На перекрестке параллелей. Часть 3

Часть 3
Мечты начинают сбываться

1.
   Еще из иллюминатора лайнера Харрисоны заметили поджидающую их микроавтобус с надписью "скорую помощь", из которой санитары выкатывали носилки. Анна, изнеможенная от бессонных ночей, несколько раз споткнулась, спускаясь по трапу, об его ступеньки и, если бы не Питер, крепко держащий ее под локоть, непременно  упала бы на бетонную поверхность аэродрома. Тем временем из салона самолета санитары бережно вынесли на носилках бледного Ника и быстро покатили к машине.
   В Торонто Нику сделали две операции на тазобедренных суставах, однако надежды на скорое выздоровление хирурги не гарантировали. Более того, они предупреждали, что в случае недостаточного поступления крови в ногу, придется готовиться к худшему - к ее ампутации. Это известие сразило родителей. Анна металась, словно затравленный зверь, не зная, что предпринять и к кому обратиться за помощью. Во вчерашнем ночном разговоре с Джулией она призналась, что в полном отчаянии и не переживет еще одной операции сына, для которого лишиться ноги равнозначно смерти. Джулия, как могла, успокаивала подругу и уговорила привезти Ника домой, где, по ее заверениям, врачи не хуже, чем в Торонто, а ей с Питером будет не так трудно и одиноко, как в чужом городе. Ее аргументы убедили супругов и наутро они оформили все необходимые бумаги для перевозки сына в виннипегскую клинику.
    Трагедия с Ником отодвинула для Анны все остальное на второй план, включая проблемы Насти. Правда, это не означало, что она не думала за дочь и позже собиралась сама ей позвонить, но та опередила ее. Сотовый Анны зазвонил, когда они ехали в клинику.
   - Аня наконец-то я дозвонилась, - обрадовано произнесла Настя. - Как Ник?
   - Мы только что прилетели, сейчас нас везут в клинику. Ник... он спит. Ему дали снотворного, - еле шевеля пересохшими губами, прошептала она. - Настя, а как твои дела?
   - Все в порядке. Расскажу потом. Только сообщи, как вас найти там, хорошо?
   - Да, непременно. Спасибо за звонок...
   Ночь для Ника выдалась одна из самых болезненных. Медсестра дважды колола ему успокоительное, но боль возвращалась с новой силой, и в третий раз пришлось вызывать дежурного врача. Молодой доктор, работающий в клинике всего несколько месяцев и не имеющий опыта с подобными случаями, не рискнул увеличить дозу лекарства, а лишь осмотрел больного, делая какие-то пометки в его медицинскую карту...
   Ранним утром супруги Харрисоны с Алексом уже ожидали разговора с хирургом подле его кабинета, но того срочно вызвали на операцию. Джулия то и дело подбегала к ним, стараясь приободрить Анну, на которую было жалко смотреть.
   Наконец из операционной появился хирург Джексон, "светила", как его называли многие коллеги. Пропустив вперед Харрисонов, он тихо притворил дверь и устало опустился в свое кресло. Профессору было лет шестьдесят, с густой седой шевелюрой на голове и с такими же густыми с проседью усами. Положив крупные руки на письменный стол, он объявил, что еще вчера ознакомился с медицинской картой Николаса Харрисона, но, должен откровенно признаться, шансы спасти ногу - минимальные.
   - В полдень мы созовем консилиум, на котором с учетом последних анализов мистера Харрисона определим дальнейшие наши действия, - слова "светилы", произносимые басом, как лезвие ножа вонзались в сердце Анны.
   - Профессор, - обратился к нему Питер, стараясь сдержать волнение в голосе, - главное для нашего сына и для нас, чтобы вы спасли ногу. Ник - профессиональный гонщик и без любимого занятия не мыслит себе жизни.
   - Я понимаю Вас, мистер Харрисон, - ответил хирург, - но в настоящий момент его организм практически не борется. Похоже, что он очень подавлен психологически, а в данном случае, как вы, надеюсь, понимаете, это не маловажный фактор. В этой связи мне бы хотелось задать вам еще один вопрос.
   Анна, сидевшая сгорбившись, резко подняла на него полные слез глаза, выражающие что-то среднее между настороженностью и хрупкой надеждой. Пожалуй, один Алекс, который трагедию брата поначалу воспринял чуть ли не как кару свыше за причиненную матери оскорбления, оставался молчаливо-спокойным.
   - Мы слушаем Вас, профессор, - поправляя запотевшие очки, произнес Питер.
   - Скажите, не перенес ли ваш сын стресс до совершения аварии? Я имею ввиду какое-нибудь личное переживание?
    Харрисоны хранили молчание.
    - Видите ли, - продолжал врач, - я не припомню подобного случая на своей практике, когда больной пребывал бы в таком депрессивном состоянии из-за полученной травмы. Обычно люди, ведущие активный образ жизни - а у вашего сына была очень насыщенная жизнь, не так ли? - проявляют куда больше оптимизма, который, в конечном счете, и  помогает победить болезнь.      
   Алекс незаметно покосился в сторону родителей и вмиг понял, что матери не вынести еще одну душевную травму, поэтому решил опередить их ответ:
   - Нет, профессор, никак личных проблем. Поверьте, мне, как брату, было бы известно. Я хорошо знаю его характер. Он не мыслит себя вне гонок, а полученная травма - кстати, это его первая серьезная травма - стала для него шоком.
   - Ну, хорошо,- согласился Джексон и, посмотрев на часы, с шумом поднялся с кресла. - Прошу прощения, но мне пора к больным.
   Харрисоны поблагодарили его и направились к сыну.
   В небольшой палате Ник лежал на высокой койке с закрытыми глазами. От его загара на лице не осталось и следа, а высокие скулы подергивались в такт капельнице, от которой к нему тянулись прозрачные трубочки.
    - Ник... - прошептала Анна.   
    Он медленно поднял на нее глаза и еле слышно произнес:
    - Уходи.
    - Прошу тебя, Ник, не говори так, - в который раз за последние дни взмолилась она, - я же твоя мать!
    - Уходи, - твердо повторил он и отвернулся к стене.
    - Это невыносимо! - обхватив голову руками, твердила она мужу. Она ходила взад-вперед по длинному холлу больницы, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума...
   В таком отчаянии и застала ее Настя. Анна была безгранично рада видеть ее и, бросившись к ней, судорожно обхватила ее шею, как утопающий хватается за соломинку.
   - Настенька, спасибо, что приехала... - и осеклась, вспомнив, что не позвонила, как обещала. - Но как ты нас нашла?
   - Позвонила в приемный покой, - пояснила Карельских. - Какие новости?
   - Ничего утешительного. Профессор Джексон говорит, что шансов спасти ногу минимальные...
   В это время к ним подошла Джулия.
   - Рада тебя видеть, Нэнси, - пожимая ей руку, улыбнулась Гринфилд. - Поздравляю! Мы ведь не виделись после рождения дочери.
   - Спасибо, Джулия. Я очень признательна за твою помощь, - ответила Настя.
   - Пустяки, - махнула та рукой и обратилась к Анне. - Рентгеновские снимки готовы.
   - И?
   В ответ Джулия молча покачала головой.
   - Неужели ничего нельзя сделать?! - сорвавшись на крик, Анна схватила подругу за белый халат.
   - Анна, постарайся, пожалуйста, взять себя в руки, - гладя по ее плечам, попросила та. - Нику нужна сильная мать.
   - Нет, Джулия, - горько усмехнулась Харрисон, - я совсем ему не нужна. Он не хочет меня видеть.
   Настя была сражена от такого признания. Ник, ради которого Анна была готова на все, которого всегда любила чуточку больше, чем Алекса, отталкивал ее в момент, когда, быть может, ласковые руки и нежные слова матери способны излечить любую болезнь лучше самых сильно действующих лекарств.
   - Можно я зайду к нему? - неожиданно для всех попросила Настя.
   Пока Харрисоны недоуменно переглядывались, Настя уже потянула ручку двери на себя.
   Безжизненное лицо Ника лежало на белоснежной высокой подушке, глядя в потолок, а его сильные загорелые руки, словно плети, свисали с кровати.
   - Здравствуй, Ник, - подойдя чуть ближе, выдавила из себя Настя.
   Ник дернулся, как будто его ударило т;ком, и повернулся к ней. В первое мгновение его глаза сверкнули каким-то радостным блеском, но тут же радость сменилась яростью, и он, что было сил, закричал:
   - Уходи! Уходите все! Оставьте меня в покое!..
   Однако на Настю его слова произвели обратный эффект. Ее сомнения в правильности собственного шага и нерешительность первых минут исчезли. Вместо этого появилось спокойствие и уверенность в голосе и движениях:
   - Хорошо, Ник, я уйду, но ты не вправе выгонять мать.
   - Ах, "мать"?! - ехидно передразнил он - и тут его словно прорвало. - Она тебе уже и мать?! Что ж, я не возражаю, можешь забрать ее к себе. Ты... ты все у меня отбираешь. Сначала ты забрала мое сердце... Ты ведь догадывалась, то есть знала, что я люблю тебя. Я полюбил тебя с первого взгляда, и все эти годы ждал, надеялся... А оказалось, что влюбился в собственную сестру. Ха, вот так сюжет для очередного твоего детектива!.. Потом мать... У меня оставалось только одно - ралли. Теперь не будет и этого. Довольна?! Радуйся!.. А теперь убирайся!..
   Настя осознала, что у него начинается истерика. Она слышала, что скрытные, умеющие сдерживать свои эмоции люди срываются хотя бы раз в жизни. В случае с Ником это был именно тот самый выплеск. Ему необходимо было выговориться, поэтому она слушала молча, при этом нисколько на него не сердилась.   
   - Ник, я действительно сейчас уйду, но, прошу тебя, принять одного человека. Обещай, что не прогонишь его, потому что он, кажется, знает, как спасти твою ногу.
   План действий Насти созрел в считанные секунды. Она выбежала из палаты и бросилась искать Харрисонов.
   - Анна, Питер, - найдя их этажом ниже возле автоматов с прохладительными напитками, быстро заговорила она, - я вернусь через полчаса. Пожалуйста, за это время не давайте своего согласия на операцию.
   - Что ты задумала? - выкрикнула Анна, но Настя уже была далеко.
   Она судорожно завела мотор своей "Мазды" и помчалась к себе на Карлтон Стрит, обгоняя машины в неположенных местах и проехав на перекрестке на красный свет. На ее счастье поблизости не было полицейских - иначе ей не избежать бы штрафов.
   Настя с трудом от волнения взбежала на второй этаж и прямиком направилась в зал с табличкой Лиз Бодня. Две недели назад у Лизы начались преждевременные роды, и ее с Артуром сынышку пришлось поместить в инкубатор, а она сама решила вернуться к работе. Настя поначалу сомневалась в правильности решения своей подруги, но та заверила ее, что так будет лучше для молодой матери - два месяца безделья нанесут ее здоровью больше вреда, чем ее хилерские сеансы.   
   Обеденный перерыв подходил к концу, и в этот час Лизу можно было застать отдыхающей под звуки джазовых мелодий с чашкой ароматного чая.
   - Лиза, - задыхаясь, позвала она подругу, - собирайся!
   - Куда? - от удивления у той дрогнула недопитая чашка в руке.
   - Объясню по дороге.
   - А как же клиенты? Через пять минут придет одна и без того капризная мадам.
   - Гордана извинится вместо тебя. Давай-давай, поехали!
   На обратном пути Настя вкратце рассказала про Ника и добавила, что вся надежда только на ее способности совершать чудеса.
    - Подруга, - ухмыльнулась озадаченная Лиза, - ты мне льстишь.
    "Впрочем, случай интересный", - добавила она про себя, поднимаясь вместе с Настей на лифте в палату Ника.
    - Иди, - напутственно проводив взглядом, Настя подтолкнула Лизу в дверь, а сама подошла к Харрисонам.
    - Зачем ты привезла Лизу? - спросила Анна.
    - Давай подождем, - уклончиво ответила Карельских, усаживаясь в свободное кресло.
    Настя вдруг отчетливо представила, какой томительной для родителей Ника выдались последние недели, с каждым часом все более угасающей надеждой на спасение сына. Анна то и дело поглядывала на дверь, но Лиза не появлялась, и ее все больше обуревал страх за происходящее в палате. В Насте же, наоборот, усиливалась уверенность в благополучном исходе...
    - Вы кто? - грубо спросил Ник.
    - Кажется, мы незнакомы. Я - Лиза, если хочешь, можешь звать Лиз, -представилась Бодня-Перова и попросила разрешения осмотреть ногу.
   Откинув простыню, она увидела иссиня-черную голень правой ноги - выше колена она была в гипсе. Уверенными движениями рук она сделала несколько замысловатых для непосвященных людей пасов в воздухе, пока не поймала, как она выражалась, поле. И только после этого медленно очертила контур больного участка.
   - Что-нибудь чувствуешь? - наконец спросила Лиза.
   Ник отрицательно покачал головой.
   - А так? - почти касаясь пальцев ног, снова спросила она.
   - Ничего, - последовал после паузы ответ.
   - Когда в последний раз тебе давали обезболивающее?
   - Утром.
   - Теперь понятно, - облегченно вздохнула Перова. - Ничего у нас с тобой не получится, пока не перестанет оно действовать.
   - А что потом? - впервые за все время участливо спросил Ник.
   - Надо будет повторить сеанс.
   - Да, но ты не можешь представить, какая это нестерпимая боль.
   - Отчего же, могу, - спокойно заверила она. - Но еще больнее осознавать, что ты - молодой здоровый мужчина опускаешь руки и пасуешь перед какой-то там болезнью.
   - Что ты знаешь про меня? - вспылил Ник, и его тут же осенила мысль: - Или тебе Нэнси все рассказала?
   - Ничего мне не надо рассказывать. Я и сама вижу, как ты бесишься. Вот что я тебе скажу, Ник: если хочешь вернуться в спорт - помоги себе. Поверь, никто тебе так не поможет, как ты сам. Человеческий организм такая штука, что в нужный момент сам безошибочно выбирает нужное лекарство получше любого доктора.
   - Ты пришла сказать мне это?
   - Не только, я пришла помочь твоей больной ноге, - и Лиза направилась к выходу.
   - Ты вернешься скоро? - спросил Ник как спрашивал в детстве мать, когда она уходила на работу.
   - Не раньше вечера. И, пожалуйста, откажись от уколов.
   - Я постараюсь, Лиз, - пообещал он.      
   Лиза поделилась с Харрисонами, что думает по поводу предстоящей операции. Она убедительно попросила Анну с Питером не давать согласия на ампутацию ноги, по меньшей мере, дней десять, а лучше -  все две недели. За это время она очень рассчитывает на нормализацию кровообращения ноги.
   - Спасибо, Лиза, - заворожено слушая ее, шептала Анна. - Тебя сам Господь послал нам.
   - Пока не за что, - скромно ответила та и вопросительно посмотрела на Настю.
   Карельских без слов поняла ее взгляда и утвердительно кивнула:
   - Оставайся здесь, сколько нужно. С нашими клиентами я все улажу сама. Будешь приходить сюда тогда, когда надо, - и, попрощавшись со всеми, отправилась на работу.
   Мужчины тоже уехали, и Лиза впервые осталась наедине с Анной. Невольно она стала изучать ее лицо. Перова вдруг четко осознала, что ни разу прежде не  оставалась с Анной наедине. В ней также проснулось любопытство, кто она, родная мать ее лучшей подруги? Лизу было трудно чем-то удивить в жизни, но эта новость, стала настоящим шоком, от которого она не сразу пришла в себя. Лиза очень любила с детства тетю Катю и ей никогда не приходила в голову мысль, что та приходится Насте не родной матерью. Она вспомнила, как впервые услышала об Анне из Настиных рассказов еще в Москве, как насочиняла в уме про нее всякие небылицы и даже приревновала к ней подругу.
   Теперь Лизе выпал случай поближе познакомиться с родной матерью Насти, на которую, как она сделала выводы, внешне Настя совершенно не похожа, разве что обе довольно стройные и худощавые. Осуждала ли Лиза Анну? Задав себе этот вопрос, она усомнилась, что сможет дать однозначный ответ. После своего неудачного замужества Перова взяла за правило никогда никого ни в чем не осуждать, а тут дело касалось женщины, родившей ее близкую подругу. В любом случае Лиза не испытывала к не лишенной привлекательности Анне неприязни или других отрицательных чувств.
   Что касается Анны, то ей в данный момент не было никакого дела, известна ли ее тайна Лизе или нет, и если да, то, что она про нее думает, поскольку главное сейчас для нее было спасти сына, а Лиза была ее единственной надеждой на пути его спасения.
    К вечеру, когда в больнице остался только дежурный персонал, Лиза повторила сеанс. Ник, стиснув зубы, терпел боль, но, как и обещал, отказался от обезболивающих препаратов, дважды предлагавших медсестрой. Все повторялось, как в обед - никакой реакции на энергию, исходящую от Лизиных ладоней, и она уже собиралась закончить сеанс, как вдруг большой палец ноги слабо дернулся. Ник, напряженно следивший за ее пасами, не сразу осознал случившееся.
   - Отлично! - воскликнула Лиза.
   Ник резко приподнял голову с подушки и посмотрел на свою ногу. И тут палец пошевелился во второй раз, и он почувствовал слабую пульсацию в икре.
  - Лиз, - радостно прошептал он, словно боялся спугнуть вновь зарождающуюся жизнь ноги, - я чувствую ее.
   - Что именно, Ник? - с нетерпеньем спросила Лиза.
   - Она пульсирует вот здесь, - и он рукой дотронулся до голени.
   - Замечательно! - победоносно улыбнулась Перова и серьезно продолжила, что сеансы необходимо проводить утром и вечером, в течение десяти дней. За это время, как уверяла Лиза, кровообращение должно нормализоваться, затем достаточно будет одного сеанса в день.
   Все это она повторила, выйдя из палаты, его матери. Анна не верила своим ушам и, схватив Лизу за руки, хотела их поцеловать, но со словами "Что вы делаете?!" та испуганно выдернула их.
   - Лиза, ты не представишь, какое счастье услышать долгожданную весть, когда все остальные уже ни на что не надеются и твердят тебе, что все кончено... - не в силах больше говорить, Анна разрыдалась на ее груди.
   Поздно вечером в доме Насти раздался звонок. Анна благодарила ее за все: за участие в ее горе, за Лизу, за Ника, который после ухода Лизы разрешил ей посидеть у его кровати.
   В ту ночь Анна впервые заснула спокойным сном, а наутро вновь ощутила себя уверенной в себе женщиной и счастливой матерью.      



2.
   Настя возвращалась с обеда в приподнятом настроении. Анна, пригласившая ее пообедать в ее любимом китайском ресторанчике, сообщила долгожданную новость: Ник начал самостоятельно, без помощи костылей, ходить и рассчитывает вскоре приступить к тренировкам. Разумеется, как мать, она испытывала тревогу, что сын решил во чтобы то ни стало вернуться в спорт и вновь принимать участия в ралли. Но пока она была счастлива от того, что сын окончательно выздоровел, и по праву желала разделить радостное событие с Настей, благодаря которой и произошло чудо, на что Карельских смущенно возразила, что чудо сотворила Лиза, а не она. Но Анна напомнила ей, чья была идея привезти Лизу в больницу. В конце концов подруги решили более не спорить и выпили за обедом по рюмочке бамбуковой водки за здоровье Ника.
    Настроение Насти не смог испортить начавшийся по дороге к офису дождь со снегом, напоминающий жителям Виннипега, что весна все же вступает в свои права. Стряхивая с челки капли воды, она вошла в офис и застыла на месте - Гордана плакала надрыв за компьютерным столом.
   - Что случилось? - испуганно спросила Карельских.
   - Они... они все-таки начали бомбить Сербию, - заикаясь и хватая ртом воздух, сообщила секретарь.
   Настя наклонилась и, обняв ее за плечи, повела в свой кабинет и усадила в кресло подле себя.
   - Господи, за что? - причитала Гордана, отрешенно глядя на Карельских. - Почему опять нас?
   Настя не знала, что ответить и как утешить несчастную девушку. Она налила в стакан минеральной воды и поднесла его Гордане:
   - Ну-ну, успокойся, пожалуйста, не надо плакать...
   - Мы так рассчитывали на помощь русских, - сделав небольшой глоток, продолжала секретарь. - Когда я звонила родителям, они верили, что Россия не допустит… Они сказали:  "Все сербы верят, что Россия не даст Югославию в обиду, как не давала прежде". Но теперь видно, как они ошибались...
    У Насти от этих слов подступил ком к горлу. Ей было нестерпимо больно за братский славянский народ и стало стыдно за российское правительство, из-за бездействия которого натовская коалиция поступила с Сербией подобно стае коршунов, накинувшейся на кролика.
   Гордана достала из кармана бумажную салфетку и дрожащими пальцами вытерла слезы. Настя предложила отвезти ее домой, но та отказалась:
   - Спасибо, Настасия, я сама доеду.
   - Возьми, пожалуйста, такси, а свою машину оставь здесь, - попросила Карельских. - В таком состоянии тебе лучше не садиться за руль.
   - А как же счета? - спросила секретарь, скомкав мокрую салфетку.
   - Я сама со всеми разберусь, - заверила она.
   - Хорошо, - Гордана встала с кресла, но медлила с уходом.
   - Ты уверена, что доберешься одна? - для уверенности переспросила Настя.
   Та кивнула головой и неожиданно для Карельских предсказала:
   - Знаешь, Настасия, сегодня  - мы, а завтра они поступят так же и с Россией.
   Настя долго еще, оцепеневшая, смотрела после ее ухода на дверь. В висках стучала  последняя фраза Горданы, от которой на душе стало еще тревожнее. Но внутренняя тревога смешалась с чувством благодарности к Всевышнему за то, что Андрей успел вернуться из командировки на Балканах, куда его направили по заданию отснять ряд репортажей о положении в странах бывшей Югославии. Настя видела, как при отъезде Андрея мучили угрызения совести оттого, что его не будет на семейном празднике по поводу первого дня рождения дочери. "Я - плохой отец," - пробурчал он жене на прощание, но Настя заверила его, что Ан-Ка еще не в том возрасте, когда не прощают отсутствия родителей на их праздниках. В тот момент ей самой не приходило в голову, насколько опасной для его жизни могла стать эта поездка... 
    Резкий телефонный звонок вывел ее из раздумий, от чего она непроизвольно вздрогнула. На работу жене Андрей звонил только в случае необходимости. Но сегодня он посчитал, что новость, передающую по всем телеканалам Канады, она должна узнать от него.
   - Не занята? - глухим от волнения голосом спросил Карельских.
   - Нет, - еле слышно ответила Настя.
   - Ты уже в курсе? - догадался он по ее упавшему голосу.
   - Да, от Горданы. Бедную девушку пришлось отпустить домой.
   Андрей промолчал, вспомнив, что секретарь жены родом из Югославии.
   - Ладно, поговорим дома, - предложила она, чтобы не отнимать у мужа времени на собственные эмоции.      
    Звонок мужа помог Насте вернуться в реальность, и она направилась к рабочему столу Горданы за папкой со счетами. Рассеянно просматривая их, она раскладывала уплаченные квитанции в две стопки: слева - от клиентов фирмы, справа - собственные за уплату аренды помещений и расходы воды, электроэнергии и отопления. Подсчитав доходы и расходы, в другой раз Карельских осталась бы весьма довольной полученной прибылью, но только не сегодня. Она машинально скрепляла квитанции стиплером перед тем, как положить в архивную папку, пока не закончилась обойма скрепок. Открыв верхний ящик письменного стола, она порылась в поиске коробочки, в которой лежали запасные скрепки. Вдруг ее взор привлек небольшой, лежащий на дне и сложенный вдвое, слегла помятый блокнотный листок. Настя медленно, словно опасаясь чего-то, бережно поддела его ногтем и положила на стол перед собой. Затем она все также осторожно, покосившись сначала в сторону двери, развернула его и грустно улыбнулась семизначному числу. "Если бы он был Президентом, - уверенно прошептала она, - этого бы не случилось". И в тот же миг перед ее глазами сначала предстало лицо директора ФСБ, к которому она обратилась за помощью прошлым летом, а потом и события тех дней. И чем больше она вспоминала, тем больше она сожалела, что не Путин Президент России, что она не могла возразить Гордане и что не может рассказать о сильной личности, спасшей ее фирму. 
    После работы Карельских первым делом поехала проведать Гордану. По дороге она вдруг поймала себя на мысли, что еще ни разу не была дома у своего секретаря. С трудом найдя свободное место для своей "Мазды" у высотного дома, на последнем этаже которого Чосич снимала небольшую квартиру, она вошла в просторный подъезд и нажала кнопку вызова скоростного лифта.
    На площадке последнего этажа Настя огляделась в поисках нужной двери, но тут до нее донеслись возбужденные голоса из-за свежевыкрашенной, еще слегка пахнущей лаком двери справа от лифта, и ее рука непроизвольно потянулась к звонку.
   "Отвори врата!" - послышалась сербская речь за неплотно прикрытой дверью и Настя сама открыла ее. Большую часть крошечного холла занимала вешалка, увешанная чьими-то куртками, пальто и плащами, справа от которой находилась просторная комната, окутанная сигаретным дымом. Человек пять или шесть расположились на диване и в креслах, журнальный столик был заставлен бокалами и пепельницей, наполненной сигаретными окурками. В углу работал телевизор, громко передающий сводки последних бомбежек Югославии. Диктор, как показалось Насте, с каким-то особенным торжеством перечислял незнакомые ей названия сербских городов и поселков: Глаговач, Нови Сад, Митровица, Исток...  Горданы среди гостей квартиры не было.
   - Настасия?
   Карельских резко обернулась и увидела хозяйку квартиры, выходящую из расположенной напротив комнаты кухни. Ее глаза были по-прежнему покрасневшими. Она призналась, что так и не дозвонилась до Белграда узнать о судьбе родителей. Настя понимала, каково в такой ситуации оставаться наедине со своим горем, поэтому искренне обрадовалась, что ее соотечественники, живущие в Виннипеге, решились держаться вместе в эти трудные для их страны дни.
   Гордана познакомила Настю со своими гостями и пригласила к столу. Несмотря на позднее время Карельских из вежливости не смогла отказать и присела на краешек дивана. Сидевшая рядом худощавая девушка предложила ей закурить, на что Настя отрицательно покачала головой. Тем временем молодой брюнет в кресле напротив наполнил свой бокал пивом и продолжил прерванный приходом Насти спор:
   - Ничего этого не было бы, - громким басом быстро заговорил он по-сербски, -  если бы Россия и Сербия подписала союзный договор.
   Одни присутствующие с ним соглашались, другие оживленно заспорили. Лишь в одном все были единодушны: не отдавать Косово. Настя с любопытством наблюдала за всеми молча, вновь, как и днем, испытав чувство неловкости и вины. Однако никто из гостей Горданы, кажется, не собирался упрекать ее за бездействия нынешнего российского правительства. Скорее, наоборот, они увлеклись воспоминаниями о подписании Беловежских соглашений, когда возникла возможность объединения всех славянских народов, включая стран, не входящих в состав бывшего СССР, но которая была похоронена после подписания договора о создании СНГ с Казахстаном.
    "Как странно, - подумала Карельских, покидая квартиру Чосич, - я совсем не помню этого факта..."
   Остановившись у светофора за два квартала от дома, ее взгляд нечаянно упал на стоящую перед ее "Маздой" серебристого "Ауди" и в ее памяти вдруг отчетливо всплыл точно такой же автомобиль, который она увидела у ворот общежития Гамбурга, где жили Зимины. Вспомнились даже слова Виктора об албанской мафии, собирающей деньги на войну против сербов.
   "Если об этом знали Марина с Виктором, - размышляла она, переключая скорости и нажимая на педаль газа, - не может быть, чтобы немецким властям ничего не было известно. Выходит... выходит, Европа заранее планировала акцию против Югославии. Но почему?"
   На этот вопрос она искала ответ остаток дороги и настолько погрузилась в размышления, что не сразу заметила в темноте машину Виктора возле своего дома.      
   Дети уже спали, зато в гостиной обстановка была накалена до предела. Громче всех кричал Виктор, не стесняясь в выражениях описывал косоваров, как бездарных паразитов, присосавшихся к югославскому народу. Катерина Васильевна несколько раз пыталась возразить ему, убеждая, что в каждом народе есть и хорошие, и плохие люди, и что не следует огульно вешать ярлыки на нацию в целом. Однако возбужденный Виктор доказывал ей обратное: он, проживший с албанцами под одной крышей не один год, еще не встречал ни одного, кто уважительно относился бы к сербам или русским.
    Настя вошла в комнату как раз в тот момент, когда Виктор задал  почти риторический вопрос:
   - Что это, если не демографическая агрессия, когда поселившаяся у тебя нация начинает плодиться, как тараканы, а спустя полвека претендует на твои земли?!
   Андрей первым подошел к жене и спросил про Гордану. Настя поделилась своими впечатлениями. Все внимательно выслушали ее, лишь Андрей постоянно хмурил брови, что означало о принятии важного решения...


   Карельских был командирован в Белград за два месяца до начала бомбежек с заданием, ежедневно выходить в эфир со сводками последних событий. Руководство канала особо подчеркивало, что необходимо освещать гуманитарную катастрофу албанского населения в Косово. Американские и европейские средства массовой информации убеждали, что разворачивающиеся события вокруг Косово ни что иное, как последствия этнической чистки албанцев со стороны сербской армии, подчиняющейся "режиму Милошевича". Но с первых дней работы в Сербии Андрей убедился, что это далеко не так. Вместе с французскими и бельгийскими коллегами, он разъезжал по стране, брал интервью, вел собственное журналистское расследование относительно массовых убийств и захоронений албанского населения, но, к своему крайнему удивлению, никаких подтверждений  Андрей не находил, о чем он как-то вечером поделился с репортером канала АRТЕ. Тот сидел в своем номере гостиницы и был уже изрядно пьян, быть может, поэтому его, что называется, "прорвало". Француз признался, что отснятый им фильм, рассказывающий, что на самом деле происходит в Югославии, никому в этом мире не нужен, а его шеф по-дружески посоветовал ему не совать нос, куда не просят, и выполнять только редакционный заказ. Карельских был шокирован таким откровением. "Как же так, - возмущался он про себя, слушая несвязное излияние тележурналиста, - почему зрители не должны знать об этнических чистках сербов, о так называемой "армии освобождения Косово", на деле являющейся бандитским формированием, нелегально финансируемым из-за границы, о мифических тысячах, якобы расстрелянных или без вести пропавших, албанских жертвах? Увиденное Андреем собственными глазами красноречиво свидетельствовало совершенно обратное: сотни тысяч сербов и других народов Югославии были вынуждены покинуть родные места, опасаясь за свою жизнь, в то время как косовары так и не смогли показать им ни одно из мест массового захоронения, а надписи на могильных плитах вовсе доказывали об обратном...

               
    Обо всем этом Андрей поведал родным и друзьям. Обычно он не рассказывал о том, что оставалось за кадрами его репортажей, но сегодня ему пришлось сделать исключение.
   - Видишь, ты сам во всем там убедился. Тысячи похищенных или пропавших без вести албанцев, о которых утверждает пресса, либо подались к бандитам, либо попросили "азиль", - едва дослушав его, нетерпеливо заговорил Виктор, вновь употребив знакомое Насте немецкое слово, означающее "убежище". - Пусть лучше в Германии и в других странах поищут...
   Его рассуждения прервал новый блок новостей, и все присутствующие стали напряженно слушать диктора. Вкратце передав сводку военных действий, он передал слово приглашенному в студию албанскому журналисту, которому "по счастливому стечению обстоятельств удалось убежать из Косово от расправы президента Милошевича". Молодой мужчина вежливо на хорошем английском поблагодарил телекомпанию за предоставленную возможность рассказать "о самой слабой и самой запуганной нации в Европе" и с нескрываемой радостью на гладковыбритом лице заверил зрителей, что "все косовары разделяют западные ценности и приветствует акцию самых могущественных держав по защите много страдательного албанского народа".
    - Противно слушать, - в сердцах сплюнул Виктор, покидая гостиную, - до чего, оказывается, можно дойти с "демократическим" словоблудием! Ладно, ребята, извините, если что не так.
   Катерина Васильевна вконец расстроенная событиями также ушла к себе, чему Настя была очень рада. Она боялась, как бы из-за ее слабого сердца не пришлось опять вызывать врача. Оставшись вдвоем, Андрей решился поделиться, что его беспокоило весь вечер. Он признался, что, просмотрев архив своих репортажей из Югославии, он был немало озадачен, в каком урезанном варианте они выходили в эфир. Он также сообщил, что напишет книгу обо всем увиденном, чтобы канадцы узнали всю правду об этническом конфликте в Косово.       
    Было далеко за полночь, когда Настя, убрав со стола и вымыв посуду, отправилась в спальню. Остаток вечера она пыталась ответить на вопрос Горданы, почему именно Югославия стала жертвой девятнадцати стран-"хищников", но объяснения не находила. И еще она старалась представить, как бы повела себя Россия при другом президенте. Опять всплыло лицо директора ФСБ, и Настя вдруг поймала себя на мысли, что многое бы отдала, чтобы узнать его отношение к событиям в Косово. "Зачем это тебе?" - усмехнулся ее внутренний голос. "Не знаю, - честно ответила она ему, - но я чувствую, что мне это очень надо". "Тогда позвони, - подтрунило ее второе "я", - у тебя ведь сохранился его телефон". "Еще чего!" - окончательно разозлилась Настя сама на себя, одновременно боясь признаться, что отчего-то хочет еще раз услышать этот тихий, но уверенный голос. Она ворочалась с боку на бок, испытывая необъяснимое чувство тревоги. "Спи, давай, - ворчал ее внутренний голос, - в конце концов, по большому счету, какое к тебе имеет отношение, что происходит в Югославии?" Но дело было не столько в Гордане и ее сербских друзьях, сколько в ее почти в пророческих словах: "Сегодня  - мы, а завтра они поступят так же и с Россией..." "Нет, - мысленно возразила она, -   славянский дух не так-то легко сломить". Правоту ее мысли начнут подтверждать через полгода уже совсем другие события...



3.
    Это был один из тех редких вечеров за последнее время, когда Карельских собирались всей семьей в столовой за ужином. Катерина Васильевна приготовила свое "фирменное" блюдо - пельмени. На коленях у Насти непоседливо ерзала Ан-Ка, но судя по ее улыбающемуся лицу и неотрывными от тарелки огромными серыми глазищами, пельмени ей нравились. Вилли и Женя ели молча, устроив соревнование, кто раньше доест свою порцию, чтобы получить право первым сесть за игровую приставку.
   - Что нового передают по Москве? - задал Андрей привычный вопрос теще, которая ежедневно смотрела выпуски новостей российского телевидения.
   Казалось бы, кому, как не Андрею, работавшему на местном телевидении, лучше всех быть в курсе происходящих в мире событий, но постоянные в течение последних месяцев командировки - ему поручили сделать серию репортажей о быстрорастущих городах в районе Гудзонова пролива - не позволяли самому уследить за всеми новостями.
   - В России новый Премьер-министр, - объявили та.
   - Что? Опять? - удивилась Настя. Предыдущего, как она помнила, назначили пару месяцев назад: - А куда дели старого?
   - Не сообщили, - язвительно ответила мать. Ее раздражало скептическое отношение дочери после возвращения из Москвы к российским политическим событиям.
    - И кого же назначили на этот раз? - поинтересовался Андрей.
    - Директора ФСБ. Фамилию его, к сожалению, я не запомнила.
   Настя поперхнулась и закашляла. Муж, сидевший рядом, похлопал ее по спине, а Катерина Васильевна укоризненно покачала головой, вставая из-за стола:
   - Ты уже давишься при одном упоминании этой аббревиатуры. Дай-ка сюда внучку и ешь сама спокойно.
   Однако у Насти пропал аппетит. Ее сейчас занимала лишь одна мысль: "А не Путина ли назначили главой российского правительства?" Она задумчиво допила любимый вишневый сок и поставила пустой стакан на стол. "Это может быть и другой – прошел целый год, а там всех меняют, как перчатки..."
   - Настя, ты что, не слышишь нас? - до нее долетели слова Андрея.
   - Прости, ты что-то сказал?
   - Не я, а твоя мама говорит, что не надо так реагировать.
   - Да-да, конечно, - механически ответила Настя.
   - Мам, я все съел первым, - сказал Вилли. - Можно пойти поиграть?
   - Окей, мальчики. Идите к себе. - Она старалась держаться спокойно.
   - Мама, ты обещала сегодня рассказать сказку, - напомнил ей Женя, для которого придуманные Настей истории всегда были желанным событием перед сном.
   - Хорошо, я обязательно поведаю вам одну интересную историю, но позже. А сейчас я тоже хочу отдохнуть и посмотреть телевизор. - С этими словами она встала и подошла к маме. - Спасибо за пельмени. Было очень вкусно, - поблагодарила маму и поцеловала ее в щеку. - Посуду я потом уберу...
   - Не беспокойся, иди отдыхать, я все сделаю сама, - заверила ее Катерина Васильевна.
   Настя прошла гостиную, включила телевизор "JVC" и села, забравшись ногами, в глубокое кресло, обтянутое темно-синим велюром. До следующего выпуска новостей оставалось чуть менее получаса, которые превратились для нее воспоминаниями о событиях годичной давности. Перед глазами сменялись лица тех, кто имел к этому отношение. Она настолько ушла в себя, что чуть было не прозевала начало выпуска. Пощелкав пультом дистанционного переключения каналов, Настя выбрала CNN, по которому диктор уже передавал краткое содержание очередного информационного блока.
   - В России сегодня произошла смена главы правительства, - миловидное лицо знакомой дикторши на сей раз было серьезным и встревоженным. - По Указу президента страны на этот пост назначен директор ФСБ Путин.
   А через пару минут собственный корреспондент CNN передавала из Москвы подробности отставки прежнего Премьера и представляла телезрителям краткий послужной список нового.
   У Насти затекла нога. Опустив их на пол и нащупав в полумраке рукой домашние тапочки-"бабучес", она просунула в них ноги. В дверях стоял Андрей, прислонившись к косяку, и что-то дожевывал. Настя обернулась к нему:
   - Ты слышал?
   - Да, ну и что? Видимо, этот бардак там уже многим надоел, - и, окинув внимательным взглядом жену, добавил: - Хотя Дума может его и прокатить...
   Та, испугавшись такой возможности, ничего не ответила.
   - А чего ты так реагируешь? Тебе-то что с этого? - в сердцах удивился Андрей.
   - Я его знаю...- тихо вымолвила, наконец, Настя, вставая с кресла.
   - Кого? Путина?!
   - Да. Когда уснут дети, я вам все расскажу, - пообещала она и пошла наверх в детскую.
   Ан-Ку уложила  в постель Катерина Васильевна, и та, закрыв глаза, засыпала под колыбельную.
   У мальчиков в комнате был привычный кавардак, а сами они сидели на полу и пялились на экран монитора, где какое-то чудовище, издающее хриплые звуки, пробиралось по темным катакомбам.
   - Мальчики, довольно. Пора в постель.
   - А историю? - спросил Женя.
   - Разумеется, расскажу. Только быстро прибрали комнату и разделись,- скомандовала она, зная, что этих шалопаев время от времени нужно подстегивать, иначе их комната может превратиться в одну сплошную свалку.
   Когда игрушки было убраны, компьютер отключен, а одежда лежала на стульях у изголовья кроватей более-менее аккуратно, если не быть чересчур придирчивой, Настя присела на край Жениной кровати:
   - Что же вам рассказать на этот раз?
   - Пожалуйста, расскажи про пиратов на корабле, на котором ты плавала, - заговорчески попросил Женя.
   - Женечка, я уже много раз пересказывала  эту историю. И потом, сколько можно исправлять тебя: не пиратов, а террористов.
   - Ну, пожалуйста, еще один разочек, - канючили оба.
   Настя почти сдалась, но в последний момент передумала и твердо заявила:
   - Нет. сегодня я расскажу вам об одном очень большом и красивом городе, имя которому Москва.
   - Я знаю этот город! - перебил Вилли. - Его очень любит бабушка и все время смотрит новости про этот город.
  - Верно, Вилли. Этот город любит не только бабушка, но и все мы... Так вот,
слушайте. Много раз на этот город нападали враги, желая стать его хозяевами, но ни разу Москва не сдавалась, наоборот, всегда выходила победительницей. Враги жестоко наказывали ее за гордый нрав и непокорность: поджигали, грабили, но она всякий раз возрождалась из пепла, отстраивалась заново и становилась краше прежнего... Сердце Москвы - это Кремль. Он обнесен высокой стеной и украшен башнями.
   - Мама, а что такое Кремль? - перебил Вилли.
   - Так называется крепость старинных русских городов. Что-то наподобие форта.
   - Ты там была? - поинтересовался Женя. Его детская память полностью стерла картины московского детдома, из которого два года назад Настя увезла его в Канаду.
   - Конечно, и не раз.
   - А нас возьмешь в Москву? Когда ты туда поедешь? - не унимался Женя.
   - Я не знаю... Честно говоря, сейчас ничего не могу вам обещать.
   - Почему? - удивились оба в один голос.
   - Это трудно объяснить в двух словах. Сейчас там не очень хорошо, но я очень надеюсь, что скоро все начнет меняться к лучшему.
   - Но когда там станет лучше, мы сможем туда поехать? Только посмотреть хотя бы... - допытывался Вилли. 
    - Да, - улыбнулась Настя. - Я обещаю, что если в Москве будет все  хорошо, мы все обязательно туда съездим и тогда посмотрим Кремль, музеи, памятники, сходим в московские театры, которые совершенно особые...
    - Расскажи про театр. Какой он? - попросил Женя.
    - В другой раз. А сейчас уже поздно и вам пора спать. Спокойной ночи. – Она наклонилась и горячо поцеловала его румяное личико.
    - Спокойной ночи, мама.
    Настя встала, подошла к постели Вилли, поправила ему одеяло и также горячо поцеловала его.
    - Спокойной ночи, мамочка, - пожелал ей Вилли, зевая.
    Она вышла из детской, тихонько прикрыв за собой дверь, и спустилась вниз.


