На перекрестке параллелей. Часть 2 окончание

26.
    Ник торопился домой после соревнований как никогда раньше. Причиной такой спешки было желание увидеть Настю, которую он не видел со дня рождения ее дочери. Сначала Анна убедила его не ходить к Карельских, чтобы, не дай Бог, не занести какую-нибудь инфекцию в их дом, потом он уехал на квалификационные соревнования. И вот теперь он возвращался домой из европейского турне с одной мыслю: поскорее увидеться с Настей. Подсознательно он верил, что обрушившиеся заботы о троих детях сломят ее мужа и между супругами возникнуть ссоры, которые - и тут он был абсолютно убежден, зная характер Насти - она долго терпеть не будет. Ник все еще продолжал тешить себя надеждой, что рано или поздно брак Карельских распадется. И тогда... Нет, он не навязывался ей своим вниманием, ни разу не намекнул на свои чувства, считая это пошлостью. Он полагал, что все само собой придет к своему логическому концу и Настя станет его женой. Однако он должен был видеть ее и быть всегда рядом, чтобы она чувствовала его надежную руку и моральную поддержку...
     С такими мыслями он подъехал на такси к дому теплым августовским вечером. Открыв входную дверь своим ключом, он вкатил чемодан на колесах и с порога радостно объявил:
     - Эй, кто-нибудь будет встречать меня или нет?!
     На его голос тут же выбежал Алекс и бросился обнимать и поздравлять с очередной победой брата-гонщика. Следом появились и родители Ника. У Анны все было готово к встрече сына, а Питер по такому случаю даже надел галстук.
     - Давайте скорее перейдем в столовую, - предложил отец семейства и смущенно добавил: - А то от маминых блюд очень захотелось есть.
     Все весело рассмеялись и дружно направились к столу. Во время ужина Ник поделился своими впечатлениями от Франции, пожаловался на жаркий климат Испании и рассказал несколько забавных случаев, которые произошли с гонщиками во время соревнований. Это был один из самых счастливых вечеров для Харрисонов за последние годы, когда вся семья собралась вместе. А для Анны он был счастливее вдвойне: теперь всего в нескольких минутах езды от их дома жила и ее дочь Настя и внучка, носившая ее имя. И ничто в этот тихий субботний день не предвещало разразившуюся в их семье уже следующим утром трагедию.
     Наскоро одевшись в новый спортивный костюм, Ник собрал в подарочный пакет сувениры из Европы и направился к выходу, когда его остановила Анна:
     - Ты куда в такую рань?
     - Хочу навестить Нэнси.
     - Ник, - с мольбой в голосе начала Анна, - не надо ходить к ним...
     - Почему ты против?! - с пол-оборота завелся сын. Ему, считавшему сначала дни, а потом часы до встречи с любимой женщиной, было невдомек слышать такие слова от родной матери, которая с детства потакала ему во всем, исполняла любое его желание.
      - Я уже объясняла, - как можно спокойнее пыталась продолжать она.      
      - Позволь мне самому это решать!
      Нервы Анны начали сдавать и она впервые, как вырос сын, повысила на него голос:
      - Я тебя не пущу!
      - Разговор окончен, мама, - сухо подытожил он и решительно направился к выходу.
      Анна каким-то шестым чувством почувствовала, что-то неладное может произойти либо с Настей, либо с Ником, и решила всеми силами воспрепятствовать этому.
      - Нет, Ник, ты никуда не пойдешь! - и преградила ему дорогу.
      - Дай пройти! - потребовал сын.
      В ответ Анна молча покачала головой. Умом она понимала, что сейчас она удержит его, но ведь не может она весь день стоять в прихожей, закрывая собой входную дверь.
      Ник пристально следил за движениями матери, и его желание увидеть Настю стало отступать перед желанием узнать причину подобного поведения. "Здесь что-то не так", - промелькнуло в его мозгу, и с каждой минутой противостояния он убеждался в своей правоте.
      - Тут что-то не так, - вслух повторил он, глядя прямо в глаза Анны. - Если ты так говоришь, значит, ты должна, по меньшей мере, недолюбливать Нэнси. Однако это не так: ты часто гостишь у нее, помогаешь все время... Тогда объясни, почему?
       Вопрос застал разволновавшуюся Анну врасплох. И она допустила еще одну ошибку в своем поведении:
       - Я ничего не собираюсь объяснять.
       - Нет, дорогая мамочка, объясниться придется. Теперь я уверен, что ты что-то скрываешь от меня, - ухмыльнулся Ник и добавил, сам того не подозревая, настолько он был близок к истине: - А может не только от меня, но и от всех нас, а?
       От таких слов у Анны начали подкашиваться ноги, и она почувствовала, что вот-вот лишится сознания. Собрав последние силы, она еле слышно промолвила:
       - Позови, пожалуйста, отца и Алекса.
       Ник не на шутку испугался разительной перемене в лице матери и тому голосу, с которым она прошептала последние слова. Он покорно направился наверх и позвал отца с братом. А тем временем Анна шатающейся походкой добралась до дивана в гостиной, кутаясь в домашний халат от озноба, который начал ее бить.
      - Что у вас тут происходит, - озабоченно поинтересовался вошедший Питер сонным голосом. Минуту спустя в дверном проеме показался Алекс, едва успевший принять душ.
       Анна всех окинула молящими глазами полными слез, прежде чем обратилась к старшему сыну:
       - Видит Бог, ты сам вынудил все рассказать.
       - Анна, ты можешь вразумительно объяснить, что случилось? - теряя самообладание, спросил ничего не понимающий муж и сел напротив нее в кресло.
       - Да, но только вам всем придется набраться терпенья, и, по возможности, не перебивайте меня, - тяжело вздохнув, ответила она. - Дело в том... все дело в том, что Ник влюблен в Нэнси...
       - Это и так известно, - пожал плечами Алекс. - Только слепой мог этого не замечать.
       - Алекс, я же просила не перебивать меня, - взмолилась Анна.
       - Извини, мама, - виновато промолвил младший сын.
       - Я давно пытаюсь убедить Ника, чтобы он забыл о ней и не питал надежды, что когда-нибудь она может стать его женой.
       - Жизни все случается, мама, - на этот раз перебил ее Ник.
       - Да не можешь ты на ней никогда жениться, потому... потому что она - своя сестра! - в сердцах выпалила она. Сейчас ей уже было все равно, что станет с ее собственной семьей ради сохранения семьи дочери.
       Ее слова возымели эффект разорвавшейся бомбы. Питер молча снял очки и начал протирать их бумажной салфеткой, достав ее из кармана джинсов. Алекс растерянно огляделся по сторонам и присел на подлокотник дивана. И только Ник продолжал стоять, словно окаменелый. Первым от новости пришел в себя Питер и спросил:
       - Ошибки быть не может?
       - Нет, - покачала головой Анна, - я узнала Катерину, а она - меня.
       Вдруг Ник разразился гомерическим смехом:
       - Ха-ха-ха... Откуда у тебя взялась дочь?! Что ты еще придумала?
       - Это чистая правда... Питер, - обратилась она к мужу, - я знаю, что очень виновата перед тобой. Мне столько лет пришлось от тебя скрывать правду не только о рождении дочери там, в Советском Союзе, но я еще солгала тебе, что я - сирота. Это не так: мои родители сами отказались от меня, когда узнали о моей беременности... И мне пришлось ехать в Ригу, к тете, рожать ребенка. О продолжении учебы матери-одиночки не могло быть и речи, поэтому я отказалась от дочери.
       - Но ты сказала, что узнала Катерину? - уточнил Питер.   
       - Да, верно. Мы с ней лежали в одной палате. На ее руках во время кормления умер ребенок - девочка родилась очень слабой. И у нее возник план: поменяться девочками, зная, что я собираюсь отказаться от дочери.
       - И кто же отец Нэнси? - спросил муж с нотками ревности в голосе.
       - Один польский музыкант, который учился в Москве.
       - Извини, но я задам еще один вопрос: почему ты не вышла за него замуж?
       - Мне тогда еще не было восемнадцати, и по закону без согласия родителей брак не зарегистрировали бы. А мой отец был категорически против этого брака. Когда же узнал про беременность, то и вовсе отказался от меня. И маму заставил... - не в силах больше продолжать рассказ, Анна горько разрыдалась.
       Реакция сыновей от услышанного была диаметрально противоположной: Алекс подсел ближе к матери и стал гладить ее по плечу. Ник выслушал историю рождения Насти, с каждым словом осознавая ужас собственного положения: все эти годы он, оказывается, был влюблен в собственную сестру:
       - Да ты знаешь, кто после всего?! - и он набросился на Анну, размахивая кулаками в воздухе.
       - Не смей так разговаривать с мамой! - попытался остудить его пыл Алекс.
       - Ах, ну да, мой младший брат, ты всегда был защитником мамы. А сейчас еще пытаешься читать мне нравоученья?! Вот только представь себя на мое место: как мне жить дальше?!
       В доме наступила томительная пауза.
       - Ник прав, - продолжая всхлипывать, согласилась Анна, - мне, наверно, нет прощенья. Я виновата перед всеми вами... Я пойму и приму любое ваше решение. Если ты, Питер, решишь расстаться со мной, я не в праве осуждать тебя...
      - Почему ты решаешь за меня? - возмутился Харрисон. - Ты достаточно страдала, и тебе было нелегко скрывать правду все эти годы... Что касается меня, я не намерен причинять еще одну боль тебе.
      - Папа, ты ее прощаешь?! - ужаснулся Ник.
      - Никто не в праве судить твою мать, кроме Всевышнего, - спокойно ответил Питер. - А тебе я бы посоветовал сменить тон и не думать только о себе.   
      - Вы еще и эгоиста из меня сделали?! Замечательно! - артистично захлопал он в ладони. - После всего что я увидел и услышал, я не могу оставаться в этом сумасшедшем доме. Я ухожу! Прощайте!
      И с этими словами он выбежал из гостиной. Анна с испугом посмотрела на мужа. Ее первым желанием было во что бы то ни стало остановить сына, но ноги стали ватными и она, попытавшись встать, ту же секунду зашаталась и снова опустилась на диван. Осознав, что может произойти непоправимое, она попросила родных:
      - Не дайте ему пойти к Карельских. Она ведь ничего не знает и... не должна знать.
      - Ну, я не думаю, чтобы Ник в таком состоянии захотел увидеть Нэнси, - рассудил Питер. - И потом, почему ты не хочешь рассказать ей всю правду?
      - Нет-нет! - испугалась Анна. - Настя никогда не поймет и не простит меня. И я потеряю ее на этот раз навсегда.
      - С чего ты взяла? - вмешался в их разговор Алекс и заверил мать. - Нэнси, я уверен, все поймет.
      - Я дала слово...
      - Кому?
      - Катерине. Она воспитала Настю в духе бескомпромиссности и убедила меня, что так будет лучше для всех нас.
      - Понятно, - выдохнул Алекс. - Это она боится, что Нэнси не простит ее за молчание.
      - Не нам судить Катерину, сынок, - покачала головой Анна. - Я ей благодарна за все, что она сделала для Насти. Моя девочка ни в чем не нуждалась, получила хорошее образование, чего я никогда не могла бы дать ей в той стране.
       - Решать, конечно, тебе - подытожил спор муж, вставая с кресла. - Хотя я лично на стороне Алекса. Ложь никогда не доводила до добра, равно как и сокрытие правды.
       Питер остро ощутил необходимость побыть одному. Ему стоило немало усилий до конца разговора внешне сохранить спокойствие. Видя состояние жены, он пытался скрыть свое собственное. Но теперь, когда он остался один в своем кабинете, ему нужно было время, чтобы осмыслить все происшедшее. Изменились ли его чувства к жене? На этот вопрос он мог с уверенностью ответить, что нет. Харрисон давно понял, что он - однолюб и всегда благодарил Всевышнего, что ему послана Анна, прекрасная жена и мать его сыновей. Однако в памяти все отчетливее начали всплывать первые месяцы их супружеской жизни. Анна была несколько холодна в постели, никогда не признавалась ему в любви, хотя с первых дней проявила себя рачительной хозяйкой с безукоризненным вкусом, которым она начали обустраивать их дом. Он находил множество оправданий ее замкнутому характеру: психологические трудности из-за переезда в чужую страну, расставание с друзьями, особенности национальной ментальности, личным темпераментом. Но со временем Анна становилась более внимательной к настроению мужа, улыбка все чаще появлялась на ее лице при встрече мужа, а дом наполнился ее звонким смехом...

 
     Студенту факультета русской филологии Монреальского университета Питеру Харрисону больше других претендентов повезло поехать на стажировку в Московский государственный университет. Решающую роль при рассмотрении кандидатур в советском Посольстве в Канаде, несомненно, сыграла одна фраза в его анкете - в графе "род занятия" отца было указано: третий секретарь коммунистический партии Канады.
     В Москву он прилетел холодным февральским утром. Его встретила молодая женщина, сотрудница кафедры русского языка, и они сразу отправились университет. Здание МГУ оказало неизгладимое впечатление своим величием на молодого канадца. Россия дала миру не только великих писателей, но и зодчиев", - подумал он, поднимаясь по ступенькам. Когда все формальности с оформлением были закончены, декан факультета торжественно вручил Питеру студенческий билет. И  Харрисон с головой окунулся в учебу, изучая творчество Достоевского, самого популярного и читаемого в те годы в Канаде русского писателя. А несколько дней спустя он познакомился в библиотечном зале университета с русской студенткой Аней Меньшовой, прекрасно владеющей английским языком. Аня готовилась к защите дипломной работы, по иронии судьбы, тоже по Достоевскому с той лишь разницей, что исследовала стилистические особенности перевода его произведения "Братья Карамазовы" на английском языке. Питер и Аня сразу нашли общие темы для общения, и если с каждым днем молодой канадец все больше влюблялся в русскую девушку, то Аня рассматривала долговязого худощавого "очкарика", как она за глаза прозвала его, только как интересного собеседника. Все, кто вольно или невольно стали свидетелями их дружбы, одобряли ее, видя лишь положительные стороны: отличница и комсомолка  с безукоризненной репутацией она стала переводчиком и гидом по Москве для иностранного студента, глазами и устами которой он объективно представил бы преимущества социалистического строя перед "загнивающим" капитализмом...
     На первомайскую демонстрацию Аня предложила Питеру пойти в колонне вместе со всеми студентами МГУ по Красной площади. Харрисон не был сторонником "массовых акций", как он называл пикеты, митинги и демонстрации, став однажды в Монреале свидетелем разгона студенческого шествия полицейскими. Тогда пострадали десятки молодых людей, среди которых были и его друзья. Однако предложение Ани он принял с радостью, но с условием, что после демонстрации она пойдет с ним гулять в парк.
      - Ну, хорошо, - согласилась Аня. - Только ненадолго, Питер. Мне еще надо дописывать дипломную работу.
      Атмосфера Первомая настолько увлекла Питера, что он сначала чуть было не забыл о своем плане: признаться Ане в своей любви и сделать ей предложение. И только выйдя из метро на станции Парк Культуры, он впервые позволил себе взять ее под руку. Аня чуть напряглась, но не оттолкнула его, и они направились в парк. Питер угостил ее мороженым "Эскимо", которое обожал сам, удивляясь в первые дни своего пребывания в столице, как это в мороз москвичи едят мороженое вместо того, чтобы пить горячительные напитки типа пунша, как делают канадцы.
     Они медленно прогуливались по тенистой аллее, когда до задумавшейся о чем-то своем Ани донеслись слова Питера:
     - Анна, мне надо многое тебе сказать, - заметно волнуясь, начал он. - Пожалуйста, обещай мне, что ты все серьезно обдумаешь и только потом дашь свой ответ.
     Меньшову прежде всего насторожил сам тон, каким говорил Харрисон.
     - Я давно хотел признаться, что ты самая не обыкновенная девушка, которую я встречал в своей жизни... и я сразу влюбился в тебя, - он положил свои огромные руки с длинными тонкими пальцами на ее плечи и слегка развернул Аню к себе так, чтобы видеть выражение ее глаз. - Аня, я люблю тебя и прошу выйти за меня замуж.
     Аня от неожиданного признания лишилась дара речи. Для нее Питер был всего лишь студентом-сверстником, с которым ей было интересно общаться на разные темы, дискутировать о русской и английской литературе и совершенствовать свой английский. Однако она, видит Бог, ни разу даже в мыслях не рассматривала его в качестве кандидатуры в женихи. Тому была веская причина: рана на ее разбитом сердце все не заживала и она так никем и не увлеклась после расставания с Мареком, поэтому для себя Аня давно решила, что, если и выйдет за кого-нибудь замуж, то только по расчету и с одним единственным желанием - навсегда покинуть Советский Союз. Но Питер за все время их знакомства ни разу не намекнул о своих чувствах к ней.
    - Почему ты раньше не признался?! - вырвалось у нее, и Аня испугалась собственного выкрика.
     - Я... я полагал, что такая девушка, как ты не обратит на меня внимания. Но, кажется, у тебя никого нет, правда?
    - Да, Питер, ты прав.
    - Ну, так как? Ты обещаешь мне все серьезно обдумать, прежде чем дать свой ответ?
    - Нет, не обещаю, - с едва заметной улыбкой на лице ответила она, - я согласна стать твоей женой.
    Питер был неимоверно счастлив: самая умная и красивая девушка МГУ будет его женой. Проводив Аню до студенческого общежития, он чуть ли не бегом отправился на почтовое отделение и отправил телеграмму родителям с сообщением, что женится. А потом еще долго бродил по праздничной ночной Москве, где на каждом углу слышалась музыка, и его душа готова была подпевать столице.
    Что же касается Ани, то она не могла заснуть до самого рассвета, благодаря Всевышнего, что ее желание покинуть эту страну наконец-то сбудется, и она забудет все, что ей пришлось пережить, как страшный сон... 
      


27.
    Приготовления ко дню рождения Насти были в самом разгаре. Все трое женщин, сама именинница, Катерина Васильевна и Мэри, хлопотали по дому с раннего утра. Вилли и Женя по-деловому суетились в предвкушении праздника. Свои подарки они спрятали в надежном месте, чтобы мама их случайно не обнаружила раньше времени.
    Накрывая большой обеденный стол в столовой, Настя вдруг поймала себя на мысли, что сравнивает нынешний с предыдущими своими днями рождения в Виннипеге. "Да, - мысленно улыбнулась она сама себе, - главная проблема рассадить гостей". Такого количества друзей ей еще ни разу не довелось приглашать в свой дом. Сбылась ее мечта: собрать всех их друзей за одним большим столом.
    Первыми в дверь позвонили пунктуальные Зимины, и мальчики сразу пошли во двор играть с Олесей. К тому времени, не дождавшись "официальной" части, они уже вручили свои подарки Насте: рисунки в форме поздравительных открыток, которые они научились делать в детском саду. Следом подъехали Артур и Лиза. Настя с радостной улыбкой наблюдала за располневшей подругой - через месяц ей предстояло стать матерью. Пока подруги обменивались комплиментами - кто нас похвалит, если не мы сами себя, как любила повторять Лиза, Катерина Васильевна, Елена Петровна и Марина о чем-то оживленно беседовали в гостиной. Мужчины удалились в кабинет Андрея и оттуда доносились то громкие голоса, то раскатистый смех. Все ждали прихода Харрисонов, которые отчего-то задержались. "Ну, где же они?" - уже не в первый раз мысленно спрашивала себя Настя. Стол был давно накрыт, а гости с нетерпеньем ждали, когда начнут поздравлять именинницу.
     Наконец Карельских не выдержала и позвонила Харрисонам:
     - Аня, мы вас заждались. Вы где?
     - Прости, - извинилась Анна, - но мы не сможем приехать сегодня.
     - У вас что-то случилось? - встревожилась Настя. Голос подруги был едва узнаваемым: слова доносились отрывисто, словно она отвечала после долгого бега или пыталась скрыть свое волнение.
     - Ничего особенного. Просто у меня разболелась голова. Извини, но мы заедем в другой раз, - и, не прощаясь, повесила трубку.
     - Я ничего не понимаю, - пробормотала она про себя и вернулась в столовую, где уже собрались все гости с подарками.
     - Ты будешь приглашать гостей к столу, в конце концов? - нетерпеливо шепнула ей мать.
     В ответ Настя лишь растерянно кивнула головой. Видя, что праздник начался без Харрисонов, у Катерины Васильевны приподнялось настроение. Она всегда ревностно относилась любому приходу Анны. А сегодня был один из тех редких случаев, когда в доме собрались только те друзья дочери, которым она была рада.
     Весь вечер все шутили, веселились, Илья Семенович играл на новой гитаре, недавно купленной для домашних вечеринок - у него был свой излюбленный репертуар старинных русских романсов и советских песен.
     Расходиться гости начали, когда за окном уже стемнело. Мэри помогла Насте убрать со стола, которую все время преследовало тревожное чувство за Харрисонов. Было странно, что никто из них не позвонил сам поздравить ее с днем рождения, чего никогда прежде не бывало. Ник и Алекс даже поздравляли, находясь за границей, а тут - ни слова. Решение поехать к ним возникло спонтанно и Карельских уже нельзя было отговорить увидеться с Анной в столь поздний час.
     - Я скоро вернусь, - бросила она родным, снимая с крючка в прихожей ключи от своей машины.
     - Ты куда?! - в один голос удивленно спросили муж и мать.
     - К Ане, - и за ней захлопнулась входная дверь.
     По дороге она еще раз проанализировала события уходящего дня и убедилась в своей правоте: у Харрисонов что-то случилось и это что-то очень серьезное.
   

    Анна лежала в своей спальне, чтобы не столкнуться случайно с Ником,  заехавшим еще днем собрать свои вещи. С того самого утра, когда ей пришлось во всем признаться родным, мать и сын не виделись. Сначала она очень обрадовалась приходу Ника, полагая, что он простил ее и решил вернуться домой. Однако он даже не взглянул на нее, сухо объявив брату, что пришел за своими вещами. Анна была на грани истерики и, чтобы не случилось еще большей беды, поднялась в свою спальню. Положение усугублялось еще и тем, что в доме не было Питера, человека, на которого она теперь молилась день и ночь. Муж простил ее обман и ни разу больше не вернулся к этому разговору. Она открыла это благородное качество в муже и теперь боготворила его. Но оттого сейчас ей еще труднее было признаться ему в любви и выразить слова благодарности...
      Звонок Насти застал ее врасплох. Конечно, она собиралась пойти к Карельских. Подарок, который они выбирали с мужем задолго до ее дня рождения, был упакован и лежал в прихожей. Однако приход Ника спутал все ее планы. От нервного напряжения у нее разболелась голова настолько, что не помогли даже выпитые таблетки. Анна ждала и молилась, чтобы либо Ник поскорее ушел, либо муж вернулся с деловых переговоров. Сбылось второе желание: Питер вернулся раньше, чем ушел сын.
      - Как живешь, сын? - поинтересовался Харрисон-старший, войдя в его комнату.
      - Пришел за своими вещами, - кратко пояснил тот, судорожно перебирая вещи в шкафу.
      - Уверен?
      - В чем?
      - Что поступаешь правильно?
      - А как прикажешь поступить? - на все вопросы отца он отвечал вопросом.
      Питер понял, что сын еще не готов ни на спокойное общение, ни тем более понять и просить мать. Он тяжело вздохнул и молча вышел из комнаты сына…
      Настя оставила свою машину не во дворе Харрисонов, как это делала всегда, а на улице: в их доме она задерживаться не планировала. Не успела она дотронуться до кнопки звонка, как дверь распахнулась, и на пороге возник Ник.
     - Ник?! - радостно воскликнула Настя от неожиданной встречи со старшим сыном Харрисонов, которого не видела со дня рождения дочери. - Добрый вечер!
      То, как себя повел он, поразило ее. Ник отпрянул от двери, а глаза выражали ужас, словно перед ним возник призрак. И в ту же секунду он выскочил из дому и бросился к своей машине, держа в руке большую спортивную сумку.
      Настя, немного поколебавшись, сама вошла в дом. Она твердо решила выяснить, что случилось у Харрисонов.
      - Привет, Нэнси! - от слов Алекса в полумраке холла она слегка вздрогнула.
      - Мама дома? – вместо приветствия спросила она.
      - Да, она наверху. Тебя проводить?
      - Нет, спасибо. Я сама, если позволишь.
      И она быстро взбежала по лестнице на второй этаж и нетерпеливо постучала в дверь спальни. Анна медленно встала с кровати:
      - Входи, Алекс, я не сплю.
      - Это не Алекс. Это я, - ответила Настя.
      - Настя?! Поздравляю с днем рождения! - обрадовалась она и обняла именинницу. - Пойдем вниз, там твой подарок.
      Они вместе вышли из комнаты. Настя, не удержавшись, спросила:
      - А что с Ником?
      - ?
      - Он шарахнулся от меня как от приведения.
      - Он что-нибудь сказал тебе? - осторожно поинтересовалась Анна.
      - Нет, даже не ответил на мое приветствие. Скажи, пожалуйста, что у вас произошло?
      - Н-ничего, - заикаясь, вымолвила она.
      - Неправда! - вспылила Настя. - Я же все видела. Если ты мне сейчас не расскажешь, я... мы больше не друзья.
      Анна хранила молчание.
      - Ты... ты по-прежнему ничего не хочешь мне сказать?! - давила Карельских. - Ну, что ж... Значит, ты предпочла молчание нашей дружбе? Тогда я ухожу, Аня. И, я клянусь, что больше не потревожу ваш дом своим приходом.
      - Нет! - закричала в отчаянии Анна, - Только не это!
      - Да что с тобой, Аня?!
      Та предложила пройти в комнату для гостей.
      "Только не это! Второй потери я не перенесу", - стучало в ее мозгу, а вслух еле слышно прошептала: - Господи, дай мне силы...
     Они присели на застеленную шелковым покрывалом кровать, и в комнате воцарилась долгая тягостная пауза.
     - Так что же у вас случилось?
     - Ник решил уйти из дому, - слабым голосом ответила Анна.
     - И только?! - удивилась Настя. - Но он уже взрослый мужчина и нет ничего трагичного в его решении.
     - Да, - согласилась она, - мне, наверное, нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью...
     - Аня, - перебила ее Карельских, - а почему он так среагировал на мой приход?
     - Я... я не знаю, - поколебавшись, произнесла Харрисон.
     - Понятно! - вставая, заключила Настя и направила к двери. - Откровенного разговора у нас не получилось.
     - Настя! - сорвавшись на крик, позвала она Настю. - Не уходи! Ну, хорошо... Видит Бог, что ты сама меня вынудила...
      "Господи! Да что это с ней сегодня?!" - изумилась Настя насколько спокойная и уравновешенная подруга не в состоянии совладать своими эмоциями.
      - Присядь, - заламывая руки, попросила она. - Обещай, нет, поклянись, что ты не изменишь ко мне отношения после... после всего, что услышишь сейчас.
     - Да что с тобой?! - спросила Карельских, но на самом деле ей не терпелось узнать всю правду.
     - Наверно, пришло время тебе знать, что я... твоя мама..., - и Анна в ужасе замолчала. По ее осунувшемуся за последние дни лицу покатились крупные слезы.
     На неудачную шутку сказанное не было похоже. Однако в первую минуту Настя смотрела на ее с застывшей улыбкой на лице. И все же она спросила вслух:
     - Это шутка?
     - Нет, Настенька, это чистая правда. Ник... и все мои уже знают. Вот потому он так отреагировал.
     Анна собралась с последними силами и сбивчиво поведала все, что произошло почти четыре десятилетия назад в палате рижского родильного дома. 
     - Нет-нет, - с жаром возразила Настя, - тут какая-то ошибка. Моя мама Катерина Васильевна, а мой папа Борис Матвеевич Жаворонков. Можешь спросить у мамы.
     - Она не будет отрицать. Послушай меня, доченька...
     Анна сквозь слезы попыталась объясниться с Настей, но та раздраженно перебила ее:
     - Не называй меня так! Ни-ког-да! Я не твоя дочь.
     - Ты... ты прости меня, Настенька, за все. Я была слишком молода, глупа. Да, я смалодушничала тогда, но позже, осознав свою ошибку, стала молить Всевышнего помочь найти тебя. И судьба сжалилась надо мной: ты сама приехала ко мне. Я тогда еще ни в чем не была уверена. Но как только увидела Катю, мы с ней узнали друг друга, и уже нет никаких сомнений в том, что именно ты и есть моя дочь.
     Первое, что хотелось сделать Насте, заткнуть уши и ничего не слышать. Но какое-то внутреннее сопротивление мешало этому, а руки были опущены словно плети. Потом появилось желание бежать из дома Харрисонов, но все тело стало ватным и непослушным. А вскоре голова пошла кругом от услышанной истории и она испугалась, что не сумеет добраться самостоятельно домой. Опершись ладонями в кровать, она сделала усилие и встала.
     - Настя, ты ненавидишь меня, да? - с отчаянием в голос спросила Анна. - Но я умоляю тебя, не бросай меня! Неужели ты никогда не сможешь простить меня?!
     - Аня, мне пора, - стараясь не смотреть на нее, сказала Настя.
     - Но ты же не бросишь меня?! - с надеждой переспросила она.
     Ответа не последовало и, не прощаясь ни с кем, Карельских  покинула их дом. 
     Сев в машину, она обняла дрожащими руками руль и положила на них голову. И только сейчас она заметила, что ее всю трясет. "Господи, - взмолилась она, дай мне силы добраться до дому!" Но тут же ее испугала другая мысль: как она должна повести себя дома. Притвориться, что она ничего не знает - это не в ее характере. Она все равно выдаст себя очень скоро, так как с детства ненавидела обман и не умела лгать. Признаться? Но как? Маму с ее слабым сердцем, без сомнения, это может добить. И это пугало ее больше всего. А еще предстояло все объяснить мужу и рано или поздно друзьям. От всего этого Настя пребывала в глубоком шоке...
      Было далеко за полночь, когда Настя тихонько отворила входную дверь, еще издали заметив, что в доме погашены все огни. Она крадучись прошла на кухню и включила свет. Хотелось пить. На столе стоял графин с апельсиновым соком, и, налив в стакан, она залпом осушила его до дна. Затем все также стараясь не шуметь, она прошла в темную гостиную.
      - Где ты была?
      От вопроса Катерины Васильевны, Настя застыла на пороге.
      - Я думала, ты уже спишь, - виновато сказала она и щелкнула выключателем.
      - Ты хорошо знаешь, что я не засну до твоего прихода, - укоризненно покачала та головой.
      Настя присела на корточки перед креслом, в котором сидела Катерина Васильевна, и щекой, как делала в детстве, потерлась об ее колени.
      - Мамочка моя родная, - прошептала она, - я так тебя люблю. Спасибо тебе за все, за все...
      - Ты все знаешь?! - догадалась ее мать.
      Тут Настя заметила, как слезы рекой текут по ее лицу, отчего и мамин домашний халат стал влажным. Она подняла голову и с благодарностью заглянула ей в глаза:
      - Да, мама. Но это ничего не меняет. Наоборот, я еще больше люблю тебя.
      - Это ты сейчас так говоришь, - печально вздохнула Катерина Васильевна. - А потом... потом ты уйдешь к ней?
      - Не говори так, пожалуйста, никогда. Ты - моя мама, единственная, родная. Ты растила меня, воспитывала, учила, и я никогда не брошу тебя, слышишь?
      - А как же она? - допытывалась она, избегая даже имени Анны.
      - Не знаю, - честно призналась Настя.
      - Ладно, уже поздно, пойдем спать, - предложила мать, вставая и обнимая Настю за плечи. - У тебя был тяжелый день. А завтра тебе еще и на работу.
      - Спокойной ночи, мамочка.
      Карельских проводила маму до ее комнаты и горячо поцеловала в обе щеки.
      "Мама права, - мысленно согласилась она с ней. - Не мешало бы выспаться". Ведь назавтра, наконец-то, планировалось ее фирмой начать отгрузку закупленных для России компьютеров.





