1. Про девочку Олю

Девочка Оля, пучеглазое, настырное, вечно всем недовольное создание с жёсткими, торчащими во все стороны волосами и вечно закушенной верхней губой, готовилась к своему выпускному дню из детского садика. Для неё это был самый светлый и желанный праздник, отчего она в последнее время пребывала в приподнятом настроении.

Надо сказать, что детский сад Ольга люто ненавидела.

Во-первых, потому, что там каждое утро давали манную кашу и кипячёное молоко, которое вызывало у неё рвотный рефлекс. Кашу она кое-как съедала, а молоко выливала в фикус, стоящий рядом с её столиком. Когда это замечали, она тут же отправлялась в угол за занавеску, а все остальные дети шли играть.

Но и тут Оля находила себе занятие по душе. На занавеске, по краям которой шли большие кисти, она, закусив до крови губу, с остервенением вязала узлы, которые развязать было уже невозможно.

Чтобы не стоять в этом ненавистном ей углу, она и с молоком быстро решила проблему. Рядом с ней сидел упитанный и очень добрый мальчик Вася Каниболоцкий. Он всё всегда кушал с аппетитом и даже иногда просил добавки. Девочка сразу это заметила. Во время прогулки она подошла к нему и поставила вопрос ребром. Утром он должен сразу выпить её стакан молока, а потом уже свой. В противном случае она его побьёт.

Вася и не противился. Быть побитым, да ещё и Ольгой, не входило в его планы. Узлы на шторах стали вязаться всё реже и реже.

А ещё Оля не любила воспитательницу Валентину Фёдоровну, женщину огромных размеров, которая чаще всех наказывала её за постоянное непослушание. Но и девчушка не оставалась в долгу и беспощадно мстила Валентине Фёдоровне, как мстят дети своим обидчикам.

После обеда наступал тихий час и послушные дети погружались в сладкий сон. Ольга же не спала, ждала момента, когда уснёт Валентина Фёдоровна.

Когда щёки воспитательницы расползались по подушке, а челюсти раздвигались во всю ширь, в комнате раздавался душераздирающий храп. Вредная девочка тихонечко вставала, ловила в столовой муху, отрывала ей одно крыло и, подкравшись на цыпочках, мастерски бросала её в широко раскрытый, клокочущий рот. Через минуту она уже лежала в постели, притворившись крепко спящей.
 
Валентина вскакивала, хрипела, хрюкала, плевалась во все стороны и жутко материлась.

А строптивую девочку в это время давил смех, от которого кровать ходила ходуном.

Разъярённая Валентина Фёдоровна срывала с воспитанницы одеяло, давала увесистый шлепок по заднице и тащила за руку в чулан, где Ольга сидела в полной темноте с пауками, тряпками и вёдрами до самого полдника.

Очень часто после завтрака, когда детей выводили гулять, Оля пролезала под воротами, отчего трусы превращались из белых в грязно-серые, и уверенным, но быстрым шагом направлялась к прабабушке.

Бабушка была очень старенькой, и приход правнучки её очень радовал.

– Ты чего ко мне так рано пришла, внученька? Аль что случилось? – спрашивала старушка.

– Карантин, бабушка.

– Какой ещё карантин? – не понимала она.

– Мясо вчера забыли убрать в холодильник, оно и провоняло. Конюха в милицию забрали.

– Что ты мелешь? При чём здесь конюх? Разве он мясом занимается у вас в детском саду?

– Бабушка, как ты не понимаешь, он не он, а кого-то надо было забрать, его и повязали.

– Господи, спаси и сохрани, – крестилась бабка Меланья, – кругом одна несправедливость и беда. И везде, паразиты, крайнего найдут.

– Бабушка, если меня здесь будут искать, скажи, что я не приходила сегодня.

– Хорошо, внученька. Вон твоя коробка с тряпками, а ножницы и иголки с нитками в комоде. Достанешь сама или помочь? А я пошла стирать.

– Достану, бабушка. Ты занимайся своими делами и на меня не обращай внимания.