   Андрей и Катерина Васильевна о чем-то тихо говорили на кухне. Посуда была уже вымыта и высушена.
   - Хочешь чаю? - предложила мать.
   - Не откажусь, - ответила та, присаживаясь к столу.
   Через минуту все трое пили чай с мятой. Андрей, по-видимому, успел пересказать теще признание жены и теперь оба, теряясь в догадках, где и при каких обстоятельствах Настя могла познакомиться с новым российским Премьером, ждали от нее разъяснений.
    - Мама, Андрей сказал тебе, что я знакома с Путиным? - не зная, с чего начать разговор, спросила она.
   - Да, - кивнула Катерина Васильевна. - Честно признаться, мы бы хотели узнать об этом подробнее. И объясни, пожалуйста, почему ты раньше никогда о нем не упоминала?
   Настя пытливо посмотрела на мужа, опасаясь, чтобы он не подумал, что за этим кроются какие-то личные отношения его жены. Но Андрей внешне оставался спокойным, не выражая никакого нездорового любопытства.
   - Это случилось в прошлом году, когда я ездила в Москву. Помните, я рассказывала, что чуть было не лишилась всего товара, отправленного в Россию по контракту с фирмой "Мираж"?
   - Еще бы не помнить! - ухмыльнулась мать. - Ты улетела так внезапно, когда я лежала в больнице...
   - Прости меня, мама. Но у меня тогда не было другого выхода.
   - Ничего, все уже, слава Богу, в прошлом...
   - Погоди, но ты ведь нашла там другого покупателя. Прилетела довольная, что все получилось. При чем тут он? - недоумевал Андрей.
  - Все так. Но прежде чем я нашла другую фирму, это жулье, у которых все было "схвачено",  убедили соответствующие инстанции о враждебном характере моего пребывания в России.
   - Что?! - воскликнула Катерина Васильевна.
   - Да-да, ты не ослышалась, - кисло улыбнулась Настя. - И за два дня до прихода груза я получила постановление покинуть страну с формулировкой "за антигосударственную деятельность..." Этим они загнали меня в угол: я должна была в течение суток покинуть Россию. Эти мерзавцы все просчитали: я вынуждена уехать, груз прибудет уже без меня и привет... Идти в МИД бесполезно, в милицию тоже, решила я. Оставался один шанс: обратиться к шефу КГБ, то есть ФСБ, к единственному должностному лицу, кто мог бы разобраться в ситуации, так посчитала я, и отменить или, в крайнем случае, отсрочить срок постановления. Конечно, надежда была слабой, но все же я рискнула пойти именно туда. Мне повезло, подумала я тогда, что меня впустили, и что директор ФСБ согласился меня принять. Однако это было не счастливое стечение обстоятельств, как выясниться потом. Короче говоря, я оказалась в кабинете Путина и все рассказала... - Настя сделала глоток уже остывшего чая и окинула взглядом родных, которые следили за ней, не проронив ни слова.
  - Он не просто выслушал меня, но и помог, - продолжила она. - На следующий день постановление было отменено, и именно он порекомендовал мне ту самую фирму, которая в итоге купила компьютеры. Казалось, все заканчивалось "хэппи эндом", но только не мои приключения. В Калининграде я встретила Мэйсона, и мы по акту передавали товар покупателю, когда на причале совершенно неожиданно появился директор ФСБ.
   - Зачем? - впервые за все время Настиного рассказа произнес Андрей.
   - Знаешь, тогда меня не очень занимал этот вопрос. Не до этого было. Правда, помниться, я его спросила, как он оказался в порту, но вместо ответа он предложил мне лететь с ним обратно в Москву, а потом прямым рейсом в Канаду.
   - И ты отказалась, - предположила Катерина Васильевна.
   - Нет, я полетела, пообещав Мэйсону, что в Москве закажу билеты на Торонто. Но Мэйсон не прилетел ни в тот вечер, ни утром следующего дня. Сам он не звонил, а его телефон не отвечал. Я уже не на шутку нервничала и решила позвонить Владимиру Владимировичу. Через полчаса за мной заехали в гостиницу, и я снова оказалась в его кабинете. И тут он мне объявил, что за мной следят по заданию фирмы "Мираж" с той минуты, как я, вместо того чтобы покинуть страну, уехала в Калининград получать груз. Поэтому, оказывается, меня и "опекали" сотрудники ФСБ. Кстати, один раз, по пути в аэропорт Калининграда я заметила машину, следующую за мной, но не знала, кто эти люди. По всей видимости, "охотники" за мной заметили "опекунов" и ничего не предприняли против меня, но им удалось обманом заманить Мэйсона в себе в машину и, таким образом, похитили его.
   - Мэйсон был похищен?! - с ужасом в голосе переспросила Катерина Васильевна.
   - Увы... Правда, надо отдать должное "эфэсбешникам",  они его нашли в течение суток и он благополучно вернулся домой.
   - Он знает, кто его спас? - поинтересовался муж.
   - Нет, я ничего не рассказала ни об участии в нашем деле директора ФСБ, ни о  сотрудниках безопасности, освободивших его... Если бы не сегодняшнее назначение, я бы, наверно, не стала вспоминать неприятности годичной давности.
   - Почему? - вопрос мамы прозвучал с упреком. - Ну, почему ты не рассказала ничего раньше?
   - Зачем? - пожала плечами Настя. - Сначала я не рассказывала из-за твоей болезни, а потом... потом все это было уже не столь важным...
   - Не столь важным... - передразнила ее Катерина Васильевна. - Неужели ты не понимаешь, что он спас тебя?! Ты хоть поблагодарить его не забыла?
   Настя задумчиво улыбнулась:
  - Не волнуйся так, мам. Разумеется, я его поблагодарила и никогда не забуду того, что он сделал для меня и Мэйсона... А знаете, что он мне ответил? Он сказал, что сделал это не ради спасения моего бизнеса, а ради России, поскольку мои компьютеры им очень нужны... - Настя замолчала, а потом неожиданно для самой себя добавила: - А еще в самолете он спросил меня, не хотела бы я вернуться в Россию...
   - И что же ты ответила? - затаив дыхание, осторожно спросила ее мать.
   - Ничего,- ответила Настя, откинув со лба чуть дрожащей рукой прядь волос. - Только взглянула, помню, на него и промелькнула мысль, что если бы такой человек, как он, пришел в России к власти, то смог бы стать настоящим лидером.
   - Может он и в самом деле сможет навести порядок в стране, - с надеждой в голосе промолвил Андрей.
   - Это мы узнаем в ближайшее время, -  с оптимизмом сказала Катерина Васильевна. - Лично мне он понравился и, я думаю, что не ошибаюсь в нем... Скажи, Настя, он действительно производит впечатление сильной личности?
   - Очень сильного и надежного, поскольку все свои обещания, по крайней мере, те, что дал мне, выполнил. Если он не изменился за этот год, то думаю, там скоро могут начаться изменения к лучшему, разумеется, при условии, что ему не помешают, - ответила Настя.
   - Дай-то Бог, - вздохнул муж. - Ладно. Надо идти спать... Доброй ночи, Катерина Васильевна, - и первым покинул кухню.    
   - Спокойной ночи, мамуля. 
   - Спокойной вам ночи.
   Андрей уже засыпал, когда Настя, приняв душ, вошла в спальню. Бесшумно проскользнув под одеяло, она выключила ночник. Но сон не шел, мысли путались, возбужденность и непонятная тревога не проходили, отчего она стала ворочаться с боку на бок.
   "Неужели несбыточные мечты начинают сбываться?" - вновь и вновь задавала она себе единственный вопрос, боясь дать преждевременный ответ, чтобы не сглазить будущие события в России, которые непременно могут коснуться и ее семьи...



4.
   В шестом часу вечера к Насте зашла Гордана:
   - Настасия, - доложила секретарь, которая выполняла в фирме еще и обязанности бухгалтера, - я перепроверила оплаченные мистером Филдингом счета. Сумма переводов почему-то составляет на сто пятьдесят пять долларов меньше.
    - Хорошо, спасибо, - Карельских перестала водить "мышью" по экрану монитора и устало уставилась на Гордану. - Я сама позже разберусь с этим.
    - Настасия?
    - У тебя еще вопросы? - раздраженно спросила она.
    - Может сделать кофе? - предложила Гордана.
    За что Настя любила своего секретаря, так это за ее умение смягчать любую накаленную ситуацию в офисе, будь то с клиентами или сотрудниками.
    - Да, пожалуй. Завари на две чашки. Попьем вместе, - ответила она.
    Пока у Горданы закипал кофейник, Настя позвонила домой предупредить маму, что задержится на работе. Однако голос Катерины Васильевны, явно чем-то озабоченный, насторожил ее сразу:
    - Мам, с тобой все в порядке?
    - Да, - почти шепотом последовал ответ.
    - Ты не умеешь притворяться... Что произошло?
    - Постарайся вернуться пораньше, - вместо объяснений попросила Катерина Васильевна и повесила трубку.
    - Странно, - пробормотала задумчиво Настя, когда в комнату вошла Гордана с подносом, на котором ароматно дымились чашки с кофе.
    - Что-то не так? - спросила секретарь.
   Но Карельских и рта не успела раскрыть, как зазвонил телефон.
    - Настя?.. - пробасил Андрей, - Ты еще не в курсе?
    - Да что случилось-то в конце в концов?! - Настя заметно занервничала.
    - В Москве прогремел взрыв, - коротко сообщил Карельских, зная характер жены, не терпящий длинных предисловий.
    - Какой взрыв? - не поняла она.
    - Только что передали, что в Москве взорвался жилой дом... Много жертв... - Андрею с трудом удавалось сдерживать эмоции, чтобы не сорваться на грубое словцо.
    Настя в миг побелела, отчего Гордана застыла с чашкой в руке.
    - Мама уже знает? – испугавшись за Катерину Васильевну, спросила Настя.
    - Наверно, она ведь смотрит телевизор... - предположил муж.
    - Конечно... Уверена, что знает. Я только что звонила домой, и ее голос мне показался каким-то странным. Я... я сейчас же выезжаю домой! - и бросила трубку.
    - Что случилось, Настасия? - осторожно спросила Гордана.
    - В Москве взрыв, есть жертв... - глухо ответила Настя, на ходу надевая пиджак.
    - Ой, Господи! - прошептала та, и чуть было не расплескала кофе, когда ставила чашку на стол. - За что же все это?! Сначала бомбили нас, теперь взрывают у вас...
    - Гордана, извини, справишься без меня? Я еду домой, - все еще находясь в состоянии оцепенения, попросила ее Карельских.
    - Разумеется, - заверила Гордана.


    Катерина Васильевна сидела перед экраном телевизора и тихо плакала. Жуткие кадры последствий полуночного московского взрыва, которые показывали по всем информационным каналам мира, она видела уже десяток раз.
   В Москве в это время было раннее утро и до первого российского выпуска новостей, который она ожидала одновременно и с нетерпеньем, и с тревогой, оставалось целых три часа...
    Оставив машину у ворот дома, Настя с трудом попала ключом в замок. Когда она вошла в гостиную, то увидела мать, сидящую в полумраке комнаты и смахивающую дрожащей рукой катящиеся по ее морщинистым щекам слезы.
    - Мамуля, - хриплым голосом произнесла она, обнимая ее за плечи, - не надо...
    - Настя, - повернула голову Катерина Васильевна. - если бы ты только видела... Какое горе... - и заплакала пуще прежнего.
   - Ну, будет тебе, - как можно мягче сказала дочь, опасаясь за ее больное сердце, и присела перед ней на корточки.
    - Переведи, пожалуйста, что они говорят, - попросила мать.
    Настя с минуту послушала сообщение диктора "Эй-Би-Си" о возможных причинах трагедии, в числе которых первой была названа версия взрыва бытового газа. О количестве жертв ничего не передали. Вскоре вернулся домой и Андрей. К ужину, заботливо приготовленному Мэри, Карельских почти не притронулись. Все исподтишка поглядывали на часы в ожидании российских новостей. Однако репортаж московских корреспондентов не внес никакой ясности в картину происшествия, в сущности, повторив версию западных коллег.
    - Андрей, - спросила Настя мужа, когда они поднялись к себе в спальню, - ты веришь, что это был несчастный случай?
    - А ты? - ответил он вопросом на вопрос, прикрывая за собой дверь.
    - Нет, - уверенно ответила жена. - Я думаю, что здесь не обошлось без помощи террористов.
    - Честно говоря, - Карельских начал прохаживаться из угла в угол, - я тоже слабо верю в выдвинутую версию. Подождем результатов расследования...
    - Да какой там, к черту, расследование?! - раздраженно перебила его Настя. – Это же ясно и так, что пытаются запугать... - она чуть было не произнесла имя нового российского Премьера.
    - Кого? - допытывался муж.
    - Русский народ... и новую власть.
    Андрей молчал, о чем-то глубоко задумавшись. Потом тряхнул головой и твердо ответил:
    - Ну, нет, дудки! Если это был действительно теракт, думаю, вряд ли его организаторам удастся их далеко идущий план. Мне кажется, бездействию русского народа пришел конец...
    Всю ночь Настя ворочалась с боку на бок. Стоило ей закрыть глаза, как тут же возникала повергшая ее в ужас картина последствий московского взрыва. Теперь, когда Андрей наконец-то заснул, она могла позволить признаться себе, как велик ее страх за своих соотечественников.
   Страх... Это слово Настя презирала с детства. Родители приучили ее ничего не бояться в жизни, и сами подавали пример бескомпромиссных борцов за справедливость, будучи убежденными, что зло не останется безнаказанным. Но сегодня Настя сомневалась, сумеют ли найти тех, кто совершил это страшное преступление, предстанут ли его исполнители и организаторы перед судом.
    Однако чувство справедливого возмездия перекрывалось другим, пока еще неясным, но не менее тревожным состоянием. Настино сердце сжималось при мысли, что должно быть почувствовал Путин, когда ему сообщили о трагедии. Она затруднялась ответить, почему ее так беспокоит этот вопрос, для чего пытается представить себе его лицо и реакцию, но подсознательно была уверена, что ей это необходимо знать. Не находя ответа, она все больше и больше злилась на себя.
    "А что ты, скажи на милость, смогла бы сделать?" - ухмыльнулась она мысленно себе.
    "Не знаю, - честно призналась она своему второму "я". - Но я очень хотела бы помочь ему. Я чувствую, какого ему сейчас..."
    "О-о, - затянул ее внутренний голос. - Кажется, мы опять переходим к чувствам. Что бы это значило?"
    "Не лови меня на слове. Я ведь совсем о другом."
    "Скажи, а ты бы сейчас вернулась в Москву, к нему?" - донимали ее мысли.
    Настя перевернулась лицом вниз и уткнулась носом в подушку:
    "Да! Господи, если это было возможно, я бы без минуты колебаний вернулась туда и все бы сделала для того, чтобы стать ему полезной".
    "Так в чем же дело?" - опять усмехнулся ее внутренний голос.
    "Неужели неясно?! Все дело в семье... Вот если бы этого захотел Андрей... - подумала она мечтательно. - Но он здесь на своем месте".
    В окнах забрезжил рассвет. Послышалось курлыканье птиц.
    "Журавли улетают на юг, - тоскливо вздохнула Настя. - Журавли улетают, а я остаюсь..."


    Наутро Настя приехала в офис разбитой и молча направилась было к себе, но услышала, как Гордана с Мэйсоном обсуждали трагическое событие в Москве.
    - Я слышал, как передали, что взрыв организовали сами секретные службы, - возбужденно утверждал Мэйсон.
    - Ой, не верю я в это, - горячо возразила секретарь. - Ну, посуди сам: зачем это им нужно?!
   - Хороший вопрос, Гордана! - парировал Мэйсон. - На это аналитиками уже дан ответ.
    - И какой же, интересно? - сухо спросила Настя.
   Увлеченные обсуждением сотрудники не заметили ее появления.
    - Доброе утро, - вздрогнув, повернулся к ней Мэйсон.
    - Я жду, - не ответив на его приветствие, настаивала Карельских.
    - Передали, - растерянно начал он, - что русская служба безопасности это сделала для того, чтобы у нового Премьера Путина появился повод начать военные действия против Чечни, которая борется за свою независимость.
    - Ах, вот как! И ты разделяешь это...так сказать, мнение, Мэйсон? - Насте стоило немалых усилий держать себя в руках, услышав столь абсурдное заявление.
    - Не знаю, я - не политик... - окончательно растерялся тот.
    - Ну, в таком случае займись теми вопросами, в которых ты лучше разбираешься, - оборвала его Настя и прошла к себе.
    - Что это с ней? - пожал плечами Мэйсон, недоуменно глядя ей в спину.
    - Посмотрела бы я на тебя, погибни сотня канадцев,  - осуждающе ответила Гордана и побежала вслед за Настей...


    Все последующие дни в доме Карельских нарастало напряжение. Супруги старались избегать друг друга. Сначала Настя была этому рада, так как боялась, что может сорваться и таким образом выразить свое гневное отношение к последним событиям в Москве, а главное выдаст свои мысли о Путине и едва сдерживаемое желание бросить здесь все и вернуться в Россию. Но уже через пару дней заметила, что и Андрей возвращается с работы все более хмурым, злым и раздражается по любому пустяку...
    - Настя, почему бы тебе не поговорить с Андреем? - вопрос Катерины Васильевны застал ее врасплох, когда ранним субботним утром та внезапно появилась на пороге ванной комнаты.
   - О чем? - уткнувшись лицом в махровое полотенце, спросила Настя.
   - Неужели ты не замечаешь, что твой муж ходит чернее тучи?! - всплеснула руками мать и продолжала допытываться. - Вы, что, поссорились?
   - Нет, - спокойно ответила она и, взяв в руки расческу, повернулась к зеркалу, в котором ей было видно отражение маминого лица. Ее напугало не столько выражения маминых глаз, явно осуждающих странное поведение дочери, сколько то, как сдала Катерина Васильевна за последние дни.
   Но делиться своими мыслями о России Настя не захотела, чтобы не взбудоражить и без того тоскующую по родине мать.
   "Было бы неплохо, куда-нибудь улизнуть на выходные", - подумала про себя Карельских. И тут же отбросила эту идею за ее нереальностью. Идти к Харрисонам ей не хотелось. Там обязательно начнут муссировать тему последнего взрыва, и Настю непременно, что называется, прорвет, если кто-то позволит склонять нового российского Премьера. Можно было бы поехать за город, этому благоприятствовала и погода - настоящее бабье лето, - но не было настроения. Ее размышления были прерваны телефонным звонком.
   - Доброе утро, Настя! - веселый голос Виктора заставил ее крайне удивиться.
   Но, вдруг вспомнив, что у него сегодня день рождения, о котором она совершенно позабыла, постаралась сказать как можно бодрее:
   - С днем рождения, Виктор! И всех тебе благ!
   - Спасибо. А я грешным делом подумал, вы забыли, что я сегодня именинник. Вот решили с Мариной напомнить вам: торжество намечено на пять часов.   
   - Нет-нет, мы обязательно приедем, - обрадовалась Настя, что нашелся повод провести выходной день вне дома.
   На день рождения собрались, как выражался Виктор, все свои, то есть лишь две семьи: Карельских и Зимины. Андрей сразу же надолго уединился с отцом, и оба о чем-то оживленно заговорили полушепотом. Насте не составило труда догадаться о теме их разговора. Взяв на руки Ан-Ку, она решила побыть до ужина в комнате Олеси. Эта шестилетняя златовласая озорница с огромными зелеными, как и у Насти, глазами (чем и запала ей в душу еще в Гамбурге) уже делилась в своей комнате впечатлениями о школе, учителях и новых друзьях с Вилли, который, как и она, пошел в первый класс. А Жене ничего другого не оставалось делать, как молча листать ее новые учебники. Катерина Васильевна и Елена Петровна все порывались помочь Марине в последних приготовлениях, но безуспешно. Жена Виктора была хорошей хозяйкой, у которой все спорилось в руках. Она сумела украсить стол, как и подобает профессиональному дизайнеру, с изысканностью и фантазией.
    За столом Настя все опасалась, чтобы никто не начал обсуждать трагическое событие в Москве. Похоже, коснуться этой темы не решались и остальные, но все же в конце ужина сам именинник не удержался от вопроса, что думают его друзья о взрыве.
    - Трудно сказать со стопроцентной уверенностью, не имея доказательств, что взрыв был организован чеченскими террористами, - стараясь не переводить разговор в эмоциональную плоскость, ответил ему Андрей.
   - Доказательства?! - переспросил Виктор и, опираясь на локти, наклонился через стол к другу. - Выселить всех чеченцев из столицы - и всё! Какие тебе, журналисту, еще нужны доказательства?! Сделай русские подобное в Чечне, я бы посмотрел, как они поступят с нами... Это твои коллеги пытаются отвести подозрения от "бедных" чеченских "борцов за независимость", но ты-то, надеюсь, понимаешь, кому это было нужно?!
    - Не горячись, Виктор, - вступила в разговор Катерина Васильевна. - Андрей прав: никого нельзя публично обвинять, не имея на то оснований.
    - Ох, боюсь, мы никогда не узнаем, чьих это рук дело... - вздохнула Марина, собирая посуду со стола.
    Елена Петровна и Настя, помогающие ей, молча следили за мужчинами. Мать Виктора опасалась, чтобы остаток вечера не был испорчен, возникни между присутствующими спор, а Настя сочувствовала Андрею, которому с огромным трудом удавалось сдерживать свои эмоции.
    - Виктор, - обратился к нему куривший у окна Илья Семенович, - скажи, пожалуйста, а что ты сам думаешь обо всем происходящем в России в последнее время?
   - Бардак надо прекращать - это первое. Второе, вытеснять из России всех, кто ей мешает, - безапелляционно заявил тот.
   - Как? - тихо поинтересовалась Настя.
   - Ну, я думаю, вы понимаете, чтобы быстро изменить жизнь, нужны жесткие, радикальные меры.
    Карельских знали, что пережили Зимины в Риге и как они относятся к проблемам мафии. Им также было хорошо известно, что Виктор подчас бывал бескомпромиссен и горяч, поэтому иногда его предложения воспринимались собеседниками как беспочвенные фантазии. Настя объясняла это излишней артистичностью его натуры и пыталась в дискуссиях вернуть его в мир реальных возможностей.
   - И кто, по-твоему, может взять на себя ответственность за проведение радикальной реформы? - спросила она.
   - Как это кто?! Разве ты не видела выступления нового Премьера? - изумился Виктор и с восхищением добавил: - Он же настоящий мужик! Ты что, Настя, не слышала его слов: "Тук, и контрольный в голову"? Только так. И начинать надо с главной заразы, то есть с руководителей мафии и бандитских главарей. А шушера, поверьте мне, разбежится в три секунды.
    - Ну, это не так-то легко будет сделать, - возразил ему Андрей, допивая свой кофе. - Нужна команда, на которую можно было бы положиться. И потом: кто будет бороться сразу со всеми? На практике все не так просто осуществить.
    - Да брось ты, Андрей! - отмахнулся Виктор, - Я же сказал: легко, в три секунды. Вот ты говоришь "бороться", а надо "отстреливать". - Он резко откинулся на стуле и ударил себя в грудь кулаком: - Я знаю мафию изнутри. Законным путем ей ничего не докажешь. С ней невозможно бороться, ее нужно просто уничтожать. Ты прав лишь в одном: нужна команда.  Я даже знаю, какая... - и помолчав, произнес мечтательно: - Эх, предложи мне такую работу, ни секунды бы не раздумывая, пошел бы...
   - Твои предложения, Виктор, будут стоить России новой "холодной войны"... - прервал его мысли Илья Семенович, гася сигарету.
   - ... которая сейчас ей совсем невыгодна, - договорила за мужа Елена Петровна.
   - Да бросьте вы все эти демократические штучки! Все равно, мама, мы к этому придем, - раздраженно ответил ей сын. - Не сейчас, так через год, два или пять лет. Помяните мои слова. Не дай только Бог, чтобы к тому времени мы окончательно разбазарили страну...


   Все первую половину воскресенья Настя и Андрей отсыпались: сказалось напряжение недели. Вечером, когда в Москве уже было раннее утро, Настя включила канал новостей. Передавали опять про взрыв, но кадры не соответствовали тем, которые она видела всего несколько дней назад. Напряженно вслушиваясь в слова комментатора, она вдруг осознала, что речь идет о новом теракте. У нее потемнело в глазах и подкосились ноги. Делая над собой усилие, чтобы не упасть, она дотянулась до подлокотника кресла и тяжело опустилась в него.
    Через минуту, в течение которой Настя представляла весь ужас новой трагедии, в гостиную вошли мать и Андрей.
   - Мамочка, ты только не волнуйся... - начала бормотать дочь дрожащим голосом.
   Катерина Васильевна поняла все, как только взглянула на экран, и ее лицо в миг побелело.
   - Андрей, воды, быстро! - испугалась она за мать.
   Но в ответ та покачала головой, мужественно встретив трагическую весть:
   - Сколько же всем нам еще терпеть?
   Дочь с зятем опустили головы, не зная, что ответить.
   - Я пойду к себе, - тихо промолвила Катерина Васильевна, так и не дождавшись их ответа...
   Ночью Настя тихонько выскользнула из-под одеяла и, накинув халат, на цыпочках спустилась вниз. Бесшумно приоткрыв входную дверь, она вышла подышать свежим воздухом, так как чувствовала, что задыхается в доме. Повеяло ночной прохладой, которая несколько помогла Насте трезво взглянуть на события в Москве и свою жизнь в Канаде.
   "Нет, так не может больше продолжаться, - решительно сказала себе Карельских. - Завтра же я поговорю с мужем и мамой, а там будь, что будет".
   Бездействие ее нынешнего положения доводили Настю до отчаяния, а благополучие и комфорт стали раздражать до бешенства.
   "Зачем мне все это? - задавалась она в сотый раз вопросом. - Неужели мне суждено прожить вот так всю жизнь?! Возможно ли, чтобы человек поступился своими искренними желаниями ради достатка? Может, кто-то и может, только не я!.."
    Настя закуталась в халат, но продолжала стоять на ветру.
    "Но что я скажу Андрею? Почему хочу вернуться? Мама, конечно же, обрадуется и даже не спросит, что побудило меня принять такое решение. Но Андрюшка... - продолжала она размышлять. - А вдруг он не захочет уехать? Все-таки здесь у него и работа, и дом, и отец... Тогда... Неужели развод?.. И как же я буду жить без него?"
   Она глубоко вздохнула. Воздух стал влажным, а лужайку перед домом окутал легкий туман.    
    "И все же развязка должна наступить, - убеждала себя Настя. - Ради нас, наших детей и мамы я обязана поговорить с ним".
   "И ради Путина?" - подсказал внутренний голос.
   "И ради того, чтобы быть к нему поближе", - призналась она себе.


   Вечером следующего дня Настя сама открыла дверь мужу и шарахнулась к стене. Лицо Андрея было посеревшим, глаза зло сверкали, а на скулах ходили желваки. Он молча прошел к себе, даже не взглянув в сторону жены.
   Весь остаток вечера Андрей просидел в своем кабинете. Настя не решалась зайти к нему, чувствуя, что сейчас не время начинать разговор о ночном решении вернуться в Россию. А когда она вошла в спальню, муж уже лежал с закрытыми глазами и тихо посапывал.
   "Счастливчик! - позавидовала ему жена, укладываясь рядом. - А я вот вряд ли засну, несмотря на таблетку снотворного".
   Примерно через час, придя к выводу, что нет смысла лежать, Настя спустилась вниз, включила свет на кухне и села к столу, обхватив голову руками. Она дорого заплатила бы, чтобы избавиться от мучавших ее в последние дни мыслей. Окинув печальным взором уютную кухню, обставленную по собственному вкусу, на этот раз  вызвала у нее странные чувства.
    "Это же тюрьма со всеми удобствами! - осенило ее, и взмолилась. - Господи, помоги мне вырваться отсюда, разрубить этот злосчастный узел!"
    Настя почувствовала, что вот-вот начнет задыхаться. Она резко встала, бросилась в прихожую, где в темноте нащупала висевшую на вешалке куртку, и вышла на крыльцо дома. Моросил мелкий осенний дождь, нагнавший на нее и без того грустные мысли...
   - Пойдем в дом, - вдруг спокойно произнес за ее спиной Андрей и нежно обнял жену за плечи, отчего Настя сперва вздрогнула от неожиданности, а потом, повернувшись к нему, уткнулась лицом в его грудь.
   Закрыв входную дверь и не снимая куртки, она послушно пошла за ним обратно на кухню.
   - Присядь, Настя. Нам нужно серьезно поговорить, - Андрей первым расположился на угловом диване, обтянутом белой кожей, и пригласил жестом жену сесть рядом.
   Настя присела на краешек табуретки, внутренне сильно волнуясь.
   - Ну, что ты всё молчишь, а? - Андрей старался поймать взгляд жены, но безуспешно. - Я же вижу, ты почти не спишь в последнее время, после... после этих взрывов.
   Она вскинула голову и посмотрела мужу прямо в глаза:
   - Прости, как ты догадался?
   - Я ведь тоже не могу уснуть... - и без лишних слов перешел к главному: - Итак, что будем делать, женушка?
   - В каком смысле? - не поняла его вопроса Настя.
   - Как будем жить дальше? Лично мне здесь жизнь теперь совсем не в радость...  Особенно после последнего случая на работе.
   - А что у тебя произошло? - забеспокоилась она.
   - Редактор дал мне задание: высказаться в негативном тоне о ФСБ, а Путина представить как Премьера со шпионским менталитетом и, не дай Бог, сказать что-то отрицательное о чеченских "борцах за независимость". Тем самым меня попытались заставить включиться в их пропагандистскую машину против России. Но я отказался, потому что не хочу врать...
  - Та-ак, - протянула Настя и выжидательно посмотрела на мужа.
  - Настя, я не знаю, как это сказать тебе... Настенька, ответь, ты бы поехала в Россию со мной? - от волнения голос у Андрея стал хриплым и неровным. Он кашлянул в кулак и испытывающе уставился на нее.
   - Андрюшенька, милый... – радостно прошептала она, не веря своим ушам, - И ты тоже хочешь вернуться?! Скажи, неужели это правда?
   - Что значит "и ты"?.. Постой, так ты поэтому... поэтому не находишь себе места?! - воскликнул он и тут же вновь перешел на шепот, чтобы не разбудить детей и тещу. - А я-то, болван, все мучился эти дни, как сообщу тебе о своем решении.
   Настя, услышав столь желанные слова, кинулась к мужу и обхватила его голову руками, покрывая лицо поцелуями. И все нашептывала:
   - Андрюшка, родной, спасибо... Знаешь, я ведь сама хотела сегодня поговорить с тобой, но ты вернулся такой, что я не рискнула. Спасибо тебе... Спасибо...
    Андрей подхватил жену и на руках отнес наверх в спальню.
    Супружеская близость окончательно сняла напряжение последних дней. Настя почувствовала себя вновь юной и счастливой, испытав такое же наслаждение, которое она могла сравнить лишь с их первой ночью. Она лежала на боку и нежно  гладила грудь мужа подушками пальцев, а по ее щекам безостановочно текли слезы.
   - Ну, будет тебе, успокойся, - погладил он жену по растрепавшимся волосам. - Давай лучше обсудим, как объявим-то о нашем решении?..
   - За маму я спокойна. Ты же знаешь, каково ей всегда было жить вдали от родины. Она ведь терпела только из-за нас... - поразмыслив, она продолжила. - За детей тоже можно не беспокоиться. Ан-Ка все равно еще ничего не понимает. Женька - русский мальчик, а вот Вилли... - и сокрушенно добавила: - Да и, как назло, пошел в первый класс...
   - Дети всегда быстрее взрослых адаптируются в новой среде. За него не волнуйся, - заверил Андрей.
   - Да, наверно, ты прав. Андрюша, а как же твой отец? Вряд ли он и Елена Петровна захотят уехать... - Насте было важно задать этот вопрос, чтобы потом не мучили угрызения совести за то, что ее муж опять будет разлучен с родным отцом.
   - Мой отец - взрослый человек, и это его право выбирать жить там, где ему нравиться. Сейчас мы решаем нашу судьбу, Настя, поэтому лучше подумай об Ане.
   - Об Ане? - переспросила жена и пожала плечами. - А при чем тут она?
   - Не скажи... Она ведь все же твоя родная мать и неизвестно, как поведет себя, когда все узнает.
   - Ты это серьезно?
   - Вполне.
   Анну до этого момента Настя не брала в расчет.
   Однако никто из них не мог сейчас и представить, на какие уловки и хитрости та будет способна пойти, чтобы удержать в Канаде найденную дочь.



5.
    Наутро супруги чуть было не проспали: звонок будильника они не слышали. Их разбудил шум в детской. Вскочив с постели, Андрей бросился в ванную комнату, а Настя набросила халат и пошла к детям, где Женя о чем-то спорил с бабушкой.
   - Доброе утро. В чем дело, Женя? - строго спросила она.
   - Я не хочу идти в детский сад, - капризно заявил сын.
   - Вот как. И почему же?
   - У меня болит горло, - ответил он, отворачивая в сторону глаза.
   "Опять выдумывает", - вздохнула Настя.
   - Ну, хорошо, оставайся в таком случае дома, но ни шагу из комнаты.
   Катерина Васильевна удивленно вскинула бровями. Она не ожидала, что ее дочь, воспитывающая детей подчас в излишней строгости, может пойти на поводу Жениных хитростей.
   - Да, но никакого мороженного сегодня не получишь, - уже выходя их комнаты, добавила Настя.
   - Почему?
   - У тебя болит горло. Ты же только что мне сам сказал, не правда ли?- напомнила она хитрецу.
    В ответ Жене ничего не оставалось, как смириться с решением матери.
    - Мама, мы с Андреем уже опаздываем, но вечером тебя ждет новость, - заинтриговала Настя Катерину Васильевну, убегая в освободившуюся ванную.
    Обещание поведать какую-то новость заставило ту теряться в догадках, а к концу дня и злиться на дочь.
   "Ну что за манера недоговаривать все сразу, как будто бы нельзя было найти пару минут, - рассуждала про себя Катерина Васильевна, поглядывая все время на часы. - А может Настя ждет второго ребенка?.. Детей они с Андреем любят. Вот только не ко времени, мне кажется, заводить еще одного сейчас, когда в стране такое творится".
   Она села в гостиной на диван и поймала себя на мысли, что так и не привыкла жить в Канаде, хотя и прошло уже почти три года со дня ее приезда в Виннипег...


   Андрей и Настя вернулись домой вместе. Их лица сияли, словно у юных влюбленных.
   "С чего бы это?" - удивил их вид Катерину Васильевну.
   - Мам, давай сядем, - предложила дочь, когда все трое вошли в столовую. - Мы с Андреем что-то хотим тебе сообщить...
   Мать опустилась на стул и внимательно посмотрела на зятя.
   - Катерина Васильевна, вы, пожалуйста, не волнуйтесь, - спокойно начал он, - это хорошая новость и, я думаю, вы ей очень обрадуетесь...
    - Андрюша, - попросила теща, - хоть ты-то не тяни. Настя вот утром убежала, лишь намекнув, а я целый день в догадках теряюсь...
   - Ну, хорошо, я скажу самое главное: мы едем в Россию.
   - В Россию? Сейчас?
   - Да, мамуля, мы хотим вернуться туда. Насовсем, понимаешь? - разъяснила ей Настя.
   - Господи! Неужели это правда?! - воскликнула мать, не веря услышанному.
   - Ты на самом деле одобряешь, что мы приняли это решение именно сейчас, когда там такое... творится? - несколько подозрительно спросила дочь.
   - Настя, запомни, - уверенно ответила Катерина Васильевна, - вернуться на Родину "не вовремя" не бывает. И я очень рада, что вы все продумали.
   - Положа руку на сердце, мы ничего еще толком не продумали, - признался Андрей. - Мы даже не имеет представления, чем конкретно будем там заниматься.
   - И это я слышу от тебя?! - упрекнула она его и тут же заверила. -  Тебя с твоими дипломами, знанием языков и опытом работы возьмут в любую газету или информационное агентство двумя руками.
   - Да, но... - все еще сомневался зять, - там сейчас, наверно, все по-другому... К тому же мне придется все начинать с нуля.
   Андрей почесал затылок и, взглянув на удивленную тещу, поспешно добавил: 
   - Нет-нет, Вы не подумайте, что я чего-то... опасаюсь, боюсь начать новую жизнь. Я только не знаю, как скоро смогу принести пользу стране.
   - Я... я так счастлива... - прошептала вконец взволнованная Катерина Васильевна. -  Я тоже должна Вам кое в чем признаться. Все эти годы я боялась, что больше не суждено вернуться на Родину, что так и придется... умереть на чужбине...
   - Мамочка, ну, что ты такое говоришь, - Настя подвинулась поближе к матери и нежно обняла ее за плечи.
    После некоторой паузы Катерина Васильевна неожиданно спросила:
    - Андрюша, а почему бы тебе не обратиться в Москве напрямую к Путину?
    - К Путину?! - хором переспросили супруги.
    - Да, именно к нему. Я постараюсь сейчас все объяснить. Ваше решение вернуться ведь как-то связано с его приходом, не так ли?
   В ответ Андрей молча кивнул.
   - Значит, ты хотел бы помочь ему в той области, в которой хорошо разбираешься... Вспомни, сколько раз ты критиковал работу журналистов в России, какие ошибки замечал, а их повторяют вновь и вновь. Выходит, что у нас не так уж много профессионалов на телевидении и в прессе. Вот и изложи все это ему, записавшись на прием.
   - Я бы с радостью, но вряд ли меня к нему допустят, - обескуражено развел он руками. - Кто я какой?! Никому в России неизвестный журналист-иммигрант.
   - Это не совсем так. Фамилия Карельских ему знакома. Он, наверняка, помнит Настю, - возразила Катерина Васильевна.
   Настя все это время напряженно о чем-то думала, не сводя глаз с родных.
   - Давай пойдем к нему вместе, - неожиданно для всех, предложила она наконец. - Мама права, думаю, нас он примет. В конце концов, не может же так быть, чтобы два человека прилетели из-за океана с конкретными предложениями помочь российским СМИ и не смогли бы довести до его сведения свои соображения?
   - Верно, дочка, - поддакнула та.
   - Хорошо, попробуем, - согласился Андрей. - Когда полетим?
   - Да хоть завтра, - улыбнулась Настя.
   - Вот наши все удивятся... - мечтательно добавил муж, - когда им объявим.
   - А чего тянуть? Завтра пригласим всех на ужин и сообщим, - предложила она, вставая.