28.
    Настя проснулась по будильнику и почувствовала, как у нее раскалывается голова, вдобавок ее всю бил мелкий озноб. "Не хватало еще заболеть", - пробурчала она, спускаясь в кухню, где Андрей уже допивал свой кофе.
      - Доброе утро! - и он внимательно следил за движениями жены в ожидании объяснений.
       - Доброе, Андрюша, - тихо ответила Настя, кутаясь в домашний халат.
       - Тебе нехорошо? - обеспокоено спросил муж.
       - Да, что-то знобит, - призналась она, усаживаясь напротив него на высокий табурет с чашкой горячего чая в руках.
       - Ты вчера вернулась поздно... - не зная как начать разговор, промолвил Андрей.
       - Андрей, давай обо всем поговорим вечером, ладно? - как можно мягче, попросила Настя. Пересказывать все, что она узнала накануне в доме Харрисонов, у нее не было ни сил, ни желания, ни времени. - Я спешу на работу.
       Перед уходом из дому она на цыпочках подошла к двери маминой комнаты. Оттуда доносилась тишина и она, убедившись, что мама еще отдыхает, быстро покинула дом.
       На работе ее ждал еще один сюрприз: Мэйсон поджидал Карельских у ее кабинета, держа папку с документами в руках. Поздоровавшись, он сразу перешел к делу:
       - Я только что звонил в наш банк, деньги за компьютеры еще не поступили.
       - Ошибки быть не может? - снимая пиджак, спросила Настя.
       - Я могу съездить туда, - предложил он.
       - Да, так будет лучше. И захвати с собой копии факса о переводе денег с московского счета. Там могли что-то напутать, - согласилась она.
       Пока отсутствовал Мэйсон, Карельских пыталась найти объяснение, почему деньги, переведенные из московского банка три дня назад, судя по сообщению факса,  до сих пор не получены в Канаде. Она достала из папки нужные бумаги и еще раз стала внимательно их изучать. Копия банковского перевода выглядела подлинной, все числа  четко видны, так что с этой стороны ошибки быть не могло. Оставалось только ждать возвращения Мэйсона или же действовать самой. Настя выбрала второе и набрала московский номер телефона.
       - Алло, - ответили ей женским голосом.
       - Могу я поговорить с господином Фишкиным? - спросила Настя.
       - Его нет.
       - Простите, с кем я говорю? - поинтересовалась она.
       - Его секретарь. А Вы кто?
       - Его канадский партнер. И когда он вернется?
       - Сегодня уже вряд ли... - последовал ответ.
       - Ясно. Я перезвоню завтра, - и в сердцах бросила трубку телефона.
       "На самом деле ничего неясно", - констатировала Настя про себя, продолжая свои размышления. Вдруг зазвонил ее сотовый телефон.
        - Миссис Карельских, - голос Мэри звучал не на шутку напуганным. - Вашей маме плохо с сердцем. Я вызвала врача, но она просит приехать Вас...
        - Еду, - коротко ответила она и покинула офис.
        У ворот их дома уже стояла машина их семейного доктора. Патрик Лоу был рекомендован Карельских Харрисонами, как один из самых лучших семейных врачей в Виннипеге.
        - Что с мамой?! - с порога набросилась Настя на Мэри.
        - Утром во время завтрака я заметила, что она очень бледная и посоветовала ей прилечь... - отрывисто, всхлипывая, начала пояснять служака. - Она ушла к себе, и все было тихо до самого обеда... Тогда я постучала к ней, но она не ответила... А когда я приоткрыла дверь, то... увидела...
       Что она увидела, Мэри досказать не успела, так как из комнаты Катерины Васильевны вышел доктор Лоу:
       - А, миссис Карельских, Вы уже здесь...
       - Как она, - тихо, боясь услышать нечто страшное, спросила она.
       - У Вашей мамы, похоже, обширный инфаркт. Я вам настоятельно рекомендую сейчас же отправить ее в больницу.
       - Мэри, вызывай неотложку, - попросила Настя и вновь обратилась к доктору: - Скажите, это очень опасно?
       В ответ тот лишь молча пожал плечами.
       "Нет! С мамой ничего не случится!" - убеждала себя Карельских, провожая врача до ворот. - "Только не сейчас! Мамочка, милая моя, ты же не можешь меня бросить именно сейчас, когда ты мне так нужна..."
       В госпиталь св.Бонифация Катерину Васильевну карета "скорой помощи" доставила менее чем за полчаса. Следом туда же приехала на такси и Настя - вести свою машину она не решилась. Обследование заняло еще пару часов, которые для нее показались целой вечностью, и лишь после этого ее пригласили в кабинет врача-кардиолога и сообщили, что у ее мамы обширный инфаркт и необходим полный покой. Потом врач поинтересовался, чем могла быть вызвана болезнь, не волновалась ли пациентка в последнее время.
      - Похоже, миссис Карельских, - размышлял пожилой доктор, чье имя Настя даже не запомнила, хотя и прочитала табличку на двери его кабинета, - ваша мать перенесла какое-то сильное потрясение. У нее полная апатия, если не сказать большего, то есть глубокая депрессия.
      - Можно мне к ней? - вместо объяснений спросила Настя.
      - Нет-нет, ни в коем случае. Не сегодня, - отрицательно покачав головой, решительно заявил он.
      - Доктор, - взмолилась она, - сделайте, пожалуйста, все возможное и невозможное, но спасите мою маму...
      Не в силах больше говорить, она разрыдалась.
      - Ну-ну, возьмите себя в руки, - ласково потрепав ее по плечу, попытался он успокоить Карельских и на прощанье пообещал: - Мы будем делать все от нас зависящее. А Вам лучше поехать домой и отдохнуть. Завтра, я полагаю, картина более прояснится.
     Настя медленно брела по улицам вечернего Виннипега, думая только о маме. Начиналась гроза, и пешеходы торопливо спешили укрыться от нее, на ходу раскрывая зонтики. Карельских, казалось, ничего вокруг себя не замечала и, потеряв ориентацию во времени, все также медленно двигалась по направлению к своему дому, где ее еще ожидало объяснение с мужем.
     - Мне уже все известно, - стоя на крыльце в ожидании жены, сообщил Андрей.
     Не в силах говорить, Настя уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась:
     - Это я во всем виновата, только я одна виновата... - не обращая внимания на грозу и изрядно промокнув, твердила себе.
     - Ну-ну, перестань, - попытался он успокоить Настю и, взяв ее за локоть, завел в дом.
     - Нет, Андрей, - решительно покачала она мокрой головой, - во всем, что случилось с мамой, только моя вина.
     И она, продолжая плакать, призналась ему во всем, что сначала узнала у Харрисонов, а потом о ночном разговоре с мамой. Андрей был не меньше жены шокировал признанием Анны, но никого не стал осуждать в случившемся. Главное, считал он, чтобы Катерина Васильевна поправилась как можно быстрее, а его жена перестала винить во всем себя.


     Мэйсон вернулся в офис после обеда, но, к своему большому удивлению, не застал Настю на рабочем месте. Тогда он набрал номер ее сотового телефона и тут же услышал знакомую мелодию, доносившуюся из ее кабинета - спешке Карельских забыла его на рабочем столе. Он решил зайти к Гордане, узнать, куда вышла Настя. Та ничего вразумительно объяснить не смогла, сказала только, что Нэнси срочно уехала домой. Вернувшись в свой кабинет, Мэйсон набрал домашний телефон Карельских. От новости, которую он услышал от Мэри, ему стало не по себе. "Бедная Нэнси, - вздохнул Мэйсон, - еще этого ей не хватало..." После того, что ему удалось узнать в банке, где он встретился с менеджером банка, он не знал, как сообщить обо всем Карельских. Там лишь подтвердили то, о чем уже сообщали ранее по телефону: денежный перевод на счет фирмы "Си энд Эйч" из России не поступал. Переданные ему копии квитанции, полученные по факсу, были им внимательно изучены, но никак не проясняли сложившуюся ситуацию. Видя растерянность в глазах посетителя, менеджер пообещал позвонить в московский банк и попросить еще раз прислать подтверждение о переводе денег. Мэйсону ничего не оставалось, как слоняться по коридору банка добрых полтора часа. Наконец, его вновь пригласили в комнату и молча протянули распечатанное на принтере письмо, полученное из Москвы по электронной почте. В нем говорилось, что запрашиваемого банковского счета не существует, и никакие денежные операции не производились. Ответ был напечатан на фирменном бланке банка, внизу подпись управляющего и печать.
     Но всего этого он не успел рассказать Насте, отчего еще больше переживал. Интуитивно он чувствовал, что время работает против них: пять сотен компьютеров уже на пути в Россию и что-нибудь изменить практически невозможно. "Невозможно? А почему, собственно, невозможно? - размышлял Дюваль, глядя в окно. - Все еще можно изменить". И с этой мыслью он сел за свой письменный стол и включил компьютер. Через минуту на экране высветилось расписание судна, на котором был отправлен товар. Первым значился французский порт Гавр. Глядя на монитор, Мэйсон прищурил глаза и провел руками по густым волосам. В голове вырисовывался план действий, и в следующую секунду на экране появилось расписание самолетов из Канады во Францию. "Остается снять груз и отправить его обратно", - заключил он, о чем и надо будет сообщить Карельских завтра...
     Однако наутро Настя в фирме не появилась. Она лишь позвонила секретарю и сообщила, что не может прийти.
      - Настасия, - услышала она взволнованный голос, - Мэйсон ожидает тебя со вчерашнего дня. Дозвониться до тебя невозможно, так как ты оставила свой телефон на рабочем столе.
     "Черт! - выругалась Настя в душе. - Я о нем совсем забыла..."
     - Хорошо, - пообещала она Гордане, - я постараюсь заехать во второй половине.
     - Настасия, у тебя все в порядке? - осторожно спросили на том конце.
     - Маму положили в больницу, - коротко объяснила она и, не в силах продолжать разговор, повесила трубку.
     По дороге на работу Андрей отвез Настю в больницу, опасаясь, что она не сможет самостоятельно везти машину. С детьми осталась Мэри, которую Карельских уговорили пожить в их доме до полного выздоровления Катерины Васильевны.
     - Уверен, маме уже лучше, - на прощание сказал он и поцеловал жену.
     Она не без труда нашла кабинет врача-кардиолога, с которым разговаривала накануне, и постучалась в дверь. Но, похоже, за ней никого не было. Тогда она осторожно подергала ручку - кабинет был заперт. Теряя терпенье, она кинулась к соседнему кабинету и чуть не сбила с ног выходящего оттуда знакомого врача.
     - А, это Вы? - ловко увернувшись от столкновения, проговорил он.  - Ну, что ж... давайте пройдем ко мне.
     - Что с моей мамой? - наконец выдавила Настя из себя вопрос, ответ на который мог быть либо обнадеживающим, либо... Нет! О другом ответе она запретила себе даже думать.
     - Мы делаем все возможное, но пока без изменений, - сухо ответил доктор.
     - Можно мне к ней? - нетерпеливо спросила Карельских.
     - Нет, - покачал он головой. - Не сегодня...
     - Но Вы обещали вчера, что я смогу увидеть свою маму, - перебила она.
     - Я объясняю: пока не будет улучшения, это невозможно.
     - Вы ничего не понимаете! - срываясь на крик, вскочила со стула Настя. - Мне необходимо увидеть ее сегодня.
     - Успокойтесь, - как можно спокойнее продолжил врач. - Миссис... э...
     - Карельских, - подсказала она.
     - Вы, миссис Карельских, сейчас сами на грани истерики. Так что Ваше посещение может только навредить Вашей матери.
     - Скажите, доктор, а Вам известны случаи, когда присутствие близких рядом с больным помогало им победит недуг?
     Это бы ее последний аргумент. Он молча изучал лицо собеседницы и покусывал тонкие губы.
     - Хорошо, - после паузы сдался врач. - Я разрешу только при одном условии: Вы должны пообещать, что сначала полностью успокоится. Посидите тут у меня, пока я не вернусь.
     - Спасибо большое, - облегченно выдохнула Карельских. - Я постараюсь.
     Настя с благодарностью закивала головой и снова присела на стул. "Нет, с мамой ничего не может случиться", - в сотый раз, словно заклинание, повторяла она про себя. Ее мысли прервал женский голос:
    - Мэм, Вы можете пройти со мной.
    В дверях стояла молодая смуглолицая медсестра и протянула Насте медицинский халат. Карельских судорожно накинула его на плечи и уже в коридоре еще раз увидела доктора, который напомнил ей про обещание.
   Палата, в которой лежала Катерина Васильевна, находилась в конце длинного коридора. Медсестра тихонько приоткрыла стеклянную дверь и попросила Настю немного подождать. Сквозь дверной проем Настя успела увидеть высокую кровать у окна и множество медицинских аппаратов с обеих ее сторон.
   - Господи, дай мне силы!.. - прошептала она и перекрестилась, прежде чем перешагнула порог палаты.
   Катерина Васильевна лежала на спине и на ее бледном лице поигрывала тень от высокого клена, что росли за окном госпиталя. Она на цыпочках подошла поближе и как можно тише вздохнула, как будто перед ней лежал чутко спящий ребенок. Медсестра глазами указала ей на табурет, но Настя отрицательно покачала головой. Она была готова часами, как часовой, стоять у ее изголовья, не сводя взора с маминого лица в ожидании малейшего движения. Когда медсестра вышла, она осторожно дотронулась до маминой руки и нежно стала гладить чуть шершавую ладонь. По дороге в палату медсестра предупредила, что пациентке сделали укол, и она сейчас спит.
     - Мамочка моя, - чуть шевеля губами, прошептала Настя, - ты обязательно поправишься. Ты же не оставишь меня, правда? Ты мой самый дорогой на свете человек и я тебя очень-очень люблю.
     В ответ стояла тишина, прерываемая монотонным шумом работающих приборов. А Настя все шептала признание в любви. И, как ни странно, именно эти слова придавали ей самой веру, что Катерина Васильевна обязательно поправиться...


    Первым делом, придя на работу, Мэйсон направился в кабинет Насти рассказать о своем плане. Однако Гордана сообщила ему об утреннем звонке и на вопрос, где ее искать, лишь пожала плечами.
    "Бедная Нэнси, - сокрушался он, - только этого ей еще не хватало..." Потом он сел за свой письменный стол и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Первым делом он заказал себе авиабилет до Гавра и позвонил в порт узнать, как можно связаться с капитаном судна, на котором отправлены компьютеры. Его попросили перезвонить через некоторое время. Ближе к обеду ему сообщили фамилию капитана грузового судна и все необходимые координаты для связи. Удовлетворившись проделанной работой, он отправился на ленч в надежде, что Настя все-таки появится позже в офисе. Спускаясь вниз, его окликнула Лиза:
    - Мэйсон, ты не знаешь, где Настя?
    - Гордана сказала, что она в какой-то больнице, - вздыхая, ответил он.
    - Как в больнице?! Что с ней?
    - С ней, слава Богу, ничего, а вот ее маму отвезли туда еще вчера...
    Но Лиза его уже не слышала: она чуть ли не бегом, насколько ей позволяло ее нынешнее положение, направилась к Гордане.
    - Скажи, пожалуйста, в какую больницу положили Настину маму?
    - К сожалению, я не знаю, - покачала та головой и слово в слово пересказала свой утренний разговор с Карельских.    
    Лиза достала из кармана сотовый телефон.
    - Ты не дозвонишься, - предупредила секретарь.
    - Почему?
    - Настасия забыла его на столе.
    Лиза попросила ее вынести телефон, пока сама набирала номер Андрея. Узнав от него, куда положили Катерину Васильевну, она вызвала такси и отправилась в госпиталь св.Бонифация.


    В полдень вошла та самая медсестра, которая проводила Настю, и попросила ее покинуть палату - пришло время делать очередной укол и снять показания с приборов. Настя покорно вышла и побрела по коридору.
    - Как она? - прошептала за ее спиной подошедшая Лиза, которую она даже не заметила.
    И тут Настя почувствовала, как от слабости и отчаяния у нее подкашиваются ноги.
    - Тихо-тихо, - подхватила ее под руку подруга, - держись, слышишь!
    - Лиза, милая, ты не представишь, что я наделала, - и крупные слезы покатились по ее измученному за сутки лицу.
    - Ну-ну, ты-то тут причем? - гладя ее по плечам, возразила та.
    - Нет, это все из-за меня, - не обращая ни на кого внимания, твердила Настя.
    - Ну, хватит, возьми себя в руки, - скомандовала Лиза, - пойдем отсюда куда-нибудь, и ты мне расскажешь, чего такого ты "натворила".
    Строгий голос подруги возымел успех. Настя вытерла руками слезы, и они вышли в больничный дворик, где нашли одну свободную скамейку.
    - Ну, что там у вас стряслось? - строго спросила вновь Лиза. - Только давай без слез, договорились?
    Настя, как на духу, поведала все, что произошло поздним вечером в день ее рождения. На Лизу, с детства знающую Настину семью, рассказ произвел такое впечатление, словно у нее из-под ног ушла земля. Единственный вопрос теперь больше всего беспокоил ее: как дальше будет жить Настя. Разумеется, она не сомневалась в том, что Настя не отречется от Катерины Васильевны, но Анна... "Они дружат не один год, и Настя чуть ли не боготворит Харрисонов за все, что те для нее сделали", - рассуждала Лиза.
    - Послушай, - вдруг попросила Настя, - ты не могла бы помочь моей маме?
    - Извини, но ты же знаешь, что я не работаю с сердечниками. Поколение наших родителей сильное духом и гораздо здоровее нынешнего. Это я тебе из личного опыта говорю. И я уверена, что тетя Катя скоро поправится. Кстати, чуть не забыла тебе передать, - и достала из сумочки ее сотовый телефон.
    - Господи, я совсем забыла о Мэйсоне... - с испугом прошептала Настя, увидев количество пропущенных от него звонков.
    - Так поехали вместе на работу, - обрадовалась Лиза, что хоть таким способом та сумеет отвлечься от своих мыслей.
    - Да, пожалуй, надо заехать в офис и узнать, о чем хотел мне сообщить Мэйсон.


    Подъехав на Карлтон Стрит, Настя первым делом зашла к Мэйсону.
    - Мне очень жаль, Нэнси...
    - Ты уже в курсе... - и поинтересовалась результатами его похода в банк. - Удалось выяснить недоразумение с переводом?
   Мэйсон кулаком потер лоб, обдумывая, как начать разговор, чтобы не нанести Карельских еще один удар сразу.
    - Ну, говори, какие новости! - нетерпеливо потребовала она.
    В ответ тот молча протянул ей ответ, присланный по электронной почте, из московского банка.
    - Нет, только не это... - пробежав глазами текст письма, прошептала Настя и  беспомощно взглянула на Мэйсона. - Что же теперь будет? Я никогда не смогу расплатиться с банком за взятый кредит... Фирму придется закрыть, и все сотрудники останутся безработными?! Господи, за что это мне все?! Мэйсон, извини, что втравила тебя в эту авантюру...
    - Нэнси, - перебил ее самобичевание, - еще не все потеряно.
    - Как "не потеряно"?! Груз уже по пути в Россию, - возразила она.
    - Компьютеры еще можно вернуть, - и он рассказал о своем плане.
    Настя внимательно выслушала его, ни разу не перебив, хотя у нее было немало возражений, связанных прежде всего условиями заключенного договора. Однако Мэйсону удалось ее переубедить, и он твердо заверил, что письмо из московского банка и является тем самым доказательством нарушения контракта стороной получателя товара, а любой суд, в случае разбирательства, они легко выиграют.
    - Мэйсон, ты умница, - похвалила сотрудника Карельских. – Так, когда ты вылетаешь в Гавр?
    - Через три дня, - ответил он. - Раньше нет смысла сидеть там и ждать судна.
    - Тогда у меня к тебе еще одна просьба, - попросила Настя. - Остаешься за главного в фирме на эти дни, пока... пока меня не будет.
    - Окей, Нэнси, не беспокойся, - подбодрил он ее своей улыбкой. - Ты сейчас больше нужна своей матери.
    На том и распрощались, и Настя вернулась в госпиталь св.Бонифация. После работы туда заехал Андрей. У него сжалось сердце, видя осунувшееся за сутки лица жены. Врачи по-прежнему не говорили ничего определенного, повторяя лишь дежурную фразу: "Мы делаем все от нас зависящее…" Она отказалась ехать с ним домой и сообщила, что намерена ночь пробыть в палате у матери. Больше она не плакала. "Похоже, слезы кончились или Настя взяла себя в руки", - подумал муж и поздним вечером, когда детей Мэри уже уложила спать, он вернулся домой.


