Галя

    -Да ты с ума сошёл, - Герман нервно скомкал недокуренную сигарету и не глядя на меня добавил, - Забыл, правило – больше трёх раз не встречаться с женщиной. Привяжешься к ней, привыкнешь ко всяким там запахам, кудряшкам, родинки вдруг родными покажутся, голос милым станет, без звучания, которого скучным и серым новый день покажется, -  Он помолчал и достал из пачки новую сигарету. -Старик, он укоризненно посмотрел на меня, -мы про всё это читали и теоретически знаем, чем всё это кончается, - Разговор наш проходил в одном из подсобных помещений мединститута, где мы собрались всем составом и в сотый раз прогоняли почти уже готовую программу к очередному концерту. Группа наша называлась «Сорванцы». Был короткий перерыв, мы с Герой уединились и вели этот странный разговор, Валера Чашкин виртуозно прохаживался по барабанам, а клавишник (не помню его имя- короткое время он пробыл с нами) задумчиво и вдохновенно играл вокализ Рахманинова. От всего от этого, особенно от Рахманинова было, очень-очень грустно, в горле комок, а в глазах … нет не слёзы, но влажность какая-то стояла.
   - Но, она мне очень нравится, - голос мой стал непослушным, и я старался не смотреть на Геру, ещё чего доброго увидит, как мне невесело. –Хорошая девчонка, милая, добрая, умная, умеет слушать, рада каждой нашей встрече как… как собачонка. Зачем мне её оставлять?
   -Вот я и говорю, что ты уже заболел, старик! – Герман торжественно повысил голос, - тебя спасать надо и немедленно. Забыл, что наш покойный учитель раз от разу повторял: три, только три встречи, ну если ты уж очень сильный – четыре, но не более, и …беги. Иначе пропал. Всё закончится женитьбой и раскаянием. Женись и ты раскаешься в этом! – закончил он вдруг весело и рассмеялся. Смех у Герки был удивительно мягким и задушевным – это отмечали все, кто его знал. Покойный учитель был Андрей N, наш старший друг и наставник, повидавший за свою короткую и стремительную жизнь много чего, в том числе и женщин, которые влюблялись в него что называется с первого взгляда и до беспамятства-уж больно он был хорош собой, добряк, сорил деньками, немножко циник и очень начитан. Он знал латынь и читал по-гречески, легко и непринуждённо вступал в разговор на любые темы и при всём при этом он был лётчик, летал на «аннушке» и откуда всё это было в нём –так и осталось нам неизвестно. Одет он был всегда элегантно, добротно, непременно имел при себе два ослепительной белизны носовых платка (один для дамы-вытирать слёзки), сорочки носил только с золотыми запонками, галстук с алмазной брошью, любил выпить, но никогда не видели мы его пьяным. Об Андрее и его видимой нам жизни и нелепом конце, стоит написать отдельный рассказ, но в этом я упомянул его исключительно из-за одной фразы, которую он любил повторять при каждом удобном случае. Вот как это было, когда я услышал её впервые.  Знакомство моё с этим замечательным дядькой произошло при следующих обстоятельствах. Мы заканчивали играть на очередной свадьбе, Гера, Жорик и Валера имели возможность подменять друг друга и уже забили себе подружек на вечер. В нашем ансамбле я был певцом, был один и замены мне не было, познакомиться с девушкой не было никакой возможности - то это им спой, то то и так бесконечно! И глядя на захмелевших гостей я уныло представил себе скучную ночь в одиночестве. Закончив очередную песню, я увидел, как мужчина, сидевший за столиком как раз напротив поманил меня рукой. Шум, гам, пьяный хохот, какие-то визги, бесконечные «горько!» и во всём этом приятный баритон: - Эй малыш, а ну-ка подойди сюда, да, ты, пару слов хочу тебе сказать, -это он мне. Я положил микрофон и сел за его столик. «– Андрей, просто Андрей», - сказал он, - а тебя зовут Володька, я слышал, как к тебе обращаются твои коллеги по цеху. Вижу по тебе маешься ты парень, вечер к концу идёт, а ты один. Хочу тебе помочь. Посмотри-ка вон туда, - он показал в противоположный конец зала, где за столиком сидела очень аккуратная и строгая дама лет двадцати пяти. Дуй к ней, она твоя старик, я видел, как она смотрела на тебя, когда ты пел, и ничего не бойся, но запомни Правило, - он на секунду остановился и строго посмотрел мне прямо в глаза, - главное Правило в нашей нелёгкой мужской жизни, – Никогда не бойся снять трусики с женщины! Самое большее что тебе при этом грозит – пощёчина и…всё. Он секунду помолчал и добавил, - и второе Правило, ещё важнее чем первое- больше трёх раз не встречайся с уступившей тебе – станет родной, такие уж мы мужики слабаки. Ну давай, малыш, вперёд! - и он дружески хлопнул меня по плечу. Так вот и произошло наше знакомство с Андреем. А уж хорошие это были Правила, или нет – вам решать.