   Назавтра  Карельских пригласили к себе в гости Илью Семеновича с Еленой Петровной и Харрисонов. Пришли только Анна и Питер: Ник по-прежнему избегал общения с Карельских, а Алекс готовился к конкурсу молодых исполнителей произведений Шопена в Польше.
    - Настя, - сказала Анна, выискав удобный момент остаться вдвоем наедине. - Ты какая-то сегодня... непохожая на себя.
   - Разве? - Настино лицо искрилось от счастья.
   - Скажи, что происходит, - попросила та обеспокоено.
   - Ничего особенного. Мы поговорим позже, окей? - и заспешила на кухню помогать Мэри.
    После ужина все вышли на террасу. Погода была ясной и достаточно теплой, хотя порывы ветра напоминали, что "бабье лето" вот-вот сменится осенним ненастьем.
    Андрей подошел курившему сигарету отцу и, дотронувшись до его локтя, громко, чтобы слышали остальные, сказал:
    - Знаешь, а у нас новость. Мы с Настей едем в Москву.
    - Как в Москву?! - воскликнула Елена Петровна, кутаясь в шаль.
    - Зачем? - поинтересовался Илья Семенович и внимательно посмотрел на сына. 
    - Мы решили вернуться.
    - Н-нет!! - закричала Анна и, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла, набросилась на Катерину Васильевну. - Это все ты! Это ты их заставляешь вернуться в Россию. Я знаю!
    - Успокойся, Аня, - спокойно ответила та - Я тут не при чем.
    - Ах, "не при чем"?! Не надо меня держать за дурочку! Ты...
    - Прекрати немедленно, - властно приказала ей Настя. - Не смей кричать. Мама  действительно не имеет никакого отношения к моему с Андреем решению вернуться в Россию. Она сама только вчера вечером все узнала от нас.
    Остальные слушали, не проронив ни слова.
    - Папа, ты тоже против? - спросил Андрей.
    - Да нет, сынок, решайте сами... - было видно, что ему нелегко говорить. Илья Семенович загасил дрожащей рукой сигарету и сел в кресло.
    - Андрей, подумай об отце, подумай о себе и своем будущем, - взмолилась Анна, схватив его за рукав пиджака. - Тут же у тебя все есть: прекрасная работа, карьера, известность... А кем ты будешь там?! В этой голодной России ты не найдешь применения своему таланту.
    - Найду, - упрямо пробасил Андрей. - Мы уже все решили окончательно.
    Осознав, что дальнейшие уговоры ничего не дадут, она отошла в сторону, засунув руки в карманы брюк. Все продолжали молчать.
    - Итак, - заключила Настя, - похоже, никто не одобряет нашего решения... 
    - Может сейчас и не надо бы ехать, - осторожно предположила Елена Петровна. - Там же война, теракты... В общем, все так неспокойно.
    - Можно спросить: а почему непременно теперь вы хотите уехать в Россию? - впервые проронил слово Питер, поправляя одной рукой очки и протягивая другой  носовой платок жене.
    - Я не люблю громких фраз, Питер, но именно потому, что там теракты и война на Кавказе, мы не можем жить здесь и спокойно наблюдать за всем со стороны, - пояснил Андрей.
    - И когда же вы планируете ехать? – спросила Елена Петровна.
    - Как можно скорее. Завтра заказываем билеты, - ответила Настя.
    - Спасибо за ужин, - сухо поблагодарила Анна, вытирая слезы. - Мы, пожалуй, поедем домой.
    И Харрисоны торопливо покинули дом Карельских...


    Рано утром Карельских разбудил телефонный звонок. Звонила Анна:
    - Доброе утро, Настя, - как можно спокойнее поздоровалась она. - Я хотела бы извиниться за вчерашнее поведение перед всеми вами.
    Настя молчала в ответ, ожидая продолжения.
    - Хэлло?
    - Слушаю тебя.
    - Я сожалею об испорченном вечере и приглашаю всех вас в субботу к нам на обед. Вы приедете?
    - Мы с Андреем обсудим твое приглашение.
    - Я бы хотела, чтобы и Катя пришла.
    - Хорошо, я передам маме, - и повесила трубку.
    В офис Настя приехала первой. До прихода Горданы и Мэйсона у нее уже был готов список поручений, что им необходимо будет сделать на время ее отсутствия. В Москве супруги планировали пробыть недели две, максимум три, полагая, что этого достаточно, чтобы подыскать работу и квартиру. А главное Андрей намеревался за это время встретиться с Путиным или же, если это будет невозможно, передать ему письменно свои предложения и замечания о работе российских СМИ.
    - Гордана, зайди ко мне. - позвала она секретаря, едва та успела повесить свою куртку на вешалку.
    - Доброе утро, Настасия!
    - Доброе! Гордана, меня не будет со следующей недели дней пятнадцать-двадцать. Тебе придется в течение этого времени проследить за всеми счетами фирмы, регистрировать всю корреспонденцию и к моему возвращению составить отчет.
   - Ты уезжаешь?
   - Да. - Насте не хотелось вдаваться сейчас в подробности. - Извини, у меня мало времени. Найди, пожалуйста, Мэйсона и пригласила его ко мне.
   Через пару минут вошел Мэйсон:
   - Хай, Нэнси! Ты меня разыскивала?
   - Да, присядь, пожалуйста, - сказала Настя прикрывая плотно дверь. - Я должна кое-что сообщить тебе. Мы с мужем уезжаем в Москву на пару недель. Ты остаешься и за менеджера, и за главу фирмы на время моего отсутствия. Особо проследи, чтобы сотрудникам была вовремя перечислена заработная плата.
   - Вы едете в Россию? - удивленно переспросил Мэйсон.
   - Так надо, Мэйсон. Даю слово, что после возвращения все расскажу. Но и ты мне обещай, что пока никому ничего не скажешь, окей?
   - Окей, - пожав плечами, ответил он.
   Около полудня, позвонив Андрею, она узнала, что билеты заказаны на воскресенье, правда, не очень удобным рейсом через Оттаву. А спустя несколько минут он сам перезвонил ей:
   - Только что мне звонила Аня.
   - По поводу субботы?
   - Нет. Она договорилась о переиздании моей последней книги. Тираж обещает вдвое больше предыдущего. Говорит, что в понедельник надо ехать к издателю.
   - И что ты решил? - спросила Настя, напряженно соображая, не уловка ли это с ее стороны, для того чтобы они отложили поездку.
   - Не знаю еще, - выдохнул в трубку Андрей.
   - По-моему, Аня это подстроила.
   - Возможно.
   - Честно говоря, я опасаюсь оставлять на это время маму одну. Аня может подорвать ее слабое здоровье своими упреками  - поразмыслив, ответила она.  - Может, мне полететь первой, а ты подпишешь контракт и прилетишь позже? Заодно и мама не будет одна с детьми.
   - Но она же узнает сразу, что ты улетела, - не понял он ее мысли.
   - А мы ей скажем, что я в Оттаве... закупаю новые тренажеры, - нашлась Настя, как скрыть свое отсутствие хотя бы на несколько дней.
   Вечером они посвятили Катерину Васильевну в свой план. Насте вовсе не
нравилась затея с обманом. Она терпеть не могла лжи, но ради здоровья мамы и собственного спокойствия на время отъезда, была готова разыграть этот "спектакль" перед Харрисонами во время субботнего обеда. Мэйсон с Горданой были предупреждены, чтобы на все звонки отвечали, что миссис Карельских находится в Оттаве. Таким образом, Насте удалось бы отсутствовать без подозрений несколько дней, ровно столько, насколько задержится Андрей в Виннипеге.
    На обед Карельских приехали всей семьей. Настя заметила, что Катерина Васильевна довольно словоохотлива с Харрисонами, чего никогда прежде с ней не бывало.
   За столом Анна села между Андреем и Катериной Васильевной, а напротив расположились Настя с Питером и Алексом.
    - Поздравляю тебя, Андрей, - сказал Питер, поднимая бокал шампанского, - издатель намерен подписать с тобой еще один контракт.
    - О, да, - подхватила разговор Анна, - мы с тобой должны будем в понедельник подъехать к мистеру Сноу. Это такая удача!
   Настя молча следила за излишней веселостью супругов Харрисонов. Теперь она уже ни секунды не сомневалась, что Анне пришлось прибегнуть неизвестно каким уговорам в издательстве, чтобы там согласились переиздать книгу Андрея, в то время как предыдущий тираж еще не был полностью распродан.
   Разумеется, повесть, наделавшая немало шума в канадской литературе, быстро раскупалась. Сюжет о Балканских беженцах вскрывал процесс девальвации моральных ценностей и тех, кто принимал непосредственное участие в развале Югославии, и тех, кого заманили "западным" пряником. Но, по собственному опыту, Настя знала, что ни один издатель не подпишет новый контракт с писателем до полной реализации прежнего тиража. 
    - Настя, когда вы собираетесь улетать в Россию? - с наигранной беспечностью спросила Анна, поправляя двумя пальцами спадавшие до плеч локоны.
    - В понедельник, - соврала Карельских, хотя билет на воскресенье у нее уже лежал дома.
    - Как в понедельник?! Но... но это невозможно. Вам придется сдать билеты.
    - А нельзя перенести подписание контракта на более поздний срок, когда мы  вернемся? - продолжала она ломать комедию.
    - Нет, ни в коем случае! Через неделю мистер Сноу уходит в отпуск. Нам нельзя терять времени. В конце концов, никуда ваша Москва не денется, поедете, если захотите, позже, - И вновь обратилась к Андрею, - Ты ведь не намерен упустить такой шанс, не так ли?
    - Нет-нет, Анна, - вытирая губы уголком салфетки, заверил тот. - Мы... мы
остаемся пока. Настя, ты не возражаешь?
    - Как скажешь... - пожала плечами жена.
    Анна облегченно вздохнула и триумфально посмотрела на Катерину Васильевну, которая спокойно допивала стакан апельсинового сока.
    А наутро, провожая Настю в аэропорту, Катерина Васильевна предложила ей не терять времени в Москве в ожидании мужа и постараться сразу же записаться на прием к Путину.



6.
    От гостиницы "Украина" до Дома Правительства Настя дошла пешком, обдумывания по пути, что и как она будет говорить. Перед ступеньками у "Белого Дома" она остановилась, с интересом рассматривая здание, которое за свой недолгий век имело и трагическую, и скандальную историю. В годы "застоя" оно строилось для размещения в нем Посольства США, но, когда американцы обнаружили подслушивающие устройства, разразился большой скандал. Позже там разместился первый демократический российский парламент. Спустя два года "Белый Дом" обстреляли танками, когда в нем заняли оборону часть депутатов, недовольных политикой действующего президента. Кадры той жуткой картины были показаны по всем телеканалам мира. Потом здание отремонтировали и теперь его заселило российское правительство...
    Настя сильно волновалась, пока искала бюро пропусков. Рабочий день только начался: чиновники высокого ранга и рядовые служащие по-деловому спешили в свои рабочие кабинеты, на ходу приветствуя друг друга.
    Возле "Бюро пропусков" не было ни души. Настя тихонько постучала в окошко, которое тут же открылось и в нем появилось хмурое мужское лицо с седыми усами.
   - Здравствуйте, - учтиво поздоровалась Карельских.
   - Вам чего? - вместо приветствия спросило лицо хриплым голосом, по-прежнему не меняя выражения лица.
   - Моя фамилия Карельских. Я - гражданка России, постоянно проживающая в Канаде. Вот мой паспорт, - с этими словами она достала из сумочки свой заграничный паспорт и протянула его в окошко.
   - Чего же Вы хотите? - недоуменно спросил мужчина.
   - Выпишите мне, пожалуйста, пропуск в приемную главы правительства.
   - Зачем? - Недоумение на лице мужчины сменилось любопытством и он внимательно, насколько позволяло оконное пространство, стал рассматривать молодую женщину в элегантном синем костюме из мягкой шерсти.
   - По важному государственному и отчасти по личному делу, - ответила Настя, не вдаваясь в подробные объяснения.
   - Мы не выписываем пропуски без соответствующего на то указания.
   - Послушайте, - она начала терять терпенье, - я перелетела через океан не для того, чтобы выслушать инструкции о том, кого и как пропускают в Дом правительства. Я, кажется, довольно ясно изложила свою просьбу: дело, по которому я нахожусь в России, государственной важности, и прошу Вас выписать мне пропуск в приемную...
   - А нельзя ли поконкретнее, - перебили ее.
   - Конкретнее я объясню не Вам, а личному секретарю Владимира Владимировича. В Ваши же обязанности, насколько я понимаю, входить выписать пропуск.
   Напористость молодой особы, наконец, повлияла на него: он, ворча, заполнил бланк и протянул ей вместе с ее паспортом. Настя, поблагодарив, одарила его на прощанье ослепительной улыбкой, не раз заставляющей капитулировать и более строгих чиновников, повстречавшихся ей в жизни.
    В фойе Дома правительства все торжественно сверкало. Она осмотрелась по сторонам и, после личного досмотра сотрудником безопасности, не спеша направилась по лестнице наверх, в приемную главы правительства Российской Федерации.
    Она шагала по широкому, устланному темно-красной ковровой дорожкой коридору вдоль кабинетов государственных мужей, чьи фамилии были выгравированы на позолоченных табличках рядом с дубовыми дверями. Ее то и дело обгоняли служащие: одни несли в руках или под мышкой папки, другие держали портфели и "кейсы".
   Приемную премьера Настя нашла довольно легко. Она остановилась у двери и с улыбкой прочитала табличку: "Приемная главы правительства РФ Владимира Владимировича Путина".
   В этот момент дверь внезапно отворилась и из комнаты вышла полная пожилая женщина, одетая в строгий черный костюм. От неожиданности Настя слегка вздрогнула и отступила на полшага в сторону, уступая сотруднице дорогу, на что та в ответ с благодарностью кивнула головой.
   В приемной никого не было кроме сидящего за столом худощавого мужчины средних лет с большими проницательными серыми глазами, безошибочно определяющими цель прихода посетителей.
   - Доброе утро, - произнесла Настя с едва улавливающими нотками волнения в голосе.
   - Здравствуйте. - Личный секретарь окинул ее внимательным взором.
   - Моя фамилия Карельских. Вот, пожалуйста, мой паспорт и пропуск.... - ей с трудом удавалось подбирать слова для выражения полной ясности о цели своего визита.
   - Слушаю Вас, госпожа Карельских, - ответил тот, с интересом разглядывая Настю после того, как пролистал страницы ее паспорта.
   - Я бы хотела записаться на прием к Владимиру Владимировичу Путину.
   - Это невозможно, - последовал без колебаний отказ. - Владимир Владимирович не принимает посетителей.
   - Понимаю, но, наверно, существуют исключения из правил...
   Секретарь отрицательно покачал головой.
   - Выслушайте меня, пожалуйста. Я более двенадцати часов находилась в полете. Дело, ради которого я совершила этот перелет, особой государственной важности. Я прошу всего несколько минут. - Настя с каждым словом говорила все увереннее и смелее.
   - Ну, хорошо. Если дело, как Вы говорите, государственной важности, Вы можете в таком случае записаться на прием к одному из помощников Владимира Владимировича и изложить ему суть.
   - Нет, - на этот раз Карельских отрицательно покачала головой. - Мне необходимо встретиться именно с Владимиром Владимировичем. Я прекрасно  понимаю напряженность его рабочего дня, поэтому согласна ждать столько, сколько будет нужно, и не настаиваю на встрече сегодня или завтра. Тем не менее, убедительно прошу Вас сообщить ему о моей просьбе с тем, чтобы он изыскал возможность и уделил мне хотя бы пару минут.
   - Но я не могу сейчас доложить: Владимир Владимирович ведет совещание кабинета министров и освободится не раньше полудня.
    Настя уловила момент, что тот сдается, и решила наступать до победного конца:
   - Если Вы мне позволите, я подожду здесь. Только очень прошу Вас, когда будете докладывать Владимиру Владимировичу, не забудьте упомянуть, что мы уже встречались год назад.
   Личный секретарь удивленно приподнял светлые брови.
   - Хорошо, - наконец промолвил он. - Вы можете присесть, - и глазами указал на одно из мягких кресел, стоящих вдоль противоположной стены.
   - Большое Вам спасибо, - удовлетворенно ответила Настя.
   Два часа ожидания, казалось, никогда не закончатся. За это время личный секретарь пару раз разговаривал по телефону. Заходила та самая пожилая дама с папкой в руках, с которой Карельских чуть было не столкнулась в дверях приемной. Оставив часть каких-то бумаг из папки, она молча удалилась, при этом успев окинуть посетительницу любопытным взором.
    Настенные часы показывали почти полдень, когда в приемной зазвенел телефон и личный секретарь, сняв зеленую трубку, услужливо стал поддакивать собеседнику на том конце:
   - Да... Да, все готово... Хорошо, Владимир Владимирович.
   Настя вся напряглась, а сердцебиение ее участилось. Она пытливо посмотрела на секретаря, но тот, похоже, даже не заметил ее взгляда. Застегнув на ходу пуговицы серого костюма и прихватив с собой одну из папок, он быстро прошел в дверь с надписью "Глава правительства Российской Федерации Владимир Владимирович Путин".
    Насте показалось, что время остановилось. Из кабинета никто не появлялся. Она приказала себе не думать об отказе в аудиенции, и тем не менее ее охватил не то страх, не то сомнение, что этот приезд -  сплошная авантюра, и не даст никаких ожидаемых результатов. Карельских не спускала глаз с двери, за которой находился человек, ради кого она прилетела в Москву, и кому она с Андреем так жаждали помочь в возрождении величия России. Она постаралась представить себе, что сейчас происходит по ту сторону дверей, но волнение мешало сконцентрироваться, и она даже не смогла отчетливо вспомнить черты лица Премьера.
    Спустя несколько минут, которые растянулась для Насти в целую вечность, секретарь вышел из кабинета и подошел к ней. Карельских тут же вскочила с кресла.
    - Владимир Владимирович сможет встретиться с Вами в среду в восемнадцать ноль-ноль. Пропуск Вам будет выписан.
   - Огромное Вам спасибо, - горячо поблагодарила его Настя. - Всего доброго, - и широко улыбнулась на прощанье.
   - До свиданья, - ответила он, явно чем-то озадаченный.
   

   В тот же вечер, вернувшись после прогулки по Кремлю в свой гостиничный номер, Настя позвонила домой. Трубку снял муж:
   - Андрюша, привет!
   - Ну, как ты там? - нетерпеливо спросил он.
   - Все в порядке. Я встречаюсь с ним в среду. У тебя как дела?
   - Анна уже подготовила переиздание моей книги. Контракт подписал.
   - Про меня не спрашивала?
   - Конечно, спрашивала. Как и договаривались, сказал, что ты полетела в Оттаву на закупку новых тренажеров.
    - Ты заказал билет? - Насте не хотелось более обсуждать маленькую ложь, на которую пришлось пойти всем ее домашним из-за Анны.
   - Нет, еще не успел.
   - Как дети, мама?
   - Все нормально. Передаю трубку...
   - Настенька, здравствуй, родная, - голос у Катерины Васильевны дрожал.
   - Мамуля, что с тобой? Ты в порядке? - забеспокоилась она.
   - Да. Я уже все поняла. Ты только не волнуйся там во время беседы.
   - Ну, что ты. Я сделаю все так, как ты меня учила, - заверила ее дочь.
   - Андрей еще что-то хочет тебе сказать... Пока. Держи нас в курсе.
   - Разумеется. Целую тебя.
   - Настя, - пробасил Андрей. - Анна договаривается и о переиздании твоего последнего детектива.
   - Хорошо, - поморщилась она.  - Мы это обсудим, когда ты приедешь. Пока. Целуй детей.
   - Удачи тебе.
   - Спасибо, милый, - прошептала Настя и чмокнула трубку сотового телефона.


   Утром следующего дня Настя отправилась на Каширское шоссе, туда, где всего несколько дней тому назад произошел один из тех взрывов, что потрясли не только москвичей, но и всю Россию.
   Ощущение горя она почувствовала за несколько кварталов до трагического места. Еще из окна такси она разглядела тревожные лица москвичей, испуганно озирающихся по сторонам. Многие из них провожали ненавистным взглядом выделяющихся из толпы приезжих-кавказцев, которых теперь можно было встретить в столице на каждом шагу, что очень поразило Настю. Целые островки российской столицы были заселены выходцами с юга, чье порой бесцеремонное поведение, громкая гортанная речь или неопрятный внешний вид вызывали у Карельских чувство неприязни и настороженности. Умом она понимала, что далеко не все из них должны вызывать подобные чувства, что не все они одинаковы, но тех, других, она еще не встречала в Москве. Тем не менее, она ловила себя на мысли возрастающей отчужденности к иноземцам, к тем, кого еще недавно называли братьями по Союзу...
    Запах гари и пыли ударил ей в нос, и, свернув за угол, она остолбенела от увиденного. Высотное здание, еще вчера гордо возвышавшееся, подобно десяткам соседних, сегодня превратилось в руины, испуская крик души, полный проклятий, к тем, кто это совершил.
   Экскаваторы еще не успели разгрести и вывезти обломки панелей,  вперемешку с тем, что осталось от прежнего людского скарба. Рабочие с посеревшими лицами, казалось, выполняли свою рутинную работу медленнее, чем это хотелось бы видеть: они тоже еще не отошли от шока.
   Прохожие вели себя по-разному: одни останавливались и подолгу следили за движениями рабочих, другие, чаще те, кто шел с детьми, старались не задерживаться и не глядеть на то, что осталось от жилого дома. Настя смотрела на обломки, словно окаменевшая, широко раскрытыми полными ужаса глазами от сознания случившейся трагедии для сотен московских семей.
    К Карельских подошла пожилая женщина, одетая в старое поношенное пальто. Она молча плакала. Слезы катились по ее морщинистым щекам, которые она изредка смахивала грубыми обветренными руками. Насте захотелось ее как-то утешить. Она шагнула к женщине навстречу, но продолжала молчать, не зная, с чего начать разговор. Старушка сама заговорила с ней первая:
    - Видишь, что эти гады учинили?..
   Настя в ответ молча кивнула головой.
   - Я теперь совсем одна осталась...- все также плача, прошептала она. - Сын, невестка и два внука... всех... - дальше она была уже не в силах говорить.
   Карельских обняла ее за плечи и, прижав к себе, коснулась щекой ее редких, зачесанных назад и стянутых в тугой узел, волос.
   - Примите мои глубокие соболезнования... - голос у нее стал глухим и низким.
   - Что я теперь буду делать? Как жить? - скорее не Настю, а саму себя спрашивала женщина.
   - Вам помогут, обязательно помогут, - старалась убедить ее Настя.
   - Кто, деточка, поможет мне? Кому я нужна?
   - Не говорите так, пожалуйста. Вы - русский человек, Вы у себя в родном городе, а добрые люди всегда найдутся, рядом окажутся те, кто поможет и поддержит Вас. Так всегда было на Руси. Жаль только, что объединяемся мы лишь когда грянет беда, а надо бы постоянно помнить о взаимовыручке...
   - Мне уже ничего не надо, кроме одного: смерти тем, кто это сделал... Я каждый день теперь хожу в церковь молиться за их смерть, террористов этих проклятых!.. - Слова женщины прозвучали не как слепая ненависть, а как жажда справедливого возмездия к тем, кто посмел покуситься на самое дорогое, что дается человеку - на его жизнь.
    Настя, все также обнимая женщину за плечи, понимающе кивала головой. Потом открыла сумочку и достала пятидесятидолларовую купюру.
    - Не поймите меня неверно, - она сомневалась в уместности своего поступка, - но, прошу Вас принять... это от меня...
   Старушка сначала тупо уставилась на купюру, а затем испуганно отстранила Настину руку:
   - Ой, нет, что ты?!
   - Возьмите, - твердым голосом попросила Настя. - К сожалению, это то малое, чем я могу Вам помочь...
   И с этими словами она вложила деньги в холодную морщинистую ладонь.
   - Спасибо, - растерянно проговорила убитая горем женщина и по ее лицу вновь потекли слезы. - Как звать-то тебя, дочка?
   - Настя, - Карельских всегда смущали слова благодарности незнакомцев, поэтому она решила поскорее уйти. - Простите, но мне пора. До свиданья.
   - Да хранит тебя Господь, Настя! - ответила ей на прощанье женщина, смахивая рукой слезы. 


   Вернувшись в гостиницу Настя никак не могла взять себя в руки и сосредоточиться на предстоящем завтра разговоре с Владимиром Владимировичем. Ей необходимо было с кем-то поделиться от увиденной воочию трагедии, о которой несколько дней передавали все информационные каналы мира. В памяти всплыли и комментарии западных журналистов, подчеркивающих в своих репортажах об отсутствии прямых доказательств о причастности чеченских террористов к этим взрывам. Другими словами репортеры старались, как умели, отвести от них подозрение и обвинить российские правоохранительные органы в предвзятости к "чеченским борцам за независимость республики". Были и такие, кто уже обвинил российские власти в организации московских терактов, якобы для того, чтобы армия имела повод для начала новых военных действий в Чечне. Подобные заявления больше всего возмущали семью Карельских.
    Настя долго шагала по гостиничному номеру из угла в угол. Каблуки туфель отбивали такты с определенной частотой чередования. На мгновение замерев у окна, она села в кресло и взяла с журнального столика чистый блокнот и ручку. Некоторое время Настя не решалась записать первые строки рождающегося стихотворения, так как за годы иммиграции она не написала ни одного четверостишья. Писать детективы - совсем другое: их не напишешь на одном дыхании, на эмоциях чувств и впечатлений. Там, скорее, нужны трезвый ум и хладнокровный расчет, чтобы создавать хитросплетения сюжетов и умение подвести читателя к той логической цепочке, которую выстраивает ее герой-сыщик для раскрытия преступлений. 
    Все еще колеблясь, Настя выводила слова первой строфы, но дальше стихотворение рождалось уже само собой:

                За что тебя, Россия, ненавидят
                Вчерашние "друзья" и недруги в века?
                Какую для себя угрозу видят,
                Желая растоптать, добить, слаба пока?!

                Всегда одна, не понята, гонима,
                Без добрых, искренних и преданных друзей,
                Враги старались доказать, в чем мнима
                Стезя, что выбрана тобой, из всех стезей.

                Но как ты неискушенна и чиста!
                Способна верить в бескорыстную любовь
                Завистников своих, кому чужда
                Твоя готовность все понять, забыть и вновь
 
                Дружить, простив им прежние обиды,
                И вновь прийти на помощь в час их роковой,
                Быть снисходительной, не дав и виду,
                Как больно жить с печалью вековой...
                Твое великодушие им в тягость,
                Теснит просторный край, а русский человек,
                Чья честь, души богатство, сердца мягкость
                Ничтожникам познать не суждено вовек.

                Но пусть боятся недруги России
                Предела русского терпения, когда,
                Отбросив все условности приличий,
                Ты сбросишь их оковы навсегда!

   Настя понимала, что стихи "сырые" и требуют доработки.
   "Не сейчас, - сказала она себе. - "Сейчас пусть все останется, как есть".
   Она перелистала страницу блокнота и набросала план завтрашнего дня.
         


7.
   Ровно без пяти шесть Настя получила пропуск в "Белый Дом" и, пройдя сквозь стационарный металлоискатель, уверенным шагом направилась по уже знакомому коридору  в приемную главы правительства.
   Дверь в приемную была открыта настежь. Личный секретарь Путина собирал бумаги со стола.
   - Добрый вечер, - поздоровалась Настя.
   - Здравствуйте, госпожа Карельских, - ответил тот. -  Владимир Владимирович примет Вас чуть позже. Должен предупредить, что у Вас всего пять минут.
   - Спасибо. Этого мне вполне достаточно. Не беспокойтесь, я не задержу Владимира Владимировича.
   Он окинул загадочную посетительницу внимательным взглядом и предложил присесть. Настя сняла плащ, положила его на соседний стул, пригладила рукой волосы и села ждать. Ожидание продлилось всего несколько минут. Личный секретарь заглянул в кабинет Премьера и, кивнув головой, повернулся к Карельских:
   - Можете пройти.
   Настя без видимого для посторонних глаз волнения подошла к массивной двери:
   - Разрешите, Владимир Владимирович?
   В кабинете находился еще один мужчина, который после чуть заметного кивка Путина, тут же вышел и прикрыл за собой дверь.
   Владимир Владимирович встал со своего места и, медленной, несколько усталой походкой подойдя к Насте, протянул ей руку:
   - Рад Вас снова видеть в Москве, госпожа Карельских.
   Она хотела одарить его своей ослепительной улыбкой, но вместо этого получилось смущенное выражение лица.
   - Добрый вечер, Владимир Владимирович. Я тоже очень рада встрече с Вами теперь уже в стенах этого кабинета, - и обвела глазами достаточно скромный по своему убранству кабинет российского премьера. - Вот только не знаю, насколько могу Вас поздравить с новым назначением, - честно призналась она.
   В ответ Путин слабо улыбнулся и жестом предложил ей сесть за маленький стол у окна. Расположившись напротив, он расстегнул пуговицу темно-синего пиджака, по привычке положил руки на край стола и устремил свой взор на посетительницу. Настя в свою очередь внимательно изучала его лицо, почти не изменившееся за время их прошлогодних встреч, отметив про себя  лишь появившеюся припухлость под глазами, которую она раньше не замечала.
   - Слушаю Вас, - первым прервал паузу Премьер.
   - Владимир Владимирович, прежде всего хочу Вас поблагодарить за то, что изыскали возможность принять меня. У меня всего несколько минут, поэтому я без предисловий позволю себе сразу перейти к тому главному вопросу, ради которого я, собственно, и нахожусь в Москве.
   Путин слушал ее со спокойным выражением на лице и одновременно с повышенным интересом. А Настя продолжала неотрывно смотреть ему прямо в глаза:
   - Владимир Владимирович, наша семья решила вернуться в Россию... И если мы с нашим опытом и знаниями могли бы быть полезны, то готовы послужить Отечеству и ...Вам, - она закончила фразу в сильном волнении: дыхание перехватило, в глазах стояли слезы, отчего лицо Владимира Владимировича стало расплывчатым. Тем не менее, она не отвела взгляда, так как не хотела упустить его реакции на свои слова.
   Путин смотрел на нее ясными серыми глазами, выражающими искреннюю признательность за столь непростое решение Карельских. Она ждала его ответа, прежде чем перейти ко второй, самой главной части своего визита.
   - Я рад за ваше решение, - произнес он тихо и несколько растерянно. По-видимому, сейчас, застигнутый врасплох, ему было непросто что-либо еще добавить.
   - Спасибо... Но это еще не все. Владимир Владимирович, записываясь к Вам на прием, я сказала, что дело у меня государственной важности. Так вот, - продолжила Настя уже деловым тоном, - нам нужен русский Джимми Шеа.
   - Кто-кто? - переспросил Путин.
   - Когда бомбили Югославию, этот циничный спикер НАТО очень умело "оправдывал" военные действия альянса. - При слове "оправдывал" она сделала указательным и средним пальцами правой руки дважды жест в воздухе, обозначающий кавычки. - А мы сейчас, к сожалению, проигрываем идеологическую войну с Западом. Вы, разумеется, располагаете информацией, какая развязана пропаганда западными СМИ в связи с событиями на Кавказе. Мы с мужем проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что России нужен специалист в этой области, умеющий давать своевременный отпор любого рода пропаганде идейных противников, разоблачать их истинные мотивы и намерения, отстаивать наши национальные интересы.
   Тут Настя перевела дух и продолжила все также эмоционально:
   -  Необходимо запустить информационную машину как внутри страны, так и за ее рубежами. Обладая спутниками связи, не так сложно донести до народов мира голос России. Мой муж - высокопрофессиональный журналист, заверяю с полной ответственностью. Андрей экономически рассчитал, что и как нужно сделать, и лучше меня изложил бы Вам свои конкретные предложения. К сожалению, он не смог прилететь вместе со мной, но будет в Москве уже в эту пятницу.   
   Настя замолчала в ожидании, что скажет Владимир Владимирович.
   - Хорошо, Настасья Борисовна, я готов выслушать предложения Вашего супруга, - ответил Путин. - Я возвращаюсь через два дня и ... в субботу, - он задумался на секунду, - в пятнадцать ноль-ноль приму вас. Пропуски на ваши имена будут заказаны.
   - Спасибо большое, - с благодарностью улыбнулась Карельских, вставая. Премьер тоже встал и проводил ее до дверей. Но она не спешила покидать его кабинет.
   - Вы хотите еще что-нибудь добавить? - догадался Путин.
   Настя резко повернулась к нему и, заглянув в глаза, тихо сказала:
   - Владимир Владимирович, я очень прошу Вас быть предельно осторожным.
   - Со мной ничего не случится, - спокойно ответил Премьер.
   На этот раз слезы, наполняющие Настины глаза, потекли двумя быстрыми ручейками по бледному лицу.
   - Ну, вот этого мне только не хватало, - мягко упрекнул ее Владимир Владимирович и обнял ее за плечи.
   Ее пышные волосы коснулись щеки Премьера. Неожиданно для себя она обхватила его широкую мускулистую спину. В это мгновение Насте показалось, что ее горячие ладони, отдающие ему свое тепло, недостаточно способны защитить и уберечь его от недругов и злой силы, поэтому скороговоркой прошептала:
   - Путин, я заклинаю тебя всеми святыми, береги себя... во имя России береги.
   И в ту же секунду, опомнившись, освободилась из его объятий, смахнула руками слезы и вновь предстала перед главой Правительства сильной и уверенной в себе женщиной:
   - Желаю Вам счастливой дороги и благополучного возвращения.
   - Спасибо, - сдержанно поблагодарил Владимир Владимирович.
   Настя медленно вышла из кабинета и посмотрела на настенные часы в приемной. Прошло ровно пять минут, сыгравшие судьбоносную роль в жизни ее семьи, о которой ни личный секретарь, ни мужчина в сером костюме, стоящий возле двери, не могли догадываться.
   - До свиданья, - попрощалась Настя с ними. Уже покинув приемную, она вспомнила, где раньше встречала этого человека.
   "Так ведь это Сергей Иванович!" - обрадовалась она, что не пришлось долго терзаться мыслью, где виделась с ним прежде.
    "Значит он твой личный телохранитель," - мысленно обратилась она к Владимиру Владимировичу. - "Тогда я за тебя спокойна".
   Карельских, словно окрыленная, легко сбежала по ступенькам вниз и только у самого выхода из Дома правительства, почувствовав вечернюю прохладу столицы, надела плащ.   


   Премьер вышел из кабинета несколько минут спустя после ухода Насти и вместе с Сергеем Ивановичем направился вниз к машине.
   Когда они выехали на Краснопресненскую набережную, Владимир Владимирович сказал сидевшему на переднем сидении телохранителю:
   - Сергей, ты, конечно, узнал Карельских...
   Тот утвердительно кивнул и ответил вопросом, не отрывая взгляда от дороги:
   - И что же приключилось у нее на этот раз? Ей опять нужна Ваша помощь?
   - Нет. Она с семьей вернулась в Россию. Навсегда, - и замолчал, о чем-то глубоко задумавшись.


