Два сердца, сотни строк

В конце 1970-х годов одним из самых популярных мест в Одессе была квартира
Александра Владимировича Блещунова, известного коллекционера, ценителя искусства, основателя уникального антикварного музея. Именно здесь собирался местный
бомонд: поэты, писатели, художники, актеры. Среди приглашенных в один из вечеров
был и Михаил Потапов. Тогда он и познакомился с известной в СССР актрисой Марией
Ростиславовной Капнист. Ни он, ни она даже не подозревали, что это знакомство
обернется для них годами переписки и нежной дружбой, которая продлится до конца
дней актрисы.

РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

Это знакомство и правда было судьбоносным: встретились родственные
души, чьи судьбы во многом были похожи. Он – потомственный дворянин, она – из
графского рода. Ему талант, трансформировавшись, передался от одаренного предка
– архитектора Петра Потапова, считающегося одним из основателей нарышкинского
барокко, ей – по родовой линии от поэта и драматурга Василия Капниста. Он пережил
тяготы революции, сталинские лагеря, и в ее судьбе были те же вехи. А под конец
жизни – общественное признание и востребованность их творчества. В ее кинобио-графии более сотни ролей, в том числе Наины в фильме «Руслан и Людмила». Снималась она и в таких знаковых фильмах, как «Сердца трех», «Цыган», «Война и мир»,  «Табор уходит в небо», «Олеся». Неудивительно, что эта широкой души женщина и  такая «глубина глубокая», как Михаил Потапов, с первой минуты испытали обоюдную  симпатию. А после она навещала его в одесском Успенском монастыре, где он работал над росписью стен.
– Мне хотелось бы увидеть художника Потапова, – раздавался ее приятный музыкальный голос, когда она приходила в монастырь. Семинаристы спешили звать Мастера. Он в это время сидел в келье или в мастерской за работой над иконой. Михаил  Михайлович откладывал свои дела. И за чашкой крепко заваренного чая они непринужденно беседовали. Правда, навещала она его редко, поскольку все свое время отдавала киносъемкам.

НО МЫ И ТАМ ВАС НАЙДЕМ!

Насколько Мария Капнист ценила талант Михаила Михайловича, можно прочитать в обращенных к нему письмах: «Горжусь Вами! Такому молодцу все по плечу!  Время бессильно перед Вами, дорогой, многолюбимый человек с величайшим талантом с кистью великого художника-эстета», «Милый, дорогой, прекрасный чудо-человек  и талант непревзойденный!».
В начале 80-х годов Михаил Потапов принимает решение переехать из Закарпатья в уральскую глубинку. Мария Ростиславовна очень расстроилась, когда узнала, что
художник собирается уехать навсегда в далекий Соликамск, кажущийся «тьму тараканью» жительнице украинской столицы: «Невозможно, чтобы Вы уехали в такое
далекое место! Всей душой хочу Вам помочь! <...> У меня сейчас есть возможность
находиться в Киеве. Мы на месте постараемся решить многие трудности. Вам есть, где  остановиться. Вас очень прошу приехать в Киев, отложить переезд в Соликамск. О Вас  трудно говорить заочно и в союзе художников и с митрополитом Филаретом. Председатель союза художников пришел в восторг, но сожалел о тематике, но заинтересовался Египтом. Необходим Ваш приезд, абсолютно необходим. Не могу отпустить Вас так далеко! И все кто знакомится с Вашими работами, не могут смириться с Вашей  участью. Думаю, что Вам нужно выехать в страстную неделю, побыть в наших достойных церквях, провести Светлые праздники в Киеве среди любящих Вас людей (а как  это необходимо Вашей истосковавшейся по теплу душе), почитающих глубоко Ваше искусство, которые сочтут за честь услужить Вам. И первая моя племянница будет рада принять Вас у себя в доме. Дайте телеграмму и за Вами приедут».
Из переписки видно, что актриса несколько раз собиралась приехать к Потапову в
гости в Соликамск, но обстоятельства препятствовали этому. Из письма 1985 года:
«Жаль очень жаль, что Вы скрылись от нас за такой далью. Но мы и там Вас найдем и
при первой же возможности посетим. Моя племянница согласилась на поездку по За-
карпатью только из-за встречи с Вами, но их автобус был в Хусте всего полчаса. Я была в это время на премьере в Москве, а потом очутилась на Камчатке <…>». Первое
время и сам Михаил Михайлович очень ждал её приезда, но вскоре ему пришлось
смириться, что долгожданная встреча невозможна.
«Недавно я получил от Марии Ростиславовны телеграмму такого содержания:  «Дорогой наш художник, пусть в Вашем благородном сердце будет всегда звучать музыка весны, счастья, любви. Здоровья Вам долгие годы. Мечтаю видеть у себя. Крепко  целую. Мария Капнист». Не зная, где теперь Мария Ростиславовна, я лишен возможности ответить ей на телеграмму, а потому прошу оказать мне любезность передать Марии Ростиславовне, что я глубоко тронут ее тёплым вниманием, сердечно благодарю за добрые пожелания, и очень сожалею, что уже не могу предпринимать далеких поездок. Мне уже не 78 лет, когда я в последний раз виделся с Марией Ростиславовной в Одессе, а 88 лет. Я тоже мечтаю о приезде ко мне Марии Ростиславовны, но, увы, мечта моя не осуществится»

