Что угодно

Утро выходного дня. Кофе, яичница, мультики – все это в объятиях любимого человека. Никто никуда не торопится, никто не беспокоит. Самый лучший момент на его памяти. Лучшим его делает именно то, что он был однажды, более в точности не повторяясь. Разумеется, были аналоги, похожие моменты, но мгновения ощущения счастья ни с чем не спутать. Такие воспоминания становятся своего рода путеводными нитями, спасительными маячками, северными звездами в порой беспросветном существовании.
Кто бы что ни говорил, а главный элемент мозаики фундамента, который выстраивается в течение какого-то времени, позволяя «твердо стоять на ногах» в этой жизни – именно самые счастливые воспоминания. Собственно, в этом их практическая польза. Это утро же было обыкновенным. Не то чтобы плохим, просто обыкновенным: спокойным, довольно беспечным и приятным. Она мирно посапывала рядом с ним. Он посмотрел на нее, нежно улыбнулся и легонько поцеловал в щеку. Она отреагировала, немного переместившись под одеялом, но не проснулась. Он какое-то время полежал, глядя в потолок, затем поднялся и отправился в душ.
Когда он мылся, сквозь шум воды услышал, как в соседней комнате зазвонил телефон. Звонок раздался один раз, повторился еще и еще, но никто не снял трубку. «Видимо, она совсем вымоталась за неделю», - подумал он, затем выключил воду и взял полотенце. Звонки прекратились, когда он вышел из ванной. Голосовой почты у них не было. Когда он вошел в спальню, она уже не спала – смотрела на него и улыбалась.
- Привет, - мягко сказал он.
- Привет, - ответила она сквозь зевоту.
- Будешь завтракать? – спросил он.
- Спрашиваешь! – улыбнулась она, приподнявшись на локте.
В нахлынувшем порыве нежности он подошел к ней, поцеловал и заключил в объятия. Прижавшись друг к другу, они какое-то время неподвижно сидели на кровати, идиллию прервал ее кашель. Он ослабил хватку, легонько взял ее за плечи и обеспокоенно-заискивающе посмотрел в глаза:
- Все в порядке? Как ты себя чувствуешь? – она едва успела прекратить кашель прежде, чем он задал очередной вопрос, поднесла палец к его губам со словами:
- Тщщ, не переживай, все со мной хорошо, я никуда от тебя не денусь. – эти слова согревали душу больше, чем хотелось бы признать.
- Точно? – чуть помолчав, с улыбкой спросил он.
- Да, - мягко ответила она, проведя ладонью по его только что выбритой щеке. – Что там с завтраком? – добавила она игриво.
- Немедленно приступаю, миледи, - ответил он, поднялся и прошел на кухню.
Его звали Виталий Огурцов, по профессии он был поваром, ему было 32 года. Ее – его жену – звали Кристина, она сохранила девичью фамилию – Гербарий. Фамилия была странной, это ей и нравилось, меньше всего она хотела быть обычной или «нормальной». Тот факт, что «Огурцов» - фамилия тоже не самая распространенная, ее нисколько не трогал: еще одной безусловной чертой характера Кристины было почитание своего наследия. «Наследие, - говорила она, - начинается с фамилии». Витя никогда не принадлежал числу людей, ревностно и принципиально рассматривающих сохранение и расширение своего наследия и требующих беспрекословного соблюдения архаичных традиций брака, диктующих необходимость для женщин брать фамилию мужа. Детей у них не было.
В ресторане, где он заведовал кухней, Витя всегда готовил изысканные и сложные блюда, 50% достоинства которых заключалось во внешнем виде, некоем декоративном оформлении, но дома он делал так, как ему самому и Кристине больше всего нравилось. Домашняя еда, как правило, обладала несколько неряшливым обликом, если можно так выразиться. Ее вкусовые свойства, ее запах, ее «живой», настоящий вид способствовали аппетиту наилучшим образом. Одного взгляда на такое хватало, чтобы слюнные железы начали работать с повышенной активностью. Сейчас он готовил бельгийские вафли с разнообразными начинками. Запах, словно магнит, притянул жену из спальни.
Когда она вошла, он обернулся и улыбнулся, но на его лице, в его взгляде, нет-нет, да и мелькало озабоченное выражение. «Что-то не так», - думал он, глядя на Кристину. В последнее время она начала часто кашлять, выказывать признаки слабости и какой-то (лучшего слова не подобрать) болезненности. На предложения вызвать врачей она отвечала категорическим отказом, и вроде бы серьезных оснований вызывать их против воли потенциальной пациентки тоже не было, но Виталик не мог не беспокоиться. Все его естество пронизывало ощущение мучительной тревожности, дурного предчувствия. Говорить об этом за завтраком было, разумеется, не к месту.
- С чем предпочитаете вафли: с ветчиной и сыром или клубникой со сливками? – спросил он шутливо-официальным тоном.
- Хм… - деланно задумчиво протянула Кристина, - а выбирать обязательно?
