Правила настоящего командира
Рукопись-черновик четвёртого рассказ в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых» - 1-ая часть сборника "Забытые морские небылицы".
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
Середина восьмидесятых.
Октябрь. Город-герой Ленинград.
Одно из старейших военно-морских училищ страны.
Кафедра «Корабельного устава».
…Как вчера это было. Аура того времени и того города оживает стоит лишь взять в руки эти записки. Впрочем, и сам город в последнее время под натиском событий вокруг него возвращается. Этого нельзя не заметить! Всё больше и больше узнаю в лицах горожан, очнувшихся вдруг после тяжелой амнезии, настигшей некогда всех нас в гонке, как некогда говорили, «… за накоплением капитала». Вроде б набегались, нагонялись, насытились. Да и, правда: «… не хлебом единым жив человек». Мы нежданно вспомнили про существование легендарной Авроры, провожая и встречая всем городом на Адмиралтейские верфи. Этой весной снова заметили Ладожский лед, обгоняющий автомобильные пробки вдоль набережных Невы. Опять любуемся и гордимся старыми некогда доходными домами-ветеранами на Невском, Садовой, Петроградке, Василевском, многие из которых вернулись из бесконечной, казалось, нескончаемой реконструкции. Жаль только, что ряд этих работ был проведен по новым западным технологиям, превративших наших ветеранов в банальный «новодел». Но всё равно нельзя не почувствовать, как живой дух города уже схватил своей мертвой хваткой за глотку непобедимого ещё вчера «монстра» под названиями: «уплотнительная застройка» и «многоэтажный глобализм». В мой город вернулось неповторимое, неподражаемое и незабываемое Питерское чувство гордости его жителей, чувство исключительности, которое хочешь ты того или не хочешь, но всегда заставляло горожан смотреть на другие страны и города с легкой снисходительной иронией. Не завидуй, присоединяйся! Пусть это чувство никогда не покидает нас всех, жителей огромной страны вне всяких границ: ни в Праге, ни в Барселоне, ни в Стамбуле, Париже, Лондоне – нигде!..
Э-эх, люблю тебя мой Питер, мой добрый вольный Ленинград конца восьмидесятых, никогда не переставал этого делать, несмотря ни на что и, как в песне поется, очень надеюсь, что «… это взаимно», и что так будет всегда…
- Встать! Сми-и-ир-рна! Товарищ капитан второго ранга, триста тридцать пятый класс на занятия по «Корабельному уставу» прибыл, дежурный по классу курсант Макаров!
- Здравствуйте, товарищи курсанты!
- Здравия желаем, товарищ капитан второго ранга!
- Вольно! Присаживайтесь.
- Вольно! Сесть! – вторит за преподавателем дежурный.
- Та-а-ак, - тянет многозначительно наш преподаватель, капитан второго ранга Булава, с удивлением озираясь по сторонам, – «ДЕЖУР-РНЫЙ»!!!
- «Й-я-а», - с болью и трепетом выпрыгивает из-за парты Игорь Макаров, ну, или просто, Макар, как наверно на всем белом свете обзывают всех-всех Макаровых и прочих производных от этой, безусловно, легендарной, великой фамилии.
- «Х-хде» журнал? – выстреливает в него Буравчик, выкатив до безобразия глаза.
- В столе, «то-а-ищ кап-то-ранга», - почти взмаливается Макар.
- Два балла! - с удовольствием и даже каким-то внутренним наслаждением, гудит ухмыляющийся Булава, доставая притаившуюся в столе пропажу и озаряя аудиторию зловещей улыбкой.
- За что-о-о, «то-а-ищ кап-то-ранга»? – обречено хнычет Макар.
- Журнал должен лежать на столе, - строго отрезает учитель, с раздражением листая страницы, - и открыт в нужном месте.
- Прощай увольнение, - стонет себе под нос раздосадованный Макар.
- Е-щё-о два-а бал-ла, - буравя его пытливым взглядом, по слогам цедит сквозь зубы Булава, - это что за пререкания, «то-а-ищ ку-сант»!
- Есть, два балла, «то-а-ищ кап-то-ранга», - с металлом в голосе звенит наш бедный дежурный, вытянувшись «по струнке».
- То-то! Молодец, - одобрительно качает непослушной шевелюрой преподаватель и, несколько потеплев в голосе, по-отечески, даже, кажется, с жалостью добавляет, - присаживайтесь, товарищ дежурный.
…Он, наш грозный наставник основ Корабельного устава был вполне молод, не старше сорока, статен, широкоплеч, подтянут, до педантичности аккуратен, красив, хотя вовсе невысок и даже слегка полноват. На занятия в класс, в аудиторию Булава являлся точно со звонком, с которым также и заканчивал свой урок. Всегда был в новой, тщательно выглаженной парадной форме: ни одной складки, ни одной пылинки. На левой стороне кителя красовались несколько рядов орденских планок. На правой – над знаками окончания училища и дальнего похода, приколот повидавший виды серебряный кораблик, известный всем морякам опознавательный «жезл» командира корабля первого ранга. Эти скромные отличительные знаки выдавали в нём настоящее боевое и пока совсем нам неизвестное прошлое, разжигая в наших юношеских сердцах здоровое мальчишеское любопытство к нему и, безусловно, раболепное уважение. Но кто же он? Как спросить этого грозного, недоступного нам командира, человека? Он, в отличие от многих кафедральных «профессоров-болтунов», никогда не покидавших учебных классов училища, не спешил делиться своими «жизненными наблюдениями», мыслями о «справедливости бытия», травить смешливые байки, коими, в конце восьмидесятых уже наводнилось наше современное медийное пространство от разного рода сомнительных командиров, никогда не заступавших на этот ответственный пост…
- Та-а-ак, - лукаво прищурив левый глаз, тянет он, придирчиво обводя нас взглядом, - какое сегодня число?