   Солнце уже зашло, и сгущались сумерки.
   Настя была возбуждена, мысли в голове путались. Ей было необходимо немного пройтись по набережной. Шум воды всегда успокаивающе действовал на нее, но сейчас она не была в состоянии даже его слышать. В ушах стоял гул, подобный реву реактивного самолета.
   Она остановилась и облокотилась руками о парапет. Перед взором стояло лицо Путина. Воспоминания, связанные с этой сильной личностью, в который уже раз за последние дни, нахлынули на нее. Оглядевшись по сторонам и никого не увидев, она вновь дала волю слезам. Но если год назад, покидая Москву, как тогда полагала, навсегда, Настя горько ревела в машине Сергея Ивановича, то сейчас это были слезы радости и надежды. Она с Андреем смогут принести пользу Родине, найти, наконец, свое место в необъятной великой России, о величии которой, как это ни печально было признавать, помнят сегодня не все русские.
   Прошлым летом она улетела обратно в Канаду с чувством безысходности за судьбу страны и с горечью воспоминаний, от которых, думалось, уже никогда не сможет избавиться. И если пьяница хотя бы на время способен потопить в вине свое горе, забыться и не думать о своих проблемах, то мысли о будущем России, о чем ежедневно спорили в доме Карельских, уже ни на минуту не могли покинуть Настю. Теперь же, после новой встречи с Владимиром Владимировичем, она была уверена, что Россия способна победить нечисть, которая стремиться поставить ее страну на колени.
   С реки повеяло холодом и Насте стало зябко. Она наглухо застегнула плащ и подняла воротник, но уходить не собиралась. Всматриваясь в темную гладь воды, она еще и еще раз прокручивала в голове разговор с Премьером, словно просматривала видеокассету, снова и снова возвращаясь к тем словам, которые, по ее мнению, должны были выразить ее внутреннее состояние.
   Неизвестно, как долго так продолжалось бы, если бы не мысль, осенившая ее с такой внезапностью, что перехватило горло, а сердце пронзила острая боль: "Господи, Путин, какой же силой воли ты должен обладать, чтобы взвалить на себя такое бремя?!" И тут же следом она осознала весь ужас его личного положения: "А ведь у него семья!.."
   Настя ощутила потребность зайти в церковь и помолиться, но, увы, ни одной не было поблизости. Тогда она сложила руки лодочкой, и прямо у реки, стоя перед парапетом, как перед алтарем, и обратив свой взор к небу, начала горячо молиться за Владимира Владимировича и его близких и просить у Всевышнего хранить его ради будущего России. Ей очень хотелось, чтобы он посчитал ее своей сподвижницей, для себя же она уже сделала выбор и дала клятву, что пройдет с ним до конца весь тот путь, который он наметил для своей страны. Она также отчетливо представила весь драматизм его положения, заключающийся еще и в том, что в коридорах власти не будут прекращаться интриги, мышиная возня карьеристов и лизоблюдов. Наверняка, будет и немало "верноподданных", готовых в любую минуту перебежать в стан политических оппонентов, в случае изменения расстановки сил. По-настоящему преданных, бескорыстных соратников, разделивших с Путиным всю ответственность за принимаемые решения, скорее всего, не так уж и много в его окружении, думала Настя. Разумеется, всего этого она никогда не посмеет ему высказать, но, если он решит взять Андрея к себе, подобные мысли в будущем будут посещать ее чуть реже...
    Настя взглянула на часы: шел девятый час вечера. В Виннипеге уже начался рабочий день. Она встрепенулась и ускоренным шагом направилась в свой гостиничный номер, чтобы позвонить домой.
   Не снимая плаща, она плюхнулась в кресло и достала из сумочки сотовый телефон. На другом конце трубку сняла Катерина Васильевна после первого же звонка.
    - Доброе утро, мамочка! - радостно сказала Настя.
    - С добрым утром, Настенька! Рассказывай, как прошла встреча. Мы просто сгораем от нетерпенья.
   - Все хорошо.
   - Как он тебя принял?
   - Выслушал с интересом. Передай, пожалуйста, трубку Андрею.
   - Привет, женушка, - низкий голос Андрея чуть похрипывал: такое бывало у него в минуты волнения или злости.
    - Андрюша, порядок! В субботу он ждет нас снова у себя. Ты должен будешь изложить ему все свои предложения... Мы разговаривали только пять минут. Я постаралась вкратце рассказать о твоей идее, и он, кажется, всерьез ею заинтересовался... В пятницу встречаю тебя в аэропорту.
   - Ты сама-то как? - спросил муж.
   - А что?
   - Да голос у тебя дрожит.
   - Все нормально. Немного продрогла, пока дошла до гостиницы, - Настя старалась говорить спокойно, следя за своей интонацией. - Как дети?
   - Ан-Ка капризничает, спрашивает маму, а мальчики ведут себя смиренно. Я бы сказал, что они за эти дни стали вполне самостоятельными.
   - Ладно, - вздохнула Настя. - Извини, но я только вошла и очень устала за сегодняшний день. Поцелуй за меня детей и передавай всем привет.
   - Спокойной тебе ночи.
   - До встречи в "Шереметьево", - и чмокнув трубку, она нажала на кнопку "отбой".



8.
    - Андрюша, здравствуй, родной! - Настя кинулась к мужу, едва тот успел пройти таможенный досмотр. Она обняла его и, приподнявшись на цыпочки, горячо поцеловала в губы, не обращая внимания на толпу пассажиров и встречающих.
    - Привет, женушка, - чуть смущенно, озираясь по сторонам, ответил Андрей, когда Настя выпустила его из своих объятий.
    - Как долетел?
    - Устал немного. Рейс задержали во Франкфурте.
    - Почему? Была нелетная погода?
    - Да нет, наоборот, погода  была отличной. "Пунктуальные" немцы посчитали необязательным объявить причину задержки московского рейса, - проворчал он, направляясь вместе с женой к выходу, где на стоянке их поджидал "Форт", еще утром взятый Настей напрокат.
    Дорогой до гостиницы Андрей все вертел головой по сторонам. В Москве он не был более пяти лет, и изменившиеся до неузнаваемости за эти годы знакомые улицы вызывали у него смешанные чувства.
    Из окна двухместного номера, на который Настя сменила тем утром свой одноместный, был виден "Белый Дом". Андрей поставил обе дорожные сумки в шкаф и задумчиво поглядел на Дом правительства.
    Настя тихонько подкралась сзади и обняла мужа за плечи:
    - Завтра ровно в три. Ты готов?
    В ответ он молча кивнул, все также неотрывно глядя в окно.
    - Ужин заказать в номер или сходим куда-нибудь? - спросила она.
    - Решай, как хочешь. Мне все равно.
    - Тогда поужинаем здесь. Тебе надо выспаться.
    После ужина они еще раз обсудили детали завтрашнего разговора с премьером, скорректировали предложения Андрея в связи с последними событиями на Кавказе и теми заявлениями, которые были сделаны западными СМИ.

    Наутро они отправились на короткую прогулку вдоль берега Москвы-реки. Происшедшие за последние годы изменения во внешнем облике столицы буквально потрясли Андрея. Однако, как человек критический и с определенной долей скептицизма, он сразу подметил недостатки: грязь на дорогах, не ухоженность скверов и аллей, жалкий вид большинства москвичей, в основном людей пожилого возраста. Его, неискушенного журналиста, повидавшего всякое и в своей стране, и за границей, поразило количество нищих взрослых и беспризорных детей, то и дело просящих у солидных прохожих деньги или сигаретку. "Вот с чем надо бороться и чьи интересы нужно защищать, а не думать о хорошей мине для Запада," - зло подумал он, возвращаясь в свой номер, чтобы переодеться для приема к Путину.
    Было без десяти три, когда супруги Карельских, получив пропуски, вошли в просторный холл Дома Правительства. Настя сильно волновалась и для большей уверенности коснулась локтя мужа.
    - Что с тобой? - шепотом спросил Андрей, поправляя свободной рукой воротник сорочки и галстук,  подобранный в тон его темно-серого костюма.
    - Ничего, - Настя приложила усилие, чтобы улыбка вышла естественной, и, заглянув ему в глаза, скороговоркой прошептала: - Все должно быть хорошо, правда?
    - Надеюсь. Твоя мама в этом уверена, а я ей в подобных делах доверяю.
    - Спасибо, - с жаром поблагодарила Настя и, направляясь к лестнице, окинула придирчивым взглядом свое отражение в зеркале. Строгий черный брючной костюм и черные бархатные туфли на высоком каблуке придавали элегантность ее спортивной фигуре.
    В Приемной Председателя Правительства РФ сидел знакомый Насте секретарь и  просматривал страницы машинописного текста, скрепленные в скоросшивателе.
    - Добрый день, - поздоровались супруги.
    - Здравствуйте, - приветливо ответил он, - Владимир Владимирович ждет вас.
    Спустя минуту Андрея с Настей стояли в кабинете главы Правительства.
    - Добрый день, Владимир Владимирович, - поздоровалась Настя, войдя первой.
    Путин бодрым шагом подошел к ним и подал руку.    
    - Позвольте Вам, Владимир Владимирович, представить моего супруга Андрея Ильича Карельских.
    Премьер окинул посетителя внимательным взглядом. Уголки его тонких губ дрогнули, а на щеках резче обозначились скулы. Слегка кивнув головой, он жестом руки пригласил их сесть за небольшой столик у окна, за которым третьего дня уже состоялась короткая беседа с Настей.
     Настю, стоящую в этот момент чуть поодаль, поразила одна деталь: несмотря на существенную разницу в росте между ним и Андреем, Путин ничуть не выглядел невысоким мужчиной. Возможно, причиной такого обмана зрения служило то, как Владимир Владимирович смотрел на людей баскетбольного роста. Он не задирал голову кверху, а лишь поднимал глаза, отчего взгляд получался исподлобья. И если бы не слабая улыбка на его чуть бледном гладковыбритом лице, свидетельствовавшая о его доброжела-тельности к посетителям в этот субботний день, Настя так и не разгадала бы истинного отношения Премьера к Андрею.
    - Должен сказать, Андрей Ильич, - начал Путин, - что я признателен за Ваше желание помочь России и готов выслушать Ваши конкретные предложения по принципиально новому освещению событий, происходящих в нашей стране. Итак, Вы считаете, что мы проигрываем на информационном фронте?..
    - К сожалению, да, Владимир Владимирович. - Андрей смотрел на главу Правительства прямо и спокойно. Настю обрадовало его спокойствие. Ее муж, будучи чувствительным человеком, безошибочно определял отношение собеседника к себе. А раз так, значит, он почувствовал заинтересованность Премьера.  И если еще вчера вечером, обсуждая детали предстоящего разговора, они оба говорили с волнением, порой на повышенных тонах, то сейчас Андрей целиком сконцентрировался на своих предложениях. Он был готов представить их либо в кратком, тезисном, изложении, дабы не занимать много времени, либо, если того потребует Путин, обосновать каждое из них, приводя конкретные примеры.
    - Нам, Владимир Владимирович, прежде всего необходимо перейти на качественно новую презентацию информации. Это значит, что сюжеты, будь то показанные на телевидении или рассказанные радиодикторами, должны приобрести новую ритмику, которая привлекла бы публику, заинтересовала бы их самой информацией. Добиться этого, я считаю, можно только рассказав коротко о главном в первых строках сообщения, а не "размазывая", простите, основную мысль репортажа по всему эфирному времени. На мой взгляд, это самая болезненная проблема подавляющего большинства наших корреспондентов. То же самое относится и к газетчикам. Нет динамики, эмоций, доходчивости и простоты изложения, которые подкупали бы чита- телей.
     Андрей замолчал, чтобы перевести дух, а Путин тем временем сделал карандашом какую-то отметку в лежащий перед ним маленький блокнот.
    - Далее, - продолжил Карельских. -  Информация должна быть не просто достоверной, но и правильно преподнесенной. А это означает, что любую интерпретацию материала, которая не отражает российским национальным интересам или, того хуже, может навредить нам, поскольку работает на наших идеологических оппонентов, необходимо пресекать, а виновники распространения должны нести ответственность по закону.
    Настя заметила, что при слове "оппонент" Премьер удовлетворенно кивнул головой в знак согласия.
    - Сюда же я бы отнес и проблему служения "двум господам" некоторыми работниками средств массовой информации. Будучи аккредитованными от российской прессы, материалы, подготовленные ими, одновременно, а зачастую и в первую очередь, передаются, естественно, небесплатно, зарубежным агентствам. Я лично сталкивался с подобным в Канаде. А это уже не просто использование служебного положения в корыстных целях, но и, я бы осмелился назвать, соучастие в подрывной деятельности против нашей страны. Ни для кого не секрет, что на Западе материалы, проданные нашими корреспондентами, преподносятся комментариями, которые отвечают задачам их идеологической машины. Таким образом, все запоздалые опровержения с нашей стороны, будь то относительно "неточностей" или откровенной лжи, уже не обладают практически никакой силой влияния на умы одураченных западных обывателей. В итоге мы проигрываем сегодня, как говорится, "в сухую".
    Путин смотрел на Андрея напряженно, не проронив ни слова, в то время как у Насти захватывало дух от восхищения. Она гордилась своим мужем, который, как всегда, с головой окунувшись в профессиональный водоворот, с легкостью справлялся с любым неожиданно обрушившимся на него потоком информации и выходил достойным победителем.
     - И последнее. Владимир Владимирович, нам следует донести до мировой общественности не только нашу точку зрения по кавказскому вопросу, но и в целом обо всем происходящем в России. А также дать возможность прорвать информационную блокаду посредством наших спутников связи стратегическим партнерам России и так называемым "rogue states", "странам-изгоям", хотя это и неверный перевод нашими СМИ.
    - ? - Путин приподнял брови, отчего они приобрели форму "домика".
    - Дословно "rogue" означает "мошенник"... - пояснил Андрей. - Я подсчитал, что сдача в аренду радио- и телевизионных каналов принесла бы немалые доходы в бюджет страны. - И с этими словами Андрей передал главе Правительства несколько страниц, отпечатанных еще дома, в Виннипеге, своих предложений и расчетов.
     - Хорошо, - проронил, наконец, Владимир Владимирович, - Скажите, Андрей Ильич, какие, с Вашей точки зрения, конкретные шаги необходимо осуществить на сегодняшний день?
    Вопрос не застал Андрея врасплох:
    - Прежде всего, создать круглосуточный информационный канал и провести конкурсы для привлечения к информационной работе новых талантливых людей, которые способны оживить эфир и прессу. Руководствоваться при отборе нужно двумя главными, ну, это опять же на мой взгляд, - улыбнулся Карельских, -  критериями: высокий профессионализм и умение отстаивать национальные интересы России. Причем, одно от другого ни в коем случае не должно отделяться. Профессию "журналист" необходимо сделать по-настоящему свободной, чтобы она не зависела материально ни от кого. Сегодня, к сожалению, в России этого нет. Журналисты "пляшут под дудку" своих заказчиков, тех, кто им больше платит. А платят те, как я заметил, у кого большие деньги, но не всегда большие интересы на благо страны. Можно провести параллели с тем, как обстоят дела с западными СМИ. При их хваленой демократии любой телеканал или местная газета с самым маленьким тиражом, в конечном счете, подчиняется национальным интересам своей страны, иначе она просто перестает существовать. У нас же отстаивание единой национальной политики в прессе почему-то некоторыми расценивается как цензура со стороны государства. Это неверное и опасное измышление, которое не способно консолидировать общество и защитить интересы всех россиян, - заключил Андрей и выжидающе замолчал.
    - Я понял Вашу позицию, Андрей Ильич, - заговорил Путин и после короткого раздумья добавил: - А Вы бы взяли на себя ответственность реорганизировать работу наших средств массовой информации с учетом высказанных Вами предложений и тех наметок, которые уже имеются у Правительства?
    - Я готов, Владимир Владимирович, - просто ответил Карельских. - Честно говоря, я не рассчитывал на многое, когда ехал сюда. Был бы рад работать рядовым журналистом, но делать свою работу так, чтобы моим западным коллегам стало неповадно.
     - Вот и прекрасно. На днях мы открываем в Москве новый информационный пресс-центр при Правительстве. Там уже подобралась команда энергичных людей. Я полагаю, - тут Путин несколько раз очертил указательным пальцем круги по поверхности стола, - что было бы своевременно и целесообразно подключить Вас к этой работе. Когда Вы смогли бы приступить к работе?
    - Хоть с завтрашнего дня, -  Настя почувствовала, что муж рвется в бой.
    - Завтра не получится, так как воскресенье - выходной, - пошутил Премьер, откинувшись в кресле. - А вот в понедельник в девять утра сможете получить конкретное задание у моего помощника.
    - Спасибо большое за доверие, - с чувством признательности в голосе от того, как быстро и просто Путин решал вопросы, поблагодарил Андрей.
    - А Вы, Настасья Борисовна, чем собираетесь заниматься в Москве? - спросил Премьер и впервые взглянул на не проронившую за все время беседы ни слова Настю.
    - С удовольствием пойду работать в какую-нибудь школу педагогом английского языка. Буду сеять разумное, доброе, вечное... - поделилась она своей заветной мечтой.
    - Разумное, доброе, вечное... - эхом повторил Владимир Владимирович. - Это, конечно, замечательно. Но ... у меня к Вам другое предложение.
   Настя медленно приподняла брови дугой и замерла в ожидании.
    - В Доме Правительства создается отдел, так называемой, обратной связи для эффективного и своевременного реагирования на поступающие на наше имя предложения, жалобы и так далее... Нам нужны специалисты, которые разбирались бы не только в огромном потоке корреспонденции, но и грамотно классифицировали бы и сохраняли на цифровых носителях с тем, чтобы передавать ее далее соответствующим структурам и следить за ходом их выполнения. У Вас ведь, насколько мне известно, имеется опыт работы с компьютерами, и полагаю, что он нам сейчас бы очень помог.
    - Не знаю, - Настя не на шутку растерялась: в который уже раз за время их встреч он делал ей неожиданные предложения. Потом она вопросительно посмотрела на мужа. Тот лишь утвердительно моргнул ей глазами.
    - Я понимаю, - чуть иронически "поддел" ее Премьер, - что Вам необходимо посоветоваться с супругом, но в данном случае, уверяю Вас, с работой Вы справитесь.
    - Владимир Владимирович, позвольте, пожалуйста, объясниться, - набрав побольше воздуха в легкие, Настя решилась изложить все начистоту. - Я выразила сомнение лишь по одной причине: мне никогда в жизни не приходилось работать ни в Доме Правительства, ни с тем, что имело бы отношение к политике...
    - Правительство, - поправил ее Путин, - не занимается политикой. Оно занимается экономическими и социальными вопросами.
    - Это спорный для меня вопрос, - продолжала гнуть свою позицию Карельских, нисколько не опасаясь, что Владимир Владимирович может рассердиться и не понять ее. Она чувствовала себя совершенно раскованной перед вторым лицом государства, поскольку ни в чем от него не зависела. Именно такое независимое положение и придавало ей уверенность вести с ним разговор откровенно, без обиняков, но в то же время почтенно. - Однако если Вам... - Настя сделала ударение на последнем слове, но спохватилась и изменила начало фразы, - если Вы считаете, что я справлюсь, я готова приступить к работе. Но при условии, что она не будет иметь ничего общего с политической возней, - помедлив, тихо, но четко добавила она.
     - Значит так, - заключил Премьер, - Вы поступите со следующей недели в распоряжение Алевтины Григорьевны Ткаченко, одного из моих помощников, которая замается социальными вопросами.
     Настя утвердительно кивнула уже без тени сомнения, что столь непривычная должность может быть не по плечу ей. Впрочем, была еще одна, истинная, причина, почему она так быстро согласилась. Она знала, как ему сейчас нелегко на этом ответственном посту в переломный для страны момент, будучи в "Белом Доме" человеком фактически посторонним. Скорее подсознательно, чем осмысленно, она представила всю паутину взаимоотношений Премьера со своими подчиненными и от всей души хотела бы помочь ему создать атмосферу, основанную лишь на деловых качествах. Нечто подобное Настя уловила и в его взоре, недвусмысленно выражающем ей, что, придя "со стороны", она сумеет стать в его команде тем сотрудником, который придерживается объективных взглядов и ровных со всеми отношений. 
    - Да, кстати, где вы остановились? - сменил тему Владимир Владимирович.
    - Тут рядом, напротив Вас, - Настя мотнула головой в сторону окна. - В гостинице "Украина".
    - И как долго собираетесь снимать "апартаменты"? - сыронизировал он.
    - Вообще-то мы собираемся купить квартиру, - ответил Андрей. - Но пока еще не знаем, как это сделать с учетом всех новых российских законов.
    - Гм, - хмыкнул Путин. - Хорошо. В понедельник я отдам распоряжение и вам предложат что-нибудь конкретное. Кстати, не забудьте с утра же зайти к руководителю аппарата Правительства и оформить все необходимые документы.
    Путин встал из-за стола первым. Следом поднялась и чета Карельских.
    - Желаю вам удачи и от души рад за ваше решение, - энергично пожимая им по очереди на прощание руку, улыбнулся Премьер. - Если возникнут какие-то проблемы или вопросы, хочу заверить, что я вполне досягаем для своих подчиненных. Так что без колебаний можете напрямую обращаться ко мне.
    - Еще раз большое Вам спасибо, Владимир Владимирович, - тепло поблагодарил Андрей.
     - Всего вам доброго, - пожелал тот в ответ супругам, провожая до дверей.
     - До свидания, Владимир Владимирович, - широко улыбнулась Настя. Ей также хотелось пожелать что-то доброе, но ничего не шло на ум, поэтому она лишь добавила: - И, как говорят в Канаде, приятных Вам выходных!
     В Приемной кроме личного секретаря появились еще двое мужчин. Попрощавшись со всеми, супруги Карельских быстрым шагом направились к выходу.
    Оба чувствовали, что им есть о чем поговорить, обсудить последнее событие в их жизни, как можно скорее. Сев за руль, Андрей не сразу попал ключом в зажигание. Когда машина завелась, и они отъехали от "Белого Дома", Андрей спросил:
    - А, собственно, куда бы нам поехать?
    - Давай за город, - предложила жена. - Найдем тихое место, походим, поговорим спокойно....
    - Надо бы домой позвонить. Твоя мама, наверняка, уже встала и ждет нашего звонка.
    Настя бросила взгляд на приборный щиток машины: часы показывали 15.50.
    "Значит, мы пробыли там минут сорок - сорок пять. Ого!" - удивилась она тому, как быстро пролетели эти минуты, но как много они успели сказать. Чувство гордости и восхищения за мужа переполняли ее сердце. Она даже не могла себе представить, что все пройдет так успешно.
    - Кажется, тут неплохое место. Тебе нравится? - и Андрей, свернув с главной дороги, остановил машину на поляне. - Настя, ау! - его слова вывели ее из раздумий.
    - Прости, я просто задумалась, - извинилась она, смутившись, - Да, вполне подходящее место. - И первой вышла из машины. Оглядевшись по сторонам и вдыхая свежесть осеннего воздуха, она направилась к березам, полукругом окружившими поляну и охраняющими ее словно часовые. Настя обхватила руками ствол одной из них и потерлась щекой о шершавую кору, отчего вдруг стало щекотно, и она кокетливо заулыбалась.
    - Ну, что, женушка, поздравляю: будешь работать с Самим...
    - Ой, Андрюша, я так переволновалась, что не сделала этого первой. Поздравляю, родной! - Она крепко обняла мужа и, прижавшись к его груди, прошептала:  - А я так боялась, что у нас ничего не получится...
     - Ты и впрямь как дитя, - Андрей погладил жену по пышной шевелюре, вдыхая аромат ее волос. Он видел, что жена готова дать волю слезам. - Перестань, слышишь? Мы же сюда не плакать приехали.
    - Да, ты прав, - она подняла голову и серьезно посмотрела на мужа. - Надо маме позвонить.
    Настя вернулась к машине и достала и сумочки сотовый телефон. Катерина Васильевна сразу же сняла трубку, словно дежурила у телефона.
    - Доброе утро, мамуля! - говорить без волнения ей удавалось с огромным трудом.
    - Настенька, ну как вы там?.. - Катерина Васильевна сгорала от нетерпенья узнать все подробности.
    - Лучше и быть не может. Мы остаемся и уже с понедельника приступаем к работе, - поспешила поделиться радостной новостью дочь.
    - Поздравляю от души! Но я не поняла: ты сказала "мы"?.. - недоумевала мать.
    - Да. Андрей будет работать в информационном центре, а мне он предложил работать у него. Это будет связано с входящей корреспонденцией. Я потом все объясню, - она решила не вдаваться сейчас в подробности, - Вот только я, право, не знаю, как все это делается...
    - Настя, послушай, это такая честь для тебя. Когда-то он тебе очень помог, помоги сейчас и ты ему.
   - Да, разумеется. Я ведь согласилась.
   - А как же я и дети? - Катерине Васильевне не терпелось поскорее вернуться на родину.
    - Думаю, что на следующей неделе нам смогут что-то предложить из жилья. Он пообещал помочь и с этим. Как только купим квартиру, приедем за вами.
    - Хорошо, дочка... - голос Катерины Васильевны дрогнул.
    Настя почувствовала, что мать может расплакаться на радостях так же, как она всего несколько минут назад, поэтому решила сменить тему:
    - Аня не звонила? - она понимала, что этот вопрос всегда был непростым для Катерины Васильевны, но хотела, чтобы между ними, наконец, была снята напряженность отношений и наступило полное взаимопонимание относительно ее, Настиных, чувств к ним обеим.
    - Звонила, - сухо ответили на том конце.
    - И что? - допытывалась дочь.
    - Я сказала, что вы уже в Москве. Больше она ни о чем не спрашивала.
    - Ладно. Я ей позже сама позвоню.
    - Как знаешь.
    - Мама, у меня к тебе просьба.
    - Какая? - с готовностью спросила та.
    - Потихоньку начни подготавливать мальчиков, что им вскоре придется жить здесь.
    - Поняла. Я все сделаю, не волнуйся, - радостным волнением в предвкушении скорого возвращения на родину заверила Катерина Васильевна.
    - Спасибо. Передаю трубку Андрею.
    - Доброе утро, Катерина Васильевна! - пробасил Андрей, все это время внимательно слушающий разговор жены с матерью.
    - Здравствуй, Андрей! Поздравляю тебя!
    - Спасибо. И спасибо за Ваши советы. Они мне очень помогли сегодня. Поразительно, как Вы все верно предсказали. - Он не скрывал своего восхищения умудренной жизненным опытом теще.
    - Ну, так уж и все... - смутилась Катерина Васильевна.
    - Да-да, и не надо Вам скромничать. В данном случае это ни к чему. Всего доброго. Позвоним через пару дней, - и Андрей отключил телефон.
    Настя пытливо смотрела на мужа. Наконец, не выдержав, она спросила:
    - О чем это вы с мамой? Что она предсказала?
    - Твоя мама - скромница, как ты знаешь. Но у нее, оказывается, еще и прекрасный дар предвиденья и разгадывания человеческих характеров по их поступкам.
    - Что ты имеешь в виду?
    - Путина. Провожая меня, она была уверена в его желании выслушивать объективные суждения и деловые предложения независимо от того, знакомо ли ему чье-то имя или нет.
    "Ах, мама, мама, - подумала про себя Настя. - Ты опять оказалась права..."



9.
    Ежедневно рабочий день Андрея начинался с просмотра новостных выпусков, как российских, так и зарубежных, записанных по его поручению на видеопленку сотрудниками информационного центра. Попутно он делал пометки в своем блокноте и только после этого вызывал, как говорится, к себе "на ковер" редакторов и корреспондентов теленовостей.
    На сегодня должны были состояться две беседы, причем обе нелицеприятные, как для приглашенных, так и для самого Карельских, поскольку увиденные репортажи довели его почти до бешенства.  Необходимо было взять себя в руки до их прихода. Андрей с грохотом отодвинул стул, резко встал и зашагал по просторному кабинету от длинного стола до окна и обратно. "Черт знает что творится!" - мысленно повторял он, раздувая от гнева ноздри и с шумом вздыхая воздух.
    Положа руку на сердце, ему не очень нравилась так называемая сидячая работа. Карельских предпочел бы любую командировку своему кабинету (о котором, наверняка, мечтали немало коллег его возраста, уставших от бесконечных поездок на "место событий"). Но он смирился с тем, что пришла пора передавать свой опыт другим, хотя отношения с теми, кому нужно было передавать, складывались не всегда конструктивными. Чаще приходилось сталкиваться с сопротивлением, чем взаимопониманием...      
    Первыми были приглашены главный редактор отдела новостей независимого телеканала Роман Соловейчик и его корреспондент Евгений Дробаха, вернувшийся накануне из Чечни. Подчеркнуто сухо поздоровавшись с молодыми телевизионщиками, чем-то внешне похожими друг на друга (оба небольшого роста, худощавые и близоруко щурящиеся сквозь стекла очков), Андрей сразу перешел к делу. Гости же расселись в креслах с откровенно развязными манерами и выражениями лица, демонстрирующими хозяину кабинета свою снисходительность за "оказанную честь явиться", и засунули руки в карманы длинных пиджаков.
    - Роман Сергеевич, скажите, за какое время до эфира монтируется весь блок новостей? - задал первый вопрос Андрей главному редактору отдела.
    Перед тем как ответить, редактор Соловейчик поправил двумя пальцами тонкую оправу очков, сползших к заостренному кончику носа:
    - Минут за тридцать, но бывает, что пускаем репортажи, поступающие к нам, когда новости уже идут в эфире.
   - Значит, если я правильно понял Вас, редакция получает репортажи и пускает их в эфир, как правило, уже через полчаса, так?
   - Видите ли, - поерзав в кресле, начал объяснять Роман Сергеевич, - Андрей...м-м... Ильич, мы - кампания негосударственная и нужно вертеться, чтобы поднять свой рейтинг. Так что передаем все на опережение, чтобы конкуренты с других каналов не успели раньше нас информировать население о происходящем.
   - Это касается и репортажей из Чечни? - уточнил Карельских.
   - В первую очередь это касается событий в Чечне, - тряхнув редкими черными  волосами, подтвердил редактор.
   - Ну, хорошо, тогда давайте вместе посмотрим ваш вчерашний выпуск новостей, - предложил Андрей и включил видеомагнитофон, расположенный в правом углу от его рабочего стола.
    Репортаж из Чечни вел приглашенный на беседу корреспондент. Ему явно нравилась собственная работа и впервые за время беседы его скучающее лицо изобразило самодовольство. С экрана телевизора он поведал, какие новые силы брошены на обнаружение и уничтожение чеченских террористов в окрестностях Грозного, взял интервью у командира спецназа и местного жителя, помогающего федеральным властям.
    - Замечаний будет два, - продолжил Карельских, перематывая кассету на начало. - Первое: зачем нужно было давать в титрах фамилию командира и номер части?
    - А почему мы не должны информировать, кто именно воюет в Чечне? - парировал корреспондент.
    - Евгений Григорьевич, - обращаться с молодым совсем еще тележурналистом по имени-отчеству его обязывала должность. Не сиди он в этом кресле - разговор вел бы совершенно в другом тоне. -  Вы согласовывали с военным командованием, что будете называть конкретные цифры о наличии наших военных в этом районе и номер их части?
    - Нет, разве это необходимо? - безразлично пожал плечами корреспондент.
    - Естественно, необходимо, - с трудом сдерживая себя, чтобы не повысить тон, ответил Андрей. Больше всего его раздражала манера поведения этих самоуверенных юнцов, с которыми нужно было вести разговор о вещах серьезных, представляющих государственное значение, о чем те, кажется, даже не догадывались. - В конце концов, у этих ребят тоже семьи и им есть за кого опасаться. Об этом-то вы хоть подумали?!
    Вместо ответа в кабинете повисла пауза непонимания.
    - Я полагаю, что это замечание будет учтено вами в будущем... - подытожил Карельских и снова включил видеомагнитофон. - А это вчерашний информационный выпуск немецкого телевидения. Обратите внимание, в правом верхнем углу цифры, показывающие время передачи.
    На экране снова появились уже знакомые кадры интервью с жителем Чечни. Оба недоуменно переглянулись и снова уставились в телевизор.
    - Итак, - снова заговорил Андрей, - как вы сами видели, этот же репортаж был показан по немецкому телевидению, судя по часам, в пятнадцать ноль восемь. А у нас он был показан в вечернем выпуске новостей. То есть спустя три часа. При этом я учитываю разницу во времени между Москвой и Берлином. Как вы это объясните?
    На этот раз тишина, наступившая в комнате, явно затягивалась. И редактор, и корреспондент почувствовали себя не в своей тарелке. Они перестали раскачиваться в креслах и сидели с глупыми лицами, часто захлопав глазами.
    - Я жду объяснений, - напомнил им Карельских. - Почему репортаж попал
в руки немецких коллег раньше, чем его получили в редакции?
    - Ну, я не знаю, - промямлил корреспондент, еще больше щурясь, отчего от его глаз остались одни щелочки. - Я передал репортаж в Москву, а как он был показан раньше немцами - это не ко мне.
    - У нас, Андрей Ильич, есть договоренность с немецкими коллегами об обмене информацией. Вот мы и делимся, - прояснил несколько пришедший в себя редактор.
    - В таком случае я бы хотел просмотреть условия вашего контракта с ними и ознакомиться с отчетом, какую информацию вашему каналу предоставила немецкая сторона в качестве информационного обмена. Желательно, чтобы это были материалы, показанные на нашем, российском, телевидении раньше, чем их увидели жители Германии.
    - Ну, знаете, - нервно расхохотался редактор. - Вы требуете от нас невозможного...
    - Почему же невозможного? - перебил его Андрей и сурово посмотрел на обоих собеседников. - Я не против взаимообмена. Но все должно происходить на паритетных основах, не так ли? В противном случае это называется по-другому: погоня за длинным долларом или в чем вам там платят немцы...
   С лощеных журналистов в миг слетела вся спесь. Они приняли воинствующие позы и, опираясь кулаками об письменный стол Карельских, срывающими голосами завопили:
   - А вы докажите!
   - Как вы смеете?! Да мы за такие оскорбления...
   Андрей молча следил за их мимикой и жестикуляцией, в которых было одно лишь стремление сыграть оскорбленных людей. Потом строго выговорил:
   - Успокойтесь. Разговор далеко не окончен. Кто из вас владеет немецким?
   - Ну, я, - все еще тяжело дыша, ответил Дробаха.
   - Тогда я вам предлагаю самому перевести нам комментарий немецкого диктора к вашему сюжету.
    - Но я... - корреспондент был в явном замешательстве, - я не настолько хорошо знаю немецкий, чтобы вот так сходу переводить передачи.
    - Мы так и полагали, - не сдержался на сей раз от усмешки Карельских и, придвинув к себе синюю папку с документами, достал из нее лист бумаги с отпечатанным на принтере текстом. За всеми его движениями напряженно следили и редактор, и его подчиненный. Пробежав глазами полстраницы текста, Андрей начал зачитывать вслух:
   - "...Вы видите на экране жителя Чечни, который рассказывает о зверствах российских войск, вторгшихся на территорию мятежной республики. По его словам, всех мирных жителей мужского пола старше 16 из его села накануне ночью арестовали и, жестоко избивая, офицеры в масках запихнули в грузовик, после чего увезли в неизвестном направлении..."
   Он прервал чтение и исподлобья сурово взглянул на корреспондента. Тот понуро сидел в кресле напротив Карельских, окончательно перестав ерзать в нем.
   - Что скажете на это? - Вопрос прозвучал требовательно и угрожающе одновременно, на который не ответить никак нельзя было.
   Роман Соловейчик, известный своей находчивостью и умением выпутываться из самых неприятных ситуаций с минимальными для себя и своей кампании потерями до сегодняшнего утра, хранил гробовое молчание, которое, как он отчетливо понимал, чем дольше затягивалось, тем большими неприятностями сулила вылиться вся история.
   - Черт знает что, - наконец громко выговорил он и, резко повернувшись к своему корреспонденту, накинулся на него: - Какого хрена ты вообще связался с ними, а?!
   - Роман Сергеевич, - постучал костяшками пальцев Андрей по столу, - выбирайте выражения.
   Но тот, кажется, ничего не слышал и продолжал визжать на съежившегося Дробаху:
   - Идиот, видишь, как ты всех нас подставил?!
   - Прекратите разборки. Свои отношения будете выяснять потом у себя, - повысил голос и Карельских, но тут же продолжил ровным деловым тоном: - А сейчас я должен вас проинформировать, что мы обращаемся в суд с иском о приостановлении деятельности вашей телекомпании.
    Последние слова имели на сидящих эффект разорвавшейся нейтронной бомбы. В наступившей тишине они оставались неподвижными, как показалось Андрею, целую вечность.
   - Ха, - только и сумел выдавить из себя Дробаха.
   Его "ха" вывело вконец из оцепенения редактора:
   - Хотите нам заткнуть рот? Не выйдет! - набирал он обороты, с покрасневшим от натуги лицом. - Народ имеет право выбирать, какой канал ему смотреть. Конечно, мы весьма неудобны вам, поскольку даем несколько иную, неугодную Кремлю, картину событий в Чечне, но вы не имеете права расправится с нами таким..., - весь трясясь, он стал подбирать, как показалось Андрею, литературное выражение, -  таким подлым способом. Мы частная кампания и Уставом предусмотрено...
   Что там у них предусмотрено уставом, Андрей не дал ему договорить:
    - Вы нарушили статьи четыре и пятьдесят шесть Закона о средствах массовой информации, что дает нам полное право обратиться с иском суд. Вы не можете не знать об ответственности работника СМИ и, полагаю, отдаете себе отчет в том, что ваша телекомпания злоупотребила свободой, предоставленной Конституцией Российской Федерации, средствам массовой информации. Более того, информационный центр теперь, по вашей, подчеркиваю, вине, вынужден сделать соответствующее заявление на немецком телевидении с тем, чтобы их зрители узнали, о чем в действительности говорилось в том сюжете. А расходы по этому, так сказать, мероприятию будут возложены на вашу компанию. Теперь все, - подытожил Карельских, вставая на занемевшие от долгого сидения ноги, - я вас больше не задерживаю.
    Когда дверь за ними закрылась, Андрей с шумом выдохнул и помотал начавшей раскалываться от боли головой. А ведь ему предстоит еще один нелегкий разговор. Он покосился на настольные часы и с сожалением подумал, что вторая пара приглашенных уже ожидает в приемной и что ему не удастся даже перевести дух. Конечно, можно было, сославшись на какое-нибудь неотложное дело, заставить их посидеть там, но не в правилах Карельских, чтобы его ожидала дама.
    Новые собеседники, точнее собеседницы, были полной противоположностью своих коллег, всего несколько минут назад сидевших в тех же креслах. Высокая статная пожилая женщина с седыми волосами и загорелым лицом, занимающая должность заместителя редактора отдела информационных программ, и совсем еще юная чернобровая девушка, ведущая еженедельного аналитического выпуска новостей, внимательно следили за каждым движением Андрея с готовностью согласиться со всеми его доводами, изредка делая какие-то пометки в своих блокнотах. Суть разговора, для которого, собственно, и пригласил их Карельских, сводилась, как это не покажется странным, к одному: необходимо было указать на стилистику при освещении событий.
    Андрей, сам того не заметив, пустился в длинный экскурс размышлений о том, что государственные теле- и радиокомпании являются тем зеркалом, в котором отражается позиция страны, а зрители по репортажам и передачам мир делают выводы относительно оценки государства к событиям внутри страны и за ее пределами. Следовательно, по его глубокому убеждению и по логике вещей, от того, какие именно акценты расставляют в своих комментариях ведущие передач, население и будет судить о политике страны.
    Он предложил молчаливо слушающим его работникам телевидения просмотреть несколько сюжетов, заранее смонтированных им лично на кассете. Первый репортаж также относился к событиям в Чечне.
   Корреспондент, передавший о последних успешных операциях федеральных сил, и чернобровая ведущая из телестудии продолжили диалог в прямом эфире в следующем ключе:
   ВЕДУЩАЯ: Скажите, Олег, что говорят военные о потерях?
   КОРРЕСПОНДЕНТ: По последним данным, Мария, с нашей стороны трое убитых. Это офицер и два солдата срочной службы. У чеченцев также три человека убиты. Двое взяты в плен и сейчас ведется их допрос.
   ВЕДУЩАЯ: Вы также говорили о партизанской войне. Насколько серьезным может стать сопротивление вооруженных людей, по мнению военных?
   КОРРЕСПОНДЕНТ: С теми, с кем я беседовал, Мария, все сходятся к единому мнению, что с наступлением холодов, вести партизанскую войну боевикам придется сложнее, поскольку в лесах и в горах, как вы сами понимаете, будет не так много мест для укрытий. Их командиры это понимают, и, скорее всего, отдадут приказ уходить за перевал, в Грузию.
   ВЕДУЩАЯ: Спасибо, Олег. Я напомню зрителям, что мы беседовали с нашим специальным корреспондентом в Чечне с Олегом Дудинским, который сообщил о последних операциях наших войск. К сожалению, не обошлось без потерь. Погибли офицер и два солдата. У чеченцев погибли также три человека...
   Андрей выключил видеомагнитофон. Его лицо выражало явное недовольство и раздражение.
   - Мария Александровна, - обратился он к ведущей Чекмаревой, - Вы можете сами назвать те стилистические ошибки, которые были допущены при ведении воскресной передачи?
   - А разве они были? - удивленно пожала плечами девушка.
   - Увы, и очень много. Мало того, что Вы не скорректировали корреспондента, Вы сами повторяли их... Я тут ознакомился с вашей биографией. Как я понимаю, филологического образования Вы не получали.
   - Нет, я окончила психологический факультет университета, - не без гордости ответила та. - Однако у меня никогда не было замечаний со стороны руководства канала о качестве ведения программы.
   - Разрешите мне сказать пару слов, - вступила в разговор заместитель редактора Татьяна Юрьевна Бойко. - Машенька, то есть Мария Александровна, у нас работает не первый год. Ей, как нам кажется, удаются интервью, особенно те, которые идут в прямом эфире. И тут ее диплом психолога играет не последнюю роль. А что касается стилистики, как Вы выразились, ну что ж, это дело, я считаю, поправимое.
   - Не совсем так, Татьяна Ивановна, - покачал головой Карельских. - Вам, как работнику на телевидении с большим стажем, должно быть ясно и понятно, что есть вещи, которые исправить практически невозможно. Потому как эфир уже прошел, к нему невозможно вернуться. Ну, Вы-то как могли не "заметить" очевидных ошибок Ваших сотрудников?! Например, корреспондент и ведущая сообщают, что "погибло три человека". Не "человека", а "бандита" или "террориста". И не "погибло", а "уничтожено". Далее, главаря банды называете "командиром". Потом, что это еще за "партизанская война"?! Партизанская война велась во время Отечественной войны восемьсот двенадцатого и Великой Отечественной. А вылазки боевиков надо называть своими именами: "диверсионная война" или "подрывная деятельность". Неужели вы не чувствуете смещения акцентов, передавая информацию в таком виде?! Не мне вам объяснять, что одно и то же действие или понятие можно назвать по-разному, придав в зависимости от отношения к нему либо позитивную окраску, либо негативную, и вызвать тем самым у зрителя положительные или  отрицательные эмоции. Уж кто-кто, но государственный телеканал не вправе допускать подобные, прошу прощения, ляпы. В противном случае ваша аудитория может сделать вывод, что вы сочувствуете боевикам, а те, кто стоит за ними, вправе предположить, что у сотрудников государственного телевещания и правительства не совпадает видение событий в Чечне. Теперь-то хоть вам ясно, как далеко можно зайти, пустив в эфир неподготовленный текст?
   - Андрей Ильич, заверяю Вас, что мы учтем все Ваши замечания, - пообещала Татьяна Ивановна.
   Чекмарева же обиженно поджала тонкие губы, состроив кислую мину. "А еще психолог", - усмехнулся про себя Андрей, вслух же спросил:
   - В вчерашних выпусках новостей вы передали, что корреспондент Дудинский исчез. Что-нибудь прояснилось за это время?
   - К огромному нашему сожалению, нет, - тяжело вздыхая, ответила заместитель редактора, и ее чуть раскосые глаза наполнились тревогой.
   - Насколько мне известно, Олег собирался пробраться на "ту" сторону и подготовить материал, - призналась ведущая.
   - Что-что? - переспросил Карельских.
   - Сделать репортаж с чеченской стороны, - пояснила та.
   - Зачем?! - Андрею стоило немалых сил, чтобы не взбеситься. - Кто ему поручал?
   - Никто. Он сам.
   - Что значит "сам"?! Он корреспондент на государственном телеканале, то есть госслужащий. Авантюризма и отсебятины мы не допустим. Мало того, что он подвергает риску свою жизнь, так он еще без ведома собирается делать репортаж, который ему никто не заказывал. Считайте, что Дудинский больше у вас не работает. Вопрос об увольнении мы поставим на ближайшем же совете директоров. На сегодня это все, - заключил Андрей и встал, давая понять обеим, что разговор окончен.
    После их ухода Андрей собирался просмотреть очередную кассету с записями зарубежных информационных каналов относительно антитеррористической операции в Чечне, но тут вошла секретарь и сообщила, что семья Дудинского попросила политического убежища, находясь в одной из европейских стран (названия города она не запомнила), о чем только что было передано по "Новостям".
   Такое развитие событий вполне объясняло странное исчезновение корреспондента. По-видимому, свою семью он заранее отправил на Запад, а сам решил перебраться туда позже, отсняв материал с чеченской стороны, чтобы, получить убежище, как говориться, на "заслуженных" основаниях.
   "Хорош, прохвост!" - негодовал Андрей. - "И такие журналисты формируют общественное мнение россиян, да еще на государственном канале". Впрочем, рассуждать на эту тему не было ни времени, ни желания. Андрей придерживался мнения, что действиями Дудинского и ему подобным должны самым тщательным образом разобраться правоохранительные органы, его же задача состояла в том, чтобы не позволять оболванивать российского зрителя, и для этого он приложит все свои силы.