Он поглядел на нее через плечо, тепло улыбнувшись. «Хороший аппетит – это хороший знак». Когда предварительно разложенные по тарелкам внушительные порции были съедены, наступило удовлетворенное молчание. Большое количество пищи, которое организму еще надо было каким-то образом переварить, заливалось небольшими глотками свежезаваренного кофе. Он с упоением наблюдал выступивший на щеках возлюбленной румянец и довольную улыбку, прямо-таки лучащуюся из ее глаз. Стоило ему подумать «чем не идеальное утро», случилось нечто, полностью испортившее какое-либо подобие хорошего настроения. Внезапно Кристина схватилась за живот и рот, ногами оттолкнувшись от пола, она отодвинулась на стуле от стола и вскочила с него. За время падения стула она успела добежать до туалета, откуда незамедлительно послышались рвотные звуки.
Едва успев как-то осознать произошедшее, Витя не мог сначала встать с места, его глаза широко раскрылись, сердце бешено колотилось. Он не собирался сыпать вопросами, пока Кристина блюет в туалете, проблема была в том, что он понятия не имел, что делать, когда она прекратит.  «Вызвать врача? Нет, наверное, это чересчур… или все же нет? Спросить, что она сама об этом думает? А смысл? Она так или иначе откажется». Прошло всего пару минут, но в голове Виталия Огурцова – целая вечность. Звук слива вызвал сильнейшее облегчение: такой эффект наверное возымел бы над уставшим путником, измученным жаждой, дождь, внезапно оросивший иссушенную пустыню. Виталик с какой-то нервозной стремительностью подорвался со стула и замер, как вкопанный, наблюдая, как медленно отворяется дверь туалета, расположенного в нескольких метрах от кухни прямо по коридору.
Из туалета, еле ковыляя, вышла Кристина, здоровый румянец сошел с ее лица, уступив место естественному следствию рвоты. Болезненная краска на щеках и лбу сопровождалась испариной и особенно явственно выступала на страшно побледневшем лице. Она тяжело дышала, но можно было рассудить, что худшее позади. Витя на это надеялся. Дав ей пару мгновений отдышаться, он не приближался и даже не сошел с места, глядя на жену, в свою очередь не сразу отошедшую от уборной. Она стояла там, будто бы проверяла свои ощущения, пытаясь понять, понадобятся ли ей удобства снова в самое ближайшее время. Похоже, рассудив, что нет, Кристина выключила свет и тихонько пошла по коридору в сторону кухни. Виталик вышел из кухни навстречу и аккуратно взял ее за плечи.
- Все в порядке? – спросил он, не зная, что еще сказать. Она сначала молча мученическим (как ему показалось) взглядом посмотрела ему в глаза, потом медленно произнесла:
- Вроде как…
- Хочешь воды или, может, прилечь? – начиная суетиться, заговорил он.
В ответ она прикрыла глаза, отрицательно покачала головой, потом, несколько секунд спустя, помолчав, сказала:
- Впрочем, я бы не отказалась от стакана воды, и прилечь – неплохая мысль.
В ответ он улыбнулся одними губами (во взгляде преобладала тревожность), кивнул и помог ей дойти до спальни. Затем отправился обратно на кухню за стаканом воды. Когда он наполнил его, услышал звонок в дверь. По неизвестным причинам от этого душа его ушла в пятки, а волосы на затылке встали дыбом. Оставив стакан с водой на кухне, Витя стремительно прошел в прихожую и прильнул к глазку. У порога была его мать, рядом с ней – его племянник. Неизвестно зачем явившиеся, они стояли у двери с обеспокоенными лицами. Виталик, стараясь не создавать шум, очень тихо ретировался от входа, под аккомпанемент дверного звонка вернулся на кухню, взял стакан и отнес его в спальню.
- Кто там? – слабым голосом, таким далеким от утренней игривости, спросила Кристина, жестом указав, чтобы он поставил стакан на прикроватную тумбочку.
- Мать с племянником зачем-то приперлись, - раздраженно, но мягко ответил Виталий, чтобы выразить негодование и не волновать при этом больную.
Она молча кивнула, взяла стакан воды, сделала глоток и тихо произнесла (одновременно с вновь раздавшимся звонком):
- Иди, встреть их, только прикрой, пожалуйста, дверь в спальню, я что-то неважно себя чувствую, хочу побыть одна.
- Может, вызвать врача? – робко сказал Виталик, но Кристина ничего не ответила и повернулась на бок.
Услышав назойливый звонок в очередной раз, он почти разъярился. Стремительно, но бесшумно вышел из спальни, прикрыл за собой дверь и быстрыми шагами направился к источнику шума. Про себя он уже успел осыпать наглых родственников, без предупреждения и так некстати нагрянувших, горой проклятий, когда новая вершина возмущения настигла его, подобно грому среди ясного неба. Звук звонка сменился звуком открывающейся с другой стороны двери.
«Они настолько обнаглели, что пришли со своим ключом и входят без спроса!  - про себя подметил очевидное Виталий,- стоп, я вообще давал им копию ключей?!» Остановившись в 20 сантиметрах от входа, он сложил руки на груди, приготовившись испепелять взглядом и сыпать проклятиями уже вслух. Дверь открылась, пожилая женщина, наклонив голову и ничего перед собой не видя, переступила порог, племянник же сразу увидел Виталика, слегка вздрогнув от неожиданности, но ничего не сказав.
- Проходи, Тим, надо… - в этот момент она подняла голову и от испуга громко вскрикнула. – Ааа! Совсем сдурел?!
Ее гневная вспышка была скорее рефлексом, чем осознанной критикой. Виталий не сдвинулся с места, его взгляд ничуть не смягчился, он пристально смотрел на свою мать, та вскоре успокоилась и уже начала говорить, когда он ее перебил:
- Вот, значит, как теперь?! Вы просто вламываетесь в мою квартиру! Зачем вы тут?
