Дед

     Вот надо зайти сегодня…или нет, сегодня точно нет, в магазин надо, подарок на завтра им подобрать, не с пустыми же руками, так что завтра тоже нет, может после завтра. Ай посмотрим, не горит. Но позвонить нужно точно, не красиво как-то выходит, не по людски. Не забыть бы как уже не раз бывало, ну да ладно в конце-то концов, успею. Сказать особо и нечего, найдётся конечно, но всё о том же, а в целом ни о чем. Иногда тяготит даже, хоть и совестно. На выходные с семьёй зайдём, если получится.
  Через месяц всё как-то успокоилось, остыло. Конечно, что-то надломилось, пошкварчало кипящим маслом, но незаметно ушло и почти не возвращалось, так моменты, память. Да и когда бежишь тут, пешком, верхом, некогда. Но часы хорошие,
немного смущает конечно, что зелёные, были хотя бы, к примеру чёрные.
  В окне противоположного дома, на пару этажей ниже, стояла молодая женщина в голубом бюстгальтере и красных трусах. Не сказать, что некрасивая, скорее обычная, такая есть у большинства и вроде мало кто жалуется. Но было в ней что-то натуральное, неспециальное, домашнее. Обычная фигура, распущенные волосы, и смотрела она как-то вниз, словно в никуда, вероятно грустно радуясь чему-то ежедневному и обыкновенному как она сама.
  На женщину смотрел через с наружи пыльное окно пожилой человек, своим за время отяжелевшим взглядом, будто выцветших на солнце глаз. Глубокие морщины невпопад дополнялись массивным носом и крупными ушами как бывает у поживших людей. Это лицо точно из потёкшего воска, напоминало забавный но невесёлый шарж, руки искусного мастера, в противоречии штрихов выразивший всё своё умение.
  Дед стоял без движения, оперевшись на подоконник обеими руками, без особого энтузиазма наблюдал. Он часто смотрел в окна и уже даже узнавал некоторые силуэты. И эту женщину тоже много раз видел, но она всегда была одета. Да и не в наготе было дело. Когда-то, так давно что мало кто вспомнит, у него самого была, такая же, с гладкой кожей и мягкими волосами, нежная, своя женщина. Она была заурядная как та в окне, но своя. Не красавица конечно, но какой дурак любит за красоту. Она же, красота так, полюбовался, привык и надоела.
  С женщиной той прожили они изрядно, а до старости почти. И жили бы дальше, не возьми она и помри. Как-то быстро, без причин, не понял даже. Счастливая.
 Спина чего-то заныла проклятая, к непогоде что ли. И этот запах. Нос как-то разучился последнее время ловить запахи, но именно этот, нет его, но иногда как нахлынет. Помнится летом, малым был, поехали на похороны живой пока бабушки. Лежачая была. В точности он, сколько лет, а учуется, как сегодня было. Ну, не зря съездили.
  Нужно сойти вниз, света белого не видно. Благо лифт починили, два дня как, вчера дождь пошёл, не погуляешь, до этого два дня чинили. Так шесть этажей и не сходишь, с такими ногами. Первый день пока чинили тронулся, пол дня ходил, сердце запротестовало, думал всё. Но дошёл же. А нынче можно и доехать, с комфортом так сказать.
  Достал из шкафа сорочку, брюки дежурные. Привык Дед выглядеть интеллигентно на людях. За столько лет каждый день на работу, в привычку вошло не выкорчуешь, галстук   только перестал. И вообще человеком был достойным, коллеги ценили, друзья уважали, родственники любили, да мало ли таких, только старость уравнивает всех без спросу, и как было уже никому не интересно, человек вроде один, а жизней много.
  Как всегда осмотрелся в зеркале, тоже по старой привычке. Ну вот опять эти брюки, странный пошив. Верху слишком широкие, внизу слишком узкие, всегда не нравились, кроме того момента когда купил. Давно это было, так и лежали, сейчас вот, пару лет как, пригодились, сносу нет. Поубавилось принципов и вкусов. И не сказать, что бедствует, нет, на что троих вырастил, хотя вон у других как. Да и сколько нужно там, господи. Жалко что только сын близко, редко но бывает. Дочки же уехали, одна замужем, зять как-то на душу не лёг, всё вроде то, да не так, дело хозяйское. Младшая разгильдяйка но не дура. Эти вообще редко наведываются.
И внуков повидать бы, вот это счастье.
  В ванной комнате вставил зубы, они ему тоже никогда не нравились, но уже по ряду других причин, и всё-таки считал неприличным общаться совсем без зубов, а общение какое-никакое подразумевалось. Тихо дошёл до двери, решил пойти в часах, на пенсию выходил, от коллектива подарили, дорогие, ценили значит, приятно было. Взял с тумбы, застегнуть никак не выходит, пальцы не слушаются, понервничал, аккуратно бросил где были. Время, да какая разница. Не к месту подарок, теперь то куда торопиться. Сын выпрашивает, не дам. Они из прошлой жизни, в нынешней ничего кроме и не осталось.