10.
    Совещание у Премьера длилось уже более полутора часов. Дискуссия, разгоревшаяся на сегодняшней встрече со своими советниками, по мнению Владимира Владимировича, не стоила и выеденного яйца. Однако все трое участников совещания вот уже второй час кряду пытались доказать, насколько важен внешний облик, манера речи и одежда политика для всенародного признания и завоевания их сердец.
   - Владимир Владимирович, позвольте мне, как Вашему имиджмейкеру, - робко продолжала Юлия Семеновна Пожидаева, моложавая женщина с коротко подстриженными черными волосами,  - высказать те замечания, на которые Вам необходимо обратить внимание. Это прежде всего относится к Вашей прическе и костюмам.
   Путин несколько смущенно окинул себя взглядом, пригладил правой рукой редкие волосы на макушке и пожал плечами.
   - Да-да, как это ни звучит смешно, но Ваша прическа, простите, несколько легкомысленна для политика Вашего уровня. Она, как бы это сказать, недостаточно ухоженная. Что же касается Ваших костюмов, они все старого покроя, такие сейчас уже не носят, да и галстуки зачастую им не соответствуют...
   - Борис Павлович, - обратился Премьер к одному из присутствующих, советнику по политическим вопросам. - Как Вы прокомментируете мнение Юлии Семеновны?
   Прежде чем ответить Борис Павлович Санаев, широкоплечий мужчина лет сорока,  зачем-то провел большим и указательными пальцами правой руки по гладковыбритому подбородку и пошарил своими маленькими бесцветными глазками по столу:
   - Видите ли, Владимир Владимирович, я разделяю мнение Юлии Семеновны в том плане, что в обозримом будущем Вам предстоит выдвинуть свою кандидатуру на пост Президента России. Следовательно, Вас будут часто снимать, Вам предстоят поездки по стране и встречи с избирателями. А для рейтинга, как известно, имеет значение абсолютно все, включая и Ваш внешний облик. Не секрет, что симпатии людей завоевываются обаянием. Так что этот фактор нельзя сбрасывать со счетов.
   "Гм", - хмыкнул Путин, все еще не понимая, чего же от него добиваются эти трое его подчиненных.
   - Виктор Львович, Вы тоже так считаете? - повернулся он лицом к своему главному советнику, полагая, что уж этот немолодой степенный мужчина с пышной шевелюрой на голове и такими же пышными усами не будет всерьез предлагать, подобно остальным двоим, заняться проблемами прически или цвета галстука.
   - Я, Владимир Владимирович, буду исходить из общей практики, - начал Красиков. - Не секрет, что лидеры и политики западных стран неукоснительно следуют общепринятым нормам этикета, куда входит и забота о внешности, если хотите, презентабельности. И в России также, где население все еще, слава Богу, проявляет живой интерес к политической жизни страны, избирателями непременно будет отмечена  Ваша манера говорить, одеваться и так далее... Считаю, что замечания Юлии Семеновны вполне уместны: Вам необходимо приобрести несколько модных костюмов для поездок по стране.
    - Если я правильно понял, вас всех беспокоит отношение будущего потенциального избирателя, так?
    - Да... Разумеется, - в разнобой ответили все присутствующие в кабинете.
    - Хорошо. А если я сейчас вызову к нам кого-нибудь и вы зададите ему свой вопрос относительно моей... внешности, вы уверены, что он разделит вашу точку зрения?
   - Абсолютно, - с пафосом ответила Юлия Семеновна.
   - Владимир Владимирович, Вы и вправду сейчас хотите сюда кого-то из сотрудников пригласить? - удивился Виктор Львович, дергая себя за пышные седые усы.
   - Почему бы и нет? - Путин вскинул бровями.
   - И кого же Вы собираетесь вызвать? - не сдержала любопытства Юлия Семеновна. - Боюсь, что "рядового" избирателя среди нас будет нелегко найти...
   - Думаю, что Вы ошибаетесь, Юлия Семеновна, - улыбнулся ей Путин, снимая трубку телефона.


   Дмитрий Андреевич, личный секретарь, убирал папки со стола в шкаф, когда в дверь осторожно постучались, и следом бесшумно просочилась мужская фигура. Давид Юльевич Бузнянский, известный бизнесмен, считавшийся одним из самых богатых людей в России, был частым гостем в "Белом Доме". Этот невысокий, худощавый мужчина средних лет, не обладающий явными привлекательными чертами лица, тем не менее сумел за короткий срок завоевать симпатии у многих сотрудников, работающих в Доме Правительства. Бузнянский был неизменно учтив со всеми, разговаривал тихим, вкрадчивым голосом, обладал умением найти подход и темы для беседы с каждым, от кого ему требовалась поддержка или помощь.
   - Добрый день, Дмитрий Андреевич, точнее, добрый вечер, - пролепетал он, кланяясь и одновременно поглаживая свою лысину.
   - А, Давид Юльевич, здравствуйте, - устало ответил Дмитрий Андреевич.
   - У себя? - Бузнянский кивнул в сторону кабинета Премьера.
   - Да.
   - Дмитрий Андреевич, голубчик, устройте мне с ним встречу. Может сегодня он меня все же примет... Во, как надо. - И он провел ребром левой ладони по горлу.
   - Не могу. У него совещание, - объяснил личный секретарь.
   - Я подожду, - с готовностью заверил бизнесмен. - Если не побеспокою Вас, разрешите мне присесть здесь.
   Дмитрий Андреевич и рта раскрыть не успел, как посетитель расположился в кресле у окна. Взглянув на висящие над дверями часы, он вернулся к своему письменному столу.
   Зазвонил телефон, соединяющий его с главой Правительства.
   - Слушаю Вас, Владимир Владимирович... Хорошо, Владимир Владимирович...
   Обычные дежурные фразы личного секретаря привели Бузнянского в движение. Он вопросительно-умоляюще посмотрел на Дмитрия Андреевича. Тот лишь отрицательно покачал головой в ответ и, сняв трубку другого телефона, набрал несколько цифр.
   - Настасья Борисовна, зайдите, пожалуйста, к Владимиру Владимировичу.
   - Настасья Борисовна? - переспросил Давид Юльевич, когда Дмитрий Андреевич положил трубку. - А кто это?
   - Карельских.
   - Карельских... Карельских... - как бы вспоминая, где он мог раньше слышать эту фамилию, Бузнянский прикрыл свои большие темные глаза.
   - Не напрягайтесь, Давид Юльевич. Уверяю Вас, Вы ее не знаете. Она новенькая.
   - И кем она тут у вас работает?
   - Помощником у Алевтины Григорьевны. Говорят, неплохо разбирается в компьютерах.
   - Ах, в компьютерах... - и тут его осенила мысль: "А не та ли самая это Карельских, которая обвела вокруг пальца его дочернюю фирму "Мираж" в прошлом году?!"
   Его размышления были прерваны самой Карельских, которая вошла в приемную. Настя сразу, по необъяснимой для себя причине, обратила внимание на ерзающего в кресле мужчину. Их глаза встретились лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы она испытала к нему весь букет неприязни, который даже не постаралась от него скрыть, и перевела взор на личного секретаря.
   - Проходите, пожалуйста, - скорее с интересом, чем приветливо пригласил
Дмитрий Андреевич ее к Премьеру.
   - Это и есть Карельских? - шепотом спросил Бузнянский, проводив Настю колючим взглядом, когда за той закрылась массивная отлакированная дверь.
   Дмитрий Андреевич молча кивнул. 
   - Добрый вечер, Владимир Владимирович, - спокойным голосом поздоровалась Настя с Путиным, хотя ее и жгло любопытство относительно неожиданного вызова к нему в кабинет да еще во время совещания со своими советниками. - Здравствуйте, - вежливо кивнула она присутствующим.
   - Присаживайтесь, Настасья Борисовна, - начал Владимир Владимирович, - и простите нас, что мы оторвали Вас от дел. У нас тут идет одна дискуссия... по поводу будущих выборов, и нам было бы интересно услышать мнение обычного избирателя, в качестве которого я и пригласил Вас.
   Настя присела к столу, внимательно разглядывая напряженные лица присутствующих.
   - Прошу, - обратился Путин к подчиненным, - познакомиться, кто еще не знаком с нашим новым сотрудником Карельских Настасьей Борисовной. Пожалуйста, задавайте ей вопросы.
   - Разрешите мне, - взял инициативу в свои руки Борис Павлович. - Скажите, Настасья Борисовна, какое значение для Вас, как избирателя, имеет внешность кандидата на пост Президента страны?
   Настя молчала, ожидая продолжения. Вопрос, обращенный к ней, был настолько абстрактным, что она растерялась в поисках краткого ответа.
   - Видите ли, - пришла ей на помощь Юлия Семеновна, - мы считаем, что для победы в предвыборной борьбе важно абсолютно все, включая манеру речи, прическу, одежду политика... Вы согласны?
   - Скорее нет, - честно призналась Карельских. - Лично я не обращаю на это внимания...
   - Но Вы же не будете отрицать, - перебил ее Борис Павлович, - что современному избирателю импонирует тот политик, который идет в ногу со временем, следует моде, учитывает настроения общества и так далее... Вот мы предлагаем Владимиру Владимировичу несколько изменить свою внешность: поменять, к примеру, костюмы и галстук...
   - А что с галстуком? - Настя перевела озадаченный взгляд с Бориса Павловича на галстук Премьера.
   - Такие галстуки просто уже не в моде, - подсказала Юлия Семеновна.
   Лишь Путин казался все это время невозмутимым и с интересом следил за развитием событий, да Виктор Львович нервно поддергивал свои  пышные усы.
    Настя для начала сравнила серый скромный костюм Премьера с бежевым в клеточку костюмом Бориса Павловича и в ответ спросила советников:
   - Скажите, пожалуйста, вот если бы к вам в дом пришел сантехник починить неисправный кран, вы обратили бы внимание на цвет его комбинезона? Или для вас было бы важнее, чтобы он быстро и качественно выполнил свою работу?
   В кабинете Премьера на несколько секунд повисла пауза. Насте даже показалось, что сидящие за столом лишились дара речи. Только глаза Путина лукаво улыбались.
   - Вам не кажется, Настасья Борисовна, что пример с сантехником несколько неуместен в этих стенах? - Юлия Семеновна первая пришла в себя от неожиданного сравнения Карельских.
   - Нет, не кажется, - спокойно ответила Настя, - поскольку в стране накопилось довольно много задач, которые требуют быстрого и радикального решения. Я полагаю, что избиратели будут выбирать Владимира Владимировича Путина по результатам работы Правительства, насколько эффективно оно решает проблемы избирателей. А если кандидат не способен защитить интересы избирателя, то тут, по-моему, никакие модные галстуки не помогут.
    - Ну, знаете, Настасья Борисовна, с Вами трудно дискутировать, -  недовольно покачала головой Юлия Семеновна.
    - Так, спасибо всем. Совещание окончено, - подытожил Путин.
    Все встали со своих мест и направились к дверям.
    - Настасья Борисовна, - окликнул он Карельских, - задержитесь на минутку.
    Прикрыв дверь, Настя вернулась к столу.
    В приемной Бузнянский все так же сидел в кресле у окна, внимательно следя за выходящими из кабинета главы Правительства.
    - Кто такая эта Карельских? Откуда она взялась? - не скрывая своего раздражения, спросила Юлия Семеновна сопровождающих ее коллег.
    - Кажется, я видел ее у Алевтины Григорьевны пару раз, - припомнилось Виктору Львовичу.
    - А ведь мы его почти убедили. Если бы не она... - сокрушенно махнул рукой Борис Павлович, покидая приемную последним.
   "Интересно... Очень интересно, - размышлял про себя Бузнянский, - в чем они почти убедили Путина, и каким образом Карельских удалось его переубедить? .. Надо бы непременно выяснить. Но как?.."
   Настя вновь присела, когда Путин расположился в кресле напротив нее.
   - Ха! - рассмеялся Премьер. -  Это ты здорово придумала с сантехником!
   - Зачем ты это сделал? - вырвалось у Карельских. Она второй раз в жизни перешла с ним на "ты" - сказывалась заокеанская привычка общения со всеми, с кем связывает что-то общее. Но он никак на это не отреагировал и продолжал улыбаться:
   - Что ты имеешь в виду?
   - Они же возненавидят меня... Мне и так нелегко постоянно контролировать себя со всеми, держать нейтралитет... Что они теперь скажут?
   - Тебя это очень волнует? - уже серьезно спросил Владимир Владимирович, глядя на нее исподлобья.
   - По большому счету нет, но до сегодняшнего дня я ни с кем еще не сталкивалась вот так, что называется, "лоб в лоб"...
   - Но ведь рано или поздно это произошло бы, не так ли?
   - Да, наверно...
   - Ты жалеешь, что так вышло?
   - Нет, - тряхнув головой и откинув прядь волос со лба, твердо заверила она. - Нет, если это помогло тебе.
   - Кстати, - Путин сменил тему, - когда вы собираетесь окончательно переезжать?
   - По правде говоря, тут столько работы, что мы не смеем просить об отпуске.
   - Работы здесь всегда более, чем достаточно. Но отпуск на неделю, полагаю, ни у кого не вызовет возражений.
   - Хорошо, Владимир Владимирович. Вернется супруг из командировки и мы обсудим эту тему.
   - Только не откладывайте надолго. Чем скорее вы привезете семью, тем спокойнее вам будет и работаться...   
   Вернувшись к себе, Настя решила для начала выпить чашечку крепкого кофе и собраться с мыслями. Не успела она включить электрический чайник, как в дверь тихонько поскреблись, словно кошка, и в тот же миг на пороге появился тот самый мужчина, которого она увидела в приемной Путина.
   - Добрый вечер. Разрешите войти? - вкрадчиво спросил Бузнянский.
   - Вошли уже, - не очень вежливо ответила Настя: она терпеть не могла, когда кто-то входил в кабинет без приглашения.
   - Бузнянский. Давид Юльевич, - не обращая внимания на реплику Карельских, представился бизнесмен.
   - Чем обязана? - сухо спросила она.
   Бузнянский почесал указательным пальцем кончик своего крупного носа и подошел к Насте вплотную, отчего ей пришлось сделать шаг назад к окну. Поведение непрошенного гостя вызывало у нее смешанные чувства: с одной стороны, раздражения из-за его наигранной учтивости и любезности, а, с другой, чувство надвигающейся опасности, которую Настя ощущала интуитивно. Своей же интуиции она доверяла.
   - Я не отниму у Вас много времени, Настасья Борисовна, - начал Давид Юльевич и это был первый сюрприз от посетителя.
   - Мы незнакомы.
   - Ну, это как сказать... Но неважно. Я ведь мог тут у любого спросить Ваше имя-отчество...
   - Извините, - перебила Настя, -  у меня мало времени. Что Вам нужно?
   - Вот это уже деловой разговор. Люблю деловых людей... Вы сейчас были у Владимира Владимировича и не могли не заметить меня в Приемной... – Бузнянский сделал паузу, обжигая своими большими темными глазами Настю: он выжидал ответной реакции, но та полностью взяла себя в руки и хранила молчание.
   - А вот меня сегодня, - продолжил он, внутренне разочаровавшись выдержке собеседницы, - Премьер-министр, к сожалению, не принял...
   "Я-то здесь при чем?!" - мысленно удивилась Настя.
   - Дело, Настасья Борисовна, по которому я добивался аудиенции у Владимира Владимировича имеет чрезвычайно важное значение...
   - Для кого? - попыталась уточнить Карельских.
   - Для всех. Если хотите, для России в целом, - скороговоркой, понизив голос, ответил Бузнянский.
   - И что же Вы хотите от меня? - Настю вконец вывели из себя его "хождения вокруг да около".
   - Я стал невольным свидетелем того, что говорили о Вас в Приемной советники Путина, - заговорчески прошептал Давид Юльевич. Для Насти эти слова стали еще одним сюрпризом. Она лишь недоумевала, к чему клонит визитер.
   Бузнянский рассчитывал построить в дальнейшем беседу так, чтобы, учитывая женское любопытство, Настю заинтриговали его последние слова. А когда он перескажет ей содержание разговора, (разумеется, несколько его приукрасив!), она попытается доказать ему, что не имела никакого влияния на пока еще неизвестное ему решение Премьера, и проболтается обо всем.
   Однако Настя продолжала молчать, внешне не проявляя интереса к продолжению темы. Пауза затягивалась. Бузнянский начал терять уверенность, правильно ли он рассчитал свое поведение с этой женщиной, с которой судьба столкнула его во второй раз за последний год.
   "Интересно, как долго он собирается играть со мной в "молчанку"?" - усмехнулась про себя Настя, неотрывно следя за его движениями. Она расположилась в своем кресле за письменным столом, не предложив при этом гостю присесть.
   - Вы что-то говорили об интересах России... Нет? - напомнила ему Карельских.
   - Настасья Борисовна, - Бузнянский, наконец, сел без приглашения напротив нее и перешел в лобовую атаку, - мне необходимо знать, о чем Вы говорили с Владимиром Владимировичем.
   "Вот это наглость!" - изумилась Настя, но вслух предложила с вызовом:
   - А Вы спросите об этом у Владимира Владимировича сами.
   - Ну, зачем же беспокоить его по таким пустякам?.. - нервно усмехнулся Давид Юльевич. - Я почему спрашиваю... Боже упаси, не из праздного любопытства, а исключительно в интересах дела. Я очень рассчитываю на Вашу помощь и поддержку.
   Решив играть в "открытую", он достал белый запечатанный конверт из внутреннего кармана темно-синего идеально сидящего на нем костюма, без сомнения, сшитого на заказ каким-нибудь известным кутюрье, и задумчиво повертел его в руках несколько раз в разные стороны, из чего Настя успела лишь заметить, что на конверте ничего не написано. Бузнянский краем глаза неотрывно следил за ней. "Чертова баба! - подумал он. - Она окончательно начинает меня раздражать. И ведь отнюдь не глупа. Надо отдать должное ее выдержке. Но со мной ей, конечно, не тягаться... Ну что ж, милочка, придется открывать козыри..."
   - В этом конверте, - продолжил он цель своего визита к Карельских, - моя просьба к Владимиру Владимировичу. Вы можете с ней ознакомиться и, при случае, - тут он кашлянул, - передать письмо Премьер-министру или же пересказать его содержание в двух словах. А я за это буду век Вам признателен. Вот, собственно, и все, - И Бузнянский положил перед ней тонкий конверт.
   - И о чем же эта просьба? - впервые за последние минуты проронила Настя.
   - О развитии бизнеса.
   - Вашего бизнеса? - уточнила она, сделав ударение на первом слове.
   - В конечном счете нашего общего, российского, бизнеса.
   "А в промежуточном  твоего личного, акула," - мысленно добавила Карельских и решила закончить разговор с незваным посетителем: - Извините меня, Давид Юрьевич...
   - Юльевич, - поправил ее Бузнянский.
   - Простите, ...Юльевич, но я Вам, к сожалению, ничем не смогу помочь.
   - Не торопитесь с ответом, Настасья Борисовна, - вежливо-холодно предостерег ее бизнесмен.
   - Это не в моей компетенции. Если хотите оставить письмо, зарегистрируйте в Канцелярии. Могу лишь заверить Вас, что оно будет рассмотрено соответствующим отделом в порядке очередности и, если предложения серьезные, заслуживающие внимания, Вы вскоре получите официальный ответ. Таков порядок.
   - Настасья Борисовна, а Вы лично разве никогда ничего не нарушаете?
   - Вы отдаете отчет своим словам?! - впервые за время визита Бузнянского Настя повысила на него голос, хотя ей очень захотелось с треском вышвырнуть его из своего маленького кабинета.
   - Не надо кричать, - тихо продолжил Давид Юльевич. - Я еще не выяснял, но обязательно выясню, заполнили ли Вы Декларацию о доходах и, если да, то какие именно доходы Вы там указали... У Вас, Настасья Борисовна, если я не ошибаюсь, фирма в Канаде, которая приносит Вам неплохую прибыль. На мой взгляд, налоговикам и Владимиру Владимировичу будет небезынтересно ознакомиться, какие валютные доходы Вы сокрыли от государства.
   "Мерзавец! Он теперь решил шантажировать меня!" - закипала Настя, но постаралась сохранить спокойствие в голосе:
   - Довольно! Я Вас больше не задерживаю. Мой рабочий день окончен, - Она встала, вернула конверт, подошла к двери и широко распахнула ее, приглашая его покинуть кабинет.
   - Такими методами общения Вы, Настасья Борисовна, здесь долго не задержитесь, уверяю Вас.
   - Вот и прекрасно, - парировала Карельских. - Всего хорошего.
   Проходя мимо нее, Бузнянский раздосадовано хмыкнул и молча, с гордо поднятой головой, покинул комнату.
   "Фу-у, - тяжело выдохнула Настя, садясь за письменный стол, - ну и денек сегодня выдался у меня."
   Электрический чайник давно отключился автоматически.  Пить кофе расхотелось: руки дрожали, затылок ныл. На нее навалилась апатия и полное безразличие, но такое бывало у нее нередко перед тем, как надо было собраться силами и вступать в решительный бой. Так бывало не раз в Канаде, когда она затевалась осуществить новые задумки, но пути их достижения еще не были четко очерчены.
   Настя резко помотала головой из стороны в сторону. Она вдруг испытала острую необходимость поделиться с кем-нибудь из близких о случившемся, но в данный момент это было невозможно: Андрей находился в командировке, а мама с детьми все еще в Виннипеге. Впервые после возвращения в Россию она ощутила себя в полном одиночестве, отчего сердце защемило. Ей очень хотелось, чтобы рядом оказался человек, которому она могла бы сейчас "поплакаться в жилетку".
   "Не к нему же мне идти?" - неожиданно промелькнуло в голове, но уже через секунду ее охватило беспокойство: "А ведь этот жалкий шантажист прав в одном: надо все задекларировать... Да, но откуда ему известно про фирму? Не мешало бы самой навести о нем справки..."
   Карельских встала и зашагала из угла в угол, продолжая рассуждения: "Ну, на этом он меня не купит... Фирму я все равно передам Мэйсону, дом продадим, а как декларируются доходы от изданий, нужно завтра же выяснить".  Довольная таким решением, Настя надела плащ и покинула кабинет.
   "И все же, наверно, при случае надо будет рассказать о Бузнянском Путину, чтобы он знал о сомнительных личностях, крутящихся около него", - вздыхая вечернюю свежесть с реки и окинув прощальным взглядом "Белый Дом", пришла она к выводу.



11.
    Будзянский подъехал к ресторану "Баварская кухня", который он год назад подарил жене на день рождения, на серебристом "Мерседесе" последней модели. Ему с трудом удалось не сорваться на водителя, когда они оказались в "пробке" на Тверской, таким разъяренным он покинул здание Дома Правительства после разговора с Карельских. Подобного обращения к себе он и вообразить ни мог, да еще от какой-то там бывшей иммигрантки, однажды уже обведшей его вокруг пальца.
   "Ну, что ж, пора свести с ней все счеты", - решил Давид Юльевич, направляясь в ресторане отдельный кабинет, где от долгого ожидания в одиночестве скучал полный мужчина средних лет с крупным лицом в оспинах и в старомодных роговых очках.
   Аркадий Григорьевич Поляков был знаком с Будзянским с раннего детства. Они жили на одной тихой улице в центре столицы, их родители дружили, как тогда говорили, "домами".   
  - Наконец-то, Юльевич, - пристав с места, расплылся в улыбке Поляков. Среди друзей Давида Юльевича Аркадий был единственным, кто стал называть его по отчеству после смерти Будзянского-старшего, к которому относился как родному отцу с тех пор, как тот в начале семидесятых устроил его на работу в Министерство иностранных дел.
   - Привет, - буркнул в ответ Давид Юльевич.
   - Что-то ты сегодня не в настроении, - и улыбка мгновенно слетела с его широкого лица.
   В это время к ним зашел официант с подносом и стал расставлять блюда на стол. 
   - Поговорим после ужина, - отмахнулся бизнесмен и, в свою очередь посмотрев на покрытый испариной лоб друга, что являлось признаком больших неприятностей, спросил: - Похоже, и у тебя сегодня не самый благоприятный день, а?
   - Еще какой неблагоприятный. Представляешь, лишился своего основного дохода, - пожаловался Аркадий.
   - Это какого же? - принимаясь за салат, удивленно вскинул он густыми бровями.
   - Вот уже три дня, как иностранные корреспонденты шарахаются от меня, словно от чумного. Мои прогнозы относительно внешнеполитического курса страны, оказывается, больше никому не нужны! - швырнув столовыми приборами в тарелку, Поляков положил крупные руки на стол.
   Давид Юльевич хорошо представлял себе, что это означало для его собеседника. Всего несколько месяцев назад тот по собственному желанию ушел из МИД, создав общественный Фонд по исследованию приоритетов в области внешней политики страны, и тем самым поменял кресло дипломата на директора и политического аналитика в одном лице. В списке тех, кто финансировал новоиспеченный Фонд, не последнее место занимали различные зарубежные гуманитарные организации. Разумеется, эта акция с их стороны вовсе не была бескорыстной. В ответ они требовали от Полякова информацию о внешнеполитическом курсе России, представляющую определенный интерес на Западе.
    - А ты не пытался узнать причину такого их поведения? - медленно попивая баварское пиво, спросил Будзянский.
    - Шепнул тут один из них, будто бы во французской прессе появилось гневное письмо одной старой иммигрантки, из бывших княгинь, что я, видите ли, своими аналитическими обоснованиями очерняю Россию и нового Премьера.
    - Ну и что, Аркаша? - спокойно пожал плечами бизнесмен. - Ты ведь сотрудничаешь не с французами, а с англоязычными странами.
    - Да какая для них разница?! "Засветился" раз - и этого вполне достаточно. Они ведь любят иметь дело с "чистенькими", незапятнанными. Но это еще полбеды. Старуха та послала и в наши газеты подобные письма, и кое-кто уже беседовал сегодня со мной, - Поляков вновь принялся за еду, но жевал вяло, без всякого аппетита, словно больной ребенок, которого родители уговаривают съесть ненавистную кашу. - Никак в толк не возьму, чего она добилась этим для себя. Ну, чего ей не хватало там, во Франции? Прожила всю жизнь в роскоши, а теперь, когда пора заказывать гроб с музыкой, вдруг вспомнила о своей "русской" принадлежности.
   - Ты знаком с этими публикациями? - Что-то Будзянскому не нравилось во всей этой истории, но что именно, он никак не мог пока сообразить.
   - Да, читал в одной нашей газете. Вся суть сводится к тому, что таким, как мне, вообще не место в новой России, не то, чтобы выступать на различных мировых телеканалах с критикой в адрес Путина.
   - Я так и знал! - воскликнул Давид Юльевич.
   - Что ты знал? - изумился Поляков.
   - Что без влияния этой личности тут не обошлось. Эти иммигрантки, похоже, помешались на нем, - и он перешел в теме, которая не давала ему покоя в последние часы. - Знаешь, Аркаша, кого я сегодня видел в "Белом Доме"?
   Тот отрицательно покачал головой - разгадывать ребусы было не в его характере.
   - Карельских... - после паузы с усмешкой произнес Будзянский.
   - Какого Карельских? - усиленно вспоминая, откуда ему знакома эта фамилия, спросил Аркадий Григорьевич.
   - Не "какого", а "какую". Вспомнил прошлогоднюю историю с компьютерами? - подсказал он.
   - А, ну как же, как же! Ты еще меня просил...
   - Вот именно, - перебил бизнесмен, чтобы тот не произнес вслух, в чем состояла его просьба. - Она работает теперь у него. - И он показал глазами наверх.
   - Да что ты?! - ахнул Поляков. - Не хочешь ли ты сказать, что она вернулась?
   - Похоже, что да, и, по всей видимости, совсем недавно.
   - Ну-ну, интересно, и чем же она там занимается? - с проснувшимся любопытством, спросил друг.
   - Толком не знаю, но вся такая... ершистая.
   - Ты с ней беседовал?
   Давид Юльевич кивнул.
   - Глупо, - констатировал Аркадий Григорьевич. - Зачем тебе нужно было?
   - Я стал свидетелем одного разговора, что она, оказывается, имеет определенное влияние на... Ну, ты понимаешь, о ком я говорю? И я решил выяснить.
   - И что, удалось?
   - Нет. Поэтому я хочу рассчитаться с ней сполна. Она ведь еще должна мне за прошлогодние "издержки", - нетерпеливо заерзав на мягком стуле, поделился Будзянский своим замыслом.
   - Как? - спросил собеседник, наконец, доевший холодный бифштекс из молодой телятины.
   - С твоей помощью, Аркаша. Ты ведь у нас аналитик.
   Оба надолго замолчали, думая каждый о своем. Полякову хотелось от чистого сердца помочь другу детства, но ничего путного ему сейчас не шло на ум. А Давид Юльевич, немного расслабившись после ужина, пытался ответить себе на вопрос, как бывшая иммигрантка смогла оказаться в команде Путина. Он чувствовал, что если сумеет ответить на этот вопрос, то несложно будет подобрать ключ к самой Карельских. И, словно прочитав мысли Будзянского, Аркадий Григорьевич спросил:
   - Скажи, Юльевич, а  кто ей тогда помог с реализацией товара? Уж не он ли сам?
   - Да нет, не думаю... - о чем-то напряженно вспоминая, покачал головой бизнесмен.
   - Ты не торопись с ответом. Она ведь была на Лубянке, ты же сам мне говорил, не так ли?
   - Ты хочешь сказать, что она добилась встречи с тогдашним директором, а им  был...
   - Именно, Юльевич! - радостно перебил Поляков. Он был уверен, что потянул за верную веревочку того запутанного клубка.
   - И в благодарность она проявляет преданность ему... - предположил Будзянский.
   - Скорее всего, что так.
   - Возможно, возможно... - машинально ответил бизнесмен, восстанавливая в памяти события годичной давности...


    Фишкину была назначена встреча на опушке леса, недалеко от загородного шоссе. Прогуливаясь не спеша, Будзянский выслушал от нервно семенившего вокруг него Эдика новости из Калининграда.
    - Как же твои балбесы упустили ее? - все еще не понимая, почему сорвалась операция по похищению Карельских, спросил он.
   - Вокруг нее все время вертелись эти москвичи. И потом...
   - Что "потом"?
   - Моим людям показалось, что за ней еще кто-то следил.
   - То есть?
   - Она почему-то уехала из порта задолго до окончания разгрузки товара.
   - Куда, выяснили?
   - Нет. Она как сквозь землю провалилась. Из гостиницы уехала с вещами - и все. Тогда мы заманили ее менеджера на дачу, а сами стали звонить в Канаду. Но через день, черт знает, откуда, объявились не то менты, не то "омоновцы". Хлюпика этого канадского освободили, а пацанов моих повязали, - рассказывал Фишкин отрывисто.
   - Что с грузом?! - теряя терпенье от бестолкового объяснения собеседника, зашипел Давид Юльевич.
   - Он остался там, у них. Точнее, погрузили на трейлер и отправили.
   - А куда, ты, конечно, не знаешь.
   - Не знаю, - признался Эдик и отчего-то втянул голову в плечи. Ему хотелось курить, но пачка сигарет, как назло осталась в машине.
   - Ну что ж, Эдичка. Тогда придется тебе возвращать мне деньги, - подытожил он их беседу.
   - Давид Юльевич, - от такого поворота у Фишкина задрожали коленки и он начал лепетать, - Давид Юльевич... Какие деньги?
   - Те, что я перевел на твой счет. Или ты забыл? - усмехнулся Будзянский.
   - Но ведь, но ведь... это была "липа". Никаких денег на моем счету в действительности не было.
   - Ах вот как! Не было, говоришь? Как же в таком случае состоялась сделка? А может деньги ты перевел в какой-нибудь швейцарский банк, а мне лепишь "горбатого"?
   - Давид Юльевич, вы же все понимаете, это было только на бумаге. Одна фикция.
   - А как докажешь? - прищурив глаза, спросил Давид Юльевич и достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое белый лист бумаги. - Напомню тебе, если у тебя память отшибло. Это копия перевода денег со счета ассоциации на счет фирмы "Мираж". Так что денежки, Эдик, придется вернуть. Срок даю неделю. Все. Разговор окончен.         
   - Ну и гад же ты, оказывается! - Фишкин впервые назвал Будзянского на "ты". Его прорвало, и он теперь собирался все высказать бизнесмену, но его лишили такой возможности.
   - А ты еще и неблагодарный, - спокойно продолжал Давид Юльевич. - Кто из тебя человека-то сделал?! Если бы не я, так бы всю жизнь и "шестерил"... Пошел вон! – и все так же не спеша, направился к стоявшей на обочине иномарке, в которой давно скучал от безделья его личный шофер.         
   А Фишкин, словно побитый безжалостной рукой хозяина пес, побрел к своей машине.
   Не успел водитель Будзянского набрать скорость, как в салоне зазвонил сотовый.
   - Слушаю... А это ты, Султанбек! Ну, здравствуй, дорогой, здравствуй! - стараясь изобразить радость в голосе, поприветствовал он. - Ну, что ты, какие могут отвлекать дела, когда звонишь ты... Нет... Все верно говоришь, Султанбек. Пора кончать. - И на этом странный разговор был окончен.
   Будзянский всю дорогу до своего загородного дома не проронил ни слова.
   "Если эти балваны заговорят, - мысленно рассуждал он, - а в этом нет почти никаких сомнений, то не сегодня-завтра возьмут за жабры Фишкина. Следовательно, могут выйти и на ассоциацию. Начнутся ревизии, комиссии... У меня, разумеется, и комар носа не подточит, но знать о моих деловых связях с Султанбеком им не следует. Это мне совершенно не нужно. Так что Султанбек прав. Пора кончать. Другого выхода ради собственной безопасности нет".
    А через неделю Будзянскому сообщили, что Эдик Фишкин погиб в автомобильной катастрофе, сидя за рулем в нетрезвом состоянии...


