Три сестры. Гл. 50. Обратное движение Меркурия
Обратное движение Меркурия
Время небес. Инобытие
Ощущение о невозвратной потере
- Да, графиня умерла, а Меркурий попадает в шестую фазу движения. Эта фаза в которой возникают сомнения, колебания, мысли о пересмотре сведений, решений, но главное возникает ощущение о невозвратной потере. Меркурий начинает двигаться в обратную сторону и движение это не приносит удачи, - подчеркнул Пушкин, - я думаю, ты, Рокотов найдешь соответствующую цитату.
После перелистывания текста Рокотов стал читать:
«Итак, эти страстные письма, эти пламенные требования, это дерзкое, упорное преследование, всё это было не любовь! Деньги, – вот чего алкала его душа! Не она могла утолить его желания и осчастливить его! Бедная воспитанница была не что иное, как слепая помощница разбойника, убийцы старой её благодетельницы!.. Горько заплакала она в позднем, мучительном своём раскаянии.
Германн смотрел на неё молча: сердце его также терзалось, но ни слёзы бедной девушки, ни удивительная прелесть её горести не тревожили суровой души его. Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мёртвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения».
- Переходим к седьмой фазе, - предложил Пушкин, - это время, когда Меркурий пятится назад и возвращается к бывшему ранее. Возвращаются забытые темы…
- Здесь подходит вот этот отрывок, - и Рокотов прочитал:
«Он проснулся уже ночью: луна озаряла его комнату. Он взглянул на часы: было без четверти три. Сон у него прошёл; он сел на кровать и думал о похоронах старой графини.
В это время кто-то с улицы заглянул к нему в окошко, – и тотчас отошёл. Германн не обратил на то никакого внимания. Чрез минуту услышал он, что отпирали дверь в передней комнате. Германн думал, что денщик его, пьяный по своему обыкновению, возвращался с ночной прогулки. Но он услышал незнакомую походку: кто-то ходил, тихо шаркая туфлями. Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье.
Германн принял её за свою старую кормилицу и удивился, что могло привести её в такую пору. Но белая женщина, скользнув, очутилась вдруг перед ним, – и Германн узнал графиню!
– Я пришла к тебе против своей воли», – сказала она твёрдым голосом, – но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семёрка и туз выиграют тебе сряду, – но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл».
- И вот наступает время торможения. Восьмая фаза! Неудачная игра, в конце которой Германн проигрывает! – воскликнул Пушкин, и добавил, - я думаю, что текст здесь понятен.
- Несомненно, - подтвердил Рокотов, и прочитал:
«Германн стоял у стола, готовясь один понтировать противу бледного, но всё улыбающегося Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт. Чекалинский стасовал. Германн снял и поставил свою карту, покрыв её кипой банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом.
Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
– Туз выиграл! – сказал Германн и открыл свою карту.
– Дама ваша убита», – сказал ласково Чекалинский.
Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он обдёрнуться.
В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его...
– Старуха! – закричал он в ужасе.».
- Вот и все, - засмеялся Пушкин, - Меркурий возвращается в первоначальную первую фазу стояния, пройдя фазы взлета и падения. Настоящее колесо Сансары! А душа Германна принимает временный и иллюзорный мир за реальность. С чего начали к тому вернулись.
- Это великолепно написано! – воскликнул Рокотов и наизусть сказал:
«Германн сошёл с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семёрка, туз! Тройка, семёрка, дама!..»».
- В этой больнице практиковал Николас Аренд, мой последний врач после дуэли с Дантесом., - грустно сказал Пушкин, и добавил, - а за четыре года до этого Германна посадили в Tollhouse в палату №17. Цифра с которой начал Германн движение пришла к нему вновь.
- Ты хотел сказать, что Нарумов ходил под картой Таро XVII Звезда. В доме Нарумова Германн озадачился игрой. А закончил Герман тоже под таким же номером, только в сумасшедшем доме.
- И ни как иначе! – воскликнул Пушкин, как сказал бы наш собрат поэт Шиллер:
"От светлых лучей Истины не всегда исходит тепло. Блаженны те, кто не заплатил за благо знания своим сердцем!"
Свидетельство о публикации №217111900512