    Мэйсон прилетел в Гавр и отправился ночевать в заранее забронированную гостиницу, расположенную недалеко от морского порта. К причалу он подошел, когда судно уже пришвартовалось, и началась работа по его разгрузке. Не без труда отыскав капитана, он предъявил ему свои документы и накладные на товар фирмы. Капитан был типичным олицетворением "морского волка": коренастый, широкоплечий мужчина с квадратным обветренным лицом, седеющей бородой и усами. Из угла рта торчала трубка, которая время от времени выпускала клубы табачного дыма.
    - К сожалению, мистер Дюваль, - после внимательного изучения всех документов заговорил он хриплым голосом, - мы не вправе снять с судна ваш груз, так как отправителем является некто... э-э... Карельских.
    - Но, послушайте, капитан, я менеджер той же фирмы, как Вы убедились, и у меня ее распоряжение...
    - Ничем не могу помочь Вам, - отрицательно покачал тот головой. - У Вас нет юридически заверенной доверенности. Так что ваш груз прибудет в порт назначения, а там делайте с ним, что хотите...
     - То есть в Россию? - уточнил Мэйсон.
     - Именно так.
     - Но это невозможно. Мне необходимо вернуть товар обратно в Канаду.
     - А у меня договор на фрахтовку и я его нарушать не собираюсь.
     Такой несговорчивости от капитана Мэйсон никак не ожидал, но, будучи оптимистом по натуре, он верил, что выход из сложившейся ситуации найдется.
     - Скажите, - с минуты постояв в задумчивости, обратился он к капитану, - я могу сопровождать наш груз до России на вашем судне?
     - Еще чего придумали? - удивился тот. - Судно грузовое, пассажирам на нем нет места.
     - Ну, хорошо, - не сдавался Мэйсон, - а работники Вам нужны?
     Пришла очередь задуматься капитану.
     - Вообще-то, у меня есть две вакансии, - он оценивал физические способности собеседника. - Должность помощника механика Вам не потянуть. А вот коку работник на кухне нужен. Хотите поработать?
    - Да, меня все устраивает. Но у меня одно условие: я сойду в России на берег, окей?
    - Окей, - пробурчал капитан и поинтересовался: - У Вас есть русская виза?
    - Нет, - обескураженный вопросом ответил Мэйсон.
    - Вижу, что Вам действительно очень важен этот груз. Тогда воспользуйтесь моим советом: откройте визу в русском консульстве здесь и если Вы успеете получить ее до завтрашнего вечера, я нанимаю Вас.
    - Согласен.
    На том и распрощались. Мэйсон взглянул на часы, что-то высчитывая в уме. Потом достал из кармана пиджака сотовый телефон, набрал номер Карельских и вкратце доложил ситуацию.
    - Хорошо, - одобрила его дальнейшие действия Настя. - Открывай визу, а я приеду в Калининград, и там встретимся.
    - Нэнси, как твоя мама? Надеюсь, ей уже намного лучше, - участливо спросил он.
    - Да, слава Богу. Врачи вчера сказали, что состояние стабилизировалось. До встречи, Мэйсон!
    На следующий день ровно за полчаса до отплытия судна Мэйсон приступил своим новым обязанностям на камбузе.    



29.
    Всю неделю Анна приезжала на работу чернее тучи, что не осталось незамеченным для уборщика улицы Хуана, питающего к ней особую симпатию. А каждый вечер она,   возвращаясь с работы домой, неприменно сворачивала на  Карлтон Стрит, где расположен офис "Си энд Эйч".
    После их последнего разговора Настя ни разу не позвонила, хотя и обещала, что их отношения останутся прежними, поэтому Анна искала случая  повидаться с дочерью. Но всякий раз, проезжая мимо здания, она не находила Настиной машины. Тревога  в ее душе усиливалась с каждым днем, теряясь в догадках, что на самом деле происходит с Настей. Но сегодняшним вечером произошло почти чудо: красная "Мазда" была припаркована на своем привычном месте. Анна нажала на педаль тормоза и удачно вписалась в поворот на стоянку для клиентов фирмы.
   - К тебе можно? - дрожащим голосом прошептала Харрисон, тихо приотворив за собой дверь.
   Настя, увлеченная чтением каких-то документов, резко повернула голову и удивленно взглянула на гостью:
   - Аня? Ну, проходи.
   - Ты забыла свой подарок, - вымолвила она, переминаясь с ноги на ногу и держа в руке небольшую коробку, которую всю неделю возила с собой в машине.
   - Спасибо, - безучастно поблагодарила Карельских, даже не взглянув на подарок, и равнодушно спросила: – Кофе будешь?
   - С удовольствием, - с готовностью ответила Анна. Она обрадовалась возможности задержаться у Насти, а значит и поговорить.
   Когда ароматный напиток был разлит по чашкам, женщины сели друг против друга. Внимательная Харрисон не могла не заметить и бледность Настиного лица, и то, как у нее дрожали руки, пока она готовила кофе.
   - Ты плохо выглядишь, Настя, - не удержалась она. - Что-то случилось?
   - Мама в больнице... - у Насти опять навернулись слезы, отчего лицо гостьи поплыло.       
   - Что с Катей? - испуганно спросила Анна.
   - Инфаркт.
   - Ну-ну, успокойся, - как можно спокойнее и мягче сказала она. - Катя справится, она скоро поправится, вот увидишь.
   - Это я во всем виновата, - не в силах больше сдерживать себя, разрыдалась Настя. - Я ведь в ту же ночь призналась ей, что мне стало известно. Ну, зачем мне нужна была эта правда, если за нее придется заплатить такой ценой?!
   - Ты не виновата, - твердо заверила Анна родную дочь. - Если кто и виноват в случившемся, так это я. Я натворила столько бед, что и не знаю, как вымолить у тебя прощения.
   - Перестань, Аня. Не мне тебя судить.
   - Спасибо тебе, Настенька, за твое благородное сердце, - она осторожно коснулась ладони дочери.
   Настя тяжело вздохнула и опустила глаза. В комнате воцарилась тишина.
   - Скажи, - не выдержала первой Анна, - у тебя еще что-то случилось?
   Карельских продолжала молчать, боясь выдать себя. Но пытливый взгляд ставшей за эти годы близкой подруги заставил-таки заговорить о проблемах фирмы. Чем больше она рассказывала, тем отчетливее она осознавала, как ей нужен чей-то совет. А кто его мог дать ей, если не Анна, имеющая многолетний опыт в бизнесе?
   - Ума не приложу, что мне делать, - призналась она подруге.
   Анна была шокирована услышанным. "Бедная моя девочка, - думала она про себя, - сколько испытаний разом обрушилось на тебя, родная моя доченька..." Но, к огромному ее сожалению, ничего путного она не была в состоянии посоветовать. Возможно, при других обстоятельствах, ей бы в голову пришел дельный совет. Но сейчас ее перехлестывали эмоции, почему такое должно было случиться с ее родной дочерью, и, хотя умом понимала, что та ждет от нее помощи, на деле она была абсолютно бессильна.
   - Аня, - донеслись до нее слова Насти, - у меня к тебе будет просьба.
   - Да-да, конечно, говори, какая, - с готовностью ответила Харрисон.
   - На время моего отъезда, ты, пожалуйста, звони и сообщай про здоровье мамы, хорошо?
   - Ты уезжаешь? - удивленно вскинув бровями, переспросила она. - Куда?
   - В Москву. Единственный способ - все выяснить на месте.
   - Ты сошла с ума! - испуганно вскрикнула Анна. - Если они мошенники, в чем я ни минуты уже не сомневаюсь, это очень опасно для тебя. И думать о поездке в Россию не смей! Я тебе запрещаю, слышишь?!
   - И что ты предлагаешь? - устало возразила Настя. – Сидеть, сложа руки? Так мы никогда не узнаем, что на самом деле произошло с денежным переводом.
   - Я вижу, ты продолжаешь тешить себя мыслю, что произошла какая-то ошибка, не так ли?
   - Не исключено.
   - Не будь такой наивной! На кону поставлен миллионный контракт, так что эти мерзавцы все хорошо просчитали.
   - Тогда тем более мне необходимо лететь и вывести их, как говорится, на чистую воду.
   - Настенька, - взмолилась Анна, - ну, послушайся меня, ехать в Москву одной крайне рискованно.
   - Но я все равно поеду, - твердо заключила Настя, - и хватит об этом.
   Видя решимость и упрямство дочери, Харрисон замолчала. Она судорожно обдумывала что-то в уме и постоянно твердила про себя: "Должен быть выход, выход должен быть..." Тем временем Настя залпом осушила чашечку остывшего кофе и стала убирать посуду со стола.
   - Я знаю, кто тебе может помочь, - заявление Анны было настолько неожиданным для Насти, что она чуть не выронила чашку из рук.
   - Аня, - осторожно напомнила она подруге, - не забывай, что о случившемся никому ничего не должно быть известно.
   - Позвони Леониду, - не обращая внимания на напоминания, продолжила Харрисон.
   - К-кому?! - заикаясь, переспросила Настя.
   - Сядь, пожалуйста, и выслушай меня. По-моему, он тот самый человек, который сможет тебе помочь. Я уверена...
   - Глупости, - резко перебила она собеседницу.
   - Но почему? - спокойно возразила Анна. - Судя по твоим рассказам о нем, он смел, решителен и сможет защитить тебя в Москве.
   - Ты действительно полагаешь, что мне там будет нужна охрана? - усмехнулась Карельских.
   - Не сомневаюсь. За такие деньги, не дай, конечно, Бог, но эти жулики способны на многое. Я умоляю тебя: позвони ему, - и с этими словами она подвинула телефонный аппарат к Насте.
   - Нет, - упрямо помотала головой та. - Я не могу.
   - Почему? - во второй раз спросила Анна, недоумевая, в чем кроется причина такого упрямства.
   - Почему-почему... - передразнила раздраженно Настя. - Да потому что я дала себе слово, что расстаюсь с ним навсегда. А если я позвоню, это будет означать, что даю ему надежду. Я не хочу Леню ни обманывать, ни зря обнадеживать.
   - Дурочка, любящий мужчина сначала придет на помощь, а уже после будет рассуждать, каковы его шансы на успех.
   Последние слова, более похожие на философию искушенной в любовных делах женщины, чем на взгляды практичной бизнес-леди, получили должный эффект. Она перестала шагать по кабинету и задумчиво застыла у окна.
   - Обещай, что ты позвонишь Леониду, - вкрадчиво, словно боясь спугнуть ее, настаивала Харрисон. - Позвони сегодня же.
   - Ну, хорошо, - резко повернувшись к Анне лицом, сдалась Настя. - Я подумаю.
   Анна с облегчением выдохнула и, поблагодарив за кофе, заторопилась домой, опасаясь, чтобы та не передумала. А Настя, оставшись одна, почувствовала легкий озноб во всем теле, отчего передернула плечами, медленно уселась в кресле и также медленно стала поворачиваться то в одну, то в другую сторону.
   В комнате окончательно сгустились сумерки, когда Карельских придвинула к себе телефон. Она включила настольную лампу, достала из сумочки блокнот и с легкой дрожью в пальцах, которую она никак не могла побороть в течение последних дней, перелистала несколько страниц, пока не нашла вложенный в него листок бумаги наспех начерканным адресом и телефонами Леонида.
    Длинные гудки, казалось, будут продолжаться бесконечно, и Настя, почти отчаявшись, собиралась положить трубку, когда знакомый голос сонно прохрипел:
    - Алло...
    - Здравствуй, Леня. Это я... Извини, если разбудила.
    - Настя?! - голос на том конце провода мгновенно преобразился: - Что случилось?
    Как-то странно выходило: никто из окружения Карельских не подозревал, что переживала она в последние дни, думая о будущем своей фирмы, а Анна и Леонид догадались о ее состоянии сразу. Без сомнения, эти двое любили Настю по-настоящему и не могли не почувствовать, что с ней что-то не так. Однако в тот момент Карельских думала не об этом: у нее в очередной раз подступил ком к горлу от отчаяния и безысходности положения.
     - Алло, Настя, - тревожно повторил Леонид, - ты меня слышишь?      
     - Да, - через силу прошептала она.
     - Господи, я так рад твоему звонку, но... но ты позвонила по другой причине, если я правильно догадался.
     "Он все же удивительный человек", - промелькнуло у нее в мозгу, а вслух она повторила короткое "да".
     - Что я должен сделать? - без предисловий, по-деловому спросил Благовещенский.
     То ли тон, каким был задан вопрос, то ли краткость самого вопроса придали ей уверенности, и Настя в свою очередь спросила:
     - У тебя есть друзья в Москве?
     - Конечно. Но кто именно нужен тебе?
     - Мне надо, чтобы..., - Настя тщательно подбирала слова, чтобы не вызвать у собеседника лишних вопросов, -  чтобы кто-то сопровождал меня во время деловых переговоров.
     - А я не подойду для такой роли? - осторожно спросил Леонид.
     "Этого еще не хватало!" - про себя взмолилась она, набрав полный рот воздуха, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего или необдуманного, прежде чем ответила в трубку:
     - Нет, это совершенно ни к чему. У тебя свои планы, так что, прошу тебя, ничего не менять.
    - Я понял, - несколько разочарованно проговорили на том конце. - Когда ты едешь?
    - Через два дня.
    - Хорошо, я свяжусь с кое-кем прямо сейчас.
    - Спасибо большое, - облегченно выдохнула Карельских. - Я перезвоню завтра. Еще раз спасибо тебе, Леня. И доброй ночи.
    - Пока не за что, - констатировал Леонид и мягко добавил: - Спокойной тебе ночи.
    Настя медленно положила трубку.
    Если после твердых заверений Леонида помочь ей на душе стало как-то полегче, то Благовещенскому уже было совсем не до сна. Он направился на крошечную кухню своей холостяцкой квартиры и приготовил себе кофе, обдумывая на ходу предстоящий разговор с "братом по крови", как называл Бориса Малышева, с которым подружился еще в далеком 1973 году. Тогда в Москве проходила Универсиада, и Леонид был делегирован от Латвийской ССР в состав студентов-спортсменов. Перед финальным выступлением у молодого московского самбиста Бориса Малышева случилась беда: он попал на операционный стол с диагнозом "перитонит после разрыва аппендицита". Понадобилась редкая группа крови: третья отрицательная, о чем незамедлительно было объявлено среди советских студентов. Леонид первым помчался в больницу. С тех пор, где бы они ни находились, они не теряли связи друг с другом и оба знали, если одному понадобится помощь, он может рассчитывать на другого. Сейчас был именно такой случай для Леонида и он, несмотря на глубокую ночь в Москве, не колеблясь, набрал номер телефона своего друга...
     Наутро, едва переступив порог своего офиса, Настя набрала финский номер. На этот раз трубку сняли после первого звонка. Леонид подробно описал человека, который встретит ее в аэропорту, и продиктовал московский телефон Бориса Малышева. Карельских была безгранично признательна за умение выполнять данные им обещания, но вслух как можно спокойнее поблагодарила его и, сославшись на дела, попрощалась.
     Ей на самом деле надо было успеть многое до отъезда: отдать последние распоряжения Гордане, заехать сначала в больницу к матери, поговорить с врачами, а затем домой собирать вещи в дорогу.
     Она еще не подозревала, какой трудный разговор предстоит с мужем. Андрей недоумевал, почему именно сейчас, так срочно, Настя должна ехать в Москву. И ей стоило неимоверных усилий сохранять видимое спокойствие и терпение объяснять причину своего отъезда:
    - Андрюша, милый, я всего на пару дней: туда и обратно. Мы заключили очень важный контракт с российской фирмой, но кое-какие документы потерялись...
    - А Мэйсон у тебя зачем? - не унимался Карельских, шагая по спальне из угла в угол.
    - Что Мэйсон, он ведь и русский-то толком не знает. Где ему разобраться во всех нюансах, - укладывая личные вещи в дорожную сумку. - К тому же документы подписываю я.
    - Пойми, глупенькая, - как можно мягче пробасил Андрей, усаживаясь на кровать, - я за тебя и Катерину Васильевну переживаю. Ну что я ей скажу, когда ты не придешь к ней завтра?
    - Я уже поговорила с ее врачами, - присев рядом с ним, сообщила Карельских. - Ей лучше. Они уверяют, что ее состояние стабилизировалось. Так что мама все знает.
    - И... и как она отреагировала? - изумился смелости жены Андрей не скрывать от матери своих планов даже в такой ситуации.
    - По сравнению с предыдущей новостью, - кисло усмехнулась Настя, - гораздо спокойнее.
     - Ой, Настюша, отчаянная ты у меня, - вздохнул Андрей и чмокнул ее в макушку. Настя уткнулась в грудь мужа и крепко обхватила руками за шею, а глаза наполнились слезами.
     - Ну-ну, - нежно гладя ее растрепанные волосы, успокаивал Андрей жену. - Тебе и так досталось за последнее время. Держись, слышишь.
     - Ты хоть на меня не сердись, - всхлипывая, взмолилась Карельских. - Поверь, я сама должна все уладить в Москве. Ты только присматривай за мамой, ладно?
     Андрей твердо заверил, что он все будет делать, как надо, и проводил ее до такси, которое ожидало уже ее у ворот дома.
    


30.
     Самолет из Торонто приземлился в Москве ровно в семь утра. Несмотря на ранний час аэропорт Шереметьево походил на пчелиный улей от рева самолетных моторов на взлетном поле и гула в здании аэропорта от скопления пассажиров - сезон летних отпусков был в самом разгаре. Настя с трудом в толпе нашла мужчину, по описанию Леонида похожего на Бориса Малышева, держащего в руках табличку с ее фамилией.
     - Доброе утро, - подойдя к нему со своим багажом, поздоровалась она и протянула руку: - Я - Настя.
     - Очень приятно, - широко улыбнулся высокий, спортивного телосложения мужчина средних лет, одетый в летний костюм светло-серого цвета. Фамилия Малышев явно не соответствовала его внешности. - Меня зовут Борис. Позвольте Вам помочь.
     - Спасибо, - Настя протянула ему дорожную сумку, и они быстро направились к выходу из здания.
      - В гостиницу? - по-деловому спросил Малышев, заводя мотор своей "восьмерки", как в народе называли "Жигули" восьмой модели.
     - Нет-нет, сначала в один офис, - быстро возразила Настя и назвала адрес фирмы "Мираж".


     Секретарша Светлана приходила в офис всегда первой. Она очень дорожила своей должностью, которую получила благодаря счастливому, как она искренне полагала, случаю. Провинциальная девушка двадцати двух лет, с миловидной внешностью и стройной фигурой, приехала в столицу после того, как окончательно уверилась в бесперспективности проживания в поселке Сосновка, что на Тамбовщице. Сверстницы, те, которые были поумнее, уехали сразу после окончания школы, поступили в институты и уже работали по специальности, остальные вышли замуж за местных парней и нарожали им детей. Учиться дальше Светлана не желала, но и связать свою судьбу с "деревенским" было не в ее планах: она ждала своего "принца". К двадцати годам стало ясно, что "принца" надо искать самой. В Сосновке такового не оказалось, и она отправилась на поиски сначала в Тамбов, а потом вместе с тамбовской подругой поехала Москву. Подружка оказалась расторопней и быстро нашла себя в столице, точнее нашла богатого, как сама называла, "папика" и на деньги, которые он ей давал, приоделась и развлекалась в барах и клубах, куда изредка звала и Светлану, работающую уборщицей в двух частных магазинах, принадлежащих самодовольному "обреку" (так за глаза окрестили хозяина работники). В одном из таких баров она и познакомилась с Эдиком Фишкиным, с которым провела ту же ночь. А наутро ему уже не хотелось расставаться с этим "милым провинциальным созданием" и, немного обучив ее работе на компьютере, взял к себе в фирму секретаршей.
     В обязанности Светланы входило: встретить шефа, приготовить ему кофе, принести корреспонденцию, выполнить мелкие поручения и, конечно же, ублажать его в любое время суток. Умом она понимала, что вряд ли когда-нибудь Фишкин жениться на ней, поэтому в ее задачу входило удержать его как можно дольше возле себя, хотя бы до того момента, пока она накопит денег на московскую квартиру.
    В то утро торопливые шаги Фишкина она заслышала издалека и ловким движением успела подвести губы, прежде чем тот вошел в приемную.
    - Светик, - ласково промурлыкал Эдик, - зайди ко мне.
    Светлана на всякий случай прихватила с собой блокнот для записей, хотя тон шефа говорил о задании совсем другого рода, и вошла следом в его кабинет. Едва она успела прикрыть дверь, как внимательно разглядывающий ее внешний вид Фишкин, строго спросил:
    - Что это такое? Ты во что вынарядилась, а?
    От такого поворота событий девушка сначала захлопала большими карими глазами, затем дрожащими пальцами расправила складки широкой юбки.
    - Да-да! - не унимался Эдик. - Что на тебе сегодня надето? Я, кажется, ясно говорил, юбки ниже колен не носить.
    - Ну, прости, милый, - проворковала секретарша и вплотную подошла к его письменному столу. - Сейчас такие в моде... Зато я тебе приготовила сюрприз. Я сегодня в боди.
    - А это еще что такое? - заинтересованно спросил он и запустил правую руку ей под юбку. Светлана замерла в ожидании, пока Эдик нащупает то, что, по ее замыслу, обязательно должно его возбудить.
    - О-о! Что там у нас такое? - раздался долгожданный возглас.
    - А это волшебная кнопочка, за которой можно найти много интересного... - и не успела она договорить, как ее упругая грудь оказалась на полированной поверхности стола.


    Борис припарковал свою машину на обочине Камергерского переулка возле дома с номером "5", на первом этаже которого разместилась фирма "Мираж". По дороге Настя до деталей продумала все варианты разговора с Фишкиным. Она вышла из машины, держа в руках папку с копиями договора на поставку товара и денежного перевода на банковский счет ее фирмы. На пороге здания путь им преградили два сотрудника службы безопасности вопросом:
    - Вы куда?
    - В "Мираж", - небрежно бросила Карельских, и они торопливо поднялись по ступенькам.
    В приемной, находящейся в конце длинного полутемного коридора, Настя оглянулась в поисках какого-нибудь сотрудника, но тщетно. Зато отчетливо доносились голоса из кабинета Фишкина, и она решительно потянула на себя ручку. Картина, которую она с Борисом застали, шокировала обоих: на столе лицом вниз лежала секретарша с наброшенным на голову подолом юбки, а стоящий над ней Фишкин в приспущенных джинсах совершал ритмичные телодвижения.
    - Кто? Как? Кто пропустил?! - завизжал он, увидев Карельских с незнакомым мужчиной, и судорожно начал натягивать брюки.
    - Ой! - только и произнесла Светлана и, одернув юбку, выскочила из комнаты.
    - Однако... - ухмыльнулась Настя, несколько придя в себя от увиденного. - Ну, во-первых, здравствуйте, господин Фишкин. А, во-вторых, может, проявите гостеприимство и предложите нам присесть. Мы как-никак с дороги.
    Но Фишкин продолжал стоять молча, усиленно пытаясь сообразить, каким образом Карельских могла оказаться в его офисе. Таких посетителей он явно не ожидал, поэтому лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Первое, что пришло ему в голову, вызвать охрану и выкинуть незваных гостей вон из фирмы. Но здравый смысл успел продиктовать ему, что этого не следует делать ни в коем случае, так как поставит под угрозу запланированную аферу.
    - Да-да, присаживайтесь... Рад Вас видеть, госпожа Карельских, - извиняющим тоном начал он и перевел глаза на Малышева, - и Вас... простите, не знаю Вашего имени...
    - Это наш сотрудник, - резко оборвала его Настя, усаживаясь на стул напротив Фишкина. - Вообще-то у нас очень мало времени, поэтому я бы сразу хотела перейти к делу.
    - Разумеется, госпожа Карельских, слушаю Вас... - и хозяин кабинета нервно заерзал в своем кресле.
    - Это Ваш перевод? - достав из папки копию денежного перевода, Карельских положила ее перед ним.
    - Да, а в чем дело? - стараясь сохранять спокойствие, спросил тот.
    - А дело в том, что мы никаких денег не получили, - с волнением ответила она.
    - Нет... не может быть?! - ему все труднее было сдерживаться.
    - Может. Более того, мы сделали сюда запрос и получили ответ, что с такого счета не существует, и никакие переводы в Канаду не производились. Так что объяснитесь, господин Фишкин, - сурово глядя на него, потребовала Настя.
    - Уверяю Вас, это какое-то недоразумение. Деньги были переведены. Возможно, в банке что-то напутали или они задержались.
    Насте с каждой минутой становилось все яснее, что ее просто, как говорят в народе, "развели", поэтому она больше не была намерена тратить время на пустопорожние разговоры, и заявила:
    - В общем так: я расторгаю договор с Вашей фирмой.
    - Что? Как это расторгаете? - не веря своим ушам, переспросил он и попытался пожурить собеседницу. - Так не делаются дела, госпожа Карельских.
    - Тут я с Вами согласна: так дела не делаются, поэтому товар Вы не получите.
    - То есть, как "не получите"? - передразнил не на шутку испуганный Фишкин. - Он ведь уже на пути в Россию.
    - Ничего страшного, я здесь именно за этим, чтобы отправить его обратно домой, - вставая с места, объявила она.
    Тут нервы Эдика окончательно сдали, и он нажал кнопку селекторной связи:
    - Леха, Витя, быстро ко мне!
    Пока Настя собирала со стола папку с бумагами, в комнату ворвались двое молодых людей крепкого телосложения и забаррикадировали выход. Она сделала шаг к двери, но те всем своим видом показали, что не собираются выпускать гостей из кабинета.
    - Что это значит? - обратился  к Фишкину Борис, не проронивший до того момента ни слова.
     - А это означает, что госпожа Карельских никуда отсюда не уйдет, пока не изменит своего решения, - пытаясь сохранить самообладание, заявил тот.
     В ответ Малышев лишь усмехнулся и подался вперед, но тут же массивная рука одного из охранников легла на его плечо. Насте показалось, что именно этого и ждал ее спутник. Он повел плечом назад, так что на мгновение верзила потерял равновесие, и этого хватило, чтобы крепко схватить его за локоть и потянуть на себя. Через секунду охранник лежал на полу и выл от боли. Второй опешил от неожиданности, вытаращил и без того навыкат глаза и молча наблюдал за происходящим до тех пор, пока стоны напарника не привели его в себя. Тогда он схватил Бориса за лацканы пиджака и боднул головой, но у Малышева была отменная реакция, и он увернулся, успев при этом ударить коленом в пах. Охранник обмяк и упал рядом с первым. Сам хозяин кабинета дрожал, словно его только что вытащили из ледяного проруба. Борис быстро подтолкнул Настю к выходу, и они торопливо покинули здание.
    - Мерзавец! - первое, что произнесла Настя, когда они отъехали от офиса. От всего случившегося ее всю трясло.
    - Куда поедем? - по-деловому спросил Малышев.
    - В гостиницу "Россия". У меня там забронирован номер, - возвращаясь в реальность, ответила она. 
    Через четверть часа они подъехали к гостинице.
     - Спасибо Вам, - первой заговорила она и спросила: - Сколько я Вам должна?
     - Вы мне "должны"? - переспросил Борис.
     - Ну да, - недоуменно взглянув на него, продолжала Настя. - Сколько стоят Ваши услуги? Как-никак Вы меня возили по Москве, защитили меня...
     - Перестаньте немедленно, - сердито перебил он. - Если у Вас такие отношения с Леонидом, то и рассчитываться будете с ним. А мы с ним друзья, и он попросил меня за Вас, как друг.
     Карельских стало стыдно и, чтобы как-то загладить вину, она коснулась его руки, лежащей на руле:
     - Не сердитесь, пожалуйста, на меня. Я не хотела обидеть Вас.
     - Ладно, забыто, - примирительно улыбнулся Борис, отчего на гладковыбритых щеках появились две ямочки. - Вас проводить?
     - Нет, - покачала она головой. - Всего хорошего. И еще раз спасибо Вам за все.
     Гостиничный номер еще пылесосила горничная, когда Настя вошла в него. Женщина виновато посмотрела на постоялицу, но та задумчиво поставила сумку в шкаф и подошла к окну, не обращая на горничную никакого внимания. А после ее ухода достала из сумочки сотовый и набрала канадский номер. Но на том конце раздавались короткие гудки: телефон был занят.