После этих слов Тамара Васильевна, почтенная дама 65 лет, слегка опешила, уже через мгновенье вновь обретя самообладание, готовая к контратаке. Племянник Тима же по-прежнему стоял за порогом, ничего не говоря.
- Ты как с матерью разговариваешь?! Я вообще-то звонила тебе! Мы были неподалеку, захотели тебя проведать, но ты не подходил к телефону! Вот я и забеспокоилась!
- Ради бога, прошу тебя, тише! – громким шепотом сказал Витя. – Кристина неважно себя чувствует.
На этой фразе Тамара Васильевна и Тимофей Игоревич переглянулись, но Виталик словно бы этого не заметил:
- Я был в душе и не успел снять трубку! – по-прежнему громким шепотом объяснил Витя. – Да и потом, я – взрослый человек, могу позволить себе быть вне доступа!
Пыл его матери заметно поутих, Тима, до этого стоявший на лестничной клетке, нерешительно прошел в квартиру, закрывая за собой дверь. Виталий следил за его телодвижениями с нарастающим возмущением, но не успел его высказать, поскольку Тамара Васильевна положила руки ему на плечи и, вглядываясь в его лицо, начала нарочито успокаивающе говорить:
- Все хорошо, Витя, все хорошо. Мама с тобой.
Происходящее уже настолько конфузило Виталия, что у него буквально пропал дар речи, но, видя, что родственники не намерены уходить и с каждой секундой все больше укрепляют свои позиции в его доме, куда он их не звал, встрепенулся:
- Так! Почему ты так со мной разговариваешь?! Что вы тут удумали?!
Неожиданно заговорил Тимофей:
- Прости, ты сказал «Кристина неважно себя чувствует»? – он осторожно приблизился на шаг.
- Да, черт возьми! – громким яростным шепотом проговорил Виталий. – И ваше присутствие сейчас, тем более при таком поведении, совсем ни к че…
Тамара Васильевна вновь «наложила руки», на этот раз на лицо Виталия, прервав его на полуслове:
- Все хорошо, мой мальчик, все хорошо!
- Да что же за? Какого? Что происходит? – отмахивался Витя, отступая от назойливой матери, та же в свою очередь обратилась через плечо к Тиме:
- А ты вообще – тщщ! – сказала она ему. – От тебя толку, что с козла молока!
Витя уже подготовился заговорить в повышенных тонах и выражениях, когда вдруг услышал Кристину, зовущую его из спальни.
- Ждите здесь и особо не располагайтесь! – наставительно сказал он и прошел в спальню.
Спальня была погружена в полумрак: окна занавешены, электрический свет погашен. Очертания Кристины едва просматривались – только человек, доподлинно знающий о ее месторасположении, смог бы что-то заметить. Как только Виталий Огурцов вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, услышал откуда-то из-под одеял:
- Что там у тебя происходит? Почему ты так кричишь? – он почувствовал себя виноватым перед ней и рефлекторно посмотрел в пол.
- Извини… Просто они заявились без приглашения и ведут себя невероятно наглым образом.
Все это время Виталик стоял в дверях, только сейчас осознав нелепость своего положения: он чувствовал себя нашкодившим ребенком в кабинете директрисы.
- Будь терпимее к ним, они всего лишь за тебя переживают, - почти полушепотом сказала Кристина. Он тут же захотел подойти к ней и обнять, как вдруг услышал стук в дверь спальни и моментально вновь вспыхнул.
- Отдыхай, - мягко сказал он, после чего резко развернулся, открыл дверь и, заслонив собой проход уже ломящейся внутрь матери, громко прочистил горло и вытолкнул ее назад в коридор. Естественно, грубую силу он применять не стал, просто насев на достаточно импозантную женщину своим корпусом.
- Я.. я…  – начала Тамара Васильевна, неуклюже пятясь назад,  - я просто хотела проведать Кристину, посмотреть, как она там!
- В этом нет никакой необходимости, - сухо отрезал Витя. – Раз уж вы тут, можете немного поесть, я наготовил слишком много еды на завтрак.
С этими словами повар начал подталкивать мать в направлении кухни, где к моменту их прихода, как оказалось, уже комфортно расположился Тима, уплетая бельгийскую вафлю за обе щеки. Несмотря на то, что Виталий сам был охотно готов предложить незваным гостям угощение, поведение племянника в очередной раз смутило и раздражило его. Руки так и чесались дать ему пару другую подзатыльников, но он сдержался, сдавленно улыбнулся наглецу и усадил мать за стол.
- Вижу, ты нашел еду. – сказал он Тиме, как бы желая неявно его упрекнуть.
- Да искать, собственно говоря, особо не пришлось: все было на столе.
Витя ничего не ответил и поставил перед матерью чистую тарелку.
- Будете кофе или чай? – спросил он.
- Кофе, пожалуйста, - принимаясь за вафлю, произнесла Тамара Васильевна.
- А мне чай, - с набитым ртом проговорил Тимофей.
