Теперь моё

повесть
жанр: низкое фэнтези, "фэнтези про воров"
серия: Хроники Д’хаэнэлле





Глава 1. ВСТРЕЧА НА МОСТУ

По дороге, ведущей на северо-восток от города Корыстнель, брёл в одиночестве я, Уолли. Передо мной разливалась река Арран, что огибала город с востока, и через неё был перекинут мост. На него я и ступил.

Моё имя – Уолли – заимствованно из старого языка, называющегося «Ансент». Другое его название – «Язык Междукаменной эпохи». Eidarat’han H’airagge Zaenghvaad – если использовать навучное название, по-элидрински. Ансент – язык, на котором говорило в древности человечество, едва вылезшее из пещер. «Уолли» на ансенте означает «волк». Думаю, это имя мне подходит.

Я знаю ансент, потому что мои родители владели этим языком. Но не только ансент мне известен. Я встречал много народов, слышал массу языков, видел массу городов и стран – потому что моя профессия в прошлом была – военный наёмник.

Это была славная жизнь, славные времена – но теперь всё ушло. Я больше не военный наёмник, я больше не пригоден для войны. В последнем походе пару лет назад мне крепко покалечили левую ногу, и с тех пор я стал хромым. О дальнейшей карьере наёмника не могло быть и речи.

Расставшись с военным делом, я бесцельно скитался по родной местности – Хвандору – и осел в городе Корыстнель. Где стал главой шайки воров-домушников «Серые крысы».

А сегодня я покидаю город и иду по широкому, величественному каменному мосту через реку Арран. (Arran – по-элидрински означает «река». Многие названия этой местности, да и вообще на всём континенте, до сих пор остались элидринскими, хотя самих элидринов уже шестьсот восемьдесят лет как нет). Сегодня – день, когда я решил навестить фамильный склеп – он находился в Холмах, в дне пути от Корыстнеля.

Корыстнель постепенно отдалялся за моей спиной. Это был крупный город с большим населением, окружённый высокой городской стеной. Из-за стены выглядывали верхушки храмовых башен, крыша здания городского парламента – Разы, вершина Колонны Республики и статуя легендарного основателя города.

Стоял приятный солнечный день, был последний месяц весны – Dirrith, погода была прекрасная. Воздух напоен ароматом зелени – почки уже распустились, свежая листва спешно разрасталась. Щебетали изредка пролетающие над головой беззаботные птахи. Я шёл по мосту, выполненном в «элидринском стиле». С боков мост украшен элидринскими завитушками, напоминающими полумесяцы и переплетения ветвей, колонны под мостом образуют элидринские арки – вытянутые вверх каплевидные изящные арки. Всё это типичные элементы элидринской архитектуры.

На мне была пыльная дырявая накидка с капюшоном, в которой я походил на бродягу-попрошайку. Я всегда путешествую в таком виде. В такт моим шагам по булыжникам моста стучал посох, хромому без посоха – никуда.

Клац-клац – стучит он, и это единственное, что, нарушает одинокую тишину: кроме меня на мосту не было никого.

Когда мост закончился и перешёл в тракт, ведущий в одном направлении на восток, а в другом – на север, я услышал позади шумный гул и топот множества копыт. Я обернулся и увидел, что на мост вступило небольшое войско. Кого там только ни было: конные, пешие, мечники, лучники, копейщики… Вся эта толпа взошла на мост и двинулась в мою сторону.

Я пониже натянул капюшон, ссутулился и отошёл подальше на обочину. Первые ряды воинов нагнали меня и двинулись мимо, не обратив внимания.

Я сбавил шаг и медленно поплёлся вдоль обочины, стараясь не привлекать внимания. Но вот один из всадников – наверное, был в слишком весёлом настроении – решил стегнуть хромого бродягу плёткой. Он размахнулся для удара и…

Я заметил его движение по тени на земле и отскочил в сторону – насколько больная нога позволяла проявлять прыть. Плеть свистнула по пустому пространству, я схватил её и дёрнул на себя. Всадник свалился с коня.

Он вскочил на ноги, злобно зыркнул на меня, схватился за меч и потянул из ножен. Я занял боевую стойку и приготовил посох.

– Что тут у тебя? – спросил другой всадник, остановившийся рядом.

Не успел мой противник ответить, как всадник, внимательно приглядевшись ко мне, издал радостный вопль.

– Уолли! Ты ли это, чёрт тебя дери?!

Я откинул капюшон и с улыбкой поприветствовал старого знакомого:

– Ниншор! Вот уж не ожидал тебя встретить!

Ниншор повернулся к противнику, наблюдавшему за нами с недоумением, и сказал:

– Отвали от него. Это мой старый друг. Он один из нас – наёмников. Мы с ним в походы ходили, когда тебя ещё на свете не было, щенок.

– Да я что… – воин потупился и быстро засунул меч в ножны. – Да мне всё равно…

Он поспешил к своему коню, взобрался и поскакал прочь.

Ниншор спешился. Войско продолжало двигаться по дороге, будто проплывающая мимо могучая река, а мы с Ниншором стояли на обочине и лыбились друг другу, как дурачки.

– Ты чего так вырядился? – спросил Ниншор.

Я отмахнулся, и Ниншор не стал допытываться. Люблю это в людях.

– А ты сам чего? – спросил я. – Смотрю, в войско вступил? Это чьё, и куда идёт?

– Ну, конечно, вступил! Мы же кто? Наёмники. Всегда на войне, всегда в чьём-нибудь войске. Это войско барона.

– В Хвандоре есть бароны?!

Для меня это было новостью, ведь Хвандор – это конфедерация свободных городов-республик.

– Недавно появился один. Когда ынпернатор норжский, Желван Гжавчик, присоединил эти земли, он начал назначать баронов. Они же – «наместники ынперии». Ставка у наместника в Далнуме.

– Норжский барон… И как его зовут?

– Кемлок Высокомерный.

– Чёрт, да я же его знаю! – воскликнул я, припомнив кое-что из военного прошлого. – Я ходил в походы под его командованием!

– Да, все мы ходили.

– Но он же сражался против норжцев… А теперь что?

– А теперь Хвандор стал частью Норжской ынперии, и ынпернатор назначил его наместником. Я слышал, это обычное дело у ынпернатора – он часто побеждённых врагов оставляет на местах представителями ынперии.
 
– Хм… А куда вы идёте?

Ниншор ухмыльнулся.

– На Фридаград!

Хвандор всегда был союзом свободных городов-республик. В каждом крупном городе даже стоит колонна на центральной площади – символ республиканской формы правления. Города управлялись городским советом – Разой, совет был выборным.

Когда Норжская ынперия напала на Хвандор, разные города-республики отреагировали на это по-разному. Корыстнель, к примеру, сразу сдался – и без проблем, разрушений и насилия, спокойно вошёл в состав ынперии и продолжает мирно жить-поживать. В Корыстнеле практически ничто не изменилось со вступлением в состав ынперии – только в Разе появилась парочка ынперских представителей, на улицах – отряды норжских стражей, а часть городской казны стала отходить в качестве налога в метрополию – Норжию.

Фридаград же – город не из таких. Он объявил, что не признаёт власть ынперии и будет стоять за свою свободу до последнего. Фридаград в этом был не одинок, было ещё несколько городов, что собирались воевать с ынперией за свою автономию.

Я сказал:

– Кемлок решил в одиночку пойти на Фридаград, без подмоги ынперской армии?

Ниншор усмехнулся.

– Да. Захотелось выпендриться, показать на что способен. Хоть он и работает на ынперию, но норжцев ненавидит. Собрал вот несколько наёмников, набрал молодняка по деревням, взял немного норжцев-солдат – зелёных ещё – и вот готово небольшое войско. Чтобы взять Фридаград этого хватит. Только вот есть проблема – фридаградская стена, чтоб её... Город окружён стеной, и просто так в него хрен попадёшь. Придётся взять в осаду. Кемлок очень этим недоволен – потому что из Норжии обещали прислать войска на помощь. А Кемлок спешит взять Фридаград раньше, чем прибудет вспомогательное войско.

– Почему?

Ниншор криво ухмыльнулся.

– Во Фридаграде золота – горы! Это же город купцов и ремесленников! Их казна – сплошные сундуки, доверху набитые золотыми монетами. Десятки сундуков! Десятки десятков сундуков!

Я присвистнул.

– Они даже собственные монеты чеканят. Там на них изображена какая-то рожа в виде солнца... Да что я рассказываю – сейчас покажу!

Он достал из кошеля на ремне горсть монет, отобрал одну и дал мне. Я принялся разглядывать монету. Монета грубая, неровная, но большая, тяжёлая, и золото – без сомнений – настоящее. На одной стороне действительно изображено солнце с человеческим лицом.

– Ента, значит, их божество, – сказал Ниншор. – Они ему поклоняются и считают создателем мира. Называют его – Круглый Ялакш. А мир, в котором мы живём, они называют "Ялакшика" и говорят, что он выглядит как спираль.

Ниншор протянул руку, и я неохотно вернул монету.

– Значит, говоришь, десятки десятков сундуков с такими монетами? – спросил я.

– Ага. Потому Кемлок и спешит взять Фридаград в одиночку. Метрополия не узнает, сколько он из захваченной казны себе прикарманит.

– Да и вам неплохо перепадёт. Хорошо заработаешь, чёрт тебя дери!

Ниншор усмехнулся.

– Пошли с нами! Давно, небось, в зарубе не бывал? Раз уж встретились – значит, судьба! Пошли вместе на Фридаград. Как в старые времена!

Я тяжко вздохнул и покачал головой.

– Ты что, Уолли?! Денег не нужно?!

– Нужно… Да не гожусь я больше для этого. Не годен стал для войны.

– Что такое?

– Нога…

Я приподнял полу накидки и показал на левую ногу.

– Покалечили меня в последней битве крепко – с тех пор я в воины не гожусь. Хромаю. Нога еле ходит. Бегать не могу, кое-как ковыляю.

– Да… – Ниншор вздохнул и сочувственно посмотрел на меня. – Печально, брат, печально. Ты хороший боец был…

Он вдруг встрепенулся.

– Слушай, а ты меч свой… как там его? Цир… Цирс…

Я пришёл на помощь:

– Crtha-Cedat’haen.

– Да! Элидринский меч. Ты его никуда не дел? А то я б купил. Хоть щас купил! – он похлопал по кошелю на поясе, монеты издали приятный звон.

Я горько вздохнул и покачал головой.

– Продал… Давно уж продал…

– Эх, жаль…

Мимо зашагали шеренги копейщиков. Впереди шёл командир, за ним два барабанщика.

Командир ритмично выкрикивал:

"Тай ла!
Тай на-ла!
Тай на-лаха!
Лиха! Лаха!

Тай ла!
Тай на-ла!
Тай на-лаха!
Лиха! Лаха!"

Барабанщики отбивали ритм в такт речитативу. Следующие за ними солдаты выравнивали шаг.

– Что это? – спросил я.

– Это речёвка для выправки шага. Все эти марши – очень модны у норжцев. Речёвка звучит на каком-то дремучем диалекте из Норжии или Лихд-Морвании, кажется. Там говорится что-то типа: «левой, левой, раз-два». Хех! Как погляжу на этих чудиков – норжских рекрутов – так сразу душа радуется, что сам я – не один из них. Хоть не приходится маршировать, как дурак – да ещё и в дурацкой одежде!

Затем он сказал:

– Слушай! Вот что – ты найди меня после того, как мы возьмём Фридаград – и мы с тобой как следует попируем на моё жалование. Как услышишь, что Фридаград взяли – отправляйся в войско и спроси про меня, тебе помогут меня найти. А сейчас, брат, извини, нужно мне поспешить в строй – не хочу нагонять ушедших вперёд. Глядишь, ещё выговор схлопочу.

– Понимаю. Поспеши.

Мы обнялись и похлопали друг друга по спине.

Ниншор запрыгнул на коня, и я сказал:

– Удачи, дружище!

– И тебе счастливо, брат! Ты меня обязательно навести! Обязательно, слышишь? Напьёмся как следует!

Ниншор влился в хвост почти иссякшего потока солдат, а я продолжил стоять на обочине.

Через некоторое время дорога опустела, и лишь пыль клубилась в воздухе. Я остался один в тишине солнечного полудня. Я продолжал стоять на месте и смотреть вослед войску.

Оно уже добралось до холмов на горизонте, а я всё стоял и наблюдал за ним. Странные мысли крутились в голове. Я чувствовал, что нахожусь на пороге рождения гениальной идеи, хитрого плана, ловкой задумки.

Я ждал, пока план родится. Ждал, ждал…

…И, наконец, это случилось! Будто свет вспыхнул внутри меня, меня настигло озарение. Всё стало ясным и понятным. Я придумал! Я придумал, как завладеть золотом Фридаграда, как умыкнуть его из-под носа у войска Кемлока. «Десятки десятков сундуков». Я придумал, как сделать так, чтобы все они попали в мои руки!

Мне стало так весело, что я громко захохотал, а ноги сами пустились в пляс. На левую наступать было больно, поэтому я весело скакал на правой и ритмично пристукивал посохом.

Нужно было срочно вернуться в Корыстнель. Я посмотрел в направлении Холмов, где должен находиться фамильный склеп, и сказал:

– Мама, папа, и остальные – увидимся в другой раз. Сейчас у меня важные дела, не обессудьте.

Я развернулся и поспешил в город. На ходу я хихикал себе под нос, и со стороны, наверное, напоминал спятившего. Мне было всё равно – задумка, что посетила меня, была настолько грандиозной, что я не мог сдержать веселье.

Да! Я устрою нечто такое, что ни Хвандор, ни Норжия прежде не видывали! Они все обалдеют от того, что я им приготовлю! Хе-хе, ай, Уолли, ай да молодец же ты! Ай да рисковый ты парень, чёрт тебя дери! 




Глава 2. АПТЕКАРЬ

Вернувшись в город, я двинулся по улочкам Корыстнеля, держа курс к переулку Южных Ветров – именно там находилась интересующая меня лавка.

Переулок располагался за городской площадью (она же – Рыночная, она же – Площадь Разы, она же – Площадь Всех Богов). Я не пошёл через саму площадь, а решил обойти её боковыми улицами.

Я шёл по ровной дороге, выложенной кирпичом, среди каменных двух- и трёхэтажных домов, и город вокруг жил своей жизнью. Сновали прохожие, лавочники зазывали клиентов, трудились работники всех мастей. Многие из горожан, особенно женщины, имели длинные волосы, выкрашенные в белый цвет. Это называлось «элидринская мода» – элидрины были беловолосыми – очень популярна последние несколько лет в Корыстнеле и вообще в Хвандоре.

Пока я шёл к переулку, мимо проплывали лавки и заведения. Одна из лавок была небольшим одноэтажным домиком, где продавались картины и гончарные изделия. Торговка – пышнотелая блондинка – вышла на крыльцо, неся в руках огромную вазу, высотой с десятилетнего ребёнка. Она поставила её возле открытой двери, где стояли, упёртые в стену, две большие картины. На одной изображён сердитый мужчина в роскошном наряде и с длинными чёрными волосами, убранными в высокий хвост, на другой – два танцующих элидрина – мужчина и женщина. Подозреваю, человеком на первой картине был ынпернатор Желван Гжавчик. У второй картины была подпись: «Даланадриэль и Эндэлина-Аррия».

Путь занял некоторое время, но, наконец, я добрёл до переулка Южных Ветров и до, интересующего меня, длинного двухэтажного здания, тянувшегося вдоль всего переулка. Весь первый этаж занимали лавки. Глазам предстал целый ряд дверей, над каждой крепилась вывеска. «Брадобрей Шофф». «Мясная лавка Витнауса». «Цветочная лавка Мэй». «Оружейная Даббса».

Я шёл мимо дверей, ища лишь ту, что интересовала меня. Наконец, я до неё добрёл. «Аптекарь Симон Рэтт» – значилось на вывеске. Я толкнул дверь и вошёл.

Внутри стоял полумрак. В нос ударил горький запах настоек и трав. В центре помещения я увидел две фигуры: сам аптекарь и девушка – клиентка.

– Примите это сегодня… – говорил приглушённо аптекарь, держа перед девушкой бумажный кулёк.

При моём появлении он тут же замолчал, девица метнула в мою сторону испуганный взгляд, затем быстро схватила кулёк и спрятала в сумку на поясе.

– Спасибо, лекаш, я поняла, – бросила она, сунула ему в руку деньги и поспешила прочь.

Она промчалась мимо меня, на ходу отворачивая лицо – видимо, не хотела, чтобы кто-то её узнал. Дверь за ней закрылась, и я неспешно двинулся к аптекарю.

Симон Рэтт был тощим человеком среднего роста, на голове его вот уже несколько лет с огромной скоростью разрасталась лысина. Лицо было гладко выбрито, он имел ловкие руки с тонкими длинными пальцами, на глазах носил увеличительные стёкла профессора Лянардо – или, как их называли, «спектаклэ». Форма, которую он носил в лавке, представляла собой простой серый балахон с полами почти до земли. Поверх балахона накинут фартук, а на руках аптекаря чёрные нарукавники длиной до локтя.

– Именем Исцелины, Уолли! – проворчал аптекарь, уходя за прилавок и принимаясь раскладывать корешки и банки с травами по полкам на стене. – Зачем ты явился сюда в этой одёжке нищего? Ты мне всех клиентов распугаешь. А у меня, между прочим, респектабельные клиенты.

Я усмехнулся.

– Девицы, покупающие средство для выкидыша – твои респектабельные клиенты?

– Уж какие есть. Их потребности тоже достойны удовлетворения. Разве нет?

Я пожал плечами:

– Может быть. Я другие вещи обсудить пришёл.

Он бросил на меня скучающий взгляд и вернулся к корешкам.

– Что такое?

Между нами находился прилавок. Я хлопнул по крышке стола, и аптекарь подпрыгнул и испуганно и удивлённо уставился на меня. Я сказал, чётко проговаривая каждое слово и не отводя от аптекаря взгляд:

– Хочешь… заработать… бешенные… деньги? Столько… сколько ты… никогда… за всю жизнь… не зарабатывал… и не заработаешь.

Он моргнул. Повисла тишина.

– Сколько? – наконец спросил он.

Сколько я мог бы выделить аптекарю из того куша, что намеревался заполучить? «Десятки десятков сундуков». Десятки десятков сундуков… Хм…

– Треть сундука с золотом.

Аптекарь облизнул губы.

– Треть сундука с золотом? – переспросил он.

– Да.

– Не шутишь?

Я медленно покачал головой, не отводя взгляд от глаз аптекаря за линзами спектаклэ.

– Никаких шуток. Меня… и моих ребят… ждёт большой навар. Мы вполне способны выделить тебе треть сундука с золотом.

Я достал фридаградскую монету – которую умыкнул у Ниншора, когда мы обнимались – и показал аптекарю.

– Что это?

– Это Круглый Ялакш, – сказал я. – Треть сундука таких монет ждёт тебя.

– Сколько планируете взять?

– Неважно. Не твоё дело. Достаточно, чтобы выделить за твои услуги треть сундука и не сокрушаться из-за этого.

Снова наступило молчание.

Аптекарь нарушил его, кашлянув. Он начал суетиться, не зная куда деть руки, отвернулся и снова занялся расстановкой баночек и корешков по полкам.

– Вижу, ты настроен серьёзно, Уолли, – сказал он, не поворачиваясь. – Я, разумеется, согласен оказать услуги за такую плату. Что от меня требуется?

Я назвал то, что хочу получить от него и в каком количестве, и аптекарь подпрыгнул.

– Сколько-сколько? – переспросил он.

Я повторил.

Аптекарь присвистнул.

Я спросил:

– Когда управишься?

– Ну… Месяца через два, думаю, будет готово.

Я стукнул посохом по полу.

– Мне не нужно через два месяца. Мне нужно до конца недели!

– До конца недели?? – он оставил корешки и удивлённо уставился на меня.

– Дело не ждёт. Нужно спешить. У нас нет двух месяцев. Не успеешь до конца недели – не получишь плату. То, чем я занят – горячее дельце. В любой момент может оказаться уже поздно. По моим предположениям, до конца недели дело терпит. Но потом – уже поздно. Ну так что – нужна тебе треть сундука с золотом или нет, аптекарь?

– Нужна, Уолли, нужна, но… До конца недели? У меня… Пф-ф… Да я ничего не успею за это время!

– Так постарайся успеть, чёрт тебя дери!

– Я буду вынужден бросить все остальные дела и заниматься только твоим заказом.

– И заработаешь больше, чем на остальных делах. Что для тебя важнее: гроши, что можешь получить от своих обычных клиентов – или моя треть сундука с золотом? Решай, Симон. Если что – я поищу кого другого.

Я блефовал, никого другого, подходящего для моего дела, я не знал.

– Нет-нет, стой. Стой, Уолли. Я просто… Я думаю… Пф-ф… Как мне… Как мне лучше взяться за твой заказ. Я никогда с таким… ха-ха… с таким количеством товара не работал. Я просто думаю: что нужно делать, с чего начать.

– Думай.

– Слушай, Уолли. Это дело очень непростое. Если я возьмусь за него – мне нужен задаток.

Я нахмурился.

– Хорошо. Но если ты возьмёшь задаток, а работу не выполнишь – мы тебя найдём хоть на краю земли, хоть на островах в Море Пфортуны, и выпотрошим.

Он поморщился.

– Я понимаю-понимаю.

– Понимаешь? Ладно. Сколько ты хочешь для задатка?

– Хм… Дай-ка подумать… Хм… Скажем… Двадцать золотых. Двадцать золотых – или я за заказ не берусь, – аптекарь упёр руки в бока.
 
Двадцати золотых у меня не было. Но я не сомневался, что к концу дня смогу их раздобыть. Я сказал:

– Идёт. Сегодня ночью мой человек принесёт тебе задаток.

– Ну вот, как принесёт – так я сразу за твой заказ и возьмусь.

–  Заказ непростой, ты сам сказал. Лучше займись прямо сейчас. Чем раньше начнёшь – тем быстрее кончишь.

На этом я завершил разговор и направился прочь из аптеки.




Глава 3. ТРАКТИР «ПЬЯНАЯ МУХА»

От аптекаря я направился в трактир «Пьяная муха». Он находился на окраине города, на границе с Кварталом Крыс.

Мимо проплывали высокие дома из серого камня, роскошные особняки богачей, респектабельные лавки и таверны, штабы гильдий, уличные алтари и статуи божеств. Пфортуна Непостоянная, Исцелина Добрая, Чёрная Морвана, Красный Масс и Гург – Победитель гигантских черепах. Этот пантеон хвандорских богов назывался «Высокая Лока».

Гург, пожалуй, единственный выбивался из ряда богов, так как, как гласили легенды, он был человеком. Точнее, он родился человеком, но потом стал божеством. Как не трудно догадаться по прозвищу, этой чести он удостоился за то, что истребил гигантских черепах. Но не только их – Гург известен тем, что уничтожил злых существ, владевших Землёй в древности и державших человечество в рабстве – неких «рептилусов». Гигантские черепахи были лишь одними из множества представителей этой жуткой расы. Гург возглавил восстание людей и истребил всех рептилусов, используя в качестве оружия лишь свой молот, за что его имя и сохранилось в легендах, люди поклоняются ему по сей день, а божества Высокой Локи пригласили в свой сонм.

Став богом, Гург стал покровителем кузнечества, особенно оружейного и латного, а также стал богом-громовержцем, потеснив с этой должности Красного Масса. Но Масс не понёс большого ущерба – за ним сохранилось покровительство войне, боевым искусствам, а также он оставался богом огня.

Впрочем, вся эта чепуха меня не интересовала, я не признавал богов и не верил в них.

Хотя, некоторые знатоки верований утверждали, что люди, подобные мне – тоже имеют своего покровителя. Бога, храмов и статуй которому вы нигде не встретите. Бога, вокруг которого не существует культа, чьего изображения нет нигде, которому не посвящена ни одна книга. Имя ему – Нилих. Про него сказано в «Книге божественных дел»: «Все боги умерли, когда пришёл Нилих». Это единственная строчка, в которой он упоминается, и на этом всё.

Нилих – есть пустота, отрицание, хаос, нарушение порядка и преодоление границ. Поэтому в народе считается, что Нилих – покровитель пройдох и ловкачей, воров и грабителей, всех, кого не сдерживают нормы общепринятой морали и законов.

Говорят, есть медальон, нося который можно продемонстрировать окружающим, что ты – последователь Нилиха. Медальон выглядит следующим образом: на одной стороне изображено… ничего, а на другой изображено… тоже ничего. Хорошо придумано, согласен. Ещё считается, что из-за имени Нилиха пошла мода называть преступные поступки «нилихальными». Когда говорят «это нилихально» – имеют в виду, что это поступок в духе людей, которым покровительствует Нилих, поступок противозаконный и аморальный.

В общем, статуй богов, кроме Нилиха, в Корыстнеле хватало за глаза – почти на каждой улице можно было наткнуться хоть на одну. Возле статуй всегда курились благовонья, в чашках лежали подношения, монеты. Многие ушлые пройдохи повадились тырить медяки из чаш, пока служители культа не видят, и этого хоть как-то хватало им на выпивку.

Я как раз проходил мимо статуи Красного Масса, когда один оборванец склонился над чашей и принялся собирать со дна деньги. Служителя поблизости не было. Красный Масс выглядел грозно – могучий мужик с копьём и щитом, в роскошных доспехах, сердито скорчивший рожу и оскаливший пасть, из которой торчат клыки и вываливается длинный язык. (Странно, что в Высокой Локе Гург не прибил его своим молотом, приняв по ошибке за рептилуса). Оборванцу было всё равно до гневного облика божества, он поглядывал по сторонам, следя за появлением служителя культа или стражников, и быстро пихал подобранные монеты в карман.

Возле статуи густо клубились благовонья, и на весь переулок пахло смесью ароматных трав. Да, чем-чем, а травничеством Хвандор мог похвастаться! Как раз неподалёку от Корыстнеля, с запада, находились Тёмные горы, а с востока, за рекой – располагались Холмы. В этих местах и собирали травы, что шли на благовония, а также на лечебные настойки, отвары, травяное вино, мази, специи и прочее. Я с наслаждением вдохнул запах благовоний и продолжил путь.

Дорога под ногами была из серого кирпича, поверхность ровная как край чертёжной линейки. День оставался солнечным, тёплым, радостно щебетали птички. Даже мой посох клацал с весёлостью в звуке. Жизнь в городе кипела. Улицы полны людей, всюду лавочники, покупатели, приглашающе распахнуты двери магазинов, работники толпятся у штабов гильдий.

Хорошо быть мной – безработным! Целый день предоставлен сам себе и тратишь время, как пожелаешь. Хочешь – спи днём, а бодрствуй по ночам. Хочешь – проводи дни в пьянках и шлянии по улицам. Делай, что хочешь – весь мир открыт перед тобой!

Чем дальше я шёл к окраинам, тем беднее становились постройки, грязнее улицы и неопрятней прохожие. Громадные дома сошли на нет, строения стали невысокими, дорога в иных закоулках была уже не такой ровной, а иногда и вовсе отсутствовала. Но зато не попадались стражи – а это существенный плюс.

Я приближался к Кварталу Крыс, и всё чаще мне стали попадаться завсегдатаи неблагополучных районов. У одного трактира средней паршивости стояли две женщины. Одна – рыжая, высокая и стройная – постоянно прихрамывала, когда переступала с ноги на ногу. Другой была Ивамила – известная на весь Квартал Крыс скупщица краденного. Она стройна, привлекательна, а волосы её с недавних пор выкрашены в элидринский белый цвет.

– Что с тобой? – спросила Ивамила подругу.

– Сбедила ногу, – жалобно сказала рыжая. – Пошли с Фраксом к реке, стали дурачиться, бегать друг за другом, и там я ногу и вывихнула.

– Бедняжка, – сказала Ивамила, а потом заметила меня.

Я махнул ей, и она мне улыбнулась.

– Уолли? Когда зайдёшь ко мне на чай? – между нами была дорога, поэтому Ивамила обращалась громко, хотя предложение было не из тех, что следует публично объявлять на всю улицу. Произнося это, она извивалась всем телом, будто женщина-змея из бродячего цирка. Так и манит, чертовка, так и зовёт.

– Зайду, – пообещал я.

– Ловлю на слове! Я уже заждалась тебя. Смотри, не тяни – а то мой чай остынет, – сказала она, шутливо погрозив пальцем.

Я продолжил путь, и среди прохожих моё внимание привлёк мужчина с волосами, выкрашенными на элидринский манер и собранными сзади в хвост. Одежда его была необычной – в ней преобладали чёрные и красные цвета, плечи угловатые и острые. Он был чем-то недоволен и ругался себе под нос. Язык походил на норжский, такой же был наряд, и я решил, что это очередной норжец-купец, прибывший в Корыстнель с целью открыть здесь лавку. Возможно, он прогорел или столкнулся с трудностями начала дела на новом месте, потому и сердится.

– T’hikaler artanorr! – ругался он на ходу.

Стоя на пороге дома, стройная красавица с элидринскими волосами со скучающим видом осматривала улицу и прохожих. Говорили, дамочка – брачная аферистка, выходившая замуж уже раз пять и сведшая в могилу всех мужей, живущая на оставшееся после них наследство. Мы встретились с ней взглядом. Её лицо оставалось безразличным, глаза – скучающе полуприкрыты, я же – приветливо кивнул ей и улыбнулся. Мне она нравится, но сближаться с ней я бы не рискнул.

