли размять ноги. Он сорвал одуванчик и подарил мне, чтобы поднять настроение. Поехали в Химки. Ворон спросил свой нож, но водитель его не отдал. Сделал вид, что не понял. Вздохнув, парень решил, что такова была плата за проезд.
Вышли в Химках. Время подходило к обеду. Мы пошли вперед в поисках крупного ТЦ. Вдоль трассы росли яблони. Ворон запрыгнул на дерево и потряс его. С дерева посыпались зеленые яблоки. Я набрала полную сумку. Дошли до KFC. Попутчик купил нам по гамбургеру. Но мы оба были так голодны, что даже не почувствовали, что что-то ели. Он снова пошел к кассе и взял картошку и наггетсы. От картошки я скромно отказалась, и мы отдали ее бомжу.
Следующей задачей было найти метро.
— Видишь, здесь много проездных билетов. Что это значит?
— Не знаю.
— Что рядом метро!
Однако до ближайшего метро нужно было ехать на маршрутке. Мы пошли к Икее, где была остановка. Зашли в ресторан на втором этаже. Полакомились вкусной фригой. Здесь можно напиться газировкой на халяву — нужно только раздобыть стакан. Но нам было лень заморачиваться. Я раздобыла еды с подносов. Нашла пару котлет, тефтели, кусок рыбы. Налила бесплатный кофе. Откопала в кармане шесть рублей — на две упаковки сливок. К чаю нашли кекс и пирожное «Картошка».
Ворон отыскал салат, что-то мясное и турецкую сладость, которую отдал мне. Заодно зарядил телефон. Плотно набив животы, мы вышли искать маршрутку. По дороге прикалывались, разговаривая на английском. В салоне были одни азиаты из ближнего зарубежья: женщины в платках и «джамшуты». Никто не говорил по-русски. Ворон говорит:
— Is it really Moscow? Nobody here speaks Russsian…
Женщина, сидящая напротив, улыбается. Вы вышли у метро и там же встали. Он — с гитарой, я — на шляпе. За десять минут собрали триста рублей с мелочью и поехали в центр — за струнами. У стены Цоя познакомились с местными панками и бомжами. У Ворона нашелся знакомый — Алмаз. Подошел бухой мужик с подбитым заплывшим глазом. Я попросила его сфотографировать меня с Вороном. Но снимок получился смазанным. У меня началась истерика — потому что на меня не обращали внимания. Никто со мной не разговаривал.
Ворон пел регги, сидя на лавочке на Арбате. Мимо проходили две девушки. Ему не составило труда закадрить одну из них. Я начала сильно ревновать, так как он мне нравился. Я не могла смотреть на то, как он с ней заигрывает. Она села рядом, и он весь вечер играл ей песни. Меня же уверял в том, что это — просто игра. «Пусть думает, что я в неё влюблён. Она для меня — фифа, дурочка, которой можно вскружить голову». Я сидела напротив и наблюдала за ними. В это время меня окучивал одноглазый с фингалом по кличке Таракан. Он читал мне стихи, но мне хотелось от него отделаться и убежать с Вороном подальше.
Внезапно мы встретили Макса из Ростова. Он приехал с Карлсоном и Ашотом. Завтра они едут в Питер.
Мы устроили соревнование аскеров. Я хотела участвовать, но меня не пустили. Ворон спел «Хочешь» Земфиры эмоционально и проникновенно. Люди с улицы снимали на видео.
Аскеры поделили выручку между собой. Макс взял 400 рублей на поездку. На остальное взяли пива и переместились в подворотню, потом — на лавочку.
Ворон всё сидел и ворковал с той девушкой. А потом поцеловал ее. Да так, что было не оторвать друг от друга. Я считала секунды, минуты… Смотреть было тяжело.
Второй час ночи. Метро закрыто. Таракан предлагает ехать с ним с Питер. Я говорю, что еду с Вороном.
— Он уйдет с этой девушкой. Он мне сказал!
— Мне он говорил другое. Я ему верю.
— Да с тобой у него ничего нет и не было.
— Не было…
Я начинаю переживать. Неужели и правда уйдет и оставит? Здесь, на улице? Я увела девочку на разговор под предлогом поиска туалета и рассказала ей всё. Но ее реакция меня удивила:
— Ничего. Я живу моментом.
Мы вернулись в компанию. Проводили девушку в хостел. Ворон хотел и меня в хостел заселить, но я отказалась. Мы были совершенно одни в центре Москвы.
Мы спустились в подземный переход. Решетки магазинов напоминали тюремные. У меня совсем сорвало крышу. Я говорю ему: «Стой!», прижимаю его к решетке и целую.
Вышли на Арбат. Я говорю:
— У тебя же была вписка?
— Нам нужна на двоих. Думаешь, иначе стал бы я здесь гулять?
Музыкант, используя свое обаяние, познакомился с пузатым байкером лет тридцати пяти. Байкер был в кожаной куртке, волосы собраны в хвост. С ним была девушка-татуировщица. Она сфотографировала меня на фотоаппарат, выдающий моментальные фото. Типа полароида, в виде Hello Kitty. Пожаловалась, что позвала на день рождения мужиков, проставилась на ресторан, а они отделались символическими подарками.
Байкер Бяка повел нас в Макдональдс. Пять утра. Скоро будут давать МакЗавтрак. Он купил нас гамбургер с плавленым сыром — один на двоих, и по стакану кофе. Мы поехали к Бяке домой на метро — выспаться и помыться. По дороге он сыпал пошлыми шутками. Узнала, что у него в году 365 женщин и тысячи детей по всей России. Прокатились по МЦК, которая только открылась. Проезд бесплатный.
Живёт байкер в общежитии. После осмотра туалета и ванной мы прошли в комнату, в которой помещался диван, двуспальная кровать, холодильник, шкаф, стол с компьютером и трильяж со столиком, на котором стояли игрушечные солдатики. Из техники — плазменный телевизор и колонки.
Мы с Вороном разделись и легли спать, даже не прикасаясь друг к другу, на кровать. Хозяин лег на диван и храпел до десяти утра.

