Детство Батона

Стол был накрыт: хлеб, сахар, творог, ароматное варенье. Аня уже положила ложку варенья на творожок, как вдруг вспомнила, что еще не поздоровалась со своей любимой лужайкой. Она стремглав вылетела из комнаты, опрокинув по пути стул. Батон моргнул глазками-изюминками и баском растроганно воскликнул:
- О, молодость, молодость, сколько сил и энергии у этого юного создания! Бывало и я – шумел, волновался, с голубыми васильками обнимался…
- Как это, как это так? – дробным стаккато простучал в сахарнице Рафинад.
- Да очень просто… Начиналась жизнь моя на широком поле, от материнского зернышка, - растроганно ударился в воспоминанья Батон. – Проклюнулся росток, потянулся к солнцу колосок. Эх, братцы, нежился на солнышке, пил росу и дождик, с братцами колосьями ростом мерялся…
- А потом, что потом было?
- Потом – сами понимаете, как детство кончается, так трудности начинаются, - вздохнул Батон. - Стоило мне созреть, мужественно затвердеть, как под корень срезали, цепами били-молотили, на мельнице можно сказать в порошок стерли.
- Как в порошок!? – ахнул Творог
- Ну, в муку смололи. Тесто месили – дохнуть не давали, а потом и вовсе в печь сунули. Как выжил – до сих пор сам удивляюсь.
- Да еще какой гладкий стал, румяный, пышнотелый, - льстиво протянуло Варенье, вытягиваясь из вазочки. – Так бы и прильнуло к вашей сдобе!
- Да, если детство вспоминать, у всех, наверное, оно было сказочным, - откликнулся Творог.
- А вы хорошо свое детство помните? – кокетливо откинув пенку, поинтересовалось Варенье.
Творог вальяжно закинул пышные руки за голову, закинул ногу на ногу, еще выше вздымая белое пузо в миске.
- А то как же! Прекрасно помню, как мать-буренка по полю ходит, цветики клеверные языком шершавым слизывает, из речки свежую водицу прихлебывает. А в вымени у нее молоко белое копится. А уж как совсем тяжело ей станет – Буренка домой идет. Там хозяйка ей вымечко обмоет, подойник подставит и нежно пальчиками за сосок потянет.
 
- Тут я на свет белый струйками и брызну, теплое, пенное, сладкое, - они меня все тогда так ласково звали: Молоко. В крынку меня бережно сольют, холстинкой накроют, и я томлюсь-ленюсь день-деньской. Ленюсь-ленюсь да и сквашусь совсем. Но хозяйка меня и за это не бранит. Поставит в печь погреться, а я там свернусь – и лежу пластом белым в сыворотке. Она меня на сито откинет, вода лишняя сбежит, а я белый, жирный, вкусный, лежу себе и опять ленюсь, томлюсь, жду, когда меня сметанкой сдобрят…
- Да, брат, у тебя не жизнь, а просто малина!
- Что вы можете знать про жизнь Малины? – воскликнуло Варенье, - Конечно, детство всякому приятно вспомнить, счастливая пора, но и опасностей полон лес! У нас, например, полно было медведей. Чуть шорох где заслышишь – так и дрожишь.
- Что вы говорите, - сочувственно откликнулся Батон. - И что же они?
- Беспощадны! Лапой сгребет – и в рот! А то прямо пастью всю ветку прочмокает, не разбираясь, кто созрел, а кто только наливается румянцем. Спасибо, мне повезло. Анечка с кружечкой пришла и по ягодке, бережно так, весь кустик обобрала, домой принесла, сахарком посыпала.
- Да, повезло вам, - позавидовал Рафинад. – Ягоде с сахаром только и дружить.
- Правда, мама у Ани, не такая добрая, как дочка, сложный характер… Представляете, поставила нас на огонь и такую пытку устроила, не поверите. Поварит полчаса – отставит, еще полчаса на медленном огне подержит – опять отставит. Я уж думала, этой пытке конца не будет. Но вот, слава Лесу, остудили, еще и порадовались, что мы не разварились, каждая ягодка – целенькая. А чего нам эта красота стоила? Теперь вот в эту красивую вазочку жить устроили, любуются, говорят, даже есть жалко.
- Да, друзья мои, судьба… Она ко всем по-разному поворачивается, - проскрипел Рафинад. – У меня вот тоже детство было замечательное. Сидел я в родном огороде на своей грядке бурак-бураком. Чуб зеленый по ветру распустил, щеки красные надул, хвост в землю ввинтил, перед Морковкой красуюсь. Братва рядами расселась, тоже надувается, от сока чуть не трескается. Все лето бурака валяли, ели, пили, ни о чем плохом не думали, в чужой огород не заглядывали, с любимой грядки никуда не рвались.
- А потом что, как вы побелели-то?
- Побелеешь тут… За чубы нас похватали, в тележку покидали и повезли. Так я и понял, что детство кончилось. На завод привезли, говорят: будем из вас сахар варить. Резали, в котлах варили, парили… Э, да что там рассказывать. Разве теперь кто из братьев меня узнал бы? Ну, конечно, белый, рафинированный, прямо аристократ какой-то. Но по мне так гораздо лучше на той грядке голым боком на солнышке загорать. Только тогда я и был по-настоящему счастлив.
Тут вбежала в комнату Анечка, и воспоминания о детстве оборвались.
- О, Творожок! С Вареньем! Чай с Рафинадом! Мама, отрежь мне и Батончик, я так все это люблю!
 
Заговор на аппетит

«Дорогие детки,
Развернем салфетки,
И стаканы с соком
Поднимем мы высоко!
Душечка, милашка,
Вот вам ваша кашка,
Ну а вы, дружок,
Положите творожок!
Булочку, печенье,
Украшай вареньем.
Давай, на завтрак налегай
И про обед не забывай,
Чтоб силы были – ужин
Тоже нам хороший нужен!
Завтрак продолжается
- Силы прибавляются,
Расцветает красота
И здоровье – на лета!»