Вскоре я увидел трактир «Пьяная муха». Название значилось на вывеске над входом. Трактир представлял собой каменное двухэтажное строение серого цвета, из трубы на крыше шёл дым. Трактир стоял у арки в высокой стене, за которой начинался Квартал Крыс.

Само заведение находилась на втором этаже, а первый использовался под хранилище продуктов и выпивки. Чтобы попасть в «Пьяную муху» приходилось подняться по лестнице. Что я и сделал, кряхтя на каждом шагу и отстукивая по ступеням посохом, как и полагается хромому.

Я распахнул дверь, и на меня штормовой волной хлынул пьяный гул, а в нос ударил запах прокисшего вина и впитавшейся в деревянные доски медвеколы.

– А, Уолли! – услышал я.

Разобрать, кто ко мне обратился, было непросто – народу в трактир набилось много, как обычно, и все галдели и кричали пьяными голосами. Также присутствовали музыканты, и они наяривали что-то весёлое и громкое. Флейтист задорно дул во флейту, и пальцы плясали по дырочкам как безумно скачущие блохи. Девица в длинном белом сарафане и с длинными каштановыми волосами била в бубен, звонко пела и дёргано приплясывала, как шаманка на колдовском ритуале, а лютнист и барабанщик играли с таким усердием, что, казалось, сейчас от их рук пойдёт дым. В воздухе стоял чад от готовящихся закусок и плыли клубы пара, выпускаемого курильщиками.

Слева от входа находилась стойка, а справа столы. Я двинулся к стойке, Анзор, трактирщик, заметил меня и приветливо улыбнулся. В этот момент он протирал кружку и без интереса слушал какую-то чушь, что рассказывал ему порядочно набравшийся пьянчуга.

– А я и говорю… – заплетающимся языком вещал пьяница, раскачиваясь на табурете влево-вправо. – …Норжский ын… ик… пер… натор… Жел… ик!.. ван… Гжав… чи… ик! – не человек!

Анзор вымученно улыбнулся, поглядывая на пьяницу как добрый родитель, терпеливо выслушивающий околесицу, что несёт ребёнок.

– Не человек? А кто же он? – спросил Анзор.

Я занял табурет рядом с пьянчугой, Анзор вопросительно посмотрел на меня, и я сказал:

– Как обычно, дружище. Большую кружку тёмной медвеколы.

– Пенистой? – спросил Анзор, хотя сделал это для порядка, так как уже успел выучить мои предпочтения.

Разумеется, пенистой. Я обожаю медвеколу только когда она обильно пенится и шипит, поднимаясь вверх по стенкам кружки.

Пьяница продолжал:

– Ын… первнантор… норжский… 

– Да. Кто же он по-твоему? – спросил его Анзор, ставя передо мной огромную кружку с медвеколой. Густая обильная пена так и пёрла из неё, норовя перелиться через край.

Я подхватил кружку и спешно отпил, не давая пене пролиться.

– Он – эль.. эль-ли… эль-ли-дрин… – наконец, выдавил из себя пьяница, и его голова безвольно упала, лоб со стуком уткнулся в стойку, и пьяница захрапел.

Анзор посмотрел на меня и усмехнулся. Я развёл руками – мол, пьянь, что с них взять.

– Как медвекола? – спросил трактирщик.

– Дружище, ты же знаешь, твоя медвекола – лучшая в городе!

Это была почти правда. Конечно, медвекола «Пьяной мухи» не была лучшей, но она была довольно сносной. И это не случайность – Анзор был близким другом бриивоваров братьев Лапищевых и потому получал партии медвеколы прямо из бриивоварни. Отличная свежая медвекола прямиком от производителей – о чём ещё может мечтать трактирщик, типа него?! И рьяный любитель медвеколы, типа меня.

Я сделал неспешный глоток, смакуя вкус напитка – терпкий, горьковатый, с нотками жжёного сахара – и аромат – отчётливый запах бочки, брожения, хлеба и далёкие нотки яблочного нектара. Пена продолжала оседать, весело шипя, лопающиеся пузырьки холодными иголками кололи в нос. Я оторвался от кружки и шумно выдохнул.

– Да-а-а, – сказал я. – Хорошо, Анзор! Хорошо!

Он довольно заулыбался.

– Плохого не держим. А ты что же – так любишь медвеколу в моём трактире, что специально ради неё вернулся в город? Ты же хотел куда-то отправиться? Пару часов назад ты сидел тут и рассказывал, что покидаешь город.

– Я уже перешёл мост, когда вдруг подвернулось одно дельце, вот и вернулся.

– Ясно, – только и сказал Анзор. Он никогда не лез в чужие дела, и многие ценили его за эту черту, я тоже.

– Я посижу здесь и подожду кого-нибудь из своих, – сказал я.

Кто-нибудь из членов моей шайки Серые Крысы обязательно появится.

– Как хочешь, – ответил Анзор.

Я одним махом допил медвеколу и сказал:

– Повтори-ка, дружище.

Он наполнил кружку новой порцией медвеколы, я подхватил её и направился к свободному столу. В помещении продолжал стоять гул, хотя музыканты затихли, и теперь единственным источником шума оставались посетители. Знакомые приветливо махали мне и что-то пьяно выкрикивали, пока я шёл мимо.

За одним из столов сидели городские стражи – видимо, у ребят выходной. Это были могучие, крепкие парни, и даже в выходной они не расставались с доспехами и формой. Один из них рассказывал товарищам, что с жадным сопением пожирали куски варёного мяса и вливали в себя кружками медвеколу:

– …и вот, когда мы дурачились, бегали по берегу, она подвернула ногу, чёрт побери. Теперь хромает. Надеюсь, всё будет в порядке.

За другим столом сидели рыбаки. От них разило рыбой за десяток шагов, а серые грубые накидки выдавали в них жителей Д’хеа Мрвин.

За следующим столом сидел Рисген – завсегдатай трактира, знатный пьяница и любитель пошуметь. Казалось, этот невысокий юркий мужичок не может обойтись без того, чтобы не вляпаться в какую-нибудь историю.

– Уолли, Уолли! – крикнул он мне. Это был тот же голос, что окликнул меня, когда я вошёл в трактир.

Рисген приглашал за стол с ним и его компанией, но я лишь дружелюбно улыбнулся, хлопнул его по плечу и прошествовал дальше. Рядом с Рисгеном сидел ещё один страж в выходной день. За столом играли в шагост. Ещё одним в компании был Лисидор – заядлый игрок и завсегдатай трактира. Четвёртым был его брат – Плаксидор. Оба они, в свободное от игры время, работали мебельщиками-столярами. Вся компания резалась в шагост, попутно вливая в себя галлоны медвеколы и что-то шумно обсуждая и громко хохоча.

За другим столом сидели охотники. Я понял это, присмотревшись к их внешнему виду. У них были меховые сумки, одежда, подходящая для прогулок по лесам, при себе они имели охотничье оружие. Поскольку охотой в Хвандоре не промышляли, эти ребята, скорей всего, были не местные, не хвандорцы – вероятно, они из Норжии – там много лесов и охота очень распространена.

Подойдя к пустующему столу, я заметил Фабэллу – жену трактирщика. Это была рыжая, крутобёдрая, пышногрудая женщина, имевшая резкий характер и острая на язык. Она ходила среди столов и разносила напитки, время от времени отпуская комментарий или шутку в ответ на слова или действия клиентов.

Рядом со стойкой трактирщика находился проход в соседнее помещение – там была кухня. В дверной проём можно было увидеть девушку-подростка – дочь Анзора, Рипсикору, она в трактире выполняла роль поварихи.

Я сел за свободный стол в самом дальнем углу, поставил кружку, опёр о стол посох и стал ждать кого-нибудь из членов моей банды.

За столом, где играли в шагост, Лисидор позвал меня в игру, но я покачал головой. Я достал «елейктрон» – оно же «Испарительное устройство профессора Лянардо» – заправил устройство из флакончика вязкой жидкостью прозрачно-жёлтого цвета, что называлась «янтарец», нажал на кнопку устройства и затянулся густым паром.

В Хвандоре, как и во всей Норжской ынперии, больше не курили трубок или свёрнутых бумажных кульков с табаком, известных как «сыгаро» (от слов «сгорать, огарок»), а использовали парительное устройство профессора Лянардо, елейктрон. Оно нагревало заправленное в него вещество «янтарец», поднимался пар, он поступал в мундштук устройства, и курильщик – или, вернее, парильщик – вдыхал его.

Пар янтарца обладал тем же опьяняющим и расслабляющим эффектом, что и трубочный или сыгарочный табак – да что там, вытяжка табака входила в состав янтарца – но пар был менее вреден для организма, не чернил зубы, не прованивал одежду, а также не загрязнял воздух вокруг пахучими клубами дыма. Кроме того, курить янтарец было модно – как модно было использовать любое изобретение великого профессора Лянардо.

Да, Лянардо поистине был удивительным человеком. Он был изобретатель, художник, музыкант, композитор, историк, натурфилософ, а ещё изучал язык и останки культуры элидринов. Многогранная и талантливая личность! Хотя, мне казалось, что профессор Лянардо – просто миф, такого человека не существует, а приписываемые ему изобретения и открытия – принадлежат множеству совершенно разных, отдельных людей.

Как бы там ни было, весь Хвандор перешёл на парительное устройство профессора, и, наравне с бриивоварнями, в Хвандоре открылись мануфактуры по производству янтарца.

Хвандор – что на Железном (элидринском) языке означает «Грибной край» – граничит на востоке с Морем Пфортуны, а на западе с Тёмными горами. Хвандор включает в себя следующие города, поселения и природные достопримечательности: Корыстнель, Туманный лес, Тёмные горы, Фридаград, Изтал, Тэнед, Ароиль, Дифрин, Арниек, Койлад, Скиге Дал, Далнум, Эна-айза, Гефал, Гардзиэль, Варйо, Ротко, Кланак, Сгаиль Г’хил, Д’хеа Мрвин, Тамзиэль. Как не трудно догадаться, многие названия – на Железном языке.

Местность Хвандора включает в себя: побережье моря Пфортуны, горы, болота, холмы, пещеры. Много пещер. В них добывают грибы и мох. Именно из-за этого Хвандор и называется Хвандором – «Грибным краем».

Промыслы Хвандора – это производство медвеколы, янтарца, лекарств, добыча лекарственных трав, специй, грибов, мха. Также Хвандор кормится от того, что многие его города – точки, где встречаются торговые пути. А ещё Хвандор издревле обеспечивает армии сильных мира сего отчаянными парнями в качестве военных наёмников. Если встретите армию наёмников в любой точке континента – будьте уверены: большинство людей там – хвандорцы.

Основной рацион жителей Хвандора – грибы, водоросли, зелень, травы, мох, медвекола, корни, кора, ягоды. Разумеется, корни, кору, мох едят не в сыром виде – они входят в состав специй, приправ, настоек. Скотину в Хвандоре разводят лишь там, где есть подходящие пастбища и луга – например, в Холмах. Охотой не промышляют. В прибрежных городах – таких как Д’хеа Мрвин – занимаются ловлей рыбы и прочей морской живности.

Мясо жителям Хвандора издревле заменяли особые, калорийные, питательные грибы. Недаром говорится в пословице: «Грибы в Хвандоре – жирнее, чем кабаны в Лихд-Морвании», и ещё: «Поел грибов и мха в Хвандоре – и плечи раздались как у борца». Грибы, мох и водоросли Хвандора действительно обладают свойством стимуляции мышечного роста. Как я уже сказал, именно из-за этих чудесных пещерных и горных грибов Хвандор и получил своё название.

Я курил янтарец и витал в размышлениях, пока меня не вернули к реальности слова:

– Уолли, твоя кружка пуста. Повторить?

Я повернулся на голос. Это была Фабэлла. Я посмотрел в кружку – та действительно пуста. Я кивнул Фабэлле.

– Может, хочешь перекусить?

Я задумался. Да, перекусить было бы неплохо.

– А что у вас есть? – спросил я.

– Могу принести холодный огуречный суп на медвеколе и пирожки.

– С чем?

– Грибы, капуста.

– Идёт. Суп и оба вида пирожков.

Она кивнула, подхватила кружку и удалилась

Охотники за своим столом дружно затянули песню:

В тишине бредёт охотник,
По тропе бежит олень.
По лесной по тропушке,
По лесной по тропушке!

Гоп-гей, гоп-гей,
Бей оленя, не жалей!
Стрелы доставай,
Тетиву спускай!

Гоп-гей, гоп-гей,
Бей оленя, не жалей!

Рыбаки из Д’хеа Мрвин прервали беседу и неприязненно посмотрели на охотников. Один из рыбаков громко обратился к остальным:

– Ребята! Давайте «Осьминожью Душевную»! За-пе-вай!

И мрвинцы пьяно затянули:

Из морской да из пучины
Выплыл осьминог,
А в душе моей кручина,
Весь я занемог.

Ой, да что мне море принесёт?
Ой, да что мне морюшко-то принесёт?

Осьминожец-осьминог,
Вот бы ты бы мне помог,
Рыбу в сеть мою загнал,
Да тоску мою унял!

Ой, да что мне море принесёт?
Ой, да что мне морюшко-то принесёт?

Отвечает осьминог…

Что ответил осьминог мне узнать так и не удалось. Кончить им не дали, Рисген оторвался от шагоста и пьяно заорал:

– Хватит петь эту чушь! Корыстнельский трактир – для корыстнельцев! И звучать тут будут только нашенские песни. Друзья, а ну-ка грянем «K’horaenn aepf Brrwycola»!

Название он произнёс на элидринском, хотя вряд ли знал что-либо ещё на Железном языке. Название, подозреваю, он узнал из сборника переводов народных песен и стихов на элидринский, составленный профессором Лянардо – «Железный язык и элидрины: в поисках исчезнувшей цивилизации».

«K’horaenn aepf Brrwycola» – означает «Кружка медвеколы». Так это звучит в переводе профессора на Железный язык, а по-нашему песня называется «Плесни, трактирщик, медвеколы!» или «Трактирная». Именно эту песню и затянули пьяные корыстнельские молодцы во главе с Рисгеном:

Плесни, трактирщик, медвеколы,
Кружка моя совсем уж пуста.
Стану я снова резвый, весёлый,
Не пересохнут мои уста.

Стану я петь, стану плясать…

– Плясать лучше не надо! – крикнул Анзор из-за стойки. – Я только новые столы поставил. И вообще – давайте оставим песни и пляски нашим артистам.

Встал Лисидор, он стукнул по столу и потребовал:

– Пусть исполнят «Вот элидрин подошёл к Серой башне»!

– Да, да! – подхватил Рисген и остальные за его столом.

К ним присоединились стражники на отдыхе, потом ещё кто-то, и вскоре весь трактир требовал от музыкантов «Вот элидрин подошёл к Серой башне».

Музыканты, увидев такое дружное пожелание послушать их, приободрились. Они с готовностью согласились исполнить песню. Лютнист встал посреди маленькой трактирной сцены и торжественно объявил по-элидрински (чтобы добавить себе важности):

– H’ye d’haenell’ d’he los-d’hor k’hegataen! «Вот элидрин подошёл к Серой башне»!

Его поддержали свистом и хлопками. Музыканты приготовились, переглянулись и грянули. Девица с бубном и лютнист запели дуэтом:

Вот элидрин
Подошёл к Серой башне,
Засиял синий свет,
Открылись Врата!

Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Элидринка моя!

Камень Дорог
Лежит в Серой башне,
Замёрзший в нём луч,
Это ключ ко вратам.

Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
О где же ты там!

Там далеко,
Где троелунье,
И где леса
Красны и желты.

Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Там ждёшь меня ты.

Добуду я Камень,
И в путь я отправлюсь,
Назад не вернусь
Уже никогда

Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Элидринка моя!

Разбойники в масках
В лесу поджидают,
Но я не боюсь,
Их силы малы

Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Аэндэли-и-ина,
Ждёшь меня ты?

Присутствующие подпевали пьяными голосами, зачастую ужасно фальшивя и ломая ритм, хлопали, топали, хохотали, стучали кружками по столу, и это продолжалось, пока музыканты не рассказали до конца всю историю элидрина из Стаентрада – королевства с соседнего материка, расположенного по другую сторону Моря Пфортуны – и кончили таким припевом:

Эндаэли-и-ина,
Эндаэли-и-ина,
Эндаэли-и-ина
Ар-рия!

После чего вместе с публикой начали ритмично и безостановочно повторять «Энделина, Энделина, Энделина-Аррия», наращивая и наращивая скорость, убыстряя темп, пока не дошли до исступления. Рожи музыкантов покраснели от усердия, руки барабанщика замелькали, как крылья мотыльков, у флейтиста глаза лезли из орбит, лютнист, казалось, готов был порвать струны, девица с бубном снова начала шаманские пляски и впала в истерику, а публика в зале уже чуть ли ни ломала кулаками столы. Наконец, ускорение достигло кульминации, музыканты грянули последний аккорд, и всё стихло.

Я был так увлечён происходящим, к тому же меня уже начало развозить от медвеколы – а я люблю довольно крепкий сорт – что совсем не заметил, как кое-кто вошёл в трактир, подошёл к моему столу и встал у меня за спиной. Обнаружил я это только после окончания песни, когда мне на плечо легла рука, и знакомый голос произнёс:

– Мы думали, ты покинул город, а ты, оказывается, здесь прохлаждаешься, слушаешь песни по элидринов.

Голос был женский. Я обернулся и увидел Хейю, одну из трёх (не считая меня) членов нашей небольшой банды.

У неё были тёмные волосы, длиной ниже лопаток – обычно она убирала их в пучок, хвост или косу, чтобы не мешались. На голове чёрный капюшон, стройное тело обнимал короткий чёрный кожаный корсет, оставляющий обнажёнными ключицы и живот. Ноги – в плотно облегающих штанах, тоже чёрных, обувь – высокие кожаные сапоги на мягкой подошве. На поясе ремень, на ремне висит нож и кинжал. Поверх корсета накинут тёмный плащ с длинными полами. В рукавах находились несколько метательных ножей. Глаза Хейи – голубые, веки обведены чёрным.

Сейчас эти глаза пристально смотрели на меня, изящная тонкая бровь вопросительно изогнулась.

Имя «Хейя» девушка взяла себе сама. Ещё в детстве она стала сиротой и оказалась на улице, и прибилась к банде беспризорников-воришек – карманников и форточников. Взрослые обычно обращались к беспризорникам (если обращались) так: «Хей, ты». В конце концов, девушка настолько привыкла к этому обращению, что на вопрос как её зовут стала отвечать: «Хей, я». Так и появилась Хейя.

Сейчас ей двадцать, и она состояла в банде «Серые крысы», где, кроме неё, были ещё два человека – два виртуозных домушника – а возглавлял всё это дело ваш покорный слуга.

– Ну, наконец-то, – сказал я. – Хоть кто-то явился проведать бедного Уолли. Я уже заждался.

Хейя хмыкнула.

– И что же заставило тебя вернуться, бедный Уолли?

– Сейчас скажу, иди сюда, – я взял её за руку, притянул к себе, и она плюхнулась мне на колени.

– Нас ждёт богатая и счастливая жизнь, – торжественно объявил я. – Жизнь в роскоши.

– Да ну, – недоверчиво ответила она. – И как же ты это организуешь?

Я показал фридаградскую монету.

– Я нашёл настоящее крупное дело.

– О! Ты посвятишь меня в подробности, или я должна угадывать?

– Посвящу, – ответил я и деловито отпил медвеколы из кружки.

Затем я наклонился к уху девушки и рассказал о плане. О том, как я собираюсь заполучить всё золото Фридаграда.

Когда я кончил, она восторженно выдохнула.

– Гениально! Но не слишком ли… эээ… дерзко?

– Дерзко?! – удивился я. – Ты забыла, с кем разговариваешь?

Я мог бы напомнить ей, как стал главой банды.

Пару лет назад, когда я пришёл в Корыстнель, покончив с карьерой военного наёмника – банда «Серые крысы» уже существовала, и заправлял ею один неприятный тип, известный по прозвищу Клещ. У него были три помощника-мордоворота, что держали в страхе весь Квартал Крыс и членов банды. Хейя и остальные состояли в банде принудительно, они не могли её покинуть если бы захотели – три мордоворота Клеща тут же разделались бы с любым. Клещ безбожно обдирал подчинённых, забирая две трети выручки, и тратил всё на собственные гедонистские развлечения.

У Хейи были плохо развиты навыки карманника или домушника, и Клещ подобрал для неё другое занятие – проститутка-снотворщица. Хейя должна была находить клиентов, опаивать их, а потом, когда те засыпали, обчищать кошель. Спать с ними было не обязательно, главное – их опоить. Но не всегда клиенты засыпали раньше, чем завалят Хейю в койку – потому девушке нередко приходилось полноценно выполнять работу проститутки, а не только имитировать.

Когда я прибыл в Корыстнель, я задумал возглавить банду воров, и «Серые крысы» показалась мне подходящей. Я стал завсегдатаем «Пьяной мухи», познакомился с Анзором и всем сбродом, ошивающимся в трактире, и вскоре вышел на Клеща.

Я познакомился с Клещом, сдружился с ним и предложил свои услуги – бывший наёмник всегда может пригодиться, даже калека. Я убедил Клеща, что могу прекрасно планировать боевые операции и заказные убийства, и главарь доверился мне. Он пригласил меня вступить в банду, и в один прекрасный день самолично привёл в их логово в Квартале Крыс.

В тот момент в логове находились все члены банды. Меня же тогда интересовал лишь сам Клещ и трое его подручных. Недолго думая, я достал меч «Crtha-cedat’haen» и зарубил Клеща с подручными. Это произошло так быстро, что никто не успел оказать сопротивление – меч блеснул в воздухе, как несколько вспыхнувших молний – и всё было кончено.

Банда оказалась обезглавлена. Теперь это был просто сброд, набившийся в одно помещение. Все были ошеломлены произошедшим, никто не пытался напасть на меня и отомстить за Клеща. Я объявил, что теперь я – глава банды, и я отменяю порядки, принятые при Клеще. Те, кто давно мечтал уйти из банды – могут это сделать. Те, кому интересна новая жизнь при новом руководстве – добро пожаловать в обновлённых «Серых крыс». Нас ждут великие свершения!

Зря я позволил убежать всем желающим. В итоге банду покинули почти все. Со мной остались лишь трое – Хейя и два виртуозных вора-домушника. Впрочем, это была отличная команда, так что я не долго переживал из-за того, что отпустил остальных.

Некоторые соседние банды, тоже обитавшие в Квартале Крыс – например, «Rwnn» («Рвань, оборванцы») – хотели испытать меня на прочность и попробовали атаковать наше логово, но я снова пустил в ход «Crtha-cedat’haen» в нужный момент и зарубил четырёх боевиков, а затем снёс башку лидеру банды. С тех пор банда «Rwnn» платит нам ежемесячные «добровольные взносы на развитие», а банду возглавляет безвольный паренёк, двоюродный племянник бывшего лидера.

– Нет, конечно, я знаю, что ты человек крутой и решительный, Уолли, – сказала Хейя, – но проделать такое… по-моему, это даже для тебя слишком.

– Большой приз требует больших усилий. Хочешь получить больше – замахнись на большее. Ты что – струсила?

– Нет. Если ты уверен – то я с тобой до конца.

– Вот и отлично, – я позвал обходившую столы жену трактирщика. – Фабэлла! Ещё порцию медвеколы!

Я вопросительно посмотрел на Хейю. Она поморщилась.

– Я не люблю медвеколу, ты же знаешь. Мне вина.

– Фабэлла! И кувшин Meale Fional’.

Хейя уколола меня пальцем в плечо.

– Обязательно нужно похвастать познаниями из Железного языка…

Я самодовольно улыбнулся. Я знал несколько слов и фраз на Железном языке, как многие хвандорцы, но полностью языком не владел и был в нём, в общем-то, профаном.

К столу подошла с подносом Фабэлла, поставила передо мной кружку медвеколы, маленький кувшин вина с бокалом для Хейи.

– Твоё счастье, Уолли, что я знаю такие слова, другая бы тебя не поняла и не обслужила, – проворчала Фабэлла.

– Да? А это ты знаешь: Geimhrid’h iontai milis mirta t’hae’h?

Фабэлла закатила глаза и шумно выдохнула. Затем обратилась к Хейи:

– И как только ты его выносишь?

– Стараюсь не замечать неприятные черты его характера. Не будешь же ты обижаться на глупости ребёнка или проказы нашкодившего пса.

– Это называется самообман, милочка, и жизнь в иллюзиях, – сказала Фабэлла и решительной походкой удалилась.

Мы с Хейей чокнулись и отпили каждый своего напитка. Затем я сказал:

– Есть одна трудность в нашем деле, и с ней нужно разобраться уже сегодня. Так, мелочь, но требует срочного решения.

– Что же?

– Аптекарь требует предоплату, двадцать золотых, и нужно добыть их сегодня же, чтобы он скорее принялся за дело.

Она задумалась, а потом тихо сказала:

– Я могу попробовать добыть двадцать золотых.

– Мы же решили, что ты этим не занимаешься.

– И я рада, что больше этим не занимаюсь, и благодарна тебе за то, что ты избавил меня от такой работы, когда захватил власть в банде, но, если для крупного дела требуется срочно достать деньги – можно и поступиться принципами разок. Сам же говоришь: большой приз требует больших усилий.

– Нет, – сказал я, и Хейя не стала спорить.

Мы допили свою выпивку, расплатились с Анзором и покинули трактир. Мы прошли через арку в стене, что отделяла город от Квартала Крыс, и двинулись по территории квартала. Мы шли к логову нашей банды.

– Сегодня ночью, – сказал я Хейи, – мы должны ограбить особняк какого-нибудь богача, чтобы добыть денег для аптекаря.

– Обсудим это с нашими lokpi-magusze, – ответила она. – У них наверняка есть парочка особняков на примете.

Я не сомневался, что так оно и было. От предвкушения весёлой ночки у меня мурашки забегали по телу, и посох мой цокал о дорожные булыжники с задором и весёлостью в звуке.




Глава 4. КРАЖА

Я рассказал о плане Дитсу и Эккену – нашим «lokpi-magusze» («мастера-воры»). Оба выказали то же сомнение, что и Хейя – дескать, никогда раньше мы на такое не замахивались, дело слишком рисковое. Как и Хейю, я убедил их пойти на этот риск.

Первое, что нам понадобится – добыть денег для задатка аптекарю.

– Поэтому, – сказал я, – нужно обчистить дом какого-нибудь богача.

К сожалению, после захвата Хвандора Норжской ынперией теперь по городу шныряют норжские солдаты – «для поддержания порядка». В богатых кварталах их особенно много. Поэтому нужно хорошенько продумать план ограбления.

Дитс сказал:

– У нас давно есть на примете одно местечко – особняк купца, торгующего янтарцом и устройствами елейктрон, члена гильдии янтарщиков и табачников, Фрокка. Проникнуть в особняк можно через подвал. А попасть в подвал можно через катакомбы, проходящие под Корыстнелем.

– Это действительно возможно? – спросил я.

Оба вора кивнули, за Дитса продолжил Эккен:

– У нас есть план катакомб, и мы уже исследовали их. Стена, отделяющая ход в катакомбах от подвала под домом Фрокка – довольно тонкая, её нетрудно разобрать по камушку в считанные минуты. В доме Фрокка об этом не знают – именно эта стена в кладовой подвала у них постоянно заставлена всякими бочками, мешками, и её почти никогда не видят. Как раз сегодня утром Фрокк и его семейство покинули Корыстнель. В особняке осталась только прислуга – кажется, двое человек. Ещё пара сторожей и собаки дежурят снаружи дома, во дворе. Ну и по улице ходят норжские стражи.

– Проникнув в особняк Фрокка, – сказал Дитс, – мы усыпим слуг, обчистим дом и покинем его тем же путём, что пришли – катакомбами.

– Неплохой план! – сказал я. – А как вы собираетесь проникнуть в катакомбы?

Дитс ответил:

– В катакомбы можно попасть из нескольких мест. Одно из них – кладовая-подвал под гостиницей «Элидринская арка». Это место ближе всего к дому Фрокка. Другое – подвал-хранилище под зданием Разы.

– Это не вариант, – сказала Хейя. – Даже не рассматриваем.

Я кивнул: Раза – здание городского парламента – охранялась как королевские покои, стражи там было – сколько игл на спине ежа.

– Значит, гостиница, – сказал Дитс. – Но как мы попадём в кладовую гостиницы?

– Мы вам поможем, – сказал я. – Отвлечём внимание. Но тут встаёт другой вопрос – как вы собираетесь выбираться? Мы же не узнаем, когда вы будете готовы вновь появиться из гостиничной кладовой, да ещё и с мешками добра, и не сможем вовремя отвлечь внимание.

Дитс сказал:

– Для этого есть другой путь – один из тоннелей катакомб ведёт за город, выходит возле каких-то древних развалин у реки. Туда мы и направимся из дома Фрокка.

– А сразу через развалины нельзя попасть в катакомбы? – спросила Хейя. – Обязательно идти в гостиницу?

Дитс покачал головой:

– Нельзя. Там сложно устроенная система тоннелей – из катакомб в тоннель, ведущий к развалинам, мы попасть можем, а обратно – нет.

– Что ж, – подвёл я итог, – значит, план ясен. Вы, ребята, начинайте готовиться к делу – не забудьте снотворное, мешки... А я буду пить!

