Глава 4. Бог не выдаст, свинья не съест

4. Бог не выдаст, свинья не съест

     Когда человек чувствует силу и мощь природы, он слаб и верит в бога. Семья была православной. В красном углу лачуги висела божья икона. Она досталась Дмитрию Ивановичу от деда. Набожность считалась добродетелью. Детей пугали ужасами ада и твердили, что уже на земле надо готовиться к переходу в другой мир. Дети были запуганы и усердно молились. Главную молитву «Отче наш» знали наизусть все, даже малыши. Они часто перевирали молитву, выбрасывали из неё некоторые строки, не понятные им.

     Семилетняя Катя постоянно говорила «дай» вместо старославянского «даждь». А фразу «иже еси на небеси» она произносила: «если ты на небеси», и в результате получалось: «Отче наш, если ты на небеси, хлеб наш (насущный – забывала) дай нам есть…» И сколько мама её ни поправляла, она читала по-своему. У Василисы, тоже семилетки, память была получше, но она умышленно сокращала молитву до минимума, потому что ей казалась она очень длинной. Она читала: «Отче наш! И не вводи нас в заблуждение и избавь нас от лукавого, ибо твоё есть царство, сила, воля – Бога, Сына и Святаго Духа. Аминь». Бога благодарили в семье за всё.
 Deo gratia! Благодарение Богу!

     Русские люди всегда молились, до православия высоко процветала языческая культура. На Руси поклонялись Перуну, верховному богу грозы, громовержцу. Он же считался покровителем военной дружины и князя, предводителя её. Почитали разных богов, связанных с природой, – Солнце, ветер, Луну, звёзды. Были места поклонений и жертвоприношений. Но языческие капища были разорены христианами. Язычество выжигалось калёным железом. Какая ирония судьбы?!

     Христианство провозгласило главными своими принципами милосердие и любовь, а к прежней религии проявляла жестокость и насилие. Одна из её десяти заповедей – не убей! Читая Библию – главную её книгу, разве что слепой не удивится её истории – кругом убийства. При такой, мягко говоря, жестокой истории нельзя не поразиться короткой памяти священников. Царь Николай Второй устроил кровавое воскресенье 9 января 1905 года. Погибли сотни людей, если не больше. Народ рассчитался с ним – погубил его. Церковь же, забыв про его злодеяния, возвела его спустя стол лет в ранг святых мучеников. Какая гнусная мимикрия, ложь и лицемерие! Не потому ли в лоно церкви устремляются преступники и убийцы, молитвой замаливая свои грехи. А церковники за деньги, которые получают от них, с удовольствием отпускают им их грехи.

     Крестьяне жили трудной жизнью, но и тогда это уже понимали. Они всегда были сильны задним умом: на бога надейся, а сам не плошай; богу – богово, а кесарю – кесарево. Но тем не менее набожность почиталась. В церковь ходили по воскресеньям, соблюдали посты, рыбу ели в специально разрешённые церковью дни, отмечали церковные праздники.

     Семья жила в курной избе, которая топилась «по-чёрному», дымовой трубы не существовало. Для отвода дыма в боковых стенах вырезались небольшие оконца волоковые, когда нужно было, их закрывали задвижкой-волоком. Однажды отец увидел, что у соседа шёл дым с крыши, он побежал узнать, что да как. И по их примеру, проделал отверстие вверху, а некоторые оконца затянул рыбьим пузырём. Слюда-мусковит на окнах была только в теремах, а стёкла появились много позже. Зажиточные крестьяне покрывали окна бычьим пузырём (желудком). Как бы там ни было, в дом стал проникать дневной свет.

     Освещался дом лучинами. Их заготовлял Василий: «Придёт кручина, как нет ни дров, ни лучины», - говорил он, брал сухое еловое или сосновое полено, его нагревал и ножом нарезал лучины - тонкие длинные полоски-щепки. Их вставляли в светцы. Светец сначала имел простую форму: металлический держатель, в широкую часть вставляли лучину, а другим острым концом его втыкали в чурбан или иную подставку. Если надо было, держали светец в руке, и лучину могли переносить с места на место, не обжигая рук. Позже его стали делать в виде одной или двух вилок, в которые вставляли несколько лучин. Они освещали большую поверхность жилья. И было светлее. Так и говорили: «Пошли плясать наши лучинушки!» Под лучины ставили корыто или ушат с водой. Свет от огня отражался в воде и ещё прибавлял яркости. Потухшие угли падали в воду, и таким образом вода спасала дом от пожара. Свечей и керосиновых ламп ещё не было. Они появились позже.