– А ты кушать не хочешь? А то я себе манную кашку сварила. Вкусная получилась.

– Не хочу. Конфет у тебя нет?

– Есть мармеладки. Будешь?

– Буду. Неси.

Ольга высыпала из коробки на пол разноцветные лоскутки и начинала кроить и шить куклам платья.

В доме стояла гробовая тишина. Бабушка, занявшись своими делами, напрочь забывала о правнучке, а Ольге этого и надо было.

А в это время все работники детского сада носились по селу в поисках пропавшего ребёнка.

Наступал вечер, и приходила грозная мать. Она нещадно бранила дочь и волокла домой, где ставила её в угол за занавеску, на которой тоже начинали появляться узлы.

Когда возвращался отец, а Ольга была его любимицей, наказание отменялось, все садились за стол и начинали ужинать. Старший брат Славик, ему уже исполнилось одиннадцать лет, несколько раз пытался рассказать о новых приключениях сестры, но каждый раз получал от неё щипок за мягкое место.

После ужина отец доставал баян и начинал играть.

– Ольша, – говорил он, – пляши!

И та весело плясала, тряся непослушными волосиками, одну руку поставив на бок, а другой оттянув подол платья.

Наконец объявили, что через полторы недели, в субботу, старшая группа будет выпускаться из детского сада. По этому случаю планируется концерт, который начнут разучивать и готовить уже сегодня. В день выпуска все должны прийти с родителями, подстриженные, красивые, с букетами цветов для воспитателей, нянь, поваров и остальных, кому захотят вручить. И ещё надо сдать деньги, один рубль и двадцать копеек, на альбом и индивидуальную фотографию. Придёт фотограф и будет всех фотографировать.

Для этого торжественного дня мама пошила Ольге очень длинное, как у монашенки, с перспективой на несколько лет, коричневое вельветовое платье с двумя просто огромными пуговицами на груди.

Платье сразу не понравилось Оле, но с ним она решила расправиться позже. С матерью по этому поводу спорить бессмысленно.
 
За день до торжественного дня мать, уходя на работу, строго предупредила Ольгу, чтоб та никуда не исчезала. Она отпросится с работы, и они пойдут в парикмахерскую.

Затея с парикмахерской не вызвала бурного восторга в мятежном мозгу Оли. Конечно, ей хотелось быть самой красивой в группе. И чтобы все без исключения мальчишки глядели только на неё. А что в этой парикмахерской? Подстригут под «болванчика» – и страдай всю жизнь. Потом ничего не отрастёт и в школу такой страхолюдиной идти надо. А в школе Ольга очень хотела учиться.

В тот день она проснулась рано, слышала мамину возню на кухне и в прихожей, но вида не подавала, что проснулась. Наконец всё затихло. Дождавшись, пока Славка тоже уйдёт на улицу, она тихонечко встала, сбегала в туалет и, быстро одевшись, помчалась к бабушке. Оля за ночь продумала всё. Чтобы выглядеть потрясающе красивой, она сделает причёску себе сама! В этом ничего сложного нет. Красоту ничем нельзя испортить!

– Внученька, что опять у вас произошло? – встревоженно спросила бабушка. – На тебе лица нет.

– Бабушка, ничего не произошло. У нас перегорел свет. Завтрак переносится на обед. Свари мне лучше два яйца, а всё остальное я сама сделаю.

– Щас, Ольша, я тебе яичницу с колбаской сделаю и хлебушек маслицем помажу. Будешь?

– Буду.

Наскоро позавтракав, Ольга намочила волосы, сунув голову в ведро, и пошла в зал.

– Внучка, ты что это собралась делать?

– Бабушка, не приставай, потом покажу.

Она вошла в зал и заперлась. Взяв расчёску, большие портняжные ножницы, Ольга села близко к встроенному в шифоньер зеркалу, закусила верхнюю губу и приступила к наведению невероятной красоты.

Сначала расчёской она подняла вверх все свои непокорные волосы и стала их безжалостно кромсать. Сзади, хотя это и было сложно, кое-что выстричь она всё-таки успела.

