Сказы новой России

1.
Март,  промозглая  погода, и  никак   не  поймешь,    что  творится  в  атмосфере,  снег  или  дождь. Такая  же  неразбериха была  и  в  настроении  людей,   стоявших  на  остановке  в  ожидании  троллейбуса.   Кто  пережидал  неприятности   погоды  под  зонтом,   а  кто  просто  подняв  воротники  плащей  и  курток,  но  все  они  вместе  походили  на  взъерошенных   больших  фантастических  птиц,   которые  исполняли   какой-то  таинственный  ритуальный     танец,    по  средствам  непонятного  похлопывания  рук  и  протаптывания  ног.  Вот наконец     показался   долгожданный  троллейбус,  люди  оживились, пришел  конец  их  мучений  на  мокро --- хлюпающей  улице,  пронизанной  стрелами  холодного  ветра.  В  поспешной  посадке, которая не  слишком  отличалась  галантностью  среди  представителей  различного  пола,   люди, наконец, уместились  в  железной  утробе  машины. Поездка  началась,  ещё  впереди  были  другие  остановки,  где  троллейбус   ждут  такие  же  мокрые  и  внутренне  злые   потенциальные  пассажиры  этого  маршрута.  А  здесь  в  тесноте салона,    в     относительной    комфортности,  по  сравнению с  тем,  что  творилось  на  улице,   можно  было  отвлечься  от  серости  дня  и  суеты  жизни. Плавный  ход  машины  убаюкивал  пассажиров,  и  вот  в  этой  умиротворенной  обстановке   послышался  визгливый  женский  голос:  «Люди  куда  милиция  смотрит!».
Пассажиры,  быстренько  навострили  ушки  на  макушки,  и  каждый  подумал:  «  ну  точно  «щипача»  взяли». Но  за   брошенной  фразой  не  последовало   громкое  людское  возмущение,  сопящая  возня,  и  скорое  избиение (сравнимое  с  судом  Линча)  охотника   за  чужими  кошельками  и  бумажниками  Встрепенувшиеся  пассажиры  не  получив   «жареной»  развязки,  опять   окунулись   во  внутреннюю  дремоту.  Но  опять,  тот  же  высокий  женский  голос ,  вновь  прозвучал  на  весь  троллейбус: 
-   Люди  куда  милиция  смотрит?  У  магазина  « Океан»,  знаете,  частник-   пасечник  мед  продает, по  восемнадцать  тысяч  за  килограмм,  тварюга.  Куда  власти  смотрят  на  этого  хапугу! Вот  ****ь,  ведь  грабят  трудовой  народ. 
В  салоне  начали  шушукаться,   послышались  смешки,    а  кто-то  стал  внимательно  прислушиваться  к  словам  новоиспеченной  ораторши.  Видимо,  кто  ближе  был  к  импровизированному   Гайдн - скверу,    посоветовал ораторше:  «  Женщина,  тише,  тише»
 -  Что  тише,  людей  обманывает  всякое   говно,  а  я  тише,  да  он  кровопивец  на  нас  наживается,  он  гад  вторую  машину  купил,  где  это  видано,  по  восемнадцать  тысяч  за  килограмм.  Да  мне  пулемет,  нет  огнемет  в  руки,  я  бы  этих  гадов, спекулянтов,  всех  под  корень,  я  бы  их  ****ей,  да  я  бы  их  в  пепел  и  по  ветру. Гады,  людям  жить  и  дышать  не  дают. 
Мужской  голос  прервал  речь  ораторши:
-  Эй,  мамаша,  а  ведь  и   на  мед  горбатится,  тоже  надо. Пчелки  на  халяву  не  работают.
-  А  я  что,  не  горбачусь,  я  без  зарплаты  полгода    сижу,  машины  у  меня  нет,  а  он  жирует.
-   Да  кончайте  вы  этот  балаган -   прозвучал  другой  голос  из  общей  массы. Ораторша  успокоилась, По  селекторной  связи  прозвучал  голос  водителя:   
-  Остановка  «Пролетарская»
Двери    распахнулись,  и  полноватая  женщина  лет  сорока,  которая  и  была  тем  самым  «борцом  с  мировым  злом», с  дико  вытаращенными,     полными  ненависти глазами вышла  из  троллейбуса.
