Симбиоз - 4

- Ну что ты там встала, как вкопанная? – красавица в зеленом джемпере и короткой черной юбке скрестила на груди руки и изогнула угольную бровь. – Ты должна поцеловать меня, сама. И поспеши, я не собираюсь из-за тебя рисковать.

Странное дело, но теперь, когда цель была так близка, Инна колебалась. Мучительное чувство раздвоения стесняло грудь. Девушка ясно видела, что ее ждет, если она останется человеком - одиночество, тоска, бессильная ненависть, смерть, и все же что-то таинственное мешало ей переступить границу двух миров. Напрягая все силы разума, она отчаянно пыталась понять, в чем причина, казалось, пойми она ее, и все разрешится само собой, но разум был бессилен, а интуиция молчала, будто оцепенев на краю и с ужасом вглядываясь в темный провал грядущего. 

Инна рассеянно посмотрела на жалкие останки соседа в инвалидной коляске, перевела взгляд на отвертку, что лежала на паркете, и спросила себя – неужели все это было зря, неужели она струсит и вернется к прежней своей жизни, которая и не жизнь вовсе, а одно сплошное издевательство, ежедневная пытка? Из хрустального грота воображения, многократно отражаясь в острых гранях, тут же всплыло видение – парень с серебряной серьгой в ухе целует голой блондинке грудь, блондинка кусает губы, широко открывает рот, и оттуда выглядывает печальный воспаленный глаз, спрашивающий ее, Инну, сквозь свою немоту, чего же она хочет на самом деле.   

Девушке стало совсем нехорошо, и она тихонько завыла, будто собака, что чувствует смерть, но боится громким звуком приблизить неотвратимость. 

К черту, к черту весь этот смехотворный бред! Все эти бесконечные противоречия, муки совести, страхи, навязчивые желания, пустые надежды! Перед ней сверкает, как изумруд, возможность яркой фантастической жизни, а она хватается жадно за свои цепи, словно в этой невольничьей пещере возможно что-то еще, кроме вереницы горьких разочарований, кошмаров наяву и алкогольных химер.

- Послушай, если бы не обещание, которое я не могу нарушить, меня бы здесь уже не было. Впрочем, - добавила суккуба задумчиво, - если он нападет на нас, ты мне поможешь…

Ни о чем уже не думая, Инна шагнула вперед, переступая черту, поднялась на цыпочки и прижалась губами к чувственным мягким губам, еще сохраняющим на себе следы инвалидовой смерти. В ту же секунду что-то скользкое и горячее проникло в ее плоть, обожгло изнутри крутящимся вихрем, полоснуло по нервам слепящей энтропической болью. Инна закричала, но это был крик без звука, потому что она уже вышла из своего тела, и ей не чем было кричать. Перешагнув все пределы, душа Инны зависла над черной пропастью, и оттуда на нее поглядели пристально миллиарды серебряных глаз, будто одно невообразимое хтоническое чудовище, и от этого взгляда, взгляда самой истины, ее сознание погасло, как звезда, упавшая в ночь.

- Ну вот и все, - сказала суккуба вечность спустя, хотя в мире смертных прошло не больше минуты. – Здравствуй, сестра. 

Гэлашаэль произносила слова, не разжимая губ. 

- Не удивляйся. Ты можешь слышать мои мысли, потому что ты такая же, как и я, у нас одна природа. Теперь тебе больше не нужно есть, пить и спать. Ты научишься читать письмена крови, превращаться в кошку и угадывать желания мужчин - для любого из них ты станешь богиней, если захочешь, и они будут добровольно отдавать тебе не только свои деньги, но и жизненные силы, которые будут насыщать тебя, как священный напиток амброзия насыщал небожителей древности.

Помолчав, она добавила:

- Бойся серебра, осины и святой воды.

Только теперь Инна осознала, что лежит на полу и не дышит, как мертвая. Поднявшись на ноги, она с удивлением огляделась. Погруженная в сумерки комната слегка мерцала фосфорным сиянием, а стоило немного сузить глаза, и она видела тайную нерушимую связь всех вещей и явлений, подлинную структуру привычных предметов, их происхождение и историю.