  Но вернёмся к нашему рассказу. Герман предлагал мне расстаться с Галей моей подружкой, которая мне очень нравилась, больше чем нравилась, скорее я был в неё влюблён. Училась она в институте …культуры, училась на режиссёрском факультете, была отличница и имела много друзей. Познакомились мы на танцах, дискотек в те времена не было- всё было вживую. Танцплощадки начинали свою работу с мая месяца и продолжались до середины сентября. (Наша работа приносила нам немалые деньги, которых вполне хватало на пошив костюмов, пальто, покупку сорочек и на ресторанную жизнь тоже). Вот, после очередного рутинного нашего выступления она и подошла ко мне, чтобы похвалить меня за исполнение какой-то песни. Знакомство произошло просто, непринуждённо, помнится я попросил её подождать меня пока мы соберём инструменты, технику и погрузим всё это в автобус, пообещав при этом проводить её в общежитие.  Так легко мы и познакомились, по глупости расстались, а помнить её мне пришлось всю жизнь. Месяца три мы встречались, иногда очень коротко, иногда проводили вместе по нескольку часов, а бывало и весь день. О чём-то говорили, глупости маленькие делали, какие-то детские шалости себе позволяли- мне девятнадцать, ей девятнадцать- всё с ней было так легко, так хорошо, так возвышенно, просто дух захватывало. На дворе лето, на левый берег Амура ездили и до одури купались и загорали. Она стала как шоколадка-Алёнка коричневая, а кожа - без единого изъяна! Волосы на солнце выгорели и приобрели золотистый оттенок! Памятуя о втором Правиле шевалье Андрея, я совершенно не стремился перевести наши отношения на, так сказать, новый уровень. Да и не надо было мне этого уровня, я и так чувствовал, что она вся моя, вся без остатка, до последней кровиночки. Помню, как бешено начинало биться сердце от внезапного прилива нежности к этой девочке, которой был нужен только я и никто другой, я один единственный на всём белом свете. Разве это не чудо? И это было, было! и это до сих пор со мной! И тем не менее всё неумолимо шло к новому в наших отношениях и однажды мы стали близки. И вот тогда я по-настоящему забеспокоился, потому, что не готов был к новой роли мужа, отца… И эта неготовность помогла тогда моим друзьям склонить меня к принятию подлого решения. Обставить разрыв решено было в стиле старика Хэма. Я пригласил Галю поужинать в ресторан Центральный. Заказал что-то, уж не помню, что. Столик выбрал напротив окна и усадил её поближе к нему (после поймёте зачем). Немного поболтали, выпили вина, по бокалу. Вино помню –Токайское было, венгры в те времена Токайское в СССР тоннами отправляли, это сейчас оно всё в Англию прямым ходом идёт. Помню также, как достал я пачку сигарет PHILIP MORRIS, положил на стол. Только не такую, как сегодня продают, а пластмассовую коричневую коробку с красивыми выпуклыми гербами VENI VIDI VICI, кажется было написано и ещё что-то с другой стороны…Смотрел я на неё, сердце разрывалось от боли, она тоже немножко насторожилась, почувствовала верно моё беспокойство. Сославшись на недомогание, я сказал ей, что мне надо отлучиться в туалетную комнату… и ушёл. В ресторане все официанты были мне знакомы, я нашёл того, который обслуживал нас, заплатил за ужин, оставил солидные чаевые и, попросив его выполнить любые просьбы женщины, оделся и вышел на улицу. Там меня уже ждали мои верные друзья. На улице было уже темно и она, Галя, не могла видеть, как мы подошли к ярко освещённому окну ресторана и молча смотрели на неё. Вначале она просто сидела, вертела пачку сигарет в руках, пару раз отпила немного из бокала. Время шло, меня всё не было, и она подозвала официанта и что-то у него спросила. В ответ он пожал плечами и ушёл.  