Неанд. Певчий Гад. Сады нежности

                Сады нежности

В себе самом любил покопаться Великий. Как червь, вился вервием, рылся, рылся  во тьме, буровил, буровил мраки… пока, угомоняясь наконец, не выползал на солнечный свет из своего подполья. – Подсохнуть маненько, на травку позырить, о мире, о свете неосяжаемом, о вещах вообще подумать, не только о себе…
И выползал, и много чего думал. Уже в ином, объективном или субъективно-объективном, а не только в субьективно-субъективном разрезе.
Особенно часто думал, мучался даже, убивался о всё более нелепом, о всё  плачевнее нелепеющем в мире существе, в том самом мире, который сам же испаскудил, о существе – человеке. Человеке как таковом.  Об «антропосе», то есть. И всё более склонялся к разочарованному в человечестве Канту.
Убивался: ну, как такому существу жить? Чем дале, тем боле.  Грехов, как грязи. Накопилось внутри. Да и снаружи, однако. Но – меньше. Так решил, наконец, Великий. И написал:

«Атомная бомба – внутри нас. Нечего ужасаться. Сколько гадости накопили, столько и вылезло: химоружие, бомбы, реактороы…не бомбы бойся, паря, себя бойся!..»

И тут же продолжил в стишках:

***
«…клещ не клещ, свищ не свищ, хрящ не хрящ, а нимба
Ни на грош – хошь не хошь – не найдёшь, и амба.
Не тростник, и не хвощ – мыслящая тумба,
Здоровенная хищь, полная апломба…
 Обалденная вещь
Атомная бомба!..»

***
                После книжки о Севере:               

«…сады великой северной нежности, взращённые многотерпением в расщелинах  пропастей, в ощерьях  игольчатого хвоща, какая тайна сокрыта в садах тех – во-он там, в самой что ни на есть их глубине?..
Глубока тайна, неразымчива… да и многотерпение… слишком уж часто его путают с любовью… смешные…»

***
            Прочитал Великий, лёжа в дворницкой, книжку «Эйрик Рыжий». Книжка была старая, порыжевшая, как сам главный герой книжки, но произвела впечатление сильное.
           Следует из того, что Великий даже наваял опус. Остались от опуса, увы, только ошмёточки. Но это же перо САМОГО! И мы собираем здесь всё, даже ошмёточки:

«О, великие Скандинавы! Если кому и воспеть славу на этой земле, так это им, могучим, костистым, настоящим потомкам великанов. Это они несли на Русь – Силу. Это главное. Из Силы рождается и Красота, и справедливость, и соприродное всему этому – чувство иерархии, соподчинённости, которое не унижает никого, но выстраивает устойчивую структуру. Структурную решётку общества.
Русское общество перед приходом скандинавов было довольно аморфным, рассеянным в ещё более аморфной чуди-жмуди-мордве. Скандинавы спасли Русь, выстроили её и – сами растворились в необъятных просторах. Теперь и не поймёшь толком, кто и где Скандинав на Руси. А есть он, есть! Он строг, могуч, неизбывен.
У себя на родине – тоже тяжёлой земле – они сумели устроить если не царство справедливости, то указали наглядный путь к нему, царству социальной справедливости. И если в русском человеке, забитом дружинно-княжескими палицами, боярами, крепостным правом, самодурами всех мастей и времён, если всё же восстаёт это чувство справедливости – это от них, великих Скандинавов!..
Много народов обитает на этой земле, и почти ко всем сложное отношение со стороны соседей – к азиатам, немцам, кавказцам, евреям, африканцам, американцам… но вот, поди ж ты, не встречал я ещё человека, который сказал бы плохое о Скандинавах.
Читал я книжку про Эйрика Рыжего, навестившего со своими воинами Америку задолго до Колумба. Я восхищался им, хотя и знал, что это далеко не сахар, что это – берсеркер, чудовищной силы и свирепости воин, способный в одиночку одолеть дюжину вооружённых соперников. Я это знал, но почему же восхищался, любил, можно сказать «болел» за него? Не потому ли, что чуял, этот  великий Скандинав – потомок великанов, неандертальцев? Живы, живы неандертальцы. И не только в преданиях. О, великая Русь! О, великая Скандинавия! Вам моя песнь!..»

***
Допёр-таки, поближе к концу жизни – в нашем измерении, но в бесконечном творчестве Великий – и выкликнул, как выхаркнул с кровью:

«Главное в России – Гимны! Гимны солнцу, небу, земле, травке малой… Плодородию.
Жалко, как жалко… столько сил ушло на светские «прелести»! И – по инерции – всё уходит, уходит, уходит. Когда у России был настоящий гимн:
«Гром победы, раздавайся,
Веселися храбрый росс…» – победы были настоящие.
Канцлер Безбородько, сдававший дела молодым приемникам, сказал между прочим:
«Не знаю, как у вас, молодые люди, дело поставлено будет, но вот при нас ни одна пушка в Европе не то что выстрелить не могла без нашего на то соизволения, но и жерло развернуть не смела».
А потом всепобеждающий этот гимн заменили на верноподданнический: «Боже, царя храни…»
В итоге – ни царя, ни великой державы.
Вот она, сволочи, сила Гимна!..»