Оглядев себя со всех сторон и оставшись довольной, Ольга в приподнятом настроении вышла в кухню.

– Как я тебе, бабушка? – спросила она, поворачиваясь в разные стороны.

Бабушка как стояла, так и села на сундук, вытирая краешком платка выступившие слёзы.

«Значит, понравилось», – подумала Ольга, направляясь к выходу.

– Бабушка, я волосы в зале не убрала. Подмети, пожалуйста, – и она вышла на улицу.

– Ольга! – увидев её, заорали пацаны, игравшие в футбол. – Вставай на ворота! Мы уже 2:0 проигрываем.

Придя под вечер домой, вся в пыли и грязи, с ссадинами на коленях и локтях, Ольга походила на беспризорного мальчугана в рваном девичьем платье.
 
Мать просто потеряла дар речи. Потом её будто прорвало, – Что ты с собой сделала, ведьмина дочь? На кого ты теперь похожа? Завтра же фотографироваться. Или ты про это забыла? Что с башкой своей дурной натворила? Я тебя сейчас побрею наголо! Раздевайся, мыть буду, замарашка. И в кого ты такая упрямая удалась?

Ольга стояла и бесчувственно смотрела на мать. Она только громко всхлипывала, сдерживая подступающие рыдания.

Вымыв дочь, мать посадила её на табурет и принялась ровнять волосы, хотя ровнять там было уже нечего.

Утром мать, крепко держа «ведьмину» дочь за руку, быстрым шагом направлялась в сторону детского сада. Во второй руке она несла наскоро сорванный букет. За ней в парадном вельветовом платье с двумя гигантскими пуговицами и огромным белым бантом, сползающим с головы (ему не за что было зацепиться), семенила сказочно «красивая» девочка с закушенной верхней губой. Огромный белый бант у неё валялся на левом плече. Свободной рукой Оля молча и сосредоточенно крутила пуговицу, которая очень скоро отвалилась. Оставалась еще вторая.

Мать насторожило непривычное спокойствие дочери. Она взглянула на неё и ахнула: на месте пуговицы на платье зияла большая дыра.

Получив затрещину, дочь засопела и уже была готова расплакаться, но быстро передумала, так как они входили в двери детского сада, украшенные воздушными шарами. Не сдержавшись, Оля ткнула пальцем в шар, который сразу лопнул. Вырвав свою руку из руки матери, она сразу убежала в группу.

Когда родители угомонились и расселись на стульях, начался праздничный концерт, посвящённый проводам дорогих чад в новую, школьную жизнь.

На Олю было жалко смотреть. Кто-то перевязал её бант на затылке так туго, что, наверное, захватил и кожу, отчего её голубые глаза оказались на лбу.

Песни чередовались стихами и танцами.

Девочка активно участвовала во всех номерах волнующей программы. Но она ни на секунду не забывала о пуговице. И вскоре на её месте появилась новая дыра.
Мать ничегошеньки не понимала, что происходит на сцене. Всё её внимание было приковано к платью дочери, и когда последняя пуговица на нём исчезла, образовав вторую дыру, она тяжко застонала и уронила горькую слезу.

Праздник подошёл к концу. Дети стали дарить цветы своим воспитателям и нянечкам.
Оля же преподнесла букет электрику, который к такому вниманию явно не был готов и очень растрогался.

– Спасибо тебе, дочка, – дрожащим голосом вымолвил он.

– А ещё, дядя Миша, вот тебе пуговица.

– Зачем? – спросил он недоумённо.

– К брюкам пришьёшь. Ширинка у тебя вечно расстёгнута.

Дядя Миша покраснел, швырнул в сторону подарок и пошёл пить водку.

– Дети, а сейчас, как я вам и обещала, – объявила заведующая детским садом, ошарашенная происшедшим, – будем фотографироваться. Для групповой фотографии девочки садятся на скамеечку, мальчики становятся сзади, а за ними работники сада. Альбомы будем вручать в школе, на линейке, первого сентября.
Потом стали фотографировать каждого персонально.

Чтобы не стоять в очереди, Ольга растолкала всех и первая села на стул.