     Первым делом, придя в себя, Фишкин открыл бар, налил полстакана коньяка и залпом осушил его, но решение, что делать дальше, не приходило. Тогда он позвонил тому, кому был обязан всем и кто являлся главным идеологом аферы с компьютерами.
    - Давид Юльевич, она только что была здесь, - заикаясь, сообщил он новость.
    - Во-первых, где твое "доброе утро"? - строго начали отчитывать Фишкина на том конце, - Во-вторых, сколько тебя надо учить докладывать внятно. Кто "она"?      
    - Карельских, - выдавил из себя Эдик фамилию так, словно ребенок произнес имя самого страшного чудовища.
    - Кто?! - переспросил Давид Юльевич.
    - Да-да, Вы не ослышались. Она тут такое устроила!..
    - Прекрати вести себя, как истеричная баба, и говори толком.
     Фишкину нелегко было выполнить приказание и он, по-прежнему запинающийся чуть ли ни на каждой фразе, кое-как описал картину происшедшего.
     - Хорошо, расслабься, - по-отечески сказал Давид Юльевич, - дальше моя забота. Помни о главном, ты должен получить груз в целости и сохранности, ясно?
     - Конечно, Давид Юльевич, я помню, помню, - как заводной повторял Фишкин, почувствовавший, как камень с души свалился.
     Давид Юльевич Будзянский, недавно ставший президентом созданной им же самим ассоциации, был бесспорно влиятельным человеком в определенных кругах. У него были, как знал Эдик, большие связи и в бизнесе, и в политике, но еще больше, догадывался он, у того были деньги, с помощью которых удавалось разрешать любые вопросы. И если он затевал какую-то игру, то всегда оказывался в выигрыше. Создавая фирму "Мираж", оформленную на имя Фишкина, Будзянский безусловно задумал очередную финансовую махинацию. А Эдик с легкостью согласился стать ее соучастником, поскольку денег, полученных им авансом, и обещанной суммы в твердой валюте после реализации товара хватило бы на беспечную жизнь где-нибудь на Канарских островах на годы вперед. Однако сегодняшний приезд Карельских, похоже, может спутать все их карты, а из Эдика игрок был, мягко говоря, никакой. Вот поэтому он почувствовал легкость, когда ему обещали во всем разобраться. У Будзянского же, напротив, появилась такая головная боль от скачка давления, что в пору было обратиться к врачу. Появления Карельских за три дня до прибытия долгожданного товара он никак не ожидал. Тем важнее становилось найти способ поскорее избавиться от нее.
   

     Анна Харрисон плохо спала: всю ночь ей снились какие-то кошмары. Утром она выпила две большие кружки крепкого кофе, но бодрости они ей не придали. Голова по-прежнему раскалывалась, не помогла и таблетка аспирина. Такого с ней не было давно. Причину своего состояния она объясняла переживаниями за детей: Настя улетела-таки в Россию, а Ник уехал на соревнования в Торонто.
     В офисе работы было невпроворот: необходимо было разобраться со счетами, ознакомиться с корреспонденцией и дочитать, наконец, две повести, присланные молодыми, подающими надежду, писателями. Питер с утра уехал платить налоги, а на вторую половину дня они были приглашены на деловую встречу к Ричарду Сноу, издателю, с которым литературное агентство Харрисонов сотрудничало со дня своего существования.
     Анна почти закончила сортировать поступившую корреспонденцию, когда тишину комнаты нарушила трель ее сотового телефона. "Наконец-то!" - с облегчением выдохнула она, полагая, что звонит Настя, и судорожно начала рыться в сумочке в поисках вечно завалявшегося на самом дне аппарата.
     - Миссис Харрисон? - послышался незнакомый женский голос, едва она успела нажать на зеленую кнопочку ответа.
     - Да-а, - протяжно ответила Анна.
     - С Вами говорит доктор Эмили Уолкер. Ваш сын Николас Харрисон находится в нашей больнице...
     - Что с ним?! - не дослушав врача, закричала она в трубку.
     - Вам лучше вылететь в Торонто, - вместо объяснений, посоветовали на том конце.
     - Что с ним?! - еще громче потребовала Харрисон. - Вы можете ответить?!
     - Он разбился во время соревнований... Сейчас его готовят к операции. Мне очень жаль, мэм. Извините, но мне пора, - и последовал щелчок.
     - Нет!! - истошно заорала она и, бросив трубку на стол, словно та была раскаленным куском железа, закрыла лицо руками, но тут же снова схватила телефон, чтобы позвонить мужу.
      А через пару часов они уже ехали такси в аэропорт, нервно поглядывая на часы, так как до отлета самолета на Торонто оставалось не более сорока минут.


     Настя вновь набрала канадский номер. Она испытывала острую потребность поговорить с кем-то и этим "кем-то" могла быть только Анна, посвященная в ее проблемы. К тому же, она обещала зайти в больницу и поговорить с доктором о самочувствии Катерины Васильевны.
    - Слава Богу, - устало выдохнула она, услышав знакомый голос.
    В ответ последовало молчание и тяжелое дыхание в трубку. Пауза затягивалась, а тишина становилась какой-то зловещей.
    - Аня? Ты слышишь меня? - тревожно спросила Карельских.
    - Да, - с трудом выдавила из себя Анна.
    - Что-то... что-нибудь случилось? - мгновенно подумав самое худшее про маму, испуганно прошептала она.
    - Да, - и в трубке послушалось рыдание.
    - Что с мамой?! - закричала Настя срывающимся голосом. 
    - Ник... Ник... больнице... - и послышался какой-то шорох, а через секунду она услышала слова Питера: - Хэлло, Нэнси. Извини, но Анна не может говорить. Ник попал в аварию на соревнованиях, и мы сейчас улетаем в Торонто.
    "Этого еще не хватало!" - мелькнуло в ее мозгу, а вслух, с трудом подбирая слова, чтобы как-то подбодрить Харрисонов, сказала:
    - Я уверена, что с ним все будет хорошо. Вы должны верить в лучшее.
    Питер поблагодарил ее за поддержку и извинился, что не может больше говорить.
    А Настя продолжала крепко сжимать мобильный телефон в руке. Перед глазами одна за другой сменялись картины, связанные с Ником: как они познакомились и как он встречал ее на вокзале на Рождество, как неожиданно возник в родильной палате с огромным букетом белых роз и как шарахнулся от нее в тот вечер, когда она пришла к Харрисонам узнать всю правду...
    Из-за нахлынувших воспоминаний она не сразу услышала стук в свой номер, и только после того, как он повторился, направилась к двери. На пороге стоял молодой худощавый мужчина, одетый в модный костюм с галстуком, и держал в руках кожаный кейс.
    - Госпожа Карельских? - вежливо спросил он.
    - Чем обязана, - Настя недоумевала, кто бы это мог быть.
    - Позвольте мне войти и все объяснить, - вкрадчивый голос незнакомца ей явно не понравился, но тем не менее она сделала шаг в сторону и пропустила незваного гостя в комнату.
    Мужчина подошел к журнальному столику, положил на него кейс и, щелкнув замками, достал две копии документа с гербовой печатью.
    - Госпожа Карельских, - официально обращаясь к ней, продолжил он, - мне поручено вручить Вам постановление Министерства иностранных дел Российской Федерации. Ознакомьтесь с ним, пожалуйста, и распишитесь.
    И чиновник протянул ей постановление, в котором говорилось, что она обязана покинуть территорию России в течение сорока восьми часов. Пока Настя лихорадочно соображала, что происходит, одновременно пытаясь вникнуть в суть документа, мужчина с беспристрастным взглядом изучал Карельских.
    - Что значит "за антигосударственную деятельность"?! - изумилась она.
    - Вам лучше знать, - впервые выразивший хоть какое-то подобие эмоции, ухмыльнулся он.
    Настя старалась убедить его, что не совершала ничего противозаконного. Однако в ответ сотрудник МИД лишь безучастно молчал.
    - Вы не имеете права, - не выдержав его поведения, повысила она голос: - В конце концов, я - гражданка Российской Федерации и имею права приезжать и находиться здесь, сколько захочу!
    - В Вашем случае это не совсем так, - равнодушно возразил он.
    - Это почему же?!
    - Вы постоянно проживаете в Канаде, а значит - иммигрантка. И мой Вам совет: не создавайте себе лишних проблем - уезжайте в назначенный Вам срок, - и, не прощаясь, чиновник покинул ее номер.
     "За антигосударственную деятельность, за антигосударственную деятельность... - стучало в ее мозгу. - Что же теперь будет? Что мне делать?"
    Она была настолько ошеломлена подобным развитием событий, что лишилась всякой способности что-либо соображать. Мечась, как загнанный зверь в клетке, она весь остаток дня лихорадочно пыталась найти выход из сложившегося положения. Главное, что ее пугало - это срок, в течение которого, согласно постановлению, она обязана покинуть страну. А это означало, что груз прибудет в Калининград уже после ее отъезда. "Может, плюнуть на это чертово постановление, и уехать позже?" - задавала она себе в сотый раз вопрос, но внутренний голос каждый раз возражал словами сотрудника МИД: "Мой Вам совет: не создавайте себе лишних проблем - уезжайте в назначенный Вам срок". Возможно, за ней даже следят, неожиданно осенило ее. "Ну, конечно, следят, иначе откуда они узнали бы, где я остановилась," - первая логическая мысль мелькнула в ее голове. "А раз так, - продолжала она развивать логическую цепочку, - значит надо идти туда, где принимают подобные решения". Придя к такому заключению, она взглянула на часы: шел шестой час вечера. Идти было поздно - рабочий день московских учреждений уже закончился. Тогда она снова набрала канадский номер - на этот раз Андрея, чтобы узнать о здоровье мамы. По словам врачей, ее состояние стабильное, что означает, как пояснил муж, худшее позади. "Слава Богу! - поблагодарила она Всевышнего, - хоть с мамой лучше..."
      
     Закончив тренировку, молодые самбисты шумной толпой отправились в раздевалку, а тренер Борис Малышев запер зал и медленно прошел к себе в комнату. Весь день он думал о Насте и о том, что впервые подвел лучшего друга, не выполнив данного ему обещания помочь Карельских. На улице его догнал один из подопечных, Вадим Скворцов:
     - Борис Федорович, я заметил Вы сегодня какой-то не свой. У Вас что-то произошло?
     Малышеву нравился этот парень своей серьезностью и наблюдательностью. Ему легко давались тренировки, и он подавал большие надежды добиться хороших результатов в спорте. Ни с кем бы из своих учеников Борис не поделился со своими проблемами, но Вадиму каким-то особенным умением удалось разговорить тренера. И он поведал все, что произошло утром в офисе фирмы "Мираж", с досадой добавив, что впервые в жизни не сдержал данное другу слово. Вадим внимательно слушал старшего товарища, с каждой минутой убеждаясь, что дело может иметь неприятные последствия, как для русской канадки, так и для его тренера, поэтому посчитал своим служебным долгом незамедлительно доложить о случившемся своему начальству на Лубянской площади.
    


31.
    Было девять часов утра, когда Настя подошла к подъезду здания, название которого вселяло в нее если не страх, то, по крайней мере, чувство опасения. Проделав еще несколько шагов, прежде чем взяться за массивную деревянную ручку входной двери, в ее памяти промелькнули воспоминания, связанные с этим учреждением в жизни Анны и, как следствие, сыгравшие роковую роль в ее судьбе. Она остановилась на секунду, сделала глубокий вдох и потянула тяжелую дверь на себя.
    "У тебя нет сейчас другого выхода", - подтолкнул ее внутренний голос для решительных действий в последней надежде спасти свою фирму.
    В подъезде стоял полумрак, и веяло прохладой, но Насте показалось, что тут царят холод и неприветливость. Она почти не сомневалась, что все сотрудники соответствуют этой атмосфере, начиная с дежурного, мгновенно окинувшего ее подозрительным взглядом, и кончая директором, у которого она собиралась добиться аудиенции. Никакой другой сотрудник ее не устраивал, включая его заместителя. Карельских знала точно, от кого исходят подобные решения, и была настроена вести разговор до победного конца. Иначе... иначе она теряла все: фирму, деловую репутацию, уважение людей, поверивших в нее и успех ее дела, все свое состояние. Но к решимости вести бескомпромиссную борьбу за отстаивание своей правоты и доказать свою невиновность перед Россией примешивалось чувство горечи и обиды. И оно было не меньшим, чем желание выйти победительницей из этого здания. Умом Настя понимала, что это чувство будет мешать ей в предстоящем разговоре, и старалась избавиться от него, забыть хотя бы на момент объяснения.
    Протянув свой паспорт дежурному, она вежливо, но твердо, насколько позволяло ее внутреннее состояние, попросила выписать пропуск к директору ФСБ и добавила, что встреча во что бы то ни стало должна состояться сегодня. Дежурный, видимо, хотел возразить или вовсе отказать, но, взглянув еще раз на молодую, решительно настроенную привлекательную женщину в дорогом заграничном костюме, попросил подождать несколько минут.
     - Только, пожалуйста, доложите вашему руководителю, что дело очень серьезное, - Настя особенно подчеркнула последние слова. Она почему-то была уверена, что они должны возыметь успех в ее действиях.
     Карельских неторопливо отмеряла шагами расстояние от стола дежурного до противоположной стены и обратно, в то время как совсем еще юный офицер куда-то звонил и что-то записывал. Потом окликнул ее и пока вручал ей маленькую зеленую бумажку, к ним подошел человек в штатском. Настя удовлетворенно кивнула головой:
    - Спасибо, - и уже шагнула было сквозь стационарный металлоискатель, установленный перед ступеньками, ведущими наверх, как дежурный снова окликнул ее:
    - Подойдите сюда. Это еще не все. Мы должны осмотреть Вашу сумочку.
    - Ах, да... Конечно, - пробормотала она, выкладывая на стол конверт с постановлением, сотовый телефон, ключи, кредитную карточку, записную книжку и предметы дамского туалета.
    Через пару минут процедура досмотра была завершена. Ей вернули все, кроме телефона, пояснив, что с подобными предметами заходить посетителям в здание не разрешается по инструкции.
     В сопровождении мужчины Настя поднялась наверх и проследовала по коридору до двери с надписью "Приемная директора ФСБ".
    В приемной было светло и просторно: несколько стульев вдоль одной стены, по другую сторону шкаф, сейф и письменный стол, за которым сидела женщина средних лет и с кем-то разговаривала по телефону.
    - Здравствуйте. Моя фамилия Карельских, - представилась Настя, после того как та закончила беседу, и протянула ей пропуск вместе с паспортом.
    - Подождите минутку, - суховато ответила секретарь, поправляя воротничок белоснежной блузки, и, снимая трубку одного из трех стоящих на ее столе телефонов,  уже деловым тоном продолжила: - Владимир Владимирович, к Вам некая... Карельских, российская гражданка, постоянно проживающая в Канаде...
    - По безотлагательному делу, - подсказала Настя настолько громко, чтобы ее слова были услышаны на том конце.
    - Можете зайти, - объявила после короткой паузы секретарь, указывая потухшими глазами на дверь с табличкой "Путин В.В." и не выражая при этом никаких эмоций на лице.
    - Разрешите? - спросила Настя, открыв дверь, остановилась на пороге.
    В глубине кабинета  за столом сидел широкоплечий, довольно молодой для такой должности человек. Он поднял на нее большие серые глаза и жестом руки пригласил посетительницу к столу.
   Она вдруг поймала себя на мысли, что вся эта затея с визитом ни к чему не может привести, кроме очередного разочарования в российском чиновнике, но от которого, прояви тот желание, зависит сейчас многое в ее судьбе. 
    - Здравствуйте. Садитесь, - произнес он тихим голосом, продолжая при этом смотреть на Карельских исподлобья. - Слушаю Вас.
    Однако Настя предпочла начать разговор стоя и протянула ему постановление, врученное ей накануне.
    - Вчера мне было объявлено, что я должна покинуть Россию в течение сорока восьми часа. Этот срок истекает завтра в полдень. Я пришла к Вам потребовать отмены этого решения, - коротко и сухо объяснила она цель своего визита.
    - Почему Вы решили, что я могу отменить это решение?
    - Такие постановления никогда не принимаются без участия Вашего... учреждения. Вот поэтому я и настаиваю на его отмене именно у Вас, - парировала она и в свою очередь пристально посмотрела на хозяина кабинета.
    - Тут написано: "за антигосударственную деятельность..." - начал читать директор ФСБ.
    - Я не совершала ничего противозаконного. Мои, так сказать, партнеры просто хотят избавиться от моего присутствия в России, чтобы я не мешала им в их махинациях, - перебила его Настя и добавила мягче: - Ну, хорошо. Если не можете отменить постановление, то позвольте мне остаться хотя бы еще на два дня, чтобы вернуть обратно в Канаду свой товар и тем самым не разориться окончательно.
     Владимир Владимирович молчал. Карельских показалось, что он совсем не внимал ее словам. Она вдруг осознала тщетность своей просьбы. Продолжать разговор далее было бессмысленно, и, прежде чем покинуть это зловещее здание, в котором, как она поняла, ничего не изменилось, кроме двух первых букв с прежней его аббревиатуры, собралась с духом и высказала его руководителю все, что думала о его "конторе":
    - Правильно все же от вас уезжают талантливые и честные граждане... Вот только с кем останетесь Вы... и Россия?!
    И, круто повернувшись на каблуках, направилась к двери.
    - Госпожа Карельских, - послышался звук отодвигаемого кресла. На какое-то мгновение Настя остановилась посередине кабинета, но тут же сделала более решительный шаг к дверям.
    - Да погодите Вы, - раздался твердый голос за ее спиной. Настя обернулась. Прямо перед ней стоял директор ФСБ. Первое, что заставило ее удивиться, чуть не столкнувшись с ним нос к носу, его военная выправка, которую не мог скрыть скромный серый костюм.
    - Присядьте и расскажите обо всем поподробнее, - его полу-приказ, полу-просьба подействовали на Настю. Но обида и чувство отчаяния за свое положение еще не улеглись на душе, и она спросила с горечью:
    - К чему? Вы ведь не верите ни одному моему слову...
    Владимир Владимирович нахмурил брови, отчего появилась глубокая морщина на переносице:
    - Ну, зачем Вы так?
    Настя устало опустилась на стул, положив руки на стол и сжав пальцы в "замок".
    Директор ФСБ сел напротив нее.
    - Хотите чаю? - неожиданно предложил он, приглаживая редкие светлые волосы на затылке. - Он у нас хороший.
    - Хочу, - с вызовом ответила Карельских и испугалась своего поведения: нервы за последние дни начали подводить ее.
    - Вера, принесите нам, пожалуйста, чайку.
    Пока Владимир Владимирович разговаривал по телефону со своим секретарем, она попыталась взять себя в руки и собраться с мыслями.
    Свой рассказ Настя начала с того, как открыла в Виннипеге фирму, искала деловых партнеров в России, как поверила в "солидность" фирмы "Мираж". Владимир Владимирович слушал, не перебив ее ни разу, и лишь однажды снова сдвинул брови, когда она назвала имя генерального директора фирмы.
    Вошла секретарь с подносом, расставила перед ними чашки с блюдцами, налила чаю и, оставив фарфоровый чайник и тарелку с песочным печеньем, вышла также тихо, как и появилась в кабинете.
    Чай был на самом деле отменным: ароматным, крепким и не очень сладким для ощущения всего букета. Настя обхватила чашку двумя руками, чтобы согрелись ледяные пальцы, которые у нее всегда холодели при сильном волнении.
    - Когда прибывает груз? - спросил Владимир Владимирович.
    - Через два дня. В Калининграде будет мой помощник, но для того чтобы товар отправить обратно, необходимо мое присутствие, как отправителя... Господин Путин, если невозможно отменить мою высылку совсем, то, прошу Вас, дайте мне эти два дня. - Карельских смотрела ему прямо в глаза. - Как только  груз уйдет назад, я в тот час уеду из России, - заверила она, пытаясь разгадать, поверил ли ей хозяин кабинета или нет.
   Однако вопрос, который был задан следующим, она совершенно не ожидала:
   - На какую общую сумму отправлен товар, и какая прибыль должна быть получена Вашей фирмой?
   - Отправлено пятьсот комплектов новейших компьютеров с программным обеспечением на общую сумму по контракту один миллион канадских долларов. Чистая прибыль моей фирмы составила бы не более четырех процентов, - решив почему-то ничего не скрывать от этого человека, ответила Настя и добавила: - Я хотела помочь России и никого не собиралась обдирать, как липку.
    - Хорошо, - после паузы заговорил Владимир Владимирович. - Зайдите ко мне завтра... в десять утра и мы обо всем договорим. Пропуск Вам будет выписан.
    - Все ясно: у Вас останется целых два часа, чтобы выдворить меня из России, - вставая, подвела она вслух "итоги" визита.
    - Всего хорошего, - попрощался директор ФСБ, проводив ее вслед ровным счетом ничего не выражающим взглядом.
   

    В  отъезжающем от Лубянской площади сером "Опеле", в котором два амбала с утра вели слежку за Настей, зазвонил сотовый телефон. Тот, что сидел рядом с водителем, снял трубку:
    - Да, шеф, она уже вышла... Пробыла там не более двадцати минут. Направляется пешком в сторону Петровки... Не знаю, может домой идет, в гостиницу... Какое  настроение? А я знаю?!. Вроде неважное. Черт ее разберет, эту суку канадскую... Есть следить дальше, - по-военному закончил он разговор.   
    "Опель", о существовании которого Настя и не догадывалась, проводил ее до гостиницы "Россия".
    А тем временем Фишкин, приказавший своим охранникам не выпускать из виду Карельских, уже докладывал о результатах их слежки Будзянскому:
    - Давид Юльевич, она была на Лубянке...
    - Что-что? - переспросил мужской тенор на другом конце.
    - Она пошла в ФСБ и пробыла там около двадцати минут.
    - Кто-нибудь ее там принял? - обеспокоено задал вопрос Давид Юльевич.
    - Не могу Вам на это ничего ответить. У меня ведь нет там своих людей... - извиняюще начал лепетать Эдуард.
    - Дармоеды! Бездельники! За что я вам только плачу деньги?!
    - Давид Юльевич, не беспокойтесь Вы так. Никуда она от нас не денется, - старался заверить его Фишкин. - Завтра эта стерва должна улететь. Она уже ничего не сумеет изменить... Груз - наш!
     "И все же следует перепроверить, с кем она могла бы там... пообщаться", - усмехнулся Давид Юльевич, набирая номер телефона:
    - Аркаша! Я приветствую тебя, дорогуша. Ну, как дела?.. Да, тут мне без твоей помощи не обойтись. Одна особа, доставившая всем нам немало хлопот за последние дни, сегодня побывала на Лубянке. Так вот, ты бы разузнал, кто ее там принял, и чем все закончилось...
     И после небольшой паузы слащаво пропел он:
     - Знаю, что это невозможно. Но ведь не для тебя, иначе я бы не побеспокоил своего друга Аркадия.
    Будзянский надолго замолчал, выслушивая усиливающуюся тираду в свой адрес. Когда же на том конце явно исчерпали аргументы возражения, он спокойно добавил:
    - Все? А теперь послушай, что я скажу. Мне, конечно же, очень неловко, но ты сам меня вынуждаешь. Вспомни, кто вытаскивал из прокурорских клещей твоего недоросля в прошлом году, а?.. То-то же... Так что услуга за услугу, если не хочешь, чтобы это дело вдруг опять не возбудил настырный следователь. Надеюсь, к утру у тебя появится интересующая меня информация, - и повесил трубку.          