- Двадцать второе, «то-а-ищ кап-то-ранга», - вырастает над парой несчастный дежурный.
- «Очь хо-о-шо-о», - добродушно гудит Булава, - двадцать второй по списку.
- «И-йа», курсант Чикунов, - слегка помедлив, вырастает из-за стола новая жертва.
- Два бал-ла! - пряча в краешке губ лукавую улыбку, грозно выстреливает преподаватель.
- Есть, два балла, «то-а-ищ кап-то-ранга», - ни секунды не медля, чеканит Олежка, младший из братьев близнецов, учащихся в нашем классе.
- Мо-ло-дец, - одобрительно кивает наставник, - присаживайтесь, надо быть расторопней.
…В каждом большом коллективе имеются близнецы, их много в нашей жизни. Раньше, мне не довелось дружить с братьями, и не знал, что оказывается уже после нескольких дней, нет даже, пожалуй, нескольких часов знакомства с ними, распознаёшь их на «раз-два» по голосу, интонации, движению. Все мы очень разные, даже если внешне очень похожи – и это здорово! Теперь могу лишь посмеяться над фильмами и рассказами, в которых главной сюжетной линией автора является подмена одного близнеца на другого. Просто ему, автору, похоже, никогда не доводилось по-настоящему дружить с близнецами, вместе преодолевать трудности, жить. Не заметить огромной разницы между ними, нами всеми невозможно…
- Та-а-ак, двадцать два делим пополам, будет, - продолжает опрос «мучитель».
- Одиннадцать! Курсант Лобанов, - немедленно выпрыгнув из-за парты и случайно несколько беспардонно перебив преподавателя, звенит на весь класс Серёга, прозванный за великолепное владение мячом при игре в футбол и черные смоляные волосы Марадоной.
- Два-а бал-ла, товарищ Лобанов, - ухмыляясь, басит Булава в ответ, - не лезь вперед батьки в пекло, я тебя пока ещё не вызывал.
- Есть, два балла, - так же, как и Олег Чикунов, тут же не задумываясь, чеканит футболист.
- Ну, что ж, прибавим к одиннадцати… три, получим четырнадцать, - не торопясь, рассуждает капитан второго ранга, пристально заглядывая в наши с ужасом взирающие на него глаза и бесконечно буравя их своим суровым, глубоким взглядом. А затем, неожиданно удовлетворившись нашим терпением и всепоглощающим вниманием, ревет, - старшина класса!
- Есть, старшина класса, старшина второй статьи Макурин! – без заминки, запинки, будто только этого ждал, спокойно докладывает невозмутимый Сашка, в прошлом – о, чудо! - новосибирский суворовец, всё детство мечтавший там, в тайге связать свою жизнь, службу с морем.
- Что было задано для самостоятельного обучения…
Саня в точности отвечает на поставленный вопрос, доложив сверх того и номера статей корабельного устава и названия всех основных разделов в нем, заданных к самостоятельному прочтению, а затем практически наизусть, ни разу не запнувшись, докладывает сами статьи и своё мнение о них.
- Ну, что ж, два балла, - неизменно улыбаясь, снова гудит на всю аудиторию Булава, весело, даже добродушно, приязненно глядя на нашего старшину, - я не просил вас пересказывать статьи устав, а уж тем более не спрашивал вашего мнения о них.
- Есть, два балла, товарищ командир, - легко, спокойно и без напряжения в голосе рапортует непробиваемый старшина, доверительно назвав преподавателя не по званию, а по когда-то занимаемой им уважаемой должности, что в морской среде является высшим знаком уважения и внимания собеседника. А затем, слегка поколебавшись, в звенящей тишине спрашивает его, переведя взгляд на «серебряный кораблик», - расскажите нам, пожалуйста, каким кораблем вы командовали? Где? Когда?
- Ну, что ж на сегодня достаточно, - слегка смутившись и вставая с места, выдыхает Булава, на пару секунд, отвернувшись от класса. Затем, взглянув в класс, по-прежнему добродушно и лукаво улыбаясь, быстро, без остановок, почти скороговоркой добавляет, - крейсером «Октябрьская революция», но и всё об этом, переходим к новой теме, открываем конспекты лекций.
