Глава 25 Получение сведений

Смеющаяся гордость рек и озер

Глава 25

Получение сведений

Писатель: Цзинь Юн

Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин




Люди гнали коней, спали по две стражи в сутки, нигде не задерживаясь, за несколько дней прибыли в округ Вэньчжоу провинции Чжэцзян, достигли городка Лунцюань - «Источник дракона». Раны Лин-ху Чуна, полученные им от Бу Чэня и Ша Тянь-цзяна, хоть и сопровождались обильным кровотечением, но все же были поверхностными.
Его крепкая внутренняя энергия в сочетании с внутренними и внешними лекарствами клана Хэншань помогла ему наполовину поправиться еще до того, как они въехали в Чжэцзян. Ученицы очень переживали, едва въехали в пределы провинции, сразу у всех начали расспрашивать, где находится Долина отливки мечей, но во встречных деревнях об этом никто не знал. Приехав в Лунцюань, обнаружили там множество лавок, торговавших литыми саблями и мечами, они спрашивали везде, но никто из кузнецов не знал, где находится Долина отливки мечей. Все пришли в волнение, и стали спрашивать относительно двух пожилых монахинь, и не было ли в окрестностях боевых действий.

Все кузнецы говорили, что ничего не слышали относительно стычек, что касается монахинь, то это обычное зрелище – к западу от города, в обители «Луны, отраженной в воде» есть несколько монахинь, но не слишком старых. Ученицы узнали местоположение обители «Луны, отраженной в воде», и направились туда, но обнаружили, что ворота крепко заперты. Чжэн Э прошла вперед, стуча в ворота, стучала долго, но никто не выходил. И Хэ посмотрела, как она бьется, услышала, что внутри нет никаких звуков, выхватила меч из ножен, и проникла внутрь, перебравшись через стену. И Цин прыгнула вслед за ней. И Хэ произнесла: «Посмотри, что это такое?», – и указала на землю. По двору валялись семь или восемь лезвий мечей, искрящихся, как драгоценные кристаллы, было ясно, что их срубили каким-то необычайно острым оружием. И Хэ крикнула: «В обители есть кто-нибудь?», – и побежала с обыском в задние покои. И Цин отворила ворота, чтобы въехали Лин-ху Чун и остальные. Она подняла обломок меча, протянула его Лин-ху Чуну: «Лин-ху дагэ, здесь была битва».
Лин-ху Чун принял обломок меча, увидел, что излом блестит на солнце, спросил: «Какие драгоценные мечи используют наставницы Дин Сянь и Дин И?» И Цин ответила: «Обе почтенные не используют драгоценных мечей. Моя наставница обычно говорит, что нужно только достаточно тренировать искусство меча, тогда и деревянным мечом, и мечом из бамбука можно добиться победы над сильным противником. Она говорила, что использовать драгоценные мечи и сабли слишком жестоко, чуть-чуть промахнешься, и случайно лишишь человека жизни, оставить без конечностей...» Лин-ху Чун, поколебавшись, сказал: «Но разве все это не срублено двумя госпожами-наставницами?» И Цин кивнула в знак согласия.

Тут из задних покоев донесся голос И Хэ: «Тут тоже обломки мечей». Все пошли в задние покои, и у видели, ч то в большом зале на полу, на столах повсюду лежит толстый слой пыли. В Поднебесной залы Будды в монастырях и кумирнях содержатся в абсолютной чистоте, чтобы накопилось столько пыли, нужно, чтобы люди несколько дней отсутствовали в этой обители. Лин-ху Чун с остальными вышли на задний двор, увидели, что на многих деревьях кора рассечена острыми клинками. При осмотре оказалось, что зарубки на деревьях тоже имеют давность в несколько дней. Арка задних ворот была раскрыта, и несколько досок вылетели далеко наружу – похоже, что ворота были выбиты ударом ноги. За воротами маленькая тропинка уходила в сторону гор, в нескольких саженях была развилка. И Цин закричала: «Всем надо разделиться и начать поиски, ищите, нет ли чего необычного». Прошло немного времени, и Цинь Цзюань закричала с правого ответвления: «Здесь рукавная стрела». Еще одна последовательница вскрикнула: «Железная стрелка! Здесь метательная стрелка». Увидели, что эта тропинка, поднимаясь и опускаясь между холмами, уходит в сторону гор, все быстро побежали по ней, не тратя времени на поиски метательного скрытого оружия и обломков клинков. Вдруг И Цин закричала: «А!», – и вытащила из травы длинный меч, показав его Лин-ху Чуну: «Это оружие нашего клана!» Лин-ху Чун произнес: «Наставницы Дин Сянь и Дин И бились с врагами, наверняка проходили через это место». Все понимали, что настоятельница Дин Сянь и госпожа-наставница Дин И наверняка не могли одолеть такое множество врагов, и отступали отсюда, но из слов Лин-ху Чуна выходило, что он не вынес окончательного суждения о победе или поражении. По всей дороге были разбросаны клинки и скрытое оружие, по этим признаком можно было судить об ожесточенности схватки, прошло уже несколько дней, и не было понятно – успеют ли они на помощь. Все были в тревоге, и старались бежать на пределе возможного.

Горная тропинка шла все круче, серпантином поднимаясь по склонам, и зашла за гору. Пройдя несколько ли, попали в местность, полную хаотически разбросанных камней, и дорогу было уже не найти. Ученицы Хэншани сравнительно низкого уровня, такие как И Линь, Цинь Цзюань и другие – отстали. Прошли еще немного, но дороги все равно не было, также не было следов метательного оружия и других признаков противника, все уже не знали, что и думать, как вдруг по левому склону горы стали подниматься клубы густого дыма. Лин-ху Чун сказал: «Быстрее, посмотрим, что там», – и бешено помчался к тому месту. Клубы дыма поднимались все выше, становились все больше, они обошли склон горы, и увидели весьма большую долину, в долине дикий огонь рвался к небесам, с громким треском горели трава и кустарник. Лин-ху Чун спрятался за камнем, обернулся, и сделал знак рукой, приказывая И Хэ и остальным не шуметь. И, как раз в этот момент, послышался хриплый старческий голос: «Дин Сянь, Дин И, вы сегодня вместе отправитесь в счастливый край Запада для следующего перерождения, не стоит нас сильно благодарить за это». Лин-ху Чун втайне обрадовался: «Две госпожи-наставницы вне опасности, мы, к счастью, не опоздали». Другой мужской голос прокричал: «Глава учения Дунфан хорошенько советует вам сдаться и перейти на нашу сторону, а вы упорно отказываетесь слушаться, так что, с этого времени и впредь, в воинском сообществе больше не будет клана горы Хэншань». Тот, что говорил прежде, продолжил: «Не смейте же жаловаться, что у нашего волшебного учения Солнца и Луны злое сердце и коварные руки, вините только свое упрямство, это вы заставили такое множество молодых учениц погибнуть понапрасну, на самом деле жалко. Хэ-хэ, хэ-хэ!» Огонь в долине все нарастал, было очевидно. Что Дин Сянь и Дин И уже окружены огнем, Лин-ху Чун сжал в руке меч, набрал воздуха, и громко закричал: «Расхрабрившиеся преступники из колдовского учения, осмелели настолько, что напали на двух наставниц клана Хэншань. Высокие мастера кланов меча пяти твердынь со всех сторон спешат на помощь, преступники еще не сдались?» – и с руганью бросился вниз в долину. Достигнув дна ложбины, попал в заросли высокой травы и кустарника, дорога исчезла среди наваленных в кучу сухих ветвей, и густой травы в три - четыре сажени высотой. Он не стал раздумывать, и перепрыгнул через вал горящих веток внутрь. Там он увидел две каменных печи в скалах, однако людей видно не было, и он закричал: «Дин Сянь, Дин И, уважаемые наставницы, спасательная команда из Хэншани прибыла!» В это время И Хэ, И Цин, Юй Сао и другие ученицы начали кричать снаружи от кольца огня: «Шифу, наставница, все ученицы прибыли!» Затем донеслись громкие крики врагов: «Всех вместе прирезать!» «Это все монашки из Хэншани!» «Пустое бахвальство, какие там высокие мастера пяти твердынь». Тут раздался скрежет клинков – ученицы Хэншани вступили в бой с врагами. Тут из одной печи появилась высокая мощная фигура, – это Дин И, залитая кровью, протискивалась из печи с мечом в руке, встала в проходе. Хотя ее одежда вся была изорвана, и даже лицо было испачкано кровью, но она встала так мощно и сурово, ни на шелковый волос не потеряв величественного вида высокого мастера. Она увидела Лин-ху Чуна, вздрогнула, произнесла: «Ты... ты...» Лин-ху Чун ответил: «Ученик Лин-ху Чун». Дин И произнесла: «Да узнала я, что ты Лин-ху Чун...» Она видела его лицо, когда находилась снаружи от заведения «Двор драгоценностей» в городке Южная Хэншань. Лин-ху Чун крикнул: «Ученик прибыл первым, просит разрешения вместе со всеми вступить в смертельную битву».
[Здесь Лин-ху Чун просит добро на ликвидацию противников. Буддистские монахини, даже перед лицом смерти стремились не убивать своих противников. Они соблюдают запрет на убийство. А Лин-ху Чун понимает, что в этой ситуации без убийства не обойтись. В прошлых схватках вместе с монахинями он всячески избегал убивать противников, стараясь сохранить им жизнь. Но теперь ситуация требует более жесткого ответа.]
Поднял горящую ветку, размахнулся, и бросил ее, поджигая траву. Госпожа Дин И произнесла: «Ты уже вступил в колдовское учение...» И в этот миг кто-то заорал: «Это кто тут бесчинствует!» Засверкали лучики и блики пламени, отражаемые клинком сабли, рвущейся в рубящем ударе. Лин-ху Чун оценил серьезность ситуации, угрозу пожара, и то подозрение, которое питала к нему госпожа-наставница Дин И, не осмелился тут же бросаться в атаку. В этой ситуации, когда на него бросились с бешено рубящей саблей, ему волей-неволей приходилось начать резню, ради спасения всех. Но он все же сначала отступил на один шаг.

Тот человек первым ударом не попал, начал рубить второй раз. Лин-ху Чун подрезал мечом, и правая кисть противника, все еще продолжая сжимать саблю, упала на землю. Тут снаружи раздался женский визг – последовательницы Хэншани столкнулись с коварным и жестоким врагом. Лин-ху Чун вздрогнул, прыгнул обратно через кольцо пламени, и увидел на склонах горы – тут группа, там отряд – в битву спешили сотни противников. Ученицы Хэншани построились в отряды по семь человек, стеной мечей оказывая сопротивление врагам. Но многие оказались в одиночестве, не успев встать в строй, и они рубились в одиночку против множества противников. Те, кто успел встать в строй, пусть и не добились преимущества, но поначалу не бедствовали, а те, кто бился в одиночку, подвергались опасности со всех сторон, и две ученицы пали замертво в самый первый миг. Лин-ху Чун внимательно оглядел поле битвы, и увидел И Линь и Цинь Цзюань – те, стоя спиной к спине, бились с тремя противниками. Он со всех сил рванулся вперед, перед глазами вдруг сверкнули голубые искры, он отшатнулся, и вонзил меч в пронзающем ударе.