Витя поставил чайник и молча окинул взглядом своих родственников. Его наглый раздражающий племянник с крысиным лицом был довольно высоким и худощавым, ему было, кажется, около 20, но по виду не больше 15. Его мать, как и упоминалось выше, была почтенной импозантной дамой 65 лет. Сейчас они молча поглощали стряпню Виталия, пока тот ждал точки кипения. В воздухе и впрямь чувствовалось напряжение. Но ему вдруг показалось, что причина этого напряжения была не в натянутой встрече и элементарном отсутствии гостеприимства с его стороны, а в чем-то еще.
- Когда я вошел, на полу валялся стул. – неожиданно подал голос Тима, сразу после чего с характерным бульканьем и щелчком закипел чайник.
Витя, подобно собаке Павлова, среагировал на звук, принявшись разливать кипяток по заготовленным чашкам, и сказал:
- Да… это все я, уронил его, когда вы позвонили в дверь. – он не хотел вдаваться в подробности произошедшего с Кристиной накануне. 
- А что же не поднял сразу? – вальяжно развалившись на стуле, осведомился Тимофей.
- Не твоего ума дело, - яростно бросил ему Витя, чуть было не добавив «щенок», но вовремя сдержавшись.
- Отчего ты так груб с племянником? – вмешалась Тамара Васильевна. Виталик посмотрел на нее с недоумением, но не стал ничего отвечать, держа в голове слова Кристины. На какое-то время кухню заполнили звуки чавканья, хлебания и шарканья перебирающих по кафельному полу ног.
Невольно Виталий принялся внимательно наблюдать за вторженцами. Ему казалось, что они не прекращали двигаться ни на секунду. Тимофей ел, как свинья, Тамара Васильевна поглощала пищу достаточно быстро, но аккуратно. «Что я вообще по-настоящему о них знаю? – подумал он. – Кто они такие на самом деле? Чужая душа потемки – банальная мысль, но в банальностях, пожалуй, есть много мудрости». 
Витя ненавидел, когда стоят над душой, и поймал себя на мысли, что сам именно этим и занимается, неосторожно погрузившись в себя. А потому он слегка встряхнул головой, как бы опомнившись, медленно оттолкнулся от столешницы, на которую облокотился, развернулся на 180 градусов, оперся на нее руками, глубоко вдохнул и опустил голову, закрыв глаза. Очень скоро и эта поза показалась ему чересчур нарочитой и неестественной, отчего вновь требовалось как-то переместиться, не имея ни малейшего понятия куда. Из почти безвыходного положения его неожиданно спасло обращение матери:
- А почему ты сегодня не на работе?
На этот раз вполне оправдано, Виталик снова развернулся лицом к гостям и одарил Тамару Васильевну вопросительным взглядом:
- Так сегодня же выходной, - медленно проговорил он.- Разве нет?
- Сегодня вторник, - быстро ответил сквозь чавканье Тима, и его захотелось придушить.
Тамара Васильевна уже закончила трапезу и осторожно обратилась к Вите:
- С тобой все в порядке, дорогой?
Какое-то время в голове Виталия Огурцова был сумбур: все так разом навалившееся обескураживало. Сначала болезнь Кристины, потом неожиданный визит родственников. Но вскоре все сложилось само собой, его озарило, и он ответил:
- Верно! Ну, так я же – шеф-повар! Что мне ваши вторники? У нас свое расписание. – несмотря на то, что ответ Виталика был совершенно искренним, его не покидало ощущение фальши: словно он в последнюю секунду придумал оправдание. Судя по лицам Тимы и Тамары Васильевны, они полагали именно так. Это разозлило Витю.
- Знаете, что? А не пора бы вам уходить? Я вас накормил и напоил, вы покапали мне на мозги, так почему бы вам не откланяться?
- Дядя Вить, - неожиданно серьезно произнес Тимофей. – Прости, но мы не можем так тебя оставить.
Заявление совершенно сбило Виталия с толку, он непонимающим взглядом смотрел сначала на Тиму, потом на свою мать, в нем читалась растерянность, которая внезапно сменилась злостью:
- Хватит так со мной разговаривать! – сказал он, выступив вперед и даже как-то странно топнув ногой в переизбытке чувств.
- Тима! – укоризненно обратилась к парню Тамара Васильевна. – Сколько раз тебе повторять: надо быть тактичнее! С чужой болью всегда легче смириться, чем со своей собственной!
Сначала ярость переполняла Витю, его выводила из себя эта манера матери исключать его из разговора, но последние слова как-то «торкнули» его. Отдаваясь в голове болезненно звенящим дежавю, они при этом ничего ему не открыли. Несколько сжавшись и пригнувшись, Витя неосознанно ретировался на шаг из центра комнаты, пока его спина вновь не соприкоснулась со столешницей. Он закрыл лицо руками и, когда убрал их, обнаружил, что его гости-родственники уже не сидели за столом, а вскочили, подобно тому, как некоторое время назад сделал он сам из-за Кристины. Кристина!
Мучительное озарение завертелось на языке повара. Невысказанное, оно словно бы отправило электрический импульс, запустив работу мышц ног и сдвинув его таким образом с места. С практически отключенным мозгом Виталий продвигался к спальне на автомате, даже с определенной долей удивления: совершенно не представляя, что его ждет.
