Занятия и мысли почти свободного

(ибо нет ничего абсолютного) человека в ноябре.

Смотреть видео блогеров, рисовать стрелки жидкой подводкой, смеяться над собой «ожидание и реальность», разглядывая «макияж». Кружиться по кухне, танцуя с мусорным пакетом. Мысленно разукрашивать стекло, глядя из окна с пятого этажа на людей, ждущих автобус, будто раскрашивая их чёрные пуховики. Рисовать новых персонажей на остановке. Ругаться на мальчишку, перебегающего дорогу на «красный» и размахивающего сменкой. Смотреть десятый сезон «Теории большого взрыва» и смеяться, узнавая себя. Разглядывать бельё в стиральной машине, размышляя, запускать? Или дождаться пока не будет ещё чего положить? Петь другу в вайбер. Ходить на степпере, глядя в окно. Прокручивать в мыслях видеоряд, который мог бы получиться, если из всего этого сделать фильм, представлять, где нужно ускорить видео (танец с мусорным пакетом, степпер) и какой весёлой музыкой сопроводить. Снова и снова возвращаться к окну на кухне. Смотреть на разлетающихся птиц. Думать: снять кофту или замёрзну? Наблюдать, как в голове сбиваются в одну секунду противоположные мысли: скучаешь по кому-то, и одновременно не веришь в это, потому что... и причин всегда находится в таком количестве, что становится больно об этом думать. И глубоко вздохнув, отворачиваться от окна, будто от мыслей. Вслушиваться в звон падающих капель из крана: интересно, через какое время это начнёт раздражать? Но мысли снова уносят, и звуки будто перестают существовать, а потому отсчёт надо начинать заново. С другой стороны, если концентрировать внимание на каплях, не начнёт ли звук раздражать быстрее? Для чистоты эксперимента необходимо не отвлекаться на ДРУГОЕ и не концентрироваться на ЭТОМ. Медитация какая-то получается.

А может, так надо и жить?

Установить, что капающий кран не раздражает вовсе, потому что почти сразу перестаёшь его слышать, уносясь вместе с мыслями подальше.

И дальше, от чёрных пуховиков,  грязных снежных плешей на сером асфальте и земле, и крышах киосков, от голых деревьев, дымящихся промышленных труб, светло-серых домов с тёмно-серыми окнами, грязно-белого неба. С надеждой направлять взор на зелёную ель в поисках отдыха для глаз, но и она слишком мрачна, почти чёрная, не может спасти, и на неё нельзя положиться. И мысли летят всё дальше… как совершенно не на что и не на кого опереться, как распадаются семьи и перестаёт быть дружба, и даже любимой заношенной юбки становится меньше, а разрывающей её и бытие пустоты – больше. Но всё равно носишь превращающуюся в ничто юбку дома, потому что любишь её, и не готова проститься…
И лететь с мыслями так далеко, пока они наконец не достигают несовершенства всего мира, а значит, и самой любви – которая, кажется, единственное, что посчитают необходимым непримиримые в любых других вопросах люди, и которой, получается,  не существует, как нет ничего совершенного, нетленного, абсолютного.
И снова вздыхать и отворачиваться, желая отпустить мысли, причиняющие боль. 
И жить унылую осень, ожидая блестящего снега, на который также нельзя опереться, но можно прокатиться на лыжах и собьётся дыхание от разгорячённости тела и радости духа при касании с тем, за что нельзя ухватиться – хрупкий, что нельзя удержать – растает, в чём нельзя задержаться – замёрзнешь. Но можно любоваться, кататься и быть счастливым до весны, которая принесёт новую преходящую радость. А там и лето с блестящим морем... И так порхать вместе с пустыми, ненадёжными мыслями, нелепо, неловко, несовершенно любя...

 
И вдруг застать себя настукивающей по ноутбуку какую-то мелодию классического произведения, ударяя пальцами  всё сильнее и сильнее, и идти в интернет, чтобы найти и послушать… что это? Кажется, Моцарт «Маленькая ночная серенада»... И вымыв горечь солью, с удовольствием жарить баклажаны под музыку гения...