Звезда
*******
Он работал, был женат, имел двоих детей, один из которых уже ходил в школу. Всё в его жизни двигалось по мере своего течения, казалось, размеренно, но иногда возникали нежданно-негаданно всякого рода проблемы, беды и неурядицы. Была ли это неожиданная смерть близкого и всеми любимого человека; споры с государством в лице муниципалитета за право заставить его признать в себе отличие от обезьяны; след роковых случайностей, произошедших по никем не признанным ошибкам или же серьёзное осложнение здоровья его жены вследствие пробудившейся опухоли в мозгу из-за ранее перенесённой аварии, он никак не мог смириться с этой неизбежностью и со всей упрямостью считал, что её возможно и нужно предупредить, тщательно продумав все свои действия на случай каких бы то ни было происшествий. Но как бы он ни старался, жизнь всегда оказывалась хитрее и приспособленнее, умудряясь так шокировать человека своими новыми придумками, что в душе у него надолго, если не на всю жизнь, закрепился панический и дикий страх перед нею. И в какой-то момент он дошёл до мысли, что реально ничем не может помочь ни себе, ни своим близким в противостоянии с этой холёной, наглой, обожравшейся свободой своих действий реальностью. Он начал даже было опять философствовать, как иногда делал и ранее, дабы хоть чуть-чуть успокоиться. Но домашняя суета и тот страх лишь вызывали безудержный срыв нервов как раз на тех, кого он так стремился защитить.
Ему и в голову не приходило заняться чем-то отрешённым, потусторонним, может, сперва необычным для себя самого, но тем, что возможно когда-нибудь могло бы стать полезным для всех и до боли своим. Поэтому в один из не по меркам тёплых майских дней, в очередной раз поссорившись с женой, он решил послать её далеко и надолго. Та противиться не стала: собрав детей и необходимые вещи, уехала в загородный дом своих родителей. Как ему тогда казалось, только на лето. Но она пыталась уехать навсегда.
*******
Прошло, тем временем, около двух лет перед тем уязвившим в чём-то сном, как "воскресный папа" очень частыми наездами посещал дом родителей своей жены. Причём это было именно в то время, когда её самой, как нарочно, не было дома. Он всегда взвинчивался из-за этого, потому как где-то подсознательно совсем не желал отпускать далеко от себя ни её, ни тем более детей. И приезжал, может, именно для того, чтобы каким-то образом доказать тёще и тестю всю непутёвость их дочери и возможную непутёвость детей вследствие такого существования матери. Но, услышав от них, что с ней всё хорошо, что дети не болеют, ходят в школу и детский садик, расположенные неподалёку в другом административном центре, плевал мысленно на жену с высокой колокольни и успокаивался.
В принципе, он добился того, чего хотел. Страх отступил. Но утрата той жизни, к которой быстро привыкаешь, порой сводит с ума. Так что, он продолжил, пугая ни в чём не повинных детей, досаждать своим негативным поведением и бестолковыми гневными расспросами старикам, и без того много повидавшим на своём веку и которым вдруг захотелось прожить остаток жизни в спокойствии и умиротворении. Жена, зная про эти визиты, однажды хотела даже отказаться от алиментов и переехать так, чтобы бывший муженёк никогда не узнал, куда. Но, понимая, что дети останутся без отца, пусть и такого, она со всей своей нежностью и просто обезоруживающей улыбкой, на которые только способны дети своих родителей, предложила им потерпеть ещё немного, сказав, а может, просто мечтая, что это непременно когда-нибудь закончится.
Она врала и терпела, терпела и врала. Да и папашка-то мало чем отличался от неё. Редко внимая голосу разума, начав размышлять об устройстве мира, вселенной и бытия, он приходил иногда в некий экстаз, будто бы разгадав какую-то тайну или чью-то до того дня скрытую истину. Но мнимость открытия, вдруг постоянно всплывающая на следующий же день в результате мыслей о чём угодно, но только не о нём, никак не позволяла ему прийти к некоему выводу, к той правде, которая способна всех помирить и всех же и простить. Те же мысли ко всему прочему заставили его думать о том, что он, на самом деле, жалок и абсолютно бесполезен в этом мире. И так как правда иногда ( если не всегда ) пугает намного сильнее, чем ожидаешь, он выбрал путь смиренного, извращённого мученичества, никому не понятного, кроме него самого. Им овладела эта болезнь самобичевания, самоизгнания и самоотстранения. И без неё он уже не представлял себя, как гроза не представляет себя без туч, грома и молний. Она стала его частью.