Замечая и не замечая, что Тима с матерью следуют за ним, отставая на пару шагов, Витя толкнул дверь спальни. Как и прежде, во мраке ничего было не разглядеть, если только ты изначально не знал месторасположения девушки, завернутой в одеяла. Не задумываясь, двигаясь все так же механически, Витя щелкнул настенным выключателем. Электрический свет моментально залил всю комнату, отчего заболели глаза. Но вскоре боль ушла, и зрение стабилизировалось, как будто подкрутили диафрагму на объективе камеры. Поморгав, он во все глаза смотрел на ком из белья, лежавший на кристининой половине кровати. Завороженный, он медленно двинулся к нему, ничего не говоря. У порога спальни стояли Тамара Васильевна и Тимофей Игоревич, на их лицах были страдальчески-сочувственные выражения, Виталий на них даже не смотрел. Когда он вплотную подошел к тому месту, где должна была спать его жена, очень медленно, в нерешительности протянул руку к одеялу.
- К..Кристина? – запнувшись, почти беззвучно спросил Витя. Никакого ответа не последовало.
В одночасье решившись, он резко сорвал материю и отшатнулся, пораженный, тут же выпустив ее из рук: на кровати перед ним никого не было. Кто-то просто сложил ворох одеял так, чтобы это в темноте походило на силуэт спящего. И этим кем-то, по-видимому, был он сам. Голова резко заболела, он непроизвольно шагнул назад, споткнулся и чуть не упал, но, не пойми откуда, возник Тима и подхватил его. На этот раз Тамара Васильевна ничего не говорила: вместо этого его аккуратно вывели из спальни в гостиную и усадили на диван. Перед ним поставили стакан воды и дали ему перевести дух, расположившись чуть поодаль.
- Что же это? – наконец, по прошествии получаса, подал голос Виталик.
Его родственники по-прежнему сидели рядом, но не слишком близко. После его вопроса все как-то шевельнулись, но ничего не ответили. Он внимательно посмотрел на них: свою мать и своего племянника. Вновь в голову закралась мысль «кто они такие на самом деле?» с той лишь оговоркой, что теперь он мог подумать так и о себе самом, сомневаясь в своем восприятии действительности как таковом.
- Понимаешь, Вить… – вдруг начала Тамара Васильевна. – Ты просто забыл.
- Что забыл? – со страхом спросил он, чувствуя, как усиливается головная боль.
- Она болела, - заговорил Тима. – Болела и умерла.
В ушах появился гул, он нарастал, глаза застлала пелена, но он все еще присутствовал, слышал и воспринимал информацию.
- Ты задержался на том утре, - тихо произнесла его мать. (Мать ли? Может, просто какая-то незнакомка?)
<ТУК-ТУК><ТУК-ТУК> - сердце стучало на каком-то невероятно интенсивном уровне громкости и силы.
- Каждое утро – это то самое утро для тебя. Мы вынуждены тебя проведывать, понимаешь? – сказал Тима.
- Всегда вы двое? – сквозь шум в голове спросил Витя, сам не зная почему.
- Чаще всего, - немного помолчав, ответила Тамара Васильевна.
- Понятно, - уже как будто на последнем издыхании произнес Виталий Огурцов и погрузился во мрак.
Он понял, что сознание его отключилось, что он отправляется в страну снов, но все равно услышанные им напоследок слова зацепились за рассудок - незнакомый мужской голос произнес: «Это не годится, пробуем еще раз!»
Виталий Огурцов проснулся. Это утро было плохим. Он понял это сразу, когда в привычном жесте опустил руку на половину Кристины и почувствовал только холод остывших простыней. Сердце екнуло, он не знал, в чем именно дело, и как-то подскочил на месте:
- Кристина? – позвал он, но никто не ответил.
«Ничего не понимаю», - подумал Витя. Через секунду в поле его зрения попал конверт, торчащий из-под подушки Кристины. Виталик словно прекратил дышать, медленно вытянул конверт за край и, по-прежнему сидя на кровати с выпрямленным, как по струнке, позвоночником, вскрыл его. Когда начал читать, неосознанно откинулся к стене, подперев уже уставшую спину.
«Витя, ничего не получается. Я ухожу, так будет лучше. Не пытайся найти меня или связаться со мной, забудь меня и отпусти. Прощай.
Кристина»
Виталик ничего не понимал, он перечитал письмо несколько раз. Возник порыв что-то сделать, но присутствовало четкое ощущение бессмысленности каких-либо попыток. Захотелось плакать, кричать, но всю энергию как будто высосали. Он был один, все было кончено. Витя лег в позе эмбриона и завернулся в одеяло. Где-то в другой реальности зазвонил телефон. Так продолжалось следующие несколько часов, пока не раздался звонок в дверь.
Поначалу он его игнорировал, пытался обмануть даже не тех, кто бы ни стоял сейчас за дверью, а собственный слух. <ДЗЫЫЫНЬ!> <ДЗЫЫЫЫЫЫЫЫНЬ!!!>  - «Должно быть, послышалось». <ДЗЫНЬ><ДЗЫНЬ><ДЗЫ..><ДЗЫЫЫЫЫЫНЬ!!!> Не замечать такую назойливость было уже просто нельзя, но, стоило ему начать двигаться, как он услышал звук проворачивающихся в замке ключей. «Может быть, она?» - подумал Витя и вскочил с кровати со скоростью молнии. Он выбежал в коридор как раз вовремя, чтобы увидеть входящих. Это были его мать с племянником.