И  опять  тишина.  Лишь  слышно:  «  передайте  на  билетик»,  «  не  толкайтесь»,  «пройдите  вперед». Дремота,  слабое  сопротивление  толкотне  и  жизни. А  я  вдруг  подумал,  про  себя: « А что  будет,  если  эта  женщина  дорвется  до     огнемета  или  пулемета».

2.
Ярко—красный  круг  солнца,  чуть  быстрее  приближался  к  краю  горизонт,  как            показалось  Мане. Наступал  теплый   апрельский  вечер. За  околицей  забрехали  собаки,  и  Маня  каким-то  шестым  чувством  почуяла,  что   еле   сгущающиеся  сумерки  несут  ей  угрозу. Симптомы  тревоги  появились  уже  давно,  когда  Маню  отсадили  от  подружек, пищу  давали  через  день,  а  сегодня  вообще  не  кормили  с  самого  утра. Дверь  помещения,  где  находилась  Маня, открылась  и  она  увидела   хозяина,  и  с  ним  ещё  одного  незнакомого  человека.  Природный  инстинкт   толкал  Маню  на  свободу,  маленькие  подслеповатые  глазки   учащенно  моргали,  она  толкалась,  своим  влажным   носом  в  перегородки  загона,   но  доски  были  слишком  крепкими.  Маня  вдохнула  воздух  и  почувствовала,  что  от  незнакомца  пахнет  кровью,  пахнет  смертью,  она  поняла,   что  сейчас  будет   и  начала  метаться  по  загону.
-   Слушай      Андреевич,   что  это  она? -   спросил  один  из  мужчин.
-   Чё—чё,   чувствует  она  животина,  что  конец  ей,  ты  давай  Петрович  не  тяни,  а  то  переволнуется  матка   и  мясо  никудышнее  будет.   
- Может  по  стопашке  Андреевич,  а  то  руки  трясутся.
-   Что  испужался,  на  тебя  не  похоже,  вон  скольких   валил.
-   Да  нет,  вчерась  немного  чуму  поводил  с  мужиками.
-    Нет,  Петрович,  договор  какой  был,   сначала  валим,  а  потом  под  свежатину  и  пропустим  бутылка,  вон она  в  холодильнике  мерзнет.
-   Ну  что ж  давай.
Петрович  достал  из-за  голенища  сапога  огромный  тесак  и  шагнул  за  перегородку,  отделяющую  его  от  Мани.  Маня  сначала  забилась  в  угол,  а  потом,  поняв,  что  это  конец,  её  пришли  убивать,  она  отчаянно  бросилась   вперед,  это  всё  что  она  могла    сделать  в  этот  момент  для  своего  спасения,  сбить  незнакомца  с  ног  и  вырваться   на  свободу.  Но  этого  не  произошло,  незнакомец  ловко   поймал  её  за переднюю ногу и  перевернул  на  спину.  Лезвие  тесака  впилось  в  горло,  Маня  закричала, но  рука  незнакомца  методично  и  точно  наносила  удары  тесаком,  разрезая  горло,  горячая  кровь  хлынула  наружу,  вместе  с  этой  горячей  красной  влагой  уходила Манина жизнь.
-   Вот  и  все  Андреевич,  давай  разделывать-    Петрович  вышел  из   загородки,   обтирая  окровавленное  лезвие  тесака  пучком  соломы. Андреевич   подошел  к  телу  свиньи, которая  билась  в  судорогах.
-   Ты  чё,  Петрович  совсем  охренел,  ты  ведь  ей  почти  всю  голову  оттяпал,  неаккуратно  работаешь.
-   Я  ведь  тебе  сказал,  руки  трясутся,  а  ты  рюмашку  пожалел.  Ладно,  хорош  балабонить,  давай  вытаскивать  её  на  улицу.
 Позже   в  доме,  под   бутылку  водки,  мужики  кушали  жареную  печёнку  и сердце.
-  Андреевич,  а  ты  чё  свинью  не  докормил,  молодая  ещё,  и  вес  не  набрала  большой.
