Карпаты. василина

ВАСИЛИНА.

В один из воскресных дней затащило меня моё любопытство в Дом культуры на показательный судебный процесс.

Судили принародно четырёх человек, которые обокрали церковь, убив при этом сторожа.
Я впервые видел воочию весь процесс правосудия и внимательно наблюдал за его ходом.

Слева от меня сидела молодая женщина в цветастой украинской кофточке, на которой, переброшенные вперёд, лежали две  толстые косы с алыми бантами.

После процесса, когда народ стал подниматься со своих мест, моя левая ладонь ощутила мягкое пожатие.

Повернув голову, я увидел лицо моей соседки, которая сделала мне глазами какой-то знак и пошла к выходу.

Я вышел за ней на улицу.

Она, не оглядываясь, уходила в сторону вокзала.

Я пошёл следом, хотя мне нужно было идти в другую сторону.
Она продолжала идти не оглядываясь.

Но как только я решил повернуть  назад, она остановилась, выжидая.

Я подошёл почти вплотную и встретил
 строгие,
горящие глаза.

Тихим, но твёрдым голосом, глядя мне в лицо, она проговорила:

-  Колы молодый пан мае желание, то нехай прийдет ввечеру у восьмой годины к каплычке, что зараз за мисцем.

Я стоял и молчал.

-  Пан мае знаты де е тая каплычка, -

уверенно заявила она, и тут же повернулась, пошла вперёд и свернула в первый же переулок.

Я понял, что меня, молодого пана, она приглашает на встречу в восемь часов вечера к загородной каплычке.
К той самой, мимо которой я пробегал каждое утро, возвращаясь от реки к стадиону.

Но что вообще всё это значит?

Не бандеровская ли это авантюра?

До семи часов вечера я не знал, как поступлю, а потом мои ноги без всяких рассуждений понесли меня к указанному месту встречи.

Я  вышел за городской шлагбаум, подошёл к каплычке, но не стал останавливаться около неё, а ушёл с дороги в густые кусты.
Отсюда мне хорошо было видно место назначенной встречи.

Солнце склонялось к западу и слепило мне глаза.

Я только-только успел подумать о том, что выбрал для наблюдения не ту сторону дороги, как за моей спиной послышался шорох ветвей.

Искусственно сохраняя спокойствие, я медленно повернулся назад и увидел рядом с собой приветливое лицо той "дивчины", что назначила мне здесь свидание.

-Дюже дякую, шо вы прийшлы!

Она смотрела на меня и улыбалась, но глаза выдавали еле заметное беспокойство и неуверенность.

Я, как и до этого, стоял и молчал.
На ней был тот же наряд, что и в клубе, только голова повязана платочком, и правая рука раскачивала у колена, выдавая её волне¬ние, плетёное гуцульское лукошко, накрытое цветастым полотенцем.

Как ловко она меня здесь накрыла!

Я жду ее со стороны дороги, а она является из лесу.

Кто она такая?
Что ей всё-таки нужно?
Что мне сказать ей?
И почему  я всё молчу?

-Пану не треба мени пугатысь. Ваш вуйко Михайло е мий  добжий знаемый. Я е Василина... Васюта.

Она мягко взяла меня за руку.

-Ходите зи мною. Дюже вас прошу. Тут недалечко.

Мы прошли лесом, в ту его часть, которая лепилась вплотную к центру городка и нависала сверху над ним.
Это меня совсем успокоило.

Присели  в уютном, укромном месте, окружённом зеленью.

Внизу, сквозь кусты, был виден кинотеатр, фигурки людей, хорошо была слышна музыка.

Киномеханик всегда за час до кино-сеанса и между сеансами транслировал через внешний громкоговоритель эстрадную музыку.

Сверху из леса было слышно каждое слово очередной песни, а музыка, очищенная расстоянием, звучала мягче и трогательней.
 До нас долетали слова и музыка нового, ещё малознакомого мне вальса.

В  городском  саду  играет
духовой  оркестр.
На  скамейке,  где  сидишь  ты,
нет  свободных  мест.
Оттого  ль,  что  пахнет  липа
и  роса  блестит,
Мне  от  глаз  твоих  красивых
взор  не  отвести.

Красивая музыка
помогла мне расслабиться, ухватить единую нить разговора
и повести его мягко и доброжелательно.

Через полчаса я уже знал, что она родилась и выросла недалеко от Вижницы, в селе Черногузы.

За время немецкой оккупации и разгула бандеровщины лишилась всех своих родных.
Мыкалась сиротой.
Сейчас ей 25 лет.

Три года назад вышла замуж за человека старше себя на 23 года.
Вышла не по любви, а по нужде.
Живут они с мужем одни в собственном доме у самого леса.
Детей у них нет, и они оба горюют по этой причине.
Муж человек хороший - спокойный, покладистый, работящий.
Бывший лесоруб и плотогон, сейчас он работает бригадиром грузчиков на товарном дворе, что у вокзала.

