Лесовик-электроник

                "Меня всегда невероятно увлекали деревья." Д.Р.Толкин

   Ожидание встречи с необычным – сладостное и тревожное ожидание. В таком состоянии некоторые проводят всю жизни и только в момент смерти вдруг молча распахивают глаза навстречу приходящему «Необычному»! Есть и такие, кто умирает во сне: часто это почему-то называют «хорошей смертью». Это очень волнующая тема – смерть и её встреча. Но, начав разговор о необычном, я не хотел бы сразу всё сводить к смерти – так уж получилось… как-то само собой выскочило… А я то поначалу хотел порассуждать о другом: а каково тому, кто живёт не ожиданием этой удивительной встречи, а в постоянном необычном? Вы меня не поняли? Да пожалуй, это сложно понять… Я и сам не очень понимаю, и мои записки об этом – скорее нащупывание каких-то ощущений, знаков или звуков… не знаю чего… Но всегда удивлённые и восхищённые глаза Демченко как раз и были тем очевидным (уже для меня) знаком того, что он не просто встретился  с этим, но это (необычное) постоянно окружает его и уже нет никакой возможности с ним расстаться.
   Недавний житель Дешовок Сергей Демченко работал в березическом лесничестве, но известностью в деревне пользовался не как лесничий, а как радиомастер, электроник. В чуть запущенном доме Сергея, в большой светлой комнате постоянно стояло несколько старых телевизоров (телевизоры он чинил в основном старикам, так что аппараты вполне соответствовали возрасту хозяев), ламповые радиолы и разбитые кассетники (видимо побывавшие на дискотеке). Ламповая техника по сравнению с транзисторами, а тем более с микросхемами – настоящий радиорай. Красненькие огоньки анодов, помещённые вместе с частицей космоса – мировой пустотой –  в стеклянную волшебную лампу, распоряжаются там маленькими невидимыми простому человеку демонятами по прозванию «электроны». Говорят, их видел только Максвелл, но я совершенно уверен, что их видел и «лесник Серёга» – так прозвали Демченко соседи. По крайней мере, когда толстые стёкла его очков отражали маленькие горящий сердца радиоламп, я отчётливо видел, как расширялись его глаза и красные искорки перескакивали со стёкол очков прямо в их зрачки… туда и обратно…
   Из московских насельников Дешовок Сергей Демченко был один из старейшин. Только вечный художник Володя Литвинов опередил его в оценке жиздринских далей, первым приобретя дом на крутом речном берегу. Но и Демченко не слишком отстал: неожиданно для многих, бросив свой родной Зеленоград с его тайными военноэлектронными  заводами и лабораториями, он отдался всей душой жиздринским далям и просторным брыньским лесам за рекой. Они-то, эти зачарованные леса и открыли ему его собственную доселе неведомую сущность: оказалось, что он – лесовик! Ну да, тот самый лесовик, или, по-грубому, – леший. Что же тут удивительного? И вовсе это не противоречит вакууму в электронных лампах, а оттуда и берётся. Впрочем, я до конца не берусь утверждать, что по природе своей Сергей был именно лесовиком, а не, например, гномом. Может и так. Мы уже дано потеряли связи с этим чудным народцем и определить не только их происхождение, но и своё собственное подчас не можем. Да… лесовик….
   Волнистая дорога от Дешовок до Березического лесничества, где повадился работать Демченко, на несколько лет стала его заветным путём в лесные чертоги. И начиналась она, как и все настоящие дороги, с моста.
С мостами в Козельск всё в порядке – мостов в достатке, и все Козельские дороги как раз с мостов и начинаются. Ну или почти все, не придирайтесь. Но главным мостом я всё же считаю березический мост через Жиздру. Почему? А подумайте сами. Конечно это не совсем козельский мост. Собственно козельских моста три (если считать мосты через реку). Железнодорожный мост я отношу скорее к путепроводам, нежели к мостам. И таких в Козельске два – через Другузну и через Жиздру. Эти железные путепроводы вовсе не похожи на дороги, соединяющие острова земли – каковыми и являются мосты. Нет, путепроводы – это не дороги, а железные лестницы, положенные на землю. Почему их отодвинули от крайней  стены и уложили вниз, я не знаю. Может быть чтобы выровнять ту удивительную холмистость, которой так причудливо красуется русская земля?
   Березический мост через Жиздру скромен и лаконичен, что и понятно – ведь он мост военный. Он красив, как бывает красив простой военный автомобиль: своими устаревшими формами, которые, напоминая старые детские деревянные игрушки, вселяют уверенность в бесконечность жизни. Да, да – именно жизнь несёт в себе проверенное войнами  и годами оружие, а умирание прячется в пёстрых пластиковых упаковках на полках супермаркетов. Таким же, похожим на старый военный грузовик, был и березический мост: не очень удобный, со щелями, сквозь которые блестела вода реки, но готовый служить ещё годы и годы. Этот мост связывал мир людей (Козельск, Дешовки Березичи) с миром леса, который хранит в своей пуще старые рвы засечной черты, ямы окоп и шахты молчаливых и смертельных ракет. Но гласное, что за этим мостом небо соединялось с землёй.