     Наутро ровно в девять пятьдесят пять Настя вновь пришла на Лубянку. Она не питала ни надежды, ни иллюзий относительно вчерашнего разговора с директором ФСБ, поэтому свою дорожную сумку упаковала еще с вечера. И тем не менее, словно ведомая каким-то невидимым поводком, послушно перешагнула порог здания. Ею скорее двигало желание довести все до логического конца, каким бы разочарованием это не стал для нее. Главное, чтобы потом ее совесть была чиста, и она не стала упрекать себя за то, что не испробовала последнюю возможность спасти свою фирму. 
    На этот раз другой дежурный протянул ей заранее выписанный пропуск, а сама процедура досмотра личных вещей сегодня воспринималась Настей уже как рутинная часть работы людей в форме и не вызывала у нее никаких скрытых насмешек.
    В знакомой приемной та же самая секретарь что-то торопливо записывала в блокнот.
    - Здравствуйте, госпожа Карельских, - с едва заметной улыбкой поприветствовала она Настю. - Владимир Владимирович ждет Вас.
    - Спасибо, - слегка растерянная от подобного приема поблагодарила Карельских и вошла в кабинет директора.
    - Здравствуйте, господин Путин.
    - Доброе утро, госпожа Карельских. Прошу Вас, - все таким же уже знакомым тихим голосом ответил директор ФСБ, пристав с кресла и, жестом предлагая ей сесть к столу, сразу же перешел к делу. - Нам удалось выяснить кое-какие детали относительно Вашего контракта с фирмой "Мираж".
     Настя стала внимательно его слушать, мучительно ожидая самого главного известия: разрешат ли ей задержаться в России до прибытия груза или же ей придется сегодня же вылететь в Канаду. Однако Владимир Владимирович не торопился объявлять о своем решении. Напротив, он пустился в рассуждения о важности ее груза для России.
   Настя подумала сокрушенно: "Очередное постсоветское пустословие..."  Она позволила себе даже отвлечься и исподтишка оглядеть его кабинет. Правый угол от письменного стола занимали старинные часы, пробившие десять раз, когда она вошла. Далее вдоль стены стоял большой, выполненный в старинном стиле книжный шкаф из красного дерева, за стеклянными дверками которого были видны стопки книг и папок, аккуратно лежащие и стоящие на полках, что говорило о хозяине кабинета, как о человеке, во всем любящим порядок.
    Карельских скосила глаза в другую сторону, как вдруг директор ФСБ, резко оборвав свои рассуждения о значении ее компьютеров для страны, в очередной раз застал ее врасплох своим вопросом:
    - Скажите, госпожа Карельских, а на каких условиях Вы бы оставили свой груз у нас в России?
    - То есть как... "оставить"? - до нее не сразу дошел смысл вопроса.
    - Вы отвлеклись и почти не слушали меня, - с мягким упреком произнес он. - Предположим, Вы нашли другого партнера, но, к сожалению, он... он может сразу заплатить лишь половину от общей стоимости товара. Остальные пятьдесят процентов - в течение следующего месяца. Согласились бы Вы подписать такой контракт?
    Наступила пауза, во время которой Настя прокручивала в голове всевозможные комбинации от этого предложения. Последним вариантом, и, пожалуй, самым верным, вычислила она, был вариант сотрудничества с "деловыми" структурами ФСБ.
    "Этого мне только не хватало!" - с ужасом осознала она последствия такой сделки. Карельских чувствовала, что от нее ждут ответа, и уже открыла было рот, чтобы с негодованием отвергнуть подобное предложение, но спокойные и уверенные глаза, наблюдающие за посетительницей, заставили сжать губы. Владимир Владимирович терпеливо ждал, какое она примет решение.
    - Вы соображаете, что мне предлагаете?! - наконец шепотом выпалила Настя. - Мало того, что я лишусь деловой репутации у себя дома, меня еще обвинят в сотрудничестве с вами.
    - Ну, не торопитесь с ответом. Во-первых, почему Вы решили, что контракт заключите с нами? У нас и денег-то таких нет, чтобы заплатить за Ваши компьютеры. Во-вторых, если Вы даете согласие, я называю адрес фирмы здесь, в Москве. Они готовы закупить Ваш товар, но на сегодняшний момент у них только полмиллиона долларов, которые заплатят хоть сейчас. Остальные пятьсот тысяч в течение месяца будут переведены Вам в Канаду.
    - И тогда же прояснится, что фирма - подопечная Вашей... конторы, и разразится скандал! - перебила Настя директора ФСБ. - Нет уж, спасибо за медвежью услугу!
    - Не горячитесь, госпожа Карельских. Никто, я повторяю, никто не узнает, что имя и адрес фирмы Вам предложил я, если... если, конечно, Вы сами об этом кому-нибудь не разболтаете.         
    Настя почувствовала, что загнана в угол, поэтому начала отчаянно сопротивляться:
    - Значит, если я отказываюсь, Вы меня выдворяете, так?
    - Нет, - твердо ответил ей Владимир Владимирович. - Но нашей стране действительно нужны компьютеры, а те, которые везете Вы, особенно. И это не просто деловое предложение, чтобы спасти Ваш бизнес, это очень, очень нужно нам. Помогите же, если Вы и вправду хотели помочь России. 
    Настя заколебалась. С одной стороны это был шанс спасти фирму, с другой - она действительно осуществила бы свою мечту помочь России, ради чего она, собственно, и затеяла сделку с компьютерами. Получалось, что проигрыша нет ни с одной из сторон в случае ее согласия. Но все же что-то мешало ей дать положительный ответ. Это "что-то" было в названии того учреждения, в стенах которого и происходил разговор. Путин, кажется, догадывался о причинах ее колебаний и вел себя весьма тактично: не торопил ее, давая время еще раз взвесить все "за" и "против".
    - Какие у меня будут гарантии? - после затянувшейся паузы спросила Карельских.
    - Со мной знаком лишь президент фирмы. Следовательно, вопрос о моем ... э-э... "сводничестве" не возникнет ни у кого. Деньги переводятся на Ваш счет сегодня же во время подписания контракта, а вторую половину, опять же по условиям сделки, Вы получите в следующем месяце. Но, если и этого Вам недостаточно, - добавил Владимир Владимирович, улыбнувшись на миг, отчего его лицо приобрело мягкие черты, и тут же вновь посерьезнел: - даю Вам слово офицера.
    Снова в кабинете повисла долгая пауза. Настя пытливо смотрела прямо в глаза директора ФСБ.
    - У меня нет другого выхода, - выдохнула она наконец, откидывая назад спадающую на глаза прядь волос. - Я... согласна.
    Путин выдвинул верхний ящик письменного стола, достал оттуда визитную карточку и передал ее Насте. Она внимательно прочитала сначала название, адрес и номер телефона фирмы, потом дважды длинную фамилию ее президента: "Веретенников Владимир Александрович. Президент фирмы "Версия". "Они все теперь "президенты"," - промелькнуло в голове у Насти.
    - Вас ждут там к одиннадцати часам. Их офис тут недалеко... - пояснил Владимир Владимирович и добавил: - Потом можете вылетать в Калининград.
   Настя была ошеломлена его уверенностью и предсказуемостью результата их беседы. Она положила визитку в свою сумочку и встала из-за стола. Директор ФСБ проводил ее до дверей. Остановившись у самого порога, он достал из левого нагрудного кармана пиджака сложенный вдвое маленький листок белой бумаги, на котором были написаны лишь цифры, и протянул ей:
    - А это мой номер телефона.
    - Зачем?
    - Так, на всякий случай, - туманно ответил он. - Мало ли какие могут возникнуть непредвиденные обстоятельства...
    - Спасибо, - тихо, словно загипнотизированная, поблагодарила она и опустила глаза.
    Владимир Владимирович пожал ей руку на прощанье:
    - Желаю успеха. И вот еще что я бы хотел Вам сказать. В этой стране есть много людей, которые живут и трудятся честно. Вам просто не повезло и Вы стали так судить обо всех.
    - Что же Вы тогда не боритесь с разгулом мафии?! Или же КГБ, то есть ФСБ, превратилась вчерашнюю страшилку?.. Вы же не можете не видеть, что делается со страной, но не принимаете никаких мер. Так и... без страны можно остаться.
    - Вам бы следовало поостеречься высказывать столь опрометчивую критику мне здесь, - совет Путина прозвучал с металлическими нотками в голосе.
    - Мне нечего бояться, - Настя с вызовом посмотрела на директора ФСБ. - Меня и так ни за что выдворяли, пусть уж лучше будет хотя бы формальный повод... Впрочем, не сочтите меня уж совсем неблагодарной. Я... я никогда не забуду того, что Вы сделали для меня и моей фирмы. Всего Вам доброго. Прощайте, господин Путин!
    Она поспешно покинула его кабинет, а Владимир Владимирович продолжал стоять перед закрытой дверью и о чем-то размышлял.      






32.

   И на этот раз Настя покинула стены ФСБ с двойственным чувством. Во-первых, она совсем не была уверена, что поступает правильно, согласившись заключать новый контракт, а, во-вторых, ей никак не удавалось найти объяснение, каким образом директор ФСБ с такой легкостью смог уговорить ее. И это злило ее сейчас не меньше, чем возможность быть втянутой в новую авантюру.   
    С этими мыслями она отправилась в сторону Кузнецкого моста, где и располагалась, судя по визитной карточке, фирма "Версия", нисколько не подозревая, что за ней следят сразу две пары мужских глаз.
   Как только Настя свернула за угол, из серого "Опеля", припаркованного на Лубянской площади, вышел крупный детина в кожаной куртке, несмотря на обещанный синоптиками жаркий день и тронулся за ней следом. Он напряженно всматривался в толпу, боясь упустить из виду ту, за которую, по словам Фишкина, "отвечал головой". Возможно, по этой причине он и не заметил, как идущий позади нее юношу спортивного телосложения в модной тенниске и солнечных очках невольно ухмыльнулся, назвав про себя его действия "топорной работой".
    Тем временем Карельских подошла к нужному зданию, у подъезда которого  среди дюжины вывесок нашла и табличку фирмы "Версия", разместившейся на втором этаже старинного особняка.
    - Вы к кому? - стук каблучков и почти детский голос, раздавшийся в полумраке свежевыкрашенного холла, заставил ее вздрогнуть.      
    - Мне нужна фирма "Версия".
    - Вверх по лестнице направо последняя дверь, - ответила ей тонкая, как тростинка, длинноволосая девушка, насколько ее успела разглядеть Настя.
    - Спасибо, - и быстро поднялась на второй этаж. Если бы она не так торопилась, то услышала бы, как еще раз хлопнула входная дверь и девушку, направляющуюся к выходу, остановил мужчина в черной куртке:
    - Скажите, а к кому пошла только что вошедшая женщина?
    - Вам-то какое дело?! - удивилась девушка.
    - Ну-ка колись, красавица! - грубо оборвал он, хватая ее за хрупкий локоток. - Это... моя жена.
    - А-а, - растерялась та. - Точно не знаю, но спрашивала про "Версию".
    - Какую версию?!
    - Про фирму "Версия".
    - Понял, - и отпустил девушку. Затем, не зная, как поступить дальше, вернулся на улицу и начал расхаживать вдоль ограды, время от времени озираясь по сторонам маленькими прищуренными глазами. За всем этим наблюдал молодой человек в темных очках, расположившийся на лавочке по другую сторону улицы и делающий вид, как приятно купаться в августовских лучах солнца.


    - Моя фамилия Карельских, - поздоровавшись, представилась Настя седеющему мужчине с загорелым лицом в белой сорочке с короткими рукавами, который и являлся президентом фирмы "Версия".
    - Прошу Вас, госпожа Карельских, - учтиво пригласил Веретенников гостью к столу. Потом нажал на одну из кнопок селектора и пригласил к себе некого Игоря.
    Настя устало опустилась в кресло, стараясь не выдавать своего внутреннего состояния. Некоторое время оба молча разглядывали друг друга, нисколько того не скрывая, однако сказать самой себе что-либо определенное о новом партнере она так и не смогла. В отличие от нее Владимир Александрович сразу проникся к посетительнице симпатией, и не последнюю роль в этом сыграл его вчерашний разговор с  другом, с которым его связывало очень многое без малого четверть века...


    Путин позвонил к концу рабочего дня, когда сотрудники Владимира Александровича, (а их в фирме работает всего пятеро, включая его сына Игоря), уже собирались по домам. В старинный особняк на Кузнецком мосту они переехали всего месяц назад, арендовав в нем три помещения, в которых из-за незавершенного ремонта по сей день царил беспорядок. Повсюду можно было наткнуться на картонные коробки, где хранилась часть не распакованной документации и необходимых для офиса канцелярских предметов.   
    Веретенников был несколько удивлен звонку друга:
    - Здравствуй, тезка! - радостно ответил Владимир Александрович. - Надеюсь, ты не собираешься объявить о переносе нашей встречи?
   Друзья ежегодно встречались в начале сентября с тех пор, как оба окончили юридический факультет. Если же один из них звонил, это означало, что обстоятельства вновь помешали их традиции.   
    - Как поживаешь, бизнесмен? - спросил Владимир Владимирович.
    - Все подтруниваешь... - устало вздохнул президент фирмы, решивший после увольнения из КГБ попробовать себя в роли предпринимателя. - Так ты насчет встречи или по другому поводу?
    - По другому, - и предложил закупить заокеанские компьютеры последнего поколения с полным программным обеспечением...
 

    В комнату почти сразу же вошел плечистый юноша, очень похожий в профиль на Владимира Александровича прежде всего таким же крючковатым носом:
   - Мой сын Игорь, он же, как сейчас говорят, мой менеджер по финансовой части, - сказал Веретенников-старший не без гордости, которая не ускользнула от Настиного слуха. 
   - Очень приятно, - с чуть заметной улыбкой протянула она руку.
   - Контракт мы уже подготовили, госпожа Карельских, - по-деловому начал Игорь.
   "И когда, интересно, успели? - мысленно отметила Настя. - Неужели ночью корпели?"
   - Если Вы не будете возражать с нашими условиями договора, ознакомившись со всеми его пунктами, то можно будет считать его вступившим в действие с момента подписания, - продолжил уже Владимир Александрович.
    "Даже если и буду, у меня нет другого выхода", - вздохнула она, пробегая глазами отпечатанный на двух страницах текст будущего контракта.
    - Сумму в пятьсот тысяч долларов США мы готовы перевести, как только Вы, госпожа Карельских, сообщите нам номер счета Вашей фирмы...
    А за стенами здания события разворачивались следующим образом.
    Весь взмокший от жары одетый в черную кожаную куртку детина окончательно потерял терпение и стал названивать по сотовому телефону.
    - Шеф, - выдохнул он в трубку, - она все еще на Кузнецком мосту в фирме "Версия".
    - Как? "Версия"? - переспросил Фишкин. - Стой на месте и продолжай слежку.
    - Окей, шеф, - и бросился обратно к подъезду особняка.
   А Эдик Фишкин, допивая свой фруктовый коктейль, принесенный его
секретаршей, слушал длинные гудки по сотовому телефону. Наконец на том конце ответили:
   - Слушаю.
   - Давид Юльевич, Вам название фирмы "Версия" о чем-нибудь говорит?
   - И ради этого дурацкого вопроса ты меня вытащил из бассейна? - прошипел Будзянский. - У тебя  задача следить за каждым движением этой рыжей стервы!   
   - А я, по Вашему, чем занимаюсь?! - откидываясь в кресле, пожал он плечами. - Она как раз сейчас там. Один из моих только что звонил.
   - Ах вон оно что... Докладывай незамедлительно каждый ее шаг, - и отключил телефон.
   Давид Юльевич явно занервничал. "Аркашка, скотина бездарная, так ничего толком и не выяснил, - рассуждал он про себя, ныряя снова в изумрудную воду. - Предположим, ей удалось с кем-то переговорить в ФСБ. Тогда на Смоленскую должен был бы поступить "отбой", о котором Аркадий не мог бы не знать. Значит, все пока остается в силе. Но при чем тут фирма "Версия"?.. Кажется, она занимается закупкой всякой мелочи. Да нет, у них и денег-то таких не найдется, предложи им такой товар", - успокаивал он себя, расслабившись на водной глади. 
    Через полчаса все было закончено: контракт был подписан Настей и Владимиром Александровичем, а Игорь тем временем съездил в банк и вернулся с квитанцией о переводе денег в Виннипег.
    "Молодцы! Оперативно работают," - мысленно похвалила она обоих Веретенников, чувствуя, как на душе наступает заметное спокойствие и возвращается уверенность в дальнейших действиях, а вслух спросила:
    - Когда вылетаем в Калининград?
    - Самолет через три с половиной часа, - взглянув на часы, ответил Владимир Александрович. - Билеты уже заказаны. Игорь и еще один наш сотрудник Денис летят с Вами, госпожа Карельских.
    - Спасибо.
    Настя встала и протянула руку Веретенникову-старшему. Ей очень хотелось на прощание сказать ему много теплых слов, но что-то сдерживало ее. Уже в дверях она обернулась, в последний раз окинула взором хаотичную комнатку и широко улыбнулась:
     - Я желаю Вам и Вашей фирме успехов и еще раз спасибо Вам, Владимир Александрович!
     Сев в машину Игоря, они сначала направились в гостиницу забрать ее вещи. Молодой человек в солнечных очках наконец-то смог покинуть жаркую скамейку, а детина, догадавшийся, наконец, снять свою куртку, вновь схватился за сотовый телефон.
     Игорь открыл багажник "Волги", куда Настя положила свою дорожную сумку, и машина мягко тронулась с места по направлению аэропорта. Следом отъехал и серый "Опель", с утра дежуривший возле гостиницы,  после того, как водитель переговорил по сотовому с Фишкиным:
     - Все в порядке, шеф. Она забрала вещи и уезжает. Даже пунктуальность соблюдена, - и противно хихикнул в трубку.
    - Она вызвала такси?
    - Нет, отъезжает на машине того типа, что привез ее...
    - Глаз с нее не спускать до самого аэропорта, понял? - перебил его Фишкин. Ему не нравился этот случайный сопровождающий, неизвестно откуда взявшийся. Точнее, он понял, что "тип", без сомнения, из фирмы "Версия". Но что их связывает, оставалось для него загадкой. И это раздражало Фишкина. "Может, просто зашла на прощанье к старому знакомому и тот ее провожает? А, может, затеяла какую-то новую игру?" - терялся он в догадках и решил еще раз перезвонить Будзянскому, чтобы на того переложить свою головную боль.
    Выслушав предположения Фишкина, тот пришел в ярость:
    - Товар не просто должен быть наш, но и реализован до начала следующей недели. Ясно тебе?!
    - Давид Юльевич, - испуганно бормотал Эдик, не ожидая такой реакции
собеседника, - ну, к чему такие волнения? Карельских улетает, а товар остается. Все идет по плану!
    - Я тебе еще раз повторяю: товар должен быть ре-а-ли-зо-ван до следующей недели, идиот!
    - Почему?
    - Да потому что ожидаются финансовые потрясения. Или ты забыл, в какой стране мы живем?!
    - Откуда такие сведения? - недоуменно спросил Фишкин.
    - Сорока на хвосте принесла, - усмехнулся Давид Юльевич. - Все, эту тему мы не обсуждаем, но заруби на носу, если не хочешь окончательно прогореть – срок у тебя до понедельника. Потом не говори, что я тебя не предупреждал. Спасать твою фирму я не намерен. А вот в случае срыва операции я из тебя, Эдичка, все кишки достану! Это я тебе обещаю.
    Спустя час в кабинете Фишкина раздался еще один звонок:
    - Шеф, она в "Шереметьево", но не "два", а "один" и вылетает рейсом на Калинград, - доложил мужской голос.
    - Что ты несешь?! - не понял Эдик.
    - Она с этим типом вылетает в Калининград, - подтвердили на том конце.
    Наступила пауза, во время которой Фишкин мучительно пытался сообразить, что же произошло.
    - Доставай любым способом билет на тот же рейс! - наконец завизжал он в
трубку.
    А вечером, в ресторане "Баварская кухня", принадлежавшем супруге Будзянского, Эдик изложил Давиду Юльевичу план дальнейших действий. Он предлагал похищение Карельских после того, как товар будет передан фирме "Версия" (если, конечно, они договорились в цене) с целью выплаты полученной суммы в обмен на свободу. Фишкин также заверил, что его люди, находящиеся в Калининграде в ожидании судна из Канады, сделают все "чисто".
   И хотя слова беседующих мужчин невозможно было расслышать сидевшему за соседним столиком с бокалом пива молодому человеку в модной тенниске, по выражению их лиц и жестикуляции Фишкина было несложно догадаться, что они затевают. Допив залпом холодный напиток, он расплатился с официантом и быстро покинул шумное заведение, чтобы доложить о выполненном задании своему начальству.



33.
    Калининград встретил их обычной прибалтийской погодой для этого времени года: моросящим весь день дождем. В гостиничном номере Настя распаковала вещи и сразу легла горячую ванну, чтобы согреться. Потом включила телевизор. Передавали местные новости. Прослушав весь выпуск, у нее сложилось впечатление, что в области не происходит ничего, кроме преступлений различной тяжести: от мелких краж до убийства местного преуспевающего бизнесмена. Причем, судя по сообщениям, преступления так и останутся нераскрытыми. Один прогноз погоды мог порадовать телезрителей: назавтра ожидался порывистый ветер с переменной облачностью без осадков. "И на том спасибо", - мысленно поблагодарила Настя диктора и, выключив телевизор, набрала домашний номер.
    Андрей ответил после третьего звонка.
    - Привет, это я, - Настя старалась говорить как можно бодрее. - Как мама? Как вы там все?
    - Маме лучше. Я только что из больницы. Врачи говорят, что кризис миновал. Дети в порядке.
    У Насти навернулись слезы на глаза, а к горлу подкатил ком. Муж, с которым ее разделял океан, тем не менее, почувствовал ее состояние и  добавил:
    - А у нас еще одна радостная новость: Лиза сегодня родила мальчика.
    - Как "родила"?! - воскликнула она. - Ей еще два месяца ходить...
    - Ну, так получилось. Вечером звонил Артур и сообщил о рождении сына. Не волнуйся, врачи говорят, что все хорошо. Ты сама там как? Откуда звонишь?
    - Я в Калининграде. Завтра встречаю груз.
    - Когда вернешься? Каким рейсом тебя встречать?
    - Еще не знаю. Я позвоню. Пока, - и чмокнула трубку.
    На сердце скребли кошки. Она разрывалась между домом, мамой и фирмой. А тут еще и единственная подруга стала мамой, а ей даже не суждено быть рядом с ней...
    Хотелось лишь одного: поскорее передать товар, уехать из страны и  забыть обо всем. Но тут всплыло лицо директора ФСБ. "Вряд ли удастся забыть, - усмехнулась она. - Неужели когда-нибудь меня смогут шантажировать этим?" В голову продолжали лезть всякие мысли. "Никто ничего не докажет. Я могу сказать, что прочитала об этой фирме в какой-то газете, названия которой уже не помню, позвонила им и предложила контракт. И никакого Владимира Владимировича я в глаза не видела, - успокаивала она себя. - Ни одна душа не узнает, что я ходила на Лубянку..." Вспомнились ей и слова Владимира Владимировича: "Если Вы, конечно, сами кому-нибудь не разболтаете..." Карельских была почему-то уверена, что этому лысеющему блондину ничем особо не привлекающей внешностью можно доверять. Она закрыла глаза и представила себя снова в его кабинете. Сейчас больше не было ни волнений, ни страха остаться непонятой русским чиновником. Перед глазами стоял сильный человек, от которого исходила спокойная уверенность, придающая ей надежду на успех. С этими мыслями она и погрузилась в сон...


    В порту было еще ветренее, чем в городе. Настя наглухо застегнула синюю спортивную куртку и подняла воротник. Но холодный ветер все равно проникал сквозь плотные джинсы и нещадно хлестал по лицу, развевая ее пушистые рыжие волосы в разные стороны.
    Игорь и Денис подогнали большой трейлер, в который и должны были загрузить весь товар для дальнейшей отправки в Москву. Они вместе направились к причалу, где уже пришвартовалось грузовое судно из Канады, и по трапу как раз сбегал Мэйсон с папкой в руках. Завидев Настю, он помахал рукой и почти бегом направился к ней.
    - Хэллоу, Нэнси! Капитан уже в курсе и ждет нас.
    - Мэйсон! Рада тебя видеть. Но погоди. Обстоятельства изменились. Груз
остается в России. Подробности расскажу потом. Я подписала новый контракт с другой фирмой. Два ее представителя здесь со мной в ожидании наших компьютеров, - коротко и быстро объяснила она и представила ему Игоря и Дениса.    
    Карельских с Игорем осталась на причале возле трейлера, а Мэйсон и Денис поднялись по трапу на судно. Она достала из сумки копии документов, в которых были указаны номера контейнеров с компьютерами. Договорились, что акт о получении подпишут здесь же, в порту, после того, как проверят целостность груза.
    Работа шла в довольно быстром темпе. Игорь оказался расторопным работником: придирчиво осматривал получаемый товар, но не проявлял недовольства или капризов, а, наоборот, после проверки очередного контейнера его лицо выражало удовлетворение, и Насте нравилось наблюдать за ним, делая пометки в своем списке.
    Оставалось проверить не более трети комплектов, когда они решили сделать небольшой перерыв. Настя вдруг резко оглянулась, почувствовав что-то неладное за своей спиной, и не поверила в то, что, а точнее, кого увидела в полусотне шагов от себя. Возле железной ограды, у ворот, стоял мужчина в длинном темно-синем плаще, засунув руки в глубокие карманы.
    - Игорь, пожалуйста, отмечайте номера пока без меня. Я сейчас... - и всучив ему бумаги, стремительно направилась в сторону ворот, едва сдерживая желание побежать.
    - Вы?! Здесь?.. Каким образом? - ее изумлению, казалось, не было предела.
    - Во-первых, здравствуйте, - тихо произнес Путин, все так же продолжая держать руки в карманах.
    - Да, конечно... Простите меня... Здравствуйте, - смущенно ответила Настя, приглаживая растрепанные ветром волосы. Она все еще не верила, что перед ней стоит директор ФСБ.
    - А во-вторых, как идут дела? - серьезно спросил Владимир Владимирович.
    - Спасибо, все в порядке. Осталось передать треть товара.
    - Хорошо. Как Вы собираетесь отсюда выбираться?
    - Еще не знаю, - пожала она плечами и на секунду прищурила глаза, восприняв его вопрос, как пожелание, чтобы она поскорее покинула Россию. - Наверно, уедем через Германию. Я узнавала, есть рейс на Гамбург.
    - Ну, зачем же такие сложности? Вам нужно будет еще в немецком Консульстве визу оформить... У меня к Вам другое предложение.
    Настя удивленно вскинула бровями: "Опять? Что еще за предложение на этот раз?"
    - Через час я возвращаюсь в Москву. Вы можете лететь со мной. А оттуда прямым рейсом в Канаду, - продолжал Путин.
    - Да, но мы проверили еще не все контейнеры и не подписан акт о получении... - возразила она.
    - А разве Ваш помощник не может этого сделать за Вас? Он прилетит позже, а Вы тем временем закажите билеты в Шереметьево, - рассуждал он, при этом глядя на Карельских настолько пристально, что она сдалась без дальнейших возражений.
    - Ну, хорошо... Но мне еще надо заехать в гостиницу за сумкой.
    - Значит, договорились.  Встретимся в аэропорту, - и, не прощаясь, направился к стоящейся за воротами белой "Волге".
   Настя вернулась к Игорю:
   - Сколько еще комплектов осталось проверить?
   - Сто с небольшим.
   - Справитесь без меня? Мне необходимо переговорить с Мэйсоном.
   - Конечно, госпожа Карельских. Что-нибудь не так? - обеспокоено спросил он.
   - Нет-нет, - поспешила заверить его Настя, - это касается нашего отъезда.
   Она легко взбежала по трапу на судно, где не без труда отыскала Мэйсона среди контейнеров на палубе и позвала:
   - Мэйсон! Заканчивай без меня. Я через час улетаю обратно в Москву. Сегодня же закажу билеты на Торонто. Как подпишешь акт, позвони мне и сразу же вылетай. Я тебя встречу в аэропорту.
    - Что-нибудь случилось? - спросил озадаченный столь внезапным ее решением Мэйсон.
    - О, нет! Все неприятности, слава Богу, уже позади. Просто... просто так мы сэкономим время для возвращения домой.
    - Окей! Счастливо тебе!
    - Спасибо. До встречи в Москве!