…Так он обычно всегда заканчивал опрос, выставив предварительно изрядное количество двоек прямо в журнал. В этот раз нам, похоже, посчастливилось: их было всего четыре. Надо ли говорить, что внимание на лекциях Булавы всегда было всепоглощающим. В конце урока всем желающим он разрешал задержаться на кафедре для исправления своих оценок и обычно легко без ложного жеманства, что, кстати, наблюдалось у многих педагогов, иногда, даже не спрашивая материала, а лишь заглянув к нам в глаза, исправлял свои «веселые» двойки, неизменно повторяя при этом: «Помните, товарищи курсанты: о тройной интеграл на палубе корабля вы никогда не споткнетесь, но незнание хотя б одной строчки кровью написанного предыдущими поколениями корабельного устава, способно погубить целый экипаж корабля!»…
2015г.
Одновременно автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто первый раз и даже несколько поправить…
Прочитать материалы о книге и найти её целиком можно здесь:
http://proza.ru/2019/08/19/413
...
Правило второе: «Корабельный устав – не догма, но… кодекс истины и чести»
Рукопись-черновик пятого рассказа в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых» - 1-ая часть сборника "Забытые морские небылицы".
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
…С удивлением вглядываюсь в желтые страницы старенького «Корабельного устава» 1959 года. 0граждане одной любимой нами на все времена славной страны, это ли не наш национальный код, который вечно ищут и не могут найти современные политики, историки, писатели, поэты...
Вслушайтесь в них:
Статья №128: «В случаях, не предусмотренных уставами и приказами, командир корабля, сообразуясь с обстоятельствами, поступает по своему усмотрению, соблюдая интересы и достоинства…» государства.
Статья №137: «Командир корабля не может отступить от выполнения боевой задачи, кроме случая, когда сложившаяся обстановка настолько изменилась, что поставленная задача теряет своё значение. При этом если нет времени для сношений или нет связи с командиром соединения, командир корабля обязан … принять по своей инициативе и на свою ответственность самостоятельное решение, ведущее к достижению общей цели».
Статья №140: «Командир корабля должен управлять кораблем смело, энергично и решительно, без боязни ответственности за рискованный маневр, диктуемой обстановкой».
Статья №153: «Всякому военному или торговому судну, терпящему бедствие в море, командир корабля обязан оказать помощь всеми имеющими в его распоряжении средствами».
Статья №156: «Во время аварии командир обязан принять все меры к спасению корабля. … Убедившись в невозможности спасти корабль, командир принимает решение об оставлении корабля … личным составом. Командир покидает корабль последним».
Статья №165: «В случае падения человека за борт командир корабля в мирное время принимает все меры к спасению упавшего за борт и покидает район только после того, как полностью исчерпает меры спасения упавшего…».
Статья №643 «В период времени от подъема до спуска флага все военнослужащие с приходом на корабль отдают честь Военно-морскому флагу…».
"...да имеющий уши, услышит..." (по памяти).
Одновременно автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто первый раз и даже несколько поправить…
Прочитать материалы о книге и найти её целиком можно здесь:
http://proza.ru/2019/08/19/413
Правило третье: Корабль – наш дом родной.
Рукопись-черновик шестого рассказа в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых» - 1-ая часть сборника "Забытые морские небылицы".
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
…Но юности чужда любая пусть даже самая совершенная и всеобъемлющая философия предыдущих поколений, ей потребно просто быть беззаботной и счастливой, а для этого совсем не требуется никакая житейская мудрость, скорее наоборот. Ну, что-то типа «горе от ума», то есть чем его больше, тем счастья меньше. Вот мы и не задумывались в курсантские годы над премудростями статей Корабельного устава, мы в них вживались…
Ноябрь. Середина восьмидесятых.
На Красной и Дворцовой площадях двух столиц отгремели наши курсантские парадные хлопоты.
Быстро, весело и незаметно пролетели длинные праздничные выходные. Утром на построении нам, курсантам 3-его курса неожиданно объявили, что прямо посреди учебного семестра вместо надоедливых лекций наш курс в первый раз за всю историю училища отправляет в дальний зимний поход. Это ли не счастье! Жизнь прекрасна и интересна, скучная повседневная рутина меняется на щемящую душу неизвестность.
- «Равня-а-айсь...», – командует наш начальник курса практически сразу после нашей высадки на центральный пирс Средней гавани посреди Петровского парка города-крепости Кронштадт, заметив приближение руководителя практикой, - «сми-ир-рна-а».
- Товарищ капитан второго ранга, третий курс училища для прохождения инструктажа перед началом морской практики на учебном корабле первого ранга «Перекоп» построены, начальник курса капитан второго ранга Тинецкий, - весело на одном дыхании докладывает наш жизнерадостный Владимир Валерьевич, обладающий крайне редким, но бесподобно ценным на флоте качеством: говорить то, что думает.
- Здравствуйте, товарищи «кур-р-с-санты», - грохочет на весь парк руководитель практики, которым вдруг оказывается наш загадочный и недоступный преподаватель Корабельного устава капитан второго ранга Булава.
- Здравия желаю «то-а-ищ кап-вто-р-ранга», - залпом выдыхаем мы в ответ.
- Вольно.
- Вольно, - вторит Тинецкий.