Но он не опустился на дно, хотя в данном случае это было бы логичнее для некоторых представителей сильного пола, – искать спасения в стакане. А с какой-то маниакальной дерзостью, вызовом всему обществу, со всей своей мученической верой, каждый день после работы слонялся по городу с криками “Мы все погибнем” и “Хуже завтра лучше нету”. Изложение проповеди производилось изнутри бесформенного и неподходящего по размеру балахона до самых пят, как будто какой-то монах-отшельник истово приносит себя в жертву непонятно за что и ради чего.
И всё-таки способность видеть – эта такая исключительная вещь, которая либо есть, либо нет. Поэтому, каждую ночь, прокручивая в голове смех и недоумение прохожих, ставших невольными свидетелями шествий егового юродивого, он тихо, беззвучно рыдал, осознавая, что ещё чуть-чуть - и по нему уже будет плакать психушка. В такие минуты он был решительно готов покончить со своими похождениями и даже сжечь балахон. Он опять начинал судорожно искать, искать, искать… Но что? Для него самого это было загадкой.
И вдруг в один из освобождённых от затмения дней, за несколько месяцев до вышеупомянутого сна, он, по обыкновению пройдя по всяким ЖЭКам, энергосбытам и почтам, заплатив необходимую сумму денег ради кажущегося свободным существования, начал ощущать, что кто-то упорно следит за ним, кто-то, как огнём, прожигает своими глазами его спину. Он оборачивался… Никого. Не стоило бы конечно придавать этому значение, если бы ощущение не стало постоянным. “ Ну, всё, я сошёл с ума!” – думалось ему после очередного спинного ожога. Его как будто что-то ломало, разрывало на куски. Мутнели глаза, он терял ориентацию в пространстве, и ему хотелось именно там, в том месте, провалиться сквозь землю навсегда, чтобы больше никто и никогда его потом не видел. Ко всему этому, сны стали лишь с единственным подтекстом: он в них пробирался сквозь непроходимые болота и чащи. И кто-то там, за спиной, всегда ему кричал: “ Обернись!” - после чего он просыпался, так и не обернувшись.
*******
И вот – тот самый сон, в котором точка и баллон. Привыкшего видеть болота и чащи такая вариация на тему, ему неизвестную, несколько озадачила. Ведь ещё совсем недавно он сжёг балахон. Ещё как несколько недель назад тридцатилетний мужчина попытался наладить отношения с семьёй. И вроде как ещё вчера дети были у него в гостях вместе с бывшей женой, и они, весело смеясь и упиваясь благоуханиями летнего парка, будто вместе строили планы на новое будущее и наслаждались вторым дыханием вновь открывшейся им жизни. Всё шло как по накатанной.
Если бы не одно но…
Встав и умывшись, при этом позвонив жене и рассказав про ночное происшествие, та после ему заметила, что ничего особенного в этом нет, что он просто устал и ему надо успокоиться. Она сказала ещё ему, что они сегодня опять в городе, доотдают оставшиеся документы для поступления младшенькой в школу и что скоро придут к нему на чай. Папа очень обрадовался, но с прискорбием отметил, что ни чая, ни хлеба, ни даже какого-либо печенья в доме нет. Он пошёл в магазин. И тут началось…
Стоя у прилавка с печеньем, он снова почувствовал уже почти забытое жжение на спине. Оборачиваться не стал, а, сделав шаг назад, начал медленно отходить вправо, в сторону высившихся там паллетов с молоком. Ему показалось, что они смогут прикрыть его от того взгляда и что он с помощью них непременно зайдёт с тыла на врага. Быстрым движением, в два скачка, скользнув притаившимся зверем мимо полок с разношёрстным товаром и обогнув паллеты в том направлении, где по всем законам должна была находиться добыча, он увидел, что там никого нет. И, вроде как уже смеясь над собою, над приступом, охватившим его и заставившим совершить такие по-детски смотрящиеся телодвижения, он услышал: “ Обернись!”