Удар попал противнику в горло, и с ним тут же все было кончено. Пригибаясь и подпрыгивая, он помчался к И Линь, и пронзил одного из е противников ударом в спину, а следующий удар попал другому под ребра. Третий противник замахнулся железным бянем,
[«железная плеть» – оружие по размерам сходное с одноручным мечом, с рукояткой меча, но клинок представлял собой граненый ломик с намеченными сегментами, иногда, похожий на ветку бамбука – оружие дробящего действия]
собираясь расколоть голову Цинь Цзюань, Лин-ху Чун на возврате махнул мечом, отсекая тому руку по самое плечо. На лице И Линь, сквозь мертвенную белизну, проступила тончайшая улыбка, она произнесла: «Амидафо, Лин-ху дагэ». Лин-ху Чун увидел, что Юй Сао атакуют двое сильных мастеров, рванулся туда, меч дважды свистнул, – один раз вонзаясь в подбрюшье. а в другой – отсекая правое запястье – из двух врагов один был убит, другой ранен.

Он развернулся, повел меч, и трое бойцов, атаковавших И Хэ и И Цин, испустив горестные крики, оказались на земле. Тут послышался надтреснутый старческий голос: «Все силы – на него, сначала убить этого мерзавца». К нему метнулись три серые тени, три меча пошли в выпаде, с разных сторон нацелившись Лин-ху Чуну в горло, грудь, и подбрюшье. Техника ударов была отточенной, сила и скорость – изумительные, в самом деле – это была техника меча мастеров высшего уровня. Лин-ху Чун вздрогнул, подумав: «Это же техника меча клана горы Суншань! Неужели они все – из клана Суншань?» Едва он это подумал, как мечи уже были напротив его жизненных зон. Он быстро применил раздел «Противостояние мечам» из техники «Девять мечей Ду Гу», описал мечом круг, нейтрализовав три клинка, но этим дело не ограничилось, он заставил противников отступить на два шага, и разглядел, что тот, что слева – толстяк лет сорока, с короткой бородкой. В центре был худой иссушенный старик, загорелый до черноты, со сверкающими глазами. Третьего он рассмотреть не успел, рванулся в сторону, разворачивая руку в обратном ударе, поразил двоих. с двух сторон зажавших в клещи Чжэн Э. Те трое заорали, и бросились догонять. Лин-ху Чун принял решение: «У этих троих техника меча самая высокая, с ними быстро не справиться. Они меня отвлекут надолго, школе Хэншань не избежать множества потерь». Он напряг внутреннюю силу, ни на миг не притормаживая, помчался, коля и подрезая мечом направо и налево. Его меч поспевал везде, и враги либо падали раненными, либо валились замертво.

Трое мастеров с громкими криками неслись за ним по пятам, но никак не могли сократить расстояние, так и не смогли догнать. За краткое время, достаточное, чтобы во время чайного гунфу выпить одну чашечку чая, более тридцати врагов получили ранения или даже смерть под мечом Лин-ху Чуна. Враги в самом деле терпели поражение, никто не мог ни защититься, не остановить Лин-ху Чуна. За краткий миг враги потеряли более тридцати человек, и соотношение сил сразу изменилось. У нескольких учениц Хэншани руки освободились, они пришли на помощь своим. Изначально враги имели численное преимущество, но потом проявилось преимущество в силе, и ситуация стала выправляться.
Лин-ху Чун в этот раз бился не на жизнь, а на смерть, он совершенно никого не щадил, понимая, что, если не разбить врагов за короткое время, то огонь постепенно разгорится, и скрывающимся в печах наставницам с ученицами будет не выжить. Он мчался, будто летел на крыльях, внезапно атаковал напрямую, неожиданно бил искоса, кружа по собственным следам. Никто из встретившихся ему врагов не избег злой участи, и скоро еще более двадцати человек корчилось на земле. Дин И стояла на возвышении у входа в пещеру, видела, что Лин-ху Чун появляется как дух, и исчезает как призрак, убивая врагов, методы меча странные, за всю свою жизнь она ничего подобного не видела, она и радовалась, и ужасалась. К этому времени врагов осталось четыре-пять десятков, они видели, что Лин-ху Чун подобен демону, и никто не в силах ему сопротивляться, но вдруг раздался крик, и человек двадцать бросились удирать в заросли. Лин-ху Чун убил еще нескольких, оставшиеся совершенно лишились боевого духа, и разбежались без остатка. Остались только трое высоких мастеров, по-прежнему стремившихся догнать Лин-ху Чуна, но расстояние между ними постепенно увеличивалось – было очевидно, что те начали опасаться. Лин-ху Чун остановился, развернулся к ним, и закричал: «Вы из клана горы Суншань, так или нет?» Те трое тут же отпрыгнули назад. Один высокий и крупный боец закричал: «Ваша светлость кем является?» Лин-ху Чун не отвечал, обратился к Юй Сао и другим: «Быстрее раскидывайте костер, спасайте людей». Ученицы нарубили веток, стали раскидывать ими костер. И Хэ и еще несколько учениц перепрыгнули через кольцо огня. Сухие ветки и трава уже разгорелись, пламя не гасло, но люди старались изо всех сил, прибивая огонь, и в огненном круге открылся проход. И Хэ и другие начали выносить из огненного кольца находящихся на последнем издыхании монашек – таких оказалось около десятка. Лин-ху Чун спросил:

«Что с госпожой-наставницей Дин Сянь?» Послышался надтреснутый старческий голос: «Благодарю за беспокойство!», – и пожилая наставница среднего телосложения вышла из круга огня. Ее белая, как свет луны, одежда совершенно не была запачкана кровью, не была покрыта пылью, в руках не было клинка, были видны только четки в левой руке, выражение лица было добросердечным, дух сконцентрированный, энергия спокойная. Лин-ху Чун был поражен, подумав: «Госпожа-наставница Дин Сянь отличается таким присутствием духа, она попала в такое трудное положение, а вовсе не потеряла самообладания, в самом деле, ее имя «Установление Спокойствия» – отнюдь не пустой звук. Он поклонился: «Приветствую госпожу-наставницу». Госпожа-наставница Дин Сянь ответила буддийским приветствием со сложенными ладонями: «Сзади нападают, поберегись». Лин-ху Чун ответил: «Слушаюсь!», – не оборачиваясь, махнул мечом назад, отразив внезапную колющую атаку мечом толстого противника, произнес: «Ученик спешит на выручку, не опоздать бы, прошу госпожу-наставницу не гневаться». Снова раздался звон клинков – он отразил еще два выпада мечами.

В это время из кольца огня вышли еще более десяти монахинь, некоторые на спинах несли мертвые тела. Госпожа-наставница Дин И широкими шагами вышла из кольца огня, начала громко ругаться: «Бесстыжие предатели, волчата со злобными сердцами...» Полы ее халата волочились по огню, начали гореть, но она не обращала на это внимания. Юй Сао подошла, и помогла ей сбить пламя. Лин-ху Чун произнес: «Две госпожи-наставницы невредимы, в самом деле, великая радость». За его спиной снова мечи начали рвать воздух – на него снова шли три укола в одной атаке. Теперь у Лин-ху Чуна была не только изумительная техника фехтования, но и редкая в Поднебесной внутренняя сила, услыхав звук движения мечей, он использовал внутреннюю силу, самопроизвольно поняв ход атаки противников, махнул мечом, обратным уколом попал в запястье противнику. У этих троих мастерство было предельно высокое, они быстро отскочили, но тот высокий ханец все же получил рассечение – меч попал ему в тыльную часть кисти, кровь полилась струей. Лин-ху Чун обратился к двум оставшимся: «Уважаемые мастера, клан горы Суншань возглавляет союз пяти твердынь, как вы могли тайно напасть на клан горы Хэншань, ведь вы являетесь союзниками, это же просто невозможно понять». Дин И шитай спросила: «А где сестренка-наставница? Почему она не пришла?» Цинь Цзюань расплакалась: «Ши... шифу была атакована предателями. билась в окружении, погибла в бою... « В сердце Дин И смешались скорбь и возмущение, она начала ругаться: «Вот подлецы!» Она сделала пару шагов вперед, но тут силы оставили ее, она качнулась, осела на землю, и у нее изо рта хлынула свежая кровь.

Трое последователей Суншань непрерывно нападали на Лин-ху Чуна, но так ничего и не смогли с ним поделать. Тот стоял к ним спиной, держа меч обратным хватом, его приемы были чудесны и непостижимы, если бы он развернулся – кто бы мог быть ему соперником? Трое втайне стонали от горя, уже собирались спасаться бегством. Лин-ху Чун развернулся, его меч чиркнул несколько раз, заставляя их все плотнее сбиваться в кучу.

Он одним мечом взял всех троих в кольцо, провел тринадцать атак, противники их отбили, но совершенно выбились из сил. Эти трое равно владели высочайшими и тончайшими техниками меча горы Суншань, но под атаками «Девяти мечей одинокого» у них не было никакой возможности отбиться. Лин-ху Чун хотел, чтобы они продемонстрировали в бою техники меча своего клана, чтобы у них потом уже не было возможности отпираться, он видел, что у всех троих лица покрыты потом, их вид пугал своей свирепостью, но приемы фехтования не пришли в беспорядок, было очевидно, что каждый из них десятилетиями шлифовал навыки, у всех они были уникальными. Госпожа-наставница Дин Сянь произнесла: «Амидофо, прекрасно, прекрасно! Старший брат-наставник Чжао, старший брат-наставник Чжан, старший брат-наставник Сыма, у нашего клана Хэншань с вашим драгоценным кланом ни вражды ни мести, отчего вы с таким ожесточением нас притесняли, вплоть до того, что собирались сжечь нас до углей? Убогая монахиня не просветленна, просит дать поучения». Те трое высоких мастеров из клана горы Суншань в действительности носили фамилии Чжао, Чжан и Сыма. Они редко появлялись на просторах цзянху, полагали, что их происхождение для всех является тайной, были сначала связаны атаками Лин-ху Чуна, а потом еще и наставница Дин Сянь назвала их пофамильно, раскрыв принадлежность к клану, они все были шокированы.

«Тан-лан», «тан-лан», – с легким лязгом два меча свалились на землю. Лин-ху Чун уперся кончиком меча в горло низкорослому коротышке, старейшине по фамилии Чжао, и закричал: «Бросай меч!» Тот старейшина вздохнул: «Оказывается, в Поднебесной есть такое гунфу, такая техника меча! Некий Чжао опозорился под ударами меча Вашего Превосходительства, но это не считается обидным». Он тряхнул рукой, выпустил внутреннюю силу, и его меч, разломившись на семь осколков, упал на землю. Лин-ху Чун отошел на несколько шагов, И Хэ и еще семеро, выставив мечи, взяли троих в кольцо. Дин Сян шитай медленно произнесла: «Драгоценный клан собирается объединить пять кланов меча в один, образовать единый клан «Пяти твердынь». Клан Хэншань убогой монахини существует многие сотни лет, убогая монахиня не посмеет оборвать своими руками его существование, решительно отвергает идею драгоценного клана. Эту идею следовало надолго отложить, для повторного рассмотрения, но для чего уважаемые господа выдали себя за людей колдовского учения, предательски напали, собираясь истребить мой клан горы северная Хэншань? Так вести дела – это не слишком ли деспотично?»