     Василиса любила смотреть на открытый огонь, у неё сразу возникали в голове образы огненных лошадей. Она представляла могучих богатырей на конях и полностью уносилась в мир волшебных сказок. Она начинала фантазировать, и сказки её получались весёлые и смешные. «Знаешь, что я заметила, - поведала она как-то сестре. – Когда лучина трещит, пыл с визгом по ней, то это – к морозу» - «Я и без тебя это знаю». Василиса, подражая взрослым, вдруг запела: «То не ветер ветку клонит»: «Извела меня кручина, подколодная змея! Догорай моя лучина, догорю с тобой и я». Катя, погодка Василисы, засмеялась: «Отгадай загадку: стоит Трошка на одной ножке, крошит крошки?» - «- Наверное, месяц» - «- Какая ты смешная. Про то же самое: стоит Гаврило, замарано рыло. Сдаёшься?» - «Так это – светец. Я про него тоже знаю загадку, а не скажу» - «Старый старичок под себя тюрю мнёт?» - «Да, а ты откуда знаешь?» - «Слышала». Катя, в противовес сестре, любила воду. Могла часами любоваться на неё. Для неё вода была волшебством, но сочинять она не умела и не хотела. Она любила мыть посуду. Полы дома мыли редко, только по большим праздникам. Пол подметали один-два раза в неделю. В избе деревянный пол отсутствовал, он был земляной: его поливали водой и утрамбовывали так, что он становился гладким и твёрдым. Сверху бросали сено и солому, которую меняли раз в месяц».

     Дом без освещения был тёмным. Дым от огня собирался в верхней части избы, часть выходила в отверстия на крыше, в оконца и в отверстие для входа. Чтобы копоть и сажа не падали на голову, по периметру избы делали полки. Часть дыма оставляли для тепла. Дверей в избе не было, доски стоили тогда очень дорого. Вход закрывали двумя половинками расщеплённого бревна, связанных вместе, и пологом.  Из мебели стоял стол. Спали на полатях и на лавках. В тёплом углу висела люлька.

     Курные избы в деревнях существовали долго, вплоть до двадцатого века. Но уже в восемнадцатом веке в городах стали строить белые избы, которые имели дымовые трубы, но они были по карману только богачам – князьям, боярам, купцам. Пётр Первый запретил строжайшим образом в Санкт-Петербурге строить курные избы. В деревнях белые избы появлялись лишь у зажиточных крестьян.

     Изба Степановых наполовину уходила в землю, на крыше лежала солома. Это было обычное жилище бедных людей. Напротив печи спал отец – глава семьи. Справа от входа располагались жена и дети. Такой быт не смущал крестьян. Дети большую часть дня пребывали на воздухе, особенно в тёплые дни. Сделав свою работу в огороде и по дому, ребята убегали играть. Летом бегали преимущественно босиком. Любили играть в догонялки, в прятки, кувыркаться на траве. Вместо мяча, использовали клубок из тряпок. Соревновались в беге, в прыжках. Играли в ножички. Ходили часто в лес поесть землянику, морошку, малину, чернику. Собирали грибы и ягоды на зиму.

     Однажды Вова спросил Гришу: «- А почему мы верим в бога?» Гриша был озадачен вопросом, поэтому уклончиво ответил: «- А делать нечего, потому и верим». Ответ брата раззадорил Вовку: «- Ну даёшь! Нечего делать! С утра до вечера вкалываете. А бог вам помогает хоть?» - «- Ты чего с богом не в ладу? Такие вопросы задаёшь?» - «Бога мы не видим, а верим ему. Почему?» - настаивал на своём мальчик. «- Ты отцу вопрос такой задай, он тебе по шее съездит» - «- Тебе лишь бы драться или отмахнуться от вопроса» - «Хорошо, объясню – я верю, потому что верится. А не будет вериться – не буду верить. Понятно?» - «- Нет, не понятно» - «- Это уже твоё дело» - «Хорошо. Скажи, почему бог сделал одних богатыми, а других бедными?» - «- Это не бог сделал, а люди сами себя сделали такими»» - «Почему ты живёшь в полуземлянке впроголодь, а Потаповы живут в белой избе, сыты и богаты?» - «Ох, Вовка, эти вопросы тебя до хорошего не доведут» -