- Да  видишь  Петрович,  у  дочери  выпускной  в  школе скоро,  надо  платье,  туфли  справить, а  с  деньжатами  туговато,   какой  месяц  уже  не  платят,  старики  говорят,  в  войну  такого  бардака  не  было  как  сейчас,  при  демократии.
-   Да  это  точно,  на  кой  ляд  эта  свобода,   когда  люди  хрен  без  соли  доедают.
Мужчины  допили   водку.  У  калитки      попрощались,  и  Петрович   неуверенной  походкой  двинул  домой,   Андреевич  закурил  сигарету,  облокотился  о  заборчик. Закат догорел  в  небесах.
    
  3   «Стена»

Этот  случай произошел  в  одном  из  провинциальных  городов,  которых  много  на  просторах  нашей  большой  страны. Провинция  отличается  от  центра  тем,  что  жизнь  здесь  течет  размеренно  по сравнению  со  стремительным  бегом  времени  в  крупных  городах,  из-за  этого,     весь  образ  жизни  людей  в  таких малых  городках  кажется  сонным  и  немного  ленивым.     История,  произошедшая  в  городе  N, из  обычного  пустяка  могла,  принять  непредсказуемые  последствия,  и  потрясти  основы  нашего  государства, но  благодаря  бдительности  некоторой  части  населения, (что-что,  а  бдительность  у  нас  не  в  дефиците) смогли  предотвратить  эту  катастрофу.  Вы  хотите  узнать,  с  чего  это  началось? Ну  что ж начнем  по  порядку. В центре  города (а  центр  у  нас  там,  где  находится  памятник  вождю, а рядом  с  ним  непременно  располагается дом  местной  власти) решили  построить  гостиницу. Раз власть решила, все  быстро согласовали,  вырыли  котлован, забили  сваи,  и  закипела  работа. Чтобы  на  стройку  не  ходили,  и не   дай  бог,  чтобы  на  кого  нибудь  не  свалился  кирпич, её огородили  забором,  выкрасив  его  в  ядовито-зеленый  цвет неспелого  помидора. Город  жил  своей  жизнью  стройка  продолжалась, до  тех  пор,  когда  в  один  из  дней  на  заборе  не  появилась  надпись,  аккуратно  выведенная  мелом « Мы не  рабы—рабы,  не  мы», этой  фразе  не  придали  особого  значения многие  её  видевшие,  даже  те,  кто  работал  в     доме  местной  власти. Через  несколько  дней  кто-то  обвел  эту  фразу  красной  краской, но  и  это  не  произвело  никакого  эффекта  на  умы  и  сознание  жителей  города,  мало  ли  что  пишут  на  заборах, всё  читать  что ли. Может  все  это,  и  кануло бы в  лету и  забылось,  как  многое в  жизни     забывается  нами, ан нет. Опять  какой-то  неизвестный графоман, простой  черточкой  соединил  предлог  «не» с   местоимением « мы», и  безобидный  лозунг  получил  другое  звучание «  Мы  не  рабы — рабы  немы». Вот  эта  маленькая  черточка  стала  детонатором  взрыва  людских  эмоций, не  свойственных  заштатному  сонному  городу. Возле  забора  стали  собираться  любопытные, сначала  небольшими  группами, а  потом  у   забора  стало  собираться  всё  больше и больше  народу, Они  что-то  горячо  обсуждали, жестикулировали. Обо всём   этом  доложили   Первому, Первый  принял  информацию  и  отдал  распоряжение  закрасить  надпись, надпись  закрасили, но  на  следующее утро, так  взбудоражившая  всех  фраза опять  красовалась  на  прежнем  месте, это  уже было  не  хулиганство,  а  прямой  вызов  власти. Ведь  лозунг,  написанный  на  заборе, можно  было  трактовать  по  разному, а Первому    и его  сподвижникам,  было  не  безразлично,  какие  мысли  у обывателя  могла  вызвать  эта  надпись. Дабы  не  накалять  страсти,  надпись  опять  закрасили,  а для  надежности  на  ночь  у  забора  выставили  милицейский  пост. Каково же  было  удивление,  у  всех  кто  работал  в  доме  власти,  когда  они  по  утру  увидели,  что  злополучная  фраза  опять  находится  на  прежнем  месте. Надпись  опять  закрасили, но  она  опять  