    - Возможно, - возвращаясь в реальность, повторил Давид Юльевич. - Если одно неизвестное в нашей задаче мы нашли, то остается теперь вывести его за скобки. То есть, Аркаша, надо сделать так, чтобы он ей не верил в дальнейшем. Ее надо скомпрометировать!
   - Ну, это не так-то просто осуществить.
   - А если я дам тебе на нее кое-какую информацию, ты сумеешь с этим справиться?
   - Смотря что за данные.
   - Похоже, что у нее семья еще там, в Канаде. По крайней мере, когда я ей намекнул о ее канадских делах, она вышла из себя и... - он чуть было не проговорился другу, как Карельских выставила его за дверь, - ...и впервые повысила голос за время нашей беседы.
    - Юльевич, не темни. Чего ты хочешь? Шантажировать ее? Тут я тебе не помощник. Ты же знаешь, я всегда был против таких методов сведения счета.
    - Я же сказал "компрометация", а не "шантаж". У тебя связи с журналистской братией. Сам понимаешь, моей газете я ничего такого публиковать не буду. Пусть кто-то из твоих опубликует в нужный момент то, от чего там, - и Давид Юльевич снова показал глазами на потолок, - придут в ярость.
   - И ты надеешься, что он поверит какой-то газетной статейке? - с сомнением усмехнулся Поляков. - А тебе не кажется, Юльевич, что наступают для всех нас трудные времена. Кажется, новый Премьер не из простачков.
   - Да брось ты причитать, аналитик хренов, - вспылил бизнесмен. - Всегда можно подобрать ключик. Вопрос лишь в том, сколько на это уйдет времени. А пока веди себя выжидательно и ищи нужные подходы. Вот и вся "политика", друг мой Аркадий. А свои прогнозы, пожалуйста, оставь для прессы.
    - Волнуешься, Юльевич, значит нервничаешь.
    - Нет. Не с чего пока, слава Богу. Это я тебя, дурака, учу по старой дружбе. Иначе придется признаться, как нас с тобой "сделали" две иммигрантки, а я проигрывать не умею.



12.
    Настя устало прикрыла входную дверь и повесила на крючок свой плащ. Затем медленно прошла в гостиную и задумчиво окинула взглядом полупустую квартиру. Из мебели она с Андреем пока приобрели лишь раскладной диван и журнальный столик для гостиной да кухонный уголок. Карельских посчитали, что проще перевести мебель из их канадского дома, чем тратить время на покупку новой в Москве. Им все равно скоро придется  лететь в Виннипег за детьми и Катериной Васильевной. Ее размышления прервал телефонный звонок. 
   - Простите, это вы подавали объявление о няне? - спросил незнакомый женский голос.
   Вопрос несколько озадачил Настю: она с мужем договаривалась, чтобы объявление  было опубликовано в субботу, в ее выходной, а сегодня была пятница.
   - Да, мы, - устало выдохнув, ответила она в трубку.
   - Ой, как замечательно, а то я с обеда звоню-звоню, а к телефону никто не подходит, - заворковала незнакомка. - А когда мы могли бы встретиться?
   - Давайте завтра, - предложила Настя и продиктовала свой адрес.
   - Так это совсем рядом от того места, где я сейчас нахожусь, - обрадовалась женщина. - Видите ли, я тут еще в одну фирму заезжала, а ехать мне к вам с двумя пересадками на метро. Может, вы согласитесь встретиться со мной сейчас? Ну, я Вас очень прошу...
   - Как же Вы собираетесь ездить, если я соглашусь взять Вас на работу?
   - О, за это не беспокойтесь. Я сниму другую квартиру, поближе, - ответил женский голос, в котором Настя впервые уловила акцент.
   - Ну, хорошо, - сдалась Карельских, - приходите через полчаса.
   - Спасибо большое, - и тут же в трубке раздались короткие гудки.
   "Настойчивая особа", - в сердцах подумала Настя и направилась на кухню, вспомнив, что на работе так и не удалось выпить чашку кофе.
   Идея подать объявление о няне через газету принадлежала Насте. Московским агентствам, в отличие от канадских, она не доверяла, будучи неуверенной в их безупречной репутации, поэтому решила полностью положиться на личные симпатии и свою интуицию, хотя риск (и она это четко сознавала) в этом случае тоже был немалый...
   Звонок раздался ровно через тридцать минут. Настю, которая всегда сама любила пунктуальность и уважала точность других, на этот раз крайне раздражало это качество. Она поставила на стол недопитую чашку кофе, подошла к домофону и нажала на кнопку. Через минуту на пороге появилась полноватая брюнетка лет тридцати пяти в длинной черной юбке и кожаной куртке, держа под мышкой небольшую сумочку.      
   - Я - Сусанна, которая звонила вам насчет работы, - зачем-то уточнила она.
   - Проходите в комнату, - пригласила ее Настя.
   Гостья с любопытством начала озираться по сторонам и постепенно восторг от присутствия в просторной дорогостоящей квартире сменялся разочарованием.
   - А где же Ваши дети?
   - Мы еще не переехали, - объяснила Карельских и попросила газету с объявлением.
   - Она... она дома, - несколько растерянно улыбнулась Сусанна.
   - Как же вы звонили? - удивленно приподняла она брови.
   - Я на бумажке выписала...
   - Давайте "бумажку" и Ваши документы, - настойчиво попросила Настя. Что-то ей не нравилось в кандидатуре на няню, но что именно, она еще не осознавала.
   Сусанна достала из сумочки паспорт, а из кармана куртки блокнотный лист с номером телефона Карельских, написанный аккуратным почерком, и все вместе с улыбкой протянула хозяйке дома. Настя внимательно перелистывала страницы паспорта Армении, который ей прежде никогда не доводилось держать в руках.
   - Скажите, когда можно приступить к работе? - вкрадчиво спросила женщина.
   - Не раньше чем через месяц, - машинально ответила Настя, продолжая о чем-то напряженно думать про себя.
   - Так долго?! Я думала, что сразу, - разочарованно протянула она.
   - Кстати, где Вы зарегистрированы в Москве?
   - Пока нигде, - после паузы призналась Сусанна, -  еще не успела.
   "Неправда, - отметила про себя Настя, - судя по отметке в паспорте, ты уже два года проживаешь здесь". Ей не нравилось, что за внешней улыбчивостью и услужливостью, скрывалась пусть и маленькая, но ложь, поэтому она решительно потребовала:
   - Откуда у Вас наш номер телефона? Предупреждаю, в Ваших же интересах все рассказать начистоту.
   Сусанна испуганно взглянула на хозяйку дома и запричитала:
   - Поймите, мне очень нужна работа. Я еще не видела Ваших детей, но уже люблю их, как родных...
   - Вы не ответили на мой вопрос, - напомнила Настя, перебив ее.
   - Ну, хорошо, я все скажу. Жена моего двоюродного брата работает в редакции, и она позвонила мне и продиктовала ваш телефон. Я хотела опередить других и поэтому попросила о встрече сегодня.
   "Значит, объявление выйдет только завтра, как мы и планировали, - заключила Карельских, - а эта особа просто поступает чересчур шустро".
   - К сожалению, я Вам вынуждена отказать, - твердо заявила она, возвращая документы.
   - Как? Зачем? Я же Вам во всем призналась! - со слезами в голосе воскликнула Сусанна, продолжая стоять с документами в вытянутой руке.
   - По нескольким причинам, - спокойно продолжила Карельских. - Вы не зарегистрированы, а значит, проживаете нелегально, при этом претендуете на работу, на которую могут рассчитывать другие, те, кто проживает легально. И еще, Вы говорите с явным акцентом, а нам бы не хотелось, чтобы наши дети учились неправильному русскому.
   - Хотела бы я посмотреть на ту, кто из "легалов" согласиться работать за ваши деньги, - обиженно, даже с вызовом, заявила Сусанна, направляясь к дверям. - Так бы сразу и сказали, что я не подхожу вам, так как я - армянка.
   "Ваша национальность тут совершенно не причем. Многие Ваши земляки научились говорить на правильном русском, так что, я полагаю, Вам есть с кого брать пример", - в другой раз возразила бы Настя, но сегодня она ограничилась коротким "Всего хорошего".
   Закрыв за Сусанной дверь, она вернулась на кухню допивать остывший кофе. Испытывала ли она досаду или еще какие-то чувства, что отказала нуждающему в работе человеку? Однозначно, нет. Быть может, тому был приобретенный в Канаде опыт в ее фирме "Си энд Эйч". Единственный раз ее мучили угрызения совести - после отказа однокласснице Вике Лакевич. Как и сегодня, тогда главной причиной явилось нелегальное положение претендентки на получение работы. 
    Трель мобильного телефона прервала ее размышления. Звонил Андрей сообщить, что задержится в командировке еще на несколько дней. Его слова тонули в каком-то гуле, пару раз его кто-то окликнул по имени. Настя не решилась даже спросить, где он сейчас находится, а на вопрос мужа, как ее дела, ответила коротко, что все нормально, хотя ей в действительности хотелось реветь и поведать обо всем, что произошло за долгий день. Разумеется, она предполагала, что будут проблемы и непредвиденные хлопоты, но не могла представить, что на их решение потребуется столько душевных и физических сил. Обиднее всего ей становилось оттого, что возникали они не в чужой стране, а в родной, где, как известно, и стены должны помогать.
   "Ничего, - успокаивала она себя, укладываясь спать, - завтра будет новый день и все разрешится хорошо".         
   Разбудил ее телефонный звонок. "Господи, и в выходной поспать не удается..." - спросонья подумала Карельских и тут же резко вскочила, вспомнив, что ждет новых претенденток на место няни. Менее чем через час в квартиру вошла молодая симпатичная девушка в недорогом демисезонном пальто, представившаяся Ольгой Трошиной. Насте импонировала ее скромность и простые ответы на ее вопросы.
    Ольга оказалась родом из Крыма и училась на четвертом курсе заочного отделения исторического факультета МГУ. Она призналась, что два года работала смотрителем в соборе Василия Блаженного, пока не простудилась и "схватила" воспаление легких из-за постоянных сквозняков. Настя вдруг вспомнила, как еще в детстве удивленно спросила маму, почему на окнах собора нет стекол. В Москве Ольга жила в семье бабушкиной сестры и после болезни ей приходилось присматривать за внучатыми племянниками, так что, заверила она хозяйку дома, воспитательный опыт у нее имеется.
   Карельских подробно объяснила, какие обязанности будут входить в работу няни и торжественно объявила:
   - Ольга, Вы нам подходите.
   - Спасибо, Настасья Борисовна, - радостно всплеснула руками юная няня.
   На остальные звонки, а их было еще с десяток за день, она вежливо объясняла, что место уже занято.            


    - Добрый день, дамы и господа, - буднично поприветствовал Карельских присутствующих в зале российских и зарубежных корреспондентов.
    Прошла уже неделя, как Андрей находился в Хасавюрте и ежедневно проводил для аккредитованных журналистов брифинги об антитеррористической операции в Чеченской республике. Сегодня, как и все предыдущие дни в зале не было ни одного свободного места, из чего он в очередной раз сделал вывод: к событиям в Чечне в мире повышенный интерес. Но вот насколько здоровый - это большой вопрос, убеждался он каждый раз. Ему вспомнилось вторжение вооруженных бандитов на территорию соседнего Дагестана. Тогда, еще работая на канадском телевидении, он видел, как в каждом выпуске новостей демонстрировали карту России, закрашенной разными цветами весь ее юг. Фактически телеканалы наглядно показывали своей аудитории, что Дагестан - это одно государство, Чечня - другое, Ингушетия - третье, а Россия - четвертое, в состав которой эти автономные республики уже как бы не входят. И таким "ненавязчивым" способом они заставляют обывателей свыкнуться с мыслью отделения целых регионов от Российской Федерации. И этот телевизионный "трюк" создавался - тут Андрей не сомневался ни на йоту – и для тех российских зрителей, которые смотрят западные каналы новостей. А таковых, с учетом телевизионных возможностей, становится все больше и больше. Однако после решительных и успешных действий российской армии на территории Чечни по всем западным каналам, словно по команде, началась истерия по поводу "невинных жертв и гуманитарной катастрофы", а политики дружно стали предлагать себя в роли "миротворцев" по урегулированию чеченской проблемы. Для начала в Россию были запущены "пробные шары" из числа сотрудников различных общественных и гуманитарных организаций. Не получив ожидаемых результатов от этих "деятелей", европейские и заокеанские власти направили официальных лиц более высокого политического ранга. Одновременно усилилась и пропаганда с показом "ужасающих" кадров из жизни чеченских беженцев, обвинения в несоразмерности применения сил российской армией против "борцов за независимость Чечни". Но и эти "вояжи" не принесли желаемых успехов для западной "демократии". Тогда в "бой" вступила "тяжелая артиллерия" в лице госсекретаря США и лидеров европейских стран. Дипломаты и главы государств все больше раздражались, тон их выступлений из дружественного сначала перешел в холодный, а затем откровенно враждебный. А тем временем западные журналисты, работающие в России, настаивали на  необходимости их допущения на территорию Чечни. Им отказывали из соображений личной безопасности, и официально ни одному из них не было выдано разрешение на поездку в зону боевых действий. Тем не менее, западные репортеры ежедневно каким-то образом располагали довольно обширной информацией и кадрами с "той" стороны. С первых дней антитеррористической операции корреспонденты ни разу не назвали боевиков ни террористами, ни вооруженными бандитами, годами державшими в страхе собственный народ, а сочувственно называли их сперва "мятежниками" и "повстанцами", а после окружения Грозного "защитниками" и "борцами за независимое исламское государство". В своих комментариях журналисты особенно подчеркивали, что террористами и вооруженными бандитами их называет Кремль и лично Путин, которые "бездоказательно обвиняют" их во взрывах московских домов, напрочь "забыв" о своих коллегах и соотечественниках, замученных или томящихся в их плену. Что же касается репортажей из лагерей беженцев, то они сопровождались со слезливыми интонациями и скорбными лицами комментаторов, переводились лишь слова проклятий и обвинений в адрес российской армии, президента и премьера и ни разу не  показали тех, кто выражал слова благодарности российскому правительству за освобождение от зверств единоверцев. А кадры возвращения беженцев на освобожденные от боевиков чеченской территории, показанные по российским телеканалам, преподносились как "механизм кремлевской пропагандистской машины" или того хуже как новый поток тысяч гражданских лиц, вынужденных покинуть родные места из-за "непрекращающихся обстрелов и бомбардировок федеральными силами". Подобная оголтелая ложь нисколько не смущала западную "четвертую власть", благо их зритель не имел возможности перепроверить преподнесенную "объективную" информацию. Для большей убедительности в своей "непредвзятости" в освещении событий на Северном Кавказе в студию приглашались аналитики и специалисты по России из числа тех, кто иммигрировал на Запад и готов огульно обвинять российскую армию в "чудовищных методах ведения войны" и тем самым оправдывать действия террористов. Этих "специалистов" Андрей и вовсе не воспринимал всерьез, так как у них одна задача - выслужиться перед новыми хозяевами...
    - Итак, мы готовы ответить на ваши вопросы, - продолжил Карельских и окинул взглядом сидящих в зале коллег.
    - Джон Бранд, телекомпания Би-Би-Си, - первым поднялась рука в центре зала смуглолицего мужчины с коротко остриженными волнистыми волосами. - Мистер Карельских, в прошлый раз вы не согласились с моими обвинениями в несоразмерности применения военной силы против борцов за независимость Чечни. Вы по-прежнему так считаете после вчерашнего наступления российских войск?
     - Да, поскольку главная задача – освобождение мирных жителей от бандитского террора – успешно выполнена, - и обратившись к молодой блондинке, сидящей в последнем ряду зала, кивнул: - Пожалуйста.
     - Немецкая газета "Ди Цайт". Господин Карельских, почему российские власти, я бы сказала, с постоянным упрямством отвергают посредничество международных правозащитных организаций, таких как, например, "Амнести интернэшнл" или "Хьюмэн райтс вотч"?
     - Вы сами назвали эти организации международными. То есть обращаться к ним следует, по логике вещей, когда возникают международные конфликты. А антитеррористическая операция, напомню вам, проходит на территории Российской Федерации. Следовательно, наше правительство не считает  необходимым привлечение представителей этих и других организаций к решению внутренних проблем. Уверяю вас, мы в состоянии справиться сами со своими проблемами.
     Карельских старался отвечать дипломатично, взвешивая каждое свое слово, однако с каждым днем это давалось ему все сложнее, поскольку он хорошо знал, в чем заключаются подвохи его зарубежных коллег, и не будь он на брифинге, ответы были бы куда более жесткими и прямыми.
    - Прошу вас, - указывая державшим в руке карандашом на мужчину средних лет в дорогом велюровом пиджаке в первом ряду слева от себя.
    - Жан-Мари Дидье, агентство "Франс Пресс". Я хочу продолжить тему моей коллеги. Вы, наверняка, знаете об опубликованных в западной прессе фактах нарушения прав человека в Чеченской республике. Как вы полагаете, не скажется ли это отрицательно на имидж России в мире?
     - На имидж России, как вы выразились, больше сказались бы не способность российских властей защитить своих граждан и не выполнение социальных обязательств. И это, поверьте, сегодня куда важнее жителям Чечни.
     - Но Россия не может игнорировать Конвенцию по правам человека, - громко возразил французский журналист.
    - Давайте вместе представим следующую ситуацию: на вас, идущего по улице, нападают бандиты. В результате у вас забирают деньги, кредитные карты, документы и вдобавок вас избивают. И тут к вам подходит лощенный человек и начинает поучать, что бандита, согласно пресловутой Конвенции, те же права, что и у вас. Какие у вас будут эмоции? А сегодня жители Чечни в гораздо более ущемленном состоянии. Их лишили всего: права на мирную жизнь, на медицинское обслуживание, образование и еще на многое другое… И, не сомневайтесь, что для них крайне важно восстановление их в гражданских правах, - с каждой фразой Андрей начал все более распаляться и, почувствовав, что может завестись не на шутку, заставил себя замолчать.
     Однако журналисты, словно почувствовавшие, что "сенсаций" им и на этот раз не дождаться, потеряли интерес после нескольких вопросов российских журналистов брифинг закончился.       



13.
    На шум открывающейся двери радостно выбежала Катерина Васильевна.
    - Господи! Настя, Андрей, а я вас ждала не раньше чем через полчаса, - целуя дочь и зятя, призналась она.
    - Мы попросили пилотов лететь побыстрее, - пошутил Андрей.
   Настя сразу заметила, что мать сильно волнуется, и спросила с тревогой:
   - Как дети?
   - Все здоровы. Уже спят.
   - А где Мэри? - поинтересовался Андрей.
   - Наверху. Помогает складывать вещи. Если бы не она, я бы ни за что не справилась до вашего приезда.
   Супруги, сняв куртки, прошли в гостиную.
   - Да у нас словно Мамай прошелся! - с улыбкой на лице прокомментировала Настя увиденный хаос. Повсюду встречались картонные коробки: одни, заполненные и стянутые клейкой лентой, были пронумерованы аккуратным почерком Катерины Васильевны и стояли вдоль стены, другие, еще пустые, валялись, где попало.   
    Ей никогда прежде не приходилось перевозить с собой такое количество вещей. Она  вспомнила переезд из Гранд Форкса в Виннипег, когда они с Андреем приехали на стареньком "Бьюике", в багажнике которого без труда поместилось все то нехитрое, что было нажито за год в Штатах. Это уже после покупки дома Карельских стали приобретать мебель и бытовую технику, соответствующую требованиям моды. На благоустройство их дома ушло пять лет. И вот теперь привычный домашний уют был в одночасье разрушен...
   - Нэнси! - голос Мэри вывел Настю из раздумий. - С возвращением!
   - Мэри, - и обе женщины нежно обнялись, - я так тебе благодарна за помощь моей маме. Вы прекрасно со всем справились.
   В ответ та печально опустила глаза.
   - Что с тобой, Мэри? - спросила Настя.
   - Мне очень жаль, - наконец проговорила Мэри. - За эти два года я так привыкла к Вам, детям. Я буду очень скучать по вас.
    От такого признания Карельских растерялась. Мысленно она даже упрекнула себя в том, что в последнее время воспринимала прислугу, как нечто вроде само собою разумеющееся, привычное, необходимое лишь для поддержания комфорта в доме, и никогда в общем-то не задумывалась о ее личных чувствах.
    - Что делать, - взяв ее смуглые ладони в свои, как можно мягче, ответила она, - такова жизнь. Как говорится, все течет, все меняется. - И, спохватившись, выбежала в прихожую, где оставила свою дорожную сумку, достала из нее небольшой сверток и вернулась к комнату. - Это тебе на память от нас.
    - Мне? - переспросила Мэри, подняв большие темные глаза полные слез на Настю. - А что это? 
    - Подарок из России.
    Та, развернув подарочную бумагу дрожащими руками, просто ахнула:
    - Матрешки?! О, Нэнси, большое спасибо, - и еще раз нежно обняла ее.
    - Я рада, что они тебе понравились. А что касается рекомендаций, мы дадим тебе самые положительные, - пообещала Настя, устало присев на покрытое целлофаном кресло.
    - Нэнси, скажите, что будет в Москве с детьми?
    - Вилли пойдет в подготовительный класс. Ему ведь надо выучить русский. Женю уже определили в детский сад, а для Ан-Ки нашли приходящую няню.
   - И кто она? - ревностно спросила Мэри. Она сильно привязалась к детям Карельских и считала себя в праве поинтересоваться их дальнейшей судьбой.
   - Ее зовут Ольга. Она учится в Университете.
   - Какой у нее опыт работы?
   - Небольшой, Мэри. Но, я надеюсь, что не ошибаюсь в ней: она - порядочный человек и будет добросовестно исполнять свои обязанности.   
   Тут вошел Андрей и первым делом тоже поблагодарил Мэри за отличную работу. Потом спросил Настю:
   - Ну что, завтра заказываем контейнеры?
   Мэри, всхлипнув, покинула гостиную, а Настя окинула еще раз взором собранные вещи, молча тряхнула головой и поднялась наверх в детскую.


   Анна не ложилась спать несмотря на поздний час. Она все надеялась, что Настя первым делом позвонит ей, но телефон хранил молчание. Питер, видя ее состояние, раньше обычного ушел в спальню.
   "Господи, ну почему ты вновь разлучаешь меня с дочерью? Неужели я не искупила вину, сделав для нее все, что было в моих силах?" - думала она, шагая из угла в угол. Анна отказывалась смириться с действительностью, что Настя навсегда покидает Канаду и возвращается в Россию, в страну непредсказуемости и полной опасности, туда, где взрывались дома, где военный конфликт не сегодня-завтра мог перерасти в полномасштабную войну, возможно, с вмешательством извне. "Ах, Настя, Настя, что же ты наделала? Зачем тебе все это нужно?" Ни умом, ни сердцем она не принимала решения Карельских, потому что ей  просто было страшно. Страшно за дочь, встретившую спустя столько лет по воле судьбы, которая простила ей ошибку ее молодости. Дважды за последние годы она переживала сильнейшее потрясение. Первый раз это было в тот день, когда Настя пришла к Харрисонам с Катериной Васильевной, с женщиной, чье лицо она узнала бы и через сотню лет. Вслед за радостью, окончательно развеявшей ее сомнения относительно Насти, пришла пора  мучений. Дав Катерине Васильевне клятву унести с собой тайну рождения дочери, каждая последующая встреча с Настей стала настоящим испытанием на выдержку. Однако настойчивость Насти докопаться, что кроется за неприязнью мамы к ее близкой подруге, а также намерение прекратить с Анной все отношения, если та, зная причину этой неприязни, не расскажет о них, перевесили чашу весов и заставили Харрисон признаться во всем, невзирая на возможные последствия. В ту ночь от пережитого страха, как родная дочь воспримет правду, Анне казалось, будто она не единожды умирала и воскресала. Но судьба и на этот раз была благосклонна к ней. Настя простила ее, пожелав оставить все, как есть. Тяжелая ноша, с которой Анна жила более тридцати пяти лет, наконец, была сброшена и впереди замаячила безоблачная жизнь, полная радости и согласия между Харрисонами и Карельских.
    И сейчас всем ее планам суждено было рухнуть. Она понимала, что теряет дочь по вине обстоятельств, которые ей прежде ни разу не приходилось брать в расчет.
    "Завтра же я должна с ней поговорить. Быть может, еще не все аргументы были использованы, и мне удастся убедить ее остаться..." - с такой мыслью Анна, так и не дождавшись звонка, легла в постель.


    Несмотря на длительный перелет, Настя проснулась рано, а после принятого контрастного душа Настя почувствовала себя вполне бодрой. Наспех приготовив себе и Андрею завтрак, состоящий из горячих бутербродов и кофе, она позвонила Анне.
    - Наконец-то, - вместо приветствия ответила та.
    - Анечка, не сердись. Столько дел... - попыталась объясниться Карельских. И поделилась со своими планами на предстоящий день. - Сейчас еду в офис. Когда освобожусь, заеду к тебе, окей?
    В ответ она услышала лишь короткое "жду".
   "Видимо, все еще не смирилась", - подытожила результат их короткого разговора Настя, заводя мотор автомобиля.
    В фирме "Си энд Эйч" все шло своим чередом. Мэйсон исправно справлялся со всеми делами в отсутствии Карельских. В распорядок рабочего дня сотрудников не были внесены никакие изменения, а пожелания клиентов выполнялись непрекословно. Месячный отчет был сдан в налоговую инспекцию на два дня раньше срока с хорошим положительным балансом для фирмы, чем он сразу же похвастался Насте.
    - Молодец! - похвалила она и, долго разглядывая в чем-то еще детские черты лица своего менеджера, объявила: - Мэйсон, ты знаешь, я всегда была довольна тобой, твоим умением вести дела фирмы. Поэтому я со спокойной совестью передаю бразды управления в твои руки.
    Наступила долгая тишина, во время которой сидящий напротив нее собеседник пытался осмыслить услышанное. Мэйсон непонимающе хлопал редкими светлыми ресницами и то и дело почесывал затылок.
    - То есть? - наконец спросил он.
    - Это значит, Мэйсон, что мы переезжаем в Москву, а владельцем фирмы становишься ты.
    - Неужели вы решили вернуться туда навсегда?! Значит, это правда...
    - А что, уже кто-то успел распустить слухи? - удивилась Настя, заерзав в кресле.
    - Нет-нет. Только сначала Анна звонила несколько раз, - пояснил Дюваль, - и все спрашивала, когда ты вернешься. Я понял одно, что если ты не хочешь, чтобы она знала о твоем отъезде в Россию, значит это очень серьезно.
    - Правильно, - утвердительно кивнула головой Настя.
    - Нэнси, можно вопрос?
    - Сколько угодно.
    - Ты нашла, чем будешь там заниматься?
    - Да, я уже работаю.
    - Где?
    - Это связано с компьютерами, точнее с обработкой информации. - Насте не хотелось пока сообщать, что она работает в Доме правительства.
    - Фирма солидная, надеюсь, - Мэйсон не рискнул напрямую спросить о месте ее работе.
    - Ладно, - сдалась она. - Рано или поздно все равно станет известно... Я работаю в аппарате главе правительства.
    - Не хочешь ли ты сказать, что у Пу-утина? - заикаясь, переспросил он.
    Настя молча улыбнулась.
    - Вау! - только и воскликнул Дюваль. Настины новости все больше и больше озадачивали его.
    - Ладно, Мэйсон. Давай о делах, - предложила она, достав из сумки папку с документами. - В общем, так: текст акта о передаче фирмы "Си энд Эйч" у меня подготовлен. Ознакомься, а детали обсудим завтра.
    - А как же с собственностью? 
    - Я заберу свою долю, но, разумеется, не все сразу. Оставлю столько, сколько необходимо вам для ведения дела. Будешь возвращать постепенно. Процентов не прошу. Все-таки это мое детище. Не буду же я его душить?!
    - Нэнси, у меня нет слов признательности! И все же я хочу, чтобы ты знала: мне очень жаль.
    - Чего? - не поняла Настя.
    - Прежде всего, твоего шага.
    - Ты считаешь его опрометчивым?
    Мэйсон колебался.
    - Говори прямо, - потребовала она. - Мы ведь друзья, не так ли? Надеюсь, ими и останемся.
    - Честно признаться, да. Я не нахожу ответа, сколько ни спрашиваю себя, зачем вы решили вернуться в Россию именно сейчас?
    - Это нелегко объяснить. Наверно, главная причина в том, что я и Андрей там сейчас будем более востребованы, чем здесь. Мы хотим помочь своей стране, пусть это и звучит высокопарно. - И, взглянув на ручные часы, она заторопилась. - Ладно, Мэйсон, до завтра. Да, предупреди персонал - проведем небольшое совещание во время перерыва. 


    Подъезжая к литературному агентству Харрисонов на Осборн Стрит, Настя предчувствовала предстоящий тяжелый разговор с Анной, отчего и скребло на сердце. 
    - Ну, здравствуй, - печально улыбнувшись, Харрисон сжала ее в своих объятиях.
    - Как дела? - Чтобы хоть как-то оттянуть главную тему, спросила Настя. Она ненавидела себя в такие минуты, но ей нужны были эти несколько минут для того, чтобы немного успокоиться.
    - Нормально, - ответила Анна.
    - А где Питер?
    - В издательстве. У тебя уже был ленч?
    - Нет.
    - Так поехали к нам! - обрадовано предложила она. Анне, похоже, тоже не хотелось затевать беседу в офисе.   
    - Не знаю, право. Еще надо столько чего успеть... - колебалась Настя.
    Меньше всего ей хотелось нанести обиду, а опухшие от бессонницы и пролитых за эти дни слез серые глаза Анны заставили ее взглянуть на ситуацию совершенно с другой стороны. Если, возвращаясь в Канаду, она думала лишь о хлопотах, связанных с предстоящим переездом, то сейчас она представила душевное состояние тех, кто останется по эту сторону океана. "Бог знает, когда еще свидеться-то придется..." Вслух же добавила: - Хорошо, но только на пару часов, не обижайся. А в пятницу соберемся все у нас на прощальный ужин...
    - "Прощальный", - эхом отозвалась Харрисон, надевая бежевое пальто, которое очень нравилось Насте оттого, что оно идеально подчеркивало стройную фигуру Анны.
     В доме Харрисонов было как-то по-особенному тихо. Насте показалось, что все вещи и предметы замерли в ожидании объяснений между двумя женщинами. Она молча прошла в гостиную и, пока Анна хлопотала одна на кухне (та не признавала никакого вмешательства в процесс приготовления еды со стороны гостей), задумчиво подошла к роялю. Ей очень хотелось сыграть что-нибудь лирическое, но она так и не решилась, а лишь беззвучно коснулась клавиш подушками пальцев. За этим занятием ее и застала Анна, когда ленч на двоих, состоявший из отбивной свинины и картофельного салата, был готов.
    - Пойдем в столовую, - тихо сказала она.   
   Обед прошел все также молча, если не считать семейных новостей Харрисонов, о которых поведала Анна. Николас вернется с соревнований в субботу, а Алекс готовится к своему первому международному конкурсу имени Шопена на родине великого композитора, и они с Питером очень волнуются за него. Настя заверила, что Алекс прекрасный пианист и, наверняка, станет победителем.
    - Ну, хватит о мальчиках. У меня ведь есть еще и дочь, - разливая в чашки крепкий кофе, сменила тему Анна, - которая к тому же собирается совершить самую большую ошибку в своей жизни.
    - Аня, я прошу тебя, не надо, - взмолилась Настя. - Ну что ты, в самом деле, устраиваешь трагедию из-за нашего отъезда?
   - Настенька, милая, послушай меня. В России все так неспокойно. Эти взрывы, оккупация Чечни...
   - Что-что? Повтори, что ты сказала?! Какая еще "оккупация"?! - перебила она, гневно сверкнув глазами, отчего те приобрели оттенок изумрудного цвета. 
   - Ну, по крайней мере, у нас так передают, - не понимая Настиной реакции, попыталась та объяснить.
   - Кто передает?! "Си-Би-Си" с "Эй-Би-Си", да?
   - Ну да. А почему ты так реагируешь?
   - Да потому что когда канадское правительство уничтожило целое индейское племя, которое только изъявило желание отделиться, общество даже не возмущалось. И, заметь, это было всего несколько лет назад, а не в годы покорения Америки.
   - Ты так и не стала канадкой... - с горечью промолвила Анна, застыв с кофейником в руке.
   - Чечня - неотъемлемая территория Российской Федерации, - твердо сказала Настя, не обращая никакого внимания на ее слова.
   - Ладно, не будем, пожалуйста, о политике, - попросила Харрисон. - Сейчас мы говорим о тебе.
   - Ты забыла сказать, что еще об Андрее и детях.
   - Вот именно, - подхватила эту мысль Анна. - Подумай о них. Что вы там будете делать.
   - Жить, работать...
   - Где?! 
   - Аня, успокойся, прошу тебя. Мы уже работаем.
   - Как это? - недоуменно посмотрела она. - Ты серьезно?
   - Совершенно.
   - И чем же вы занимаетесь? - все еще с недоверием спросила Харрисон.
   - Андрей работает в информационном центре при правительстве РФ.
   - Что-о?! - у Анны дернулась рука, и она чуть было не расплескала остатки кофе на скатерть. - Каким образом он там оказался?
    - Все получилось очень просто. Записавшись на прием к главе правительства, Андрей изложил свое понимание развития российских средств массовой информации, и его идеи заинтересовали Владимира Владимировича.
    Такого поворота событий Анна никак не ожидала и несколько растерялась.
    - Ну, хорошо. А что будешь делать ты?
    - Я тоже уже поступила на работу.
    - Ты все-таки пошла в школу учить этих оболтусов, - предположила Харрисон.
    - Да нет. Вообще-то - ты знаешь - я хотела бы работать в школе. Но так вышло, что меня взяли в аппарат помощника главы правительства.
    - Я не понимаю, вы что, вот так, можно сказать, с улицы пришли к нему и он вас принял? - подозрительно спросила Анна.
    - Почему же "с улицы"? - обиделась Настя. - У Андрея многолетний опыт работы за плечами...
    - Но, согласись, так просто к премьер-министру на прием не попадают. Он, что, знал вас?
    От этих слов у Насти перехватило дыхание. Надо было как можно скорее развеять подозрительность Анны, чтобы она прекратила задавать нежелательные вопросы.
    - Да нет, но, наверно, слышал.
    - Откуда кэгэбэшник мог слышать о канадском журналисте или авторе детективных романов? - усмехнулась она и передернула плечами.
    - Зачем ты так? Он - человек с самым широким кругозором.
    - Особенно, если учесть, что еще учеником украл книгу о шпионах из школьной библиотеки, - парировала Анна.
    - Где ты этого наслушалась, Аня?! - от возмущения Настя не знала, что сказать.
    - По "Би-Би-Си" фильм о Путине на днях показывали. Его бывшая учительница и поведала обо всем.
    - Не понимаю, - покачала головой Настя, допивая свою чашку, - им что больше показывать нечего?
    - Нет, почему же, еще показывали, как он расправляется с противниками на татами, и, скажу честно, это произвело впечатление на многих, в том числе и на меня. Он в отличной спортивной форме.
    В этот момент взгляд Анны, сидящей лицом к дверному проему, разделяющего столовую от кухни, упал на экран небольшого телевизора, который стоял у Харрисонов на холодильнике и с недавних пор был постоянно включен на программу новостей. Только что начавшийся информационный блок показывал кадры приземления военного истребителя, а из кабины пилота на землю спускался... Путин.
    - Вот это да! - восторженно прошептала Анна, расширив свои и без того огромные серые глаза. - Настя, посмотри быстро на Путина!
    Пока Карельских оборачивалась, на экране появилось слегка озабоченное чем-то лицо молодого диктора. Не найдя пульт дистанционного управления, она рванула к телевизору увеличить громкость. Диктор зачитывал сообщение, что новый российский премьер прилетел в Чечню.
    - Ну и что? - все еще не понимая поведения Анны, спросила Настя.
    - Да ты самого главного не видела, - взахлеб заговорила та. - Он же туда на истребителе прилетел! Да еще сам им, кажется, управлял.
    - На каком еще истребителе? - Насте подумалось, что Анна что-то не так поняла.
    - На военном, естественно.
    - Аня, ты ничего не путаешь?
    - Да я только что собственными глазами видела, как он в шлеме вылез из кабины, и улыбнулся в экран. Ну, ты подумай! Вот это да! Я такого лидера еще не видела, чтобы и на татами, и на истребителе... - не в силах подыскать нужные слова для выражения своего восторга, замолчала Анна.
    - А ты говоришь "книжка о шпионах", "кэгэбешник", - не зло передразнила ее Настя, обнимая ее за хрупкие плечи.
    - Значит, не передумаете? - вернувшись к теме беседы, вздохнула та.
    "А разве можно поступить иначе, когда у нас такой премьер?" - хотелось спросить Насте, но вместо этого она лишь отрицательно покачала головой:
    - Спасибо за ленч, Аня. Мне пора. Ждем вас в пятницу к шести.


    На следующее утро Карельских в последний раз отправилась в свою фирму. Гордана, как обычно, принесла ей в кабинет утреннюю почту, которую Настя, даже не просмотрев, отложила в сторону, чем очень удивила своего секретаря.
    - Этим займется позже Мэйсон, - пояснила она. - А на двенадцать ноль пять пригласи, пожалуйста, всех сотрудников ко мне.
    - Мэйсон уже предупредил меня, что будет собрание, - быстро ответила Гордана.
    - Очень хорошо. Пока все. Спасибо.
    Но та не торопилась уходить.
    - У тебя еще что-то, - спросила Настя.
    - Нет, мне показалось, что это ты хочешь что-то добавить.
    Карельских отрицательно покачала головой:
    - Об остальном узнаешь вместе со всеми чуть позже.
    Ей не хотелось никого из сотрудников (тем более, что все они были не обычными подчиненными, а ее друзьями) ставить в привилегированное положение. Мэйсон стал исключением лишь потому, что необходимо было заранее подготовить все организационные моменты передачи управления фирмой.   
    Несколькими минутами раньше назначенного времени к Насте шумно ввалились Лиза и Виктор.
    - Что за спешка устраивать собрание во время перерыва? - недоуменно спросила Лиза. - Ты раньше всегда проводила их в конце рабочего дня.
    - Присядь, - мягко ответила Настя. В другой раз она, быть может, и не потерпела бы подобного тона на работе от подруги детства, но сегодня, в свой последний рабочий день в "Си энд Эйч", она прощала Лизе излишнюю фривольность.
    В это время зашли и Мэйсон с Артуром. Последней с блокнотом в руках появилась Гордана, плотно прикрыв за собой дверь.
    Когда все расселись за небольшим столом, за которым она в свое время проводила собеседование на правах работодателя со своими будущими сотрудниками, а позже выслушивала пожелания и жалобы (бывало и такое) клиентов фирмы, Карельских окинула каждого из них долгим взглядом и только после этого заговорила:
    - Я пригласила всех вас, чтобы объявить...
    - "... пренеприятное известие. К нам едет ревизор…" - сострил Артур, перебивая ее.
    Все, кроме Дюваля, рассмеялись. В тот момент Мэйсону было не до смеха, к тому же, ему, наверняка, не доводилось читать бессмертную комедию Гоголя, сцену из которой вдруг напомнило Артуру происходящее в Настином кабинете.
    - Не "ревизор едет", Артур, а я уезжаю, - продолжила Настя, слегка волнуясь, какова будет их дальнейшая реакция.
    На какое-то время в комнате повисла пауза. Лиза посмотрела сначала на Настю, потом на Артура. Гордана быстро заморгала своими красивыми карими глазами, а Виктор молча открыл рот, желая что-то спросить или сказать, но тут же, по-видимому, передумав, плотно сжал свои тонкие губы.
     - Надолго? - Артур первым нарушил молчание присутствующих.
     - Насовсем. Мы с семьей переезжаем в Москву, - тихо, но внятно закончила Настя свою короткую речь.
     - То есть, как "насовсем"? - испуганно вскрикнула Гордана.
     - Фирма с сегодняшнего дня принадлежит Мэйсону Дювалю. Так что прошу вас, как говорится, любить и жаловать вашего нового работодателя. Ну, вот, собственно, и все, о чем я хотела вам сообщить по существу дела. И еще: я и Андрей приглашаем всех в пятницу на прощальную вечеринку, - и, опасаясь нескончаемых расспросов, Настя пообещала, что тогда же расскажет им о своих дальнейших планах.      
    Когда все разошлись, к Насте подошла Лиза.
    - Не понимаю, зачем вы это сделали, - печально начала она. - Ты ведь никогда не была импульсивной. Что могло подействовать на ваше решение? Неужели приход к власти молодого премьера?
    - Лиза, я невозмутимо могла бы такое выслушать от кого угодно, но не от тебя. Почему ты не разделяешь нашего шага?
    - Потому что я не уверена, что будет в России после Путина.
    "Ну, когда это еще будет!" - усмехнулась было про себя Настя, но тут же поправилась: "Вот ради того, чтобы другие были уверенными, мы и возвращаемся".