- То-ва-ри-щи курсанты, - привычно сочно выстреливает Булава и, медленно обведя строй своим пытливым взглядом, задушевно почти по-товарищески продолжает, - поздравляю вас, наш с вами дальний поход начался! Учебный корабль «Перекоп» ждёт вас, но знайте: он не просто место временного проживания и обучения, а боевая единица флота! Каждый курсант и офицер уже вписан в боевое расписание корабля, в его экипаж, главной задачей которого является обеспечение его боеготовности и живучести. Дорожите своим боевым постом, кораблем, как домом своим родным, от каждого зависит жизнь всех. Проходя по трапу корабля, не забывайте поприветствовать флаг, как символ его, страны. Требуйте того же от всех, кто носит погоны, в каком бы звании, тот не находился. Счастливого плавания вам, курсанты!
…До сих пор замираю при виде на рейде «Перекоп», вспоминаю ту речь и услышанную позже восточную мудрость Конфуция: «…всегда и везде чтить ритуал и служить своему отечеству…» в каких бы не был с ним сношениях (добавляю от себя)…
-Ура, ура, ура, - дружно отвечаем мы и строем по команде выдвигаемся на западный пирс «Усть-Рогатки», поделившей огромную акваторию порта на Среднюю и Купеческую гавань.
Где-то в самом конце пирса, со всех сторон «утыканный» большими и малыми кораблями и судами, виднеются, отшвартованные борт о борт, огромные до пятнадцати тысяч тон водоизмещением наши учебные корабли. За ними красуются не менее крупные «белые пароходы» гидрографов, а перед ними – несчетное множество эсминцев, сторожевых, противолодочных, тральщиков, спасателей, буксиров и прочих специальных катеров и шлюпок.
- «СМИ-И-ИР-Р-РНА-А», - неожиданно обрывает наши мысли команда вахтенного у трапа «Корунда», рейдового тральщика, стоящего первым у входа на пирс.
Не успеваем мы переглянуться и притормозить для осознания происходящего, как вдруг вахтенные матросы у трапов остальных «коробок», словно сговорившись, попеременно дублируют прозвучавшую команду на свои корабли, отбивая почему-то по пять коротких звуковых сигнала корабельной сигнализации, что означает появление на стенке пирса командира самого высокого ранга для базы.
Команды вахтенных эхом разлетаются от корабля к кораблю, одновременно на разные голоса звучат сигнальные рынды, отбивающие тревожные склянки «Большого сбора». Экипажи немедленно в полном составе спешно выскакивают на юты своих кораблей, выстраиваются в парадном строю для встречи важной начальствующей персоны. Командиры, суетливо застегивая пуговицы и крючки своих кителей, наспех натягивая парадные фуражки, споро выбегают для встречи неожиданных гостей, и, увидев нас, расплываются в удивленной и добродушной улыбке, вытягиваются «по стойке смирно» и, глядя в нашу сторону, уважительно отдают честь.
Что случилось?
- Внимание, товарищи курсанты, «сми-ир-рна-а», - понеслась над нашими головами неожиданная команда Булавы, - «р-равнение на-а-а-лево».
Одиннадцать взводов-классов третьего курса училища переходят на идеально отработанный при подготовке к прошедшим ноябрьским парадам шаг и, прижав руки по швам шинелей, повернув голову в сторону развивающихся флагов на ютах кораблей, лихо маршируют всю эту двухсотметровую дистанцию стенки пирса к дивизиону учебных кораблей.
Но и здесь нас ожидает очередной сюрприз: по блистающему начищенной медью трапу огромного корабля навстречу нам суетно выбегает офицер в звании… аж капитана 1-го ранга, который, почему-то, строевым шагом направляется навстречу к нашему Булаве и первым поднимает руку к козырьку:
- Товарищ капитан второго ранга, личный состав учебного корабля первого ранга «Перекоп» к размещению курсантов, а также к бою и походу готов, командир корабля капитан первого ранга Сергеев.
- Вольно… командир, – важно выдыхает Булава, опуская слегка подрагивающую руку и, сдержано улыбаясь, пожимает протянутую руку, - здорово, что ли, братишка!
Со всех кораблей базы нескончаемым потоком идут и идут словно к диву какому умудренные опытом командиры, молодые и не очень офицеры, вездесущие мичмана, уважительно жмут нашему руководителю практики руку, что-то безумолку говорят, улыбаются, смеются, радуются.
Мы по одному забегаем на крутой трап корабля, не забывая отдать честь флагу, выстраиваемся на астрономической палубе, экипаж корабля по местам готовности, на стенке оркестр затягивает «Марш славянки».
Одновременно автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто первый раз и даже несколько поправить…
Прочитать материалы о книге и найти её целиком можно здесь:
http://proza.ru/2019/08/19/413
Правило четвертое: «Морские байки ложь, да в них намек, командирам всем урок»
Рукопись-черновик седьмого рассказа в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых» - 1-ая часть сборника "Забытые морские небылицы".
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
«Перекоп» снимается с якоря.
Мы, как и обещал Булава, с ходу попадаем в водоворот корабельного распорядка дня: нам, нашему классу досталась ночная штурманская вахта. В учебном классе всё, как в штурманской рубке: карта, приборы, инструмент, вспомогательное оборудование и… голова. Ничего лишнего, всё конкретно, функционально.
Первый раз – всё непросто!