Так сказал я и взялся за кувшин с вином сорта Geimhrid’h Fional’. Одной рукой. А второй приобнял Хейю, и мы вместе откинулись на спинку широкого кресла и принялись пить и обниматься. Да, жизнь хороша! Особенно, когда есть тот, кто на тебя ишачит, пока ты отдыхаешь.


***


Но не всегда удаётся лишь отдыхать и предаваться гедонистским радостям, иногда приходится взять часть работы на себя. Вот и сейчас пришло время и мне поработать на общее дело. Мы с Хейей стояли в дверях трактира гостиницы «Элидринская арка» и осматривали обстановку и присутствующих.

«Элидринская арка» была первосортной, элитной гостиницей, расположенной в богатом районе. Перед тем, как прийти сюда, мы переоделись в дорогие шмотки (подделка, которую мы как-то приобрели по дешёвке у Ивамилы), чтобы выдать себя за супружескую пару богатеев. Специально ради маскировки Хейя выкрасила волосы в белый. Дитс и Эккен представлялись нашими слугами.

В трактире гостиницы было немало народу, все пили, веселились, шумно беседовали. За одним из столов, недалеко от камина, сидели трое мужчин и играли в…

– Во что они играют? – спросил я Хейю.

Она присмотрелась и сказала:

– Кажется, эта игра называется «Элидринская нараба».

– Чем она отличается от обычной нарабы?

Хейя пожала плечами. В обычную нарабу играть я умел, а вот в «Элидринскую»… Впервые слышал о такой игре.

Эккен сказал из-за моего плеча:

– В Элидринскую нарабу играют так же, как в обычную – отличие лишь в изображении фигур, доски и нескольких особых правилах.

– Хорошо, – сказал я и двинулся к игрокам.

По элегантному полу из дорогой породы дерева постукивал мой посох богача – специально подобранный для этого дела посох с набалдашником в виде головы дракона. Хейя степенно шествовала рядом, а Дитс и Эккен затесались где-то среди присутствующих.

У нас на пути возник половой – трактирный слуга.

– Господа желают снять комнату? – услужливо спросил он.

Я высокомерно посмотрел на него, Хейя скривилась и фыркнула, отвернувшись. Половой немного смутился и опустил взгляд.

– Может быть, – чванливо произнёс я. – Посмотрю, что тут за обстановка и решу, достойна ли эта гостиница меня.

Половой услужливо кивнул.

– А сейчас я хотел бы присоединиться к игре вон тех господ, – сказал я и презрительно отстранил со своего пути полового набалдашником трости. – Отойди, мужик.

Я подошёл к столу игроков, те подняли на меня взгляд.

– А что это, мастши? – спросил я. – Элидринская нараба?

– Да, мастш, – ответил один из них.

– А вам четвёртого в игру не нужно? Я давно ищу ценителей этой игры в здешнем захолустье.

Игроки внимательно осмотрели мой вид, оценили Хейю рядом со мной, переглянулись. Один из них сказал:

– Конечно. Вчетвером-то, мастш, оно лучше будет. Милости просим в игру.

– Благодарю, – сказал я, с высокомерным видом опускаясь на стул.

– Вы, конечно, понимаете, мастш, что мы играем на деньги? – спросил один из игроков.

– Разумеется, мастши, – ответил я и положил на стол фридаградскую монету. – Надеюсь, для начальной ставки этого достаточно?

Они уставились на «Круглого Ялакша».

– Золото?! – изумился один.

– Да, а что? – невозмутимо спросил я.

– Мы, мастш, на золото сегодня не играли ни разу.

Второй жалобным тоном пояснил:

– Времена тяжёлые, мастш. Раскидываться золотом было бы неразумно.

– Позвольте! – возмутился я. – Это же Элидринская нараба! Благородная игра! Как можно её осквернять ставками чего-либо помимо золота!

– Ваша правда, мастш, – пристыжено сказал один из игроков. 
 
Все трое переглянулись и, скрепя сердце, полезли в кошельки. К моей монете присоединились четыре других. Моя отличалась – широкая, крупная, с изображением солнечного лика. Их золото – корыстнельской чеканки, с изображением республиканской колонны.

– Ну что ж, начнём играть, мастши, – сказал я и нетерпеливо потёр руки.

Игра началась, и я быстро вник в её суть, так как уже умел играть в обычную нарабу. Играл я неплохо, но ни это было целью нашего пребывания в «Элидринской арке». Во время игры я поглядывал на Эккена и Дитса, отирающихся неподалёку от входа в трактирный погреб. Мы встретились взглядом, я кивнул им.

Я намеренно позволил выиграть одному из игроков, потом вскочил и выкрикнул, указывая на него пальцем:

– Мастш, вы мухлевали!

Обвинённый побагровел и тоже вскочил.

– Позвольте, мастш, – вскрикнул он, – такие обвинения в адрес своей персоны я считаю неприемлемыми! Вы должны немедленно извиниться!

– И не подумаю! Пройдоха, мухлёжник и лжец!

Другие игроки тоже повскакивали. Внимание присутствующих сосредоточилось на нас, к нам уже спешил половой и сам трактирщик.

– Лучше извинитесь, мастш! – угрожающе прорычал мой противник и шагнул ко мне.

Я посмотрел за спины людей, собирающихся вокруг нас, и поймал взгляд Эккена. Он усмехнулся и кивнул.

– Перед кем извиняться и за что?! – воскликнул я. – Перед лжецом и мухлёжником?!

– Позвольте, мастш, – вмешался другой игрок, – но мастш Риван – не мухлёжник, и в этой партии он точно не мухлевал. Я хорошо знаю мастша Ривана и могу заметить, что вы ошиблись на его счёт, ваши суждения поспешны и ложны.

– Да вы все тут за одно! – вскричал я. – Шайка пройдох!

– Что?! – возмутился защищавший первого игрока.

Я пинком ноги опрокинул стол, и несколько фигур полетели в огонь камина. Третий игрок схватился за волосы.

– Это был мой набор! – завопил он. – Что вы наделали! Вы знаете, как дорого стоит набор Элидринской нарабы!

– Шайка пройдох! – продолжал я. – Такие как вы трое – только оскорбляют эту благородную игру.

– Ну всё, хватит с нас! – прокричал первый игрок. – Прекратите это безобразие немедленно и извинитесь перед нами!

Народ со всего трактира обступил нас кольцом. Я взглянул украдкой на Хейю, она кивнула, показывая готовность вмешаться, если потребуется. Я отыскал взглядом Дитса и Эккена – один из них уже открывал дверь в погреб, второй стоял на стрёме.

Я обратился к первому игроку:

– И не подумаю ни перед кем извиняться!

– Тогда вам придётся ответить, мастш, за свои слова и хамское поведение! – прорычал он и занял боевую стойку.

– К вашим услугам! – ответил я и тоже вскинул кулаки.

Первый игрок двинулся ко мне, занёс кулак и попробовал меня ударить. Тут Хейя с криком «Нет!» бросилась между нами, и удар пришёлся ей по плечу. Она громко вскрикнула и упала. Все присутствующие охнули.

Я бросил взгляд на то место, где были Дитс и Эккен – теперь там было пусто, мышки забрались в норку.

– Что вы наделали! – я обвиняюще бросил моему противнику и склонился над Хейей.

Я помог ей встать, она охала и кривила гримасу, свидетельствующую о переживании немыслимых мук и страданий.

– Как ты, дорогая?

– О-хо-хо! – хныкала она. – Мне так больно! Мне кажется, у меня сломаны кости.

Мой противник стоял с побледневшим лицом и в ужасе смотрел на дело рук своих.

– Как вы можете избивать женщин! – холодно произнёс я. – Как вам не стыдно! Как вы могли поднять руку на мою жену! К тому же – она беременна!

Все присутствующие смотрели на него с осуждением, на нас с Хейей – с жалостью и сочувствием.

– Мы уходим отсюда, дорогая, – решительно сказал я Хейе, повисшей у меня на шее, как раненый солдат, которого уносят с поля боя.

Никто нас не останавливал, лишь половой бежал рядом и всю дорогу кланялся и извинялся до самого выхода из гостиницы.

Мы вышли на улицу, прошли некоторое расстояние, а потом я отпустил Хейю, и мы рассмеялись. Мы двинулись к городским воротам – тем, что выходили на мост через реку Арран. В стороне от моста на берегу мы должны будем найти развалины, о которых говорили наши воры, и там встретим их – уже с добычей.

– А ты был хорош, – сказала Хейя. – Настоящий чванливый мерзкий богач. И как ловко и уверенно ты играл в нарабу!

– Ты тоже неплохо проявила себя. Не ожидал такого развития событий, ты меня удивила.

– Я подумала, что избиение женщины сильнее прикуёт к нам всеобщее внимание, чем драка двух мужчин – вот и подставилась.

– Моя ты умница, – сказал я, привлёк её и поцеловал в лоб.

– Ты тоже молодец. С беременностью – ты ловко придумал.

– Как плечо?

Хейя скривилась, потёрла плечо.

– Синяк будет, – сказала она. – А в остальном – всё в порядке.

Мы двигались по ночным улицам Корыстнеля, разговаривали, смеялись. На небе мерцала целая россыпь звёзд, и Хейя попросила меня показать созвездия, которые я знаю. Я с готовностью взялся исполнять просьбу.

– Вон созвездие Доярки, вон – Исцелины Доброй, вон – Молот Гурга… – говорил я.

– А это что за созвездие? – Хейя ткнула пальцем в его направлении.

– Созвездие Элидрин.

– Да ладно.

– Да. Присмотрись. Вон вытянутые заострённые уши, вон длинные волосы, вытянутое лицо, а вон и фигура – высокий, тонкоталый – вылитый элидрин!

Она хохотнула.

– Как думаешь, элидрины действительно существовали? – спросила Хейя.

– Разумеется. Есть даже места, где до сих пор можно встретить элидрина.

– Да ну? Где же это?

– За Морем Пфортуны есть страна Стаентрад. Страной правит королевский род Отатисов. Сейчас их нынешнего короля зовут, кажется, Отатис Четырнадцатый. И вот совсем недавно в их стране видели живого элидрина. Именно в честь него и создана трактирная песенка «Вот элидрин подошёл к Серой башне».

– Да ну?! Откуда он там взялся?

– А вот тут начинается самое интересное. Он был человеком. Обычным непримечательным человеком. Такая… серая личность. Ничего особого из себя не представлял, ничьего внимания не привлекал. И вдруг… Я не знаю, там какие-то странные дела происходили, в которых он оказался замешан – и в критической ситуации он вдруг хоп! – и превратился в элидрина.

Она фыркнула.

– Как это – превратился?

– Да так – он был элидрином всё это время. Но скрытым, тайным. Он каким-то образом сделал себе внешность человека, чтобы спокойно жить среди людей. Кажется, такое явление – изменение внешности – у норжцев называется «гримоэр» или «гламуир», не помню… Так вот – в критической ситуации элидрин не смог продолжать поддерживать эту иллюзию, «гримоэр» – и тут же раскрылся, принял свой истинный облик.

– Как же он мог изменить свой облик? Ты же не веришь в магию, волшебство – как же ты можешь на полном серьёзе говорить о таких вещах? Какой-то «гримоэр» сюда приплёл…

– Я не знаю, как он смог изменить свой облик. Я не знаю, что собой представляет этот «гламуир». Я лишь пересказываю, что слышал. Может быть, эта история не вполне правдива. В магию я не верю, но, возможно, элидрин изменил свой облик каким-то естественным способом. У них же были высокие технологии, развитая наука. Может быть, этот «гламуир» можно проделать научным способом. В общем, я не знаю, что тут сказать. Пересказываю историю, как слышал от других.

– И что с ним стало?

– С элидрином? Смотался куда-то. Исчез.

– Ну вот. Я ожидала интересную концовку, а эта история кончилась ничем.

– Не ничем! Он спёр фамильный королевский драгоценный камень. Об этом тоже в песенке поётся. «Камень Дорог лежит в Серой башне». Вот Камень Дорог – это и есть та королевская фамильная ценность, которую спёр элидрин.

– О, это уже интересно. Элидрин-вор! Прямо как мы. И что – так и не нашли?

– Элидрина? Или камень?

– И то и другое.

– Нет, говорю же. Три года прошло – а ни камня, ни элидрина так и не отыскали.

За разговором мы не заметили, как миновали городские ворота, вышли к мосту и двинулись в сторону развалин.

Всё в Хвандоре пронизано духом элидринов, напоминанием о них, хотя их давно уже нет. Из «Элидринской арки» мы дошли до городских ворот, разговаривая об элидринах – и теперь пришли к развалинам… старых элидринских строений.

Это разрушенное здание было, скорей всего, жилым домом. Таких много встречалось по обоим берегам реки Арран. От строения мало что осталось – лишь пара стен и кучи раскрошенного кирпича. На одной стене находилось окно, формой оно походило на типичные элидринские арки – узкий проём, вытянутый вверх, верхушка истончается к вершине, как хвост капли.

Мы не знали, где в развалинах находился тайный проход в катакомбы, не знали откуда ожидать появления воров, поэтому просто сели на булыжники рядом с развалинами и стали ждать. Была тёплая ночь, задувал слабый ветерок, несущий в себе аромат луговых трав.

– Жаль, – вздохнул я, – что мы не захватили с собой выпивку.

– Я кое-что смогла стащить в трактире, – горделиво произнесла Хейя и достала из походной сумки бутыль.

– Моя ты умница! – воскликнул я, чмокнул её в щёку, погладил по голове и выхватил бутыль. Я жадно припал к бутылке – это оказалось старое доброе Geimhrid’h Fional’. 

За разговорами и пьянством прошло некоторое время, пока из развалин не появились наши друзья. Они тащили на себе мешки с наворованным добром, с лиц тёк пот, парни шумно сопели. Мы радостно поприветствовали их, взяли часть ноши, угостили воров вином, и вместе двинулись в логово в Квартале Крыс.

По пути к логову я сказал:

– Придётся прямо сейчас идти к Ивамиле, чтобы… обналичить всё это добро.

– Нет, зачем же, – ответил Дитс. – Среди наворованного есть и деньги. Сколько, ты говорил, потребовал аптекарь? Двадцать? Сколько мы взяли, Эккен?

Тот, довольно улыбаясь, ответил:

– Пятьдесят.

Мы с Хейей присвистнули. Воров распирало от гордости и самодовольства.

Мы добрались до логова, перекусили, выпили, а потом я отправил Эккена вручить задаток аптекарю. Когда он вернулся, мы послушали рассказ о том, как выглядела физиономия аптекаря, впервые в жизни получающего на руки такие деньги, посмеялись, а потом остаток ночи провели в пьянке и веселье. Да, хороша жизнь воров!


***


Миновали пара дней, по Корыстнелю уже пронеслась новость о нападении Кемлока на Фридаград, глашатаи ежедневно выступали на Рыночной площади, рассказывая о том, как обстоят дела с осадой города. Я регулярно посылал кого-нибудь из своих на Площадь, чтобы они послушали новости и передали мне.

Близился важный для Хвандора день в календаре – так называемая «Ночь восстания ведьм» – глупый праздник – точнее, день ужасов и запугивания – выросший из каких-то древних глупых поверий. Накануне, когда я поздним вечером пьянствовал в «Пьяной мухе» и резался в шагост с собутыльниками, явился посыльный от аптекаря и сообщил, что тот хочет со мной поговорить с глазу на глаз.

Я навестил аптекаря, и он сказал, что курьер – человек по имени Койлан – которого он отправил за травами в Тёмные горы – не вернулся, и аптекарь просит меня сопроводить его в горы. 

Я начал возражать, но аптекарь сказал, что поход в горы напрямую связан с моим заказом, так что помочь ему – в моих интересах. Пришлось согласиться. Поход в горы мы назначили на следующий день – Ночь восстания ведьм.

– Выйдем утром, – сказал аптекарь.

– Найдёшь меня в «Пьяной мухе», – ответил я и направился обратно в трактир, пьянствовать и играть.




Глава 5. НОЧЬ ВОССТАНИЯ ВЕДЬМ

Ранним утром аптекарь заглянул в трактир «Пьяная муха» и начал поторапливать меня собираться в путь.

Горы носили название «Тёмные горы». Это были важнейшие горы в Хвандоре, там было много пещер, где добывались знаменитые хвандорские грибы, а ещё мхи, помёт летучих мышей, делающий любую почву очень плодородной, и разные виды известки – в том числе целебной (как целебная глина или целебная грязь). В самих горах росли известные на весь континент целебные хвандорские травы, травы для благовоний, для мазей и притираний, для отличных хвандорских настоек. Кроме того, в горах обитала таинственная секта отшельников, известная как «Адепты Чёрных кумирен». Если двигаться дальше на юго-запад, вглубь Тёмных гор, можно встретить самый таинственный город в Хвандоре, да и на всём континенте – Тэнэд, или, как произносят норжцы – Таэнэд. Говорят, с норжского (и элидринского) это переводится «таинственный, скрытый в тени».

Таэнэд – город-храмовый комплекс, созданный монахами-отшельниками, адептами Чёрных кумирен. Говорят, мало кому удалось побывать в нём – он окружён стенами и плотно скрыт в горах, вход в город охраняют могучие, громадные врата. Впрочем, нам не нужно было в Таэнэд, так что подробней останавливаться на этом вопросе не будем.

Путь в Тёмные горы – если идти из Корыстнеля – пролегал через Болото. Неприятное место, но я надеялся, что мы преодолеем его быстро.

На аптекаре была дорожная одежда, на поясе висел кинжал, за спиной – походный мешок. Я одобрительно хмыкнул, окинув его взором, затем подхватил свой мешок, взял посох и набросил старую добрую накидку нищего. В трактире со мной находилась Хейя. Она пристально взглянула мне в глаза и сказала:

– Обязательно нужно идти в горы сегодня? Ведь сегодня же – Ночь восстания ведьм.

– Да-да, – сказал я и зевнул. – Для меня это обычный день в году, такой же, как все остальные. Неужели ты веришь в эту чепуху с магией и магическими существами?! Если это так, то я в тебе разочарован. Как ты можешь воспринимать всерьёз эти глупые народные суеверия?!

– Не знаю, суеверия или нет, но люди, что выходят за стены городов в Ночь восстания ведьм, действительно пропадают, а позже их находят убитыми. А уж на болотах-то сгинуть в такой день – вообще плёвое дело.

– Глупости. На самом деле тут кроется ошибка. Люди хватаются за каждый случай, подтверждающий их убеждённость в том, что некие злые силы убивают путников в Ночь восстания ведьм, начинают истерить, пересказывают об этом на каждом углу… А другие случаи, что противоречат их суевериям – замалчивают, игнорируют. Так создаётся ложное представление по любому вопросу. Это называется «Ошибка погибшего». Люди верят в то, во что хотят. Если они себе что-то внушили – разум будет стараться найти доказательства, а то, что противоречит убеждению – он будет игнорировать или умалять.

– Верно ты говоришь, конечно, но…

– Разумеется, верно. Я сам – живой пример того, что Ночь восстания ведьм – совершенно безопасна для тех, кто проведёт её вне стен городов. Я, как ты знаешь, был наёмником. Ходил во множество походов. Не менее трёх раз я проводил Ночь восстания ведьм вне городов – в лесу, на лугах, в горах. Никаких проблем ни я, ни ещё десятки человек, участвовавших в тех же походах, не встретили.

– Ну, это пример не совсем правильный. Вас было много – целая армия, все мастеровитые воины и при оружии. А путники, что умирают в Ночь Восстания ведьм – обычно одиночки или передвигаются малыми группами – два-три человека.

Я ничего не ответил, этот разговор стал утомлять, я просто отвернулся и продолжил собираться. Она хотела сказать что-то ещё, но промолчала, лишь плотно поджала губы, с тревогой глядя на меня. Затем она потрепала меня за плечо и сказала:

– Просто будь осторожен.

– Хорошо.

Мы с аптекарем покинули трактир и пошли по улочкам Корыстнеля. Было ещё ранее утро, но уже стояла жара и духота. Если так душно уже в последнем месяце весны – Dirrith – то что же будет в самый разгар лета, месяцы – T’hog’hmios и Samhraad’h? Боюсь, этим летом нас ждёт настоящая адская печка, не хуже Жаркой пустыни, в которой, говорят, стоит Южный дворец норжского ынпернатора.

На углу одной из улиц бедного квартала я заметил «Приют Доброй Исцелины», перед зданием стояла статуя богини.

– Подожди-ка, – сказал я аптекарю. – Нужно хорошенько закусить перед походом.

Я придирчиво окинул взглядом его наряд. Дорожная одежда, в общем-то, вполне годилась для того, чтобы выдать её за бедноватую одежонку нищего. В своей одежде я вообще мог не сомневаться.

Мы направились к статуе. Это была стройная красивая женщина с печальным лицом, на ней был платок, покрывающий голову как капюшон, и длиннополая накидка. Женщина придерживала край платка одной рукой, а во второй у неё было яблоко. Руку с яблоком она протягивала вперёд, предлагая плод. Так выглядело одно из каноничных изображений Доброй Исцелины.

Приют Доброй Исцелины занимал оба этажа двухэтажного дома, и возле места, где стояла статуя, находилась веранда. Стен у неё не было, только колонны, подпиравшие второй этаж, что нависал над ней.

Вокруг посеревших от времени колонн вились плющи и виноградные лозы. Пол веранды состоял из квадратных каменных плит, из щелей между ними лезла трава. На веранде стояли несколько длинных столов. За ними сидели люди. Сейчас их было мало, но иногда набиралось до трёх десятков, и тогда тут становилось шумно.

Люди бедно одеты, лица у всех измождённые, и, по большей части, чумазые. С ними находились две женщины, одетые как Исцелина, цвет платков и накидок – светло-синий, платок на голове – обхвачен тонким обручем. Это служительницы культа Исцелины и смотрительницы приюта. Они обходили столы и ставили перед бедняками тарелки с едой.

Я подошёл к столу, сел на свободное место, аптекарь устроился рядом. К нам подошла одна из служительниц, и её лицо приобрело выражение сострадания и жалости к слабым и обездоленным.

– Вижу, вы неимущие, друзья мои. В приюте Доброй Исцелины всегда найдётся кров и пища для сирых и убогих. Позвольте предложить вам завтрак?

– Большое спасибо, добрая служительница Исцелины, – ответил я. – Мы будем очень благодарны.

Сохраняя сострадательное выражение на лице, она удалилась.

– И часто ты тут обедаешь? – спросил аптекарь.

– Почти каждый день.

– И что – хорошо кормят?

За что я уважал аптекаря – так это за то, что он чудовищно аморальный тип. Такой же, как я. Он не спросил, не стыдно ли мне обманывать доверчивых служительниц культа. Не отказался и сам отобедать, выдавая себя за бедняка. Единственный вопрос, который он задал – хорошо ли тут кормят.

Я не успел ответить, так как вернулась служительница и поставила перед нами чашки с едой. Это была фасоль в кисло-сладком соусе, сыр, маринованные грибы – конечно, куда же в Хвандоре без грибов?! – и вино. Вино, скорей всего, производили сами служительницы в храмовых винокурнях.

Мы чокнулись с аптекарем и отпили из бокалов. Да, это было настоящее хорошее вино сорта M’heiaske Fional’.

– Клянусь физиономией Нилиха, – сказал я, – это самое превосходное вино, что я пробовал!

– Да, неплохо, – согласился аптекарь, причмокивая, как заправский дегустатор.

Остальная еда тоже оказалась замечательной. Сыр – кислый, с лёгкой остротой, фасолины – довольно крупные, а шляпки маринованных грибов – и вовсе размером с человеческое ухо. Все продукты служители культа производили сами в храмовых хозяйствах, приготовлением занимались храмовые повара.

– Спасибо, что показал мне это место, Уолли! – с искренним восторгом заявил аптекарь. – Пожалуй, я теперь сам буду здесь регулярно столоваться. Очень удобно: надел одежонку победнее – и пошёл обедать забесплатно. Деньги не тратятся, экономия.

– Вот-вот, – сказал я. – Ты начинаешь понимать суть добродетельной жизни по заветам Нилиха.

– Но Нилих не оставлял никаких заветов!

– В том-то и дело, дружище, в том-то и дело.

Покончив с едой и выпивкой, мы встали и собрались уходить. Служительница, что подавала нам, подошла.

– Поели? Уже уходите? Вы можете остаться, если вам некуда идти.

Она посмотрела на мой посох и левую ногу.

– Вам, наверное, тяжело много ходить с больной ногой. Если хотите – оставайтесь тут. Наши лекаши и исцелительницы могли бы вас осмотреть.

– Спасибо, – сказал я, скорчив страдальческую гримасу, стараясь казаться максимально сирым и убогим, – но нам нужно идти. Нам нужно немного заработать, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Она сочувственно взглянула на нас и кивнула.

– Хорошо. Желаю вам удачи, друзья. Да хранит вас Исцелина Добрая. Кстати, заходите вечером, сегодня будет лапша. Также, если вам негде переночевать, вы можете остаться на ночь в нашем приюте.

Она помрачнела и тихо добавила:

– Сегодня ужасный день – Ночь восстания ведьм. Сегодня лучше не оставаться ночью на улице. Так что, если вам потребуется ночлежка – приходите сюда.

– Спасибо, – сказали мы и покинули приют.

Мы прошли несколько кварталов и добрались до городских ворот. Это были задние ворота, и они выходили на Болото и Тёмные горы. Основные, передние ворота – располагались в противоположенной стороне и выходили на реку Арран.

Мы покинули город и направились к горам. День оставался жарким, местность была безлюдной. Ничего удивительного – мало кто в Хвандоре выбирался за пределы городов в Ночь восстания ведьм, даже днём. Вдали, на горизонте, виднелись силуэты гор, и сейчас наш путь к ним пролегал через просторный луг. Впереди полоской темнела лесистая местность, и с каждым нашим шагом она становилась ближе. Это и была территория Болота.

Луговые травы вскоре закончились, и вместо них появились заросли высокой травы – по пояс и выше. Сухая, шуршащая, мёртвая трава. Кажется, она оставалась такой с прошлого года, или вообще никогда не менялась. Она была мёртвой осенью и всю зиму, оставалась мёртвой весной, и продолжала быть такой всё лето. Вокруг жужжали насекомые, и, чем ближе мы подходили к Болоту, тем гуще и громче становился шум.
 
Наконец, мы вошли под кроны первых деревьев – и оказались на территории Болота. Стало чуть прохладней, запахло сырой почвой, а шум насекомых окутал нас будто облако. Они жужжали всюду, всё вокруг стрекотало, пищало, дышало.

Под ногами чавкала сырая почва. Когда над деревьями проносился ветер, те противно скрипели. Кривые, извивающиеся стволы напоминали руки с нервно скрюченными пальцами. Пахло болотной гнилью.

– Отвратительное место, – сказал аптекарь и шлёпнул себя по шее. – Комар!

Деревья становились выше, и вскоре они накрыли нас сплошным куполом из переплетённых скрюченных ветвей, и мы погрузились в полумрак. Затхлая болотная вонь усилилась. Шаги уже не просто чавкали, а сочно хлюпали.

Стояла духота. От болотных испарений становилось дурно. Аптекарь шумно дышал и постоянно вытирал пот с лица, тёкший так обильно, будто выжимали губку. Со мной происходило то же, духота на болотах была просто невыносимой.

– Ты уверен… что мы… правильно идём? – спросил я, задыхаясь.

То, что нас накрыл сплошной купол из ветвей – вовсе не радовало. Потеряв вид на горы впереди и Корыстнель сзади, мы могли легко заблудиться.

– Я ходил здесь… сотни раз… – отмахнулся аптекарь, тяжело дыша. – Горные травники… и служители Чёрных кумирен… – мои постоянные поставщики. Меня больше интересует другое… – что с Койланом? Он должен был вернуться… ещё позавчера…

Исчезновение курьера – действительно было странным делом. Я предположил, что на него напали горные или болотные разбойники, если такие встречаются. Но аптекарь отмахнулся:

– Чепуха. Болотных разбойников не существует. Кто будет жить в этой куче гниющей органики?!

Резонно.

Через час блужданий по болотам, мы решили устроить привал. Подвернулась коряга, на которую можно было присесть. Мы достали из походных сумок пищу и питьё и принялись за перекус. Где-то поблизости что-то булькало и чавкало. Вдали время от времени кричали одинокие болотные птицы, крик был печален и пугающ. Деревья продолжали противно скрипеть, качаясь на ветру. В воздухе стояла мерзкая вонь и духота.

Есть при такой вони было нелегко, поэтому мы заткнули носы пока поглощали пищу, и в целом больше налегать на выпивку, чем на еду. У аптекаря была с собой отличная травяная настойка – настоящий «Хвандорский Горный Д’хат». У меня же было неплохое T’hfogat T’hae’h – «Осеннее травяное вино» – что Дитс и Эккен прихватили из дома Фрокка. Мы пили напитки, курили янтарец и болтали о всякой всячине, а вокруг постоянно что-то булькало, чавкало, хлюпало, одиноко кричало. Нас начали заедать комары, они больно жалили всюду куда могли достать, а бесконечное жужжание вокруг действовало на нервы хуже, чем игра пьяного музыканта на расстроенной скрипке.

– Проклятье! – сказал я, прихлопнув очередного кровопийцу на тыльной стороне ладони. – Откуда взялись комары в Dirrith? Ведь их же никогда в это время года не было, и не должно быть.