Дин И шитай гневно закричала: «Сестра-наставница, да о чем с ними разговаривать? Убить их всех, во избежание неисчислимых последствий... кхэ... кхэ...» Она закашлялась, и ее снова вырвало кровью. Высокий мощный ханец
[самоназвание собственно китайцев - «Хань». В оригинале используется выражение «ханьцзы» - можно перевести. как «представитель народности Хань» но это слишком длинно, а такие варианты, как «мужик» или «китаец» выбиваются из стилистики перевода]
по фамилии Сыма произнес: «Мы получили приказ действовать, а вот всех этих внутренних вопросов мы вообще не знаем...»

Старейшина по фамилии Чжао гневно перебил: «Пусть они нас убьют, пусть казнят – и ладно, ты-то зачем языком треплешь?» Сыма тут же замолчал, и его лицо приняло донельзя виноватый вид. Дин Сянь шитай произнесла: «Трое уважаемых тридцать лет назад странствовали по степям севера, а потом вдруг бесследно исчезли. Убогая монахиня полагала, что трое уважаемых обрели великое просветление, раскаялись в прежних ошибках, но никак не предполагала. что вы тайно вступите в клан горы Суншань, и будете строить козни. Эх, глава фракции Суншань Цзо представитель старшего поколения, однако принимает так много левого пути... так много бойцов со стороны, причиняет беды людям из общего Пути, в самом деле замыслил... эх, разве можно такое понять». Хоть и произошли такие великие перемены, но она по-прежнему не хотела ранить людей прямыми словами, ей казалось, что она чересчур далеко заходит, тут же сменила тему и спросила: «Моя сестра Дин Цзин тоже погибла от рук драгоценного клана?»

Этот Сыма незадолго перед этим своими словами выдал некоторый страх, и сейчас поспешил поправить положение, громко заявил: «Точно, это младший брат-наставник Чжун...»

Но Чжао осек его: «Эй!», – и свирепо повел глазами. Этот Сыма только сейчас понял, что сболтнул лишнего, но упорствовал: «Да, такие вот дела, чего прикидываться? Глава клана Цзо велел нам разделиться на два отряда для действий в провинциях Чжэцзян и Фуцзянь». Дин Сянь шитай произнесла: «Амидафо, амидафо. Глава клана Цзо уже и так занимает пост главы альянса школ меча пяти твердынь, и так почитаем и уважаем, к чему еще нужно объединять кланы, чтобы одному стать главой единой школы?

Развязывать такую ожесточенную войну, убивать единомышленников, разве это не повод для насмешек героев Поднебесной?» Дин И строго сказала: «Сестра-наставница, у этого негодяя необузданное честолюбие, он ненасытен и алчен... ты...» Дин Сянь шитай махнула рукой, обращаясь к этим троим: «Небесные сети широки, но прочесывают так, что ничто не ускользает. За несправедливые поступки неизбежно будет возмездие. Уходите! Затрудню троих уважаемых просьбой передать главе клана Цзо, что с этих пор клан горы северная Хэншань не подчиняется его приказам. Ничтожный клан хоть и состоит целиком из слабых женщин, но мы не склонимся перед насилием. Клан Хэншань с гневом отвергает идею главы клана Цзо об объединении». И Хэ вскрикнула: «Наставница, они... они же подлецы и злодеи...» Дин Сянь скомандовала: «Убрать строй мечей!» И Хэ ответила: «Слушаюсь!» Ее меч дал знак, и семеро учениц отступили на несколько шагов. Трое мастеров боя из клана Суншань никак не могли предположить, что их отпустят так легко, они невольно исполнились благодарности, глубоко поклонились госпоже-наставнице Дин Сянь, развернулись, и понеслись прочь. Тот старейшина по фамилии Чжао пробежав несколько саженей, остановился, развернулся и громко вопросил: «Осмелюсь спросить уважаемую фамилию и большое имя молодого рыцаря, чье мастерство владения мечом входит в область духа. Ничтожный сегодня разбит им, не дерзает об отмщении, однако, хочет знать, что за герой поверг его своим мечом».

Лин-ху Чун рассмеялся: «Данный генерал назначен цаньцзяном в правительство города Цюаньчжоу, как раз является У Тянь-дэ! Так именуют этого генерала». Тот старейшина ясно понимал, что это неправда, глубоко вздохнул, развернулся, и пошел прочь. За это время костер разгорался все сильнее, к несчастью для убитых и раненых людей из клана Суншань, тут и там валявшихся на земле. Чуть более десятка легкораненых понемногу встали на ноги, и пошли подальше от огня, получившие тяжелые ранения лежали в лужах крови, видели, что пламя скоро охватит их, не имели сил отползти, и некоторые начали громко звать на помощь. Госпожа-наставница Дин Сянь произнесла: «Сделанное не является их виной, это роковая ошибка главы клана Цзо. Юй Сао, И Цин, окажите им помощь». Все знали, что Дин Сянь всегда была милосердной, не посмели противиться, тут же все бросились к телам, определяя, кто из клана Суншань жив, а кто мертв. Если в теле еще теплилось дыхание, его оттаскивали в сторону, давали лекарство и начинали лечение.

Госпожа Дин Сянь повернула голову к югу, у нее из глаз полились слезы, она воскликнула: «Сестра-наставница!», – дважды покачнулась, и упала лицом вперед.

Все испугались, бросились поддержать, и тут ее вырвало большим количеством свежей крови, так же тяжело, как и наставницу Дин И. Все последовательницы заволновались, не зная, что предпринять, все устремили свои взгляды на Лин-ху Чуна, желая услышать его приказ.

Лин-ху Чун произнес: «Быстрее дайте обеим наставницам лекарство. Раненным в первую очередь останавливайте кровотечение. Тут скоро все будет охвачено огнем, всем вместе нужно перейти вон туда. Прошу нескольких старших и младших сестер поискать съедобных плодов или чего съестного».

Все получили приказы, и начали исполнять. Чжэн Э, Цинь Цзюань, взяв кувшины, сходили к горной речке, набрали воды, чтобы Дин Сянь, Дин И, и другие раненные из их клана могли напиться и принять лекарства. В бою у Источника Дракона ученицы клана Хэншань потеряли убитыми тридцать семь человек. Ученицы вспомнили о погибших вместе с госпожой-наставницей Дин Цин ученицах, все загоревали, вдруг кто-то расплакался, и все остальные тоже разрыдались.

В одно мгновение вся долина заполнилась скорбным плачем. Дин И громко вскричала: «Мертвые уже умерли, как можно это не отпустить от себя? Люди в обычное время изучают закон Будды, чтобы постигнуть смысл двух слов «Жизни и смерть», что хорошего в том, чтобы убиваться о вонючем кожаном мешке?» Все ученицы давно знали вспыльчивый характер наставницы Дин И, никто не посмел противиться ее воле, сдержали плач, но многие по-прежнему продолжали всхлипывать. Дин И снова произнесла: «Сестры, что с вами случилось? Э-эр, у тебя лучше других язык подвешен, расскажи все как следует настоятельнице». Чжэн Э откликнулась: «Слушаюсь», – и тут же начала рассказывать по порядку, как они попали в засаду на перевале «Зарницы святого», как получили помощь от Лин-ху Чуна, как на двадцать восьмой станции враги их одурманили и взяли в плен, как госпожа-наставница Дин Цзин подвергалась давлению со стороны Чжун Чжэня из клана горы Суншань, как она попала в окружение, как Лин-ху Чун .успел прийти к ней на помощь, и разогнал людей в масках, но наставница Дин Цзин от полученных ран перешла в нирвану.

Дин И произнесла: «Вот оно как. Преступники из клана Суншань приняли вид людей из колдовского учения, чтобы заставить сестру-наставницу одобрить план объединения кланов. Ох, какое коварство. Если бы вы были у них в плену, а она бы по прежнему упорствовала, то они бы на этом не остановились». Тут ее голос ослаб, силы исчерпались, она подождала немного, и продолжила: «Уже в битве на перевале сестра-наставница поняла, что столкнулась с опасным противником, послала письмо голубиной почтой, чтобы мы пришли на помощь и взяли командование на себя, но кто мог знать... кто знал, что противник принимал это в свои расчеты». Госпожа-наставница Дин Сянь сидя обратилась ко своей второй ученице И Вэнь: «Сестра, ты отдохни. ученица пока расскажет о том, что как мы встретились с врагом». Дин И гневно воскликнула: «Да чего говорить-то? На нас напали ночью, мы были в обители «Отражения луны в воде», непрерывно бились вплоть до этого дня». И Хэ ответила: «Слушаюсь», – и рассказала в подробностях историю о том, как они столкнулись с врагами.
Оказалось, что в ту ночь, когда враги напали на них, они были со скрытыми лицами, притворяясь людьми из колдовского учения. Ученицы клана Хэншань не были готовы к атаке, дело шло к полному разгрому, на счастье, монахини в обители тоже относились к воинскому сословию, хранили у себя пять драгоценных мечей «Лунцюань» - «Источник дракона».
[Меч «Источник дракона» – известен такой бронзовый меч периода Чжоу. Однако, в романе речь идет о стальных мечах с таким же названием. Бронзовые мечи отливают, стальные куют. Тут автор явно уходит мыслями в эпоху бронзы.]
Госпожа-настоятельница обители по имени Цин Сяо – «Ясная зоря» в критический момент раздала эти мечи Дин Сянь, Дин И, и другим для отпора врагу. Мечи «Лунцюань» режут железо, как глину, тут же немало вражеских клинков было срублено, и немало врагов получили ранения, монахини контратаковали и отступали, уходя в горную долину.

Однако Цин Сяо отдала свою жизнь, прикрывая товарищей. В этой долине издавна производили высококачественную сталь, потом руду выработали до конца, плавильные печи перенесли в другие места, остались только несколько каменных доменных печей. Счастье еще, что тут были эти печи, ученицы клана Хэншань без больших трудностей удерживали их несколько дней. Клан Суншань, не справившись с прямой атакой, решил прибегнуть к злодейскому плану огневого нападения, навалив кучу веток и сухой травы. Если бы Лин-ху Чун опоздал на пол-дня, никому бы не посчастливилось выжить. Дин И шитай не могла спокойно слушать подробный рассказ И Вэнь, обоими глазами впилась в Лин-ху Чуна, и вдруг сказала: «Ты... ты молодец. Почему твой шифу изгнал тебя из клана? Сказал, что ты связался с людьми из колдовского учения?»

Лин-ху Чун ответил: «Ученик неразборчив в выборе друзей, и в самом деле связался с несколькими личностями из колдовского учения». Дин И шитай фыркнула: «По сравнению с этим волчьим зверьем из клана Суншань, так даже колдовское учение выглядит немножко лучше. Эх, разве люди из истинных кланов обязательно лучше, чем люди из демонического учения?» И Хэ произнесла: «Лин-ху шисюн, я не осмелюсь говорить, что твой учитель плохой. Однако он... он со всей очевидностью знал, что мой клан попал в беду, но, спустив рукава, стоял в стороне, в этом... в этом... возможно, он заранее одобрял идею клана Суншань об объединении школ».

У Лин-ху Чуна сердце затрепетало, он чувствовал, что эти слова были не лишены логики, но он с самого детства получал благодеяния от шифу, никак не мог принять в сердце никакой непочтительной мысли о нем. и сказал: «Мой добродетельный отец-наставник, не наблюдал со стороны, спустя рукава, скорее всего, у него были другие важнейшие неотложные дела... это...»