    Увидев, что Настя направляется к стоянке такси, владелец зеленых "Жигулей" стал чересчур навязчиво, как ей показалось, предлагать свои услуги довести ее в любую точку города. Сначала Настя вежливо отказалась, а потом, грубо оборвала его на полуслове. Она взяла на вооружение не пользоваться  в России услугами, которые предлагались ей вопреки ее желанию, поэтому села в первое попавшееся такси, согласившееся довезти ее до гостиницы.
    А водитель "Жигулей", сев в свою машину, включил радиотелефон:
    - Она села в такси. Едут в сторону центра. Следую за ними, - и включил зажигание.
    Пожилой водитель то и дело хмуро смотрел в зеркало заднего обзора, после того как, вырулив на главную магистраль, ведущую к центру города, заметил зеленые "Жигули", неотступно следовавшие за ними в метрах тридцати сзади.
   А у Карельских тем временем все не выходили из головы два вопроса: "Зачем директор ФСБ приехал в порт? И как могло так случиться, что она с легкостью согласилась лететь с ним обратно?" Однако найти объяснение у нее не хватило времени.
    Остановившись у гостиничного подъезда, Настя попросила таксиста подождать несколько минут и отвезти ее потом в аэропорт.
   "Добро", - пробурчал тот в ответ.
   Сборы заняли не более пяти минут. Карельских сдала ключи дежурному администратору, которая с улыбкой пожелала ей счастливого пути.
   Положив рядом собой на заднее сиденье дорожную сумку, Настя захлопнула дверку. Такси тронулось с места, но как только свернуло за угол гостиницы, водитель тут же заметил отъезжающую от обочины дороги уже знакомую машину. Он нажал на педаль газа, и машина резко набрала предельно разрешенную для черты города скорость. "Жигули" не отставали, перестроились в левый ряд и, обогнав пару легковых машин и микроавтобус, вновь пристроились сзади такси. Бывалому шоферу все больше это не нравилось, и он свернул направо в узкий переулок настолько резко, что Настя повалилась на свою сумку.
    - Потише нельзя? - с недовольством спросила она водителя. Но тот, словно не слыша ее реплики, на этот раз резко повернул налево и выехал на шоссе возле указателя "В аэропорт" и прибавил скорость. Настя повернула голову назад и увидела, как зеленые "Жигули" выворачивали на шоссе с той же улицы, визжа тормозами. За рулем сидел одетый в темный костюм мужчина средних лет, лицо которого показалось ей знакомым, и шевелил губами. Это выглядело очень странно, так как в салоне машины больше никто не находился.
    - Пожалуйста, поскорее, - попросила Карельских, стараясь не выдать своего испуга. Она решила больше не оборачиваться и желала только одного: поскорее попасть в аэропорт и улететь.
    Когда вдали показалось здание аэровокзала, таксист сбавил скорость и свернул направо. "Жигули" тоже свернули и остановились на парковке напротив входа в здание. Расплачиваясь с водителем, Настя заметила, что преследователь оставался сидеть в машине. В вестибюле аэровокзала она направилась к справочному бюро, чтобы получить информацию о рейсе на Москву, как вдруг перед ней возник высокий стройный мужчина славянской внешности.
    - Госпожа Карельских, пожалуйста, сюда, - негромко заговорил он, показывая рукой в сторону  таблички "Секция  № 4".
    - Я Вас не знаю. Кто Вы? - едва скрывая волнение, спросила Настя.
    - Я от Владимира Владимировича. Он ждет Вас в самолете.
    - Я не знаю никакого Владимира Владимировича, - отрезала она и попыталась обойти его справа.
    Однако мужчина преградил ей дорогу:
    - Мы с Вами случайно столкнулись на лестнице, когда Вы уходили от него третьего дня. Взгляните на меня повнимательней... Теперь вспомнили?
    Настя начала пристально изучать его лицо. Она вспомнила, что действительно видела похожего на него сотрудника ФСБ на лестничной площадке после беседы с Путиным, но сказать с уверенностью, что это был он, не могла. Здравый же смысл подсказывал, что ей не грозит никакая опасность от этого внешне приятного человека, к тому же о ее согласии лететь в Москву вместе с Путиным никто знать не мог, чтобы устроить ловушку.   
    - Разрешите Вам помочь? - вежливо спросил он.
    Настя протянула ему дорожную сумку.
    - Билет уже заказан. Регистрация закачивается, так что давайте поторопимся, - ускоряя шаг, предложил он ей.
    У четвертой секции Настя была последним пассажиром в очереди на регистрацию и оформление ручной клади. Еще через четверть часа она уже входила в салон самолета. Сергей Иванович, так представился сотрудник ФСБ, указал ей налево, в первый салон, где в одном из мягких кресел с красной обивкой сидел единственный пассажир.         
     Карельских остановилась посередине салона, выбирая, куда бы ей сесть. Владимир Владимирович обернулся и привстал со своего места, указывая на одно из двух кресел напротив себя:
    - Прошу Вас.
    - Добрый вечер! Спасибо, - усталым голосом произнесла она, положив дорожную сумку под сидение у окна, а сама расположилась рядом. Владимира Владимировича и Настю разделял маленький столик, на котором лежали свежие газеты, по-видимому, просматриваемые им до их появления. Сергей Иванович сел по другую сторону от прохода.
    - Что-нибудь не так? - поинтересовался Путин, внимательно следя за ее движениями.
    - Не знаю, - честно призналась она. - За мной следом ехала зеленая машина со странным типом до самого аэропорта...
    Владимир Владимирович ничего не ответил. В это время самолет, оторвав шасси от взлетной полосы, начал быстро набирать высоту, отчего у Насти заложили уши.
    К ним подошла миловидная стюардесса с подносом и предложила прохладительные напитки. Путин кивком поблагодарил ее и лишь пригубил стаканчик с минеральной водой. Насте же очень хотелось пить: она вдруг вспомнила, что ничего не еле и не пила после утренней чашки кофе с двумя бутербродами.
    - Не желаете ли заказать что-нибудь? - спросил директор ФСБ, когда она поставила пустой пластмассовый стаканчик на столик.
    Карельских отрицательно покачала головой:
    - Господин Путин, я бы хотела поблагодарить еще раз за все, что Вы сделали для меня. Признаться, я... я не ожидала от Вас такого участия. Спасибо Вам.
    - Не стоит благодарностей. Мы не меньше Вас были заинтересованы в получении Вашего товара.
    Настя слабо улыбнулась. Напряжение и усталость проходили. Она слегка склонила голову набок и, почти не скрывая своего интереса, стала рассматривать человека, сыгравшего столь важную роль за последние дни в ее судьбе. Ничего, казалось, не было особенного в его внешности, но выражение больших серых глаз и то, как оно менялось, поражали ее. Сейчас они излучали глубокое довольство, и цвет глаз приобрел оттенок голубизны.
    - Вы давно живете в Канаде? - вопрос Владимира Владимировича вывел ее из задумчивости.
    - Четвертый год.
    - И уже фирма, миллионные сделки... Для такой молодой женщины, иммигрантки, совсем недурно... - вслух, как бы для самого себя, размышлял Путин.
    - Я могла бы расценить сказанное Вами как комплимент, но Вы ведь видели мой паспорт и знаете мой возраст, - задорно, даже с вызовом ответила ему Настя, но тут же серьезно продолжила: - Бизнесом я занялась не так давно. Я получаю неплохие гонорары за свои книги, и решила пустить их в оборот. Конечно, можно было бы положить деньги в банк, но меня убедили открыть свое дело.
    - И что же Вы публикуете?
    - Детективы. Вообще-то я педагог английского языка, а писать начала еще в Штатах, куда по контракту уехала преподавать русский. Почти полгода жила там одна, пока муж оформлял визу. Вот и писала по вечерам, скорее от скуки, чтобы скоротать время...
    - Неужели в Соединенных Штатах можно скучать? - удивился Владимир Владимирович.
    - Там, где жила я, вечерами делать практически нечего. Помните, как у Ильфа и Петрова? "Одноэтажная Америка"... Северная Дакота вполне соответствует такому представлению.
    Настя заметила, что он ждет продолжения, и пустилась в воспоминания:
    - Дописав первую книгу, я отправила ее в соседнюю Канаду, так как Виннипег оказался единственным крупным городом в округе, где нашла литературное агентство. А через год издатели уговорили нас с мужем переехать в Канаду. И я отказалась продлить свой контракт с университетом.
    Она все больше увлеклась собственным рассказом. Путин не задавал вопросов, не перебивал, но при этом проявлял какой-то особый интерес к собеседнику, и ей, признаться,  это было приятно. Возникало осознание, что она не станет скрывать ни одного факта из своей биографии от человека, который умеет так слушать:
    - По иронии судьбы, литературный агент, занимающийся изданием моих детективов, оказалась моей родной матерью...
    Наступила пауза. Настя собиралась с мыслями, чтобы вкратце и понятнее все  изложить:
    - Анна поступила в Московский университет, вскоре познакомилась с молодым польским музыкантом. Ей было всего семнадцать, а брак, тем более с иностранцем, не разрешалось оформлять без согласия родителей. Она не решилась сразу признаться, что ждет ребенка. Ее отец был категорически против их брака... Вскоре музыкант вернулся на родину, не подозревая, что у Ани будет ребенок. Она же до последнего скрывала от всех свою беременность. Летнюю сессию сдала досрочно и уехала к тете в Ригу, где и родила меня. В те годы не составляло труда представить, какие вопросы могли возникнуть в Москве, если бы она вернулась с незаконнорожденным ребенком, да еще от иностранца. За "такое" исключали из университета, "беседовали" в КГБ, несмотря на хрущевскую "оттепель"... 
    При словах "беседовали в КГБ" Настя усмехнулась. На лице Владимира Владимировича было почти детское участие и желание услышать историю до счастливого конца.
    - В палате с Анной, - продолжала Настя, -  лежала еще одна, уже немолодая, роженица, у которой родилась очень слабая девочка. Врачи не давали почти никакой надежды, что ребенок выживет. Мама была в отчаянии, поскольку уже потеряла до этого одного ребенка, а забеременеть вновь у нее почти не было шансов. На следующее утро, когда новорожденных принесли на кормление, девочка умерла прямо на ее руках. Она знала, что Аня все равно откажется от меня... И тогда они поменялись номерками. Врачи ни о чем не догадались, лишь удивленно пожимали плечами. Так моей мамой стала другая женщина. Своему мужу она тоже ничего не рассказала, а тот и представить себе не мог, что дочь не родная, потому что я во многом похожа на него.
    Карельских провела чуть дрожащей рукой по волосам, затем положила ладони на столик:
    - Конечно же, Аня потом, спустя годы, раскаивалась в своем малодушном, как она сама назвала, поступке. Но тогда, когда по существу сама еще была ребенком, она больше обвиняла других: родителей, любимого человека и... систему. Чтобы забыть все, она решила уехать из страны, поэтому и согласилась выйти замуж за студента-канадца, который изучал в Москве русский язык. Однако в браке по расчету вскоре нашла свое счастье: у них два сына, а Питер оказался любящим мужем.
    - Как же Вы узнали, что она Ваша настоящая мать? - впервые нарушил молчание Владимир Владимирович.
    - Когда Аня прочитала данные моей биографии, где и когда я родилась, то сначала подумала о случайном совпадении. Но потом к нам приехала моя мама. Они встретились, и у Анны не осталось больше никаких сомнений, что я и есть ее дочь. Правда, мама умоляла Аню сохранить тайну, тем более, что и Питер, и их сыновья ничего тогда еще не знали о ее внебрачном ребенке. Но Аня не сдержала данного моей маме обещания. Первыми узнали ее муж и дети, а недавно она все рассказала и мне... Я уверена, что так лучше, и теперь нам нужно лишь время, чтобы мы все прониклись к друг другу взаимопониманием: маме и Ане, братьям и мне. А маму Катю с тех пор я люблю и уважаю еще больше за ее материнский, не побоюсь высокого слова, подвиг. Все, что я имею в этой жизни - это ее заслуга. Она знает об этом и, надеюсь, больше не будет ревновать меня к Ане. А нашу дочку мы с мужем назвали двойным именем: Анн-Кэтрин, дома сокращенно зовем Ан-Кой.
    Тут Настя открыла сумочку и достала из нее блокнот. Пролистав несколько страниц, она нашла то, что искала: фотографию всей своей семьи, которую они сделали в парке в прошлом месяце, и передала ее в руки Путина.
    - Слева от меня мама и наши мальчики Женя и Вилли, справа - Аня с сыновьями Александром и Николасом, сзади - мой муж Андрей и Питер, - поясняла Настя.
   Вдруг ей показалось, что Владимиру Владимировичу что-то не понравилось. На какой-то момент он нахмурил брови, а после с вежливой улыбкой вернул ей фото:
    - Ваши сыновья совсем непохожие...
    - Вы правы. Они не братья. У нас с мужем долго не было детей, и мы решили усыновить мальчика. Для этого я и приехала в прошлый раз в Москву и забрала с собой из детдома Женю, еще не зная, что у меня будет ребенок. Пока я находилась в России, в автомобильной катастрофе погибли наши соседи. Их сына Вилли муж с мамой взяли в дом на время, но потом выяснилось, что никто из родственников не хочет брать его к себе на воспитание. Таким образом, у нас сразу появилось два сына, а в феврале родилась Ан-Ка, - закончила свой рассказ Настя.
    Карельских давно обратила внимание на обручальное кольцо на правой руке директора ФСБ и после небольшого колебания рискнула в свою очередь задать ему вопрос:
   - Владимир Владимирович, а у Вас есть дети?
   - Да. Двое, - не уточняя, кто именно, ответил он и сменил тему: - Скажите,
Настасья Борисовна, Вам не хотелось бы вернуться в Россию?
    - И Вы туда же... - выдохнула Настя и надолго замолчала.
    - Простите... Вам, наверно, много раз задавали здесь этот вопрос, - извинился Путин.
   - Нет-нет, отнюдь, - поспешила заверить она. - Просто... странно как-то все получается. Вы второй человек за две поездки, который задает этот вопрос. Первый фактически спас мне жизнь, а Вы - мою деловую репутацию... Другие, наверно, тоже спрашивали об этом, но я как-то не запомнила... - последние слова на самом деле означали, что этот вопрос не задевал ее так глубоко.   
    "Что это со мной?" - подумала Настя. - "Или я совсем расклеилась, или этот человек обладает магической силой располагать к себе людей..."
    Владимир Владимирович продолжал смотреть на нее, удобно расположившись в своем кресле. Он хранил молчание, но его глаза выражали гораздо больше, чем любой другой собеседник мог бы высказать словами: от неподдельного интереса узнать побольше из ее жизни до понимания, что она не обязана далее рассказывать о себе. Это был взгляд тонкого, чувствительного и тактичного человека, которого она еще не встречала в современной России, повсюду сталкиваясь либо с тупыми наглыми рожами преуспевающих дельцов и их "крутым" окружением, либо доведенными до полного безразличия от изнуренной нынешней действительности взглядами представителей русской интеллигенции. Путин являл собой воплощение той категории людей, которые не взирая ни на какие коллизии в обществе, не лишен живого человеческого участия к судьбе ближнего, готов прийти на помощь нуждающемуся, но суров и принципиален, когда того требуют обстоятельства и интересы своей страны.
    Именно эти его качества, скорее интуитивно прочувствованные, нежели реально осознанные, подкупали Настю, и она сделала выбор в пользу продолжения истории своей жизни:
    - Год с небольшим тому назад я открыла свою фирму. У меня было большое желание хоть чем-то помочь России. Пусть это была бы лишь капля в море, но для меня это было очень важно. Поэтому прошлым летом я, приехав в Москву, я еще начала искать деловых партнеров. В этой поездке осуществилась еще одна моя давняя мечта: я переплыла Атлантический океан. Правда, круиз чуть было не обернулся трагедией. Шестеро террористов попытались заставить команду изменить курс и идти на север
Африки. Если бы не один русский человек, наверно, их планам ничего не помешало бы.
    Перед Настиным взором отчетливо пронеслись сцены тех событий и того пасмурного утра, когда Леонид объяснялся ей в любви, и каким горьким и запоздалым  стало для нее это признание, услышь которое лет двадцать назад, она считала бы себя самым счастливым человеком на земле.
    - Он был не просто моим соотечественником, - добавила она глухим голосом, - это ... это была моя первая любовь. Только случайно встретившись двадцать лет спустя, все изменилось до банальности наоборот. Теперь он в меня влюбился, а я уже замужем и счастлива... В то утро мы прогуливались по нижней палубе, как вдруг он заметил на другом конце мужчину с автоматом в руке и толкнул меня за угол. Мы побежали вниз по лестнице... - ей было нелегко говорить от всего пережитого в тот день. - Спрятались было в его каюте, но, по-видимому, один из террористов услышал шум. Остальное произошло, как в боевике. Когда дверь приоткрылась, он чем-то тяжелым ударил вооруженного юнца по голове, связал его и оставил на мое, так сказать, "попечение". Ну, а что было после этого, знаю лишь из его скупого рассказа. Забрав оружие, он пробрался на капитанский мостик, застрелил террориста, который требовал от капитана и его помощника изменить курс судна. Потом вместе с помощником капитана они спустились в машинное отделение, где ранили еще двоих вооруженных террористов. Остальная часть экипажа и пассажиры находились все это время в столовом зале в качестве заложников в руках еще двух террористов, но те сдались уже без сопротивления. Оказалось, что мы единственные не повиновались приказу капитана явиться в ресторан, который он был вынужден отдать под дулом автомата...    
    - Когда, говорите, это случилось? - попросил уточнить директор ФСБ.
    - В начале июня.
    - А точнее?
    - Седьмого или восьмого... Да, восьмого числа. К счастью, об этой попытке
захвата судна мало кто успел передать в эфир...
    - Почему "к счастью"? Вы что же считаете, что борьба с терроризмом не должна освещаться в средствах массовой информации?! - удивленно вскинул он брови, отчего его большие серые глаза потемнели и стали круглыми, как у совы.
    - Нет-нет, разумеется, я совсем не это имела в виду, - вопрос всерьез озадачил ее. - Я только хотела сказать, что родные пассажиров и экипажа судна почти ничего не узнали из прессы, и у них не было причин для волнений. Ведь сам "захват" продлился не более трех часов.
    Владимир Владимирович, казалось, удовлетворился ее объяснением и кивнул головой в знак согласия.
    - Перед самым расставанием в Рижском порту, - продолжала рассказывать о своих воспоминаниях Карельских, - он сделал последнюю попытку уговорить меня остаться с ним и вернуться в Россию.
    - И Вы отклонили предложение?..
    - Какое? - Настя сделала вид, что не поняла вопроса, но при этом спокойно смотрела Путину прямо в глаза.
    Владимир Владимирович наблюдал за сидящей напротив него молодой женщиной, чью привлекательность нисколько не умаляла усталость последних дней, и сверлил ее своим взглядом, которого (и он понял это) она нисколько не избегает.
    - Вернуться на родину, - уточнил наконец он.
    - Да, Вы правы. И сейчас готова подтвердить это: мне больно за нашу страну, но есть... вещи, обстоятельства, которые, к сожалению, я не властна ни устранить, ни изменить, хотя и не сидела, сложа руки, как Вы знаете, а пыталась кое-что сделать для своей родины. Но, увы, все мои благие намерения чуть было не обернулись полным разорением...
    - Значит, Вы не верите в лучшее будущее России? - пытливо спросил Владимир Владимирович.
    - Нет, сегодня нет, - без колебаний последовал ее ответ.
    - Почему?
    - А Вы-то сами верите?.. Впрочем, простите. Вопрос, наверное, прозвучал глупо для Вас. Вам ведь по должности положено верить в светлое будущее, как нас учили еще со школьной скамьи...
    - Ну, не надо иронизировать. Я - реалист и уверен, у нашей страны достаточный потенциал, чтобы встать на ноги и чтобы наши люди зажили достойно и счастливо и гордились своей Родиной.
    - Пожалуйста, - устало попросила Настя, - не надо меня агитировать, как на митинге. Одной веры с надеждой очень мало, чтобы искоренить преступность и поднять экономику, я уж не говорю о культуре, образовании, медицине, да просто о быте! Неужели Вы не видите, что все это гибнет?!
   Карельских почувствовала, что начинает заводиться точно так же, как это бывало всякий раз, когда кто-то из домашних затрагивал российскую тему. Она также знала, что подобные дискуссии ни к чему не приводили, а лишь отнимали время и расстраивали всех, кто в ней принимал участия, поэтому и замолчала, повернув нахмуренное лицо к иллюминатору.
    - Скажите, а что по-Вашему надо сделать в первую очередь для изменения ситуации? - настаивал на продолжении темы Владимир Владимирович.
    - Не вынуждайте меня сказать то, о чем Вы и так догадываетесь. Я ведь понимаю, что любого рода призывы к смене системы или лидера страны караются по закону, поэтому не хочу распространяться по этому поводу и высказывать свои мысли вслух...
    Настя закусила нижнюю губу, желая показать собеседнику, что о продолжении темы не может быть и речи, но тут же передумала, поскольку это был шанс выразить свое отношение ко всему происходящему не дома, в Канаде, в кругу родных и друзей, а в России, человеку, занимающему не последнюю должность в руководстве государства. Она резко вкинула голову и заглянула ему прямо в глаза:
    - Стране нужна сильная созидательная личность, в которую поверили бы русские люди и здесь, в России, и в иммиграции. Тогда и мой ответ на Ваш вопрос был бы иным.
    В ответ Путин ничего не сказал. Казалось, что он размышлял о чем-то своем.
    Настя взглянула на часы и, достав косметичку из дорожной сумки, встала:
    - Прошу прощения, но я бы хотела привести себя в порядок перед посадкой в Москве.
   "Боже, что я себе позволяю?!" - испуганно размышляла она, направляясь в хвост самолета.
   "Нет, я боюсь не его, а... себя", - прошептала она, причесываясь перед зеркалом в туалетной комнате. Ей следовало бы выкинуть эти мысли из головы, но, сколько бы она себе ни приказывала, у нее ничего не получалось. "Мечта о возвращении так навсегда и останется несбыточной, и ты должна смириться с этой действительностью", - уговаривала она себя, подводя губы светло-розовой перламутровой помадой фирмы "Шанель". Но внутренний голос продолжал точить ее: "Ты ведь вернулась бы, если бы он вдруг пришел к власти, правда? Признайся, что ты смогла бы вернуться ради этого человека, хотя бы ради того, чтобы не остаться на всю жизнь перед ним в долгу..." На этот вопрос она не знала ответа, полагая, что все это неосуществимо, и, глубоко вздохнув, вернулась в первый салон.
    Сергей Иванович чуть заметным поворотом головы показал ей на Владимира Владимировича, который, закрыв глаза, откинулся в своем кресле. Настя приложила указательный палец правой руки к губам в знак понимания и села по другую сторону от прохода на свободной место позади Путина. Место оказалось удачным: ей был виден профиль директора ФСБ, и она то и дело тайком посматривала на него, боясь при этом, чтобы Сергей Иванович, сидящий впереди лицом к ней, не заметил ее наблюдения за его шефом. Лицо Владимира Владимировича разгладилось, на щеках играл слабый румянец, веки подрагивали. Она вдруг вспомнила своего Женьку: у того точно также мелко дрожали веки, когда тот притворялся спящим, и каждый раз изумлялся, что она безошибочно распознавала его детские хитрости...
   Самолет сбавил скорость и начал плавно снижаться. Когда шасси коснулись посадочной полосы, Путин слегка дернулся в кресле и открыл глаза. Не обнаружив Настю напротив себя, он повернул голову, и их глаза встретились.
   "Я хотела, чтобы Вы хоть несколько минут отдохнули... от меня", - выражала ее слегка смущенная улыбка.
   "Вы мне совсем не мешали", - ответил его взгляд.
    Подали трап. Сергей Иванович первым направился к выходу. Владимир Владимирович подошел к Насте:
    - Всего Вам доброго и счастливого пути.
    - Спасибо,  - благодарно улыбнулась она. - Никогда бы не подумала, что ФСБ может возглавлять такой... - она запнулась, опасаясь, что этим признанием может выдать себя и свои мысли, но Путин не уходил, а ждал, и ей пришлось хоть как-то закончить начатую фразу: - ...я Вас представляла совсем другим...
    - Я был бы рад, если бы Вы, Настасья Борисовна, поменяли свое представление не только о директоре ФСБ, но в целом о нашей с Вами Родине.
    Настя ничего не ответила на это и протянула ему руку на прощание:
    - Счастливо оставаться и да хранит Вас Бог!
    Путин несколько растерялся от услышанных слов. Он молча пожал ее руку. Потом решительно зашагал к выходу, ни разу не оглянувшись. Настя взяла из-под сидения свою дорожную сумку. В иллюминаторе она увидела, как черная служебная иномарка остановилась рядом с трапом, в которую садились ее спутники. 



34.
    В здании аэропорта "Шереметьево-2" было, как обычно, многолюдно и суетно. Заказав два билета на завтрашний рейс на Торонто, Настя направилась в кафе перекусить. Пока ей приносили ужин, она решила позвонить Мэйсону. Однако номер не соединялся. "Странно, - подумала она. - Неужели он отключил телефон?" После ужина, который одновременно заменил ей и обед, она передумала ехать ночевать в городе и направилась к гостинице при аэропорту.
    Уже стемнело, а Мэйсон все не звонил. Она несколько раз с кратковременными интервалами набирала его номер. Телефон все также безмолвствовал.
    "Не может быть, чтобы с ним что-нибудь случилось," - успокаивала она себя, но тревога усиливалась с каждой минутой.


   Мэйсон подписал акт в пятом часу дня. От фирмы "Версия" подпись поставил Игорь Веретенников. Акт гласил, что груз получен в целости и что у получателя нет к поставщику никаких претензий.
   Денис ожидал Игоря за рулем трейлера. Мэйсон тепло распрощался с русскими парнями, к которым он успел проникнуться симпатией прежде всего за их деловые качества и немногословность, и поспешил с копией акта в руках на борт судна забрать свои вещи.
   Когда он покидал порт, трейлер выруливал на магистраль, и Мэйсон еще раз на прощанье помахал рукой ребятам и отправился искать такси. "Нэнси позвоню с аэропорта", - решил он. Однако взять такси в это время суток в Калининградском порту оказалось делом нелегким: таксисты, уже не надеясь найти клиентов, обычно уезжали в другие районы города.
    Неожиданно из-за поворота показалась синяя иномарка с затемненными окнами и резко тормознула подле Мэйсона.
   - В город? - высунулась из полуоткрытого окна машины круглая голова водителя.
   - Нет, в аэропорт, - с акцентом ответил Мэйсон по-русски.
   - Ну, ладно, садись, подброшу, - широко улыбнулся тот.
   Мэйсон обежал сзади "Вольво", как он успел прочесть марку автомашины на багажнике, и тут заметил, что в салоне сзади сидит еще один мужчина крепкого телосложения. Однако раздумывать было некогда: он торопился в аэропорт. Мэйсон сел на переднее сидение рядом с водителем и едва успел захлопнуть дверку, как, получив сильный удар по голове, потерял сознание.
   - Ну, блин, ну, сла-а-бак, - заржал мужчина, акая и растягивая гласные в словах. - Я же его только па-а-гладил по гала-аве...
   - Ты полегче, Леха, - недовольно ответил водитель, и они тронулись с места. - Если с ним что-нибудь случится, с нас шеф шкуру снимет.
   - Да ладно тебе, Витька. Что я не па-а-нимаю, что ли? Просто, блин, не а-ажидал, что этот ка-а-надец такой хилый.
   - Кончай базар, звони лучше шефу, - отрезал Витька.
   Леха достал сотовый из внутреннего кармана своей кожаной куртки:
   - Шеф, па-а-рядок! Ка-а-надец в а-атрубе а-атдыхает.
   - Ты там его только не обижай, Леха, - по-отечески наставлял громилу Фишкин. - Помните, товар требует нежного к себе обращения, потому и стоит миллион.
   Леха хихикнул:
   - Шеф, а он и впрямь нежный...
   - Я же предупреждал тебя, олуха, поаккуратнее с ним, - перебил Фишкин, срываясь на фальцет. - Все, везите на дачу и ждите моих указаний!
   "Козлы!" - подумал он, в сердцах бросив телефон на сидение дивана: - "Невозможно работать... Жаль, госпожа Карельских, а вот с Вами мы бы могли хорошо сработаться, если бы Вы были не столь строптивы. Очень жаль, но... ничего не поделаешь. Миллиончик-то полученный придется отдать в обмен за Вашего малахольного..."
   Фишкин нажал на кнопку дистанционного управления телевизором и уже через секунду смотрел продолжение эротического видеофильма...             
       