В конце вахты около трех ночи дежурный корабельный штурман выставит первые оценки. В штурманском классе – напряженная тишина, курсанты один за другим бегают к пеленгатору, заглядывают друг к другу в карту, измеряют секстантом на астрономической палубе углы наклона к горизонту знакомых звезд. В общем: рабочая суета и легкий хаос. Время мчит, словно птица, не угонишься, не заметишь. Вот мы и не заметили, как наша кривая курса корабля на карте выползает из Финского залива в открытое море.
Молодой дежурный штурман появляется неожиданно, выдает что-то смешное, необычное и быстро располагает нас к себе. Напряжение в классе рассеивается, настроение улучшается, и мой добрый товарищ Юрка Княжев на радостях как-то умудряется вставить в бесконечную его трель вопрос, так или иначе, интересующий всех о причинах такой неожиданно теплой встречи нас, Булавы на Усть-Рогатке.
- О-о-о, - лукаво тянет штурман, погружаясь в состояние торжественной таинственности, - вы… ничего не знаете?
- Нет, - искренне машем головой, - расскажите, пожалуйста.
- Ну-у, не-е-ет! - почему-то расстроившись, тянет штурман, - это, пожалуй, долгий рассказ, тут так просто нельзя, нужно время. А пока, расскажу-ка я вам лучше анекдот, точней сказку, морскую. Пригодится!
…И рассказал нам старый, старый, анекдот, сказку… морскую, давно известную всем и вся, даже нам, курсантам восьмидесятых.
Впрочем, все новое – это хорошо забытое старое!
Почему?
Да потому, что «… Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде, не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…» (из неподражаемой Книги Екклесиаста, написанной, видимо, более трех тысяч лет назад).
И мы, затаив дыхание и, не обращая внимания на начавшуюся в Балтике качку, внимали молодому рассказчику, пытаясь не упустить ни одного слова, ища в ней разгадку тайны на Усть-Рогатке. Слушая его, мы забыли обо всём на свете. Да и как тут не забыть, когда на первом практическом занятии по прокладке реального курса корабля в сложных, можно даже сказать суровых метеоусловиях, вдруг посреди ночи слышишь несерьезный анекдот от совершенно серьезного наставника, который, улыбаясь полусерьезно задумчиво, говорил примерно так:
«В некотором царстве, в некотором государстве, правильней сказать гарнизоне, в новенькой избушке на курьих ножках, точнее комендатуре, жила-была себе самая, что ни на есть, настоящая «Баба-яга костяная нога» или, попросту говоря, комендант гарнизона.
Ну и, правду сказать, как же без неё можно обойтись в любой, даже нашей морской сказке? Она, как цепной пес днем и ночью следит за порядком в зоне досягаемости цепи. И все-то её страшатся, да боятся, прячутся и сторонятся, предпочитая не то, что не ссорится с ней, но даже и на глаза попадаться.
И вот как-то раз пошла эта «Баба-яга комендантская нога» по вверенному ей тридевятому царству-гарнизону осмотреть свои безлюдные владения и тут… видит: навстречу, как ни в чем не бывало, шагает… «Иван-царевич» – добрый молодец весь такой красивый в сверкающем костюмчике с золотыми пуговицами и погонами, да сабелькой на бедре. Ну, а если точней сказать, капитан третьего ранга Иванов в отпуск прибыл к семье, вот и сверкает весь на радостях, что начищенная рында на баке.
- Тьфу, тьфу, тьфу, - вырвалось от неожиданности у «Бабо-яга» нашего, - комара тебе свежего за шиворот! Жили мы тут, не тужили, и «на тебе» дожили. Раньше-то, как бывало, о морском духе слыхом не слыхивали, да видом не видывали, а тут он сам своими ногами к нам на «рожон» лезет.
Не успел наш комендант оправиться от удивления, как это беспардонное «чудо в перьях», вооруженное до зубов и разодетое в золото, – то есть в парадном с кортиком – не обращая никакого внимания на грозного коменданта, проходит мимо, беззаботно насвистывая себе под нос «Прощание славянки». А что ещё должен насвистывать, прибыв с дальнего похода в родную гавань, настоящий командир корабля?
- Товарищ капитан третьего ранга, - обиженно взревел Бабо-яг, - вы, почему не отдали МНЕ «честь»?
Удивился Иван-царевич. Остановился. Поставил сундучок – дипломат походный, то есть – на асфальт и, смерив Бабо-яга с головы до ног по складкам мятых брюк, налипшей прошлогодней грязи на ботинках и сломанным погонам кителя, процитировал слегка подправленные строки Строевого устава:
- Во-первых, товарищ майор, воинская честь военнослужащими отдается военной форме, а не… индивиду, считающему, что он светоч мысли и образец её ношения.
- Ты в своём уме, кап-три, - задохнулся комендант, обшарив взглядом вслед за «царевичем» свою непрезентабельную форму одежды. - Я-а-а комендант гарнизона, - взревел он.
- А во-вторых, - как ни в чем, ни бывало, продолжил Иванов, - военнослужащие обращаются друг к другу на «Вы».
- Да, я тебя… вас!
- И, наконец, в-третьих, протрите глаза, товарищ майор, перед вами капитан третьего ранга! – лукаво улыбается моряк. – Почему вы сами первым не поприветствовали славную форму офицера флота Российского?
- Да, но я… командир части, - неуверенно тянет майор, - вы обязаны были первым...