Делать нечего – обернулся. Перед ним предстала удивительной красоты девушка. Её глаза действительно прожигали насквозь, но были так удивительны, обаятельны и прекрасны, что невозможно было отвести своих. И при этом у него не было к ней какого-то физического влечения, а сияющее, белое, роскошное платье на ней вызвало почему-то в нём некое родственное, даже скорее братское чувство. Будто это была его когда-то без вести пропавшая сестра, которую он видел только маленькой девочкой на старой фотографии, а сейчас - представшая перед ним “Мисс Вселенная” из ниоткуда и во всей красе. Ему захотелось подбежать и обнять её, но она поспешила почему-то ретироваться в другой конец торгового зала.
“ Точно спятил ”, – заметил он про себя и побрёл удручённо на кассу. Но, выйдя из магазина, он всё-таки решил задержаться. По какому-то наитию он знал, что это нужно сделать, и закурил сигарету. Тут вышла она. И он, открыв рот, выронил окурок, увидев, как её красота ещё сильнее и обворожительнее при свете полуденного солнца. Но её резкий, почти командный голос заставил его всё же спуститься с небес на землю. Она сказала: “ Иди за мной!”
Он шёл за ней, как та собачонка на привязи, которая всегда идёт вслед за своей хозяйкой и которая готова выполнять любые её капризы, команды и желания. Не спеша, вольно и молчаливо они подошли к старенькой “Ниве”. Она указала ему глазами на пассажирское и сказала: “ Садись!”
*******
Они сели в машину, и девушка начала разговор:
- Ну и как тебе? Как ты живёшь… вне роли городского сумасшедшего?
- Я не понимаю, о чём ты? Да, кто ты такая?
- О, мы уже с тобой на “Ты”?! Как быстро…
Разыгралась томительная и бестолковая сцена. Глядя почти в упор молча друг другу в глаза, оба не знали, чем же и как её продолжить. Но он, всё же догадавшись, что допустил, хоть и маленькую, но в чём-то очень бестактную неосторожность, с опущенными вниз глазами проговорил:
- Извини… те. Кто же вы такая?
- А ты, разве, ещё не догадался?
- Догадываться – не мой конёк. А всё же?
- Я пришла к тебе оттуда, – подняв голову вверх, она указала ему на небо. – Я живу с тобою рядом аж с самого твоего рождения и приглядываю за тобой. А сейчас ты меня позвал, и вот – я здесь.
- Я позвал?! Я никого не звал! Постой… ты, что, ангел-хранитель?
- Ну… почти. Можно и так сказать.
Возникла вторая волна молчания и удивления. Но тут уже девушка, не выдержав, решила взять инициативу в свои руки:
- А ты совсем не простой, как кажется. Ведь мы никогда не общаемся с “клиентом” в реальном времени. Ммм… всё хотела спросить, как тебе моя идея с балахоном?!
- Как? Это, что, ваша идея???
- Ну, разумеется. Ты же сам этого хотел.
- Я хотел совсем другого, но у меня не получилось.
- Не получается! Впрочем… ты сам решил.
- Да, что это, чёрт возьми, всё значит?! Нормально объясни… те.
И она, нервно стуча пальцами по рулю и постоянно оглядываясь, начала объяснять:
- Ладно. Вот ты попробовал снова задавить свои страхи философией, при этом не позабыв выгнать свою семью. Хорошо. Допустим. Но чё ж ты почти сразу же поставил на ней точку, а не запятую, и попросил, как ты выразился тогда “силы небесные, - сгинуть, пропасть навсегда, исчезнуть, но так, чтобы это видели все”? И именно все: мол, дескать, посмотрите, кого теряем!
- Всё, что было – это дерьмо собачье.
- Размышления о том, что это не тот мир, каким он должен быть на самом деле; что всё найденное, откопанное, добытое и открытое используется не по назначению; что человек не есть цель, а только средство к достижению какой-то другой цели, может, даже, не связанной с ним самим – дерьмо собачье???
- Мне это уже не интересно. Я лишь хочу одного: вернуть семью.
- А оно тебе надо? Семья-то?
- Да, что ты такое говоришь?!