На секунду озарившееся радостной улыбкой лицо Виталия снова осунулось и как-то даже посерело. В связи с приходом незваных гостей он не испытывал ни злобу, ни удивление – ему было все равно. С порога на него уставились Тима и Тамара Васильевна.
- Что вам нужно? – машинально произнес Витя.
- Пришли тебя проведать, дорогой! – серьезно сказала мать. В ответ на это он лишь молча кивнул, развернулся и ушел обратно в спальню, закрыв, но не заперев за собой дверь. Он снова лег, как и прежде, и просто слушал собственное дыхание и сердцебиение, отдававшееся в ушах. Через несколько минут в дверь спальни постучали, а затем открыли ее, не дожидаясь ответа. «Да, ребят, вообще не парьтесь – чувствуйте себя, как дома!» - подумал он, но ничего не сказал и даже не обернулся к вошедшим.
- Все в порядке, сынок? – ласково спросила Тамара Васильевна.
Виталий сам не знал, отчего так, но почувствовал непреодолимое желание высказаться. Ему было наплевать на присутствие наглого малолетнего племянника и на явное посягательство на его независимость (в 32-то года!). Он медленно развернулся к женщине, которая его вырастила, на глаза выступили слезы, неприятно защипало, капли заволокли обзор, он произнес:
- Нет… Кристина… она… ушла. – каждое слово приходилось выдавливать из себя, при этом подавляя рвущиеся наружу всхлипы. Он и не заметил, как мать с его племянником обменялись удивленными взглядами.
- Как ушла? – тихо спросила мать, выдержав небольшую паузу. В ответ на это Виталий, уже вовсю проигрывая битву с плачем за свою мужественность, не глядя закинул руку за спину, нащупал письмо и чуть ли не наотмашь швырнул его Тамаре Васильевне. Та молча его прочитала, серьезно посмотрела на Тиму и дала записку ему, затем приобняла своего сына и принялась аккуратно поглаживать и похлопывать его по спине в утешительных жестах.
Вскоре Виталик уже рыдал навзрыд. Тимофей Игоревич внимательно изучил письмо, многозначительно посмотрел на бабушку и кивнул ей. Они ничего ему не втолковывали и не объясняли, просто выслушали, дав выплакаться. В конце концов, когда за окном солнце уже постепенно закатывалось за горизонт, Виталий Огурцов почувствовал, что ему стало легче. С помощью родственников он принял уход Кристины. Никто не стал говорить ему, что она умерла, посчитав, что для него будет лучше так: теперь его жена могла быть где угодно. Однако фраза непонятного происхождения: «Это не годится, пробуем еще раз!» - по-прежнему вертелась у него в голове.
В это время где-то в другом месте, даже другом мире, отделенном от привычного повару прозрачной стеной (впрочем, прозрачной она была только с одной стороны), состоялся консилиум. В том числе на нем присутствовал Игорь Еремеенко, юный стажер, устроившийся в контору недавно. Он до сих пор не мог понять, что тут происходило.
С одной стороны, по образованию он был психологом, а ничем иным, кроме как грандиозным психологическим экспериментом с исключительной психической аномалией, назвать творившееся было нельзя.  С другой, присутствовало много сотрудников-не-психологов. Людей в галстуках, говорящих о каких-то совсем других вещах, но тоже завороженно следящих за ходом этого опыта (или действа?), короче говоря, этой работы.
Одно было совершенно ясно: Виталий Огурцов – некогда обыкновенный повар, счастливый в браке, не обделенный никакими мирскими благами и любимый родственниками – потерял связь с реальностью, погрузившись в фантазию, где его жена, мать и племянник живы. Тогда как на самом деле все трое погибли в жуткой автокатастрофе по вине больного. Его воображение обладает такой силой, что он превратил инкубатор, в котором содержится, в свою старую городскую квартиру, где безуспешно в течение уже долгих месяцев пытается воссоздать «счастливое утро выходного дня». Того, самого последнего утра выходного дня, когда его близкие были еще живы, а он еще не стал убийцей.
Механизм осуществления этой реконструкции поначалу сильно поразил Игоря: на полу инкубатора сидел Виталий в окружении троих (теперь уже двух) маленьких тряпичных кукол фирмы «Гербарий» - любимых кукол из коллекции его покойной супруги – и воображал себе общение с ними, разговаривая вслух. Именно она, Кристина, когда-то назвала кукол, сделав из них своеобразные прототипы реальных людей из жизни Вити.
Так вот, условия периодически меняли и корректировали внешние наблюдатели, вступая во взаимодействие с немногочисленными объектами внутри инкубатора, только не с самим Витей непосредственно. Также, оставаясь незамеченными испытуемым, они время от времени моделировали ситуацию путем легкого внушения, некоего «вбрасывания» отдельных идей и мыслей Виталику. Официальной целью работы было заставить пациента отказаться сначала от людей (кукол), которых уже нет в его жизни, а потом и от реальности, которую он для них придумал, и, соответственно, вернуться в мир.
Во все эти подробности Игоря посвятил его куратор (да, тут было и такое: каждому новому сотруднику назначали индивидуального куратора из числа старожилов, который должен был ввести подопечных в курс дела). Пока Еремеенко только начал «въезжать», и это давалось ему отнюдь не легко. Сейчас спорил как раз его куратор с каким-то сотрудником-не-психологом.
- Его сознание – это ключ!
- Мы должны помочь ему прийти в себя! – настаивал куратор.