проступила  сквозь  свежую  краску, Началась  какая-то  недвусмысленная  игра  между  теми,  кто  писал  крамольный  лозунг  и     теми,  кто  отдавал  распоряжения  о  закрашивании его. Особое  беспокойство  у  власти  вызвало  то,  что  рядом  с  крамольным  лозунгом  начали  появляться  и  другие  небезопасные  надписи  и  лозунги, такие  как  « Не  валяйте  дурака,  а  работайте!», « Почем  опиум  для  народа?», « Все  дураки», « Когда  перегоним  Америку?», « Я  люблю  тебя  Люся!». Эта  последняя  надпись,  ни  в  какие  ворота  не  лезла,  ведь,  как  известно  в  нашей  стране  секса  не  было, а  эта  утверждала,  что  он  есть, и  детей  не  аисты  приносят,  и  не  в  капусте  находят,   а  делают  все  тем  же  простым  дедовским  способом, и  что  самое  страшное  это  утверждалось  перед  самим  домом  власти. По  городу  поползли  слухи о  некой  тайной  организации, слухи  слухами,  но  они  имеют  свойство обрастать  всякими  нелепыми  домыслами, и  при  распространении  не  имеют  границ. И вот  эти  слухи  в  другой  интерпретации  достигли  ушей  областного  начальства. Для  выяснения  всех  деталей  в  райцентр  выехало  областная  комиссия, и  как  назло  перед  самым  приездом  высоких  чинов  на заборе  появилась  надпись, выведенная краской,  цвета  детской  неожиданности « Каракозов -  дурак и м…..к». Вроде  бы  безобидная  надпись, право  согласись  читатель, мало  ли  по  стране  бродит  всяких  Каракозовых, да  ещё, и   дураков. Но дело в  том,  что  председатель обкома  имел точно такую же  фамилию, читатель  может  резонно  возразить, ведь  очень  много встречается  однофамильцев, и  будет  прав. А вот  представьте,  что  в  вашем  подъезде  или  на  вашем  заборе  напишут  « Сидоров дурак», а в  подъезде или  на данной  улице  проживает  только  один  Сидоров, и  этот  Сидоров  - вы, то  такую  надпись, вы будет  воспринимать,     как личное  оскорбление. Первый, давая  себе, отчет,  чем  может  грозить ему эта  надпись, приказал  убрать  весь  забор, но  начальник СМУ вызванный  по этому  поводу  к  начальству  снял  с  себя  всякую  ответственность  за  любые ЧП, которые  могут  произойти  на  стройке, а  приостановка  работ  или  заморозка  строительства  могла  вызвать  куда  более  негативную  реакцию  у  строителей  объекта. Надпись  опять  закрасили,  но  краска,  которой  была  написана  убийственная  для  Первого  фраза, была  или  очень  хорошей  или  импортной, и  слова  снова  проступили  через  ядовитую  зелень  забора, к  тому  же  к  прежней  надписи  добавили  несколько  нелестных нелитературных  выражений, за  которые  Первого  вообще  могли  убрать  с  его  поста  и  отправить  в партком  какого   невесть  захудалого  колхоза,  или  вообще  спровадить  на  пенсию  по  болезни. Тогда  районное  начальство  во  главе  с Первым, на  экстренном  заседании  решило  обнести  дом  власти  высоченным  забором, который  бы  загораживал  тот  строительный  забор, а  все  эти  действия  объяснить  началом  реконструкции  и  реставрации  дома  власти. А  в  происхождении  всех  лозунгов  и  надписей  поручили  разобраться  начальнику  отдела  безопасности,  старому,  седому  генералу. Он  рьяно  взялся  за  дело,  как  никак  мужик  был  старой  закалки, свою  карьеру  он  начинал,  когда  стали  разоблачать  трудовиков  и  соглашателей, тогда  то и  проявились  его  способности  по  поиску  внутренних и внешних  врагов, он  искусно  находил и изобличал  всяких там  морганистов  и  утопистов, космополитов и народников, абстракционистов и примитивистов, фрейдистов  и  неодарвинистов  и  прочие,  прочие, сколько  их  прошло   через  его  кабинет, тьма тьмущая, казалось,  от  всех  избавились, ан нет, сукины  