Пьеса длиною в жизнь, д. 4

ПЬЕСА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А – известный психиатр, профессор, доктор медицинских наук, главврач психоневрологического диспансера
В – известный психиатр, доктор медицинских наук, профессор-консультант, пенсионер

Действие происходит в парке на скамейке, на которой сидят А и В.

А. Так, вы утверждаете, что современная психиатрия вовсе не наука, а сплошное заблуждение и служанка тоталитарных запросов властей?
В. Я думаю, что вы в своей практике тоже пришли к подобным неутешительным выводам. Со времён Карла Густава Юнга мы понимаем, что насильно изолировать и удерживать больных в медицинских учреждениях, лечить их сильнодействующими препаратами, это преступление против человечности. Даже эвтаназия выглядит намного человечней. Признаем же, наконец, что у нас нет никакой теории психиатрии, а практика психиатрии является настолько индивидуальной, что не подлежит научному обобщению.
А. С этим я, конечно, согласен. Но что делать с больными, представляющими опасность, проявляющими агрессию по отношению к окружающим? Ведь мы прибегаем вынужденно к изоляции таких больных.
В. А вот тут мы как раз и лукавим. Мы ведь знаем, что не бывает беспричинной агрессии даже у больных с запущенной болезнью. Мы знаем сотни случаев, когда больные, склонные к агрессии, в обстановке любви, внимания и терпения становились весьма социально адаптивными. Потом внимательное изучение психики показывает, что наших пациентов нельзя назвать больными в прямом смысле слова. Многократно мы убеждались, что мозг способен переходить в самые различные состояния с возбуждением резервных областей памяти, что так называемые психические патологии, скорее, не патологии, а специфические языки  мозга. Помните, у нас была пациентка Л. с запущенной шизофренией? Так, я научился понимать её специфический язык. Когда она обращалась ко мне с головной болью, описывая, как в её голове копаются пришельцы-инопланетяне, я отвечал, что высылаю небесную бригаду реаниматоров на помощь ей. Через некоторое время боль проходила, и Л. благодарила за помощь. А если бы я стал говорить ей, что никаких пришельцев не существует и тому подобное, она бы решила, что я её просто обманываю.
А. Разумеется, всё это так. Я тоже неоднократно встречался с подобной ситуацией. Но это касается индивида. Просто человечество ещё не дошло до гуманизма в отношении индивида. Пока слишком дорого, затратно заниматься нервными и психическими состояниями каждого. Грядущая эра роботизации в корне изменит ситуацию, и мы сможем заняться с каждым. Меня же в последнее время интересует групповая или, если хотите, всемирная патология человеческого вида. Разве вы не заметили, что человечество в целом ведёт себя крайне неадекватно? Войны, агрессия, ложь, воровство, жестокость, преступность, эгоцентризм, хитрость, обман, мания величия, вера в измышления, содержащие абсурд, ожидания апокалипсиса, культ насилия, ужасов, страхов в искусстве, деградация мыслительной способности человечества в целом. Это явные признаки маниакально-депрессивного синдрома. Человеческий вид явно болен и находится в глубоком заблуждении, оторвавшись от природы и напридумав на свою голову нелепые искусственные общественные законы.
В. Вы далеко зашли. Я вас понимаю. Но общество вас не поймёт. Оно не терпит критики и разоблачений. Я давно пришёл к выводу, что наши пациенты более адекватны, чем общество или власти. Однако сила на стороне властей. А власти алчны, злобны, коварны, мстительны, корыстолюбивы. Помните, как они поступали с врачами, им не покорными?
А. Как же не помнить?! И мой дедушка, и мой отец невинно пострадали за высказанную правду. Были уничтожены в лагерях.
В. Да что мы всё о мрачном?! Давайте о хорошем!  Хотите анекдот?
Психиатр пациенту: — И что вас ко мне привело? — Жена. Она утверждает, что я психически болен. — Это почему же? — А я выиграл 10 миллионов евро в лотерею и пожертвовал их на благотворительность.  — В таком случае приведите ко мне жену — я  уверен, что психиатрическая помощь сейчас нужна именно ей.  (Смеются).                А. У меня другой анекдот: — Сколько нужно психиатров, чтобы вылечиться от насморка? — Наверно, ни одного. Правильно? — Нет. Неправильно. Нужно десять. — Почему десять? — Потому как число круглое. И вообще, давайте только без психоанализа. (Смеются).                В. А вам не кажется, что режим психушки, режим лагеря теперь расширен и перенесён на всю планету со ссылкой на опасность терроризма?                А. Да, очень даже чувствую; и уже не кажется, а факт, что законопослушные граждане от всех этих мер и истерии страдают прежде всего, особенно их права и свободы, а криминальные элементы свободно перемещаются и действуют вольготно благодаря коррумпированности должностных лиц.
В. Помните шестидесятые, когда стали отказываться от запоров, заборов, замков? У человечества появились тогда надежды на лучшее будущее.
А. Я вспоминаю ту эпоху как самую светлую. Сейчас кругом заборы, замки, ограждения, решётки. Не планета, а сплошной лагерь. Человечество само себя заключило в тюрьму, но поставить себе диагноз «маниакально-депрессивный психоз» боится, хотя уже давно зациклилось и стало Сизифом.
В. Я недавно перечитывал Альбера Камю. Удивительно, все его оценки, чувства и прозрения оказались пророческими. Человечество, погружённое в циклотимию. Колесо сансары для каждого индивида. Недоступность свободы и счастья. Отсюда мания, расходящаяся кругами, и депрессия, сжимающая и сходящаяся на судьбе каждого индивида и каждой группы.
А. Выходит, мы с вами в принципиальном отношении вполне согласны друг с другом? А помните, как мы воевали друг с другом на заседаниях учёного совета? Зря ломали копья.
В. Выходит, так. Наши споры часто возникали из-за разного прочтения терминов. А практика нас примирила, но превратила в противников общественного мнения и глупых социальных условностей.
А. Да. Это так.  Мне вдруг вспомнилось, как со своим лечащим профессором поступил Людвиг Второй, король Баварии. Симпатии оказались не на стороне профессора.
В. Да. Навряд ли симпатии пациентов на нашей стороне.
А. А хотелось бы...