Фотограф внимательно посмотрел на девочку.

– Дайте ей кто-нибудь букет, надо закрыть дыры на платье. А то нехорошо получится.

Мать этого уже не слышала. Такого позора вынести она не могла и ушла домой.

– Скажи мне быстро, я тебе нравлюсь? – строго спросила Оля после фотографирования у Олега Борисенко.

– Очень, – прошепелявил тот беззубым ртом, понимая, что при другом ответе может получить кулаком в нос.

– Это правильный очень ответ, – по-взрослому ответила довольная Ольга.
Домой она пришла только под вечер вместе с отцом, которого поджидала на дороге. Так было безопасней.

– Ваня! Ты посмотри, что твоя любимица натворила с новым платьем! Она пуговицы с мясом вырвала.

– Я это платье больше носить не буду или в школу не пойду, – дочь сорвала его с себя и швырнула под кровать.

– Не нравится, дочка, не носи. К школе я тебе другое куплю. Ну и это так бросать не надо. По двору будешь в нём ходить, в огороде… Не голой же… А мама сделает красивые цветочки, пришьёт их на дырочки. Договорились?

– Договорились, папочка.

– Сейчас моем руки и садимся ужинать, а потом спляшем. Причёска, Ольша, у тебя козырная. Давно такой красоты не видел, – расхохотался он.

– А чего тогда смеёшься?

– От счастья, дочь, что ты у меня есть. И Славик тоже есть. Правда, сын?
В школу Ольга пошла в новой коричневой форме с белоснежным передником и чёрным ранцем, но её волосы ещё не отросли и продолжали торчать во все стороны. Вскоре с помощью парикмахера и они сравнялись.

Здесь она быстро стала лидером. Её боялись не только в классе, но и в школе, и даже некоторые учителя, хотя училась Оля хорошо, подводило только поведение.

В классе она тоже не пила молоко, быстро решив, что толстушке Ленке Сметаненко оно необходимо больше для поддержания фигуры. И та не сопротивлялась, зная, что бесполезно возражать подруге.

Стремглав летели дни. Ольга торопилась жить и наслаждаться этой жизнью. Она знала – где-то рядом её ждет взрослая жизнь. Но не спешила в неё вступать, зная, чем веселее ты живёшь, тем позже она к тебе придёт.

А время неумолимо бежало вперёд. Не успела оглянуться, как за окном уже октябрь вьюжит, снега нет, но речка давно подо льдом скрыта. Скоро долгожданные первые каникулы, когда можно будет погулять от души, лишь бы снег выпал. Или, как заявил папа: «Дать стране угля!» Ещё он часто говорил, что девиз сталеваров – «Наша сила в плавках», а у лесорубов – «Дадим дуба раньше срока».

Мама со Славиком смеялись, а она не понимала смысла сказанного и сердцем чувствовала, что Славка тоже этого не понимает, но выпендривается, хочет показать себя взрослым.

Можно, к примеру, дать раньше срока липу или, скажем, клён. Нет, этот Славик явно неполноценный. Она презирала подхалимов и таких, как он, недоразвитых.

Уроки уже заканчивались и все стали собираться домой, как в класс ввалилась пионервожатая, рыжая, конопатая, курносая и картавящая Алевтина Станиславовна. Язык сломаешь, пока выговоришь. Ещё она крутила шашни с учителем труда. А у этого трудовика всегда нос красный и прыщавый. Так и хочется по этому носу кулачищем съездить…

Короче, пионервожатая объявила, что завтра их класс на школьной линейке будут принимать в октябрята. Всем надо прийти пораньше, чистыми и красивыми. Из класса никуда не отлучаться, линейка может начаться в любую минуту. И ушла, больше ничего толком не объяснив.

Ольга, разумеется, знала, что скоро станет октябрёнком, но чтобы завтра…

Вечер Оля ждала с нетерпением. Наконец с работы вернулась мама и началась настоящая подготовка. Всё мылось, чистилось, стиралось и гладилось, а потом то же самое повторялось вновь, только в обратном порядке, ибо девочке это ничего не нравилось.