- Приоритет: предотвратить апокалипсис!
- Как он сможет помочь это сделать, когда он сам не свой, идиот?!
- Нельзя нарушать статус-кво!
Игорь перемещал взгляд с куратора на не-психолога и обратно. Было понятно, что консилиум закончился, как бывает достаточно часто, без особых результатов. Остальные эксперты разошлись кто куда: взять кофе или покурить, по домам или в те помещения, где у них были основные рабочие места, ведь стадия наблюдения на сегодня все равно закончилась - Виталий Огурцов спал.
Наконец, и сам куратор, не преминув смачно ругнуться в адрес не-психолога напоследок, тоже покинул комнату, оставив Игоря со своим оппонентом наедине.
- А вы что думаете, молодой человек? – обратился к нему не-психолог.
- Я? – удивленно ответил Игорь, мужчина молча кивнул. – Ну, я тут недавно…
- Так это же только к лучшему! Ваш взор не замылен бесконечной теоретизацией и эмпирикой. Что вы думаете как сторонний наблюдатель?
Игорь какое-то время помолчал и посмотрел за спину собеседника сквозь прозрачное стекло в пространство инкубатора. Свернувшись калачиком в странной пижамной одежде, прямо на полу спал съехавший с катушек повар.
- Это глубоко травмированный и больной человек, - констатировал Еремеенко. Не-психолог повернулся к нему спиной и лицом к стеклу инкубатора.
- Думаю, раз игрушек стало меньше, мы достигли определенного прогресса… - неуверенно продолжал Игорь.
- Ни черта мы не достигли, - резко перебил его не-психолог. – Мы ходим в потемках с завязанными глазами. Этот человек, - он указал на спящего за стеклом Витю, - необходим для нашего выживания.
Эти слова крайне смутили Игоря, он совсем не понимал, как такое возможно:
- Простите… что вы имеете в виду?
Мужчина развернулся к нему лицом и серьезно посмотрел в глаза.
- Ваш куратор объяснил вам только медицинскую сторону вопроса, не так ли?
Игорь молча кивнул.
- Так я и думал… А знаете, что я думаю? По мне, этот человек совсем не болен. Даже наоборот. Более того, если вы исходите из того, что он болен, моя обязанность: исходить из обратного. - Игорь все меньше понимал этого странного не-психолога. – Я работаю в особой правительственной ячейке, мы сформировали этот проект с нуля, пригласив специалистов различных областей, включая вашего куратора. Мы нашли человека, которого вы там видите, случайно, по правде, это он нашел нас. Как-то на территорию глубоко засекреченного госучреждения пришел бродяга. Как он нашел это место, как он пробрался внутрь – осталось для всех нас загадкой. Но когда мы попытались допросить его…
Взгляд мужчины стал вдруг отстраненным и как будто пустым – он задумался и ушел в себя.
- Что же произошло? – не выдержал Игорь. Мужчина опомнился.
- А черт его знает! Из его путаных речей разобрать удалось мало чего, но достаточно, чтобы понять: он связан.
- Связан? Связан с чем?
- Со всем, с самой структурой реальности. – на этом скепсис Игоря полностью возобладал, он не мог скрывать сомнение, буквально сократившее в характерной гримасе мышцы его лица. – Знаю-знаю, хахаха, знаю, как все это звучит. – засмеялся мужчина. – Да не переживайте об этом, забудьте, что я сказал. Доброй ночи.
Не-психолог покинул наблюдательную комнату, оставив Игоря одного. Он подошел к стеклу почти вплотную и принялся внимательно разглядывать спящего Виталия.
- Это не годится, пробуем еще раз! – все время слышал Витя незнакомый мужской голос. Он проснулся в странном помещении с острым чувством, что за ним наблюдают.
Возле него валялись две маленькие тряпичные куклы, пол был полностью затянут серым ковровым покрытием, стены были мягкими, прямо посреди одной из них было огромное зеркало. Все это походило на какую-то камеру, в крови Вити забурлило беспокойство, он поднялся на ноги и стал осматриваться в почти кромешной темноте, глаза к которой, впрочем, быстро привыкли.
- Эй! – воскликнул он. – Есть тут кто? Где это я?
Игоря Еремеенко чуть кондратий не хватил, он засуетился, принялся кого-то звать (все равно с выключенным микрофоном пациент бы его не услышал), но все ушли. Игорь даже выглянул в коридор, рискуя пропустить что-то важное в инкубаторе, покричал в обе стороны, но никто не откликнулся. Тогда он плюнул и вернулся к наблюдению.
Витя прекратил кричать и стал напряженно думать. «Как такое возможно? Только что я заснул в квартире, а очухиваюсь в каком-то непонятном месте! Может, меня сдали в психушку? Или похитили? Нет, кому взбредет в голову похищать обычного повара?! Я не богат! Значит, все-таки сдали… но почему?»
- Здра…здравствуйте! – неожиданно услышал Витя голос, очевидно, из какого-то встроенного динамика.
- Да? – неуверенно откликнулся он, а потом вдруг как-то в миг опомнился. – Эй! Кто вы?! Почему я здесь? Что со мной случилось? Чего вы хотите?
- В..вы в инкубаторе, - сказал Игорь и тут же пожалел об этом, стукнув себя кулаком по лбу.
- В инкубаторе?! Почему я в инкубаторе?!