***
После прочтения Басё:

«Работа над работой… работа над ошибками… и – всё?
Вот «Работа над любовью» – да! Кажется, японцы это культивируют. Но разве японцы «тонкую любовь» выдумали? Чушь! Как говорили мужики у Лескова: «Все болезни от нервов. А нервы выдумали англичане…»
Это, может, и правда, но ещё лучшая правда, что русские выдумали – Любовь…
Это потом англичане с японцами наврали, что русские выдумали любовь для того, чтобы не платить…
Врёте, суки! Русские любят чтобы – Любить!»

Из набросков романа Великого «Жизни мыслей»:

«…незримая война мыслей в обществе. Мысли сильные, мыс¬ли-победители, и  мысли-слабаки. Кто истиннее? Эффектные, точно культуристы, «накачанные»?  Э-э, брат, погоди… у них, у мыслей, свои монархи, революционеры, влюб¬лённые, дети. Все их заблуждения, их попытки выжить, пробиться и т.д. – всё, как у людей, только невидимо.
Взросление мысли – вступление в фазу Идеи. Новая особь. Идея-диктатор. Идея-либерал. Смерть носителя Идеи. Пос¬мертная жизнь покойника. Разложение. Вызревание нового. Путь зерна-мысли………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………………………………………..
…но ведь мысль не рождается в мозгу,  там она лишь обрабатывается, как в процессоре.  Она – откуда-то извне. Мерцает меж людьми, намечается, сгущается. А потом обрабатывается – и вырабатывается в форму всеобщей идеи. И чем сплочённее общество, чем оно «соборнее», чем теснее сплочены сердца и мозги, тем мощнее напряжены умы, настроенные на одну волну (народную, социальную – общую, главную для общества), тем мощнее Мысль, Идея. Сгусток мозгов.
Соборность – гигантский генератор Мысли. Странно ли, что в тоталитарных обществах мысль гораздо быстрее, чем в индивидуалистических, становится всеобщей? Но чаще всего там она – лишь скелет Мысли. Часто уродливой…»

***

Развивал Великий в любимом пивняке апории о неправедности автоортетов. Авторитетов вообще, авторитетов как таковых:
– «Даже в молитвах прославляют святых не тольно знаемых, но и незнаемых – просвещял, воздымая корявый перст, Великий – а ведь чувствуется, что незнаемые-то и есть гора, невидимая гора, незримая часть айсберга...»
 И – пошёл поносить авторитетов! Всяческих автлритетов поносил, но в основном литературных. Утверждал, все они – лишь верхушки Айсберга, пусть даже блистательные вершины:
– «А вы слышали, а вы знаете кто, какой дурак сказал: «Пушкин – наше всё»? И не знайте. Знайте,  другое, досточтимые вы мои, – наше ВСЁ, это всё БЕЗЫМЯННОЕ, наработанное веками безвестных гениев из народа: сказки, легенды, песни народные, исторические, былины, пословицы, поговорки, загадки (вот уж где кладезь метафор!), былички, потешки, колыбельные, заговоры, заклинания… вот на камой подземной горе зыблются и сверкают все эти блистательные вершинки, классики наши, пушкины, лермонтовы, тютчевы…
Вот где наше ВСЁ, имя которому – безымянное!..
А знаете, кто самый народный поэт? – вдруг взвился, переходя на хриплый фальцет Великий – не знаете! А я знаю. Суриков. Крестьянский, не очень знаменитый, но самый народный, гад буду, поэт!.. Во всяком случае, наиболее частотноупотребляемый. А что это значит? А это значит, его словами мы пропитаны насквозь! Так пропитаны, как не снилось никакому классику-корифею.
Ну-у – врастяжечку пропел Великий (а я между тем стоял внизу, попивая с народом пиво и любуясь другом-красавчиком) – не знаю я точно, есть ли такая статистика… скорее всего, нет, но умозрительно можно представить, даже воссоздать мысленно, с большой долею достоверности воссоздать.
Ну вот, представим, – по всей неоглядной России, по всем её уголкам, по хатам её, хрущёбам, особнякам, по всем озёрам и рекам, по всем полянам,  где идут-гудут семейные, да и не очень семейные праздники, посиделки, пьянки, всякие там шашлыки-машлыки… в общем, гуляет народишко…
Ну, и что поёт этот народишко под водочку, под ушичку, что напевает? – пушкинские изыски, типа: «Играй, Адель, не знай печали, Харит и Лель тебя качали, и колыбель твою венчали…» – вот это поёт? Ага…
А вот вам и фигушки! Подпивышие бабоньки обнимутся друженька с друженькой, позабудут старинные свои зависти-обиды, и заплачут-застонут жалобно: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…» – и пьяненькие, сладкие слёзоньки по щекам потекут-позакатываются, и сладко так на сердчишках сделается – от жали к себе, от горюшка своего вековечного, от любования горюшком своим ненаглядным…
А что мужички? Романсы консерваторские с фириотурами завыделывают? Ага! Подопрут кулачищами скулы, упрутся мутными глазами в стол, неподвижно упрутся, да  и завоют: «Степь да степь кругом, путь далёк лежит…», так горестно завоют, словно бы сами мерзнут насмерть в той степи глухой… да и не раз замерзали…
А сколько их, таких хат, озёр, полянок, пикничков по всей Руси необъятной? Вилимо-невидимо! И везде картина маслом – горюшко своё отпевают людишечки. А что это значит? А это значит, что самый болевой, самый народный поэт русский, самый нутряной, любимый поэт кто?
Ага, Пушкин…
Или Лермонтов?...
Да нет, наверное, Тютчев…
 А вот вам и фигушки! – Суриков!..» – победно выкрикнул, наконец, Великий и, чуть покачиваясь от умственного напряжения на хлябающих от древности половицах, торжественно спустился с грязного подиума в зал, где уже матово посвечивали сквозь густой дым пивняка своими влажными, запотевшими боками две вожделенные, честно заработанные кружки…
 