- Теперь тебе нужно совершить свою первую метаморфозу. Поменяв личину, ты узнаешь свое новое имя, и оно откроет тебе доступ к источнику древнейшей на Земле магии, магии перворожденной Лилит. Подойди к зеркалу.

- Как это сделать? – спросила Инна. Ее смертельно бледное и неподвижное, как гипсовая маска, зазеркальное лицо могло бы принадлежать призраку. 

- Просто захоти. 

Инна поглядела на отражение Гэлашаэль за своей спиной и закрыла глаза. А когда открыла, в зеркале отражались уже две красавицы, похожие друг на друга, как сестры. Инна расправила на груди ярко-зеленый джемпер, провела языком по красивым губам, но тут зеркало почернело, в его глубине вспыхнули, как огненные цветы в придуманной темноте ада, красные факелы, и девушка увидела уходящую вверх каменную лестницу с выщербленными ступенями, на вершине которой стояла невероятных размеров женщина с темным лицом и в объятой огнем короне. У ее монументальных и в то же время изящных ног переплетались покрытые чешуей человекоподобные существа.   

- Иншшиэль…

Сердце в груди оглушительно стукнуло, и по венам пронеслась обжигающая волна, насыщающая потусторонней энергией каждый атом возрожденного бессмертного тела. Совсем скоро эта энергия переродится в ненасытимый голод, но никаких переживаний данный факт не вызывал, потому что не было больше страха, а если он и был, то совсем не такой, как раньше.

- Уходим, - хрипло сказала Гэлашаэль.

Иншшиэль еще не до конца осознавала произошедшее с ней, но опасность встречи с солнцепоклонником ощутила остро и всей своей новой природой.

- Уходим, - согласилась она, глядя на Гэлашаэль уже не снизу вверх, а глаза в глаза. – Пришло время жатвы… - с улыбкой добавила она и вышла из комнаты, ощущая, как под кожей пробегают колючие искры восторга, похожего на предчувствие удивительных приключений в далеком детстве.

В прихожей она надела кроссовки, небрежно поправила волосы, открыла дверь, и тут ее словно отбросило назад мощной воздушной волной, а в грудь вонзился соматический ледяной шип.

На пороге стоял приземистый широкоплечий мужчина в светлом костюме и с ежиком золотисто-рыжих волос. Щеки у него были гладко выбриты, кожа имела приятный матовый цвет, как у покойника, над которым хорошо поработал танатокосметолог, в воздухе явственно витал запах Ambre Topkapi, невозмутимые пустые глаза вполне могли бы принадлежать буддистскому адепту, который достиг просветления, а в руке мужчина сжимал пистолет с глушителем.

- Здравствуйте, - произнес Охотник неожиданно мягким голосом. – Разрешите? – он осторожно переступил порог. – Извините за вторжение, но в вашей квартире… - мужчина осекся и пронзил Иншшиэль острым взглядом, словно насекомое иглой.

- Дура, - сказал он тихо. – Что же ты над собой…

- Отойди, сестра, - Иншшиэль не сразу сообразила, что слышит голос Гэлашаэль у себя в голове. Тело само отшатнулось к стене, и в ту же секунду мимо стремительной тенью промчалась суккуба. Охотник вскинул пистолет, но выстрелить не успел – в грудь его вонзилась отвертка инвалида, и он издал странный хрюкающий звук, впечатался в закрытую дверь спиной, схватился за отвертку скрюченными пальцами. Гэлашаэль ударила его босой ногой в пах, потом по руке, пистолет с глухим стуком упал на паркет. Выкатив из орбит серые, как металл, глаза, мужчина отбросил в сторону отвертку, и в другой его руке возник будто ниоткуда нож с длинным лезвием, на котором сверкала золотом затейливая вязь, напоминающая арабскую письменность. Гэлашаэль обнажила белоснежные зубы, зашипела, как кошка, и хотела было отступить в комнату, но солнцепоклонник напал на нее, двигаясь с какой-то сверхъестественной скоростью, словно агент Смит в фильме «Матрица», и уже через мгновение суккуба лежала на паркете, а Охотник стоял на коленях рядом и поднимал над головой нож.