   Настя позвонила в домой, в Виннипег. Трубку сняла Мэри: кроме нее с Ан-Кой в доме никого не оказалось. Она подробно рассказала о детях и о состоянии Катерины Васильевны, известное ей со слов Андрея. На вопрос, что передать мужу, Настя ответила, что позвонит сама позже.
    Прежде чем лечь в постель Карельских позвонила в справочную аэропорта и узнала время прилета вечернего рейса из Калининграда. Оказалось, что последний рейс совершил посадку ровно час назад. На ее вопрос, где и как можно было бы получить сведения о прилетевших пассажирах, девушка "посоветовала" не морочить ей голову и повесила трубку.
    Проснулась Настя с рассветом. Тело ныло, она чувствовала себя совсем разбитой.Слегка пошатываясь, она прошла в ванную комнату умыться и хоть немного привести себя в порядок. Взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: лицо безжизненное, под глазами круги, волосы всклочены. Но все это уже не играло никакой роли. Главное для нее сейчас было узнать, что с Мэйсоном.
    Часы показывали половину восьмого, когда Настя, после долгих колебаний решилась позвонить директору ФСБ. Она порылась в сумочке в поисках белого листочка, который не удосужилась даже развернуть за эти дни. Но его там не было. Тогда она стала судорожно проверять все карманы своей одежды и обнаружила его в пиджаке. Когда и зачем она туда переложила листок, Настя не помнила. Облегченно вздохнув, присела на кровать, чтобы собраться с мыслями. Ровно в восемь она набрала номер телефона. После нескольких долгих гудков включился автоответчик:
    - Полковник Путин, к сожалению, не может сейчас с Вами говорить, но Вы можете оставить свое сообщение после короткого сигнала, - и в трубке что-то запищало.
    - Владимир Владимирович, это Карельских. Мне очень неловко снова обращаться к Вам за помощью, но пропал сотрудник моей фирмы Мэйсон Дюваль. Он не прилетел из Калининграда, а его сотовый телефон не отвечает. Пожалуйста, перезвоните мне, - и она надиктовала номер своего телефона.
    Настя больше не сомневалась, что с Мэйсоном случилось что-то из ряда вон выходящее. Теперь она молилась, чтобы он был жив и чтобы Путин позвонил, как можно скорее. В напряженном ожидании прошел час, прежде чем раздался звонок.
    - Здравствуйте, - Настя сразу же узнала голос директора ФСБ.
    - Здравствуйте, - эхом ответила она.
    - Что у Вас стряслось?
    - Мэйсон исчез. Мы договорились, что он прилетит еще вчера вечером. Я заказала билеты на сегодня, а его все нет. Телефон не отвечает, сам не позвонил до сих пор... - отрывисто сообщила Карельских тревожную весть.
    - Где Вы сейчас находитесь? - спросил он для виду, хотя ему еще вчера доложили, где она остановилась.
    - В "Шереметьево". В гостинице.
    - Значит так, - твердым голосом продолжил он. - Примерно через полчаса за Вами заедет Сергей Иванович. Сидите в номере и никуда не выходите, ясно? Еще лучше, запритесь в номере изнутри. Вы все поняли?
    - А это зачем?
    - Вы меня поняли? - более мягко переспросил Владимир Владимирович.
    - Да, поняла, - покорно ответила она. И тут же в ответ услышала короткие гудки.
    Сергей Иванович постучал в дверь номера ровно через получаса. Он попросил Настю собраться и с вещами поехать вместе с ним. На что Карельских, механически закивав головой, в считанные секунды сложила все вещи в сумку. Уже в машине она спросила его, куда они едут. Сергей Иванович бросил на нее косой взгляд:
   - Вы ведь звонили Владимиру Владимировичу?
   Настя молча кивнула.
   - Он ждет Вас у себя, - больше офицер ФСБ ничего не добавил.
   - Но я могла и сама приехать, - возразила она. - К чему было Вас беспокоить?
   - Никакого беспокойства, - заверил он. - Так будет... удобнее для Вас.
   Карельских теперь была озадачена не на шутку таким отношением к ней со стороны ФСБ. Однако сейчас ей было не до рассуждений.
    В здание на Лубянке на этот раз она попала со стороны служебного входа и вместе с Сергеем Ивановичем поднялась в кабинет его шефа.
   Секретарь Путина поливала цветы на подоконнике и с нескрываемым любопытством уставилась на вошедшую пару.
   - Здравствуйте, - Настя попыталась изобразить на лице улыбку: она не любила, чтобы о ее проблемах догадывались посторонние.
   - С добрым утром, госпожа... Карельских, - поздоровалась та с ней и доложила сотруднику: - Владимир Владимирович ожидает вас.
   Сергей Иванович открыл дверь и, впустив Настю в кабинет, прикрыл дверь.
   - Простите меня, Владимир Владимирович, что опять отрываю Вас от дел своими неприятностями, но мне больше не к кому обратиться здесь, в Москве.
   Путин привстал со своего места:
   - Неприятности - это тоже наша работа. Садитесь, пожалуйста, Настасья Борисовна.
    Настя расстегнула куртку и села напротив него.
    - Мы уже кое-что выяснили про Вашего помощника Мэйсона Дюваля, - сообщил он. - В Калининградском аэропорту его не было. Президент фирмы "Версия" связался со своими сотрудниками, получившими груз, и те сообщили, что расстались они с господином Дювалем в порту сразу же после подписания акта о получении товара.
    С каждой его фразой Настины глаза наполнялись страхом за судьбу Мэйсона.
   - В котором часу Ваш рейс на Канаду? - спросил директор ФСБ.
   - Я никуда не улечу без Мэйсона, - твердо ответила она. - Я остаюсь и должна найти его.
   - Нет, - решительно отрезал Путин. - Вы улетите. И сегодня же.
   - Без Мэйсона я не покину Москву, - упрямо повторила Настя.
   - В таком случае мне придется Вас выдворить из страны.
   - Что-о?!
   - Постановление о Вашем выдворении все еще остается в силе, а Вы просрочили срок добровольно покинуть Россию. Что ж, придется... применять силу, - по-чиновьичьи сухо объявил он.
   Карельских отказывалась верить своим ушам. Ей вдруг показалось, что либо она сходит с ума и у нее начались слуховые галлюцинации, либо у директора ФСБ такой черный юмор.
   - И... и это Вы говорите мне?! - воскликнула она, сделав ударение на слове "мне".
   - Именно, - кивнул он.
   - В таком случае у Вас и у Вашего ведомства будут крупные неприятности, - Настя решила, что угроза подействует на Путина, но тот оставался совершенно равнодушным.
   - Я свяжусь с журналистами, - продолжала она, - и расскажу всю правду. Я не совершала ничего противозаконного. Вы не имеете права меня выдворять. Это будет незаконно! - Она все больше распалялась и повышала на него голос. - Это... это будет грозить Вам скандалом!..
   Владимир Владимирович слушал спокойно и даже несколько иронически, словно вся эта шквальная тирада относился вовсе не к нему. Когда Настя замолчала, чтобы перевести дух, он тихо спросил:
   - Все? Успокоились? А теперь выслушайте меня. Только спокойно, хорошо, Настасья? - впервые он назвал ее лишь по имени.
   Его дружелюбные нотки в голосе возымели успех: Настя окончательно сникла.
   - Я не могу сейчас Вам всего рассказать, но Вашего помощника похитили.
   - Как похитили?! Откуда Вам это известно?
   - Я же просил не перебивать, - упрекнул он.
   - Хорошо, извините меня, - она постаралась взять себя в руки и выслушать Владимира Владимировича без эмоций.
   - Похитили его, скорее всего, те, кто связан с Вашими прежними партнерами здесь. Причина? Похоже, это месть за то, что они остались без Вашего товара.
    - Значит, теперь они будут требовать выкуп за Мэйсона, - заключила Настя: трезвый рассудок не покидал ее даже в минуты полного отчаяния.
   - Возможно, - предположил директор ФСБ. - Но мы располагаем информацией, что у них другой план действий, и, если Вы сейчас останетесь в Москве, он будет легко осуществим.
    - Что Вы имеете в виду?
    - Им нужны Вы. Нам еще некоторое время назад стало кое-что известно про владельцев фирмы "Мираж". Они профессиональные мошенники, и для сведения счетов они могут не остановиться ни перед чем.
   - Вот поэтому я и не смогу уехать без Мэйсона.
   - Не кипятитесь. Уверяю Вас, что с ним они ничего не сделают.
   - Но Вы же сами только что сказали, что они не остановятся ни перед чем, - горячо возразила она.
   - Говорил, но повторяю: им нужны Вы. По нашим сведениям они следят за каждым Вашим шагом с тех пор, как Вы подписали новый контракт. Товар, который они рассчитывали получить обманным путем, стоит гораздо больше одного миллиона при перепродаже на российском рынке.
   - Значит, это они следили за мной до аэропорта, - вспомнила Настя.
   - ? - Путин вкинул бровями.
   - Помните, в самолете я сказала Вам, что за мной неотступно ехала зеленая машина.
   Владимир Владимирович отрицательно покачал головой:
   - Нет, это был наш Калининградский коллега. Ваши бывшие партнеры полагали, что все просчитали, но не учли нескольких обстоятельств. Первое, что Вы прилетите в Москву. Вы были правы: это они сделали Вас персоной "нон-грата". И второе:  они не могли учесть, что Вы обратитесь к нам.
   - Выходит, они знают, что я попросила Вашей помощи?
   - Им лишь известно, что Вы побывали здесь. Именно по этой причине Вы и должны сегодня же покинуть Россию.
   Настя словно отключилась, смысл его слов доходил до нее с трудом. Вдобавок сказывались усталость и переживания последних дней.
   - Значит так, - подвел итоги разговора Путин. - Вы сегодня же улетаете, чтобы не создавать нам лишних забот, договорились? Мэйсона Вашего, поверьте, мы найдем и освободим в ближайшие же сутки, и он вернется в Канаду живым и невредимым, - и твердо добавил: - Даю Вам слово.
   Настю несколько успокоили его обещания, и она вышла из состояния оцепенения. Потом медленно заговорила:
   - Не знаю почему, но Вам я верю. И еще: я действительно не хочу, чтобы у Вас были лишние проблемы из-за меня, поэтому я согласна уехать... Но заклинаю Вас, найдите Мэйсона как можно скорее. Ведь я не смогу долго скрывать его отсутствие, не вызывая ни у кого подозрений... В противном случае, Вы понимаете, что будет со мной там...
   - Мы сделаем все для его скорейшего возвращения, - директор ФСБ встал и вышел из-за стола.
   - Благодарю Вас, - но покидать его кабинет Карельских колебалась. – Владимир Владимирович, я никогда не забуду того, что Вы уже сделали для меня. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить за все... Но хочу, чтобы Вы знали: Вы всегда будете моим желанным гостем, - и с этими словами она протянула ему свою визитную карточку.
   - Спасибо, - несколько смущенно от такого неожиданного поворота поблагодарил Путин. - Но должен Вам сказать откровенно, что я вряд ли воспользуюсь Вашим приглашением.
   - Это Ваше право. Но, может, в будущем этим захотят воспользоваться Ваши дети. Я лишь хотела сказать, что двери нашего дома всегда будут открыты для Вас и Вашей семьи.
   Владимир Владимирович благодарно кивнул головой:
   - Счастливого Вам пути. Сергей Иванович проводит Вас в аэропорт.
   - Спасибо и всего Вам доброго. Может... может, когда-нибудь еще увидимся, а потому  "До свиданья".
   Настя тяжело вздохнула и покинула кабинет.
   Сергей Иванович ждал в приемной. Похоже, было, что он вообще не отлучался.
   - Всего хорошего, - попрощалась Настя с секретарем.
   - До свиданья, - ответила та, явно не скрывая своего живого интереса к посетительнице, которая трижды за последние четыре дня посетила ее шефа.
   Сергей Иванович молча прикрыл дверь в приемную, выйдя следом за Карельских. Он шел на полшага позади нее. В машину они сели, не проронив ни слова. И только когда он вырулил на Лубянскую площадь, Настя, сидевшая на заднем сидении, в последний раз оглянулась на некогда казавшееся ей грозным и неприветливым здание и, обессиленная, неожиданно горько заплакала от сознания, что покидает, теперь уже навсегда, Россию. Она ревела и не стыдилась своих слез, которые градом катились по ее бледным щекам. Сергей Иванович взглянул на нее в зеркало заднего вида, но так и не решился что-нибудь сказать.
    "Почему это должно было случиться со мной?" - думала она про себя. Главное для нее сейчас было, чтобы директор ФСБ сдержал обещание и поскорее освободили Мэйсона. "Лишь бы эти подонки ничего с ним не сделали," - повторяла она как заклинание, продолжая плакать.
   Они проехали центр столицы и свернули на проспект Мира. Наконец Настя перестала всхлипывать и, достав бумажную салфетку из сумочки, приложила ее двумя руками к лицу. Через минуту покрасневшие глаза выглядели не такими опухшими, и она окинула прощальным взором из окна служебной "Волги" проезжающие улицы.
    Вдруг она замерла и вежливо попросила:
   - Сергей Иванович, остановите, пожалуйста, машину.
   - Вам плохо? - поинтересовался сотрудник ФСБ.
   - Нет, но прошу Вас. Мне надо кое-что купить.
   - Здесь запрещена остановка. Вам какой магазин нужен?
   - Я обещала привезти домой русские сувениры.
   - Хорошо. Я знаю один, где есть неплохой выбор.
   Свернув за угол, он остановил машину напротив вывески "Тульский самовар".
   Они вместе вошли в магазин, где еще одна пара лениво рассматривала сувениры на витрине. Две молодые ярко накрашенные брюнетки-продавщицы пристально следили за клиентами из-за прилавков. Обведя глазами выставленный товар, Настя направилась к одной из девиц, той, что стояла поближе к выходу:
   - Дайте мне, пожалуйста, три матрешки, два набора деревянных ложек и вон ту шкатулку с палехским рисунком.
   Продавщица оценивающе посмотрела на Настю и, сообразив, что перед ней
иностранка-иммигрантка, широко улыбнулась:
   - У Вас хороший вкус.
   Настя никак не отреагировала на ее дежурный комплимент, явно используемый ею для продажи товара любому иностранцу. "У вас тоже хороший вкус, точнее, цены", - усмехнулась она про себя, увидев ценник на дне шкатулки.
   Покупки обошлись ей в сто американских долларов. Пока продавщица укладывала сувениры в целлофановый пакет, Карельских подошла к другому прилавку:
   - Покажите мне вот эту бутылочку коньяка, - показала она указательным пальцем на верхнюю полку стеллажа, где стоял набор дорогих сортов импортного спиртного. Брюнетка услужливо поставила перед ней пузатую бутылку с красивым названием "Дюпа".
   Настя удовлетворенно кивнула и попросила завернуть коньяк в подарочную бумагу. В ответ продавщица, чуть смутившись, объяснила, что располагает лишь простой белой бумагой.
   - Цены у вас, милочка, как на Западе, а вот обслуживание осталось совковым... - не удержавшись, "укусила" ее Карельских и положила деньги на прилавок: - Ну,  делать нечего, заворачивайте в то, что у вас есть.
   В машине она уложила сувениры в дорожную сумку, а бутылку коньяка положила рядом на сидение.
   Небо стало проясняться. Выглянуло солнце и стало теплее. Настя загадала: если в момент взлета оно не скроется за облаками, то с Мэйсоном все будет хорошо. С мыслями о возвращении домой она доехала до "Шереметьева-2".
   Сергей Иванович остановил машину на стоянке, вышел первым и открыл дверь Насте. Она выбралась из машины с несколько потяжелевшей от уложенных сувениров дорожной сумкой в одной руке, а другой рукой прижимала к себе коньяк.
   - Это Вам с Владимиром Владимировичем, - протянула она Сергею Ивановичу завернутую бутылку.
   - Нет-нет, зачем? - начал было протестовать офицер ФСБ.
   - Только не говорите мне, что в Вашем ведомстве совсем не пьют. Хоть иногда, вне рабочего времени, пьете ведь, а? - допытывалась Настя.
   - Ну, бывает изредка, - вынужден был он признаться.
   - Вот и хорошо. Надеюсь, Вы с начальством ничего не имеете против французского коньяка?
   - Не знаю... Лично я такой еще не пил.
   Карельских грустно улыбнулась:
   - Вот и выпьете, скажем, за мой отъезд, - и уже совсем серьезно добавила: - И за лучшее будущее России.
   Сергей Иванович внимательно заглянул ей в глаза. До сих пор она для него была лишь иммигрантка, покинувшая свою Родину. Он беспрекословно выполнил поручение Владимира Владимировича, хотя при этом и недоумевал, почему сей особе его шеф уделял все это время столько внимания. Отчасти ответ на свой вопрос он прочитал сейчас в ее глазах: Настя не была похожа на тех иммигрантов, которые спустя годы теперь приезжают в Россию. Как правило, одни из них ведут себя высокомерно по отношению к своей бывшей стране, родине своих предков, другие, наоборот, стараются навязаться своим соотечественникам, доказывая им свое  "духовное" родство. И к тем, и к другим Сергей Иванович питал откровенное презрение. Карельских же вела себя естественно, не стыдилась или кичилась своим русским происхождением. Ее глаза выражали грусть и нескрываемую душевную боль. И боль эта была не столько за ее собственную судьбу, сколько за судьбу России.
   - Спасибо, - смутился вконец Сергей Иванович, принимая из ее рук бутылку.
   - Можно я скажу Вам откровенно? - медленно, подыскивая слова, чтобы не нанести ему обиду, заговорила Настя. - Мне жаль, что сотрудники безопасности не получают достаточно за свою работу, за которую порой приходиться рисковать жизнью. А какой-то там "новый русский" лопатой гребет деньги... Ладно, - безнадежно махнула она рукой. - Мне пора.
    Сергей Иванович закрыл машину и пошел следом за ней в здание аэропорта.



35.
    Настя оформила дорожную сумку, как ручную кладь, и вместе с Сергеем Ивановичем подошла к столику таможенного досмотра. Вся процедура продлилась не более двух минут. Получив обратно свой паспорт, она положила его в карман куртки и повернулась к офицеру ФСБ:
    - Ну, мне пора,  - вздохнула она. - Спасибо, что проводили. Всего Вам хорошего.
    - Счастливого пути. Прощайте.
   Они пожали друг другу руки. Потом Настя взяла сумку в левую руку и, резко повернувшись, пошла к выходу. Перед дверью она остановилась и оглянулась: Сергей Иванович все так же стоял у стойки. Она грустно улыбнулась и помахала ему на последок. Не дожидаясь, как он отреагирует на ее жест, Карельских прошла через выход на взлетное поле...
    В салоне самолета ее соседкой по креслу оказалась излишне общительная пожилая канадка по имени Маргрэт, жена сотрудника Канадского Посольства в Москве, как она представилась, едва они успели расположиться на своих местах. Неугомонная болтовня довольно полной дамы на вид лет пятидесяти совсем не радовала Настю, а, наоборот, утомляла и раздражала, и она всерьез подумывала, как повести себя, чтобы попутчица-болтунья оставила ее в покое.
    Настя щелкнула замком ремня безопасности громче, чем это можно было бы сделать, и, пожаловавшись на головную боль, откинулась в кресле. Лайнер вырулил на взлетную полосу и начал набирать скорость. Она устремила свой взор в иллюминатор. Солнце светило пассажирам левого ряда (там, где сидела и Настя) прямо в глаза, и она задумчиво улыбнулась, вспоминая, как загадывала на безоблачную погоду в момент взлета. "Значит, все должно быть хорошо. Нет, все будет хорошо," - утешала она сама себя, полулежа с закрытыми глазами.
   - Вам нехорошо? - озабоченно спросила Маргрэт.
   - Да, немного...
   - Я вызову для Вас стюардессу, - и не дожидаясь ее согласия, нажала на кнопку вызова бортпроводницы.
   Подошла стройная блондинка в голубой форменной сорочке:
   - Да, мэм?
   - Этой леди нехорошо... - Маргрэт показала глазами на соседку.
   - Чем могу Вам помочь, мэм? - услужливо спросила стюардесса Карельских.
   - Принесите, пожалуйста, таблетку аспирина и немного воды, если можно, - попросила Настя.
   - Одну минутку, мэм... - сказала бортпроводница и вскоре, вернувшись, положила на откидной столик перед ней пластмассовый стаканчик с минеральной водой и таблетку аспирина в упаковке, лежащую на крошечном блюдечке.
   - Спасибо, - кивнула Карельских и бросила таблетку в стаканчик с водой.
   - Вы ведь русская, правда? - на этот раз Маргрэт вместо обычных, ничего не значащих фраз двух случайных попутчиков начала задавать Насте конкретные вопросы.
   - Да.
   - Живете в Канаде?
   - Да. В Виннипеге.
   - А я - из Торонто. Лечу к сыну. Он окончил в этом году университет и уже
работает в банке.
   - Поздравляю, - хоть как-то для поддержания разговора и чтобы не выглядеть невежественной, сказала Настя.
   - Спасибо.  Он очень способный. Руководство банка очень им довольно, - Маргрэт было приятно говорить о начинающей карьере своего единственного сына, но, внимательно взглянув на сидящую рядом попутчицу, сочла своим долгом заняться ее успокоением:
   - Вы очень расстроены, да? Это пройдет, Нэнси. Не переживайте так, - и Маргрэт мягко, по-матерински положила свою теплую ладонь на ее запястье.
   - Простите? - повернула к ней голову Настя.
   - Я понимаю: расставания со старыми друзьями, близкими... Это нелегко, но Вы очень уж расстроены. Не надо так. Я уверена, это не последняя Ваша встреча с ними.
   - Да, наверно, Вы правы, - механически ответила ей Карельских. Сама же была твердо убеждена, что в такую Россию она больше никогда не приедет, а другой... другой, наверняка, полагала она, уже не будет.
   - Вам все еще плохо? - донимала ее Маргрэт.
   - Да, голова не проходит. Если Вы не обидитесь на меня, я бы хотела немного вздремнуть. Последние две ночи я мало спала...
   - Хотели наговориться перед отъездом, да? - подсказала она.
   Настя молча кивнула и закрыла глаза, а ее соседка попросила проходящую
мимо стюардессу принести ей что-нибудь почитать и, наконец, умолкла, листая свежие журналы.
    А перед глазами у Насти стали мелькать события и лица последних дней. Она лишь сейчас осознала, в каком напряженном ритме провела все эти дни в России.
   "Мэйсон... Господи, лишь бы эти подонки с тобой ничего не сделали," – мысленно в который уже раз молилась она.
   Молитва к Всевышнему, повторяющаяся почти непрерывно, подействовали на ее состояние: она понемногу расслабилась, исчезла мелкая дрожь в теле, голова казалась уже не такой свинцовой, как в момент взлета. Спустя несколько минут, почувствовав смертельную усталость и будучи более не в силах перебороть желание вздремнуть, Настя перестала слышать звук турбин, а напряженное до этого лицо разгладилось во сне.
    Ей снилась березовая роща ранней весной, когда с деревьев осыпаются сережки и робко начинает пробиваться листва. Она шла вдоль стройных березок, одетых в нежно-зеленый наряд, и с наслаждением слушала щебетание птиц. Ей даже казалось, что их пение напоминает мотив одной из популярных детских песенок. Неожиданно лесная идиллия исчезла, и навстречу на большой скорости с ревом стала приближаться черная машина и, круто развернувшись, остановилась перед Настей. Дверь распахнулась, и из нее вышел высокий мужчина с короткой стрижкой и в черной кожаной куртке. На безымянном пальце левой руки блеснул золотой перстень с бриллиантом. Правую руку мужчина держал в кармане куртки, слегка оттопыренной от лежащего в нем предмета.
    "Пистолет", - осенило Настю, и изо всех сил рванула в глубь рощи. Она бежала долго и тяжело, но, оглянувшись, увидела, что пробежала всего несколько метров, в то время как преследователь уже догонял ее.
   Внезапно роща превратилась в темную чащу. Бежать стало еще трудней. Настя все чаще спотыкалась о корни и кочки, ее светлый плащ цеплялся за сучки и ветки и порвался в нескольких местах, но она не обращала на это внимания. Главное для нее было избавиться от преследований этого мужчины. Она никак не могла найти надежного укрытия, хотя вековые деревья с толстыми стволами и густой листвой были готовы оказать свои услуги беглянке. Но ее страх достиг той степени, когда он переходит в манию преследования, и Насте повсюду чудились вражеские лица. В какой-то момент она поняла, что силы покидают ее, и что вот-вот без чувств рухнет на землю, и, споткнувшись в очередной раз, наверно, упала бы, не подхвати ее чьи-то крепкие руки. Настя вскинула голову и увидела перед собой спокойное лицо Владимира Владимировича.
   "Путин!" - радостно закричала она во сне и в тот же миг проснулась.
   "Пу-тин..." - повторила она его имя вновь про себя. - "Боже мой, нервы совсем не к черту," - сделала она грустный вывод и провела рукой по лицу. Покосившись на соседнее кресло, Карельских заметила, что Маргрэт увлеченно читает статью в журнале "The Time" и снова прикрыла глаза. Перед ее взором опять предстало лицо директора ФСБ, и вспомнился их разговор в самолете, когда ее сердце сжалось от его вопроса: "Не хотели бы Вы вернуться в Россию?"
    В салоне самолета тихо звучала песня "Я буду всегда любить тебя" в исполнении Уитни Хьюстон из полюбившегося Настей американского фильма "Телохранитель", нагнавшая на нее нестерпимую тоску от мысли, что ей, как и Анне, никогда не суждено вернуться в Россию. 
    "Ох, Владимир Владимирович", - с глубокой печалью вздохнула она и мысленно продолжила с ним диалог. - "Если бы к власти пришел кто-то... похожий на Вас..."
   "Похожий? - сыронизировал ее внутренний голос, - Лучше признайся себе сразу: не похожий, а именно он."
   "Если бы у власти были Вы, Владимир Владимирович, - послушно поправилась она, - то и мой ответ, наверняка, был бы другим. А так, это лишь несбыточные мечты..."
    "Так уж и мечты?" - не унимался ее внутренний голос. - "А вдруг все еще изменится? Вернешься?"
    "Не знаю, - искренне, не кривя душой, ответила себе Настя. - Сейчас ничего не могу сказать..."