Госпожа-наставница Дин Сянь все это время закрыв глаза, вскармливала дух, но сейчас медленно открыла глаза, и произнесла: «Убогий клан внезапно столкнулся с великими трудностями, был спасен помощью молодого рыцаря Лин-ху, это великая милость, великое благо...» Лин-ху Чун поспешно прервал ее: «Ученик совсем немного потрудился, такие высокие слова тетушки-наставницы ученик никак не может принять». Дин Сянь шитай отрицательно покачала головой: «К чему молодому рыцарю чрезмерно скромничать? Старший брат-наставник Юэ не мог разделиться на несколько частей, послал старшего ученика, это оказалось действенным, это тоже самое.

И Хэ, нельзя попусту болтать ерунду, быть непочтительной к старшим». И Хэ поклонилась: «Слушаюсь, ученица не смеет. Да только... только Лин-ху шисюн изгнан из клана Хуашань, и дядюшка-наставник Юэ не хочет его знать. И он также не посылал его с поручением». Дин Сянь слегка улыбнулась: «Вот ты какая непокорная, все хочешь спорить». И Хэ вдруг глубоко вздохнула, произнесла: «Вот было бы здорово, если бы Лин-ху шисюн был женщиной». Дин Сянь спросила: «Почему?» И Хэ ответила: «Он изгнан из клана Хуашань, податься ему некуда, если бы он был женщиной, мог бы перейти в наш клан. Мы с ним прошли через столько испытаний, уже стали как родные...» Дин И вскричала: «Что за глупости, ты чем старше становишься, тем больше в детство впадаешь». Дин Сянь улыбнулась тончайшей улыбкой: «Брат-наставник Юэ ошибся, но в будущем поймет истину, и сам сможет вернуть молодого рыцаря Лин-ху обратно в клан. План клана горы Суншань на этом не прервется, и клану Хуашань еще понадобится поддержка молодого рыцаря Лин-ху. Даже если он не вернется в Хуашань, то, благодаря своим воинским навыкам, сам может основать свою школу, это тоже не сложно».

Чжэн Э воскликнула: «Наставница правильно говорит. Лин-ху шисюн, люди из клана Хуашань все так жестоки к тебе, так что давай, создай свой «Клан Лин-ху», пусть они полюбуются. Эх, на этом клане Хуашань, что, свет клином сошелся?» Лин-ху Чун усмехнулся горькой усмешкой: «Как ученик может принять такие похвалы наставницы? Но, хотя добродетельный наставник в будущем и сможет помиловать провинившегося ученика, позволит ему вернуться в школу, однако ученик уже не будет его об этом просить». Цин Цзюань спросила: «Ты не будешь его упрашивать? А как же твоя сяошимэй?»

Лин-ху Чун покачал головой, и сменил тему разговора: «Тела погибших сестер мы похороним в земле, или, предав огню, отнесем пепел обратно на гору Хэншань?» Дин Сянь ответила: «Всех кремируем!» Хотя она смотрела на этот мир, как на иллюзию, но, видя столько валяющихся здесь и там мертвых тел, которые принадлежали ее ученицам, не справилось с собой, и у нее перехватило дыхание. Из учениц тут же многие начали плакать.
Некоторые тела лежали мертвыми уже несколько дней, часть тел лежала далеко, в десятках саженей. Ученицы, перенося своих мертвых сестер не сдерживались, и с горечью ругали главу клана Суншань Цзо Лэн-чаня за его коварство.

Пока со всем справились, уже стемнело, ночевать остались на голой земле в глухих горах. На следующее утро ученицы, взвалив на спины наставниц Дин И, Дин Сянь, и раненых соучениц, вернулись в городок Лунцюань, там начинался водный путь, они взяли семь «черных челнов с бамбуковым навесом» – «Вупэнчуань», и отправились на север. Лин-ху Чун опасался, что люди из фракции Суншань снова тайно нападут на них на воде, и отправился на север вместе со всеми. Так как вместе с ними находились две наставницы, то при них Лин-ху Чун сдерживался, и более не смел говорить глупостей. Наставницы Дин Сянь и Дин И, и другие получившие ранения ученицы были изначально в тяжелом состоянии, но к счастью, лекарства клана Хэншань обладали волшебной целительной силой, после того, как прошли реку Цяньтан, всем им стало гораздо лучше. Силы клана Хэншань были подорваны, они не смели по пути ввязываться в неприятности, они всячески уклонялись от встреч с людьми «рек и озер», когда достигли «Длинной реки» [Янцзы] , тут же наняли другие лодки, и поплыли против течения на запад. Так, медленно продвигаясь вверх по реке, рассчитывали добраться до Ханькоу.
[город при впадении реки Ханьшуй в Янцзы, откуда начинался путь на север, к Хуанхэ. Теперь это город Ухань.]
Раненые уже поправились процентов на шестьдесят-семьдесят, они рассчитывали пристать, и отправиться по суше на север, возвратиться на гору Хэншань.

В этот день они прибыли к берегам озера Поянху, и встали на якорь в устье реки Цзюцзян. Они плыли на больших судах Цзянчуань, ходивших по Длинной реке, и несколько десятков человек поместились на двух лодках. Лин-ху Чун перешел в заднюю лодку, где ночевал на корме вместе с корабельной командой. Глубокой ночью он внезапно проснулся, услыхав странные звуки: на берегу кто-то легонько постукивал ладонью по воде. Ударит три раза – и замрет, а потом снова три хлопка. Вслед за этим с того судна. которое стояло западнее. кто-то в ответ тоже хлопнул три раза, а после перерыва – снова три хлопка. Звуки хлопков были очень тихими, но теперь у Лин-ху Чуна была мощная внутренняя сила, слух был отличный, едва почувствовав необычный звук, он в тот же момент очнулся ото сна, поняв, что люди цзянху подают друг другу знаки.

Все эти дни он каждый миг и каждое мгновение обращал внимане на малейшее движение на воде, остерегаясь внезапного нападения, и сейчас подумал: «Не мешает сперва пойти посмотреть, если это не связано с кланом Северная Хэншань, то и отлично, а в противном случае потихоньку сам управлюсь, не буду беспокоить наставниц Дин И и Дин Сянь». Он внимательно вгляделся в судно на западе, и обнаружил около него метнувшуюся тень, крадущуюся по берегу, однако гунфу легкости у этого субъекта было заурядным. Лин-ху Чун бесшумно соскользнул на берег, кругом обошел по берегу, спрятался за большой плетенкой для масла [ёлоу – оклеенная промасленной бумагой плетёнка для хранения жидкостей и влажных предметов], спрятался там. и начал прислушиваться. Один человек произнес: «Оказывается, монашки на этом корабле – из клана Северная Хэншань». Другой ответил: «Ну и что будем делать?» Лин-ху Чун потихоньку прокрался вперед, и в свете луны и звезд увидел одного человека с густой бородой, другой был и худой и высокий, с лицом не то, что на арбузное зернышко похожим, а прямо-таки вытянутым, как семечко подсолнечника. Остролицый ханец сказал: «У нас в клане Белого водного змея, хоть людей и хватает, да гунфу не особо выдающееся, в открытом бою мы не справимся». Бородатый ответил: «Да кто говорит об открытом нападении? Хоть у этих монахинь боевое искусство и могучее, да в действиях на воде они не обязательно победят. Мы к ним открыто не будем приближаться, а на большой воде пробьем днище их лодкам, разве не заберем потом в плен одну за другой?» Остролицый обрадовался: «Превосходный план. Мы вдвоем совершим великий подвиг, наш клан «Бай цзяо» – «Белого водного змея» с реки Цзюцзян прогремит среди рек и озер.
[«Цзяо» - водный дракон, или змей. В отличии от дракона, который записывается иероглифом «Лун», может только плавать – не летает и не ползает по суше.]
Но все же меня беспокоит одна вещь». Бородатый спросил: «Что за вещь?» Остролицый ответил: «Их кланы пяти твердынь связаны в единый союз, поддерживают друг друга. А вдруг господин Мо Да об этом узнает, устроит нам неприятности, вот уж наш клан Белого водного змея поплатится».

Бородатый сказал: «Ох, уже несколько лет клан Южная Хэншань сердит на нас, мы и так этим сыты по горло. В этот раз, если мы изо всех сил, не щадя жизни не постоим за товарищей, то потом никто из друзей нам не придет на помощь. После того, как совершим это великое дело, то возможно, весь клан горы Южная Хэншань будет повержен, что там говорить о господине Мо Да?» Остролицый произнес: «Хорошо, тогда такая идея. Мы соберем людей, отберем лучших пловцов». Лин-ху Чун выскочил из укрытия, обратным ударом рукояткой меча нанес удар под затылок остролицему, тот сразу потерял сознание. Бородатый начал было драться, размахивая кулаками. но Лин-ху Чун быстро успокоил его ударом рукояткой меча в висок. Бородатый несколько раз провернулся, как юла, и осел на землю. Лин-ху Чун ударом меча снес крышку с емкости с маслом, и засунул туда обоих. Емкости были доверху заполнены маслом сурепки, в каждой было по три сотни цзиней [около 150 литров], они были предназначены под погрузку на суда и сплаву вниз по течению. Когда двое попали в масло, оно тут же залило им рот и нос, но в то же время холодное масло разом вернуло их в сознание, они с бульканьем проглотили порядочное количество. Внезапно позади кто-то произнес: «Молодой рыцарь Лин-ху, не повреди их жизни!», – это был голос госпожи-наставницы Дин Сянь. Лин-ху Чун слегка вздрогнул, подумав: «Когда это Дин Сянь шитай успела зайти мне за спину, я совершенно не заметил». Он тут же слегка поднял руки, ослабил давление на головы этих двоих, ответив: «Слушаюсь!» Оба тут же вынырнули из масла. Лин-ху Чун рассмеялся: «Не двигаться!» Он выхватил меч, и ударом плашмя притопил их еще раз.

Двое сели на колени по шею в масле сурепки, с трудом глядели, не понимая, как попали в такое бедственное положение. Тут от корпуса лодки отделилась серая тень, подошла – это была госпожа-наставница Дин И, воскликнувшая: «Сестра-наставница, поймали мелких преступников?» Дин Сянь шитай откликнулась: «Это два главаря клана Белого водного дракона с реки Дзюцзян, молодой рыцарь Лин-ху с ними развлекается». Она повернулась к бородатому: «Вашего превосходительства фамилия И или Ци? Как поживает глава клана Ши?» Фамилия бородатого в самом деле была И, он изумленно ответил: «Я... моя фамилия И, а ты откуда знаешь? Наш руководитель клана Ши в добром здравии».

Дин Сянь улыбнулась: «Главарь клана Белого водного дракона И, главарь клана Белого водного дракона Ци, на реках и озерах вас называют «парные летучие рыбы с Длинной реки», у вас почтенное имя, гремящее как гром, старая монахиня давно восхищалась вашй славой».

Дин Сянь шитай была внимательна к мелочам, хотя в обычное время крайне редко покидала пределы обители, но всех известных личностей мира цзянху знала, как пальцы на своей ладони, как бы она иначе смогла опознать трех высоких мастеров клана горы Суншань, которые руководили нападением? Этот бородатый И и остролицый Ци в воинском сообществе числились в третьем - четвертом разрядах, но, едва увидев их облик, она тут же вспомнила их историю. Тот остролицый был польщен, произнес: «Насчет «почтенного имени, гремящего, как гром» – это не дерзаю принять». Лин-ху Чун еще раз макнул его плоской частью меча в масло, опять ослабил давление, и рассмеялся: «Я давно восхищался вашим славным именем, оно, как масло, гремело у меня в ушах». Тот ханец возмутилсяч: «Ты... ты...» Уже хотел, разрывая рот, разругаться, но не осмелился. Лин-ху Чун произнес: «Я спрошу одну фразу, а ты мне ответишь со всей честностью, обманешь хоть на волосок, твое имя «Парные летучие рыбы с Длинной реки» превратится в «Сдохших в масле речных вьюнов».»
[В китайском тексте – «амурский вьюн», или «иловый вьюн».]
Сказав, еще раз макнул бородатого в масло. Тот бородатый заранее приготовился, захлебываться не стал, задержал дыхание, но в нос ему все-таки попало, тоже было весьма неприятно. Дин Сянь и Дин И не удержались от улыбки, подумав: «Этот молодой человек настоящий озорник. Однако, его методы сейчас как раз подходящие».