– В других местах это так, – сказал аптекарь, вскочил на ноги и исполнил безумный танец со шлепками по всему телу и размахиванием рук вокруг себя. – Но здесь, на болотах… чёрт!.. несколько иные условия. И насекомые здесь… ах!.. вылупляются и вырастают во взрослых раньше.

Я знал, что насекомым не нравится запах алкоголя и дым табака или пар янтарца. Я побрызгал немного вина аптекаря – оно было крепче и более явственно пахло спиртом – на себя и начал активней окуривать пространство вокруг большими облаками пара янтарца.

– Слушай, Уолли, давай-ка поскорей продолжим путь, а то эти твари нас тут сожрут.

Я согласился, мы подхватили дорожные мешки и двинулись дальше. Когда мы перешли на бодрый шаг, насекомые отстали, и это порадовало. В качестве профилактики борьбы с насекомыми мы решили не прекращать пить даже на ходу, а также почаще прикладываться к курительным устройствам.

Вечерело. Под куполом из скрюченных ветвей темнело быстрей, чем в мире снаружи. На пути стали чаще встречаться поваленные деревья, на их стволах рос мох, по коре ползали сколопендры. На своей одежде мы постоянно находили слизняков и улиток. А на одном дереве нам попалась лягушка-кородубка. Говорят, в некоторых городах Хвандора её употребляют в пищу, и она считается деликатесом.

Время от времени тропинка, которой следовал аптекарь – знаток, по его словам, этих мест – выводила к водоёмам, сплошь покрытым зелёной ряской. На поверхности с булькающим звуком вздувались огромные пузыри и тут же лопались. Нам приходилось обходить водоёмы или преодолевать их, переходя по поваленным древесным стволам. Из-за хромоты мне, конечно, это давалось нелегко.

Поскольку весь путь мы пили, используя выпивку как средство борьбы с насекомыми, к моменту, когда стемнело, мы уже совсем окосели, еле ворочали языками и шли по болоту шатаясь. Немало сильному опьянению способствовало и то, что на болотах стояла жуткая духота, плыли густые гнилостные испарения, висел спёртый воздух.

– Я… вже… задолбался…идти… Симон, – хрипло сказал я, еле справляясь с непокорным языком и одышкой.

Аптекарь собрался ответить, но оступился о что-то лежащее на пути и чуть не упал. Он взглянул себе под ноги, вскрикнул и отскочил в сторону.

– В ч’м дело? – спросил я недовольно, потому что аптекарь налетел на меня.

– Там… – аптекарь затрясся, побледнел, указал дрожащей рукой в сторону кучи, о которую споткнулся. – Т-там… там…

– Да что же там, чёрт побери? – рассердился я.

– Там – Койлан! Он мёртв!


***


Я подошёл к куче, на которую указывал Симон, и опустился на корточки, чтобы осмотреть внимательней. Это действительно был человек. Раз аптекарь говорит, что это его курьер, значит, так оно и есть. Совсем стемнело, и лицо покойника чётко выделялось во тьме мертвенно бледным пятном. Глаза раскрыты, в ужасе смотрят в пространство, рот разинут в предсмертном крике.

На всём теле множество рваных ран, оставленных, судя по всему, чем-то вроде когтей и клыков. Сам покойник и всё вокруг заляпано кровью.

– Похоже, он умер недавно, – сказал я. – Вчера, а, может быть, даже сегодня. Видно, он двигался в Корыстнель, и в пути на него напали какие-то звери и убили.

– Звери?! Что это за звери? – аптекарь указал на множество следов, покрывавших всю почву вокруг покойника. Я всмотрелся в следы, и у меня волосы на голове зашевелились. От страха я мгновенно протрезвел.

Это были ступни, похожие на человеческие, но у них были удлинённые пальцы с чем-то вроде перепонок между ними.

Я опёрся на посох, быстро поднялся на ноги и сказал аптекарю:

– Так. Сваливаем отсюда.

Аптекарь не заставил себя упрашивать, мы спешным шагом двинулись прочь от тела. Пройдя несколько шагов, мы наткнулись на разодранный дорожный мешок. Всюду валялись кульки, узелки, над ними стоял запах ароматных трав, собранных на склонах гор и в долинах.

– Бедняга Койлан, – сказал аптекарь.

Неподалёку, справа от нас, за деревьями раздалось мерзкое рычание. Аптекарь подпрыгнул и вцепился в мою руку.

– Что это, Уолли? Чей это голос? Чьи это были следы?

– Откуда я знаю! Вижу такое впервые в жизни. Приготовь оружие. Эта тварь… или твари – сколько их там… похоже, нас заметили.

Я ускорил шаг, аптекарь не отставал. Коротко вжикнул клинок, извлекаемый из ножен, в руке аптекаря появился кинжал.

– Сто раз ходил через Болото, и никогда не сталкивался с подобным дерьмом, – бормотал себе под нос Симон. Кинжал в его руке дрожал, блик света на лезвии трясся, и я сомневался, хватит ли аптекарю духу пустить оружие в ход.

– А где твоё оружие, Уолли? Чем ты будешь защищаться?

– За меня не переживай, – сказал я, покрепче сжимая посох.

Мы шли быстрым шагом, озирались по сторонам, а вокруг постоянно раздавалось чавканье, хлюпанье, треск ломаемых веток, рык, принадлежавший непонятно какому зверю.

Врагов было много. Мы не видели их, но, судя по издаваемым звукам, можно было определить, что это целая стая, и она нас окружала. Я продолжал вглядываться на ходу в зазоры между стволами деревьев, и иногда мне удавалось заметить мелькавший там силуэт.

Судя по тому, что я успевал заметить, существа эти были антропоморфны, прямоходящи, ростом с человека. Существа были наги, кожа – серого цвета, покрыта какой-то слизью, и та, попадая на свет, блестела.

– Уолли… – прошептал аптекарь. – Похоже… тут мы и сдохнем… божечки… мамочки… я не хочу умирать сегодня… я не готов умирать…

– Спокойно.

Среди деревьев плыл туман, и всё становилось ещё более жутким. Ночь, тьма, болото, мерзкие человекообразные твари снуют вокруг, а тут ещё – туман.

Аптекарь шумно засопел. Я взглянул на него – он, широко выпучив глаза, озирался по сторонам, выставленная перед собой рука с кинжалом тряслась.

– Не вздумай побежать, придурок, – рявкнул я. – Слышишь меня?

– Д-да… – выдавил он и шумно сглотнул.

Я протянул ему кувшин вина.

– Выпей, успокой нервишки.

Он оттолкнул мою руку.

– Какая тут может быть выпивка!

– Пей, я сказал!

Аптекарь послушно взял кувшин и сделал порядочный глоток. Когда он оторвался от кувшина, я сказал:

– Дай-ка мне своё вино, твоё покрепче будет.

Он дал мне кувшин, и я продолжил путь, время от времени прикладываясь к напитку. От вина стало не так страшно, в голове наступила ясность, я почувствовал себя уверенней.

Твари, преследовавшие нас, приближались. Шлепки ног звучали ближе, совсем рядом трещали ветки, рык становились громче.

– Что будем делать, когда они доберутся до нас? – спросил аптекарь.

– От тебя требуется одно, – сказал я. – Продолжай вести. Выведи нас отсюда. Мы должны продолжать идти, не останавливаясь. Если твари приблизятся, я ими займусь. Ты же – веди. Ты сможешь найти дорогу в тумане?

– Надеюсь, да.

Рядом шумно затрещали сучья – на нас что-то неслось. Я взялся за посох двумя руками и занял выжидающую позицию.

– Уолли! – простонал аптекарь, и из-за деревьев выскочила тварь.

Это была жуткая образина. Она напоминала человека, абсолютно голого, тощего, но с отвисшим пивным животом. Голова – лысая, кожа – серая, покрыта слизью. Глаза твари светятся, как у кошки в ночи. Между пальцев – перепонки, а сами пальцы оканчиваются здоровенными когтями. Тварь рычала и неслась на нас.

Я шагнул навстречу, сжал посох левой рукой, потянул за конец посоха правой, и из ножен легко вышел меч Crtha-cedat’haen. Световой блик пробежал по лезвию, и на мгновение сверкнула выгравированная надпись на Железном языке, она гласила: «Crtha-cedat’haen».

Я успел заметить, как удивлённо округлились глаза аптекаря – не ожидал он такого сюрприза.

Тварь продолжала нестись на нас. Я отскочил в сторону, стараясь не наступать на больную ногу, замахнулся и полоснул по твари. Свистнула сталь, лезвие легко прошло через мягкую плоть. Я попал твари в плечо, брызнула тёмная кровь, тварь взвизгнула. Не давая ей опомниться, я быстро рубанул мечом ещё раз – и голова чудовища плюхнулась в болотную жижу. Что ж, сходство с людьми у них было немалое – головы под взмахом меча слетали так же, как человеческие.

Аптекарь стоял застывший как статуя, с раскрытым ртом и выпученными глазами.

– Ну ты даёшь, – выдохнул он.

– Ага. А теперь давай-ка выводи нас отсюда.

Аптекарь быстрым шагом пошёл через туман, и я последовал за ним. Остальные твари после убийства товарища рассердились не на шутку. Судя по воплям, можно было предположить, что они пришли в неистовство. Быстро захлюпали по жиже множество ног, приближаясь к нам со всех сторон.

Я велел аптекарю идти не останавливаясь, бодрым шагом, надеясь выйти из окружения и оставить тварей позади. Задумка начала срабатывать – звуки хлюпающих шагов постепенно собирались позади нас, с других же сторон наступала тишина.

Совсем близко сзади зазвучал мерзкий крик, быстрое хлюпанье, аптекарь испуганно простонал, а я развернулся, держа меч наизготовку. Тварь выпрыгнула из тумана как хищник, бросающийся на крупного зверя. Я отскочил в сторону, насадил на меч пролетающую мимо тварь и отшвырнул её.

В горле твари заклокотало, из раны на животе засочилась кровь и серая слизь, тварь ещё была жива. Я не стал задерживаться возле неё и добивать, а лишь поторопил аптекаря, велев ускорить шаг. В качестве посоха при ходьбе я использовал ножны от Crtha-cedat’haen.

Сразу с двух сторон, слева и справа, на нас выскочили две твари. Аптекарь вскрикнул и отшатнулся. Одна из тварей вонзила когти ему в плечо, аптекарь закричал – скорее от ужаса, чем от боли – и машинально пырнул тварь кинжалом в брюхо. Вторая не знала кого выбрать – меня или аптекаря – крутила головой в нерешительности, и я использовал это замешательство, чтобы снести ей башку. Затем я подскочил к аптекарю, отрубил руку, вцепившуюся в его плечо, и снёс твари голову.

Аптекарь продолжал орать. Затем он посмотрел на лапу на плече так, будто только что заметил, и заорал ещё истошней.

– Заткнись! – рявкнул я. – Сними с себя эту хрень и продолжай идти.

Аптекарь смолк. Скорчив гримасу отвращения, он вытащил из ран каждый коготь отдельно и отшвырнул лапу.

– Продолжаем идти! – сказал я. – Не стоим!

Аптекарь послушно зашагал, я последовал за ним.

– Надо обработать рану, – лепетал он. – Эта тварь может быть заразной.

– Нет на это времени. Обработаешь потом.

– Божечки… да что же это за существа такие… прямо как в страшных сказках…

– Не важно. Подыхают они как люди, а убивать их даже легче: они лёгкие – мало весят, тупые, ничем не вооружены, без доспехов...

Мы продолжали идти. Не знаю, узнавал ли дорогу аптекарь и понимал, куда мы идём, или шёл наугад, но в тот момент меня это не волновало. Главное было – идти хоть куда-нибудь, оставляя тварей позади. Если мы не выйдем из Болота, то нужно хотя бы дождаться рассвета. Я был уверен, что с рассветом твари исчезнут. Скорей всего, их появление как-то связано с Ночью восстания ведьм.

Мы зашли в места, где почва полностью скрылась под водой, и вода доставала до щиколоток. Всюду вокруг росли старые скрюченные деревья, и корни их торчали наружу и путались под ногами, цеплялись за штаны. Вдобавок, ноги стали увязать в иле. Местность превратилась в настоящую полосу препятствий.

– Куда ты нас завёл?

– Не знаю. Я думал, что иду верной дорогой.

Очередной корень схватил меня за штанину, и я чуть не упал.

– А, чёрт!

Аптекарь причитал:

– Только бы не сдохнуть в таком месте…

Мы продирались через извивающиеся кривые корни, когда позади громко зазвучали хлюпающие шаги. Я обернулся и увидел… летящий на меня кусок коряги.

– Твою мать! – только и успел я вскрикнуть.

Я быстро прогнулся назад, делая «мостик» без рук, и коряга пролетела надо мной. Не знаю что стало с аптекарем, за которым след в след я шёл – надеюсь, коряга его не пришибла. Я быстро выпрямился, и как раз вовремя, чтобы столкнуться нос к носу с тварью, швырнувшей корягу. Тварь попыталась ударить меня когтистой лапой, но я оказался быстрее – я увернулся и тут же отрубил лапу по локоть. Затем снова взмахнул мечом и рассёк твари горло. Снести голову на этот раз не получилось, но шея была разрублена почти целиком.

Тварь упала, и я увидел позади неё ещё двух, несущихся ко мне. Я быстро обернулся – аптекарь валялся в воде, стонал и чертыхался, коряга лежала на нём.

– Ты как – живой? – спросил я.

– Да, ёшкин-кошкин…

– Идти сможешь? Спина цела?

– Я чуть лёгкие не выплюнул, ёшкин-кошкин…

– Идти, говорю, сможешь?

– Да, – прокряхтел он и начал неуверенно подниматься. Я повернулся к врагам.

Они мчались на меня и рычали. Я тоже заревел и бросился им навстречу – насколько позволяла хромота. Когда между нами оставались всего пара метров, я – превозмогая боль в ноге – прыгнул, прокрутил оборот сальто, пролетая над тварями, и приземлился позади них. Удар при приземлении был сильным, но я успел удержать больную ногу на весу, а вместо неё вонзил в илистую почву посох-ножны, громко хлюпнуло, в воздух взметнулись брызги. Оказавшись за спинами тварей, я быстро похромал за ним. В один широкий прыжок настиг одну тварь и проткнул мечом в спину. Ещё в два прыжка нагнал вторую и снёс ей башку.

Туши свалились в воду, временно наступило затишье. Я заметил аптекаря – тот стоял впереди, опираясь на корявое дерево, и кряхтел. Я поспешил к нему.

– Живой? – спросил я.

– Живой.

– Тогда сваливаем отсюда.

Он, стеная, зашагал вперёд, я последовал за ним.

Крики тварей, преследовавших нас, постепенно стихали, а вскоре мы увидели впереди пятно света. Это была прогалина среди деревьев, и мы поняли, что это выход из Болота, и что снаружи уже начало светать. Мы поспешили туда.

Вскоре мы добрались до прогалины и вышли наружу, оставив позади и Болото, и тварей, и туман. Стояли рассветные сумерки, перед нами простирался луг, а за ним начинались горы. Прямо напротив нас вверх поднимался склон горы – на который нам, видимо, предстоит взойти. На небе гасли звёзды, но я различил наполовину исчезнувшее созвездие Элидрина и Молот Гурга.

Мы выбрались с Болота. Ночь восстания ведьм закончилась.




Глава 6. ЧЁРНЫЕ КУМИРНИ

Мы вошли в лес, росший на склоне горы, и начали восхождение. Это был смешанный лес, тут росли и хвойные деревья и лиственные. Через некоторое время мы наткнулись на бегущий по камням ручей и остановились возле него, чтобы аптекарь смог промыть рану и перевязать. Солнце постепенно поднималось, начинался приятный тёплый день. Весело щебетали птички, в лесу пахло хвоей и корой деревьев, влажной от утренней росы.

Мы достали из мешков еды и выпивки и устроили короткий привал, прежде чем отправиться дальше.

– Это было какое-то безумие, – сказал аптекарь. – Сроду с подобным дерьмом не сталкивался. Что это вообще такое было, чёрт побери?

– Не знаю. Какие-то болотные твари.

– Науке зверологии подобные существа не известны. Неужели, сказки про Ночь восстания ведьм, про магию, про волшебных существ – не врут?! Мой мир сейчас треснул и вот-вот рассыплется на осколки. Я всегда был материалистом, но теперь моё мировоззрение пошатнулась.

Я тоже был материалистом, и моё мировоззрение не пошатнулась. Я сказал:

– Ничего волшебного в этих существах я не заметил. Они дохли от обычных повреждений, нанесённых их телам – как всякие живые материальные существа. Возможно, с этими болотными тварями есть какая-то неоднозначность и тайны, не разгаданные современной наукой зверологией – но вряд ли лишь из-за них одних стоит отказываться от материалистической картины мира. В любом случае, на меня встреча с этими… эээ, «болотниками» – назовём их так – особо не повлияла.

– Хорошо тебе, – сказал аптекарь и приложился к бутылке с вином.

Мы ели и пили, отдыхали у горного ручья и слушали пение птиц.

Почувствовав себя окрепшими, повеселев, мы продолжили восхождение. Благо, подъём был не крутой, идти было легко. Конечно, меня беспокоила нога – а уж после ночных приключений с болотниками тем более – но я старался не сосредотачиваться на этом, а занимал своё внимание прекрасной горной природой, тёплым погожим днём и сытостью в желудке. Аптекарь пыхтел и обливался потом, несмотря на то, что был довольно тощим.

Через некоторое время мы взошли на гору – что открыла перед нами весь край «Тёмных гор» – и нашим глазам предстал прекрасный вид. Множество пик, горные долины, озёра, луга в долинах и на склонах гор, густые леса. А также множество одиноких домиков или небольших поселений, разбросанных по склонам и горным выступам. Это были обиталища горных жителей – адептов секты Чёрных кумирен.

Солнце освещало местность, луга сверкали сочной зеленью, на поверхности горных озёр и речушек блистали солнечные блики, вода походила на полированный металл клинка. Казалось странным, что эту местность называют «Тёмные горы». Однако, если обратить взор на леса на склонах гор и у подножий, то можно заметить, что те действительно будто укрыты в тени. В лесах, застряв среди деревьев, как среди прутьев в клетке, клубится туман. Где-то он гуще и лежит тяжёлыми облаками, где-то – лёгок и прозрачен, и плывёт, влекомый ветром. Лесной туман был синий – из-за тени, создаваемой деревьями – и синева окрашивала сами леса. Из-за тёмной синевы лесов местность и прозвали Тёмными горами.

– Куда мы вообще идём, Симон? – спросил я аптекаря.

– Нам нужно встретить сборщиков трав и передать им твой заказ, – ответил он. – Многие из сборщиков – адепты Чёрных кумирен. Разные травы растут на склонах разных гор и в разных долинах – так что придётся проделать немалый путь и обойти все места, что нужны для твоего заказа. Хорошо, что не сушёные травы нужны, так что почти не придётся ждать – сборщики управятся за пару дней, доставят товар курьерами в мою лавку в Корыстнеле, и ещё пара дней уйдёт у меня на приготовление того, что ты заказал.

– Не тяни слишком долго. Если мы не успеем вовремя провернуть наше дело – обещанной платы ты не получишь.

На лице аптекаря промелькнуло недовольство. Я добавил:

– А если управишься споро и профессионально – ещё и доплату получишь. Скажем, теперь твоя плата будет – не треть, а половина сундука с золотом.

Он аж подпрыгнул.

– Половина? Божечки, Уолли, да что вы такое брать-то собрались? Норжского ынпернатора планируете ограбить?

– Почти, – уклончиво ответил я.

Аптекарь повеселел и бодро зашагал вперёд, посвистывая на ходу.

В начале Тёмные горы были невысокие – не горы, а так, холмы. Часто они были сросшиеся друг с другом, и, чтобы попасть на рядом стоящую, не нужно было спускаться к подножью – имелся переход. С нашей горой всё обстояло именно так – мы без труда, не спускаясь к подножью, перешли на соседнюю гору. Вершина была плоской, и её украшал пышный луг, зелень сверкала на солнце и радовала глаз, порхали бабочки, шмели, скакали кузнечики, пестрели яркие цветы, и над лугом стояло травяное благоухание – как в лавке травника или как когда зажигают благовонья у статуй богов.

– Хорошо травы растут! – сказал довольно аптекарь.

– Угу.

– Да, это наш Хвандор! – аптекарь раскинул руки в стороны, будто собрался обнять весь мир, и счастливо вздохнул.

Мы продолжали идти по покатой вершине невысокой горы, и вскоре вдали, на соседней горе, заметили домик, примостившийся на скалистом выступе. Поодаль за ним, на другом выступе, находился ещё один дом. Домики были маленькие, наверное, однокомнатные – вероятно, в каждом жили не больше одного человека. Над домиками склон горы поднимался дальше вверх. Там густо росли деревья, а также бежал горный ручей. Он проходил между двумя домиками, будто граница, разделяющая частные владения, достигал края выступа и горным водопадом обрушивался вниз. Звучал шелест падающей воды, брызги сверкали радугой под лучами солнца.

– Тут живут мои друзья, – сказал аптекарь. – Отшельники, адепты Чёрных кумирен – Илард и Риян. Они всегда готовы взяться за работу по сбору трав, активно сотрудничают с аптекарями, производителями травяных настоек, вин, мазей, благовоний.

– Странно. Не думал, что адепты культа Чёрных кумирен работают на людей из внешнего мира.

– О, да ты ничего не знаешь про культ и про Таэнэд, судя по всему? Ты, наверное, думаешь, что Таэнэд – эдакий храмовый комплекс, отгородившийся от всего мира и живущий затворнически?

– Ну, да. Примерно так я его и представляю.

– Так вот, Уолли, чтоб ты знал: Таэнэд – ведёт активную экономическую жизнь. Таких людей, как Илард и Риян, Таэнэд отправляет на внешние просторы Тёмных гор, на тропы, по которым приходят люди из внешнего мира – как мы сейчас – или вовсе посылает их во внешний мир, в города. Таэнэд отправляет послушников работать сборщиками трав, заключает договоры с купцами и производителями. Таэнэд активно зарабатывает деньги, потому что деньги ему нужны.

– Интересно, на что же тратит деньги закрытый храмовый комплекс в горах?

– Ха! Этим вопросом ты лишь опять демонстрируешь своё невежество! Как думаешь, чем занимаются адепты культа Чёрных кумирен?

– Ну… Говорят, они поклоняются элидринам. Изучают их культуру, историю, язык, занимаются переводами.

– Верно, но лишь в общих чертах. Ты же даже не понимаешь, что означает «изучать историю элидринов» или что означает «наследие элидринов», не так ли?

– Честно говоря, нет, – я развёл руками. Напористость аптекаря меня заинтриговала.

– А, как считаешь, почему профессор Лянардо несколько раз порывался приехать в Таэнэд? Как известно, в храмовый комплекс его не пустили. Почему ынпернатор Желван Гжавчик много раз посылал своих представителей в Таэнэд с просьбой устроить ему аудиенцию?

– Ну… – я пожал плечами. – Я слышал, норжцы вообще помешаны на элидринах, ынпернатор тут не исключение. А профессор Лянардо – тоже норжец, к тому же изучение элидринов – одно из его научных увлечений.

– Да, но что именно изучают люди, типа Лянардо? Что именно интересует их в истории и культуре элидринов?

– Не знаю.

Аптекарь ухмыльнулся и загадочно посмотрел на меня. Он сказал:

– Ты думаешь, прибор «елейктрон» изобрёл профессор Лянардо?

Я задумался.

– Ты хочешь сказать, профессор Лянардо позаимствовал идею испарительного устройства у элидринов?

– Верно! Изучать историю и наследие элидринов, переводить их тексты – означает ничто иное, как изучать технологии элидринов! Элидрины обладали большими познаниями об устройстве мира, они властвовали над силами природы, энергиями, стихиями, элементами, и создавали невероятные приборы и машины.

– Я слышал нечто подобное, но не особо верил в это. Смахивает на деревенские сказки на тему великих предков, Золотого века, загадочных исчезнувших древних народов и тому подобное.

– Ха, да ты скептик ещё больший чем я!

Тем временем, пока мы беседовали, мы продолжали путь к двум домикам на выступах. С каждым нашим шагом шум падающей в пропасть воды звучал всё громче, а ближайший домик постепенно рос в размерах. Вблизи хижина оправдала ожидания – она действительно была рассчитана на одну или две комнаты, да и те довольно небольшие.

Из хижины вышел человек, двинулся нам навстречу. На голове его была широкополая шляпа, на теле чёрный просторный халат, полы распахнуты, развеваются при ходьбе, на ногах просторные чёрные штаны и сандалии. Осмотрев территорию вокруг хижины, я заметил небольшой огород, а также так называемую Чёрную кумирню – небольшое декоративное сооружение, имитирующее башенку не больше метра в высоту. Сооружение сделано из чёрного камня, и на нём вылиты жёлтым блестящим металлом элидринские письмена. Это и был знаменитый Железный язык. Такими же письменами была выполнена гравировка на моём мече.

Обитатель хижины добрёл до нас и остановился, мы остановились тоже. Он был немолод, но цвет лица казался здоровым, вид – цветущий. Этот человек, которому было, судя по всему, за пятьдесят – выглядел здоровее и бодрее многих юнцов-горожан. Осанка прямая, плечи расправлены, походка – уверенная, бодрая. Он скользнул взглядом по мне, затем задержался на аптекаре, улыбнулся и дружелюбно сказал:

– Симон! Рад тебя видеть!

Аптекарь тоже заулыбался:

– Илард! Старый друг!

Горец шагнул к аптекарю, раскинув руки для объятий, но вдруг заметил окровавленную повязку на плече Симона.

– В чём дело? Ты ранен, дружище?

– Да, – мрачно сказал аптекарь. – Мы шли через Болото, и в пути нас застала ночь. Ночью на нас напали какие-то неведомые твари. Представляешь, они выглядели как люди! Но кожа была серой, покрыта слизью, перепонки между пальцами, глаза как у кошки светятся. Одна из этих тварей вонзила когти мне в плечо!

– Ужас! – ответил горный житель. – Эти болота – мерзкое место. Зачем же вы пошли через болота в ночь, да ещё и в Ночь восстания ведьм?!

– Мы не верили в эти сказки про ведьм, магию, чудовищ.

– Я до сих пор не верю, – сказал я.

Илард перевёл взгляд на меня, и аптекарь вспомнил, что нужно меня представить:

– Илард, это мой приятель, он же мой нынешний клиент – самый крупный из всех, что когда-либо у меня были – Уолли. Если бы ни он, я бы подох в этих болотах. Уолли порубал своим мечом целую кучу этих монстров.

– Хорошо владеете мечом? – спросил горный житель и непроизвольно обежал меня взглядом, пытаясь обнаружить меч. 

– Я бывший наёмник, – сказал я.

– Уолли отлично фехтует, – сказал Симон. – Я собственными глазами видел.

Илард, так и не найдя при мне меча, выглядел озадаченно. Я усмехнулся.

– Полагаю, вы хотите узнать, где же мой меч?

Я достал Crtha-cedat’haen из посоха и показал Иларду.

– О! Хитро придумано! – одобрительно сказал он.

Его взгляд упал на гравировку на лезвии, и глаза горца расширились.

– О! Наследие Древних! Можно?

Я протянул ему меч, и Илард, с почтением взяв его в руки, стал жадно разглядывать лезвие.

– Хорошая работа, – приговаривал он, – хорошая.

– У меня к вам как раз по случаю просьба, – сказал я. – Говорят, адепты Чёрных кумирен знают Железный язык. Не могли бы вы перевести то, что выгравировано на лезвии?

– Тут написано… так-с… «Стальной… меч».

Я удивился.

– И всё??

– Да. «Crtha-cedat’haen» означает «стальной меч».

Илард протянул меч обратно, я вернул его в посох-ножны.

– Честно говоря, я думал, что у меча более поэтичное название, – разочаровано сказал я. – Лучше бы я не знал перевода…

Илард усмехнулся.

– Вы плохо знаете культуру элидринов. У них красивый язык, но говорили на нём довольно банальные, бытовые слова. Crtha-cedat’haen – «стальной меч», t’hekarrag’hae – «корявое дерево», emhiarr – «строительный камень», geimhrid’h fional’ – «зимнее вино».

– Всё это весьма познавательно, друг мой Илард, – вставил Симон, – но мы с клиентом тут по делу и очень спешим.

– Да, конечно, – сказал горный житель. – Полагаю, вас интересуют травы? Но почему ты пришёл сам, а не прислал курьера, как обычно, Койлана?

Аптекарь помрачнел.

– Койлан мёртв, – тихо сказал он.

– О! – Илард вздрогнул. – Я же только позавчера видел его живым!

– Он умер на болотах. Те твари, что напали на нас, убили его.

Илард нахмурился и покачал головой.

– Я говорил ему, чтобы он повременил, не шёл через болота накануне Ночи восстания ведьм. Не послушал… Значит, он умер позавчера ночью – когда шёл в Корыстнель. Ужасно… Не стоит ходить через болота в такие опасные дни.

– Я бы хотел, чтобы ты осмотрел мою рану, – сказал Симон.

– Да, конечно. Пройдёмте в хижину.


***


Илард обработал рану аптекаря какой-то настойкой, наложил швы, смазал мазью и дал выпить целебный отвар. Затем он пригласил соседа по горному склону – Рияна, и Симон изложил им суть своего заказа. Горцы пообещали в кратчайший срок собрать нужные травы, Риян повздыхал, узнав о судьбе курьера, поудивлялся, услышав историю нашей битвы с болотниками, повосхищался моим мечом. Потом Илард накормил нас – было отличное горное травяное вино, сыр, маринованные грибы, овощи, домашний грубый хлеб – а затем мы распрощались с горцами и продолжили путь.