- Не выйдет, товарищ командир воинской части, - хихикая, перебивает Иванов, - перед вами командир корабля, а значит и воинской част.
- Да, но… я, - растерялся Бабо-яг, – вас, по крайней мере, старше. Мне сорок… почти.
- И мне сорок… почти, - смеется моряк, - так шли бы вы, товарищ комендант, сами знаете куда… по делам.
- Сам бы ты шёл… туда, - багровеет майор, - я служу дольше, у меня двадцать два года выслуги.
- Шагай, шагайте, кому говорю, - веселится командир корабля. - У меня выслуга с учетом северного коэффициента давно за тридцать перевалила.
- Тогда, тогда я тебя выше, - ревет комендант, - я сто семьдесят пять.
- И я-а-а… сто се-мь-де-сят пя-ать, - смахивая нечаянные слезы, давится от хохота «кап-три».
- Ну-у, тог-да-а-а, - вдруг успокоившись, торжественно тянет Бабо-яг, - я тебя, вас тяжелее! Я вешу…
- Да, ладно, ладно, хватит, – с сожалением машет рукой Иван-царевич, - согласен, вы тяжелее. - И, угостив коменданта ароматной кубинской сигаретой, сочувственно добавляет, - как минимум на двести грамм.
- То-то, - с упоением выдыхает Бабо-яг, пожав протянутую руку Иванова, закуривает и, поразмыслив, кричит ему вдогонку, - а почему только на двести?
- Ну, если хотите, добавьте ещё два раза по пятьдесят, - слышит тот удаляющийся дружелюбно клокочущий голос.
Комендант с удовольствием курил заграничное диво, глядя вслед редкому гостю, а затем вдруг неожиданно для всех – кто мог знать, что он умеет? – весело и задорно рассмеялся на всю улицу, которая почему-то перестала быть безлюдной»…
Штурман уходя, лукаво улыбается в усы.
Мы долго хохочем над его интерпретацией «бородатого» анекдота, мысленно аплодируя Ивану-царевичу и по-хорошему жалея нерадивого Бабо-яга, а в его лице и всех комендантов на свете с их скучнейшей в мире должностью банального сторожа хозяйства, на которой, истину говорю, не грех и озвереть… в разумных пределах конечно.
…Вообще-то каждому своё, каждому своё и… «что б ни делалось – всё к лучшему», повторяю известную с детства истину, как оказалось из теории Дао китайского мыслителя Лао-Цзы. А секрет Усть-Рогатки открылся нам чуть позже сам в многочисленных рассказах моряков «Перекопа», каждый из которых передавал эту историю по-своему, но в целом примерно так…
Одновременно автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто первый раз и даже несколько поправить…
Прочитать материалы о книге и найти её целиком можно здесь:
http://proza.ru/2019/08/19/413
Правило пятое: «Флаг корабля – честь всего экипажа»
Рукопись-черновик восьмого рассказа в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых» - 1-ая часть сборника "Забытые морские небылицы".
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
Конец семидесятых. Город боевой и морской славы Кронштадт. Усть-Рогатка.
Июнь. Суббота. Около 11-00. По распорядку дня в базе - «Большая приборка».
Крейсер «Октябрьская Революция», только-только вернувшийся в родную гавань после боевого дальнего похода, весь в пене, воде и личном составе, облепившем его, как муравьи в муравейнике с вёдрами, щетками, ветошью и «машками» (самодельными швабрами из расплетенного каната).
Жара.
Экипажи кораблей согласно корабельному расписанию и температуры воздуха за бортом в «нулевой» форме одежде. Ну, или почти в «нулевой»: в матросских безразмерных трусах-парашютах, промокших от обилия влаги пены, а потому, неприлично прилипших к молодым матросским телам, как фиговые листочки на Атлантах Эрмитажа.
Радист флагмана, как обычно во время проведения приборки и нахождения его в базе, включил на всю гавань по громкоговорящей трансляции корабля любимую музыку экипажа, в том числе и современную, шумную и задорную.
В общем, всё, как всегда утром в субботу перед предстоящими выходными, а значит и долгожданным сходом (по очереди, конечно) личного состава кораблей на берег к родным и любимым. Моряки мысленно готовятся в увольнения, культпоходы, на танцы в Кронштадтский базовый клуб, который, увы, тогда, кажется, располагался в Морском Соборе, что и теперь не кажется мне большим кощунством – моряки Кронштадта всегда трепетно и бережно относились к нему
На ходовом мостике крейсера, подставив ласковому утреннему солнышку обветренное лицо, привычно стоит его командир, капитан первого ранга Булава. За долгие шесть месяцев боевого похода он привык находиться здесь и лично наблюдать сверху за вверенным ему флагманом. Сегодня ничто не омрачает его добродушную улыбку, за которой со всех уголков огромного корабля внимательно следит весь экипаж. Вчера комбриг торжественно зачитал приказ главнокомандующего о досрочном присвоении ему звания капитана первого ранга. Вечером в Доме офицеров пройдет фуршет по случаю благополучного возвращения «Октябрьской революции» и присвоения ему высокого воинского звания.