дети,  кто-то  выжил и  по - прежнему  мутит  воду. Но у генерала  это не  пройдет,  как   никак дело он своё  знал и любил,  да и опыт имел огромный. Зачинщиков и писателей быстро  выявили, есть среди населения  бдительные люди, они и доложили обо всем куда надо. Из тех, кого задержали и проверили, никто в плену  не был и их  родственники на  территории  временно занятых врагом не проживали, если не считать  времен  монгольско-татарского ига, так ведь тогда  под этим игом  полстраны было, и зацепку о панмонголизме  пришлось  отбросить, за границей тоже  никого  не было, все были местными, коренными, из пролетарской среды. Правда,  один из тех, кто приложил руку к надписи на  заборе, был из профессорской семьи и ездил по путевке в Болгарию, но так как Болгария в то время  была страной соцлагеря, то идея об империалистическом заговоре тоже не прошла. Выяснилось что  последняя появившееся на заборе надпись «Ку-ку», никакой зашифрованной секретной информации не несла, а была написана бывшим пациентом  областной психиатрической больницы, что указывало, что гражданин Дуболомов полностью  вылечился и совершенно здоров. А тому, кто первый написал на заборе фразу «Мы не рабы—рабы, не мы», второкласснику Вовке, отец всыпал хорошего ремня и оставил на неделю без сладкого и телевизора, за чистописание на заборах.   
Буря миновала, гостиницу достроили,  а забор снесли, кроме того, который поставили перед домом власти, так на всякий случай. Местная власть, да и вся страна избавилась от катастрофы невиданных масштабов в прорыве человеческого самосознания.
P.S.   Сейчас другие времена, рухнули многие стены и заборы, которые десятилетия разделяли страны и народы, только не в нашем государстве, где стены и заборы становятся всё более толстыми и высокими.


4. 

Чего  я  не  люблю  из  мест  общего  скопления  людей  так  это  железнодорожные  вокзалы. Постоянная  людская толчея, через хриплый и осипший репродуктор  до  вас  доносятся  непонятные  сообщения,  и  вы  спешите  к  справочному  окошку  уточнить,  не  ваш  ли  поезд  опаздывает  или  его  подали  на  посадку. Тоска отъезда  через  некоторое  время  сменяется  радостью  приезда,  но   всё равно  во  всей  вокзальной  жизни   сквозит  какое-то непостоянство и неустроенность. Вокзалы наполнены бомжами  и попрошайками, ворами и мошенниками  всех видов и мастей  особый колорит  вокзальной жизни  придают цыгане с их непонятной вечно кочующей таборной жизнью, Все эти шлаки и атавизмы  жизни, вокзал притягивает  словно магнит. Но  ничего  не  поделаешь,  со  многим  в  жизни  приходиться  мирится,  а  так  как  железнодорожный  транспорт  является пока  самым  демократичным  средством  передвижения  в  нашей  огромной  стране,  невольно  закрываешь  глаза  на эти  «издержки  производства». Из-за  специфики  своей  работы  вокзалы  прочно  вошли  в  мою  повседневную  жизнь, так  было  и  тогда,  в  зале  ожидания  я  дожидался  своего  поезда, чтобы  отправиться  в  очередную  поездку. Отсидев  мягкую  часть  своего  тела  на  жестких  креслах, если  их  можно  назвать  таковыми, я  отправился  погулять,  чтобы  размять  свои  затекшие  и  одеревеневшие  конечности. Урчание  в  желудке  подсказывало  мне,  что  неплохо  было  и  перекусить. Рыночные  отношения  хоть  и  со  скрипом и  с грехом  пополам,  но  всё же  вошли  в  нашу  повседневную  жизнь, как  говорят  сейчас  «  за  ваши  деньги, любой  каприз»,  и  ушли  в  небытиё  грязные  и заплеванные  закусочные – чебуречные и  разного  рода  пивные  и  рюмочные,  пропахшие  прогорклым  маслом  и  кислым потом,  где  всего  лишь  за  пару  рублей,   можно  было  получить  наполовину  разбавленное  пиво, сваренное  неделю  назад  яйцо  с  майонезом  и  чебурек  с  непонятно  из  чего  сделанной мясной  начинкой,  а  на  последок  приветливую фиксатую  золотую  улыбку  тёти  Мани,  обладающую  бюстом  восьмого  размера,  который  переваливался  за  стойку  прилавка, да  это  была  королева  заведения,  её любили,  на  неё  молились.  