Нам нужно было обойти ещё немало гор и долин. Аптекарь сказал, что, скорей всего, нам придётся остаться на ночёвку в горах. Что ж, я был не против. Лучше остаться на ночёвку в горах в доме какого-нибудь горца, чем тащиться в ночь через Болото. Второй раз я в эти болота ночью не сунусь.

По каменной тропинке мы поднялись вверх по горе. Там нам попался ещё один водопад –крупнее, чем возле домов горцев. Вода весело шумела, журчала, радугой отсвечивала в лучах солнца. Вокруг росли деревья – кривые горные сосенки, изогнутые, как извивающиеся змеи и угри.

Мы поднимались выше, солнце припекало.

– Такие прогулки… – сказал я, пыхтя и задыхаясь, – издевательство над хромым…

– Ничего… не могу поделать… Уолли… – ответил аптекарь, так же страдая от одышки. – Тебе нужно… чтобы я выполнил заказ вовремя… да ещё и с отсроченной платой… Придётся принять… участие… в добыче ингридиентов…

Мы взобрались на гору и продолжили путь по вершине. Аптекарь вёл вперёд. На ходу я окинул местность взором. Открывался великолепный вид. Мне показалось, что вдали я увидел высокие строения – башни, минареты, настоящие дворцы, расположенные на выступах и склонах гор. Издали они казались того же цвета, что и скальная порода, поэтому я не мог быть уверен – действительно ли это здания, или это такие причудливые скалы, и воображение играет со мной шутки. Однако, если это были здания – то, очевидно, они были частью комплекса Таэнэд и должны относиться к архитектуре элидринов.

Мы продолжали путь. Добравшись до края вершины, мы начали спуск с горы. Спуск перешёл в ровное плато, ведущее к ближайшим скалам и горам, и мы двинулись к ним. Путь преградила горная речушка, чуть дальше по течению падающая водопадом. Речка была мелкой, течение слабым, и мы без труда перешли её – вода не поднималась выше щиколоток.

– Хорошо-то как, Уолли! – радостно вскрикнул аптекарь, раскинув руки и окидывая взором местность вокруг. – Какой простор! Какая ширь!

Да, вид был прекрасен: вокруг до самого горизонта простиралась горная местность, зеленели луга, блистали на солнце водоёмы. Над головой раскинулось бездонное синее небо. По нему плыли редкие, но громадные, могучие облака, сами подобные горам. Вся местность казалась особенной, будто здесь царила другая энергетика, и день, проведённый здесь, казался необыкновенным. На душе становилось спокойно, пейзаж погружал в состояние умиротворения и задумчивости.

– Да, – согласился я.

Снова начался спуск. Мы попали в горную долину. Всюду вокруг – сплошь скалы, вертикально торчащие из земли как колонны и столбы. Посреди долины текла река – более крупная и полноводная, чем встреченные ранее. Посреди реки находился небольшой островок, на нём росло одинокое деревце. Мы двинулись вдоль берега в сторону группы скал впереди.

– Здесь находятся знаменитые хвандорские пещеры, – сказал Симон.

Конечно, эти пещеры были не единственными «знаменитыми хвандорскими». Немало их, а также каменоломен и шахт, находилось возле Кланак’ха, Койладт’ха, Аринек’ха, в горах за Далнумом и в Холмах рядом с Фридаградом. Но эти были самыми крупными и известными.

На вершинах и выступах скал росли деревья. А мы брели среди подножий и в пути несколько раз наткнулись на упомянутые пещеры. Дорога вела дальше, на остановки у нас времени не было, так что я мог лишь скользнуть взглядом, посмотреть издалека на тёмные провалы в скалах, и пройти мимо.

Мы завернули за одну из скал, и у меня дух захватило от того, что я увидел. Впереди, вырезанные прямо в скалах, возвышались гигантские фигуры… элидринов! Никаких сомнений, это были элидрины – у них были длинные волосы, остроконечные, вытянутые вверх уши, вытянутые лица.

– Ох-ё! – вырвалось у меня.

Аптекарь усмехнулся.

– Дух захватывает, правда? Вижу, ты новичок в этих местах. Я тоже, когда в первый раз это увидел, обалдел.

Наш путь вёл вперёд, прямо между фигурами – они были вырезаны в скалах по обеим сторонам от тропинки. И чем дальше мы шли, тем громадней становились приближающиеся фигуры.

Наконец, мы достигли их и оказались между ними. Они были огромны, на их фоне я ощущал себя букашкой. Элидринов было шестеро – три женщины и три мужчины. В одной из женщин я разглядел что-то знакомое. В руке она держала яблоко, а на голову был накинут платок. Хотя нет, не платок. Это были длинные волосы, издали похожие на платок. Да и в руке было не яблоко… В руке был шар, больше похожий на механический объект, какую-то шарообразную машину.

– Это же Исцелина Добрая! – воскликнул я.

– Верно-верно, – ответил аптекарь. – Тут представлен весь пантеон хвандорских богов, вся Высокая Лока. Вон Красный Масс, вон Чёрная Морвана, вон – Непостоянная Пфортуна, и другие. Правда тут нет Гурга, ведь он человек.

– Получается, боги Высокой Локи – элидрины?

– Наоборот: с элидринов слепили богов Высокой Локи.

– А что Исцелина держит в руке? Это явно не яблоко.

– Заметил, да? А что держит в руке Масс – это же явно не копьё! Это всё машины, Уолли. Аппараты, такие же, как испарительное устройство профессора Лянардо. Шарообразная машина Исцелины могла, судя по всему, исцелять. А копьеобразная машина Масса – вероятно, убивала врагов.

Наш путь продолжался, и элидрины-гиганты вскоре остались позади.

– Куда мы идём? – спросил я.

– Видишь вон ту гору? – аптекарь указал на покатую гору впереди. – Нам нужно туда.

Мы добрались до горы и начали восхождение. Гора была довольно высокой, так что восхождение отняло немало времени, наш путь вёл через еловые рощи, занявшие весь склон горы.

Прошли пара часов, прежде чем мы добрались до вершины. На вершине я не обнаружил ничего примечательного, ради чего стоило бы совершать это утомительное восхождение. Даже рощ на вершине не было, лишь луг с невысокой травой, стелящейся ковром вдоль земли.

Я недоумённо посмотрел на аптекаря.

– И что нам здесь было нужно?

– Погоди, – сказал он. – Пойдём.

Он повёл меня к другой стороне горы, и тут я увидел, что на соседней горе находится целый населённый пункт – несколько деревянных домиков, сад, огород, множество чёрных кумирен. Вокруг росли высокие стройные ели, а неподалёку протекал большой горный ручей и обрушивался водопадом в пропасть. Гору окружали пики соседних гор, возвышавшихся над ней, как взрослые над ребёнком. Среди гор клубился туман, и вся здешняя местность тонула в нём.

Над пропастью, что разделяла нашу и соседнюю гору, висел канатный мост.

Я терпеть не мог такие мосты, о чём тут же сообщил аптекарю:

– Ты хочешь, чтобы мы прошли по… этому? По этому висячему куску дерьма? По трухлявым доскам и гнилым верёвкам?

Пропасть, которую нам нужно было преодолеть, была шириной всего метров десять, но даже это небольшое расстояние, пройденное по ненадёжному висячему мосту, пугало меня. Я не доверял таким мостам, боялся их и ненавидел.

– Спокойно, Уолли. Десятки людей ежедневно по многу раз ходят по этому мосту, и всё в порядке. Нам ничто не грозит, за мостом присматривают обитатели этих мест.

И, не слушая никаких возражений, аптекарь спустился к мосту, взошёл на него и смело зашагал вперёд. Мост скрипел и раскачивался, но аптекаря, кажется, это нисколько не волновало, он даже насвистывал на ходу и пританцовывал! На другой стороне прогуливались люди – обитатели здешнего населённого пункта, служители Чёрных кумирен. Они заметили аптекаря, кто-то помахал ему, что-то крикнул, аптекарь помахал в ответ.

Я дождался, когда аптекарь перейдёт на ту сторону. Я не доверял мосту, потому предпочёл, чтобы канаты подвергались воздействию веса лишь одного тела, а не двух сразу. Когда мост освободился, пришёл мой черёд пройти по нему.

Я надел кожаные перчатки. Прочно закрепил на себе походный мешок – чтобы в случае резких толчков, прыжков, падений он не свалился и не улетел в пропасть. Я прочно закрепил за спиной посох – не хотелось бы лишиться элидринского меча в случае каких-то неприятностей. Затем я крепко взялся за верёвочные перила и пошёл по мосту.

Я шёл вдоль правого борта, держась обеими руками за правые перила-верёвки. Я делал боковой шаг левой ногой, затем правой, затем снова левой – и так, бочком-бочком, приставным шагом, вдоль перил, я потихоньку продвигался по мосту. На той стороне уже звучал галдёж, в котором я слышал голос аптекаря – Симон встретил старых знакомых, и они завели приятельскую беседу. Могло показаться, что я выставляю себя дураком – даже какой-то аптекарь смело прошёл по мосту, а я осторожничаю и ползу бочком, как жалкий трус… но мне было всё равно. Я не доверял верёвочным мостам и не собирался рисковать.

Мост противно раскачивался под моими шагами, верёвки скрипели. Задувал ветер, он нёс прохладу и запах сырости, шелестели сосны вокруг поселения, шумел водопад, воздух был влажный. Внизу в пропасти клубился туман, и я благодарил всех гигантских богов-элидринов за это – боюсь, у меня бы закружилась голова, и я бы потерял сознание, увидь я во всех подробностях пропасть внизу.

Я шёл не торопясь, заботясь прежде о том, чтобы прочно хвататься за верёвки – в случае падения моста они оказались бы единственным спасением (поэтому я и надел перчатки – было бы невесело, если вдруг мост оборвётся, проехаться голыми ладонями по канатам). Прошло некоторое время, и я, наконец, благополучно преодолел треклятый мост.

– Уолли, наконец-то! – насмешливо сказал аптекарь.

Мне было плевать на его подколки. Подстраховаться – вот что важно. Позаботиться о себе – вот что важно. Обеспечить себе безопасность – вот что важно. Выжить – вот что важно. А гордость, похвальба, бравада, честь и прочие глупости – не важны совершенно. Да здравствует Нилих!


***


Домиков на горе (а, точнее, уступе – сама гора продолжалась дальше, поднималась вверх, и пик её терялся в тумане) было три. Они были бревенчатыми и длинными, так что вмещали много комнат. Здесь не проживало какое-то постоянное число адептов культа – одни приходили, другие уходили. Это было своеобразное «ничейное» поселение в горах, где могли временно жить любые желающие из числа адептов культа. Аптекарь сказал, что таких свободных поселений в горах полно – можно часто наткнуться на пустующие дома. Это как охотничьи домики в лесах – любой мог остановиться там на ночь-другую. Сейчас здесь проживало шесть адептов культа, аптекарь познакомил меня с некоторыми.

Старших было двое, один из них – человек по имени Кридон. Как все адепты культа, он носил чёрную длиннополую мантию-балахон. На вид человеку было лет сорок. Кридон проживал в поселении безвылазно уже три года.

Как я узнал из разговора, не все находящиеся здесь адепты бывали в самом Таэнэде – не каждый даже из адептов удостаивался чести попасть в город. Кридон – в Таэнэде бывал, даже жил там несколько лет. Затем его отослали во «внешний мир» выполнять поручения города, и с тех пор он живёт в этом поселении на горе.

Другим старшим адептом культа был сморщенный тощий старик, лысый, невысокого роста, с редкой седой бородой, похожей на козлиную. Старику было лет под восемьдесят, а то и больше. Звали его Магуш Рриддин Доэт’х. «Магуш», как я понял, означало звание – что-то вроде «магистр, мастер». А имя же, очевидно, было на Железном языке. 

Этот мастер Рриддин принципиально не разговаривал ни на каком языке, кроме Железного. Он был постоянным обитателем Таэнэда и мог свободно покидать и возвращаться в город – никто не посмел бы его остановить. Старик также несколько раз лично встречался со знаменитым профессором Лянардо – тот консультировался с ним при составлении книг по культуре и языку элидринов, а также со стариком вот уже несколько лет ведётся регулярная переписка секретариата самого ынпернатора Желвана Гжавчика. К слову, адепты культа Чёрных кумирен называют норжского правителя иначе – Гелуинн Гзаэвэк.

Вечерело, мы с аптекарем решили остаться на ночёвку в поселении. Кридон сообщил, что в домике есть свободные комнаты, и никто из обитателей поселения не против, если мы останемся.

Симон был старым знакомым Кридона, поэтому к нам здесь отнеслись хорошо, и адепты оказался такими сговорчивыми. Симон договорился с ними насчёт добычи нужных трав. Когда травы будут собраны в нужном количестве, курьеры-послушники доставят товар аптекарю в Корыстнель. После заключения договора наши дела в горах закончились, и оставалось лишь переждать ночь, а с утра мы могли отправиться обратно в город.

Кридон накормил нас нехитрым обедом – грибами, салатом из овощей, собранных со здешнего огорода, и варёными яйцами (оказывается, адепты культа держали здесь кур, прямо в поселении на горе).

– Только вот орлы представляют большую проблему, – пожаловался Кридон.

Затем он угостил нас травяным горным вином – оно оказалось отменного качества, крепкое, ароматное. А потом он предложил прогуляться по склону горы и обещал показать кое-что интересное. Мы согласились.

Мы спустились вниз по склону, прошли мимо расщелины, скрытой плющом и ведущей в какую-то пещеру, а затем вышли на выступ горы, где находились древние развалины. Это были развалины строений элидринов.

От архитектуры элидринов мало что осталось. Несколько колонн стояли, обвитые плющом, ещё несколько, поломанные, валялись в густой траве. Сохранились отдельные плитки каменного пола – треснувшие, посеревшие, поросшие мхом. На подставке стояла пострадавшая от времени статуя элидринки – обнажённая антропоморфная фигура застыла в заманчивой позе, и с неё как бы спадал кусок ткани, запечатлённый скульптором у колен. У девицы были остроконечные вытянутые уши без мочек и длинные волосы – до пола. В остальном же она не отличалась от человеческих женщин – разве что была чрезвычайно красива и стройна, почти карикатурно.

– Элидрины были в высоту от двух метров, – сказал Кридон. – Поэтому люди прошлых времён называли их «Высокие чужаки из арок».

– Из арок? – спросил я. – Что это значит? Из каких арок?

Кридон загадочно улыбнулся и поманил нас за собой. Рядом с развалинами росла рощица. Мы вошли в неё, прошли некоторое расстояние, и вдруг наткнулись на ещё одни развалины. Тут останков архитектуры сохранилось ещё меньше, но посреди каменных обломков, валявшихся в траве, стояла арка. Целая, высокая, каменная арка. Метра три в высоту. Арка изящная, формы плавные и вытянутые – как всё у элидринов – в узорах доминировали образы ветвей, листьев и лун.

– Вот из этих арок, – сказал Кридон.

– Что это такое? – спросили мы.

Кридон помолчал некоторое время, нахмурившись, а потом неуверенно произнёс:

– Я не могу сказать вам, друзья. Это большая тайна, которую не должны знать никто, кроме адептов культа Чёрных кумирен. Об арках мы не сообщали даже магушу Гелуинну и магушу Лянардо – надеюсь, вы понимаете, что может означать отказ даже таким известным высокопоставленным лицам.

Я подошёл к арке, присмотрелся к узорам на ней. Они казались отлитыми из металла – металлические луны в различных сочетаниях, а также узоры ветвей, переплетающихся с ними.

– Это и есть Железный язык в его оригинальном виде? – спросил я.

– Да, – кивнул Кридон. – Крон-луническая письменность – Angealag’h Gwvelt.

– Всегда хотел спросить, – продолжил я, – почему язык называют Железным?

Кридон улыбнулся.

– Видишь ли, элидрины исчезли почти шестьсот лет назад. Тогда король Отатис Первый, из Стаентрада, устроил великую чистку всего, что касалось элидринов. Уничтожались тексты с элидринским письмом, уничтожались книги с упоминанием элидринов, уничтожались их строения, самих элидринов преследовали и убивали, убивали также потомков элидринов и людей – полу-элидринов, называющихся на Железном языке «D’heilelle». Этот период стал известен в истории под названием «G’haedn H’aenzaerr» – что означает «Великая Чистка». Великая чистка Отатиса.

Отатис подговорил правителей других стран присоединиться к нему в этом безумном гонении на элидринов и всё элидринское, и те согласились – поэтому этот период также называется «Заговор Королей».

После этих периодов гонений и чистки от наследия элидринов почти ничего не осталось. Элидрины словно исчезли из нашей истории и культуры, теперь в народе их считают мифическими существами из сказок, где их называют всякими глупыми народными прозвищами. Разные народы называют их по-разному: эльфы, вадхаги, элидрины, элли… Ни одно из этих названий не настоящее. Настоящее их название – «д’хаэнэлле», что значит – «народ».

Ничто из их текстов, записанных на бумаге, не дошло до наших дней. Единственные примеры их письменности, что мы имеем сегодня – это либо гравировка на металле, либо отлитые из металла письмена на архитектурных сооружениях – как на этой арке. Поэтому язык и назвали Железным.

Очень познавательно.

Я снова подошёл к арке и провёл рукой по лунным символам.

– А что здесь написано? – спросил я.

Кридон отмахнулся:

– Так, ничего особенного. Техническая информация. Ничего поэтичного или сакрального. Впрочем, для них это нормально – ведь д’хаэнэлле не поклонялись никаким богам и не имели никакой религии и культов.

– Правда? – спросил аптекарь. – А во что же они верили?

– Они верили в гедонизм и науку.

– Прекрасно! – сказал я. – Вот это мне нравится!

Вскоре мы вернулись обратно в поселение. Вечерело, опускались сумерки. Когда мы подошли к строениям, то заметили, что старикашка – Рриддин Доэт’х – уселся на камень возле одной из кумирен и положил на колени лютню. Возле кумирни стояла подставка под благовония – те дымились, и клубы ароматного дыма расплывались вокруг.

Старикашка занёс руку над струнами, брякнул аккорд и дребезжащим, как козлиное блеянье, голосом протянул:

– Aarsladt’h H’aes Aetbaals!

– О! – шепнул нам Кридон. – Это знаменитая песня-молитва нашего культа. Под её исполнение можно аккомпанировать только на грушевой лютне, играя абрикосовой косточкой.

Именно такая лютня и, видимо, косточка сейчас и были в руках старика.

Он запел:

H’ya prev-b’hen D’haenelle Meya-N’lokk
H’ya galaerr
                H’aitraienborre Hailen’Lokk
H’ya chetsaelle k’hegaten
                d’hea Gzaeva Mabden
H’ya
       de-hailen h’aes

Galaerr
          d’hea d’haenelle
Galaerr
          d’hea H’aitraienborr
                Hailen’Lokk
Galaerr
          d’hea chetsaelle
Galaerr
          d’hea ae Meya-N’lokk

H’aes
    m’henaes
           aetbaals
D’haenelle chetsaelle
Hainaeh chetsaelle
K’hegataen d’hea h’aes

K’hegataen d’hea h’aes prev-p’haet

На этом старик кончил. Остальные четыре адепта культа всё это время находились поблизости и слушали пение. На лицах их отражалась задумчивость и печаль, и я решил, что песня посвящена чему-то грустному.

– Что он спел? – спросил я у Кридона.

– Это самый известный Aarsladt’h нашего Dub’h K’hobhaen Crideam’h.

– Чего??

– А, извини, ты же не знаешь Языка. Dub’h K’hobhaen Crideam’h – это название нашего культа, переводится: «Чёрных Кумирен Культ». «Aarsladt’h» – означает «песня». А «стих» будет - «aaris». От слова «arsa» - «уста, рот». Прозвучавшая сейчас песня – самая известная среди всех наших песен. Её название переводится: «Мы просим» или «Мы молим». В ней поётся о нашем обращении к д’хаэнэлле. Точнее, к четсаэлле.

– Кому?

– Учёным среди д’хаэнэлле.

– И что вы у них просите?

– Чтобы они вернулись сюда, к нам, на землю людей, или по-д’хаэнэльски – Mabdeinedor.

– Откуда вернулись?? – я не понимал ничего из того, что он говорил.

Он взглянул на меня, терпеливо улыбнулся и вздохнул.

– Это слишком долгая история, друг…

Затем он бросил долгий задумчивый взгляд на небо, где уже загорались первые звёзды.

– Возможно, мы поговорим об этом при следующей встрече, если она произойдёт.


***


Совсем стемнело. Кридон представил нам остальных четверых адептов культа – днём нам не удалось с ними пересечься. Все четверо были новичками и ни разу не посещали Таэнэд. Один из четырёх даже был паломником из Норжии. Человека звали Бартольд Д’их, и он безумно мечтал попасть в Таэнэд.

– А ещё у меня в планах посетить Стаентрад, – заявил за ужином норжский паломник. – Хочу осмотреть тамошние развалины д’хаэнэльских строений, а заодно разузнать что-нибудь о той истории… ну, знаете, о которой поётся в трактирных песнях.

– «Вот элидрин подошёл к Серой башне»? – спросил я.

– Точно-точно!

– И откуда только взялась эта песня?! – сказал Кридон. – Неужели история о том, что в Стаентраде вдруг объявился д’хаэнэлле – правда? Брат Бартольд, когда вы всё разузнаете, вы должны обязательно вернуться сюда и рассказать нам.

– Конечно, магуш Кридон.

Старикашка тоже сидел за столом, он внимательно слушал беседу, сохраняя на лице хитрую ухмылку. Он разгладил бороду и тихо сказал что-то на ухо Кридону. Тот удивлённо посмотрел на старика, а старик лишь усмехнулся.

– Магуш Рриддин Доэт’х говорит, что лично встречал того д’хаэнэлле, о котором поётся в песне! – объявил Кридон.

Над столом пронёсся вздох удивления, который дружно издали мы все.

– Быть того не может!

– Ничего себе!

Старик слушал нас всё с той же хитрой ухмылкой и поглаживал бороду.

– Магуш, расскажите, как это произошло? – засыпали его вопросами послушники, а самым ярым оказался Бартольд.

Старик, немного помедлив, заговорил – на элидринском, разумеется – а остальные стали по очереди нам переводить.

– Магуш Рриддин Доэт’х говорит, что д’хаэнэлле выглядел как человек, поэтому никто из окружающих не смог распознать его. Только адепты культа Чёрных кумирен, а также d’heilelle (полуэльфы), способны распознать d’haenelle (эльфа) или d’heilelle (полуэльфа), даже если те выглядят как люди…

 – Магуш Рриддин Доэт’х говорит, что чрезвычайно обрадовался той встречи, так как считал, что элидринов мы не увидим уже никогда…

Тут старик произнёс небольшую речь, изменив голос так, что стал похож на деревенского рассказчика сказок и легенд. Я понял, что он в тот момент что-то процитировал. Вот что он сказал:

«…Angofe-lokk
tor H’eganlokke
Tirid troid’he
cir rryddin

D’he Hailen’Lokke
R’hoid garrae baedin
Aen com’h eadigol’

Ol’kas kaurr
Istel’ arur…»

– Что это значит? – спросили мы с аптекарем.

– Магуш Рриддин Доэт’х процитировал «Последнее знание», – ответили нам. – Это сборник текстов, повествующих о самых последних временах перед тем, как д’хаэнэлле покинули землю людей, Mabdeinedor, а Отатис начал свою безумную чистку.

Кридон сказал:

– Этот отрывок – самый последний текст в «Последнем знании», и этим текстом заканчивается весь наш свод писаний. Можно сказать, этот текст – последняя точка во всей теории нашего культа, этим стихом заканчивает всё, что мы знаем о д’хаэнэлле. В стихе говорится, что д’хаэнэлле в их мире – H’aitraienborr – грозила большая опасность, и они могли погибнуть – все до одного, вся цивилизация, весь их вид мог погибнуть из-за того, о чём говорится в стихе. Все те столетия, что существует наш культ, мы не были уверены, живы ли ещё д’хаэнэлле в своём мире – в Высокой Локке. Но встреча магуша Рриддин Доэт’ха с д’хаэнэлле в Стаентраде обнадёжила нас – теперь мы знаем: д’хаэнэлле всё ещё живы. Именно об этом и говорит магуш.

Ещё некоторое время длилась беседа про элидрина из Стаентрада, но старик отвечал на вопросы уклончиво, а наши переводчики давали ещё более уклончивые интерпретации его слов. В конце концов, всё превратилось в словесное болото общих фраз, загадок и неопределённости, и вскоре эта тема исчерпала себя.

Мы прекрасно поужинали запечённой курицей, грибами, овощным рагу, порядочно напились травяного вина, а затем вышли подышать свежим воздухом перед тем, как отправиться на боковую. Стояла ночь, на небе мерцали звёзды. Я курил янтарец, держа в одной руке испарительное устройство, а в другой у меня находился бокал с вином, и я время от времени прикладывался к нему. Рядом появился Кридон. Он – как и я – был порядочно пьян.

– Посмотри вон на ту звезду, – он ткнул пальцем в небо.

Я проследил за его рукой – он указывал на маленькую слабо светившуюся звёздочку рядом с остроконечной вершиной уха в созвездии Элидрин.

– Вижу, – сказал я.

– Это мир Гаррае, – сказал он.

– Что это?

Он посмотрел на меня, вспомнил, что разговаривает с профаном, и вздохнул. Затем, нахмурившись, он произнёс тоном, каким деревенские сказители рассказывают древние мифы и легенды:

– «Мир Гаррае начал смуту, другие светила присоединились к нему – так начался распад империи Четсаэлле. Затем два Дома – «Ласточка» и «Равнина» – украли у Коронованного камень дорог и спрятали в Башне на Земле людей, в долине сорока племён. Так империя Четсаэлле распалась, с тех пор элидрины не посещают Землю людей, с тех пор прозябаем мы, сирые, в пыли и грязи этого дремучего мира».

Я догадался, что прозвучала цитата – вероятно, из какого-то писания Чёрных кумирен.

Я решил, что Кридон кончил цитировать, но услышал тяжкий вздох, повернулся к нему и увидел, что он стоит, склонив голову, и утирает слёзы. Надо же, какие адепты культа чувствительные! Переведя дух, он закончил цитирование:

– «…И с тех пор стучимся мы, сирые, в заброшенные врата, в арки, и никто не открывает нам, и ничто не ждёт нас по ту сторону. Закрыты арки, закрыты врата».

– Печально, – сказал я, а Кридон снова вздохнул и удалился.

Позже появился аптекарь – пьяный, с глупой ухмылочкой и пританцовывающий на ходу. В руке он нёс полный кувшин вина. Мы с ним уговорили весь кувшин, попутно болтая о всякой чепухе и любуясь звёздным небом над горами, а затем отправились спать.


***


А ранним утром мы встали, перекусили быстрым завтраком, распрощались со всеми и отправились в путь. Стояла дымка над горами, в ущельях и в рощах плыл туман.

К полудню мы покинули горную местность и попали на территорию Болота. С дикой скоростью, на которую только были способны, мы преодолели пространство Болота и к вечеру уже были в Корыстнеле. Дом, милый дом!

Первым делом мы заглянули в «Приют Доброй Исцелины» и на славу поужинали. Нас встретила та же служительница культа, что прошлый раз. Она сказала, что волновалась за нас после нашего расставания. После того, как мы не явились на вечернюю трапезу, а потом и на следующий день, она заподозрила, что с нами приключилось что-то неладное в Ночь восстания ведьм. Мы её успокоили, хотя, конечно же, её предчувствия были верны.

А когда опустилась ночь, я уже сидел в трактире «Пьяная муха» в компании Хейи, Дитса и Эккена и рассказывал им обо всём, приключившимся со мной за время путешествия в Тёмные горы. Рассказывал, не забывая в перерывах потягивать из кружки медвеколу, само собой. Ах, как же приятно было вновь ощутить вкус этого божественного напитка! Да благословит Пфортуна Непостоянная всех бриивоваров и их бриивоварни!




Глава 7. ОСАДА ФРИДАГРАДА

– Итак, что говорят глашатаи? – спросил я Эккена. – Как проходит взятие Фридаграда?

– Пока что держат осаду.

Хорошо. Значит, мы укладываемся в срок.

– Что написать Дитсу? – спросил Эккен.

Я обменялся взглядом с Хейей. Она кивнула.

– Пиши, – сказал я, – чтобы был готов встретить нас. Сегодня мы выдвигаемся.

Когда Эккен отправил почтовую птицу с запиской, я сказал ему:

– Зайди к аптекарю и узнай, как продвигается работа над нашим заказом. Затем отправляйся в Д’хеа Мрвин и поговори с капитаном Дортеком. Скажи, чтобы он ждал нас с судном, готовым к отплытию. День отплытия мы точно назвать не можем – он придётся на эту или следующую неделю. Пусть из команды он никого не берёт, нам нужен только он один со своим судном. Скажи, что заплатим… хм… треть сундука с золотом. Когда он согласится, скажи, чтобы подготовил судно и ждал от нас почтовой птицы. После этого отправишься к Фридаграду, и там мы с Дитсом тебя встретим.

Он кивнул.

Я налил себе медвеколы, наполнил кружку и для Эккена, Хейя налила себе вина, мы чокнулись и до дна осушили кружки.