Лин-ху Чун спросил: «Когда ваш клан Белого водного дракона вступил в связь с кланом Суншань? Кто велел вам чинить препятствия клану Северная Хэншань?» Бородатый удивился: «Вступил в связь с кланом Суншань? Вот странно. Клан Суншань – это герои, мы не с одним из них не знакомы». Лин-ху Чун произнес: «Ага! В первый раз ты правду не сказал. Придется тебе побольше масла похлебать!» Опять мечом плашмя прижал его макушку, и притопил в масле. Этот бородатый, усть и не был из первого разряда мастеров, но боевое умение было не из слабых, однако Лин-ху Чун так мощно выпустил через меч внутреннюю силу, что тому будто обрушили на голову камни весом в тысячу цзиней, он и на волосок сопротивляться не мог. Масло сурепки проникло ему и в рот, и в нос, просочилось в глаза, булькало внутри, поистине, бедственное положение.

Лин-ху Чун обратился к остролицему: «Ты говори быстрее! Хочешь остаться «Парными летучими рыбами с Длинной реки», или предпочитаешь стать ««сдохшими в масле речными вьюнами?» Тот по фамилии Ци ответил: «Столкнувшись с таким героем, как ты, не избежать мне стать «сдохшим в масле речным вьюном». Однако старший брат-наставник И не лгал тебе, мы не знакомы ни с кем из клана Суншань. К тому же, Суншань и Хэншань связаны союзом и поддержкой, об этом знают все в воинском сообществе. Клан Суншань разве мог бы велеть нашему клану Бай Цзяо чинить препятствия... драгоценному клану?» Лин-ху Чун ослабил нажим, дав главарю И вынырнуть, и снова спросил: «Ты только что совершенно четко говорил, что собираешься пробить и утопить корабли клана Хэншань, решился на такое злое дело. клан Хэншань в чем перед тобой провинился?»

До этого Дин И шитай не могла взять в толк, отчего Лин-ху Чун так строг к этим двум, но, услыхав про их планы, возмутилась: «Вот преступники, утопить нас решили в Длинной Реке». Ее клан горы Северная Хэншань на восемь -девять частей из десяти состоял из женщин севера, совершенно не умеющих плавать. Если бы корабли затонули посреди реки, не миновать бы им «похорон в брюхе рыбы», едва она подумала об этом, как ее пробила дрожь. Тот по фамилии И испугался, что Лин-ху Чун еще раз притопит его в масле, и ответил первым: «Клан Северная Хэншань с нашим кланом Бай Цзяо не имеет ни вражды ни мести. К тому же наш клан Белого водного дракона – только маленькая банда у причалов реки Дзюцзян, как мы можем враждовать с таким могущественным кланом, как Северная Хэншань? Да только... только ведь я решил, что вы все тоже буддисты, драгоценный клан идет на запад, значит, спешит на выручку. Поэтому мы... не оценили свои силы, задумали такое коварство, больше никогда не осмелимся».

Лин-ху Чун, чем больше слушал, тем меньше понимал, спросил: «Что это значит «Тоже буддисты, идут на запад, спешат на выручку»? Ничего не понятно, что за ерунда?» Главарь И ответил: «Слушаюсь, слушаюсь! Шаолинь, хоть и не состоит в союзе меча пяти твердынь, но мы сочли, что хэшаны и монашки – одна семья, как родные...» Дин И шитай заорала: «Что за вздор!» Главарь И вздрогнул от испуга, невольно бултыхнулся, и нахлебался масла, не смог ничего сказать. Дин И удержалась от смеха, обратилась к остролицему: «Давай, ты говори». Главарь Ци ответил: «Слушаюсь, слушаюсь! Есть некий «Тысячу верст одиноко идущий» Тянь Бо-гуан, не знаю, госпожа-наставница насколько близко его знает?»

Дин И шитай пришла в великий гнев, подумав, что «Тысячу ли одиноко идущий» Тянь Бо-гуан всем на реках и озерах известный преступный развратник, любитель «сорвать цветок», как она может быть с ним близко знакомой? Не иначе, этим вопросом негодяй решил оскорбить ее, она размахнулась левой ладонью, собираясь хлопнуть того по темени. Дин Сянь придержала ее за руку: «Сестра-наставница, уйми гнев. Эти двое уважаемых уже долго плавают в масле, ничего совсем не соображают. Не будь, как они». И обратилась к главарю Ци: «Как себя чувствует Тянь Бо-гуан?» Главарь Ци ответил: «Большой господин «Тысячу ли одиноко идущий Тянь Бо-гуан – хороший друг с нашим главой клана – хорошие друзья. Уже давно большой господин Тянь...». Дин И шитай гневно закричала: «Какой еще большой господин Тянь? Это всем известный последователь зла, преступник, давно уже следовало его убить. А вы наоборот, свели с ним дружбу, теперь ясно, чтоза хорошие люди в вашем клане Бай Цзяо». Тот Ци начал быстро соглашаться: «Слушаюсь, да, да, да, мы – не... не... не хорошие люди...»

Дин И спросила: «Мы только спросили тебя, клан Бай Цзяо почему чинит препятствия нашему клану Хуашань, зачем ты приплел сюда Тянь Бо-гуана?» Тянь Бо-гуан некогда был непочтителен с ее ученицей И Линь, Дин И так и не смогла убить его за это, в сердце считала случившееся в некоторой степени позорным, и никак не хотела, чтобы это имя употреблялось посторонними.

Главарь Ци ответил: «Слушаюсь, слушаюсь. Ребята решили пойти спасать барышню Жэнь, опасались, что люди из истиных кланов придут на помощь хэшанам, поэтому мы учинили такое свинство, придумали эту дурацкую идею, напасть на драгоценный клан...»

Дин И так и не смогла ничего уразуметь, обратилась к Дин Сянь: «Сестра-наставница, эти двое умом помрачены, давай, ты их спрашивай». Дин Сянь улыбнулась: «Барышня Жэнь, это дочка прежнего главы магического учения Солнца и Луны Жэня?» У Лин-ху Чуна сердце екнуло: «Они говорят о Ин-ин?» Он изменился в лице, а ладони вспотели.

Главарь Ци ответил: «Так точно. Большой господин Тянь... Тянь Бо-гуан раньше несколько раз приезжал на реку Дзюцзян, пил вино с нашим руководителем клана Ши, говорил, что пятнадцатого декабря ребята хотят устроить великий переполох в Шаолине, пойдут выручать барышню Жэнь». Дин И шитай не удержалась, и влезла с замечанием: «Большой переполох в храме Шаолинь? Да где у вас такие способности, чтобы осмелиться швырять куски земли над головой божества Тай Суй?»

Тот Ци ответил: «Точно, точно. Мы, разумеется, не способны». Дин Сян продолжила: «У этого Тянь Бо-гуана самая быстрая скорость пешего хода, вы его использовали для передачи сведений, так или нет? Всем этим делом, в конце концов, кто заправляет?»

Вожак И ответил: «Все, как услышали, что барышня Жэнь была захвачена шаолиньскими преступниками... нет, удерживается хэшанами из Шаолиня, то, не сговариваясь, а вместе, все решили выйти на помощь, и нет у нас никакого лидера. Ребята хотят отплатить госпоже Жэнь за ее милости, все говорят, что костьми за нее хотят полечь, и это будет им сладко».

В это время в сердце Лин-ху Чуна зародилось множество сомнений: «Они говорят о барышне Жэнь, в конце концов, это в самом деле Ин-ин? Как ее могут удерживать шаолиньские монахи? Она такая молоденькая, как она могда стать благодетельницей для такой массы людей? Отчего такое множество людей, едва услыхали, что она попала в беду, не щадя себя, бросилось на спасение?»

Дин Сянь произнесла: «Вы опасались, что клан Хэншань идет на выручку клану Шаолинь, и поэтому решили потопить наши корабли, так или нет?» Вожак Ци ответил: «Точно, мы решили, что хэшаны с монашками... ну, это... это самое...» Дин И шитай возмутилась: «Что за это самое?!

Вожак Ци поспешно заговорил: «Точно, слушаюсь, ну это, это самое... ничтожный не осмеливается говорить. Ничтожный не говорит ничего...» Дин Сянь шитай продолжила: «К пятнадцатому декабря ваш клан тоже пойдет в Шаолинь?» Оба вожака ответили: «Если на это будет приказ главы клана Ши». Вожак Ци добавил: «

«Раз уж все ребята пошли, наш клан Белого водного дракона не может оказаться позади». Госпожа-наставница Дин Сянь спросила: «Ребята? Что за ребята, в конце концов?» Вожак Ци ответил: «Тот Тянь... Тянь Бо-гуан сказал: клан Морского песка из Чжэси, шаньдунский союз Черного ветра, даосский клан с запада реки Сян, и в один дух он перечислил более тридцати больших и малых союзов рек и озер. Хоть его боевое искусство и было посредственным, но он отлично знал названия множества кланов, союзов, банд и школ. Дин И шитай наморщила бровь: «Это все бездельные люди из левого пути, боковых школ, людей хоть и много, но вряд ли они будут противниками клану Шаолинь». Лин-ху Чун слышал, как вожак Ци перечислял названия кланов и имена людей, среди них были глава клана «Небесной реки» «Серебрянобородый змей» Хуан Бо-лю, владыка острова Длинного кита Сы-ма Да, и еще некоторые люди, которые в тот памятный день собирались на холме Пяти гегемонов, и у него исчезли последние сомнения, что та девушка, которую они решили спасать, как раз и есть Ин-ин. Внезапно он получил известия о ней – и обрадовался, но подумал, что она заточена в Шаолине, а ведь она до этого убила нескольких шаолиньских учеников – и невольно встревожился, спросил: «Отчего же это клан Шаолинь решил заточить... эту... ...барышню Жэнь?» Вожак Ци ответил: «Вот это неизвестно. Скорее всего, хэшаны из Шаолиня совсем от скуки и обжорства одурели, решили ребятам устроить неприятности».

Дин Сянь шитай произнесла: «Прошу двоих уважаемых вернуться, и поклониться главе драгоценного клана, скажите. что Дин Сянь и Дин И из клана Северная Хэншань. вместе с этим уважаемым другом проходили через реку Дзюцзян, не сумели поклониться главе клана Ши, совершили упущение в ритуале, просим главу клана Ши о снисхождении. Завтра мы продолжим путешествие на запад, просим двоих уважаемых извинить, и больше не пытаться пробить нам борта и топить корабли». Двое тут же откликнулись: «Не смеем». Дин Сянь шитай обратилась к Лин-ху Чуну: «Луна сияет, ветер чист, прошу молодого рыцаря не спеша насладиться ночным пейзажем на берегу. Извините убогих монахинь. что не смогут сопровождать Вас». Она взяла Дин И за руку. и они медленно пошли обратно на корабль. Лин-ху Чун понял, что она захотела посовещаться без посторонних, предоставив ему возможность тщательно расспросить этих двоих. У него все мысли смешались, он уже и сам не знал, о чем хочет их спросить, прошелся по берегу туда-сюда, потом надолго замер. глядя на тонкий месяц, отражающийся в воде. Великая река катила свои волны на запад, блики лунного сияния блестели и трепетали в воде, и он вдруг сообразил: «Сейчас последняя декада ноября. В середине декабря они пойдут в Шаолинь, времени осталось в обрез.

