3. Штрафной десант. ЛИ-2 летит на Запад

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

ЛИ-2 летит на Запад. В самолёте нас одиннадцать. Все расселись как кому удобно. Транспортник. Стрингера, шпангоуты. Лавки вдоль фюзеляжа. Сервиз – голый металл.
Я в своё время налетался.  Устроился у выхлопных труб, идущих от моторов.

 Единственное место, где тепло.  Сразу заснул. Тут же побежала привычная хроника. Она часто прокручивается у меня во сне перед рисковыми делами.
Мне 12 с половиной (1937 год). Сижу, читаю Джека Лондона на английском. «Время не ждет». Золотоискатели, тайга, морозы, волки.

Приехал с работы отец. Кожаная кепка и пальто, подпоясанное ремнем с кобурой маузера. Он был крупным мужчиной и не менее крупным работником НКВД.

Дело было к вечеру. Отец сказал:

- Галя, Маша, Серёжа, все бросайте, вы срочно уезжаете в Москву.

Матери:

- Галя, не вздумай останавливаться у сестры, отправляйся с ребятами к тетке. Вот билеты на вечерний поезд в Москву. Через два часа вас здесь не должно быть. Давайте обнимемся.

Мы все расцеловались с отцом. Это был последний раз, как  я его видел (много лет спустя я узнал что через две недели, после нашего отъезда он был расстрелян).

На следующий день мы были уже в Москве у тети Кати. Женская компания меня не устраивала, а Джек Лондон сидел у меня в голове, и я решил воспользоваться случаем и стать золотоискателем. Я отправился на север, на прииски. Что, у нас хуже, чем на Аляске, что ли?

Там я сказал, что сирота. Наврал, что мне 14, что документы у меня украли в поезде.
 
На севере народ был добрый, и мне выправили бумаги. Там была почти моя фамилия, но с одной исправленной буквой. Я работал на промывке, познал тяжелый труд, но умудрился окончить вечернюю школу.

 За эти годы я хорошо подрос и окреп, превратившись в двухметрового парня, косая сажень в плечах. Когда грянула война, я отправился в райвоенкомат и записался добровольцем. Правда, военком мне говорил:

- Что-то ты, парень, молодо выглядишь, -  не по документам.

Меня отправили в «учебку», а потом на Западный фронт. К этому времени немцы уже были под Москвой.

Сначала нам везло. Мы рыли окопы, а потом отходили, выравнивая линию фронта. А в один прекрасный день к командиру нашей роты примчался, как сумасшедший, связной из батальона и сказал, что немцы снова прорвали фронт и надо уходить…

Мы топали по Можайскому шоссе, разбитому в грязь, к Москве так же, как, в своё время, наверное, отступала русская императорская армия и население, уходя после Бородино от французов.

Колонна на шоссе была пёстрая. Всё было перемешано: грузовики, солдаты, подводы, гражданские. Лента отступающих быстро ползла в сторону Москвы. Я в шинели, на поясе два подсумка с обоймами,  винтовка на плече, вместе с ребятами из своего отделения хлюпал сапогами по грязи в том же направлении.

Вдруг на косогор, где-то за Голицыном, выкатили немецкие мотоциклисты и открыли огонь по шоссе. Возникла паника. Автомобили, отчаянно сигналя, помчались вперед, не обращая внимания на людей. Те отпрыгивали, освобождая дорогу. Кто-то побежал  в разные стороны от шоссе, кто-то прятался в кюветах дороги.

Раненные кони ржали, вставали на дыбы и падали. Телеги опрокидывались, рассыпая в кюветы узлы, ящики и нехитрую утварь беженцев. В воинских отрядах и частях командиры пытались сохранить порядок и организовать оборону. Кто-то, поймав пулю или две, застывал навсегда.

Тут около дороги я с удивлением заметил забытую трёхтонку, в кузове которой была установлена счетверённая зенитная установка.
 
Как я махнул через борт кузова и оказался в седле, не помню. Брошенного мельком взгляда хватило на то, чтобы понять, что все четыре пулемета установки заряжены.

Бешено вращая колесо турели, я опустил стволы установки. В прицеле  увидел немецких парней в шинелях мышиного цвета на мотоциклах, которые со смехом резвились, стреляя одиночными и очередями по разбегающейся и уходящей колонне.

Поправив ленты, не задумываясь, открыл огонь по наглецам. Руки до сих пор помнили дрожь короткой очереди, и рвущиеся на волю  четыре ствола пулемётов.

Четыре «максима» просто сдули всю эту немецкую шушеру с холма. Пара мотоциклов взорвалась. За моей спиной я слышал, как командиры наводят порядок в колонне. Ко мне подбежал какой-то полковник и спросил:

- Сынок, ты их минут 20 ещё подержишь?

- Попробую.

 Я держал их почти час. С тыла меня прикрывали ребята из  моего отделения. Не знаю, сколько немецких трупов валялось на холме. Каждый раз, как они пытались снова выкатиться наверх, я сметал их своими пулемётами, как веником муравьёв.

Стволы моих «максимов» дымились, а вода кожухах кипела и била паром через клапана пробок. Очнулся после того, как наш взводный похлопал меня по плечу и сказал:

- Всё, Серёга, а, похоже, ты их всех положил.  Уходим!

Я подобрал свою винтовку, и мы заспешили вслед хвосту колонны, который вот-вот скроется за поворотом, прикрытым пригорком.
 
За этот бой мне дали «Славу» 3 степени. Потом отправили учиться на офицерские курсы, где готовили десантников (точнее диверсантов, но это секрет, хотя в принципе то и другое одно и то же).

ЛИ-2 продолжал свой полёт.  Кто-то толкает: «Серёга, у тебя сухаря пожевать нет?... У, чёрт, крепко спит».

http://www.proza.ru/2017/11/17/995