«Давай: думай-думай-думай!» – лихорадочно думал Игорь, его озарило:
- Вы не помните? – спросил он, снова нажав кнопку микрофона.
Виталий задумался: «Так, давайте по порядку… Что я должен помнить?»
В этот момент за спиной Игоря с грохотом распахнулась дверь:
- Какого черта ты тут делаешь?! – взревел его куратор, в повседневности – пожилой уважаемый профессор психологии.
-  Я.. я.. – залепетал Игорь.
- Отвали к хренам! – он грубо оттолкнул Игоря от приборной панели и нажал на кнопку микрофона:
- Виталий Сергеевич, - заговорил он спокойным тоном.
Витя отвлекся от мучительных попыток вспомнить все и напряженно слушал.
- Вы попали сюда, поскольку не вполне здоровы. Понимаю, вы несколько дезориентированы, но скоро вам все станет ясно.
- Что происходит?! – закричал Витя, и от его голоса, казалось, задрожало наблюдательное стекло.   
- Что ты встал столбом?! – крикнул куратор Игорю. – Найди того придурка-агента, если он еще не ушел, и приведи сюда! Живо!
Еремеенко сорвался с места и выбежал в коридор. Тем временем в инкубаторе Виталик обратил внимание на небольшие тряпичные куклы на полу, которыми пренебрег поначалу. Его взгляд вдруг изменился, как будто что-то звякнуло у него в голове. Он ненадолго забыл, что находится в каком-то странном помещении в качестве пациента и с ним общаются через встроенный динамик. Всем, что он видел, были тряпичные куклы. Очень знакомые игрушки. Коллекционные. Коллекция Кристины.
На лице Виталия появилась удивленная мина, он, как собака, непроизвольно склонил голову на бок и медленно присел на корточки, чтобы подобрать куклу. Куратор Игоря, оставшийся возле инкубатора у приборной панели за микрофоном, наблюдал за пациентом. «О, нет, - подумал он. – Он снова уходит, мы его теряем!»
- Виталий! – прозвучал голос из динамика. – Виталий, поговорите со мной!
Витя отвлекся от куклы, на которую внимательно смотрел, и с недоумением посмотрел на зеркало. В этот момент в наблюдательную комнату ворвались. Это был агент-не-психолог, позади него – Игорь.
- Отойдите от микрофона! – прикрикнул агент на куратора. – Вы не понимаете, что творите!
- Это вы не знае.. - начал было огрызаться куратор, но тот с силой его оттолкнул и с замиранием сердца посмотрел на Виталия Огурцова. Он проснулся. Проснулся здесь.
- О, нет! – прошептал не-психолог. – Это конец.
- Что вы такое говорите, ненормальный?! – воскликнул куратор.
- Он не должен был проснуться! – отчаянно проговорил агент, обернувшись на куратора. – Мы здесь из-за него, как вы не понимаете! Он – основа нашего мира, но только если остается таким, каким он был!
- Вы бредите! – серьезно констатировал куратор, а потом обратился к Игорю. – Еремеенко, принесите успокоительное из моей сумки, живо!
Игорь ошарашенно наблюдал происходившее за стеклом и не слышал, что к нему обратились. Агент тоже в каком-то благоговейном трепете прильнул к стеклу. Куратор хотел накричать на них, но вместо этого тоже подошел к стеклу и увидел то, что видели все.
Виталий стоял посреди комнаты, в руках у небо была тряпичная кукла, которой Кристина назначила «роль» его матери, Тамары Васильевны. Он со все возрастающим ужасом и осознанием вглядывался в куклу и произнес:
- Я.. я вспомнил, я все вспомнил! – внутреннее помещение инкубатора завибрировало и как-то странно замелькало. Именно это необычное оптическое явление наблюдали стажер, куратор и агент. – Я убил их!
Теперь уже завибрировала и замелькала наблюдательная комната.
- Что происходит? – трясущимся от страха голосом простонал куратор.
- Этого я и боялся! – прошептал агент. – Он должен был оставаться потерянным!
- Что это значит?! – воскликнул Игорь.
- Я думаю, что он – лазейка к уничтожению всего живого! Его неустойчивое восприятие сигнализирует о том, что он обитает сразу в нескольких реальностях: если он сфокусируется на какой-то одной, она не выдержит!
- Это какая-то безумная дичь! – воскликнул куратор за секунду до того, как испарился в воздухе.
- Черт возьми! – испуганно крикнул Игорь, отпрыгнув.
Не-психолог бросился к микрофону и в последней надежде сказал Вите:
- Это все сон! Всего лишь сон! На самом деле все это неправда, ты должен проснуться!
Витя, который слышал и одновременно не слышал этого, все еще стоял посреди инкубатора, прижимая к груди тряпичную куклу «Гербарий», пока все вокруг рассыпалось на микрочастицы. Внезапно он захотел поверить в то, что все это не более, чем шутка подсознания. Он с надеждой посмотрел в зеркало, взгляд его словно проник сквозь него на ту сторону и остановился прямо на агенте, стоявшем у приборной панели. Его глаза сияли счастьем, надеждой и отчаянием. Именно последнему чувству он и отдался, сказав:
- Я вас вижу.
Последней мыслью Игоря была: «Должно быть, это сон.»
Где-то когда-то наступило утро выходного дня, и оно было прекрасным, а впрочем, произойти могло все, что угодно.