Монахи Фан Чжэн и Фан Шен из клана Шаолинь были очень добры ко мне. Все эти люди, ради спасения Ин-ин пойдут на жестокую битву, неважно кто победит, кто проиграет, обе стороны понесут тяжелые потери. Почему бы мне не опередить их, не попросить настоятеля Фан Чжэна отпустить Ин-ин, во избежание грандиозного кровопролития, разве это не будет хорошо?» И снова подумал: «Раны Дин Сянь и Дин И наполовину зажили. Госпожа-наставница Дин Сянь выставляет себя убогой заурядной монахиней, а на самом деле обладает глубочайшими знаниями, знает все высочайшие приемы, и на самом деле непревзойденный мастер мира боевых искусств. Она отведет своих людей обратно на север, им бы только не столкнуться с сильными врагами из клана Суншань, и тогда точно не будет никаких бед. Почему бы мне с ними пораньше не распрощаться?»

За эти дни он вместе с этими монашками и ученицами-мирянками прошел через множество испытаний, они относились к нему и с уважением, и с сердечностью. Хотя они и не упоминали о его проблемах с изгнанием из клана, разладе с сяошимэй, но видно было, что они переживали за него. А вот в клане Хуашань, кроме погибшего Лу Да-ю, наоборот, никто не был с ним в близкой дружбе, как он с ними расстался, так и вспоминать не хотелось. Тут послышалась легкая дробь шагов – к нему приближались двое, это были И Линь и Чжэн Э, подойдя ближе, они окликнули его: «Лин-ху дагэ!», – и остановились.Лин-ху Чун вышел им навстречу: «Вас тоже разбудил этот переполох?» И Линь ответила: «Лин-ху дагэ, настоятельница и наставница прислали нас с поручением сказать тебе...» Она подтолкнула Чжэн Э: «Ты ему скажи». Чжэн Э ответила: «Настоятельница и наставница тебе велели сказать». И Линь возразила: «Ты скажи, ведь все равно». Чжэн Э произнесла: «Лин-ху дагэ, настоятельница и наставница просили сказать, невозможно передать словами благодарность за благодеяния, чтобы потом не случилось, клан Хэншань больше не может злоупотреблять твоей помощью. Если ты хочешь пойти в Шаолинь спасать барышню Жэнь, все не пощадят жизни, чтобы тебе помочь».

Лин-ху Чун изумился, подумав: «Но я же не говорил, что хочу пойти спасать Ин-ин, зачем Дин Сянь шитай велела ей это сказать? Ай-йо, точно!

Когда герои собирались на холме Вубаган, то все уже знали, что это Ин-ин поручила всем найти средство для моего лечения. это дело оказалось таким громким, что даже эти двое никчемных «Парных летучих рыб с Длинной реки» знают, как Дин Сянь может об этом не знать?» Подумав об этом, невольно покраснел.

Чжэн Э произнесла: «Настоятельница с наставницей сказали, что в этом деле главное – не идти напролом. Они вдвоем считают, что сейчас лучше всего идти по реке, поспешить к монастырю Шаолинь, просить настоятеля отпустить пленницу, пусть Лин-ху дагэ возьмет нас с собой». Услышав эти слова, Лин-ху Чун остолбенел, и некоторое время не знал, что и сказать. Он обвел взглядом простор великой реки, разглядел вдали маленький белый парус – крохотная лодочка скользила на север, он был и тронут, и одновременно смущен, подумал: «Обе госпожи-наставницы – и добродетельные буддистки, и вывсокие таланты боевого сообщества.

Если они лично отправятся в монастырь Шаолинь с просьбой о помиловании, то это будет лучше всего, по сравнению со мной, вольным бродягой рек и озер, безымянной пешкой, они в сотни раз лучше. Скорее всего, настоятель Фан Чжэн уважит этих двух уважаемых наставниц, и отпустит Ин-ин». Подумав об этом, почувствовал легкость в сердце. Обернувшись, обнаружил, что вожаки И и Ци все еще сидят в масле, высунув головы, и не смея вылезти, невольно проникся к ним сочувствием, ведь вся их вина была в том, что они решили бороться за спасение Ин-ин, он тут же подошел к ним, сложив руки перед грудью: «Ничтожный поступил бестактно и необдуманно, провинился перед двумя героями. «Парой летучих рыб с Длинной реки», все это из-за того, что не знал всех изначальных причин, прошу простить вину». Говоря, глубоко склонился в поклоне со сложением рук. Разбойники, увидев, что он был сначала заносчив, а потом учтив, чрезвычайно удивились и расчувствовались, тут же, обняв кулаки, вернули поклон, во все стороны полетели брызги масла, окатив Лин-ху Чуна с ног до головы. Лин-ху Чун слегка улыбнулся, покивал головой, и обратился к Чжэн Э: «Мы уходим!» Вернулись к лодкам, ученицы клана Хэншань держали рот на замке, не упоминая об этом деле, даже обычно очень любопытные И Хэ и Цинь Цзюань – никто не спросил ни слова, значит, об этом их предупредили Дин И и Дин Сянь, и он почувствовал себя очень неудобно. Лин-ху Чун был очень тронут, но, увидев, как некоторые ученицы изо всех сил борются, чтобы сдержать улыбки, и их состояние было почти плачевным, он подумал: «Судя по их виду, они все считают, что у нас с Ин-ин любовные отношения.

На самом деле у меня с ней отношения были абсолютно чистыми, мы ни в чем не выходили за рамки приличий. Но, раз они не спрашивают, как я могу им это объяснить?» Увидев, что в глазах Цинь Цзюань бегают озорные искорки, он не сдержался, и произнес: «Это все абсолютно не так. Вы... вы не смейте об этом думать такие глупости».

Цинь Цзюань улыбнулась: «Какие такие глупости я думаю?» Лин-ху Чун покраснел, произнес: «Да я уж и так догадался». Цинь Цзюань рассмеялась: «О чем догадался?» Лин-ху Чун ничего не ответил, а И Хэ произнесла: «Цинь Цзюань, поменьше болтай, настоятельница с наставницей отдали приказ, ты что, забыла?» Цинь Цзюань, прикрыв рот, засмеялась: «Да, да, я не забыла».

Лин-ху Чун отвернулся, уклоняясь от их взоров, и вдруг увидел одиноко сидящую на носу лодки И Линь. Ее выражение лица было безжизненным, холодно-равнодушным, и его сердце невольно стукнуло: «Что с ней? Почему она ничего не говорит?» Он внимательно вгляделся в ее лицо, и вдруг вспомнил, как тогда, когда они были в дикой пустынной местности за городом Хэншань, она спасала его, тащив бегом через пустынную равнину. прижимая к себе. В то время ее лицо выражало и сочувствие, и глубокое волнение, было вовсе не таким, как сейчас. Отчего же? Почему?

И Хэ вдруг позвала: «Лин-ху шисюн!» Лин-ху Чун не услыхал ее, оставаясь неподвижным. И Хэ снова крикнула: «Старший брат-наставник Лин-ху!»

Лин-ху Чун вздрогнул, повернул голову: «Что такое?» И Хэ ответила: «Настоятельница и наставница хотят знать твое мнение, как нам быть завтра: пойдем по воде, или сухопутным путем?»

Лин-ху Чун в сердце желал пойти сухопутным путем, чтобы как можно раньше получить новые сведения о Ин-ин, но, скосив глаза увидел, что под длинными ресницами И Линь блестят слезы, ее вид абсолютно несчастный, и сказал: «Настоятельница собиралась идти по реке, так что остаемся на кораблях. Полагаю, что клан Бай цзяо не осмелится нам вредить». Цинь Цзюань улыбнулась: «Ты и правда успокоился?» Лин-ху Чун покраснел, и ничего не ответил. И Хэ прикрикнула: «Цинь Цзюань, детишкам положено поменьше болтать, идет?» Цинь Цзюань ответила: «Идет, отчего же не пойти? Амидафо, да только вот мне не спокойно».

На следующее утро суда отправились на запад, Лин-ху Чун велел команде держать суда как можно ближе к берегу, опасаясь внезапного нападения клана Белого водного дракона. Однако они доплыли без происшествий до границы провинции Хубэй. После этого Лин-ху Чун перестал каждый день беззаботно болтать с ученицами Хэншани, по вечерам, когда корабли вставали на якорь, удалялся на берег, в одиночестве пил вино, мертвецки пьяным возвращался на корабль, и сразу засыпал.

В один из дней корабли миновали Сякоу, и повернули на север, поднимаясь против течения по реке Ханьшуй, и ближе к вечеру встали на якорь у городка Цзиминду – «Переправы петушиного крика». Он снова сошел на берег, выпил несколько чашек вина в лавке, где подавали холодное вино, и вдруг задумался: «Как там рана сяошимэй, заживает, или нет? И Чжэн, И Лин отправились к ней с лекарствами клана Хэншань, и наверняка уже вылечили ее. А как там младший брат-наставник Линь? Если он не поправился, что с ней сейчас творится?» Подумав об этом, невольно вздрогнул, размышляя: «Эх, Лин-ху Чун, Лин-ху Чун, какой же ты в самом деле подлец! Ты беспокоишься о ране сяошимэй, а в глубине сердца тайно надеешься, что младший брат-наставник Линь умрет от ран? Неужели ты думаешь, что, если младший брат-наставник Линь умрет от ран, то сяошимэй выйдет замуж за тебя?» Ему стало тоскливо, он выпил еще три рюмки вина, и снова задумался: «Но кто же убил Лао Дэ-нуо и восьмого младшего брата-наставника? Зачем этот человек тайно напал на младшего брата-наставника Линя? Как-то там сейчас шифу и шинян?»

Он выпил еще, закуски в лавочке закончились, ему под руку попались несколько орешков соленого арахиса, он подхватил их, и закинул в рот. В этот момент за его спиной послышалось: «Эх, В этом мире молодежь такова, что девять из десяти только и знают, что в праздности транжирить свои дни».

Лин-ху Чун обернулся, вглядываясь в говорившего, но в мерцающем свете свечей разглядел, что кроме него в кабачке за угловым дощатым столом сидит только один человек, завалившись грудью на стол. На столе стоял чайник с вином и рюмка, человек был одет в лохмотья, облик затрапезный, не похоже было, что такой человек может выражаться столь изящным слогом. Лин-ху Чун не стал обращать на него внимания, и вернулся к выпивке. За спиной снова послышалось: «Ради тебя люди садятся в тюрьму, света белого не видят. А тыт тем временем среди женских юбок целыми днями отираешься, молодые мирянки – хорошо. лысые монашки – тоже отлично, пожилые наставницы – и те сгодятся, ни от кого не отказываешься. Эх, вот славно-то». Лин-ху Чун понял, что тот к нему обращается, однако голову не повернул. задумавшись: «Что это за человек? Он сказал: «Ради тебя люди садятся в тюрьму, света белого не видят», это он о Ин-ин? как это Ин-ин могла ради меня сесть в тюрьму?» Тут человек продолжил: «Посторонние, охочие влезать в чужие дела, наооборот, решили жизни свои отдать, чтобы человека спасти. Да только каждый хочет стать главарем, человека еще не спасли, а уж набедокурили – дерутся меж собой день и ночь. Эх, старик еще не видал на реках и озерах подобных дел». Лин-ху Чун налил рюмку вина, подошел и сел напротив: «Ничтожный ничего не понимает в делах, просит старшего брата дать указания».