- Сделай же что-нибудь! – мысленный крик как удар хлыста.

Сбросив оцепенение, Иншшиэль обхватила обеими руками тяжелую железную вешалку и резко опустила ее рогатую верхушку на квадратный затылок Охотника. Коренастое тело вздрогнуло, заговоренный нож выпал из ослабевших пальцев. Гэлашаэль обхватила Иншшиэль за запястье и рванулась к двери: 

- Бежим! 

Вечерело. В воздухе пахло горящей листвой и бензином. Солнце уже скрылось за густыми кронами каштановых деревьев. Суккубы стояли возле входа в парк – это был тот самый парк, в котором Инна вчера подцепила Мишу – и ели мороженое.   

- … ловкость и реакция, сестренка, вот и все, больше ничего у нас нет, - говорила Гэлашаэль, задумчиво провожая взглядом автомобили, что не проезжали, а будто проплывали мимо. – Никаких способностей к боевой магии. Наша сила в другом, но на этих ублюдков она не действует.

- Почему?

- Потому что они все пидарасы, сестра.

Иншшиэль расхохоталась.

- Ты шутишь?

- Почти нет, - Гэлашаэль нахмурилась. - И все-таки они не так опасны как христиане… настоящие христиане, я имею в виду, а не те, что только делают вид. Вот кого нужно бояться в первую очередь, там уже никакие девственники не помогут. Кстати, если соблазнишь христианина – твой ранг в нашей иерархии заметно возрастет, - Гэлашаэль томно закатила глаза. - У меня однажды получилось искусить монаха-отшельника, еще в восемнадцатом веке, - она выбросила в урну обертку, вытерла губы ладонью. – Правда, он потом раскаялся, мракобес чертов… Ладно, мне пора. Может быть, еще свидимся, а может и нет. В любом случае, я рада была познакомиться с тобой.

- Я тоже.

- Береги себя.

- Ты тоже. Ой, погоди… - Иншшиэль протянула ей перстень. 

- Не нужно, - Гэлашаэль качнула головой. – Оставь на память. И вот еще, - она сняла с безымянного пальца серебряное кольцо с маленьким, как зернышко, изумрудом. – Возьми.

- Что это? Зачем?

- Ты спасла мне жизнь, а я не люблю оставаться в долгу - привычка закоронелой эгоистки… Если повернешь камнем вовнутрь, станешь невидимой.

- О, - Иншшиэль усмехнулась. – Спасибо.

- Тебе спасибо, - Гэлашаэль обняла ее, поцеловала в губы. Проходящий мимо мужчина остановился и ошарашенно выпучил на них темные звериные глаза. – Эй, за просмотр деньги платят! Черт возьми, сегодня же первым чартером - в Амстердам. Страна невежественных кретинов и рефлексирующих дрочеров… Ну все, прощай! Не поминай лихом, - Гэлашаэль щелкнула Иншшиэль по носу, засмеялась, и ее стройная обольстительная фигура бесследно растаяла в прохладных сумерках темной аллеи…   

Она шла по освещенному тусклым вечерним солнцем тротуару и ловила на себе восхищенные взгляды мужчин. Экстатически острое ощущение, похожее на полет, свободный полет в прекрасное никуда, в серебристую дымку уходящей за горизонт Неизвестности… Холодея от блаженства, Иншшиэль думала о своей прежней жизни, жизни в человеческом теле, и не могла поверить, что это не было сном. Инна… маленькая наивная скучная дурочка. Какое счастье, что ее больше нет.   

Ноги сами принесли ее к одинокому пятиэтажному зданию, окруженному со всех сторон желто-красными кронами вязов и кленов. Она была здесь всего однажды, когда Влад пригласил ее на день рождения – той ночью они пьяные залезли на крышу, а потом целовались под звездной Бездной… Иншшиэль вспомнила, что была тогда счастлива, но вспомнить само ощущение счастья почему-то не смогла, словно на том месте, где оно раньше хранилось, скрипел разбитыми ставнями ветер, заметая все вокруг белым снегом забвения.