Бяка

Проснулись от будильника на телефоне Бяки. Ему звонили по работе. Работает он в кузнице: делает щиты и доспехи. Бяка выключил телефон и продолжил дрыхнуть. Мы с Вороном оделись и пошли к метро. Принять душ нельзя из-за соседей.
По дороге он опять учил меня запоминать дорогу: «Дом десять. Грузовик. Мегамолл». Прокатившись по МЦК, мы вышли на Старом Арбате. Он остановил меня.
— Встретимся через два часа.
— Но я хочу идти с тобой.
— Ты ко мне привязываешься. Как ты раньше ездила одна? что бы бы делала, если бы меня не было? Мы слишком много времени проводим вместе. Это плохо. Мне нужна перемена обстановки.
— Хорошо. А вдруг кинешь?
— Ты мне не доверяешь?
— Хорошо. Я пойду.
Он дал мне сто рублей на еду. Я вышла к Киевскому вокзалу. Купила в «Перекрестке» хлеб, куриную ножку и вафли. Села в KFC, отломила горбушку хлеба, сверху положила курицу. Купила билет на электричку до Кубинки. За сто рублей. До этого я каталась зайцем, но сейчас решила поехать как нормальный человек.
Сажусь в электричку. Идёт контроль. Я с чистой совестью подаю билет. Это оказалась «ласточка». Меня высадили. Но я понимаю, что следующий поезд — через два часа, и ехать час. Перешла в другой вагон и там простояла до конца поездки.
Подруга живет с двумя маленькими детьми, котом и собакой, которая меньше кота. ПО полу разбросан конструктор. Девочка восьми лет — с ней надо уроки сделать. Маленького — покачать и спать уложить. Она сделала мне еще несколько дред, но не до конца. Вечером я поехала в Питер, на этот раз — зайцем.
Созвонилась с Бякой. Мы встретились на Арбате. Он пришел с бутылкой колы, в которую добавлена водка. За пазухой он держал хорька. Противные животные. Пока шли по Арбату, он останавливал каждого встречного и минут по пять с ним разговаривал. Нашел, о чем поговорить, даже с мужчиной, выгуливавшим собачку в парке. Я чуть не психанула:
— Так мы никогда не дойдем!
Пошли в магазин. Он купил колбасы в нарезке, майонез и батон. Встретили пару местных панков, с которыми стояли вчера. Поговорили. Затем он предложил показать мне Мосфильм. Это было интересно. Когда-то он работал там каскадером. Снимался у Тимура Бекмамбетова в массовке.
Мы поехали на автобусе. Было очень темно. Двенадцать ночи. Дошли до площадки «Мосфильм». Я сразу залезла на танк. Настоящий. Прошли за забор. Здесь снимали известные фильмы про войну и трюки с автомобилями. На поле стоял вагон, декорации в виде стены с артиллерией. Бяка повел меня к вагончику, в котором жил один из бывших каскадеров. Он долго стучал в дверь. Наконец, зажегся свет, и из вагончика вышел мужчина. Я полюбопытствовала, кто он такой и можно ли зайти внутрь.
— Тебе зачем? Ты журналист?
Я отошла в сторону. Пакет с едой положила на стул. Вдруг, откуда ни возьмись, из темноты выскочила шайка голодных котов-разбойников. Штук шестнадцать. Один из них надел ручки пакета на голову и лапы и со скоростью пули скрылся глубоко под вагоном. Достать я уже не могла. Майонез и хлеб коты выкинули, а колбасу утащили.
Бяка поговорил с коллегой, и мы пошли до дома пешком. Байкер по-прежнему останавливал каждого прохожего и подолгу разговаривал с ним. Даже с постовым ДПС. Мне приходилось долго его ждать.
Мы пришли на место тусовки байкеров — небольшая площадь у моста, с которого открывается красивый вид на храм. Здесь стоит только одинокий парниша с очень печальными глазами. Он похож на Гоголя. Я хотела уехать с ним и, возможно, провести с ним остаток ночи. Но не осмелилась познакомиться. Так, мы пошли дальше. Дошли до дома Бяки. И тут он обнаружил, что потерял ключи. Думаем, что делать. Дверь не взломать — замок слишком крепкий, да и сама дверь из толстого железа. Можно попасть в секцию, но не в квартиру. На окнах — решетки. Мы пошли на его работу, в кузницу. Это рядом, через дорогу. Бяка соорудил мне лежанку из двух стульев и доски, дал спальник. Ворочаясь во сне, я упала и проснулась уже на полу.