Тот человек по-прежнему лежал на столе, навалившись грудью, не поднимая головы, произнес: «Эх, сколько распутства, столько и страданий. Девушки из клана Хэншань, монашки, все осквернены». Лин-ху Чун разволновался, встал над столом, совершил глубокий поклон со сложением рук:

«Лин-ху Чун приветствует преждерожденного, надеется получить указания». Вдруг он увидел рядом с человеком лежащий на скамье древний хуцинь темно-желтого цвета, в сердце родилось воспоминание, он понял, кто перед ним: «Позднерожденный Лин-ху Чун удостоился встречи с дядюшкой-наставником Мо Да из клана Южная Хэншань, опоздал с приветствием». Тот человек поднял голову, его глаза блеснули молниями, холодно пройдясь по лицу Лин-ху Чуна – это в самом деле был «Дождливая ночь на реках Хунани» господин Мо Да. Он хмыкнул, и произнес: «Шибо – дядюшкой-наставником, именоваться не дерзаю. Великий рыцарь Лин-ху, славно веселится в последние дни!» Лин-ху Чун согнулся в поклоне: «Мо Да шибо знает, что ученик Лин-ху получил приказ настоятельницы Дин Сянь сопровождать отряд Северной Хэншани в монастырь Шаолинь. Ученик, хоть и скудоумен, но ни на волос не осмелится быть непочтителен к сестрам клана Северная Хэншань». Мо Да вздохнул: «Прошу садиться! Эх, ты же знаешь, что на реках и озерах сплошные толки да пересуды, «много ртов и металл расплавят»?»

Лин-ху Чун горько усмехнулся: «Познерожденный сумасброден и бесшабашен, не отличается педантичностью, в собственном клане не удержался, как мог не стать причиной сплетен и пересудов на реках и озерах?»

Господин Мо Да усмехнулся ледяной улыбкой: «Когда ты сам распутничаешь, то посторонние не могут тебя за это осуждать. Но чистое имя клана Северная Хэншань существует сотни лет, и оно гибнет из-за тебя, неужели это тебя не волнует? Да на реках и озерах все только и болтают, рассказывают, что ты, один мужчина затесался среди множества девиц и монашек Северной Хэншани. Мало того, что испортил репутацию десяткам девушек из клана Хуашань, так еще и ... даже нескольких, соблюдающих строгие буддийские обеты наставниц Северной Хэншани сделал мишенью для шуточек, это... это уже совсем никуда не годится».

Лин-ху Чун отступил на пару шагов назад, вынул меч: «Не знаю, кто распускает эту клевету, прошу господина Мо Да, сообщить мне это».

Господин Мо Да ответил: «Ты хочешь пойти и убить их? Да на реках и озерах это говорят даже если не тьма, но восемь тысяч наверняка, ты их всех начисто истребишь? Эх, все люди тебе завидуют, что у тебя успех у женщин, как у божества, что в этом плохого?»

Лин-ху Чун покорно сел, задумавшись: «Я никогда не думаю о последствиях своих поступков, хоть сам знаю, что моя совесть чиста, но не думал, что так удружу клану Хэншань. Что же теперь делать?»

Господин мо Да вздохнул, и теплым голосом произнес: «Эти пять дней и пять ночей я постоянно следил за твоим судном...» Лин-ху Чун протянул: «А...», подумав: «Господин Мо да пять дней следил за мной, а я и не почувствовал, я в самом деле бездарен».

Господин Мо Да продолжил: «Я видел, что ты каждый вечер возвращаешься на корабль, и спишь, не снимая одежды. Днем ты не то что не пристаешь к монахиням и ученицам клана Хэншань, но все время молчишь, и никаким словом досужим не обмолвишься. Брат Лин-ху, ты не только не развратник, но благородный муж, строго блюдущий приличия. Ко всем этим, находящимся на двух кораблях, подобным цветам прекрасным девицам и красивым монахиням ты никак светлым днем не проявлял сердечной симпатии, и вечером к ним не стремился, и все это время никак такой порядок не нарушал. Такие как ты, прекрасные китайские парни, великие мужи, имелись только в глубокой древности, я, Мо Да – преклоняюсь перед тобой». Он оттопырил большой палец правой руки, тяжело хлопнул ладонью по столу, и произнес: «Давай, давай, давай, я, Мо Да, хочу выпить с тобой в знак уважения». Сказав, налил вина из чайника. Лин-ху Чун произнес: «Слова дядюшки-наставника, наоборот, ввергли ученика-племянника в панику. Маленький племянник-наставник обладает несносным характером, не только не удержался в собственном клане, но еще и сестрам из клана Хэншань доставил неприятности?» Господин Мо Да расхохотался: «Вот таков и должен быть настоящий сын Китая, благородный, открытый и честный. Если бы мне, Мо Да было лет двадцать, и я бы каждую ночь был рядом с таким множеством девушек, я бы не смог быть таким как ты, подобным чистому нефриту. Трудно, ой, трудно! Давай, пьем до дна!»

Оба подняли рюмки, выпили до дна, и расхохотались.

Лин-ху Чун видел, что облик у господина Мо Да жалкий, одежонка – истрепанная, разве похож он на потрясающего своим могуществом мир рек и озер руководителя клана? Только иногда метнет острый как сабля взгляд, в котором мелькнет его дерзость и могущество – и снова превращается в убогого нищего, изрядно побитого жизнью. Он задумался:

«Руководительница фракции Северная Хэншань Дин Сянь добросердечна и милостива, Настоятель клана Тайшань даос Тянь Мэнь – велик и грозен, руководитель клана Суншань Цзо Лен-чань коварен и опасен, мой добродетельный учитель – утонченный благородный муж, а вот этот руководитель клана Южная Хэншань дядюшка-наставник Мо Да прикидывается вульгарным нищим. Руководитель каждого из кланов союза меча пяти твердынь обладает глубочайшими знаниями. Я, Лин-ху Чун, рядом с ними – соломенный мешок, мне до них далеко». Господин Мо Да произнес: «Я находился в Хунани, когда узнал, что ты путешествуешь вместе с монахинями из клана Северная Хэншань, это меня поразило, ведь я хорошо знал нрав наставницы Дин Сянь, как она могла допустить такое дело? Потом узнал о твоем местоположении от клана Белого водяного дракона, поспешил навстречу. Братишка Лин-ху, ты так набедокурил в хэншаньском «Дворе драгоценностей», я считал тебя настоящим подонком. Но потом ты помог моему младшему брату-наставнику Лю Чжэн-фэну, и мое мнение о тебе улучшилось, я решил поспешить, и отговорить тебя добрым советом. Но не ожидал, что ты окажешься таким добродетельным молодым героем нового поколения рыцарей. Очень хорошо, очень хорошо! Давай, давай, давай, выпьем вместе три чарки!»

Он кликнул слугу, чтобы тот принес еще вина. Они выпили по несколько стаканчиков, и господин Мо Да из сломленного судьбой жалкого нищего стал преображаться в человека дерзновенных порывов, птицу высокого полета. Но все же его мастерство винопития сильно уступало Лин-ху Чуну – после нескольких чарок он раскраснелся лицом, и произнес: «Братишка Лин-ху, я знаю, что ты очень любишь пить вино. Только из уважения к тебе я выпил несколько лишних чарок. Эх, во всем воинском сообществе найдется меньше десятка человек, которые могут сказать, что пили вместе с самим Мо Да. Был, помню, один такой мастер «Янской руки великой горы Суншань» Фэй Бинь из клана Суншань. Этот человек был своенравен и крут, ни с кем не считался, чем больше я на него глядел, тем меньше он мне нравился, я с ним и одной капли вина не выпил. И он мне из-за этого нахамил, такая вонючка, ты скажи, мог я на него рассердиться?» Лин-ху Чун ответил: «Так и есть, люди такого рода во всем полагаются на силу, очень заносчивы, и добром это обычно не кончается». Господин Мо Да произнес: «Потом я узнал, что этот человек внезапно пропал, ни слуху, ни духу, невесть куда подался, вот что удивительно».

Лин-ху Чун помнил, как в тот день за пределами города Хэншань господин Мо Да использовал свой удивительный навык быстрого меча, чтобы убить этого самого Фэй Биня. И он же прекрасно знает, что тогда Лин-ху Чун был рядом, и все это отлично видел своими глазами, а теперь говорит вот такие вещи. Лин-ху Чун никак не подал вида, и поддержал: «Поступки людей из клана Суншань загадочны и непостижимы, этот Фэй Бинь, возможно уединился в одной из пещер на горе Суншань, и сейчас оттачивает приемы меча, кто может это знать».

Господин Мо Да кинул на него краткий хитрый взгляд, слегка улыбнулся, хлопнув по столу, произнес: «Вот оно как, оказывается. Если бы братишка не вразумил, я бы до сих пор голову себе ломал, и то бы не понял всех причин». Он выпил глоток вина, и спросил: «Братишка Лин-ху, но как в конце концов, ты оказался вместе с монашками из клана Северная Хэншань? Девица Жэнь из колдовского учения была так любезна с тобой, ты никак не должен обмануть ее ожидания». Лин-ху чун покраснел: «Дядюшка-наставник Мо очень проницательный, маленькому племяннику не везет в любви, и он все эти дела видит насквозь». Тут вспомнилось все связанное с сяошимэй Юэ Лин-шань, в груди все занемело, глаза покраснели, он вдруг рассмеялся, и громко сказал: «Маленький племянник изначально хотел уйти от этого мира, стряхнуть его пыль, податься в монахи. Да только боялся, что у монахов слишком строгие запреты, нельзя пить вино, и только поэтому не стал хэшаном. Ха-ха, ха-ха!» Он громко рассмеялся, но в смехе его была глубокая скорбь. Прошло некоторое время, он подробно рассказал, как встретился с тремя наставницами Дин Цзин, Дин Сянь и Дин И. Говоря о том, как он пришел на помощь и спас их, пропускал подробности, рассказывал в общих чертах.

Господин Мо Да внимательно дослушал до конца, упершись неподвижным взглядом в чайник с вином, прошло довольно много времени, пока он произнес: «Цзо Лэн-чань хочет подмять под себя четыре клана, соединить их в одну большую фракцию, стать третьим великим кланом вровень с Шаолинем и Уданом, на равных соперничать с ними. Он давно лелеял этот коварный план, хотя и держал все в глубочайшей тайне, но я уже давно имел некоторые доказательства этого. Бабушку его раздери, он не дал моему младшему брату-наставнику Лю Чжэн-фэну омыть руки в золотом тазу, тайно помог последователям направления меча клана Хуашань попытаться свергнуть главу клана Хуашань господина Юэ, в конце концов, все это было ради этой цели. Да только не думал я, что он так наобум нападет на клан Северная Хэншань».