Ну и плевать, подумала она, быстро поднимаясь по лестнице. Свинячий восторг ограниченной самки, которой управляют слепые биологические законы - вот так драгоценность…   

Она прижалась к двери, всем телом вслушиваясь в замкнутое пространство за ней.

В квартире определенно кто-то был.

Иншшиэль нажала на кнопку звонка, повернула подаренное кольцо камнем вовнутрь. Ничего не изменилось.

Суккуба нахмурилась, но тут дверь открылась, и из полумрака прихожей вышла невысокая изящная блондинка с короткой прической и ясными небесно-голубыми глазами.

Удивленно приподняв брови, блондинка перешагнула порог. Бросила взгляд на лестницу.

Эта сука меня не видит, хмелея от восторга, сообразила Иншшаэль. В ту же секунду она молниеносно протиснулась в проем между дверью и бывшей подругой. 

Заглянула на кухню, в комнату. Никого.

Ну что ж, повеселимся!

На газовой плите возмущенно свистел, выпуская в натяжной потолок струю взъерошенного пара, пузатый чайник. В проеме незадернутых штор, на мрачном фоне заходящего солнца, жил своей скучной повседневной жизнью каменный лабиринт города, будто бы накрытый полупрозрачной батистовой тканью.

Таня выключила газ, подошла к кухонному столику, взяла нож с широким лезвием. Отрезая от пахучей колбасной палки кроваво-красные ломтики, она укладывала их на тарелку с замысловатыми узорами, похожими на руны. Иншшиэль бесшумно прокралась к окну, ощущая, как на донышке живота скручивается змеиными кольцами жаркое возбуждение, оглянулась на Таню и резко задернула шторы.

Выронив нож, девушка уставилась на закрытые шторы круглыми глазами испуганного зверька. Суккуба рассмеялась. Едва слышно, зажимая рот рукой, как смеются дети, когда играют в прятки.

Таня шагнула к окну, но тут же отступила, закрывая горло ладонью.

- Кто здесь? – прошептала она.

Иншшиэль снова прыснула. Медленно подошла. Приблизила губы к розовому ушку. 

- Бу!

Девушка так подпрыгнула, что Иншшиэль захохотала уже в голос. Продолжая хохотать, суккуба подняла с линолеума нож, повертела им в воздухе, любуясь, как огонек лампы пляшет по лезвию, будто маленький озорной чертенок. 

Помолчав, заговорила:

- Я вот понять не могу, Танюш. Неужели ты и в самом деле думала, что тебе это сойдет с рук? Отбила у подруги парня – и можно спокойно наслаждаться жизнью? Любовь превыше всего? А ты ни разу не думала, каково ей? Совесть молчит, когда человек счастлив, верно? Людьми управляет эгоизм, вот что я тебе скажу. А эгоизм наказуем.

Таня отошла к холодильнику, прижалась к нему спиной. 

- И… Инна?

- Инны больше нет, - Иншшиэль подбросила нож, поймала за рукоять. – Сначала она умерла при жизни, а потом умерла совсем.

Она шагнула вперед, резким движением вонзила лезвие чуть выше лобка, в обтянутый красно-желтой кофтой, мягкий как масло, живот, дважды повернула рукоять, глядя в неподвижные ошеломленные глаза, которые теперь казались бесцветными, словно ужас выел всю голубую краску, прижалась губами к мягким холодным губам и в ту же секунду ощутила оглушительно мощное наслаждение, похожее на взрыв динамита в запертой комнате. 

- На чужом несчастье счастья не построишь… - заговорила она снова, неспеша вынимая нож. - Запомни это на всю оставшуюся жизнь, Таня. Уверена, что запомнишь – жить тебе осталось совсем недолго. 

Девушка медленно сползла по стене холодильника.