Арбат

Утром поехала на Арбат. Мне хотелось увидеться с Вороном. Я встретила его там. Он гулял с Машей — с той девочкой. Он снова играл ей песни, а я встала на шляпе. Говорю:
— А мне песню споешь?
Он спел. «Какая ты глупая, ё-моё, ну какая ты глупая…»
После стрита поделили деньги. Хватило каждому по шаверме. Он угостил девушку. Мы пошли по Арбату. Они разговаривали только между собой, и очень тихо. Я говорю:
— Вообще-то некрасиво так делать, если ты в компании, то разговаривай со всеми, а не только с одним человеком!
— Знаешь, что я делаю, если мне не нравится компания? Я ухожу.
— Мне всё нравится.
Я пошла дальше с ними. К нам подошел мужик, желающий продать айфон за семь тысяч. Мне нужен был телефон, но денег не хватало. Я стала торговаться. Мы отошли в сторону. В итоге телефон я не купила. Когда обернулась, Ворона уже не было. Я стрельнула позвонить, но он сбрасывал звонок. Было ясно, что они убежали от меня.
Остаток дня просидела дома у Бяки — закрытая, без возможности сходить в туалет.
Вечером пришел Бяка. Ворон был с ним. У него было порезано плечо. Текла кровь. Начали суеиться, бинтовать, заматывать. Все мои вопросы игнорировались. Со мной не разговаривали, будто меня не существовало.
Ворон сказал, что это — руна. Знак силы. А меня игнорируют, потому что я дура и не понимаю объяснений. Бяка показывал Ворону разные видео, а тот с интересом их смотрел.
Легли спать. Меня заставили лечь на диван рядом с Бякой. Он разговаривал по скайпу с какой-то женщиной, одновременно приставая ко мне и отпуская в мой адрес обидные пошлые шутки. Я не обижалась, но даже собеседница сказала, что это уж слишком жестко. По стене и столу бегали клопы, а я боялась, как бы они меня не съели. Ночью он положил на меня руку, а я запаниковала и легла к Ворону.