Так прошло ещё несколько времени, я жадно всматривался в её охваченное тревогой лицо и чувствовал, что готов разрыдаться- так было противно. «–Ну всё довольно», -сказал Гера, -пошли, пошли уже. И в этот момент она внезапно посмотрела в окно и мне показалось, что смотрела она именно в мои глаза! –Да пошли вы с вашим Хемингуэем   к чёртовой матери, - заорал я и бросился обратно, к ней. Когда я сел за столик Галя была уже другая, я это сразу понял. --Спасибо, мой дорогой, мой единственный, - очень тихо и отчётливо произнесла она. –За что, Галчонок? -выдавил я из себя. Она посмотрела на меня так грустно, что я вот и сейчас ощущаю на себе её этот взгляд, - За то, что позволил мне первой уйти от тебя, не стал трусливым засранцем, любимый, - она поднялась. Поднялся и я и она вдруг, притянув меня к себе, так крепко меня поцеловала и столько непрожитого, и несбывшегося вдвоём в будущем, было в этом прощальном поцелуе, что и спустя много лет я всё ещё чувствую вкус её чуточку солёных и таких желанных губ.
-Возьми, это тебе, -она достала из сумочки книжку, открыла первую страничку и что –то быстро написала.  -Прощай, - и ушла. Оглушённый, разбитый, трясущимися руками я взял книжку в руки.  «Острова в Океане», Э.Хэмингуэй. На титульной странице было написано: «Любимому человеку на добрую память. Будь похож на Хадсона, милый и… вспоминай меня весело!».
   Хадсон из меня не получился, а вот вспоминать её я с каждым годом стал всё чаще и чаще. У этой истории было небольшое продолжение. Пришлось мне как-то лететь на Сахалин к родителям и был у меня здоровенный чемодан, набитый всякой всячиной и в этом чемодане, лежала и её книжка с дорогой мне надписью. Тащить не хотелось всё это и решил я оставить чемодан в камере хранения – тем более, что через месяц мне надо было возвращаться обратно в Хабаровск. Но случилось так, что вместо месяца я провёл на Сахалине два года. И вот спустя такой большой срок я вновь в Хабаровском аэропорту. Зашёл я в камеру хранения и спросил свой чемодан. Меня отправили в отдел невостребованных вещей и… к моему удивлению вернули мне его. Открыл я его достал книжку, прочитал её строчки, в горле комок, воспоминания нахлынули со всех сторон и… вновь я своего Галчонка предал: тащить здоровенный чемодан в Луцк к Дяде не захотелось, решил снова сдать его в камеру хранения. Тем более, что в этот раз я точно должен был вернуться в Хабаровск через два месяца. Вернулся, но чемодан мне уже не отдали- по новым правилам невостребованный и неоплаченный в течение месяца багаж утилизировали.
   А вот заключительные строки этой грустной истории и вовсе писать не хочется. Но надо, уж до конца так до конца. Спустя месяца два, как я вернулся в Хабаровск и не нашёл свой злополучный чемодан зашёл я как-то в столовую перекусить и увидел там её за столиком с подружкой, что-то они ели и весело смеялись. -Галя, Галочка, - радостно закричал я ещё издали и подошёл к ней. –Вот так встреча, - Она перестала улыбаться, лицо её побледнело, стало холодным, - Вы ошиблись, сказала она медленно, -Я не Галя, я - не Галя, - повторила она ещё раз, - И… прошу вас уйдите, очень прошу уйдите, пожалуйста.
    И я ушёл……….