- Хм… чем бы нам заняться, пока ты не сдохла? – Иншшиэль задумчиво огляделась. – Честно говоря, ты меня возбудила, и я бы не отказалась заняться сексом, но ты сейчас вряд ли способна на пылкую страсть… О, идея! – суккуба сдернула со стола жирную тряпку и затолкала ее девушке в рот. – Это чтобы ты не беспокоила соседей. Хватит быть эгоисткой, надо и о людях подумать, - она сняла с плиты чайник. Из узкого носика выходил клубящийся пар. – К тому же ты, как я вижу, замерзла… – Иншшиэль присела на корточки, хихикнула и наклонила чайник над окровавленной раной.

Пока девушка, утробно мыча, дергалась на полу, суккуба сходила в комнату, нашла в ящике стола струну для бас-гитары, вернула себе внешность Инны и повернула кольцо камнем наружу.

- Знаешь, от чего я больше всего кайфую? – она поставила рядом табуретку и села, разматывая струну. Таня смотрела на нее огромными стеклянными глазами. В них уже не было ничего человеческого. - То, что ты сдыхаешь, ни черта не понимая, что же это такое с тобой случилось.

Дважды обмотав ее шею струной, суккуба уперлась левой ногой в грудь девушки, правой – в прохладный бок холодильника, после чего потянула на себя оба конца, одновременно откидываясь назад. 

Потом качнулась вперед и харкнула черной слизью в бледно-голубое лицо.

Взглянув на часы, оттащила труп в комнату, запихнула его в ореховый зеркальный шкаф, подтерла на кухне кровь, облизала лезвие, и в этот самый момент замок, открываясь, щелкнул.

- Танюш, я дома! Ты где? 

- Здесь!

Наблюдая, как на чистом лезвии играют блики, Иншшиэль перевоплотилась в стройную изящную блондинку, одернула на себе кофту цвета вязовых листьев за окном, отрезала кроваво-красный пахучий ломтик и положила его на тарелку.

– Здравствуй, милый.    

Влад заметно изменился. Это был уже не тот полудикий маргинал «со взором горящим». Спокойный мягкий взгляд, открытая улыбка, темно-голубая рубашка, закрывающая татуировку. Почти обыкновенный парень, довольный жизнью и окружающим миром.

- Как дела в студии?

- Да… - Влад махнул рукой. – Боря опять накурился какой-то дряни. Достал.   

- Не понимаю, за какие такие заслуги вы его терпите. Зачем вам наркоман в группе?

- А кто вчера ночью анашу курил, мм? – приподняв бровь, улыбнулся Влад. - Пушкин? Кстати, он звонил, сказал, что скоро будет.

- Пушкин?

- Боря! Заодно и поговорю с ним по-мужски… Ну иди сюда, - он прижал ее к себе, поцеловал. Иншшиэль вздрогнула, но тут же осознала, что ничего не чувствует. Совсем. Лишь где-то глубоко внутри проскользнуло что-то большое и быстрое, словно спрут в темноте морской бездны. - Ну а ты как?

- Хорошо, - улыбаясь, суккуба облизала губы. Теперь она точно знала, какая девушка нужна Владу. – Я тут не скучала. 

Мда, бедняжка Инна явно не вписывалась в строгие рамки его идеала. А вот покойная Танечка была немного похожа…

- Я купил отличный коньяк, - Влад расстегнул спортивную сумку, достал бутылку. – Дернем по сто? Неси бутерброды, я жду тебя в комнате.

- Да, мой господин...      

Иншшиэль взяла тарелку. Пока шла по коридору - подкорректировала внешность. Заодно избавилась от одежды.

Влад стоял возле журнального столика, на котором уже стояли наполненные до краев стопки. Заметив краем глаза Иншшиэль, он вздрогнул, медленно повернул голову, задел рукой бутылку, и на ковер хлынула темно-янтарная жидкость, распространяя по комнате тяжелый горько-приторный аромат.