Булава – самый молодой командир корабля первого ранга в базе и, как говорится в его характеристике-представлении к внеочередному званию, самый грамотный, решительный, прямой. Последнее качество, кстати, редко встречается у людей и теперь, и тогда! Но в море без него никак, там всё тайное – становится явным. Да и в повседневной жизни с таким человеком легко. Ну, удобно, знаешь ли, иметь дело с прямым, конкретным человеком, который говорит, что думает, а думает, что говорит. А в сочетании ещё и с таким качеством, как «болезненное неравнодушие» к происходящему вокруг, обаяние Буравчика в среде моряков возрастало многократно, притягивало...
И вот в самый разгар Большой приборки гавани на стенке западного пирса Усть-Рогатки со стороны КПП как-то совершенно тихо и незаметно появляется вполне себе немалая группка из нескольких сухопутных генералов и десятка полтора других старших офицеров. Похоже, в базу пожаловали штабные! «Пришельцы» медленно продвигаются вдоль кораблей, живо обсуждая что-то, жестикулируя и с трудом, кажется, перекрикивая весёлую музыку крейсера, заполонившую собой всю Среднюю гавань Кронштадта. В какой-то момент торжественный вход оркестра в любимый всеми моряками севастопольский вальс заставил их и вовсе умолкнуть. В этот момент два полковника, видно решившие проявить инициативу, отделяются от группы, скоро направившись к крейсеру. Не обращая внимания на доклад вахтенного матроса на стенке пирса и не отдав честь боевому флагу крейсера, они с едва скрытым страхом влетают по узкому бесконечному трапу на ют корабля. По кораблю звучат пять тревожных звонков, дежурного офицер спешит на встречу с неизвестностью. Личный состав, флагмана, да и остальных кораблей, его хорошо видно со всех точек базы, прерывает плановую приборку и воззряется на странное действо. По-видимому, старший из прибывших, грубо перебив доклад дежурного сходу набрасывается на него и по-армейски косноязычно, трехэтажно выражает крайнее недовольство формой одеждой личного состава, музыкой и… кораблем в целом. За этим безобразием с ходового мостика внимательно наблюдает командир. Сотни встревоженных глаз, несмотря на разыгравшуюся «бурю в стакане» на юте крейсера, направлены к нему, вверх, чем вызывают ещё большее раздражение сухопутных.
- Сейчас прольется чья-то кровь, - с ужасом выдыхает опытный матрос на юте.
- Радиорубка, Ходовой мостик, - заглушив, кажется всё и вся в округе, ревут динамики крейсера.
- Есть рубка, - немедленно отзывается дежурный радист.
- Выключить трансляцию по кораблю.
- Есть выключить трансляцию.
- Внимание всему личному составу корабля, говорит командир крейсера «Октябрьская революция».
Всё в гавани останавливается и умолкает, даже время.
Тревожная тишина, повисшая на мгновенье, мучит, саднит, не отпускает, оставляя лишь крошечную надежу на благополучный исход, выход из создавшейся ситуации.
И тут!
- ВА-А-АХ-ТА, - на разрыв дребезжат мембраны динамиков голосом Булавы, нависнув всей своей массой на краю ходовой рубки над огромным кораблем.
- Е-е-есть вахта, - с ужасом отзывается вахтенный офицер также по громкоговорящей связи на всю базу с юта.
- СМЫ-Ы-ЫТЬ з-зе-лень с па-лу-бы, - брезгливо по слогам выдыхает крейсер.
- Есть смыть зелень с палубы, товарищ командир, - по-мальчишески восторженно выкрикивает, почти визжит молодой офицер, и мощная струя морской воды из шланга в руках опытного моряка, приученного не раздумывая выполнять команды командира, выдавливает непрошеных гостей… за борт.
Впрочем, вероятней всего они просто сбежали по трапу. Но две зелёные фуражки ещё несколько суток плавали в волнах гавани, вызывая незлобный хохот моряков над невежественными офицерами, посмевших не отдать честь флагу боевого корабля.
В итоге Булава оказался у нас в училище и, похоже, был лишен своего досрочного звания. Расстроился он по этому поводу, или нет, не знаю, но убежден, что по-другому поступить НАСТОЯЩИЙ командир ни одного корабля мира в данной ситуации не смог бы.
«Каждому своё…» и «что б ни делалось – всё к лучшему»!
Одновременно автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение всё это выслушать в сто первый раз и даже несколько поправить…
Прочитать материалы о книге и найти её целиком можно здесь:
http://proza.ru/2019/08/19/413
Правило шестое: «Военно-морскому флоту, Виват!»
Рукопись-черновик девятого рассказа в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых» - 1-ая часть сборника "Забытые морские небылицы".
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
В конце ноября наш учебный корабль «Перекоп» выходит из Па-де-Кале навстречу Гольфстриму и быстро крепчающему океанскому шквалу. В два ночи при входе в Бискайский залив ветер достигает отметки 30 метров в секунду. Стопудовый порыв без усилий отрывает мои ноги от трапа на входе Астрономической палубы. На высоте 20-ти метров от ватерлинии, уцепившись за его поручень, я, как бесхребетный морской вымпел на флагштоке корабля, трепыхаюсь преимущественно параллельно с горизонтом. Лишь спустя минуту чудом сползаю вниз на палубу и по-пластунски добираюсь до поста сигнальщика за глухими леерами самой верхней палубы.