ОТ СЕРДЦА К СЕРДЦУ
Вместе с тем Мария Капнист была не только очень близким для М. Потапова человеком, его родственной душой, но и тем, кому он всецело доверял. Ей он рассказывает об обиде, учиненной ему мукачевским архиереем, который распорядился заменить его «лебединую песню» (прим.: так художник называл свою стенопись в мукачевской архиерейской церкви) безвкусными работами «закарпатского богомаза Гаголы». С ней же он делился своими планами, связанными с творчеством. Дело в том, что М. Потапов, достигнув 70-летнего возраста и безумно любя свое детище – «Эхнатониану», начал опасаться, что после его смерти эти работы либо отдельно друг от друга осядут в частных коллекциях, либо будут уничтожены. А для него «Эхнатониана», как единый живой организм, была неразделима. Поэтому он, кстати, и согласился на предложение администрации Соликамска переехать к нам в город. К тому же к такому ответственному шагу для его почти 80 лет художника подтолкнули бытовые трудности, очень весомые для человека его возраста: «Страстной четверг 1984 года. <…> у меня уже нет сил зимою таскать в свою чердачную комнатушку по обледенелой, засыпанной снегом лестнице дрова из сарая, воду из колодца, топить печку и задыхаться от дыма из-за которого к концу зимы потолок из белого становится черным, а иконы и развешенные по стенам мои работы покрываются такой копотью, что отмывать их уже не возможно и приходится вновь их переписывать (кошмар!); а во-вторых, хоть домик моего покойного брата, на чердаке которого построил я себе комнатку, и подлежит сносу, но срок этого сноса все оттягивается: сначала городские власти намечали этот снос на 1985 год, а теперь заявили, что только через 5 лет. А домик ветхий, все внутренние стены в сквозных трещинах, после землетрясения 5 октября минувшего года обрушилась арка, отделяющая мою комнату от прихожей <...> <…> Сам Бог направил меня в Соликамск! Это он внушил председателю соликамского горисполкома сочувственно отнестись ко мне <...>». Всякий раз, отправляя Марии Капнист письмо, он знал, что отправляет его чело- веку, от которого всегда получит искреннюю поддержку: «Глубоко тронут и благодарен за то, что Вы меня помните и поддерживаете морально. Это тем более для меня цен- но, что Вы единственный человек от которого я слышу слова ободрения или утешения. Единственный человек, дающий такую высокую оценку данному мне Богом таланту. Талант этот спасал меня в годы заключения, и в годы войны <…>»
Когда в 1993 году Мария Капнист попала под колеса машины, и это стало причиной её гибели, кажется, уже через свою дочь она еще раз напомнила художнику о том, как много он для нее значил. Рада Капнист писала: «Ваши письма мама особо хранила и видимо переживала, что не на все отвечала. На одном конверте написано: «Талант, прекрасная душа. Необходимо поговорить о директрисе, не дать затоптать». Помню, как мама – Мария Ростиславовна Капнист – за Вас многим рассказывала и просила помочь, молила Бога за Ваше здоровье <...>».

P.S. В архиве семьи Капнист хранится фотография иконы кисти М. Потапова, ведь внешность маленького Христа списана с внука актрисы Юрия.