Если бы какой-нибудь художник задумал написать картину «Шок», он бы во всем мире не нашел лучшего натурщика - челюсть Влада в буквальном смысле отвисла, брови уползли вверх, зрачки расширились, как у торчка, а кожа так побледнела, словно он и в самом деле превратился в вампира, как и его знаменитый тезка. Иншшиэль наклонилась, изгибая спину, поставила тарелку на столик, отступила на шаг, скользнула ладонью по нежному, как атласная ткань, животу, накрыла ею холмик Венеры и тихо, чарующим голосом, заговорила:

- Скажи, откуда ты приходишь, Красота? Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада? Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста, равно ты радости и козни сеять рада… Прислал ли ад тебя иль звездные края? Твой демон, словно пес, с тобою неотступно. Всегда таинственна, безмолвна власть твоя, и все в тебе - восторг, и все в тебе преступно! С усмешкой гордою идешь по трупам ты, алмазы ужаса струят свой блеск жестокий… - она приблизилась к нему так близко, что ощутила на коже его взволнованное шумное дыхание.

В ту же минуту он благоговейно прижал ее к себе, будто паломник, который после долгих лет странствий добрался наконец до желанной цели.

Потом он долго, жадно и отчаянно, искал в ней прохладный источник Жизни, зарываясь губами и языком в шелковистые возвышенности, мрачно-янтарные впадины, убегающие в никуда грациозные линии… Иншшиэль же ничего особенного не ощущала - лишь сумеречная тень еще не до конца понятного ей голода нетерпеливо щелкала зубами на краю сознания, как кровожадный призрак людоеда. 

- Ты помнишь Инну, Влад? – спросила она вдруг.

- Что? – в его лице не было ничего живого, одна только похоть, биологическая программа в процессе активной работы.

Внезапно она почувствовала такое отвращение ко всему, что ей захотелось немедленно исчезнуть и больше никогда не существовать. Оттолкнув Влада, она с каким-то острым мазохистским чувством вернула себе внешность Инны. Влад кубарем скатился с дивана, ударился спиной о шкаф. Дверца скрипнула, открываясь, и мертвая Таня с глазами вурдалака, вставшего из гроба, рухнула на ковер между ними, обрывая все связи и навсегда погружая прошлое в чернильную пропасть Леты.

Влад закричал.

Иншшиэль поморщилась – мужчины так не кричат.   

Неужели она действительно любила его когда-то? Так любила, что едва не умерла? Она попыталась вспомнить, что это такое - любовь, но внутри было пусто и холодно, как в заброшенном зимнем саду. За оградой по-прежнему маячил тревожный силуэт голода, неизбывного, как тоска смертного.

Волна отвращения накрыла ее с головой. Спасаясь от него и всецело подчиняясь новой природе, Иншшиэль с такой же ненасытимой жадностью, с какой Влад целовал иллюзорную плоть своего идеала, впилась в его полумертвые белые губы…

А потом в дверь позвонили.

Иншшиэль разжала пальцы, - сморщенная оболочка ее бывшего парня упала к ее ногам, и его почерневшие от внезапного ужаса глаза бессмысленно уставились на посиневшее от мучительной смерти лицо ее бывшей подруги - с наслаждением опустошила обе стопки, закусила колбасой и пошла открывать. Видимо, это Боря пришел... Барабанщик и по совместительству наркоман. Весьма кстати.

Жизнь переполняла ее, и все вокруг сияло серебряным светом, что таил в себе одни только наслаждения.

Остановилась у зеркала. Засмеялась. Глаза ее сверкали в полумраке прихожей как звезды. Вспомнив Маргариту, натертую азазелловским кремом, щелкнула пальцами и перевоплотилась в актрису Анну Ковальчук - озорную, веселую, обнаженную, с пышными кудрявыми волосами, подскочила к двери, продолжая смеяться, повернула ручку замка…

На пороге стоял приземистый широкоплечий мужчина в светлом костюме и с ежиком золотисто-рыжих волос. Иншшиэль не успела даже испугаться, а он уже трижды выстрелил, и жгучая боль в животе и груди, отбросив ее назад, опрокинула на спину, в глазах заплясали разноцветные пятна, ей стало жарко и в то же время так холодно, как не было еще никогда.