     - «- Я хочу справедливости. Это нечестно. У кого-то всё, а у нас ничего. А бог у нас у всех – один. Как же я могу верить в бога, если мы нищие, и он нам не помогает?» - «Он помогает сильным. Стань сильным, и он тебе обязательно поможет. Грамотным станешь, книги будешь читать и на вопросы свои ответы найдёшь» - «- Ты, как Василий, учись да учись. А если у меня душа не лежит к учёбе, тогда как?» - «Ну и оставайся неучем и не задавай мне свои глупые вопросы» - «- Мне только интересно, какой он бог – с бородой, наверное, и весь седой?» - «- А, может быть, он вечно молодой. Это ты будешь скоро старым, задаёшь много вопросов. А гляди-ка, голова у тебя вся уже седая» - «- Не седая. Просто волосы стали белыми, выгорели на солнце» - «- Вот я и говорю, что ты уже поседел», - пошутил Гриша. «А ну тебя», - в сердцах крикнул Вовка и убежал от брата.

     Когда семья садилась за стол, отец заставлял всех молиться, а после трапезы было принято благодарить бога за то, что он их насытил. Однажды Вовка не выдержал и спросил отца: «- Зачем надо благодарить бога?» - «- Затем, чтобы он снова нам послал пищу» - «А, если ты будешь только благодарить его и не работать, он пошлёт пищу?» - «- Конечно, нет. Мы живём в обществе и должны подчиняться его законам. Один из законов предписывает нам трудиться, чтобы прокормить себя и семью. А бог даёт нам надежду и веру в наше лучшее будущее. Понял?» - «- Понял» - «- Вот и хорошо».

     Елена помогала маме с малышом. Когда у него начали резаться зубки, и он сильно плакал от боли, она жалела ребёнка, качала его на руках, прижимала к себе и просила: «- Господи, помоги ему!» Но ребёнку не становилось легче. Но вдруг девочке пришла в голову мысль в тряпочку завернуть варёную свёклу и дать пососать младенцу. Сестричка сделала это, и ребёнок перестал плакать: «- О спасибо, Господи! Помог», - так для себя решила Елена.

     Человек издавна живёт во власти своих суеверий. В доме их существовало много: нельзя было просыпать соль – к ссоре; если лучина сильно трещала и сыпала искры – к беде; если встречали человека с полными вёдрами – к удаче. На святки и под Новый Год гадали: что-нибудь жгли и смотрели на тень на стене, что видели, в то и верили. После гаданий усердно молились: церковь не приветствовала гадания. Священников теоретически почитали, считали божьими людьми.

     У Дмитрия Ивановича были особые отношения с церковью. В бога он верил безоглядно, но священников не приветствовал. Дьячок церковный был вороватым мужичком. Он сам видел, как тот вымогал деньги у боярина. «Мол, приход такой нищий, ему надо помочь». А когда боярин отвалил большую сумму и ушёл, он отделил часть денег, сунул себе за пазуху, остальные понёс священнику. Видел он, как попы пьянствуют и развратничают, поэтому к попам относился с недоверием и в свой дом их не пускал. Он любил приговаривать: вера верой, а дело делом или – богу богово, кесарю кесарево.

     Крестьянская сметливость помогала найти в православии силы жить: часто говорили – бог не выдаст, свинья не съест. Больше отдашь – больше получишь. Бог правду видит, а шельму метит. Своим детям Дмитрий Иванович внушал заповедь: не убей и не укради. Человек не увидит твоих плохих дел, а бог всё видит и шельму метит. Недаром говорят – на воре шапка горит. Дети ему верили и слушались. Им с молодых ногтей прививали уважение к старшим. Отец для них был самым большим авторитетом. Он верил в каждого ребёнка, в его лучшие качества. И они любили отца, доверяли ему и очень уважали его. А духовность воспитывалась вместе с добротой и строгостью, пускала хорошие корни и должна была дать зрелые плоды.