Она не работает, ведёт домашнее хозяйство, занимается стряпнёй и носит мужу каждый день обед на товарный двор.
В свободное время любит читать или гулять в ближнем лесу.
За эти годы изучила в пригородной зоне леса каждую тропинку, каждый кустик.
Подруг у неё нет.
Соседей тоже нет, дом стоит на отшибе.
В доме тихо и пусто.
Меня первый раз увидела  на товарном дворе, рядом с Мишей, когда он разгружал там свой лесовоз.
Потом там же видела меня ещё два раза.

- Не можу зрозумиты, шо писля того зи мною сталося!
Я зовсим залышылася покою! Шось в сердце запало и тягнэ и тягнэ. Видаю, шо це  грешно, а совладаты з со¬бою нияк не можу.

Как-то, гуляя в лесу  и выйдя к каплычке, она видела, как я совершал свою утреннюю пробежку от реки в сторону города.

На следующее утро её снова потянуло туда, и она опять увидела меня бегущим по дороге.

 Решила завтра же выйти на эту дорогу, дождаться меня и завести со мною разговор.
Неотложное дело отсрочило эту встречу, но тут сам собой явился редкий случай, я пришёл в клуб и сел на свободное место прямо рядом с ней.

Она восприняла это как вмешательство свыше и рискнула пойти на такой необычный способ знакомства.

И день располагал к этому.
Муж по воскресеньям всегда уезжал в Черногузы к своей одинокой, старой матери - от¬возил ей продукты, помогал по хозяйству.
 Возвращался домой ночным поездом.
У неё же воскресный день ничем не был занят.
Вот так всё и получилось.

-Я пану повидала уси, як на хресту! Я зараз не маю знаты, що роблю. Нехай пан снизойдет до моей потрибы. Нехай пан мени не видкажет. Будь ласка!

Всё, что я видел, что слышал, начиная с  украинской речи и до её постоянного обращения ко мне с приставкой "пан", умиляло меня своей необычностью.

За каждым её движением, взглядом, манерой вести разговор проглядывала какая-то дивная сказочная игра.
Вот она, бросив короткий, виноватый взгляд в мою сторону, вдруг замерла,
 склонив голову набок,улыбнулась,
 протянула руки к своей корзиночке, сняла с неё "рушнычок" и  расстелила его на траве между нами.

Снова бросила виноватый взгляд на меня,
 спрятала лицо в ладонях,
провела ими по бело-розовым своим щекам,
затем опустила вниз и разгладила ими в разные стороны "рушнык".

-Я зараз дуже рада! Дуже-дуже рада!

Её горячая ладонь легла на моё колено, другую она прижала к груди и замерла взглядом счастливым и радостным на моём лице.

-Пан не может соби зрозумыты як я зараз рада! Дуже дякую пану!

Она ловко достала из корзиночки две тарелочки и поставила их на  "рушнычок".
На тарелочках лежала уже приготовленная, наре¬занная и аккуратно сложенная закуска: колбаса, брынза, сало, огурец и хлеб.

Затем со дна корзиночки появились два маленьких стаканчика и запечатанная бутылка  с надписью " Горилка", которою она передала мне в руки.

-Будь ласка, мий пану! От усей щирой души!

Делала она всё без спешки,
красиво управляя своими руками,
 но пылающие жаром щёки выдавали её внутреннее волнение.

Прошёл час, не больше, а я уже полностью был во власти жгучих ощущений.

Солнце ушло на запад и скрылось за горным перевалом.
В нашем лесном уголке потемнело, посвежело и стало уютней.

Снизу, со стороны центральной городской площади, снова полились к нам звуки музыки - кончился последний киносеанс.

Если  б  гармошка  умела
Всё  говорить не  тая.
Русая  девочка,
в  кофточке  белой,
Где  ж  ты,  ромашка  моя?

На сердце накатывала знакомая, тёплая волна,
 волна молодой,
 только что  народившейся влюблённости,
 влюблённости полной и глубокой,
до самозабвения страстной и желанной.

Домой в этот вечер я возвратился поздно.

Утром вскочил на ноги рано, как всегда,
 и,
озарённый тёплым внутренним сиянием счастья, побежал к реке.

Уже на спуске к городу, у каплычки, заметил  на земле белый матерчатый предмет.

Остановился и поднял с земли новенький платочек /хусточку/.

Повертел, поднёс к глазам и увидел два слова, вышитых красными нитками:

"Мий  любый! "

Вокруг никого, но сердце стучит:

" Она где-то здесь!

Но когда же, когда же она успела?"

Я машу платочком густому лесу вокруг себя и бегу дальше.

Другой раз я разминаюсь на беговой дорожке безлюдного стадиона и вижу, как невдалеке от меня на траву приземляется бумажный голубок.

Я не сомневаюсь, что он прилетел ко мне.
 Беру его в руки и читаю на крыльях:

"Коханный мий!"

Молчит тесно при¬жавшийся к стадиону лес.
Тихо вокруг.
 Но я точно знаю,
что я здесь не один,
что она притаилась где-то и смотрит сейчас на меня.

Я возвращаюсь домой, подхожу к своему подъезду  и вижу, свежую надпись на входной двери, написанную мелом:

"Зиронька  моя!"

Голове жарко,
сердце в истоме.
Неужели
 всё это
 происходит со мной?


«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»