14.
    В пятницу вечером первыми к дому Карельских подъехали Анна с Питером и Алексом. 
    - Анна! Анна приехала! - радостно закричали дети, выбегая на порог.
    Вилли с разбегу прыгнул ей шею, а Женя с детской непосредственностью объявил, что завтра они уезжают в Москву, отчего и без того печальное лицо Анны сделалось мрачнее осенней тучи. Наконец высвободившись из цепких детских объятий, она  вслед за мужем и сыном прошла в гостиную, где Настя вместе с Катериной Васильевной и Мэри хлопотали вокруг стола.
    Прощальный ужин супругами Карельских был задуман в американском стиле. Негромкая музыка, на столе блюда и напитки, а отсутствие стульев должны были создать атмосферу вечеринки, которая позволила бы всем пообщаться со всеми.
    - Добрый вечер! - поздоровались они с Харрисонами.
    В это время Андрей уже вновь открывал входную дверь.
    - Здравствуй, сын, - донесся хриплый голос Ильи Семеновича из прихожей.
А еще несколько минут спустя гостиная была полна всеми приглашенными.
    - Мы можем поговорить?- почти не слыша собственных слов из-за возгласов взрослых и заливистого детского смеха, спросила Настя Анну.
    Когда они поднялись наверх в спальню, Карельских заговорила:
    - Я могу рассчитывать на твою помощь, Аня?
    - Что за вопрос? Разумеется, - с готовностью ответила та.
    - К сожалению, у нас хватило времени лишь на то, чтобы отправить в Москву контейнеры с вещами и машины. Поэтому продажей нашего дома я бы хотела попросить тебя.
    - Зачем? - упавшим голосом проговорила Анна.
    - То есть как "зачем"? - переспросила Настя. И, предположив, что та опять хочет начать ни к чему не приводящий разговор, слегка раздраженно продолжила: - Аня, мы же завтра уезжаем...
    - Не надо на меня сердиться, - перебила Харрисон. - Я имела ввиду совсем другое. Зачем же продавать дом, если его можно сдать в аренду? Я полагаю, что лишние деньги вам там, в России, не помешают, а?
    - Ты это серьезно? - самим Карельских не приходила такая мысль в голову.
    - Конечно, - убедительно кивнула Анна и, вынув дрожащие руки из карманов ставших за последние дни на два размера больше брюк, стала ими энергично жестикулировать. - Ну, посуди сама. Цены на недвижимость сейчас падают. Вам даже не удастся вернуть вложенные деньги. А если сдавать дом, вы сможете ежемесячно получать весьма приличную по российским меркам сумму.
    - Я как-то не думала о такой возможности, - после раздумий призналась Настя. - Спасибо за совет. Надо сказать о твоей идее Андрею.
    - Ты согласна, Настя? - с замиранием в сердце спросила Анна. До тех пор пока у Карельских оставалась собственность в Виннипеге, она могла жить с надеждой, что те могут вернуться, и, похоже, Настя не противилась ее предложению.
    Вернувшись обратно в гостиную, Насте не без труда удалось отыскать мужа среди собравшихся родных и друзей. Андрей стоял в углу комнаты и внимательно слушал возбужденного Питера, у которого в руках застыла тарелка с недоеденным куском пиццы.
    - ...Я не понимаю, почему Россия позволяет свободно путешествовать семье террориста, если это действительно так. В Канаде власти подобного не допустили бы, - донеслось до нее. - Ты можешь объяснить это?
    - В двух словах, наверно, будет трудно, - спокойно ответил Андрей. - А по большому счету, что может сделать женщина с детьми, даже если она жена одного из главарей бандформирования? Ровным счетом, пожалуй, ничего.
    - Как это "ничего"?! - все больше возмущаясь и не понимая логики собеседника, повысил голос Харрисон. - Во-первых, она без сомнения может быть связной. И потом, за одно то, что она жена террориста, у нашей стране за ней постоянно следили бы спецслужбы и ни за что не выпустили бы из страны.
    Настя с Анной стали молча следить за их дискуссией.
    - Питер, а как же принцип демократии? - усмехнулся Карельских. - До тех пор пока не доказана ее причастность к преступлениям мужа, она свободный гражданин и вольна делать все, что желает.
    - А как только власти ограничат ее право в свободном передвижении, на Западе тут же поднимется очередная шумиха, что в России нет никакой демократии, - не сдержавшись, добавила Настя.
    - Не знаю, не знаю, - Питер пожал угловатыми плечами, которые не мог скрыть ни один костюм даже из самой плотной ткани.      
    - Я прошу прощения, что прерываю вас, - начала Анна, - но мы тут с Настей подумали относительно будущего вашего дома и решили, что нет смысла его сейчас продавать...
    - Настя, ты куда от нас делась? - прошептала за спиной Карельских Лиза.
    - Через минуту я буду в твоем распоряжении, - улыбнувшись, пообещала она подруге.
    Выслушав доводы Анны, Андрей согласился не продавать пока дом, чему очень обрадовались Харрисоны. Анна, облегченно вздохнув, направилась в детскую, где дети Карельских играли с дочерью Зиминых Олесей. А Настя уединилась с Лизой, которая прихватила со стола два высоких бокала с шампанским.
    - Давай выпьем что ли? - предложила та.
    - За что? - задумчиво спросила Карельских.
    - За ваше будущее, например, - и чокнувшись, залпом осушила свой бокал. От ее острого взора не ускользнуло, как Настя сделала лишь маленький глоток.  - А ты меняешься прямо на глазах, подруга.
    - То есть?
    - Да нет, я не в обиде, что не от тебя узнала о твоей новой работе.
    - А я ничего не собиралась скрывать.
    - Ты выдержишь? - очень тихо спросила Лиза, пытливо заглянув в ее усталые глаза.
    - Конечно. Да и нельзя иначе.
    - Это сегодня ты так говоришь, пока еще свежи силы и есть запал.
    - Я выдержу, - упрямо ответила Настя. - Столько, сколько надо...
    Ближе к десяти часам гости стали расходиться. Первыми уехали Зимины из-за Олеси, буквально засыпающей на ходу, которая вставала с первыми лучами солнца и отправлялась в школу. В отличие от Ильи Семеновича и Елены Петровны, намеревавшихся, несмотря на отговоры супругов Карельских, проводить их в аэропорт, Виктор и Марина долго прощались во дворе дома. Для них супруги Карельских стали олицетворением русского единства в иммиграции. Марина, не выдержав, под конец окончательно разрыдалась, уткнувшись в Настину грудь, а импульсивный Виктор до хруста стиснул Андрея в своих железных объятиях.
    Вскоре после их отъезда начали прощаться Мэйсон, Гордана и Артур с Лизой. Им всем также хотелось приехать в аэропорт, но Карельских, не любящие шумных проводов, попросили этого не делать. Друзья долго желали друг другу удачи, но каждый из них вкладывал в это слово различный смысл. Андрей и Настя отчетливо уловили в их пожеланиях тревогу и непонимание, по сути, означающее, что они не одобряют их решения вернуться в Россию. Насте тоже было нелегко свыкнуться с мыслью, что сама разрушает мир дружбы и взаимовыручки, который создавала на протяжении пяти лет в Канаде и которым очень гордилась. Однако она не желала напоследок выдавать свои эмоции (возможно, оттого и осталось много недосказанного между друзьями) и с грустью отметила про себя, что прощальный вечер удался не совсем.
    Вернувшись в дом, Анна обеспокоено сообщила ей, держа засыпающую Ан-Ку на руках:
    - По-моему, у Ан-Ки температура.
    - Дай-ка ее мне, - и она приложила свои губы к ее лобику, от которого так и исходил жар, и срывающимся голосом прокричала: - Андрей, скорее звони к врачу!
    - Что случилось? - испуганно спросила Катерина Васильевна, вынося из гостиной собранную в огромный целлофановый пакет пластмассовую посуду одноразового  пользования.   
    - У Ан-Ки жар! - заметно нервничая, сказала Настя и отнесла дочурку наверх.
    Семейный доктор Патрик Лоу, несмотря на поздний час приехал незамедлительно. Пока он осматривал Ан-Ку, Анна перехватила на кухне Катерину Васильевну:
    - Катя, ты ведь не будешь настаивать на завтрашнем отъезде, если у Ан-Ки не спадет температура?
    - Я понимаю, что ты мечтаешь, чтобы Настя осталась, но уверена: до утра моя внучка выздоровеет. 
    - Как ты можешь быть такой спокойной?! - возмутилась Харрисон. - Такой перелет нелегко совершить и здоровому взрослому, а тут больной крошке придется выдержать столько часов. Знаешь, что я тебе скажу? Это - знак! Вам не следует завтра лететь.
    - Ну, что ты каркаешь? Какой еще знак?- Катерина Васильевна едва сдерживала себя, чтобы не сорваться. - Прекрати немедленно!
    - Катя, я прошу, отмените завтрашний рейс хотя бы на несколько дней.
    - Это невозможно, - заявила тихо вошедшая на кухню Настя.
    - Что сказал доктор? - в один голос спросили женщины.
    - Температура сто два, то есть более тридцати девяти. - Ее саму всю трясло.
    - Она заснула? - поинтересовалась Катерина Васильевна.
    В ответ последовал усталый кивок головы.
    - Иди, поспи сама немного, - предложила Анна.
    - Нет-нет, а должна побыть с ней, - возразила Настя.
    - Разреши мне остаться, - попросилась Харрисон.
    - Да, но...
    - Никаких "но". Настенька, позволь мне провести последнюю ночь у вас.
    - Господи, ну кто тебя гонит? Оставайся, разумеется, если хочешь.
    Отдав ключи от машины Питеру, она на цыпочках вошла в освещенную ночником детскую, где тяжело посапывала Ан-Ка. Осторожно коснувшись ее покрасневшей сухой щечки, она лишний раз убедилась, что температура не спадает.
    Внизу в гостиной супруги Карельских, переговорив, все же решили позвонить в справочную аэропорта и выяснить наличие билетов на воскресенье. Опоздание  на одни сутки, полагали они, в Москве поймут. После нескольких телефонных звонков Андрею все же удалось переоформить билеты на воскресный, правда, не совсем удобный из-за посадки во Франкфурте, рейс через Оттаву.
    Наутро он сообщил по телефону отцу о болезни Ан-Ки и о переносе отъезда, а Настя, проснувшись еще затемно, первым делом измерила температуру дочери. Градусник показывал всего на два деления меньше. Она дала ей жаропонижающее и уговорила Анну, не сомкнувшую за ночь глаз, но упрямо не желающую покидать детскую, отдохнуть несколько часов.
   Днем позвонил Питер. Оказалось, что Николас вернулся с соревнований на несколько часов раньше, чем его ожидали. Их разговор окончился полным недоумением Питера, узнавшего, что жена, никогда прежде не отлучавшаяся из дому в день приезда или отъезда Николаса, остается у Карельских. Анна отчетливо понимала, что ее старшему сыну, и без того ревновавшему мать к Насте, такое решение придется не по душе, но на сегодня самым главным в ее жизни была дочь и последние часы, которые она находилась рядом с ней. О завтрашнем дне она старалась не думать, желая быть ей максимально полезной каждую из оставшихся минут.


    Воскресное утро выдалось на редкость ветреным. Последние необходимые в дороге вещи были собраны, и Настя с Катериной Васильевной и Анной сели дожидаться приезда Харрисонов. Посадив себе на колени не перестававшую капризничать Ан-Ку, Анна крепко прижала ее к своей груди:
    - Ну, потерпи немножко, деточка моя, все у тебя будет хорошо...
    - Наконец-то, - с нетерпеньем прошептала Настя и бросилась в прихожую, когда в дверь позвонили.
    Весь багаж был загружен в обе машины Харрисонов в считанные минуты.
Женщины и дети сели в просторный "Шевроле" Анны, а мужчины поехали на  спортивном "Ягуаре" Николаса. Когда машина сворачивала за угол, Настя в последний раз оглянулась на дом и увидела, как Мэри печально махала им вслед рукой, а по ее лицу градом катились слезы. У Насти подкатил ком к горлу. Во второй раз в жизни, покидая нажитое место, она сказала про себя: "Ну, вот и все". Но в отличие от того, первого раза, когда летела над океаном, и ее американская жизнь представлялась ей такой же бездной, как морская пучина за иллюминатором, теперь все было по-другому. Карельских возвращалась в свою страну, где сейчас хоть и неспокойно, но зато для нее все ясно. И эта ясность придавала ей силы и уверенность в завтрашнем дне.   
    В аэропорту их уже поджидали Илья Семенович и Елена Петровна. Оба изрядно нервничали, хотя старались не подавать виду. Возле стойки, где началась регистрация билетов на рейс до Оттавы, было непривычно малолюдно. Это объяснялось тем, что сезон летних отпусков давно закончился. Карельских сдали багаж одними из первых, и у них оставалось довольно много времени, чтобы попрощаться со всеми.
    - Ну что ж, сынок, - первым начал Илья Семенович, - счастливого вам пути. Знаю, сколько работы вам там предстоит, но все ж таки не забывайте нас, стариков, пишите и звоните почаще.
    - Хорошо, - кашлянув от перехватившего горло дыхания, пообещал Андрей. - Ты береги себя, отец...
    Потом к ним подошла тактично стоявшая чуть поодаль Елена Петровна и крепко поцеловала Андрея:
   - Это вы там себя берегите, дети. А за нас не беспокойтесь. Что с нами может здесь случиться?
    А Настя тем временем безуспешно пыталась оторвать мальчиков от Николаса и Алекса, но те, возбужденные, не слушались ее. Вконец измотавшись за последние дни из-за болезни дочери, Настя готова была сорваться на крик, но тут к ним подошел Андрей. Сначала он по очереди попрощался со всеми Харрисонами, а после  молча взял Женю и Вилли за руки, да так, что тем уже ни за что не удалось бы вырваться. Настя передала Ан-Ку Катерине Васильевне, которая тепло попрощалась с Ильей Семеновичем и Еленой Петровной и, потупив взгляд, проговорила:
    - Вы простите нас с Андреем, если что не так...
    - Ну, что ты, Настенька, за что же нам вас прощать?! - плеснула руками Елена Петровна. - Мы с Ильей все понимаем. Вы - взрослые люди и жить должны так, как считаете нужным.
    - Вы... вы, правда, не осуждаете нас за этот выбор? - у Насти, кажется, камень упал с души.
    - Все нормально, невестушка, - подмигнув ей, ответил Карельских-старший. - Пусть вас не мучают угрызения совести по этому поводу. В конце концов, мы же не навсегда расстаемся. Будем ездить в гости друг к другу.
    - Спасибо вам, - и, шмыгнув носом, Настя уткнулась в грудь свекра.
    - Катерина Васильевна, - шепотом предложил Андрей. - Пойдемте на посадку. Не будем мешать Насте прощаться с Анной.
   Однако в ответ та лишь испуганно взглянула на зятя. В действительности она опасалась оставлять дочь наедине с Харрисонами, хотя и понимала, что ее опасения совершенно беспочвенны.
    Анна проводила Катерину Васильевну молчаливым, но о многом говорящим взором. Неизвестно, сколько она так продолжала бы стоять, если бы Настя не коснулась ее плеча:
    - Ну, мне пора, Аня...
    - Нет! - вскрикнула Харрисон. 
    - Я прошу тебя, не надо.
    Однако слова Насти возымели обратное действие.
    - Настенька, доченька моя, как же я отпускаю тебя?! - вцепившись дрожащими побелевшими пальцами в воротник Настиной куртки, разрыдалась Анна.
    - Потому что знаешь, иначе нельзя, мама...
    Карельских впервые в жизни назвала Анну "мамой" вовсе не потому, что изменила своим принципам, а из сочувствия к женщине, давшей ей жизнь, и на сей раз расстававшейся с ней вопреки желанию. Анну словно током ударило при слове, услышать которое из уст родной дочери она уже и не мечтала.
    - Господи! Я все-таки дождалась... Спасибо тебе, Настенька, за "маму"... - и зарыдала пуще прежнего.
    - Мне пора, - освобождаясь из ее судорожных объятий, прошептала Настя.
    Она повернулась в полной растерянности к остальным Харрисонам и по очереди попрощалась с Питером и Алексом. Затем подошла к Николасу:
    - Спасибо тебе, Ник, что проводил нас... - ей напоследок хотелось многое сказать старшему сыну Харрисонов, но, к ее сожалению, времени оставалось совсем мало, так как мелодичный голос информатора объявил об окончании посадки на рейс до Оттавы.
    - Не стоит благодарностей, Нэнси, - начал тот, - мне следовало это сделать давно... Я должен извиниться перед тобой за то, что все последнее время вел себя не по-мужски.
    - Ну что ты, Ник, - ответила Карельских, ошеломленная таким признанием единородного брата, - мне не за что тебя прощать.
    - Нет-нет, выслушай, пожалуйста, меня, - попросил он, продолжая удерживать ее ладонь в своей. - Я один виноват в том, что случилось. Я причинил всем столько страданий, а обвинял, ты знаешь, во всем только тебя.
    - Ник, - перебила его Настя, - не надо возвращаться к прошлому. Никто не совершенен.
    - Нэнси, ты должна знать, что отныне все будет по-другому. Я обещаю.
    - Мне очень отрадно это слышать, Ник, и я желаю тебе счастья. Ты его заслуживаешь. Счастливо оставаться, брат! И ждем вас всех к нам в гости в Москву.
    И, обнявшись со всеми еще раз, Карельских помахала на прощанье рукой и бегом направилась к выходу на посадку. Совсем юная сотрудница авиакомпании, проверившая ее паспорт и билет, укоризненно посмотрела на опаздывающую пассажирку, но возбужденная Настя этого даже не заметила.
    А Катерина Васильевна, нервно ерзавшая в кресле с вновь закапризничавшей внучкой на руках, облегченно вздохнула лишь, когда в салоне самолета показалась Настина фигура. Отыскав свое кресло и усаживаясь рядом с мужем, Настя не проронила ни слова.
    - Ты в порядке? - спросил Андрей.
    - Да, теперь в полном порядке, - и, помолчав, она добавила: - Ник попросил за все прощение.
    То, что омрачало ее жизнь в Виннипеге в последние полтора года, и чему косвенно она была виной, так неожиданно и благополучно разрешилось. Оказалось, для этого нужно было всего-то ничего - искреннее желание и первый шаг. Забрав у Катерины Васильевны Ан-Ку, она начала ее укачивать. Вскоре та прикрыла глаза и заснула, а Настя перенеслась в мечтах в завтрашний день. Во время двенадцатичасового перелета она еще не могла знать, какое потрясение ее ждет в первый же после возвращения рабочий день.



15.
   Утром Настя открыла дверь своего кабинета с особым трепетом. Теперь, когда переезд был позади, она почувствовала себя полновластной хозяйкой этой маленькой комнаты.
    На письменном столе ничего не изменилось: все бумаги оставались на своих местах, а тетя Даша, технический работник, всю неделю заботливо вытирала пыль и поливала цветы на подоконнике.
   Настя повесила пальто на плечики и, убрав его в стенной шкаф, направилась к Алевтине Григорьевне получить указания. Однако уже через минуту она узнала от одного из сотрудников отдела, что в прошлую пятницу машина Ткаченко попала в аварию по дороге на работу, а ее госпитализировали. Нет, ничего страшного: Алевтина Григорьевна получила незначительные ушибы и уже на днях будет выписана из больницы, как пояснил сотрудник.
   Вернувшись к себе, Карельских слонялась из угла в угол в раздумье, у кого можно получить задание на день, поскольку сотрудник ничего путного не смог посоветовать. Настя взглянула на ручные часы: стрелки показывали половину десятого, она же все еще не знала, что делать. Безделье всегда ее раздражало, а сегодня особенно. Решив, что оно не может продолжаться дольше, и, вспомнив о "доступности" главы Правительства для своих подчиненных, она отправилась к нему в Приемную.
   - Доброе утро, Дмитрий Андреевич.
   - Здравствуйте, Настасья Борисовна. С приездом.
   - Спасибо. Владимир Владимирович у себя? - с порога спросила Настя.
   - Да. У Вас что-то случилось?
   - Видите ли, Алевтина Григорьевна находится в больнице, и я как бы осталась
не у дел. Дмитрий Андреевич, не будете ли Вы любезны узнать у Владимира
Владимировича, к кому я переподчиняюсь на это время.
   - Хорошо, - кивнул тот, связываясь с Премьером по внутреннему телефону.
   Через минуту он пригласил Карельских пройти в его кабинет.
   Путин сидел за письменным столом, глядя на Настю холодным, отчужденным взором, отчего у нее пробежали по спине мурашки. Без сомнения, случилось что-то очень серьезное, быть может непоправимое. Такого приема она никак не ожидала и вконец растерялась.
   - Доброе утро, Владимир Владимирович, - тихим голосом от тревожного предчувствия промолвила, наконец, она.
   - Здравствуйте, Настасья Борисовна, - сухо ответил Путин. - Вы опоздали на работу на сутки, - продолжил он тем же тоном после паузы, во время которой Настя терялась в догадках о причине такого поведения  Премьера.
   - Нам пришлось отложить отъезд. Заболела дочь. Мы и так ее привезли с высокой температурой... - начала объяснять Карельских. Она терпеть не могла оправдываться перед кем бы то ни было, но в данном случае следовало объясниться, если причина сухости Владимира Владимировича скрывалась в этом.
   - А позвонить нельзя было? - Премьер жестом пригласить ее присесть, однако Настя предпочла продолжить разговор стоя.
   - Могу я оформить вчерашний день в счет отпуска?.. Владимир Владимирович, что-нибудь случилось? - в свою очередь спросила она.
   Путин встал, подошел к журнальному столику, стоящему в противоположном углу кабинета, выбрал из кипы газет одну и протянул ей. В правом нижнем углу сложенной вчетверо газеты была помещена небольшая статья, обведенная зеленым маркером, под заголовком "Мы возвращаемся!".
   - Что это? - поинтересовалась Настя.
   - Читайте! - приказал Премьер.
   Карельских присела в кресло и пробежала глазами первые строки странной статейки:
   "В субботу рейсом на Торонто из Шереметьева-2 вылетели супруги Карельских, русские иммигранты, постоянно проживающие в Канаде. Менее месяца назад они изъявили желание вернуться в Россию. Андрей Карельских даже успел поработать в Информационном Центре при Правительстве РФ. Его супруга Настасья была принята в аппарат "Белого Дома". На вопрос нашего корреспондента о причине возвращения домой, в Канаду, Карельских кратко объяснил это решение семейным. А его жена добавила, что она отказывается работать в тех невыносимых условиях, которые созданы нынешним главой Правительства, назвав их сумасшествием, и сожалела о неоправданности ее надежд на обещанные Путиным перемены в российском обществе". Подписи автора под статьей не было.
   - Какая гнусная ложь! - гневно воскликнула Настя, дочитав опус до конца. - Что это за газета?
   Путин сев обратно за письменный стол, с интересом наблюдал за реакцией Карельских.
   - Владимир Владимирович, мы не давали никакого интервью. Я вообще впервые узнаю о существовании какой-то там ... "Воскресной столицы". Да я на них в суд подам за клевету! - Ее всю трясло.
   - Ну, хватит, остынь, - уже помягче сказал Путин.
   Настя открыла было рот, чтобы сказать еще что-то от переполнявшего ее возмущения, но вместо этого вдруг нахмурила брови и прикрыла глаза:
   - Какой же он все-таки мерзавец, - горько усмехнулась она.
   - Это ты об авторе? Ты уверена, что писала не женщина?
   - Нет, Владимир Владимирович, это я о заказчике. Я, кажется, догадываюсь, кто заказал это...  эту ложь. Я говорю о Бузнянском.
   -  О Бузнянском? - мгновенно переспросил Путин.,
   Настя кивнула головой и вкратце рассказала о своем разговоре с бизнесменом, состоявшемся незадолго до отъезда в Виннипег. Путин с интересом выслушал ее, ни разу не перебив, и лишь изредка хмурил брови.
   - Владимир Владимирович, простите, но у меня складывается впечатление, что Вас не очень-то удивило подобное его поведение, - добавила Карельских, закончив свой рассказ о Бузнянском.
   - Мой тебе совет держаться от него подальше.
   Однако слова Премьера возымели обратный эффект. Настя начала возмущаться с новой силой:   
   - Они нам ответят за это вранье! Мало того, что нас с мужем огульно охаяли, эта статья направлена еще и против Вас, как главы Правительства. Разве можно, чтобы такое сошло им с рук?!
   - Если бы я подавал в суд на все, что пишут обо мне, я бы из судов не вылезал, - с оттенком усталости произнес он.
   - Вы считаете, что мне не следует этого делать?
   - Я предпочитаю не тратить время на подобные вещи, а продолжать работать.
   Настя могла бы согласиться, что по большому счету Путин прав, если бы не моральная обида, нанесенная ей с мужем этой статейкой, в которой не было ни слова правды. Но глядя на волевого человека, сидящего напротив нее, она постаралась взять с него пример и поскорее успокоиться. Теперь в ее глазах стоял лишь некий укор Владимиру Владимировичу: "Как ты мог поверить в эту ложь?.." "Но ведь ты не вышла на работу вчера", - ответил его взгляд.
   - Я прошу простить меня, Владимир Владимирович, за то, что отнимаю у Вас время, но Алевтины Григорьевны нет, и я осталась без задания на эту неделю, - извинилась Настя.
   - В Секретариате, как мне известно, накопилась информация, с которой ты могла бы разобраться до выхода на работу Алевтины Григорьевны.
   - Хорошо, - пообещала Настя, вставая, - я все сделаю.
   Путин тоже привстал:
  - Газету можешь взять... на память. С возвращением! - улыбнулся он на прощанье.
  - Спасибо, - голос у Карельских дрогнул. - Господи, как я мечтала услышать именно эти слова! - и быстро повернувшись на каблуках, чтобы он не заметил навернувшихся на глаза слез, покинула  кабинет.
   Войдя к себе с папками, Настя в сердцах бросила их на стол и позвонила по сотовому телефону Андрею:
   - Андрюша, ты часом еще не ознакомился с одним опусом про нас в газетенке "Воскресная столица"?
   - Нет. И что же там про нас такого?
   - В двух словах: мы якобы возвращаемся в Канаду, разочарованные в своих надеждах на перемены к лучшему в России с Путиным и прочая клевета. Я только что от Владимира Владимировича. Он не советовал подавать на них в суд.
    - А у тебя руки чесались, верно? - улыбнулся он, догадываясь о состоянии жены.
    - Да. Я бы их так засудила, что мало не показалось бы... - вновь закипала обида у Насти.
   - Брось, Настя, нервничать и размениваться по мелочам, - вздохнул Андрей, стараясь успокоить жену.
   - Андрей, но ведь так можно оклеветать кого угодно. Этому необходимо положить конец! - не унималась она.
   - В этом я с тобой полностью согласен. Дело лишь в том, что ты одна ничего не изменишь.
   - Как? И это говоришь ты?!
   - Угу. Послушай меня, даже если ты и выиграешь процесс, революцию в прессе не совершишь. В другой газете другой автор напишет о ком-то очередной пасквиль. И что ты сделаешь? Будешь бегать за каждым писакой, хватать за руку и тащить в суд?
   Настя совсем сникла и не знала, что ответить.
   - Настюш, нужен действенный закон о печати, чтобы редакция и автор знали, какую ответственность они понесут за клевету и оскорбление личности, за умышленную дезинформацию читателей и так далее и чем это грозит их изданию.
   - А разве такого закона нет? - удивилась Настя.
   - Закон-то есть, - еще раз шумно выдохнул в телефонную трубку Андрей, - но вопрос в том, как он работает. На мой взгляд, он настолько сегодня неэффективен, что можно сказать о его отсутствии как такового... Извини, поговорим вечером. Меня ждут дела.
   - Да, конечно. Статейку я принесу домой.
   - Пока. - И Андрей повесил трубку.


   После окончания совещания со своими заместителями Путин снял трубку одного из телефонов прямой связи и отдал короткое приказание:
   - Проверьте, пожалуйста, финансовую деятельность Будзянского за последние годы... Да, того самого... И пришлите рапорт к понедельнику. Все. 


   Вечером того же дня в доме Карельских разразился жаркий спор между супругами. Оба были возбуждены до предела, и поводом явилась все та же злосчастная статья. Однако предметом обсуждения стало несовершенство закона о печати и средств массовой информации в России.
   Катерина Васильевна с мальчиками вернулась с прогулки, когда их спор достиг кульминации.
   - Пойми, Настюша, - басил Андрей, шагая из угла в угол в гостиной, - подача иска в суд ничего практически не даст, лишь отнимет у нас время и нервы.
   -  Нет, в суд все же надо подать, - Настя вскочила с кресла и с жаром заговорила: - Если так будет рассуждать каждый, эти писаки вконец обнаглеют и опубликуют еще и не такое.
   - Хорошо, - Андрей попытался перевести разговор в другое русло. - Позволь полюбопытствовать, чего ты все же хочешь добиться?
   - Прежде всего, я хочу... - Настя замолкла, чтобы получше сформулировать свое желание, - я хочу, чтобы был найден автор этого опуса и наказан. В противном случае он завтра еще кого-нибудь безнаказанно оклевещет. Неужели ты не понимаешь?!
   - А ты сама читала закон о печати? - задал ей вопрос муж.
   - Весь нет. То есть я кое-что знаю о нем, но в общих чертах, - призналась Настя. - И что ты хочешь этим сказать?
   - Только то, что, удовлетворив наш иск, ни автор, ни редакция газеты практически не понесут ощутимых финансовых потерь. Ну, напечатают опровержение, выплатят какие-нибудь копейки в качестве морального ущерба и все. Привет! Зато пока будет тянуться судебное разбирательство, они сделают на нас рекламу, постоянно муссируя и раздувая эту тему.
   - А что, и автора не уволят?
   - Скорее всего, нет.
   Настя замолчала, сраженная таким открытием.
   - Ладно, что ты предлагаешь, Андрей? - после некоторого размышления спросила она.
   Андрей не успел ответить, так как в дверях появилась Катерина Васильевна, не удержавшаяся в первый же день совершить с внуками небольшую прогулку по Москве.
   - О чем спор?
   - Ой, мама, - подскочила к ней Настя с газетой в руках. - Вот что про нас тут пишут. На, читай! - и ткнула пальцем в нижний угол страницы.
   Катерина Васильевна устало села в кресло у окна.
   - Настя, я уже говорил тебе днем, - напомнил ей муж, - пока закон несовершенен, он не будет действовать на благо общества и не сумеет защитить его граждан. Вот когда по закону за клеветнические или оскорбляющие человеческое достоинство статьи газету будут закрывать на какой-то срок, скажем, на месяц, тогда каждый редактор не один раз перепроверит все факты, прежде чем публиковать... А то, что предлагаешь ты, прости, донкихотство.
   - А что предлагала Настя? - озабоченно спросила Катерина Васильевна, дочитав статейку.
   - Подать иск в суд, - хмуро ответила дочь, - но Андрюша меня отговаривает. Мама, пойми, я не только из-за нас хочу это сделать, но и из-за клеветы на Правительство. Ведь опус - камень в огород Путина. Знаете, как он меня сегодня встретил? Я готова была провалиться сквозь землю. Хорошо, что сразу же все выяснилось.
   - Знаете, что я думаю обо всем этом? - задумчиво сказала мать, откладывая в сторону газету. - Мне кажется, что вас попытались опорочить по чьему-то заказу.
   - Я с Вами полностью согласен. Вот только имя заказчика нам вряд ли суждено будет когда-нибудь узнать.
   Настя не проронила ни слова: она решила ничего не говорить пока о своих подозрениях о возможном заказчике статьи. 
   - Послушай меня, Настя. Андрей прав, хотя мне и понятно твое желание наказать анонимного автора.
   Настя повернулась лицом к маме, продолжая ее внимательно слушать.
   - По-моему, -  Катерина Васильевна встала, указывая глазами на газету, - большей победы ты добьешься, если дашь интервью другой газете.
   - Нет уж, уволь...
   - А ты что скажешь, Андрей? Может тебе выступить с каким-нибудь комментарием самому?
   - Кажется, это хорошая идея, Катерина Васильевна. Я подумаю...
   - Ладно, довольно об этом, - вздохнула Настя и направилась в детскую. – Пора детей спать укладывать.

   Уже лежа в постели, Настя попыталась проанализировать ситуацию, предшествующие их отъезду в Канаду. Перед глазами мелькали лица и события тех дней. Настя была убеждена, что правильно нашла разгадку имени заказчика, но интуиция подсказывала ей, что за инцидентом в ее кабинете скроется еще что-то. Она сомневалась, что воротила миллионным состоянием стал бы мстить ей из-за ее несговорчивости, из-за то, что она выставила его из своего кабинета... "Он знает слишком многое про нас. Но откуда?! Его информированность, помнится, до крайности удивила меня. А ведь он не мог предугадать, что мы столкнемся в тот день в Приемной. Значит, он знал обо мне еще раньше. Мне же его имя ничего не говорит... У кого бы все выяснить?.." И тут ей вспомнились слова Путина, который советовал держаться подальше от Бузнянского: "Но почему? Выходит, ему что-то известно? Может это как-то связано с "Миражом"? - задавалась вопросами Настя, сама не подозревая, насколько близка к истине...



16.
    Придя на работу, Настя нашла на столе записку своего непосредственного начальника, как она называла про себя Алевтину Григорьевну. В ней говорилось, что ко второй половине дня должны быть подготовлены для Владимира Владимировича все данные по Петербургу за последнюю неделю.
   "Работа предстоит кропотливая..." - подумала она про себя.
   День начался и без того тяжело: еще по дороге на работу, как обычно включив в машине радио, она услышала о скорбном известии, что ночью в Петербурге скончался видный ученый, чье имя символизировалось с демократическими преобразованиями в России.
 

   В полдень зазвонил телефон. Личный секретарь Путина попросил занести данные через тридцать минут.
   - Хорошо, Дмитрий Андреевич. У меня почти все данные уже отобраны. Осталось их распечатать, - ответила Настя.
   В Приемную главы Правительства она вошла с трехминутным опозданием, держа в руках папку.
   - Вот те данные, которые просил Владимир Владимирович, - доложила Карельских Дмитрию Андреевичу и собиралась положить папку на стол, но тот в ответ произнес:
   - Владимир Владимирович ждет Вас.
   Настя никак не ожидала такого поворота. Молниеносно пронесся в голове вопрос, зачем она могла бы ему понадобиться, и с сомнением потянула на себя дверь в его кабинет.
   - Разрешите войти, Владимир Владимирович?
   - Да, пожалуйста, проходите, - вежливо пригласил Путин.
   - Здравствуйте. - Настя кивнула головой присутствующим на совещании, среди которых находились два советника, а также пресс-секретарь и ответственная за составлением речей Премьер-министра, чья должность именовалась модным английским словом "спичрайтер".
   - Присаживайтесь, Настасья Борисовна, - Путин рукой указал на свободное место по левую сторону длинного стола. - Продолжим.... Итак, Ваше мнение, Виктор Львович, - обратился он к своему главному советнику.
   Красиков пригладил свои пышные седые усы и заговорил:
   - Владимир Владимирович, к сожалению, мы располагаем довольно обширной информацией, основанной не только на ряде откровенных заявлений террористов в Интернете, но и подтвержденной службами безопасности о готовящемся на Вас покушении в день похорон.
   "Ах, вот оно что...." - Настя положила папку на стол перед собой и устремила свой взор на Путина.
    - Я разделяю, Владимир Владимирович, Ваше желание отдать последний долг выдающемуся ученому страны, но вынужден высказаться отрицательно  к идее поездки на похороны. - Советник сделал паузу и продолжил: - К тому же, криминальная ситуация в городе сейчас такова, что даже при мобилизации всех силовых структур, которые, кстати, уже несколько дней как переведены на  казарменное положение, их руководители не берутся с уверенностью заявить, что ничего экстраординарного не может случиться... Настасья Борисовна, - обратился он к Карельских, - Вы ведь тоже располагаете информацией о ситуации в Петербурге и области. Скажите, пожалуйста, сколько там совершено преступлений, к примеру, за последнюю неделю? Вы могли бы привести нам цифры?
    Настя  перевела взгляд сначала с Премьера на его советника, потом вновь, уже вопросительно, посмотрела на Путина. Тот в ответ лишь молча кивнул.
   - За последнюю неделю по обработанным данным информационного центра при Правительстве России, - официальным тоном начала Карельских, - мы имеем следующие цифры: общее число зарегистрированных преступлений... - она перелистала несколько страниц в папке, -  составляет 136, из них 28 тяжких. По горячим следам раскрыто 78 преступлений, то есть более половины из совершенных, что считается неплохим показателем работы правоохранительных органов города, - закончив, она обвела глазами всех присутствующих.
   - Скажите, пожалуйста, Настасья Борисовна, а какой процент раскрытия среди тяжких преступлений? - задал вопрос Красиков.
   - К сожалению, у меня нет таких данных, - честно призналась Настя и виновато посмотрела на Премьера.
   - А у нас есть такие данные, - продолжил Виктор Львович, повернувшись корпусом к Путину. - Ни одно из заказных убийств не только за последнюю неделю, но и за последний квартал не раскрыто. Поэтому, Владимир Владимирович, я настоятельно прошу Вас отказаться от этой поездки.
    Путин сидел, ни на кого не глядя. Он привычно положил ладони на стол и указательным пальцем правой руки выводил какой-то замысловатый рисунок на полированном столе. Настя следила за ним неотрывно, стараясь угадать, какие мысли сейчас его занимают. Однако выражение лица Премьера не подсказывало ей ровно счетом ничего.
   Пауза затягивалась, но никто из участников совещания не решался нарушить молчание.
   - Вы тоже так считаете, Борис Павлович? - наконец спросил Владимир Владимирович своего второго советника, который все это время нервно поглаживал свои холенные руки.
    - Скажу Вам откровенно, Владимир Владимирович, не только считаю, но более того категорически против Вашей поездки. Позволю себе высказать, что Вы не вправе подвергать свою жизнь опасности, - твердым низким голосом ответил Санаев.
   Путин повернулся к пресс-секретарю, молодому мужчине не по сезону загорелым лицом.
   - Я полагаю, Владимир Владимирович, - медленно заговорил Олег Васильевич Борисенко, взвешивая каждое свое слово, - что в данной ситуации, если Вы не будете присутствовать на похоронах, никто Вас не посмеет осудить. Я понимаю Ваши чувства, но необходимо учесть и общую ситуацию в стране...
   Настя продолжала следить за Путиным, не мигая. С каждым высказанным мнением в ней закипало возмущение. "Они отговаривают его от поездки, словно ребенка отучивают от вредных привычек..." Она поняла также, что их старания напрасны и что Премьер все равно поедет в Петербург не из чувства противоречия, а из чувства долга перед ученым, не отдать который расценивалось бы им как предательство, то, что он больше всего презирал в жизни и не прощал никому.
    - Разрешите и мне, Владимир Владимирович, - попросила слова спичрайтер Ольга Николаевна Чернова, надевая очки, которые она до этого вертела в руках. Она была ровесницей Насти, но гладко зачесанные назад и собранные в пучок на затылке темные волосы придавали ей излишнюю не по годам строгость.
   Путин поднял на нее безучастные глаза, заранее угадав ее позицию.
   - Владимир Владимирович, Вам ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов, какую надежду возлагают на Вас россияне, и какая на Вас лежит ответственность за судьбу России и будущее всей страны. - Ровный голос и приведенные аргументы, как полагала "спичрайтер", не могли не повлиять на окончательное решение Путина. - Я также полностью разделяю опасения всех присутствующих, что Ваша поездка может быть подвергнута риску для жизни, - и посмотрела на каждого из сидящих за длинным столом, будучи уверенной, что найдет полную поддержку и одобрение. Какого же было ее удивление, что Настя, продолжающая сидеть с каменным выражением лица и  по-прежнему неотрывно следящая за реакцией Премьера, казалось, не выражала никакого интереса к происходящему разговору.
   - Ольга Николаевна, хочу Вам заметить, что мы выслушали еще не всех, - поправил ее Путин и пытливым взглядом посмотрел на Настю. - Настасья Борисовна, Вы тоже придерживаетесь такого мнения?
    - Нет, - тихо, но твердо ответила та.
    Тут же раздались вздохи, шипение и возмущенные возгласы: Виктор Львович удивленно вскинул густыми бровями, у Олега Васильевича на скулах заходили желваки, а Ольга Николаевна непроизвольно ойкнула. Один Борис Павлович скептически усмехнулся: ему вспомнилось ее поведение во время обсуждения имиджа Премьера, поэтому и этот ответ Карельских был расценен им  как ее постоянство в угодничестве Путину, пусть и вопреки  здравому, как он считал, смыслу.
   Владимир Владимирович поднял руку, призывая всех спокойно выслушать до конца последнюю участницу дискуссии.
   - Я считаю, что Владимиру Владимировичу следует присутствовать на похоронах. Иначе его не поймет страна. Это будет расценено, как... - Настя заколебалась, но потом все же решила назвать "это" своим именем, - страх за свою жизнь. А пресса, - тут она перевела взгляд на Бориса Павловича, - незамедлительно начнет спекулировать этим. Относительно поездок, данной и любых других, мое мнение такое: нельзя дать и малейшего повода бандитам, что глава правительства такой державы, как Россия, может внести коррективы в свои планы ехать или не ехать куда бы то ни было из-за их, так называемых, "угроз". В конце концов, кто хозяин в стране: мы или они?! Что же касается охраны, милиции, силовых структур, то обеспечение безопас- ности Владимира Владимировича - это их работа. Вот и все.
   Путин посмотрел на Настю с признательностью.
   - Ну, - выдохнул Олег Васильевич, никак не ожидавший такого смелого выступления рядового работника  "Белого Дома", - право не знаю, что и сказать...
   - Спасибо. Все свободны, - заключил Владимир Владимирович.
   Все встали. Настя передала папку Путину и первой направилась к дверям, но он попросил ее задержаться на пару минут.
   Когда все покинули кабинет, Путин подошел к ней и, слабо улыбнувшись, поблагодарил.
   - Ты ведь все равно решил ехать, - перейдя на "ты", горестно ответила ему Настя. - Я только хотела объяснить твоим сотрудникам, почему иначе не можешь поступить.
   - Настя, в день похорон тебе предстоит однодневная командировка, - перешел он к тому вопросу, ради которого и пригласил ее к себе.
   - ?
   - В семь утра за тобой заедут и отвезут на мою дачу. Тебе придется позаниматься с моими девочками. В школу они в этот день не пойдут, но их занятия не должны отменяться из-за моих поездок.
   Настя едва заметно кивнула головой и шепотом промолвила:
   - Пожалуйста, будь осторожен...
   В ответ Путин лишь тяжело выдохнул воздух и сказал:
   - В среду не задерживайся на работе.
   - Хорошо, Владимир Владимирович.
   В дверях она еще раз взглянула на Премьера глазами полными печали и сопереживания: Владимир Владимирович стоял возле письменного стола, как ей показалось, мелькнувшим на осунувшемся лице чувством апатии, хотя всего несколько минут назад он держался с абсолютной уверенностью, как и подобает государственному мужу.