– А теперь за работу, друзья! – сказал я.

Эккен молча кивнул и удалился. Я несколько секунд смотрел ему вослед – вернее, в то место, где он только что был и исчез. Замечательный человек. Тихий, молчаливый, умеет таиться, прятаться, исполнительный. Идеальный вор.

Я повернулся к Хейи.

– А мы отправимся на рынок, обойдём кое-какие лавки, закупимся всем необходимым, а потом двинемся к Фридаграду.

– Хорошо, Уолли.


***


Мы приоделись получше – респектабельными гражданами, а не членами шайки воров – для этого случая закупили новых дешёвых шмоток у Ивамилы (она начала ворчать по поводу того, что я так и не зашёл к ней «на чай», но, заметив рядом со мной Хейю, замолкла) – и отправились на рыночную площадь.

Площадь располагалась прямо перед Парламентским Дворцом, где заседала выборная администрация города – Раза. По краям площади стояли храмы различных богов Высокой Локи – Исцелины, Морваны, Пфортуны, Гурга и других. Именно поэтому площадь также называлась «Площадь Всех Богов».

На площади находилась куча торговых рядов. Нас интересовали такие, где продавалось оружие и кое-какое снаряжение – бытовые мелочи и хозяйственные инструменты.

На рынке было людно, не протолкнуться. Среди толпы мелькали спины стражников. Попрошайки устроили потасовку из-за брошенной богачом серебряной монеты. Неподалёку от храма Гурга делали ставки на тараканьих бегах. А в тавернах играли на деньги в «Перепей меня». Жаль, что мы зашли лишь по делу и спешим, а то бы повеселились. Прекрасный город – Корыстнель! Тяжело покидать его навсегда…

В центре площади стояла республиканская колонна, а неподалёку – статуя на высоком пьедестале – там изображался сердитый бородатый мужик. Это был Эрвинал Хвантир – основатель Корыстнеля. Вокруг прогуливались прохожие, выступали бродячие артисты, а дальше начинались торговые ряды. Мы прошли мимо уличного жонглёра, я отпустил посох, Хейя мгновенно поймала его, пока тот не упал, а я на лету подхватил четыре шарика жонглёра и начал жонглировать сам. Я показал несколько трюков, которым обучился когда-то в военных походах, а затем вернул шарики жонглёру.

– А, Уолли, – жонглёр меня поприветствовал. – Тебя не узнать в этой одежде! Неплохие трюки. Присоединяйся к нам, к бродячей труппе.

– Вот ещё. Мне и сейчас неплохо живётся.

Оставив жонглёра, я взял у Хейи посох и похромал дальше по рынку.

В первой лавке, что подвернулась нам, продавались картины и вазы – нам это было без надобности, и мы прошли мимо. В следующей – бытовые мелочи и хозяйственные товары. Мы задержались и изучили товар. Верёвки, крюки и ещё кое-какие полезности – вот чем мы закупились в лавке. Торговаться я предоставил Хейе – она была специалист в этом деле – и она бойко, до последнего, торговалась, сбивая цены аж в два раза.

Следующая лавка – доспехи и оружие. Мы прикупили ножи, кинжалы, метательные ножи, дротики, небольшой арбалет и болты, а также кое-какие лёгкие доспехи – в основном, нагрудники.

Также мы заглянули в лавки с провизией и закупили походной еды. Остальные лавки мы миновали, не задерживаясь.

Затем мы заглянули в храм культа Морваны и прикупили там кое-что, необходимое для церемонии поминовения предков.

Мы оставили рыночную площадь и двинулись в сторону главных ворот. Мы покидали Корыстнель. Покидали навсегда.


***


Мы прошли по мосту и вышли к Холмам. От моста мы двинулись не к Фридаграду, а взяли на север – туда, где в Холмах располагался склеп моих родителей. Я решил навестить их прежде, чем мы совершим то, из-за чего придётся бежать с континента и не возвращаться долгие годы.

Мы шли по лугам, среди холмов, день был облачный и тёплый. Дул приятный свежий ветер, в воздухе чувствовалась влажность. Зелень лугов сочно переливалась на свету, когда тень от облаков отступала, давая место солнцу.

– Наверное, сегодня ливанёт дождь, – сказала Хейя. – Столько дней стояла дикая жара. Пришла пора и для дождей.

В пути мы наткнулись на ручей. Попробовали воды из него – чистая, свежая, прохладная. Набрали её во фляги и продолжили путь.
 
Пара часов пути по живописным лугам холмистой местности, и мы достигли местечка, где располагался склеп. Склеп был вырыт в подножье холма и уходил вглубь. Я подошёл к закрытым каменным дверям, отворил их, и на нас с Хейей дохнуло запахом сырой земли и камня. Мы зажгли факелы и вошли внутрь.

От огня факелов занималась и мгновенно сгорала паутина, встречавшаяся на пути, мы спускались по каменным ступеням. Лестница уходила вниз не глубоко – метра на три. Спустившись, мы прошли несколько шагов по тесному помещению и завернули за угол – там и находилось основное помещение склепа.

В выемках в стенах лежали гробы-саркофаги, повторяющие формой человеческие тела. Я зажёг в помещении благовонья и оставил цветы в вазе. Хейя тоже оставила цветы. Ещё мы налили вина в чаши и оставили жертвенной пищи, после чего я обратился к родственникам с прощальной речью, и мы покинули склеп.

Теперь мы взяли курс на восток, на Фридаград. Всё необходимое для небольшого путешествия мы имели при себе, коней не было, мы шли пешком. За день до Фридаграда не добраться, но завтра мы уже будем там. Нас не смущала перспектива провести ночь под открытым небом в Холмах.

Местность была пуста и безлюдна. Иногда нам попадались пещеры под холмами. Те самые знаменитые хвандорские пещеры. Мы не заглядывали в них. Также мы знали, что в Холмах находятся шахты и каменоломни, но нам они не встречались.

Через несколько часов пути мы наткнулись на оставленную крупную стоянку. Очевидно, тут разбивало походный лагерь небольшое войско.

– Люди Кемлока останавливались здесь, – сказал я, осмотрев остатки костров и валяющийся в траве мусор.

Здесь можно было видеть осколки глиняных кувшинов из-под вина, кости животных – остатки от трапезы, прочие объедки, пустой флакончик из-под янтарца, иногда попадалась одинокая карта, выпавшая из колоды, а иногда десятигранный кубик костей.

Хейя над чем-то склонилась, уставившись в траву. Она нагнулась и подняла с земли нож. Какой-то солдат обронил, ничего особенного. Но на Хейю находка подействовала странно. Она сжала нож в кулаке и посмотрела на меня. Взгляд был тревожный, лицо побледнело. Она сказала:

– Я боюсь, Уолли.

– Всё будет замечательно, – ответил я. – Мой план – идеален.

– Я боюсь. Всё это очень рискованно. Мы никогда раньше такое не делали.

– Если хочешь перейти на другую сторону реки, придётся намокнуть.

Она отбросила нож и подошла ко мне, взгляд её был жалобным. Мы обнялись, Хейя крепко вжалась в меня и тяжко вздохнула.

Она пробубнила мне в плечо:

– Может, это выход на открытое пространство так на меня действует. Давно я не покидала стен города.

Я погладил её по спине.

– Всё будет хорошо. Мы справимся.

– Угу.

Мы некоторое время постояли обнявшись, затем выпустили друг друга и продолжили путь.

Через некоторое время нам попалась речушка. Она была небольшой, но, чтобы преодолеть, придётся намокнуть. Благо, день был жаркий – месяц Dirrith всё же.

– Как ты говорил? – сказал Хейя, улыбаясь. – Если хочешь перейти на ту сторону – придётся намокнуть? Ха!

Она шутливо толкнула меня, затем вбежала в реку и двинулась поперёк течения. Дно уходило вниз, и Хейя постепенно погружалась всё глубже. На середине реки вода доставала ей уже до подбородка.

– Держи вещи над головой! – крикнул я. Не хотелось бы намочить оружие и снаряжение, что мы несли с собой.

Хейя смеялась, отплёвывалась и весело вскрикивала. Вещи она, как я и велел, несла на вытянутых руках над головой. В одном месте она вдруг взвизгнула и ушла под воду с головой. Она тут же вынырнула и крикнула:

– Тут глубоко! Я выбрасываю вещи, иначе не смогу грести!

Я чертыхнулся и поспешил в воду. Хейя отбросила мешки с вещами и погребла к берегу. Я ухнулся в воду и поплыл к вещам – мешки тонули. Я спешил как мог, хотя имел при себе свои мешки. Посох я заткнул за пояс сзади, и конец торчал из-за плеча, как рукоять меча. Плыть так, конечно же, было жутко неудобно. Но я справился, благополучно догрёб до места, где затонули мешки, несколько раз нырнул и подхватил что-то со дна наугад, затем погрёб к берегу. Хейя была уже на суше – выжимала одежду, не снимая, и следила за мной.

Я провёл ревизию того, что из сумок Хейи уцелело. К сожалению, не многое. Мы потеряли добрую часть оружия и снаряжения (почти всё), которым этим утром закупились.

– Теперь сам Масс велит разжечь огонь, – сказала Хейя, продолжая выжимать одежду.

– Хорошо. Заодно и устроим привал. Уже вечереет. Давай-ка двинемся вон туда.

Нас окружали холмы, которые, чем дальше, тем становились выше. Я указал на подножье холма вдалеке. Хорошее место – укромное, укрытое в тени, там растут деревца и много кустов. Хейя кивнула. Я передал ей часть сумок и мешков, и мы двинулись в путь.

Оказалось, нам не нужно было переплывать ту чёртову реку, так как она заворачивала выше по течению и снова появлялась перед нами. Радовало лишь то, что там река была мельче, так что мы спокойно перешли вброд – вода не поднималась выше колен.

Дальнейший путь прошёл рядом с рекой, так как она, похоже, вытекала оттуда, куда мы шли. Двигаясь вдоль реки, мы вскоре добрались до холма, рядом с которым планировали остановиться на ночь.

Вечерело, опускались сумерки. Воздух посвежел, облака поредели. Появлялись первые звёзды на темнеющем небе. Шумно стрекотали луговые насекомые.

Мы добрели до холма, сбросили ношу на траву, устроили привал. Я занялся костром, а Хейя отошла собирать хворост. Она некоторое время отсутствовала, а потом откуда-то неподалёку послышался короткий вскрик. Это не был крик испуга или боли, а, скорее, удивления, так что я не встревожился.

– Что там у тебя? – окликнул я.

– Иди сюда! Тут развалины элидринов!

– Ого!

Я вскочил на ноги и поспешил на её голос. Она ушла вглубь тени у подножья холма, туда же убегал, истончаясь, один из притоков реки, там же росла небольшая роща. Я продрался через кусты и деревья и увидел Хейю среди развалин.

Очевидно, это были строения элидринов. От развалин мало что осталось, но и то, что было, явно указывало на стиль архитектуры элидринов.

Стояло нечто вроде полуразрушенной каменной беседки. Время не пощадило постройку, и теперь оставался лишь круглый каменный пол и три тонкие колонны, покрытые почти исчезнувшим за столетия элидринским узором – ветви, луны. Крыша у беседки отсутствовала, остальные колонны валялись в траве, расколотые на части, некоторые из обломков уже глубоко утонули в земле.

Шагах в десяти от беседки некогда стояло какое-то здание. Сейчас от него остался лишь кусок стены, обращённой к беседке – остальные стены и потолок давно сложились внутрь и рассыпались на камни и крошенный кирпич, и эти кучи стройматериала утонули в земле и поросли травой. Так что теперь рядом с беседкой стоял лишь обломок одной стены и больше ничего. Но даже на этом обломке имелась пара окон, по высоте и форме которых можно без труда узнать архитектуру элидринов.

Элидрины были высокие – вот и окна располагались на высоте почти трёх метров – а ведь это был только первый этаж! Форма окон – сплюснутая по бокам, вытянутая вверх, каплевидная – типичная форма, проявляющаяся в архитектуре и узорах элидринов – прямо как арки между колоннами под мостом через реку Арран. Этот элемент элидринской архитектуры так и называется – «Элидринская арка».

– Элидринские развалины? – спросила Хейя.

– Да.

– Смотри, что я нашла.
 
Она достала продолговатый кулёк старой ткани, развернула, и в её руках появился нож. Прекрасный, изящный, с великолепной рукояткой и ножнами. Всюду на рукоятке и ножнах элидринские узоры, а на лезвии даже имелась гравировка… звёздного неба, созвездий! А также выгравированное слово – видимо, имя ножа: Gemmn.

– Это элидринский нож? – спросила она. – Как твой меч?

– Да, это, очевидно, элидринский нож.

Она счастливо вздохнула.

– Где ты его нашла?

– Вон там, – она указала на беседку. – Видишь, кажется, будто внутри беседки каменная скамья? Оказалось, это каменный сундук, хранилище. Я отодвинула крышку – тяжеленная, чёрт побери – и нашла внутри этот свёрток.

Я кивнул. Молодец, смышлёная.

– А что здесь написано? – спросила она, показывая на гравировку на лезвии.

– Не знаю. Я не знаток элидринского.

– Жаль, – она поникла.

Думаю, ей не о чем было жалеть. До тех пор, пока человек не знает перевода элидринских слов на своём оружии – он может воображать, что там написано что угодно. Что-нибудь поэтичное и образное. Реальность же могла развеять его восторженные мечты. Вдруг, на её ноже написано «Нож»? Или «Нож бытовой»? Пожалуй, перевода лучше не знать. Мне до сих пор было не по себе от того, что я узнал про свой меч. Все те годы, что я владел им, я воображал различные красочные названия – а оказалось, что его зовут всего-навсего «Меч Стальной».

– Я оставлю его себе, – сказала Хейя и прижала нож к груди. – У тебя есть элидринский меч, так что теперь мой черёд обзавестись чем-нибудь ихним. Хотя бы ножом.

Я пожал плечами:

– Хорошо, почему бы и нет.

Мы вернулись к костру.

Из воды, что текла в ручье – притоке той реки, в которой утонула наша поклажа – мы приготовили походный чай. У нас имелась сухая заварка, которую мы прикупили в одной из продуктовых лавок прежде, чем покинуть Корыстнель. Также поджарили над костром кусочки хлеба и мяса, приобретённые в тех же лавках, и принялись за ужин. Ещё у нас имелись куски твёрдого сыра, баночка маринованных грибов и хорошее травяное вино.

Покончив с едой, мы принялись за чай и выпивку. Хейя без конца любовалась ножом, а я курил янтарец и всматривался в окрестности, сохраняя бдительность.

– Уолли, он всё ещё острый! И сталь в прекрасном состоянии – не нужно ни чистить, ни полировать. Удивительно!

– Ничего удивительного. У элидринов была продвинутая наука и технологии. Это какая-то совершенно особая сталь, не чета нашей – потому и не портится с годами.

Хейя мечтательно вздохнула и уставилась на звёздное небо.

Тишину нарушал лишь треск костра, журчание ручья поблизости, да редкие порывы ветра. А также моё пыхтение во время курения янтарца.

Хейя нарушила молчание:

– Слушай, я не могу узнать созвездия на ноже. Изображённое тут звёздное небо не похоже на наше.

Я пожал плечами.

– Может быть, это художественная гравировка без привязки к реальности – гравёр просто символически изобразил звёздное небо.

– Тогда зачем символическое изображение сделали таким детальным? Нет, я думаю, здесь выгравирована карта настоящего ночного неба. Вот только не похожего на наше.

– Не знаю, в чём тут дело, – отмахнулся я.

Мы договорились дежурить по очереди, и первый черёд спать выпал мне. Я лёг на кусок тряпки, постеленный на траву, и быстро погрузился в сон.


***


Под утро тоже приходилось дежурство Хейи, так что, когда я встал, она уже была на ногах. Стояло раннее утро, серые сумерки отступали под натиском рассвета, было слегка прохладно, трава была мокрой от росы. Среди холмов плыл лёгкий туман.

Трещали сучья в костре, в котелке кипела вода.

– Встал? – бодро спросила Хейя. – Чай будешь?

– Да, – буркнул я. Начну с чая, а потом полностью приведу себя в чувство с помощью травяного вина.

– Пока ты дрых, – сказала Хейя, – я снова сходила к развалинам. Мне не давала покоя карта звёздного неба на ноже. Я порылась в развалинах, надеясь найти что-нибудь, что прояснит эту чушь со звёздами. И мне попался ещё один сундук!

– Ого!

Хейя довольно улыбнулась и горделиво вскинула голову.

– Ну, и что ты там нашла?

Тут она слегка поникла.

– К сожалению, ничего столь же ценного, как нож. В сундуке, где я нашла нож, оказалась вот эта штучка. Вчера я её не заметила.

Она протянула маленький кусок металла, сплошь состоящий из декоративных элидринских завитушек. Он выглядел, как какая-то скоба или что-то в этом роде. Если поднести его близко к глазам и присмотреться, то можно прочесть элидринскую надпись: Rrad’hagemmne. Перевода я, разумеется, не знал. Но не мог не заметить, что в слове присутствует кусок, идентичный названию ножа – «gemmn». Тот факт, что предмет находился в одном сундуке с ножом – также мог на что-то указывать – а именно: на функционал этой странной вещицы. Но ни я, ни Хейя не могли разобраться в этом. По крайней мере, сейчас.

– Сохрани, – сказал я. – Может быть, позже мы выясним, что всё это значит.

– Может, это украшение?

Я вспомнил изображения и статуи элидринов, что мне доводилось видеть – включая гигантские скальные статуи в Тёмных горах и обнажённую элидринку в развалинах, которые показывал Кридон. Кажется, подобная штука имелась у многих элидринов – и носили они её на ухе. Это было что-то вроде клипсы или каффа.

– Кажется, ты права. Я вспомнил – я много раз видел такую штуку на ушах элидринов. Это кафф.

– О!

Хейя ближе поднесла его к глазам, осмотрела и собралась было надеть на ухо, но остановилась.

– Потом. А то вдруг потеряю, если соскочит.

И она убрала кафф в мешочек со всякой мелочью.

– И вот ещё что я нашла – в другом ларце.

Хейя достала тонкий лист металла, прогибающийся под своим весом, лёгкий и пластичный. Лист был размером с бумажный, например такой, что мог бы быть в судовом журнале. Металл желтоватый, но совсем не золото. На листе значилась гравировка: «Lig’hiarres». Перевода никто из нас, разумеется, не знал.

– Я не знаю, что это, – сказал я. – Но сохрани на всякий случай. Позже выясним.

Затем мы попили чая, вина, перекусили тем, что осталось со вчерашнего дня, и тронулись в путь. День был солнечный и тёплый, настроение – весёлое. Особенно после выпивки.

Мы провели в пути среди холмов пару-тройку часов и к полудню, наконец, вышли к Фридаграду. На вершине холма, за которым начиналась равнина и стоял Фридаград, нас поджидал Дитс.

С холма открывался хороший вид на город внизу. Фридаград – такой же большой, как Корыстнель, окружён прочной городской стеной. Рядом с городом – расположилось войско Кемлока. Позади города протекала река Ригвен – одна из двух крупных рек Хвандора (другая – Арран).

В лагере войска горели костры, стояли шатры, солдатня шаталась туда-сюда, звучал шум, пьяные крики, смех. От лучников, что могли бить со стен Фридаграда, войско отгородилось наспех сделанными заборами из кольев и небольшими, врытыми в землю под углом, щитками.

Взятие Фридаграда, видимо, мало волновало воинов Кемлока, особенно наёмников, так как при взгляде с холма можно было предположить, что собрались здесь эти люди чтобы пьянствовать, веселиться и играть в азартные игры, а не воевать. Что ж, такой настрой нас радовал – он отлично подойдёт для нашего дела. Любители выпивки – наши клиенты.


***


Мы спустились в равнину и растворились среди войска. Ни у кого это не вызвало подозрений, а сами мы старались не привлекать внимания. Простая группа из трёх человек в бедноватой одежонке – с войсками часто ошиваются всякие оборванцы и искатели удачи.

Мы разыскали Ниншора.

– О, Уолли! Что привело тебя сюда?

Ниншор казался удивлённым, но и обрадованным.

– Да, вот, – сказал я, – пришёл посмотреть на взятие Фридаграда. Соскучился по видам баталий. Раз не могу поучаствовать, так хоть с зрительского ряда полюбуюсь.

Он усмехнулся.

– А кто это с тобой? – спросил он.

– А, это… Это моя банда.

– Банда?

– Да. В Корыстнеле мы держим район.

– Ого! – Ниншор добродушно рассмеялся. – Вижу, ты нигде не пропадёшь, брат.

– Как идёт осада? – спросил я.

Ниншор нахмурился.

– Хреново. Стоим тут уже неделю, и, видимо, простоим ещё две. Фридаградцы держатся крепко. Жрачки и воды, видимо, у них навалом – так что осада их не сильно расстраивает. А вот в наших рядах, особенно среди наёмников, царит недовольство.

– В чём дело?

– Мы пришли за лёгкой победой и за хорошей добычей: о богатствах Фридаграда знает весь Хвандор. А вместо этого стоим тут под стенами города, прячась от стрел, и целые дни занимаемся хернёй среди грязи, дикой жары и вшей. Кемлок как следует не организовал поставку жратвы и выпивки, о шлюхах и говорить не приходится. Да что там, у нас даже с ремонтом оружия и лекашами дело плохо. Видимо, он, как и мы, рассчитывал на быструю победу. А всё в итоге затянулось.

– И что же вы собираетесь делать?

– Не знаю. Я простой наёмник, составлять военные планы – не моя задача.

– Ты не знаешь, где мы могли бы разместиться?

– Можете остановиться в моём шатре, – он окинул жадным взглядом Хейю. – К тому же, то, что в моей палатке будет ночевать баба – добавит веса моему авторитету среди солдатни.

Он рассмеялся.

Мы прошли в его палатку и сбросили там вещи. Ниншор представил нас некоторым друзьям, также нам встретились наёмники, которых я знал по прошлым походам – они тепло приветствовали меня. Затем мы побродили некоторое время по лагерю, знакомясь со всеми, угощая некоторых выпивкой и едой, что имели при себе, таким образом зарабатывая хорошую репутацию. А затем пришла ночь, и мы уснули в палатке Ниншора.


***
 

На следующий день объявился Эккен. Первым делом он доложил о результате визита в Д’хеа-Мрвин: капитан Дортек согласен работать на нас, готов выйти в море и ждёт нашего прибытия. Затем мы познакомили Эккена с Ниншором, а потом, когда наёмник покинул нас, вчетвером обсудили задачу на этот день – изучить стены Фридаграда и местность вокруг и попытаться найти или придумать способ попасть внутрь.

С первой задачей уже поработал Дитс, пока ждал нашего прибытия. Он незаметно растворился среди войска – вот уж настоящий вор! – и изучал обстановку и стены Фридаграда, искал способы проникнуть внутрь. Он сказал, что нашёл три места, которые можно использовать для проникновения в город, и отвёл меня и Эккена к ним. Пока мы занимались этим, Хейя флиртовала с наёмниками и норжской солдатнёй, отвлекая внимание, ослабляя бдительность, настраивая на дружелюбное к нам отношение.

В войске ходили слухи, что вскоре метрополия пришлёт подкрепление, а также провизию и необходимое снаряжение. Всё будет доставлено по реке, неподалёку от которой Фридаград и стоит – Ригвен. В Норжии посадят солдат и загрузят всё необходимое на корабли, те выйдут в Море Пфортуны, спустятся южнее вдоль берега, войдут в устье реки Ригвен и по ней доберутся до здешних мест. Мне, как и Кемлоку, это не нравилось – пополнение войска, а также изобилие припасов, может существенно испортить нам дело, и мой план не воплотится в жизнь. Поэтому я решил, что нам необходимо поспешить и помочь событиям ускориться в нужном направлении – помочь Кемлоку взять Фридаград.

Дитс показал три места, о которых говорил. Сначала он отвёл нас куда-то к задним воротам города, выходящим к реке Ригвен, и там мы попали в холмы и небольшую рощу, и Дитс указал на пещеру. Оказывается, пещера вела в катакомбы под Фридаградом. Дитс сказал, что не заметил, чтобы тоннелем пользовались – возможно, в городе не знали о нём, или пользовались другим, или считали, что пользоваться тоннелем – слишком рискованно. Дитс сказал, что уже исследовал тоннель. До конца он не дошёл, опасаясь ловушек или постов, расставленных фридаградцами – поэтому не знает, ждёт ли какая опасность впереди, а также не знает, свободен ли тоннель или завален. Исследуя тоннель, Дитс не нашёл следов того, что им недавно пользовались.

От пещеры мы двинулись к стенам Фридаграда, и Дитс показал оставшиеся два места, где он, как ему казалось, мог бы пробраться в город. В этих местах не было наблюдателей и лучников, и под покровом тьмы, в воровской чёрной одежде, Дитс и Эккен могли бы попытать удачи и пробраться внутрь. В конце концов, не зря они были профессионалами-домушниками.

Позже к нам присоединилась Хейя, и мы вчетвером занялись обсуждением дальнейших действий.

Мы придумали довольно жуткий план, в котором Хейя здорово рисковала. Чувства к ней мешали мне трезво оценить возможности, и я до последнего противился плану и спорил один с тремя. В итоге мне пришлось смириться.

Позже Дитс встретил в холмах курьера от аптекаря. Тот передал ему пару кульков – часть того, что должен приготовить для нас аптекарь. Аптекарь сообщал через курьера, что остальное будет готово к завтрашнему вечеру. Дитс велел передать, чтобы аптекарь прислал людей с товаром к мосту через Арран.

Итак, аптекарь прислал первую порцию товара и сообщил, что полностью всё будет готово завтра, капитан Дортек ожидал нашего прибытия в Д’хеа Мрвин, а значит, мы могли уже сегодня помочь Кемлоку взять Фридаград. Я тревожился за Хейю и не был уверен, что она справится. Но дело должно быть сделано, так что мне пришлось отбросить сомнения и дать ход нашему плану.

– Будь осторожна, – сказал я.

– Не волнуйся, – ответила Хейя. – Я как-то и до встречи с тобой выживала, знаешь ли.

Она достала элидринский нож и демонстративно потрясла у меня перед носом, цокая и улыбаясь.

Мы направились к палатке Кемлока. Ниншор уже ждал нас у входа. Он позвал только меня, остальным велел ждать снаружи. Я прошёл в палатку вслед за Ниншором.

Напротив входа на столике стоял громадный портрет. В верхней части изображения была надпись – «Wnnprwnaator». В нижней – «Glwnn Gzaevck». А между надписями находилось изображение самого человека, к которому они относились. Это был мужчина с гладко выбритым лицом, молодцеватый, хотя вовсе не был юношей. У него был умный и внимательный взгляд, казалось, изображение живое и смотрит прямо на зрителя. Лицо слегка вытянуто, вытянутыми были и верхушки ушей – отдалённо всё это напоминало внешность элидринов. Кожа ынпернатора была чрезвычайно бледной, чёрные длинные волосы убраны в высокий хвост. На ынпернаторе была торжественная одежда для военных парадов – поверх ярко-красного одеяния сидели могучие чёрные наплечники с загнутыми вверх краями, а также виднелась верхняя часть крепкого нагрудного доспеха, тоже чёрного, дальше портрет обрывался.

Обитатель палатки стоял рядом с изображением и смотрел на нас с Ниншором, нахмурив кустистые брови. Взгляд Кемлока был недовольный и подозрительный. Барон был крупен, как могучий медведь, и занимал собой много пространства. Я заметил, что со времени нашей последней встречи – когда я ходил в походы на норжцев под его командованием – он ещё сильнее раздался в ширину, пузо ещё более стало походить на гигантский арбуз, а в волосах, густых усах и бровях появилось больше седины.

– Мастш Кемлок! – поприветствовал я на военный манер – приложив правый кулак к сердцу.

Он покрутил кончик уса пальцами и проворчал:

– Уолли.

– У Уолли есть план, мастш Кемлок, – вставил Ниншор. – И его люди уже готовы к выполнению.

– Хм… – Кемлок повернулся к нам спиной, нависнув над столом, находившемся рядом с тем, где стоял портрет.

На столе стоял кувшин с выпивкой и роскошный кубок. Кемлок плеснул себе напиток и, с кубком в руках, повернулся к нам.

– Я не могу понять одного, – проворчал барон и отпил из кубка. – На кой чёрт тебе это нужно, Уолли?

– Надеюсь в случае успеха на вашу щедрость, мастш, – как можно учтивей сказал я и слегка поклонился.

Барон усмехнулся и вновь припал к кубку. Затем оторвался от него и сказал:

– Значит, ловишь удачу в свой парус? Что ж, это хорошо… Но…

Он вновь повернулся к столу и налил себе ещё выпивки.

– Одно меня смущает в этом деле… – он повернулся к нам. – Неправильно всё это… Разве должно быть так – чтобы по лагерю шлялись какие-то гражданские? Чтобы манёвры планировали какие-то… – он отпил из кубка, – гражданские… Да ещё и самонавязавшиеся… Пришли, чёрт знает откуда, чёрт знает кто такие… – он снова отпил, – предлагают какой-то план, помощь… Хм… Подозрительно это всё.