- Опять на “Ты”. Ну, что ж… А как же твои страхи? Ты думаешь, что, вернув семью, всё наладится? Ты уже один раз поднял руку на неё. Поднимешь и второй, если конечно не…
- Что не?
- Ничего… мысли вслух. Нет, друг мой. Как бы это парадоксально ни звучало, им лучше без тебя.
- Да, что там у вас за Содом с Гоморрой?! Вам, что, плевать на институт семьи???
- Вот нам как раз-таки и не наплевать…
Тут он решил взять паузу. Но, чтобы не показать тому вида, он сделал жест, который говорил больше о раздражении и нежелании вести дальше беседу: он с силой, резко облокотился на спинку сиденья, вскинул руку, локтем уперевшись в грубую обивку двери, и прислонил к ней голову так, что получился своеобразный козырёк из пальцев над глазами. Он прошептал: “ Твою мать… Чё за хрень?” Прекрасная незнакомка, видя его замешательство, поспешила продолжить:
- Я, в принципе, готова помочь тебе. Я ведь…
- Так докажи мне это!!! – с рёвом рванулся с кресла озадаченный мужчина. – Да, докажи! Здесь и сейчас!
И она доказала. Сказав ему повелительно “Смотри вперёд”, она указала ему на лобовое стекло. В нём он увидел то, что действительно выходило за грань понимания: на улице всё идущее, едущее, летящее, жужжащее, скрипящее и лающее вдруг остановилось, словно кто-то нажал кнопку “Стоп-кадр”. Ещё через мгновение всё упомянутое исчезло. Были только они в машине на пустой улице. Удивлённый, он не стерпел и выскочил из автомобиля наружу. Там всё было, как и должно быть: кто-то куда-то шёл, кто-то ехал, кто-то перелетал с ветки на ветку, кто-то лаял на эту ветку из кустов, кто-то скрипел садовыми ножницами, тем самым, пугая кого-то, кто с мерным жужжанием искал, чего бы такого ещё опылить. Он сел опять в машину: в лобовом и в боковых с задним – ничего. Вышел – всё было в порядке. Снова сел и произнёс фразу, которая была девушкой ожидаема, и она была к ней готова:
- Знаем мы ваши фокусы. Тут, наверняка, какой-то подлог. Что-нибудь покруче могём?
- Не могём, а могем! Смотри…
В одно мгновенье машина взмыла высоко вверх, перенесла их на несколько километров по воздуху так, что они оказались прямо над домом его тестя и тёщи. Затем они как будто провалились сквозь крышу и перекрытия, словно привидение, проходящее через стену, и оказались посреди огромной гостиной, где его бывшая “ненаглядная” что-то распечатывала на принтере, а дети смотрели какой-то иностранный мультфильм, не отличающийся умом его создавшего и смыслом от всех остальных таких же.
Она ему сказала: “ Звони!”
Он судорожно стал набирать на сотовом очень знакомый ему номер. Жена вскоре ответила:
- Да, алло!
- Привет.
- Привет! Ты где был? Мы с детьми тебя ждали, ждали… Звонили, звонили… Но тебя почему-то не оказалось дома. Мы конечно могли бы и зайти, если бы у нас были ключи, и если б ты не сменил замки…
- Так, стоп, стоп, стоп… Подожди секундочку. Скажи, ты сейчас что-то распечатывала на принтере, так?
- Да…
- Ты делала… не вижу… ксерокопию своего паспорта и свидетельства о рождении дочери?!
- … Да. А как ты узнал? Нет… подожди… откуда???
- А дети смотрят телевизор?!
- Да. Но…
- Всё… прости… потом… пока… - он бросил трубку.
После этого дама, свалившаяся в прямом смысле с неба, не без ложной скромности спросила:
- Ну как?
- Впечатляет, – ответил он. – Но, всё же до конца ещё не веря в её не сходную с человеком сущность, снова выскочил из машины.
А там всё по-старому: идут, едут, летают, лают и т.д. Он залез в машину и увидел, как жена набирает его номер. Но, как он смог разобрать, абонент был недоступен. Он было кинулся искать телефон, но незнакомка его убедительно попросила:
- Не ищи. Это – чтобы нам не мешали, – сказала она и жестом, показывающим, что она как будто разводит тучи перед собой, вернула машину в исходное положение – на ту улицу, где они в неё сели. Картинка при этом в лобовом и в остальных стёклах вмиг перестала отличаться от той, что была за ними. Разговор был продолжен:
- Так что же делать? Помоги, – неожиданно простонал он.
