Костер в ночи. 2007 год...

    Раннее утро. Вернее, даже не утро, а почти еще ночь, так как стрелка часов показывала пять десять, десять минут шестого. В машине едут двое. Фары высвечивают пригнутые снегом березняки, черный асфальт, по которому вьюжится,  стыло шуршит поземка. Холодно, неуютно и зябко, глядеть на подобное, даже через стекло теплого салона нивы «Шевроле».

За рулем худощавый мужчина лет пятидесяти, с кавказскими чертами лица. И не удивительно, по отцу он армянин, по матери – русский. Но южная кровь явно перебила славянскую породу, что отражалось на его внешности, впрочем, и на темпераменте, тоже.

Работал он директором крупного сельхозпредприятия, зависящего от еще более крупного агрохолдинга. Так вышло, что работа у него и его спутника, специалиста под его началом, стала выездной! Добираться далековато, чуть более восьмидесяти километров. Поэтому их рабочий день начинался рано, около пяти утра. А заканчивался когда как, как придется. Но обычно, раньше девяти вечера они домой не возвращались. В сезонные работы, случалось, неделями жили на стороне, не тратя время на разъезды от дома до дома.
Ехали молча, говорить особо было не о чем, да и не хотелось. Впереди долгий рабочий день.

С левой стороны высветилась автобусная остановка, сложенная домиком, из трех бетонных плит. Коллеги уже почти проехали мимо нее, как директор вдруг резко притормозил.

- Что случилось? – спросил задремавший попутчик.

- Огонь горит, на остановке! Наверное костер! Давайте проверим, вдруг кому помощь нужна! Ведь ночь еще, когда пойдут первые автобусы?

Развернул машину в левый поворот. Вышли на скользкий гололед асфальта, поеживаясь от ветра прошли к остановке. Внутри нее, в дальнем углу, тлел неяркий костерок. Сильно пахло жженой резиной.

- Вроде никого! – сказал директор, вглядываясь в темноту. Но там, вдруг что-то зашуршало, зашевелилось черной, бесформенной массой. Это был человек. Не видно было его от того, что он лежал на земле, подстелив под себя обрывки картона.

- С вами все в порядке? – спросил обеспокоенный директор.
 
Черный кивнул головой, укрытой обычной шапочкой. Выпрямился, не вставая поправил огонь, бросил в него бумаги и ветки. Промерзшее дерево разгоралось плохо, чадило.  Слабо, но все же осветило обледенелые плиты.

Мужик крупный, в грязно серой женской шубе искусственного меха. Шубки были очень модны в начале восьмидесятых, народ метко прозвал их ветродуйками, они держали относительное тепло только в тихую погоду. Но красота требует жертв, и шубы эти, были в то время нарасхват, хоть и стоили немало!

Человек грязный, закопченный. Сидит на пластмассовом ящике, косит глазом на разбудивших его мужиков, тревожно, с недоверием. Пламя чуток повеселело, промерзлые углы зашевелили тени. Бегут по пухлому, желтому лицу ночлежника. Подобная полнота чаще всего нездоровая. Руки пухлые, как пузыри, пальцы толстые, отечные. Мужик старательно проталкивал их в рукава ветродуйки.

«Татарин»! – определил наметанным взглядом попутчик директора: - «Или башкир! Хотя, какая – разница! Бомж!»

- С вами все в порядке? – повторил свой вопрос директор.

- Да!Спасибо, добрые люди!

«Башкир!» - снова отметил попутчик, уловив знакомый акцент в сиплом голосе бомжа. Тот, поначалу было встревожившийся, не видя плохих намерений к себе со стороны людей, успокоился. Взгляд безразлично потух.

- Может вам помощь нужна? – настойчиво спрашивал директор.

- Нет! Все хорошо!

- Как же – хорошо? Ведь здесь сквозняк, холод!

- Я в углу сижу, мне не дует! Только снизу, морозом тянет! Но я уже не буду ложиться!

- Откуда вы идете?

- Из Уфы!

- Но это почти четыреста километров отсюда! И давно идете?

- Еще тепло было, как вышел! Иду потихоньку!

- И куда? – продолжал расспросы директор.

Его попутчик недовольно хмурился, поглядывал на часы.

- Опоздаем на планерку! Время! – поторопил он.

- Да погодите вы! – отмахнулся от него, обозлившийся директор: - Здесь же человек! Так куда вы направляетесь? – снова обратился он к башкиру.

- В Оренбург!

- Но до него – верст шестьсот! Как вы дойдете?

- Люди помогут!

- Подвозят хоть?

- Нет, редко! Разве только КАМАЗисты… Бывает подвезут, покормят… А так, больше пешком!

- У вас там кто-то есть? Родственники, знакомые? – предположил директор.

- Нет! У меня никого нет! Один живу... Просто иду! Надо ведь, куда-то идти…

- Но так нельзя! – лицо директора выражало сострадание. И оно было – искренне. Попутчик, давно общаясь со своим руководителем, знал об этом наверняка.

Башкирин безразлично пожал плечами. Резко дунул порыв ледяного ветра, взметнул облачко вонючего дыма. Бомж закашлялся. Кашлял он долго, натужно и хрипло, выталкивая из себя то, что мешало ему  дышать. Прокашлявшись, снял шапку и вытер вспотевшее, несмотря на мороз, лицо. На щеках остались грязные полосы копоти, размазавшихся от вызванных  приступом  сухого кашля слез.