К полуночи обессиленная мать в изнеможении рухнула на диван и через секунду раздался её богатырский храп.

Утром Ольга проснулась ни свет ни заря и… стала собираться в школу.

Вскочила как ошпаренная мать. Проспала! Взглянув на часы, она высказала Ольге всё, что думала о ней, пионервожатой, октябрятах, велела не морочить голову, а раздеться и лечь спать.

– Пионервожатая сказала, что прийти нужно пораньше.

– Ну не в шесть же утра!

– Может, и в шесть, – промолвила Ольга, запихивая верхнюю губу в рот, что не предвещало ничего хорошего.

– Делай что хочешь, бестолочь!

Поняв, что о сне и покое можно лишь мечтать, рассерженная мать пошла кормить скотину, а заодно и готовить завтрак.

– Дура конопатая! – вспоминала Ольга пионервожатую, натягивая белые колготки и новое красивое платье. – Ничего конкретного не сказала, только взбаламутила всех… Прийти пораньше, из класса не выходить…А во сколько пораньше?.. Может, уже все пришли, а я тут копошусь как клуша…

Выпив стакан холодной воды, она быстро повязала розовый бант, надела тёплую шапку, пальто, валенки и, замотавшись шарфом, смело вышла на улицу, где не на шутку разыгралась метель. Переполненная счастьем, но и с тревогой на душе, она помчалась в школу, даже забыв сходить в туалет.

– Куда так рано, чумная? – прокричала вслед мать.

Но на такие замечания, унижающие человеческое достоинство, Ольга уже не реагировала.

Школа была закрыта.

Минут через сорок появилась техничка.

– Ты чего, дочка, так рано? Случилось что, аль часы встали?

– Сегодня в октябрята принимают. Сказали прийти пораньше, а во сколько «пораньше», не уточнили.

– С утра, что ли, принимают? Я такого и не помню. Отродясь не было. Ты что-то перепутала.

– Пионервожатая ваша, рыжая, так сказала: «Прийти пораньше». Вот я и пришла.

– Дурочка какая! – поддержала её техничка. – У неё одни гульки на уме. Ничего толком на объяснит детям… На всё, Господи, воля твоя. Заходи в школу. Не дай Бог замёрзнешь и простынешь. А я сейчас протоплю, тепло будет, а уж потом полы протру. Чисто и тепло должно быть. Ты со мной согласна? Потом и учителя с учениками приходить начнут… Как тебя зовут?

– Оля.

– Не Черемисиных дочь?

– Их.

– А я гляжу – похожа. Ты вот что, Олечка, чтоб не пачкаться здесь, иди в класс, включай свет и читай что-нибудь. Вон как вырядилась сегодня… Чистая принцесса.
От гордости губа Ольги непроизвольно заползла в рот. Она довольно хмыкнула.

– А как испачкаешься, враз в чуму превратишься.

Девочка не знала, что такое чума, но в её представлении это было что-то грязное и страшное.

Через полчаса стали появляться первые ученики. Потом начались уроки. О приёме в октябрята все как бы и забыли.

Оля в этот день вела себя исключительно примерно, сидела тихо, никого не трогала и даже на переменах никуда из класса не выходила.

Всё шло своим чередом. Заканчивался предпоследний урок по математике.

– Забыли о нас, – погрустнела Ольга. – А я так ждала этого дня! Может, приняли решение перенести срок приёма?

Прозвенел звонок. Нервы уже готовы были порваться в клочья, как дверь раскрылась и вновь влетела Алевтина Станиславовна.

– Здравствуйте, дети! Сейчас дружненько идём в спортивный зал, где будем принимать вас в октябрята. Вы готовы?

От такой ошеломляющей вести Оле сразу захотелось писать.

– Да! – закричали радостные дети.

– Тогда выходим в коридор, берём друг друга за руки и следуем за мной. Вещи оставляем в классе. Мы сюда ещё вернёмся.

Ольга с презрением взяла потную и скользкую руку Сметаненко и потянула за собой.

– Шевелись, корова, – прошептала она ей.