   В среду вечером дома, Настя первым делом завела будильник на 6.30 утра. Сыновья были рады ее раннему приходу и каждый, перебивая друг друга, пытался поделиться своими новостями, о чем-то спрашивал и, как обычно, просил немного поиграть с ним или рассказать сказку перед сном. Настя, как могла, старалась удовлетворить их желания, но делала это, думая совсем о другом. В какой-то момент у нее промелькнула мысль, что она, должно быть, плохая мать, не умеющая забыть о делах и полностью отдать себя детям. Но материнский инстинкт подсказывал, что ее семейное счастье и будущее их детей в немалой степени зависят еще от одного человека: нынешнего главы правительства, чьей жизни завтра может угрожать опасность. Она отправила детей спать и прошла к себе в спальню, даже не выпив с мамой чаю, а лишь пожелав ей спокойной ночи.
   Андрей еще не вернулся с работы. У него тоже были горячие дни: пресс-конференции сменялись поездками и интервью. Те несколько часов, которые им доводилось проводить вместе, конечно же, не хватало для полноценного общения супругов, но, глядя друг на друга, они видели, что каждый счастлив и доволен работой, и поэтому ни один не испытывал чувства упрека за частые отлучки другого.
   В спальне Настя пододвинула стул, чтобы, встав на него, достать с верхних полок стеллажей давно забытые учебники по английскому и русскому языку, литературе и истории, которые она бережно хранила все эти годы, перевезя их сначала  в США, потом в Канаду. А теперь они вернулись вместе с ней на родину.
   Книги немного запылились. Настя бережно протерла их обложки мягкой тряпочкой и села за письменный стол в углу комнаты.
   "Надо сосредоточиться и составить хоть какой-то план", - подсказывал ее педагогический опыт.
    Но волнение мешало сконцентрироваться и, листая страницы учебников, содержание которых когда-то она знала чуть ли не наизусть, она продолжала думать  совсем о другом. Настя была бесконечно признательна Путину за оказанное ей доверие. Мысленно возвращаясь к их прошлогоднему разговору в самолете, она вспомнила, как он свернул личную тему, когда на ее вопрос о детях, последовал короткий ответ - "двое".
    Мысли о Путине и его завтрашней поездке отошли на второй план, зато она отчетливо представила себе двух девочек, вынужденных сидеть дома в нынешней ситуации в целях безопасности:
   "Какое же это, должно быть, удручающее состояние: все время находиться под чьей-то опекой...", - подумалось Карельских. "Без сомнения, девочки далеко неглупы и догадываются, как нелегко теперь живется их отцу, как переживает их мать. Им, наверняка, хочется развлечься, сходить в кино или парк вместе с друзьями, одноклассниками... А вместо этого они вынуждены уединиться за городом и жить на казенной правительственной даче..."
   Настя все же сделала кое-какие заметки на завтрашние уроки, восстановила в памяти темы из учебников и пометила места в тексте, на которые она должна будет  обратить особое внимание "учениц".
   Уже укладываясь спать, она старалась представить себе этих двух подрастающих созданий:
   "Интересно, кто из них больше похож на отца?" - задавала она себе вопрос.             "Завтра...- ответил ей внутренний голос. - Ты это узнаешь завтра..."



17.
    - Все еще не спишь, Анушка? - войдя в гостиную и усаживаясь рядом с женой на диване, по-русски спросил Питер. Он всегда переходил на русский, когда видел печальное лицо своей жены, лицо, в которое он влюбился с первого взгляда и которым не переставал любоваться все годы совместной жизни.
    Напротив них в камине тихо потрескивали поленья, и Анна неотрывно следила за языками пламени. Она медленно склонила голову на плечо мужа и тяжело вздохнула.
    - Алекс сегодня так и не позвонил, - с грустью отметила она.
    - Не волнуйся, позвонит завтра, - пообещал он так, словно успокаивал встревоженного ребенка, и продолжил: - Остались мы с тобой они... Это, в общем-то, естественно. Дети вырастают и рано или поздно покидают родной дом.
    Харрисон искренне верил, что у его жены скоро пройдет тоска. С тех пор как Ник объявил, что хочет снять отдельную квартиру со своей подружкой Молли, супруги сначала даже обрадовались. Правда, речь не шла о предстоящем браке, но,  похоже, их старшему сыну наконец-то повезло со спутницей жизни. Двадцатисемилетняя Молли Грэй была родом из небольшого городка Эймери, что на севере провинции, прошлым летом окончившая курсы телеоператора. Ее первой самостоятельной работой был короткий сюжет о ралли, в которых впервые после аварии участвовал Ник. Там они и познакомились. А вскоре он представил Молли своим родителям. Внешне эта рослая и довольно бойкая девушка отдаленно напоминала Анне Настю. Быть может, подсознательно Ник увлекся ею именно поэтому, а может причина заключалась в том, что та боготворила героя своего сюжета, и окружающим это сразу бросалось в глаза. Как бы то ни было в обществе Молли Ник мгновенно преображался. А месяц назад, сразу после отъезда Карельских в Москву, Ник рассказал родителям о своем намерении жить с Молли...
    И вот теперь, когда Ник и его подружка съехались, Карельских жили в Москве, а Алекс уехал на музыкальный конкурс в Польшу, Анна почувствовала себя такой же одинокой и брошенной, как в тот весенний день, когда она в последний раз виделась с Мареком.
    -  Ну, что с тобой, Анушка? - ласково поглаживая ее по руке, спросил Питер. - Не волнуйся ты так. Наши дети умные и с ними ничего не случится.
    - За мальчиков я спокойна. А вот Настя. В России все так неспокойно... 
    - Когда я говорил о наших детях, я имел ввиду и Настю, - едва заметной обидой в голосе возразил он, делая ударение на слове "наших". - И там тоже живут миллионы людей. 
    - Прости меня, Питер. Я так виновата перед тобой, - глухо заговорила Анна. - И я  тебе очень благодарна, что ты все понял.
    - Анна, - перешел на английский Питер, - можно мне задать тебе один вопрос?
    - Господи! Конечно, сколько хочешь, - сразу же заверила она.
    - Ты... ты его до сих пор любишь?
    - Кого? - не поняла Анна.
    - Отца Насти, - пытливо глядя на жену сквозь очки, в стеклах которых поигрывало пламя в камине, уточнил Харрисон.
    - Нет, - без колебаний ответила она.
    - Тогда почему ты скрывала это столько лет?
    - Я боялась, я очень боялась.
    - Чего?
    - Потерять тебя, твою любовь.
    - А мне казалось, что я так и не сделал тебя счастливой... - обескуражено пробормотал Питер.
    - Питер, милый, что ты говоришь?! - не на шутку испугалась Анна. Она вскинула седую голову и ее огромные глаза, полные слез, застыли на его лице. Дрожащими руками она коснулась небритой щеки мужа и, куда-то переносясь, мечтательно произнесла: - Господи, да если бы не ты, то кто? Кто сумел бы вернуть меня к жизни? За эти годы ты не просто склеил мое разбитое сердце, но и сделал меня самой счастливой женщиной.
    - Отчего же ты ни разу мне об этом не говорила раньше?
    - Не знаю, - виновато улыбнулась она, потершись щекой об угловатое плечо мужа.
    - Глупышка ты моя, - Питер поцеловал седую макушку Анны. - Скажи, пожалуйста, почему ты никогда не красишь волосы?
    - А седой я тебе не нравлюсь? - чуть кокетливо спросила она.
    - Ты мне нравишься и такой. Но ведь женщины любят скрывать седину.
    - Я сама себя так наказала. Это было постоянным мне напоминанием, что в
Риге я бросила дочь. В ночь, когда Ник появился на свет, он стал задыхаться. Я до смерти испугалась, что Бог отнимет у меня еще и сына. К счастью, все обошлось…
    Питер нежно коснулся своими длинными пальцами заостренного, выступающего вперед подбородка жены и, прикрыв глаза, коснулся губами ее бархатистой щеки. И в тот же миг ее влажные пухлые губы ответили страстным поцелуем, от которого у обоих слегла закружилась голова...


     Международный конкурс на лучшее исполнение произведений Фредерика Шопена, посвященный 150-й годовщине со дня смерти великого польского композитора, торжественно открыл председатель жюри Марек Томашевский. Сам в прошлом победитель многих музыкальных конкурсов, он впервые со сцены выступал от лица  представительного жюри, которому в течение нескольких дней придется из десятков молодых талантов выявить самых достойных для присуждения  почетного звания лауреата. И предстоящая роль строгого судьи  волновала Томашевского-председателя гораздо больше, чем некогда томительное ожидание за кулисами Томашевского-исполнителя. Ему  неимоверным усилием далось заранее подготовленное напутствие конкурсантам, а волнение передалось даже переводчику с польского на английский. Этого не могли не заметить молодые таланты, стоящие на сцене позади грузного, лысого, но при этом нисколько не лишенного артистической легкости в движениях, именитого пианиста.
    Далее симпатичная брюнетка, секретарь жюри, вызывала по очереди музыкантов к столу для участия в жеребьевке первого отборочного конкурса. Алекс Харрисон был седьмым, согласно алфавитному списку.
    - Номер первый, - негромко объявил он и услышал облегченный вздох за спиной остальных участников.
    - Поздравляю Вас! Быть первым - особенно почетно и волнительно, - по-отечески ласково произнес председатель жюри, и Алекс, не дожидаясь перевода на английский, улыбнулся ему в знак согласия.
    - Вы говорите по-польски? - удивленно вскинув тонкими рыжими бровями вверх, спросил Томашевский.
    - Я кое-что понял из Ваших слов, господин председатель жюри. Славянские языки имеют общие корни, а моя мама - русская, - ответил тот по-английски, дождался перевода на польский, откланялся жюри и направился к кулисам.
    А Марек Томашевский после окончания жеребьевки решил задержаться и еще раз перечитать анкетные данные канадского пианиста Александра Харрисона.
   "Так, родился в Виннипеге... Двадцать восемь лет... - просматривая анкету, бормотал он себе под нос, сидя за столом на сцене. - Окончил музыкальную школу при манитобской опере... Ага, вот: отец - Питер Харрисон, литературный агент, мать - Анна..."
   Откинувшись в кресле, Томашевский прикрыл глаза. В его мозгу стучала только одна мысль, что у этого симпатичного паренька из далекого Виннипега русская мать, которую зовут Анной. А через некоторое время его занимал уже совершенно другой вопрос, ответ на который он так и не смог найти целых четыре десятка лет: почему Аня не ответила на его письмо, и что с ней стало...


    Марек с отцом похоронили мать на небольшом кладбище на окраине Варшавы. Запершись один в своей комнате после поминок, Марек впервые заплакал. Все эти дни он еще как-то держался - надо было помогать отцу да и самому было стыдно показывать на людях собственное горе. Но оставшись один, он дал волю своим чувствам и впервые вспомнил о своей "сероглазке", оставшейся в Москве, рассказать о которой отцу Марек решил позже, когда получит ответ на его письмо. Однако Аня не ответила ни через месяц, ни через два. Сначала он успокаивал себя мыслью, что письма долго идут, потом убеждал себя, что его письмо просто затерялось и отправил новое, которое вернулось обратно с чьим-то разборчивым росчерком: "Адресат выбыл".
   Тогда Марек не на шутку испугался за свою "сероглазку". Что с ней могло случиться? Этот вопрос не давал ему покоя ни днем, ни ночью. С мыслью разыскать Аню он прожил весь год, пока готовился к продолжению учебы в Варшавской консерватории. Когда же он был зачислен на последний курс, начал готовится к поездке в Москву. Но его планам было суждено сбыться лишь через три года, получив, наконец, в Посольстве СССР двухнедельную визу на туристическую поездку.
    В Москве Томашевский сразу же отправился в университет. Время было самое неподходящее: летняя сессия студентов уже закончилась, на кафедрах шел прием документов у абитуриентов. Так что все розыски кого-нибудь, кто знал, где найти Аню Меньшову, окончились безрезультатно. По совету отзывчивой москвички, он обратился в справочное бюро. И опять неудача: в полученной через пару часов справке содержалась одна сухая фраза, что Анна Меньшова, 1942 года рождения, в Москве не проживает. И тогда он вспомнил про ее подругу Свету Яковлеву, которая их познакомила.
    За эти годы Светлана сильно изменилась, превратившись из студентки-первокурсницы вокального отделения в без пяти минут молодую оперную певицу. Света искренне обрадовалась неожиданной встрече и много расспрашивала о его жизни и планах. Об Ане же говорила с явной неохотой: не то они поссорились и расстались,  не то Света что-то утаивала от Марека. Проводив ее от Консерватории до общежития, Мареку так и не удалось толком выяснить дальнейшую судьбу своей любимой. Понимая, что она - единственная, кто мог бы сообщить о судьбе Ани, но почему-то не желающая этого делать, он все больше мрачнел. И вдруг, возле самого подъезда, видя его состояние, Света выпалила:
    - Забудь Аню, Марек.
    - Что ты говоришь?! - воскликнул Томашевский в испуге. - Я же за ней приехал. Что с ней?
    - Ничего, - последовал спокойный ответ. - У Ани все хорошо. Она вышла замуж.
    Новость произвела на Марека такое впечатление, словно небо раскололось пополам. Наконец он еле слышно спросил:
    - Кто он?
    - Я его не знаю. Какой-то американец или канадец...   
    - Где она сейчас? - придя в себя, спросил он и резко схватил спутницу за локти.
    От боли та чуть было не вскрикнула, но Марек, вовремя опомнившись, тут же отпустил ее.
    - Мы не виделись последние месяцы. Честное слово, Марек, я ее давно не видела. А три недели назад Аня позвонила и сообщила новость, что вышла замуж и уезжает жить к мужу в Америку.
    - Она сказала, куда именно? - вопрос был задан настолько громко, что проходившая мимо молодая пара удивленно обернулась.
    - Кажется, назвала какой-то город, точно уже не помню...
    Марек рассеянно поблагодарил ее и ушел. "Три недели назад. Три недели назад Аня была еще в Москве". Эта мысль не давала ему покоя. Ах, если бы он получил визу раньше и приехал хотя бы на день, - нет! - за минуту до ее отъезда из страны, все могло бы быть иначе. Марек был уверен, что сумел бы отговорить свою "сероглазку" от брака. В конце концов, он бы просто ее похитил, придумал бы способ помешать какому-то американскому ковбою увезти его Аню.
    Бесцельно прослонявшись по московским улицам до самой темноты, он вдруг впервые задал себе вопрос, удививший его же самого настолько, что ноги словно приросли к остывающему после знойного дня асфальту: "А если она полюбила другого?" "Что ж, такое вполне могло случиться в столице с красивой девушкой-студенткой, когда вокруг столько парней, - мысленно ответил он себе, - а ты неожиданно уехал". Но интуитивно он чувствовал совсем другое: Аня вышла замуж без любви, скорее от отчаяния или одиночества, что так, как она любила его, никого не сможет полюбить. И доказательством своей правоты считал проведенные вместе дни и вечера, в один из которых, в пылу их страсти, она подарила ему свою девственность. От воспоминаний становилось все невыносимее. Мареку хотелось то забиться где-нибудь в укромном месте и выть, то бежать куда-нибудь без оглядки.
    Улицы пустели, становилось тише. Москва засыпала после трудового дня, а Томашевский все продолжал бродить, пока не дошел до набережной. Перегнувшись через парапет, он увидел, как переливается лунный свет на черной поверхности воды. В какой-то миг ему показалось, что в реке отражается не луна, а грустное, пожелтевшее лицо Ани, молящее его о прощении за измену. Марек зажмурил глаза, а когда вновь посмотрел на водную гладь, то в нем по-прежнему бесшумно поигрывал лунный диск.
    Вернувшись в Варшаву, он полностью посвятил себя музыке, пытаясь таким образом забыть Аню. Вскоре судьба свела его с начинающей скрипачкой Моникой. Их брак, который многие считали удачным, (оба музыканты, молоды и талантливы), просуществовал всего год с небольшим. Рождение сына лишь ускорило их расставание. Жену, мечтавшую о карьере, с каждым днем тяготили супружеские и материнские обязанности, отчего она становилась нестерпимо раздражительной и во всех грехах обвиняла одного Марека. А однажды, вернувшись домой после гастролей, он не нашел ни ее, ни сына.
   Спустя много лет он повстречал женщину, далекую от мира прекрасного, и
ему подумалось, что молодая медсестра, работающая в родильном доме, может стать тем существом, которая создать с ним и сохранит семейный очаг. Тереза оправдала все его надежды, родила ему двух прекрасных дочерей, была заботливой женой и рачительной хозяйкой. Но Мареку постепенно становилось не по себе от ее способности предугадывать все его поступки, потакать во всем. И как-то он сделал неожиданное открытие для самого себя: жена тяготит его, в нем умирает артист и музыкант, и в итоге это послужило причиной побега из семьи. Спустя какое-то время он написал оправдательное письмо, однако вернуться домой было выше его сил. С тех пор Марек жил, как говорят в народе, бобылем, уверовавшись, что семейная жизнь не для него.
    Но спустя четыре десятилетия Томашевский вновь вспомнил свою "сероглазку" и было глупо отрицать, что все эти годы он любил одну Анну, русскую девушку, ответившую ему взаимностью...


     Финал музыкального конкурса пианистов окончился около одиннадцати вечера. Несмотря на поздний час, члены жюри продолжали спорить и дискутировать по поводу присуждения премий. На всех без исключения произвело впечатление игра двадцативосьмилетнего канадского пианиста Алекса Харрисона, сумевшего передать не только настроение большого блестящего вальса, сочинения номер восемнадцать, но и поразившего маститых специалистов умением по-новому расставить акценты в исполнении, придав произведению своеобразную свежесть. Жюри долго совещалось, кому из двух музыкантов, канадскому или китайскому, присуждать первое место. Председатель жюри Марек Томашевский хранил молчание, дав высказаться всем членам. Со стороны казалось, что он совершенно безучастен, на деле же он в который раз в своей жизни убеждался, что только тот, в чьих жилах течет славянская кровь, может тонко прочувствовать великого Шопена, и молил Бога, чтобы его коллеги по достоинству оценили игру Харрисона. Но он также понимал, что если жюри не придет к единодушному решению, ему придется воспользоваться данным ему организаторами конкурса правом на особое мнение. Спустя пару часов все закончилось, и Томашевский наконец-то вздохнул с облегчением: все члены жюри единогласно присудили первое место и звание лауреата конкурса.
    А на следующий день во время церемонии председатель жюри, лично вручавший диплом Харрисону, был безмерно рад за молодого исполнителя, ожидающего (в чем Томашевский нисколько не сомневался) блестящее будущее. Однако он, как ни готовил себя, так и не смог задать мучавший в дни конкурса вопрос о девичьей фамилии матери Алекса, в самый последний момент посчитав его нетактичным. Впрочем, это была всего лишь отговорка. В глубине души он терзался мыслью, а что если Анна Харрисон окажется его Аней Меньшовой, то как ему быть? Не сможет же он, на самом деле, нарушить покой все еще любимой женщины через четыре десятка лет и заявиться к ней с мучавшим все эти годы вопросом: в чем он провинился перед ней, что она так и не ответила на его письмо.   
    Алексу же, почувствовавшему особое расположение председателя жюри к себе, навсегда запомнится милый старик-толстяк, по-отечески подбодривший его перед началом выступления. Так они и расстались, не подозревая, сколь многое, помимо любви к музыке, их еще связывает.



18.
    Настя проснулась посреди ночи от шороха в спальне. Приподнявшись на кровати, она потянулась к ночнику. Андрей укладывался спать.
   - Андрюшка, с приездом! - и уткнулась сонным лицом в его грудь.
   Это была первая зарубежная поездка Карельских, в которой он сопровождал Премьера.   
   - Спасибо. Извини, я не хотел тебя будить, - виновато улыбнулся Андрей и провел ладонью по ее растрепанным волосам.
   - Все нормально. Как съездил? - спросила Настя, гладя по небритой щеке мужа.
   - Все прошло, как говорится, на самом высоком уровне, - в его глазах не было ни усталости, ни разочарования - за годы супружества Настя научилась читать по выражению его лица, насколько удачно и плодотворной получилась командировка. Сейчас в них она прочла восхищение и гордость от выполненной работы. - Ты разве ничего не видела? - удивился он.
   - Разумеется, посмотрела выпуск новостей да пресс-конференцию по "Си-Эн-Эн" с непростительно низким для их "профессионалов" качеством перевода на английский.
   - То есть?
   - Ну, например, когда Путин говорил о наших добрососедских отношениях и высоко оценил понимание их Президента всей сложности чеченского вопроса, перевод вообще не совпадал и мужской голос за экраном мямлил что-то невразумительное.
    - Гм, забавно... - задумчиво произнес Андрей. Потом, нервно передернув полами одеяла, спросил:  - Слушай, а ты случайно не сделала записи пресс-конференции?
   - Конечно, записала. - Настя была уверена, что у мужа появилась определенная идея и терпеливо ждала, что он скажет.
   - Отлично. Я с утра же просмотрю ее и должен буду как-то отреагировать, если все так и было... Похоже, господа коллеги, - обратился вслух Карельских воображаемой аудитории, - у вас не нашлось других способов кроме подобного грязного трюка, а? Забавно, очень забавно...
   - Андрюша, - голос жены вывел его из задумчивого состояния.
   - Да?
   - А что там у вас еще было?
   Муж молчал.
   - Андрей, - осторожно начала Настя,  - ты что-то не договариваешь. Скажи, что произошло?
   - Ничего. Ровным счетом ничего...
   - А если честно? - не унималась она.
   - Я... - Андрей все еще колебался, стоит ли ночью затевать беспочвенный разговор, основанный на одних его рассуждениях и домыслах. - Ну, хорошо. Я опасаюсь, что столь удачный визит нашего Премьера уже вызвал кое у кого ревность... А, вообще-то, знаешь, - уверенно продолжил он, - во время этой поездки я впервые за многие годы был горд за нашего лидера. Ты не представляешь, в каком, я бы сказал шоке, находится сейчас Запад. Я не буду говорить про их политиков, но журналисты и аналитики, все те, с кем мне довелось там побеседовать, кажется, готовы провести спектральный анализ каждого слова и жеста Путина, пытаясь предсказать его следующий шаг.
   - Что же их так беспокоит? - усмехнулась Настя.
   - Все, начиная от его политических заявлений и кончая личной жизнью. Он для них, как кот в мешке.
   - Почему? Он ведь уже не раз давал интервью... - недоумевала она.
   - Этого им недостаточно. Запад хочет знать про него абсолютно все, - при слове "все" Андрей провел указательным пальцем по воздуху резкую черту. - А пока он для них человек из КГБ, "шпион" и судорожно собирают о нем информацию...
   - Компромат? - перебила Настя, догадавшись, что именно муж имел ввиду. Ей было известно от мужа, как через "журналистские расследования" можно найти подход к тому или иному политику.
   - Не без этого... - признался тот и, спохватившись, объявил: - Да, чуть было не забыл. Знаешь, кого я там встретил? Тони О'Хара.
   - Да?! -  обрадовалась жена знакомому имени, но тут же вернулась к теме их разговора: -  А тебя тоже расспрашивали про Путина?
   - Да, - махнул с досадой рукой муж. - Пару раз подваливали с подобными вопросами, в том числе и Тони.
   - И что ты им ответил?
   Андрей в ответ довольно громко расхохотался:
   - На вопрос: "Кто он - мистер Путин?" я заверил их, что ответ найдется сам собой, если бросить все в благополучной Канаде и после прогремевших в московских домах взрывов приехать сюда жить и работать ради будущего России. Ты бы видела, как у них вытянулись лица!.. Ха-ха-ха! Не знаю, что они подумали, но с подобными вопросами ко мне больше никто не подходил.
   - М-да, - Настя о чем-то задумалась. - Андрюша, а ведь приревновать его удачному визиту могут не только на Западе, но и кое-кто у нас... - и испугалась собственных слов.
   - Ладно, - оборвал ее муж, зная, что она может пуститься в нежелательные для этого часа рассуждения. - Давай спать. Спокойной ночи, - и чмокнул жену в нос.
   - Спокойной ночи, - ответила Настя.
   Но сон был окончательно расстроен. В голову лезли всевозможные мысли. "А что, если теперь кто-то из завистников начнет плести вокруг него интриги?" Она перевернулась на другой бок: "Ну, и что?" - отбросила тут же свои опасения. - У них уже ничего не получится." Но червь сомнения и тревожные предчувствия не проходили. "А если они настроят против него Президента, тогда..." Карельских запретила себе окончить фразу. Она призналась себе, что больше всего на свете боится именно этого, его отставки, поэтому подобная мысль была для нее непреложным табу. "Но что следует сделать, чтобы этого не случилось?" Умом она понимала, что от нее ничего не может зависеть, однако сердце разрывалось, хотелось выть от собственного бессилия. "Господи!" - сложив руки под одеялом лодочкой,  Настя обратилась к Всевышнему. - "Помоги ему, помоги всем нам..."


    До обеденного перерыва Настя не раз вставала и выглядывала в окно в ожидании приезда Путина на работу. В Доме Правительства ни для кого не было секретом, что по завершении поездки Премьер первым делом отправлялся к Президенту с докладом. Однако в это утро встреча явно затягивалась, и у Насти становилось все тревожнее на душе.
   Перед обеденным перерывом позвонил Андрей:
   - Настя, когда ты сегодня освобождаешься?
   - А что? - удивилась она. - Ты задаешь вопрос, который я не слышала от тебя этак   ...надцать лет.
   - Ну, не преувеличивай, жена, - обиженно пробасил он.
   - Ладно, шучу. Не принимай близко к сердцу. Я заинтригована и вся внимания, - прошептала она в трубку.
   - Сотрудники Американского Посольства пригласили меня с супругой, то есть с тобой, на сегодняшний праздник всех Святых. Ты составишь мне компанию?
   - А это обязательно? - Настя без восторга восприняла это предложение мужа. У нее совсем не было, особенно сегодня, настроения веселиться. Скорее она предпочла бы уединиться и побыть одной.
   - Что с тобой, а? - спросил Андрей.
   - Хорошо, я поеду. До вечера, - как можно мягче сказала она и положила трубку.
   Ровно в полдень она спустилась в столовую. Положив на поднос две тарелки, одну с заливной рыбой, другую с овощным салатом, и прихватив стакан яблочного сока, Карельских направилась к свободному столику в дальнем углу зала.
   По-соседству с ней расположились двое мужчин. В одном из них, полном мужчине с седыми висками, сидевшему к ней боком, она узнала сотрудника аппарата первого вице-премьера. Оба разговаривали довольно громко и увлеченно, так что она стала невольным свидетелем их беседы:
   - ...Георгий Алексеевич, - спросил молодой худощавый шатен, - Вы и в самом деле думаете, что отставка реальна?
   - Вполне, Юрий Михайлович, - последовал спокойный и, как показалось Насте, беспечный ответ.
   У Карельских сдавило сердце, вилка с ножом едва не выпали из ее рук, а кусок рыбы застрял в горле. Она медленно, чтобы никто не заметил, положила столовый прибор на тарелку, поднесла к губам стакан с соком и с усилием сделала глоток.
    - Но почему именно сейчас, - недоумевал Юрий Михайлович, - когда Правительство не допустило видимых ошибок в работе?
    - Вы еще, как я вижу, слишком неискушенный работник, - сочувственно произнес его старший собеседник, отправляя в рот кусочек мяса. - Не обижайтесь, Юрий Михайлович, но Вы смотрите на вещи не через ту призму. Дело в другом... Наш нынешний патрон чересчур рьяно взялся решать некоторые задачи, а это может понравиться далеко не всем... Вы, понимаете, о чем я говорю?
   В ответ Юрий Михайлович закивал кудрявой головой.
   Настя была не в силах далее слушать этот диалог и быстро покинула столовую. Она не помнила, как добралась до своего кабинета, где, запершись на ключ изнутри, прислонилась затылком к дверному косяку и приложила ладони ко рту. Ее всю трясло крупной дрожью. 
   Неизвестно, сколько она простояла бы в таком положении, если бы за окном, которое, уходя на обед, она всегда оставляла приоткрытым, не донесся шум подъехавшего автомобиля.
   Настя рванула через комнату и прильнула лицом к стеклу как раз в тот момент, когда из нее вышел Владимир Владимирович.
   Еще не зная, что ей делать дальше, она пригладила рукой волосы и одернула полы пиджака. Потом решительно направилась к двери и отперла ее.
   В коридоре никого не было. Она не спеша направилась к лестничной клетке с таким расчетом, чтобы, как бы случайно, столкнуться с Премьером. Ей было бы достаточно увидеть его, и тогда она получила бы ответ на мучивший ее с ночи вопрос.
   Путин поднялся в сопровождении телохранителя и несколько удивленно взглянул на Карельских.
   - Добрый день, Владимир Владимирович, - хриплым голосом произнесла Настя. - С возвращением!
   - Здравствуйте, Настасья Борисовна! Спасибо, - улыбнулся он ей в ответ.
   Выгнутые дугой брови и залитые румянцем щеки без слов выдавали ее состояние. Еще раз окинув ее внимательным взглядом, Путин не то спросил, не то ответил:
   - Все в порядке... - и пошел по коридору к себе.
   Но Насте достаточно было этих слов и то, как он их произнес, чтобы понять, что все действительно в порядке. Окрыленная, она вернулась в свой кабинет и принялась разбирать очередную папку с письмами...


   Возле Американского Посольства Андрей с трудом нашел место для парковки их "Форда".
   Карельских сразу обратила внимание на огромную тыкву, изображающую оранжевого монстра, которую незадолго до начала праздника положили на верхнюю ступеньку здания. Настя вдруг вспомнила, как они с Анной вырезали глазницы на таких же тыквах, вынимали сердцевину и помещали внутрь зажженную свечку, а потом расставляли их на крыльце. По преданию считалось, что таким способом можно оградить дом от злых духов. Ей также вспомнилось, как испугался Женя, впервые увидев светящееся чудовище, и чуть было не испортил вечеринку у Харрисонов...
    В просторном холле было уже достаточно многолюдно. Андрей представил жену подошедшему к ним советнику по культуре, высокому смуглому мужчине на вид лет сорока с латиноамериканскими корнями.
   - Очень приятно с Вами познакомиться, госпожа Карельских, - на хорошем русском произнес американец, широко улыбаясь, и уже через секунду с той же фразой поприветствовал другую, только что вошедшую, чету.
   - Настя, - шепнул жене Андрей, когда они вошли в зал. - Я тебя должен буду ненадолго оставить одну...
   - Конечно, - понимающе ответила она. - Ты ведь на службе.
   Настя проводила взглядом мужа, когда тот направился к пожилому полному мужчине в ковбойском костюме.
   Заиграла музыка. Официанты, закончив расставлять угощения, скромно стояли в сторонке. Настя огляделась. Стены зала и плотные темно-синие гардины на окнах были украшены искусственной паутиной, в которых затаились мохнатые пауки в ожидании своих жертв.
   Большинство сотрудников Посольства пришли в карнавальных костюмах и в масках. Настя же приехала сюда прямо с работы и, естественно, у нее не было времени подумать о наряде, что, впрочем, совершенно ее не огорчало. Освоившись с обстановкой, она не спеша прошлась вдоль стены и остановилась у стола, от которого исходили аппетитные запахи, где угощались гости вместе с хозяевами праздника. Неторопливо окинув глазами поднос с яствами, Карельских положила на пластмассовую тарелочку две ложки мяса с фасолью под острым соусом. Этому мексиканскому блюду с коротким названием "Чилли" она пристрастилась в Северной Дакоте, готовить которое ее научила соседка Джил.
   - Нэнси?! - услышала она за своей спиной удивленный возглас, едва успев положить пустую тарелку на стол. Настя обернулась. Перед ней возник молодой парень с повязанным на голове платком и с серьгой в левом ухе. "Пират" был явно обрадован неожиданной встрече. - Хай, Нэнси!
   - Крис? - произнесла удивленная Карельских, узнав в нем своего бывшего ученика из университета Северной Дакоты Кристофера Вуда, и, подав руку, заговорила по-английски. - Как? Ты в Москве?
   - Да, работаю здесь третий месяц.
   - Здесь?! И кем же, если не секрет?
   - В Консульском отделе, - Крис не стал уточнять свою должность.
   - Рада за тебя! Ты всегда был одним из самых способных моих студентов, - Насте всегда было приятно узнавать об успехах своих учеников.
   - Я... я должен признаться, - начал Крис, - что твой переезд в Канаду стал для многих из нас тогда полной неожиданностью. Ты надолго приехала в Москву? - в свою очередь спросил он.
   - Навсегда, - просто, одним словом, ответила она.
   - То есть, как? - не понял он.
   - Мы вернулись, Крис, понимаешь?
   Крис застыл на месте, не зная, как отреагировать на эту новость. Потом он медленно перевел взгляд на стоящего в дальнем углу зала Андрея в окружении нескольких человек, и, удивленно вскинув тонкими бровями, спросил:
   - Скажи, а мистер Карельских из Информационного центра, случайно, тебе не родственник?
   - Если ты имеешь ввиду Андрея Карельских, то он - мой муж, - сказала Настя, с любопытством следя за реакцией своего бывшего студента.
   - Не может быть?! - вырвалось у собеседника.
   - Почему? - изумилась она и рассмеялась.
   - Прости...  - смутился он. - Я не так выразился... Просто с некоторых пор у нас, в Посольстве, не без интереса следят за выступлениями твоего мужа.
   - Я не удивлюсь, - спокойно отреагировала на эти слова Карельских.
   - Скажи, пожалуйста, а ты чем занимаешься? Преподаешь?
   - Нет. Я работаю в Доме Правительства.
   - Как? У Путина?! - И глаза ее собеседника живо забегали.
   - Да, - Настя несколько напряглась. Ей стало крайне любопытно, попытается ли Крис расспросить ее о личности Премьера или нет.
   - И как он тебе? - осторожно начал он.
   - В каком смысле? - Настя сделала вид, что не понимает, о чем идет речь.
   - Что ты могла бы сказать о Путине, как о человеке и политике?
   - А что, у вас возникли какие-то опасения? - напрямую спросила Карельских.
   - Нет, но он новый лидер, второе лицо в государстве, а мы ничего о нем не знаем.
   - Мы тоже, - согласилась она с ним и добавила: - Но, видишь ли, в чем между нами разница: мы как-то не думаем об этом. Время ответит на все вопросы, и наши, и ваши.
    Крис понял, что некогда покорившая своей общительностью американских студентов молодая педагог русского языка и литературы на этот раз больше ничего скажет о новом российском Премьере, и предпочел быстро удалиться, сославшись на неотложные дела.
    Настя усмехнулась про себя: "Да, Андрей, ты абсолютно прав. Их очень интересует Путин, и интерес этот явно нездоровый... Пока, во всяком случае..."