Прошай

Бяка психанул и поехал в Тулу. «Потому что если я не уеду, вы будете у меня вписываться».
Ворон нашел девушку, у которой «зацепился» и сказал, что в Питер не поедет. Обещание он не сдержал. Я связалась с Карлсоном и поехала к Соболю, стоявшему на Меге.
Съездила на Савёловский рынок, у таджика починила телефон. Замена экрана стоила полторы тысячи. Еще тысячу отдала за работу. Телефон был как новый.
Нашла Соболь. В нем были только собаки и Саня. Остальные были на аске. Состав команды претерпел серьезные изменения: к нам добавились якут и молодой парень Юра, который сразу меня невзлюбил. Якут играл на губной гармошке. После аска на парковке мы пошли в Ашан. Я осталась с Юрой. Мы несного поговорили, после чего он стал считать меня неадекватной и боялся даже подходить ко мне.
Вернулись к парковке. Там выпили пива. Мне по-братски отломили подбатона хлеба и полбатона колбасы. Это как «Сабвей», только лучше. Я отказывалась, но они настояли. Якут напился до такого состояния, что едва стоял на ногах. До машины мы тащили его под руки.
В машине он громко кричал и хотел драться со всем, что движется. Карлсон успокаивал его.

Обыск

Второй день аскаем на бензин. Когда заходили в «Ашан», Карлсон сказал: «Выйди через главный вход». Но я прошла через одну из касс. Охранник меня остановил, попросил снять рюкзак. А рюкзак у меня был огромный. Мне нужно было встретиться с остальными — телефона нет, связаться никак. Но меня повели в комнату для досмотра. Вытащили из рюкзака все вещи. Попросили документы. Охранник, вытаскивая мои грязные трусы и пахнущие потом майки, говорит:
— У Вас есть чеки на эти товары?
— Какие чеки? Вон, понюхай!
Он достает бутылку, в которую засыпан рис.
— Этот рис откуда?
— Я его с самого Казахстана везла!
Отпустили. Но рюкзак пришлось долго и муторно упаковывать. Потом я еще долго искала ребят. Они пили пиво. Я открыла тетрадь, чтобы выплеснуть эмоции туда. Вредный Юра не дал мне этого сделать.

Москва-СПБ

Выехали из Москвы.
На ночлег встали где-то между Питером и Москвой — у источника с горячей водой. В машине мест не было — там спали Саня, Диана и Юра. Карлсон поставил синюю палатку. Собрался купаться и звал с собой меня. Но после того как проверил воду — а внизу она была ледяной, передумал.
Мы легли, постелив один спальник вниз и накрывшись другим. Он отлично понимал, в чём моя проблема: я еще была влюблена в Ворона, к тому же у меня был серьезный недотрах. Он предложил свою помощь. Но я не могла так поступить морально: ведь у него была жена. не важно, узанал бы она или нет. Я лучше потерплю, как бы мне ни хотелось.
Утром заехали в Пушкин, сделали остановку. Саша-Ашот забрал вещи. Доехали до центра, встали на Марата у магазина «Грибная Аптека». В шесть утра мне приспичило, но дворы закрыты. Кафешки — тоже. Вижу — открывается бар. Прошусь в туалет сходить.
— Нельзя, иди в столовую на углу.

Сходила в столовую. Хотела купить поесть, но цены меня шокировали. Нашла полбулки хлеба на подоконнике. Вернулась в машину, съела несколько ломтей всухую.
Пошла гулять. Встретила троих автостопщиков из Воронежа. У них были большие рюкзаки, а еще котята и щенята. С ними они аскали — якобы котам на еду. Познакомилась, сделала селфи. Мне понравился один из парней — блондин с красивыми голубыми глазами. Я попросила его телефон, но он ответил, что лучше запишет мой и позвонит. Я прогулялась по Невскому. Прошлась обратно в надежде увидеть их — но они уже куда-то ушли. И тот парень так и не позвонил.
Поехала на вписку к приятелю с Крыма. Он живет на Техноложке. Мы были очень рады встретиться снова. Он живет с друзьями в коммуналке. Народу было очень много. Я постирала вещи, сходила в душ.
Все собрались в большой комнате. Были девушки с дредами. Мы сидели, курили кальян и общались. Проводили гостей, после чего остались только местные жители. Мы пошли на кухню, где меня накурили. накуренные, мы смотрели видео с моего youtube канала. Андрей — харизматичный парень с кудрями — всё время восклицал: «Это провокация!» Мои видео понравились ребятам настолько, что они отправили одно из них знакомой девушке-режиссеру. Спать уложили на надувном матрасе, который за ночь сдулся. Но мне не привыкать. Я настолько отвыкла от кроватей, что мне на них было даже неудобно, и я сама ложилась на пол.