- Плащ в рундуке, - кричит мне в ухо матрос-напарник на эту вахту.
Укутавшись, встаю рядом с ним и «бараном пялюсь» в черную стену. Рыдающий, свистящий ураган поглощает всё невидимое мной пространство: ни света, ни цвета, ни мыслей, ни даже запаха и звука… Ничего нет, лишь черная пугающая чужая пустота и давящий сатанический фальцет океана!
Огромный корабль, как щепка в бурном весеннем ручье, крутит веселые восьмерки в трех координатных измерениях. Амплитуда свободного падения по высоте превышает полкабельтова. Перегрузки в подошве волны превышают космические. Глаза со временем, привыкнув, различают густо покрытые эпилептической пеной контуры пятиэтажных великанов, надвигающих на нос «Перекопа». Тысячи звезд, с расстояния вытянутой руки, обрушивают свой скупой сиреневый свет на нас и… океан. Черно-зеленая в проблесках носового фонаря океанская бездна пятикилометровой толщи воды проглатывает целиком, вплоть до ходовой рубки весь бак и полубак корабля, одаривая нас и всю верхнюю астрономическую палубу тоннами разрубленной воды, брызг и пены.
Сознание проваливается, исчезает в пугающей пустоте беснующегося пространства, улетая навстречу с… Всевышним. Тело с частотой дыхания океана переходит из состояния полного безмятежного отсутствия, в нестерпимо-жгучее ощущение вывернутой наволочки.
В груди растет неведомое чувство раболепного трепета, страха, ужаса. Оно растает, обволакивает, поглощает.
Жуть!
- Фал вымпела сорвало, - возвращает меня на корабль матрос, тыча пальцем куда-то вверх в непроглядную темноту неба.
В такт круто валящейся вправо и вниз палубы, внезапно он исчезает в черной мгле, обогнав очередной накат пятиэтажного циклопа.
Прижавшись спиной к переборке леера, я с ужасом нахожу болезненно бьющийся морской ходовой вымпел на оборванном фале топа огромной, как Александрийский столп, главной мачты «Перекопа». Бесформенные серые тени, шибко скользящие по яростно горящим звездам, то и дело проглатывают его сиротливое подергивание.
Всё вокруг, даже океанские гиганты, перестают существовать.
«Александрийский монстр» полностью завладевает мной, парализует. Тонны воды, прокатывающиеся по, казалось, недосягаемо высокой палубе рядом со мной, становятся ничтожны. Глаза в каком-то невозможном инфракрасном излучении ощущают его движение. При каждом провале корабля под волну он взлетает на пару метров по отвесным ступеням мачты. Затем, крепко прижавшись к ней во время очередного удара океанского вала о бак корабля, крепко сливается с мачтой воедино.
Время встало. Этой муке, кажется, не будет конца, предела!
- Мостик, ГКП, - вдруг хрипит «Каштан» у самого уха.
- Есть, мостик, - без запинки, не раздумывая, ору в «банан».
- Доложите о помехе справа.
- Судно, справа, сорок, - не обращая внимания на ветер, вскакиваю во весь рост и, отыскав огни, докладываю, - идет параллельным курсом.
- Понял, мостик, - весело отзывается нутро живого «Перекопа».
Моряк возвращается.
Обветренное красное лицо его спокойно. Белые скрученные пальцы не разгибаются. Разорванная ветром роба болтается, как туника на ковбоях. На шее и плечах видны кровавые полосы от ударов ослабших фалов.
Оглядев горизонт, матрос забирает у меня микрофон «Каштана», именуемый на флоте «бананом», и одобрительно кивает. Похоже, слышал доклад.
Вымпел весело хлопает на ветру параллельно горизонту.
Страх исчез.
Океан перестает быть жутким. Он прекрасен в своем естественно-неторопливом дыхании и музицировании.
Стихия поёт, танцует, зовёт и… манит.
Внутри растет новое незнакомое чувство.
Чувство уважения, возможно даже поклонения, к моему новому товарищу, к этому кораблю, ко всему военно-морскому флоту и, наконец, к себе самому.
Я радуюсь сопричастностью с бушующим, нет – дышащим живым океаном. Пространство вокруг вдруг открывается передо мной во всю положенную ему широту и высоту.
Восторг! Нескончаемый восторг овладевает мной.
Боже мой! Я люблю тебя, океан!!! Я люблю, как ничто и никогда!
Я люблю тебя флот и… кричу тебе сквозь время и пространство, как когда-то кричали восторженные курсанты восьмидесятых: «Военно-морскому флоту России, да что там, и конечно Советского Союза, Виват!..
Автор приносит извинения за возможные совпадения фамилий и неточность изложенных фактов. Место действия, фамилии, биографии, описания персонажей и их диалогов являются вымышленными, дабы случайно не обидеть кого-нибудь своей бестактностью или желанием немного приукрасить в целом реально виденных и подмеченных событий в юности.
Записано в курсантских дневниках периода 1982-1987гг., сокращено в отдельные байки 29.12.2014г., откорректировано и объединено в единый цикл 05.10.2017г.
Свидетельство о публикации №217111701170