    До Торонто осталось лететь около трех часов. Карельских достала сотовый телефон и набрала номер больничной палаты.
    - Здравствуй, мамочка! Как ты себя чувствуешь? - ей стоило огромных усилий говорить без волнений.
   - Настенька! Почему ты не позвонила вчера? У тебя все нормально? - тихо спросила Катерина Васильевна, тяжело дыша.
   - Да. За меня не волнуйся. Лучше скажи, как твое здоровье?
   - Уже нет прежних болей. Но я все время думаю о тебе. Почему ты так внезапно улетела? Неужели нельзя было перенести поездку?
   - Прости меня, мамуля, но так надо было, - Насте было нелегко поддерживать разговор, не выдавая себя.
   - Откуда ты звонишь?
   - Я уже лечу в Торонто. Если удастся успеть на вечерний рейс, к ночи буду дома.
   - Слава Богу, что ты возвращаешься, - радостная весть придала ей силы в голосе.
   - Я очень соскучилась по тебе, мам, - с нежностью прошептала Настя. - Когда увидимся, я тебе многое расскажу. Ты только, пожалуйста, поправляйся и больше никогда не болей. Хорошо?
    - Я постараюсь. Я тоже очень скучаю и жду тебя. Ты звонила Андрею, чтобы он тебя встретил?
    - Нет еще. Позвоню, когда прилечу в Торонто. Пока. Целую.
    - И я тебя крепко целую, - сказала на прощанье Катерина Васильевна. 
    Настя отключила телефон, но не торопилась его убирать в сумку, а продолжала сжимать в руке, с напряженной тоской рассматривая его: "Мама, Мэйсон, Ник... Господи, за что все это?.." - с шумом выдохнула она воздух.
    - Нэнси, Вы в порядке? - вновь послышался ей озабоченный голос Маргрэт.
    - Да, спасибо, - Настя попыталась улыбнуться.
    - Скоро принесут ужин, - сообщила попутчица.
    - Я не хочу есть.
    - О, нет, иначе Вы совсем расклеитесь. Вам необходимо подкрепиться. Не будете же Вы, в самом деле, снова глотать пилюли? Я, к примеру, их терпеть не могу, стараюсь вообще ничего не принимать... - и она опять пустилась рассуждения уже в знакомом Насте безостановочном темпе.
    Прошло около двух часов после ужина, во время которого Маргрэт посчитала своим долгом поделиться с попутчицей кулинарными секретами, и лайнер, наконец,  коснулся бетонных плит посадочной полосы аэропорта Торонто.
   Смеркалось. Здание аэровокзала, пронесшееся мимо резко тормозившего воздушного судна, сверкало огнями и их теплый желтый свет первым приветствовал прилетевших из-за океана пассажиров.
    "Ну, вот я и дома", - сказала мысленно Настя, вставая, когда турбины самолета перестали шуметь и к выходу подкатили трап.
    - Всего Вам самого доброго, Маргрэт. Было приятно с Вами познакомиться, - сказала на прощанье Карельских пожилой даме.
    - Мне тоже. Может, когда-нибудь еще свидимся. До свиданья, Нэнси! - улыбнулась та в ответ, протягивая ей свою визитку.
    - Спасибо,  - и Настя поспешила к выходу.
    Оформление билета на Виннипег заняло не более двадцати минут. Столько же оставалось до окончания посадки на вечерний рейс, столь желанный для Насти.
    Она решила не звонить Андрею и не просить его встретить в аэропорту. Ей
прежде всего очень хотелось увидеться с мамой. Не беда, что прилетит около одиннадцати. В больницу, надеялась она, ее пропустят.


     Дверь палаты тихонько приоткрылась и на пороге возникла Настя. Катерина Васильевна отказывалась верить своим глазам:
    - Настенька, ты... Как же я рада тебя видеть! Но кто тебя пропустил? – спросила она, приподнимаясь с подушки.
    - Лежи, пожалуйста. Я попросилась всего на пять минут... - У Насти навернулись на глаза слезы. - Я не смогла бы уснуть, не повидав тебя.
    Она положила дорожную сумку на пол, а сама присела на край кровати.
    - У тебя все в порядке? - спросила озабоченно мать.
    - Да. Мам, давай о делах и обо мне поговорим после. Сейчас просто помолчим, хорошо?
    - Настюша, мне уже гораздо лучше. Правда, лучше. Врач обещал выписать на следующей неделе.
    - Слава Богу, - прошептала Настя, нежно гладя маму по щеке. Катерина Васильевна перехватила ее руку и прижала к своей груди.
    - Ты только больше никуда не уезжай, дочка... Хотя бы до тех пор, пока я лежу в больнице.
    - Мама, прости меня, пожалуйста. Я знаю, что очень виновата перед тобой. Но так надо было для дела. А теперь уже все... - тут Настя запнулась, суеверно полагая, что нельзя обещать того, что не зависит от тебя, - Теперь я могу тебе обещать, что больше ни-ку-да не уеду... Ладно, мам, отдыхай. Завтра я приду с утра поговорить с доктором. Спокойной ночи. - она осторожно освободила свою руку и открыла дорожную сумку. - Это тебе, - с этими словами она поставила на тумбочку шкатулку, купленную в Москве перед отъездом.
     - Ты всегда помнишь о моих слабостях. Это так приятно... Спасибо, - улыбнулась Катерина Васильевна на прощанье. - Спокойной ночи, доченька!

   
    Мэйсон был доставлен на загородную дачу, принадлежащую местному бизнесмену Антону Бабкину. Бабкин приходился дальним родственником Фишкину, которому он и дал денег для приобретения этой самой заброшенной в дюнах дачи. Антон был помоложе и менее опытен в стремительно набирающем в новой России деловых отношениях, но будучи экономистом по специальности, закончившим с отличием "Плехановский", он недоумевал, зачем Эдику срочно понадобилась первая попавшая дача вдали от курортной зоны да еще за столь большие деньги. Однако Фишкин что-либо объяснить отказался и лишь велел оформить все необходимые документы на приобретение дачи до середины августа, что Антон и сделал, а потом укатил отдыхать с новой приятельницей в Грецию на остаток от выделенных родственником денег...    
     "Вольво" бесшумно вкатила во двор. Леха затворил ворота и, открыв переднюю дверку, приказал едва пришедшему в себя Мэйсону выйти из машины.
    - Где я? - спросил Мэйсон, с трудом соображая, что же произошло с ним.
    - За-а-ткнись, - грубо оборвал его Леха, проверяя надежность замков на наручниках, которые он надел на иностранца еще в машине, и подталкивая к входной двери деревянного домика.
    - Я не понимаю этого слова. Что вам нужно от меня? - обернулся канадец, дотрагиваясь руками до затылка. - Кто вы?
    - Слушай, парень, твое дело молчок. Будешь молчать и не задавать лишних вопросов, через пару дней отправишься к себе в Канаду, - водитель был более терпелив в общении.
    - Аха! Вы знаете кто я, - воскликнул Дюваль. - Я требую, чтобы вы сейчас же отпустили меня.  Это... как это называется по-русски? Киднепинг... Я - иностранец и так просто это вам не будет. Если я вечером не буду в Москве, у вас будут... эти... неприятности.
    В ответ он услышал лишь громкое ржание.
    - Ну, хватит. Ты нам, собственно, не нужен. Так что не рыпайся и наслаждайся жизнью, -  Витя дружелюбно обнял за плечо Мэйсона и все трое вошли в довольно уютную гостиную.   
    - Что же вам нужно? - Мэйсон понимал, что пока ему не будет известна причина, по которой его похитили и привезли на эту дачу, у него не может быть плана дальнейших действий.
    - Деньги, придурок ты за-а-морский, - хихикнул Леха, плюхаясь в кресло и наливая в бокал виски.
    - Сколько? У меня не очень много денег, но есть кредитная карта... - Мэйсон продолжал стоять посередине комнаты, незаметно оглядываясь по сторонам.
    Кроме двух кресел по разные стороны от журнального столика с мраморным рисунком на поверхности и дивана в дальнем углу гостиной стояла тумбочка с телевизором.   
    - Во, придурок! За-а-сунь эти гроши, зна-а-ешь, куда?.. Нам нужен лимон.
    - Я не понимаю, - сказал озадаченный Мэйсон. - Какой лимон?
    - Это по-на-а-шему миллион... - снова хихикнул Леха.
    - Но у меня нет миллиона.
    - Нету? А если подумать хорошенько. Ты ведь сегодня как раз получил миллион, разве нет? - напомнил ему Витя, приглашая жестом Мэйсона сесть в свободное кресло.
    - Откуда вы об этом знаете?!
    Однако те молчали, сверля его глазами.
    - Но это не мои деньги, а фирмы, где я работаю, - попытался объяснить пленник.
    - Придется поделиться, - подытожил разговор Витя, разводя руками.


    Сергей Иванович вернулся на Любянку и сразу же доложил Путину, что Карельских уже в воздухе на пути в Торонто.
    - Хорошо, Сергей, - удовлетворительно кивнул головой Владимир Владимирович. - Теперь тебе придется вылететь в Калининград. Мэйсона Дюваля надо искать там, - и он вкратце рассказал ему, что уже удалось выяснить их калининградским коллегам.
    Из только что полученного Путиным факса вырисовывалась следующая картина: генеральный директор фирмы "Мираж" Эдуард Фишкин за неделю до приезда Карельских в Москву вылетал в Калининград, где провел два дня. Как сообщал начальник УФСБ по Калининградской области, родственником Фишкиным Антоном Бабкиным, принадлежащим к числу местных бизнесменов, в те же дни была приобретена загородная дача на тридцатом километре западнее Калининграда.



36.
   Домой Настя добралась на такси. Бесшумно открыв своим ключом входную дверь, она сняла куртку и в темноте на цыпочках прошла в залитую лунным светом кухню. Ее давно мучила жажда, поэтому первым делом она налила из стоящего на столе графина полный стакан сока и залпом осушила его.
   В холле щелкнул выключатель и через секунду вошел Андрей.
   - Настя! Почему ты не сообщила о приезде? Ну, как ты? - нежно обняв жену за плечи, он поцеловал ее в бледную щеку. Затем внимательно окинул взглядом и спросил: - Устала?
   Настя молча закивала и уткнулась в грудь мужа. Хотелось реветь белугой, но вместо этого она, пересилив себя, подняла голову и улыбнулась:
   - Ты, надеюсь, не сердишься на меня, а? Я только что от мамы. Я не могла не увидеться сначала с ней...
   - Все нормально, - успокоил ее Андрей.
   - Как вы тут без меня?
   - В порядке, благодаря Мэри... Так что же у тебя там произошло? Уладила дела?
   - В общем да. Андрюша, милый, я все расскажу завтра... Аня не звонила? Как Ник? - Настя попыталась сменить тему.
   - Нет. Она с Питером все еще в Торонто.
   - А ты не звонил?
   - Нет, - недоуменно посмотрел на нее муж.
   - Ты, быть может, удивлен, Андрей, но не забывай, пожалуйста, что Ник мой единородный брат, и его судьба не может меня не волновать, как бы он там ко мне не относился.
    Андрей молча смотрел, как Настя, переодевшись в домашний халат, направилась в ванную комнату принять душ...


   Лишь забрезжил рассвет, две машины, легковая и микроавтобус, проследовали по проселочной дороге и остановились в метрах пятидесяти от загородной дачи, принадлежавшей бизнесмену Бабкину. Операцией по освобождению заложника руководил молодой капитан ФСБ Александр Шилов. После проведенного накануне наблюдения за домом, у него не оставалось никаких сомнений, что похищенный Мэйсон Дюваль находится именно здесь. Его сотрудникам также удалось перехватить телефонный разговор Фишкина, звонившего из Москвы некому Лехе:
   - Ну, как дела? - промурлыкал Фишкин.
   - Все в па-а-рядке, шеф. Тюфяк не рыпается.
   - Запомни, Леха: клиент не должен испытывать неудобств. Объясните ему, что как только эта стерва заплатит за него, он будет на свободе...
    К машине подошел пожилой мужчина с удочкой, который до их приезда сидел под мостом в полусотне метрах от дачных ворот.
    - Ну, как там? - спросил капитан.
    - Тихо, - ответил старик.
    Шилов вышел из машины и подал условный знак к началу штурма группе захвата из шести человек.
    В считанные секунды вооруженные люди в камуфляжной одежде и в масках очутились по ту сторону дачного участка и окружили дом. Один из них ловко влез на дерево, бесшумно перепрыгнул на крышу и, по-кошачьи пробежав, спрятался за дымоходной трубой.
    Мэйсон проснулся от шороха за окном.
    "Наверно, идет дождь," - подумал он и приподнял голову с дивана. Лежать в наручниках было неудобно, но похитители наотрез отказались даже на ночь снять их, объяснив, что так им будет спокойней. 
    Каково же было его удивление, когда в окне промелькнула фигура в черной маске на лице и, заметив его, приложила палец к губам.
    Мэйсон закивал головой, поняв жест.
    А в это время в соседней комнате произошла короткая схватка Лехи с оперативниками.
    - А-а, суки! - заорал он спросонья, выхватывая из-под подушки пистолет, когда дверь вышибли и двое вооруженных людей направили на него автоматы. Однако передернуть затвором ему не позволил с порога прыгнувший на него мужчина.   
    - Лежать, - последовала команда басом, и Леха в миг обмяк под тяжестью повалившего его на пол оперативника.
   - Где сообщник? - грозно спросила вторая маска.
   - Не знаю... Я спал... - прохрипел тот, на которого уже надевали наручники.
   Тут раздался шум на крыше, похожий на перекатывающийся по черепицам мешок с картошкой.
   ...Витя всегда спал чутко. Он проснулся от урчания мотора проезжавшей машины.
   "Интересно, кого это принесло в такую рань", - подумал он и выглянул в окно как раз в тот момент, когда группа захвата окружала дачу. Шарахнувшись в сторону, он сперва заметался по комнате, потом рванул было в  гостиную, но быстро сообразил бессмысленность этой затеи и бесшумно поднялся наверх, чтобы попытаться сбежать через крышу. Ему не составило большого труда выбраться через слуховое окно. Витя огляделся по сторонам, выбирая место, куда бы можно было спрыгнуть, но поскользнулся на мокрой черепице и с грохотом полетел вниз. Все произошло настолько быстро, что офицер, спрятавшийся за трубой, не успел ничего сделать.
    Обоих задержанных под руки довели до микроавтобуса, на котором и доставили в Калининградское отделение федеральной службы безопасности.
    С Мэйсона сняли наручники. Он оделся, так т;лком и не поняв, что же произошло, и как эти крепкие парни узнали о месте его заточения.
    - Спасибо Вам, спасибо... - он с признательностью жал руки своим освободителям.
    Когда его подвели к машине, сидевший до этого на заднем сидении Сергей Иванович вышел из нее и сказал:
    - Господин Дюваль, вы свободны и можете вернуться к себе на родину. Каким рейсом Вы бы хотели улететь: через Москву на Торонто или из Калининграда через Гамбург?
    - Скажите, пожалуйста, а где находится сейчас миссис Карельских? -  задал мучающий его все последние сутки вопрос
    - Она улетела в Канаду два дня назад, - ответил Сергей Иванович.
    - Слава Богу! - с облегчением выдохнул он, зачесывая назад рукой спадающий на глаза чуб. - Если это возможно, я бы хотел уехать через Гамбург.
    - Хорошо. Садитесь в машину. Мы Вас проводим до аэропорта...


   Наутро Настя сначала отправилась в больницу к маме, где обстоятельно поговорила с ее лечащим врачом-кардиологом, который заверил, что кризис у пациентки миновал три дня назад и что, при сохранении стабильности, Катерину Васильевну можно будет выписывать на будущей неделе.
   Успокоенная таким сообщением,  во второй половине дня она поехала к себе в офис.
   - Ой, Настасия! С возвращением! - Гордана радостно вскочила со своего места и кинулась обнимать Карельских: - Как дела?
   - Добрый день, Гордана! Все в порядке, - Настя погладила ее по плечу. Потом достала из сумки завернутую в подарочную бумагу коробку с деревянными ложками и положила ей на стол. - Это тебе.
   - Спасибо, - секретарь была растрогана, что та даже в трудные для себя минуты не забывает о подчиненных.
   - Что с грузом? И где Мэйсон? - закидала ее вопросами секретарь, проходя следом за Карельских в ее комнату.
   - Груз?.. Он в России, - усаживаясь за рабочий стол, ответила Настя.
   - Как в России?! - изумилась Гордана.
   - Не волнуйся. Я подписала контракт с другой фирмой. Кстати, проверь, деньги, пятьдесят процентов от общей стоимости, уже должны поступить на наш счет в банке. Остальную сумму перечислят через месяц.
   - Ой, Настасия! - всплеснула руками Гордана. - Как же ты им, после всего что случилось, поверила?
   - Эти люди вполне надежные, - не без удовлетворения ответила Настя и испытывающе посмотрела на секретаря.
   - А Мэйсон? - снова спросила Гордана, не услышав от Насти ни слова о нем.
   - Что Мэйсон? - Настя сделала вид, что не поняла вопроса.
   - Ну, где он? Вы прилетели вместе, не так ли? - осторожно подсказала та.
   - Нет. Я... Мне пришлось уехать через Москву, потому что... - она кашлянула, - потому что у меня не было времени оформлять немецкую визу. И потом, ты же знаешь, что с моей мамой... Я не могла там долго задерживаться. Акт о получении груза подписал в Калининграде Мэйсон, а я уже в это время летела домой. Мэйсон, полагаю, прилетит на днях, если, конечно... не попросит отпуска. У тебя все?
   - Да. Почту принести сейчас или попозже?
   - Позже. Мне надо кое с кем переговорить по телефону.
   Когда Гордана прикрыла за собой дверь, Настя подвинула к себе телефон и задумчиво сняла трубку.
   На ее звонок ответили сразу:
   - Алло, - знакомый до боли Насте голос был явно чем-то встревожен.
   - Здравствуй, Леня. Это я, - Карельских передалось его волнение.
   - Настя?! - только и воскликнул Леонид.
   - Я... я хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал.
   - Ну, что ты такое говоришь?! Ты ведь знаешь, я всегда готов ради тебя на все.
   - Леня... - Настя старалась подбирать слова, которые не ранили бы его чувств к ней, - Леня, я действительно очень признательна тебе за участие...
   - Я звонил Борису... - начал Леня.
   - Передай ему, что я сожалею, что пришлось втянуть его в эту историю, - перебила Настя, - и надеюсь, у него не будет неприятностей из-за меня.
   - Какие неприятности? О чем ты?
   Настя поняла, что проболталась. По-видимому, Борис ничего не сказал другу о случившемся в офисе Фишкина.
   - Ну-у, - туманно продолжила она, - Борису пришлось поговорить там кое с кем по-мужски, а потом... потом я испугалась за него и отказалась от его помощи.
   - Значит, он ничего для тебя не сделал... - упавшим голосом заключил Леонид.
   - Нет-нет, все получилось, как нельзя лучше, - поспешила его заверить Карельских. - Я совершенно случайно вышла там на одну фирму, которая и купила товар, так что с этим у меня все в порядке.
   - А с чем у тебя проблемы?
   - Проблемы? - переспросила она. - С чего ты решил, что у меня проблемы?
   - Настя, не надо. Я чувствую. У тебя что-то не так...
   - Нет, тебе показалось. Я просто очень устала с дороги.
   Они оба помолчали с минуту, не зная, как продолжить разговор. Потом Настя, набрав побольше воздуха в легкие, решила выложить все начистоту, чтобы Леня не жил больше с несбыточной мыслью:
   - Леня, я... вот еще что хотела тебе сказать. Я, конечно же, никогда не смогу забыть ни тебя, ни того, что ты для меня сделал... - говорить мешал подкатившийся к горлу ком, поэтому она замолчала.
   Леонид, не проронив ни звука, напряженно слушал ее на другом конце света.         
   - Леня, ты пойми меня, пожалуйста, правильно, и постарайся простить... Тебе не следует ждать... Я... я никогда не уйду от мужа. У нас дети.
  - Дети? Ты... Вы все-таки усыновили... - глухо промолвил он.
  - Да, двоих мальчиков, а в феврале родилась дочь.
  - Какая дочь? - не понял Леня.
  - Я, оказывается, тогда, на корабле, уже носила ребенка Андрея. Поняла это только после возвращения...
   - Это ничего не меняет для меня... - начал он.
   - Не надо, прошу тебя, - Насте было больно слышать его слова.
   - Нет, пожалуйста, выслушай меня хоть раз до конца, - поспешно перебили ее на том конце. - Я рад за тебя, я могу представить, что ты испытала, став матерью, поэтому от всей души поздравляю тебя... и твоего мужа. Но мои чувства к тебе от этого не могут измениться... И я хочу, чтобы ты была счастлива, - и повесил трубку.
   - Алло? Леня!.. - закричала в трубку Настя, но тут же сообразила, что Леонид не мог продолжать разговор.
   "Что же я сделала не так? - задавала она себе вопрос. - Ох, Ленька, Ленька..."
    Неизвестно, сколько так рассуждала Настя, сидя неподвижно за столом, если бы вдруг не постучали в дверь, и следом не просунулась ... голова Мэйсона.
   - Мэйсон! - радостно закричала Настя, срываясь с места, и чуть слышно прошептала еще раз: - Мэйсон... Слава Богу!
   "Господи, Путин! Как я тебе благодарна!" - мысленно поблагодарила она директора ФСБ, восхищаясь его умением выполнять данное слово, и энергично пожала руку Мэйсона.
   - Здравствуй, Нэнси!
   Он снял плащ и, повесив его на спинку стула, сел напротив нее.
   - Как ты добрался? - осторожно, чтобы Гордана случайно не стала свидетелем их разговора, спросила Настя.
   - Через Гамбург. Нэнси, я должен поблагодарить тебя за все. Я... обязан тебе жизнью...
   - О чем ты говоришь?! Я?! - Насте хотелось поскорее узнать от Мэйсона, что ему известно об операции по его освобождению.
   - Да. Полицейские, которые меня освободили, сказали, что это ты им сообщила о возможном месте моего заточения. Сергей Иванович, так мне представился старший из их группы, сказал, провожая меня в аэропорт, что ты рассказала полиции о наших проблемах, а они в свою очередь легко вычислили, где могли меня держать...
   - Сергей Иванович?! - изумилась Карельских и смущенно добавила: - Ах, да, конечно, Сергей Иванович... Он с  вниманием отнесся к нашим проблемам.
   - Кстати, скажи, пожалуйста, откуда он? То есть, что это за отдел полиции?
Там работают настоящие профи! - восхищенно прошептал Мэйсон.
   - Не знаю, - пожала плечами Настя. - Когда ты не прилетел из Калининграда в тот вечер и следующим утром, я позвонила и сообщила о твоем исчезновении. Вот там... мне и помог Сергей Иванович. Русские, Мэйсон, тоже умеют работать, когда надо.
   - Я благодарен тебе, Нэнси,  - горячо сказал Мэйсон.
   - Ладно, отдыхай до понедельника. Если хочешь, можешь оформить отпуск на неделю.
   - Нет, не нужно. Я в форме, - заверил он, вставая.
   Когда за Мэйсоном закрылась дверь, Настя рывком сняла телефонную трубку и набрала московский номер. После нескольких длинных гудков, не дожидаясь, пока включится автоответчик, она нажала пальцем на рычаг.
   "Позвоню в понедельник, когда он будет на работе", - решила она.
   "Да? - усмехнулся ее внутренний оппонент. - Достаточно было бы наговорить слова благодарности на автоответчик. Ну, признайся, что тебе нужно услышать его голос еще раз..."
   "Да, все верно. Я хочу еще раз слышать этот голос. Могу я себе это позволить в последний раз в жизни или нет?" - разозлилась она на себя.
   "Ну, разумеется, можешь, - согласилось ее второе "я". - Вот только что это тебе даст? Не пора ли тебе признаться, что он тебе нравится, а?"
   "Глупости! Мы ведь находимся не только по разные берега океана, но и по разные стороны политических баррикад."
   "У-у... Куда тебя, милая, занесло! Ты забыла об одном: Россия-то и у тебя, и у него одна, а она способна объединять русских независимо от их места нахождения".
   "Хватит! Не трави душу! У нас с ним разная Россия. Такой она, наверно, и останется для нас навсегда. Я поблагодарю его за Мэйсона - и все... Все! А потом... потом забуду его..."


   В рабочем календаре на понедельник первым пунктом стояла запись: "Позвонить!" Куда и кому Насте записывать не нужно было, поэтому, приехав в офис задолго до прихода остальных сотрудников, она закрылась в своем кабинете и набрала  московский номер.
   - Я слушаю Вас, - ответили почти сразу.
   - Владимир Владимирович, добрый день! Это Карельских, - представилась Настя, немного волнуясь. - Извините, что отрываю Вас от дел...
   - Добрый день, Настасья Борисовна!
   - Я только хотела еще раз поблагодарить за все, что Вы лично и Ваши коллеги сделали для меня и для Мэйсона Дюваля.
   - Как он добрался?
   - Спасибо, хорошо. Он очень признателен Сергею Ивановичу и остальным...
   - Не стоит...
   - Владимир Владимирович, я никогда этого не забуду... Ну, что ж, не смею больше Вас задерживать... - Насте больше нечего было ему сказать.
   - Настасья Борисовна... 
   - Да? - замерла она.
   - А с коньяком это Вы зря, - Насте показалось, что Путин не одобрил ее поступка.
   - Простите, если что не так, - еле слышно проговорила она. - Я не хотела сделать ничего дурного, тем более Вам.
   - Просто учтите это на будущее, - многозначительно посоветовал Владимир Владимирович.
   - На будущее... - эхом повторила Настя. - Хорошо, я постараюсь. Всего Вам доброго и еще раз спасибо.
   И не дожидаясь его ответа, нажала на красную кнопку.
   "Ну, вот и все, Путин!" - в мыслях завершила она свой с ним диалог: "Теперь у меня даже нет формального повода позвонить тебе..."
   "Тебе? Ты уже с ним на "ты"? Поздравляю!" - промелькнуло у нее в мозгу. 
   Настя встала из-за стола и подошла к окну. "Как все-таки все нелепо получилось, - думала она. - Я хотела сказать столько всего доброго, а вместо этого повесила трубку..."
    "Ты все сделала правильно, - успокоил ее внутренний голос. Если бы ты не
повесила трубку, ты бы могла наболтать много лишнего".
    "Довольно раскисать, - приказала она себе, встряхнув головой. - Все приключения уже, слава Богу, позади. Начинается новая страница жизни, мирная и размеренная..."
    Тем ранним августовским утром она еще не могла знать, что столь желанной размеренной жизни остался ровно один год...