- Вы всегда задаёте эти вопросы “Что делать?” и “Кто виноват?” А ответы, причём на оба - в вашем зеркале. Коль виноват, тогда меняйся. Коль тебя выбрала судьба, нельзя её подводить.
- Я и так этого хочу. Хочу стать, наконец, свободным, любящим и любимым.
- Человек и так уже по рождению свободен! А всё другое, дальнейшее – это создали вы: политику – последний гвоздь в крышку гроба познания; экономику – спекуляцию мёртвых душ живым, не ими созданным началом; Конституцию – ставший не обязательным к выполнению закон; войну – олимпийство бедствия человеческого разума, который, по сути, сам ничем себя не утрудил, сам ничего не снискал, ничего миру не дал и ничего ему не оставит! Почти все ваши открытия случайны! Вас как слепых котят пинками вынуждены подталкивать, чтобы, идя наощупь, вы хоть что-то смогли найти! Но при этом вы умудряетесь создавать всё то, что вас самих впоследствии и убивает! И ты мне сейчас толкуешь про свободу и любовь???
- Но, что же, я что ли в этом виноват?!
- Нет, блин, зеркало! Каждый из вас вносит, так сказать, свою непосильную лепту в судьбу всего обитаемого пространства, будь то рыба, птица, растение, камень, зверь или человек! Да-да, не удивляйся! Они тоже рядом с вами, а вы постоянно забываете про них, но живёте полностью за их счёт! Ваша жизнь сплошь состоит из парадоксов! Разница лишь в том, что, именно, человеку выпала честь менять окружающее пространство и время до неузнаваемости. Только она бывает разной: со знаком "+" и со знаком "–" . Да уж, имей я бы всё то, что имеете вы… Но, впрочем, вы всегда мало стремитесь к своему предназначению, и моя беда в том, что я всего лишь всё вижу, абсолютно всё, а поменять ничего не могу. Наш с тобой разговор – экстренный случай, а может быть, и последний. Так что, давай, не тяни. И думай, прежде чем спросить.
- Думать и не тянуть как-то сложновато. Поэтому… что же всё-таки делать конкретно мне?
- Не знаю.
- К чему стремиться?
- Не знаю.
- А может, если нельзя с семьёй, завести новую подружку?
- Как вариант… но повторяется… всё почему-то повторяется.
- Ну почему? Ты же говоришь, что всё видишь и знаешь?!
- Я не говорю, что знаю. Я говорю, что вижу. А выбор всегда за тобой. И каков он будет, мне неизвестно.
- Нет, ты точно ещё безумнее меня.
- Может быть, – сказала она, начав не только стучать пальцами по рулю, но и дёргаться уже всем телом. – Ты, конечно, можешь воссоединиться с семьёй, но тогда ты подчинишься терпению своих страхов раз и навсегда. И во что тогда это выльется, одному только Богу, наверное, известно. Не знаю, не знаю… То, чем ты обеспокоен, обреталось и до тебя. Обретается сейчас, и будет обретаться после. Не знаю, не знаю… Попробуй, что ли, заняться спортом, бросить курить или, может, записать свои измышления и прочитать их кому-нибудь. Написать, к примеру, стихи. Короче говоря, найди себя, иначе сорвёшься в одночасье, а может...
- Да пошла ты!!! – уже не сдержался он. – Была б ты сейчас мужиком, я б тебе в морду дал за такие советы! Ты точно сумасшедшая! Таких лечить надо!
С этими криками он вышел из машины, хлопнул дверцей и пошёл прочь, не оборачиваясь. Но, пройдя несколько шагов, ему то ли почудилась, то ли и вправду услышалась последняя фраза незнакомки. Она сказала: “ Прощай!” Он тотчас же вспомнил про телефон, оставленный вместе с нею в машине. Он оглянулся. Но на том месте, где стояла старенькая “Нива” было уже пусто, а телефон каким-то магическим, волшебным образом в долю секунды оказался у него в кармане.