Времена, те  канули  в  лето,  правда  наш  ненавязчивый  сервис  никуда  не делся. От  обилия  рекламных  щитов  и  плакатов,  в  глазах  происходит  разноцветный  фестиваль,  наш  мозг  просто  не  справляется  с потоком поступающей  к  нему  информации, да  и  к  слову  сказать,  мы  просто  не  знаем  что  вкуснее  хот-дог  или  самса, датские  колбаски и  пицца  с папироне,  лучше   чем  шаурма  и  намак-пара. Я  не  стал  делать  гастрономических  выводов  из  всего  разнообразия фаст-фудов  и  просто  зашел  в  один  из  ближайших  привокзальных  буфетов, посетителей  в заведении   было  немного, и  я присел к  барной  стойке. Принять  мой  заказ  подошел  бармен, молодой  коротко  остриженный брюнет  с большим  кляксообразным багровым  родимым  пятном  на  левой  щеке. Это  родимое  пятно  придавало  его  лицу  немного  жутковатое  выражение, но  не  это  привлекло  моё внимание  к  этому бармену, больше  всего  я  поразился  его  рукам, которые  в  отдельности  от  всего его тела  жили  только  им  понятной  жизнью, Пока  бармен     разговаривал со  мной,  кисти  его  рук  по  несколько  раз  переместили  стеклянные  бокалы  с  одного  места  на  другое,  потом  стали  интенсивно  протирать  перемещенные  бокалы  матерчатой  салфеткой, затем,  взяв,  шейкер  стали  взбивать  коктейль,  заказанный одним  из  посетителей,  затем  отточенным  движением  перелили коктейль  в  высокий фужер, а затем     с  нарочной  педантичностью стали  на  равном  расстоянии выкладывать  картонные  подставки  для  бокалов.  Заказав  шницель с  жареным  картофелем  и  сто  пятьдесят  граммов  водки,  я  присел  за  пустующий  столик. Через  несколько  минут  принесли маленький  графинчик  с  водкой, выпив  рюмку  водки,  я  закурил  сигарету  и,  выпуская  сизые  струйки  дыма,  задумался  о  чем-то,  о  своем.    
-  Мужчина,  —  услышал я  тихий  вкрадчивый  голос.
Обращались,  видимо  ко  мне, я  повернул  голову, за  соседним  столиком  справа  сидела  молодая  девушка, точнее сказать  девочка  подросток  лет 14-15.   
-  Можно  к  вам  присесть, не  помешаю?
-  Да  ради  бога..
Она  села  за  мой  столик, одета  она  была  в  яркую  красную  куртку и  короткую  юбку, голенастые  ноги     были  обтянуты  черными  колготками, а безвкусный  макияж предавал  её  лицу неживое  кукольное  выражение.
-    Мужчина, водочкой не угостите? -  и, перейдя  почти  на  шепот,  продолжила, -   а  если  ещё  дадите  «Пятихатку»  я  у  вас  от….су.               
 Эти  последние  слова  сразили  меня  наповал, было  такое  ощущение,  что  на  меня  вылили ушат ледяной воды, а потом  профессиональным ударом  дали  под  дых  Девчонка,  напротив  не  чем, не  смущаясь,  смотрела  на  меня  и  курила  сигарету. Не дожидаясь  своего  шницеля, я  моча  допил  водку, достав  из  бумажника  сто  рублей,  и  молча  положил  их  около  руки  девчонки, расплатившись с  барменом  за  заказ,  я  вышел  из  буфета.  На  душе  было  муторно, словно я прикоснулся к  чему-то грязному и мерзкому. Сейчас  во всём  свобода, в нравах, чувствах, морали, новая  жизнь  меняет наши судьбы, многие  человеческие  жизни  перемололи жернова  истории, и как  ненужную шелуху отбросили в сторону. Так  перемололи они и судьбу этой  малолетней вокзальной шлюшке. О чём она мечтала в детстве, да и было ли у неё счастливое детство, как и где,  кончится её полоса жизни, но одно можно сказать точно, излом судьбы уже пошел.