«Тубик!» - профессионально отметил попутчик: - «В лучшем случае, запущенный бронхит! Он – хроник! Не дотянуть ему до оренбургских степей! Пару недель и все!»

- Вы больны? – директор был явно взволнован неожиданной встречей. Позднее, он признался своему специалисту, что подобная встреча произошла в его жизни  впервые! И он, опытный руководитель, поживший человек, растерялся, не зная как поступить…

- Нет! – прохрипел бомж: - Простыл маленько, а так ничего!

Директор беспомощно смотрел на попутчика, топтался на месте. В его взгляде читались сожаление, непонимание и неприятие случившегося.

- Нам нужно ехать! – произнес он: - А давайте мы вам денег дадим? Как я сразу не догадался…

Бомж безразлично молчал. Возможно, что нежданное участие к своей  судьбе со стороны незнакомых людей, начало его отягощать.

Директор торопливо зашарил по карманам. Вынул небольшой ворох смятых бумажек, светлевшую в полумраке мелочь, и неуверенно  протянул бродяге.

- Здесь мало! –огорченно проговорил он, и виновато добавил: - Но пообедать вам хватит… Больше у меня нет!

Его попутчик, тоже, протянул руку во внутренний карман пиджака.


Они уже садились в машину, как вдруг, директор снова всполошился.

- Погодите! – крикнул он в темноту, хотя бомж никуда и не уходил: - Я сейчас! -
пошарил в бардачке машины, вынул маленький пакет и побежал на остановку.

- Конфеты к чаю, печенье! Жена положила! Но ему они нужнее! – пояснил он попутчику, вернувшись в салон "Нивы". Машина стронулась с места.


- Вы знаете? – обратился директор к своему спутнику, нарушив длительное молчание: - Дело было в начале семидесятых! Мне тогда было лет десять, и отец взял меня в областной центр! Там, на выходе из базара я увидел старушку! Маленькая, с выцветшими от старости глазками, она стояла и протягивала перед собой ладошку! Бабушка не смотрела на людей, просто стояла! Люди вкладывали в эту ручонку монетки… а она – даже не благодарила, молчала и смотрела куда-то…  А в глазках висели слезки. Мутные! Она была очень похожа на мою бабушку! Меня это сильно потрясло! Как, почему? Я был пионером, у нас не могло быть богатых и бедных…   А тут!!!

- Вряд ли старушка стояла из-за нищеты! Может она была больна и стара? Хотя, кто его знает! – осторожно ответил попутчик.

- Пусть будет по-вашему! – отмахнулся взволнованный воспоминанием директор: - Но главное в том, что я – потом почти тридцать лет не встречался с подобным! Не встречался и не слышал о таком! А поколесил я по Союзу, поверьте на слово – немало! А сейчас? Что вокруг творится? Сколько нищих, бомжей, беспризорные дети на дорогах и вокзалах… Как могло такое случиться? Почему так низко пали люди?

- Капитализм! – меланхолично ответил ему попутчик: - Вспоминайте классиков социализма. Они предупреждали: «У капитала – звериное лицо!»

- Я понимаю! – продолжал директор: - Случаются обстоятельства, «от тюрьмы – и сумы!» Некоторые опустились сами! Но почему так сразу, и так много?  Ведь должно государство иметь хоть какие социальные гарантии, перед попавшими в беду гражданами? Мы ведь, живем в государстве, и оно – функционирует!

Ответа он не услышал. Дальше ехали молча. Попутчик с сожалением глянул на орлиный профиль «кавказца». За прошедший год он хорошо успел понять своего руководителя. Умный, предельно честный и ответственный, тот жестко следил за дисциплиной на производстве, отдаваясь работе целиком и преданно. Но требовательность, в нем совмещалась с добротой и отзывчивостью к людям. Он считал своим прямым долгом как руководителя, создать максимально улучшенные условия для работы подчиненных. Вникал в их жизнь, старался решать бытовые вопросы, даже, не связанные напрямую с производством.

И это не выглядело со стороны как заигрывание с рабочими. Все у него происходило само собой, легко и просто, без намека на показуху. Он был и остался советским руководителем, и по другому поступать не мог…

Поначалу, люди, обожженные девяностыми годами, относились к новому директору с недоверием, но затем, поверив в него, потянулись навстречу его планам и задумкам. Результатом стало то, что всего за год, новая команда под руководством «полукавказца», достигла определенных успехов, и «упалое» было производство – начало подниматься с колен!. Дела пошли в гору!

«В гору то – в гору!» - думал попутчик: «Да только, вряд ли ты, с таким отношением к людям будешь долго работать!Сейчас, директора к бомжам с конфетой не бегут! Генеральный уже давно косится. Выкинут с должности, как навоз с лопаты стряхнут! И нас с тобой в придачу – одна команда! Из – бывших!». Подумал, а вслух сказал:

- Бизнес, Юрий Аршулуисович! А он людей не видит! Люди не цель государства, а инструмент! Сломался - выкинут! В руководстве еще проще: или ты сверху, или – с низу! А как тебе лучше, сам – решай!

К сожалению, со временем, его опасения оправдались. Через полгода директора уволили без объяснения причин. По факсу… Действительно, все – очень просто… Шел  2007 год…