*******
Терпеть страхи и любить искренне, невзирая на них – два абсолютно разных начала семейного, взрослого человека. Если первое всегда ведёт к концу, то второе обязательно продолжается в детях, внуках и правнуках. Но в том-то и беда, что он не знал, как и чем себя продолжить в уже существующем наследии, чтобы первое начало в нём не взяло верх, как пытается постоянно это сделать с ним самим.
Может, пока не знал?
Пока же… стоял чудесный, погожий и яркий летний день. Уже год миновал, как он старался всеми усилиями быть похожим на тех, кто вокруг, но не на себя ( что поделать: стремление слабых, но упорно не желающих себе конца ), и – год после его встречи со своей “полоумной” незнакомкой. Всё забылось, обволоклось, как старая тряпка - нафталином, затхло-пахнущим где-то в тёмном углу никому не нужного чулана. И, можно сказать, изменилось. Но как-то всё равно не так, как думалось ему.
И всё-таки в этот день он уверенными и весёлыми шагами как будто плыл к своей мечте, казавшейся ему уже осуществлённой. Дело было в том, что тесть с тёщей, неожиданно для него и их же дочери, решили сделать им роскошный подарок в честь годовщины их примирения в виде заграничной путёвки на отдых для новоиспечённых молодожёнов и их детей, выложив для этого добрую часть своих “гробовых” денег. Казалось бы, с чего вдруг?
А ответ как всегда лежал на поверхности перекипевшей пеной тех новых, с пылом возобновлённых, но уже за год надоевших и почти ничем не отличавшихся от старых, отношений. И эту пену просто необходимо было кому-то снять, иначе бы она потушила огонь разгоревшейся вновь жизни.
Он же, естественно, не внял советам незнакомки, а поступил по-своему: по совершенно отличавшемуся плану от того, что предлагала дама с небес. Он воссоединился с семьёй. Вернулись страхи. И он попробовал, так, как сейчас говорят “по приколу”, но без какого-то ни было смысла, пофилософствовать и что-то записать. Но это дело очень быстро бросил, потому как младшая дочь начала чудить, являя напоказ свои капризы, совершенно не желая учиться в школе. И это уже в первом классе-то! Конечно, у него начались срывы. Бывало, доходило чуть ли не до драки за право воспитывать дочь, ведь каждый из родителей считал, что умеет это делать лучше своего оппонента.
Старики может чего-то из того и не видели, но “чуйка” у них работала отменно. Поэтому они решили не медлить с подарком, так как думали, что он пойдёт непременно всем на пользу, и особенно детям. Кроме того, они решили подарить ещё и семейный ужин, так сказать, закрепить чтобы веру у всех за столом в лучшее и в успех, до его обретения. И вот там, на нём, он, немного перебрав “горячего” и не очень, всё-таки решился прочитать всему семейству что-то уже из ранее написанного. Эффект был сногсшибательный… для него. Пока он читал, тёща успела заснуть прямо за столом, жена, как бы и не слушая и постоянно следя за детьми, то входила в кухню, где “все они так здорово собрались”, то выходила, а тесть, стойкий и мужественный, но в чём-то дурной очень человек, выслушав зятя до конца, лишь только заметил ему с ехидной улыбкой: “ Да, в этом точно что-то определённо есть. Без бутылки или даже двух такое нарочно не придумаешь”.
И вот сейчас он шёл, окрылённый, за новеньким загранпаспортом, навсегда выкинув из головы свои мысли и всё, что говорила ему та, в белом и сияющем платье.
*******
Но… Опять это “Но”! Вечно эти две буквы, как двое независимых от чего бы то ни было судий, влезают и портят нам жизнь! Он шёл мимо роскошной, огромной высотки, словно подпиравшей своими могучими плечами чистейший лазурный небосвод и на всём первом этаже которой располагался ресторан под названием “Шестое чувство”. Ему оставалось пройти высотку и перейти перекрёсток, чтобы преодолеть ещё каких-то 200 метров до заветной цели. Вдруг светофоры по обеим сторонам пересекавшихся улиц все разом заморгали и зелёным, и красным, и жёлтым. Водилы, заметавшись в “непонятках”, встали как вкопанные, не понимая, что вообще происходит. Остановился и он. И что-то дёрнуло его повернуть голову направо, вглубь уходящего там переулка. От увиденного он сначала похолодел, а ноги стали ватными: в обозримой близости к себе он наблюдал, как несколько полицейских “вяжут” по рукам и ногам четверых молодых людей. Среди них была единственная девушка. Та самая, и он узнал её. Но, взвесив все “За” и “Против” он не нашёл ничего лучше, как выпалить про себя: “ А ещё хранитель называется. Дура, вот и всё. Так тебе и надо. Не будешь больше людей сбивать с пути истинного и гипнотизировать почём зря”, - сказав эти слова, к нему вернулось чувство движения и внутреннего тепла. Он громко и смачно сплюнул, и пошёл дальше по направлению к всемогущему и волшебному учреждению.