В спортзале построилась вся школа.

Сначала выступил директор, перечислил тех, кто «тянет школу назад», похвалил отличников и отметил, что в этом году хорошо поработали по озеленению парка. И всё равно район нашими показателями не доволен.

Его сменила завуч. Она продолжила актуальную тему. Одних хвалила, других ругала… А в конце добавила, что передовики и отличники на летних каникулах поедут на двухдневную экскурсию в районный центр.

Все закричали «Ура», закричала и Ольга, ещё не осознавая, что в её руке знамени передовика учёбы пока нет.

– Семь лет учусь, и семь лет в этот районный центр ездим. Неужели нет других мест? Нашли пуп Земли!

– Пилипенко, коль не нравится, не поедешь.

– Конечно, не поеду. Я там уже раз пять был. Лучше дома посплю. Больше пользы.

– Может, и другие хотят поспать?

– Мария Николаевна, а правда, почему один центр? Разве нет других мест? Давайте поедем ещё куда-нибудь. Хоть в лес или на озеро. Там и чище, и канализация не течёт. Наш районный центр по грязи и антисанитарии можно смело сравнивать с городской мусорной свалкой, – раздался звонкий девичий голос из рядов старшеклассников.

– Анисимова! Я попросила бы тебя выбирать выражения, тем более здесь. Мы с тобой ещё поговорим. Сегодня у нас более приятное мероприятие, учеников первого класса мы принимаем в октябрята. Слово предоставляется нашей пионервожатой Герасименко Алевтине Станиславовне. Поприветствуем её.
Все захлопали.

Герасименко, высоко подняв грудь, строевым шагом вышла на середину зала.

– Дорогие ребята! - торжественно произнесла она, - Сегодня у вас знаменательный день! Сейчас вас примут в октябрята и на грудь прикрепят звёздочку с изображением Вождя мирового пролетариата. Это накладывает на вас дополнительную ответственность как в поведении, так и в учёбе. Теперь вы должны помогать отстающим, инвалидам войны и труда, активно участвовать в жизни и деятельности школы. Вы обязаны быть примером во всём и везде. Ведь октябрёнок – будущий пионер! А в недалёком будущем – и комсомолец. Надеюсь, это все понимают?

Вопросов не было.

– А прикрепить значки мы поручили нашим лучшим ученикам школы, пионерам, отличникам учёбы и активистам: Люде Трофимовой, Саше Милько и Кате Щербине. Я буду зачитывать фамилию, вы выходите из строя – и вам приколют значок. А теперь внимание… – и она принялась быстро называть фамилии учеников первого класса.

Оля нервничала, её фамилия была последней, а вдруг закончат раньше и закончатся значки, тогда скажут, что остальных будут принимать в следующий раз. К такому повороту событий она была явно не готова.

Очередь двигалась быстро, счастливчики уже стояли со значками на левой груди.

– Черемисина, – прочитала пионервожатая.

Ей показалось, что она ослышалась.

– Черемисина есть?

И тут Ольга мгновенно успокоилась, совершенно расслабилась и непроизвольно начала писать в белые, купленные в городе колготки.

– Есть! – крикнула она, продолжая совершать противозаконное действие.

– Подойдите сами к ней, а то линейка явно затянулась, – поучительно сказал директор. – От всего педагогического коллектива поздравляю вас с принятием в октябрята. Линейку считаю закрытой. Уроков сегодня больше не будет. Поэтому можете идти домой. Разойдись!

Когда все пошли на выход, Ольга спряталась за угол. На том месте, где она стояла, блестела огромная лужа.

Она быстро сняла с себя колготки, трусы и запихнула их под физкультурный мат.
Из школы Оля вышла последней. Случившееся с ней было не только трагедией, но и моральным крахом, потерей главенствующих принципов. Такого допустить она не могла. Девочка опрометью бросилась домой.

О колготках мать вспомнила лишь перед первомайскими праздниками.

– Я их не видела, – твёрдо ответила Оля.

– Но они же не могли сами исчезнуть?

– Мама, неужели я их украла?