Парк Поражения

Я поехала к парку победы по делам и случайно встретила Карлсона, который стритовал, а Юра аскал. Встала рядом. Меня сразу прогнали: «Уйди, ты мешаешь». Я просто хотела немного побыть рядом. Ребята пошли в музыкальный магазин за струнами, я попросила денег на проезд.
— На сухую нааскаешь — сердито ответил Юра.
Карлсон был не против: — Пусть нааскает себе на проезд!
Дело было не в деньгах. Они у меня были. Я искала повод побыть с ними. Договорились встретиться в городе вечером.
Поехала на Марата. Там, на углу, и встретила всех. Познакомилась с Дашей. Она учится в академии МВД. Девушка с боевым характером небольшого роста, черные волосы до плеч, на лице — пирсинг. Она рассказывала, как проходит марш-броски. По силе не уступает мужикам.
Юра сказал: — Что ты ходишь с нами? Они хотят побыть вдвоем.
— А ты тогда что с ними ходишь? Тебе можно, а мне нельзя?
— Еще одно слово, и я тебе врежу!
Договорились разойтись и встретиться на Казанском, у «подковы». Я честно ждала до двенадцати ночи, ходила туда-сюда, слушала музыкантов. Стало холодно. Зашла в кафе погреться. Села, рассматривая меню. Ищу самое дешевое. Заказала мисо-суп за сто рублей. Суп был очень соленым и жидким. Словно просто в воду сыпанули соли. Я пропросила хлеб. Хлеба у них не было. Совсем. Только корзинка. Я согласилась. Когда принесли счет, оказалось, что два ломтика хлеба стоили сто рублей. Я потратила свой НЗ. Карлсону звонила, но он, похоже, и не собирался со мной пересекаться. Меня просто отшили.
Я пошла ночевать на Грибанал. На следующий день узнала, что Соболь стоит на парковке торгового центра «Лето». Поехала туда. Но никого не нашла. Вернулась в город. Связалась с Дашей, с которой мы жили на Гидрострое. Она тоже в Питере. Встретились на Горьковской.
Я больше не искала Соболя. Я потратила последнюю тысячу на теплую куртку и уехала автостопом на Урал.

Урок благодарности

Я привязываюсь к моим попутчикам, мешая им проводить время с другими. Чем дольше я рядом с человеком, тем больше полагаюсь на него и теряю самостоятельность. Я ожидаю, что буду для него таким же важным человеком, как и он для меня. Но у него есть люди важнее.
«Бери от жизни всё» - это девиз паразитов. Давай жизни всё. Нужно благодарить. Давать людям благо. Делать их счастливыми.
Я получила много уроков за время своего путешествия. Я кормила ростовских бомжей, как свою семью – все они ели из моей миски моей ложкой, а потом обворовали меня. Так я узнала, что не все люди хорошие, и не всем стоит доверять.
Купила хозяину вписки пельменей. Подарила одеяло. Попутчику – футболку. Достала еды голодным друзьям. Кормила Саню в Анапе. Вписала пару из Ангарска в своей общаге. Был бы у меня дом – вписывала бы ежедневно.
Добра во мне хватает, но я не умею решать проблем.
Вдобавок я еще и наивная. Неудивительно, что каждый встречный легко обводит меня вокруг пальца и отбирает последнее, пользуясь мной.
В странствиях человек становится умнее. Потому что приходится думать. Как найти ночлег на ровном месте? Как добыть еды? Где достать теплую одежду? Жить так, чтобы не работать, и всё было, могу только очень умные и хитрые люди. А вот дураки вкалывают, отдавая свою жизнь за копейки. Потому что «надо терпеть» и «по-другому никак». Безысходность. А вы попробуйте жить вне системы. Заниматься тем, что нравится. Жить в кайф. Находиться там, где хочется. Спать сколько угодно. Быть свободным среди тотального контроля. Революция возможна. Но не сверху, а изнутри. Внутри тебя.
Я люблю музыку, солнце, дорогу.

Всё это время я плыла по течению, полагаясь на людей, которые были рядом. Но пришло время выбирать свой путь. Чего я хочу?