Вставил слово Ниншор:

– Но ведь это же Уолли, мастш. Это не чужой нам человек. Мы его знаем, он ходил с нами в походы. Он бывал не раз под вашим командованием, мастш. Мы знаем о его талантах, знаем, что он сведущ в военном деле. Уолли живёт сейчас в этой местности, неподалёку отсюда – в Корыстнеле. Ваше войско, мастш, он встретил, когда мы проходили по мосту через Арран. Лишние деньги никому не помешают – вот он и решил попытать удачу на поле боя: авось представится случай подзаработать на войне. Его люди – ловкачи, умеющие забираться в дома…

– Ворьё, – с усмешкой поправил его Кемлок, на мгновение оторвавшись от кубка.

– Да, ворьё, – продолжил Ниншор, не утратив спокойный тон. – Люди, в случае осады города, спрятавшегося за стеной – возможно, крайне полезные. Их навык пробираться в защищённые закрытые здания, забираться на стены, залезать в окна – может нам здорово пригодиться.

Барон испытующе посмотрел на меня, а я постарался сделать глупое, подобострастное и простоватое лицо. Думаю, у меня получилось, так как барон сказал:

– Ладно. Не нравится мне всё это, требухой чую что-то тут… какой-то подвох… ну да хрен с ним. День-два, и сюда нагрянут чёртовы ынперцы, – барон сердито сплюнул. – Поэтому нам надо поспешить, и оставить им лишь пустой выжженный город. А казну Фридаграда… хах!.. получат они из моих рук. Сколько я сам захочу им отсыпать. Поэтому, Уолли, я даю своё дозволение тебе привести в исполнение твой план.

Я поклонился.

– Спасибо, мастш, я вас не разочарую. Когда всё будет закончено, ваши люди смогут атаковать на рассвете. К рассвету врата Фридаграда будут открыты для вас.

Кемлок плюхнулся в кресло, ничего не ответил, повернулся к столу с выпивкой, левой рукой потянулся к кувшину, а правой махнул нам, давая понять, что беседа окончена. Мы покинули палатку.

Вместе с моими людьми я вернулся в палатку Ниншора, и мы начали готовиться к претворению плана в жизнь. Вечерело. Мы дожидались, когда опустится ночная тьма.


***


Тьма опустилась. Небо было облачным. Луна была полной и ярко светила – но она почти не показывалась из-за облаков. Поднялся ветер, он был прохладный, в воздухе пахло сыростью в преддверии дождя. Облака плыли по небу быстро, и тьма ночи была пульсирующей: когда облака плотней скрывали луну – тьма сгущалась, когда облака рассеивались – мир светлел.

Дитс и Эккен облачились в чёрное, вышли из палатки и растворились во тьме. Мы с Хейей последовали за ними. Вокруг горели костры, шатались пьяные и ворчащие воины, откуда-то звучал шум спора игроков в шагост. Когда мы проходили мимо одного заграждения, в доски ударила стрела. Хейя дёрнулась и пригнулась, но тут же поняла, что ей ничто не угрожает, и успокоилась.

Нам встретился Ниншор.

– Начали? – серьёзно спросил он.

– Да, – я кивнул.

– Как вы собираетесь это провернуть?

– Пойдём с нами, узнаешь.

Он присоединился к нам, и так втроём мы двинулись в сторону пещеры у реки Ригвен. Когда мы пришли к месту, Ниншор присвистнул, увидев пещеру.

– Что это?

– Тут начинается тоннель, который ведёт в катакомбы под Фридаградом, – сказал я. – Мы обнаружили его сегодня днём. Этот тоннель можно использовать, чтобы проникнуть в город и открыть ворота.

– Чёрт, а мы и не знали про тоннель! Эти гады, наверное, постоянно шляются по нему и приносят в город свежую провизию! Или вывозят деньги!

– Вряд ли. Когда мы днём осматривали тоннель, он выглядел заброшенным. Возможно, дальше впереди он завален, либо фридаградцы опасаются пользоваться им.

– И хорошо, – довольно крякнул Ниншор. – Пусть боятся, крысы фридаградские.

– Если он завален – то это плохо, – сказал я. – Тогда мы не сможем им воспользоваться. Поэтому, лучше нам надеяться, что тоннель открыт.

– Вы собрались лезть туда? – удивлённо спросил Ниншор.

– Да, но не «мы». Лезть будет только она, – я указал на Хейю, она вскинула голову, горделиво расправила плечи и самодовольно улыбнулась Ниншору. – Я, сам понимаешь, с моей ногой не могу участвовать в таких мероприятиях.

– Ты собрался рискнуть жизнью бедной девочки?! – возмущённо произнёс Ниншор. – Да что ж за зверь ты такой, неужели тебе её не жалко?!

Он даже топнул от возмущения.

– С ней всё будет в порядке, – сказал я.

Хейя подошла ко мне и заглянула в глаза. Мы обнялись, я поцеловал её в губы и в лоб. Она бросила долгий печальный взгляд на меня, потом вздохнула и вошла во тьму пещеры.

– Может, не стоит? – спросил Ниншор. – Вдруг фридаградцы и впрямь стерегут тоннель и поджидают любого, кто войдёт в него?

– Надеюсь на это, – сказал я.

– Что?? – Ниншор аж подпрыгнул.

Хейя исчезла во тьме пещеры, теперь у входа стояли только я и Ниншор, нас окружала ночь, задувал прохладный ветер, в воздухе всё явственней пахло дождём.

Я посмотрел на небо. Его заволокло тучами сильнее прежнего.

– Дождь будет, – сказал я. – Надо бы выпить что-нибудь крепкое, согревающее.

И я пошёл в сторону палаток. Ниншор поспешил за мной.

– Стой! Погоди! Что ты… сказал про тоннель? – на ходу он запыхался, одышка мешала ему говорить. – Ты надеешься… что фридаградцы… стерегут тоннель?! Я не понимаю. В чём заключается ваш план?

– Узнаешь. Если у нас получится, на рассвете сможете начать атаку.


***


Всю ночь мы сидели с Ниншором в шатре, пили Geimhrid’h T’hae’h (Зимнее травяное вино) и играли в шагост, нарабу и Lokpi Magusz Seak’ht Reidynn («Мастер-вор, Семь Костей»). В последнюю игру Ниншор мне постоянно проигрывал, я был в ней хорош.

Луна то скрывалась за облаками, то выглядывала, ветер усиливался. Время от времени я выходил из палатки и с беспокойством на сердце следил за Фридаградом. Из-за стены можно было видеть отсветы огней в городе – уличных костров, фонарей, факелов. Прислушавшись, можно было слышать доносящиеся крики с улиц, гул людей.

– К чему прислушиваешься? – спросил неожиданно появившийся у меня за спиной Ниншор. – Что там происходит?

Закрапал дождик. Мы вернулись в палатку, продолжили пить. Ниншор, поставив кувшинчик в горячую воду, подогрел вино.

– Ну, так что там происходит? – спросил он.

– Думаю, они обнаружили Хейю в тоннеле, схватили её и сейчас таскают по городу, показывая всем как лазутчика. Думаю, её допрашивают или скоро приступят к этому, а потом запрут в темнице. Возможно, её порядочно отлупили, когда поймали, и ещё отлупят во время допросов. Возможно, и горожане, которым её показали в качестве лазутчика, успели вломить ей.

Я тяжко вздохнул. У меня сердце разрывалось от мысли о таких вещах.

– Зачем ты это сделал? – спросил Ниншор. – Каков ваш план?

– А ты не заметил кое-какие изменения в моей компании? – спросил я и сделал глоток ароматного тёплого вина.

Напиток согрел меня, внутри сразу потеплело, и холодный влажный ветер, дующий снаружи палатки, перестал вызывать у меня уже одним своим звуком мурашки и озноб. На душе стало немного уютней.

Дождь усиливался, по куполу палатки забарабанили капли. Звук напоминал дробь военных барабанов.

– Что ты имеешь в виду? – непонимающе спросил Ниншор.

– Отсутствует не только Хейя.

– Точно! С тобой были ещё два парня… Совсем забыл про них, они такие незаметные, тихие…

– Да, – сказал я. – Те два парня – профессиональные воры-форточники. Они тоже находились в тоннеле, когда туда вошла Хейя.

Ниншор внимательней стал прислушиваться к тому, что я говорю.

– Хейя должна была специально попасться фридаградцам и сосредоточить всё их внимание на себе. Пока они вязали Хейю и тащили в город, Дитс и Эккен незаметно проскользнули в город вслед за ними, по тому же самому тоннелю. Сейчас всё внимание горожан и военных занято пойманной шпионкой, и Дитс с Эккеном могут безопасно перемещаться по городу. Они изучат обстановку, а затем откроют ворота.

Кое-что я от Ниншора утаил. А именно: я не сказал ему о тех двух кульках от аптекаря, что воры забрали с собой.

– Хороший план! – похвалил Ниншор. – Вижу, хватку ты не теряешь. Но не слишком ли рискованно? Девка ведь может пострадать. А может и погибнуть! Тебе её не жаль?

Я пожал плечами.

– Если бы я сам мог участвовать во всём этом – я бы занял её место. Но моя нога не позволяет мне активно принимать в этом участие. К тому же как раз то, что она – миловидная девушка – может быть её спасением, её не будут сильно бить и не прикончат на месте, а просто заключат в темницу. Когда вы будете брать город, вы её освободите. Мужчину бы они пытали с особой жестокостью, искалечили, а после допроса убили бы. В конце концов, пара синяков – лучше, чем сломанные обе ноги или свёрнутая шея.

– Что ж, утром узнаем, удачен твой план или нет.

И мы продолжили пить и играть.


***


Всю ночь мы провели с Ниншором за выпивкой в его палатке. На рассвете в палатку бесшумно вошёл Дитс.

– Ну что? – с нетерпением спросил я.

Ниншор лежал рядом на лежанке и храпел.

– Всё по плану. Мы не смогли всё питьё в городе…

– Тсс! – шикнул я, приложив палец к губам и метнув взгляд на храпящего Ниншора.

Дитс кивнул.

– Но кульки аптекаря использовали полностью. Наиболее значимые колодцы, бочки с вином и другой выпивкой… – мы постарались сделать всё, что в наших силах.

– Отлично. Что Хейя?

– Жива и практически невредима. Пара ссадин, кровь из губы – не больше. Она с этим справится, в прошлом, когда Клещ заставлял её работать проституткой, она и не такие тумаки получала.

– Она в темнице?

– Да. Но я открыл камеру и передал ей нож. Питьё охранников темницы я тоже…

– Тсс!

– Да. Также там остался Эккен. Он поможет ей покинуть тюрьму, когда начнётся заварушка.

– Что с воротами?

– Они открыты, стража спит, сторожа и лучники на стенах тоже спят. Атаковать нужно немедленно.

– Понятно.

Я пнул Ниншора, тот хрюкнул и вскочил.

– Что? Чего?

– Атакуем, – сказал я.

Он заметил Дитса, выпучился на него, потом выдохнул:

– О! Получилось? Ох ты ж, чёрт! Ура!

– Ещё ничего не получилось – теперь ваша работа: атаковать.

– Да-да, конечно, Уолли, – он засуетился, поправил на себе одежду и поспешил к выходу из палатки. – Мы сейчас… Это мы живо… Молодец, Уолли! Молодцы, ребята!

И он исчез в проёме выхода.

Через несколько минут снаружи послышался шум. Я вышел из палатки. Моросил мерзкий холодный дождь. Я увидел суетящихся, в спешке готовящихся к атаке солдат. Один горнист набрал в грудь воздуха и поднёс ко рту инструмент. Я шикнул на него:

– А ну не смей, собака!

Он послушался и убрал горн. Я увидел фигуру Кемлока, горделиво и грозно возвышающуюся в величественном одиночестве среди утренней дымки, струй дождя и суетящихся солдат. Я подковылял к нему и сказал:

– Мастш Кемлок, я бы не советовал отдавать приказ горнистам трубить атаку. Фридаградцы не знают, что вы атакуете – пусть это так и остаётся как можно дольше.

Он хмуро посмотрел на меня и кивнул.

Я вернулся в палатку. Снаружи звучал топот ног, звенело оружие и доспехи, звучали грубые голоса. Атака началась.

– Я сейчас, только переведу дух, – сказал Дитс, сел возле меня и взял бурдюк с вином.

Он сделал долгий глоток, отложил бурдюк и встал.

– Ну, я пошёл, – сказал он.

– Давай, – сказал я. – Защитите Хейю.

Он кивнул и исчез в проёме выхода.


***


Началась резня, дикая бойня. Битва шла весь день. Я всего этого почти не видел, просидев несколько первых часов в палатке, насыщаясь выпивкой и закусками.

Через пару часов после атаки я подошёл к воротам, ведущим во Фридаград, и стал ждать. Вскоре из дыма сражения появились Дитс и Эккен, ведущие Хейю. Каждый из воров подставил плечо под её руку, и так они вели её, Хейя выглядела измождённой, шла с трудом.

Они дошли до меня, и мы вместе побрели к палаткам. Мимо пробегали солдаты, вокруг звучал крик, звон клинков, вопли истошной боли и ярости, клубился дым. Дождь успел закончится, но небо всё ещё было хмурым, ветер – холодный и сильный, из-за ночного дождя земля под ногами превратилась в грязь.

Мы добрели до палатки Ниншора и вошли внутрь. Уложили Хейю на лежанку. Дитс плюхнулся на соседнюю лежанку, шумно отдышался и взялся за кубок с вином, Эккен свалился рядом и присоединился к нему в винопитии. Я умыл Хейе лицо, втёр мази в места ран и ссадин, дал ей тёплого вина.

Она жалобно смотрела мне в глаза.

– Ты молодец, – сказал я, убрал волосы, упавшие ей на лицо, и поцеловал в лоб.

В уголке губ у Хейи была рана, под левым глазом синяк, синяки были на животе и рёбрах. Я проверил её рёбра – вроде целы. Мы ограничились мазью.

– Надеюсь, это того стоило, Уолли, – страдальческим голосом сказала она. – Надеюсь, наше дело выгорит.

– Выгорит. Мы уже у финиша. Осталась пара последних штрихов, и золото Фридаграда – наше.

Остаток дня мы провели в палатке, потягивая вино и ожидая дальнейшего развития событий. Возьмёт Кемлок Фридаград или нет – зависело не от нас. Но сомневаться не приходилось, разумеется, Фридаград обречён, даже несмотря на то, что войско у Кемлока небольшое, собранное наспех.

Я послал Дитса украсть кое-что из палатки Кемлока, пока идёт взятие города и барону не до своих личных вещей. Когда Дитс это сделает, придёт пора снова поработать Хейе. Я осмотрел её правую руку. Она поняла мои мысли и, криво усмехнувшись, сказала:

– Всё в порядке, Уолли. Рука у меня цела, писать смогу.

Около часа Дитс отсутствовал, а потом вернулся с предметами, за которыми его посылали. Хейя занялась писаниной, а Эккен и Дитс, по очереди сменяя друг друга, дежурили снаружи палатки, следя за человеком, который очень нас интересовал и был важен для дальнейшего воплощения плана.

Кемлок взял Фридаград к вечеру. На улицах города, залитых кровью фридаградцев, зазвучал ликующий рёв солдат. Разумеется, ожесточённая битва не может закончиться в один момент как по щелчку пальцев, так что ещё пару часов после официального объявления победы в городе возникали множественные локальные стычки.

Кемлок отправил гонца в ынперскую ставку, Далнум, с вестью о победе. Гонец сел на коня и поскакал в сторону Холмов.

Когда он добрался до первого холма и только собирался пустить коня вскачь, из кустов поблизости вылетел арбалетный болт и врезался ему в грудь. Гонец свалился, а из тех же кустов вышли люди и перехватили коня под уздцы, чтобы не дать тому удрать с испугу.

Эккен начал спешно раздеваться, а Дитс – снимать одежду с гонца. Мы с Хейей стояли рядом, Хейя караулила, а я в последний раз проверял письмо, написанное ею – почерком, подделанным под Кемлока – на официальной бумаге и заверенное печатью, которые стащил из баронской палатки Дитс. Хейя отлично могла подделывать чужой почерк, да и вообще была мастером подделок, так что я не сомневался в качестве её работы.

Я отдал поддельное письмо Эккену, уже облачившемуся в одежду гонца и взобравшемуся на коня. Я дал ему последнее напутствие:

– Итак, не забудь: сначала встретишь людей от аптекаря у моста через Арран, заберёшь наш товар, затем отправишься к винным складам и бриивоварням Лапищевых. Покажешь эту бумагу и велишь выделить тебе десять телег, гружённых бочками с вином и медвеколой. Десять, не забудь, не меньше – надо, чтобы на всех хватило. Также они выделят тебе людей, что будут управлять этими повозками. Весь караван, как можно скорей, направишь во Фридаград. По пути, под видом проверки качества товара, займёшься бочонками.

Он кивнул, затем пустил коня вскачь, и вскоре уже скрылся среди холмов. Мы отправились обратно к Фридаграду. На бумаге, что Эккен вёз с собой, Хейя написала приказ Кемлока выделить войску, взявшему Фридаград, десять повозок с бочками вина и медвеколы – оплату Лапищевы получат позже из ынперской казны, сообщал документ.


***
 

Солдатам дали добро на разграбление города. С провизией у Кемлока было не особо, так что он, по сути, велел солдатам в самом же городе найти себе еды и выпивки для пирушки по случаю победы. Сам ынперский наместник, видя, что с Фридаградом покончено, и теперь город контролируется войском ынперии, собрал подручных и покинул Фридаград – поехал в ставку, в Далнум. Приближённым, что остались здесь вместо него, он велел собрать золото из казны Фридаграда и доставить ему. Солдатам разрешили грабить всё, что угодно, но не казну, сундуки фридаградских монет предназначались Кемлоку и ынперии.

Кемлок уехал, опустились сумерки, радостные солдаты занялись грабежом, насилием и поиском выпивки. Мы были рады отъезду Кемлока, ведь он мог заподозрить неладное, когда вернулся бы Эккен, но теперь он уехал, и одной проблемой стало меньше.

Как раз когда я подумал об этом, к городу со стороны Холмов подъехали десять больших повозок, гружённых бочками с вином и медвеколой. Главным в караване был Эккен.

Он благоразумно переоделся в пути, сменив одежду баронского гонца на форму работника бриивоварни, также он приделал себе бороду и усы.

Караван повозок въехал в городские ворота, и солдаты, снующие по улицам Фридаграда, с радостным воплем поприветствовали Эккена. Я, Хейя и Дитс поспешили следом и пристроились в хвосте каравана.




Глава 8. ТЕПЕРЬ МОЁ

Солдаты встретили повозки радостными криками.

– О, выпивка!

Эккен выступил вперёд:

– Небольшой подарок, господа солдаты, от бриивоваренной компании братьев Лапищевых! Медвекола и вино! Пейте, пейте вволю, друзья!

– О, вот это по мне!

– Ну, наконец, есть чем горло промочить!

– Клянусь Гургом, это лучшее окончание битвы, что было в моей жизни! Ещё бы девку найти!

Солдатня набросилась на выпивку, Эккен оставил им одну повозку и покатил дальше по улицам Фридаграда, подзывая солдат.

Дитс тем временем взял кульки из повозок – то, что осталось от выполненного аптекарем заказа после того, как Эккен использовал это на бочках с выпивкой – и сказал мне:

– Займусь остальной выпивкой, что есть в городе. Прошлый раз мы не со всем успели управиться.

Я кивнул, и Дитс растворился во тьме. Идеальный вор.

Мы с Хейей шли за повозками.

На улицах валялись трупы, зрелище было отвратительным. Даже мне, прошедшему несколько военных походов, было противно видеть расчленёнку и изуверства солдатни, а уж Хейя и вовсе зажмуривалась и быстро отворачивалась от каждой такой картины. В такие моменты она крепко обнимала меня и утыкалась лицом в грудь.

Хейя сказала слабым голосом:

– Какое зверство. Какой ужас. Мы помогли этому произойти – так чем мы лучше них, Уолли? – она махнула рукой в сторону ближайшей группы веселящейся солдатни. Те громко хохотали, чокались кружками с вином из бочек Эккена и зажимали у стены дома какую-то девицу. Та кричала и вырывалась, но солдаты со смехом отшвыривали её обратно к стене.

Я задумался над вопросом Хейи. Я бы хотел найти ответ, но ничего не приходило на ум. Помолчав довольно долго, я честно ответил:

– Ничем. Разница лишь в том, что они выполняют чужие приказы – а мы действуем по собственному желанию. И они наслаждаются резнёй и причинением людям страданий.

– А мы?

– А мы лишь хотим немного заработать. Ничего личного.

Она посмотрела мне в глаза.

– Уолли, мы это делаем не потому, что хотим заработать. Нам и так неплохо жилось в Корыстнеле – мы могли бы и дальше жить жизнью шайки «Серые крысы». Мы это делаем потому, что тебе захотелось… гм… приключений. Тебе захотелось риска. Тебе захотелось замахнуться на что-то большое.

Я хмыкнул. Мы продолжали идти по улицам Фридаграда, но Хейя смотрела не на дорогу, а мне в лицо.

– Ты как рыбак, который каждый день видел в море китов. Всю жизнь ты ловил всякую мелочь, но однажды тебе приспичило пойти и убить кита. Ты собрался кому-то что-то доказать… себе, наверное. Или что-то проверить – например: способен ли ты на это, способен ли ты завалить кита. Ты позвал нас с собой – и мы согласились. Не заработать, Уолли, не заполучить золото Фридаграда. Мы согласились именно поучаствовать в твоей охоте на кита. Для нас – по крайней мере, для Эккена и Дитса – это тоже вызов и проверка.

– А для тебя?

Она помолчала. Потом со вздохом сказала:

– И для меня, наверное. Я тоже хочу увидеть, чем всё это закончится. Тоже хочу принять в этом участие. Хоть и боюсь. Хочу увидеть, во что выльется твоё послание ему.

– Кому??

Она остановилась, печально посмотрела мне в глаза и положила ладонь на мою щёку.

– Ынпернатору Желвану Гжавчику, конечно же. Это плевок ему в лицо. Это послание ему, это вызов.

Я покачал головой.

– Вряд ли. Я не думал об ынпернаторе, когда меня посетила идея провернуть это дельце.

– А о ком ты думал? Кто адресат твоего послания?

– Не знаю… Я тогда подумал так: я им всем покажу. «Им всем», понимаешь? «Они все» – это не ынпернатор.

Она усмехнулась.

– Нет, Уолли, «они все» – это и есть ынпернатор.

– Нет. Я, скорее, шлю послание Кемлоку и таким, как он, чем ынпернатору.

– Кемлоку? Потому что он – военачальник? Ты мстишь военным? – она помолчала, потом тихо сказала: Мстишь за свою ногу?

Я вздрогнул и решительно зашагал вперёд, она поспешила рядом.

– Вряд ли военачальники виноваты в том, что стало с моей ногой, – проворчал я.

– Ты так говоришь, но на самом деле так не считаешь. Ты винишь их.

– Может быть…

Мы остановились, Хейя обняла меня и сказала:

– Мы встаём на очень опасную тропу. Гжавчик этого не простит и не забудет. Нас будут искать по всей ынперии.

– Именно поэтому мы и сваливаем на острова.

Мы постояли некоторое время молча, обнявшись, а затем продолжили путь.

Солдаты всё больше бесновались и разогревались, а Эккен продолжал сбрасывать им бочки с выпивкой – будто бросал мясо стаям изголодавших псов. И псы набрасывались на добычу с жадностью. И вот очередная бочка откупоривалась, и щедрая струя хлестала из неё, и солдаты подставляли огромные кружки, радостно смеясь, а потом вливали напиток в себя. Всё шло по плану.

Прошло около часа. Эккен полностью избавился от бочек. Он отпустил работников, и те покинули город. Итак, те фридаградцы, кто пережил бойню, сбежали из города, работники складов тоже уехали, так что теперь мы остались наедине друг против друга: мы четверо – и солдатня, разграбляющая город и празднующая победу. Мы – против них. Кто кого?


***


В тот день, когда я придумал свой план, я заказал у аптекаря сильный яд. Его называют «Элидринский яд», «Мягкая смерть» или «Смерть д’хорниэля». Д’хорниэль – это титул выборного правителя у элидринов. Считалось, если д’хорниэль не оправдывал надежды, возложенные на него элидринским обществом – его приговаривали к смерти. Но казнь правителя совершалась в мягкой форме – например, специальным ядом. Он действует не сразу после приёма, а через пару часов, и так незаметно, что никто из посторонних ничего не может заподозрить. Кажется, будто человек просто уснул.

Это средство было добавлено в бочки с медвеколой и вином. Его же Дитс добавил и в выпивку, что имелась во Фридаграде. И теперь всё это пили, пили и пили солдаты, упивались вволю, упивались всласть.

Прошли положенные пару часов, и средство начало действовать. Солдаты валились на землю, но никто ничего подозрительного не замечал – все были порядочно пьяны и занимались грабежом. Упавших от яда принимали за уснувших.

Войско Кемлока было небольшим – что радовало. Именно поэтому я, увидев его в первый раз тогда на мосту, и придумал этот план. Всего несколько сотен человек? Убить их – плёвое дело. Перед этим нужно позволить (и помочь) им взять город, чтобы избавиться от местных жителей.

План выполнен, и он оказался очень хорош. Никогда ещё меня не посещали такие мудрые озарения, я был чрезвычайно доволен задумкой, воплощение которой теперь мог видеть собственными глазами.

Мы надели лёгкую броню, достали ножи и двинулись по Фридаграду. Мы направлялись в места, где складировалось золото из казны. У нас было десять, теперь пустых, повозок, из них мы взяли себе восемь – по две на каждого - и повели за собой лошадей, тянущих повозки, по улицам Фридаграда. От редких солдат, которые ещё не попробовали «Яд д’хорниэля» и не скончались от него, и мешали нам в пути, мы быстро избавлялись, перерезая глотки – но таких было не много: почти всё войско Кемлока полегло от яда. Те же, что нам встречались, были настолько пьяны, что прикончить их было нетрудно.

Фридаград выглядел как и должен выглядеть город, переживший военное нападение. Хоть некоторые дома и были объяты пламенем, в окнах большинства и на уличных фонарях свет не горел, и в городе, в основном, царила тьма. Окна побиты, двери выломаны, уличные статуи – расколоты и валяются на брусчатке. Город казался опустевшим, будто тут прошла чума, единственными напоминаниями о жизни были пьяные крики солдат, доносящиеся отовсюду, вблизи и издалека. По мере того, как средство аптекаря начинало действовать, голоса затихали, крик из коллективного превращался в вопли пьяных одиночек, затерявшихся среди улиц незнакомого мёртвого города. Иногда звучал звон бьющегося стекла, крушение какой-то мебели или дверей, крики одиноких испуганных фридаградцев –тех, кому не хватило ума вовремя свалить из города.

Те солдаты, что ещё могли двигаться и стоять на ногах, пытались шуметь, увидев наш сбор ценного и погрузку золота в повозки. Они тут же умирали с перерезанным горлом. На улицах стояла тьма, издалека никто нас не мог заметить, поэтому мы, ни от кого не таясь, смело резали солдатню, встающую у нас на пути.

Иногда Дитс или Эккен исчезали проверить закоулки и заинтересовавшие их дома, оставляя нас с Хейей вдвоём с повозками, но вскоре они взвращались.

Мы подогнали повозки к месту, где приближённые Кемлока ранее обчищали казну. Сейчас тут было тихо, казначеи барона и солдаты валялись на земле вперемешку с убитыми фридаградцами. Фридаградцы умерли от оружия в бою, люди Кемлока – от выпивки.

Мы двинулись к сундукам с золотом, стоявшим у входа перед зданием, откуда их вынесли казначеи Кемлока. На здании виднелась надпись: Банк «Ривало и сыновья». Отлично! Это место мне определённо нравится!

Вчетвером мы споро начали грузить сундуки в телеги. Я открывал каждый сундук и рассматривал монеты – они все были как на подбор типа той, что была у Ниншора: крупные, широкие, с гравировкой в виде солнца с лицом. «1 Ялакш» – значилось на монете.

Сундуки были тяжёлые и большие, в каждом мог бы поместиться откормленный молодой свин или крупная собака. Мы пыхтели и надрывались, перетаскивая сундуки к повозкам. Во время переноса очередного сундука чья-то рука схватила меня за щиколотку. Я сказал Дитсу – он нёс сундук в паре со мной – опустить ношу на землю, а затем повернулся к тому, кто ухватил меня.

Это был пьяный солдат. Он был жив, но очень слаб, на губах была пена – возможно, его вырвало.

– Вы кто? Что вы делаете? – прохрипел солдат.

Я наклонился и быстрым движением перерезал ему горло. Мы вернулись к погрузке сундуков. Ноги хлюпали, шагая по лужам крови, все мы тяжело дышали, мышцы рук тряслись от монотонной однообразной работы.

Закончив с банком, мы продолжили путь по городу и на время разделились.

Где-то неподалёку вскрикнула Хейя. Я поковылял туда, завернул в переулок и увидел, что её зажал в углу… Ниншор!

Он надвигался на Хейю – громадный, словно медведь, она казалась необычайно маленькой рядом с ним. Девушка выставила перед собой нож, рука дрожала, Хейя жалась к стене.

– Что вы тут творите, ублюдки? – прошипел Ниншор. Меня он не замечал. – Я сразу почуял неладное, когда заметил, что пропала монета после встречи с Уолли. Я гнал от себя подозрения, ведь Уолли – мой старый военный друг. Но теперь я понял, как я ошибался. Теперь я вижу, что Уолли – не тот человек, которому можно доверять. Я знаю, что вы сделали, я раскусил вас, ублюдки! Вы всех отравили! Ах, сволочи! Но ты сейчас, сучка, ответишь одна за всю компанию.