   Скажите, вы верите в то, что земля круглая? Только не надо начинать хихикать, крутить пальцем у виска или сочувственно молчать. Не пугайтесь, я не буду вас отсылать в роликам YouTube с теориями плоской земли. Просто я хочу, чтобы вы вспомнили, как подчас на закате или рассвете, глядя на дальний лес за рекой, мы вдруг обнаруживаем, что за дальней кромкой синеющего леса после огненной реки (наверное в ней отразилось светило) в дымке тумана виднеются лесистые холмы далёкого далёка. Ну конечно же это – земля, т. к. совершенно ясно, что небо – это то, что прямо над нами. Не имеющая описания, форм и границ бездна, твердь недвижимая, прозрачная синь – вот что такое небо. А не холмы и перелески, долины и горы, рощи и поляны... пусть в туманной дымке, но ведь вон же они! – и это конечно же наднебесный мир, новая земля. Это я к чему? К тому, что это далёко, это дальний туманный лесной край всегда виден только за темнеющим лесом. Не за полем или степью. Не за горами. Впрочем, тут я не вспомню – давно видел эти самые горы. Но за лесом – да. Наблюдаю это каждым погожим днём там в дали за Жиздрой.
Вот туда, в залесный лес и ведёт извилистая дорога от Козельска, через Дешовки и Березичи, мимо Оболенских развалин, геройской сосны и поклонного железного креста. А мост окончательно отделяет дорогу в ближнем, пыльном мире, от ныряющую в лес дороги в далёко.
   Ну в уж в лесу дороги совсем иного свойства. Попросту говоря, нет в лесу дорог. Небольшие просёлки и тропы по окраине леса – конечно же не дороги. И как же можно выбраться из леса, тем более туда – в залесный край? Из глухого бурелома. – Никак! Но вот из соснового бора наверное можно выбраться – но только вверх. Не даром говорят, что в сосновом бору только молиться. А как молиться? – Поднимите голову вверх – вон же оно, небо! И вот они тропинки в него – бронзовые стволы, возносящие вверх кусты ветвей. Пройти по лесу в далёкое далёко трудно, а вот вознестись в небесную синь – возможно. Остаётся лишь там, в бездне найти тропинку в небесную Землю.
   Именно это и открыл для себя лесовик-электронщик Демченко, ежедневно пробираясь по извилистой дороге и заповедному мосту через самородную речку Жиздру в своё лесничество. Что думал он, бродя между золотящихся лестниц в небо? Что ищет он с стране далёкой – так и осталось для меня тайной. Но помню, в эти годы он частенько приходил ко мне и мы подолгу беседовали о неведомом. Он говорил об этом горячо и с воодушевлением.
   Но вдруг что-то сразу изменилось.
   Сергей Демченко уехал из Дешовок: его вновь позвали на завод в Зеленограде, где он налаживал работу электронов. Должно быть новая возможность погрузиться в мерцающую бездну его захватила более, чем блуждание в лестных безднах. Зеленоград – лесной электро-город – оттуда пришёл Демченко в козельские леса, и туда он ушёл, оставив после себя большой дешовский дом, куда ещё несколько лет приезжали: он, его дети...
   Как я узнал о его смерти? Сейчас уже не помню. Странная память явственно хранит образ его лица и звук его голоса, но совершенно стёрла места и даты. Я был на отпевании раба Божьего Сергия в маленькой церквушке близ Зеленограда. Но потом почему-то повезли Сергея в Москву, не оставив в наукограде с его любимыми электронами. Но что ожидать в Москве? Понятно, что не лес. Это меня несколько удивило. Но когда мы приехали на старое Пятницкое кладбище, я стал кое-что понимать.
   Небольшая кладбищенская церковь улыбнула Сергиевским приделом, показывая, что раба Божьего Сергия здесь ждут. Но хоронить его стали не близ церкви, а в дальнем левом углу кладбища там, где самые высокие деревья. Замечали ли вы, как бывают высоки кладбищенские деревья? На нашем Березическом кладбище, что у поворота к Никольскому храму, стоят столь огромные и высокие ракиты, что только на них предпочитают селиться вороны. Их ветви-руки вознесены к небу, но не в мольбе, а в жесте дарения. Кого они дарят бездонной синеве? Ну не крикливых же чёрных мудрецов, не могущих даже взлететь выше рук-ветвей. Чёрные вороны с каркающим достоинством облетают кроны ракит, изредка присаживаясь на их ветви. Таковы ракиты березического кладбища. Таковы они и на погосте близ Никольской церкви. Таковы там не только ракиты, но и тополя и липы: все они высятся рядом, вытянувшись вверх и простирая свои ветви в небесную синь.
   Там на Пятницком кладбище, стоя возле могилы Сергея после того как все, попрощавшись, ушли, я вспомнил старое каббалистическое предание: каждый благочестивый еврей стремится быть погребённым в Иерусалиме. Потому, что если его положат в могилу в ином месте, то придётся долго ползти под землёй, чтобы достичь вожделенной земли. Эта легенда нашла своё отражение в известной повести Гоголя «Страшная месть», там что-то вроде: «А Иуда Петро чтобы не мог подняться с земли, чтобы рвался грызть и себе, но грыз бы самого себя, а кости его росли бы, чем дальше, больше, чтобы чрез то ещё сильнее...». Не знаю, насколько Гоголь точно передал эмоции, охватывающие человека, стремящегося вырваться из  подземного плена, но то, что они предельно напряжённые – очевидно. Слава Богу, к иудаизму Сергей  русский православный человек не имел никакого отношения. И всё же – я представил себя на его месте и холодная дрожь пробежала по моей спине вверх, до макушки. Невольно подняв голову, я увидел слегка извивающиеся ленты, устремлённые вверх. Поначалу я не не понял, что это стволы кладбищенских деревьев. Но солнечный закатный луч, вдруг зарозовевший в их кронах, открыл мне тайный путь русской души.
   От корней, вверх с соками древесных дорог, вверх, прямо в небесную лазурь.  А уж там всё просто: чуть правее, и вот он, кажущийся столь далёким, залесным – Небесный Иерусалим, ставшее близким далёкое далёко...

   Москва, Дешовки, Зеленоград, Москва. Несколько лет 21 века.

З.Ы. Вас беспокоит судьба электронов? Она в руках Теслы.