Ох, если бы он только присмотрелся повнимательнее и по-другому к происходившему в тени переулка, то заметил бы, что платье девушки тоже самое, только почему-то ставшее серым; что представители полиции были одеты более чем странно: стояла жара, а они были в чёрных плащах, чёрных ботинках, чёрных брюках, чёрных кителях, чёрных фуражках и в чёрных же солнцезащитных очках; что рубашки у них источали ослепительно белый свет, как и их машины, похожие на сказочных коней, будто запряжённых в чью-то царскую колесницу; что кроме них и арестовываемых в затенённом пространстве больше никого не было, а из признаков, обозначавших действительную, казалось бы, принадлежность крепких мужчин к правоохранительным органам были лишь чёрные цифры 112 с чёрными же полосами по обеим сторонам каждой из машин, и шашки, светившиеся нездешними, медовыми, простреливающими насквозь дома и деревья лучами! Но… увы и ах…
*******
Вот уже как целую неделю они всей семьёй шлындали по улочкам какого-то старинного европейского города и, не спеша, смаковали всем телом нежный и ласкающий их ( и, видимо, других проходящих мимо туристов ) морской бриз.
Как будто они вкушали какое-то чудесное, освежающее, вкусное и бесконечное мороженое, которое словно размягчало их разгорячённые за время нелёгких трудовых и бытовых будней души и сердца. И создавалось ощущение, что это никогда больше не кончится. Но, опять же, это было заблуждением, одним из немногих, на которые способен только человек.
А мир вокруг всегда именно таков, каким ты согласен и готов его терпеть. Поэтому они были веселы, довольны и счастливы. Поэтому их всё устраивало на тот момент, хотя они знали о том, что вечно жить в сказке не получится. Им придётся вернуться обратно, где так будет неохота опять пытаться достучаться друг до друга. А с её болезненным желанием быть везде и во всём главной и с его страхами это было неизбежно. Но это всё после.
А пока…
Пока они совершенно беззаботно гуляли по главной площади города и даже не заметили ( да и никто, наверно, не заметил ), как кто-то из тех, у кого вечно срывает пломбу с башки только от одной мысли, что ему, быть может, никогда и ни за что не удастся попасть в Рай, залез в грузовик. Завёл его. И на полной скорости направил в толпу зазевавшихся туристов. Последним из его семьи, кого задавил безумец, был именно он. И вот, лёжа на асфальте, истекая кровью и глядя вслед пьяновилявшему, уезжавшему грузовику, он вспомнил тот самый сон с баллоном и точкой. Вспомнил все слова своей старой незнакомки, которая пыталась ему как-то намекнуть, но он не хотел её слушать. Неожиданно для себя увидел отца и мать, погибших в автокатастрофе и, как ему когда-то рассказывали бабушка с дедушкой, ехавших в тот злополучный день на старенькой отцовской “Ниве” в роддом. Он вспомнил всё. Но когда отец и мать помахали ему издалека, его сердце перестало биться, и он испустил дух.
*******
А в это время старички сидели, приобняв друг друга, на террасе. Был август. Звездопад.
Вдруг они оба увидели, как “упали” сразу несколько звёзд. И мужчина прошептал своей вечно-любимой женщине:
- Милая, загадывай желание.
- Хочу, чтобы внуки и дети поскорее вернулись домой.
Мужчина как-то удивлённо посмотрел на женщину, как бы спрашивая: “ Ты чего это? Они же только недавно уехали?” Но потом, посмотрев на небо, сказал:
- Хотя… Ты права. Пусть вернутся… домой.
Свидетельство о публикации №217111902336