Хейя ткнула ножом перед собой, но Ниншор увернулся. Нож пырнул пустоту, а Ниншор со всей силы заехал Хейе по рукам, и нож отлетел в сторону. Она вскрикнула. Он двинулся к ней, схватил за горло и прижал к стене. Хейя заметила меня и прохрипела:

– Уол... ли!

Ниншор обернулся, швырнул Хейю на землю и бросился на меня.

– А, вот и виновник торжества! – на бегу Ниншор выхватил кинжал.

Я занял выжидающую стойку, упёр посох в землю перед собой.

Ниншор замахнулся и приготовился пырнуть меня кинжалом, между нами оставалась пара шагов. Я мгновенно извлёк из ножен Crtha-Cedat’haen – меч легко и плавно покинул посох, издавая приятный лязг – и направил его в грудь Ниншора. Для его кинжала расстояние между нами было слишком большим, а для меча в вытянутой руке – как раз подходящим – меч без труда проткнул грудь противника.

Ниншор продолжал двигаться по инерции, и я отскочил в сторону и ткнул его в бок, а затем в спину. Ниншор упал на колени и вскрикнул от боли. Он выронил кинжал, изо рта у него пошла кровь, в местах ранения на одежде стали распускаться кровавые цветы, он выпучил на меня удивлённые глаза.

– Ты же… сказал… что продал… меч…

 Я ответил, повторив его слова:

– «Уолли – не тот человек, которому можно доверять».

– А-а-а, – прорычал он что-то невнятное и затрясся, кровь обильней хлынула изо рта, он повалился на землю и застыл неподвижно.

Хейя, всхлипывая, подбежала ко мне. Она бросилась в мои объятия и крепко прижалась.

– Всё в порядке, – успокаивал я. – Он мёртв.

Но она продолжала ещё некоторое время всхлипывать, уткнувшись лицом мне в плечо.

Когда мы направились прочь с переулка, она жалобно пропищала:

– Я потеряла нож.

– Возьми другой.

– У меня больше нет.

– Возьми нож у кого-то из них, – я указал на трупы солдат, мимо которых мы проходили.

Всюду на земле была кровь, лужи крови, целое кровавое болото, так что эта затея ей не понравилась. Наконец, она просветлела и сказала:

– У меня же есть элидринский нож!

Она достала из сумки элидринский нож. Вместе с оружием в руке оказалась и элидринская клипса-кафф. Хейя посмотрела на кафф, пожала плечами и нацепила на левое ухо, затем вытащила нож из ножен.

Мы нагнали Дитса и Эккена и вместе продолжили путь по городу.


***


Мы добрались до здания городского совета – Разы. Здесь, как мы знали, находилась главная казна города, «Первый банк Фридаграда».

Мы вошли внутрь. Люди Кемлока здесь уже побывали и собрали в главном зале горы сундуков с золотом. Сами они тоже были здесь – валялись мёртвые на полу. Мы прошли мимо них и занялись сундуками – начали выносить из здания и грузить в повозки.

Я увидел похожее на трон кресло председателя Разы в центре залы, подошёл к нему и присел отдохнуть, унять разболевшуюся ногу.

И так я и сидел на нём, окружённый трупами и сундуками с золотом. Пол залит кровью, завален множеством тел – солдаты вперемежку с фридаградцами и казначеи Кемлока. Некоторые сундуки стояли открытые, и груды золота сверкали в свету факелов, и зрелище это завораживало.

Золота было много. Очень много. Я никогда не видел столько золота в своей жизни. Дитс и Эккен пыхтели, утаскивая сундук за сундуком, Хейя стояла у входа в зал и следила за обстановкой на улице, а я продолжал сидеть на троне и любоваться на сундуки с золотом.

Теперь всё это было моё. Теперь моё.


***


Мы доверху нагрузили все восемь повозок сундуками с золотом. В каждую повозку впряжены по две тяжеловозной лошади. Каждый из нас должен вести под уздцы сразу две пары – одну левой рукой, другую правой. В моём случае сделали исключение, ведь я не мог занять сразу обе руки – нужно было опираться на посох – поэтому вторую пару лошадей мы привязали позади первой повозки, и так я вёл за собой небольшой караван. Итак, каждый из нас отвечал за две повозки – итого восемь повозок на четверых. Путь нам предстояло совершить пеший – лошади и так порядочно надрывались, таща сундуки.

Даже если бы мы взяли лошадей фридаградцев или солдатни – вести сразу две пары лошадей за собой, сидя верхом, было не так удобно, как идя пешком.

Разобравшись с погрузкой, мы двинулись к выходу из города. Когда мы были уже во внешних кварталах, недалеко от городских ворот на нас напали.

Из переулка выскочили трое – женщина и двое мужчин, все с арбалетами, болты нацелены на нас. Женщина крикнула:

– Сволочи! Умрите, ынперские твари!

Очевидно, нас приняли за людей Кемлока – решили, что это казначеи ынперского наместника увозят собранные в городе богатства в Далнум.

Мы ничего не успели бы предпринять против арбалетов. Хейя рефлекторно достала то оружие, что имела при себе – элидринский нож – но пользы от него не стоило ждать, от болта он не защитит, и по форме не подходил для метания.

Арбалет одного из мужчин был нацелен на меня. После того, как женщина выкрикнула проклятия, арбалет выстрелил, болт полетел ко мне с молниеносной скоростью. Я успел лишь осознать, что сейчас умру.

Одновременно с выстрелом вскрикнула Хейя.

Я ожидал удара болта в грудь или живот, но вместо этого передо мной что-то пролетело, болт ударился об это что-то и отскочил, а защитивший меня предмет улетел обратно. В сторону Хейи.

Я поражённо уставился на неё. Дитс и Эккен тоже. Незадачливые нападающие не поняли, что произошло – да и плохо было видно в темноте.

Этим предметом был элидринский нож. Хейя удивлённо смотрела на меня, затем перевела взгляд на нож.

Вот что случилось в тот момент, когда в меня полетел болт: Хейя увидела, что сейчас я умру. Вскрикнула. Мысленно – рассказывала она уже потом – она безотчётно пожелала остановить, отбить болт. При этом она направила руку с ножом в мою сторону. И вот, что было дальше.

Элидринский нож сам вырвался из руки, полетел ко мне, отбил болт, а затем полетел обратно к Хейе, вернулся в руку.

Она удивлённо смотрела на нож, я удивлённо смотрел на неё. Дитс и Эккен – удивлённо смотрели на нас обоих. Настало время удивлений. Хейя не поняла, что произошло, но смутно начала что-то подозревать.

– Сдохните, ынперские собаки! – крикнула вновь женщина и направила арбалет на Хейю.

Хейя взглянула на неё, протянула в её сторону руку с ножом, и вдруг нож мгновенно покинул ладонь, полетел к женщине и вонзился ей в горло. Хейя вздрогнула и испуганно уставилась на произошедшее.

Третий участник шайки, мужчина, чей арбалет всё ещё был заряжен, увидел, что его подруга мертва от ножа, прилетевшего со стороны Хейи, и направил арбалет на неё. Хейя заметила это, перевела ошалевший взгляд на него – и нож вылетел из горла женщины и, крутясь в полёте, понёсся в сторону мужчины. Лезвие проткнуло его горло, и он выронил арбалет и повалился на землю, хрипя и булькая кровью.

Третьего нападавшего – того, что стрелял в меня – тут же прикончил Дитс выстрелом из своего арбалета.

Путь был свободен, но мы не спешили трогаться с места. Хейя растерянно смотрела в пространство перед собой. Она неуверенно поднесла руку к каффу на ухе и потрогала его. Она сняла его и посмотрела в сторону убитых. Ничего не произошло. Она надела кафф и снова уставилась в том направлении. Нож покинул горло противника и попрыгал по земле – как радостный пёсик – к ней.

Хейя следила за его приближением. На полпути нож подпрыгнул на высоту человеческого роста и исполнил в воздухе пируэт, при этом превратившись из ножа в металлическую ленту. Лента полетела к Хейе, опустилась на правую ладонь, обвилась вокруг и превратилась в перчатку. Перчатка стала сжиматься, стягиваться к центру ладони, и стала рукоятью, а из неё выросло лезвие – и вот Хейя снова держала в руке всё тот же элидринский нож.

Я и парни удивлённо выдохнули, а Хейя оторопело уставилась на нож в руке.

Секунды тянулись, стояла тишина. Хейя повернулась в мою сторону.

– Это всё кафф, Уолли, – тихо сказала она. – Нож слушается того, на ком это украшение. Украшение слушает мои мысли и передаёт их ножу, и нож выполняет приказы. 

Я лишь молча кивнул и шумно сглотнул. Все мы в тот момент, мягко говоря, обалдели.


***


Ночь подходила к концу, скоро настанут предрассветные сумерки. Четверо человек вели восемь повозок с золотом на юго-восток от Фридаграда – через Туманный лес к портовому городку Д’хеа Мрвин. Там нас ждал капитан Дортек, готовый отбыть на своём небольшом судне. Мы собирались уплыть на остров Эй’Йа – после произошедшего этой ночью нас начнут разыскивать ынперские солдаты, так что в Хвандоре, да и вообще на континенте, оставаться было опасно.

Возле городка Д’хеа Мрвин в условленном месте мы оставим обещанную награду для аптекаря – Симон позже заберёт. Капитан Дортек будет один на судне – мы это отдельно обговорили – так что мы могли не волноваться о том, что кто-то нападёт на нас, когда мы выйдем в море.

Скрипели колёса повозок, копыта лошадей глухо стучали по земле, впереди приближался Туманный лес. Мы шли в молчании. О том, что открыла Хейя насчёт элидринского ножа и каффа, мы не говорили, решили отложить тему на потом. Я посмотрел вверх – взгляд легко отыскал созвездие Элидрина. В верхушке остроконечного уха я быстро нашёл слабо светившуюся звёздочку. Мир Гаррае, как назвал его служитель культа Чёрных кумирен.

Я долго смотрел на звезду и на всё созвездие целиком, пока вдруг о что-то не споткнулся и чуть не упал. «Чёрт!» – выругался я, а шедший рядом Эккен усмехнулся.

Его смех подействовал заразительно, и я присоединился к нему. Смех подхватил Дитс, а затем и Хейя, и так, весёлым хохотом отмечая успешно завершённое дело, мы вошли в Туманный лес.

Славное дельце мы провернули, а? Хороша жизнь воров! Клянусь портретом Нилиха, как же хороша наша жизнь!




ПОСЛЕСЛОВИЕ 1. ТАЙНОЕ ПИСЬМО

Ваше Магушество, Направьнатор Гелуинн!

Спешу отчитаться по заданию, которое Ваше Магушество поручили мне, и сообщить всю информацию, что смог выяснить по интересующим Вас вопросам.

Я отправился в Хвандорский край под видом новичка-послушника культа Dub’h K’hobhaen. Я благополучно добрался до города Койладт’х, что с запада граничит с горной цепью, и направился в горы, в которых, как гласили слухи, находились развалины д’хаэнэлле и даже арки.

Действительно, в горах близ Койладт’ха я обнаружил множество развалин и даже наткнулся на арку. Она прекрасно сохранилась, анализатор профессора Лянардо показал, что она в рабочем состоянии, но ключа для активации (T’han-A’lot), конечно же, не было. В прилагаемой к письму карте я отметил местоположение арки близ Койладт’ха. Ваше Магушество может взять это место на заметку. Все остальные места, где я находил интересные развалины или арки, я также отметил.

Спустившись вдоль горной цепи ниже, я двинулся на восток, пересёк исток реки Ригвен и посетил город Кланак’х. Там я остановился в гостинице, пополнил припасы, послушал по трактирам песни и легенды местного народца – особенно те, что имели отношение к предмету моих изысканий. Хвандорцы называют д’хаэнэллей «элидринами».

Из Кланак’ха я двинулся на юг, вновь пересёк Ригвен, прошёл по местности, известной как «Холмы», и добрался до Далнума. Там я имел беседу с представителем Вашего Магушества – Кемлоком – вновь пополнил припасы и направился в Тёмные горы.

Вынужден огорчить Ваше Магушество, сообщив, что в Таэнэд попасть мне так и не удалось. Всё, чего я достиг – это встретил видных представителей культа Dub’h K’hobhaen, среди которых оказался Рриддин Доэт’х. Я обосновался с адептами культа в горном поселении, и однажды нас посетили странники, кажется, из Корыстнеля. В ходе беседы с ними магуш Рриддин рассказал, что история о Серой башне – не только правдива, но он сам лично встречал д’хаэнэлле из этой истории.

Поскольку трактирная песенка сообщает, что д’хаэнэлле стащил Meya-N’raad ("Много дорог") из Серой башни – боюсь, у Вашего Магушества нет шансов открыть какую-либо арку.

В Тёмных горах я, разумеется, обнаружил множество арок – но эти находки бесполезны без ключа. Я попытался выяснить у культистов как можно больше из того, что они знают о ключах – но они были осторожны и отвечали уклончиво.

Тут я получил сообщение о происшествии во Фридаграде и покинул горное поселение, отправился по Вашему приказу выяснить, что случилось с армией Кемлока.

По пути во Фридаград я посетил Корыстнель, побывал в местных трактирах, послушал песни, поспрашивал горожан об элидринских мифах и легендах. Удивительно, но древних четсаэлле, тех, что были пионерами при посещении нашего мира, они считают божествами, поклоняются им, а сам пантеон богов называют «Высокой Локой». Вот уж удивительно, ведь «Высокая Лока» при переводе на Высший Язык звучит так же, как «Метрополия» – Hailen’Lokk. Поистине, крепка память народная, и, даже если сами люди забыли что-то из старых времён – названия, предания, мифы и песни продолжают хранить в себе кусочки истины.

Прежде чем попасть в Корыстнель, я пересёк местечко, известное как "Болото". Культисты предупреждали меня, что там водятся опасные твари. Я уже слышал много новостей про подобных тварей и знал, что появляются они в особый день - Ночь Восстания Полуэльфов (д’хэйлэлле). Собрав воедино разрозненные кусочки того, что я слышал про болотных монстров, я пришёл к выводу, что эти монстры - на самом деле древние д’хаэнэлле. Это те, кто не успел покинуть землю людей перед тем, как разорвалась связь нашей планеты с планетой Х’айтрайенборр, и их потомки. Да, это настоящие древние эльфы, некоторым из них более шестисот лет, и такими чудовищами они стали в результате мутаций - Вы знаете, Ваше Магушество, как пагубно действуют на д’хаэнэлле потоки частиц, окутывающих любую планету кроме их родного мира...

Во времена гонений Отатиса и Заговора Королей эти древние д’хаэнэлле, их дети, а также примкнувшие к ним полуэльфы, вероятно, скрывались в подобных диких местах - на болотах, в дремучих лесах... В день, когда все эльфы и полуэльфы, что оставались на Земле, собрались дать решительный отпор королям, использовав свои экстрасенсорные способности - день который позже стал известен как Ночь Восстания Полуэльфов - они покинули свои укрытия и выступили против армий королей. Вероятно память об этом событии навсегда отпечаталась в головах выживших одичавших д’хаэнэлле - даже после того как они мутировали и деградировали они продолжают вылезать из укрытий в Ночь Восстания Полуэльфов и нападать на любого человека, который им попадётся.

Нужно будет поймать парочку-другую этих тварей и дать на изучение профессору Лянардо. Возможно, их генокод, пусть и пострадавший со временем от мутаций, сможет как-то пригодиться?

Из Корыстнеля я, снова через Холмы, направился во Фридаград. В Холмах мне попались очередные развалины д’хаэнэлле (вот уж хвандорский уголок богат на такие находки!). Оказалось, это были развалины поместья одного из предков Вашего Магушества – я изучил обнаруженные там надписи, и они явственно указывали на это. «Поместье Дома Земли», «Gzaeva-Airteak’h-el’». Изучив развалины подробней, я выяснил, что они совсем недавно были разграблены. Шестьсот лет в каменном сундуке хранился At’harrak’ht crgerenn ("пластичная машина", "машина, меняющая свою форму") в образе ножа, управляющий им кафф и целебный лист. Поистине, технологии высокой ценности! Но – оказались в руках неизвестных мародёров. Очень жаль, профессор Лянардо нашёл бы им применение. Если бы образец целебного листа попал ему в руки, полагаю, профессор смог бы изучить природу его работы, и Ваше Магушество могли бы получить чудесные средства исцеления от любой болезни. Подозреваю, целебный лист мог бы даже слепому вернуть зрение, а хромого вновь поставить на ноги!

Итак, я посетил Фридаград. Место отвратительное. То, что предстало моим глазам – способно ужаснуть даже такого чёрствого человека, как я. Улицы города были завалены мертвецами – как местными жителями, перебитыми дикарями под командованием этого медведя Кемлока, так и самой кемлокской солдатнёй. Солдаты, действительно, были отравлены. Не знаю, кто мог провернуть такой трюк. Никогда ещё в истории не было такого, чтобы кому-то удалось отравить целую армию. Да ещё и чем отравить! Ваше Магушество писали, что до Вас дошли слухи, что в качестве яда использовалось вещество «Яд д’хорниэля». Так вот, эти слухи верны. Солдат действительно отравили благородным ядом. Кто мог приготовить такое количество яда, кто в этом варварском Хвандоре мог знать его рецепт – остаётся только гадать.

Я бы задержался во Фридаграде подольше, но подвернулась удачная возможность присоединиться к группе паломников с Тёмных гор и отправиться в Долину Сорока Племён – Стаентрад. В конце концов, хватит полагаться на трактирные песни – пора самому отправиться на место происшествия и всё выяснить.

Мы пересекли Ригвен и поднялись севернее, к городу-порту Варйо. Оттуда на корабле мы отправились на остров Cinn - «Голова». Пробыв там некоторое время, мы двинулись на соседний остров Drang - «Молоток». Уже в пути к «Молотку» я услышал от кого-то из корабельной команды о том, что на острове Эй’Йа обосновалась компания каких-то богачей, невесть откуда взявшихся. Эти люди кутят напропалую, сыплют золотом, как из фонтана, целые дни проводят в роскоши и развлечениях. На острове они купили себе дорогие особняки, наняли целый штат слуг и наслаждаются праздной жизнью. Заинтересовало меня в этой истории то, что монеты, которыми расплачиваются эти новоявленные богачи, были фридаградскими – с солнечным ликом. Кроме того, как я выяснил, объявились эти богачи после происшествия во Фридаграде, до того о них не знал никто, прибыли они с континента. Возможно это будет интересно Вашему Магушеству, и Вы отправите людей на Эй’Йа подробней изучить этот вопрос.

Я же, пробыв некоторое время на «Молотке» в компании культистов, сел на корабль, идущий в Стаентрад. Несколько недель провёл я в плавании по морю Пфортуны и, наконец, прибыл в знаменитую Долину Сорока Племён.

У местных жителей я узнал, что Камень Отатиса, действительно, похищен, и Серая башня пустует. Это серьёзно подорвало авторитет нынешнего Отатиса, и аристократия несколько раз уже порывалась свергнуть его. Полагаю, когда Ваше Магушество направит флот на Стаентрад – страна не будет сопротивляться, собственные придворные избавятся от короля, и Долина Сорока Племён встретит войска Вашего Магушства с приветствием и распростёртыми объятиями.

Первым делом я направился в столицу Стаентрада и собрал все слухи, какие мог, о той истории с похищенным Камнем. Также мне удалось подкупить одного из стражников, и он провёл меня в тайное хранилище во дворцовом комплексе, где держали некоторые улики, связанные с делом.

Там я обнаружил хранящиеся в холодном морге три тела. Все трое были д’хэйлэлле. Не такими, как Ваше Магушество – а, очевидно, рождёнными и выросшими не на Земле, в другом мире. Судя по всему, в самом Hailen’Lokk – в мире Х’айтрайенборр!

Вместе с телами хранились вещи, которые были при них на момент обнаружения. В трактирной песне поётся: «Разбойники в масках в лесах поджидают». Среди вещей этих д’хэйлэлле имелись металлические маски, а два трупа были обнаружены в лесу (третий в городе). Маски – совершенно обычные, не crgerenn («машина»). Доспехи же и оружие - уже машины, но это не At’harrak’ht crgerenn, не пластичные машины, способные менять форму. Ваше Магушество понимает, на что это может указывать? Х’айтрайенборр действительно переживает период упадка.

Среди оружия были имелись каффы, управляющие им. Я позаботился о том, чтобы они исчезли. Клейма на снаряжении пришельцев сообщали, что они относятся к Дому «Ласточка». С учётом этой информации я постарался составить картину произошедшего.

Некто из Х’айтрайенборр прибыл в наш мир, чтобы забрать Камень Отатиса из Башни и вернуть в свой мир. Чтобы помешать ему, из дома «Ласточка» с Х’айтрайенборра были посланы три воина-д’хэйлэлле. Надо заметить, одна из них была женщиной. Герой трактирной песни имел внешность человека – что свидетельствует о высоком уровне науки в его Доме - в его Доме владели технологией Глэйморр. Посланцы же «Ласточки»… выглядели просто мерзко. Полагаю, только маски помогали им появляться среди людей, не вызывая у всех мгновенный ужас.

Если учесть всё вышеперечисленное, можно предположить, что «Ласточка» пребывает в большом упадке – нет технологий преобразования внешности, нет пластичных машин. В то же время Дом, отправивший похитителя Камня – обладает технологиями преобразования внешности, а также посланец пользовался пластичным оружием-crgerenn. Я осмотрел доспехи воинов «Ласточки» – одни из них точно раскромсаны пластичным crgerenn.

Итак, «Ласточка» пребывает в упадке, но продолжает строить козни тем, кто хочет восстановить славу и величие Х’айтрайенборра и всей Межпланетной Эльфийской Империи, Meya-N’lokk («Многомирье»). Герой же трактирной песни, скорей всего, относится к Дому «Башня над рекой» (T’halamor-Arran-el’) – на то указывает и рискованная попытка во что бы то ни стало добыть Камень, и высокое состояние науки в Доме. Полагаю, если на Х’айтрайенборре всё в итоге деградирует – Дом «Башня над рекой» будет последним, кого настигнет упадок – всё же д’хорниэльский Дом.

Я продолжал собирать информацию, слухи, и узнал, что в Стаентраде обитает zeya-straat («пророк, ясновидец»). Как Вы знаете, Ваше Магушество, все полуэльфы - такие как Вы Сами - обладают экстрасенсорными способностями. Если кто-то является ясновидцем - то это, однозначно, д’хэйлэлле, полуэльф. Вполне вероятно, полуэльфы Стаентрада могли знать эльфа, укравшего Камень из Башни, и помогать ему в этом деле.

Жила ясновидящая – а это была женщина – в какой-то глухой деревне в медвежьем углу, и я отправился навестить её. Однако, когда я прибыл в тот медвежий угол, то обнаружил, что дом этой женщины пустует. Местные жители сказали, что она покинула деревню и, похоже, безвозвратно. Снялась с места она, как я выяснил, в то самое время, когда происходили события, связанные с похищенным Камнем.

Я раздумывал, куда отправиться дальше, и как раз вспомнил, что в истории с Камнем упоминалась ещё одна локация. Её назвали Кровавая деревня. Там, во время событий, связанных с Камнем, были убиты почти все местные жители, а позже погибли королевские стражники, что занимались поисками Камня. Убил их, судя по всему, похититель Камня, герой трактирной песни. Местечко находилось на юге Стаентрада, и я отправился туда.

Оказавшись на месте, я посетил Кровавую деревню, а потом объездил всю местность, соседние населённые пункты, поговорил с жителями… и узнал, что неподалёку, чуть южнее, находятся развалины древнего народа «аэлий» – как их назвали местные жители. Ваше Магушество, полагаю, без труда поймёт, о ком идёт речь.

Я отправился к развалинам и обнаружил на месте… целый дворцовый комплекс, замки, множество строений! Конечно, всё это было разрушено, это были руины – но всё же. Размах просто впечатлял. Никогда прежде я не видел столь грандиозные архитектурные объекты д’хаэнэлле!

Родовые надписи на строениях сообщали о Доме «Дальняя равнина» (D’hala-Rin-el’) и «Ласточкино гнездо» (Rinn-Larr-el’). Разумеется, кто же ещё мог так отстроиться в Долине Сорока Племён… Полагаю, дворцовые комплексы были возведены во времена строительства Серой башни, как раз незадолго до G’haedn Corkhadarre («Великого Предательства»), что потом совершили «Ласточка» и «Равнина» в отношении д’хорниэля и всего Х’айтрайенборра…

Исследуя развалины, я обнаружил жилой дом. Он пустовал, но обстановка внутри свидетельствовала о том, что в нём ещё недавно жили, и жили долгое время – осмелюсь предположить, целые поколения. Если Ваше Магушество интересуют мои догадки – скажу, что, на мой взгляд, там жила семья д’хэйлэлле из потомков Hki-G’hvad-Arr («Хранителя Врат»).

Врата, арку, я тоже нашёл. Она была огромной и находилась в прекрасном состоянии. Анализатор Лянардо показал, что аркой совсем недавно пользовались. «Недавно» – как раз во времена, о которых поётся в трактирной песне. Ваше Магушество понимает, кто ею воспользовался, и что за ключ был использован для её активации.

Если Ваше Магушество интересует ещё одна моя догадка, скажу, что, как мне представляется, д’хэйлэлли Стаентрада – zeya-straat и потомки Хранителя Врат – также ушли через арку вместе с героем трактирной песни. Вот почему их дома пусты.

Я достиг арки в Стаентраде, арки, которой совсем недавно воспользовался настоящий д’хаэнэлле, прибывший из Х’айтрайенборра, укравший Камень из Серой башни и вернувшийся обратно – и тут мои изыскания заканчиваются.

Я вернулся в столицу Стаентрада, город Аг-Винэос, и отсюда пишу это письмо, отправляю его Вашему Магушеству с человеком на корабле. Это один из служителей культа Чёрных кумирен, с которым я хорошо знаком по времени пребывания в Тёмных горах. Сам остаюсь тут и буду ждать Ваших дальнейших распоряжений.

Приписка: Только что подкупленные мною слуги, работающие во дворце Отатиса и Серой башне, сообщили кое-что интересное про секретные комнаты в Серой башне, в которых никто никогда не бывал и не знает, как их открыть. Я надеюсь, Перстень Отатиса всё ещё у короля, и он не потерял его так же, как Камень. Ваше Магушество, чем скорее Вы поведёте флот на Стаентрад и захватите столицу, тем скорее у Вас окажется Перстень, и Вы сможете открыть эти секретные комнаты. Я уверен, что в них найдётся нечто, с помощью чего мы сможем открыть арки.

Бартольд Д’их
Имперская разведка Норжии




ПОСЛЕСЛОВИЕ 2. ВСКРЫТОЕ ПИСЬМО

«Бартольд Д’их. Имперская разведка Норжии», – прочла Хейя последние слова письма и уставилась на меня. В роскошно меблированной комнате моего особняка воцарилось молчание.

Первым подал голос я:

– Чёрт побери. Когда я попросил тебя прочесть письмо из кошеля культиста – я не ожидал услышать такое!

– В письме говорится про нас? – спросил Дитс. – Это мы – богачи с Эй’Йи, что сыплют фридаградскими деньгами?

Эккен тоже находился в помещении, но хранил молчание, скромно сидя в дальнем углу.

– Очевидно, про нас, чёрт побери! – сказал я. – Клянусь портретом Нилиха, как же нам повезло наткнуться на этот текст! Кто бы мог подумать, что культист, с которым ынпернаторский тайный агент пошлёт письмо – наткнётся на меня в трактире и окажется одним из тех, с кем меня познакомил аптекарь, когда мы посещали горы! И кто бы мог подумать, что культист обронит кошель с письмом, а я подберу его! 

Хейя поцокала, покачав головой, и сказала:

– Обронит?!

– Ну хорошо, – сморщился я. – Я цапнул кошель, когда обнимался с культистом на прощание. Мы хорошо посидели с ним за вином и игрой в шагост, поэтому прониклись друг к другу тёплыми чувствами и полезли на прощание обниматься.

– Хорошо, – сказала Хейя, – что ты лезешь ко всем обниматься и при этом цапаешь всё, что плохо лежит.

– Да, но больше, чем кошельки, мне нравится цапать тебя – за всякие разные части тела.

Она хмыкнула, но потом посерьёзнела.

– Уолли, ты понимаешь, что всё это значит? В письме говорится про вещи, что мы нашли в развалинах в Холмах. Там говорится и про нож, и про кафф, и про… металлический лист, который… – она помолчала, пристально глядя мне в глаза, потом сказала, чётко проговаривая каждое слово, – который может даже хромого вылечить.

Все молчали. Я глубоко затянулся елейктроном, выпустил струю пара, потом сделал большой глоток медвеколы, и сказал:

– Понимаю. И это отличная новость, чёрт побери. Но есть и плохая. А именно: ынпернатор скоро на нас выйдет. Если нас вычислил один его человек – сможет и другой. Поэтому нам нужно сниматься с якоря, мы покидаем Эй’Йу.

– И куда же мы отправимся? – спросил Дитс.

Все выжидающе уставились на меня. Я выдержал паузу, потом с улыбкой сказал:

– В Стаентрад, друзья! В Стаентрад! Мы отправляемся в место, о котором поётся в трактирной песне! Мы отправляемся в Стаентрад!




Конец
___________________
Юджин Вэнг
Май 2017 – Август 2017