К этому неразрешимому вопросу они больше не возвращались.

Миновало за летом лето.

Ольга была уже в четвёртом классе, когда отцу пришла телеграмма из Молдавии, где чёрным по белому было написано, что их через две недели приглашают на свадьбу. Выходила замуж папина племянница.

– Надо заявление об отгулах в контору писать, дней на пять. А чего на пять? На неделю минимум. Туда три дня, обратно три дня, там тоже три и день на опохмелку.

– Папа, а я поеду? – втянула верхнюю губу Ольга.

– Дочь! Какой странный вопрос ты мне сейчас задаёшь. Без тебя никакой свадьбы быть не может! И в школу напишем бумажку. Скоро ты свою губу так рассосёшь, что в цирк пойдёшь работать. Вот народ посмеётся!

Ольга быстро освободила губу.

– Я больше так делать не буду. А Славка поедет?

– Он что, рыжий? И Славика возьмём.

– Хорошо, – она облегчённо вздохнула.

Сам процесс бракосочетания её мало прельщал. Ну пришли, ну расписались, кольца друг на друга понадевали, шампанского выпили…

В этом событии её интересовали всего несколько моментов: что делают за столом, как кричат «горько», как целуются, какие тосты говорят и что дарят. Ещё хотелось, конечно, побыть ряженой. Мамка для этих целей обещала пошить цыганский костюм.

– Мам, а у них первая брачная ночь будет?

– Будет. А тебе зачем знать?

– Посмотреть хочу. Интересно же, что это такое.

– Что она хочет? – не расслышал отец.

– Первую брачную ночь посмотреть.

Отец снова засмеялся.

– Ольша, это все хотят посмотреть, но можно только круглым отличникам, – и он опять захохотал.

– Жаль, – вздохнула Оля.

Во дворе, где происходил свадебный пир, стояло пять огромных столов. Всех родственников посадили за центральный стол с женихом и невестой.

Ольга сидела по правую руку от матери, а Славик – по левую от отца.

Вначале Олю интересовало всё: и то, что лежало на столе, и лёгкое молдавское вино вместо воды, и крики «горько», и долгие поцелуи… Но вскоре ей это надоело. Её внимание привлекла полноватая женщина средних лет, что сидела напротив неё. Говорили, что это родственница со стороны жениха, чуть ли не тётка. Если честно – ничего привлекательного в ней не было. Но вот поведение…

Она постоянно страдальчески, но очень занимательно двигала нижней челюстью. Видно, ей мешал недавно поставленный зубной протез, причиняя неприятные ощущения. Тётя то и дело вытягивала челюсть вперед, вбирала её в себя, делала круговые движения и даже широко раскрывала рот.

Для Ольги это было забавно. Она утратила интерес к свадьбе с её «горько» и «давайте выпьем…» и стала пристально наблюдать за женщиной напротив, а потом принялась копировать все её действия и движения. Ольга так увлеклась и так синхронно всё делала, что, посмотрев со стороны, трудно было понять, кому была поставлена эта искусственная челюсть.

Вскоре женщина заметила кривляние сидящей напротив девочки с торчащими во все стороны волосами и голубыми глазами. То ли от жалости к себе, то ли от боли во рту она расплакалась и вышла из-за стола.

Мать, заподозрив причину слёз женщины, влепила Ольге затрещину и за ухо вывела на улицу, запретив появляться за столом.

Но Ольга не очень-то и расстроилась подобному. На взгорке играл магнитофон, а молодые ребята настраивали свои инструменты. Скоро должны начаться танцы.

Забыв про свадьбу, женщину с зубами и брачную ночь, Ольга весело закружилась под весёлую музыку.

Завтра она ещё себя покажет в цыганском костюме. А пока всё идёт прекрасно!

Но оставим Олины приключения. Их было так много, что для этого понадобилось бы написать отдельную книгу.

А какова была её дальнейшая жизнь?
 
Она её не сильно баловала. С таким воинственным характером Оля и дальше шла по ней, взлетая, падая и снова взлетая.

Иногда падая очень больно.

Но всегда и везде она была первой.