 Лин-ху Чун произнес: «Не так уж и необдуманно. Они переодевались, выдавая себя за последователей колдовского учения, хотели вынудить клан Хэншань одобрить идею объединения кланов». Господин Мо Да покивал головой: «Точно. Его следующим ходом будут действия против главы клана тайшань даоса Тянь Мэня. Эх, колдовское учение, хоть и коварно, но все же не настолько, как этот Цзо Лэн-чань. Лин-ху сюнди, ты теперь вне клана Хуашань – вольная птица, не связан никакими ограничениями, к чему тебе делить мир на истинные школы и колдовское учение? Я не советую тебе становиться хэшаном, также советую не ранить себе сердце, а немедленно отправиться на спасение девицы Жэнь из колдовского учения. Спасай ее, да и бери себе в жены. Мать твою так, чего бояться-то?» Он говорил иногда предельно куртуазно, а иногда переходил на столь грубый язык, что уже и не верилось, что это в самом деле глава известного клана.
Лин-ху Чун подумал: «Он считает, что мне не везет в любви из-за Ин-ин, но дело еще и в сяошимэй, а о ней он так ничего и не сказал».

Вслух же спросил: «Мо шибо, но в конце концов, зачем клан Шаолинь взял в плен барышню Жэнь?» Господин Мо да широко раскрыл рот, выпучил глаза, на его лице выразилось изумление: «Зачем клан Шаолинь взял в плен девицу Жэнь? Ты что, в самом деле не знаешь, или прекрасно осведомлен, но специально спрашиваешь? Да среди рек и озер об этом каждый знает, ты... ты... ты почему спрашиваешь?»

Лин-ху Чун ответил: «На протяжении многих месяцев маленький племянник сидел в заключении, и ничего не слыхал о делах рек и озер. Эта девица Жэнь убила четверых учеников Шаолиня, спасая маленького племянника, но только не знаю, где она потом ошиблась, что ее захватил клан Шаолинь?» Господин Мо Да ответил: «Так выходит, что ты в этом деле совсем ничего не понимаешь. Ты имел странные внутренние раны, никакое лекарство не могло тебя вылечить, даже когда тысячи сторонников боковых врат, левого пути собрались на холме Вубаган, даже ради барышни Жэнь никто не смог тебе помочь, все оказались бессильны – это так?» Лин-ху Чун ответил:

«Так и было». Господин Мо Да произнес: «Это дело прогремело на реках и озерах, все только и говорили, что этому мальцу Лин-ху Чуну несказанно повезло – Волшебная дева с утеса Черного дерева удостоила его своей благосклонностью. Заслугами нескольких перерождений он заслужил, должно быть, такое счастье. Даже если лечение и не принесет выздоровления, то все равно он счастливчик». Лин-ху Чун произнес: «Дядюшка Мо шутит». А в сердце своем подумал: «Лао Тоу-цзы, Цзу Цянь-цю, хоть у них и были благие намерения, а вот все-таки в делах совсем нет у них утонченности, так раструбили об этом деле, неудивительно, что Ин-ин разгневалась». Господин Мо Да спросил: «Как же тебе потом стало лучше? Выучил шаолиньский навык «И Цзинь Цзин» – так, или нет?»

Лин-ху Чун ответил: «Не так. Настоятель Фан Чжэн из фракции Шаолинь отнесся ко мне с буддийским милосердием, не упоминал о моих былых прегрешениях, разрешил мне получить передачу непревзойденного гунфу Шаолиня. Да только маленький племянник не согласился войти во фракцию Шаолинь, и не смог поэтому получить передачу этого умения, не оправдал благие ожидания настоятеля-наставника».

Господин Мо Да сказал: «Фракция Шаолинь является высочайшим пределом, высшей вершиной воинских искусств. Ты в это время был изгнан из фракции Хуашань, лучше всего тебе было перейти в Шаолинь. Это была выпадающая раз в тысячу перерождений счастливая карма, что же ты даже с собственной жизнью не считаешься?» Лин-ху Чун ответил: «Маленький племянник с детства получал доброе отношение от отца-наставника и матушки-наставницы. Шиу и шинян вскормили его, за такое даже ценой жизни трудно отплатить, надеюсь лишь на то, что однажды шифу сменит гнев на милость и вернет меня в школу. Изгнание из клана страшнее смерти». Господин Мо Да покивал головой: «Это тоже верно. Значит, восстановление твоей внутренней силы произошло по другой кармической причине». Лин-ху Чун ответил: «Именно так. На самом деле маленький племянник не до конца восстановил внутреннюю энергию». Господин Мо Да внимательно вгляделся в него, спросил: «Ты никак не был связан с Шаолинем, однако, буддисты решили передать тебе сокровеннейший тайный навык, не передаваемый каждому даже внутри их школы. Настоятель Фан Чжэн обещал тебе передать «И Цзинь Цзин» – канон Изменения сухожилий, ты в самом деле, не знаешь, по какой причине?» Лин-ху Чун ответил: «Маленький племянник в самом деле не знает, надеется, дядюшка-наставник Мо даст пояснения». Господин Мо Да произнес: «Хорошо! В тот день барышня Жэнь с утеса Хэйму взяла на себя ответственность, принесла тебя в монастырь Шаолинь, добилась встречи с настоятелем. Она просила его спасти твою жизнь, в замен согласилась принять любое наказание – хоть смерть, хоть лютую казнь – она бы и бровью не повела». У Лин-ху Чуна руки и ноги задрожали, он воскликнул: «А!», – подскочил, сбил со стола все рюмки и сосуды, весь покрылся ледяным потом, дрожащим голосом произнес: «Это... это... это...» В его голосе все смешалось, он вспомнил, как тогда силы покидали его день за днем, однажды ночью, в полусне он услышал, как Ин-ин обливается слезами: «Ты худеешь день ото дня, я... я...» Она говорирла с необычайной искренностью, а его вырвало кровью, и с тех пор он уже ничего не помнил. Когда же он очнулся, то уже был в Шаолине, в одной из келей, и наставник Фан Шэн усердно трудился ради его выздоровления. Он так и не узнал, как попал в Шаолинь, и не знал, что произошло с Ин-ин. Оказывается, она пожертвовала собой ради его спасения, невольно его глаза наполнились слезами.
[в оригинале глагол «наполняться» в этом месте передается иероглифом «Ин» - тот же, что и в имени Ин-ин. Но в ее имени это еще и прилагательные: «прозрачный, чистый, полный (любви), богатый, яркий». ]
Две дорожки слез пролились по щекам и закапали на землю. Господин Мо да вздохнул: «Эта барышня Жэнь, хотя и вышла из колдовского учения, но смогла заставить людей себя уважать. Она забрала жизни Синь Гуо-ляна, И Гуо-цзы, Хуан Гуо-бо и Цзюе Юэ-чаня из фракции Шаолинь. Когда она пришла в Шаолинь, то простилась с надеждой остаться в живых, но ради тебя она... она не стала обращать на это внимания. Великий наставник Фан Чжэн решил не казнить ее на месте, но не мог и отпустить, и поэтому заключил ее в одной из пещер позади монастыря Шаолинь. У барышни Жэнь было множество подчиненных среди трех гор и пяти холмов, разумеется, все они решили идти ее выручать. Говорят, на протяжении уже нескольких месяцев в монастыре Шаолинь и дня спокойного не было, уже больше сотни чужаков поймали». Лин-ху Чун разволновался, долго не мог прийти в себя, наконец, спросил: «Дядюшка-наставник Мо, ты только что говорил, что все дерутся за лидерство, ни днем, ни ночью не прекращают поединков, что это за напасть?»

Господин Мо Да вздохнул: «Все эти сторонники боковых врат, левого пути, кроме того времени, когда слушают новости относительно барышни Жэнь, только и делают, что похваляются, да задирают друг друга, никто никого не слушает. Сейчас они пришли в монастырь Шаолинь спасать человека. Всем известно, что Шаолинь – источник всех боевых искусств в Поднебесной, там опытные мастера, как можно идти туда в одиночку, сколько не отправлялось – никто не вернулся. Так что все говорят, что нужно объединить все силы, образовать союз. А раз организуется союз, то нужен руководитель. Говорят, что в последние дни множество людей сражаются за место главы союза, есть и убитые, и раненые, в самом деле, немало уже людей потеряли. Братишка Лин-ху, мне кажется, только ты сможешь навести там у них порядок, но нужно поторопиться.

Ведь тебе стоит только слово сказать – кто посмеет противиться, ха-ха, ха-ха!»

Едва только господин Мо Да вот так рассмеялся, как Лин-ху Чун тут же покраснел, ощущая, что тот прав, но вся эта толпа вольных героев покорится ему, только оглядываясь на Ин-ин, но, когда она об этом узнает, то обязательно рассердится, и тут в его сердце ударила мысль: «Ин-ин питает ко мне глубокие чувства, но никогда не позволяла себе это выразить своим видом. Больше всего она боялась насмешек, что посторонние скажут, что она подобна цветку, от избытка чувств упавшему в ручей, а я – как холодные воды этого бесчувственного ручья. Я должен воздать ей за ее глубокие чувства, пусть все знают и рассказывают, что ради барышни Жэнь Лин-ху Чун не пощадит и своей жизни. Мне нужно одному идти в Шаолинь, устроить там знатный погром, если смогу ее спасти – то это лучше всего, а не получится – пусть все об этом узнают». Вслух сказал: «Наставницы клана Северная Хэншань Дин Сянь и Дин И тоже собираются в Шаолинь. Они хотят просить настоятеля отпустить пленницу во избежание ужасного кровопролития». Господин Мо Да покивал головой: «Неудивительно, неудивительно! А я все удивлялся, что Дин Сянь шитай такая праведная, как могла с такой беззаботностью допустить тебя к своим ученицам-мирянкам и монахиням, даже сам прибыл, чтобы во всем разобраться, оказывается, они за тебя отправляются хлопотать». Лин-ху Чун сказал: «Дядюшка-наставник Мо, как маленький племячнник узнал об этом деле, он только и мечтал, чтобы у нег выросли крылья, чтобы полететь в Шаолинь, посмотреть, какие будут результаты просьбы двух уважаемых наставниц. Однако, наставницы и их ученицы относятся к женской половине, а вдруг у них в пути выйдет какая нежелательная встреча – как бы не было неприятностей». Господин Мо Да улыбнулся: «Не бери в голову!» Лин-ху Чун спросил: «Так я могу отправляться?»

Господин Мо Да не ответил, взял свой хуцинь, и затянул смычком длинную мелодию. Лин-ху Чун знал, что ели тот так сказал, значит, собрался лично тайно приглядывать за монахинями клана Северная Хэншань, его боевое искусство очень высокое, абсолютно уникальное, он без сомнений сможет обеспечить тайное прикрытие, Фракция Северная Хэншань не пропадет с ним. Он поклонился со сложением рук: «Глубоко признателен за великую добродетель». Господин Мо Да рассмеялся: «Пять кланов меча едины энергией, связаны поддержкой. Я помогаю Северной Хэншани, ты-то за что благодаришь? Та девица Жэнь, небось, ревнует тебя!» Лин-ху Чун ответил: «Маленький племянник прощается. Затрудню дядюшку-наставника Мо просьбой передать сестрам-наставницам Хэншани слова прощания». Сказав, вышел из трактира.

Замедлив шаг, вгляделся в стоящий на реке корабль. Из окошка пробивался желтый свет фонарей, луч отражался от воды, играя в волнах. За спиной в заведении постепенно затихала музыка господина Мо Да, все звуки стихали, растворяясь в холодном сумраке ночи.