           ***
Принямши очередную пару пива, выставленную благодарными завсегдатаями знаменитой пивной, Великий резко менял тональность лекции и переходил почти что на феню. Ну, типа, мужики, я вам сейчас в натуре чисто конкретно объясню…
И ведь объяснял! Приводил простые примеры «из жизни», что дюже убеждало мужиков. В случае с апорией о частотности совпадений, просил, например, представить клавиатуру, неважно какую, от пишмашинки или компьютера. Просил вспомнить, как часто и чем они чистят клавиши.
Грамотные мужики вспоминали. В основном, конечно, чистили ваткой, смоченной дешёвым одеколоном. Тогда Великий задавал коронный вопрос – а какие буквы самые грязные? Всегда оказывалось, что самые частотно употребляемые и есть самые грязные.

«Значит это и есть главные буквы! И они – мафия. Грязная мафия среди букв!» –

восклицал победоносный. Воцарялась восхищённая тишина, в которой слышалось лишь страстное лакание пива интеллектуальным чемпионом, завершавшееся многоутробным  и неизбывным «Гы-ы-ы…»
Но не быть ему Великим, кабы довольствовался лёгкой победой и останавливался на полпути. Шёл дальше.
«А какие клавиши самые чистые»? – Возносился и замирал в ожидании ответа. Самыми чистыми, естественно, оказывались редкоупотребляемые буквы.
«Значит, они и есть наш плебс, наш низший класс, которым вертят, как хотят,
мафиози, главнюки, олигархи алфавита» – выкрикивал напоследок Великий. И, добавляя совсем уже лишнее: «Долой класс буржуев и мироедов!..», грузно покидал пивную.
К этому времени уже потягивало на крепкое, следовало оставить место и силы…

***
Мне он поведал в тонкой беседе, что действительно мистику и неслучайность совпадений стал обнаруживать благодаря клавишам. Заметил однажды, что одна из не очень часто употребляемых букв, таких, например, как Ё или У, или Ч или Щ – тут же влекут за собою целую цепочку «родственников». Строки вдруг начинают ёкать и укать, а не только окать и акать. Начинают внезапно чокать, щебетать, шуршать. И так же внезапно прекращают. Опять идут сплошные «мафиози», «главнюки», «олигархи».
«Тут скрыт какой-то звукописный закон стайности, а может, магнитной связанности… но разгадать его я не в силах!» – Заключал с высокопарною грустью Великий..
И более всего сожалел о том, что не удаётся достойно завершить мистико-лингвистический спецкурс в любимой пивной…

***
И – возмутился положением дел:

«…недостаточность, явная недостаточность знаков препинания в русском языке, это ли не безобразие? Где Восхитительный знак, я вас спрашиваю? Стоит только поставить «лодочку-пирогу» под вертикальной чёрточкой вместо точки, краями вверх.
И порядок.
Нет, ещё не порядок. Где Удручающий знак? Здесь края у «лодочки» – вниз. И хорошо. Нет, ещё не хорошо. Где Усомнительный знак? Под вертикальной чёрточкой должна быть не дефиска-тирушка, не прямая, но волнистая черта! Что всё это даст, вы спросите меня, неразумные, нетонкие? Отвечаю – эмоциональное разнообразие текста, вот что это даст!
Компьютерное поколение уже обогащает виртуальное общение  «нетрадиционными» значками, скобочками, смайликами, а мы, чучелы?..»

***
И – заплакал. И долго ещё плакал. Над миром плачевным, над всем несовершенством бытия….
Плакал, плакал, плакал…