- Это серебро. Не дергайся зря.   

Охотник намотал ее темно-рыжие волосы на кулак, затащил в комнату, мрачно оглядел трупы, и в его руке возник будто ниоткуда нож с затейливой золотистой вязью на лезвии. 

- Сейчас я отрежу тебе голову, - Охотник присел рядом. - Она умрет не сразу, ты сможешь думать, осознавать, чувствовать, но приставить обратно к телу ты ее не сможешь. Это заговоренный нож, с рунами Хранителя, и ваши способности к регенерации здесь бесполезны.

- Ыыыы… - Иншшаэль не смогла ничего сказать, собственное бессмертное тело уже не принадлежало ей, но когда Охотник приставил к ее горлу лезвие и надавил, она почувствовала такую боль, что все вокруг почернело, а сердце заколотилось о прутья ребер, как пойманный в клетку демон…

Закончив, Охотник швырнул рыжеволосую голову суккубы в дальний угол, отмыл нож от крови, похожей на вишневый сок, и захлопнул за собой дверь.

Сначала голова Иншшаэль бессмысленно глядела в окно, сквозь дымку чудовищной красно-фиолетовой муки, потом стали появляться какие-то рваные мысли, а потом она увидела кошку.

Освещенная светом луны черная кошка неподвижно сидела на широкой ветке вяза и смотрела на голову Иншшиэль зелеными светящимися глазами. 

- Мне очень жаль, сестренка, - помолчав, заговорила кошка, – но по другому я поступить не могла. Узнав мое прошлое, ты узнала и мое настоящее имя, а у меня слишком много врагов, чтобы так рисковать. Я бы не смогла спокойно жить, зная, что ты его знаешь…

- К… ка… - подумала голова Иншшиэль в ответ. – Как…

- Хочешь спросить, как я это сделала? – подхватила кошка, жмурясь. - Помнишь фильм «Властелин колец»? Когда Фродо надевал кольцо, он становился невидимым, но его начинали видеть черные всадники. У колечка, что я тебе подарила, такие же свойства, только в нашем случае вместо всадников – солнцепоклонники… - кошка фыркнула. – Перед тем, как дать тебе кровь, я временно стерла память о том, что у меня есть такое кольцо – с помощью другого магического кольца, подаренного мне инкубом Демогоргоном. Потом воспоминание восстановилось, и я отдала тебе кольцо с изумрудом, зная, что ты обязательно им воспользуешься, и Охотник нападет на твой след. Избавиться от тебя своими руками я не могла, потому что не могла нарушить наше соглашение, ведь кровь не способна лгать и заключает в себе не только прошлое, но и будущее…

- По… почему ты… не стер… стерла память об и… имени?

- Хм, - кошка задумалась, помахивая хвостом. – И в самом деле. Извини, как-то не сообразила. За шестьсот лет так привыкла ко всем этим сложным коварным интригам, что уже ум за разум заходит… - поднялся ветер, корявая ветка вяза ударилась об стекло, монотонно зашуршал дождь. – Ладно, сестренка, мне пора. Слава богам, теперь я могу спокойно уехать из этой идиотской страны. Прощай, не поминай лихом… - послышался тихий мурлыкающий смех, и черная кошка бесследно растворилась во мраке.   

Голова Иншшиэль закричала, но это был крик без звука, потому что у нее не было голосовых связок, и она не могла кричать. Спустя вечность, исполненную непостижимых для смертных мук, ее сознание вышло наконец за пределы, зависло над бесконечной пропастью, и оттуда на нее поглядели пристально миллиарды серебряных глаз, будто одно невообразимое хтоническое чудовище, и от этого взгляда, взгляда самой истины, сознание Иншшиэль погасло, как звезда, упавшая в ночь, и потом уже не было ничего – одна только вечная смерть. Одна только Бездна.   

Дождь незаметно кончился, и за паутиной скрюченных ветвей вяза блеснули в разрыве туч серебряные рога…