 И снова этот запах, вроде всё чистое надел.
  Стал засовывать ноги во вполне себе приличного вида но немного истоптанные туфли на всегда завязанных шнурках, изгибаться обручем уже никак. Медленно открыл дверь, медленно закрыл, покрутил ключом, дошёл до лифта, всё медленно. Спешить-то некуда, да и сил давно не прибавлялось. Ах вот когда наступает то время когда желания совпадают с возможностями.
 В лифте спускались двое юношей, мальчик и девочка. Украшением обстановки служили крашенные в фиолетовый цвет концы её волос. Дед зашёл. Девица небрежно осмотрела нового пассажира,  закатила глаза и на момент отвернулась, а после с интересом разглядывала волосы в ушах. Парень на выходе нечаянно, но всё же грубо отстранил старика чтоб выйти первыми. Был бы дед по моложе наверняка этот мальчишка такого бы себе не позволил. Беззащитность, что детская, что старческая она на виду, вот и пользуются бездумно все кому не лень. Такое уже не огорчало, совсем, смирился что-ли, какой-то другой человек непрогинался ни под кого, ссорился, бывало даже дрался за дело, принципиальный был, гордый. А тут вот оно как. 
  Выйдя на улицу поздоровался с двумя старушками на скамье, неприменув пофорсить зубами в улыбке. Дворовый кот или кошка по имени Тузик предположительно белого цвета как раз собирался проскользнуть в щель около лестницы но услышав пароль особенно искусно получавшийся через вставную челюсть, мгновенно изменил планы и направился к источнику звука помахивая кривым хвостом. Дед всегда имел предвзятое отношение к животным, но тут вдруг полюбил, а Тузик точно знал, что получит взамен, другими словами они были настоящими друзьями. Дед подкармливал и даже хотел приютить животное но в голове бесцельно блуждала глупая мысль что если он помрёт то Тузик с голоду, от безысходности, начнёт жрать своего хозяина, а это не по христиански.
  Дед опустил глаза к коту или кошке и заметил, что из ширинки торчит рубашка, ну вот опять… Ширинку закрыл, проверил все пуговицы, поправил ремень. Моменты рассеянности преумножились, но важность растеряли изрядно. И ещё появилось пятно на рубахе неизвестно откуда. Да и ладно.
  Маршрут прогулок, почти всегда был один и тот же, небольшой магазин, парк и скамья возле подъезда, присаживался только в случае наличия подходящей компании, с сегодняшней разговор никогда не складывался, немолодые но сварливые, что странно в этом-то возрасте, так ничего и не поняли. И вообще, это были дамы не его круга интересов. 
  Общаться сейчас стало скучно, или по большому счёту бессмысленно, просто хотелось быть с кем-то рядом, чувствовать живую душу, это успокаивало и обосновывало существование. А люди, совсем другие стали, не разгадаешь, раньше получше были. Времена такие, с ног на голову. Так оно с виду, а может как было так и есть, изменился только сам, а с этим и отношение, трудно разобраться. Отстал от жизни, спонтанно. Вспомнил как вдруг стали обращаться на «вы», непривычно но пожалуй приятно было, осознал себя мужчиной. То же и со «стариком», но удовольствия меньше, скорее обнаруживается обратное.
  В магазине купил как обычно по мелочи, это больше был выход в свет. Дед полюбил сладкое и особенно мороженное, кое какое удовольствие. Надышавшись и стандартно сделав остановку в парке, отдохнуть и на людей посмотреть, вернулся домой до темна, после восьми кто-нибудь из детей бывало звонил, так условились. Устал неимоверно.
 Поужинал и как всегда лёг смотреть телевизор. Под телевизор обычно хорошо думалось, а ещё лучше спалось, странное дело что под радио такого эффекта не наблюдалось, но заиграет иногда какая песня, минором погоняет душу по груди и застрянет в горле.
 А думать о чём было, и думы эти суммировав все прожитые годы почти всегда сводились к чему-то определённому и всегда похожему. Уже с высоты лет и мудростью вытеснив суматоху и ажиотаж, мысли складывались на редкость ясно, всё важное, что было ранее сложным, стало предельно понятным. Были и новые, далеко не всегда приятные. Где-то в глубине щемило мерзкое чувство потерянного и невосполнимого. А ещё это обращение "дед", огорчало даже больше чем "старик", как-то звучит особо оскорбительно.
  Телевизор работал и спалось сладко, сладко.